Эксперименты

Пролог

Мне было всего два, когда случился Разлом. Человечество тогда совершенно с катушек слетело, прямо у нас под носом все известные законы физики сломались. Огромный, чуть меньше Юпитера разлом пространства-времени, который жить по привычным для нас законам отказывался. Тогда никто не знал и не понимал, что это такое и откуда появилось. Да и сейчас, спустя двадцать с лишним лет, тоже никто так и не понял. есть разве что теории, которые нуждаются в подтверждении. Но как можно объяснить и подтвердить то, чего не может быть?

Мне было семь, когда я пошел в не самую плохую профильную школу. Глупость, если подумать, разве может знать ребёнок, чего хочет от жизни? Но это было и не важно, государство всё уже решило и готовило местечко новому человеку в обществе. Готовило настолько заранее. Но я и не был против, пока у меня было хорошее детство, друзья и способность мечтать. Меня готовили стать судостроительным инженером, и я не особо противился, меня в детстве безумно привлекало море, а уж возможность выйти в океан на круизном лайнере, который был построен с моих проектов, вовсе сводила с ума.

Мне было десять, когда человечество впервые достигло Разлома. Первый космический аппарат, конечно же, потерпел неудачу и был просто потерян в Разломе. Люди довольно долго собирали миссию, пытались собрать хоть какую-то информацию, но всё безуспешно. На тот момент было ясно только то, что Разлом находится совершенно за гранью известной нам физики. Люди боялись. Всё человечество на много лет застыло в страхе перед неизведанным.

Мы думали, что наконец-то добились хоть каких-то вершин. После серии очень тяжелых для человечества войн и катастроф случилось то, что трижды предотвращалось: мировая война закончилась в пользу нападавших. Человек, стремившийся к мировому господству, медленно, долго и кровопролитно шёл к цели. И пришел. Но мировое зло, каким все его видели и каким его выставляла пропаганда, оказалось не таким уж и злом. Да, это был жестокий режим правления, где неугодные убирались быстро и эффективно, где труд умственный и физический был необходимым, принудительным. Всё человечество жило одинаково. Случилось то, во что никто не верил. И уж тем более люди удивлялись, когда спустя много лет человечество стало процветать и достигло невероятных вершин в технологическом развитии. Увидев результаты, которых достигло человечество под главенством того, кого все должны были считать жестоким тираном, и, в некотором смысле, так и было, человечество тем не менее считалось с эффективностью и результатами созданного.

Технологии совершили огромный скачок, медицина достигла почти безупречного уровня, человечество наконец объединилось не смотря на все разногласия. А всё лишь из-за амбиций человека, который хотел покорить космос.

И космос стали покорять. Спустя всего лишь пятнадцать лет после окончания Объединительной войны, на Луну стали ходить рейсовые космолёты, а через двадцать семь лет люди научились разгонять объекты до скорости равной семидесяти процентов от скорости света. Правда, на тот момент еще не было способов применить эту технологию на крупных объектах и уж тем более сохранить человеку жизнь на таких скоростях, но позднее люди дошли и до этого. Солнечная система превратилась в огромный кратер с ресурсами, который позволял человеку готовиться для дальнейшей экспансии в глубины космоса.

Но всё это было задолго до моего рождения. Я же успел застать только первую экспедицию человека за пределы Солнечной системы. И то в настолько малом возрасте, что кроме новостных статей, которые можно найти в базах Всемирной библиотеки, я даже и не помню ничего.

И вот, когда человечество достигло невероятных и ранее невозможных вершин развития, когда уже неоднократно сменялся авторитарный лидер, а люди стали забывать, что когда-то существовали, пусть и принудительно уничтоженные, но разногласия, случается нечто физически необъяснимое и невозможное. Случился Разлом. И человечество, жадное до информации и исследований, рвануло его познавать. Но никто не мог даже представить, что скрыто за ширмой неизвестности. Как можно познать то, что не подчиняется никаким известным законам?

Люди были вынуждены заново познавать физику. Познавать иное пространство и время. И, на самом деле, будет не совсем верным считать, что там всё было настолько другим, что не поддавалось изучению.

Мне было семнадцать, когда первый человек смог пройти за грань разлома и вернуться. На тот момент жертвами разлома уже стали девять человек, восемь из которых не смогли даже пройти за Границу. Девятый же просто потерялся. И лишь с десятым человеком получилось хоть что-то. Тогда же стали появляться теории о том, что Разлом не пропускает любого человека, а лишь определенных. Позже эти теории подтвердятся, и окажется, что лишь некоторые люди, которые попали под влияние разлома, в то время нам еще неизвестное, способны перейти Границу и попасть в Небытие. Но мне всё это в тот момент было совершенно неинтересно, я один за другим сдавал на отлично экзамены по физике, математике и в целом все остальные. Меня даже пригласили на собеседование на предприятие, и сказали, что могут забрать меня на испытательный срок досрочно, даже до окончания университета. Один из моих преподавателей, как оказалось, рекомендовал меня. Я был безмерно рад тогда.

Мне было двадцать, когда мой отец попал в аварию и погиб. Даже с тем уровнем медицины, который существовал, не от всего могли лечить. Вылечить смерть невозможно. К счастью, правосудие работало хорошо, не так, как каких-то сто с небольшим лет назад, когда суд можно было “купить”. И человек, вчера служивший правительству, искренне отдавая себя этому делу, сегодня садится за руль пьяным, разбивает свой достаточно дорогой автомобиль, заработанный трудом, а не хитростью и коррупцией, и забирает у человека жизнь, при этом сам получает достаточно серьезные травмы. А завтра он окажется за решеткой, где ему самое место.

Нам с матерью очень тяжело было пережить это событие. Мы оба были в отчаянии, у меня не было сил закончить своё обучение. Заканчивал я его экстерном и с очень хорошими успехами. А тут хотел всё бросить. Но за день до последнего экзамена, мне пришел подарок от отца, который он видимо отправил мне по случаю завершения моего обучения. Он был в командировке и решил поздравить меня вот так. А экзамен сместился на пару дней, и он пришел раньше, чем нужно. Мой отец верил в меня и ни на секунду не сомневался. И я, проглатывая слёзы и безграничную тоску, пошел и сделал то, во что верил мой отец.

А пока в моей жизни разворачивалась столь тяжелая драма, люди не оставляли попыток понять Разлом. Но пока безуспешно, даже не смотря на то что первый человек смог пройти за Границу и встретиться лицом к лицу с Небытием. За шесть минут, которые он там был, он сошел с ума. Следующие полгода он не мог говорить, а если и говорил, то лишь одну фразу: “Мне нужны эти цветы.” Скоро всему миру предстоит узнать, что же это значит.

Но это еще случится. Сейчас люди готовят новую экспедицию в Разлом. Первые методы противодействия его влиянию появились довольно скоро. Всего через пару лет люди уже поняли как засылать внутрь объекты и возвращать их, но неясна была по-прежнему сама природа этого явления, неясно было что же это такое. Пока что мы знали лишь, что мощное излучение определенной частоты способно противодействовать разрушительному влиянию. Не убирать его полностью, но сводить его к минимуму. Также стало известно, что время там идет иначе, как правило, в десяток раз медленнее. Как правило. Иногда оно могло и ускоряться до неестественных значений, когда дни сокращались до секунд. Но лишь иногда и при определенных условиях. Кто бы мог подумать, что радиоволны будут возрождены из мертвых как технология по столь невероятной причине.

Но это история не обо мне, хоть и будет рассказана мной и от моего лица. История эта о том, что было с первой и последней экспедицией за Разлом. В которую мне не повезло попасть. Но выбора мне не давали. Я должен был это сделать, такова была моя судьба. Что ж, я принял её. Принял так же, как и две с половиной сотни людей вместе со мной.

Первая человеческая экспедиция состоялась, когда мне было уже почти двадцать восемь лет. В двадцать шесть, когда я уже было думал, что вот такой будет моя жизнь, какая она есть, всё меняется. Они пришли за мной на работу и прямо посреди рабочего дня, ничего не объясняя, просто уволокли меня. Никто и пискнуть не смел в сторону законников. Комитет безопасности имеет очень широкие полномочия и не подчиняется никому, кроме верховного командующего и мелких внутренних начальников. Поэтому когда прямо во время совещания из кабинета директора забрали заместителя главного инженера предприятия, никто не смел ничего сказать. Только молча посмотрели на оставленный на столе ордер. Даже тронуть не смели, все и так было понятно.

Так я и оказался в отборочной команде. Две с небольшим тысячи человек, которые подходили под никому не известные параметры отбора, тоже были собраны здесь же. Огромный тренировочный комплекс. К чему они будут нас готовить?

Две тысячи человек, из которых со временем осталось около двух с половиной сотен, разделенные позже на две группы. Я был в первой. Мы прошли множество обследований и тестов. Порой очень странных, но что можно считать странным, когда тебя отправляют в космос исследовать инородное пространство, которое рушит привычные нам законы физики?

А готовили нас именно к этому. Мы долго даже не знали об этом, просто делали то что нужно. Нам мало что объясняли, на любые вопросы заводилась шарманка про “очень секретное правительственное задание, все очень секретно, но если справитесь вас не обделят деньгами и славой”. И мы верили. Потому что ничего другого нам не оставалось, да и это было похоже на правду. Наше правительство, пусть и довольно жестокое, местами даже тираничное, но слов на ветер не бросает, этого не отнять. Поэтому мы верили. И были готовы.

Полтора года нас готовили. Физические и моральные тренировки, изнуряющие, но необходимые. Параллельно с этим велись разработки и исследования, за разлом даже успели отправить собак. Вот ведь ирония, первыми оттуда вернулись в целости две собаки.

За полтора года многое случилось и многое изменилось. Мне было строго запрещено контактировать с внешним миром и покидать комплекс. Как и всем остальным. Нам было суждено стать первопроходцами чего-то страшного и неизвестного. О том, что это страшное, мы начали узнавать довольно поздно. Разлом менялся. Четверть века он не проявлял активности, а тут начало происходить что-то странное. Разлом начал поглощать мелкие частицы, космическую пыль и даже небольшие астероиды, не больше пяти сантиметров в диаметре. Казалось бы, ничего значительного. Но это пока. Что может случиться дальше? Никто не знает.

Также Разлом начал светиться. Этого не было видно невооруженным глазом, но телескопы разных спектров показывали это очень отчетливо. Свечение было преимущественно инфракрасным. Но это ничего не значило. А даже если и значило, понять это нам было сейчас не дано.

Тот первый человек, которого так опрометчиво закинули за Разлом, недавно скончался. Около года назад. Но мир не знал об этом, а мы знали. Он находился под пристальным наблюдением ученых и врачей, и даже не смотря на то, что рассудка он давно лишился, тем не менее, информации получили они от него довольно много. Он умер от истощения. В какой-то момент он перестал есть и пить, а то, что в него запихивали насильно, организм принимать отказывался. Случилось это примерно в одно время с тем, как Разлом начал светиться. Наверняка в этом есть какая-то связь, но опять же, нам это узнать не суждено, по крайней мере пока. Слишком много непонятных тайн принесло нам это событие.

Нас учили обращаться с оружием. Очень странным оружием. Как нам сказали, это пистолет разработки ученых Софьева и Новикова, названный "Игла". Первый создал невероятно мощный аккумулятор, которого должно хватать на несколько тысяч выстрелов в нашем случае. Или же, для аналогии, он может пять лет питать домашний холодильник без единой подзарядки. Второй же, взяв принцип электромагнитной пушки и сильно его усовершенствовав, создал крайне убойное и легкое оружие, которое, к тому же, помещается в кобуру. "Иглой"его назвали неспроста, ведь он способен прошить почти что угодно так же легко, как швейная игла прошивает ткань. Очень серьезным минусом оружия была крайне сильная отдача, которая делала невозможным два точных выстрела подряд. Очень серьезным плюсом было то, что одного точного выстрела было более чем достаточно. Максимальная мощность выстрела гарантированно отправляла спать навсегда любое живое существо на планете. Но, на самом деле, как пистолет он использовался редко, чаще как карабин, с прикладом, потому что так было намного удобнее. Но лишь на тренировках, на практике же использовали мы его как пистолет на минимальной мощности. А на максимальной мощности использовать его причины не было. Мы не знали, зачем нам оружие, но также и не знали, что нас там, за Разломом, ждет.

Слышен звук открытия двери

– Брось пистолет! У тебя тоже крышу сорвало? Успокойся!

– Вы все обманщики… предатели… ненавижу!

Два выстрела.

Говоривший садится на стул перед диктофоном.

Вот тебе и оружие. Еще один. Я не знаю, сколько людей я успел убить с тех пор, как попал сюда. Не хочу знать. Да и что-то я заговорился, эта история не обо мне совсем. Это история о том, что здесь произошло. Хотел бы я рассказать, что такое Разлом и чем он опасен, но этого мы, к сожалению, до конца так и не поняли. Поэтому расскажу то, что знаю. Но потом. Надо посмотреть, что там творится. Вдруг на кого-то еще этот псих напасть успел.

Глава 1

«Данные записи были получены с борта первой экспедиции. Человечество потеряло связь с первой экспедицией через месяц после того, как они туда отправились. Вторая экспедиция была экстренно отменена. Записи были найдены спустя год в архивах, хотя, по утверждению их автора, они провели за Разломом несколько лет. Далее содержится полное содержание находящейся в записи информации в двух видах: дословное и сокращенное. ВНИМАНИЕ! Часть информации засекречена. Подтвердите право доступа, чтобы получить допуск к полному содержанию.»

Время далеко за полночь, я устало протираю глаза, которые начали болеть от длительного пребывания за служебным терминалом базы данных Библиотеки. Хотя они и были сделаны так, чтобы глаза уставали минимально, и за ними можно было проводить много времени, я всё равно устал. Устали глаза, устали руки и ноги, устал мозг. Я давно не спал, но позволить себе такую роскошь я пока что не могу. Слишком многое стоит на кону. И мне нужны были хоть какие-то зацепки, хоть какие-то подсказки. От этого зависело слишком многое. Поэтому я снова начал вглядываться усталыми глазами в монитор, после того как поднес ключ доступа к порту терминала.

"Разлом представлял из себя не больше и не меньше, чем ворота в иное пространство. Оно существовало по своим законам, и даже как будто бы могло их диктовать. Либо кто-то мог делать это. На словах всё просто, но дырка в небытие размером с довольно большую планету, которая появилась непонятно как, откуда и зачем, ломающая все законы физики, это явно не просто.

Мы находились на весьма странном корабле. Это было больше похоже на классический корабль, чем на космический. На такой, каких уже несколько веков не существует. Хотя нет, пожалуй, несправедливо будет говорить так. Это было что-то среднее между кораблем морским и древним, и космическим, футуристичным. Огромная деревянная махина, обшитая десятисантиметровым слоем свинца и напичканная кучей самых разных приборов и вообще всем, чем только можно.

На этой штуковине нас с помощью ракеты-носителя запустили в Разлом. По сути, нас просто зашвырнули туда, как закидывает кот мячик под диван. Должно быть, потрясающее было зрелище со стороны: нечто, по форме напоминающее кусок мыла, закидывают в переливающийся всеми известными цветами разрыв в пространстве, и оно исчезает там. Едва ли это видел кто-то, кто мог бы оценить красоту и абсурдность этого зрелища. Но если вдруг какому-то везунчику довелось запечатлеть это событие в телескоп, он, наверняка, был весьма впечатлен. А телескопы сейчас стояли чуть ли не у каждого. По крайней мере, у каждого, кто мог себе его позволить.

Наш корабль, Ковчег, напичкан электроникой, датчиками, устройствами связи и анализа, а работало это все на тех же аккумуляторах, которые мы привыкли видеть в пистолетах. Только, естественно, размер этих аккумуляторов не шел ни в какое сравнение. Наши помещались на ладони, а корабельные занимали всё пространство под ногами по всей площади корабля, пусть и не сильно большой толщиной, около тридцати сантиметров. Это позволило обеспечить раздельное питание каждой системы и каждого помещения. Также был резервный ядерный генератор, которого, как и основного аккумулятора, должно было хватить на пять лет. На десять лет нас никто отправлять не планировал. Но десять лет мы там и не были. Да и, как оказалось, расхода энергии в этом измерении не существует. Почти. Мы могли есть раз в неделю, и нас это нисколько не тревожило. А за всё то время, что мы здесь провели, аккумулятор не израсходовал и трех процентов ресурса. Я был главным корабельным инженером, и мне было положено знать что и как устроено, следить за процессами и их исправностью. Вот ведь ирония, так и остался корабельным инженером. Разве что фронт работ поменялся.

Я был вторым, после капитана, по важности человеком на Ковчеге. И с первого дня за Разломом мне казалось, что однажды я займу его место. Так и получилось позже. Но об этом не сейчас.

Время за Разломом идёт иначе. Мы вели стандартный отсчет, который был необходимой согласно регламенту процедурой. Сегодня юбилейный день. Полторы тысячи суток. Четыре с лишним года. И сотня отправленных за борт, в Небытие, трупов. Умирали мои друзья и соратники. Кто-то даже от моей руки. Даже в каком-то смысле жаль, что мне выпала участь сильнейших. Я даже не помню, сколько нас было, когда все началось. Больше сотни. А остались единицы.

Небытие очень странно звучит. Само пространство колеблется на слышимых частотах. Иногда это слышно даже через обшивку. Это безумно странно, но очень сильно завораживает. И очень сильно напоминает мне о чем-то, но я всё никак не пойму, что именно. Это всегда ускользает от меня, но никак не отпускает и заставляет вслушиваться и задумываться. Иногда мысли улетают так далеко, что приходится совершать огромное усилие лишь для того, чтобы снова вернуться к реальности. Звук этот может вгонять в такой глубокий транс, что теряется связь с реальностью. Наверняка, кто-то лишился рассудка именно так. Как минимум один человек точно.

Звук предупреждающего сигнала.

Внимание!

Опять. Что на этот раз?"

Конец записи.

Снова ничего интересного, а времени всё меньше. Мы до сих пор не понимаем, зачем они на нас напали, почему они стремятся нас уничтожить, и почему мы до сих пор не стерты в пыль. Может, мы переоцениваем их силы? Пусть так. Лучше ведь переоценить противника, чем недооценивать. Раз мы способны давать отпор, достаточно мощный, чтобы они затаились после первой атаки, значит затишье нужно использовать, чтобы готовиться к новому нападению. Они думали, что без усилий сомнут нас, и мы думали точно так же. Но сдаваться без боя не планировал никто. Ни один человек на планете не допустил даже мысли о том, чтобы сдаться без боя. Но не было ни тактики, ни плана обороны. Таких боев человечество ещё не видело, никто не знал как действовать. И тем удивительнее, что мы выстояли. Противник нас недооценил. Поэтому дикая стая, не готовая отдавать себя в руки хищника, накинулась на него, и начала – неожиданно – рвать его в клочья. Несомненно, этой победе поспособствовали мои настояния по переброске "неоправданно большого", как мне тогда сказали, количества вооружения и солдат. Возмущались, но согласились. Сейчас они все поняли, что я был прав. Хотя я и сам не знаю, что меня заставило принять такое решение.

Я не знаю, что я ищу. Но уверен, что найду, обязательно найду, во что бы то ни стало.

Хронология записей нарушена.

Требуется ручное восстановление.

Красным пятном высветилось предупреждение операционной системы терминала. Нарушена, ну и пускай. Не всё ли равно, в каком порядке, если мне предстоит изучить все записи?

Настойчиво стучался рассвет в закрытые плотные шторы, говоря, что пора спать. Сутки здесь длятся почти сорок часов, и я вижу уже второй рассвет. Первый я, как и вся планета, встречал в бою. Удивительно, что я до сих пор на ногах. Хоть и тяжело назвать это жизнедеятельностью, сил на функционирование остаётся всё меньше с каждой минутой.

Из потока бессвязных мыслей меня выдернул звон посуды прямо под моим носом.

Я не услышал, как она вошла.

– Дурак ты, Васька. Толку от того, что ты себя так терзаешь. Поспал бы хоть часов шесть. И поешь, я вот принесла. Суп твой любимый, сегодня он особенно хорошо получился.

И правда, на столе стоял поднос с полноценным обедом, от которого желудок в трубочку скрутился, так сильно хочется есть. Тарелка рассольника, жареная картошка с грибами и зеленью, котлета и два кусочка ржаного хлеба. Я на несколько секунд потерял самообладание, но быстро пришёл в себя:

– Во-первых, товарищ лейтенант, не "Васька", а товарищ генерал, а во-вторых, нельзя так незаметно и бесцеремонно врываться в пространство человека, который, к тому же, не спит уже невесть сколько, еще и после сложного боя.

– В следующем бою толку от тебя будет мало, если ты не поспишь и не поешь. Нужно отдыхать иногда. Даже командующему Объединенных сил.

На самом деле, она права. И я сам это осознаю, но меня это не останавливало. А сейчас приходится сдаться. Во всей вселенной лишь она одна могла заставить меня капитулировать.

Маша состоит медиком в моем личном взводе. Двадцать самых лучших солдат, которых только можно было найти. И она, само собой, была лучшим медиком. За всё время существования взвода никто не погиб в бою. Во многом благодаря ей. И её напарнику Андрею, которого она сама себе выбрала в помощники. Он всё еще был моим солдатом, но дополнительно помощником лучшего полевого врача планеты. Они были такие разные, но идеально сработались. Вечно неспокойная и задорная Маша, которая не перестает удивлять своей смекалкой, и Андрей, прямолинейный и спокойный, непоколебимо уверенный человек, который сделает всё что скажут, но сделает так, как будто нет в этом мире ничего невозможного, и ничего, что бы он не умел.

Я принялся за еду. Маша едва заметно улыбалась себе под нос. Мои глаза продолжали бегать по экрану терминала, но я уже и правда потерял любые силы хотя бы что-то понимать. Даже странно, что я не отрубился прямо здесь, перед монитором.

– Твоя взяла, сейчас пойду спать. Разбуди меня часов через восемь, ну, или если что-то случится. Сама всё знаешь, что я рассказываю.

– Да знаю, знаю, не переживай.

И мне снился огонь. Снились разрушения, снилась холодная сталь в моих руках и горячая кровь, падавшая на землю вместе с дождем. Снились пейзажи совершенно невероятные, и столь же невероятные битвы и сюжеты кружились в моей голове. И, кажется, даже к лучшему, что на утро они не осели в моей памяти и растворились в ночи, хотя и ночь у меня началась сильно позже рассвета, а утро пришлось на середину дня.

Сверкавшая в моих руках сталь клинка сменилась бликами стоявшего почти в зените солнца, которое пыталось пробиться в плотно закрытые окна, но, не имея такой возможности, робко танцевали на полу, пробиваясь в щели между штор. Где-то на горизонте собиралась гроза. Грозы здесь были невероятно сильные из-за насыщенной атмосферы, или может какие-то другие причины тому были, да какая разница. В любом случае, это всегда красивое и величественное зрелище.

Ночь прошла без приключений. Как и половина дня. Вся планета сейчас на взводе и в полной готовности, и расслабиться и поспать было тяжело не мне одному. Никто не знает, почему на нас напали, никто не знает, почему они ушли. Никто даже не знает, сколько их, откуда они взялись. Не знаем, кто это. Ничего не знаем.

Судя по всему, проспал я намного больше, чем восемь часов, и, похоже, гроза не собиралась на горизонте, а уже прошла через нас. Это было понятно лишь по тому, что я обнаружил рядом с собой Машу, которая никому, кроме меня, не могла признаться, что боится грозы, а столь мощные и величественные грозы и вовсе вгоняли её в панику. Это, наверное, единственное, чего она боялась. Вот такая забавная вещь. Видимо, она уже несколько часов спит здесь, и будить меня в её планы не входило. Ну что ж, возможно, это и к лучшему. По крайней мере, теперь у меня есть силы действовать дальше, а работы предстоит много.

Пора возвращаться за дела.

"Сегодня триста девяносто второй день. Я, бортовой инженер, беру на себя роль командира корабля в связи с гибелью предыдущего, и буду периодически вести бортовой журнал в голосовом формате, не предусмотренный регламентом экспедиции. Конец записи.

–Ты в порядке?"

Текстовая заметка к записи

Кто-то зашел ко мне, решил меня проверить. Капитан был не первым, и явно не последним. Удивительно, что его так быстро сломало. Мое предчувствие, что мне придётся занять его место, оправдалось. Но почему-то я думал, что это случится не столь скоро.

–Да, всё хорошо. Просто немного устал, и не знаю с чего начать, чтобы принять обязанности.

–Понятно. Собирайся с мыслями, мы ждем распоряжений. Люди согласны передать командование тебе. Но тебе стоит с ними поговорить."

И снова ничего. Но чем же они там жили, что у них там творилось? Явно ничего хорошего.

"Оно лезет под кожу. Я чувствую, как оно лезет под кожу. Я чувствую, как оно вгрызается в кости. Оно пробралось в голову. Оно пытается меня поглотить. Силы сопротивляться еще есть, но надолго ли? Оно поглотит всех, никого не оставит в покое. Никто не справится. Лишь вопрос времени. Я и еще несколько человек держимся, но долго ли? Я чувствую, что сдаю потихоньку. Я не хочу. Оно поглотит всех. Оно под кожей.

Даже в безумие можно влюбиться. Но безумие никого и никогда не полюбит, оно способно лишь разрушать. И так ужасно, когда ему это нравится. Некуда от него спрятаться, безумие витает в воздухе сладковатым запахом.

Я тоже сдамся однажды, не выдержу. Не хотелось бы такого исхода, но, кажется, не сбежать от него. Надеюсь, что те крохи информации, которые мы нашли, хоть чем-то кому-то помогут. Я постараюсь сохранить максимум информации, пока не стало слишком… нет… опять… только не снова, прошу…"

После нескольких секунд тяжелых и явно болезненных стонов, запись обрывается. Значит, какую-то информацию они всё же собрали, нужно искать. Нужны еще зацепки.

Пять месяцев назад

– Разлом совсем разбушевался, нехорошо это.

– И что это по-твоему может значить?

– Что угодно. Но это явно не к добру.

– Ну, на то мы и научные сотрудники, чтобы понимать то, что нельзя понять. Не хвастаюсь, но мы лучшие умы человечества. Сам знаешь. Мы на грани великих открытий.

– Ага. Или смерти.

– А ты у нас пессимист?

– Просто смотрю правде в глаза. Мы ведь не уверены, что это нас не уничтожит.

– Ладно тебе, прекращай. Обед закончился, пойдём лучше за работу. Может сегодня что-то дельное получится, или вдруг информация новая появилась.

У меня был полный доступ к проекту "Разлом". Разве что подготовку к его запуску я пропустил. Не знаю, зачем мне его дали, но допуском я иногда пользовался. Эта космическая штуковина вполне могла быть угрозой, и я, как командующий Объединенных сил, не мог воспринимать Разлом иначе. Возможно, это невероятная космическая аномалия, которая несёт в себе информацию, потенциал для открытий или даже катаклизмы космических масштабов, это всё не моя забота. Пусть ученые голову ломают. У меня другие задачи.

Когда Разлом стал проявлять подозрительную активность, человечество ускорило подготовку к колонизации экзопланет и экспансии за пределы Солнечной системы. Теперь желание постепенно начало сходиться с необходимостью. Над Землёй зависла гильотина, которую мы не видели, но чувствовали. Дружно, всем человечеством ощущали близость опасности, пытались что-то сделать с этим. Так два проекта срослись в один, и не зря. Пусть не особо большие, но заметные и важные успехи это объединение принесло. Были созданы или модифицированы многие необходимые вещи. Устройства сверхдальней связи, например, сравнялись по простоте и эффективности с мобильниками середины 21г-о века. Также, на основе полученных из Разлома данных, был разработан генератор антигравитационного поля. Совершенно не поддающееся физике устройство, которое позволяло разгонять до огромных скоростей объекты больших размеров и масс без урона для них. Первые испытательные корабли будут запущены в космос довольно скоро, наземные испытания уже подходят к концу, а полноценный запуск состоится с отправкой колонизационных бортов. На одном из них буду я.

Неизвестная опасность уже взяла в руки меч и занесла его для удара. И невидимая сталь только и ждет момента, чтобы разорвать плоть привычной нам реальности. Она уже это делает. Нечто смогло ранить и разорвать само небо, сам космос. Может, сама вселенная, а может…

– О чем думаешь, Вась?

Поток моих размышлений был прерван, но я был этому рад. Не хотелось погружаться глубже в тревоги и страшные тайны нашего мира.

– Да ни о чем и обо всем сразу. Все одно и то же, сам знаешь. Вы изучаете то, что есть, а мне нужно предугадать то, что будет, и чутье мое с ума сходит.

Коля Софьев стал участником проекта после того, как его разработку признали необходимой. Он имел полный доступ к любым данным исследований, но сам не делился ни с кем своими наработками. Из-за этого по комплексу ходили странные слухи, особенно после того, как производство аккумуляторов полностью засекретили. Этот человек мог повернуть ход истории, изменить мир, это гений, скрывающий в себе безграничные тайны и невероятную гениальность. Но для меня он был скорее другом, нежели гениальным ученым или коллегой. Мы как-то очень просто сошлись характерами, и спустя некоторое время, я понял, что он стал для меня одним из немногих, кому я могу доверять. Доверять так же, как он доверяет мне.

– Да, понимаю. А мне вот противопоказано такое. Работа…

– Тяжелыми вещами вы тут занимаетесь.

– Да знаешь, – он наконец-то сел напротив и с наслаждением хлебнул свой чай, – мне кажется, что все эти ученые, которых так громко зовут лучшими умами человечества, дураки на самом деле, и занимаются не тем. Просто не понимают, чем на самом деле нужно заниматься.

– А ты знаешь?

Коля умен. Безумно умен. Он действительно лучший, и действительно превосходит на голову всех остальных "лучших". Но однозначного ответа на свой вопрос я не получил. Он загадочно улыбнулся, посмотрел по сторонам и пригнулся поближе. Я, вторя ему, тоже придвинулся. И он заговорил полушепотом.

– Я пока не уверен, не всё и не до конца понял, но я на пороге чего-то великого, невероятного. Если всё получится… мы покорим Небытие. Мы преодолеем грань этой реальности, выйдем на новые пути развития и откроем ранее невообразимые горизонты… Надеюсь, всё получится.

Я понятия не имел, о чем он, и что задумал, но это явно будет нечто великое. Никогда не видел у него таких горящих глаз, никогда не слышал, чтобы он говорил о великих ступенях развития. Похоже, грядёт что-то поистине невероятное.

Запищал коммуникатор Коли.

"Товарищ Софьев, пройдите в Б6."

Его как от тока передернуло после этих слов.

– Оп-па, что-то серьезное, – протяжно сказал он. – В Б6 я уже давно не был, неужели что-то еще им приглянулось?

– Что за Б6?

– Неудивительно, что ты не знаешь. Б6 это зал испытаний. В зону Б есть допуск только у научных сотрудников, которые имеют тесный контакт с разработками и их результатом. Всякие технологии, создание и развитие которых невозможно больше нигде, кроме как в этом комплексе. Системы связи и защиты для экспедиции в Разлом создавали тут. Ну и еще много всего, что к разлому не относится или относится косвенно, ну впрочем неважно. Если без подробностей, то зона Б это испытательный полигон для технологий.

Тишина.

– Опять уходишь от прямого ответа.

– Да, есть немного. Б6 это строго секретная часть полигона. Для моих технологий.

– Даже так? Ты не перестаешь удивлять. Надеюсь, ты принесешь пользу миру тем, что там испытывают.

– Вне всяких сомнений. Ладно, мне пора.

– И мне, наверное. Удачных испытаний.

– Спасибо, но учёные не имеют права верить в удачу, только в успех.

– Это я уже слышал. Когда-нибудь обязательно запомню.

– Обнадеживает. Ну, до встречи.

Я вышел из столовой и пошел куда глаза глядят. Сегодня дела не клеились, а мысли плавали где-то в невесомости. Никак не получается собраться. Но сегодня это не критическая вещь, можно себе позволить. Неделя выдалась продуктивной, хоть и тяжёлой. Мы с моим взводом вовсю готовились к отправке на планету Е4, и проводили боевое слаживание в экстремальных условиях. Высокие и низкие температуры, высокое и низкое давление, высокая и низкая гравитация, и так далее. Последние две недели были очень выматывающими из-за этого. Не то чтобы это было крайне необходимо, но элита Объединенных сил должна оставаться элитой, и быть готовой ко всему.

Теперь и мой коммуникатор запищал.

"Товарищ Исаев, зайдите на «Целину». Рыжов ожидает вас."

Вот оно как. А это уже интересно. Похоже, отправка на Е4 всё ближе. «Целину» я видел лишь дважды. Первый раз был, когда это ответвление проекта только стартовало и находилось в зачаточном состоянии, большая часть планов была лишь на бумаге. И второй, когда почти всё, что было на бумаге, воплотилось в жизнь. Меня позвали, чтобы внести правки, как будущего капитана корабля и командующего колониального флота. Я мало что понимаю в космических аппаратах, и тем более в кораблях такого масштаба, но «Целина» это великолепный корабль, которому нет равных. Лучший корабль для лучших пилотов, лучших бойцов и лучших ученых.

Зачем меня позвали на этот раз?

– Здравствуйте, Василий! Сколько лет не виделись, сколько зим вы справляетесь с любой задачей!

– Очень странное у нас начало беседы. Давайте без лишних любезностей, сразу к делу.

Я не ожидал увидеть здесь руководителя проекта. Александр Рыжов, кажется, я никак не могу запомнить его фамилию. Хороший и грамотный руководитель, хоть и многих процессов не понимал, физически не мог понимать. Это слишком много для одного человека, и я его не виню. Главное, что в его руках проект давал результаты, много хороших и качественных результатов.

– А вы деловой человек. Как и всегда не тянете. Это в вас мне очень нравится.

– Давайте без любезностей. Я же понимаю, что я здесь не для этого. Не сочтите за грубость, но если есть дела, тогда давайте действовать.

Он мне не нравился. Хотя и человек хороший. Просто подходы у нас разные. Он говорит много, хорошо и правильно, и тем самым достигает результата, помогает достигать результата другим людям. Я же действую. Часто изобретая решения на ходу, а не выстраивая долгосрочные тактики. Что ж, каждому своё.

Его лицо вдруг стало серьёзным, а взгляд твёрдым как сталь. Дело явно серьёзное и непростое, я впервые вижу его таким. Не то чтобы мы часто виделись, но в таком настроении точно никогда. Он снял очки и потер переносицу, и мне показалось, что этот жест окончательно утвердил тяжесть разговора и сложность всего, что будет после.

– Ох… Вась, ты же знаешь, что «Целина» это последний из пяти кораблей, и он почти готов. Со дня на день буквально будет готовиться запуск. Так что и ты, и твои люди должны быть готовы. Грядут сложные времена. Мы узнали много всего ранее неизведанного, и много всего полезного. Но и много неприятного… неприятно – слишком мягко сказано. В руках вашей экспедиции, возможно, будет будущее человечества, и я хочу, чтобы ты осознавал, какой тяжёлый груз на твоих плечах. Я не могу рассказать тебе все, что мы знаем, хотя и хочется, кажется необходимым, но верю, что вы успеете и осилите всё то, что на вас возложено. Будь готов сам и готовь своих людей. Ты свободен.

Сегодня

Меня давно преследует чувство неизвестного, словно что-то неизведанное, непонятное, стоит на пороге и хочет войти, лишь ждет подходящего момента. Тогда, полгода назад, это ощущение поселилось в моем сознании, и сейчас оно всё ещё преследует меня. Снова близится что-то неизвестное. Но и это я смогу преодолеть. Мы сможем. Вероятно, справятся не все, но я сохраню столько людей, сколько возможно. Не знаю, почему я так упорно ищу ответов в записях с Ковчега, не знаю, зачем, не знаю, почему я так уверен, что найду. Ведь не впервой делать невозможное. И даже если я ничего не найду, то смогу преодолеть те ситуации, которые свалились на голову нашей экспедиции.

Я наконец-то пришел в себя и собрался с силами. После завтрака я прервал прослушивание записей и решил поразмыслить над информацией, которую получил, и над всем, что происходило в последние два дня.

Я успел узнать, что команда Ковчега, состоявшая из ста с небольшим человек, погибла полностью. По разным причинам. То безумие, которое постепенно поглощало людей, сталкивало их друг с другом, словно зверей, которые боролись за выживание. Выживает сильнейший. Но там выжить было никому не суждено. У всех одна судьба и участь. Разница была лишь в том, что сильные держались дольше.

"Два дня подряд люди падают жертвой безумия. Мы начинаем сходить с ума. Небытие страшное, жестокое, непредсказуемое. Мы не знаем что это такое и почему оно здесь. Первым человеком, который стал жертвой сумасшествия, стал один из ученых, которые собирали опытные данные. В какой-то момент он пропал. Пропажа обнаружилась почти сразу, но мы не понимали, куда он делся и что стало причиной. А потом мы нашли его и поняли.

Он решил изучить материальные сдвиги пространства, и собирал информацию. Выпускал в Небытие металлические шарики диаметром в один сантиметр каждый. Из его наблюдения выходит, что они могли произвольно менять размер, скорость, плотность, форму и в редких случаях даже массу. Искривление пространства могло быть точечным или массовым, и имело периодический характер. Закономерность проявлялась при изменении направленного в точку пространства излучения. Так, например, электромагнитный импульс сжимал пространство и увеличивал его плотность. Небытие очень сильно гасит подобные импульсы, поэтому в паре метров от корабля влияние его уже незначительно, даже при условии, что излучатель, использованный в эксперименте, довольно силен. Свет видимого спектра не оказывает влияния на физические свойства пространства, если не считать легкое кратковременное свечение последнего. Высокочастотные импульсы, такие как радиоволны, гасили изменения пространства и деструктивное влияние Небытия, но при длительном воздействии приводили к появлению мощных аномалий в пространстве и времени. Сильных проявлений мы пока ещё не встречали, но пространство вокруг Ковчега явно начинает вести себя иначе. Скоро будут последствия. Даже странно, что их нет до сих пор.

Нужно собрать людей и выслушать их идеи, возражения и мысли. Люди озлоблены, люди на взводе. Всех нас потихоньку охватывает безумие. Кого-то сильнее и быстрее, кого-то медленнее. Незавидная это участь, быть из числа сильнейших. Приходится брать контроль и ответственность над теми, кто сам их теряет.

Пора устроить собрание. Конец записи. "

Становится всё интереснее. Что ж, будем разбираться дальше.

– У нас ЧП! Командир, вам надо посмотреть! Мы уже собрали отряд из четырех человек, вы пятый. Ждём указаний.

В комнату базы данных ворвались три человека из моего отряда, с ними был Коля. Ворвались так неожиданно, что я вскочил с места как подстреленный и даже не остановил воспроизведение записей.

– Что произошло? Опять напали?

– Никак нет. Это нужно видеть, по пути объясним.

– Хорошо, будь по-вашему. Видимо, дело срочное.

– Не терпящее отлагательств, командир.

– Ну так чего ждем? В путь!

А терминал все крутил и крутил записи, ведя свой рассказ для никого.

“Безумие начало массово поглощать людей. Одного за другим, как по щелчку. Люди теряют человеческий облик. Медленно, но верно. И это очень страшно.

Сегодня я впервые убил человека. Сегодня впервые один член команды погиб от рук другого. Ужасно тошно и мерзко от этого события, от своего поступка. Но иначе было нельзя. Ситуация диктовала свою волю.

Человек отказался признавать меня капитаном. Но слова и мысли его диктовали безумие, не здравый смысл. Схватившись за пистолет, он не учел, что я быстрее. Что я точнее и увереннее. Полсекунды решили его судьбу. И судьбу многих членов экипажа.

Само Небытие помогает мне, диктует свою волю. Оно уготовило мне особенную участь, навязывает предназначение, от которого не получится отказаться. Я в его власти. И я принимаю ту силу, которую получил. Я должен защищать людей от обезумевших, это теперь основной приоритет.

Я столько времени не вспоминал дом. Как будто все, что находится по ту сторону Разлома, не существует. Все забылось и потеряло смысл. Мне бы выжить…

А ведь там люди ждут меня. Те, кого я любил и ценил. Быть может, я увижу их снова, но верится слабо. Это так тоскливо. Невыносимо. Они там наверняка безумно ждут меня и надеются увидеться вновь. Но я в это не верю, как бы мне этого не хотелось.

Почему-то больно осознавать, что где-то там меня ждет человек, с которым мне встретиться не суждено. Единственный, кто давал мне смысл жить, когда я думал, что всё потеряно. А может, меня и вовсе не ждёт никто. Может, все, кто был мне близок, давно смирились с тем, что меня уже нет. Что вообще было истинно, по-настоящему? Нужен ли я был тем, кем я дорожил? Любили ли меня те, кого любил я? Раньше все было понятно, а теперь я не знаю. Да и значения это теперь не имеет.

Ладно, это всё неважно. Сегодня ничего серьёзного не произошло. Но тьма сгущается. Кажется, скоро снова начнётся буря. Они стали настигать нас всё чаще.

Небытие не принимает нас, всячески пытается уничтожить. И у него получается, хоть и постепенно, но неумолимо нас становится меньше. Такими темпами нас не останется рано или поздно. Это лишь вопрос времени. И что-то мне подсказывает, что вытащить нас отсюда не успеют. Не успеют к моменту, когда вытаскивать будет некого.

Бури и аномалии появляются всё чаще. Но пока не так часто, чтобы разорвать нас в клочья. Хотя и это, скорее всего, тоже лишь вопрос времени. За два года они явно стали появляться чаще, и стали заметно сильнее. Первая буря настигла нас спустя полгода, кажется. Это было страшно. Само пространство расходилось волнами, и всё покрылось тьмой. Внутри вечно яркого Небытия это было особенно страшно. Погасло всё. Даже внутри корабля стало темно. Пусть и не кромешная, непроглядная темнота, как за кораблем, но все же темнота. Потемнело само пространство, воцарился полумрак. Сейчас же даже на корабле царит тьма во время бури. И нечем с этим бороться. Просто лежать и ждать, когда она кончится. Хорошо, что сильные бури не длятся долго, полная темнота царит максимум три-четыре часа. Иначе все мы были бы уже мертвы.

Нам очень повезло, что мы сразу, в первую же бурю узнали, что спать во время бури нельзя. Один человек спал, когда она нас настигла. Невероятно повезло, что всего один. И невероятно повезло, что он спал. Своей жертвой он спас много жизней. Кажется, он спал после длительного пребывания в лаборатории и работал над чем-то невероятно важным, не вылезал оттуда почти сутки. А может, он просто сошел с ума раньше, чем началась буря, и поэтому занимался там своими делами, лишь ему одному известными. Хотя, это маловероятно. Результатов его работы я не видел, но слышал, что они были весьма полезными для понимания структуры Небытия.

Я не знаю, что с ним стало, но это было страшно. Человек теряет здравомыслие, связь с реальностью, теряет самого себя. В какой-то момент, вскочив после пары часов сна, он начал со страшными воплями метаться от стены к стене, биться в них, пытаясь избавиться от страха, боли и криков, звучавших в его голове, пытаясь прекратить начавшийся в его сознании ужас. Невыносимо.

"Мы привыкли к тому, что самый холодный час всегда наступает перед рассветом. Даже не помню, кто мне сказал эту фразу. Простая по своей сути, но несущая за собой удивительный подтекст, который не поддается объяснению, который вынесен за скобки и нередко исключается из внимания. Предвестником лучших времен наверняка будет холод и мрак. Так мы жили до того, как оказались на Ковчеге. Здесь всё потеряло свои границы и ориентиры. Существует лишь груда дерева и металла, блуждающая в просторах физически неправильного… хотя, скорее, непривычного, Небытия, и мы, сто с небольшим человек, отправленных готовыми настолько, насколько возможно, но, как оказалось, отправлялись мы на произвол судьбы.

Я не мог подумать два года назад, что стану капитаном экспедиции в никуда. Я не мог подумать пять лет назад, что я стану, в плохом смысле этого слова, избранным для покорения невозможных пространств. Я не мог подумать полгода назад, что убью человека, чтобы сохранить свою жизнь. Да и кажется, что это был не я. Кто-то, или что-то, управляя моим телом сознанием и схватив пистолет раньше, выстрелив быстрее и точнее, сделало это. И заберет жизнь любого, кто будет покушаться на мою.

Нас было ровно сто двадцать человек, кажется. Я даже и вспомнить не могу. Но в памяти сохранилась именно это число. Быть может, я даже и ошибаюсь. На сегодняшний день мы потеряли уже троих, и это только начало. Всем тяжело. Я чувствую, как некоторые люди уже не выдерживают.

Бури настигают нас всё чаще. Пока что не так сильно и не так протяжно, чтобы можно было всерьёз бить тревогу, но мы уже начинаем готовиться к тому, что будет хуже. Сегодня мы начали делать изолированные комнаты. Тот ученый, первая и пока что единственная жертва бури, оставил нам много полезной информации. Инженеры переброшены на создание локальных изополей для некоторых комнат. Если продолжительность бурь будет и дальше расти, то мы не сможем не спать вечно. Боюсь, что дальше может быть намного хуже, и случится что-то такое, по сравнению с чем буря покажется нам легким ветерком перед настоящим ураганом."

Я закончил очередную запись в видеожурнал. Интересно, зачем капитану Ковчега поставили всё оборудование для этого, если регламент экспедиции не предусматривал подобной процедуры? Бессмысленно сейчас гадать, в любом случае, мне гораздо спокойнее на душе, когда есть способ выложить свои мысли и чувства куда-то.

Я не могу доверять этим людям, особенно после того, как безумие проникло к нам на корабль. Особенно после того, как мне вчера пришлось убить человека, который на меня напал. Те, кому я могу доверять, те, кого я любил и кем дорожил, остались на Земле, и они сейчас наверняка в порядке. Я почему-то думаю о них в прошедшем времени, хотя, вернее будет сказать, что я думаю так о себе. Меня больше нет. Меня закинули в какое-то проклятое пространство, где размывается сама структура мироздания. Отсюда есть способ выбраться, хоть и не всем, но нас никто не заберет. Мы здесь заперты. Наша участь это медленно сходить с ума и грызть глотки тем, кто сойдет с ума раньше, чтобы сохранить жизнь себе и тем, кто еще не лишился рассудка.

Вчера на этом чертовом Ковчеге впервые погиб один человек от руки другого. И убийцей был я. Выбора у меня не было, человек возомнил, что он должен быть капитаном, что занять место капитана можно лишь устранив меня. Мне пришлось это сделать, чтобы защитить себя, я был вынужден. Но меня это нисколько не оправдывает, я совершил убийство. Боюсь, это сильно повлияет на то, что будет твориться на этом корабле дальше.

Кто-то постучал в рубку.

– Есть хочешь?

Ковчег был набит приличным рационом довольно хорошей еды. И невероятных технологий. Гравитационные накопители были очень новой технологией, и они лишь гасили перегрузки, а при создании Ковчега она сильно продвинулась. Теперь они могли искусственно генерировать гравитацию. Принцип работы мне точно неизвестен, да и это меня не особо заботит. Главное, что работает, и что я знаю как поддерживать их рабочее состояние. К сожалению, пока что технология работает только в "Нулевом пространстве", как его обзывали ученые в комплексе, а у нас всё-таки больше прижилось название Небытие. В любом случае, хорошо, что не просчитались люди, которые готовили эту экспедицию вникуда. Благодаря этому мы можем питаться нормальной человеческой едой, а не гадостью из тюбиков. На корабле хватало и того, и другого. Вот только есть совершенно не хотелось. Как механизмы, так и организмы, почти не расходовали энергию в Небытие. Странная штука.

– Нет, что-то не хочется. Но не откажусь от чая. Есть такая роскошь у нас?

– Для капитана найдется. Надеюсь, он будет милосерден и разрешит повару присоединиться к чаепитию.

– Конечно, жду тебя с чаем здесь через пятнадцать минут. Но если задержишься, ничего страшного.

– Будет сделано!

Вовка как всегда был исключительно жизнерадостным. Как бы тяжело ни было, стереть улыбку с его лица было почти невозможно. Из-за этого я даже немного проникся к нему симпатией. Жизнерадостность в такой тяжелой обстановке необходима и помогает справляться с тяготами. Хоть и не всегда.

Слишком многое случилось за последние дни. Сначала очередная буря, потом капитан… передал свои обязанности, потом первая дуэль на корабле. Но даже в дуэли были свои плюсы. Будучи важным человеком на корабле, я добавил к этому неоспоримый авторитет, показав, что будет с тем, кто будет покушаться на меня. Власть может продержаться без страха, но без силы, без неоспоримой и твердой силы – никогда.

Вовка принёс чай, и мы болтали о чем-то непринуждённом минут пятнадцать. Слегка сладковатый черный чай был именно тем, чего мне хотелось сейчас. И это меня успокоило. За последние дни многое случилось, и сейчас неожиданно настало затишье. Мне хочется о многом подумать, но в то же время не хочется забивать свою голову мыслями. Пока есть хоть немного спокойствия, нужно им наслаждаться и ловить каждый момент. Но спокойствие царило вокруг, а не в душе. На душе у меня было очень неспокойно, какое-то неясное и неприятное предчувствие поселилось где-то под сердцем и неприятно подергивалось с каждым его ударом. Казалось, я к этому уже привык, потому что чувство это давно преследует меня, но сейчас вдруг оно проснулось с новой силой.

Вовка часто приносил мне новости, которые многие не знали и не замечали. Его проницательность и эмпатия не знают границ. Вот и сейчас он рассказывал, что один из инженеров стал выглядеть хуже и есть меньше, советовал с ним поговорить и, если возможно, что-то предпринять. Затем допил чай и замолчал, словно рассказал все, что считал нужным

Я спросил:

–Ты не боишься меня?

Он посмотрел на меня с удивлением.

– С чего бы мне тебя бояться, капитан? Бояться нужно тем, кто осмелился назваться твоим врагом. Мы не враги. И быть твоим врагом я не хочу.

– И он тоже вряд ли хотел. Думаю, просто поддался безумию и…

Наступила пауза. Мы оба уткнулись глазами в стол, и тишина сказала все за нас.

– Я, пожалуй, пойду. А к инженерам зайди, может чего-то и придумаешь.

– Хорошо. Спасибо что зашел.

– Да что уж там! Было бы за что благодарить.

– Ну, сам ведь знаешь, что есть за что. Как минимум за чай и за новости.

– Всегда пожалуйста. Ну, до встречи.

– Заглядывай.

С легким щелчком закрылась дверь рубки, и я снова остался наедине со своими мыслями. Сегодня же зайду к инженерам и посмотрю на этого уставшего человека. С ним нужно поговорить и что-то предпринять. Вдруг ему еще можно помочь…

Дальнейшая рутина была весьма банальной и привычной. Ко всему человек привыкает, даже к такой вот жизни где-то за гранью реальности. Привык и я. Как обычно, я заглянул в научный блок, не то чтобы я понимал, чем они заняты, просто интересно наблюдать за их работой, видеть процесс. Оборудование работает исправно, никаких внештатных событий не случилось. Также я узнал, что наблюдается небольшое отклонение по аномальному фону, но пока не критично. Противодействие пока прорабатывается, но медленно и тяжело, да и вряд ли оно будет эффективно против мощных аномалий. Не самая приятная новость. Я поблагодарил руководителя блока и отправился дальше. Дошел до дежурной комнаты инженеров, они ушли на обед. Прошелся до их жилого блока, где я и увидел того самого, про которого рассказывал Вовка. Действительно уставший человек. Если кто-то в ближайшее время потеряет рассудок, то вот он. Я выяснил, что он плохо спит из-за кошмаров, из-за общего истощения видимо и аппетит пропал. Нехорошо. Ему недолго среди нас осталось, кажется. Единственное, что я могу сделать, это направить его к медикам, вдруг чем-то помогут.

Я могу понять его. В Небытие часто снятся сны, непривычно часто. И порой случаются кошмары. Особенно в те моменты, когда чувствуешь себя откровенно плохо, очень хочется отдохнуть, и не меньше хочется иметь возможность спать в спокойствии. Мне часто снится один кошмар. Не то чтобы они часто мне снятся, но этот определенно посещает меня с завидной регулярностью. В нем я стою где-то в центре поля, по грудь в какой-то мягкой и весьма приятной на ощупь траве, над моей головой только тьма, только ночь, и звезды, тысячи тысяч звезд, совершенно не земных, расположенных непривычно, и столь же непривычно ярких. Вдруг в траве начинает шевелиться неясно что или кто. Что-то очень тощее и высокое блуждает где-то вдалеке. И они наверняка боятся света… но сейчас глубокая ночь, а фонарика у меня нет. Они видят меня. Они знают, как пахнет мой страх. И они рванут сюда сразу же, как только будут готовы напасть. Остается только бежать. Нестись со всех ног куда-то вперед, к единственному огоньку где-то впереди. Я оборачиваюсь… и каждый раз просыпаюсь. Я не знаю, почему это вгоняет меня в ужас но это так. Я даже не знаю, кто или что у меня за спиной. Я лишь бегу, бегу от теней, которых даже не вижу, бегу к свету, который должен спасти меня… Странный сон.

Тяжелой пеленой на меня начал наваливаться сон. Аномальный фон заметно снизился, и это не могло не радовать. Это сильно успокоило и меня, и весь экипаж. Можно хоть ненадолго расслабиться. Я безумно устал от этого всего. От вечного скрипа дерева под ногами, который придает всему происходящему странный оттенок прошлого. Мы бороздим неизведанные пространства в поисках новых открытий, точно так же, как люди пересекали океаны несколько веков назад. Вот бы и эти просторы нам подчинились, было бы здорово.

Я устал от вечной работы приборов, которыми Ковчег напичкан до предела. Постоянно что-то меняется и происходит, и за всем нужно следить. Хорошо, что мне приходится следить не за всем, а лишь за основными узлами корабля и проверять основные события во время ежедневного обхода. Такова капитанская рутина.

Я устал сегодня стоять на ногах. Хочется спать. Просто поспать…

День 8хх

Я не заметил, как уснул, и проснулся так же незаметно и неожиданно. Сегодня ожидается буря, и она, наверняка, заберет кого-то с собой. Уже не сосчитать, сколько погибло здесь. Я теряю счет. Потерял бы и счет времени, если бы не нужно было отмечать каждый пережитый день. И с каждым пережитым днём выдержать следующий становится сложнее. Небытие хочет нас убить. Либо нашей смерти хочет тот, кто использует его, как инструмент, как оружие.

Мне кажется, что Ковчег мог бы давно на куски рассыпаться, если бы целью ставилась смерть экипажа. Почему же мы тогда сходим с ума, почему грызем друг друга и самих себя насмерть?

За эти без малого три года здесь, на Ковчеге, появилась Нулевая физика. Вот бы доставить все эти труды на Землю… Вряд ли это возможно, к сожалению. Здесь ученые и инженеры уже отдали свой максимум в изучении. Ковчег потерял научный потенциал вместе с учеными, которые контактировали с Небытием чаще и ближе остальных. Мы доживаем свои последние дни.

Мне страшно. То безумие, которое царит здесь, это страшно. Смерть меня не пугает, но лишиться рассудка так же, как и остальные, кажется мне сущим кошмаром.

Ковчег превратился в колизей, теперь мы стали зверями, которые грызут друг друга чтобы выжить, на потеху незримым наблюдателям, которые издеваются над нами, которым нравится наша смерть, которые делают всё, лишь бы мы перегрызли друг друга.

А может быть, мы сами себе всё это придумали. Может, мы сами породили безумие и поддались ему. Уже непонятно, что истина, а что нет. Понятно лишь то, что все мы сдохнем, как свора бешеных псов, которые грызут друг друга насмерть.

Может, ничего этого вообще не происходит? Иногда появляется ощущение, что все происходящее лишь выдумка, все ненастоящее, какая-то глупая и жестокая игра, которую кто-то затеял. Может это сделали мы сами. И непонятно, как все закончится и как довести все до финала. Но неизменно в груди теплится надежда на что-то хорошее. Несмотря на все те кошмары, которые мы сами себе и устраиваем.

Забываясь среди мрака и тьмы, люди не понимают, что сделать, чтобы вылезти к свету. И чем дальше погружаешься во тьму, тем сложнее зацепиться за лучики света, которые мы так отчаянно ищем во что бы то ни стало. И не всем хватает сил удержаться, ухватиться за надежду, и уж тем более не всем хватит сил самостоятельно разжечь свет. И человек либо учится жить во мраке, либо теряет рассудок, теряет себя, теряет любые ориентиры. И чем глубже в это погружаешься, тем сложнее выбраться, вернуться к свету.

И я привык к этому мраку. Я научился тут жить просто потому, что выбора не было. Привычными стали звуки Небытия, и свечение пространства, такое красивое и необычное, но искусственное, холодное, злобно кричащее об опасности и жестокости царящего вокруг безумия. Только не видом своим, но самой сутью своей, чем-то неведомым, необъяснимым, лишь на уровне ощущений понятным уколом в сердце откликается весь ужас, который буквально витает в воздухе.

Все это останется в истории. Кроме нас. Великие люди творят историю и остаются в ней, но мало кто об этом знает. Людям зачастую просто не интересно, что произошло для того чтобы все было так, как есть, и кто привел мир к тому, каким он стал. И уж тем более люди не могут знать достоверно, что случилось на самом деле.

– Капитан, вас ждут в научном блоке. Что-то срочное.

– Хорошо, скоро буду.

Я закончил очередную запись и пошел узнать, что же случилось, намеренно не обращая внимания на мониторы с показаниями, потому что хотел хоть на пару минут отсрочить неприятные новости. Я точно знал, что новости неприятные, хотя и не могу объяснить, откуда это знание взялось.

По всему кораблю царила человеческая тишина. Именно человеческая, потому что лишь экипаж не издавал звуков. Ковчег же был наполнен жизнью, вечно не замолкающий гул Небытия, хоть и тихий и почти не заметный, но он был. Звуки приборов, внутренних систем, тихий шелест вентиляции, Ковчег никогда не молчал. Лишь люди не издавали звуков. Разве что в комнате отдыха двое инженеров с удивительным умением и энтузиазмом играли в настольный теннис.

По пути я встретил руководителя отдела наблюдений, который, по всей видимости, тоже шел за мной. Мы поравнялись, и он сказал, что ничего срочного, но дело всё-таки важное. Дальше мы шли молча.

Тихо открывшаяся дверь наблюдательного пункта высыпала на меня находившуюся прямо за ней кучу звуков и событий, о которых я, пожалуй, даже и не хотел знать.

– Здравствуй, капитан. Как себя чувствуешь?

Увидеть Вовку здесь я не ожидал. Он принес сюда еды, и в целом он был моими запасными глазами, которые видели многое, происходящее за пределами моего взгляда. Не просто так он приглядывает за этими людьми, наверняка не просто так.

– Сносно, спасибо. А ты чего здесь?

– А где же мне быть? Люди трудятся, устают, нужно хорошо питаться. То, что тут нет такой сильной нужды в еде, не значит, что ее нет вовсе.

– Ясно. С тобой не поспоришь. Нужно людей своих кормить, – сказал я, обращаясь уже к руководителю.

– Нужно, капитан, так им никто и не запрещал. Сами не хотят, да и событие такое важное, люди с головой в работу ушли.

– А это плохо. На твою ответственность, людям надо отдыхать. Даже если не хотят. Не хотят – принуждай. Понял?

– Будет исполнено, капитан.

– Что же у вас тут стряслось?

– Мы тут не одни, – сказал он, кинув едва заметный взгляд на мониторы. Что было в этом взгляде, неужели страх?

– В комнате мы явно не одни, и я думаю речь точно не об этом. Давайте подробности.

Договорив, я сел на стул и повернулся полубоком к мониторам, но всё ещё не смотрел на них. Крайне странное чувство. Мы тут не одни. Они наблюдают, они не знают, кто он вообще? Мне это не нравится. Распространение слухов точно допустить нельзя, об этом нужно объявить публично всему экипажу.

– В общем… как уже известно, это пространство далеко от привычного вакуума космоса, и мы засекли слабые звуковые и тепловые волны…

Он запнулся. Он выглядел запутанным и озадаченным.

– Успокойся, Родион. Говори.

– Да, да. Просто… не верится. Я предполагал, но всё же.

Мы мало что успели разобрать, но одна из камер засекла его. У нас есть изображение корабля. Корабля! Невероятно. Кхм, прошу прощения. Естественно, опознать его мы не можем, слишком он был далеко. Выведи изображение, – кинул он одному из двух человек, сидевших за приборами.

Какая-то смазанная картинка. Естественно, не земной корабль. Формой больше похожий на вполне земной истребитель, но со странным, непривычным формой крыльев и расположением двигателей. И огромный. Размах крыльев, судя по приблизительным меркам, был больше 25 метров. Странным было также изображение теплового спектра. Он был… холодным. Даже двигатели. Температура обшивки незначительно превышала температуру остальной среды. Кроме нескольких точек рядом с тем, что было определено как двигатели. Ничего не понятно. Может, просто сбой датчика? Или же совершенно иная технология? Самая большая температура, отображенная на датчиках, составляла 312 градусов по Цельсию.

– Всё разглядели? Теперь самое удивительное. Покажите запись.

Они технически превосходят нас на сотни, если не тысячи лет. Если нам удастся установить контакт, поделиться с ними ресурсами взамен на знания, то это станет новым витком развития прогресса. Не имея никаких двигателей, сжигающих топливо, они преодолели наше поле зрения быстрее, чем кто-то из находящихся в помещении успел отреагировать на поступивший сигнал оповещения.

– Впечатляет, да? Всего у нас 6 кадров каждого из записываемых спектров. Со всех установленных внешних камер. По нашим подсчетам, скорость была больше двухсот шестидесяти тысяч километров в секунду. Невероятно. Особенно если учесть, что подобных технологий мы не видели. Неизвестно, до каких скоростей он разгоняется на самом деле, возможно, до таких, какие нам не снились.

– Нам и такие скорости только снятся до сих пор. А если учесть, что мы не знаем, по каким законам существует это пространство… возможно, этот корабль способен преодолевать световые года за считанные часы.

– Это уже что-то из разряда фантастики, капитан.

– Кто знает. Что ж, продолжайте свои дела, зовите если будет нужно. Держите в курсе если будет что-то ещё интересное.

– Обязательно.

– Как думаете, стоит ли объявить об этом экипажу? – спросил я больше у себя, чем у остальных, уходя.

– Решение ваше, капитан. Я думаю, что стоит. Всё равно информация разойдется.

– Пожалуй. Пусть расползается. Не будем объявлять об этом официально, но и скрывать не будем. Пусть ваши люди разносят информацию. Самый уставший, – я окинул помещение взглядом, и увидел человека, который уставился в мониторы так, словно, оторвавшись от них, лишится жизни, – вот ты, пойдем со мной. Родион, он на сегодня освобожден от обязанностей.

Но тот, к кому я обращался, почти не реагировал на нас. Руководитель положил ему руку на плечо.

– Артём. Артём! Ты в порядке?

Он дёрнулся, словно его разбудили. Его глаза, секунду назад бывшие пустыми, наполнились усталостью.

– Да, да. В порядке, думаю.

– Пойдешь с капитаном, ты на сегодня свободен.

– Но…

– Никаких но. Пойдем, – оборвал его я.

Здесь остались лишь сильнейшие. Я больше не хочу терять людей. Нас осталось всего восемьдесят человек. А сколько было в начале? Я уже даже не помню. Сто? Двести? Я забыл. Я даже не помню многие имена. Большинство покончили с собой, не выдержав давящего безумия, Безумия с большой буквы. Это не то, к чему мы привыкли на земле. Не нарушения психики, не расстройства. Это физическое явление с непреодолимой силой, устоять перед которой практически невозможно. Небытие станет нашей братской могилой. Но сдаваться в мои планы не входит, и я буду держаться столько, сколько возможно, и буду держать остальных, сколько смогу.

Пока я размышлял о разном мы с Артёмом дошли до столовой. Шли мы в случайном направлении, и оказались здесь. Он выглядел сильно потерянным.

– Хочешь чай с лимоном? Мне отлично помогает взбодриться.

Наша небольшая прогулка пошла ему на пользу. Теперь он выглядел просто потерянным и уставшим.

– А? Да, да, спасибо…

– Садись. Ты в порядке?

– Не знаю. Я как будто… был не здесь. Это было похоже на транс. Меня почти затянуло. И было ощущение, что если бы затянуло, то я бы уже не вернулся.

– Небытие затягивало тебя?

– Да, кажется. Сознание как будто было уже не здесь. Я не знаю, как объяснить, это всё было очень странно…

– Не утруждайся. Главное, что не затянуло, остальное ерунда.

– Да. И то верно. Спасибо.

Лимонов у нас, конечно же, не было, зато был консервированный лимонный сок. Всё же лучше, чем ничего. Я поставил на стол чай, и дальше мы сидели молча. У меня в голове было пусто, а вот у него в мыслях, должно быть, сейчас буря. Если бы мы не успели, позволили его сознанию затянуться в пучину, что было бы тогда? Очередной погибший? Или несколько? Уже неважно, главное, что успели.

– Капитан… а что мы будем делать, если окажется, что они нам враги? Ведь они явно более продвинутые технически.

– Не знаю. Ничего, наверное. Что мы можем?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я об этом даже не задумывался.

– Вот и я так же думаю.

– Почему ты вообще об этом задумался?

– Нужно обдумывать шансы. Мы же не знаем, что происходит вокруг нас, не знаем где мы, вообще ничего не знаем.

– Я думаю, что пока что с врагами мы не встречались. Если бы хотели, нас бы уже на клочки разнесло. Мы им, видимо, просто безразличны, вот и всё.

– И то верно. Тогда переживать пока не о чем.

– Я тоже так думаю. Надеюсь на это.

А мы ведь действительно не знаем, что вокруг нас творится. Мы вообще почти ничего не знаем. Но всё равно стремимся познать, понять, по возможности использовать в своих интересах. Только вот получается далеко не всегда. Есть вещи за пределом нашего понимания и возможностей. Впрочем, пятьсот лет назад автомобиль был вымыслом фантастом, а всего двести лет люди только мечтали о регулярных рейсах к поселениям на Луне. Сейчас же… сейчас творится история, начинается новая эра. Мы начинаем новую эру. Хотя, кто знает, может это не начало, а наоборот, конец жизни на Земле.

Этот день мне не забыть до самой смерти, я уверен. Мы сидели и пили чай, только что закончив наш разговор. И вдруг насторожились. Что-то было не так. Было тихо. Абсолютно тихо. Не было ни едва заметных шорохов работающих механизмов, ни слабого, почти неуловимого жужжания аккумуляторов и трансформаторов, даже пространство, которое обычно тихонько звенело и переливалось высокими частотами на границе человеческого слуха, смолкло. И было в этой тишине что-то завораживающее. И неправильное, пугающее. Не должно быть так. Куда могли подеваться звуки? Неужели у нас их украли? Что происходит?

Но нет, звуки у нас не отобрали, и воздух с Ковчега тоже никто не выкачал. Просто настала тишина. И в этой тишине голос Артёма показался мне крайне громким, хотя он и говорил полушёпотом. Он сказал лишь одну фразу:"Что происходит?"

Вопрос этот не был адресован мне, не был адресован никому. Но он был вполне логичным, и в моей голове тоже занял почётное место в первом ряду. Хоть вопрос и был риторическим, я всё же решил ответить:

– Не имею ни малейшего понятия. Пойдем к твоим, может они…

Но я не договорил. К нам шел походкой человека, которого сбила машина с такой силой, что он должен был умереть на месте, но отделался синяками, шёл один из инженеров. Белый, как холст, как стена, которую только что оштукатурили. Держась за стену, еле переставляя путающиеся ноги, он смотрел куда-то в пространство и вряд ли вообще понимал, где он находится.

– Витя? -окликнул я его. – Виктор?

Он поднял на меня стеклянные глаза и пробормотал что-то. Я не сразу услышал, и тем более не сразу понял, что он сказал. И ещё позже осознал.

– Капитан, все шлюзы… все до единого открыты…

Не было страха. Не было волнения. Что его так напугало?

– Ну открыты и открыты, что с того? Мы же не в открытом космосе.

Глаза у Вити округлились ещё больше, хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Как же, не в космосе? Где же нам ещё быть?

– На планете мы, Виктор. На пла…

Я осёкся. Откуда это знание? Почему я так уверен? Откуда это спокойствие? Что-то всё ещё не в порядке, не так. Нужно срочно приказать всем оставаться внутри. Никому нельзя наружу, кроме меня. А мне – необходимо. Меня там уже ждут… откуда эта мысль? Она точно моя?

Добравшись легким бегом до ближайшего пункта оповещения, я объявил о том, чтобы никто не смел даже думать о том, чтобы приближаться к шлюзам, и что любой, кто выйдет наружу, погибнет. Это даже не было ложью, я действительно знал, что так и будет. Но… откуда я могу это знать?

Я опоздал. Один человек успел сделать первый шаг на поверхность. А там свежий воздух, поля неизвестных нам цветов, которые цвели и благоухали так далеко, насколько хватало взгляда. Я рванул к шлюзу с такой скоростью, с которой позволяло двигаться моё тело. Обувь стучала по доскам, отмеряя секунды, которые сыпались как песок, падая мне на макушку и превращаясь в мысли о том, что еще не поздно, я его спасу. Шаг, еще и еще один. И вдруг… цветы. Мягкая трава… нет, не сейчас. Я хватаю его за плечо, разворачиваю к себе и вижу, что у него текут слезы. Но он улыбался.

– Капитан, мне пора. Это всё не настоящее. Догоняйте, – сказал он, улыбаясь.

И спустил курок.

В ушах звенело. На лицо осела красные брызги. Облачко крови окропило цветы и землю. Тело обмякло и выскользнуло из моей руки куда-то вниз.

Смерть – это не красиво.

Но почему тогда я стою здесь, где стоял он, и со мной ничего не происходит?

– Ты любопытный.

Голос шёл отовсюду. Я обернулся на людей, робко попрятавшихся подальше от внешнего люка шлюза. Видимо, они этого не слышали.

– Кто ты? Что тебе нужно?

– Ты перспективный.

– Я не понимаю. Зачем было убивать моего человека? Ради чего?

– Ты поймёшь всё сам.

– Что я должен понять?

– Со временем.

– Где мы?

– Мы не ошиблись с выбором.

– Объясните хоть что-нибудь!

Но ответа уже не было. Наступила тишина. Я смотрел на небо пару минут, а затем бессильно упал на колени и едва слышно попросил:

– Хоть дайте похоронить нашегодруга.

По щеке покатилась слеза. Но даже не от того, что прямо передо мной пять минут назад человек завершил свою жизнь своей же рукой, а от чего-то другого. Наверное, из-за ощущения того ужаса, в котором мы оказались. Из-за осознания, что мы отсюда не выберемся. Из-за осознания, что я тоже умру здесь, и, вполне возможно, случится это точно так же, но когда все остальные, кто есть в моём экипаже, уже давно последуют его примеру и отправятся в вечный сон. Сколько из них падёт от моей руки?

– Оставайтесь. Когда соберётесь уходить, вручную закройте все шлюзы. Ты заслужил.

Последняя фраза была сказана вполне человеческим голосом, вовсе не бесплотным и холодным звуком, идущим отовсюду.

А хочу ли я тут остаться? И где это "тут"?

Я поднял голову, и на секунду, на краткое мгновение, промелькнул в моём взгляде какой-то едва заметный силуэт, который от моего взгляда дернулся, словно мои глаза его обожгли. Неужели заметил мой взгляд? И неужели я не должен был заметить его?

Но, может, мне это только показалось? Это уже неважно. Я поднялся, и ко мне начало приходить осознание того, что сейчас происходит. Мы на планете. Только что мы были в бескрайних просторах ранее неизведанного нигде, в Небытие, а теперь мы на планете. И даже если это иллюзия, обман, даже если это предсмертный бред, всё это ощущается слишком настоящим и живым, чтобы найти в себе силы отрицать место, в котором мы оказались. Да и не хотелось. Вокруг, в какую сторону ни посмотри, от горизонта до горизонта протянулись усеянные цветами холмы, совсем без деревьев, лишь только где-то вдалеке по левую руку колыхались верхушки леса, качаясь под лёгкими порывами ветра. Мягкий тёплый воздух, так сильно навевающий ощущение весны в то время, когда снег еще не до конца растаял, и воздух жадно впитывает в себя влагу, с каждым дуновением ветра бросая в лицо мягкий бриз. Наверняка, где-то совсем рядом есть какой-то водоём. А позади и чуть справа, на вершине холма, росли ромашки, или что-то очень на них похожее. Да так много, что почти стелились ковром. Уж не об этих ли полях говорил нулевой? Откуда-то в душу закралось ощущение, что, вполне возможно, именно о них. Может, не конкретно об этом поле, но где-то на планете есть именно то поле.

На планете. Мы на планете. Безумие.

Из оцепенения меня вывел донесшийся откуда-то из-за спины голос. Я не смог разобрать, что именно я услышал. Из шлюза мне кричал кто-то из инженеров.

– Капитан, вы в порядке?

Я перестал запоминать имена. Кажется, Небытие стирает их из моей памяти. С некоторыми людьми из экипажа я пересекаюсь не так уж часто, с инженерами, например. И их имена успевают стираться из памяти, стоит мне только не увидеть кого-то на протяжении пары дней. Интересно, а сколько здесь длятся сутки?

Почему я вообще об этом думаю?

Этот вопрос, заданный самому себе, наконец вывел меня из оцепенения окончательно.

– Да, я в порядке. Наверное. Выходите.

– Но вы сказали…

– Я помню. Нам разрешили.

– Те, с кем вы разговаривали?

Они их не слышали и тем более не видели. Понятно. Может, это и к лучшему.

– Да. Но не особо то много мне рассказали. Вообще ничего. Зато дали нам передышку. У нас есть время побыть здесь, но нам придётся уйти. Мы не можем остаться.

– Не особо хотелось, хоть тут и красиво, – сказал уже другой человек, медик. Они все высунули головы из шлюза, не решаясь сделать ни шага за пределы корабля. Причина их неуверенности и недоверия была понятна и лежала без пульса в метре от меня.

– Да ладно вам, чего вы боитесь? Капитан сказал, что все в порядке, значит так и есть.

Через толпу протискивался Вовка. Я мысленно поблагодарил его за то, что он выказывает мне безоговорочное доверие и распространяет его в толпу. Я был уверен, что всё на самом деле в порядке, но почему-то волновался, когда он спускался с трапа на землю. На мягкую зелёную траву и желтые цветы. Он прошел несколько шагов, вдохнул полной грудью и рассмеялся.

– Ну вы только гляньте, какова красота! Ну давайте же, не бойтесь.

– Кому-то всё равно придётся выйти. Если никто не хочет, значит будем тянуть жребий. Или сами выйдете?

Вовка понимающе кивнул.

– Мы его похороним как положено. Хоть кого-то. В чужих краях, но это явно лучше, чем в пустоте болтаться в виде пепла.

Люди стали несмело выходить по очереди. Атмосфера и в самом деле успокаивала и была очень приятная. Не было ощущения тревоги или страха. Всё, что нас тревожило, на некоторое время отступило. Нам дали передышку. И заодно дали понять, что мы в чужой власти. Все мы.

Лопаты в нашей экспедиции не были предусмотрены. Как и то, что мы случайно окажемся на планете. Просто возьмем и окажемся непонятно где и непонятно как. Рукотворное чудо. Но чья же это была рука?

Мы нашли среди инструментов и расходников то, что можно было использовать в качестве лопат. Сам я не мог участвовать в почти что церемониальном погребении. Не хватило духу снова смотреть на человека, который разнёс в клочья своё сердце прямо передо мной. Но к людям, представлявшим угрозу экипажу или кораблю, я был совершенно равнодушен, как показала практика. Кажется, я перестаю понимать сам себя. Или, что еще хуже, перестаю быть собой.

Шесть человек вернулись с вершины холма, значит, что дело сделано. Пора собираться в путь.

Мы провели здесь, по ощущениям, пару часов. Солнце… местная звезда уже клонилась к горизонту, постепенно окрашивая небо, облака и цветы в розовый, почти красный цвет. Атмосфера здесь, судя по всему, была плотнее земной. На земле не бывает настолько ярко-алых и бордовых закатов. Точнее, бывают, но, скорее, как исключение, и то даже эти исключения не дотянут до такого цвета.

Я сидел на земле, любовался небом и теплым влажным воздухом. Синие цветы вокруг меня тоже любовались закатом, окрасившись в совершенно другой оттенок. Люди, похоже, были рады такой внезапной передышке. Люди просто сидели на траве вокруг Ковчега, разговаривали, радовались, смеялись, вели себя совершенно непринужденно. Как будто ничего с нами и не было, просто годик на орбите покружились и совершенно случайно приземлились где-то не в запланированном месте, а на юге средней полосы неподалеку от леса. Но это было лишь ощущение, и все это понимали. Все понимали, что нам нужно будет собрать образцы почвы и растений, образцы воды и воздуха мы вряд ли сможем прихватить. И уж если говорить начистоту, то нет у нас оборудования для подобного анализа. Не было в планах оказаться на поверхности планеты. Но почву и растения мы хотя бы теоретически можем взять и разобраться с ними позже. Когда вернемся. Если вернемся…

Что ж, пришло время уходить. Я поднялся на один из шлюзов и начал говорить.

– Наше время вышло, нам пора. Передышка, к сожалению, закончена. Пора отправляться. Отправляемся через двадцать минут.

Я поставил на часах таймер. Подумал еще, и решил дать людям, которые занимались делом, да еще и не самым приятным, чуть больше времени.

– Через тридцать пять минут. Но через двадцать минут все должны быть в Ковчеге и готовы к отправке. Кроме похоронной команды. Им разрешаю задержаться до самого отправления. Если есть возражения или предложения, то я готов выслушать.

Над поляной повисла тишина.

– Капитан, это место очень странное. Что-то с ним не так, – заявил Родион.

– Мы обсудим это позже, – сказал я, но мы все понимали, что он прав. Впрочем, думать об этом действительно будем потом.

– Нам нельзя уходить, капитан. Мы должны остаться. Я должен остаться.

Только этого мне не хватало. Всё-таки воспоминания про нулевого и тревога из-за них была не пустой.

– Почему?

– Хорошо здесь. А то что мы на этой штуковине в пустоте болтаемся? Тут есть вода, пригодная для нас атмосфера, и, наверняка даже жизнь.

Вот что меня тревожило. За всё это время я не увидел ни одного жучка, ни одну птицу, ничего.

Только цветы.

Но почему, и как это понимать?

– И цветы. Так много цветов. Прекрасные цветочные поля.

Мы не на планете.

– Столько цветов.

Нам всё это кажется.

– Красивых цветов.

Нужно просыпаться.

Просыпаться и надеяться, что никто на самом деле не умер.

– Молодец, догадался. А стоило всего-то чуточку подумать. Ты и правда занятный.

– В каком смысле?

Я и правда не совсем понял, хотя в голове уже всё встало на свои места. По спине пробежал холодок.

– Это все иллюзия, вымысел. Вы все в одном общем сне. Вы все сильнее чем мы думали. Только один поддался.

– Что это значит? Тот, который сразу застрелился?

– Нет, он нашел выход. Причем сразу, хоть и случайно. Для него прошло всего несколько минут, когда для вас несколько часов.

Мир вокруг меня начал тускнеть и рушиться. Небо пошло трещинами и стало желтым, цвета промокшей от потопа штукатурки, и потрескалось оно точно так же. Где-то пейзажи уже свисали лоскутами, оторвавшись от места, которому они принадлежат. Лес вдалеке стал скомканным, как детский рисунок, неумелый и геометрически неправильный, он покосился и стал валиться к горизонту, да и сам горизонт как будто пытался извиться, изогнуться как змея, сбежать, даже горизонту неуютно. Цветы начали чернеть и осыпаться. Но всё это видел только я один.

Интересно, что видели все остальные? Для них я тоже застрелился? Или просто бесследно исчез?

Всё это продолжалось до тех пор, пока вокруг не осталось ничего, кроме тьмы. Огромной, необъятной, тянущейся в бесконечность во всех направлениях тьмы. Ни капли света, ни атома материи, вообще ничего. Кроме, разве что, пола под ногами, который ощущался скорее как некая сила, эфемерная и неизвестная, но при этом твёрдая и явная. Интересно, а что будет, если…

Я оттолкнулся. И больше не было даже поверхности, я свободно плыл сквозь темноту. Сквозь ничего. Никогда не задумывался о том, что такое истинное ничего. Вот оно какое, оказывается. Даже приятное, пожалуй. Но что-то меня тревожило.

– Ну всё, хватит дурачиться, спускайся.

Уже знакомый голос, исходящий отовсюду, меня ничуть не удивил. Но и не обрадовал.

– А может лучше ты поднимешься? Или хотя бы покажешь себя? Объяснишь, наконец, что тебе от меня надо? Представишься?

На получение ответов я не особо надеялся, просто бросал их в пустоту. В пустоту, которая всё слышит и всё знает. Может, не всё, но ответы на мои вопросы точно.

– Я не могу тебе рассказать очень многое. Но я тебе не враг…

– И не друг, – резко оборвал его я.

– Тоже правда. Но всё же, пожалуйста, послушай меня, не перебивай, пожалуйста. Я многое не знаю…

– Нет, так не пойдет, – я отказал ему в просьбе. – Я буду перебивать столько, сколько, захочу, и тогда, когда захочу.

Он может легко запретить мне говорить. Он может сделать всё, что меня окружает, непригодным для жизни. Выкачать воздух из легких, заставить кровь закипеть, раздробить в муку все до единой кости в моём теле. Или… не может? Любопытная догадка.

– Ну что ж, хорошо. Но лучше всё же послушать. Я не заставляю и не принуждаю. Я прошу. Искренне. Впрочем… наше время уже вышло. Но это не важно, это мелочь. Моя цель была не рассказать. Только попытаться. Заодно поместить тебя в это пространство хотя бы ненадолго, что было даже более важно. Тебе уготована великая судьба. Прощай. Хотя нет, до встре…

Его голос повис звоном в ушах, который не проходил несколько минут. Я проснулся там же, где был за пару минут до того, как узнал, что все шлюзы открыты… до того, как мы попали в иллюзию. Остатки чая небрежно расплескались по столу, падая на пол с неприятной трелью. Все механизмы и аккумуляторы под полом изолированы от любых воздействий, кроме, разве что, моментов, когда механики открывают люки для обслуживания. Предусмотрели даже такую мелочь, как пролитый чай. Но, кажется, переживаю я немного не о том. Артем лежал передо мной на столе, словно резко потерял сознание. Наверное, я лежал точно так же, просто не обратил на это внимание, когда очнулся и, повинуясь какому-то порыву, резко вскочил на ноги, отбросив стул на полметра назад. На грохот стула немедленно последовал ответ. Из коридора кто-то что-то громко, но невнятно и неразборчиво крикнул, скорее всего, пытаясь понять, кто здесь. Или, возможно, это мой слух размылся, и поэтому мне показалось, что фраза была нечеткая и непонятная. Впрочем, неважно. Значит, кто-то еще проснулся. Не тот ли, кто застрелился? Как же его имя…

Из дверного проема сначала показалось дуло пистолета, а потом уже голова. Да это был именно он. Я инстинктивно схватился за рукоять своего пистолета, полностью машинально, не думая, но вытащил его из кобуры не полностью, а лишь немного, потом сразу вернул на место. Черт, а хорошо нас натренировали всё-таки!

– Это я, успокойся, убери пистолет.

– А, капитан… рад, что вы тоже вырвались.

– Как ты понял?

– Понял что? А, про то, что всё иллюзия? Не знаю… правда не знаю. Просто понял и все. Знание просто появилось в моей голове. Со мной пытались говорить…

– Голос отовсюду? Как будто безжизненный и без эмоций?

– С вами тоже? Понятно.

– Да, но я с ними пообщался, хотя и ничего не узнал.

– Как это, пообщался?

Недоумение в его голосе было искренним.

– Они что-то сделали с моей памятью, я перестал запоминать имена…

– Костя.

– Спасибо. Неприятное чувство, не помнить имён.

А как зовут меня?

– Ну так что, как вы там с ними поговорили?

– Подожди, как меня зовут?

– Кап… вот блин.

– Что ж, похоже, у меня больше нет имени, – усмехнулся я.

– Кажется, мы вас всё время капитаном звали. Ну, по крайней мере, с тех пор, как… как предыдущий покинул должность.

– Мне надоело обращение на "вы". Давай договоримся, что ты так больше делать не будешь. Остальным скажу, когда проснутся.

– А проснутся ли?

– Проснутся, обязательно.

– Вы… ты так уверен?

– Да. Прозвучит, наверное, странно, но, похоже, я начинаю обретать связь с Небытием. И с этими существами, кем бы они ни были. Меня это немного пугает пока что… А, ну да, о нашем разговоре. Интересного в общем-то ничего не было. Но было важное. Если задуматься о том, что мне сказали, выходит, они меня выбрали для чего-то. Знать бы еще для чего. И еще обещали, что мы встретимся вновь.

– Тоже сказали что-то вроде "ты нас заинтересовал"?

Костя уже не стоял в проеме, а сидел через стол от меня. Я стоял, облокотившись на кухонную столешницу. Включил старомодный чайник, достал с верхней полки пакет хорошего листового зелёного чая. Чайник, хоть и был старомодный, но все же справлялся со своей задачей.

– Да… подожди, что значит "тоже"?

– Именно то и значит. Со мной они тоже пытались поговорить.

– Похоже, отборочные испытания продолжаются.

– Знать бы еще, для чего этот отбор.

– Нужно как-то вытаскивать остальных.

Как раз в тот момент, когда я это сказал, откуда-то донесся крик. Страшный протяжный крик. Не человеческий. Это был звериный рык раненого зверя. Так может кричать разве что смертельно раненый человек.

Или тот, кто сошел с ума.

Громкие шаги, кто-то бежит сюда. Ко мне. Ему нужен я. Я это чувствую. Снова эти предчувствия. Он на полной скорости врезается в дверной проём плечом, чтобы остановиться максимально резко. Тот, кто не хотел уходить, тот, кто хотел остаться среди цветов.

– Капитан, верни меня к цветам! Я требую!

Он кричал.

– Я не могу. Не знаю как.

Мой голос дрожал, хоть я и был совершенно спокоен.

– Мне нужно туда! Они ждут! Они ждут нас всех! Я знаю, куда нам нужно!

– Успокойся и объяснись. Если твои доводы будут достаточно серьёзными, мы отправимся туда. Честно.

– У меня нет времени объяснять! Я стану капитаном!

– Не делай этого, прошу.

– По-другому не получится!

Моя рука уже сжимала рукоять пистолета. Он тянулся к своему. Торопясь, неаккуратно, словно забыв все свои навыки.

– Ты знаешь правила. Я принимаю вызов.

Но он уже не слышал. Рассудок покинул его. Глупо взывать к здравому смыслу, глупо говорить хоть что-то.

Всё произошло за какие-то секунды. Как только его пистолет покинул кобуру, раздался выстрел, отозвался гулом эха по всему кораблю и вернулся в мои уши едва заметным пищащим звоном. Он даже не успел выстрелить. Его пистолет глухо упал на пол, а сам он сложился пополам и упал, хватаясь за сердце, над которым уже начало разрастаться алое пятно.

Может, я и сам давно сошел с ума?

– Нужно его убрать отсюда, чем скорее, тем лучше. Кровавое пятно нам ни к чему.

Я все еще держал пистолет на полувытянутой руке. Костя подошел и положил свою руку мне на запястье, опуская пистолет поближе к кобуре.

– Я принесу всё для уборки. А ты пока приходи в себя.

Неужели ему было всё равно, что я только что убил человека? Нет, вряд ли. Ему было всё равно на то, что это сделал я. Но за потерю человека ему было тоскливо. Как и мне. Причем не из-за потери единицы экипажа, потери функционального рабочего, а из-за потери живого человека со своими идеями и чувствами. Паршивое чувство. Но мы оба понимали…

– Иначе было нельзя, капитан, – сказал он, остановившись в дверях.

– К сожалению.

Я вложил пистолет в кобуру и окончательно пришел в себя. Подошел к убитому и прикрыл рукой глаза.

– Прости, я не хотел… Но ты не оставил мне выбора.

За спиной кто-то зашевелился. А раз в помещении были только мы с бессознательным Артемом, логично было бы предположить, что он возвращается в сознание. Обернувшись, я в этом убедился. Он предпринял неловкую попытку встать, но сил у него хватило лишь на то, чтобы сесть.

– Все тело затекло… хотя бы глаза открываются. Что произошло?

– Мир разрушился и вы вернулись туда, где нас поместили в иллюзию.

– Похоже на то. И, похоже, иллюзия эта была нацелена на одного конкретного человека, так ведь, капитан?

– Да, думаю, ты прав.

– Но зачем? Почему вы?

– Ты. Давай будем обращаться на ты. У меня больше нет имени.

– Как это? Забыл собственное имя?

– А сам то ты помнишь, как меня зовут?

– Нет… у меня отобрали это воспоминание.

– У всех. И у меня тоже. Я больше не помню своего имени. И, наверное, никто не помнит.

Артем посмотрел через мое плечо, все так же сидя за столом и разминая затекшее тело.

– А тот, который хотел остаться там… это он?

– Да. Он хотел вернуться туда, говорил, что знает, где это место. Возможно, он даже не врал, но… он хотел отправиться туда. В роли капитана.

– Значит, сошел с ума и выбора не было. Досадно.

– Не то слово. Что-то долго Кости нет.

– Я легок на помине. Капитан, все проснулись. И, вроде, все в адекватном состоянии.

Он расположил инвентарь, и мы молча прибирали последствия перестрелки. Упаковали тело в мешок, оттерли еще не успевшую сильно расползтись лужу крови. Артем окончательно пришел в себя и вернул контроль над телом. Хотя сознание было замутнено, по крайней мере, у меня. Впрочем, это не удивительно, если я был целью этой атаки. Хотя и рано считать это объявлением войны, но, тем не менее, это первый случай прямого столкновения. Только… может, никакой войны и не будет? Может, они не желали нам зла? Ради чего было это всё, с какой целью? Так ли необходимо было принести человека в жертву, еще и моей рукой?

Люди действительно пришли в себя. К моменту, когда тело погибшего уже было передано огню, люди окончательно пришли в себя и вернулись в реальность. Только мое сознание осталось каким-то смазанным, нечетким. Видимо, мне и правда досталось больше всех, и весь спектакль действительно был нацелен на меня ради каких-то неизвестных мне целей. Истину еще предстоит узнать.

Когда мы закончили с условными похоронами и отмыли руки от крови (смогу ли я по-настоящему отмыться от всех этих убийств?), я объявил об общем собрании. Напряжение витало в воздухе, создавая необходимость поговорить с людьми. Ответить на все вопросы, которых, наверняка, родилось множество в головах людей после всего, что случилось. И в моей голове тоже. Но мне хотелось услышать мысли других людей, взгляд на произошедшее со стороны, взять на заметку то, что я сам упустил, и лишь потом перебирать свой собственный бардак в голове. Перед этим я хотел провести немного времени в тишине и одиночестве.

Придя в свою каюту и закрыв дверь, я упал в кресло и несколько минут сидел, задрав голову к потолку и закрыв глаза. Не могу понять, гудит у меня в ушах или само пространство пытается кричать, общаться со мной. Перед глазами проносятся картины того, что только что произошло. Эти несколько часов проматываются в моей голове, как заевшая запись. Ощущение полного бессилия навалилось на плечи и медленно сжимало голову в тиски, словно деталь, над которой сейчас будут работать напильником. Давно уже работают… Я совершенно бессилен, я могу лишь пытаться что-то изменить, но они, кем бы они ни были, полностью контролируют нас и всё происходящее, мы в их власти, а даже не знаем… вообще ничего не знаем.

Связано ли произошедшее с тем кораблем? Почему-то кажется, что это просто совпадение. Был ли вообще корабль? Что вообще реально? Может, я давно умер, а мое сознание держат взаперти, и всё это тоже иллюзия? А может даже и не умер, а все мы заперты? Может, всё это – ещё один слой иллюзии? Проверить есть только один шанс. Рука невольно легла на пистолет, и в голове тревожно зазвенела мысль, что это, скорее всего, ошибка.

– Ну и что вам от меня надо?

Вопрос был обращен куда-то в пространство. Я открыл глаза и уставился в потолок. Я не рассчитывал получить ответа или знака. Не рассчитывал, что на потолке светящимися буквами вырисуется план действий, который вытащит нас отсюда, не рассчитывал услышать в своей голове голос, который всё объяснит, ничего не ожидал. Мне просто захотелось высказаться в пространство. Но ведь пространство тоже слышит… так ведь?

В дверь кто-то постучал. Неужели уже прошло полчаса?

– Капитан, я зайду?

– Да, заходи.

Это был Вовка. Он принёс мне чая, что было очень кстати.

– С сахаром?

– Нет, но я прихватил сахара с собой, – радостно ответил он, – как чувствовал, что понадобится.

Он достал из кармана несколько пакетиков сахара и положил на стол. На этот раз он принес какой-то зелёный чай с травами. Я даже и не знал, что у нас такой есть. Может, у нас его и нет, и мы действительно в иллюзии… нет, нужно отбросить эту мысль.

– В дальних ящиках был зеленый чай всё это время, а мы и не знали.

– Новый ящик с провизией вскрыли?

– Да, предыдущий закончился. Решил посмотреть по складу, вдруг чего интересного найдется. Вот и нашлось.

Его улыбка как обычно меня успокоила. Радоваться мелочам несмотря ни на что. Вот чего я не умею. Моя голова сейчас перегружена, и кто бы мог подумать, что в царящем вокруг безумии самое нормальное и приятное событие – кружка зеленого чая. Впрочем, в кружке зеленого чая ничего удивительного нет. Удивительное заключается в том, что она сейчас стоит передо мной. Не понимаю, что меня удивляет. Наверное, тот факт, что зеленый чай существует. Хотя и звучит это как глупость. Но это крайне странное ощущение, забыть о существовании чего-то, а потом неожиданно обнаружить сам факт существования этой самой вещи.

– Спасибо тебе, Вовка.

– За что это? За чай? Да не за что.

– За чай тоже, – я рассмеялся, – а еще, за то, что доверяешь мне.

– Если уж кому-то можно доверять, так это тебе. Как же иначе можно? Когда все они с ума посходят, только ты один и останешься.

– Что ты сказал?

– Что ты сильнее их всех. Если кто-то и может пережить всё, что тут происходит, то это ты.

– Понятно… спасибо.

Тоскливо мигали огоньки и экраны, шептала разного рода аппаратура. Компьютеры пережевывали данные и прятали их в утробах жестких дисков. Где-то взрывались и гасли звезды, рождались и умирали планеты. А мы, такие маленькие, меньше песчинок, болтаемся в нелепой и жестокой пустоте, искажающей время и пространство, ломающей законы и ломающей нас. Небытие отталкивает нас, не хочет принимать. А мы все тянем и тянем к нему руки, прося не отбирать наши жизни, хотя сами во всём виноваты. Если бы мы всего лишь не трогали его, то никто бы и не погиб. А некоторым из нас предначертано было оказаться здесь. Мне, например. И, вероятно, еще парочке человек из этой сотни, которую заставили отправиться в неизвестность на поиски чудес.

Только чудеса оказались вовсе не добрыми.

Интересно, было ли спланировано абсолютно все произошедшее? Насколько глубоко было продумано ими все, что с нами было? Кто знает. Да и в общем-то, все равно. Какая разница теперь, раз мы все здесь. Наверное, если захотеть и постараться, то отсюда можно выбраться. Хотя мысль кажется безумной, ведь мы почти три года дрейфуем через великое ничто, самое великое, которое знает человечество. Но вдруг…

– Ладно, пойдем, там уже, наверное, все собрались.

Я встал и размял спину. Мой чай уже закончился, да и время пришло уже наконец поговорить со всеми.

– Пожалуй, пора.

Вовка двумя глотками допил свой чай и тоже встал.

– Ничего, если кружку тут оставлю пока что? Потом заберу.

– Хорошо.

Стены Ковчега гудели на едва слышимом человеческим ухом диапазоне громкости. Дрожало само пространство, сотрясая наш корабль, наш маленький островок мнимой безопасности.

На Ковчеге есть огромное помещение, в котором помещается весь экипаж. По сути и назначению, резервный отсек, в котором, в случае чего, можно эвакуироваться. Просто отделиться и лететь себе дальше. Здесь есть экстренный запас всего необходимого на срок до двух месяцев. Правда, что дальше, после этих двух месяцев, если мы находимся в бескрайнем небытие, не уточняется. Какой же всё таки Ковчег огромный. Каждый раз думаю об этом, заходя в помещение, в котором давно не был. Хотя, кажется, общее собрание было у нас не так давно, а все равно мысль проскочила. Ну и пусть себе скачет.

Весь экипаж действительно уже собрался. Кроме, разве что, людей, которые спят. На этом борту сон – святое, и нарушать сон можно только в случае чрезвычайной необходимости. Если есть возможность, значит нужно спать. Возможно, установив это правило, я сохранил несколько жизней. А может и нет. В любом случае, хочется думать, что это так.

Пора начинать.

– Итак, я собрал вас, чтобы просто поговорить. Я хочу выслушать вас и ваши вопросы. Только по одному, в порядке очереди. Правила знаете.

Я забрался на стул и окинул взглядом всех. Вопросы точно были у всех, даже если некоторые не решатся их задать. Но все были словно в недоумении. Никто не решался заговорить первым. Но вот, спустя короткий миг неловкой тишины, наконец потянулась первая рука.

– Что это вообще было?

Вопрос невольно вызвал усмешку.

– Я не знаю. Хотел бы знать, но не знаю.

– Мы все полностью под чьим-то контролем?

Скорее не вопрос, а утверждение. Люди начинают задавать вопросы, излагать мысли. Хорошо.

– Не думаю, что полностью, и не думаю, что все мы. Но в целом, скорее всего, так и есть.

– А кто не под контролем, вы, капитан?

Вопросы начали сыпаться с разных сторон и от разных людей. Хорошо, что по очереди.

– Нет, я тоже под контролем. Просто… из-под контроля можно вырваться.

– Как вырваться? Получилось только у двух человек, у вас и…

Люди стали оглядываться по сторонам, пытаясь найти в толпе Костю. Но его не было, он тоже отправился спать. Возможно, к лучшему.

– Да, получилось, но я думаю, что мне позволили это сделать. А Костя… видимо, они не ожидали, что ему хватит сил понять, что это все иллюзия. Их контроль был направлен на меня, поэтому он и смог. Но будь их контроль сильнее, то вряд ли бы ему удалось.

– Кто эти такие “они”?

– Подожди, твой вопрос будет следующим, когда опустится рука. Времени у нас много, хватит на всех.

– Нет, я закончил.

Предыдущий говоривший опустил руку, и тот, кто спросил, продолжил говорить.

– Так вот, кто – они?

– Я не знаю, кто они. Знаю, что они держат нас под контролем, и, возможно, создали Небытие. Или освоили его. Не знаю… какая-то могущественная цивилизация, возможно, или… правда не знаю.

– Мы будем пытаться выйти на контакт? Мы же точно знаем, что здесь есть другие… живые существа, другие корабли.

– А как нам это сделать? Пытаться может и будем, но, думаю, более вероятно, что на контакт выйдут они. Один из них пытался поговорить со мной… и мы даже обменялись парой фраз.

Руки стали подниматься одна за другой, когда я это сказал.

– А может нам не стоит этого делать? Общаться с… ними.

– Может, и не стоит. Но решать не нам. Если они захотят, то тогда мы поговорим. Если не захотят, то ничего не случится. Но наши желания вряд ли будут учитываться. Лично я, в общем-то, почти уверен, что мне придется с ними контактировать. Может не придется вам, но мне – точно.

– А можно ли их как-то найти? Ведь тут и корабли летают, один мы точно видели.

– Как-то точно можно, если только они не скрыты достаточно хорошо. Но в нашем случае, вряд ли это реально. У нас нет ресурсов для постоянного перемещения и нет способов навигации здесь.

– А можем ли мы как-то отсюда выбраться?

Я не знаю, как долго я отвечал на все вопросы. Очень, очень долго. Но это было необходимо всем, и мне, и экипажу. Так мы провели несколько часов, пока все мысли и вопросы не иссякли. Голова гудела от мыслей и информации, нужно будет время, чтобы всё это переварить. Но ничего. Это необходимость. Сейчас мне лучше загрузить свою голову мыслями, чтобы успокоиться, и уже потом, с холодным умом, разбираться во всём.

Сейчас мне нужно поспать…

И мне снился огонь. Гигантский незнакомый город, полностью охваченный пламенем. Рвутся снаряды, падают самолеты и космические линкоры, не выдерживая удары пушек и ракет. Падают люди, неаккуратно поймавшие выстрел неизвестного мне оружия. А в центре всего этого безумия стоит человек и просит остановиться, он кричит, и он тоже падает замертво. Наверное, он выглядел как безумец, но он единственный знал, что все должно быть иначе. К сожалению, все должно было быть иначе намного раньше. Сейчас уже поздно, сейчас нужно идти до конца. До победы. Через огонь и через кровь.

Мне снилась сталь. Сверкающая, с синеватым отблеском, холодная сталь в моей руке. Острая смертоносная сталь, которая снова и снова устремляется в чьё-то сердце, в чьё-то горло, но никак не может достать, снова и снова ударяясь в другую сталь, черную, злую, чужую. И сталь ударяется в сталь снова и снова, и сила удара превращается в энергию, от которой клинки разогреваются все больше и больше, и все больше зазубрин и сколов на моей стали, но моя сталь намного прочнее, и на чужой стали повреждений куда больше. Вот еще один удар, еще и еще, еще один, и вот наконец последний. Моя сталь проходит через чужую как сквозь масло, дотягивается куда-то, и голубоватый оттенок покрывается чем-то темно-бурым, горячим. Я так не хочу этого делать, но нужно, необходимо, иначе никак нельзя, значит придется дотянуться ещё раз…

Проснулся я как-то очень странно, непривычно. Просто открыл глаза, словно и не спал, словно и не было никаких снов. Или словно сном было все, что происходило в последние несколько лет. Я бы совсем не удивился, если бы открыл глаза и увидел потолок своей комнаты, свою кровать и свою коллекцию книг на полках. А вот шепот приборов, наоборот, словно бы был каким-то непривычным, чужеродным, неприятным слуху. Столько времени я привыкал к нему, и тут неожиданно слышу его впервые.

Легким движением я встал, и обнаружил, что впервые за долгое время чувствую себя бодрым и отдохнувшим. Но на душе почему-то неспокойно. С самого утра(если считать утром момент пробуждения) ощущение, что скоро будет что-то неприятное. Что ж, пусть будет. Придется преодолеть.

Но день шел спокойно. Встретился с Вовкой, перекусил, послушал новости, которые он собрал, пока я спал. Все на удивление спокойно. Похоже, нам дают передышку. Возможно, это даже хорошо. Спасибо им за это.

Оказалось, что спал я очень долго, двенадцать с лишним часов. Вот это уже странно. Мы привыкли спать По шесть часов максимум, больше просто не получалось, да и не хотелось. Утренняя тревога накатила новой волной.

Но, к счастью, пока я спал, не произошло ничего. Совершенно ничего. Жизнь шла привычным спокойным ритмом, хотя наблюдатели и пророчили нам мощную бурю в скором времени. Ну ничего, бурю мы вытерпим. Не в первый раз. Правда, порой бывали разы, уносившие жизни… Думать об этом сейчас не хочется.

Разменяв пару кружек чая и несколько дежурных фраз, я прогуливался по Ковчегу. Заглядывал в каждую открытую дверь, узнавал, кто и чем занят, как себя чувствует экипаж. Все было удивительно хорошо. Мы слишком привыкли к напряжению и неизвестности, и вот, наконец, мы можем отдохнуть хоть немного. По-настоящему отдохнуть, а не в плену иллюзий.

Но передышка была недолгой. На следующий день и правда пришла буря, как и ожидалось. Всё же нам удалось хоть немного изучить Небытие, даже в чем-то понять его. Наверное, если все эти данные окажутся в руках ученых на Земле, то привычный нам мир перевернется… наверное. Мы собрали много, очень много информации, но удастся ли её использовать? Например, эта сегодняшняя буря, что это такое? Психофизическое явление? Существует ли такое понятие? Не придумал ли я его только что? За пределами Ковчега это понятие точно не существует. По крайней мере, пока что и в такой форме.

Само пространство движется. Извивается, кричит, пытается подстроиться под одну цель: стереть нас, свести с ума. Мы так и не поняли, что начинает эти бури, и каким образом они влияют на сознание, можно лишь предполагать, что происходит. У меня есть гипотеза, что это происходит, если рядом с нами открывается проход. Но насколько рядом, и насколько это верно, не знаю. Лишь предполагаю. Тогда это должно означать, что Небытие это транспортная магистраль. Может, так оно и есть? Вполне вероятно.

А буря всё продолжается. Гудящая головная боль давит на виски, и, вторя ей, гудит пространство. Перебиваться случайными мыслями приходится, чтобы хоть немного облегчить состояние, но мне это даже нравится. Не самый приятный повод лишний раз обдумать всё то, что накопилось в мыслях, да и не то чтобы повод нужен, но, тем не менее, это повод, которым я пользуюсь.

А для кого-то буря это повод сходить с ума. Несколько человек сейчас мучаются в кают-компании, постепенно теряя рассудок. Не знаю, что они чувствуют, что с ними происходит, но точно ничего хорошего. Собственно, к ним я и направляюсь сейчас. За этими случайными мыслями я и не заметил, что уже сижу рядом с одной из кают, а именно рядом с той, которую мы использовали как медицинскую. Занимать медблок такими случаями было бы, наверное, глупо. Поэтому мы сошлись на таком решении. Все равно некоторые каюты пустуют…

Почему-то было ощущение, что мне необходимо навестить тех, кто переносит эту бурю тяжело. Всего четыре человека, не так уж и много. К счастью, трое из них спали. Четвертый сидел на углу кровати, глядя куда-то в пространство. Что-то не так, тревога зазвенела с новой силой, перекрывая головную боль. Я не помню, кто это. Не помню это лицо и этот голос. Что-то определённо не так. И этот голос, словно бы звенящий прямо в голове, будто исходящий даже не из его рта, а отовсюду, из пространства, и из ниоткуда сразу, возникая прямо в моей голове.

Я не помню это лицо не потому, что забыл его.

Его вообще никогда здесь не было.

– Не хватайся за пистолет. Нам нужно поговорить. Потом ты проснешься.

– Так это до сих пор сон? Иллюзия?

Я вернул пистолет в кобуру.

– Да. Нам пришлось, по другому никак. Не злись. Ты провел здесь пару дней, да? А прошло на самом деле всего пара часов. Там, в реальности.

– Ты ведь даже язык наш не знаешь.

Какая-то безумная догадка. Но от этой фразы стены и иллюминаторы пошли сеткой трещин, а пространство начало тускнеть.

– Мне это ни к чему. Я общаюсь на всех языках всех цивилизаций.

– Кто ты? Зачем я вам так нужен?

– Ты станешь Провидцем. Сильнейшим из всех, кто когда либо существовали. Вселенная выбрала тебя

– Что… это вообще должно значить? Вселенная? Выбрала? Провидцем? Я…

– Ты всё поймешь. Со временем. Но тебе придется многое преодолеть… и многое отбросить.

Мы уже были не в каюте и даже не в Ковчеге. Материя разрывалась, стены и потолок клочьями улетали в никуда, отваливаясь словно выгорающая бумага, пепел которой разносится по ветру. Мы стояли на небольшом островке пола, сохранившегося под ногами. Те трое, что спали, просто левитировали в пространстве, потому что даже кроватей уже не было.

Он медленно достал пистолет и приставил его к виску одного из трёх человек.

– Нет, стой!

Я рванулся бежать, но расстояние не слушалось, и я просто топтался на месте, не имея возможности хоть как-то ему помешать. Почему-то мне казалось, что, хоть это и иллюзия, он на самом деле умрет. Никак не могу разглядеть лицо…

– Почему я должен остановиться? Это необходимая жертва.

Выстрел. Брызги крови, сгорающие как бумага и разлетающиеся пеплом вместе с безжизненным телом.

Пространство всё так же тянется и ломается. Вокруг уже не было ничего, только тьма и пол под ногами, который предательски прокручивался как беговая дорожка.

– Не подумай, что мы жестокие и беспощадные убийцы, это не так. Просто по другому не получается. Правда не получается, прости.

Выстрел. На этот раз даже беззвучный, а тело моментально исчезло, словно только и ждало этого момента. Я уже никуда не бежал, лишь смотрел, как он исполняет задуманное. Я отказывался верить, что они на самом деле умерли, это всё неправда, часть иллюзии, не может всё быть так! Я в его власти. Я под их контролем. Моя судьба решена и мне не принадлежит. Наверное, я и правда сошел с ума, и все это не реально.

– Ты должен подчинить себе эту силу. Ты всё поймешь со временем и научишься тому, что людям даже не снилось. Да что уж там, ты превзойдешь всех нас. Неужели жизни миллиардов не стоят жизней ста человек?

Я давно не вспоминал о Земле. О доме, о тех местах, где проходила моя жизнь. Хотя, кажется уже и не моя это была жизнь. Все, что было, случилось не со мной, с кем-то другим. А моя жизнь здесь, среди ужасающего ничего болтаться и приносить в жертву своих товарищей ради призрачного спасения, ради будущего людей, которые не просили их спасать, но, возможно, и в самом деле нуждаются в спасении. И даже спасибо никто не скажет, некому будет говорить, да и едва ли узнают, что над их головой нависала опасность, от которой их кто-то уберег. Неужели я готов смириться и принять эту судьбу? Неужели я готов пойти на жертву?

Меня заставят, хочу я того или нет.

Но смогут ли заставить?

Над моей головой сверкала луна. Обычная земная луна. Но сияла так ярко, что тьма отступила, очертив несуществующий горизонт серебристым сиянием. Я стою здесь в полный рост, и буду стоять. Стоять за каждого человека, раз уж мне уготована судьба защищать людей. И с логикой необходимости жертв я не соглашусь. Невозможно спасти всех и каждого, но пытаться никто не запрещал. И я попытаюсь.

Он опустил оружие и завороженно смотрел на возникшую за моей спиной луну с легкой ухмылкой. Остались только мы вдвоем. Я начинаю чувствовать таившуюся внутри меня силу, даже кажется, что меня распирает, рвет на куски, не может обычный человек вместить так много. Но я ведь не обычный человек, как меня убеждают. Ну что ж, сейчас проверим.

– А мы и правда в тебе не ошиблись. Ты молодец, учишься быстрее, чем мы ожидали.

Он сел на возникший из ниоткуда стул, а пистолет исчез из его руки. Что это значит? Он… слышал мои мысли? Или я говорил вслух?

– Присядь, поговорим. Я расскажу тебе все. Ну или хотя бы то, что смогу.

Я огляделся. Сесть куда? Вокруг меня было пусто. Но может быть…

Я протянул руку вперед с мыслью, нет, с уверенностью, что сейчас под рукой появится стул, и твердая шероховатая поверхность деревянной спинки послушно появилась, словно бы тоже приглашая меня присесть.

– Ты это сам сделал, я не помогал. Молодец.

– Ну и что с того? Эта некая сила в том, чтобы создавать иллюзорные стулья?

– Почему иллюзорные? Этот стул вполне реален, так же реален, как я и ты. Корабль и люди были иллюзией, но, как видишь, все ненастоящее мы уже откинули. Почти, – он кинул быстрый взгляд на луну.

– Она пока побудет здесь. Я как-то вдруг заскучал по дому.

– Я и не против. Пусть будет. Красиво.

– Итак… кто ты?

Глава 2

Мы погрузились