Отель Диабло

Глава 1. Туда и обратно

Все мы здесь по ошибке, – сказал дьявол, войдя в церковь.

Святые молчали. Грешники улыбнулись.

Свечи погасли сами собой.

[Запись 1. Дневник, 00:41]

Сколько бы я ни разговаривал с психологом – чувство вины не уходит. Оно сидит где-то под ребрами, как игла, и не важно, сколько слов ты натянул поверх. Не проходит. Все говорят: «Это не твоя вина. Ты не мог знать.» Но я знал. Я знал, что перегнул. Я знал, что ранил. И этот последний разговор – он звучит в голове громче, чем сирены скорой. Он кричал, что я – пустое место. Я кричал, что он уже труп, просто ещё дышит. А через два дня… Через два дня он врезался в отбойник и не вышел из машины. Теперь он дышит в палате. На аппаратах. Без глаз. Без кино. Без слов. А я? Я всё ещё болтаюсь между его голосом в голове и экранами, где говорю в камеру, будто кто-то слушает. Да, я – не тот сын, о котором он мечтал. Он – режиссёр. Легенда начала двухтысячных. Человек, поставивший страх на штатив и заставивший его говорить.

А я – блогер. Подкастер. Тиктокер.

Я вырезаю из чужих кошмаров по шестьдесят секунд и выкладываю под драматичную музыку. Но знаешь, пап… Я всё равно верю, что могу доказать тебе, что не зря ношу твою фамилию.

Сегодня всё изменится.

Среди моих пяти тысяч подписчиков был один – странный тип под ником «NAbackhellAM». Он прислал мне письмо. Без лишних слов – только адрес и записка: «Ты ищешь страх? Он живёт здесь. Ключ – под третьей доской крыльца. Не бойся темноты. Она уже смотрела на тебя». Я распечатал его. Долго держал в руках. Перечитывал. И вот сейчас стою перед этим домом. Один. На краю ночи. И да – я всё ещё думаю, что это бред. Что меня разыгрывают. Что это просто старая хата и очередной трэш для контента. Но почему руки дрожат, как в день аварии? Психолог сказал вести дневник, проговаривать. Может, это и правда поможет. Может, если я умру – то останется хотя бы это. Нажимаю запись. Камера мигает. Красный глаз смотрит на меня. Пора заходить.

[Запись 2. Дневник, 01:13]

– Ну… – выдохнул я, обхватив камеру, словно она могла защитить от одиночества.

Дверь была старая, чёрная, с узором, напоминающим изломанные корни. Она молчала. Она смотрела. Рука дрожала. Ключ в замке повернулся с хрустом – будто лопнула кость. И в тот момент, когда я нажал на ручку, мир качнулся. Внутри что-то сорвалось. Не в доме. Внутри меня. Я шагнул. Это был не шаг вперёд – это был провал в бездну. Воздух внутри был другим. Сухим. Густым. Как в старом сундуке, забытом на чердаке. Я замер. Порог под ногами хрустнул.

Вот она – точка невозврата.

Комната встретила меня тишиной. Не уютной. Не мёртвой. А ожидающей. Мебель – под плёнкой. Поверх – пыль. Такая густая, что казалось никто здесь не дышал десятилетиями. Плёнка мутная, словно стала частью этих вещей. Диван. Кресло. Комод. Всё покрыто саваном забвения. Я включил фонарь, но свет будто утыкался в стены, сжимался, гас.

– Так, давай без фантазий… – пробормотал я. Голос дрожал. Но звучал.

Психолог говорил: «Говори вслух. Разговаривай с собой, если страшно. Это заземляет». Хорошо. Окей.

– Мы здесь, чтобы снять кино. Ты не трус. Просто дом. Просто стены.

Но голос звучал слишком одиноко. Я прошёл дальше. Под ногами поскрипывали доски. Шаг. Ещё шаг. Кухня. Пусто. Всё идеально. Чашки стоят на полках, но никто из них не пил. Ни запаха гнили. Ни следов мышей. Будто здесь никто никогда не жил. Не покидало ощущение: это – новый дом, построенный под старину. Как в кино. Как декорация. Слишком… чисто. Я нашёл лестницу в подвал.

– Обязательно в подвал, да? – выдохнул я. И пошёл.

Спустился медленно. Свет дрожал на стенах, отбрасывая несуществующих теней. Пол – залит цементом, стены серые, с потёками. И вдруг – пятно белого. Пианино. Совершенно белое. Оно стояло в углу, как забытая невеста. На крышке – надпись, выцарапанная золотом, едва заметная в пыли: «…лит и Б…». Имён не разобрать. Но я почти слышал их звучание. На пианино – фотографии. Одна – девушка. Высокая, холодно-красивая. Белоснежная кожа. Пепельные волосы. Вторая – мужчина. Статный, в пальто до колен. Улыбка резкая, будто вырезана ножом. Счастливые. Но… слишком счастливые.

– Кто же ты, парень с именем на "Б"?

Я обошёл пианино и увидел книгу. На полу. Чёрная обложка. Твёрдая, как могильная плита. В центре – горящий красный крест. Он не светился. Он смотрел. Я наклонился, взял её. Ни названия. Ни автора. Только крест.

– Эм… это точно не декорация, – пробормотал я.

Книга – как лёд. Не просто на ощупь. Внутри. Сердце забилось чаще. Пальцы задрожали. Я не хотел держать её. Но и отпустить не мог. Я поднялся наверх. Второй этаж. Комнаты – пустые. Мебель – под плёнкой. Тишина – как омут. Каждая из них будто проверялась мною – и всё было слишком правильно. Будто дом собрали по инструкции. И вдруг – писк. "1:30." Механический женский голос. Чёткий. Без эмоциональный. Я вздрогнул. Обернулся. На подоконнике мои смарт-часы. Я не помнил, чтобы снимал их. Они были на мне. Я точно… Смотрю на руку. Пусто. Запястье дрожит. Часы лежали экраном вверх. Пульс: 143. Всё ещё: "1:30." Я шагнул к ним – и в этот момент взглянул в окно. Внизу – двор. И ребёнок. Мальчик в песочнице. С ярким ведёрком. Он смеялся. Я даже услышал это – хотя окно закрыто. – Какого… – выдохнул я. И в тот же миг – что-то чёрное налетело на него. Тень. Скопление пыли и боли. Оно повалило ребёнка и начало рвать его, как животное. Я отшатнулся от окна. Сердце грохнуло в горло. Тошнота. Головокружение. Я вбежал вниз. Дверь. Ручка. Скрип. Я выбежал на улицу. Осмотрелся. Ничего. Песочницы – нет. И ребёнка – тоже. Ни следа. Ни земли, разрытой когтями. Просто двор. Просто вечер. Только я. И… дом за спиной.

– Вот она… шизофрения в двадцать лет, – выдохнул я.

Повернулся к двери. Нажал ручку. Не поддаётся.

– Чего? – шепчу. Я не запирал её. Я точно не… Ключ. Руки дрожат. Чувство взгляда. Кто-то смотрит. Много. Без глаз. Без лиц. Просто… взгляд. Оглядываюсь. Пусто. Только крыльцо. Деревья. Чёрное небо, как погребальная ткань.

– Спокойно…

Ключ. Металл лязгает. Щёлк. Поворот. Потянул. Ничего. Поворачиваю в другую. Ещё раз. Ещё…

– Да какого ж чёрта… – выдох. Тьма заливает всё. Как будто её льют внутрь меня. Как цемент. Страх заставил просто бежать. По тонкой тропе. Сквозь деревья. "Если бы остался… кто-нибудь растерзал бы меня так же?" Я не глядел назад, не спрашивал, почему. И вот он – город. Пустой. Ни окна с огнём. Ни вывески. Ни прохожих. Как будто кто-то вымыл улицы и забыл вернуть людей.

– Да ну нахрен… – сорвалось с языка. Голос сломанный. Только мрак. И я. И больше – никого.

Глава 2. Лисса

 [Запись 3. Дневник, 02:11]

 Я вырвался из лап леса, будто из чьих-то гниющих рук. Выбежал на пустую улицу, запнувшись о бордюр, и замер. Город. Проклятый, чёртов, пустой город. Сердце колотится. Дышу рвано. Ноги гудят от боли, но я стою. Жив. Я ещё жив. И я всё ещё заперт. Поднял телефон. 2:10. Мгновение – и паника начала отползать. Осталась дрожь. И пустота.

– Так, – выдохнул я. – Надо… позвонить этому… этому как его…

 Я нахмурился. Как же его звали? Ничего. Пусто.

– Да ладно… – я попытался вспомнить лицо, голос, хоть что-нибудь. Провал. Щёлкнул телефон, открыл список контактов. Пусто. Вообще. Иконка сети – перечёркнута.

– Сука! – вырвалось почти с рычанием.

Я размахнулся и чуть не швырнул телефон в асфальт. Но рука остановилась. Это единственное, что у меня осталось. Я посмотрел на себя в отражении витрины. Мокрые волосы прилизались ко лбу. Щёки в пятнах от холода. Глаза – чужие. Уставшие. Настолько, что усталость стала частью меня.

– Ладно… – выдохнул я, – Ладно. Спокойно. В 10 у меня самолёт. Всё. Просто переспать. И свалить. Засмеялся. Громко. В лицо пустым улицам.

– Да, я неудачник! – крикнул я в небо. – Да, я псих! Да пошло оно всё!

– Зато ты красавчик, – уже тише, с кривой усмешкой. Пальцы прошлись по волосам.

– Я всё равно тебя ненавижу.

 Я выдохнул. Глубоко. Заставил себя двигаться. Хостел был в двух кварталах. Я шёл медленно. Улицы были мертвы. Одинокие фонари дрожали под ветром. Ни машин. Ни такси. Ни звуков. Будто город замер… и дышал через стены. На углу – кофейня, с тусклой лампой внутри. Столы пустые. Стулья перевёрнуты. Почтовый ящик качнулся, будто кто-то только что бросил письмо. Но улица – пуста.

– Мне бы сигарету, – пробормотал я. Хотя я не курю. Но в такие ночи курит даже тот, у кого рак легких. Я свернул за угол, и наконец увидел табличку: “Hostel V…” Последняя буква стёрта. Просто “V”.

– Тут все такое стертое?

 Я добрался до места ночлега – если его вообще можно так назвать. И сразу что-то не сошлось. Во всём здании не горел ни один огонь. Ни в окне, ни в коридоре, ни в вывеске. Как будто хостел… умер. Он был двухэтажный, построенный явно на скорую руку, из душевной боли, фанеры и “и так сойдёт”. Архитектура – хуже только у внутренних демонов. Первый этаж – широкое пространство, набитое койками и кухонным уголком у входа. Второй – с узкими дверями комнат, в которых хотя бы не пахло потом и прошлогодним самогоном. Комната стоила как номер в нормальной гостинице. Но сервис – будто тебя обслуживает призрак, уволенный ещё в 90-х. Я обошёл хостел по периметру. Ни звука. Ни шороха. Ни намёка на жизнь. Трава у стены мокрая, стекло на окнах мутное, а дверь, ведущая на второй этаж, была заперта. Глухо. Как гроб. Проверил карманы – всё при себе. Деньги, ключ, камера. Ночь – оплачена. Но мне здесь не рады. Как и везде.

Уже собрался садиться прямо у стены, но заметил сбоку – гараж. Из приоткрытых створок лился тусклый жёлтый свет. Мерцал, как лампа в желудке у демона. Я подошёл ближе, медленно, будто в фильме, где музыка уже затихла.

Внутри копался старик. Седой, сухой, будто сам скручен из пепла и ремней. Он возился с мотором новенького “Лексуса”, как будто чинил душу. Не спеша. В этом была особая тишина – намеренная. Я остановился. Он меня не заметил. Или сделал вид, что не заметил.

– Слушай, я хотел бы просто лечь. У меня была… длинная ночь. – Я подошёл ближе, стараясь не глядеть на машину. – Открой, пожалуйста, дверь. Я просто хочу спать.

 Он не обернулся. Пальцы, дрожащие и костлявые, продолжали копаться в чём-то под капотом, как будто я не существовал. Потом – хриплый, лишённый дыхания голос:

– Так ты уже внутри.

 Я напрягся.

– Что?

– Я сказал: ты уже внутри.

– Хватит, – я сжал кулаки. – Просто открой дверь. Мне плевать, кто ты. У меня был… – голос дрогнул. Он будто не слышал. Или слышал – и не отвечал. Затем, как-то нараспев, как будто вспоминал чужой текст:

– Всегда иди на свет. Там, где горит свет – ближе всего к тьме. Он поднял голову. Его глаза были… слишком пустыми. Как будто там внутри – ничего.

– Хочешь отдохнуть? – он сделал паузу. – Так отдохни от себя. Сними кожу. Ложись рядом с прошлым. Что ты только что сказал?..

– Мне плевать на твои ребусы, – прохрипел я. – Открой дверь. Он медленно выпрямился. Лексус за ним блеснул фарами. Сам включился. Я вздрогнул.

– Здесь не нужны ключи. Здесь нужны решения. Кто ты, когда дверь не открывается?

 Он шагнул ко мне. Я отступил. И не мог вспомнить его лица. Не в деталях – в принципе. То ли усы, то ли борода. То ли молод, то ли стар. Будто за маской… нет никого. Меня бросило в озноб.

– Ты… был другим, – выдавил я. – В прошлый раз. Он молча улыбнулся. Губы тонкие, сухие, будто порезанные стеклом.

– Я всегда один и тот же. Ты просто не был тем, кто мог смотреть.

 Старик внезапно дёрнулся. Рывком. Резко. Будто сломанная кукла, ожившая на дёрганых нитях.

 Я инстинктивно отпрянул, сердце рванулось к горлу, ладони вспотели. Он оказался слишком близко. Слишком. Нарушая границы, которые никто не должен переходить.

 Старик медленно, с каким-то почти животным влечением, вдохнул мой запах. Глубоко. Словно этот вдох был ему нужен, как последняя затяжка перед казнью.

– Ах… – прошипел он. – Так ты… свежая кровь. Я бы тебя сам с удовольствием… поглотил. Но… у самой Тьмы на тебя большие планы, парень. Так что пока – беги.

 Мне стало не по себе. Я попятился, вырвался из его взгляда, решив просто уйти. Плевать. Пускай он там… с ума сходит наедине с Лексусом и шизой. Я сделал три шага.

За спиной раздался голос – тягучий, с хрипом, будто говорил не один человек, а целый хор голосов, сложенных в одну гниющую глотку:

– Думаешь, он выкарабкается? Герой… вернётся…, и ты его обрадуешь… своими подписчиками… своим монтажом… тем, какой ты неудачник? Хах… но не-е-ет…

 Я застыл. Сердце ёкнуло, будто кто-то выдрал его и сжал пальцами. Он продолжал. Тихо. Густо.

– Он уже мёртв. Пока ты здесь, носишься со своим микрофоном… Диабло уже смакует его внутренности. И ты это знаешь.

 Я обернулся. Он стоял, как статуя, но казалось, что вокруг него дрожит воздух. Как вокруг разогретой плиты. Как в аду. Я ничего не сказал. Что можно сказать, когда кто-то выплёвывает твою самую боль… громче, чем ты сам можешь признать?

 Он облизнул губы, взгляд был голодным и жадным, но при этом отстранённым, как у бездомного, разглядывающего витрину ювелирного. После его слов я вдруг почувствовал, как кровь идёт по венам тяжело. Словно тягучий свинец, будто сама сила в теле решила замедлиться.

Он – сошёл с ума. Определённо. И, судя по всему, я стремительно догоняю его. Я отступил, вырвался из взгляда старика, прошёл к двери хостела. Потянул за ручку. Щелчка не было. Но вместо этого – вся дверь вылетела с петель. С грохотом, с рыком, как будто сама устала быть частью этого мира. Она рухнула мне на плечо, тяжело, со злым скрежетом.

 Еле удержав её, приглушённо выругался, и дрожащими руками, медленно опустил её на пол.

– Ну и… вход, – прошептал я. – Спасибо, дом. Ты всё ещё умеешь удивлять.

 [Запись 4. Дневник, 02:36]

 Лестница скрипела, как старуха с одышкой. Я поднялся на второй этаж. Коридор был пуст. Молчалив. Свет едва дотягивал до конца пролёта. Каждая дверь – одинаковая. Только мой номер, выцарапанный, словно ногтем: “19”.

 Я достал ключ. Попробовал вставить. Не входит. Повернул. Ноль. Ещё раз. Ни щелчка, ни сопротивления. Словно замок сказал: “ты чужой.”

– Конечно, тварь ты… не подходишь, – прошипел я сквозь зубы. В груди вскипел гнев. Не на замок. Не на хостел. На всё остальное. На отца. На себя. На этот грёбаный город. На этот сон, который не заканчивается.

 Я ударил ногой по двери. Гулко.

– Да пусть движок стуканет у твоей сраной машины, ублюдок ненормальный! – заорал я, не сдерживая ни грамма.

 Удар. Ещё. Ещё. Дерево хрустело. Я хотел, чтобы что-то сломалось. Хоть что-то, кроме меня. Дверь поддалась. Треск. Резкий скрип петель. Я ворвался в номер.

– Что ты можешь знать?! – выкрикнул в пустоту.

Комната встретила меня равнодушием. Пыльная тишина. Серое покрывало. Мёртвый чайник в углу. Я рухнул на кровать, глядя в потолок.

– Он просто играет на моих нервах… – выдохнул. – Я знаю… ты же жив, пап. Пауза.

– Прости меня.

Я закрыл глаза на секунду. Одна секунда, и всё тело дрожало от злости и усталости. Как будто эта ночь была жизнью. Встал. Подключил чайник. Телефон мигнул: “Wi-Fi найден: Diablo_guest”

– Удобно, – пробормотал я. – Хозяин ада заботится о гостях.

 Сел на край кровати, открыл YouTube. Последний ролик – обзор на отцовский фильм. “Кровь моих творений. Режиссёр в тени.” Сотни тысяч просмотров. Комментарии. Репосты. Смотрел, как я сам хвалю его монтаж, атмосферу, режиссуру. Говорю о нём, как о гении, но уже как о том, кто этим уже не занимается.

– Это всё, что я тебе могу дать? – прошептал я.

– Видео? на двести тысяч?

И ты даже не услышишь…

 [Запись 5. Дневник, 03:01]

Видео шло фоном. Мой голос звучал с экрана: – Вы только посмотрите… сейчас будет взрыв.

 Прошло десять секунд.

– Вы только посмотрите… сейчас будет взрыв.

 Я моргнул.

– Чего?..

– Вы только посмотрите… сейчас будет взрыв.

 Снова и снова. Видео зациклилось. И не просто где-то – ровно на отметке 4:15.

– Вы только посмотрите… сейчас будет взрыв.

– …сейчас будет взрыв. …взрыв. …взрыв. …взрыв…

 Я свайпнул пальцем – ничего. Попытался закрыть приложение – всё равно играет. Экран начал рябить, как старая VHS-кассета, по которой кто-то чешет ногтями.

– Чёртов Wi-Fi… – прошипел я. – К чёрту его.

 Отключил. Убрал телефон. Бросил на тумбочку. Рухнул на кровать. Тело отказывалось бороться. Сон не звал – он обрушился. Мгновенно. Сны пришли, как вода. Я был утопающим, медленно уходящим вглубь, всё дальше от дыхания, от мыслей, от тела. И с каждым метром – тяжелее.

Сны – тревожные. Они не имели лиц, но царапали изнутри. Кто-то шептал моим голосом. Кто-то смеялся от имени отца. Кто-то называл меня по имени, которого у меня не было. Я проснулся резко. Как будто вынырнул из-под льда.

 Сел. Дыхание ровное. Тело – бодрое. Словно меня отоспал сам дьявол. Интересно есть ли такое слово как «отоспал»?

– Ну и бред, – пробормотал я, вставая. – Всё это. Лес, старик, дом… просто переутомление.

Всё казалось далёким. Чужим. Ненастоящим.

 Я подошёл к окну. На улице было темно. Но… Я взглянул на часы на стене. 12:00. Я замер.

– Что?..

Я лёг примерно в два. Не ставил будильник. Мог проспать час… два… Но сутки? Нет. Я не из тех, кто спит сутки. Схватив телефон нажал кнопку. Мёртв. Чёрный экран. Включаю свет. Ничего. Лампочка осталась мёртвой, как и всё здание. Тишина была полной. Даже холодильник не гудел.

– Хостел обесточен… – выдохнул я.

 Словно время здесь больше не двигалось. Словно я сплю… а кто-то смотрит. Городок был небольшим. Я знал это ещё до того, как приехал сюда. Перед поездкой я листал карту – гугл, отзывы, маршруты. Здесь были улицы. Кофейни. Парк. Ничего особенного. Но ночные заведения точно были. Хотя бы одно. Сейчас я… Я помнил это с трудом. Как будто мою память кто-то тёр ластиком. Не больно. Просто… стерильно.

У меня всегда были проблемы с ориентацией. В буквальном смысле – топография для меня была как шахматы для рыбы. Но я вспомнил: печатная карта была. Я убирал её куда-то… В прикроватный столик. Открыл ящик. Вот она. Развернул. И что-то сразу не сошлось.

 Я не помнил, чтобы в этом селе был такой… огромный парк. Он занимал чуть ли не треть карты. Как будто вырос за ночь. Или прятался раньше. Я пробежался глазами. Школа. Институт. Больница. Пара улиц, тянущихся, как жилы через поселение. Пожарная часть. Всё как надо.

 И вот он. Бар “Диабло.” Я остановился. Название – как шутка. Как спойлер. Слишком громкое для этой глуши.

 Но сейчас…Мне было всё равно.

– Пусть хоть “Ад на вынос”, – буркнул я. – Главное – кофе или алкоголь. Или оба сразу. Я запомнил путь: два квартала вниз, налево, вдали будет потом парк. Стал одеваться.

Рубашка липла к телу. Пальцы дрожали – от усталости, от тревоги, от чего-то, что не говорило вслух. Налил воду из чайника. Холодная. Как будто время в этом месте не только остановилось, но и отвернулось. Я выпил всё до дна.

– Ну что, “Диабло” … покажи мне, что ты за зверь, – прошептал я, бросая взгляд на карту. Наконец вышел в коридор.

 [Запись 6. Дневник, 12:22]

– Помни, Д… – И я замер. Имя. Моё собственное имя. Вылетело. В обычной ситуации ты просто перебираешь в голове варианты. Как связку ключей. Щёлк, щёлк, подходит – не подходит. Но сейчас… Пусто. Не тишина. А отсутствие. Будто в голове ключница без ключей. И только одно кольцо – гладкое, пустое. Вышел из хостела. Улица встретила меня тёмным ветерком. Весь город – погружён в тьму. Глухую. Прессующую. Не как ночь. Как отсутствие бытия. И снова это чувство —горло стянуло, будто его сжимала чья-то рука. Страх подполз, обвился, как змея под рёбрами. Я остановился. Закрыл глаза. Вдох. Выдох. Страх – это всего лишь чувство. Это не враг. Это я. Сердце билось так, что я был уверен – его слышит весь квартал. Рассудок отступил от края. Но… надолго ли?

Я открыл глаза. Фонари горели. Не все – только на одной улице. Асфальтированной. Идущей через бар “Диабло” и алкомаркет. Совпадение? Не знаю.

Я сказал себе: «, наверное, фонари включаются по таймеру. Или отключались для защиты.

Слишком долго были включены. Ночь же длинная.»  Рациональность – это спасательный круг. Но у него давно дыра. Я засунул руки в карманы, поднял воротник и пошёл. Проходя мимо витрин, вдруг подумал: «А ведь было бы неплохо найти себе… спутницу. Разбавить всё это. Молча. Без лишних слов.»

 Мягкое тепло. Алкоголь. Забвение. Пожалуй, это было неплохой идеей. А может… последней человеческой мыслью, которая мне когда-либо придёт в голову. Я шёл и чувствовал, как тьма давит мне на спину. Не ветер. Не холод. А ощущение, что кто-то идёт следом – в миллиметре от затылка. Если обернусь – увижу. Поэтому не оборачивался.  На карте бар “Диабло” был обычной точкой. Но сейчас… Он был вспышкой посреди чёрной пленки. Я увидел его за углом – неоновый красный свет, как из раны, разрезающей здание. Надпись “DIABLO” пульсировала как сердце, которое не может умереть.  Я ощущал себя как Ричи Гекко. Огромная красная неоновая вывеска «Diablo» явно придавала готичности. Я усмехнулся и подумал: «Да тут хоть до рассвета», ибо интерьер и название мне было по вкусу.

Фасад был старым, облупленным, но при этом будто дышал. Дверь – массивная, деревянная, с ручкой в форме змеи, кусающей свой хвост.

 Я подошёл. Рука дрожала.

– Всего лишь бар, – прошептал я себе. Но тело не верило. Вдох. Выдох.

Я потянул дверь. Она открылась без усилия. И за ней был не бар. А тишина, в которой кто-то затаился. Я вошёл.

Воздух – тяжёлый, пропитанный перегаром и пеплом, но будто… свежий. Как в склепе, только что вскрытом. Бар замер.

 Странные пьянчуги сидели поодиночке – сгорбленные, скрюченные, будто каждый из них нес на спине мешок с собственным адом. Кто-то повернулся. Медленно. Так, как поворачивается крик из сна. Другой замер с рюмкой у губ, не моргая, не дыша.

       Они смотрели. Не на меня. Сквозь. Как на нечто чуждое. На ошибку.

 Из старых колонок заиграл “Nightcall” Kavinsky. Медленно. Густо. Даже музыка звучала, как смерть, забытая на виниле. И вдруг – всё закончилось. Разом. Они отвернулись. Вернулись к рюмкам, к своим беззвучным разговорам. Будто меня и не было.

 Я сделал шаг. Ещё. Барная стойка была пуста – кроме одного места. Он сидел там. Единственный, кто не делал вид, что живёт. Мужчина. Лет тридцати пяти. Небритое лицо, скорее легкая щетина, впалые щеки. Чёрная водолазка, брюки испачканы чем-то бурым, почти как засохшая кровь. Он держал стакан, будто это было последнее, что держит его здесь. Запах спирта шёл от него, как пар от могилы.

 Он пил не виски. Он впитывал его, как пыль впитывает дождь. Без эмоций. Без мимики. Как будто пил, чтобы удержать пустоту внутри.

       Я прокашлялся.

– Дружище, не подскажете, какому виски тут можно доверять?

 Он медленно повернул голову. Веки тяжелые, взгляд как затянутое окно – видно, но не пробиться. Он смотрел на меня не с раздражением. С жалостью. Словно видел, как я уже горю, но понимал, что не сможет предупредить.

– Бери любой… – хрипло сказал он. – И проваливай. Пока можешь.

 Я завис. Не знал, что сказать. Слова стояли в горле, как ком. Он отвернулся. Сделал глоток. Руки дрожали. Я постучал по стойке. Бармен молча налил. Пахло ржавчиной и мокрым деревом. Я сделал глоток. На вкус – как сожаление. Старое, прокисшее, не твоё. В баре было спокойно. Подозрительно спокойно. Никто не обращал внимания. Никто не дышал громче нужного. Кроме него.

       Он повернулся ко мне. Взгляд тяжёлый. Усталый. Человеческий.

– Парень, я не шучу, – выдохнул он.

– Беги отсюда. Это не место для перводневок.

 Я сморгнул.

– Что ты имеешь в виду?

 Он посмотрел на стакан. Покрутил его. Отхлебнул.

– Что ты сдохнешь в этом баре.

 Я не сразу понял, что он сказал. Или не хотел понимать.

 Он вытер рот ладонью. Вздохнул, как человек, который больше не держит фасад.

– Но мне, в принципе, плевать.

Делай что хочешь.

– Слушай, – попытался я включиться. – Я просто искал, где передохнуть. Тут вроде цивильно…

– Ты не отдохнёшь. Ты начнёшь понимать.И если начнёшь – уже не остановишься. – Он обернулся в зал. Показал подбородком на других посетителей.

– Видишь этих кукольных?

Они не шевелятся не потому, что спят. А потому что ничего не осталось. У них уже всё выгорело.

– А ты, – он повернулся ко мне, – ещё тлеешь. Поэтому ты им интересен.

 Он сделал последний глоток.

– Хочешь совет? – пробормотал он, допивая свой виски. – Допивай и ливай.

Мужик встал с барного стула, потянул спину, хрустнув позвонками. Плечи сгорбленные, движения вялые, будто сам себя толкал вперёд. Направился к задней двери – чёрной, без табличек, как выход из сна. Просто ушёл. Без пафоса. Без взгляда назад.

– Тут что, все чокнутые? – выдохнул я, не то вслух, не то внутрь.

Я почти начал привыкать к здешней атмосфере. К этой ненормальной нормальности. К пустым лицам, к тусклому свету, к вязкой тишине. Но… Двери распахнулись. С глухим ударом. Будто влетели кулаком в грудную клетку бара.

Она влетела, не вошла.

Как человек, убегающий не от кого-то – от самого воздуха за спиной. Босиком. Ноги в грязи, одна ступня рассечена. Каждый шаг – мокрое пятно, которое медленно расползается по полу, как живое. Лицо – бледное, почти мертвенно. Волосы спутаны, будто в них застряли ветки.

Одежда – мокрая насквозь, как будто она прошла через ливень. А дождя не было. На виске – кровь. Тонкой линией стекает по щеке, по подбородку, исчезает под воротником. Но…

Хуже всего – её глаза. Широко раскрытые. Налитые страхом. Она смотрела не на нас. Она смотрела туда, где никого не было. Будто что-то следовало за ней. Прямо сейчас. Она сделала шаг.

Зал вздохнул, но никто не пошевелился.

– Нет… нет… НЕТ! – её голос сорвался, стал хриплым, рваным. – Где он?!

 Все разговоры умерли. В один момент. Бармен напрягся, пальцы сжали бутылку, но он остался на месте. Посетители – замерли, будто вспомнили, что они всего лишь мебель.

 Она метнулась к первому мужчине, схватила за ворот. Глаза горели отчаянием, крик – как удар ножа.

– Ты его видел?! Мой брат! Он был здесь! Он был здесь!

 Никто не ответил. Пауза повисла в воздухе – такая, после которой обычно что-то ломается. Я заметил, как и другие посетители начали подниматься со своих мест. Но не чтобы помочь. Кто-то вышел на улицу. Кто-то отвернулся, утонув в собственном стакане. Бармен молча уронил полотенце на стойку и скрылся в подсобке. Никто не хотел быть свидетелем. Она была одна.

Я медленно подошёл, стараясь не наступить в капли крови, что стекали с её виска. Рана глубокая. Запах – тёплый, медный. Живой. Меня скрутило. Ком подступил к горлу.

 Я сжал кулаки. Подавил рвоту.

– Девушка, я вызову скорую. Не двигайтесь.

 Она вскинула взгляд – в её глазах мелькнула надежда.

– Ты видел моего брата?

 Моё дыхание замерло.

– Нет… Я не видел. Но мы можем обратиться в полицию, вызвать кого-нибудь…

 Я обернулся.

– Эй! Кто-нибудь, помогите!

 Молчание. Никто даже не моргнул. Я снова посмотрел на неё. Она вглядывалась в меня – пристально, тревожно. Словно… вспоминала. Словно… узнавала.

– Ты вернулся за мной, – прошептала она.

– Мне так тебя не хватало…

 Она шагнула ближе.

– Это же я… Лисса…

 Голос стал мягким. Почти ласковым. Она раскинула руки.

– Обними меня…

 Я инстинктивно отшатнулся. Что-то внутри кричало: «не приближайся.» Но было в её голосе… что-то сломанное. И страшно знакомое.

 Она дрожала. Потом замерла. И посмотрела мне в лицо. Внимательно.

– Я так долго тебя искала… – прошептала она.

– И ты даже не хочешь обнять свою сестричку?

 Я ничего не успел сказать. Она нахмурилась. Глаза заморгали, как будто она борется с тенью.

– Постой… Ты… Ты не мой брат. Что я… что я тут делаю?

 В её голос вернулся рассудок. На мгновение. Я почувствовал, как грудь наполняет воздух. Облегчение.

– Я, наверное, тебя напугала, да? – её голос дрожал, но в нём было что-то детское. Сломанное.

– Знаешь… я уже начинаю привыкать. Тут ведь всё не так, правда?

 Я кивнул, почти не осознавая этого.

– Привыкать, значит? – голос стал глубже. Слаще. А ты красивый… Может, ты хочешь меня?

– Чего? – вырвалось у меня. – Что ты… сказала?

 Она улыбнулась. И эта улыбка была неправильной. Она провела по себе ногтём – тонким, длинным, как игла. Снизу живота – вверх, к груди. Кожа разошлась, как бумага. Внутренности вывалились на пол – с мягким, влажным звуком.

– Ну как тебе… мой внутренний мир? – прошептала она, склонив голову набок. – Я ведь красивая… правда?

 Отступая, задел стол. Уронил стул. Она шла вперёд.

 Зубы начали выпадать. Один. Другой. С хрустом. И тут же – начали расти новые. Длинные. Острые. Игольчатые. Рот не закрывался. Он не вмещал то, что рвалось наружу.

Весь бар охватило пламя. Огненный вихрь скользнул по потолку. Огонь шевелился, как волосы на теле зверя. Лисса поползла ко мне. Кожа лопалась. Кости вылезли из-под мяса. Словно её тело слишком маленькое для того, во что она превращалась. Она росла. Искажалась. Превращалась. Я стоял, парализованный. Пока не мигнул свет. Резкий, электрический щелчок. И на миг она исчезла в тени. Но огонь только усилился. И вытолкнул её в свет. Она прыгнула. Зубы вошли в мою ногу. Я закричал. Не от боли. От ужаса, что я чувствовал наслаждение в этом укусе. В этом безумии был смысл. Я был живее, чем когда-либо. Это пугало меня сильнее, чем её зубы. Вспышка боли. Визг. Мгновение – и кусок плоти вместе с куском штанов был в её пасти. Она наслаждалась. Жевала медленно, с хрустом.

– Comme c’est délicieux… – прошептала она.

 Я закричал.

– Я не хочу останавливаться… – она облизывала губы, покрытые кровью. – Иди ко мне. Прямо сейчас. И мы… сольёмся.

 И в этот момент… Вошёл он. Дверь в бар снова открылась. Он вернулся. Тот самый мужчина. Шагнул прямо в огонь. И оно не коснулось его. Глаза – пустые. Лицо – без эмоций.

Он подошёл к пожарному щитку. Открыл его. Вытащил топор. В этот момент Лисса схватила меня за ногу. Я рухнул. Боль. Когти впились в кожу, прорвали плоть. До самой кости. Я заорал. Боль вернула мне контроль. Он посмотрел на меня.

– Не стой столбом. – Произнёс он.

 Метнул топор. Прямо в меня. Я отпрянул – топор вонзился в пол рядом. Потянулся. Схватил рукоять. Судорога от боли. Лисса сжимала лодыжку, сильнее. Я рванул. Вытащил топор.

Удар. В лезвие врезалась её рука. Она не отреагировала. Только рассмеялась. Хрипло. Безумно. Смех, будто откуда-то из подвала. Я ударил ещё. Снова. Лезвие вонзилось в плоть, разрубило мышцу, вскрикнуло по кости. Алый всплеск.

 Густая, холодная кровь брызнула мне в лицо. Она стекала по губам, по подбородку. И я… улыбнулся. Не от отвращения. От вкуса. Я хотел ещё. И ещё. Каждый новый удар был не самообороной, а рождением.

 Я уже не стоял – я тонул. Лужа подо мной – не просто кровь. Это была дверь. И я шагнул в неё. Без колебаний. Без сожаления. Прямо в их мир. Мир, где кровь – не смерть. А связь. Где боль – не мука. А ключ. Лисса лежала без руки. Томно дышала, как после оргазма. И смотрела на меня, как будто любила. Улыбка – всё шире. Хрип – всё ближе.

       Я замахнулся. Тупой стороной. Прямо в висок. Хруст. Она рухнула. Без движения. Без дыхания. Я смотрел на её тело. На лицо, искажённое, изуродованное, бледное и… такое близкое. В голове стучало только одно: Она труп? Воздух снова замер. Бар молчал. Пламя гасло, как свеча в вакууме. Я слышал только… своё дыхание. И где-то, в глубине… кто-то тоже дышал. Меня пугало не всё, что произошло. А то, что я почувствовал

Глава 3. Минус пять.

 Сидя перед её телом, я чувствовал, как мой разум, разбитый на сотни мелких осколков, медленно, мучительно собирается обратно – словно кто-то вслепую собирает зеркало, которое не хочет отражать. Я провёл рукой по лицу. Мокрое. Грязное. Липкое от крови. И только сейчас заметил, что улыбался. Широко. Слишком широко. Улыбка исчезла, как только картинка прояснилась: я сижу в алой луже. Посреди пустого бара, где уже выключен свет, а тишина скребёт по стенам, как мыши за гипсокартонном.

       Я огляделся. Свет ушёл. Страх – нет. Но я уже был в себе. Почти. Достаточно, чтобы встать. Рывок – и тут же отдача в ногу, будто кто-то вставил в неё раскалённый лом.

– Ага… – хрипло выдохнул я, – бегать я явно не смогу.

 Я скосил взгляд вниз. Лисса. То, что от неё осталось, уже не выглядело как человек. Кровь в её глазах потемнела, кожа ссохлась, как пергамент. А улыбка… всё ещё не сползла. Будто она гордилась тем, что я сделал.

       Меня вырвало. Резко, судорожно, с таким напором, будто внутренности сами пытались выйти наружу. Желчь обожгла горло. Колени подкосились. Мне срочно нужен был воздух. Хоть глоток реальности. Хоть что-то. Я выбежал из бара, задыхаясь, спотыкаясь, хватаясь за стену, как за спасение. Ночь встретила меня густым холодом и сигаретным дымом. Я поднял взгляд – и врезался в чью-то грудь, твёрдую, как бетон. От удара меня отбросило назад, и сердце сжалось, будто вспомнило, что ещё бьётся. Шаг назад. Мерцающий свет фонаря. Передо мной стоял мужчина. Просто стоял. Спокойный. Курил. Будто только что не оставил меня в пасти безумия Высокий. Тёмная одежда. Руки в карманах. Сигарета, как тусклая звезда, светилась в углу его рта. Он выглядел как человек, который слишком давно в этом аду – и уже перестал его замечать. Он смотрел на меня лениво, будто ждал, пока я приду в себя.

– Ай да сукин сын… – он выпустил дым через нос. – Ты выжил.

 Я замер. Кто он? Я раскрыл рот, но язык не слушался. Этот человек не выглядел удивлённым. Будто знал, что всё это случится. – Кто ты? – выдавил я.

Он усмехнулся, но не ответил. Просто развернулся и пошёл дальше. Я смотрел ему вслед. Где-то внутри щелкнул переключатель. Как будто вся боль, весь страх, всё безумие – отступили, чтобы уступить место цели. Я шагнул за ним. Не потому что знал, куда. А потому что больше не мог стоять на месте. Он не остановился. Я пошёл быстрее. Он вздохнул, не оборачиваясь.

– Ты серьёзно хочешь за мной тащиться?

 Я ничего не сказал. Просто продолжил идти. Впервые за всю ночь у меня была цель. Этот человек что-то знал. А значит, он мог дать мне ответы. Мы шли какое-то время. Молча. Он первым нарушил тишину.

– Знаешь, по этикету сначала представляются.

 Я открыл рот, чтобы назвать имя… И застыл. Имя. Как меня зовут? Я… я же пытался его уже вспомнить. Я должен знать. Но стоило мне напрячь мозг – в голове осталось только пустое место. Он приподнял бровь.

– Что, язык откусил?

– Я не помню его.

Это прозвучало тише, чем я хотел. Он смотрел на меня. Не с жалостью. С пониманием. И чуть-чуть с сожалением.

– Имена здесь не держатся. – Он выплюнул сигарету на тротуар. – Мы их теряем. Заново зарабатываем. Придумываем. Он взглянул на меня испытующе.

– Но ты был загнан в угол, как мышь.

Он прищурился.

– Испуганный, но не сдающийся. Мышонок. Подходит.

 Я почувствовал, как холод прокатился по позвоночнику.

– Думаю, имя подходящее.

 Он снова пошёл дальше. Я хотел что-то сказать, но он заговорил первым.

– Обращайся ко мне Бэлл.

– Это твоё настоящее имя?

Я не знал, почему спрашиваю. Просто… хотелось верить, что у кого-то здесь всё ещё есть прошлое. Он лишь кивнул.

– Теперь да.

 Я продолжал шагать рядом.

– И что теперь?

 Бэлл посмотрел на меня с прищуром.

– Думаю, ты не долго проживёшь с такими темпами.

– Это угроза?

– Предупреждение.

Он резко свернул в переулок. Мы шли по пустой улице, мокрый асфальт отражал тусклый свет фонарей. Я держался за ногу – боль с каждой секундой пульсировала сильнее.

– Почему уже 5 утра, а рассвета нет?

 Он не остановился.

– Рассвета не бывает.

 Я нахмурился. – Как это?

 Он выдохнул дым. – В шесть утра… тьма не уходит.

Его взгляд упал на небо. – Время просто… делает скачок. Как будто реальность забывает, что должна светать.

 Я резко замедлил шаг. – Что?

– Это называется цикл. – Он повернул ко мне голову. – И если ты хочешь дожить до следующего, двигай ногами.

 Я сжал зубы, с трудом шагая дальше. С каждой его фразой у меня в голове только множились вопросы. Но часть меня уже не удивлялась. Я просто плыл по чьей-то чужой реке.

– Что это было за… существо?

 Он усмехнулся. – Лисса.

 Я замер. – Ты её знал?

– Когда-то.

 Я ждал продолжения, но он молчал, просто шёл вперёд, выпуская дым в холодный воздух.

– Ну? Что с ней случилось? – я не выдержал.

 Он хмыкнул. – Её историю все знают.

 Он указал рукой на пустые улицы вокруг.

– Сюда попадают либо демоны, либо живые.

– Демоны? – я фыркнул, но он даже не взглянул на меня.

– Те, кто умер… довольно ужасной смертью. – он выдохнул дым. – И теперь пытаются выжрать все эмоции из тех, кто был жив и попал сюда случайно.

 Я сжал кулаки. – И Лисса?

 Он кивнул. – Она и её брат с его дружками пошли на пикник.

– В этом мире?

 Он задумался.  – Нет. В своём. Они ещё были живыми.

 Я почему-то почувствовал холод. – И что случилось?

 Он вздохнул, выбрасывая окурок на асфальт.

– В её сторону один из них кинул непристойную шутку. Брат полез в драку, но изрядно получил.

Мне захотелось свернуть разговор, но он продолжал, будто читал лекцию. Как будто… это всё было неважно. А мне – будто плеснули в лицо кислотой.

– А она?

– Её хотели изнасиловать. – его голос был холоден, без эмоций. – Прямо у него на глазах.

– …Что? – у меня пересохло во рту.

– Она вырвалась. Но кто-то зарядил ей камнем в висок.

– …И она умерла.  – Он медленно кивнул.

– Забежала в дом. Заперлась. И замертво упала.

 Я не знал, что сказать. – Так вот почему она…

– Да. – Несколько секунд мы просто шли молча. Я пытался переварить услышанное. Она ведь… не сразу стала монстром?

– Но если она мертва… она же не должна осознавать себя, да?

– Зачастую она адекватна. – Он взглянул на меня, уголок губ дрогнул в кривой усмешке.

– Но сегодня, видимо, сама Бездна на неё повлияла.

 Я поёжился. – Бездна?

 –Это местное ругательство, но есть тьма, что делает нас такими, какие мы есть.

 Я вспомнил её голос, её безумный смех. – То есть, такие как она…

– Такие как она не всегда опасны. – Он сделал паузу. – Пока не решат, что им стало скучно. – он поправил воротник. – Они просто играются зачастую, но могут вовремя не остановится если ты им понравишься.

– Играются? – я чуть не рассмеялся от нервов. – Она хотела меня убить!

– А ты ей не на шутку зарядил. – Он резко остановился и посмотрел на меня с прищуром. – Она вряд ли простит.

 Я передёрнул плечами. – А почему в баре погас свет, а потом вспыхнуло пламя?

 Он убрал руки в карманы. – Свет здесь – плохой знак. Если вспыхнул… значит, демоны охотятся. А пламя было только в твоей голове. Она играла с твоим воображением.

 Мои кулаки сжались. – И что мне теперь делать?

 Он остановился, наконец взглянув мне в лицо. – Я отведу тебя в школу.

– В школу?

 Он угрюмо кивнул. – Там все крысы собрались. Они примут тебя за своего.

– А с тобой мне не по пути?

 Он снова усмехнулся. – Нет, мышонок. Не по пути.

 Бэлл вынул из кармана небольшой золотой флакон и бросил его мне. Я едва успел поймать.

– Что это?

– Разберёшься сам. Спрячь его.

 Я молча сжал флакон в ладони и убрал в карман. Фонари вдоль дороги замигали. Бэлл взглянул вверх.

– Начинается.

 Я проглотил подступивший ком.

– Что начинается?

 Он повернулся ко мне, глаза в свете фонаря сверкнули хищным огоньком.

– Охота. Надо спешить.

– Ты хочешь сказать, что демоны зажигают свет, чтобы заманить людей именно туда, куда им надо?

 Он не замедлил шага.

– Всё верно.

 Я нервно сглотнул.

– Люди… как мелкие мошки. – Он бросил на меня короткий взгляд. – Летят на свет лампы, вылезая из своих нор. Потому что свет их успокаивает. Они боятся того, чего не видят. А демонам плевать – в темноте или при свете делать своё искусство.

 Меня замутило. – Боже, у меня уже голова идёт кругом…

 Он не отреагировал. Я глубоко вдохнул.

– Почему ты не идёшь со мной в школу?

– Не для меня прятаться. – Он скользнул по мне взглядом. – Так что я таких по духу не переношу.

– А если мне тоже они будут не по душе? Что тогда?

 Он остановился. Вздохнул. – Боже, какой ты приставучий.

 Странный парень из бара повернул голову, и мне показалось, что в свете фонарей его глаза сверкнули, как у зверя.

– Я не лучший пример, с кем нужно водиться.  – Он кивнул куда-то вперёд.

– Но, если будешь искать смерти, ступай в парк.

Я напрягся. – Что в парке?

 Он не ответил. – Всё, хватит вопросов.

 Бэлл остановился и поднял руку, указывая пальцем вперёд. – Видишь?

 Я проследил за его жестом. Вдалеке, во тьме вырисовывался силуэт массивного деревянного здания. Этажей десять. Высокие, узкие окна с деревянными рамами. Жуткая готическая постройка возвышалась над городом, как кукольный дом, сделанный для чего-то гораздо крупнее, чем человек.

– Это школа?

Медленно кивнув, Бэлл отряхнул водолазку. Я сжал кулаки, собираясь с духом. Он исчез. Не попрощался. Не объяснил. Будто и не было вовсе – только дым в воздухе и запах алкоголя. Он свернул в переулок и исчез в темноте. Я шёл к школе, но где-то в глубине черепа всё ещё отдавало эхом: – Ступай в парк. – И мне почему-то хотелось туда больше. Спустя пару минут дверная ручка школы была передо мной. Очередная дверь, которую я не мог решится открыть. Я стоял перед входом. Очередная дверь. Но в этот раз не в подвал. Не в бар. Не в ад. А к безопасности, но сомнения были. Моя рука зависла в воздухе. Всё внутри тянуло назад. Я вдохнул. Выдохнул. И дотронулся до ручки.

       Позже он часто вспоминал этот момент – ту секунду, когда был ещё собой. До школы. До системы. До того, как стал частью чего-то большего. Свет ударил ему в глаза… Ожидал он чего угодно – пустых коридоров, глухих стен, пыли и запустения. Но не этого. Когда он открыл глаза, перед ним раскинулся целый город внутри кошмара. Толпы людей. Живые, говорящие, смеющиеся. Вместо разрухи – фонари, торговые палатки, запахи еды. Ему пришлось моргнуть несколько раз, чтобы убедиться, что это не очередная галлюцинация. Слишком реально. Слишком живо. Именно от этого – ещё страшнее. Рядом громко хлопнула дверь. Он вздрогнул и повернул голову. Из одной двери вышел здоровяк с лицом, перечёркнутым шрамом. Скользнул по нему взглядом – и нахмурился.

– Ещё один? Прелестно. Нам как раз не хватало проблем.

Он почесал шею, где угадывался старый шрам – будто кто-то когда-то хотел оторвать ему голову.

– Надеюсь, ты хотя бы не визжишь ночью.

И как же, мать твою, ты сюда добрался? – Его голос был низким, хриплым, как будто изношенным временем. Юноша не успел ответить, как из толпы раздался другой голос:

– Новенький сам дошёл! Он сбежал из охоты!

 Толпа зашевелилась. По огромному холлу прокатился рой перешёптываний. Здание внутри выглядело как обветшалый замок, населённый беженцами. Этажи хаотично громоздились друг на друга, будто строились без плана. Койки были раскиданы по помещениям, а палатки с барахлом создавали атмосферу временного убежища. Но вся эта разрозненность казалась выверенной, организованной. Живым хаосом. Парень со шрамом снова уставился на него.

– Я повторяю вопрос. Как, мать твою, ты сюда добрался?

 Юноша глубоко вдохнул, стараясь удержать ровный голос.

– Встретил Лиссу. Мы с ней неплохо выпили. После она игриво проткнула мне ногу когтями. Бэлл кинул мне топор. Я ударом нежно отправил её в нокаут и пришёл сюда.

 Один из тех, кто стоял рядом, тихо выругался. Кто-то отошёл вглубь. Несколько человек переглянулись – и лишь потом наступила пауза.

 Здоровяк слегка прищурился. Перед тем как он успел что-то сказать, из-за его спины вышла девушка. Она смерила новенького внимательным взглядом.

– Ты у нас смелый, но тупой смотрю. И везучий.

 Голос был спокойным, низким, но в нём не было ни насмешки, ни восторга. Скорее исследовательский интерес.

– Раз смог добраться, нарвавшись лишь на Лиссу… и где твой Бэлл?

 Парень замешкался. – Мой?

– Ну, раз он тебя сюда отправил.

– Я думал, вы его знаете. Он выглядел… бывалым.

 Она подошла ближе. Резко. Слишком близко. Её рука сомкнулась на его горле.

– Ты либо за дуру меня держишь, либо ещё не в курсе: за пределами школы людей нет.

 Она смотрела в упор. Холодно. – Так что выбирай: переломанное горло – или признание, что ты тупой и не отличаешь людей от демонов.

 Он закашлялся, пытаясь вдохнуть. – Думаю… я всё-таки тупой, – выдавил он.

 …она отпустила, шагнула назад, как будто ничего не произошло. Но в её взгляде на мгновение что-то дрогнуло. Жалость? Боль? Или воспоминание? А внутри него уже зрела мысль: Кто же тогда такой этот Бэлл? Раз его никто не знает. Но и на демона он не был похож. Он огляделся заново. Школа жила своей жизнью. Но теперь он не мог отделаться от мысли… Что все здесь такие же потерянные, как и он.

       Толпа рассеялась так же быстро, как и собралась, но несколько человек всё ещё смотрели на него. Рыжеволосая девушка, что задала вопросы о Бэлле, слегка наклонила голову. – И как же тебя назвать?

 Она была выше многих, осанка прямая, в её взгляде читался авторитет. Чистая одежда, лёгкий аромат дорогого парфюма. Она выглядела совсем не так, как остальные. Он на секунду задумался, но воспоминания о разговоре с Бэллом всплыли в голове.

– Бэлл назвал меня мышкой. И ничего лучше я пока не придумал. Думаю, на первое время подойдёт.

 Это явно развеселило многих. В толпе раздались смешки, кто-то фыркнул, но никто не возразил.

– Не самое подходящее имя для человека, но будь по-твоему. – голос здоровяка прорычал. Он шагнул вперёд и кивнул в сторону девушки.

– Я Тони. А это Семь. Одна из первых. Так что будь с ней повежливее.

– Я уже это уяснил. – скованно сказал мышка.

 Она хмыкнула, но ничего не ответила. Тони развернулся и рявкнул: – Спайк! – Из толпы тут же выскочил парень – не старше шестнадцати, худощавый, но ловкий.

– Это наш новенький везунчик. – Тони хлопнул мальчишку по плечу. – Прибежал циклов шесть назад, теперь примерно знает, что где лежит. Будет твоим проводником.

 Спайк нервно кивнул. – Есть, сэр.

 Толпа постепенно разошлась, каждый возвращаясь к своим делам. Мышонок перевёл дыхание. Он понял одно: в этом месте ему ещё многое предстоит узнать.

– Медик у нас на минус третьем, – небрежно бросил Спайк, отмахнувшись рукой. Они петляли между палатками торговцев, до краёв набитыми хламом и вещами, потерявшими цену, но всё ещё хранившими память. Здесь всё продавалось по бартеру – звонкой монеты давно никто не слышал. Мышонку предложить было нечего, потому он и не задерживался у прилавков, безмолвно следуя за юрким проводником. – Как ты добрался до школы? – спросил он, стараясь не терять его из виду.

– Помню… только темноту. Ни зги, – Спайк говорил, не оборачиваясь, шаг его оставался лёгким, как у мальчишки, выросшего среди теней. – Вдруг услышал голоса – далеко, глухо. Побежал на звук. Повезло – это были Искатели. Они и привели меня. Охота тогда уже закончилась, всё было тихо… – Он усмехнулся и толкнул ржавую дверь, ведущую к лестнице. О безопасности тут даже не мечтали. Перил не было вовсе, ступени из бетона местами раскрошились – в щели без труда провалилась бы нога. Повсюду висели масляные лампы, их тусклый, но живой свет струился по стенам, отгоняя мрак. Пять этажей вверх. И столько же вниз. Каждый уровень был отдан под свою цель: на минус втором – спальные комнаты, превращённые из старых кабинетов. В каждой жили по трое, каждый уголок – отражение личности, хранитель уцелевших мелочей. На минус третьем начиналась «жизнь»: медпункт, мастерская, кухня. Другие двери были без названий – но каждый местный знал, что за ними. Спайк толкнул дверь медпункта, влетая с такой лёгкостью, будто был дома. Громко, во весь голос он выкрикнул:

– Медик, у нас новенький!

 Эхо его слов пронеслось по комнате, взбудоражив тишину. Из-за ширмы вышел молодой парень – чуть старше Мышки, в белом халате, наброшенном поверх мешковатой чёрной одежды. Он двигался лениво, будто никуда не спешил, как человек, привыкший к неожиданным визитам. В его руках была старая, потрёпанная книга – он аккуратно закрыл её, отложил в сторону и, наконец, поднял взгляд на Мышонка. Глаза у Медика были спокойные, почти безмятежные – как у тех, кто видел слишком многое, чтобы удивляться чему-то ещё. Медик окинул меня долгим, цепким взглядом – будто сканировал не внешность, а душу. Его лицо было измождённым, осунувшимся, но не слабым – скорее, уставшим от правды, которую он знал слишком хорошо. В глазах – стылый блеск льда, хищный и холодный, но в самой глубине теплилась искра. То ли профессиональный интерес, то ли сдержанная насмешка.

– Пробирался с боем? – спросил он с лёгкой иронией, приподняв бровь. – Обычно ко мне в последнюю очередь заглядывают, когда совсем припечёт. Голос был низкий, ровный, спокойный, как у человека, который повидал и боль, и смерть, и привык к ним так же, как к будничной рутине. Он протянул мне руку – не требовательно, но уверенно. Я пожал её, немного замявшись. В его рукопожатии не было агрессии – лишь опыт и сила, знающая, когда стоит применить себя, а когда – отпустить.

– Мышонок, – представился я. – Так меня тут называют. А тебя?

 Медик расхохотался едва заметно – уставшее лицо на миг оживилось, будто кто-то в темноте зажёг спичку.

– Имя себе не выбирал. Все зовут по профессии, так и осталось. Медик. И хватит.

– Пожалуй, согласен, – кивнул я. – Меня тоже как обозвали, так и залипло. Голова и так еле варит, на новое имя фантазии не хватает.

– Ну, показывай, что там у тебя. Крови, я смотрю, нет – и это правильно. Новички редко кровоточат. Но замотать чем-нибудь найдётся, – произнёс он, открывая старый, скрипучий шкаф. Достал оттуда серую тряпку – когда-то, возможно, это был женский топ, теперь – просто бинт.

– Кровь? – переспросил я, недоумевая.

– Ага. Видишь ли, – начал он, ковыряясь в аптечке, – тут раны сами по себе не затягиваются. И от потери крови не умираешь. Смерть наступает только, когда тебя полностью поглощает демон, либо тебе вырвут сердце. Так что хоть пополам тебя разрежь – жить будешь. Но с каждым порезом станет тяжелее. А лечит тут одно – кровь демона. Добровольно отданная.

Он повернулся ко мне, уже с повязкой в руках, и внимательно осмотрел мою ногу. Пять мелких проколов медленно затягивались – кожа словно вспоминала, как быть цельной.

– Повезло тебе, – сказал Медик. – Видимо, тебе досталась капля демонической крови. Добровольной. Заживает само. К следующему циклу, глядишь, ничего не останется.

 Он перевязал ногу – ловко, почти машинально – и откинулся на спинку своего кресла, разглядывая меня уже более внимательно. Я порылся в кармане и достал флакон – тонкий, изящный, с золотым ободком. Внутри густая жидкость будто сама светилась изнутри. Я поднял его на свет.

– Это лечит? – спросил я.

 Лицо Медика побледнело, глаза расширились. Он резко вытянул руку, будто хотел убрать это из поля зрения.  – Матерь божья… Спрячь это немедленно. И никому больше не показывай, – сказал он глухо. – Тут мало тех, кто пожелает тебе добра.

– А можно посмотреть? Ну пожалуйста! – Спайк заглянул из-за плеча с глазами кота из мультика.

– Никакой крови не было. Никто её не видел. Ясно, Спайк? – холодно произнёс Медик, как строгий отец.

– Да, сэр, – тут же опустил голову мальчишка, как нашкодивший ребёнок.

– Золотая колба… Это не просто кровь. Такую отдают только высшие демоны. Где ты её взял?

– Друг дал. Тот, что помог сюда добраться. Но сам сказал, что это место – крысиная нора. Сюда он бы не полез.

 Медик растянул улыбку на лице, но грустную. – В этом он не ошибся. У нас тут даже обычной-то кровью редко делятся. А высшая… Береги её. Оставь на чёрный день. На самые мрачные циклы.

 Он замолчал на секунду, потом заговорил строже: – Сейчас тебе на минус пятый. На входе у тебя всё заберут. И, скорее всего, не вернут – ты же новенький. Так что топор оставь у меня в шкафчике. И флакон… тоже лучше передай мне. На время.

 Мышка колебался. Но в лице Медика не было подвоха – он внушал больше доверия, чем кто-либо в этом проклятом месте. Передав ему флакон и положив топор в шкаф, Мышка взглянул на него. На что Медик кивнул с одобрением. – А теперь – иди. Минус пятый. И прости заранее. После приходи – будет разговор. Он почти вытолкал их за дверь и резко её захлопнул. Мышка не успел и слова вымолвить. Грубо, резко, но по-своему заботливо. Всё это здание, все эти лица – будто надрывали нервы, расщепляли сознание. Словно нужен был чёртов путеводитель по аду. Или хотя бы вики-страничка. Мышонок был морально истощён. Молчаливый, почти механический. Он спустился на минус пятый. Там у единственной двери стояли два амбала с мачете. Улыбаясь, они обыскали его, отобрали всё, что могли, и молча отступили в сторону.

Я потянулся к двери. И в тот же миг меня окатил тот самый страх. Не паника – первобытный ужас, как при входе в тот дом. Он был другим, мягче… но всё же до жути знакомым.

– Мне точно туда? – спросил я, не открывая дверь. Громила засмеялся и с силой толкнул меня внутрь. Щелчок замка. Дверь захлопнулась. Темнота вгрызлась в кожу. Я почувствовал, как реальность растворяется, и внутри остаюсь только я – и нечто, что ждёт. Закрыв глаза, я попытался восстановить дыхание. Мысли кололи, как иглы. Желания и страхи бились в груди, рвались наружу. Я собрался. Стал целым. И тогда я увидел.

Из тьмы, как светоч безумия, возник Отель. Высокий, он светился, будто дразнил. А на крыше, как клеймо на челе дьявола, горела огромная, слепящая надпись: HOTEL DIABLO

Слова пульсировали в неоне, как нерв, выброшенный на свет. И я понял – дальше будет хуже. Но я уже не мог остановиться.

Глава 4. HOTEL DIABLO

 Под ногами расстилалась идеально чистая ковровая дорожка. Я ступил на неё – и тишина вокруг будто сгустилась. Шаги исчезли. Дыхание стало глухим, как будто я в аквариуме. Я сделал ещё один шаг. Двери впереди не просто стояли. Они ждали. Слишком высокие, слишком гладкие. В их поверхности отражался я… Моё отражение не двигалось. Сердце застучало в груди. Инстинктивно моргнул – и отражение моргнуло тоже. Но с задержкой. На долю секунды позже. Хватило, чтобы в животе свернулся холодный ком. Я протянул руку к дверной ручке. Она не была металлической – скорее, тёплой, как чья-то ладонь. Дверь открылась.

Тепло. Свет. Покой. Всё это разлилось по телу, когда я шагнул внутрь. Отель выглядел… идеальным. Золото на стенах. Хрусталь в люстрах. Воздух – как в музее, где ничего нельзя трогать. Но это было не торжество. Это был гроб, слишком богато отделанный для своего содержания. На ресепшене стояла женщина. Её улыбка была отрепетированной. Слишком идеальной. – Добро пожаловать в «отель Диабло», – проговорила она, и каждое слово звучало, как заранее записанное.

– Назовите имя, если оно имеется, – произнесла она ровным, пустым голосом.

 Мне показалось, что губы её не двигались.

– Мышка… – я ответил неуверенно.

 Она медленно наклонил голову, будто оценивал сказанное. Затем её рука плавно потянулась к ящику, достала оттуда золотой ключ и замерла. На секунду воцарилась полная тишина. – 605, – наконец произнесла она, словно кто-то дал ей команду продолжать. Следом она указал на лифт. Мышка подошёл к лифту и нажал на кнопку вызова. Первая мысль, что проскользнула в голове – принесут ли ужин в номер. Он не чувствовал острого голода, но еда могла бы отвлечь, увести в сторону от навязчивого страха, как музыка в зале ожидания перед казнью. Он боялся всего. До дрожи. До ломоты в костях. В этот миг он действительно ощущал себя мышью – маленькой, беспомощной, прижатой к стене, готовой с писком юркнуть в темноту. Ему чудилось, что лифт сорвётся и утащит его в бездну, или администратор пронзит спину ножом. А может, всё куда страшнее – охота уже началась, и он лишь дичь на золотом блюде. Аура страха обволакивала, сжимала виски так сильно, что казалось – глаза вот-вот вылезут из орбит. Это было нечто большее, чем мимолётная тревога. Давление, ощущаемое на уровне души. Гораздо сильнее, чем у Лиссы. Это было нечто древнее. Живое. Вездесущее.

       Пока он размышлял, чего страшится больше – умереть от рук персонала или остаться голодным в отеле, который мог бы принадлежать самому Люциферу, – двери лифта бесшумно распахнулись. Без малейшей уверенности в себе он вошёл внутрь. Кабина сияла золотом. Пол, потолок, стены – всё отливало богатством, словно ловушка была сделана из блеска, чтобы пленить взгляд, отвлечь внимание.

 Кнопок внутри не было. Лифт закрылся, как пасть, и тронулся сам. В неизвестность. Спустя мгновение он остановился. Двери открылись, и перед ним возникла дверь с номером 605. Коридор тянулся в обе стороны, казалось, до бесконечности – темнота скрывала его концы, словно время здесь стояло на месте. Мышка вставил ключ, повернул. Дверь поддалась.

В нос ударил запах лаванды. Свет внутри был тусклым, мягким, словно из другого мира. Он сразу влюбился в интерьер. Нежно-голубая постель, на ней – аккуратно сложенный в чехол классический костюм. Всё выглядело безупречно. Слишком безупречно.

 Как только он переступил порог, в ванной загорелся свет – яркий, белоснежный. Ванна была огромной, кафель искрился, как первый снег под утренним светом. Он решил принять душ. Переодеться. Попробовать поверить, что всё в порядке. Когда тёплая вода коснулась его кожи, он выдохнул. И впервые за долгое время – по-настоящему. Приоткрыв воду. Тёплая струя ударила в грудь, как ласка, от которой хочется заплакать. Он не просто мылся. Он смывал весь этот день. Всю ночь. Всю чёртову жизнь. Но мысль о том, что это может быть его последний душ на ближайшие дни… Она не давала забыться. Как холодный нож в спине. Он чувствовал: не всё так просто. И если охота началась – то именно сейчас его приодели для погони. Внезапный щелчок света отозвался в теле Мышонка, как выстрел. Его сердце споткнулось. На мгновение казалось – кто-то вошёл. Но это всего лишь загорелась лампа на кухне. Холодильник вспыхнул золотым отблеском, как сундук с сокровищами. Но внутри Мышонка поднялась буря, словно вода прорвала плотину и захлестнула его с головой, смыв мысли и остатки спокойствия прочь. Он стоял, потерянный в этом номере, полном роскоши. До Лимбо он не знал был ли в подобных местах. Но здесь, в этом проклятом отеле, такие простые вещи как горячий душ, тёплая постель и тарелка еды обрели почти божественное значение. Он мечтал о королевском ужине – устрицы, стейки, вино. Он предвкушал новый щелчок, который мягко подсветит постель, и позволил бы забыться хотя бы на ночь.

 Он подошёл к холодильнику. Тот выделялся на фоне интерьера, слишком новый, будто из будущего. Лощёный, сверкающий, но в его облике что-то резало глаз. Ручка. Она была исцарапана. Не просто когтями – В глубине металла читались следы букв. Слов. Будто кто-то пытался что-то написать… перед тем, как исчез. Он потянулся. Коснулся холодной стали. В этот момент он уже чувствовал нутром, что это все ловушка. Знал – и всё равно открыл. И всё равно не был готов. Холодильник распахнулся, и его запах сразу донёс лишь разложение. Внутри были только жуткие остатки, а в овощном отсеке – оторванная женская голова с прилипшими к стеклу волосами, подмигивавшая в полумраке.

 И свет погас. Вся комната утонула во мраке, лишь лампочка в холодильнике продолжала биться, мигая, словно последнее сердцебиение. Потом и она потухла. Темнота. Но не простая. Это было не отсутствие света. Это была живая темнота. Плотная. Прожорливая. Она пожирала не только зрение – она тянулась к разуму. И Мышонок чувствовал, как фантазия выходит на охоту. Волчья стая мыслей бросилась на остатки его рассудка, разрывая нервы в клочья.

Паника пронеслась сквозь него, как горячий ветер. Пульс сорвался с цепи. Вдруг в центре комнаты вспыхнула одинокая лампочка. Она раскачивалась, как маятник. Свет от неё был слаб, но его хватило, чтобы осветить кирпичные стены. Красные. Сырые. Пульсирующие. Выхода не было. Ни щели, ни трещины. Даже крысы бы здесь не протиснулись. Мышонок закрыл глаза, вдохнул. Этого хватило. Удушье обрушилось, как капкан. Горло сжало – невидимая хватка, железная, беспощадная. Его тело взмыло вверх. Кто-то держал его в воздухе. Кровь ударила в голову, вены вздулись. Глаза наливались багровым. Он открыл глаза. Перед ним – рука. Не человеческая. Пальцы длинные, с неровными фалангами, как корни дерева. Но кожа – как у мертвеца. Серо-жёлтая, в трещинах. А под ней – жилы, будто черви, ползали в судорогах. Его держали над бездной. Он не видел дна. Не знал – упадёт ли он в вечность, в смерть, или во что-то хуже. Он хотел вдохнуть. Закричать. Но дыхание – было платой. За вдох – падение.

Мышка из последних сил цеплялся за ускользающее сознание. Картина перед глазами и без того была смутной, словно на ней растекалась краска – и вот уже всё начинало растворяться.

Но внезапно хватка ослабла. Рука отпустила. Ногти, что впивались в его шею, оставили глубокие алые борозды. Он рухнул вниз – и вдохнул. Глубоко, судорожно. Воздух ворвался в лёгкие с такой силой, что казалось, они вот-вот лопнут. Он не успевал осмыслить происходящее. Ещё миг назад – смерть. Сейчас – падение. Его тело сквозило через темноту, пока боль не пронзила позвоночник, когда он всем весом ударился о дверь, словно она лежала не в стене, а под ним.

 Дверь с грохотом распахнулась. Он провалился дальше. Новое падение. Ещё глубже. Но теперь его окружал тусклый, темно-голубой свет. Как отблеск луны под толщей воды. Комната была другой. Но страх остался прежним.

      Отсутствие воздуха? Вода наполняет его изнутри. Она была ледяной, и на мгновение он подумал, что утонет. В следующую секунду тело ударилось о плитку, Мышка с трудом вырвался на поверхность.

 -Где я? – произнес он вслух

 Лёгкие сжимались, пытаясь вытолкнуть воду. Судорожно оглядываясь. Это был бассейн.

 -Только вот… я же был в отеле. – произнес он сам себе, дабы удостоверится в реальности зажмурился и снова открыл глаза. Бассейн никуда не делся. Значит ли это, что отель был сном? Или… За окнами начало появляться алое зарево. Воздух гудел от криков, словно сам мир завопил в агонии. Звуки ломались, искажались, превращались в визг, будто кто-то царапал ногтями по стеклу внутри его собственного разума. Меньше чем в метре от него шлёпнулась в воду выбитая дверь. Он машинально уставился на неё, а потом… засмеялся. Дикий, истерический смех вырвался сам по себе, как если бы он только что услышал лучший анекдот в своей жизни. Дверь могла размозжить ему голову, но она упала чуть правее. Хах… ха… ха-ха! Он запрокинул голову, смеясь всё громче.

– О, ну конечно, конечно! – выдохнул он сквозь судороги смеха. – Теперь меня убивают двери!

 Но смех моментально застрял в горле. Вода вокруг него вдруг потемнела, будто в бассейн вылили чернила. В следующий миг чёрный проём в потолке начал вытягиваться, словно пасть, разрывающая пространство. Оттуда послышался хруст… влажный, пронзительный, будто кто-то смачно рвал сырое мясо зубами. Он замер, глядя в эту чернильную пустоту. И тогда оттуда вывалилось нечто. Рука. Нет, не рука. Нечто похожее на руку, но слишком длинное, с суставами, выгнутыми не туда. Два раза. Три раза. Оно не падало, а скользило вниз, сгибаясь и выворачиваясь, как переломанный паук. Он хотел закричать, но смех снова вырвался наружу.

– Нет-нет-нет-нет-нет, я этого не заказывал, сука!

 Рука ударила его с силой грузовика, вмяла в плитку бассейна, выбивая воздух из лёгких. Вода в ушах загудела, превращаясь в плотный, вязкий гул. Чёрный провал. Кадры начали рваться. Вот он уже не под водой, а в воздухе – висит над бассейном, захваченный невидимой силой. Вот он снова в воде, задыхаясь, борясь за каждый вдох. Вот мир переворачивается, и он летит в сторону лестницы. Треск! Плитка вокруг лестницы разлетается, и он чувствует, как что-то острое вонзается ему в руку. Керамический кусок. Мир пульсирует в красных и чёрных вспышках, как мерцающий ламповый телевизор. Всё, что у него есть, – это инстинкт. Он замахивается. Керамика разрывает чёрные сухожилия, свисавшие с кошмарной руки, как гнилые верёвки. Рёв.

       Земля задрожала, огонь выстрелил вверх. Вода в бассейне внезапно закипела, огромные пузыри поднимались на поверхность, лопались, выплёскивая кипяток. Огонь был везде. Он окружил его, как живая стена. Бассейн стал преисподней, а он – единственным грешником, которому предстояло гореть. Он заорал. Громко, безумно, как загнанный зверь.

КАКОГО ХРЕНА ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ?! Тиканье часов. Щелчок. Рука больше не тянется к нему. Щелчок. Кожа на спине взрывается болью – кипящая вода полоснула его, будто сотни раскалённых игл. Щелчок. Он уже не в воде. Он цепляется за край бассейна, колени дрожат. Щелчок. Он бросается вперёд, к двери, всё ещё хохоча сквозь боль. Дверь. Единственная трезвая мысль в хаосе. Запереть дверь. Громкий удар. Темнота. Он спотыкается, делает пару шагов и падает, не понимая, дышит ли он ещё или уже нет. За спиной что-то шипит, извивается.

       Дверь снова медленно открывается… Но он уже не мог это видеть. Мрак накрыл его, как тяжёлое одеяло.

Глава 5. Изгой

– Проснись! Эй, ну проснись же! – кричал Спайк.

Детский плач проносился по комнате, будто сквозняк из чужой боли. Медик распахнул глаза, не сразу понимая, где он. В голосе Спайка звенел ужас. – Быстрей! Хватай всё самое сильное! Новенький… он умирает! – выдохнул мальчишка и вылетел из кабинета, как пуля.

 Медик подскочил. Сердце грохотало. Он метнулся к стеллажу, на ходу накидывая халат. В руку легли ампула с адреналином, бинты, горсть таблеток в разноцветных флаконах. Уже на пороге он замер. Шкафчик. Рывком распахнул дверцу и выхватил маленькую склянку с густой тёмной жидкостью. Кровь. Его кровь. На крайний случай. Он прижал её к груди и рванул вниз, перескакивая ступени – минус пятый этаж, туда, где каждая секунда могла стать последней. У школы были свои правила. Не прописанные – выстраданные. У каждого цикла – свой ритм. У каждого демона – своя цена. Но в тот день всё пошло наперекосяк. И вся тяжесть – рухнула на плечи Седьмой.

       Она стояла на коленях. Перед ней – тело. Совсем молодой парень. Лет двадцати. Обугленная кожа, запёкшаяся кровь. Пульса почти нет. Пальцы Седьмой дрожали. Она приложила их к его запястью, будто надеясь – вдруг сердце ещё шепчет?

– Ну же… – прошептала она. – Живи…

 Глаза метались. Паника боролась с решимостью. Она больше не выглядела руководителем. Только женщиной. Измотанной. Оставленной наедине с ужасом. – Вы думаете… – выдохнула она сквозь зубы, – я ради этого заключала договор с высшим демоном? В голосе дрожала не злость – отчаяние. Но вот голос взорвался: – Я тебе даю тех, кто боится! Ты даёшь нам защиту и схрон! Никогда мы не договаривались, что ты будешь калечить людей, больная сука!

Её крик отозвался в стенах гулким эхом. Пустота молчала. В этот момент вбежал Медик, запыхавшийся, за ним – Спайк. Мальчишка испуганно вглядывался в лежащего на полу, будто в старшего брата, которого не должен был увидеть вот так.

– Все вон! Кроме тебя, Медик! – рявкнула Седьмая. Стражи, молча, словно тени, потянулись к выходу. Один из них подхватил Спайка за плечо, уводя прочь. Тот сопротивлялся, но взгляд не отрывался от тела. Когда дверь закрылась, Медик опустился рядом.

Глянул на то, что осталось от юноши.

– …Бог ты мой. Что с ним?..

 Седьмая потерла висок, голос её сорвался. – Я не знаю. Его нашли у входа к Лилит. В таком виде. Она будто пыталась его убить… – Вводи его в кому. Он не выкарабкается, – сказала она. Глухо. Не как приказ, как приговор самой себе.

Он вскинул взгляд. – Ты так легко просишь меня… убить человека? Своими руками?

– А ты, – резко парировала она, – что, перевяжешь его – и он встанет? Улыбнётся и пойдёт?

Он будет умолять, чтобы его прикончили. От такого… не возвращаются. Медик молчал. Его рука медленно потянулась в карман. Пальцы сомкнулись на чём-то холодном. Он вытащил склянку. Золотая кровь вспыхнула в тусклом свете, как капля солнца среди мрака.

 Глаза Седьмой расширились. – Ты… – она сделала шаг вперёд. – Ты всё это время держал при себе… кровь Высшего?!

 Молчание окатило помещение. – Ты же понимаешь, что с тобой сделают за это?.. Да будь ты кем-то другим – тебя бы уже бросили в карцер на месяц циклов. Только потому что ты ещё полезен – ты стоишь здесь, а не на цепи.

 Медик чуть отвёл взгляд. Почти шепчет: – Она принадлежала ему. Я просто… сохранил.

 Медик подошёл ближе. Опустился на колени, держа склянку в руке. Кровь внутри словно жила своей жизнью – густая, золотистая, текучая, как расплавленная медь. Она светилась. Дышала.

– Всего… пять капель… – пробормотал он, разглядывая содержимое.

– А, чтобы это залечить, он, сука, весь должен в ней искупаться! – сорвалось с языка Седьмой. Голос дрогнул, нервы на пределе.

– Есть идея, – произнёс Медик. Тихо. Как будто сам себе. Он наклонился над телом, аккуратно приоткрыл парню рот… и замер.

– Ты совсем с ума сошёл?! – взорвалась Седьмая. – Она может подчинить его, убить, обратить! Ты что, пророчества не слышал?! Это кровь ВЫСШЕЙ! Это не лекарство, это оружие!

 Медик не отрывал взгляда от юноши. – Не думаю, что ему может стать хуже, чем сейчас.

 Одним резким движением он влил кровь.

– СТОЙ! – вскрикнула Седьмая, пытаясь схватить его за руку.

 Но было поздно. Кровь уже стекала по горлу. Прошла минута. Слишком долгая. Слишком безответная. Медик бросил взгляд на Седьмую. Та молчала, как будто молилась без слов. Он сглотнул.

– Похоже, запрет был не просто так, – хрипло выдохнул он. – Добро перевели… в какую-то жуткую альтернативу.

       В этот момент тело дёрнулось. Судорога. Вторая. Потом третья – сильнее. Как будто невидимые цепи начали разрывать его изнутри. Из горла хлестнула кровь. Свет. Резкий, как взрыв. Над его головой появился нимб – сияющий, белоснежный, как лезвие, вращающийся, как солнечный диск. Он вспыхнул, ослепляя, будто световая граната в ночи.

 Седьмая зажмурилась, заслонив глаза. Медик отшатнулся, прикрываясь рукой.  И в ту же секунду – трещина. Нимб раскололся пополам, будто зеркало, брошенное на камни. Осколки посыпались вниз и испарялись, тая, как снег на чёрной плите. Половина осталась, паря над телом, пульсируя мягким белым свечением.

– О боги… – прошептала Седьмая. Лоб юноши начал вспучиваться. Кожа треснула, разъезжаясь в стороны, как смятая ткань. Из раны вышла кость. Острая. Изогнутая. Кровь стекала по виску. Рог. Огромный, как у зверя, которого никогда не показывали в священных книгах.

– Он… он обращается! Зови стражу! – вскрикнула Седьмая.

– Погоди. – Медик схватил её за запястье.

– У нас договор. Если он действительно обратится – она тут же заберёт его душу. А мы… на её территории. Пока он в этом теле, у нас ещё есть шанс.

 Седьмая дрожала. Не от страха за себя. Она сжимала кулаки – белые костяшки, стиснутые зубы. Это был страх… за своих. Все сто душ в этом проклятом месте были её детьми. Каждого она защищала, как могла. И каждый новый потерянный – прожигал дыру в груди.

Тело продолжало меняться. Глаза распахнулись – резко, будто от толчка. Один – горящий голубым, неестественным светом. Второй – наливался кровью, зрачок расползался, белок чернел. Пальцы вытягивались. Суставы трещали. Ногти – удлинялись, чернели, словно кости прелого дерева. Он сорвал с себя пуговицы – костюм рассыпался. На груди – вспышка жара. Символ. Вырастающий изнутри. Не просто круг – пентаграмма, но… искажённая, сложная, многослойная, будто сама структура иной реальности. Она горела на коже. Жгла. Пульсировала. Седьмая всматривалась в выжженную пентаграмму на груди. Символы пульсировали, словно дышали.

– Она запечатывает его… – прошептала она. – Если не остановится – он умрёт как демон.

 Пламя в знаке дрогнуло и потухло. Пентаграмма медленно исчезала, будто впитываясь в кожу. Свет на лбу погас. Рог, торчавший из рассечённой кости, начал втягиваться обратно, скрываясь под кожей.

 Глаз – тот, что сиял холодным голубым – мерк. Второй, налитый кровью, постепенно обретал белок. Дыхание стало ровнее.

– Всё… – выдохнула Седьмая. – Всё уходит…

 Но в следующую секунду – вспышка. Вторая. На груди выжигался новый символ. Уже не круг, не пентаграмма. Треугольники. Символы. Углы. Геометрия, чуждая человеческому восприятию. Как будто сама материя делала надпись. Нимб над его головой задрожал. Посерел. И начал сыпаться осколками, исчезая, словно выдох пепла в ночи. Тело расслабилось. Форма стала прежней. Руки – человеческими. Кожа – ровной. Символы растворились. И вдруг – вдох. Он открыл глаза.

Мир плыл. Цвета и формы сливались в безмолвие. В груди жгло. Будто глотнул раскалённого воздуха. Он попытался пошевелиться – пальцы дрожали, мышцы наливались тяжестью. – Живой… – донёсся до него чей-то голос. Он вдохнул ещё раз. И ещё. Рот приоткрылся, но язык не слушался. Мысли сбивались, но внутри… внутри пульсировало одно слово. Одно имя. Оно всплыло не из разума – из глубины.

– Даниил… – прошептал он. Меня зовут… Дэни.

– Твою мать… знал бы ты, как нас напугал. – Медик выдохнул, опускаясь на пятки.

– Мне даже ад отказал в смерти… из-за вас. – прохрипел парень, с трудом дыша.

 Седьмая и Медик переглянулись.

– То есть… спасибо, – добавил он после паузы, с тенью издёвки.

 Седьмая фыркнула, спрятав облегчение за язвой: – Ты тут день от роду – а уже шороху навёл на весь цикл.

– Имя вспомнил? Или хоть что-то ещё? – спросил Медик, подаваясь ближе.

– Нет. Только имя. Оно будто выжигалось у меня в сознании. А что вообще произошло?

– Ты совсем ничего не помнишь? – уточнила Седьмая.

– Помню… Жжение. Боль по всему телу. И… я вошёл в Диабло.

 Медик нахмурился. – В бар?

– Нет. Огромный отель. Мне там даже костюм выдали. Я… смутно помню, но… я почти поел. – он скривился, будто проговорить это было стыдно.

– Всё-таки дело не в баре… – пробормотала Седьмая.

– А что это вообще за “дело” с этим Диабло? – спросил Дэни, приподнимаясь.

– По договору о защите школы… – начал Медик, но не успел договорить.

– Прекрати. – резко перебила его Седьмая

– Поверьте, я здесь очень давно. И не один год мы искали выход. Многие, кто были мне дороги, пытались… Их больше нет. Просто не пробуйте. – голос Седьмой дрогнул, но взгляд был стальной.

 Молчание повисло между ними. Неловкое. Нелепое. Дэни нарушил его первым:

– Я так понимаю, то, что со мной произошло – это ваш обряд посвящения в секту?..

– И какого чёрта я там чуть не сдох?

 Ответа не последовало. Он смотрел на них – и понимал: они тоже не знают.

– Всё должно было быть иначе, – наконец заговорила Седьмая. Вся наша защита держится на страхе. Мы кормим Лилит страхом. Это основа договора. Если не питать её – она слабеет. А значит, и защита исчезает. Лилит – наша спасительница. То, что произошло… это было недоразумение.

 Она отвернулась, голос сорвался на холод.

– Медик, отведи его. Пусть отдохнёт. Я… спущусь к Лилит сама.

– Её выходка… непростительна.

 Сама она дрожала изнутри. Хотела бы сказать Дэни, что он в безопасности. Но как можно утверждать то, в чём не уверена сама? Мысли терзали её. Что будет, когда она спустится к Лилит? Почему новичок узнал, что Диабло – это не бар, а отель? И как пережить, что он, едва ступив за порог, уже едва не погиб… от рук той, кого они называли защитницей?

Медик и Дэни поднимались по лестнице.

– Я дал тебе выпить кровь демона, – выдавил из себя Медик.

 Дэни усмехнулся, обернувшись: – А я думал, ею только раны поливают.

 На лице медика читалась тревога. – По правилам… это запрещено.

– Я не знал, что произойдёт. Ты начал… обращаться. Но почему-то всё остановилось.

 Он помолчал.

– Ты чуть не умер. Что-то во всём этом мне совсем не нравится…

Дэни положил руку на плечо медика. Тот поднял взгляд – тревожный, будто только сейчас осознал весь масштаб происходящего.

– Ты видел отель! – прошептал он, а потом, вздрогнув, резко добавил: – Его столько циклов искали… А у тебя он был под носом! Нам нужно к Аяксу. Бежим!

– А может, кто-нибудь наконец объяснит, что все от меня хотят?! – проворчал Дэни, бросившись следом.

       Они мчались по лестничным пролётам, пролетая этажи, как в горячке. У Дэни всё сливалось: стены, ступени, тени. Он не успел осознать, где оказался, как перед ним распахнулась дверь.

       Комната была тесной – квадратов десять, не больше. Книги, тетрадки, мусор. Груда пустых бутылок от дешёвого виски, исписанные листы, заметки, карты. Пахло плесенью, потом и пеплом. Единственная лампочка, висевшая на проводе, не справлялась с тьмой. Аякс сидел на спальном мешке посреди всего этого хаоса. Чудаковатый, с заросшей бородой, в мятой рубашке и взглядом человека, который уже давно не верит ни в богов, ни в спасение. Он уставился на пришельцев, и в этом взгляде росло раздражение. А потом оно сорвалось в слова:

– Нет алкоголя – нет информации. Я вам не сраный гугл.

– Аякс… он был в Диабло. Это отель! – выпалил Медик.

 На этих словах пьянчуга будто протрезвел. Вскочил, подбежал к столу, откинул груду бумаг и выхватил дневник. Он точно знал, где искать – пальцы сработали быстрее мысли. Он перелистал страницы – и замер.

– Это уже было… Точно. “Отель Диабло” … Третий пытался.

 Он проговорил это себе под нос, словно в бреду.

– Объясните, наконец, что происходит?! – голос Дэни сорвался. В нем чувствовалась усталость. Каждое новое слово не приближало к пониманию, а только глубже топило его в чужом безумии.

 Аякс поднял на него взгляд. – Она отпустила тебя живым? Я не верю.

 Он нащупал в груде бутылок одну с остатками Джеймсона и сделал глоток.

– Он вышел обугленным! – резко перебил его Медик. – Лилит просто не успела добить. У нас же договор! Она не калечит наших, слышишь? Не калечит!

 Аякс оглянулся на дверь, вышел в коридор, убедился, что никого нет, и вернулся. Запер замок.

 Подошёл к Дэни, протянул руку: – Аякс.

– Дэни.

 Они пожали руки. Аякс снова приложился к бутылке – предложил, но все отмахнулись.

– Ну и славно. Мало осталось, – буркнул он. – А по поводу договора… В нём прописано: мы даём ей страх – она даёт нам защиту. Никто не сбегает. Никто не должен даже думать о выходе. Все живут – и умирают – в своём мышином логове.

– Да я не собирался сбегать! – возмутился Дэни. – Я даже не знал, куда меня тащат!

– Вот это и есть самое интересное, – хмыкнул Аякс. – Но ты не просто вошёл. Ты миновал барьеры. А они не для всех.

– Отель – её дом. Её логово. Ты попал туда, как будто по зову. Как будто… тебя там ждали.

 Дэни замер. В глазах – растерянность. – Но я и не хотел туда. Я даже не знал, что это отель…

 Аякс посмотрел на него внимательно, с неожиданной мягкостью.

– Я не сомневаюсь, мой мальчик. Но мне кажется – она знает о нас больше, чем мы думаем. Она чувствует. В каждом, кто хочет уйти, кто мечтает о свободе – она чует опасность. Но ты… ты не просто хочешь сбежать. Ты хочешь идти наперекор. Быть не таким, как мы. И вот её чуйка и сработала. Всех таких она истребляла. Но ты…

 Он не договорил. Просто замолчал. И в этой тишине было больше смысла, чем в сотне слов.

– Это же то, что ты с Третьим искал, – вставил Медик.

– Безусловно. Третий тоже вошёл в Диабло. Но когда его вытащили – у него уже не было ног. Всё тело – обуглено. Разодрано. Он прошептал только одно: «Диабло… отель…»

 Голос Аякса дрогнул. Он допил Джеймсона и кинул бутылку к остальным.

– Тогда я хотел ворваться внутрь. Вернуть его. Забрать ноги. Забрать грёбаную кровь Лилит. Но… меня схватили. Пришёл Первый. И просто… отдал его ей. Без сожаления. Он замолчал.

– А ты, Дэни… ты вышел целым. И, боюсь, это намного страшнее, чем если бы ты сгорел. Скорее всего… Седьмая уже идёт сюда. Так что валите ко всем чертям, пока можете.

 Он подошёл к двери, приоткрыл её, глянул наружу. – Мы на третьем. Два здоровяка рыщут по комнатам. Идут сюда.

 Он быстро вернулся, открыл ящик стола и достал старый револьвер.

– Он с холостыми. Напугайте толпу. Пусть она поможет вам уйти.

 Он подмигнул: – Используйте суматоху.

 Аякс с хриплым криком «Эй, вы, два придурка!» выбил дверь и бросился вглубь этажа.

 Дэни и Медик не стали ждать. Они рванули по коридору, в сторону лестницы, спотыкаясь и задыхаясь. Этажи мелькали, как в бреду. Адреналин стучал в висках, ноги наливались свинцом. Никто ещё не преследовал их – но инстинкт твердил: беги. Пока не поздно. На подходе к основному холлу их встретил человеческий гул. Толпа. Шум. Суета. Свободного прохода не было.

– Что здесь происходит? – спросил Медик, вглядываясь в толпу.

– Седьмая объявила общий сбор, – ответила девушка рядом, не отводя взгляд от сцены в холле.

– Это наш шанс, Дэни, – прошептал он.

 Медик поднял голову и вдруг прокричал во весь голос:

– Лилит порвала договор! Она сожрала новенького!

 Фраза, произнесённая устами человека с доверием, сработала, как спичка в сухом лесу. Толпа зашевелилась. Гул нарастал. В крысиную нору налили воды – и ни одна крыса не собиралась утонуть. Но Медика насторожило другое: ни одного из стражей Седьмой не было видно.

– Дэни! Бежим через толпу к выходу!

 Он только выкрикнул – как вдруг центр холла провалился. Под ногами нескольких бедолаг открылась дыра. Они с криками рухнули в пустоту. Из чёрной пасти медленно показались две кроваво-чёрные лапы. Паника взорвалась. Люди закричали, начали толкаться, давить друг друга.

Кто-то молился. Кто-то звал мать. Кто-то уже не вставал.

– Нет, нет, нет. План меняется. Уносим ноги через чёрный ход! – торопливо, почти шёпотом, скомандовал Медик, толкая Дэни вперёд. Из зияющей дыры поднималось нечто. Темнее ночи. Свет в нём тонул, как вода в песке. Контуры были размыты – но два рога, острых, как клинки, тянулись вверх. И вот – улыбка. Белые зубы. Несколько рядов. Блестят. А потом – глаза. Налитые кровью. И эти глаза искали его. Дэни встретился с ним взглядом.

И в голове прозвучал чужой голос: – Шведский стол.

 Холодный. Противный. Как тонкая сталь, разрезающая мысль.

– Это… это его руки пытались меня убить в отеле? – прошептал Дэни, парализованный.

– Давай познакомишь нас позже. Например – никогда! – заорал Медик и схватил его за плечо.

 Они рванули. Бежали через толпу, спотыкаясь, прыгая через лежачих, врезаясь в плечи.

Позади – ад.

 Крики. Хруст. Рёв. Чудовище мчалось сквозь толпу, разрывая глотки, вырывая сердца, протыкая людей рогами. Оно прыгало от тела к телу, становясь быстрее, точнее, голоднее. С каждым убитым – оно приближалось к своей цели.

– Дэни, берегись! – крикнул Медик.

 Но было поздно. Он врезался в кого-то и вместе с этим кем-то рухнул на пол. Это была девушка. Рыжеволосая. Лет семнадцать. Её голубые глаза встретились с его – полные ужаса и слёз. На лбу – царапина, капля крови. Она схватила его за грудь, повалила на себя – и в этот момент тьма пронеслась над ними. Чудовище промахнулось. Пролетело мимо – и с грохотом влетело в кабинет сбоку. Медик, не теряя ни секунды, ударил ногой по двери, захлопнул её и вбил в петли арматуру, что валялась рядом.

– Без вопросов! В окно! Мы бежали к нему! – крикнул он, хватая обоих за плечи.

 Они переглянулись. Кивнули. И вылетели в окно.

Глава 6. в прорубь с головой

 Лоб пульсировал. В нос бил отвратительный запах гнили и мокрого мусора. По щекам стекали капли – дождя, слёз и тонкая струйка крови. Открыв глаза, рыжеволосая девушка поняла: она лежит в куче мусорных пакетов. А над ней – двое виновников её падения в это зловоние.

– Как вас звать, барышня? – спросил Медик с кривой улыбкой, почесав затылок. – Я вас не припомню.

– Юна. С ударением на “Ю”. Мне так больше нравится, – ответила она, чуть смущаясь.

 Дэни не мог оторвать от неё взгляд. В ней нравилось всё – от голоса до неуверенного взгляда. Она казалась… чистой. Слишком чистой для этого места. Такие тут не выживают.

– Ребят… – прошептала она, – я не знаю, куда вы идёте…

Но… возьмите меня с собой. Я не хочу возвращаться. Я не хочу… быть там. Она закрыла лицо руками. Дождь лил с неба, но её слёзы были тяжелее, крупнее.

– Мы и сами не знаем, куда идём, – сказал Дэни. – Но для начала… найдём укрытие. Хоть от дождя.

 Он первым спрыгнул с мусорного контейнера. Медик подал руку Юне и осторожно помог ей выбраться. Дождь усиливался. Одежда прилипала к телу, вода стекала по затылкам, в ботинках хлюпало. Ни один из них не знал, где в этой дыре можно переждать непогоду и избавиться от запаха помоев. Они шли вдоль высокого забора, за которым пряталась школа, а дальше – руины. Сломанные дома, стены с дырами, крыши, рухнувшие внутрь. Тоска. Безнадёга. Гниющая цивилизация. Юна молчала, но Дэни заметил, как она дрожит. Промокла до нитки. Он снял свой чёрный, рваный пиджак и накинул ей на плечи. Она взглянула на него – смущённо, благодарно. Он ответил улыбкой.

– Ребят… – вдруг сказала она. – Там, за стеной… деревья. Я вижу их.

Может, найдём вход? Хоть под ними укроемся. Надежда, будто искра, вспыхнула в их взглядах. Они переглянулись – и побежали вдоль стены, скользя по лужам, цепляя грязь. Вперёд. К деревьям. К спасению. Пусть даже мнимому. Абсолютно всё вокруг нагнетало обстановку. Рваные кеды месили грязь в лужах. Колени были сбиты. Мокрые волосы липли к лицу. Но даже так, чёрный порванный пиджак грел лучше, чем камин в заброшенной комнате. Он грел не тело – он грел душу. Юна не поспевала за юношами, но просить сбавить темп – не решалась. Не хотела быть обузой. Не хотела выглядеть слабой. И ещё – её смущало то, как они на неё смотрели.

– А что потом? – запыхавшись, спросил Медик, сбавляя бег. Дэни обернулся. Заметил, как Юна заметно отстала. Он остановился. Медик тоже.

– Думаю… – с лёгкой усмешкой сказал Дэни, – найдём новые проблемы. А там и пути из них искать начнём.

 Юна их догнала. Они стояли в грязи, промокшие, уставшие, но – с искренними улыбками на лицах. В этом было что-то детское. Безрассудное. Живое.

– Смотрите, вход! – воскликнула Юна, указывая вперёд. Перед ними возвышались огромные чёрные ворота, вросшие в кирпичную стену.

– А как мы их откроем?.. – задумчиво произнёс Медик. – Перелезть не выйдет. Да и… Боже, там что, лес? Я никогда не видел таких деревьев…

 Они и правда были исполинскими. Темнее ночи. Выше зданий. Дэни подошёл ближе. На стене, под ворота, висела металлическая табличка. Потускневшая, но буквы всё ещё блестели: «Центральный парк восточного округа имени Люциона» Он вспомнил слова того странного парня из бара: “Хочешь проблем – иди в парк.” Теперь он стоял у этих врат. Они казались нереальными. Словно великан из металла заслонил им путь в иной мир.

– Мы туда явно не попадём, – пробормотал Медик.

– Поищем обход. Кровь, что ты мне дал… её владелец сказал, что проблемы ждут в этом парке.

– Не радует ход твоих мыслей. – Медик нахмурился. – Что за “проблемы”? Ты уверен, что это был стёб?

– Почти уверен… – Произнес он. Они двинулись вдоль стены. Дождь не унимался. Вдали замерцала одинокая лампочка. Мигание – будто сигнал: не приближайтесь.

– Это явно дурной знак… – прошептала Юна.  Приближаясь к столбу с мигающей лампочкой, они заметили тёмное, рваное пятно на асфальте. Сначала казалось – просто грязная куча. Но приглядевшись, стало ясно: шерсть. Густая. Слипшаяся.

– Подожди нас тут, – сказал Дэни, удерживая Юну за плечо. – Мы проверим, и сразу вернёмся.

– Ты уверен, что это стоит делать?.. – настороженно пробормотал Медик.

 Дэни молча пошёл вперёд. Под фонарём лежало нечто. Грязное. Живое. Существо – несуразное, похожее на чудовищную летучую мышь. Морда… Она выглядела, как упавшая на пол лазанья, которую кто-то попытался собрать обратно. Череп был раздроблен, но кожа держалась, как натянутая плёнка, не давая внутренностям вывалиться. Оно дышало. Тяжело. Судорожно. Рядом Дэни заметил мусорный бак. Подошёл, взял из него ржавую металлическую трубу – и сжал её в руках. Был готов. Медик подошёл медленнее. С отвращением.

– Это охота? – тихо спросил Дэни, глядя, как мигает лампочка.

– Я… не знаю, – прошептал Медик.

 Дэни поднял трубу. Замахнулся. Существо открыло глаза. И в них – не злоба. Не ярость. Надежда. И… пустота.

– Стой, – сказал Медик. Дэни обернулся, опустил руку. Медик подошёл ближе.

– Если бы у тебя были силы… ты бы нас убил? – спросил он. Существо вздохнуло. Его рваное горло прохрипело:

– Зачем?..

 Медик кивнул.

– Дэни, доверься мне. Я знаю, что делаю.

 Тот кивнул. Без слов. Медик выхватил у него трубу – и направился к Юне.

– Мы пришли, девица! Ступай к фонарю. Или я тебе мозги вышибу.

 Юна остолбенела. – Это шутка, да?..

 Медик занёс трубу.

– Стой! Стой! Хорошо, придурок, – выпалила она, дрожащим голосом. Медленно, с опаской, она пошла к фонарю. Каждый шаг – как по льду над бездной. – Они оба с ума сошли… – пронеслось у неё в голове. – Чего он стоит? Почему они молчат?

 Она приблизилась. Увидела существо. Страх ударил в грудь. Она попятилась – но Медик ткнул её трубой в спину.

– Мы принесли тебе ужин. Как договаривались, – сказал он, театрально, как в плохой пьесе. Аура существа почувствовала её страх. Она словно втягивала эмоции. И на глазах – трещины на черепе начали затягиваться. Голова восстанавливалась с хрустом. Юна обернулась. Медик подошёл слишком близко. Девчонка врезала ему локтем в нос. Он согнулся.

 Она метнулась прочь, но Дэни поймал её в объятия. – Стой! Это спектакль! Он лечит его. Демоны питаются страхом. Нам он был не страшен. Но ты…

 Юна смотрела на них, как на сумасшедших. Но после тварь привлекла все внимание. Она засмеялась. Это был не зловещий смех. Детский. Простой. Настоящий. Как будто существо впервые за долгое время просто… дышало.

– Почему ты тут лежишь? – спросил Дэни.

 Существо тяжело вздохнуло. Говорило спокойно, без эмоций – как будто о чём-то привычном.

– Я не мог питаться уже сотни циклов. Мы делим районы, где можем тянуть ауру. У меня… не хватило сил отстоять свой.

 Он поднял голову. – Я – Камазотц. И, к слову, вы оказались здесь очень не кстати.

– Нам нужно в парк, – спокойно сказал Дэни.

– По-хорошему, мне стоило бы вас сожрать. Пока никто другой не прибежал, – пробормотал демон и прищурился. Эти слова напрягли всех. Он встал. Крылья раскрылись – широкие, чёрные, с кожистыми перепонками. Каждое не меньше полутора метров. Это были не просто крылья – они были руками. Камазотц взмыл в воздух – мгновенно, как вспышка. Одним рывком он схватил Медика за запястья и, как пушинку, перекинул через забор.

– Эй! – не успел крикнуть тот – и уже падал, с другой стороны. Следом – Юна. Он подхватил её так же резко, но мягче. Дэни смотрел на приближающегося демона и раскинул руки, чтобы тот не задел его когтями.

– Осторожнее, ладно?..

– Я не так добр, как вы думаете, – прошипел Камазотц, хватая его. Он швырнул Дэни за стену, будто мешок. Тот приземлился неудачно – сбил дыхание. С другой стороны, уже слышались глухие стоны – каждый из них отбил что-то при падении. Демон завис над ними в небе. Тень от его крыльев заслонила луну.

– В следующий раз… я вас точно сожру. Даже не сомневайтесь, – прошипел он и растворился в дождливом небе.

– Добрый парень, не так ли? – хмыкнул Дэни, поднимаясь и отряхиваясь от грязи. Ливень стих. Мелкие, противные капли пробивались сквозь густые кроны, но уже не били в лицо – лишь шептали по листьям. Воздух был тяжёлым. Влажным. Пропитанным землёй, страхом и чем-то ещё… древним. Из-за кустов послышался шорох. Все трое замерли. Вглядывались в темноту.

 Сквозь тень проступал высокий силуэт. Он приближался медленно, с фонарём, ослепляя их тусклым, резким светом. – Что вам тут надо?.. – прозвучал грубый голос. Хриплый. Старый. Голос, от которого по коже побежали мурашки.

– Это он?.. – прошептал Медик.

 Дэни не ответил. Просто кивнул.

 Что-то невидимое опустилось на их плечи – лёгкое покалывание, которое с каждой секундой становилось тяжелее. Словно во сне – Юна и Медик начали бормотать что-то себе под нос, уводимые в забытьё. Дэни чувствовал только боль. Отбитые ноги. И горячую струйку крови, что текла из носа, солоноватая, жгучая. Он шагнул вперёд.

– Ты сказал мне идти в парк.

– Я сказал: если нужны проблемы – обращайся, – отозвался силуэт.

– Видимо, тебе их явно не хватает.

– Проваливайте. Мне нечем вам помочь.

 Он сказал это сухо. Как отрезал. Но внутри у Дэни всё взорвалось.

– Да ты хоть понимаешь, что произошло за последние часы?! Я пошёл по твоему следу. Меня отвели к Лилит – эта безумная тварь хотела меня прикончить, потому что думает, что я разрушу её планы. Я встретил какого-то Аякса. Выпил кровь, что ты дал мне.

– За нами гналась чёрная тварь. Она вырезала людей в школе, понимаешь?! Вся охрана теперь ищет меня, как зверя. А ты – единственный, кто знает, что происходит. Нам некуда идти.

Бэлл хмуро молчал. Он смотрел на него. Видел в этом мальчике себя. Только молодого. Грубого. Яростного. Такого живого, как пламя в сыром лесу. И окружённого – одними вопросами.

 Он вздохнул. Глубоко. Устало. Как дышит тот, кто уже тысячу раз слышал то же самое – но всё равно не может отвернуться. – Пойдём, – сказал он, и ослабил хватку над Юной и Медиком.

Будто чары рассыпались. Или гипноз. Или усталость. Они подняли головы. Оправились. Дэни помог встать Юне, Медик вытер кровь из-под носа. Они пошли за ним.

Вглубь парка. Вглубь чего-то большего, чем просто лес. Дэни шёл позади Юны и не мог отвести взгляд. Каждый раз, когда смотрел на неё – сначала замечал утончённые черты лица: тонкие скулы, еле заметные губы бледно-розового цвета.

Но сейчас… Когда она шла перед ним, его взгляд задерживался на её клетчатой юбке, на чёрной блузке, что идеально сочеталась с её кедами. На разбитом колене, где кровь смешалась с грязью. Если бы они не разговаривали – он бы дал ей не больше четырнадцати. Но голос, взгляд, смелость – говорили об обратном.

Когда они вышли на тротуар – перед ними раскинулся аккуратный, вылизанный парк. Скамейки. Горящие фонари. Брусчатка, будто выложенная вчера. Всё сверкало. И будто бы это не Лимбо. А обычный вечер в обычном городе.

– Почему на нас никто не напал? – вслух возмутился Медик.

– А должен был кто-то?.. – Бэлл прищурился.

– Ну, охота?.. Покалывание?.. Это же чья-то аура, да?

– Ах, вы об этом…

– Я запустил генератор. Он отвечает за ворота. А заодно включает свет. Когда всё ярко – демоны думают, что тут охота и территория уже чья-то. Ну и… сюда не лезут.

 Он остановился, осмотрелся, и уже другим тоном сказал:

– А по поводу ауры… Это парк сына Диабло. Его любимое место. И здесь, – он провёл рукой, – остались отголоски его силы. – Он снял шляпу, протянул руку Медику.  – Бэлл. – Сказано было с лёгкой надменностью. Но в голосе проскользнула вежливость.

– А я – Медик. Если кого латать – зови. А это у нас милашка Юна. Мы её недавно нашли.

– Мышка, значит, обзавёлся друзьями. Это славно.

 Бэлл усмехнулся, но в улыбке прятался укол грусти.

– И что со школой? – спросил он, пряча шляпу под мышку.

– При первой же возможности нас там повесят. Либо скормят тварям Лилит. Ну и… мы слегка разнесли им фасад. Да и чёрный демон, что гнался за нами, сейчас там жрёт всё подряд, – пояснил Медик.

– Очень занятно, – с сарказмом протянул Бэлл. – Но теперь серьёзно. Это чёрное существо… кого-нибудь кусало? Или цепляло когтями?

 Медик и Юна одновременно замотали головой. Дэни нахмурился, копаясь в воспоминаниях.

– Твою ж… Его глаза краснели, Мышка? – резко спросил Бэлл, схватив его за плечи.

– Нет… кажется, нет…

Вроде бы – не было… – неуверенно ответил Дэни.

– Поверим на слово. Но если он почувствовал вкус твоей крови – он сможет найти тебя где угодно.

 Бэлл развернулся.

– А теперь… Покажу, где мы будем жить. За мной.

 Только сейчас на них начали накатывать мелкие, но острые проблемы: Рваный костюм, пропитанный дождём и грязью. Зуд в спине от засохшей крови. Запах собственной одежды. И… голод.

Медик притормозил шаг, догнал Дэни, дёрнул его за рукав и, подойдя максимально близко, прошептал: – Дэн… ты уверен, что ему можно доверять?

– А если он ведёт нас в ловушку?

 Бэлл, шагавший впереди, в пятнадцати метрах от них, тут же повернул голову: – Что ты сейчас сказал?

 Глаза его искрили, а лицо выражало почти детское любопытство.

– Ты, может, и спас его ни раз… – жёстко начал Медик. – Но это не даёт тебе право ожидать от нас слепой покорности.

– Брось.

– Я не про это, – усмехнулся Бэлл. – Твои эмоции мне понятны. – Но ты… ты назвал его по имени? Так просто?

 Он замер, развернулся, снял шляпу.

– Мне тебе многое нужно рассказать, – вмешался Дэни. —

Всё, с самого начала. Что случилось. Почему мы тут.

Бэлл кивнул. – Тогда… рассказывай, пока идём.

Он вёл их вглубь парка, вдоль растрескавшейся тропинки, где фонари закончились, а деревья сжимались в кольцо, Дэни начал рассказ. Сначала тихо. Потом быстрее. История лилась рекой – от школы до Лилит, от демона до крови, от окна до Камазотца. Юна слушала с расширенными глазами. И подумала: всю свою прошлую жизнь можно было бы пересказать за пару минут. А эти сутки… Словно год прожитый на изломе.

– …а потом, пока тварь потеряла нас из виду, мы прыгнули в окно… Ну, и… Добрались до парка, – выдохнул Дэни.

 Он замолчал. А потом с грустью добавил: – Ещё я есть хочу.

– Привыкай, – съязвил Медик. – Теперь это твоё второе имя.

 Бэлл замедлил шаг. Снял шляпу, почесал затылок. – Ну, во-первых, … мы пришли.

 Он стал разгребать мох и сухие ветки под ногами. Из-под слоя листвы показалась стальная дверь без ручки, тяжёлая, ржавая.

– Поможете?

 Он ухватился за край металлического щита. Остальные присоединились. Вчетвером они опрокинули крышку, и перед ними открылась бетонная лестница, ведущая в самую кромешную тьму. Юна отпрянула, побледнела.

– Я туда… не пойду, – прошептала она, пятясь назад.

– Не переживай, – сказал Бэлл, и его глаза блеснули. – Живыми вы туда всё равно не спуститесь.

 Дэни и Медик инстинктивно заслонили Юну, встав перед ней.

– Какие же вы… наивные людишки, – усмехнулся Бэлл.

Повернулся – и стал спускаться по ступеням, в гордом одиночестве, напевая непонятную мелодию на странном, чужом языке.

– Я вообще-то имел в виду, что все мы уже мертвы. Вы шуток не понимаете? Пошли уже! – крикнул он снизу.

– Ай, в бездну… Ты нас всех туда и тащишь, – пробормотал Медик. – И да, Бэлл, я знаю, ты меня слышишь! Это последнее место, куда я бы пошёл за тобой, псих! – Но шёл. По походке было видно: нервничает. Он не доверял никому. Но выбора не было. Куда бы он мог вернуться? В школу, где они оставили груду тел и разрушенный этаж? Или в ночь – ждать охоту? Он бы всё равно пошёл за Бэллом. Просто… не признавался себе в этом. Слишком уж многое в этом парне не складывалось. Что-то было не так. Но что именно? Этот вопрос не отпускал Медика с момента, как он впервые увидел Бэлла.

       Юна смотрела, как Медик исчезает во тьме, ступенька за ступенькой. Он растворялся в чернильной пустоте, и каждый его шаг эхом отзывался в животе. И вдруг она взвизгнула. Что-то тёплое коснулось её руки. Она отдёрнула её, готовая бежать – но тут же поняла: это Дэни.

– Прости, не хотел пугать, – сказал он и протянул руку. – Я думаю… там ничего страшного. Доверься мне.

 Она посмотрела на него. Его голос был неуверенным, но тёплым. Она взяла его за руку. И они пошли вниз. Сердце Дэни забилось быстрее. Её ладонь была такой нежной, хрупкой, живой. Вот бы никогда её не отпускать. Он посмотрел на неё, улыбнулся.

– Что?.. – насторожилась она. – Да мне до чёртиков страшно в темноте! Даже не думай шутить об этом!

– Я и не собирался, – тихо ответил он. Но внутри его распирало от совсем других чувств.

 Внезапно по стенам туннеля вспыхнули лампы. Тёплый, медовый свет стал освещать путь вниз. На дне лестницы, у металлического щитка, копошился Бэлл. Он что-то ковырял в проводке, попутно споря с Медиком:

– Я не хочу, чтобы меня сокращённо называли “Мэд”! – возмущался тот. – С английского это значит “безумный”.

– А кто сказал, что ты не безумный? – парировал Бэлл. – Может, ты в своё время развлекался, кормя людей таблетками? Да и звучит же лучше – Мэд. Сочно.

– Лучше практикуй прозвища на своём подопытном. Почему ты Дэни назвал Мышкой?

– Ты бы видел, как он метался по бару от Лиссы, – усмехнулся Бэлл. – Проворнее любого мышонка. Оттуда и кличка.

 Он резко захлопнул щиток, и позади него открылась дверь, как в старом лифте. – Прошу, к моему скромному шалашу.

 Они вошли. И будто шагнули в другой мир. Просторная студия озарялась мягким, тёплым светом. Стены – из гладкого, серого гранита, с позолоченными белыми плинтусами. Пол тёплый, словно дерево. Воздух – чистый, пахнущий свечами и яблоками. Первое, что бросалось в глаза – белоснежное фортепиано, стоящее в полутьме. В углу – аккуратная кухня с матовыми панелями, стол со стульями, белыми с золотыми вставками. Всё выглядело так, будто дизайнер из высших сфер подбирал детали для вкуса бессмертного. На стене – виолончель и скрипка. Над диваном – огромная картина. На ней была изображена женщина. Белоснежные, вьющиеся волосы. Тонкие черты. Глаза – кристально-голубые, с лёгкой грустью. Неестественная красота. Боль в идеале. Рядом – Бэлл. Только другой. Опрятный, в чёрном костюме, красной рубашке и галстуке. Серьёзный, даже угрожающий. Глаза – цвета крови. Взгляд – в душу. Следующий персонаж на картине – в белом костюме. Лицо его измазано краской, часть холста разорвана, фигура будто стёрта временем. И последний – болезненно бледный блондин. Худой, почти анорексичный. Черты лица – острые, почти скелетные. Он словно рожден был… неживым, но нарисованным с живым вниманием. У дальней стены – огромный чёрный шкаф. Он не вписывался в интерьер. Будто инородное тело, как заноза в идеально гладкой коже комнаты.

       Юна оглянулась. – Боже… Эту комнату будто вырвали из рая и забросили в ад.

 Она медленно прошлась, почти не веря, что всё это реально.

– Есть тут душ? И можно ли постирать вещи?.. – спросила она.

 Бэлл протянул, не открывая глаз: – Ад или рай – какая разница. Души одинаковы. Меняются только хозяева.

 Все переглянулись – никто не понял, что он хотел сказать. Но следующее прозвучало уже яснее:

– Вещи… выбрасывай. Залезь в чёрный шкаф, нащупай одежду. Он повторит то, что на тебе, но уже чистое, выглаженное.

 Он зевнул и завалился на диван.

– Это магия?.. – спросил Медик.

– Это закон этого места. Здесь работают разломы, способные материализовать пустоту. Нужен лишь импульс желания, и немного силы ауры.

– Я сдохну с голода, – простонал Дэни, подходя к холодильнику. С ним всё как со шкафом?

– Да, – лениво отозвался Бэлл, наблюдая, как Юна роется в шкафу, а Дэни достаёт громадный бургер и ест, издавая счастливые звуки.

– Только знай: ты не насытишься. Это – вкус без пищи. Иллюзия. Память твоего мозга говорит, что ты голоден. Со временем… отпустит.

 Дэни глотал и жевал, в одной руке уже держал торт, в другой – газировку.

– Знаешь, если забыть про всех этих чудовищ… это же идеальный мир!

Можно есть сколько угодно, и не толстеть. Я не уйду отсюда никогда.

– Ты весь в соусе. – Медик закатил глаза. И всё, что ты ешь, – ненастоящее.

– Мы на конкурсе зануд? Или признаем тебя победителем и поедим спокойно? – буркнул Дэни, не прекращая жевать.

Юна, между тем, билась с тёмным шкафом. Водила рукой, но ничего не находила. – Ну где эта чёртова одежда?! Меня всё бесит: этот мир, эта погода, эти твари, эта грязь!

 И только она закончила фразу, как рука её нащупала мягкий, аккуратный свёрток. Она вытянула его. Щёки тут же стали румяными – она смутилась от того, что сорвалась при всех.

– Юна, тебе в белую дверь. Справа от шкафа. Там душ, – сказал Бэлл.

– Ты издеваешься? – усмехнулся Медик. – Она сейчас будет час искать дверь, которой нет.

 Юна обернулась. И правда – чуть дальше шкафа, в стене, была дверь в тон облицовки. Почти невидимая.

– Но… её не было!

– Иногда мы не видим нужных людей, даже когда они перед глазами. Так и с вещами. Ищи внимательнее. – философски отозвался Бэлл. Он подошёл к холодильнику, достал бутылку “Макаллана”. – Кто-нибудь хочет?

– Дай одну, – кивнул Медик.

 Бэлл кинул ему бутылку, взял вторую, плюхнулся на диван. Открыл, сделал глоток прямо из горлышка. – Ты хоть на ногах устоишь?

– Во-первых, я уже на диване. Во-вторых – алкоголь тут не пьянит. Всё иллюзия. Но вкус – прекрасный.

 Юна ушла в душ. А парни – затеяли пир из стейков. Прямо из холодильника вытаскивали мясо разной прожарки. Оно обжигало язык – как будто горячее из духовки. Никто уже не думал о рваной одежде или грязи. Они умылись в раковине. И впервые за долгое время – наслаждались. Когда тишина немного осела, Медик, жуя мясо средней прожарки, поставил тарелку и сказал:

– Бэлл…

Когда Дэни был при смерти – его тело менялось. Появлялись рога, нимб… Что это вообще было?

 Бэлл не ответил сразу. Он отрезал кусок стейка, налил в бокал яблочный сок с виски. Смешал. Сделал глоток. Закусил. Закрыл глаза. На выдохе – сказал:

– Эмоции. Аура. Душевное состояние. В этом мире они значат больше, чем твоя плоть.

 Он поставил бокал и посмотрел на них:

– Вы привыкли делить всё на добро и зло. У вас есть рай и ад, Бог и Дьявол, свет и тьма. Но тут, в Лимбо… Чёрное и белое – это просто отсутствие оттенков. Хороший поступок скорее будет плохим, если камеру навести под другим ракурсом.

 Он провёл пальцем по краю тарелки. – Когда вы влили в него ту кровь… Вы не просто лечили. Вы нарушили структуру.

– Но… он ведь выжил, – тихо сказал Медик.

– Да. Но по всем законам – он должен был умереть. Ты залил в него чистую кровь высшего. Это яд. Это сила. Это… чужой код.

Бэлл встал, прошёлся по комнате. Говорил спокойно, как будто читал лекцию для мёртвых:

– Демоническая кровь… Когда течёт по ранам – она восстанавливает. Неважно, твоя ли плоть, или чужая. Но есть нюанс: – Если демон слаб – то для регенерации нужно много крови. И она испаряется – почти мгновенно. Оставляя ожоги, боль и пепел. Он поднял указательный палец.