От весны до весны

Лоретто

Взнесенный над пенной лагуной,

Укрытый рассветным туманом,

О, город, прекрасный и чудный,

Соперник природы незваный!

Здесь в кружеве белом балконы,

И с вязью резною фасады,

Мосты, барельефы, фронтоны –

Для взора любого отрада.

Толкаются лодки в каналах,

Товарами склады забиты,

Одетые в мрамор причалы

Соленой водою омыты.

Где волны лазурное море

Бросает к подножью ступеней,

Друг с дружкой без устали споря,

На столбиках чайки расселись.

Мозаики, лоджии, термы,

Пилястры, колонны и арки,

Остерии, рынки, таверны,

Фонтаны, скульптуры и парки,

Стекло, карнавальные маски,

Торговые лавки повсюду.

Мазки всех оттенков и красок -

Из жизни Лоретто этюды.

ГЛАВА 1 Таинственный незнакомец и таинственная незнакомка

Сэнни Тауфель

Сэнни приехала в Лоретто вместе с отцом и братом третий раз в жизни и впервые осталась надолго, проведя в столице вторую половину зимы и почти всю весну. Ей нравился город. И пусть подавляющую часть своей жизни она и провела в Шуоре, но была гражданкой Лиоренции и считала себя лиорентийкой.

Семья вернулась бы в Шуору раньше, если бы не нужно было устраивать женитьбу брата. К тому же Эндерил жаждал принять участие в фехтовальном турнире, проводившемся в месяц фестивалей. Сэнни сложившееся положение вещей устраивало. Она была предоставлена самой себе, в то время как отец и брат занимались посольскими делами, переговорами, беседами с нужными людьми, визитами в семьи потенциальных невест, а Эндерил – еще и тренировками. Почти каждый день Сэнни уходила из предоставленного в распоряжение их семьи дома в посольском квартале и гуляла по городу, не ставя никого в известность, хотя, конечно, слуги докладывали отцу о ее отлучках.

У Сэнни имелись собственные деньги, и она чувствовала себя в достаточной степени независимой – по крайней мере, пока не настала пора возвращаться в Шуору, в Тэ-Рэн Гон – школу, где училась.

Ни отцу, ни брату ее поведение не могло нравиться. Дай Эндерилу волю, он бы запер ее в комнате и не вообще не выпускал на улицу, но для отца Сэнни представляла крайне ценное вложение – как репутационное, так и денежное, и он позволял дочери больше, чем было принято.

К отцу Сэнни относилась, скорее, равнодушно. К брату испытывала неприязнь, и его будущей жене совершенно не завидовала.

Ей нравились прогулки, нравились городские пейзажи и атмосфера, даже сырые каменные стены и склизкие ступени причалов, плохо очищенные от водорослей и ракушек, даже пронизывающий холодный ветер с гор, даже обнаженные отливом невзрачные серые отмели, даже хмурое небо и промозглые туманы зимой. Ни туманы, ни моросящие дожди не могли скрыть воздушного изящества, соразмерности и гармонии, кружев сводчатых галерей, утонченности декора. Эти слова она вычитала недавно в одной из книг, авторства историографа Нерего. Книга называлась «Прекраснейший город на свете». Сэнни была, по большей части, согласна.

Ей нравились плавные линии и обтекаемые формы, чередование углубленных и выступающих частей, стрельчатые окна, колонны, капители, пилястры, балюстрады, барельефы над дверями – пусть все эти элементы и носили преувеличенно декоративный характер. Она была в восторге от Адмиралтейства, Арсенала, Часовой башни, Кафедрального собора и Сенатского дворца, от богатых особняков, плотным строем стоявших вдоль больших каналов, от неприметных домиков у лагуны, прятавшихся от соленого морского ветра за узорчатыми каменными оградами.

Правда, Лестницу Спутников, а точнее украшавшие ее статуи, Сэнни считала явно переоцененными. Далеко не шедевр! У Первых Спутников были не только лишенные всякого выражения и индивидуальности лица – этого как раз следовало ожидать, потому что в Лиоренции поклоняются не конкретным людям, а символам, и даже Пророка изображают очень абстрактно. Однако скульптор, на ее взгляд, недостаточно хорошо разбирался в анатомии. Ему следовало точнее знать систему мышц и костей, чтобы правильно передать все особенности человеческого тела. Уличные мраморные скульптуры, часто установленные просто у мостов, были выполнены пусть и с меньшим пафосом, но с большим мастерством.

Разумеется, Лоретто состоял не только из красивой архитектуры. Вопреки написанному у Нерего, столица Лиоренции слыла не только прекрасным городом, но и опасным. В обычае было топить людей в мешках или аккуратно вскрывать им горло и пускать по каналам, воду которых несчастные окрашивали своей кровью. Вообще-то, подобные страшилки любили рассказывать вернувшиеся домой иностранцы. Они же писали и про инквизиторских шпионов, которыми, с их слов, буквально кишели все улицы, площади и каналы.

Между тем Сэнни во время своих прогулок забредала в места, где приличной, тем более богато одетой девушке появляться вовсе не стоило. Например, в припортовые кварталы с харчевнями и борделями для матросов. И в сами харчевни заглядывала – дымные и шумные, пропитанные запахами горелого масла, дешевого вина, пота и волглой одежды. Она бывала у печатников и переплетчиков, плавала на Тало к стеклодувам и шлифовальщикам, и на Колокольный остров, а однажды попала в квартал с кожевнями и красильнями, откуда стойкий едкий запах не мог бы выдуть никакой ветер.

День отъезда неумолимо приближался. Уже послезавтра на турнире должны состояться финальные поединки, а после… Сэнни предпочитала не думать о будущем, сосредоточившись на настоящем. Она хотела провести оставшееся ей в Лоретто время с… пользой и удовольствием. Именно так.

Сегодня её конечной целью был дом братьев Тривимов, которые второй день подряд устраивали прием с вечерними маскарадными балами, о чем говорила роскошная гирлянда цветов, висевшая на фонаре над главным входом. Специально поставленные у дверей слуги очень любезно требовали входную плату. Надо сказать, довольно умеренную. Ну и в самом деле – не задаром же хозяева должны развлекать гостей? Этак и разориться можно!

Вчера Сэнни уже нанесла в особняк визит, который носил в некотором роде разведывательный характер. Всё оказалось очень интересно, ведь прежде ей не доводилось посещать подобные мероприятия. Однако сейчас у нее были более далеко идущие планы.

Два брата, Нэль и Керт, богатые купцы из Элмадена, торговали хлопком, шелком, коврами и пряностями, и, как говорили, были заядлыми собирателями всяких диковинок и древних сокровищ. В Лоретто они переехали несколько лет назад, остались здесь по делам и сняли самый роскошный особняк, который сумели найти. Нэль кичился своей коллекцией и показывал некоторым избранным гостям. Отец Сэнни попал в число счастливчиков. Он утверждал, что у Нэля Тривима есть вещицы еще из той эпохи, что предшествовала Катастрофе, а также древние книги и свитки. Сэнни хотелось взглянуть: она интересовалась этим вопросом и в Тэ-Рэн Гоне, проводила много времени, изучая доступные ей источники. Надежды на то, что хозяин сам пожелает пригласить ее и показать экспонаты, она не питала. Тогда она осторожно выспросила у отца, в какой конкретно комнате Нэль Тривим держит коллекцию, и решила просто пробраться туда, пользуясь всеобщей карнавальной суматохой. «Никакой видимой охраны, – обмолвился отец, – только дверь с железными листами и огромным засовом. И хозяин показал нам далеко не все свои сокровища».

Вчера Сэнни отправилась на Ювелирную улицу, респектабельную и оживленную, и нашла лавку, где продавали карнавальные принадлежности. Там она купила бархатные накидки на плечи и несколько масок. Вечером, перед выходом из дома, Сэнни надела и то, и другое, и облачилась в новое платье, пошитое совсем недавно – синее, с открытым воротом, отороченным кружевами, и разрезными рукавами до локтя. Но сегодня, раз она намеревалась проникнуть в сокровищницу, ей требовалось приобрести еще кое-какие… инструменты, и лучшим местом для покупок подобного рода слыла Площадь Единых с Пророком. Говорили, что там можно достать все, что угодно.

Сэнни ушла из дома сразу после завтрака, постаравшись одеться не слишком броско и захватив одну из купленных накануне масок. Она не стала брать лодку и отправилась пешком – ей так хотелось, и она никуда не торопилась. Лучше она доберется на лодке обратно.

В Лоретто легко было заблудиться в лабиринтах переулков, забрести в тупик или выйти к неизвестному маленькому каналу. Колодцы и фонтанчики посреди маленьких площадей, внутренние дворики с плодовыми деревьями, крытые арочные галереи, небольшие дома с лавками и остериями – многие жилые кварталы походили друг на друга. На стенах стоявших у перекрестков домов иногда даже были повешены таблички с названиями – например, Большая Арсенальная улица, Улица Оружейников, Аптечный переулок, Четырехдомный переулок и прочее, но и таблички мало помогали ориентироваться в незнакомых районах. Сэнни, впрочем, уже успела достаточно изучить город.

Свернув в одну из крытых галерей и пройдя ее насквозь, она очутилась на Площади Единых с Пророком, полной торговцев, покупателей и просто прохожих зевак. Она надела маску, решив, что лишняя осторожность не повредит: место это считалось весьма сомнительным, одним из излюбленных «охотничьих угодий» инквизиторских осведомителей.

На влажных ступеньках причала сидели нищие и просили милостыню. Сэнни отсыпала им изрядную пригоршню мелких монеток в полсарима. Жизнь на площади кипела и бурлила. Царил неимоверный гвалт. Трубили стеклянные рога, стучали барабаны, звенели колокольчики. Лавки сверкали зеркалами и огнями. Одновременно выступали уличные музыканты, акробаты, жонглеры, фокусники, заклинатели змей. Лоретто вообще был городом зрелищ – представлений, ярмарок, состязаний, красочных шествий. Здесь же на площади стояли публичные игорные столы, а по соседству, на мосту Менял, сновали букмекеры. Сейчас они принимали ставки на результаты фехтовального турнира и лодочной регаты, а также, хоть и сильно заранее, на исход предстоявших в следующем месяце довыборов в Совет Двенадцати.

Знахари продавали лекарства и приворотные зелья. Лоточники – жареную корюшку в кульках, прошлогодние каштаны и орехи, пирожки и газеты. Сэнни из интереса накупила всего подряд. В том числе и еженедельную газету, стоившую, кстати, намного дороже еды. Газеты печатались в многочисленных местных типографиях, и публиковалось в них всё, что ни попадя: срочные известия, новости, обеденные карты лучших таверн, адреса куртизанок и расценки на них, разговоры, подслушанные на рынках, даже частная переписка, перехваченная инквизиторскими шпионами.

Сэнни, время от времени озираясь на вывески лавок, мимо которых проходила, жевала пирожок и читала на ходу, увлекшись трагической историей привратника Часовой башни, который, изрядно выпив, вывалился из окна и разбился насмерть.

Всё было так не похоже на Шуору!

Ее взгляд зацепился за необычную вывеску, изображавшую некую странную птицу на вертеле. Засунув в рот остаток пирожка, Сэнни остановилась и всмотрелась внимательней. Она подумала было, что это сова, но… изображать на сомнительной вывеске сову казалось слишком опрометчивым, как-никак сова – символ Совета Двенадцати. Впрочем, лицо… эээ… морда у птицы была почти человеческая, а на голове – шапочка, похожая на ту, что носят инквизиторы. В когтистых лапах полуптица держала свиток с криво повернутой картой Лиоренции. По крайней мере, Сэнни так решила.

– Юная госпожа желает что-нибудь приобрести? – раздался вкрадчивый голос у нее за спиной.

Сэнни вздрогнула от неожиданности, быстро обернулась и увидела горбуна, ниже ее ростом, и тоже в маске – черной, без всяких украшений, в большом берете, наброшенной на плечи накидке и однотонной темной куртке.

Как он так незаметно возник у нее за спиной? Стоило ей только остановиться, тут же к ней пристают всякие подозрительные личности.

– Пока нет. – она смутилась. – Я просто… смотрю, интересуюсь.

Горбун, вывернув шею, внимательно поглядел на нее сквозь прорези маски.

– Я… кое-что могу вам посоветовать. Как насчет приворотного зелья?

– И кого мне привораживать? Вас? Чтобы вы мне сделали скидку?

Он рассмеялся, очень искренне:

– Меня не надо. Я и так вами уже приворожен. Я навечно ваш.

– Думаю, что на столь долгий срок вы мне все-таки не понадобитесь.

Он снова рассмеялся, а, отсмеявшись, заметил:

– Кто знает? Я был бы не против.

Следует ли ей рассматривать его поведение как то, что он с ней… флиртует? Горбун! Но голос у него был приятный.

– Давайте уже – заходите в лавку! – он взял ее за предплечье. Пальцы у него оказались цепкими и сильными. Видно, если что схватит – так просто не выпустит. – Я готов предложить вам штучные вещи. Полезные – именно здесь, за Барьером! Настроенные на конкретный диапазон Излучения. Уникальное предложение! Только сегодня! Вы очень удачно зашли.

Сэнни хотела сказать, что, вообще-то, она пока никуда не зашла и не надо ее туда тащить, но, будто завороженная, послушно последовала за торговцем внутрь лавки.

Горбун прогнал своих, по-видимому, помощников со словами: «Идите пока, погуляйте!», и они с Сэнни остались вдвоем. Ей, наверное, стоило испугаться – наедине с незнакомым мужчиной не самого благонадежного вида. А вдруг ему в голову придет что-нибудь… непристойное? Однако она отчего-то не боялась и была просто заинтригована, хотя на всякий случай и нащупала рукоятку скрытого сумкой шуорского кинжала.

– Послушайте, юная госпожа! Не могли бы вы помочь мне отцепить горб? – неожиданно попросил торговец. – Неудобно – голову нормально не повернешь!

Он сбросил с плеч накидку, и Сэнни убедилась, что горб был ненастоящий, сделанный из чего-то вроде папье-маше, и привязан ремешками. Сэнни, хоть и удивилась, все так же послушно помогла ему расстегнуть ремешки. Он распрямился и оказался с нее ростом – ну, немного выше.

– Зачем вам эта штука? – спросила она, невежливо тыкая пальцем в горб.

– Как зачем? Для конспирации, конечно! Но… вы ведь не станете меня выдавать?

Сэнни показалось, что он ей подмигнул – через маску-то!

– Что же! Будьте любезны оценить предлагаемый товар! Некачественной халтурой не торгую!

Лжегорбун потер ладони, подошел к стоявшему в глубине лавки большому сундуку и откинул крышку. Сэнни мельком заметила блеснувший из-под рукава его куртки обручальный браслет. Он ни разу не произнес «магические артефакты». Не спросил, кто Сэнни такая, и зачем ей понадобились магические артефакты в Лоретто. Наверное, в подобных местах не принято интересоваться столь… личными вещами.

– Это ведь контрабанда? – полюбопытствовала Сэнни.

Глупый вопрос. Конечно же, это простой разрешенный к продаже в Лиоренции товар! Торговец – скупщик контрабанды – не стал отвечать и даже не рассмеялся, лишь хмыкнул.

Отчего-то он внушал Сэнни доверие, абсолютно беспричинное. И при этом, что с искусственным горбом, что без, имел вид прохиндея, отнюдь не дружащего с законом и теми, кто это закон представляет.

– Вот это – маскировочная сеть, рассеивающая Излучение, – пояснил он, переходя на серьезный тон. – Непосвященные не заподозрят, что перед собой видят, решат, что непримечательные безделушки. Но у сундука еще и двойное дно!

Сэнни слушала, раскрыв от изумления рот, и верила каждому его слову. И у него были такие магические артефакты, о существовании которых она и не подозревала! Не просто копиры или какие-то измерители Излучения!

– Гляжу, сумка у вас вместительная. Может, вы принесли что-нибудь интересное на обмен? – спросил он. – Я люблю всякие диковинки.

Сээнни, подумав, сняла перекинутую через плечо сумку, открыла застежку. Он привстал на цыпочки, вытянул шею, убрал руки за спину, словно боялся, что сразу же полезет рыться в ее вещах. Потом быстрым, прямо-таки молниеносным, движением цапнул шуорский ошейник с браслетом.

– Фьють, – присвистнул он. – Вы полны сюрпризов! Зачем таскать эти штуки с собой по улицам Лоретто?

– Откуда вы знаете, что это такое?

– Много путешествовал. И вообще… – он неопределенно покрутил в воздухе рукой.

Сэнни достала разные шуорские безделушки: монетки с дырками, круглые нефритовые кулоны, символизировавшие солнце, крошечные статуэтки, колокольчики. Все они торговцу понравились. А потом он каким-то непостижимым образом углядел в ее сумке маску. Почесал затылок, ненароком сбросив с головы берет, поймал его на лету и водрузил обратно.

– Это кто? – спросил он, осторожно тыкая в маску пальцем.

– Владычица демонов Джай-Ри.

– Страшно красивая, – оценил он. – Вам бы пошла. Но не стоит носить такую маску в Лоретто во время карнавала – она слишком приметная, выделяет вас из толпы и многое может рассказать о своей обладательнице.

Это Сэнни и сама понимала.

– У меня тоже есть, знаете, маска рыжей обезьяны. – Он фыркнул. – Жена лично сделала. Уверяет, что портретное сходство налицо, а вы что скажете? Вон висит на стене вместо зеркала! – Он махнул рукой, указывая.

Сэнни не удержалась и рассмеялась.

– Как же я могу оценить портретное сходство, если сейчас вы тоже в маске?

– Гляжу, вас не проведешь!

– Обезьяна очень потешная, – сказала Сэнни, подходя ближе и разглядывая ее.

– Приму это как комплимент. – Он поклонился, а Сэнни тут же покраснела и спросила, спеша прикрыть смущение:

– А у вашей жены есть звериная маска?

– Есть.

– И какая?

– Конечно же, в виде львицы. И она ее, кстати, иногда надевает. Я же, как уже говорил, предпочитаю не бросаться в глаза. В силу особенностей… моей деятельности. Маска много значит для жителей Лоретто. Это символ тайны в городе тайн. – Его голос понизился до заговорщицкого шепота.

– Масками вы тоже торгуете?

– Я всем понемногу торгую. Но, в первую очередь, информацией и знаниями. Вот – могу вам еще кое-что предложить, юная госпожа.

Он порылся в другом сундуке и протянул Сэнни книгу в дорогом переплете.

– Книга? – удивилась она. – У вас и книги есть на продажу?

– Так книга – источник знаний. Эту я могу вам порекомендовать с чистой совестью. Переведена на лиорентийский. Пользуется большим спросом. Ее покупают гораздо чаще, чем какие-то там философские или научные трактаты. Это издание, так сказать, – наглядное пособие с красочными крупными иллюстрациями, что немаловажно. Вот! – он раскрыл обложку и ткнул в картинки.

Хорошо, что Сэнни была в маске. Она почувствовала, как вспыхнули щеки, в испуге тут же захлопнула книгу и тогда прочитала название: «Искусство любви».

Плотской любви, очевидно.

Похоже, лжегорбатого скупщика ее реакция изрядно повеселила.

– Думаю, что подобного рода информация мне без надобности, – твердо сказала Сэнни.

– Зря, – не согласился торговец. – Но настаивать не смею. Давайте тогда вернемся к нашему делу.

Он оказался на редкость добросовестным продавцом, всучил Сэнни кучу всего – и, с ее точки зрения, не за такие уж большие деньги, объяснил принцип действия и всё наглядно продемонстрировал.

– Никакого обмана! – заверил он. – Я дорожу своей репутацией!

Жаль, что он в маске. Сэнни подумала, что даже по голосу его бы не опознала, потому что голос у него был пластичный, и он легко менял тембр и диапазон. Хотя, по природе, наверное, тембр у него был высокий.

– Кстати, – сказала она, – что за птица нарисована у вас на вывеске?

– Просто абстрактная птица в абстрактном головном уборе, – ответил он. – А вы предположили что-то более конкретное?

– Да, – откровенно сказала Сэнни. – Я думала, это сова. В инквизиторской шапочке.

Он пожал плечами.

– Вы не единственная, кто так думал. А некоторые из этих ваших… единомышленников высказали свои нелепые предположения в письменном виде, направив их по известному адресу. Пришлось даже кое-кого убеждать, что эти измышления не имеют под собой никакой почвы и являются плодом извращенной фантазии самих авторов… Так что я вынужден был поклясться перед лицом представителей местной власти, что на вывеске – не сова. А шапочка – просто шапочка. И продолжаю утверждать это снова и снова.

Он легко заговорил ей зубы, и, похоже, готов был болтать без передыха, если бы его не отрывали то и дело покупатели и вернувшиеся в лавку помощники. Сэнни боялась наговорить ему про себя лишнего и, в конце концов, попрощалась, сославшись на то, что торопится.

– Приходите еще! – предложил он. – Я хотел бы с вами поговорить – в не столь шумной и суетливой обстановке.

Сэнни не совсем поняла, что он имел в виду. Наверное, ей всё же стоило его остерегаться – он и сам вполне мог быть осведомителем Инквизиции, такой… подозрительно услужливый и обходительный.

Вернувшись домой, она переоделась, захватила свою сумку – ничего не поделаешь, придется ее оставить где-нибудь под присмотром местных слуг, взяла лодку и поплыла по Главному каналу к особняку элмаденских купцов.

Потолкавшись в битком набитом парадном зале, она вышла во внутренний парк. Как и все, присутствовавшие на приеме, Сэнни была в маске и карнавальной накидке и потому надеялась, что в такой сутолоке не привлечет ничьего внимания. В парке стояли столы, где любой желающий мог выпить и перекусить. По большей части чисто условно – чтобы что-нибудь положить в рот, приходилось одной рукой приподнимать маску. Не слишком удобно. Главной изюминкой были специальные пироги, в которых ради потехи запекали различных животных. В смысле, не совсем запекали, а помещали внутрь. Сэнни видела, как лиорентийский нобиль взрезал один из пирогов ножом, и оттуда выскочил оторопевший петух – общипанный, без гребешка, с двумя перьями вместо хвоста. Он принялся скакать по всем столам, а гости давились неудержимым смехом.

Наблюдая за всякой ерундой, Сэнни едва не забыла, зачем пришла. В конце концов, пора приниматься за дело! Она решила, что, когда начнется бал, вернется обратно – ей хотелось еще полнее прочувствовать, на что похожа настоящая жизнь, а не тот ее заменитель, в котором вынуждена была существовать она сама.

Сэнни забрала свою сумку, дошла до дальнего крыла и поднялась во внутреннюю галерею на втором этаже, огороженную мраморной балюстрадой. Она захватила масляную лампу, но пока не стала зажигать, двигаясь почти в полной темноте. Неожиданно она услышала звуки поцелуев, страстный шепот, вздохи и стоны, увидела внизу, на первом этаже, приглушенный свет, вжалась в стену и замерла… Мужчина и женщина, в весьма недвусмысленных позах… Сэнни хотела убраться восвояси, но испугалась, что её присутствие обнаружат. Однако любовная парочка вроде ничего не заметила и продолжала заниматься тем, чем занималась. Сэнни ощутила жаркий стыд, щеки под маской горели, она жаждала провалиться сквозь землю… Да-да – сквозь пол галереи на первый этаж, поближе к двум любовникам.

Юст Хольгерстон

Фиоза, все еще не унявшая частого дыхания, приникла к нему, ее волосы выбились из удерживавших их шпилек и рассыпались по его груди.

Хотя все прошло немного… впопыхах, результатом Юст остался вполне доволен. Ему нравилось делать другим приятное, не только получать, но и дарить удовольствие. Он предпочел бы полежать немного, расслабившись, и потом, может, еще разок… Однако обстановка не располагала – мягко выражаясь. Уже изрядное время Юст ощущал присутствие кого-то постороннего поблизости, но решил понапрасну не беспокоить Фиозу и не прерывать занятия, которому они с таким упоением предавались. На самом деле он просто наплевал, так как думал не головой, а другим местом. Ну и ладно. Он не чувствовал ничего опасного. Сейчас посторонний, кто бы он ни был, замер тихой мышкой и дико смущался.

– Пора, – Фиоза потерлась о его щеку, испустила сожалеющий вздох и заторопилась. – А то муж еще начнет искать.

– Да. – Юст нехотя поднялся. – Давай помогу тебе одеться и застегнуть платье.

У нее был бархатистый голос с легкой хрипотцой, белая нежная кожа и весьма страстный темперамент. Еще разок было бы неплохо, но…

Юст по-прежнему улавливал чужое присутствие: неизвестный никуда не делся, хорошо хоть это явно не ревнивый муж. Проклятье! Юсту вовсе не нравилось чувствовать себя объектом наблюдения. Он-то думал, что они с Фиозой выбрали достаточно укромный уголок для своих занятий – рядом с товарными складами, вдали от жилой части. Конечно, по особняку братьев Тривимов, устроивших традиционный для месяца фестивалей бальный вечер, сейчас бродила уйма народа, а людям свойственно шататься в самых неожиданных местах. Вот кто-то и сюда мог случайно заглянуть.

Юст завязал тесемки на штанах, перенастроился на тепловое зрение и окинул взглядом неосвещенную внутреннюю галерею, расположенную этажом выше. Странная планировка… Ну вот – в дальнем углу он углядел красную, неподвижно замершую фигуру.

Надо все-таки проверить, кто это и что здесь делает. Торопливо натянув рубашку, жилет и маску, Юст проводил Фиозу к парадному залу и сразу же вернулся. Примерившись, он подпрыгнул, ухватился за основание колонны, подтянулся и залез наверх.

Незнакомца здесь уже не было. Однако в углу Юст обнаружил маленькую винтовую лестницу, которая вела вниз. Стараясь не шуметь, он протиснулся в узкий проход и спустился в складское помещение со сводчатыми перекрытиями, заваленное тюками и ящиками. В дальнем конце горел слабый, чуть подрагивавший свет – похоже, от ручной масляной лампы. Он выхватывал из темноты крепкую, обитую металлическими листами дверь.

Сэнни

Способность двигаться вернулась к Сэнни лишь после того, как мужчина, мелькая в пятне света, накинул рубашку и жилет, захватил маску и пошел провожать свою спутницу. Тогда наконец Сэнни отмерла, зажгла лампу, добралась до винтовой лестницы и спустилась вниз.

Лестница привела ее в складское помещение с арочными перекрытиями, забитое тюками. В тюках были ковры, хлопковые и шелковые ткани и наверняка много чего еще – Сэнни в прошлый раз заглянула, но лишь краешком глаза.

Заветная дверь находилась у дальней стены. На ней были выгравированы сюжетные миниатюры в лиорентийском стиле. Настоящее произведение искусства и уйму денег стоит. Поставив на пол лампу, Сэнни принялась изучать сложный громоздкий засов, вынула из сумки измеритель, поднесла вплотную: тот слабо засветился, сигнализируя о наличии магических стражей.

В Лиоренции, за подавляющем Барьером! Излучение в том диапазоне, который почти не улавливают измерители и который Барьер гасит не до конца… Эти братья Тривимы совсем не просты!

Незнакомец возник будто ниоткуда, очутившись в колеблющемся пятне света, которое отбрасывала лампа. В простой маске без украшений, расшитом бархатном жилете поверх белой рубашки. Рубашка была шелковой, с красивыми кружевами на рукавах и вороте.

Тот самый, кого она видела недавно внизу с женщиной – Сэнни не сомневалась.

– И что там интересного, за этой дверью? – тихо и вкрадчиво спросил он, придвинувшись.

Вместо того чтобы испугаться, Сэнни смутилась и зарделась под маской. Запах его туалетной воды щекотал ей ноздри, голос звучал завораживающе, дыхание обжигало и без того горячее ухо.

– Коллекция диковинок, – послушно ответила она.

– Занятно, – пробормотал он и тоже принялся изучать засов.

– Круто сделано! – произнес он затем, поднял на лоб маску и почесал переносицу. – Не кажется ли вам, что туда проще было бы попасть… не через эту дверь? Может, есть другой вход, более доступный?

– Насколько мне известно, нет.

– Ммм, – неопределенно отозвался незнакомец, еще раз потер переносицу и повернулся к Сэнни.

Ей показалось, что его глаза светились, но потом он отступил на шаг, оказавшись снова в пятне света от лампы, и глаза стали темными и бездонными. Сэнни тотчас утонула в них, и даже не булькнула. У нее сбилось дыхание и задрожали колени, и она с трудом удержалась, чтобы не прислониться к двери. Она не могла отвести от него взгляда, сердце прыгало в груди безмозглым кузнечиком, в ушах стоял звон. Как это называется?

Он, конечно, всё заметил и иронично поинтересовался:

– Я настолько сногсшибательно неотразим?

– Мне не очень хорошо видно.

– Тогда отчего же вы так… взволнованны?

– Наверное, у меня просто слабые нервы.

– Думаю, что я не встречал вас раньше.

– Думаю, что нет.

– У вас странное произношение. Вы явно не уроженка Лоретто.

– Нет.

– И не слишком многословны.

– Молодой женщине следует держать язык на привязи. Впрочем, не очень молодой – тоже.

Он фыркнул:

– Ха! Изречение в стиле моей матери. Хотя сама она ему никогда не следовала.

Он еще о чем-то спрашивал ее, Сэнни отвечала – автоматически, едва понимая суть вопросов. Наверное, её ответы были не совсем бессмысленны, он улыбался и тихо хмыкал. Потом Сэнни все же слегка пришла в себя, но именно что слегка.

– Так есть какой-нибудь план? – спросил он. – Даже если удастся открыть дверь, хозяин сразу узнает, что к нему в сокровищницу вломились непрошенные посетители. Если удастся! Или… – Он обвел рукой помещение склада. – У вас припрятан среди тюков бочонок с порохом?

Ну, Сэнни всё ему и выложила – явно от большого ума.

– Вообще-то, я уже приходила сюда, посмотреть, – сказала она. – Оценить обстановку и прикинуть, какие… средства мне могут понадобиться. И сейчас, при повторном визите, я кое-что с собой захватила. Менее инвазивное и громкое, чем бочонок с порохом. Надеюсь, подойдет.

Она закинула за плечо накидку, высвободив скрытую под ней сумку, щелкнула застежкой и достала оттуда брусок из черного материала, поглощавшего свет.

– Этот артефакт называется обнулителем, или поглотителем, – пояснила она, прикладывая брусок к засову. – Он должен ослепить охранных стражей, сохранить в их памяти прежнюю картинку. В этом случае они не подадут сигнал тревоги.

– И где вы это взяли?

– Купила на рынке.

– В Магических землях?

– Ну что вы! Здесь, в Лоретто. На площади Единых с Пророком. Там можно найти всё, если хорошо поискать.

– Да-да! Приворотные зелья, яды, элексиры, амулеты… Там подвизаются шарлатаны и шпионы Инквизиции.

– Приворотное зелье мне, кстати, предлагали приобрести, причем с хорошей скидкой, – призналась Сэнни. – Я была в маске и плаще, и продавец тоже. Я решила, что это дает достаточную степень анонимности. И продавец – не шарлатан, он скупщик магических артефактов и прочей контрабанды. Он произвел на меня впечатление знающего человека.

– И вы вот так просто купили эту штуку? – недоверчиво спросил незнакомец, наклоняясь к замку, чтобы получше разглядеть обнулитель.

– В какой-то мере мне, действительно, повезло, – сказала Сэнни. – Но я и искала что-то подобное. К тому же у меня нашлось, чем заинтересовать продавца, предложив ему товар взамен.

– Это не обычный магический артефакт.

– Да. Он работает на тех остатках Излучения, что просачиваются через Барьер, и способен долго удерживать уровень заряда. Правда, уровень этот крайне незначительный, потому что Излучение в этом диапазоне, в принципе, слабое.

– И что же – вам поведал обо всем этом продавец?

– Не только поведал, но и показал в действии.

– Знающий человек с уникальным товаром! Это странно, не находите – ключи, подходящие как раз к нужному замку? – намекнул незнакомец.

– Ключи к замку у меня есть другие. – Сэнни достала из своей сумки связку отмычек.

– О! – Он тихонько присвистнул. – Вы и в самом деле отменно подготовились к визиту! Ваша похвальная предусмотрительность, однако, не исключает того, что вы излишне самоуверенны и считаете себя умнее других. И язык на привязи плохо умеете держать. Я нахожу это забавным.

Сэнни забыла о своем смущении и сверкнула на собеседника гневным взглядом. Вот только из-за маски едва ли он имел возможность по достоинству её взгляд оценить.

– Вы ведь не воровка, – протянул он задумчиво.

– Я ничего не собираюсь красть! – возмутилась она. – Я хочу просто посмотреть!

Она снова приложила измерительно к металлическим листам, провела по всей поверхности двери, проверяя, есть ли еще магическая защита.

– Я и так могу вам сказать – больше магической защиты нет, – заявил незнакомец, внимательно следивший за ее действиями. – Дайте мне ваши отмычки! У меня получится лучше, чем у вас.

– Может быть, вам пригодится это? – вместе со связкой отмычек Сэнни протянула ему накопитель.

Заряд в накопителе едва тлел, но все же для того, чтобы отпереть замок, его было достаточно, тем более с подходящей отмычкой. Замок оказался довольно затейливым, но, в конце концов, поддался и, щелкнув, открылся.

– Эти братья Тривимы могли бы и получше охранять свою сокровищницу, – пробормотал под нос незнакомец.

– Возможно, они излишне положились на магических стражей, – отозвалась Сэнни. – И не исключено, что внутри есть еще ловушки.

Он был магом и даже не считал нужным это утаивать! Очевидно, он не видел в Сэнни никакой угрозы. А она… Почему она с ним разоткровенничалась? Почему раскрылась перед человеком, которого ни разу до того в жизни не видела? И ведь это казалось ей… простым и правильным.

Когда он удивлялся, то вскидывал брови, а когда задумывался – тер переносицу. Брови у него были красивыми, и нос тоже – прямой, с легкой горбинкой. И улыбка. И овал лица, и черты – правильные, с выверенными пропорциями. Ну и глаза – в темноте они точно светились…

Сэнни подняла с пола лампу. Красивый незнакомец – он, действительно, был очень красивый, она никогда раньше не встречала настолько красивых мужчин – сосредоточенно нахмурился, будто прислушиваясь к чему-то, кивнул себе и отворил дверь.

Оба замерли у порога и оглядели представшее их глазам помещение. Сэнни смотрела из-за его плеча, ей пришлось привстать на цыпочки и поднять руку с лампой повыше.

– Осторожно! – попросил он недовольно. – Не подпалите мне ненароком ухо или волосы!

Сэнни не ответила, продолжая рассматривать комнату. Она углядела сеть протянутых вдоль пола нитей и пружинные капканы.

– Держитесь за мной, – велел незнакомец, хватая ей за руку.

Он выступил вперед и осторожно перешагнул порог. От одного его прикосновения, Сэнни будто молнией пробило. Ну, так принято говорить – ей не пришло в голову другого сравнения, хотя молния в нее никогда не попадала. Ох! Нельзя же вот так, с первого взгляда, влюбиться, причем с концами. Хуже, чем просто влюбиться!

ГЛАВА 2 За взломанной дверью

Юст

Первое, что бросилось Юсту в глаза, – ряды стеклянных сосудов разных размеров, водруженные на постаменты, подобно статуям. Сосуды были наполнены жидкостью, и в них что-то плавало. Присмотревшись, он распознал заспиртованные человеческие зародыши, отрезанные головы и прочие части тела: сердца, легкие, почки, мозги.

Кабинет редкостей и диковинок – не поспоришь!

А вдоль стен стояли мраморные и алебастровые статуи – то ли древние, то ли копии с древних. Гармоничное сочетание.

– Вы за этим сюда пришли? – Юст возмущенно ткнул в сосуд, в котором бултыхались человеческие мозги.

Его затошнило. Хорошо хоть поесть толком не успел.

– Нет, – отрезала девушка. – Как мне кажется, это не слишком похоже на древние артефакты. С другой стороны, свежими их тоже не назовешь.

Она-то шокированной вовсе не казалась. Может, бывала в анатомическом театре? Она даже разглядывала эти – тьфу на них – экспонаты с определенным любопытством, что вызвало у Юста приступ острой зависти.

Помещение представляло собой переделанный склад. Наверное, хозяева как следует потрудились над защитой от влаги, потому что сырости не чувствовалось. Но все равно устроить здесь сокровищницу было рискованным решением – на редкость неподходящим в случае наводнения.

У дальней стены стоял шкаф с полками, забитыми книгами и свитками. Вдоль других стен и колонн, на которые опирались сводчатые арки, выстроились застекленные витрины со статуэтками, медальонами, печатями, украшениями, монетами.

«И как этих Тривимов не добралась Инквизиция? – подумал Юст. – Неужели на братьев никто не успел настучать?»

Поизучав витрины, Юст взял одну из монет, чтобы поближе рассмотреть. Золотая и тяжелая, непривычно большого размера, с идущей по ободу надписью.

Его сообщница между тем достала из своей весьма вместительной сумки кожаный блокнот с вложенными внутрь бумажными листами и карандаши. Водрузила на стол лампу и при скудном свете попыталась зарисовать наиболее заинтересовавшие ее экспонаты, а также скопировать надписи на монетах. Маску девушка не сняла, хотя рисовать ей явно было неудобно. «Жаль», – подумал Юст: ему хотелось увидеть ее лицо, а не только волосы и красивые серьги с сапфирами. Еще она смешно высовывала кончик языка и, вероятно, этого даже не замечала.

– Эти вещи не просто древние – их создали незадолго до Катастрофы, – заявила она с некоторым апломбом, указывая на бронзовые статуэтки, которые изображали людей с головами животных. – Я читала, что именно тогда был популярен подобный стиль.

– Как по мне, больше похоже на первобытное искусство, – скептически отметил Юст. – Особенно, если сравнить с современными скульптурами.

– Это специальное упрощение, своего рода стилизация, – пояснила она и добавила по-ронийски: – Примитивизм.

– Разве это не может быть подражанием, подделкой, более поздней копией? Да вообще чем угодно? – Юст пожал плечами. – Я бы вовсе не был так уверен, что это оригиналы. Равно как и все остальное.

– Вы правы. Нельзя исключать, что все это… мистификация.

Еще одно книжное ронийское слово. Зачем же так язык-то ломать?

– Но проще все же принять за рабочую гипотезу, что эти вещи – именно то, чем кажутся, – добавила она. – Проще – означает, что требуется меньше дополнительных допущений, меньше лишних сущностей, что, в конце концов, дает более надежные объяснения.

Какие умные рассуждения! Юст аж заслушался. Потом, посмотрев на сделанные ей наброски и указав на скопированные знаки, он спросил:

– Может быть, вы еще умеете читать эти буквы?

Чем Пророк не шутит – а вдруг, действительно, умеет?

– Слоговое письмо? Нет. – Она с сожалением покачала головой. – Возможно, если бы у меня была уйма свободного времени и большое количество фрагментов… Думаю, что язык – древнеронийский, хотя сложно утверждать наверняка.

Итак, таинственная девушка знала, как эта письменность называется, и древнеронийский, по-видимому, тоже знала. Это уже говорило о многом. Хотя… о чем, собственно – кроме того, что она, в принципе, много чего знает? Юст, впрочем, и сам название письменности знал, и древнеронийскому его научили. Однако главное – буквенно-звуковые соответствия – были ему неизвестны, и потому прочесть он ничего не мог. Вроде бы, магистры Орденов умели, да и то, наверное, не все: подавляющее большинство магов не слишком интересовалось древними знаниями, предпочитая вещи более приземленные. А те, кто интересовался – с другими не делился. Уж явно не с лиорентийцами или шуорцами. Еще один вопрос: откуда у братьев Тривимов всё это?

Юст подошел к шкафу и осторожно взял с полки охапку свитков и несколько книг.

– У вас есть копиры? – спросил он. – Раз уж вы так хорошо подготовились к вылазке и являетесь счастливой обладательницей уникальных артефактов, худо-бедно работающих даже за Барьером, вы должны были и их захватить.

– Есть, – призналась она. – Но имеющегося в них заряда все равно хватит лишь на пару-тройку страниц.

– Иными словами, проще нарисовать или переписать?

– В первую очередь, проще попробовать прочитать то, что можно понять, – она произнесла это с чувством некоторого умственного превосходства.

Юст хмыкнул. Девушка ему, определенно, нравилась всё больше и больше.

– Смотрите, вот эти – не из бумаги. – Она дотронулась до трех книг, которые Юст достал с полки.

– Кристаллическое углеволокно, – согласился Юст. – По-моему, такие тонкие и гибкие листы давно уже не умеют делать. Они во всех отношениях лучше бумажных и не истлевают со временем.

Девушка принялась открывать книги и пробегать глазами страницы, ища те, что были написаны новым алфавитом. Юст стоял рядом и тоже читал. Ничего интересного, на его взгляд. Научная заумь и философская белиберда. Наверное, это копии с более древних трудов. Торчать тут и читать их часами он не собирался, и мысли его направились в более практическую сторону.

– Вы считаете, что здешние экспонаты – находки с Запретного континента? – спросил Юст. – Я правильно понимаю?

– Правильно.

– Но вам, конечно же, известно, что Запретный континент уничтожен во время Катастрофы. Полторы тысячи лет назад. Фактически полностью уничтожен.

– Известно.

– На Запретном континенте ничего нет! Там не осталось ни малейших следов человеческой цивилизации.

Девушка провела по губам карандашом, задев маску.

– С одной стороны, вы правы. А с другой – откуда же тогда все это взялось? – она указала на свитки, книги и статуэтки. – Если бы мы имели дело с единичными находками, вполне логично было бы предположить, что происходят они откуда-то с окраин Магических земель или из труднодоступных и плохо исследованных мест. Но книги – книги не из бумаги и написаны древним слоговым письмом…

А что, если кто-то всё-таки что-то на Запретном континенте нашел? И ведет тайные раскопки? И этот кто-то обязан быть связан с магами. Кто-то, что-то, где-то – очень конкретно! Но тут никто ничего толком не знает. О самой Катастрофе, случившейся полторы тысячи лет назад, сведений сохранилось крайне мало, и были они… мутными, больше похожими на легендарные сказания. Однако маги Запретный континент не посещают, на то он для них и Запретный. Они редко какими правилами и обязательствами себя ограничивали, но этот запрет, насколько Юсту было известно, неукоснительно соблюдали. А теперь, получается, что среди них нашлись нарушители…

– И если так, – добавил Юст, – то братья Тривимы наверняка связаны с магами. По-другому не получается. Хотя инквизиторам для подобного вывода хватило бы и установленных на дверной замок магических стражей.

– Собираетесь донести на хозяев дома? Кинуть у Палаты Совета записочку в клюв сове?

– Упаси Пророк, – саркастические отозвался Юст. – В лучшем случае я отправлюсь в гости к Инквизиции вслед за Тривимами. А вы сами не боитесь носить с собой такое количество магических артефактов? Вдруг вас поймают?

– И кто же поймает? – Она пренебрежительно дернула плечом. – Стражники на улице? Станут обыскивать с какой-то непонятной стати? А если схватит здешняя охрана, то отнюдь не из-за магических артефактов.

Какая она, однако, рассудительная, его загадочная сообщница!

– Что касается Запретного континента, – девушка помялась, колеблясь, продолжать или нет: – Мне так сказали.

– Кто? – полюбопытствовал Юст. – Тот же всезнающий скупщик с площади Единых с Пророком?

– Нет. – Она качнула головой. – Один мой… знакомый. Его пригласил в сокровищницу хозяин, Нэль Тривим, и сам этим хвастался.

– Подозрительный господин Тривим мог специально вводить в заблуждение.

– Мог, – согласилась она. – Но, мне кажется, не столь важно, откуда взялись экспонаты. Главное, что они созданы в ту самую эпоху, во времена Катастрофы – незадолго до нее или вскоре после.

Юст был, в целом, согласен.

Он тряхнул головой, маска свалилась на глаза. Он раздраженно распустил ленточки и вообще снял ее. Нашел стул, сел, уперев локти в колени и уткнув в подбородок кулаки. Одарил девушку еще одним пристальным взглядом.

– Итак, вы маг, – сказала она.

– И как вы догадались? – ядовито осведомился Юст.

– Я очень умная и проницательная. Как только вы использовали магию, чтобы вскрыть замок, я сразу заподозрила, что что-то в вас не так.

Юст фыркнул.

– А еще иногда заметно, как в ваших зрачках меняется угол преломления света – это значит, что вы перенастраиваете зрение. Вы постоянно вертите головой, прислушиваясь, нет ли где шороха, слабого колыхания воздуха. Нормальные люди так не делают. При этом странно, что вы не выглядите дёрганным.

Однако! Юст снова фыркнул:

– Удивительно, как много открылось вашему наблюдательному взгляду!

– И вообще, вы слишком много знаете, – добавила она. – О вещах, которые обычным людям знать не положено.

– Я рад, что хоть кто-то, наконец, оценил мой ум.

– Ум? Ваш? Вы себе льстите! Умный – явно не то слово, которое вот так сходу придет в голову взявшемуся за ваше описание человеку – и не важно, женщине или мужчине.

– Спасибо, – поблагодарил Юст, сцепив зубы.

Она не обратила на его недовольство особого внимания.

– Если честно, я не очень представляю, как маг может жить в Лиоренции, за гасящим Барьером, – сказала она. – Это как если бы кто-то добровольно согласился, чтобы ему отрубили руки или ноги. Неужели вы не чувствуете себя… калекой?

Юст мигом вскипел:

– Лучше быть неполноценным или калекой, как вы изволили выразиться, чем недочеловеком или бесчеловечным монстром!

Он ощутил, как от нее полыхнуло виной, неловкостью, сожалением и смущением.

– Простите. – Она бросила на него быстрый взгляд сквозь прорези маски. – Я не всегда думаю, что говорю… В детстве я, подобно всем шуорцам, считала, что маги неразумные, что они – как животные, и их надо… обучать, заставлять слушаться приказов Поводырей, что это нужно для их же блага, Укрощенные должны быть безопасными для окружающих, их нельзя выпускать на улицы без присмотра. Они не люди, не личности…

– Да неужели? – вскинулся Юст, попытавшись просверлить ее взглядом.

– Вы… не знали? – она не отвела взгляд, и в голосе ее прозвучала печаль. – В Шуоре детей, которые проявили магические способности, сразу же забирают из семьи и отправляют в питомники. Им надевают ошейники, которые воздействуют на мозг, изменяя прохождение сигналов, подавляя сознание и разрушая личность.

– И превращают в Укрощенных, послушных воле своих Поводырей?

– Да. – Девушка кивнула. – А семьям выплачивают большую сумму денег в качестве компенсации. Хотя и так считается, что это их долг перед Императором. Все Укрощенные, как и Поводыри, принадлежат Императору, и он распоряжается ими по своему усмотрению. Впрочем, в Шуоре всё принадлежит Императору.

Она надолго замолчала, а потом неожиданно спросила:

– Почему у вас глаза в темноте светятся?

– Из-за вернигской крови, – буркнул Юст. – У всех кровных вернигов светятся глаза.

По крайней мере, так рассказывали родители.

– Вы непохожи на вернига.

– Что поделаешь! Мои родители тоже на вернигов не слишком смахивают. А вы, стало быть, из Шуоры. Здесь, в Лоретто. Говорите по-лиорентийски без акцента, знаете откуда-то про эту… сокровищницу. Все это очень странно и подозрительно, не находите?

– Я воспитывалась в Шуоре и провела там большую часть жизни. Но я гражданка Лиоренции.

Значит, родные – торговцы или служащие посольства. Второе вероятнее.

– Вы тоже слишком много знаете, – заметил Юст. – О том, о чем не положено знать обычным людям.

– У меня были хорошие учителя и много времени для занятий, – ответила она мрачно. – К тому же я много читала.

Юст скептически хмыкнул. Он вот рьяным любителем чтения не был и вообще сомневался в целесообразности данного времяпрепровождения. Да и знания жить ему не помогали. Ничуть! Тем не менее он с готовностью обсуждал книги, которые они вместе продолжали бегло пролистывать в поисках чего-нибудь интересного.

Сэнни

Сэнни не имела ничего против присутствия незнакомого мужчины, так просто ставшего её подельником и сообщником. А если совсем откровенно – была рада, что не одна в этой сокровищнице. Но как он умудрился случайно оказаться в то время и в том месте, где она его встретила? Разве возможны такие совпадения?

– История! Большая часть этой истории состоит из описания военных кампаний. Думаю, что те же Войны Хаоса людей уничтожили больше, чем сама Катастрофа, – заметил он, заглядывая через ее плечо в очередную книгу. – О! Походы Аноксима Ужасного! Слышал о нем. Великий завоеватель, вознамерившийся пойти против заветов предков, подмять под себя сначала Магический Союз, а потом и чуть ли не весь континент. Тьфу! Был, вроде, еще один. Не такой удачливый, по имени Кармагеда. Недалеко от Анидаб-Дорему есть холм, где Кармагеда приказал воздвигнуть свою гигантскую статую, в окружении каменных львов и орлов, и древних магов – первых Великих магистров Орденов. Недолго же они там простояли. При случившемся вскоре землетрясении головы скатились с их плеч, а статуя самого Кармагеды слетела с постамента и раскололась на множество кусков. Я сам видел. Куски и головы, в смысле, а не непосредственное низвержение идолов.

– Аноксим – не ваш Кармагеда, а великий завоеватель, – с напором произнесла Сэнни. Ей не нравилось, что ее собеседник отозвался об Аноксиме столь презрительно, как о каком-то тупом идиоте. – Он высказывал вполне здравые идеи и пытался создать единую империю – новое, единое человечество.

Именно неуважительное упоминание Аноксима послужило землетрясением, то есть спусковым крючком для того, чтобы ее собственная голова скатилась с плеч – то есть, Сэнни скатилась на какие-то совершенно абстрактные рассуждения о природе общественного прогресса. Способ выражения мысли показался ей слишком заумным и косноязычным. Хорошо хоть, она не стала ее озвучивать в таком вот виде.

– Мир должен быть открытым, а не изолированным, – заявила Сэнни. – Разным людям нужно свободно общаться друг с другом. Закрытое, замкнутое на себе общество считает другие сообщества людей угрозой собственному существованию, оно враждебно к своему окружению, и чтобы сохранить внутреннее единство, не остановится ни перед какими жертвами…

Он слушал – с ухмылкой, сложив на груди руки.

– Завоевания, столкновения и смешение разных цивилизаций расширяют горизонты, обогащают мир, изменяют мировоззрение населяющих его людей, – продолжала Сэнни увлеченно.

– И для кого расширяют? – язвительно спросил он, подавшись к ней и буравя въедливым взглядом. – Для побежденных? Для тех, кто погиб в войнах?

– Это побочный эффект. Индивидуальные интересы часто противоречат общественным.

– О! Какие мудреные слова вы знаете! Это называется – негодные средства!

– А вы можете предложить достойные альтернативы?

– Да хотя бы просто торговать друг с другом!

– Торговля и близко не дает такого результата, как создание многонациональной и многокультурной империи, – возразила она. – Это -основа дальнейшего прогресса общества, даже если империя потом разрушится.

Он в очередной раз фыркнул и продолжил рассматривать ее, будто она была каким-нибудь невиданным расчудесным чудом. Затем произнес:

– Лучше, если она разрушится. Быстро разрушится. И не успеет всех и всё унифицировать по единому образцу.

– Лиоренции это тоже касается? – спросила Сэнни.

Он закатил глаза и пожевал губами.

– Свободная страна, где нобили и обычные граждане совместно осуществляют правление, – процитировала Сэнни. – Где царит полное согласие между правителями и управляемыми. Образец гармонии, достоинства и республиканской добродетели.

– Это вы про что? – Он весь перекосился.

– Это написал историограф Нерего! Про Лиоренцию.

– Интересно, сколько ему заплатили наниматели? Гнусное лицемерие! Свободная страна? – Он отвернулся, словно бы собрался сплюнуть. Но не стал. – Да ее символ – тирания! Инквизиторская Цитадель и камеры пыток! Образцовое управление? Да многие члены Совета Двенадцати и Сената продажны и некомпетентны.

– А вы откуда знаете?

– Оттуда!

– В любом случае, если сравнить с Шуорой…

– Нет уж! Не надо сравнивать. Давайте рассуждать безотносительно! Знаю я нашу официальную историю! Идеализация и восхваление, демонстрация триумфализма. Всё во имя прославления непобедимой лиорентийской доблести! Всё показное и искусственное, потому как реальная история была иной, но никому не выгодно рассказывать её как есть, без прикрас!

– Я гляжу вы тоже много мудрёных слов знаете.

– Знаю. Родители научили. И, хоть я и был весьма нерадивым и беспечным учеником, кое-что в голове у меня все-таки засело.

– А вас не смущает, что вы себе противоречите, провоцируете других? – спросила Сэнни, когда оба они немного пришли в себя после своих откровений.

Он насмешливо улыбнулся, будто и не наговорил такого, за что его легко могли бы упечь в Инквизицию.

– Это вас что ли провоцирую? Противоречия меня не смущают, наоборот привлекают – у всякой медали две стороны. Абсолютных истин не существует. И не надо меня урезонивать логическими парадоксами.

– Это не логические парадоксы, а языковые.

– Вот именно.

– Вы просто болтун, – сказала Сэнни.

– Я? – переспросил он с деланной обидой. – По-моему, это вы тут в основном болтаете.

Он опять смотрел на нее – самоуверенный и наглый. А Сэнни всю колотило. Кровь волнами приливала к лицу. Хорошо хоть она была в маске.

ГЛАВА 3 Конец вечера

Сэнни

Спустя несколько часов, убрав книги, свитки и прочие предметы на свои места, они выбрались из сокровищницы. Было тихо. Никто их не подкарауливал. Сэнни забрала свой обнулитель. Немного повозившись, ее спутник активировал магических стражей и снова запер засов, так что они не оставили после себя никаких видимых следов взлома, если не искать с пристрастием.

Незнакомец натянул маску, как положено, и вдвоем они дошли до небольшого парка, начинавшегося за задним фасадом особняка. Главный фасад, как практически везде в Лоретто, выходил на канал.

Был конец месяца фестивалей, плодовые деревья уже почти отцвели, их сменила сирень. Легкий ветерок разносил по парку благоухание налившихся цветом гроздей, смешивая его с запахом свежеприготовленной еды. Сообщник, увидев столики с едой, вскинулся, затрепетал ноздрями – его явно туда потянуло.

Сэнни сомневалась, как ей следует дальше себя вести. Она обернулась на звуки музыки, доносившейся из распахнутых дверей парадного зала. Ей хотелось танцевать. Стоит ли ей рассчитывать, что кто-нибудь её пригласит? Она слышала, что на карнавальных вечерах даже женщина может пригласить мужчину, и это не будет выглядеть чересчур неприлично! Сэнни на такое никогда бы не осмелилась! По крайней мере, в данный момент. Она сокрушенно вздохнула, пораженная противоречиями в собственных суждениях о допустимых временных границах. Её спутник между тем продолжал внюхиваться и коситься на столики, ломившиеся от всяческих блюд. Наверное, он умирал от голода.

– Позвольте мне здесь распрощаться с вами, – произнесла Сэнни твердым тоном. – Я вижу, что отвлекаю вас от более интересных занятий. Или мне показалось, и вы вдыхаете аромат сирени, а не свежеприготовленных изысканных яств?

– Не показалось, – сердито ответил он.

– Раз так, то не смею вас задерживать. Не буду и дальше отягощать вас своим обществом.

Юст

Юст как раз раздумывал над тем, что ему делать дальше. Правильнее всего было бы закончить знакомство здесь и сейчас и выкинуть девушку из головы. Так что ее предложение попрощаться он с готовностью принял.

Она направилась к парадному залу, а Юст присоединился к одной из групп, пировавших в парке. Он стоял перед столиками и глупо таращился на еду, наконец, ухватил несколько каштанов, облитых шоколадом, и шариков с заварным кремом, запив бокалом красного вина. Потом еще постоял в раздумьях и тоже ушел внутрь, протолкавшись в главный зал.

Наборный паркетный пол из редких пород дерева было почти не разглядеть из-за огромного количества. ступавших по нему людей. Потолок украшала алебастровая лепнина, на стенах, облицованных розовым мрамором, висели картины. В нишах стояли вычурные фарфоровые вазы, напольные часы с золотым павлином, по боками изразцового камина – две скульптуры, изображавшие женщин с львиными головами. Не совсем обнаженные – через плечо у обеих было перекинуто нечто вроде ячеистой рыболовной сети, отчасти скрывавшей их женские прелести. Зал освещали десятки люстр из знаменитого стекла с острова Тало, их свет отражался многократно в настенных зеркалах. На балконе, огороженном балюстрадой, размещался оркестр. Впереди стоял скрипач – с зачесанными назад длинными вьющимися волосами, с рябым некрасивым лицом, однако, когда он заиграл, и заиграл великолепно, его лицо озарилось вдохновением.

Юст изрядно умучился, пока отыскал свою прежнюю спутницу. Она рассматривала одну из висевших на стене картин, изображавших лагуну Лоретто на рассвете, Она избавилась от накидки и осталась в одном платье, по моде последнего времени украшенном лентами. Лавируя между гостями, Юст пересек зал и подошел сзади, постарался оценить глубину выреза, отороченного кружевными оборками. Девушка не заметила его, пока он не произнес:

– После некоторого размышления я решился все-таки навязать вам ненадолго свое общество.

Она обернулась и не удержалась от радостной улыбки, потом снова смутилась, вежливо сказала:

– Да, пожалуйста, ничего не имею против. Кстати, какая из картин вам больше всего нравится?

– Эта, – Юст указал на ту, что изображала Лоретто.

В розово-синих тонах, сделанная широкими, густыми, как бы небрежными мазками. Возможно, потому что это был именно Лоретто. Лагуна ранним утром, парусные лодки на бликующей воде, два храма со сверкающими куполами, шпиль Адмиралтейства, а с правого края виден Арсенал.

– Мне тоже она нравится, – призналась девушка. – Техника и цветовая гамма необычные. Но и остальные хороши. Они выполнены в стиле, типичном для западных степных государств. В убранстве зала вообще много таких элементов – например, вазы или львиноголовые статуи у камина. Богиня с головой львицы – древний символ Хорема.

– А я думал, Усыпальница.

– И Усыпальница тоже. Посмотрите! – Она указала на висевшие на соседней стене картины с изображением городов. – Это Урхандж. Это Беляр с колонной Небесного Отца, это Элмаден, это Абра.

– Откуда вы все знаете? – удивился Юст.

– Я видела иллюстрации в книгах.

Да-да, заядлая читательница! Это Юст понял еще в сокровищнице.

Он следовал за своей спутницей, заложив за спину руки, и с ученым видом знатока рассматривал картины, не вдаваясь в детальные комментарии и больше поддакивая. Его голова была забита мыслями иного рода – вместо масляных пейзажей он то и дело масляно косился на ее шею, на декольте, на свисавшие из ушей сережки с синими сапфирами. Он хотел ее поцеловать. Ощутить губами вкус ее кожи. Самому смешно!

Потом к их маленькой скромной компании присоединился хозяин, Нэль Тривим – представившись и выразив восхищение познаниями юной госпожи.

– «Лагуну на рассвете» меня убедил купить мой знакомый, и он же предложил нам с двоюродным братом переехать в Лоретто. Знакомый всячески нахваливал картину за оригинальный стиль и технику мазков, что совершенно верно подметила госпожа. – Нэль Тривим почтительно поклонился, и девушка снова смутилась.

На нем, по обычаю фестивального месяца, была бархатная наплечная накидка, скрепленная у горла брошью с целым набором драгоценных камней, и маска, из-под которой виднелись темные кучерявые волосы. Аккуратная борода с усами, под накидкой – жилет с изумрудными пуговицами. Очки в золотой оправе болтаются где-то на уровне живота. Зачем ему вообще очки, если он в маске? И изумрудные пуговицы! Сразу ясно – не местный. У лиорентийцев не принято кичиться богатством и выставлять его напоказ.

Тривиму льстило внимание, уделенное интерьеру его особняка и, как он выразился, «произведениям искусства». Он давал пространные комментарии, рассказывая о самих картинах и изображенных на них городах.

Юст чувствовал себя слегка неловко. В конце концов, они только что шарили в его сокровищнице! И пусть Нэль Тривим связан с магами и, возможно, вообще шпион Магического Союза, и пусть они ничего не украли, но все равно!

Через какое-то время Нэль Тривим покинул их скромное общество,

– Надеюсь, не из-за обнаруженных следов проникновения в сокровищницу, – шепнул Юст девушке.

– Надеюсь, – она издала несколько неуместный смешок, спешно прикрыв ладонью рот.

Юст, решив, что уже достаточно насмотрелся на картины, предложил ей «немного потанцевать».

Она согласилась. Юст почувствовал, что она обрадовалась – искренне, совсем по-детски, и снова тут же смутилась. Ее словно качало на качелях. Юст находил это забавным и наслаждался производимым эффектом. Он любил возбуждать в людях такие яркие противоречивые чувства. Она была естественная, без притворства и жеманства, и это ему тоже нравилось.

Правой рукой он мягко сжал ее ладонь, а левую положил на талию. От его прикосновений она замерла, а потом затрепетала. Начался танец, Юст вдохнул легкий аромат ее туалетной воды, почувствовал дробь колотящегося сердца. Ее дрожь передалась ему, волна возбуждения прошла по всему телу. Он хотел притянуть ее к себе, прижать, чтобы хоть как-то унять эту дрожь. Что-то с ним было неладно.

– Не думал, что вы умеете пристойно танцевать, – прошептал он ей на ухо. – У вас просто уйма талантов. Вы не перестаете меня удивлять!

Танцевать она, действительно, умела, и лучше, чем Юст предполагал. Превзошла ожидания, так сказать. И он получил от танца настоящее удовольствие. Он так и не спросил, как ее зовут, но выяснить это после ее откровений о жизни в Шуоре не представляло особого труда. Только вот стоило ли?

Зачем он все это вообще затеял? Что хорошего может он ей предложить?

ГЛАВА 4 На следующий день

Юст

Юст, поспав едва пару часов и наскоро перекусив, выбрался из дома совсем спозаранку. Вообще, он любил бродить по городу – по самым разным местам, одевшись попроще, хотя и не бедно, иногда – в накидке с надвинутым на глаза капюшоном, чтобы привлекать поменьше женских взглядов.

Он петлял в лабиринте улочек, упиравшихся то в каналы, то в крытые галереи, то в маленькие площади с питьевыми фонтанами, лавировал среди толпы, состоявшей из праздных прохожих, моряков, корабельщиков, рассыльных, лоточников, попрошаек, заходил в попадавшиеся по дороге остерии. Потом он добрался до общественных садов и гулял там, наслаждаясь ясным весенним днем и запахом цветущей сирени. Он совсем забыл о времени и в результате, конечно же, безнадежно опоздал на встречу, которую ему назначил в Арсенале новый командир – адмирал Горвин Хольм.

Хорошо, что вообще спохватился, что куда-то должен идти. Торопясь, но все еще пребывая в несколько отрешенном и легкомысленном настроении, Юст вышел к устью Малого арсенального канала. На зеленоватой воде плясали блики ярко светившего солнца. Западный ветер гнал по небу легкие облака, а по морю – зыбь, бившую в пришвартованные лодки и заставлявшую их стукаться друг о друга бортами. У причалов громоздились всевозможные тюки, ящики и бочки, и беспрерывно сновали грузчики.

В конце канала находился подъемный мост и водные ворота в Арсенал – эту, так сказать, кузницу лиорентийской военной мощи. Вход отмечали две квадратные башни, стоявшие на разных берегах. Был еще и сухопутный вход – он располагался рядом с одной из башен и кордегардией. Территория внутри Арсенала, огороженного высокими кирпичными стенами, была огромной. Она представляла собой бесконечную череду стапелей со строившимися кораблями, складов – парусных, такелажных, канатных, смоляных, пушечных, пороховых – под черепичными навесами, защищавшими от непогоды. На берегу были сложены снятый с судов такелаж, штабели древесины, якоря.

На Новой верфи, в закрытых доках, строили уже парусники современных моделей, а не галеры, пригодные, по сути, лишь для каботажного плавания и перевозки солдат. Новые корабли имели иное парусное вооружение, на них можно было достичь Диоданских островов, пересечь Штормовой океан. Вчера в сокровищнице в голову Юста засела мысль о Запретном континенте, и он думал, а что, если…

Запретный континент отгорожен Бурлящей полосой, протянувшейся вдоль всего его побережья на тысячи километров. Для парусников она была непреодолимым препятствием. Непреодолимым без мага. Но Юст – маг. Он сумел бы провести корабли. Он не сомневался! Удалось же туда добраться экспедиции Бенгарта – по слухам, заручившись помощью некоего неизвестного мага, скорее всего, из ренегатов. Правда, капитан Бенгарт плохо кончил: попытавшись спустя два года повторить собственный маршрут, он сгинул без вести вместе со всеми своими кораблями.

Горвин Хольм ждал в одном из доков. Юст раньше встречался с ним несколько раз, и вряд ли у адмирала сложилось о новом подчиненном хорошее впечатление. Сейчас Юст имел все шансы это впечатление усугубить. Адмирал был собран и подтянут, в полной форме, с волевой челюстью и кривоватым носом. Он окинул Юста взглядом, не предвещавшим для того ничего приятного, и поинтересовался, сохраняя видимое спокойствие:

– Коммандер Хольгерстон, вам знакомо такое понятие, как дисциплина?

– Очень приблизительно, адмирал, – смиренно сказал Юст.

– Жаль. Советую вам как можно быстрее разобраться в этом важном вопросе и надеюсь, что в следующий раз вы изволите прибыть вовремя и в надлежащем внешнем виде.

Адмирал казался непробиваемым, придерживался формальной вежливости и не скатывался до прямых или косвенных оскорблений. Юст это ценил, однако ж его так и тянуло ответить что-то вроде «Не дождетесь!», «Мечтать не вредно», «Надежда – удел глупцов». Ну или еще что-нибудь. К его чести, он сдержался.

– Я не думал, что рекомендации советника Бьоргстрома, причем настоятельные, стоят столь мало, – сухо отметил Хольм.

«Точно, – подумал Юст. – Надо будет обратиться с моей идеей к Кенлару».

– Вы подводите вашего… Вы меня, вообще, слушаете?

Хольм позволил себе несколько подрастерять спокойствие и принялся отчитывать его и распекать так и этак. Юст пообещал непременно исправиться. Не то чтобы адмирал легко в это поверил, он явно боролся с желанием отправить Юста в плавание по протянувшемуся вдоль верфей внутреннему каналу. Но, к его чести, тоже сдержался.

Юст постарался загладить вину добросовестной работой, которая более подходила чиновнику-приемщику или бухгалтеру, чем морскому офицеру.

После к нему подбежал Тэт – знакомый матрос, вернувшийся из города.

– Коммандер, – заговорщицки шепнул он, едва сдерживая возбуждение. – В торговых рядах на молочном рынке расспрашивали о вас. И, вроде бы, не только там.

Юст насторожился. Вдруг все-таки ночной визит в сокровищницу Нэля Тривима не остался без внимания?

– Почему ты решил, что именно обо мне?

– Потому что она показывала ваш портрет, – Тэт хмыкнул. – Ну, не в красках, а такой – набросок, карандашом.

– Кто – она? – спросил Юст.

– Некая служанка. Я с ребятами незаметно за ней проследил. Особняк принадлежит Посольскому министерству. Она проскользнула в боковой вход для слуг. И часу не миновало, как оттуда же вышла девушка или молодая женщина. Судя по одежде и манерам, знатная. В накидке и маске. Видно только, что темноволосая. Платье темно-синее, шитое жемчугами и серебром.

– Ты молодец!

Юст поблагодарил Тэта и подумал, что, как закончит с работой, непременно разберется, что там к чему. Скорее всего, это вчерашняя загадочная незнакомка. Он почувствовал возбуждение и даже некий душевный подъем. Душевный, ага!

Юст выбрался с верфей уже под конец дня, взял небольшую лодку, предпочтя сам управляться с единственным веслом, закрепленным на корме. Солнце клонилось к закату, в воздухе и воде разлит был теплый золотистый свет. По бликующей зыби лагуны сновали рыбачьи баркасы, в каналах было не протолкнуться от лодок – как с пассажирами на борту, так и груженых хворостом, винными бочонками, рыбой, устрицами, солониной и прочей снедью. Навстречу Юсту попалась даже пара лодок с уличными музыкантами, игравшими на гитарах и мандолинах.

Из Большого арсенального канала он свернул на Адмиралтейский, направив нос прямо на видный издалека золоченый шпиль. Кусты и деревья, находившие любую свободную пядь земли, росли порою у самых берегов и склоняли над каналами цветущие ветви, до которых можно было дотянуться рукой. Открытые террасы, устроенные на плоских крышах домов, были полны людей, которые выбрались из своих жилищ, чтобы насладиться прекрасной погодой. Юст проплывал под ажурными мостиками, мимо набережных, сводчатых галерей, особняков. Выходившие на канал фасады были украшены резными орнаментами, пилястрами, эмалью, мозаикой и увитыми плющом балконами.

Сэнни

Утром за завтраком Сэнни заставила себя проглотить несколько кусков нарезанных фруктов и ушла к себе, сославшись на головную боль.

Вчера… вчера она словно попала в сказку. Танец. Она неслась вместе с музыкой, скользила по паркету, следуя за шагами своего сообщника и партнера, мимо других танцующих пар, отражаясь в десятках зеркал. Над головой кружились люстры, и голова ее тоже кружилась. Ее рука лежала на его плече. Его дыхание обжигало. Неведомое, потрясающее чувство поднялось в ней, подхватило и унесло куда-то…

Сейчас же прежний трепет и восторг обернулись печаль. Потом накатила тоска.

Еще ночью, едва вернувшись и даже не помышляя о том, чтобы лечь спать, она набросала угольным карандашом на листе бумаги его портрет, и, позвав Лорну – служанку, нанятую в Лоретто, передала ей листок.

– Я хочу узнать, как его зовут, и кто он. Ступай поспрашивай в торговых рядах и остериях побогаче.

Лорна вернулась быстрее, чем предполагала Сэнни.

– Госпожа, его зовут Юст Хольгерстон, и вам не стоит с ним встречаться и даже думать о нем. Он маг!

Ну, про мага Сэнни и так знала…

– Почему он все-таки живет в Лиоренции?

– Он родился здесь, из нобилей, морской офицер.

Сэнни удивилась, а Лорна, на момент запнувшись, заговорщицки зашептала:

– Служанки, что покупали зелень и молоко на рынке, мне рассказали – у него отношения со многими почтенными дамами, замужними. У него ужасная репутация! Некоторые утверждают, что видели его даже в бандах.

– Что за банды?

– Они по ночам разгуливают по городу, ловят зазевавшихся служанок и развлекаются с ними. Прямо на улицах! Во всяких закоулках и подворотнях!

Про замужних дам Сэнни и так догадывалась, да и служанок, наверное, он тоже не обделяет вниманием. Но в закоулках и подворотнях? В это она не слишком верила.

– Узнала, где его дом?

– Госпожа! – с укором сказала Лорна, но глаза ее возбужденно блестели.

– Я хочу просто посмотреть. Так где?

– Между Аптечным и Лебяжьим каналами.

Сэнни не нашла ничего лучшего, как нанять лодку и поплыть туда. Отец с утра отправился в Посольское министерство, брат принимал участие в предварительных турнирных поединках, но даже будь оба дома, это не изменило бы ее намерений.

Выйдя на причал, она поднялась по ступеням и прошлась по набережной – как раз-таки до нужного ей дома. Вокруг царила весна и цвела сирень, а она чувствовала себя мертвой, усохшей в мерзлой пустыне.

Что она собралась здесь делать? Просто стоять и ждать неизвестно чего?

Дом был не так велик, как особняк братьев Тривимов, но украшен не менее богато. Резьба, облицовка из розового с прожилками мрамора, декоративный ажурный орнамент, мозаика на стенах, узорный карниз поверху. Трехэтажный фасад выходил на Аптечный канал. На первом этаже были водные ворота, на втором и третьем – длинные балконы с трехлопастными арками и пилястрами, огороженные балюстрадой с цветами. Над окнами – изогнутые тканые навесы-маркизы вместо ставен, в Лоретто редко такие встретишь. С торца росли сирень и олеандр и протекал еще один канал. К периллам перекинутого через него горбатого мостика были подвешены горшки с цветами. В глубине высилась здоровенная башня, с двойными стрельчатыми оконцами и лепниной.

Юст Хольгерстон приплыл на лодке, один, когда день уже давно перевалил на вторую половину. Накинул петлю пеньковой веревки на причальный столбик и выпрыгнул на пристань, поднял взгляд и увидел ее, остановился и смотрел – спокойно и внимательно. Он был без куртки или плаща, в жилете и рубашке с рукавами, закатанными по локоть, и распахнутым воротом. Неужели ему не холодно так? Вчера рубашка была другая. У этой вместо кружев на вороте были просто шнурки.

Он поднялся по ступенькам и подошел к ней вплотную.

При свете дня он казался еще красивее. Верхнюю губу оттеняла едва заметная полоска усов – последнее веяние моды. Глаза были темно-карими, не черными. Сэнни, как и вчера, провалилась в них с первого взгляда.

Юст

Подплыв к водным воротам, Юст заметил свою вчерашнюю знакомую. Именно ее – без всяких сомнений. Без маски. Он обрадовался. Вот дурак!

Ей было на вид лет восемнадцать. Юст думал, она старше – если судить по ее ночным речам и знаниям. Хотя и восемнадцать для незамужней девушки в Лиоренции – это много. Большинство в ее возрасте уже давно не только замужем, но и обзавелись детьми.

Не то чтобы очень красивая, но вполне ничего. В этом плане Юст не был так уж привередлив. Прическа без особых изысков, лишь украшена нитями жемчуга. Темно-синее платье тоже расшито жемчугом и серебряными узорами, с присобранными под локтями рукавами. На плечах – полупрозрачный, отделанный кружевами платок, прикрывавший вырез. Вчера на вечернем платье декольте было гораздо глубже, и без всякого платка, но то не для улицы. Лицо, скорее, треугольное, с высокими скулами, острым подбородком и синими глазами – как горное небо, как море. Мама бы сказала, что сравнение не оригинальное. Так или иначе, а Юст сразу же в этих глазах утонул. Что-то с ним не так…

Он поднялся по ступенькам и подошел к ней вплотную.

– О! Моя ночная сообщница! Это вы подослали служанку, чтоб тыкала моим портретом всем, кому попало?

– Вы и это знаете?

Она смотрела на него, не отрываясь, залитая краской по самые уши.

– Вы хорошо портреты рисуете?

– Более или менее, – она сердито вскинула подбородок.

– А на мой мне можно посмотреть?

– Обойдетесь!

– Могли бы, между прочим, мне подарить.

– Я не для вас его рисовала.

– Повесите его на стенку, и на ночь будете молиться, как на образ Пророка? – съехидничал Юст. – Или вы исповедуете шуорское… вероучение?

– Нет, не исповедую. Пророк выглядит… намного предпочтительнее Бога Солнца. И я бы уж, скорее, предпочла бы последнему Владычицу демонов, которая против него восстала.

Юст ничего толком не знал ни про шуорского Бога Солнца, ни, тем более про Владычицу демонов.

– Вас тянет на богоборчество? – полюбопытствовал он.

Она слегка пожала плечами.

– Это, в общем-то, не имеет значения, на что меня тянет. Или на кого.

Она, по-прежнему, невзирая на владевшее ей смущение, пожирала его взглядом. Будто хотела… насмотреться впрок.

Юст почесал переносицу и решил прояснить ситуацию:

– Порядочным девушкам, как вы, не стоит связываться с такими, как я. Э-э-э… Сами ведь застукали меня вчера… за ненадлежащим занятием.

– Мне вообще ни с кем не стоит связываться, – ответила она. – После окончания турнира я с семьей всё равно уеду обратно в Шуору. Я просто пришла посмотреть. При дневном освещении и без маски.

Юст хмыкнул:

– Типа как в галерею искусств? Насладиться прекрасным?

– Для галереи тут, боюсь, маловато экспонатов.

– Главное не количество, а качество, – он улыбнулся, постаравшись побелее сверкнуть зубами.

– Вы, наверное, правы, – согласилась она. – Качественно вы достойны любой коллекции. Попросите этого Нэля Тримима сделать из вас… экспонат, подобный тем, что мы вчера видели. Заспиртовать не только голову, но все тело целиком, ничего не упуская, и поместить в стеклянный шкаф.

Юст засмеялся, а она продолжала краснеть и смущаться. И все было бы замечательно, если бы за ее колкими шутками и смущением Юст не ощущал тоску и даже безысходность. От ее вчерашнего возбуждения и наивного восторга, владевшего ей во время танцев, не осталось и следа. В какой-то момент она перестала сдерживать себя и смотрела на Юста, почти глотая слезы. Как на мечту, с которой вот-вот придется расстаться, грезу, которой не суждено сбыться.

– Значит, скоро отбываете в Шуору? – на всякий случай уточнил он.

– Именно так. После турнира. Мой брат собирается выступить завтра в финальных боях.

– И когда снова вернетесь в Лоретто?

– Не знаю, – через силу выговорила она.

Юст ощутил, как в груди его поднимается комок – ей было плохо и больно, и он поневоле начинал чувствовать то же.

Ну в самом деле – что он мог ей предложить? Даже если б вдруг он собрался жениться, никакие родители не позволят своей дочери выйти замуж за изгоя-мага. Он почему-то чувствовал себя виноватым. В чем же, добродетельный Пророк, он может быть перед ней виноват? И еще Юст хотел ее поцеловать, но тут заметил приближавшихся к ним всадника со слугами.

Всадник в городе, где по улицам люди ходят только пешком! В лучшем случае нарвется на штраф.

– Кажется, вас разыскивают, – заметил он.

Девушка обернулась, посмотрев в сторону всадника, и Юст почувствовал полыхнувшую в ней неприязнь. Затем, собравшись, несколькими ударами она вколотила вглубь себя тоску и боль.

– Похоже, мне пора. Рада была знакомству с вами, – сказала она.

– Мне жаль, – выдавил из себя Юст.

– Мне тоже.

Она повернулась и подошла к всаднику. Тот взирал на нее сверху вниз с ледяным гневом в таких же ледяных светло-голубых глазах. Неприятный тип.

– Где ты была?

Она ответила ему спокойно:

– Гуляла по городу и заблудилась.

– В таком случае, пойдем домой, – холодно ответил всадник, разворачивая лошадь.

Юст смотрел им вслед, неприязненным взглядом буравя спину незнакомца.

Брат, о котором она упоминала, или жених, о котором она не упоминала? Какая, впрочем, разница?

Ему было не по себе. Юст испытывал болезненное сожаление, сожаление из-за чего-то, что только что упустил. Он подумал, что так и не спросил ее имя. Надо будет завтра… Точно! Он пойдет поглазеть на турнир – почему нет? Но даже если встретит её еще раз – что дальше?

ГЛАВА 5 Турнир

Сэнни

Тоска не отступала весь день, в голову лезли отчаянные мысли. Сэнни подумывала пропустить турнир и остаться дома, но потом решила, что ей необходимо отвлечься, развеяться напоследок.

В фестивальный месяц в Лоретто проходило много состязаний – и лодочная регата, и скачки, и гонки на тележках, и кулачные бои на Кузнечном мосту, когда на улицах вдоль Главного канала, выстраивались тысячи зрителей. На кулачные бои Сэнни уже глядела, хотя они и считались развлечением для простонародья. А вот на фехтовальных турнирах прежде никогда не бывала, только читала про них, в том числе и у историографа Нерего, который всячески турниры нахваливал, называя зрелищем красочным и захватывающим.

Сэнни заранее изучила историю, регламент и правила проведения, чтобы досконально понимать, что будет происходить на арене.

Изначально участников, которых набралось больше ста человек, поделили на восемь групп. Предварительные бои представляли собой круговой турнир. В каждой группе по двое лучших выходили в следующий раунд, состоявший из поединков навылет. Участники разбивались по жребию на пары, проигравший выбывал, победитель сражался с победителем другой пары. На пути к финалу нужно было одолеть поочередно четырех противников. Круговые бои проходили вчера и позавчера. Сэнни их пропустила сначала из-за визита в особняк Тривимов, затем из-за желания увидеть Юста Хольгерстона. В последней день должны были состояться бои на вылет, включая финал.

На Садовой площади, расположенной в стороне от центра города, соорудили деревянные трибуны. Трибуны предназначались только для нобилей, и то уместиться на них смогли далеко не все желающие. Пестрое людское море заполонило оставшееся свободным пространство, каждый забирался, куда сумел: на крыши домов, на мосты, на деревья и чуть ли не на фонари. Зрителей были многие десятки тысяч – точно не сосчитать. Между ними сновали лоточники и букмекеры, принимавшие ставки как на один конкретный бой, так и на исход всего турнира. Погода стояла прекрасная – солнечная и теплая, но не жаркая. Сэнни впитывала в себя все с каким-то остервенением, словно пыталась надышаться перед смертью.

Поединки проходили на большом помосте, огороженным веревками. По регламенту участникам надлежало сражаться без кирас, но в толстых простеганных куртках, с защитой рук, в обязательных горжетах и легких шлемах с сетчатым забралом. Шлем давал хороший обзор, но не слишком надежную защиту – металл сеток был тонкий, и крепления слабые, поэтому колющие удары в лицо были под запретом. Также запрещались удары в пах и по стопам. К шлемам прилагались съемные плюмажи разных цветов, чтобы судьи и зрители легко различали противников. Цвета изначально распределялись по жребию, в ходе турнира участники зачастую были вынуждены плюмажи менять. В качестве турнирного оружия применялся длинный клинок, пригодный как для рубящих, так и для колющих ударов, достаточно тяжелый, но гибкий, со скругленным наконечником и затупленными кромками. Ради приближения к боевым условиям, разрешалось применять клинч, удары локтями и коленями, захваты и подножки, но этими приемами участники пользовались редко, предпочитая чистое фехтование на дистанции.

Судей было четверо. Один управлял поединком, останавливал бой после каждой результативной сходки и выполнял роль глашатая. Трое других проверяли оружие перед боями, разбирали действия противников и начисляли очки. Поединок шел до десяти очков. При обоюдных атаках преимущество получало попадание в более высокую зону – корпус, шею или голову. Схватка могла быть остановлена досрочно – например, в связи с травмой. Несмотря на тупое оружие таковые случались часто. Согласно истории, бывали и смертельные исходы.