Фридолин, нахальный барсучок

"Фридолин, нахальный барсучок" Ганса Фаллады – не просто занимательная книга о животных для младших школьников, а тонко замаскированная сатира на человеческое общество, доступно представляющая сложные социальные явления через призму детских впечатлений. Повествование строится вокруг приключений маленького, но непоседливого и находчивого барсука Фридолина, чьи проделки и столкновения с окружающим миром становятся метафорами социальных проблем.

Автор мастерски использует аллегорию, представляя животный мир как уменьшенную модель человеческого общества. Действия Фридолина, его взаимоотношения с другими персонажами – лисами, ежами, зайцами – иллюстрируют важные социальные темы.

Например, тему взаимопомощи и альтруизма. История демонстрирует важность сотрудничества и поддержки в преодолении трудностей. Дети могут наблюдать, как действия Фридолина, иногда эгоистичные, приводят к негативным последствиям, а помощь другим приносит положительный результат. Это позволяет заложить основы эмпатии и понимания значения коллективных усилий.

В книге представлены ситуации, где нарушаются неписаные правила животного мира, и показываются последствия непослушания и несправедливости. Это способствует развитию понимания основы закона и важности соблюдения социальных норм.

Также книга наглядно демонстрирует различные типы взаимодействий между особями в сообществе: конкуренцию, сотрудничество, противостояние. Это помогает детям понять сложность социальных структур и роль каждого индивида в общем целом.

Отдельной нитью проходит демонстрация последствий эгоизма и непослушания: Фридолин нередко поступает необдуманно, руководствуясь личными желаниями. Книга показывает результаты такого поведения, учит детей ответственности и уважению к другим.

Юмористический стиль повествования и динамичный сюжет делают книгу доступной и увлекательной для младших школьников. Иносказательный подтекст стимулирует развитие критического мышления, способствует анализу поступков персонажей и пониманию причинно-следственных связей.

Книга идеально подходит для чтения вслух и последующего обсуждения в классе, способствуя развитию речи, навыков анализа и формированию гражданской позиции. Она также может стать отличной основой для творческих занятий, например, ролевых игр или составления сочинений.

Ганс Фаллада, урожденный Рудольф Дитцен, родился 21 июля 1893 года в Грайфсвальде, Германия, и был плодовитым и проницательным немецким писателем, известным своими глубоко гуманистическими романами, в которых отражена суть социально-политического ландшафта Германии от Веймарской республики до Третьего рейха и первых лет холодной войны.

Воспитание и ранняя жизнь Фаллады были отмечены нестабильностью и лишениями. Его отец, государственный служащий, боролся с алкоголизмом и в конце концов покинул семью, что оказало неизгладимое влияние на психику юного Рудольфа и впоследствии отразилось на его литературных темах семейных неурядиц и социального давления. Несмотря на все эти трудности, Фаллада развил в себе любовь к повествованиям и рассказам, которая и привела его в мир литературы. Его проза отличается честным, откровенным стилем и способностью достоверно рассказать о борьбе и эмоциях обычных людей.

Впервые Фаллада стал известен в литературе благодаря своему полуавтобиографическому роману "Крестьяне, бонзы и бомбы", опубликованному в 1931 году. В книге ярко изображены отчаяние и радикализм восточногерманских крестьян во время Великой депрессии, а также продемонстрирован талант Фаллады сочетать острое социальное наблюдение с захватывающим повествованием. Его последующие произведения, в том числе "Маленький человек, что же дальше?" и "Каждый умирает в одиночку", еще больше укрепили его репутацию острого летописца общественных бедствий.

Одним из самых значительных вкладов Фаллады в литературу стал роман "Каждый умирает в одиночку", написанный всего за двадцать четыре дня в 1947 году, несмотря на его борьбу с алкоголизмом и психическими расстройствами. В этом романе рассказывается подлинная история обычной пары Отто и Анны Квангель, чей, казалось бы, незначительный акт неповиновения – серия открыток против режима – превращается в символ тихого сопротивления. Книга пронзительно размышляет о мужестве и моральной стойкости, необходимых для противостояния тирании в условиях повседневных невзгод.

Несмотря на периоды напряженной личной борьбы, включая многочисленные тюремные заключения и частые столкновения с законом из-за его собственных выходок под воздействием алкоголя, произведения Фаллады часто тяготеют к темам искупления, человеческой способности к доброте и неустанному стремлению к нравственной целостности в темные времена. В его рассказах встречаются персонажи, которые, несмотря на свои недостатки, стремятся подняться над обстоятельствами, проявляя стойкость и упорство.

"Фридолин, нахальный барсучок", одна из немногих детских книг Фаллады, несмотря на свою кажущуюся легкость, отражает некоторые аспекты его более широкого мировоззрения. Повесть о маленьком, смелом и любопытном барсучонке – это история о познании мира, о преодолении трудностей и о важности дружбы. Но даже в этой детской книге чувствуется подтекст о борьбе с несправедливостью и поисках своего места в мире – темы, постоянно присутствующие в более серьезных произведениях Фаллады. Поэтому знакомство с творчеством этого автора – это не просто чтение детской книги, а погружение в жизнь и мысли человека, чье мировоззрение было сформировано сложным и противоречивым временем.

Жизнь Ганса Фаллады оборвалась 5 февраля 1947 года в одной из клиник Восточного Берлина в возрасте 53 лет. Даже после его смерти его работы продолжают находить отклик, исследуя вечные темы несправедливости, силы личности и стойкости духа человечества в тяжелых условиях. Способность Фаллады воплощать мелочи повседневной жизни и сложный механизм общественных сил в убедительные повествования закрепила за ним славу одного из самых сочувствующих и влиятельных деятелей немецкой литературы. Его произведения остаются свидетельством непреходящей силы рассказа, дающего надежду, проницательность и глубокое понимание состояния человека.

Всеволод Михайлович Розанов (1915–1985) родился в семье писателя и педагога Михаила Григорьевича Розанова (псевдоним Николай Огнев). Учился в Литинституте (1937–1941). Во время войны был переводчиком и инструктором-литератором Политуправления Карельского фронта, где подружился с Борисом Заходером, оба были награждены медалью "За боевые заслуги" за организованное перемещение детей в бомбоубежища. В 1945–1949 главный редактор Берлинского радио. "Штатный" советский переводчик произведений Германа Гессе, Томаса Манна, Бертольда Брехта, Франца Верфеля и др. Один из первых переводчиков, взявшихся за "Сагу о Нибелунгах" (рукопись утеряна после смерти).

Одним из самых значимых переводов Розанова является работа над романом «Сорок дней Муса-Дага» Франца Верфеля. Этот роман рассказывает историю армянского народа, который в годы Первой мировой войны оказал сопротивление турецким войскам на горе Муса-Даг. Перевод этой книги был выполнен Розановым с особой тщательностью и вниманием к историческим деталям. Он сумел передать всю трагедию и героизм армянского народа, что сделало книгу доступной для русскоязычного читателя.

Работа над «Сорока днями Муса-Дага» стала важной вехой в карьере Розанова. Она показала его способность справляться с сложными темами и передавать их на русский язык так, чтобы они были понятны и близки российскому читателю. Благодаря этому переводу, книга получила широкую известность в России и стала одной из любимых у читателей.

Больше всего любил переводить детские книги, выход которых праздновался вместе с Борисом Заходером прогулками по Птичьему рынку и выездами на рыбалку. Переводы Розанова хороши тем, что их интересно читать как глазами, так и вслух и детям, и взрослым: "… сценарий для спектакля писать не нужно", как говорила его первая супруга автор и исполнитель коротких рассказов Елизавета Ауэрбах.

Всеволод Михайлович Розанов оставил после себя огромное наследие в виде многочисленных переводов и учеников, которые продолжают его дело. Его имя навсегда останется в истории российской литературы как одного из лучших переводчиков своего времени.

Поделитесь своими мыслями и впечатлениями о книге

Благодарим вас за покупку и прочтение «Фридолин, нахальный барсучок». Мы очень признательны и надеемся, что вы нашли в ней что-то ценное. Пожалуйста, поделитесь ею с друзьями или семьёй и оставьте отзыв в интернете. Мы всегда будем рады вашим отзывам и поддержке и сможем продолжать заниматься любимым делом.

Отзывы читателей

От Po_li_na

Наконец-то издатели вспомнили о замечательной повести Ганса Фаллады "Фридолин, нахальный барсучок" и переиздали ее! Книга просто замечательная, очень рекомендую ее для чтения не только любителям рассказов о животных, но и любителям остросюжетных книг, потому как в истории о Фридолине немало внезапных, "острых" поворотов.

Не знаю, проникнутся ли читатели любовью и сочувствием к главному герою – это достаточно сложно сделать из-за его неприятного характера и особенностей взаимоотношений между барсуками – но без сомнения узнают много нового о барсуках и с интересом будут следить за борьбой Фридолина с "несовершенным" миром.

Повествование начинается с рождения барсучка Фридолина и его сестер и брата. Мать вылизывает их, не может наглядеться, но при этом хочет, чтобы ее барсучата стали самыми ворчливыми, самыми угрюмыми, ведь именно эти качества больше всего ценятся у барсуков. Постепенно барсучата один за одним погибают, и с матерью остается лишь Фридолин. Гибель барсучат не описывается как-то эмоционально или слезливо – в мире животных это обычное дело. Фридолин вырос, и им с матерью теперь не по пути: между ними начинается своеобразная война за право оставить себе нору – кто-то один должен ее покинуть. Побеждает Фридолин, он остается жить в своей норе. Дальше начинаются интересные описания жизни барсука: он обустраивает норку, ищет еду, впадает в зимнюю спячку. Однажды его выживает из норы лис, как ранее он сам выгнал свою мать…

Фридолин ищет новое место обитания и находит его вблизи жилища людей, ведь у них на участке растет невероятное лакомство – кукуруза! Барсук чувствует себя счастливым, теперь он каждую ночь приходит на участок и наедается вдоволь! Нельзя сказать, что это очень нравится человеку! И вот уже люди объявляют самую настоящую войну нахальному барсуку, а на его защиту становится только девочка Мушка. В охоте на барсука не помогают ни дубинки, ни капканы, ни собаки… Кто же одержит победу в этой войне? И можно ли вообще в ней одержать победу…

От blk_gretchen

В детстве читала эту книжку и воспринимала все буквально. Книжка о животных. Довольно жестокая, как и многие книжки о животных. Но в целом нравилась – увлекательная, познавательная и все такое. Недавно перечитала, чтобы понять, можно ли читать четырехлетнему ребенку, или рано. И пришла к выводу, что эта книжка не совсем о барсуке. И не совсем детская. И даже, наверное, политическая. Барсук Фридолин – это такой собирательный портрет ворчливого, ленивого, сытого человека, который считает, что все ему должны, что все делается только для него, при этом у него блестящая шерстка, кругленькое брюшко и вообще он хорошенький.

От Marylovely05

Интересная книга, с юмором, качественно сделана, но временами проскальзывает жёсткий юмор.

Книга написана очень остроумно, высмеиваются различные жизненные ситуации, высмеиваются как людские пороки, так и некоторые аспекты животного мира.

Книга описывает жизнь главного героя, барсука Фридолина от самого его рождения. Сначала описывается его жизнь в лесу, его семья, столкновения с лисом, затем он перебирается в другое место, ближе к людям, и завязывается война с людьми и другими местными жителями.

Юмор порой кажется жестоким, однако в основном он жизненный.

Книга подходит как для семейного чтения, так и для чтения ребенку, а также можно и почитать ее самому. Это произведение понравилось всей нашей семье.

От Анны

Барсучок нереально очарователен в своей няшной мизантропии:))) Книга очень забавная. Не нужно искать там мегаподтекстов и тем более политоты, как некоторые поискуны смыслов, которые автор вовсе не вкладывал – если почитать об авторе, то можно узнать, что описанный барсук реально существовал неподалёку от жилища автора, и был не раз встречен на жизненном пути, иногда в комичных ситуациях, и лишь потому описан, причём в довольно забавной форме:) Нет там никакого собирательного образа, есть только очаровательный насупленный барсучок – такой, какими они нередко и являются в действительности, если кто наблюдал их в реале:)

От k0rwin

С ума сойти! Только вчера вспомнил об этой книге – одной из самых любимых в детстве. Поискал – не нашел. И тут она появилась! Спасибо!

Книга чудесная!

Глава первая

Счастливая пора юности. Фридолин лишается единственного брата и обеих сестер, а мать прогоняет из норы

В Доме на озере живут люди, а в норе на южном берегу Острова поселился барсук.

Люди взяли да купили себе Дом на озере и сразу принялись внутри и снаружи все переделывать. Фридолин, так звали барсука, совсем не интересовался тем, что люди делали внутри дома. А вот что они повсюду возвели заборы, и, как нарочно, поперек его любимых тропинок, по которым он ночью бегал за кормом, доставляло ему немало огорчений. К тому же у этих людей было много детишек, но как много, Фридолин не мог бы сказать: барсуки ведь умеют считать только до двух и обо всем, что больше, говорят "много".

Но мы-то знаем, сколько детей жило в Доме на озере, – трое. И звали их – Ули, Мушка и Ахим. И еще была там собака Тедди. И эти люди, и дети, и собака взяли себе в привычку приходить на Остров, бегали там, играли, шумели, а собака гоняла между деревьями и все вынюхивала. Конечно, Фридолину это ужасно мешало!

Он же не мог купить себе хорошую нору, свою он собственнолапно выкопал, потрудился изрядно. Раньше ведь Фридолин не жил здесь на Острове, сюда переселиться заставили его очень грустные события. Раньше он жил в Большом буковом лесу, примерно в трех километрах отсюда, а это для барсука – дальняя дорога.

Большой буковый лес, как называл народ эти места, рос на невысокой возвышенности, спадавшей на юг и на север к двум озерам: к широкому – Цансенскому и узкому – Люцинскому.

На южном склоне, том, что спадает к Цансенскому озеру, в светлом буковом лесу и была первая нора Фридолина, там он и вырос вместе со своим братом Фридрихом и сестрами Фридой и Фридерикой под ласковым попечением своей матушки Фридезинхен.

Отца своего Фридолин никогда не видал – барсуки от природы склонны к отшельничеству, живут в одиночку. Даже муж и жена не селятся вместе, и барсучьей мамаше одной приходится воспитывать детей до той поры, покуда они не встанут на ноги. Но мамаша Фридезинхен кое-что рассказывала детям об отце – Фридере, которого за угрюмый нрав и постоянную ворчливость высоко чтили среди барсуков. Барсуки ведь так же ценят угрюмость, как люди – приветливость и радушие. Чем меньше барсук нуждается в своих сородичах, тем более он уважаем, а уж превыше всех, учила матушка Фридезинхен своих детей, мы ставим барсука, которого вообще никто не слышит и не видит.

Ну так вот, на южном склоне, том, что спадает к Цансенскому озеру, в светлом буковом лесу протекало детство Фридолина. О, как оно было прекрасно! Родился он вместе со своими сестрами и братом в самом конце необычайно холодного февраля, но, по правде сказать, малыши и не подозревали, до чего же холодно бывает на белом свете! Барсучья мама выстлала гнездо сухой листвой, мягким мхом и жухлой травкой – здесь было тепло и уютно. Еще бы: два метра под землей, сюда никакой мороз не доберется!

А уж какая чистюля была Фридезинхен! От жилого гнездышка она прорыла небольшой ход и в конце его устроила что-то вроде маленькой уборной. Детей она очень скоро приучила бегать туда по всем "делам", а помет аккуратно закапывать. Остатки пищи она тоже туда сносила: ведь ничто так барсукам не противно, как запах гнили и нечистот. Потому-то они, помимо пяти-шести отнорков, выкапывают две или три отдушины, которые выходят прямо наверх, чтобы воздух в норе был всегда свеж и чист.

О первых своих днях, проведенных в теплом, мягко выстланном гнезде, Фридолин, разумеется, ничего уже не помнил. Как и его брат и две сестры, он родился слепым, и прошло довольно много времени, прежде чем у него прорезались глаза и он стал понемножку ползать. Кормились они в ту пору скудно: вслед за суровым февралем и его ледяными ветрами пришел неприютный слякотный март. И мамаша Фридезинхен с ног сбилась, стараясь чем-нибудь заткнуть четыре ненасытных рта, да еще свой, пятый, в придачу. Но она не давала себе покоя и, вопреки всем барсучьим обычаям, иной раз даже днем покидала нору, если дети чересчур уж жалобно пищали, требуя поесть.

И Фридолин, и Фридрих, и Фрида, и Фридерика с нетерпением ожидали, что же принесет им мама. А сколько нового они узнавали в те дни: и на ощупь, и нюхом, и на вкус! Чего только не было наверху, в этом таинственном большом мире, которого они еще не видели! Мама Фридезинхен приносила то сладкий корешок, то буковые орешки, то желуди, свеклу или морковку, а то и лакомого дождевого червя, замерзшего ужа или вкусную-превкусную мышку. Однажды она принесла на обед осиное гнездо. До чего ж сладкий был в нем мед! Фридолин никак не мог взять в толк: почему мама каждый день не подает им такого лакомства? Он даже поворчал на нее за это немного. Глупыш, он и не догадывался, как трудно было маме доставать сейчас нужный им всем корм. Он-то думал, что сладкий мед приготовлен для него на каждом шагу.

И вот однажды – было это в начале апреля, когда солнце ласково пригревало, – наступил тот великий час, когда матушка Фридезинхен впервые вывела своих детей наверх. Как же барсучата встревожились, когда, выбираясь из норы, впервые увидели свет! Малышам даже страшно стало. Фридезинхен пришлось их подпихивать и ворчать, не то они все вчетвером поползли бы обратно в гнездо.

Но что было, когда они очутились совсем наверху, где ярко светило солнце. То вытаращат глаза, то снова зажмурят – с непривычки ведь больно смотреть на свет. Потихоньку-полегоньку стали они моргать, а потом уже и осматриваться. И тут сразу же посыпались вопросы.

– Мама, а что это такое желтое? И мягкое? И теплое? – спрашивали они про чистый, приятный песок, который матушка Фридезинхен выбросила из норы, когда ее копала.

– Мама, а что это такое длинное, коричневое и к зубам прилипает? – спрашивали барсучата, грызя смолистый корешок.

– Мама, это маленький барсук, что так смешно кричит? – спрашивали они, показывая на птичку, попискивавшую в ветвях.

– Мама, а почему мне так тепло, будто я у твоего живота лежу? – спрашивали они о ласковом солнышке, пригревавшем им шкурку.

Тысяча вопросов сыпалась на матушку Фридезинхен, и она, чтобы как-то утихомирить детей, повела их вниз, к озеру, – учить воду пить. Вот была потеха! Берег-то крутой: кто через голову кувыркается, кто бочком покатится, кто просто споткнется. Но тут случилась и первая беда в барсучьей семье. Фрида так разогналась, что бултых прямо в воду: она ведь не знала, что это такое блестит и сверкает внизу, ну и остановиться не сумела, конечно. А у самого берега, в мелководье, как раз щука на солнышке грелась; она хвать Фриду своими зубами и утащила в глубину и там с аппетитом пообедала.

Сперва-то Фридезинхен очень испугалась, как услышала, что дочь в воду шлепнулась и тут же с глаз исчезла. А потом стала бегать вокруг трех оставшихся барсучат и считать: "Раз, два – много!" Оказывается, все сходилось. И раньше у нее было "много" детей, и теперь их было "много". Стало быть, все в порядке. Очень, оказывается, удобно, когда только до двух считать умеешь!

Попили барсуки воды и давай взбираться вверх, к норе. Это было потрудней, чем вниз катиться. Фридезинхен пришлось поработать своим длинным носом: кого подтолкнет, кого и перевернет. Но в конце концов они все же добрались до мягкого песочка перед входом в нору, до корыта, как это называется. И так они устали и запыхались, что мама разрешила им полежать отдохнуть. Кто спинку греет на солнышке, кто брюшко, а Фридезинхен принялась искать у них в шубках насекомых – и зубами, и когтями. Малыши были просто счастливы и ни о чем маму уже не спрашивали. Да и то сказать: весь мир вокруг, родная нора под могучим буком, поросший мхом каменистый откос, сверкающее на солнышке озеро с тихо шуршащим камышовым поясом по берегу – все ведь было таким, как оно было, чего же тут еще спрашивать?

Небольшие эти прогулки матушка Фридезинхен стала совершать с детьми почти каждый день, лишь бы солнце светило да не было поблизости злых недругов. А барсучата тем временем учились пользоваться своими лапами. Уже без помощи мамы они быстро взбирались на откос и спускались с него; быстро, конечно, только для барсуков: ведь даже самый шустрый барсук бегает не быстрей, чем человек идет размеренным шагом. И еще они очень любили играть перед норой в корыте, а матушка Фридезинхен ласково поглядывала на них, но сама всегда была настороже – не ровен час, забредет сюда собака, человек или злая лиса!

Малыши же то один другого толкнет и опрокинет, то мертвыми притворятся – припадут к земле, положат рыльце между передними лапами, крепко зажмурят глаза и думают, что никто их не видит. Но самая любимая игра у барсуков – это закапываться. Тут и мама охотно принимала участие. И такая она была в этом мастерица, что не проходило и трех, ну четырех минут и нет ее! Копала она сильными передними лапами, а задними откидывала землю. Зароется поглубже, и ничего не видно сверху – так, холмик маленький, а на самом деле там барсучиха Фридезинхен спряталась.

Дети с радостью учились у матери. Хорошо было после яркого, слепящего солнца зарываться, покуда не исчезнет и последний отблеск дневного света, не затихнет и последний звук… Перестанет Фридолин копать и слышит уже только стук своего маленького сердца. Больше всего ему нравилось оставаться наедине с собой глубоко-глубоко, где кругом одна таинственная темень. В этом Фридолин был настоящим барсуком: среди животных барсуки больше всех любят одиночество, больше всех сторонятся и людей и себе подобных. Только в детстве барсук живет с родными, а как только подрастет, всегда хочет быть один.

Вот зароется маленький Фридолин в землю, наткнется там в глубине на каменную глыбу, подкопает ее и роет свой ход по другую сторону, где уже ничего не слышит и не чует из того другого мира, и вокруг только тихая, чуть шуршащая бархатная темнота! Лежит Фридолин на брюшке, дышит спокойно и совсем забыл, что есть у него где-то мама Фридезинхен, и сестра Фридерика, и брат Фридрих. Потом перевернется на спину, подтянет задние лапы к животу, спрячет рыльце между передними и несколько мгновений спустя уже крепко спит.

И это еще одно особое свойство барсуков – засыпать в любую минуту и спать бесконечно долго. Помимо еды, сон – их любимейшее занятие, если сон вообще можно назвать занятием. Барсуки ужасно ленивы и, как только выйдут из детского возраста, лапой не пошевелят, если это не вызвано крайней необходимостью; бывает, что и за кормом не пойдут, а сочтут за лучшее поспать подольше. С Фридолином часто случалось, что он засыпал в своей игрушечной норе, а мама и сестра с братом напрасно его дожидались. Потом выползал наверх, а на землю давно уже спустилась ночь, и все его родные крепко спят в мягком, выстланном мхом гнездышке. Мать ворчит, когда он устраивается у нее под бочком: "Ишь бродяжка" или: "Шатается по ночам!" Впрочем, на более строгий выговор Фридезинхен и не способна: уж очень ей самой хочется спать да и Фридолин слишком устал, чтобы выслушивать ее. Не проходит и минуты, как вся барсучья семья уже опять крепко спит.

Так, играя и гуляя, дети росли и крепли, учились пользоваться лапами, узнавали, для чего нужны глаза, уши и, конечно же, зубы, а они у барсуков особенно острые и ими можно нанести серьезные раны.

И вот как-то ночью Фридезинхен решила, что пришла пора взять детей с собой в лес – надо же им привыкать самим заботиться о себе. О, до чего все было таинственно в притихшем лесу! Даже ветер, должно быть, уснул – ни один листик не шелохнется. А как осторожно, как тихо надо ходить по ночным тропинкам, а то ведь вся дичь разбежится.

Какая же радость охватывала Фридолина, когда, перевернув своей длинной мордочкой какой-нибудь плоский камень, он обнаруживал под ним целые полчища мокриц и червей! Тут уж он, не стесняясь, громко чавкал. Или отдерет коготками кору от сгнившего комля и слизывает переполошившихся жучков. Но верх ловкости он проявил, когда однажды ему удалось под самым носом у мамаши Фридезинхен сцапать излишне любопытную мышку. Та давай пищать, а мама сердито фыркнула – ей самой хотелось полакомиться мышью. Но сынок и не думал уступать, он уплетал добычу за обе щеки, с наслаждением похрюкивая.

Прискорбно, но и в эту первую ночную прогулку случилась беда. Покуда небольшое барсучье семейство мирно брело по лесу в поисках пищи, от старого бука отделилась огромная тень: зашуршали крылья, два огромных глаза сверкнули жуткой зеленью, и большая сова опустилась прямо на барсуков. Закрыв глаза, дети прижались к земле и притворились мертвыми, а Фридезинхен с фырканьем и шипеньем бросилась на крылатую злодейку, стараясь схватить ее зубами.

Но тщетно – сова уже взмыла вверх, хотя Фридрих и пищал у нее в когтях. На этот раз мама Фридезинхен очень огорчилась: она заметила, что у нее вместо "много", то есть трех детей, осталось только двое – Фридолин и Фридерика.

Но зато тем больше внимания могла она уделять оставшимся барсучатам, тем больше им доставалось корма, тем быстрей они развивались и росли. Ночи напролет они всей семьей рыскали по лесу, но не удалялись от надежной норы более чем ша один километр – тут уж ни одного клочка земли не оставалось неисследованным. И чем ближе к лету, тем больше лакомств они узнавали: тетеревиные яйца или выпавшая из гнезда птичка; удивительная лягушка, которая даже в зубах еще квакала; нежная ящерица или улитка. Богатый стол бывал в ту пору у барсуков!

Но самым большим событием оказалась находка заячьей лежки. Барсуки с превеликим удовольствием уплели пять еще слепых зайчат, несмотря на то что заячья мама защищала их со смелостью отчаяния и наделила Фридезинхен целым градом пощечин. Но ведь барсуков хорошо защищают их шубка и толстый слой сала. Зато нос свой они очень берегут – сильный удар по носу может на месте уложить барсука.

Когда ночь выпадала темная и луна не светила или, еще лучше, когда чуть накрапывал дождь, Фридезинхен отваживалась с детьми покинуть лес, выйти в поле и навестить огороды по соседству с домами, где жили люди. Вообще-то барсуки терпеть не могут очень неприятного для них человеческого запаха; они избегают близости человека, боятся людей даже больше, чем их постоянных спутников – собак, хотя у собак очень большие зубы и вечно они всюду суют свой нос, быстро бегают и ужасно громко лают. Но на полях, возделанных людьми, в огородах растут такие прекрасные вещи! И морковка, и свекла, а на грядках можно найти и клубнику; иногда удается дотянуться до виноградной лозы, да и молодыми всходами в поле не следует пренебрегать: по сравнению с ними самая сладкая травка в лесу – кислятина.

Столь богатый выбор порой усыплял постоянную настороженность Фридезинхен. К тому же она хорошо знала, что собака во дворе усадьбы Гуллербуш хоть и лаяла громко и страшно гремела своей тяжелой цепью, но не более того! Ведь эта самая цепь не отпускала ее от конуры, и барсучиха преспокойно паслась с барсучатами на грядках огорода под самым носом оскалившей свои страшные клыки собаки. Заборы, разумеется, не были препятствием для барсуков – они легко прорывали ходы под досками или сеткой.

Но во время одного такого ночного похода барсукам пришлось пережить немало волнений. Все семейство как раз проверяло, сладкой ли уродилась первая морковь, а Фридолину даже посчастливилось застигнуть жирного крота на месте преступления: тот занимался подрывной деятельностью и в наказание был отправлен в темницу барсучьего брюха на пожизненное заключение. И вдруг бешеный лай дворовой собаки сменился жалобным повизгиванием: это хозяин усадьбы, допоздна засидевшийся у соседей, только что ступил на родной двор.

– Аста! – крикнул он. – Проклятая псина, замолчишь ты наконец!

Услыхав человеческий голос, оба барсучонка, не производя ни малейшего шума, быстро подобрались к мамаше, а та увела их в густые заросли горошка. Дворовая же собака Аста, насколько позволяла ей цепь, подскочила к хозяину, положила передние лапы ему на плечи и заскулила, умоляя отпустить: уж очень ей не терпелось наказать нахальных воришек, забравшихся в огород. Однако хозяин, решительно не понимавший собачьего языка, погладив Асту, сказал:

– Да что это с тобой? Успокойся, Аста. Ежа, наверное, учуяла. Сколько раз я тебе говорил: ежи очень полезны, они ловят мышей и змей. Пусть живут на здоровье. Не тронь их, Аста, не то получишь трепку.

Но Аста не переставала повизгивать, тем самым умоляя хозяина отпустить ее: на сей раз это ведь другое, не еж вовсе! Пусть хозяин понюхает как следует: разве тут ежом пахнет?..

А хозяин, у которого, как у всех людей, был самый обыкновенный нос, не чуявший на расстоянии ни ежей, ни барсуков и уж никогда бы не сумевший различить их по запаху, – так вот, хозяин этот в конце концов разжалобился и отвязал Асту. Собака ринулась в темноту.

"И зачем только я послушался ее? – ворчал хозяин себе под нос. – Теперь вот топай за ней в потемках, вместо того чтобы лежать в теплой постели!" Тем временем Аста, большая рыжая овчарка с черным чепраком, торопливо рыла под забором. Но когти у нее были далеко не так хорошо приспособлены для копания, как у барсуков, к тому же она второпях скребла лапами прямо по камням, и дело подвигалось медленно. Барсучата вместе с мамашей Фридезинхен притаились в горошке.

– Так ведь и знал! – сердито прикрикнул хозяин на Асту, увидя, чем она занята у забора, – В огород тебе понадобилось поохотиться на ежа! Аста, ко мне! Сейчас же ко мне, Аста!

Но овчарка, вырвавшись на свободу и войдя в охотничий раж, не думала слушаться. Она немного отбежала и давай опять копать.

– Чтоб тебя! – взорвался хозяин, пытаясь разглядеть собаку. При этом он вспомнил о своей жене – хозяйке усадьбы: она ведь не на шутку рассердится, если собака, забравшись в огород, своими лапищами поломает нежную рассаду.

– Сейчас же пойди сюда! – кричал хозяин.

Но было очень темно, и Аста, прокопав себе лаз под забором, сбитая с толку многочисленными барсучьими следами, уже носилась как угорелая по огороду. Мамаша Фридезинхен, поняв, что собака близко, быстренько вывела своих детишек через прорытые ими ходы из огорода и укрылась под колючим кустом терновника, росшим у самой риги.

– Ну погоди ж, проклятая псина! – крикнул хозяин и побежал через калитку в огород, намереваясь там настигнуть непослушную Асту.

Но собака, гоняясь за барсуками, почуяла, что они уже выбрались из огорода, и пулей вылетела во двор через открытую хозяином калитку, чуть не сбив с ног его самого. К этому времени Фридезинхен уже успела перевести своих малышей снова в огород и опять спряталась с ними в горошке.

Так они довольно долго гонялись друг за другом. Но как бы Аста ни носилась со двора в огород и обратно, настичь барсуков ей не удалось: ведь ей надо было бегать кружным путем, через калитку, а барсуки преспокойненько пролезали под забором через прорытые ими узкие ходы.

В конце концов хозяин все же поймал Асту, и на этом окончилась ее бесславная охота. И покуда барсучья семья мирно брела в сторону леса, над усадьбой раздавался жалобный вой Асты, ни за что ни про что строго наказанной хозяином. Однако еще суровей и строже была на следующее утро хозяйка, жена хозяина, увидев свой разоренный огород. Немало пришлось выслушать хозяину горьких слов; чуть ли не целую неделю хозяйка не желала сменить гнев на милость, да и обед все это время был какой-то невкусный. Ну, а барсуки надолго забыли дорогу в огород: мамаша Фридезинхен терпеть не могла подобных треволнений, а дети ее, настоящие барсучата, думали примерно так же, как она.

День за днем все ярче разгоралось лето, и для барсуков наступило раздольное житье. Ночью уже не приходилось отправляться в дальние экспедиции – корма и в лесу и на лугах было вдосталь. Они быстро утоляли голод и сразу же спешили домой, в родную нору, а та стала уже тесноватой для троих.

Своему любимому занятию, то есть сну, барсуки предавались вволю, а когда еще до захода солнца выбирались из норы, то уже никаких детских игр не затевали. Фридолин и Фридерика почти достигли своего полного роста, стало быть, веселая детская пора уже миновала. Подражая мамаше Фридезинхен, они в полном молчании поворачивали к солнышку то спинку, то брюшко.

А если уж на Фридолина и нападала его прежняя шаловливость и он тыкал Фридерику рыльцем, как бы приглашая в игру – закапываться, кто быстрей, или притворяться мертвым, кто лучше, – обе женщины, презрительно сопя носами, строго указывали ему, сколь неприличны для барсука такие замашки, и молча продолжали поджариваться на солнце. Обычно в таких случаях своей ворчливостью и дурным расположением духа отличалась сестра Фридерика, да и вообще она в этом смысле значительно превосходила мать. Порою ею овладевала такая страсть к одиночеству, что она с братом и матушкой не хотела делить даже общее гнездо. Заберется потихоньку первой в котел, выставит навстречу матери острые зубы и шипит – мое, мол, это теплое местечко, я одна тут буду спать! Фридезинхен отфыркивалась, рычала, а порой они друг друга уже и покусывали. Словом, мир, до того всегда царивший в их маленькой семье, оказался нарушенным, а ведь по нему они все получили свои имена [Der Friede по-немецки – мир].

Но покамест мать была сильнейшей в доме и частенько поколачивала подрастающую дочь, показывая тем самым, насколько ей ближе и родней всегда такой добродушный и ласковый сын. В ответ на это Фридерика, бывало, то куснет Фридолина ни за что ни про что, то отнимет только что пойманную добычу, а во сне так навалится на него, что ему уж ни повернуться на другой бок, ни лапы не вытянуть. Да, Фридолин проронил бы не одну горькую слезу, если бы барсуки умели плакать; но и без этого ему часто делалось грустно и даже стоявшее на дворе прекрасное лето ничуть его не радовало. Вот он и стал задумываться над тем, сколь неудобно такое совместное житье-бытье; во сне ему все чаще виделся мягко выстланный мхом котел, а под боком кладовая, ломящаяся от морковки, и он в котле совсем один, вдали от людей, собак и даже барсуков.

Матушка Фридезинхен старалась утешить его.

– Сынок, – говорила она, – не отчаивайся. Сестра твоя скоро войдет в возраст и обзаведется собственным домом. Сейчас она сама не знает, чего ей надо. Но недалек тот день, когда она поймет это и оставит нас в покое.

Так оно и случилось на самом деле. Однажды ночью барсуки все втроем забрели в места, где им до того никогда не приходилось бывать. На песчаном обрыве стояло несколько одиноких буков – последние часовые Большого букового леса. Среди них росли редкие, изодранные ветрами сосны, чьи толстые корни змеились в песке. Здесь было много кроличьих норок, а вокруг, куда ни глянь, поля и луга…

Как увидела Фридерика этот обрыв, так сразу стала сама не своя: бегает, суетится, рыльцем все кроличьи норки проверяет и все время пищит как-то тревожно. И вдруг остановилась у одной из норок, над которой, словно арка, навис могучий смолистый корень, и решительно заявила: "Здесь я сижу и отсюда никуда не уйду!"

Напрасно матушка Фридезинхен объясняла ей, что обрыв этот никак не годится для барсучьего поселения. Кролики народ суетливый, без конца барабанят своими лапами, кого хочешь выведут из себя; к тому же близкое соседство обширных лугов и полей таит в себе постоянную угрозу встреч с собаками и людьми. Но как Фридезинхен ни уговаривала дочь, яйцо и на сей раз захотело учить курицу, и домой отправились лишь мать и сын, а Фридерика так и осталась на кроличьем обрыве.

По дороге через лес мать показала Фридолину пустующую нору, которая, по ее мнению, была куда безопаснее и надежнее: среди густых зарослей леса, на склоне небольшого холма, между замшелыми валунами виднелся вход в заброшенную лисью нору. У подножия холма блестел небольшой омут. Но зато здесь совсем не было солнышка. И потом, в самой норе воняло нестерпимо: ведь у лисы иной нрав, чем у барсука, она грязнуха, и вонь ее носу даже бывает приятна. Не стесняясь, она пачкает собственное жилье, помет не убирает, да и остатки пищи гниют в норе и вокруг, издавая отвратительный запах на радость лисе. Но как бы то ни было, квартира эта представлялась барсучихе и спокойней и надежней, чем выбранная Фридерикой. Мамаша озабоченно посапывала, вспоминая неразумную дочь.

В последующие дни Фридезинхен и Фридолин не раз навещали Фридерику. Иногда они заставали ее на месте, но та, ни слова не сказав, будь то день или ночь, недовольная скрывалась в норе. Настоящая отшельница, значит! Но бывало и так, что Фридерика уходила за кормом, и тогда мать, как все женщины, разбираемая любопытством, заползала в нору и придирчиво осматривала устроенное дочерью жилье. И тут уж похвалам не было конца! Фридерика создала нечто образцовое.

Превосходно выстланный мхом и сеном котел находился примерно в двух метрах под землей, от человека и лопат его хорошо защищали могучие корни росшей прямо над норой сосны. Рядом с котлом были отрыты два поменьше, а в одном из них уже лежали буковые орешки, желуди, сладкие корешки, и все в образцовом порядке. Кроме того, Фридерика выкопала не меньше семи больших отнорков, выходы из которых располагались не ближе 15–20 метров друг от друга – стало быть, бежать из норы можно было в самые разные стороны. У главного выхода было устроено хорошее корыто: плотно утоптанная земля здесь не оставляла никаких следов. Не менее четырех отдушин, поднимавшихся прямо на поверхность, обеспечивали котел свежим воздухом.

– Вот это квартира! – воскликнула Фридезинхен, обращаясь к сыну. – Такой мог бы гордиться и самый опытный барсук. Сразу видно, что Фридерика из хорошей семьи. Будем надеяться, что и ты, сынок, в свое время не посрамишь родителей.

Должно быть, при этом она подумала о папаше Фридере, которого Фридолин так никогда и не видел. Но тут же она, покачав головой, озабоченно проговорила:

– Все это, конечно, хорошо и красиво, но закладывать нору следовало у замшелых валунов. Эта чересчур открыто расположена, тут не поможет и десяток запасных выходов.

К сожалению, матушка Фридезинхен оказалась права в своих мрачных предчувствиях. Когда однажды ночной порой мать и сын вновь пришли навестить свою родственницу, они увидели, что все выходы из норы завалены, вокруг много собачьих следов и сильно пахло этими злыми животными. Котел, который Фридерика так заботливо выстлала мхом, был разрушен, должно быть в пылу сражения. Барсуки заметили кое-где и пятна крови, и не только собачьей…

Опустившись на задние лапы, Фридезинхен принялась поучать сына:

– Вот так и получается с детьми, когда они не слушаются мудрых советов матери! Бедная моя Фридерика! Собаки тебя растерзали. А может быть, и застрелил злой человек? И уже съел тебя! Жалко мне твою сестренку, Фридолин! Какая была способная девочка! Я уверена, что из нее вышла бы самая ворчливая барсучиха в мире, отшельница из отшельниц – она прославилась бы среди барсуков. А теперь вот погибла, и такая молодая!

Быстренько схватив большого жука, намеревавшегося бесцеремонно проползти мимо ее чуткого носа, Фридезинхен продолжала:

– Из многих, многих моих детей ты остался у меня один. Надеюсь, ты не посрамишь своего отца Фридера и меня, твою мать, Фридолин. Пусть судьба, постигшая твою сестру, послужит тебе уроком, сынок. Подальше держись от людей и зверей, будь то хоть самая очаровательная барсучиха. Живи всегда один, фырчи, царапайся, кусайся – никого к себе не подпускай! Даже самый лакомый кусочек должен вызвать у тебя подозрение – а вдруг в нем таится опасность? Нет, нет, не хочу я, чтобы ты окончил дни свои во чреве людском, Фридолин. Хочу, чтобы ты умер в самом преклонном возрасте, в уютной, мягко выстланной мхом норе.

– Я все сделаю, как ты велишь, мама! – ответил сын, потеревшись рыльцем о мордочку Фридезинхен.

Конец лета и большую часть осени мать и сын прожили в редком согласии. Спали они рядышком, вместе грелись на солнце, вместе и охотились; чтобы понять друг друга, им даже рта открывать не надо было, поэтому они молчали целые дни напролет. Фридолин был уже вполне взрослым барсуком, ростом выше, чем мать, как это и должно быть: ведь у барсуков мужчины крупней и сильней женщин.

Но вот подули холодные ветры, день за днем лили дожди, и странное беспокойство овладело Фридолином. Надвигалась первая зима на его веку. Знать этого он, конечно, не мог, как не знал и того, что с наступлением морозов впадет в зимнюю спячку. Непонятное это беспокойство гнало его с вечера одного, без матери, на охоту, и возвращался он всегда с морковкой или корешком в зубах, а то и набив за щеку буковых орешков.

Мамаша Фридезинхен оказалась не столь запасливой. Правда, она знала, что к концу зимы ей придется люто голодать и что весну она встретит, отощав до костей; но ее лень, одна из главных добродетелей барсучьего племени, была сильнее всех страхов. Вместо того чтобы в преддверии зимы хлопотать о запасах, она принялась на тайных лесных тропинках разыскивать отца своих детей – барсука Фридера. Нашла она его или нет, но все ее поведение внезапно изменилось самым решительным образом. Материнской ласки у нее не осталось и следа, напротив, она всячески давала понять сыну, как он мешает ей в норе, что он стал лишним. Как когда-то Фридерика, она без всякого повода то толкнет его, то укусит, и сын ничего уже другого от матери не слышал, кроме гневного рыка.

А однажды она сказала ему напрямик:

– Долго ты, толстомясый, будешь толкаться в моей квартире? Кажется, я уж вдосталь натерпелась! Ты что ж думаешь, я с тобой буду тут зиму зимовать? Мне и сейчас тесно, вон ты сколько сала нагулял! Ступай отсюда! Да поживей! Даром я тебе лисью нору у замшелых валунов показывала? Самое время теперь все там перестроить и привести в порядок. А ну-ка принимайся за дело и – с глаз моих долой!

Задохнувшись от столь непривычно длинной речи, Фридезинхен наконец умолкла, глядя на сына сверкающими от гнева глазами.

Фридолину сразу представилась лисья нора в лесной чаще, куда никогда не заглядывало солнце; подумал он и о том, сколько труда придется вложить, чтобы очистить ее от грязи… Потом ему пришло на ум, сколько запасов он уже натаскал сюда, и под конец решил, что он ведь гораздо больше и сильней, чем мать.

– Нет, не согласен я с тобой, матушка Фридезинхен, – промолвил он угрюмо. – Если уж уходить кому отсюда, так это тебе! Ты сама расхваливала старую лисью нору, а мне она никогда не нравилась – вот ты и перебирайся в нее. Потом, ведь я сильней тебя да и припасов сюда натаскал немало, так что давай уноси-ка ноги, пока целы, а я хочу отдохнуть от твоей бабьей болтовни.

С этими словами сын стал наседать на мать и шаг за шагом вытеснил ее сперва из котла, а затем и из норы, сколько она ни противилась, сколько ни шипела.

Минуту-другую матушка Фридезинхен посидела в корыте под пронизывающим осенним дождем, а потом, решив, что сын ее в конце концов прав – право сильного признается в мире животных повсюду, – отправилась в путь к старой лисьей норе, озабоченно размышляя о предстоящих трудах и недовольно пофыркивая.

Глава вторая

Приключения лисенка Изолайна. Фридолина выкуривают из норы, и он отправляется куда глаза глядят

К тому времени, когда Фридолин прогнал матушку Фридезинхен из норы, он стал уже рослым, красивым молодым барсуком с толстым слоем сала под шкуркой и брюшком, едва не касавшимся земли. Пожалуй, его не пропустила бы ни одна барышня-барсучиха, не повиляв от удовольствия хвостиком.

Прямая, жесткая и довольно длинная лоснящаяся шерсть покрывала все его тело и даже уши. На спинке она была светло-серой с черными подпалинами, по бокам и ближе к хвосту – с рыжинкой, а на брюхе и лапах – черно-коричневая. Голова белая, по обеим сторонам черная полоска, расширяясь, она охватывала глаза и где-то позади белых ушек терялась на шее. От головы до хвоста Фридолин был сантиметров семидесяти пяти длиной, а его хорошенький пушистый хвост еще сантиметров двадцать. Ростом он был не выше школьной линейки, а это как раз тридцать сантиметров. Откормившись за лето, он сейчас, когда стояла осень, весил около семнадцати килограммов, да и вообще, с какой стороны на него ни погляди, – это был великолепный барсук.

Как только начало подмораживать, Фридолин свернулся комочком, спрятал голову между передними лапами и крепко уснул в своей норе. Мирно посапывая, проспал он так и зимние вьюги, и снег, и лед, и трескучие морозы, питаясь накопленным за лето и осень салом. А когда выпадали ласковые солнечные дни, то Фридолин это чувствовал, хотя и лежал глубоко под землей. Проснувшись и чихнув раза два, он медленно полз по норе все ближе и ближе к свету, осторожно принюхиваясь – не грозит ли ему какая-нибудь опасность. На воле он спускался к озеру, долго и с наслаждением пил, затем делал свои "дела", причем никогда не забывал аккуратно все закопать: ведь надо было уничтожить после себя все следы.

Потом он вновь взбирался на холм и там в корыте позволял себе немного полежать на солнышке и почистить шкурку. В конце концов он спускался в котел, съедал две-три морковки, несколько буковых орешков и вновь погружался в спячку.

Вот такую жизнь он вел до наступления настоящего тепла, когда начинала зеленеть травка, лопались почки на деревьях и стол для него вновь оказывался накрыт. Хорошенько подкормиться было уже самое время – ведь зимняя спячка съела последний жир, остались шкура да кости, а округлого брюшка как не бывало. Ни одна барсучиха не подарила бы его даже взглядом, особенно если учесть, что за зиму шубка его потеряла весь свой лоск.

Весной Фридолин жил так же, как в прошлом году с матушкой Фридезинхен, только спал он теперь один, один грелся на солнце, один ходил на охоту, что, по правде сказать, было ему гораздо больше по душе. Никто его теперь не тревожил, да и в котле он устраивался на самом мягком месте, и, разумеется, все лакомые кусочки тоже доставались ему одному. От такого образа жизни Фридолин скоро вновь округлился, да и шубка его обрела прежний блеск.

Наставительные речи матушки Фридезинхен он давно уже забыл, но по самой природе своей был весьма осторожен. Однако и его порой охватывала какая-то дерзкая смелость – уж очень он любил хорошо поесть!

Это и привело к тому, что Фридолин теперь гораздо чаще навещал тот огород, где его в свое время так напугала Аста, и, само собой разумеется, визиты эти доставляли немалое огорчение хозяйке, у которой с грядок пропадала то молодая морковь, то сладкий горошек и, главное, никому не удавалось обнаружить злодея. Что это тут барсук похозяйничал, никому и в голову не приходило, сколько бы в семье ни гадали: ведь в окрестностях Большого букового леса никто никогда не видел барсука.

В один из своих ночных походов Фридолин встретил и свою мать Фридезинхен. Он как раз увлекся обследованием сгнившего пня – нет ли в нем личинок и жучков, – когда она прошла рядом, чуть не задев его. Но сын только приподнял рыльце – уж очень жаль было отрываться от вкусного ужина – и вновь уткнулся в древесную труху, с наслаждением продолжая чавкать. Да и Фридезинхен преспокойно труси́ла своей дорогой, и ни он, ни она не пожелали друг другу удачной охоты. Но так уж повелось среди зверей: едва дети отделятся от родителей, как они уже чужие, не узнают родных даже при встрече, не говоря уже о том, чтобы помочь друг другу в беде.

Вот и жил бы да поживал наш Фридолин в норе на берегу Цансенского озера, ведя этакую созерцательно-ворчливую жизнь, если бы у лесника, по имени Шефер, в Мехове не удрал лисенок Изолайн. Этого лисенка, когда он был еще сосунком, лесник выкопал из лисьей норы в большом Меховском лесу после того, как застрелил его мать, великую охотницу до крестьянских кур. Брата и сестру лесник тоже убил, а лисенка Изолайна принес в сумке и подарил своей дочке Улле в день рождения.

Поначалу лисенок жил в комнатке Уллы, в мягко выстланном сеном ящике. Улла кормила лисенка из бутылочки, а он поглядывал на нее своими хитрющими зелеными глазами и все норовил ухватить ее за палец. Однако когда он подрос и принялся грызть домашние туфли, одеяла, ножки стульев и стола да и ковер в придачу и, что самое ужасное, стал издавать очень неприятный запах – ведь все лисы отвратительно пахнут, – его изгнали во двор, посадив на цепь у заброшенной собачьей конуры.

Подобная перемена места жительства дурно отразилась на характере Изолайна – он сделался злым, бросался на всех, кто бы ни подходил к конуре. Даже Уллу, которая вскормила его из бутылочки, он как-то укусил за ногу. А люди, узнав, какой Изолайн злой, потехи ради совали ему в пасть палку или щетку и смеялись до упаду, высоко поднимая рыжехвостого, когда он в припадке слепой ярости намертво вгрызался в нее.

Лесничий не раз пытался вразумить лисенка, то сердито выговаривая, а то и пуская в ход хлыст. Кое в чем Изолайн изменился, но лучше не стал. Припадков слепой ярости с ним уже не случалось, зато у него развился настоящий лисий характер – с каждым днем он становился все хитрей, все лукавей, доверять ему уже нельзя было, даже если казалось, что он крепко спит перед своей конурой.

А это следовало бы учесть прежде всего курам во дворе лесничества, которые всегда очень интересовались содержимым миски Изолайна. Одна несушка за другой пропадала, и хозяйка усадьбы сердилась не на шутку, не зная, на кого и подумать. Но однажды в лесничестве решили сменить подстилку в конуре Изолайна и обнаружили под ней куриные кости и перья. Тут уж, конечно, судьба хитрого и коварного лиса-куроеда была решена. Лесничий решил привести приговор в исполнение уже на следующее утро, когда все женщины в доме еще спят, и приготовил ружье. Но вечером маленькая Улла поспешила с мисочкой сладкого молока к осужденному куроеду. Девочка присела рядом с конурой на камень и, поглядывая, как Изолайн лакает молоко, приговаривала: