Повесть. Стихи

I

Павел не сдержал данного себе обещания больше не устраиваться на работу в школу. В саду, где он недавно проводил занятия по физической культуре, со сменой руководства произошли изменения. Оставаться в новых условиях работы ему не представлялось возможным, поэтому Павел оттуда уволился. В этом дошкольном образовательном учреждении он отработал два года, после того как ушёл из одной школ города; любимая женщина отказалась выйти за него замуж и сделала всё, чтобы с ним расстаться; тренерская карьера сошла на нет из-за того, что детей, платно посещавших его тренировки, становилось всё меньше. Сейчас Павел снова окунулся в школьную жизнь.

Его коллегой стала молодая женщина тридцати четырёх лет. Павлу Сергеевичу на тот момент стукнуло сорок шесть.

– Я предполагала, что вы к нам придёте.

– Почему? – удивился Павел.

– Моя подруга работает воспитателем в детском саду «Колокольчик». Она рассказала, что у них уволился физрук. А Юлия Викторовна (директор школы) в конце июня сообщила, что к нам обратился мужчина, до этого работавший в саду и тренером. Я сразу и поняла. Много ли у нас мужчин – педагогов работает в детских садах? После вашего увольнения ни одного. – Анна Владимировна определённым жестом правой руки закрепила логичность своего вывода.

– Понятно! – ухмыльнулся Паша.

Они вышли из кабинета и попали в большой спортивный зал.

– А вот здесь у нас щиток со всеми выключателями. – Анна Владимировна продемонстрировала их исправность.

Лампы накаливания постепенно озаряли зал. Как только они достигли максимума, Анна Владимировна вернула мини-рубильники в исходное положение. Лампы начали гаснуть. Естественного света было достаточно, чтобы дойти до двери инвентарной.

– Здесь у нас инвентарная. Сейчас покажу, что у нас имеется для проведения уроков. – Она еле заметно улыбнулась, демонстрируя в руке ключ. – Вот этот ключ от инвентарной. Думаю, вы его запомните.

На стальном колечке висело шесть ключей: от спортивного блока, от кабинета, от спортивного зала, от инвентарной и ещё два ключа – один от раздевалки мальчиков, другой девочек. Проводились физкультурные занятия и в актовом зале, расположенном на втором этаже. Но в сентябре никому из учащихся не грозило заходить ни в тот, ни в другой зал, потому что первая четверть для уроков физической культуры начиналась на улице.

– Младшие классы занимаются, как правило, в актовом зале. Он у нас вместо малого спортивного. Школа небольшая, сами понимаете. Ключ от актового зала висит на вахте. Так же, как и эту связку ключей, будете брать его у вахтёра под запись в журнале. У меня есть свои ключи от всего нашего хозяйства. Потом, если захотите, сделайте себе дубликаты ключей. Правда, директор этого не приветствует.

– Да? Странно. Мне она показалась понимающей женщиной.

– Ну, это не совсем так. Потом сами всё узнаете.

– Можно обращаться друг к другу на «ты», – сказал Павел.

Анна Владимировна, проигнорировав предложение Павла Сергеевича, продолжила:

– Актовый зал покажу позже. Всё равно ведь сейчас на стадионе начнём заниматься.

– Получается примерно до октября? – Паша сделал вид, что не обратил внимания на оставленное неудовлетворённым его желание перейти на «ты».

– Как-то так. Вы завтра придёте на педсовет?

– А что, можно не приходить? – Он мимикой лица дал понять, что это шутка.

Но Анна Владимировна не повела и бровью. Паша тогда даже подумал, что ей не хватает эмоций.

– Я на всякий случай спросила. Я же не знаю, какие у вас договорённости с директором. Может, вы завтра заняты.

– Нет, мне завтра как раз после педсовета нужно принести секретарю все документы для оформления.

Паше не очень понравилась будущая коллега, а так всё складывалось неплохо. Уволившись последним числом мая, он за лето отдохнул и, слава богу, выходит на новое место работы, не как раньше, когда ему везде давали отворот поворот. Было это по окончании института. Много времени с тех пор прошло, а всё-таки «жизнь, хоть держись» закончилась для него лишь два года назад.

Павел вышел на прямую улицу, которая соединяет один конец города с другим. Отсюда привычным шагом дойдёт до дома минут за пятьдесят. Паша редко торопился, потому что с детства был приучен выходить заранее. «Не надо бежать за трамваем! Подъедет следующий», – говорил отец и придерживал сына за руку, чтобы тот не побежал к остановке при виде подъезжающего автобуса. Взяв себе на вооружение это нехитрое правило, Павел перестал спешить и всегда приходил в назначенное место в нужный час. А повзрослев, почти отказался от общественного транспорта, предпочитая ходить пешком. Разумеется, в больших городах, где он успел побывать, без транспорта было никак.

«Жизнь явно налаживается! Из детского сада ушёл, школа подвернулась. В кои-то веки заживу по-человечески. Много, правда, лет потеряно, причём лучших лет». – Сегодня ему было о чём порассуждать. Он приближался к продуктовому магазину «Полюс». «Вот бы сейчас встретить Славу!» —подумал Павел. Вячеслав, мужчина пятидесяти-восьми лет, его старший товарищ, не исключено, что друг. Они знакомы лет пятнадцать. И Вячеслав знал, как нестабильна жизнь Павла. Вот бы он порадовался за друга! Они не виделись два с половиной месяца, так как Павел вместе с матерью уезжал к отцу в среднюю полосу и в отношении работы находился в затруднительном положении. Он предполагал, что сейчас Вячеслав на работе и искать его здесь в будний день бессмысленно. Прогуливаться в этих местах Слава любил, но только по выходным.

По сути, Вячеслав чем-то походил на Павла. Всю жизнь судьба его закаляла, причём с самого детства. Он родился где-то на Украине в обычной семье. Жизнь в маленьком городке протекала по-советски буднично. Нынешнего изобилия не было, но люди жили спокойно и счастливо, не смотря на дефицит каких-то товаров с отсутствием многообразия услуг, коих сейчас предлагается в огромном количестве. Например, его пёс Гаврик не подвергался нежным истязаниям в собачьих салонах красоты, но любил семилетнего Славку, вилял хвостом, ходил за ним по пятам, клал свою немного прямоугольную большую морду на его худые коленки и был верен своему хозяину. Славка тоже его обожал. Однажды за подзатыльник сыну пьяный отец Славки заработал от клыкастого друга рваную штанину, и больше так не делал. Из-за скандалов родителей Славику часто приходилось вести уличную жизнь. Мать кричала трезвая, отец шумел пьяным. И наоборот, напившаяся мать, успев ухватить забежавшего в дом в поисках перекуса Славку, начинала плакать, прижимая его к себе, а трезвый отец, ремонтируя мотоцикл с коляской, «Днепр», спокойно говорил: «Ну-ка, давай мы сейчас, сына, займёмся с тобой делом». Это то, немногое хорошее, что осталось в памяти взрослого Вячеслава. А когда ему исполнилось восемь лет (к тому времени пьяный отец разбился на мотоцикле, а мать окончательно спилась), его забрала к себе бабушка. Тогда Слава впервые почувствовал вкус предательства. Ему изменили родители, а он предал Гаврика, пусть и не по своей воле, не сумел защитить преданного пса от разочарования в людях. Да, любое живое существо может испытывать это чувство. У Вячеслава после того случая рана так и не затянулась. Бабушка силой оторвала внука от Гаврика вытянула его, скользящего туфлями по земле, за калитку. Пёс в это время истошно скулил, лаял до хрипоты, всячески пытаясь сорваться со своей цепи. До самого вокзала баба Галя крепко держала внука за запястье левой руки и вырваться из её сильной хватки щуплому, небольшого роста пареньку было просто невозможно. На вокзале они дождались объявления посадки в свой пригородный поезд и отправились в областной центр, откуда поезд дальнего следования доставил их во Львов. А там на автобусе они приехали в незнакомый Славке хутор. Слёзы текли по его щекам. Он не отрываясь смотрел в вагонное окно, по стеклу которого струился осенний дождь. «Успокойся, Слава! Ничего с Гавриком не случится. Твоя никудышная мать его-то сможет прокормить. У меня тоже есть собака —большой сторожевой пёс по кличке Карат. Вы с ним обязательно подружитесь. Вот видишь, даже дождь пошёл, только мы сели в поезд! А знаешь, что это значит?» – спросила баба Галя игриво. – «Нет, – буркнул Славка, а затем шмыгнул носом и добавил: – Что?» – «Дождь – к хорошей дороге», – голос бабушки стал ласковым. – «Не буду я дружить с твоим Каратом. Зачем мне с кем-то дружить, если потом приходится расставаться?» – прошептал Женька.

Эта часть жизни друга Паше была неизвестна. За годы их общения Вячеслав смог ему доверить всего лишь маленькие крупицы истории своей судьбы. Павел знал, что когда бабка, так её называл друг, умерла, его, четырнадцатилетнего, отправили в детский дом. С тех пор Слава решил, что жить нужно своим умом, надеяться только на себя и никому не доверяться. Около года назад Вячеслав в разговоре с Пашей изменил свои принципам: «Всю жизнь жил одиноко, без женщин, друзей. Единственный мой друг – это ты!» Слава тогда улыбнулся, что для него большая редкость. Павлу же было приятно услышать такое признание в свой адрес.

На перекрёстке с интенсивным движением Паша на всякий случай оглянулся, а через оставшиеся сорок секунд, потеряв надежду на встречу с другом, на зелёный свет пересёк самую широкую проезжую часть города. Люди здесь сновали и днём, и вечером, и в будни, и в выходные дни. Машины в час пик стояли в пробках. Слава богу, пробок из людей пока не наблюдалось. Но, если отвлечься на бабушек, пожилых мужчин, торгующих зеленью, чесноком, картошкой со своих огородов или рыбой, грибами, ягодами, являющимися достоянием уже общих озёр, лесов и рек, риск ненароком задеть кого-нибудь плечом, не исключался. У Паши никогда не было с этим проблем. Он умело мог взглянуть на несанкционированные торговые ряды из табуреток, раскладных столиков, деревянных ящиков, перевёрнутых вверх дном, и одновременно увидеть идущих навстречу пешеходов. К тому же в четырнадцать часов, в пик рабочего дня, люди не торопились, их было немного, большинство из них было безразлично по отношению к тем, кто стоял на этой улице вдоль края тротуара за самодельными прилавками. «А раньше слева на специальной площадке был мини-рынок», – вспомнилось Паше, когда он уже прошёл это место. Он продолжал идти, сравнивая своё прошлое и настоящее: – «Нет, в те двадцать с хвостиком мне возвращаться не хочется».

…Голод настойчиво и верно подводил Павла и его мать к критичной черте. Ночами мама то вставала с постели, то снова ложилась, тем самым не давая сыну уснуть. Поесть ему хотелось ужасно, но, как говорится есть ещё порох в пороховницах. Павел молодой и тренированный, поэтому каждое утро поднимался, умывался, зубы чистил, слегка обмакнув зубную щётку в соль (её хватало надолго) и доходил до «биржи труда», что оказывалось для него напрасным трудом. Раз в месяц со своей скудной пенсии бабушка (мать отца) Павла отправляла внуку ничтожную денежную помощь, но очень бесценную на тот момент для матери с сыном. Отец, уехавший к своим родителям, вновь оказался без работы. Причиной стал банальный обман работодателей. А началась вся эта свистопляска в их семье несколькими годами ранее.

…Всё случилось во время учёбы Павла в институте. Будучи студентом второго курса, он позвонил домой. По телефону ответила мама. Её голос прозвучал до ужаса странно. Мурашки пробежали по телу Павла. Странное дело, с ним говорил всё тот же человек, но как подменённый. Затем мама засмеялась жутким, дьявольским смехом, а после положила трубку. Отец Павла был на работе. Он приехал, как всегда, ближе к восемнадцати часам. И нёс домой нерадостную весть: его сократили на службе. (Тогда жизнь складывалась неважно, многие лишались работы.) Вдобавок к этому он застал жену в психологическом кризисе. Картошка в сковороде лежала недожаренной. На голову жена намотала какие-то нелепые тряпки. На протяжении всей ночи ей чудились умершие люди, в голову навязывались незнакомые голоса, в ушах гудело. Утром муж вызвал скорую помощь. Врач оценил состояние больной, сделал успокоительный укол и рекомендовал подписать согласие на её госпитализацию: «Смерть близкого человека на неё так повлияла. Нужно лечить». Умершим близким человеком был отец Надежды Николаевны. Но от предложения врача Сергей Петрович отказался и в тот же день запил.

Безработная жизнь Сергея Петровича продолжалась, а продуктовые запасы дома заканчивались. Он перезанимал деньги, ходил на собеседования по различным организациям, но устроиться на новую работу не получалось. Спустя месяц Сергей Петрович собрал сумку и объявил жене о своём отъезде в город своего детства: – Ну, я поехал. Устроюсь на работу, вышлю денег, и ты тоже приедешь».

Надежда Николаевна ничего не могла понять. Они вместе прожили двадцать лет, теперь он уезжает. А она, голодная, без денег остаётся одна. Стук закрывающейся за мужем двери гулко отдался в её голове. В это время на расстоянии ей помогал Паша, благо у него имелась подработка грузчиком. Позже и отец начал вносить свою финансовую лепту в жизнь жены. Острый кризис у неё миновал, перейдя в тихое помешательство. А на следующий год умерла её мать. Надежда Николаевна наотрез отказалась ехать к мужу, так как её волновали совершенно другие мысли и люди. Мысли были чёрные, люди неживые, и, как божественный луч, любовь к сыну спасала ей жизнь. Она ждала, когда он вернётся домой…

Заканчивалась бабушкина помощь буквально за четыре дня. Прошло уже три недели. Маломальской провизией помогал им друг Павла – Николай. Ему жилось проще: родители получали пенсию, к тому же его отец дополнительно нёс неплохую службу. И с работой у Коли складывалось удачнее, чем у Паши, правда, с каждой зарплаты на новом месте он уходил на неделю в запой. А отгуляв, снова пытался трудоустроиться. Сейчас шёл второй месяц его безработного существования, и удача ему не улыбалась. Но вчера вечером у него получилось умыкнуть с домашней кухни банку супа, во вторую банку он положил макароны и одну котлету. Продовольственный паёк от Николая Паша разделил с матерью. Голод в эту ночь сильно не тревожил, хотя принесённая другом еда и провалилась в его желудок, как в бездонную бочку. Павла больше беспокоила мать, которая в любом состоянии совершала свои обряды. Она корявым почерком расписывала обрывки газетных бумаг, раскладывала их по разным местам, клеила с помощью слюны на стены. Если бумажка падала на пол, то Надежда Николаевна вскакивала и исправляла данный недостаток в раскладке своих «карт таро».

Сейчас она бубнила, и Паша в раздражении готовился выбежать из-за своей половины комнаты. Его подстегнул неожиданно раздавшийся грохот. В мгновение Паша очутился на середине комнаты. Оказалось, с дивана упал стул, который мама зачем-то положила с краю ножками вверх. Теперь стул валялся на полу.

– Ты дашь мне поспать или нет? Чего ты тут вообще творишь? – громко заговорил Павел.

– Я всё правильно делаю! Спасаю нас от них!

– От кого «от них»?

– От тех, кто нам жить мешает!

– Этим ты ничего не исправишь. Я тебе говорил: «Поехали к папе!»

– Да как ты не понимаешь, что они только этого и ждут? Чтобы мы уехали отсюда и померли там.

– Ну-ну! Я пошёл спать. Дай мне поспать. Завтра на подработку иду. – Паша неожиданно для себя обессилел.

– Ты не должен работать никаким грузчиком на рынке! Ты – учитель!

– Прекрасно! Сделай так, чтобы меня взяли на работу. Но, если ты помнишь, я уже работал один год в школе по возвращении домой. Так же жили впроголодь, потому что денег практически не платили. Правда, сейчас вроде зарплату не задерживают. Но и места для меня уже нет.

– Я этих сволочуг, кто над тобой издевается, всех посажу!

Паша не захотел больше слушать бессмысленный шквал слов. Он снова скрылся за мебельной стенкой, и, бухнув на софу двадцатилетней давности, укрылся одеялом по самую голову…

«Сейчас я грузчиком не пошёл бы работать. Пусть и голодал бы! Да просто из принципа не пойду». – Паше осталось пересечь два перекрёстка, а на следующем стоял угловой двухэтажный многоквартирный старый дом – это их новое место жительства после возвращения из Светловска. Именно там он учился в институте, а в маленьком районном городке Светловской области, на своей родине, вот уже двадцать шесть лет живёт его отец. Бабушки с дедом нет в живых. И этим летом, заходя в гости к своему двоюродному брату в их старый бревенчатый дом, куда Семён заехал с женой и десятилетним сыном, Павел почувствовал его пустоту. Отец жил один в двухкомнатной квартире. Он очень сожалел, что купленную в Светловске квартиру Паша с матерью продали и уехали обратно в Стужинск. Нельзя назвать это решение спонтанным, ведь там он так и не смог найти работу по профессии. Да и Надежда Николаевна хотела уехать в Стужинск. Кстати, Павел обратил внимание, что в Светловске матери намного лучше. Сама она этого не заметила и настояла на переезде. Они вернулись на родину, чтобы каждый день подниматься по деревянным ступенькам на второй этаж и открывать дверь трёхкомнатной квартиры, где им принадлежала одна большая комната. Да-да, они жили с соседями. И Паша ни о чём не жалел.

Мать стряпала на кухне. Войдя в квартиру, Паша постучался в дверь соседа. – Витька, открывай! Ты дома? – И тут же прислушался. – Витька, открывай! Я знаю, что ты дома.

Из кухни в коридор вышла мама. Она вопросительно посмотрела на сына.

– Хочу заставить этого обормота открыть дверь. Я слышал, как он шевелился на диване. Когда деньги за электричество отдаст? Хотя бы за этот месяц.

– У него всё равно денег нет, безразлично сказала мать. Но обратно в кухню Надежда Николаевна уходить не спешила.

Паша застучал по двери соседа сильней. На той стороне послышалось движение. Виктор медленно зашаркал ногами к выходу. Через пару минут дверь отворилась.

– Чего так долго дверь открываешь? – сказал Паша без злости.

– Да нога болит.

– Витька, когда деньги за электричество отдашь? Я уж не беру в расчёт прошлые месяцы. Ты говорил, что устроился на работу. Полтора месяца прошло. Тебе всего-то двести рублей отдать, тем более за остальные услуги не платишь.

Пашу не волновало, оплачивает ли сосед жильё, горячую, холодную воду, отопление, вывоз мусора – счета на эти все услуги у трёх соседей были раздельными. А вот за электричество присылали одну квитанцию на всю квартиру. Собственники комнат сами должны были делить между собой выставленную сумму за пользование электричеством. Делить-то Павел делил, а оплачивали расход электроэнергии он и третий сосед. Тот не являлся собственником, а снимал комнату. А Павел сам, по своей инициативе, оплачивал набежавшую за месяц сумму Виктора. На самом деле Паша знал, что с него взятки гладки и давно перестал надеяться на возврат денег.

– Ну сейчас, на следующей неделе зарплату дадут и заплачу.

– У тебя же аванс был. А зарплату, ты сказал, обещали десятого числа каждого месяца.

– Вот, жду, – пробубнил Виктор.

– Ты и не работаешь! Всё ты врёшь, – отмахнулся от него Павел.

– Работаю я! – сказал тот протяжно и с удивлением.

Паша отвернулся, не желая препираться с соседом, и шагнул на свою часть коридора, где начал снимать обувь. Витька тихо закрыл дверь, дошёл до дивана и лёг. У него крутило живот, за последний год он вообще сильно сдал. Раньше в летний сезон Виктор плотничал на дачах. Сейчас иногда выходил на какие-то разовые дешёвые подработки, не изменяя своему профильному навыку. А в целом образ жизни вёл несуразный. Он и будучи женатым не имел привычки регулярно чистить зубы, вовремя побриться. Что и говорить, супруга его была под стать ему. Полы в их комнате никогда не мылись, максимум что Ирина могла сделать, так это подмести замусоренный пол. А общий в квартире коридор, кухню, туалет, ванную всегда подметали и мыли Паша с матерью. Жила Ирина с Виктором вынужденно, умом не блистала, больше отставала от среднестатистической женщины. Когда же умерла её мать, то, подхватив двухгодовалого сына, быстренько въехала в освободившуюся отчую квартиру. Разводиться им не пришлось, брак был гражданским. На память о совместно прожитых годах квитанции Виктору приходили с пометкой «два собственника», то есть отец и сын. Алименты с него Ирина не требовала, справлялась как-то сама. В первый год раздельной жизни изредка наведывалась, заикалась про деньги, но вскоре оставила свои пустые попытки. Вот уже два года, как Виктор не видел бывшую жену и сына, страданий по этому поводу, видимо, не испытывал. Он был ровесником Павла. В Паше нет-нет да и закрадывалась мысль: «Это ж надо, человеку изначально дали и жену, пусть глупую, но ему она нравилась, и ребёнка. А он что с ними, что без них ведёт себя безалаберно. А я бьюсь, бьюсь – толку никакого, будто специально счастья лишают, чтоб опустился».

Надежда Николаевна, понаблюдав за диалогом сына с соседом, отлучилась было к газовой плите, кастрюле, сковороде и прочей кухонной утвари, но снова вышла из кухни.

– Ну что, отдал деньги?

– Какой там!.. Откуда они у него? – небрежно ответил Павел. – Что там готовишь?

– Рис, котлеты. – На еде мать не заостряла внимания. – Я в милицию пойду заявление на него напишу. Пусть его выселяют, раз ни за что не платит!

– Какая тебе разница, платит не платит? Те счета нас не волнуют. А с двухстами рублями в месяц за электричество… Плевать на них!

– Нет, я пойду! Пусть его выписывают отсюда! – Надежда Николаевна перешла на крик.

– Ну началось. – Паша как бы обхватил свою голову и резко рванул к двери комнаты.

Её голос ещё доносился до Павла, когда он закрывал вторую дверь внутри комнаты. В эти годы его жизнь проходила не просто за мебельной стенкой. Въехав на новую жилплощадь, двое профессиональных плотников установили Паше двойную стену из гипсокартона с минватой внутри для лучшей звукоизоляции. Они же установили и межкомнатную дверь. На своей половине Павлу стало легче. Он сначала сел на шикарный диван отдышался. Потом встал, подошёл к двери и на всякий случай закрыл её на шпингалет: «Как мне надоело это сумасшествие. Как же я устал». Павел с грустью замечал, что по приезду в Стужинск к матери возвращается прежнее состояние. Однажды, когда не заладилась работа в школьном образовании, рухнула его тренерская деятельность, он засомневался в правильности решения, принятого в Светловске. В такие минуты, как сегодня, он так же боролся с чувством безысходности, гоня от себя мысль о совершённой им ошибке. Паше захотелось вина. – «А ведь такое хорошее настроение было до этого!» – Он взял под стулом спортивную сумку.

Мать мыла кастрюлю и была задумчива.

– Я сейчас приду! Пойду к чаю что-нибудь куплю, – обратился он к ней.

– А обедать? Ты же не обедал!

– Сейчас схожу и буду есть. Зал, кабинет на работе посмотрел. Завтра первый педсовет.

– Ну так купи чего-нибудь.

– Чего купи? – Паша притворился, что не понимает.

– Сам знаешь, чего. Коробку купи, – последнее мама произнесла тихо и скороговоркой.

– Потом ещё скажешь купить?

– Нет. Одной хватит. – Было видно, как она повеселела.

К семи вечера Паша всё-таки купил вторую коробку полусладкого белого вина. А его устроила одна бутылка итальянского сухого красного. Надежда Николаевна не только не разбиралась в вине, ей по непонятным сыну причинам нравилось вино в коробках. Если первая коробка маму утихомирила, то вторая разбудила спящих в ней бесов. Она вспоминала разных знакомых людей, кого-то обзывала, над кем-то смеялась, её монолог частично переходил в диалог с сыном. Паша специально оставил свою дверь нараспашку, чтобы мама не заходила к нему, где в кружку потихоньку наливалось насыщенное вино рубинового цвета, как описывают сомелье, с оттенками послевкусия… В первом часу ночи Надежда Николаевна, бормоча себе что-то под нос, уснула. Павел в нейтральном состоянии прикрыл межкомнатную дверь, чтобы крепко проспать до восьми утра.

Когда Паша раз в неделю выпивал вина, то хорошо высыпался, скидывая с себя накопившуюся психологическую усталость. Мать, напротив, проявляла скверный характер. Она злилась, внутреннее состояние чётко отражалось на её лице. Последствия алкоголя у Надежды Николаевны могли быть и кардинально другими. На утро имел место именно такой эффект. Она была удручена, измучена. К девяти утра Паша пошёл в ближайшую аптеку за настойками пустырника. Такие лекарственные средства, как боярышник, пустырник, пион, продавались в аптеке на ура.

– Пустырник? – предположила немолодая женщина.

– Да. Четыре штуки.

Паша давно перестал стесняться. Он часто покупал это спасительное для матери средство и по-боле. Бывало, количество травяных настоек за день доходило до двадцати штук, плюс к ним валидол, аспирин, корвалол. Ко всему прочему закупка пустырника не ограничивалась одним днём. Серийные, в течение трёх дней, походы Паши в аптеку случались, когда Надежде Николаевне переводили пенсию. Сын помогал матери снять в банкомате деньги. Они тут же оплачивали все услуги, связанные с жильём. Проходили по магазинам, закупая продовольственные и непродовольственные товары, а с оставшихся денег Надежда Николаевна три дня пила вино, и также три дня «отходила». Этому образу жизни мать следовала довольно-таки давно. Не раз Паша страшился: «Как бы не померла» – настолько сильно сдавливало ей сердце. Но в этот день тревожиться было незачем.

– И кому вы так всё время покупаете? – Женщина выставила на прилавок необходимое количество микстур. А после начала подносить каждую упаковку штрихкодом к сканеру.

– Есть кому. Но сегодня нужно немного, так что больше не приду, – Паша ответил с юмором.

После всех этих расспросов ему захотелось побыстрей выйти из аптеки. Да и время поджимало, педсовет начинался в десять утра. Он больше не смотрел на аптекаря. Взял поданный ему маленький пакетик с содержимым и пошёл прочь.

Конец августа выдался достаточно тёплым, кроме утренников, Павел шёл в неплотной ветровке, джинсах и кроссовках. Он мог успеть пешком, но передумал. На остановке не застоялся, транспорта в том направлении ходило с лихвой. В автобусе Павел с интересом подсчитал количество людей, смотрящих в смартфоны, и насчитал шесть человек. Он затруднялся сказать, много это или мало. Паша не знал, сколько всего человек в автобусе. Но все сидячие места были заняты и два пассажира стояли в середине салона. Сам Павел недавно отказался от смартфона, перешёл на кнопочный телефон и почувствовал себя свободным человеком. В интернет при необходимости заходил дома с помощью ноутбука. Когда-то имел свой профиль в популярной соцсети, но незадолго до продажи смартфона удалил. «Если в школе меня спросят: „Есть ли вы в „Вконтакте“? “, скажу: „Нет и не буду!“, „Смартфона нет и не куплю“. Объясню, что у меня есть ноутбук и электронный почтовый ящик, этого мне достаточно». Его друг Николай пять лет назад перешёл на дворницкую службу, при этом не забывал менять организации из-за ставших более продолжительных алкогольных запоев. Так вот его-то Паша сначала и вспомнил, а потом уже стал думать, что ответит про электронные забавы нашего времени. Во-время их недавней беседы Коля удивил его требованием руководства одной из организаций по уборке придомовых территорий. Оказывается, в современное время дворнику был необходим смартфон, на который он обязан фотографировать проделанную работу, отправляя отчёты мастеру. Таким же обратным способом он будет получать замечания, а общие объявления дворник должен смотреть в ВК на странице мастера. Но и быть на связи в «ватсапе». «В общем, дворник это тебе не хухры-мухры!» – закончил друг. В итоге на работу Коля поступил в другую клининговую компанию, где дворника не связывали с цифровизацией. Но осадок, как говорится остался. И не только у него. Приведя свои мысли в порядок, Паша вышел из автобуса с чёткими для себя установками.

На вахте на него посмотрели с интересом, и женщина – вахтёр выдала ему связку ключей. На своём рабочем месте она была не одна. Рядом её «развлекал» пожилой мужчина. В первые учебные дни Павел узнал, что этот живенький, сухощавый, ниже среднего роста мужчина не кто иной, как дворник. К уборке школьного двора он подходил ответственно, никогда не прогуливал, болел не чаще одного раза в год и не более двух дней подряд. Павел направился в спортивный блок. Ключ к замку подобрал со второго раза. Открыть кабинет оказалось намного проще. Оглядев его, Павел пришёл к выводу, что Анна Владимировна ещё не в школе. Пользуясь одиночеством, пошурудил в ящиках своего письменного стола. Выбросил в урну ненужные исписанные листы, избавился от непишущих ручек. В самом нижнем ящике обнаружил пару рефератов учеников седьмого, девятого классов. Прочитал названия тем, пролистал рефераты полностью и решил оставить их себе. Далее вынул из спортивной сумки секундомер, свисток, пару авторучек, ежедневник, нормативы для учащихся с первого по одиннадцатый классы. Ежедневник с ручкой положил в пакет с документами, а всё остальное сложил в верхний ящик стола. В двухстворчатом шкафу обнаружил три свободные вешалки, на которые повесил свои вещи. Увидев на дне шкафа пару женских кроссовок, свои пристроил под столом. И снова внимательно осмотрел предложенное ему место. Попытки представить молодую женщину, работавшую здесь до него, успехом не увенчались. Но кое-что он о ней знал. Ольга Михайловна во второй раз ушла в декретный отпуск, а вместо неё временно брали его. Напротив окна стоял ещё один свободный стол. Павел был в курсе, что в их коллектив также должен был влиться третий учитель, но в последний момент отказался прийти в эту школу. А директор почему-то не оформил Павла Сергеевича на постоянную работу. Но нужно признать, его учебная нагрузка значительно возросла с одной ставки до двух и даже на два академических часа сверху. На Павла возложили проведение уроков и секционной работы. Ему достались классы выборочно с каждой параллели, кроме первых. Все первые классы взяла на себя Анна Владимировна. Она просто горела на работе (предыдущий учебный год они с прошлым учителем отработали вдвоём), помимо двух с половиной ставок на ней лежало проведение школьных спортивно-массовых мероприятий.

Анна Владимировна шустро зашла в кабинет, на ходу поздоровалась.

– Здравствуйте! А я уж думал, опоздаете.

– С ребёнком в поликлинику ездили. На этой неделе в садик, а он заболеть вздумал.

– Так что, вы на больничный сядете?

– Мне сейчас нельзя на больничный. С мамой договорилась. Она посидит. Ну что, идём?! – Анна Владимировна была готова окунуться в рабочий процесс.

– Идём! – Павел встал из-за стола.

В коридоре второго этажа с разных сторон раздавался стук спешащих женских каблуков. Дверь кабинета, отведённого для педсовета, была распахнута. Внутри стоял лёгкий шум, усиливающийся по мере приближения. Павел Сергеевич пропустил коллегу вперёд. Анна Владимировна направилась к задним рядам, где стояли свободные три стула, без стола. Паша проследовал за ней, некоторые педагоги проводили его взглядом. Ему на радость в этом женском коллективе он оказался не одним мужчиной. Его немедля взял в оборот Матвей Григорьевич – учитель труда и ОБЖ.

– Садись рядом со мной, – предложил тот.

Матвей Григорьевич, любивший расположиться на галёрке, когда Павел сел рядом, шепнул:

– Ну хоть теперь я не один. Дворника не считаю. Давай, рассказывай, какими судьбами к нам? – Я Матвей. Можно без отчества. Провожу труд и ОБЖ.

– Павел!

Паша успел немного о себе рассказать, когда в кабинет вошла Юлия Викторовна. Тишина наступила не сразу. Она со всеми поздоровалась и объявила о начале собрания. В первую очередь директор представил новых сотрудников школы. Вместе с Павлом их было пятеро. И все, кроме него, педагоги младшей школы. Одно лицо оказалось ему знакомым. Ирина Васильевна пришла из школы, в которой Паша работал лет одиннадцать – тринадцать назад. Она, само собой, его узнала, потому что всё это время они не раз сталкивались на улице. Разговаривать сейчас им было не с руки, но поздороваться друг с другом они смогли. Когда его представляли коллективу, Паша обвёл всех взглядом, и обратил внимание на пару симпатичных девушек. Все новые учителя стояли в одну линию перед сидящими на своих местах коллегами по общему делу. Каждый из новичков при объявлении имени, отчества, фамилии, названия его предмета делал полшага вперёд, срывая аплодисменты. Следующими «звёздами» стали именинники, родившиеся летом, тут овации прекращались лишь, когда «новорождённый» вновь занимал место за школьным столом. Каждый из них уходил с подарком от профкома школы. Но на этом торжественная часть не закончилась. Оказалось, одна из двух девушек, понравившихся Павлу, в июле вышла замуж. Помимо подарка ей вручили букет цветов. Елене Андреевне хлопали все и долго, а потом её долго отвлекали вопросами, где прошла свадьба и куда ездили в свадебное путешествие.

– Ну, коллеги, хватит, давайте вы в другое время поговорите с Еленой Андреевной! Сейчас нам нужна тишина, чтобы подвести итоги прошлого года и пройти по запланированным задачам на нынешний учебный год, а также узнать, какие изменения по плану спущены Министерством образования, – не дала им разговориться Юлия Викторовна.

Она пригласила встать перед коллективом Ларису Сергеевну – своего заместителя по учебной работе. Многое, сказанное ею, Паша пропускал мимо ушей, так как его не касалось больше половины из того, что она доносила. Также у заместителя руководителя возникали целые дискуссии с рядом педагогов. Тогда Павел понял, что совещание затянется надолго. Своими опасениями он потихоньку поделился с товарищем. Матвей не просто подтвердил их, а ещё больше усугубил положение:

– И так у нас каждый понедельник. И не прийти нельзя. Обычно педсовет начинается в пятнадцать часов. Часа полтора сидим мучаемся. Ни в одной школе такого нет. Я в двадцать шестой работал, так больше одного раза в месяц не собирались. А тут директор любит демагогией позаниматься. Кажись, на нас смотрит, – Матвей Григорьевич стушевался и замолчал.

– «Во попал. Ничего, я по понедельникам для младших классов с трёх часов подвижные игры поставлю. Только меня здесь и видели», – подумал Павел.

По столам пустили два листа формата А-4. Каждый должен был расписаться напротив своей фамилии и передать следующему. Павла в этом списке не значилось, и он благополучно передал «эстафетную палочку».

Однако количество выступающих росло. Особенно активно к ним присоединялись учителя гуманитарных предметов, которые подготовились заранее. Прошёл час, и это был только разогрев аудитории. Павлу казалось, что он сейчас съедет со стула и «уплывёт» к выходу. В это время его будто услышали, потому что одни, справа от него, попросили, а сидящие слева открыли пару окон. В кабинет влетел тёплый ветерок, а появившийся в помещении кислород придал Паше сил. Он иногда наблюдал за Анной Владимировной. Многое из того, что говорилось, она записывала. Паша отметил, что коллега не позволяет себе расслабиться или отвлечься. Когда бы он ни посмотрел, спина у неё всегда была прямой, о разговорчиках с соседками не могло быть и речи. Видимо, она была из стойких «оловянных солдатиков». Анна Владимировна напомнила ему типичных школьных зубрилок.

Педсовет продлился два с лишним часа. Матвей Григорьевич сказал, что это рекорд. Ирина Васильевна, давняя знакомая Павла, негативно высказалась и о слишком строгом, по её мнению, директоре, и о затянувшемся педсовете. На какое-то время она пожалела о своём переходе в эту школу.

Юлия Викторовна отсутствовала, а Валентина Савельевна (секретарь и документовед одновременно) Павла Сергеевича ждала. Она серьёзна не по годам. Двадцативосьмилетней девушке следовало быть более улыбчивой. А после недолгого с ней общения Павел решил, что Валентина Савельевна вообще недобрая девушка. Он написал заявление для приёма на работу. Она сделала копии документов, трудовую и медицинскую книжки, справки об отсутствии судимости и о психическом освидетельствовании оставила у себя в оригиналах. Кое-где Павел поставил свою подпись. Валентина Савельевна ознакомила с внутренними документами школы, касающимися вновь прибывшего работника. Один информационный документ Паше не понравился, ему пришлось согласиться с ним вынужденно, тем более его официальный педстаж был небольшим. Ни в одной из школ с такого рода новшеством Паша не сталкивался. А дело вот в чём. На основании устава школы директор принял следующее решение: «Предыдущий стаж работы принимаемого на работу педагога вне стен этой школы для начисления денежной надбавки к заработной плате в расчёт не берётся». Насколько законно подобное решение, Валентина Савельевна ответить не смогла, но и не промолчала:

– Ну вот так у нас! Задайте вопрос директору. Я должна была просто известить вас.

Паша сразу отмёл вариант, предложенный секретарём. Он был доволен тем, что вовремя нашлось место работы. Они попрощались, правда, как заверила его Валентина Савельевна, ненадолго.

– Я вас ещё через недельку вызову расписаться в других документах, как всё подготовлю.

– Хорошо! До свидания.

Павел не захотел дожидаться директора. Сейчас у него не было к нему вопросов.

II

Настоящая работа для Павла Сергеевича началась второго сентября. Он поднялся в шесть утра, тихонько вышел из своей половины, чтобы не потревожить спящую маму, свет не включал. Для начала прошёл в кухню. Из настенного шкафа взял начатую бутылку нерафинированного оливкового масла экстра вёрджин, из холодильника достал половину лимона, из посуды ему понадобились блюдце, неглубокая тарелка, нож и столовая ложка. К этой ежедневной процедуре Павел подходил ответственно. Он отре́зал дольку лимона, в левую руку взял ложку, налил в неё почти под самые края оливкового масла, пальцами правой руки из отрезанного кусочка лимона выжал в ложку лимонный сок. Следующий трюк был самым сложным. Острием ножа аккуратно перемешал масло с лимонным соком. Вся операция проходила над тарелкой. Он очень огорчался, если на неё падала хоть малюсенькая капелька. Редко, но такое случалось. В подобные случаи Паша, запрокинув ложку чудесного «лекарства» в рот, слизывал языком с тарелки то, что на неё по небрежности капнуло. В этот раз операция прошла успешно. Паша верил в оздоровительный эффект такой жидкой смеси. А ещё больше доверял чайной ложке мёда, разбавленной в двухстах пятидесяти миллилитрах воды с лимонным соком. Он обычно наливал воду в кружку на глаз. Сейчас Паша пропивал месячный курс первого целебного средства. Что то, что другое выпивать нужно было с утра натощак, а первую пищу принимать не раньше, чем через полчаса. Поэтому Павел приступил к утренней гигиене. Он вернул всё то, что доставал обратно на свои места. Неиспользованную часть лимона оставил на блюдце. Когда Паша умылся, почистил зубы, бритвенный станок сегодня не потребовался, он брился через день, зашёл в комнату, тогда мать уже не спала, а вовсю орудовала на кухне. Надежда Николаевна разбила в суповую тарелку два яйца, взбила их венчиком, нарезала батон, у неё получилось шесть тонких кусков, лежащих на деревянной доске для резки хлеба. А Павел заглянул под крышку заварочного чайника. Он не выливал из него оставшуюся заварку с вечера, а продолжал использовать её до полного истощения чайника. Паша убедился, что старой заварки хватит ещё не на одну кружку. Ему оставалось наполнить водой электрочайник. Он прошёл в кухню. В сковороде потрескивало и урчало подсолнечное масло.

– Батон в яйце жаришь? – Паша подошёл к раковине.

– Да. Ты что, не будешь? – Мать уложила в сковороду следующие три куска батона.

– Буду, как не буду! Чай заваривать не надо. Там ещё на пару больших кружек хватит.

Паша вышел с полным электрочайником, а мама уже перевернула последнюю аппетитную тройку. Позавтракать Павел мог по-разному: выпить кружку чая, съесть пару ломтиков батона со сливочным маслом и сыром; выпить ту же кружку чая, но сыр в утренний рацион не войдёт из-за отсутствия такового; не часто бутерброды включали в себя колбасу, её качеству Павел не доверял; в конце концов ломтики батона могли быть пожарены в яйце, как в это утро; в редчайших случаях Паша вместо чая пил кофе.

Мать занесла наполненную тарелку. Сын сидел за столом наготове.

– Мне трёх хватит. И три тебе, – сказал он.

– Ешь давай! Я себе ещё нажарю. – Этим утром внутренние бесы матери спали.

Так было не всегда, а много лет назад в один из вечеров Павлу даже стало страшно.

…Осень лила по стёклам окон свои «слёзы». А окна сквозь тюли и шторы, проникали своим домашним светом в тёмный прохладный вечер. Не все окна светились, помогая задержавшимся людям в непогоду со спокойным сердцем дойти до дома. Окна Павла и его матери который месяц были темны. Электричество отключили за неуплату, еда за день ограничилась банкой консервированной холодной гречневой каши с мясом. Около двух месяцев назад мать по ошибке открыла дверь, и газовую трубу им тоже «законопатили». Но и при доступности голубого топлива больше, чем банку каши с этикеткой «Каша гречневая с говядиной», им было не купить. К концу дня Павел добыл мелочь, на которую приобрёл половину батона. Мать наполнила сохранившийся советский термос кипятком в кафетерии при продовольственном магазине. Это был последний вечер, когда его работники оказали ей данную услугу и заранее предупредили об этом. Выйдя из магазина, Надежда Николаевна пальцем расписала их стену словами и знаками, невидимыми никому, кроме неё.

– Ну что, принесла? – Глаза Павла за несколько месяцев осоловели. Он мог быть принят за такого же сумасшедшего, как и его мать.

Но Надежда Николаевна была далеко не сумасшедшая. Доказательства тому периодически себя проявляли, но не так ясно, как хотелось бы Павлу.

– Принесла. Сказали, больше не дадут. Сволочи! Я их всех посажу!

Мать в первую очередь прошла в комнату раскрыла, до сих пор функционирующий зонт начала девяностых годов и поставила его в таком виде на пол.

– Ты его не трогай. Понятно? Я сама сложу, когда высохнет. – В каждом её слове слышалась злоба.

– Нужен он мне. Не трону. – Павел понёс пакет с термосом на кухонный стол.

– Что-то ты долго ходила? Целый час. Тут дойти десять минут! – крикнул из кухни сын.

Ответа не последовало. Надежда Николаевна розовым мелом расписывала зеркало в прихожей.

Чая в доме не было. Паша нарезал батон, в кружки налил себе и маме кипяток. На столе горела хозяйственная свеча. Глаза матери нездорово блестели. Она говорила и говорила, без конца и с ненавистью. Кого мать ненавидела, Паша понять не мог. Он съел два куска, запив их кипятком. Нашёл момент и сказал:

– Мам, тебе надо с богом быть! Тогда тебя оставят в покое тёмные силы, овладевшие твоей душой.

– Да иди ты! – рявкнула она.

Паша понял, что кого-то задел. Он захотел изгнать его из неё. Встал из-за стола, взял свечу с намерением довести своё дело до конца.

– Я тебя освящу!

Павел начал водить перед матерью свечой и накладывать на неё крестное знамение.

– Тебе, мама, надо с богом быть! С богом! – повторял он.

Лицо матери приобретало вид страшной маски, а глаза превращались в нечеловеческие. Но Паша не останавливался.

– Сходи в церковь! Помолись богу! Попроси помощи! – не умолкал сын.

Надежда Николаевна теряла над собой контроль, её рука придвинулась к лежащему на столе ножу.

– Да пошёл ты со своим богом! – вырвалось у неё изнутри.

Голос был глубоким, сильным, устрашающим не похожим на голос матери. Павла охватила лёгкая дрожь. Он запаниковал. Огонь свечи затрещал. Мать практически взялась за рукоятку ножа. Паше стало ясно: дело тут нечисто. Он, не доводя эксперимент до крайности, покинул кухню, оставив мать сидеть одну в темноте.

Наутро Надежда Николаевна помнила, как принесла кипяток, помнила и нарезанные полбатона. Остальное было стёрто из её памяти навсегда…

Павел зашёл в автобус. Всю дорогу ему пришлось стоять. Именно в это время для большинства людей начинался рабочий день. Пройдя двадцать метров от остановки в сторону школы, из-за жилых пятиэтажных домов можно было не видеть её здание, при этом не бояться свернуть не туда, потому что со всех сторон шли дети разных возрастов в одном и том же направлении. Первоклассники отличались от других детей младшего школьного возраста, их сопровождали родители либо бабушки, либо дедушки. На входе в школу всех приветливо встречал дежурный учитель. В раздевалках школьники снимали верхнюю одежду и надевали сменную обувь. Павел поздоровался с Лидией Семёновной (сегодня она встречала детей) и прошёл до вахты на которой его не признали. На смену заступил незнакомый ему вахтёр. Во время объяснения Павла появился дворник и добавил своих аргументов:

– Это наш, наш, новый физрук!

– Здравствуйте! – Павел протянул ему руку.

– Доброе утро! – Иван Иванович подал руку в ответ. Он приветствовал Павла бодро, потому что уже успел поработать метлой во дворе школы.

– Это наш второй вахтёр – Нина Ильинична! – представил дворник. А затем перевёл взгляд на Павла. – А это Павел… – Иван Иванович замялся, так как забыл его отчество.

– Павел Сергеевич! – напомнил Павел.

– Да, Павел Сергеевич! – твёрдо, для запоминания произнёс Иван Иванович.

– Ну что ж, очень рада познакомиться! Пусть мужчина погоняет наших ребят. – Нина Ильинична улыбнулась, подавая Павлу Сергеевичу ключи.

Скоро Паша понял, что Анна Владимировна живёт неподалёку от школы. Она пришла за десять минут до начала урока. К этому времени Павел успел подготовиться к физкультуре на улице. Слева от входа в спортивный блок на скамейках его ожидали ученики седьмого класса. Девочки и парни до прихода Анны Владимировны заглянули к Павлу Сергеевичу для уточнения места проведения урока физкультуры.

– Там вас уже 7 «А» дожидается! – сообщила Анна Владимировна.

– Я знаю. Они заходили. А вами классный руководитель первоклашек интересовался. Хотела узнать на улице будете проводить урок или в зале.

– Я в зале у них проведу. Сейчас к ним схожу. – Анна Владимировна заторопилась на выход.

Павел посмотрел на часы – до звонка оставалось семь минут. В большом пакете типа «маечка», стоящем на полу рядом со стулом, на котором он сидел лежали футбольный и волейбольный мячи, конусы, вставленные один в один в помощь для проведения занятий по лёгкой атлетике. Павлу не сиделось на месте. Он покинул кабинет для проверки раздевалок. Кроме одежды на крючках, пакетов с вещами и школьных рюкзаков, лежащих на полу и скамейках, там никого не было. Тогда он вышел из спортивного блока.

– У вас все переоделись? Раздевалки можно закрывать? – спросил Павел Сергеевич учеников.

– Все! Закрывайте! – дружно крикнули парни.

Павел Сергеевич собрался было уходить.

– Нет-нет-нет, подождите! Как вас там… – спохватилась весёлая симпатичная девчонка с чёрными пышными волнистыми волосами, вскакивая со скамейки.

– Павел Сергеевич. Меня зовут!

– Вот. Павел Сергеевич! – Она уже стояла рядом с ним.

За ней увязалась подружка, которая вцепилась в её правую руку. Им было весело. Павел Сергеевич смотрел на них без улыбки.

– Я куртку забыла снять.

Учитель осмотрел ученицу.

– А тебе и не надо ничего снимать. Твоя ветровка как раз подходит для занятий на улице. – Потом окинул взглядом вторую и удивился. – Так! А ты почему не переодета?

– А она освобождена! – вступилась за неё черноволосая девочка.

– Да! Я ещё неделю освобождена. – Подружка подняла вверх указательный палец.

– Так, никакую ветровку снимать не надо. Я вообще сейчас всех проверю.

Павел Сергеевич отошёл от них к остальной части класса. Черноволосая красавица надула губки и смирилась со своей участью. Он не пожалел о том, что раньше звонка вышел из своего кабинета. Несколько парней Павел отправил надеть ветровки или лёгкие куртки. Многие противились, ссылаясь на тёплую погоду, но переубедить учителя не смогли. Раздался первый звонок, через какое-то время второй, и Павел Сергеевич повёл шумный, безобидный 7 «А» на выход. Во всей этой суете заметил промелькнувшую Анну Владимировну. Поэтому закрывать дверь в спортивный блок ему не пришлось. Выйдя на школьный двор, кто-то из учеников побежал вперёд учителя за школу, туда, где находится стадион, а кто-то спокойно продолжал идти позади Павла Сергеевича, болтая с товарищами. Из девчонок к спортивному городку никто не спешил. Они все шли рядом либо вслед за ним. Самые болтливые «вертихвостки» отвлекали Павла Сергеевича от его мыслей.

– А что мы сегодня будем делать на уроке?

– По программе у нас лёгкая атлетика. О, совсем забыл. Я же вам технику безопасности не зачитал.

– Ой, да мы её наизусть знаем! Каждый год рассказывают.

– Ясно, что каждый год. Вот я и должен вам её напомнить. А потом ещё распишетесь, что прослушали.

– Так что сегодня будем делать? – переспросила уже другая школьница.

– Лёгкоатлетические упражнения, побегаете короткие дистанции. Вам потом их нужно сдавать: тридцать, шестьдесят и сто метров.

– Ну-у! Скучно же, – в один голос простонали три одноклассницы.

– А что делать? Потом в кругу в волейбол поиграете, а парни в футбол на поле. – Поле-то у вас там есть? А то я забегался и не проверил. – Павел Сергеевич посмотрел на них по-отечески.

– Есть поле, только оно немного заросшее по краям.

– Ничего, посмотрим.

Они пришли на площадку, где Павел задумал провести разминку. Пакет со спортивным инвентарём положил за её край в паре метров от места, где он стоял. Павел Сергеевич дал команду построиться в одну шеренгу. Класс организовался по первой его команде. Он проверил их по списку, отметил отсутствующих, нашлось и трое временно освобождённых от занятий физкультурой. Одной учащейся врач запретил заниматься весь учебный год, и эта худенькая, бледная лицом девочка сразу запросила от учителя темы для рефератов. Павел Сергеевич перенёс определение тем на конец урока. Она послушно села на скамейку вне площадки, а он разобрался с двумя другими семиклассниками. Узнав, что Максим Сорокин отдыхает от физических нагрузок после болезни неделю, а Алла Дуркина – две, он их немедля отослал на уже известную ему скамейку. Отвлёкшись на троих, Павел Сергеевич потерял контроль над остальными двадцатью пятью учениками. Они стояли по принципу шалтай-болтай. Павел Сергеевич свистнул в «волшебный» свисток – и все тут же выровнялись.

– Напра-а-аво! – скомандовал он. – Налево в обход… Шагом, марш! – И, не дав им опомниться, коротко добавил: Бегом!

7 «А» бежал идеально – в одном темпе, друг за другом, соблюдая между собой безопасное расстояние. Только обогнув площадку три раза, стройность их колонны нарушилась. Оно и понятно у всех детей разная физическая подготовленность. Павел Сергеевич дал команду девочкам перейти на шаг, а парней нацелил на дополнительный круг. Тут уж кто хотел, тот показал себя с наилучшей стороны. Затем учитель отвёл им время на восстановление дыхания, дальше класс построился в несколько колонн. Разминка на месте прошла замечательно. Павел Сергеевич всё больше верил в успешное взаимодействие с учениками этого класса. Они с удовольствием проделали специальные беговые упражнения по диагонали. Паша так увлёкся процессом, что позабыл про конусы. Слева от футбольного поля мальчишки и девчонки по два раза пробежали короткие дистанции. И наконец первые дождались игры в футбол. А вторые не так активно, но всё же вкусили азарт от волейбольных передач в кругу.

– Ну, я скажу, 7 «А» очень хороший класс! Если все такие, то это просто здорово, – Павел Сергеевич делился впечатлениями с Анной Владимировной.

– Да, этот класс спортивно подготовленный. Но в этой школе всего три таких. И по отдельности есть личности в каждом классе, а в основном учатся у нас «ботаники». – Она снисходительно улыбнулась. – Школа наша такая, с соответствующим уклоном.

За неспешной беседой время летело незаметно. Вдобавок они кратко прошлись по документации. Анна Владимировна заверила, что в конце рабочего дня скинет на предоставленную Павлом флешку программы с тематическими планированиями. Ему показалось, что, как коллеги они сблизились. Он машинально перешёл на «ты», но Анна Владимировна не отступала от формы «вы». Павел пару раз шутил, и положительной от неё реакции также не получил. Анна Владимировна напоминала холодную стену, только с изображённым на ней человеком. Внутри Павла пошло напряжение его спасло последнее китайское предупреждение стрелок наручных часов. До звонка оставалось шесть минут, а ему нужно было идти за 4 «В». Он сорвался с места, прихватив с собой всё тот же рабочий пакет.

– Можете закрывать! Я за четвёртым, а потом сразу на выход, – сказал он, уже открывая дверь. Павел Сергеевич нарочно ввернул своё «вы», чтобы придать себе достоинства.

– А вы добрый?

– Добрый, добрый! – светился Павел Сергеевич.

Толпа радостных девчонок и мальчишек шла за ним по пятам. Физкультура на улице для них праздник.

– Вы вместо Ольги Михайловны?

– Да.

– Теперь вы всё время будете у нас проводить физкультуру? – Девочки шли вплотную с Павлом Сергеевичем и наперебой задавали вопросы.

– Надеюсь, что да!

Павел старался контролировать ситуацию. Но четверо ребят просочились вперёд него. Они оглядывались на отстающих и улыбались. Учитель своевременно напомнил:

– Только не бегите и уж тем более не выбегайте одни из школы.

Когда лидеры класса оказались возле раздевалок, Павел Сергеевич громко объявил всем объявил, что необходимо взять свои ветровки. Многие капризно промычали, но ослушаться нового учителя не посмели. Пару человек поставили его в известность, что пришли без верхней одежды. И на сегодня Павлу Сергеевичу пришлось смириться с этим.

– На следующий урок должны быть в ветровках!

– Так ведь тепло же! – завопил весь класс хором.

– Не так уж и тепло, когда ветер дует. Тем более погода у нас переменчива.

По пути к площадке от них последовали те же вопросы, что и от 7 «А». Реакция на ответы учителя отличалась ненамного. Павел снова забыл про инструктаж по технике безопасности и также перенёс его на следующий урок. Им не пришлось делить площадку с классом Анны Владимировны. Она со своим 5 «Б» разместилась на футбольном поле. Прекрасное отношение к физкультуре чувствовалось и в 4 «В». В конце занятия ребята с удовольствием поиграли в игру «Снайпер». Многие рвались сдать на оценку бег на дистанции тридцать метров. Павел Сергеевич посоветовал не спешить, а получше подготовиться. За день он провёл шесть уроков, на «закуску» остались – подвижные игры внеурочное секционное занятие для младших классов. У него был час свободного времени, который он посвятил позднему обеду и хвалебным речам в пользу всех сегодняшних классов. От них выражение лица Анны Владимировны иногда смягчалось. Она, как и обещала, передала коллеге все нужные программы с тематическими планами. Вот только в свой электронный дневник учителя Павел Сергеевич попасть не смог. За целый суматошный день он не успел получить у ответственного лица пароль для входа. И решил заняться этим на следующий день.