Пособие по выживанию для оборотней

Глава 1. Встреча в парке

ВНИМАНИЕ! ПРОЧТИТЕ ЭТО!

Оборотни существуют.

«Пособие по выживанию для оборотней», с. 1

Аika aikaansa kutakin…[1]

Разбухшая барная дверь уступила не сразу, но под тяжестью нетрезвого тела все же приоткрылась, выпуская Туомаса из пропитанной роком и потом подвальной утробы обратно в мир.

На первой же ступени он запнулся, затылок потянуло назад; ладонь скользнула по мокрым перилам, и перед глазами ненадолго мелькнул кусок беззвездного неба. Кое-как устояв, Туомас выбрался в объятия июньского Турку, смакуя горечь последнего глотка и жалея, что завтрашний день почти наступил. Вдалеке кричала кукушка, приближая рассвет и привычную головную боль.

Он полез в карман куртки за новенькой «Нокиа 900», чтобы вызвать такси. Невелика задача, всего-то и нужно, что нажать кнопку звонка, затем цифру… Отчаянно завибрировав, телефон вырвался из непослушных пальцев и хлопнулся об асфальт. Туомас выругался, а кусок пластика будто в насмешку мигнул экраном и погас, продолжая истерично звонить.

– Skeida![2]

Туомас наклонился, но не удержал равновесия и рухнул на колени. Из лужи на него таращился идеально нарисованный лунный блин, телефон вибрировал, а ремень джинсов безжалостно сдавил переполненный мочевой пузырь. Туомас кое-как встал, не отрывая взгляда от ветвистой трещины поперек экрана, и ткнул пальцем в кнопку, чтобы ответить:

– Halo-o…

– Муру? Муру?! Ты слышишь меня? – голос Ханны раскатистым крещендо прорвался сквозь шум в голове.

Ладони саднило. Больше не доверяя рукам, Туомас прижал телефон плечом к уху и двинулся в сторону проезжей части. К горлу поднимался комок тошноты, приятное послевкусие «Гиннесса» сменилось желчью. Он в несколько нетвердых шагов перебежал дорогу к набережной Ауры и навалился на ограждение. К лету Аура заметно обмелела, и над кромкой воды отчетливо темнела полоса засохшего ила. По шершавому зеркалу реки неровной масляной каплей растекалась луна.

– Муру? Ты слушаешь?

Язык не ворочался; Туомас хотел было сбросить вызов, но сдержался. Сестра ждала ответа, но он ведь может перезвонить завтра… или уже сегодня? Позже. Просто не сейчас.

Он с трудом разлепил пересохшие губы:

– Все путем, Ханни. Лучше всех. Давай…

– Снова напился? Мы ведь договорились! Ты обещал не сидеть в этой вонючей дыре, когда Кирси в отъезде!

– «Тоби» – лучший ирландский паб в городе. Не суди, да не судима…

Остаток цитаты потонул в спазмах. Его все же вырвало. Туомас держал телефон на вытянутой руке, пока сплевывал остатки слюны, но вряд ли едва слышимый плеск воды смог отвлечь Ханну.

– Не обязательно так напиваться, чтобы… – сестра запнулась.

– Чтобы что?! – огрызнулся Туомас, жалея, что снова поднес телефон к уху. – Давай, договаривай!

В динамике раздался вздох.

– Я не пытаюсь указывать, как тебе жить, Том.

– Именно это ты и делаешь! Вечно контролируешь! Я уже большой мальчик, Ханни, мне двадцать восемь!

Едва не швырнув мобильный прямо в реку, Туомас двинулся к ближайшему мосту. Кукушка кричала все ближе, неумолимо отмеряя оставшееся время его жизни. Через пару минут, уже на другом берегу, он увидел, что сестра до сих пор не нажала отбой, и сделал еще одну попытку отделаться от нотаций. Скорей бы родился их с Уве первенец, будет с кем понянчиться!

– Муру? Ты еще здесь? Ответь мне, пожалуйста.

– Я сам разберусь, Ханни. Что делать и с кем пить. На этом и закончим, хорошо? – он тщательно выговаривал каждое слово.

– Хорошо, Муру, – после короткой паузы она смирилась. – Ты вызвал такси? Может быть, за тобой приехать?

Щеки обожгло стыдом: с тринадцати лет Ханна была его единственной родней, самым близким человеком. Все, чего он добился, вся его взрослая жизнь была в равной мере и ее заслугой.

Чертов алкоголь!

– Прости, Ханни, я… Нет, ничего не нужно. Завтра созвонимся. Мне пора. – Туомас торопливо нажал отбой, сунул телефон в карман и побрел дальше.

С каждым шагом чувство вины – или подступавшее похмелье? – все сильнее давило на затылок. Туомас шел, опустив голову и прикрыв глаза, следя лишь за тем, чтобы двигаться по прямой, а когда наконец огляделся, то не слишком обрадовался. За разговором он не заметил, что свернул от реки в сторону Купиттаа. Далеко за спиной дремал в рассеянном мареве уличных огней центр города. По правую руку меж деревьев тут и там зияли проплешины: в сердце лесопарка притаилось давно не действующее кладбище. Река, словно верный товарищ, обнимала хвойный массив с запада, чтобы тут же исчезнуть за резким изгибом береговой линии. Кукушка прокричала последний раз и умолкла.

Туомас прикинул: возвращаться к набережной, скрытой за неровными рядами сосен, и оттуда вызывать такси или битый час тащиться по парковым тропам? Такси или пешком? Мир не знал более тривиального и рокового выбора: он застегнул плотнее куртку и двинулся прямиком к невысокой кладбищенской ограде.

Сколько хватало зрения, тлевшие на могилах лампады сливались в неровную нить Ариадны; над клочками свежей травы стелились клубы тумана. Неужели Ханна считает его идиотом, который ищет в бутылке решение всех проблем? Она хорошо знает младшего брата. Спасения не существует. Бутылка, одна, вторая, третья, – это лишь способ отвлечься. Как и работа, как и ночные прогулки в одиночестве. Все дороги ведут к одной цели – увы, недостижимой.

Деревья расступились, и кладбищенская тропа привела его на небольшую площадь перед новомодной одноэтажной церквой. Светлое треугольное здание с мерцающим золотом крестом нависало на фоне неба и не сулило ничего хорошего. Туомас опустил глаза: у самой земли темнел почерневший от копоти фундамент сгоревшей предшественницы. Поджигателя, помнится, признали сумасшедшим и отправили на лечение, оставив безнаказанным. Церковь отстроили заново и освятили в год их с Ханной переезда в Турку – именно здесь сестра решила устроить его конфирмацию.

Новая жизнь в новом городе. Новое начало в новой церкви. Новый путь… в никуда.

Он вспомнил, как бежал по проходу, путаясь в белой хламиде и закрывая уши руками, но все равно его крик, отражаясь от новых и чистых стен, словно бил в лицо и спину беспощадным огнем.

Больше никаких богов и никаких надежд. Отвернувшись от церкви, Туомас торопливо свернул вглубь кладбища.

Ветер стих. От быстрой ходьбы на лбу выступила испарина. Его попеременно мучили стыд и жажда, а про желание облегчиться Туомас изо всех сил старался не думать. Когда вдали показался выход, он счел себя достаточно протрезвевшим, чтобы осознать вину и найти решение – завтра же извиниться перед Ханной и, как только машина вернется из сервиса, заехать лично. Однажды он найдет правильные слова, и тогда она все поймет.

Вместе с кладбищем закончились и ряды вековых сосен. Редкие облака сбились в кучу у линии горизонта, так что аллею заливал безмятежный свет полной луны. Ночной лесопарк провожал его мерцанием тусклых фонарей и шелестом листвы в кронах. Впереди начинался почти настоящий лес: запах свежей хвои щекотал ноздри, деревья плотнее сомкнули ряды, и лунный свет тут же рассеялся среди макушек разлапистых елей. Боль в затылке немного отступила, и Туомас нырнул в полумрак.

До дома оставалось от силы полчаса, а там – уборная и кровать. Лишь бы не перепутать очередность. Под ногами шуршал гравий, еще влажный после дождя. Старые кроссовки приятно пружинили, не давая сбиться с выбранного темпа.

Он миновал первую из трех основных развилок, и тут же за спиной затрещали ветви – словно кто-то отошел по нужде и теперь пробирался обратно. Туомас не стал оглядываться: он и сам подумывал поступить так же. Однако шум приближался; теперь ветки трещали с такой силой, словно через заросли ломилась целая толпа или крупный медведь. Туомас невольно замедлил шаг и обернулся; остатки «Гиннесса» тормозили мысли.

– Эй, кто там? – вырвалось у него. – Вам нужна помощь?

Слова разнеслись по парку и потонули среди деревьев. Хруст лишь усилился, и пальцы Туомаса невольно скользнули в карман джинсов за складным «Гербером» – честно выигранным в карты армейским талисманом.

Вместо страха его охватила апатия. Он оставался на месте, вглядываясь в черноту меж деревьев. Там двигалось нечто огромное, сминая все на своем пути, – ветки разлетались в стороны; и, наконец, в неясном свете фонарей Туомас разглядел фигуру, слабо напоминавшую человеческую. Зверь стремительно приближался, а вместе с ним нарастал и страх.

Медведь? Дикий медведь? В городском лесопарке?

Мозг не соображал, зато среагировало тело. Развернувшись, Туомас бросился бежать. Хищник, без труда перемахнув через ближайшую скамейку, помчался в его сторону. Туомас обернулся – вытянутую морду покрывала короткая бурая шерсть, узкие глаза горели желтым огнем. С триумфальным рыком огромная туша бросилась прямо на него, скаля клыки.

– На помощь!

Он метнулся в сторону, уходя от лобового столкновения, но слишком поздно. Земля внезапно ушла из-под ног, а секунду спустя Туомас уже оказался на спине, придавленный зверем весом с добрый центнер. Позвоночник пронзила острая боль, в затылок впились осколки гравия. Не переставая кричать, он пытался отползти, но хищник уперся передней лапой ему в живот. Тошнота подступила к самому горлу, затрещала рубашка. Туомасу прямо на лоб стекала из раскрытой пасти горячая слюна.

Он кое-как вывернул руку с зажатым ножом; онемевшие пальцы с трудом удерживали рукоятку. Зверь отчего-то не нападал. Изловчившись, Туомас что было сил всадил лезвие куда смог. Сталь вошла в шкуру не без сопротивления. Выдернув нож, он ударил снова, и тут же плечо пронзила слепящая, невыносимая боль.

Тварь взвыла, разжала клыки и резко отпрыгнула в сторону, брызжа кровавой слюной; нож вырвался у Туомаса из пальцев и остался торчать в зверином боку.

– Нет, пожалуйста…

Он стал отползать, чувствуя, как кровь постепенно заливает рукав.

Зверь приготовился к новой атаке. Прихрамывая, он сделал пару шагов и замер, глядя прямо на Туомаса, пока под брюхом животного медленно собиралась блестящая лужица крови. Из-за макушек деревьев таращилась болезненно-желтушная луна.

Туомас понял, что ему крышка. Сквозь приливы боли прорвалась единственная мысль: какой глупый конец, вполне достойный человека, который за пятнадцать лет так и не смог одолеть своих демонов. Или хотя бы простить.

Нахамить сестре – вот последнее его…

Вынырнув из забытья, Туомас понял, что потерял зверя из виду. Тварь наверняка притаилась поблизости, ожидая, когда законная добыча наконец сдохнет. Луна тем временем трусливо скрылась за редкими облаками, и лишь тусклый свет фонарей очерчивал темные ветви деревьев прямо над головой.

С трудом поднявшись, Туомас кое-как заковылял по дорожке. Он постоянно спотыкался, волны боли превратились в бесконечную пытку, каждый шаг давался все тяжелее. Онемевшую руку заливала кровь, он едва чувствовал слипшиеся пальцы. Поясницу то и дело сводила судорога.

Но Туомас упрямо брел, оглядываясь и задерживая дыхание. Пелена перед глазами сгустилась, словно кто-то приглушил и без того неяркие фонари. Казалось, выход где-то рядом, но деревья лишь смыкались плотнее, свивая ветви в непроглядный полог. Туомас все чаще падал и все с большим усилием поднимался. Кровь продолжала течь; густая и горячая, она капала с пальцев, отмечая его путь подобно хлебным крошкам. Он вспомнил, что забыл наложить жгут, и кулем рухнул на землю, не удержав равновесия. Глаза слипались, в висках стучал слабеющий пульс.

Туомас кое-как стащил куртку и начал расстегивать рубашку, когда сознание оставило его окончательно.

Латексные пальцы бесцеремонно перевернули его на бок. Локоть рефлекторно дернулся в сторону обидчика, но удар не достиг цели. Холодный воздух неприятно щипал оголенную кожу плеча. Туомас приоткрыл глаза и сразу зажмурился: от яркого света ламп прямо над головой выступили слезы.

Сквозь опущенные ресницы он едва различал движения силуэтов вокруг. Кто-то заботливо поправил сползшее одеяло, не потрудившись перевернуть Туомаса обратно на спину, и теперь затекшую правую руку пронзила острая боль. Желудок свело от голода.

Воспоминания возвращались клочьями: кладбище, ссора с сестрой, тошнота, покрытая шерстью огромная тварь, продиравшаяся через кусты. Мысли путались, в носу щекотало от запаха дезинфицирующего средства.

Приглушенные голоса за спиной продолжали начатый до его пробуждения разговор:

– …клянусь вам, доктор! Вот такой разрыв поперек плеча!

– Что ж, вы отлично его зашили, сестра, – самодовольный бас перебил женщину. – Только шрам останется, а так прекрасная работа. Рентген делали?

– Делали, как же. Вон снимки – перелома нет, сухожилия почти не задеты. А уж в каком виде его доставили! Весь в крови, без сознания… И пьяный к тому же.

– Ну, это многое объясняет, – бас добродушно усмехнулся. – Готов спорить, он и боли-то не почувствовал. А сейчас, поди, не вспомнит, где распорол плечо.

– Не где, а кто распорол ему плечо, – прозвучал третий голос, женский.

Туомас громко чихнул и открыл глаза. Его кровать стояла у широкого окна, в котором виднелся кусок летнего неба. На стекле в лучах солнца поблескивали еще не высохшие капли дождя. Белесые стены и пластиковые перила у кровати подтверждали догадку – он в больнице. Прямо у его лица крепился пульт управления; свободной рукой Туомас нажал на желтую кнопку с лампочкой, и яркий свет над головой исчез.

Он перевернулся на спину и нашел взглядом говоривших.

Рядом с тележкой, нагруженной больничными картами, стояла жутко худая медсестра лет сорока в зеленой униформе, недовольно глядя снизу вверх на врача – полного энергичного мужчину, который по виду годился ей в сыновья. Из трех карманов его белоснежного халата торчала целая армия канцелярских принадлежностей: ручки, карандаши, косо прикрепленный бейдж и корешок потрепанного блокнота.

Пробуждение Туомаса застало его врасплох, и теперь огромное тело словно не знало, куда повернуться: к пациенту или к молодой женщине в дверях палаты, с холодными серыми глазами и косой, уложенной венцом. Она держала в руках телефон с явным намерением продемонстрировать снимок. Заметив, что Туомас смотрит на нее в упор, доктор сощурила глаза, но тут же вернулась к разговору.

– Его укусили, Маркус, – сероглазая сунула коллеге под нос экран. – Я сделала снимок сразу, как только ввела прививку от бешенства. Видит бог, я не знаю, что это был за зверь и как подобная рана могла затянуться за несколько часов. Ничуть не сомневаюсь, что Аннита заштопала его как следует, но чтобы еле заметный рубец вместо разрыва на полруки?

Басовитый доктор осекся и вгляделся в фотографию.

– Это невозможно, – спустя минуту объявил он.

Все трое, как по команде, уставились на Туомаса.

– Вижу, вы очнулись. Как себя чувствуете? – Сероглазая доктор подошла ближе.

Туомас приподнялся на подушке, изо всех сил стараясь игнорировать как невозможно сладкий аромат ее туалетной воды, так и сильнейшие позывы к мочеиспусканию.

– Голоден, – выдавил он наконец. – Затылок трещит. Рука… ноет.

Последнее Туомас добавил, чтобы отстали, – никакой боли в плече он не испытывал, да и в целом чувствовал себя намного лучше. Плюс никаких следов похмелья, словно ему кроме рентгена еще и промывание желудка успели сделать. На всякий случай он решил не уточнять деталей.

– Меня зовут Каролина Ярвенпаа. Вас привезли на скорой в мое дежурство. Насчет еды мы что-нибудь придумаем, обед еще не скоро. С вами точно все в порядке? Может быть, кружится голова? Тошнота, судороги? Помните, что с вами произошло?

– Д-да…

Туомас быстро разобрался в правилах игры: отвечаешь на вопросы – получаешь еду.

– Большая тварь, с медведя… Морда как у волка. Прыгнул на меня из кустов, подлюка. – Туомас хотел добавить слова покрепче, но передумал. – Унес мой нож к тому же.

– «Унес… нож»?

– Складной. Я пытался отбиться, воткнул… ему в брюхо… Там он и остался. По такому следу его… – Он осекся и отвернулся к окну. Доктор Ярвенпаа терпеливо ждала окончания фразы.

– Дождь смыл все следы, так что забудьте. – Он закашлялся, пересохшее горло нещадно саднило. – А кто меня нашел?

Врачи переглянулись. Туомас закашлялся снова, и медсестра по сигналу доктора Ярвенпаа налила ему стакан воды из-под крана.

– Держите, – доктор Ярвенпаа проигнорировала вопрос. – Значит, прививка от бешенства была к месту. Если заметите покраснение на правом бедре – это нормально. Где, вы говорите, он появился?..

Туомас опустошил стакан одним глотком.

– Я шел в сторону Купиттаа, по центральной тропе сразу за кладбищем, – пояснил он. – А этот рванул наперерез из-за деревьев. Не знаю, откуда он там сбежал. Его давно должны были поймать, это же центр города, считай! Такую тушу нельзя не заметить. И можно мне все же что-нибудь поесть?

Доктор с явной неохотой кивнула и поманила басовитого Маркуса к выходу. Ловко вытащив из тележки нужную папку, к ним присоединилась хмурая медсестра.

Туомас весь обратился в слух.

– Необычайно быстрый метаболизм, редчайший случай. Собрать анализы и под наблюдение…

Доктор яростно строчила в карте, не поднимая глаз.

– Придется подписать информированное согласие, – мужчина покосился на Туомаса. – У меня на этаже как раз освободилась одиночная палата: кабельное, вайфай, полный покой. Если постараться, то к сентябрю на конференции…

Доктор Ярвенпаа гулко захлопнула папку и не глядя протянула медсестре.

– Бумаги будут в полном порядке, Маркус. Не стоит беспокойства, – отрезала она. – Уверена, у вас и без моих пациентов найдется, кого осчастливить ВИП-палатой.

Туомас решил, что услышал достаточно, и резко сел на кровати.

– Очень благодарен за помощь, я бы хотел выписаться как можно скорее. – Пол неприятно холодил ступни. – Я прекрасно себя чувствую. Если нужно подписать какие-то бумаги – готов хоть сейчас.

Он прошлепал босиком в уборную мимо остолбеневшего медперсонала. Мочевой пузырь стянуло болью, когда Туомас наконец опорожнил его, – и сразу наступило невероятное облегчение. Но даже ВИП-палата не стоит того, чтобы превращаться в подопытную крысу, – видит небо, в его жизни хватило походов по врачам и бессмысленных тестов.

Он ополоснул лицо и уставился в небольшое зеркало над раковиной. Щетина на щеках противно топорщилась, хотя Туомас помнил, что брился не далее, как позавчера. Впрочем, воспоминание было нечетким, так что он, скорее всего, просто перепутал, что и неудивительно – фриланс начисто размывал границы между буднями и выходными. Он и дни недели помнил только благодаря ежедневнику.

Туомас привычным движением откинул всклокоченные рыжие вихры и обомлел: первые признаки залысин, унаследованных от отца, исчезли; линия роста волос снова стала идеально ровной, как в детстве. Он вгляделся и различил едва заметный пушок новой поросли. Неужто природа решила смилостивиться? Туомас едва не присвистнул от радости, но вместо этого выключил воду и прислушался: разговор между врачами стих.

– Господин Эрлунд?

Оторвавшись от зеркала, Туомас вернулся в палату. Хмурая медсестра Аннита уже ставила на прикроватный столик поднос. Запах неказистой больничной еды сводил с ума – определение «волчий голод» показалось Туомасу блеклым отражением того, что испытывал его желудок. Он забрался под одеяло, согревая заледеневшие ступни, и набросился на тушеное мясо с морковью и пюре так, словно в жизни не ел ничего вкуснее.

– По указанию доктора Ярвенпаа выписка состоится только после сдачи всех анализов.

Каждое ее слово сочилось неодобрением. Туомас оторвался от стакана с киселем.

– Но я же сказал: все в порядке. Разве во время отключки меня не успели разобрать на атомы и собрать обратно?

– Назначения врача не предмет для дискуссии, – поджала губы Аннита. – Вы едва не погибли от кровопотери. Неужели здоровье не стоит нескольких потраченных часов?

– А что мне угрожает, по-вашему? – принял вызов Туомас.

– Ускоренный метаболизм означает сбой в обмене веществ, – парировала медсестра, ловко убирая поднос на тележку. – После серьезного нападения так легко отмахиваетесь от обследования, словно у вас в запасе еще одна жизнь!

Туомас не нашелся с ответом и нахмурился; он бы предпочел поторговаться и выменять каждую пробирку на еще один поднос. Какого черта она к нему прицепилась, будто других пациентов нет?

Словно подслушав его мысли, Аннита обернулась.

– Ханна Эрлунд – ваша сестра? – обронила она так, будто мысль только что пришла ей в голову.

Skeida!

Туомас и забыл, что в больнице его еще могли помнить, – сестра сменила место работы больше трех лет назад. В школьные годы он всегда забегал после уроков, если ее смена выпадала на вечер, и частенько оставался в ординаторской допоздна. Он вел себя тихо и не высовывался, но Ханна все равно каждый раз надеялась, что он пойдет домой.

Как будто это было так просто.

– Сестра, – кивнул Туомас. – Уже не опекунша.

Аннита кивнула и больше не проронила ни слова. К половине третьего планшет с пробирками отправился в лабораторию, а Туомас получил назад одежду, бумажник и полностью разряженный мобильник с разбитым экраном. Куртка и рубашка не подлежали восстановлению, а джинсы, покрытые коркой из кровавой грязи, нестерпимо воняли мочой.

В регистратуре он попросил вызвать такси и в последний раз попытался узнать, кто же его спаситель.

– С бригадой никого не было. – Пожилая женщина в хрустящем нежно-лиловом костюме окинула его сочувственным взглядом. – Эрлунд, вы сказали? Ваш знакомый заходил под утро.

– Какой знакомый?

– К сожалению, он не представился. Только спросил, как ваше самочувствие.

По спине Туомаса пробежал холодок.

– Ничего, разберемся, – отмахнулся он. – Как, вы говорите, он выглядел? Коротко стриженный брюнет баскетбольного роста?

Женщина улыбнулась как-то неуверенно.

– Нет-нет, совсем седой и уже немолодой. Выглядел немного… – тут она запнулась, будто подыскивая слова. – Мне показалось, вы извините, что так говорю, – показалось, у него что-то не в порядке. Очень за вас переживал, но посетителей в семь утра мы не пускаем, уж такие правила.

– Спасибо… – пробормотал Туомас и вышел на улицу.

Мелочи в бумажнике едва хватило на пропахшее псиной такси, так что Туомас не оставил чаевых и заковылял к подъезду.

Послеобеденное солнце поблескивало на распахнутых окнах новых девятиэтажек, у соседнего дома натужно ревела поливальная машина. За полосой деревьев виднелась развязка с трассой номер один. Туомас остановился и нащупал место укуса через выданную в больнице футболку; как и говорила доктор, там, где побывали клыки зверя, на плече остался лишь тоненький шрам. Он помотал головой, оставляя позади безумие первой половины дня; до квартиры с чистой одеждой, теплой ванной и остатками пиццы в холодильнике оставалась буквально пара минут.

Прикрывая жуткие пятна на джинсах свернутой в комок курткой, Туомас вошел в подъезд и тут же отпрянул – в ноздри ударил резкий запах немытого тела. Он оглянулся и заметил у почтовых ящиков всклокоченного мужчину в обносках.

– Эй!

Бродяга поднял голову, еле различимые среди морщин глаза расширились от ужаса. Он буквально вылетел за порог, едва не сорвав с петель тяжеленную дверь. Запах пота и старой одежды растянулся по всему подъезду отвратительным шлейфом. За все годы в Турку такого персонажа Туомас видел впервые.

Пожилой, совсем седой и одинокий…

Его охватило нехорошее предчувствие. Зажав пальцами нос, Туомас открыл свой почтовый ящик и пошарил – рука нащупала небольшой прямоугольный предмет. Не в силах терпеть вонь, он взбежал на третий этаж и, только повернув замок, позволил себе нормально вдохнуть.

Убрав сверток на подоконник и распахнув настежь окна, Туомас завязал испорченную одежду в мешок для мусора и прошлепал в душ.

Пару часов спустя он уже смог, стараясь пореже вдыхать, вскрыть злополучный пакет. Внутри оказалась книга – потрепанный, довольно увесистый томик в мягком переплете. Лишь со второго раза Туомас разобрал полустертое название на английском:

«Пособие по выживанию для оборотней».

Глава 2. Симптомы

Если вам в руки попала эта книга, ваши шансы выжить в первую Луну резко повышаются.

«Пособие по выживанию для оборотней», с. 1

Новая неделя ворвалась в берлогу Туомаса вместе с кипевшей от негодования Кирси. Разбуженный лязгом замка, он беспомощно наблюдал из-под одеяла, как ее маленький желтый чемоданчик прямо с порога врезается в груду коробок от пиццы и безнадежно застревает. Впрочем, Кирси едва ли могла остановить такая мелочь: сбросив на ходу туфли, она шагнула прямо в центр комнаты и окинула студию пристальным взглядом жилищного инспектора.

– Томми, ты живой? Почему не позвонил из больницы, я ужасно волновалась! – Она летела ночным рейсом, но все равно примчалась из аэропорта свежая и полная сил. – Чем так воняет? Уборщица что, ни разу не приходила?

– И тебе привет. – Туомас поднялся и пяткой задвинул разряженный телефон под кровать.

Ветер трепал льняные полотнища задернутых штор, и на стенах то и дело мелькали солнечные сполохи, выхватывая из полумрака детали: столешницу из необработанного дерева, плетеные спинки стульев, зеркало в полный рост у вешалки и армию маленьких кактусов на комоде. Кактусы носили соответствующие имена: Виисас, Ере, Люстикяс, Унелиас, Уе, Нуханеня и Вилкас[3].

Кирси осторожно перешагнула груду мусора и наклонилась, подставляя губы для поцелуя. Туомас глубоко вдохнул и едва не потерял сознание: на него с ходу обрушилась смесь дорогих духов, слегка вспотевшего тела и самолетного санитайзера, приправленная ароматом зацветавшего под окнами жасмина.

– Ханна сказала, ты нарвался на бешеную собаку в лесопарке. – Кирси чуть отстранилась и наморщила нос. – Какой ужасный бардак! Клининг явно не стоит своих денег. А почему шторы задернуты? Мог хотя бы черкнуть сообщение, если тебе так плохо.

– А как же та фотка с больничной едой? – Туомас нырнул с головой под кровать в поисках пижамных штанов и заодно украдкой вытащил из пивного бокала пульт.

– Какая фотка?

Несколько секунд он давился от смеха, прежде чем вылез наружу, наслаждаясь ее обескураженным лицом. Только сейчас Туомас не без труда вспомнил, что сам отменил уборщицу еще позавчера, но в остальном четыре дня после нападения зияли пустотой: вернувшись из больницы, он так и валялся дома, заедая сериалы и крикетные матчи пиццей и роллами.

– Мерзавец! – она тоже улыбнулась, но немного кисло. – И как я могла забыть, что встречаюсь с ретроградом, отрицающим соцсети?

Пока Кирси в одной блузке заваривала латте, который у нее всегда получался приторным и совсем не бодрил, Туомас оглядел царивший вокруг беспорядок. Проходя мимо зеркала, он привычно расстегнул пару пуговиц и осмотрел плечо: от раны осталась едва заметная полоска и сейчас рубец выглядел так, словно все случилось несколько месяцев назад.

Кофемашина негромко чихнула, по комнате поплыл аромат свежемолотой арабики.

– Ты когда в магазине был последний раз? – Кирси полезла за молоком и ожидаемо наткнулась на пустые полки. – Хоть сливки еще остались. Во сколько твоя встреча сегодня? Поехали вместе до центра.

Встреча? Туомас подошел к окну, приоткрыл штору и тут же задернул: во дворе маячила знакомая фигура бродяги. Как и вчера, и позавчера. Незнакомец словно чего-то ждал, но стоило Туомасу высунуться в окно – тут же исчезал из поля зрения.

На подоконнике валялся ежедневник, и там действительно значилась встреча с новыми клиентами.

– В двенадцать. – Он взял у Кирси кружку и глотнул то невнятное, что получилось от беспорядочной связи крепкого кофе и порционных сливок. – Откажусь, пожалуй, от этого фонда. Одна морока.

По правде говоря, он даже не помнил, что им было нужно и чем конкретно фонд занимается. Но Кирси все равно нахмурилась:

– У тебя нет другой работы сейчас. Они потенциальные клиенты вдолгую, от таких не отказываются. Ты же так радовался их предложению.

Она осторожно коснулась затянувшейся раны на плече Туомаса, и тот вздрогнул. Никогда прежде ее духи не казались такими удушливыми, а кофе – настолько мерзким.

– Больно? – Кирси испуганно отдернула руку. – Кстати, тебе бы постричься, оброс ужасно.

Туомас кивнул – из зеркала на него уже который день таращился какой-то битник.

– Все уже зажило. А с фондом я сам разберусь. Горбатиться на кого попало – плохой признак.

– Я и не предлагаю «горбатиться». – Кирси усадила его на кровать.

Солнечные блики играли на ее светлых волосах, оживляя личико с полупрозрачной кожей и едва заметной линией бровей. При первой встрече Кирси поразила Туомаса неиссякаемой энергией; он подумал, что с такой девушкой скучать не придется, и отчасти так и вышло. Но у каждой медали была оборотная сторона.

Помолчав минуту, Кирси улыбнулась и решительно кивнула.

– Может, ты и прав. Давно пора надавить на наших пиарщиков – я им намекала еще месяц назад, и с тех пор тишина. На этот раз они от меня так просто не отвяжутся. Хороших копирайтеров найти непросто; какая им разница, кто будет писать бесконечные полотна о фондовых рынках? Почему бы не ты?

Taas sama juttu![4] Туомас еле держался, чтобы не прополоскать рот от липкой горечи. Он отставил кружку и незаметно от Кирси сжал левую руку в кулак. Как же она раздражала этой непрошеной заботой и непременным желанием затащить его в кабалу какой-нибудь корпорации! Все попытки объяснить бессмысленность назойливой помощи наталкивались на непонимание и обиды. Туомас как мог избегал этой темы, но Кирси с упорством продолжала наступление.

– Звучит как-то слишком глобально, а? – пробормотал Туомас. – Не пришпоривай коней, Вишенка. Встречусь с этими ребятами из фонда, поглядим друг на друга. Может, они и ничего.

Но Кирси было уже не остановить.

– Почему глобально, Томми? Хорошая работа на дороге не валяется. Почему каждое мое предложение ты принимаешь в штыки? – Она тоже отставила кружку и еще сильнее сжала его локоть. – У тебя отличные навыки: три языка, стажировка в посольстве, оконченный журфак и срочная служба! Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? Сколько еще собираешься барахтаться на фрилансе без гарантий и роста?

– Не дави на меня. – Внутри нарастал горячий комок раздражения, и Туомас сдерживался изо всех сил, чтобы не дать ему волю. – Давай сменим тему. Может, поспишь? У нас есть еще пара часов, после ночного…

– Зачем ее менять? Этот разговор все равно состоится снова. Томми, ты просто невыносим со своим инфантилизмом!

Туомас резко выдохнул:

– Хочешь сказать, я недостаточно взрослый, чтобы решать, как и когда зарабатывать деньги?

Кирси резко встала с кровати. Ее щеки порозовели, она тяжело дышала – как обычно, хотела оставить последнее слово за собой. Кирси умела быть занозой, но именно это в ней и привлекало.

– Я просто хочу помочь, дорогой. Ты прекрасно справляешься, но… Каналы продвижения меняются каждый день, а ты застрял на этих допотопных порталах-агрегаторах и копишь дурацкие баллы репутации. Забудь о них! Людям нравятся люди, они хотят видеть не только отзывы, но и человека за ними. Тебя, Томми! Ты должен…

Терпение Туомаса лопнуло. Он схватил ее в охапку и повалил на кровать, нутром чувствуя, как раздражение растворяется в горячей волне возбуждения.

– Мы не виделись целую неделю, – прошептал он, глядя в гневные карие глаза. – Любые разговоры могут подождать.

– Томми, это подло, это…

Его пальцы уже расстегивали блузку, острые ноготки впились ему в поясницу, и мир вокруг вместе со всеми проблемами перестал существовать.

Пару часов спустя желания идти на встречу так и не появилось, но Кирси, проиграв утренний раунд, собиралась оставить овертайм за собой. Ровно в одиннадцать она уже вышла из душа, притащила фен и принялась сушить волосы аккурат рядом с кроватью.

Под ее пристальным взглядом Туомас натянул последние чистые джинсы, влез в приличного вида рубашку, сунул в карман бесполезный телефон и кое-как пригладил отросшие вихры. Кирси отдернула шторы, и теперь солнечный свет заставлял его щуриться; смахнув ладонью проступившие слезы, он изловчился вовремя убрать с подоконника подброшенную бродягой книгу себе в рюкзак.

В окна врывались оглушительный щебет птиц и запах цветущих каштанов; Туомас неожиданно понял, что различает в этой какофонии с десяток разных ароматов, вот только назвать не может. Это пугало.

В дверях он подвинул чемоданчик Кирси ногой и вспомнил, что так и не позвонил сестре с извинениями. Вообще ей не позвонил и отключил телефон; удивительно, что Ханна до сих пор не примчалась на поиски его хладного трупа.

Кирси взяла его под руку на выходе из подъезда и улыбнулась соседской паре.

– Это… животное уже нашли? Я пролистала новости перед выходом на посадку. Думала, напишут хотя бы в «Хесари»[5] – все-таки бешенство заразно… Видимо, решили не сеять панику.

Туомас нервно оглянулся на темневший вдали лесопарк и покачал головой. С каждым днем он убеждался, что тварь вышла из этой схватки победителем. От беспомощной злости кровь прилила к шее; он ускорил шаг, вынуждая Кирси семенить следом на каблуках.

Турку накрыла необычайная для начала июня жара. Отрезанный от остального города лесопарком и развязкой, квартал напоминал выжженный плацдарм. Туомас и Кирси двигались через пустые дворы к остановке под аккомпанемент далекого автомобильного гула и щебет скворцов, с каждым шагом будто продираясь сквозь тяжелое марево, повисшее между домами. Туомас пожалел, что не надел простую футболку; Кирси изо всех сил делала вид, будто костюм и босоножки составляют с ее телом единое целое и нисколько не доставляют неудобств.

У проезжей части Туомас уловил движение на углу дома и остановился. Благодаря Кирси он успел позабыть про дурацкую слежку, но бродяга никуда не делся – Туомас бегом пересек газон, перемахнул через клумбу и в пару шагов оказался лицом к лицу с назойливым сталкером.

По-прежнему одетый в вонючие обноски, мужчина несколько секунд таращился на него в упор, а потом бросился бежать.

– Эй! – Туомас помчался следом, не обращая внимания на окрики Кирси. – Эй, подожди! Да стой же!

Но бродяга улепетывал со всех ног, и на границе квартала Туомас признал свое поражение и остановился. Он оглянулся и с удивлением обнаружил, что пробежал полкилометра за минуту и даже не запыхался. Еще большим удивлением стало то, что он так и не смог догнать старика.

– Skeida! Skeida! – Туомас добавил пару крепких словечек и потрусил обратно, пока не вернулся к пылающей от негодования Кирси.

– Что это было?! – выпалила она. – Зачем ты погнался за бездомным?

Туомас выдохнул, порылся в рюкзаке и сунул ей под нос книгу про оборотней. Запах из потрепанного тома за четыре дня успел выветриться, но Кирси все равно сморщила нос, осторожно взяла книгу двумя пальцами и пролистнула.

– Что это? Какая-то новая секта?

– Этот чувак подкинул мне ее в почтовый ящик. Все хочу спросить, за каким чертом ему это понадобилось.

– И что там?

– Чушь собачья, очевидно же! – рявкнул Туомас и заторопился к переходу, разглядев на повороте подходящий автобус. – Ты же не думаешь, что я стану это читать!

– Не кричи на меня. Так почему не выкинешь?

Она направилась было к ближайшей урне, но Туомас подавил ядовитую реплику, вырвал у нее книгу и сунул обратно в рюкзак.

– Позже, опоздаем на автобус. Это тебе позарез надо в центр, не мне.

Кирси лишь сверкнула взглядом в ответ.

Всю дорогу оба молчали, словно пара нахохлившихся неразлучников. Туомас пытался вспомнить, в чем состояло задание от фонда, и прокручивал в голове стандартные условия: предоплата пятьдесят процентов, правки вносятся не больше двух раз, заказчик может не публиковать написанный текст, а он включит его в портфолио после выхода из печати или через месяц после выплаты остатка. И пусть Кирси не мечтает, что он побежит пиарить свои тексты в социальные сети! Столько душевного эксгибиционизма, сколько он пережил в старшей школе, другим и за целую жизнь не испытать. Не хватало еще выворачиваться наизнанку онлайн.

Собрав пассажиров со всего района, автобус лихо взлетел на развязку и устремился к центру города. Внизу колыхалось темно-зеленое море злополучного лесопарка. Туомас уставился в окно, словно надеясь разглядеть следы напавшего на него зверя. Он уже не сомневался – тварь так и не нашли, а дожди смыли кровь и любые следы на песке и гравии. Возможно, уже слишком поздно; и он будет выглядеть полным дураком, если попытается привлечь внимание полиции.

Они расстались на центральной площади. Кирси легонько чмокнула Туомаса в щеку и коснулась плеча:

– Все забываю, что ты недавно из больницы. На себя не похож. Ничего, заживет. Созвонимся.

Он кивнул, рассеянно прикидывая, как уговорить ее не оставаться на ночь.

Лифт бизнес-центра, словно портал в иной мир, вознес Туомаса из прохлады полутемного лобби в царство духоты и бесконечного гула голосов. Путь к переговорной пролегал через анфиладу опенспейсов: в каждой клетушке сидел человек в огромных наушниках и старательно делал вид, будто вокруг него выжженная пустыня. Туомас ощутил себя персонажем в Дантовом аду, незаметно для всех скользящим по очередному Кругу, пока сквозь щели в закрытых жалюзи упрямо пробивался солнечный свет, а клацанье сотни клавиатур сливалось в истинно инфернальную какофонию.

Вход в переговорную стерегла пара пустых ветвистых вешалок. Перешагнув порог, Туомас нутром ощутил, что ничего хорошего дальше не последует. Каждого из сидевших в комнате сопровождал особый, в равной мере невыносимый запах, но сильнее всего разило от высокого грузного мужчины лет сорока – луковым супом и отбивной. Он с заметной неохотой поднялся навстречу вошедшему, поправляя нелепый галстук с «Хелло Китти». Прикрыв за собой дверь, Туомас моргнул, убедился, что кошечка ему не привиделась, и непроизвольно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Туомас Эрлунд? – Мужчина вяло пожал ему руку и плюхнулся обратно в кресло. – Я Пааво Саари, заместитель председателя. Это госпожа Турусен и госпожа Викхольм, пиар-менеджеры. Прошу, присаживайтесь.

Саари восседал точно по центру отполированного до блеска дизайнерского стола, помощницы держали оборону на флангах. Молодая полненькая Турусен с кричащим макияжем и плотным облаком цветочной туалетной воды сурово насупила брови; Викхольм – та, что постарше, – едва заметно кивнула Туомасу острым подбородком, на котором темнела капелька кетчупа. В одинаковых идеально скроенных брючных костюмах они казались валькириями, готовыми ринуться на защиту босса.

Вдыхая пореже, Туомас уселся напротив, достал из рюкзака распечатку с техзаданием и быстро пробежался по пунктам глазами. Он помедлил, но предложения чая или кофе не последовало.

– Сразу к сути? – не дожидаясь ответа, он взмахнул распечаткой. – Здесь указано, что основной акцент нужно сделать на цели фонда и побуждать читателей вкладываться в его развитие. Но ничего не сказано о том, какая выгода ждет потенциальных меценатов.

Туомас легко переключился на официальный стиль разговора: армейская служба, а потом и практика в русском консульстве здорово поднатаскали его во владении речью – массивом слов, выстроенных по принципу минимального шанса для окружающих вникнуть в суть. Саари, поморщившись, что-то буркнул и переглянулся с помощницами.

Первой откликнулась Турусен:

– Участие в благотворительности само по себе сильная мотивация, господин Эрлунд. Не будем лишний раз это подчеркивать.

– Иначе могут подумать, будто мы давим на чувство долга, – поддакнула Викхольм. – Чужая совесть нас не касается.

Туомас пожал плечами и потянулся за бутылкой минералки. Окна переговорной выходили в закрытый внутренний дворик: даже без бинокля он легко различил силуэты в кабинете напротив.

– Отлично, вас понял. Сделаем акцент на том, как расходуются средства? – Туомас глотнул воды и закашлялся. – Добавим фотографий? Счастливые детишки или посылки с логотипом?

На другом краю стола сгустились тучи. Розовощекое лицо Пааво Саари заметно посерело. Туомас положил распечатку на стол. Может быть, стоило начать с гонорара? Или со сроков работы? Он так старался показать, что проект ему интересен, что засыпал заказчика вариантами и вопросами, словно в рюкзаке уже лежал подписанный договор.

– Слушайте, Эрлунд… – Саари снизошел до пояснений. – Вы копирайтер, вам нужно решить поставленную задачу.

– Я и пытаюсь решить задачу, – с нажимом ответил Туомас. – Я не печатная машинка, я выполняю работу наилучшим образом – то есть делаю текст таким, каким его захотят прочесть! Но без дополнительных данных это невозможно!

У обеих дам расширились зрачки: он явно закончил фразу громче, чем следовало. Саари ощутимо напрягся и чуть покраснел, напоминая свиной окорок в галстуке с розовой кошечкой. Туомас на секунду зажмурился, но картинка так и стояла перед глазами.

– Вас не устраивает задание в текущем виде, Эрлунд? Вам вообще нужна эта работа?

Еще бы, а иначе какого черта он слушает весь этот бред? Туомас глубоко вдохнул, сделал глоток воды, и раздражение понемногу отступило. Он еще не забрал машину из сервиса, на счету осталось лишь на аренду квартиры в следующем месяце; и если так посмотреть, то Кирси права – ему нельзя отказываться. Он кашлянул снова и покаянно опустил глаза:

– Прошу извинить, это все жара. Конечно, заказ мне нужен. Детали всегда можно уточнить позже, по ходу работы.

Викхольм сделала Турусен еле заметный знак; обе чуть отодвинулись от стола и зашептались у Саари за спиной. Туомас разобрал слова «руки» и «странный»; скосив глаза, он обнаружил, что забыл постричь ногти. Пальцы сами собой сжались в кулаки; внутри все клокотало. Он смотрел прямо на окорок, занимавший место Пааво Саари, и медленно разрывал его на части воображаемыми клыками, пока не обнажилась розоватая, влажная кость.

Кто-то сдавленно охнул, иллюзия рассеялась. Туомас проглотил полный рот слюны и откинулся на стуле. Заместитель председателя теребил узел галстука, женщины непонимающе переглядывались. Туомас потянулся к бутылке, но заметил, что она уже опустела.

– Какое-то прям недоразумение, на что ушло столько времени? – промямлил Саари, избегая смотреть в его сторону. – Мы по возможности рассмотрим ваши предложения, господин Эрлунд. Безусловно, мы тоже хотим получить результат в наилучшем виде. Перейдем к договору и срокам…

Но как можно обсуждать сроки, когда за столом сидит окорок? Туомас резко поднялся, снова перепугав дамочек. Часть его сознания билась на задворках, взывая к логике и здравомыслию. Туомас очень хотел послушаться – но не мог. Этот снисходительный тон, эта уверенность в собственной правоте… Он едва различал фигуры за столом сквозь застившую глаза пелену животной ярости. Он едва сдерживался, чтобы не… чтобы…

– Мои предложения вас ничуть не волнуют! – Туомас отшвырнул стул в сторону. – Для вас главное – бумажки и сроки! Люди должны нести вам денежки, но вы – о нет! – вы не станете им рассказывать, куда их потратили! Благотворительность не нуждается в огласке, так? Главное – вы куда-то кому-то заплатили и спите спокойно, фонд обо всем позаботится! Удобная сказочка для наивного мецената. А вы сами-то знаете, куда уходит вся эта «помощь»? Или главное – вовремя сдать отчетность? К черту все! Забирайте свое задание и договор, можете хоть подтереться ими! Аdiós.

Он вылетел из комнаты, с трудом сдерживая шаг. На обратном пути его провожали десятки любопытных глаз, изумленных бесцеремонным вторжением в рутину опен-улья. Только в лифте Туомас позволил себе выдохнуть и закрыть глаза.

Perhana![6]

Заказав на выходе двойной эспрессо, он втянул аромат всей силой легких и наконец поборол мерзкий запах лукового супа. С первым глотком накатило осознание произошедшего, и, несмотря на июньское солнце, рубашка мгновенно прилипла к ледяной спине. Что за безумие на него нашло? Что за окорок и прочая муть? Неужто так подействовали запахи и жара?

Туомас залпом допил кофе и побрел к автобусной остановке. Внутри словно щелкнул тумблер: бешеную злость сменила апатия, все силы уходили только на то, чтобы переставлять ноги. Разогретый асфальт лип к подошвам, макушку немилосердно жалило солнце. Туомас рухнул на скамейку, крепко прижимая к животу рюкзак.

Это все из-за утренней встречи… Нужно раз и навсегда разобраться с навязчивым бродягой. Сев в автобус, он еще раз пролистал подкинутую книгу. «Пособие по выживанию…» Неужели подобный бред кто-то продает и покупает? Даже так: кто согласится подобное напечатать? Он убрал книгу и посвятил оставшийся путь одной мысли: станет ли Пааво Саари писать негативный отзыв, несмотря на то что работа не состоялась? И если да, как это отразится на его рейтинге?

Туомас сошел на остановке и огляделся. Отцветавший куст сирени у подъезда напоминал подгоревшую шапку сахарной ваты, а за сплетением ветвей упорно маячили знакомые лохмотья. Больше никаких погонь – тут он незнакомцу не соперник. Туомас сделал несколько осторожных шагов, разглядывая бродягу, прежде чем понял, что тот весь дрожит.

– Эй… – он вытянул руку, замерев в десятке метров. – Не убегайте. Я ничего вам не сделаю.

Незнакомец в ответ зашелся гортанным, рваным смехом. Глубокие морщины превращали загорелое лицо в ритуальную маску древнего жреца; на фоне обветренной кожи безумным огнем горели ярко-синие, запавшие глаза. Если бы не утренняя прыть, Туомас дал бы ему не меньше шестидесяти.

– Ничего не сделаешь… – повторил бродяга и закашлялся, сжав кулаки. – Ничего не… Конечно, ты уже ничего не сделаешь! Я сам все сделал, хуже некуда!

Он схватился за голову и тихонько завыл. Туомас пожалел о разряженном телефоне – самое время вызывать скорую.

– Книга! – спохватился сумасшедший. – Книга еще у тебя?!

Туомас растерянно кивнул, не зная, может быть, пора самому делать ноги. Вид у незнакомца был такой, словно за неправильный ответ тот готов разорвать его на куски.

– Читай ее! От корки до корки читай! Время еще есть, еще немного. Слышишь? В книге все сказано.

– Кто вы такой? – Туомас не без труда заставил себя шагнуть вперед. – Что это значит?

Он думал, что бродяга ринется наутек, но ошибся. Тот резко приблизился и схватил его за ворот грязными, потрескавшимися пальцами.

– Если ты не сделаешь в точности, как там написано, – тебе конец. Читай от корки до корки!

Туомас невольно отпрянул. Через мгновение сумасшедший уже улепетывал прочь, и догнать его не было никаких шансов.

Кошмарный понедельник оказался лишь началом.

Каждый день Туомас просыпался в злом раздражении, которое набухало внутри, словно опухоль. Не помогали ни кофе для бодрости, ни снотворное от усталости, ни телевизор от всего сразу. К обеду его нервы играли вместо тревожных дисгармоний Гершвина болезненные, рваные ритмы Шенберга. Уваривая кофе до вязкости каши, Туомас изо дня в день урывками искал новых заказчиков, мониторил отзывы, рассылал отклики на вакансии, но ответы приходили редко и лишь усиливали тоску и злость.

К пятнице он все-таки заказал клининг и неохотно вышел прогуляться: спустя четыре часа квартира сияла как новенькая, но Туомас, перешагнув порог, тут же вылетел обратно и бродил по городу до самой ночи. Потом весь следующий день и еще один, пока запах чистящих средств не выветрился полностью. Он перестал выбираться в центр и перешел на доставку готовой еды, а любимые прежде кофейни и пабы превратились в пыточные аттракционы: только перешагнув порог, он уже мог сказать, когда и что ел каждый человек в зале, каких животных содержал и как давно не мылся.

Очередная ссора с Кирси не заставила себя ждать – она же оказалась последней. Доставка, клининг и реклама копирайтинга довели баланс на счету до нуля, и Туомас все-таки влез в заначку. Отложенные на отпуск деньги неотвратимо таяли. Спустя неделю он уже не помнил, как вышло, что вместо логичных объяснений вынужденных трат на голову Кирси вылилось столько брани, что девушка в ужасе отпрянула, подхватила сумочку и захлопнула за собой дверь. Навсегда. Прячась за шторой, Туомас трусливо провожал ее взглядом до такси, но, вопреки ожиданиям, совершенно не ощутил тревоги, а позже так и не собрался позвонить с извинениями.

Убедившись, что злость не сдает позиций, а кофе превратился в неработающий наркотик, Туомас прибег к давно испытанному способу и отправился к психологу. С четырнадцати лет он успел побывать у многих, и для него мозгоправы не были ни шарлатанами, ни волшебниками. Никто из них не владел чудесным настоем, вызывавшим потерю памяти, – но спустя годы Туомас испытывал к ним благодарность за попытки.

На визит ушла немалая сумма, но Туомас перестал беспокоиться о деньгах. Без работы его сбережения стремительно превращались в ничто, а потому спасение от напасти стоило любых средств. Но в этот раз – как и во все прочие – чуда не случилось. Стареющая дама в пенсне усадила его на дизайнерский стул и долго расспрашивала о детстве на островах, военной службе и отношениях с сестрой. Когда по итогу она искусно подвела черту под типичным проявлением эдипового комплекса, Туомас не поверил своим ушам. Возможно, стоило прочесть отзывы в соцсетях, как обычно советовала Кирси, но теперь было поздно. Разозлившись, он одной фразой донес до испуганной хозяйки кабинета все, что думал по поводу ее выводов. Дама присмирела и назначила новую встречу.

Туомас предпочел не явиться.

Вместе с июлем в Турку пришли дожди и порывистый ветер. Сорвалась очередная сделка, на которую он с таким трудом заставил себя выйти из дома. Вернувшись, Туомас глянул на календарь – со злосчастной ночи в лесопарке прошло ровно четыре недели. Он сдвинул плотнее армию кактусов, заслоняя фоторамки с Кирси и Ханной, сварил еще одну – пятую за день – чашку кофе, включил первый альбом «Металлики» и решил наконец-то открыть подброшенную бродягой книгу про оборотней.

Все это время она провела в рюкзаке, словно бесполезный талисман: потрепанный мягкий переплет, разлохмаченные уголки обложки и чуть больше трехсот страниц, пожелтевших и почти прозрачных. Ее бывший владелец за три недели ни разу не попался Туомасу на глаза – но дела шли все хуже, и теперь исчезновение сумасшедшего казалось дурным знаком.

На первой странице его встретили большие буквы в рамочке: «Если вам в руки попала эта книга, ваши шансы выжить в первую Луну резко повышаются». Туомас пролистнул содержание и начал читать. Связный вопреки ожиданиям текст казался затейливым сборником городского фольклора о нечисти в современном мире.

Проглотив первую главу, он начал вторую; увлекшись, почесал заросший подбородок и вскрикнул – на ногте расплывалось красное пятнышко, кожу саднило. Рука потянулась к тележке в изножье кровати: Туомас перестал убирать маникюрные ножницы в ящик стола и всегда держал их поблизости. Кофейная чашка, жалобно тренькнув, покатилась по зеркальной столешнице. Вытерев лужицу, Туомас не слишком удивился, когда обнаружил, что ранка под губой уже полностью затянулась.

Еще недавно ногти росли как-то медленнее; спустя две пары дырявых носков он догадался, что стричь их раз в неделю недостаточно, и перешел на режим через день. Из ванной исчез пузырек с перекисью: любой порез превращался в едва заметный след быстрее, чем Туомас успевал достать ватный диск. Он стал бриться каждый вечер, после душа, но по утрам из отражения на дверце шкафчика все равно таращился всклокоченный рыжий мужчина лет на десять старше с отросшими до плеч патлами и заметной щетиной.

И вот теперь в этой странной книге по выживанию для оборотней Туомас нашел сразу все: и вспышки гнева, и ногти, и болезненную чувствительность к запахам, и мгновенное заживление ран. Книга обещала, что скоро он станет метить углы и предметы, словно собака, – придется следить за ширинкой на людях. И все же, и все же… Мысль о том, что в лесопарке его укусил настоящий оборотень, казалась бредовей некуда.

Если бы не одно «но».

Других причин, чтобы объяснить все и сразу, у Туомаса не нашлось. К шести вечера он проглотил книгу целиком, к восьми перечитал избранные места еще раз с чувством, будто автор стоял у него за плечом целый месяц… Но тогда выходило, что сегодня в полночь он превратится в безумного зверя. Мозг отказывался в это верить.

Туомас вымыл чашку и заварил вместо кофе чай – черный, с тремя ложками сахара. Нервозность усилилась: он то и дело принимался листать книгу, открывая в любом месте и обещая себе не принимать всерьез ни одной фразы, но сомнения лишь росли, пока за окнами медленно угасало июльское солнце. Макушки деревьев чернели на фоне сизо-багряного неба, вдали тревожно кричали чайки – близилось полнолуние.

Без пяти десять в дверь постучали.

– Ханна! – Он застыл посреди квартиры, словно нашкодивший малолетка. Стук повторился. На этот раз тише.

Туомас распахнул дверь и не сильно удивился, увидев на пороге того самого сумасшедшего бродягу.

– Позволишь? – Мужчина переминался с ноги на ногу, не решаясь войти.

Туомас посторонился, пропуская гостя. Тот явно приготовился к встрече – сменил одежду на чистую, принял душ, и от прежнего облика остались только запавшие глаза и клочья седых волос.

– Я так и думал, что ты можешь появиться. – Туомас совершенно не испытывал страха перед незнакомцем. – Садись за стол, я как раз думал заварить…

Мужчина резко шагнул вперед, оборвав его на полуслове.

– Ты же прочел ее, так? Скажи, что прочел! Не представляю, как успею тебе объяснить… – Гость в панике поискал глазами часы.

Туомас медленно выдохнул, но решил держаться до последнего. Нельзя позволять раздражению диктовать условия.

– Можно и представиться для начала. Я Туомас…

– Значит, не читал!

Туомас прошел в комнату и вернулся с книгой.

– Читал. Но ты…

Бродяга выхватил томик, пролистал до конца и ткнул заскорузлым пальцем в карандашную надпись на задней обложке, куда Туомасу и в голову не пришло заглянуть.

«Если понадобится помощь, звони. Найджел Уотерби».

Дальше следовал набор цифр.

«Значит, британец», – Туомас кивнул сам себе.

– Далековато забрался от родных мест.

Найджел прошел за ним к столу, скользнул взглядом по полке с фотографиями и армией кактусов. Потом неловко притулился на стуле и пожал плечами.

– Здесь меньше людей. Меньше риск. Где твое укрытие?

Туомас передумал предлагать ему чай.

– Запру окна и дверь, ключ спрячу подальше. Четвертый этаж, так что…

Найджел вскочил так резко, что Туомас едва не подпрыгнул.

– Ты так и не понял! – хрипло вскричал англичанин. – Ты не можешь обернуться в квартире, ты все здесь уничтожишь! – Его взгляд еще раз метнулся к зеркалу и кактусам. – Соседи услышат вой и грохот, вызовут полицию. Я давно понял: Финляндия – тихая страна, пока никто друг друга не трогает. Дверь взломают, пара выстрелов – и ты труп.

Он устало рухнул обратно на стул.

– Потому-то многие и гибнут в первую Луну. Тебе нельзя оставаться здесь, Том. Это верная смерть.

Туомас проглотил ругательство; по ходу странной беседы рассудительность постепенно уступала злости. За окном стемнело. Снаружи доносились легкий шелест жасмина и приглушенный гул автострады. На секунду Туомасу показалось, что он видит квартиру в последний раз.

– Знаешь что? У меня отличная идея, Найджел. Оставайся тут. Места для двоих предостаточно, вот и посмотрим…

На секунду в глазах бродяги мелькнула надежда и тут же погасла. Найджел зарычал, схватил Туомаса за воротник футболки и притянул к себе:

– Идиот! Все ему шуточки! Я пытаюсь спасти твою жизнь, остолоп! Да, я тебя укусил, и мне жить с этим дальше, но если ты сегодня умрешь, то из-за своей упертости, а не по моей вине. Ты пойми, это был я! Я сделал тебя таким…

Туомас легко оттолкнул его, подивившись собственной силе. Однако Найджел не отлетел к стене, а удержался на ногах и зашелся хриплым кашлем.

– Ты не в себе, – процедил Туомас, доставая телефон, на этот раз полностью заряженный. – Я звоню в полицию. Пусть они решают, куда тебя отправить. Я пытался по-хорошему, но вижу, что ты не контролируешь…

– Не веришь мне, – перебил его оборотень.

Он уселся обратно за стол и аккуратно пригладил заломленную обложку книги. В квартире воцарилась неловкая тишина. Туомас застыл с телефоном в руке, так и не набрав простейшую комбинацию. Гость, задумавшись о своем, смотрел куда-то мимо него, пока наконец не тряхнул взъерошенной шевелюрой.

– Ты не веришь, и это твое право, Том. Я не должен здесь быть – вся информация у тебя есть. Но выбор есть выбор, что ж, не идти же на попятный. Тебе страшно. – Он похлопал по томику ладонью. – Слишком много сошлось для простого совпадения, а? Даже злость – это всего лишь выброс ликантропина, как и рост волос, нюх, социальное дистанцирование. Но разум не верит, не готов поверить в такое. Задавай свои вопросы.

Оба одновременно посмотрели на часы. Гнев куда-то испарился: пару минут назад англичанин вызывал у Туомаса лишь презрение и жалость, но сейчас они напоминали случайных попутчиков в ночном поезде, сцепившихся языками о чем-то будничном. Он уселся на край кровати и поднял на бродягу глаза:

– Сколько еще… таких, как ты?

Найджел удивленно вскинул брови:

– В Финляндии? В мире?

– Первое.

– Никто не считал. Это же все бюрократия, Том, а для нее нужна власть. Оборотни живут по законам той страны, где решили укрыться. Не верь сказкам про альфа-самцов и армейские порядки. Стая… это хорошо, но редко срабатывает в реальности. Большинство из нас одиночки.

– Но в книге сказано, – Туомас потянулся за томиком и легко нашел нужную страницу, – вот здесь, автор говорит, что нужно стараться привести новичков в ближайшую Стаю, потому что…

Найджел вздрогнул, потом печально улыбнулся:

– Мне бы такую память, даже страницу нашел! Что ж, полагаю, это простительный идеализм. Возможно, автору просто повезло со Стаей.

Минуту Туомас пытался придумать, о чем еще можно спросить сумасшедшего. Он ни секунды не верил во всю эту чушь – но гость оставался спокоен, пока они говорили о книге и оборотнях.

– Ты ведь никому не сказал? – Найджел бросил еще один тревожный взгляд на часы.

– Сказал? Об… Нет, никому, – Туомас хмыкнул. – В больнице меня хотели обследовать, еле вырвался. Это ведь ты навещал меня рано утром?

Удачно, что в финском нет местоимений для общения с незнакомцами, особенно теми, кто тебя старше. Как, впрочем, и в английском. Он мысленно прикинул, как скоро они бы перешли на «ты», общаясь на русском. Туомас так и не смог постичь все нюансы вежливой формы, когда стажировался в консульстве, но не оставил привычки нащупывать невидимую грань при новых знакомствах[7].

По мнению Найджела, они в одной связке – в ловушке полнолуния, из которой новичку без помощи наставника живым не выбраться. Должен ли Туомас ставить его выше по статусу? Или они уже достаточно знают друг о друге, чтобы опустить формальности?

Задумавшись, он пропустил ответ Найджела, о котором по факту ничего так и не узнал.

– Ты живешь далеко отсюда? Один?

На часах звякнуло одиннадцать вечера. Англичанин вздрогнул и поднялся, не ответив.

– Времени уже не осталось, Том. Все остальные ответы – завтра или когда захочешь. Уходить надо прямо сейчас.

Туомас, потеряв остатки терпения, тоже встал и указал на дверь:

– Проваливай. Сейчас же.

Он не хотел звонить в полицию и уж тем более не хотел выставлять непрошеного гостя силой. Этого еще не хватало. Найджел сделал шаг к выходу и остановился; в ярком свете лампы его морщины стали глубже, придавая лицу нечеловеческий вид. Туомас ощутил укол совести – он выгонял на улицу человека, очевидно, бездомного, больного и одинокого.

Найджел тем временем покорно дошел до двери:

– Спасибо, что не стал никуда звонить. Возможно, мы еще сможем поговорить.

– Да-да, непременно, – Туомас кивнул, подавляя жалость к старику.

– Подожди… так странно. Что это вспыхнуло сейчас за окном?

Туомас обернулся, и тут же сильнейший удар по голове будто выключил ему зрение и слух. Падения он уже не почувствовал.

Глава 3. Первая Луна

Эта книга была написана, чтобы сохранить человеческие жизни, включая твою.

«Пособие по выживанию для оборотней», с. 3

Что-то коснулось его лица. Холодное и липкое. Туомас моргнул раз, другой – и ничего не увидел. Он лежал в кромешной темноте на груде каких-то обломков. До лба снова дотронулось что-то липкое; Туомас в ужасе понял, что это его собственная рука. Он закричал, забился, словно пойманный в сети лосось. Рядом что-то звякнуло, заскользило и обрушилось. Он инстинктивно заслонил голову – боль тут же вернулась с новой силой, по локтю ударила деревяшка, потом еще одна. Снова стало тихо.

Осторожно перекатившись на бок, Туомас попробовал встать. Стоило перенести вес тела на руку, как запястье будто подломилось, – он охнул и несколько минут баюкал ноющий сустав, прощупывая косточки в поисках перелома. Вторая попытка – и Туомас застонал от боли во всем теле, на глазах выступили слезы. Перекатившись на другой бок, он снова попытался подняться, но боль лишь усилилась – атаковала резкими волнами при любом, даже слабом движении, даже пальцами ног. Распластавшись на пыточном ложе, Туомас повернул голову, и его вырвало.

Утерев локтем губы, он понял, что лежит абсолютно голый. Его бросило в жар, затем в холод, к горлу подступила паника.

Глаза постепенно привыкали к темноте: Туомас разглядел потолок, совсем близко, – он лежал в маленьком помещении, забитом мусором. Моргнул несколько раз, и, несмотря на адскую боль во всем теле, боковым зрением уловил что-то похожее на полоски света вдалеке. Не пытаясь подняться, он пополз в эту сторону. Наконец макушка уперлась в невидимую преграду, зато высоко над головой Туомас отчетливо различил два маленьких окна с плотно задернутыми жалюзи.

Он поднес пальцы к лицу и теперь смог их рассмотреть – перемазанные засохшей кровью, с обломанными ногтями и свежими шрамами поперек ладоней. Но самое страшное – кровь была повсюду. Некстати вернулось обоняние, и в ноздри ударил кислый резкий запах исторгнутого желудком. Туомас дрожал в сильнейшем ознобе; от страха в голову не лезло ничего, кроме желания поскорее убраться отсюда. Как он оказался в этом месте и почему ничего не помнил об этом?

Его как будто уронили с четвертого этажа и собрали заново.

Он аккуратно потянулся, насколько позволяло пространство, ощупал тело в поисках ран и, не найдя никаких повреждений, приступил к армейской разминке в положении лежа. Руки повиновались свободно, ноги затекли, а сведя лопатки, он заорал в голос и тут же заткнул себе рот кулаком: от солоноватого привкуса на языке подступила тошнота. Туомас прислушался, не явится ли похититель на крик, – но никто не отозвался. Он подождал пару минут и вернулся к проверке. Медленно двигая каждым суставом, искал растяжения или переломы; и все же, несмотря на сильнейшую боль, тело казалось здоровым и отзывалось беспрекословно.

Темнота постепенно отступала: прищурившись, Туомас разглядел свисавшие с потолка клочья разодранной обшивки. Может быть, шумоизоляция? Помещение мало напоминало квартиру. Пальцы нащупали слева что-то округлое, гладкое и деревянное, похожее на ножку стула. Туомас чуть потянул – и тут же в сантиметре от его лица с грохотом рухнула тяжеленная столешница. Он дернулся в сторону и пребольно ударился плечом о новую преграду.

Вспоротый потолок и полоски света – отличная новость: кажется, его не похоронили заживо!

Последним, что Туомас помнил, была ссора с бродягой у себя дома. Черт его дернул пригласить ненормального в квартиру! Они вроде подрались… Или нет, или почти? Но этот псих согласился свалить и свалил… верно?

Прошла целая вечность, пока он кое-как поднялся, боясь опереться на что-либо, кроме собственного тела. На уровне глаз мелькнуло нечто похожее на выключатель; Туомас нажал его, но вместо света вызвал к жизни лишь слабую искру от измочаленных ошметков проводки. Убедившись, что сумеет устоять еще несколько секунд, он потянулся и изо всех сил дернул за веревку от жалюзи, едва не оборвав ее вместе с карнизом.

В лицо ударил яркий солнечный свет. Туомас крепко зажмурился, спасаясь от рези, а когда решился взглянуть через растопыренные пальцы, то опешил от увиденного.

Он оказался не в подвале и не в забитом мусором гараже, а всего лишь в трейлере – доме на колесах. За окном качалась на ветру высокая трава, скрывая окрестности до самого горизонта. Но главным зрелищем для Туомаса оказалась не местность, а царивший внутри невероятный разгром.

Должно быть, когда-то в трейлере было уютно, но сейчас здесь не сохранилось ни единого целого предмета: кровать над водительской кабиной выпотрошена, от матраса и подушек остались лишь клочья пуха и ошметки наволочек. Шкафы и ящики зияли развороченным нутром, посуда перебита. Обшивку на стенах и двери покрывали глубокие неровные царапины, похожие на следы звериных когтей.

Или тупой бензопилы.

Туомас обернулся и охнул – в пятку впился осколок стакана. Он медленно наклонился, осторожно вытащил стекло, но пока ковылял на полусогнутых до разбитой душевой кабины в дальнем конце трейлера, порез успел затянуться. Туомас потрогал небольшой розоватый рубец – все, что осталось от раны, – и не поверил глазам. Смахнув клочья кожзама, он осторожно присел на шершавое деревянное сиденье недалеко от рухнувшей столешницы и огляделся еще раз.

Возле душевой валялось что-то знакомое; приглядевшись, Туомас опознал в ошметках свою домашнюю футболку и джинсы. Чем сильнее он вглядывался, тем хуже ему становилось. Вперемешку со рваньем, осколками и щепками на полу валялись обглоданные до белизны кости – при виде их живот скрутило спазмом, и только серия глубоких вдохов смогла побороть новый приступ. Что здесь произошло, пока он был в отключке?

Незнакомца звали Найджел… Англичанин, без адреса и родных. И что-то там еще было странное. Остановился на пороге, повернулся… что-то сказал на прощание, но Туомас не помнил ни единого слова.

«Мобильник!» – внезапно осенило его. Он ведь держал его в кармане, потому что собирался вызвать полицию… Где он теперь?

Туомас присел на корточки, несмотря на ноющие колени, и тщательно оглядел фургон. Узкий проход по центру перегородила едва не похоронившая его столешница. Чтобы здесь хоть что-то найти, по-хорошему надо сначала вывалить наружу битую посуду, тряпье и прочий хлам. Мобильника очень не хватало, но Туомас не мог преодолеть естественную брезгливость – рыться в обглоданных костях было выше его сил.

Больше всего на свете он мечтал о душе и глотке чистой воды.

Туомас выглянул в окно и решил, что близится полдень: солнце припекало вовсю и уже скрылось от его взгляда прямо над крышей трейлера. Вокруг не нашлось ни единой целой тряпицы, чтобы прикрыть наготу. Он поднял жалюзи на втором окне и понял, что трейлер стоит на парковке в полном одиночестве. Оставалось уповать, что на стоянке некому будет обвинить его в нарушении общественного порядка.

Он дернул за дверную ручку и похолодел.

Трейлер был заперт снаружи.

Конечно, идиот, это же похищение! Туомас в панике подергал ручку еще, но тщетно. Оглянулся в сторону кабины водителя, но там стояла глухая стена. Изрезанная, как и все вокруг. На Туомаса топорщились вздыбленные клочья звукоизоляционного материала, несколько треснутых пластин от обшивки валялись на полу с глубокими вмятинами, похожими на след огромных челюстей.

Он сглотнул, ощущая чудовищную жажду: горло будто терзала песчаная буря, при каждом вдохе раздирая слизистую. Туомас оставил попытки сломать замок и тщательно ощупал поверхность двери, пока не увидел ее: рядом с ручкой, скрытая под обрывками синтепона, торчала небольшая защелка. Он не без труда ухватил головку скользкими пальцами. Раздался щелчок, и дверь медленно открылась – Туомас был свободен.

Он высунулся по пояс, с наслаждением вдыхая чистый воздух. Оглядевшись, Туомас убедился, что на парковке никого, выскочил наружу и подбежал к кабине водителя.

Свежая трава приятно щекотала затекшие босые ступни.

Дверь, к его изумлению, была лишь неплотно прикрыта. Туомас забрался на водительское сиденье, закрылся и пожалел, что нельзя зашторить лобовое стекло. Он вгляделся в узкое зеркало над приборной панелью, но от вида капель засохшей крови на волосах его замутило. На сиденье рядом лежали стопка поношенной, но чистой одежды, две полуторалитровые бутылки с водой и пакет, в котором по форме угадывались сэндвичи. Голод скрутил желудок в петлю Мебиуса, горло пересохло, но Туомас заставил себя первым делом прочесть текст на листке, лежавшем поверх всего добра и вырванном, похоже, из его собственной записной книжки.

«Представляю, каково тебе сейчас, Том. Многое стирается из памяти, но свою первую Луну я никогда не забуду. Удивлен, как мне удалось выжить, ведь под рукой не было ни книги, ни того, кто бы дал мне по затылку и отвез в подходящее место.

Трейлер, который ты, без сомнения, ободрал до неузнаваемости, принадлежит мне. Это мое единственное имущество, и прежде я никогда не рисковал запираться в нем. Но ты не внял моим предостережениям, так что пришлось выбирать между своим убежищем и машиной. Не хочу думать о том, чего будет стоить отдраить его и устранить все повреждения.

Да, Том, если ты все еще не догадался, то разгром учинил ты сам. Разумеется, ты этого не помнишь – на то, чтобы после превращения оставались хоть какие-то воспоминания, уходят месяцы тренировок. Сейчас тебе очень плохо, потому что твои кости в течение ночи дважды претерпевали чудовищные трансформации: вытягивались, ломались, срастались заново. Твои органы тоже. Ты голоден, и тебя мутит. Мне уже приходилось помогать молодым волкам – поверь, я очень хорошо понимаю, каково тебе сейчас.

От твоей одежды остались одни лохмотья, поэтому я приготовил чистую смену. Впереди еще две Луны, прежде чем проклятый диск начнет убывать. Послушай меня хотя бы на этот раз: не выходи из трейлера и не привлекай внимания. Под сиденьем в сумке-холодильнике лежат остатки сырого мяса – большую часть ты сожрал ночью, и остаток ничтожно мал, но он поможет продержаться. Перед полнолунием сними одежду, иначе лишишься ее – другой смены я не приготовил. Я вернусь, когда приду в себя, мы сможем поговорить, и я постараюсь ответить на твои вопросы. Теперь, надеюсь, я смог тебя убедить в реальности случившегося.

Мне действительно очень жаль, что мы встретились тогда, в лесопарке. Я не успел добраться до убежища и понадеялся, что ночью никому не придет в голову разгуливать рядом с кладбищем. Я ошибся – и поэтому твоя жизнь теперь изменится навсегда.

Она уже изменилась.

Надеюсь, до встречи. Заклинаю: ни шагу наружу!»

Туомас перечитал письмо трижды, отказываясь верить. Оглядел себя, ощупал – но заляпанное кровью тело отзывалось лишь ноющей болью в каждом суставе. Жадно выхлебав половину бутылки, он набросился на сэндвичи.

Ему придется провести еще одну ночь среди того, что творилось за стенкой? Немыслимо.

Успокоив урчавший живот, Туомас перечитал послание Найджела еще раз. Неужели… Он не мог поверить, что все происходит на самом деле. Что подобное вообще возможно.

Из всех людей на этой проклятой планете такое случилось именно с ним. Если верить письму, теперь он обречен на вечное одиночество и постоянный страх встретить кого-то в полнолуние на своем пути. Никакой семьи, никаких друзей – только бегство и прятки, жалкие попытки обмануть судьбу.

Закрыв глаза, Туомас вцепился пальцами в слипшиеся волосы и завыл, охваченный отчаянием.

Найджел так и не появился.

Остаток дня пролетел быстро: после еды Туомас задремал, привалившись головой к дверце кабины. Во сне он бежал: мелькали деревья, по лицу безжалостно хлестали мокрые ветки – он несся наперегонки с ветром, пригнувшись к земле и слушая звуки, о которых прежде и не догадывался. Резкий гудок впереди заставил его споткнуться; дернувшись, Туомас больно приложился виском о защелку ремня безопасности и проснулся.

Багровый круг расплывался над самым горизонтом, стекая по кромке леса. Туомас доел остатки сэндвичей и вылез наружу, по-прежнему голый – переодеваться в чистое без душа не имело смысла. Ломота в теле отступила, покрытая кровавой коркой голова нестерпимо чесалась; обломанные ногти успели отрасти, а стричь их было нечем.

Он добрался до знака парковки недалеко от фургона, пытаясь определить, в какой стороне находится Турку. Никаких признаков жизни или указателей он не увидел, но где-то вдалеке, за толщей травы, изредка слышался гул проезжавших машин – возможно, там проходила региональная трасса. За парковкой никто не ухаживал. Да что там, Найджел, наверное, сам установил этот знак. Англичанин мог увезти его хоть за сотню километров от города!

Солнце садилось, уступая место ночной прохладе; Туомас поежился, пересек парковку и нашел узкую, еле заметную в бескрайнем травяном море гравийку. Ему отсюда не выбраться – гравийка уводила с парковки на юг, а машины двигались… где?! На севере? Он прислушался и растерянно завертел головой. Паника нахлынула безжалостным приливом, в висках застучало. Медленно дыша, он присел на корточки, тщательно вслушиваясь и надеясь уловить хоть что-то в легком колыхании вокруг.

На островах всегда слышен шум моря. Сколько ни иди – оно всегда рядом, служит незримой, но отчетливой границей тесного мирка его детства. Если долго идти, непременно выйдешь к берегу. Здесь же Туомас чувствовал, что окончательно потерялся.

Без связи, без еды, без…

Он бросился обратно к трейлеру. Фургон стоял на парковке давно – колеса увязли в земле, трава оплела уже тронутые ржавчиной диски. В бардачке он нашел ключи, водительские права на имя Найджела Уотерби, выданные в Осло четыре года назад, и несколько монет по паре евро. В самой глубине валялся вскрытый, пожелтевший почтовый конверт – в нем лежали помятое письмо и какая-то безделушка. Мобильника в бардачке не было. Заведя двигатель, он проверил уровень бензина и включил отопление. Когда кабина прогрелась, солнце прочно увязло в топкой линии горизонта – часы на приборной панели показывали половину восьмого.

Туомас перечитал письмо сумасшедшего еще раз. У него нет связи, но что мешает просто выехать на трассу и рвануть до ближайшего поселка?

Он вдохнул и мысленно начал загибать пальцы:

yksi: у него нет документов;

kaksi: он за рулем чужой машины;

kolme: весь в крови и без одежды;

nelja: фургон внутри разворочен так, словно там совершили с десяток ритуальных убийств, и повсюду разбросаны обглоданные кости.

Один патруль на его пути – и он за решеткой. Найджел уж точно не придет ему на выручку. Ко всему пережитому не хватало только Ханне хлопотать о его освобождении – ее вера в брата не переживет такого удара.

Туомас глянул под сиденье и убедился, что сумка-холодильник на месте. Вздохнул, нашел в бардачке замусоленный карандаш, расчертил свободное место на листе на две половины и начал выписывать за и против.

Главные доводы против обращения в бешеного зверя – логика и здравый смысл: так не бывает, оборотней не существует.

Хватало и доводов за: развороченный трейлер, ломота в теле, которая прошла слишком быстро, слишком острое обоняние, слишком быстрое заживление любой раны, отсутствие воспоминаний о прошлой ночи, лохматые патлы до плеч и сантиметровые ногти.

Если он не стал оборотнем, то что все это значило?

Мысль о том, чтобы вернуться в фургон, сжимала его внутренности клещами. Уж лучше идти по дороге до шоссе, которое должно быть где-то там, но Туомас не понимал, как будет доказывать собственную нормальность и непричастность к чему-то ужасному, учитывая его внешний вид.

Он допил остатки воды из первой бутылки и решительно вытащил сумку из-под сиденья. До полуночи осталось всего ничего. Некому оглушить его – часы пробьют двенадцать, дурная шутка окончательно станет шуткой, а с утра он уж как-нибудь найдет способ добраться до дома. Настроение немного поднялось при мысли, что эту ночь он проведет в кабине, в тепле и покое.

Пятка коснулась чего-то ледяного; нагнувшись, он обнаружил, что вместе с сумкой вытащил из-под сиденья небольшой предмет. Включать свет в кабине не понадобилось – Туомас узнал бы свой армейский «Гербер» на ощупь из сотни ему подобных. Его снова прошиб холодный пот при виде нового неопровержимого доказательства правоты Найджела.

Но, возможно, британец подобрал нож после схватки, когда Туомаса увезли в больницу? Мозг отчаянно цеплялся за последнюю тончайшую логическую нить.

В половину двенадцатого, заглушив двигатель, Туомас выбрался наружу, постоял немного перед трейлером, вдохнул и резко распахнул дверь. В следующий миг он швырнул внутрь сумку и отпрянул, сраженный запахом тухлятины и рвоты. Он продолжал стоять голышом на пороге, пока не замерз окончательно; вдохнул еще раз и еще, словно надеясь скопить немного чистого воздуха в легких, забрался внутрь и решительно задвинул защелку.

В фургоне стоял полумрак; через маленькие окошки проникало слишком мало света. Туомас передвигался медленно и осторожно, тщательно высматривая битые стекла. Он нашел в раковине будильник, поставил так, чтобы видеть из любого угла трейлера, и начал прибираться, складывая мусор, кости, обрывки одежды и самые крупные осколки в одну большую кучу посреди развороченной душевой кабины. Когда легкие уже было лопались от натуги, он заставил себя вдохнуть – и едва не бросился наружу от мерзостной вони, хлынувшей в нос.

Чем ближе к полуночи, тем чаще Туомас поглядывал на треснувший циферблат. Он не верил, что «карета станет тыквой» по русской присказке; фраза была аллюзией на сказку о Золушке, для которой в полночь все хорошее тоже обычно заканчивалось. Он не верил, но поймал себя на том, что смотрит на будильник почти неотрывно.

Десять минут до двенадцати. Туомас прислушался к ощущениям, но тело ничем не выдало грядущих перемен и казалось совершенно здоровым.

Пять минут. Он на всякий случай отошел подальше от набитой стеклом душевой и прикрыл болтавшуюся на одной петле дверцу.

До полуночи оставалось две с половиной минуты, когда тело пронзила боль, схожая с зубной, – такая же острая и невыносимая. Его кости вырывало из суставов и ломало без намека на анестезию. Он рухнул на колени, теряя равновесие, и тут спину выгнуло дугой с такой силой, что из глаз покатились слезы. Послышался треск, и Туомас понял, что это лопается его кожа.

Его разбудил нещадно бивший в глаза солнечный луч. Туомас лежал на полу среди груды обломков. Он хотел встать, чтобы прикрыть жалюзи, но тело ему не повиновалось. Боль пробивала каждый сустав, жажда раздирала горло, липкие от крови и пота пальцы сводила судорога. Помня о запасе воды в кабине, Туомас решил не тратить время на жалость к себе и резко встал; сражаясь с головокружением, он потянулся к окну, опираясь на чудом уцелевший кухонный уголок, и задернул покосившиеся жалюзи. Неподалеку валялась разодранная в клочья сумка-холодильник, а пол усыпали обглоданные дочиста кости.

От его жалкой попытки навести порядок не осталось и следа. Собранную в душевой кучу разметало повсюду, а сам душ, вырванный из стены, валялся в другой части трейлера, словно сброшенная после линьки змеиная шкура. Царапины на двери и стенах стали глубже: в паре мест толщины обшивки и корпуса едва хватило, чтобы сдержать его.

Нет, не его. Бешеного зверя, который теперь будет красть из его жизни три ночи каждый месяц.

Как такое вообще возможно? Как его угораздило вляпаться в такое дерьмо?!

Сколько времени понадобится Найджелу, чтобы добраться до стоянки? Почему англичанин не явился накануне? Где он сам провел эти ночи, есть ли у него схрон, чтобы достать одежду и помыться?

Туомас присел на краешек ободранной скамьи. Сердце колотилось, по шее и вискам стекали струйки пота. Туомас осторожно прислонился к тому, что когда-то было спинкой, и закрыл глаза, но стало только хуже. Он мгновенно перенесся в ту ночь в пустом доме недалеко от старого маяка. В окна бился штормовой ветер, натужно скрипели доски на открытой веранде. Маленький Том, натянув одеяло до подбородка, сидел на кровати и не понимал, почему родители до сих пор не вернулись с прогулки. Ему так страшно, а рядом никого нет…

Туомас открыл глаза, прогоняя морок, провернул защелку замка и выбежал из трейлера, оставив дверь открытой. Он понял, что больше не может ждать. Внутри словно вертелась без остановки огромная шестеренка, утыканная шипами. Туомас разрешил себе лишь пару глотков воды из второй бутылки – остаток ушел на лицо и руки. Тошнотворный запах никуда не делся, вымыть голову он тоже не смог, но понадеялся найти на ближайшей заправке бесплатный туалет и привести себя в более-менее пристойный вид.

Он переоделся в оставленную Найджелом одежду – потертые синие брюки и рубашку-поло. И то и другое было немного велико, но Туомас не мог отвлекаться на мелочи – его заполняло отчаяние. Глубоко под сиденьем нашлись его собственные кроссовки; сквозь бешенство и безнадегу проступало что-то сродни благодарности к старому оборотню: на месте трейлера могла быть его квартира, а на месте костей… Туомас до крови прикусил язык, прогоняя лишние мысли, выгреб из бардачка деньги и старый конверт и распихал по карманам брюк. Письмо Найджела он сложил в карман рубашки.

«Эта книга поможет вам выжить в первую Луну» – только сейчас до него дошел истинный смысл фразы.

Туомас включил зажигание, чтобы проверить часы на приборной панели – до полудня оставалось немногим более часа. Заглушив машину, он вернул на место ключи и запер кабину. Живот крутило от голода, пары глотков оказалось недостаточно для утоления жажды, к тому же кружилась голова, а к горлу то и дело подступала паника. Масштаб грядущих перемен не поддавался анализу – он должен съехать? Бежать из города? Сколько времени это займет и как найти столько денег, если от заначки, считай, осталось лишь воспоминание, а новой работы в таком состоянии ему не найти?

Мысли одна другой хуже путались, сбивались в болезненный ком. Макушку нещадно пекло июльское солнце, на глаза от яркого света наворачивались слезы, но Туомас упрямо двигался в сторону найденной накануне гравийки, держа в карманах стиснутые до боли кулаки.

После суток босиком ногам в кроссовках быстро стало тесно и жарко; отсутствие носков обещало скорые и болезненные мозоли. Ах да, про мозоли можно ведь больше не переживать? Миновав парковочный знак, Туомас шагнул на заросшую тропу и обнаружил по обе стороны пересохшие, поросшие репьем канавы. Над кромкой леса понемногу сгущались дождевые тучи; ветер усилился, травяное море нервно колыхалось в предчувствии непогоды.

Туомас не успел пройти и сотни метров, как услышал далекий сигнал полицейской сирены; медленно двигаясь по гравийке, он не сразу понял, что с каждой секундой звук приближался. Еще минута – и он уже смог различить среди шелеста травы методичный хруст резины по мелким камням.