Его фиктивная мечта

ГЛАВА 1

– Ульяна! – мама буквально вырвала меня из сладкого сна, в котором я могла пребывать ещё как минимум час. – Скорее вставай!

Я непонимающе огляделась, мучительно возвращаясь в реальность.

– Что случилось, мам? Ты чего кричишь?

– Чего я кричу?! Пока ты тут бока отлёживаешь, твой брат в обезьяннике мучается! – мама всхлипнула, и только когда взгляд мой упёрся в неё, я увидела, в каком она состоянии. Судя по опухшему лицу, плакала мама уже долго, но почему-то только сейчас бросилась меня будить.

– Как? Почему в обезьяннике? Его что, арестовали? – спросила, усаживаясь на постели и стаскивая одеяло.

– А ты как думаешь?! Что за глупые вопросы?! Не на экскурсию же он туда пошёл! Одевайся! Нужно ехать в банк и снимать деньги, чтобы внести за Женечку залог. Надеюсь, у тебя есть хоть какие-то сбережения.

Она требовательно уставилась на меня, и в тот миг что-то надломилось внутри. Ну конечно, сбережения у меня были, вот только меньше всего мне хотелось тратить кровно заработанные на своего непутёвого братца.

Взгляд матери не оставлял пути к отступлению, а потому, в очередной раз затолкав куда подальше гордость, я мысленно попрощалась с мечтой и стала одеваться. Ведь семья – это святое.

***

Следовало привыкнуть и не задаваться вопросами, но почему-то получалось с трудом. Мой проблемный братец на регулярной основе влипал в неприятности. Думаю, несложно было догадаться, кто потом вытаскивал его из дерьма.

Мама всегда любила Женю особой любовью, которой никогда не удостоится дочь. Какие-то дремучие устои, впитанные в её сознание поколениями, поселили в ней убеждение в том, что мужчина в семье – царь и бог, а женщина, кем бы она ни была, обязана ему служить.

Сама она старалась этому убеждению не противоречить, поддерживая чистоту в комнате Жени и кашеваря на кухне, чтобы накормить сына обедом из трёх блюд. Вот только продукты для этого самого обеда, как и счета за свет, а также обновки для любимого брата покупала я, потому что единственная в нашем доме работала.

Женя тоже иногда работал, точнее, он влипал в разные авантюры с целью заработать денег и слава богу, если просто терял то, что вложил. А бывало, оставался должен, и если не мог отработать свой долг, кредиторы шли к нам. В один из дней, когда в наш дом заявились два бугая в чёрном и, оценив меня, стали говорить что-то о выплате долга натурой, мне с трудом удалось убедить их взять деньгам. Около года я ежемесячно отдавала им бо́льшую часть дохода, умоляя судьбу, чтобы не нарисовались новые братки и не потребовали ещё.

Теперь, судя по всему, Женя влип в куда более серьёзные неприятности, и мама требовала у меня денег, чтобы внести за него залог.

– Сколько?! – ахнула я, да так и зависла с застрявшей посреди густой копны кудрей расчёской.

– Что, сколько? Ты глухая, что ли! – возмутилась мама. – Сто пятьдесят тысяч. И не говори, что у тебя нет таких денег. Ты ведь собирала на свою эту поездку, – последнее слово было сказано с особым пренебрежением. – Теперь хоть на благое дело пойдут.

Мне с трудом удалось сдержать слёзы.

Ну конечно, моя поездка – ничто по сравнению с выбросом кровно заработанных на ветер.

– Пошевеливайся, Ульяна! Нужно успеть приехать к открытию, пока не набежал народ, – ворчала мать, суетливо складывая вещи в сумку. – И гриву свою собери – торчит во все стороны как гнездо.

До здания суда мы добрались за четверть часа, объезжая переулками утренние пробки. Всё то время пока мы ехали, я пыталась выяснить, в какую авантюру на этот раз влип Женя, но мама лишь повторяла как заведённая, одну и ту же фразу, не желая вдаваться в подробности, и, судя по всему, сама свято верила в то, что говорила.

– Он ни в чём не виноват! Его обманули! Женечка ведь такой доверчивый!

Отсидев очередь и в сто первый раз выслушав историю о том, какой замечательный у меня брат и как я должна уважать его усилия пробиться в жизни, я поняла, что ещё чуть-чуть и взорвусь. Он воровал у родителей деньги и врал, не краснея, что это он не для себя, друг попросил помочь. Чтобы купить смартфон, он сдал в антиквариат часы дедушки – фамильную реликвию времён войны. И вдобавок ко всему после смерти папы, когда мы едва сводили концы с концами, он заложил в ломбард мамино золото, чтобы отпраздновать с друзьями свой день рождения! И об этом человеке, всю жизнь прожившем без стыда и без намёка на совесть, мама годами поёт мне дифирамбы!

Я бы точно вспылила, если бы в следующую минуту не подошла наша очередь.

Никогда ещё мне не было так больно от необходимости вводить пин-код карты на терминале для оплаты. Хотя, чего это я? Давно уже следовало привыкнуть, Ульяна. А по-хорошему, устроиться на ещё одну работу, чтобы Женя уж точно мог ни в чём себе не отказывать. Сестрица подстрахует.

Когда его вывели к нам, помятого, лохматого и затюканного, мать со слезами бросилась ему на грудь. Нелепое зрелище мгновенно вызвало у меня брезгливость. Здоровенный двадцатипятилетний мужик едва не плакал, неестественно кривясь, когда пожилая маленькая женщина охала над ним, ощупывая, ничего ли не повредили ироды проклятые её бесценной кровиночке. Мне в отличие от неё плевать было, что с ним делали сокамерники и те, кто его допрашивал, а от зрелища этого семейного воссоединения в какой-то момент начало тошнить.

– Ты должен явиться на заседание суда послезавтра в час, – сказала я ему вместо приветствия. – Иначе мне не вернут залог.

Брат ничего не ответил, а лишь глянул как на внезапное недоразумение.

– Только о деньгах и думаешь! – огрызнулась мать. – Радовалась бы, что брата выпустили.

– Ну конечно, я рада. Рада обслуживать вас обоих и по первому требованию отдавать все свои сбережения во спасение заблудшей души. Только ты учти, Женя, что когда-нибудь моих скудных накоплений может не хватить и тебе самому придётся искать способ выбраться из задницы, в которую ты сам себя загнал.

– Ага, учту, – мерзко ответил братец, возвращая себе привычный облик гадкого и бессердечного эгоиста. – А теперь подбрось-ка нас с мамой до дома.

– Такси вызывайте. Я на работу опаздываю.

Только развернулась, чтобы оставить их, как вдруг мать больно схватила меня за руку.

– Да как ты смеешь?! Какое ещё такси?! Откуда у нас на него деньги?

Я резко крутанула рукой, высвобождаясь, и глянула на мать так, что та испуганно отпрянула.

– У сыночка своего ненаглядного попроси. Я за него отдала сегодня всё, что у меня было. Теперь сами выкручивайтесь!

Оставив их, я зашагала к выходу, стараясь не обращать внимания на окрики, которые летели мне вслед.

ГЛАВА 2

К счастью, мне не требовалось мыть туалеты, чтобы выжить. Я занималась своим любимым делом и только в нём находила отдушину. Для полного счастья, правда, кое-чего не хватало, но даже лишившись всех сбережений, я не отчаивалась. Когда-нибудь у меня обязательно получится.

Влетела в класс, на ходу стаскивая с себя ветровку и тут, как по заказу прозвенел звонок.

– Опаздываете, Ульяна Алексеевна, – сказал, улыбаясь, парнишка с первого ряда, почти лёжа на парте и запуская руку в свою растрёпанную шевелюру.

– Учитель не опаздывает, Дима, – ответила я ему, отдуваясь и скидывая с себя уличную обувь. – Учитель задерживается. Кто помнит, что я там вам на сегодня обещала?

– Отпустить всех пораньше!

– Ничего не задавать на дом!

– Пятёрки всем за сдачу макулатуры!

– Тихо, тихо, – рассмеялась я бойкости своего класса. – Вы опять всё перепутали. За макулатуру я как раз таки освобождаю вас от домашнего задания, а отпустить пораньше, уж простите, не в моей власти. Сегодня у нас контрольная по теме: "Предпосылки восстания декабристов", если кто забыл, а потому доставайте листочки.

Хор недовольного завывания окутал класс.

За время, пока двадцать восемь мальчиков и девочек, скрипя ручками, выполняли контрольную, я поймала себя на мысли, что эти дети стали за годы совместной работы ближе и роднее мне, чем мать с братом. Девочки не стеснялись делиться со мной своими проблемами, а в один из дней, когда у нас проходила эвакуация и некоторых ребят не успевали забрать родители, я повела их к себе домой, и мы чудесно провели день, разговаривая обо всём, что нам интересно в неформальной обстановке. Я любила этих ребят, даже Диму Соболева, на которого другие учителя без конца жаловались мне и директору. Ну да, он сложный парень, зато честный и совестливый, а значит, с ним можно поладить, если найти подход.

Я преподавала историю в школе вот уже три года. И восьмой "А" был первым классом, руководство над которым мне дали сразу же по прибытии. Правда, тогда он был не восьмым, а пятым, а я, честно признаться, пришила в ужас, осознав всю степень ответственности. Но мы поладили, и теперь я с грустью думала о том, что многие из них уйдут после девятого класса.

Звонок с урока вызвал новый гул стенаний. Но что поделать? Время вышло, а кто не справился, пусть учит тему и пересдаёт в виде реферата на следующем уроке. Правила им всем известны.

И всё же к концу занятия решила немного оживить хмурые после сложной контрольной лица приятным известием.

– В следующий четверг не учимся, – пришлось подождать, пока проорутся от счастья. – Едем в Эрмитаж на экскурсию.

Но дальше они уже не слушали, потому что всякая, даже самая скучная экскурсия для них лучше, чем сидеть на уроках.

– Учтите, потом заставлю писать сочинение о впечатлениях, – продолжала я, когда они немного угомонились. – И если в нём я найду хоть намёк на непристойные высказывания о, цитирую: «нимфах без лифчика», дальше читать не буду, двойку поставлю. Дима, ты меня понял?

– А чего я сразу? – возмутился парень. – Макар тоже про сиськи писал.

Цыкнула, громко хлопнув по столу, но и сама едва удержалась от смеха.

– Всех касается. А теперь бегом к Ольге Яковлевне на биологию.

Спустя неделю мы с восьмым "А" катили в специально нанятом экскурсионном автобусе вместе к зданию Эрмитажа. Всю дорогу я пыталась что-то рассказывать детям о городе, пока мы проезжали набережные каналов и исторический центр, но вскоре стало ясно, что это бесполезно и нечего глотку надрывать. Ведь слушали только первые ряды.

Слегка приспустив ремни дисциплины и порядка, я, наконец, выдохнула и прикрыла веки. Впереди нас всех ждал длинный день в музее, и мне само́й не мешало бы немного отдохнуть, набраться моральных сил. Но как только я подумала об этом и поудобнее устроилась в своём кресле, раздался грохот и меня тоже впечатало бы в лобовое стекло автобуса, не будь я пристёгнута.

– В чём дело? – испуганно спросила я водителя, цепляясь за подлокотники.

– Приехали, – недовольно фыркнул он, указывая взглядом на дорогу за лобовым стеклом.

Я посмотрела, куда он показал. Прямо перед нами, повёрнутый вполоборота, стоял внушительных габаритов гелендваген, в который мы только что врезались.

ГЛАВА 3

Первым делом подскочила с места и кинулась в салон. Во взволнованном молчании школьников раздался протяжный свист и чуть слышная ругань. Убедившись, что никто не пострадал, велела им не сходить со своих мест и поспешила на выход.

Мы не доехали до цели всего ничего, и теперь, перекрыв аварией поворот на Троицкий мост, посеяли настоящую панику в рядах автомобилистов.

Водитель гелика на эмоциях доказывал что-то нашему шофёру, но тот, как бывалый участник дорожного движения, повидавший за свою жизнь всякое, лишь отвечал односложно, то и дело затягиваясь сигаретой.

– Смотреть надо, куда едете! – голосил один.

– Ну вот и смотрел бы, – отвечал второй и тут же сплёвывал на поребрик.

– Ульяна Алексеевна, мы что, уже никуда не едем? – раздался из-за моей спины детский голос.

– Лена, Вика, идите в автобус. Не хватало ещё мне вас по всей набережной собирать. Мало мне забот.

Кто-то возле меня хмыкнул, да так, что не услышать было невозможно даже в шуме оживлённой улицы.

– Я из-за вашего автобуса важную встречу просрал, – заявил мужчина в деловом костюме, коршуном восседая на перилах моста и набирая что-то у себя в телефоне. – И без того опаздывал, так вы ещё влезли. Чего попёрлись-то в час пик? Другого времени выбрать не могли?

Я едва не поперхнулась возмущением. Ну нахал. Оказывается, это мы виноваты, что он куда-то там не успел. А ничего, что мы тоже уже никуда не успеваем, и школьная администрация теперь задолбает меня объяснительными и походами в РОНО?

– Делать всё надо вовремя, – высказала я. – Тогда и опаздывать не будете, и под колёса автобуса лезть не придётся.

Мужчина нахмурился. Спрыгнув с ограждения, он выпрямился и хищной походкой стал приближаться ко мне. Сразу сделалось как-то не по себе. Настолько, что я машинально прикрыла собой девочек, которые так и не ушли, продолжая наблюдать за нами.

Когда мужчина приблизился, у меня дыхание перехватило. Пришлось задрать голову, ведь даже на каблуках я была на полголовы его ниже, а о ширине этого шкафа и говорить не стоило. Оказавшись совсем близко, он посмотрел на меня сверху вниз так, что пришлось сглотнуть.

– Хотите сказать, мой водитель виноват в аварии? – спросил он, склоняя набок голову, отчего грозное лицо обрело насмешливое выражение.

– Сейчас полиция приедет и разберётся, – постаралась я ответить как можно более твёрдым голосом, и даже грудь выпятила для пущего эффекта.

Уж не знаю, чего там себе надумал этот тип, но он даже не постеснялся опустить взгляд и некоторое время продолжал пялиться на эту самую грудь. Мне даже неловко стало, и я почему-то ощутила себя абсолютно голой.

Только когда глаза его вернулись к моему лицу, я сумела оценить мужчину. Страх и волнение улетучились, и пришлось признать, что передо мной в ту минуту был самый настоящий герой страстных грёз. Нет, не романтических, а именно таких, в которых допускаются всевозможные постыдные вольности.

Широкие скулы, волевой подбородок с ямочкой, взгляд – всё сообщало о том, что мне несказанно повезло нарваться на завоевателя. Даже нос с горбинкой не портил мужчину, выдавая в этом с виду приличном человеке плохого парня.

– Тут и думать нечего. Всё очевидно. Не завидую я вашему водителю.

– А я вашему! Наверное, вы ему также зудели под ухом, вот он и не заметил автобуса.

Не хотелось больше поддерживать этот бессмысленный разговор. Окончательно испортив мне настроение, мужчина самодовольно улыбнулся и позволил отойти, не бросив даже напоследок какой-нибудь колкости в спину.

К тому времени, устав сидеть в душном автобусе, дети уже выбрались из него и облепили бортик гранитной набережной.

– Ульяна Алексеевна, – простонала одна из девочек. – Мы что, в музей не попадём?

– Сегодня уже точно не попадём, и будем торчать здесь до приезда полиции.

– Так, может, на прогулочном катере, а, Ульяна Алексеевна? – поступило новое предложение. – Тут же полминуты. Раз, и мы у Дворцового моста.

– Было бы здорово, Дима. Но бюджет школы не резиновый, и его хватило только на автобус. Возвращаться домой будем на метро.

Мы дружно проводили взглядами появившийся из-под моста катер с туристами. Нам махали, мы махали в ответ, щурясь от яркости солнца, бликами отражавшегося от беспокойной глади Невы.

Устав хандрить, я хлопнула ладонью по граниту.

– Дети, – проговорила я решительно, – раз так вышло, что на экскурсию мы не попали, проведём урок в полевых условиях. Приготовьте ваши уши и запоминайте всё, что я вам расскажу. На следующем уроке будет проверочная.

Волна недовольных возгласов прокатилась вдоль набережной. В шуме оживллённой центральной улицы мне приходилось надрывать горло настолько, что я едва не сорвала голос. Пожалела, что не имею в загашнике микрофона, который пристёгивается к одежде и наушников по количеству учеников в классе. И тем не менее я рассказала всё, что хотела и как это ни странно, меня слушали более чем две отличницы.

– На сегодня это всё по эпохе Возрождения, – закончила я, с облегчением наблюдая за тем, как возле нас паркуется полицейская машина. – А насчёт проверочной я не шутила. Так что, если не слушали, вперёд читать дополнительный материал.

Сквозь недовольные вопли раздался вопрос:

– Ульяна Алексеевна, почему все так Джоконду Леонардо да Винчи любят? Она же страшная.

Пришлось подождать, когда утихнет хохот.

– Тому есть вполне логичное объяснение, – раздался голос из-за моей спины. – Однажды Джоконду украли прямо из Лувра, сделав картине хорошую рекламу, и с тех пор ею восторгаются все кому не лень.

Я обернулась, изумлённо округлив глаза. Неизвестно сколько времени позади меня стоял хозяин гелика и подслушивал. Так ещё и вклинится нагло в разговор.

– Леонардо да Винчи – гений своего времени! – возмутилась я. – Он смелый новатор, экспериментатор и человек, опередивший эпоху.

Мужчина недовольно скривился и, выглянув из-за моего плеча, обратился к детям:

– Уснуть можно. Как вы её терпите?

Кто-то из детей захихикал, но меня это не задело, а вот наглец уже начинал порядком раздражать.

– Ваши познания в искусстве бесподобны. Неужели вы Джоконду вживую видели, чтобы такие заявления делать?

– Видел и не раз. Я много путешествую. А вы, судя по всему, довольствуетесь картинками из книжек и сухими фактами из школьных учебников. Я прав?

В ту минуту, сам того не осознавая, мужчина задел меня за живое. Моя цель, моя мечта благодаря любимому братцу выпорхнула из рук, едва поманив за собой. Я так хотела хоть раз увидеть по-настоящему всё то, о чём читала, прикоснуться к холодному камню церкви святого Петра во Флоренции, оказаться за витражными стенами парижских готических церквей. Как же я мечтала побывать в музеях европейских столиц и увидеть не репродукции, а оригиналы шедевров великих художников, впитать в себя эту неповторимую и ни с чем не сравнимую энергию живого искусства.

«Всё это глупости» – сказала как-то раз мама, и с тех пор я больше не делилась с ней своими тайнами.

– Я бы и рада съездить в Лувр и посмотреть на Джоконду своими глазами, – проворчала вместо ответа. – Но есть такие понятия, как непредвиденные обстоятельства и обязательства. Не каждому дано столько свободы действия, как вам.

– То есть, по-вашему, я бездельник?

– По-моему, вы сейчас лезете не в своё дело и срываете мне урок.

– Посреди моста.

– Да даже если и так! Что вы привязались?! Идите с гаи решайте. Мы устали уже тут стоять.

– Ну нет, я ж бездельник, – мужчина ловко запрыгнул на каменную ограду, усаживаясь на неё. – Так что готов слушать ещё. Рассказывайте.

Едва не вспылила. Тем более что дети воспринимали нашу перепалку как развлечение, и усмирить их вот так сразу не представлялось возможным.

Я бы точно наговорила мужчине лишнего и долго жалела об этом потом, если бы в следующую минуту к нам не подошёл водитель автобуса.

– Ульяна Алексеевна, – обратился он ко мне, – конфликт исчерпан. Давайте я вас обратно в школу закину.

– Как? – растерялась я. – Подождите, а чем всё закончилось?

– Мы ничего не нарушили. Машина нас подрезала.

Я обернулась на сидевшего возле меня хозяина гелика и, растянув губы в победной улыбке, проговорила:

– Что и требовалось доказать. Пойдёмте, дети.

Ощутив себя хоть на краткое время королевой положения, я гордо зашагала к автобусу, увлекая за собой школьников. Но не успела я дойти до цели, хриплый шёпот, раздавшийся в предельной близости от моего уха, заставил вздрогнуть.

– До встречи, Ульяна Алексеевна, – проговорил коршун, заставив меня обернуться.

На мгновение от его близости дух перехватило, и настолько я глупо выглядела в тот момент, что некоторые из детей уже откровенно хохотали над нами.

Мужчина последний раз одарил меня пронзительным взглядом тёмных глаз, после чего обернулся и зашагал к своей машине, где виновато перетаптывался с ноги на ногу его водитель.

Вот же гад. Всё-таки за ним последнее слово осталось. Стоп. А что значит, «до встречи?»

ГЛАВА 4

Очередной рабочий день был в самом разгаре. И даже перемена не давала возможности перевести дух. Под визги и вопли дорвавшихся до краткого мига свободы детей я заполняла журнал, стараясь ничего не перепутать и то и дело сверяла информацию по таблице в компьютере.

– Уля! – из открытой двери показалась голова учительницы географии и по совместительству завуча. – Наталья Анатольевна всех у себя собирает. Что-то стряслось. Бегом.

– Но скоро звонок.

– Бегом, я сказала!

Конечно, я знала, что спорить с распоряжениями директора бессмысленно. Но так устала в тот момент, что решила испытать удачу. Тщетно. Закрыв ноут и журнал, поспешила следом за женщиной.

– Что случилось, вы не в курсе? – спросила я, нагнав её.

– Ой, Уля, одно из двух: либо какое-то новое распоряжение из РОНО, которое противоречит здравому смыслу либо ЧП в школе. Но насколько мне известно, за последнее время никто не срывал краны в туалете и палёным не пахнет, а значит, второй вариант отпадает.

Она распахнула створки дверей учительской, где уже собрался почти весь преподавательский состав. Женщины, коих среди нас было большинство, оживлённо перешёптывались, мужчины в лице физика, физрука и трудовика, кидая на дам хмурые взгляды, недовольно бухтели.

– Коллеги, – раздался голос директрисы. – Рада, что все в сборе. Благодарю за оперативность. Как вы знаете, у нашей школы немало проблем и одна из них – нехватка средств на ремонт. Много лет мы мучаемся со старыми аварийными стеллажами для спортинвентаря, в классах технологии у девочек нет швейных машин, а на трудах мальчики изучают мастерство плотника лишь в теории, потому что ничего кроме молотка и гвоздей мы не можем им предоставить. Сергей Витальевич даже был вынужден принести из дома свою дрель и набор отвёрток, за что мы ему безмерно благодарны. Но так не пойдёт, коллеги, – она сделала паузу, одарив нас всех взглядом пылкой комсомолки. – И какое счастье, что сегодня один замечательный человек вызвался оказать нашей школе посильную помощь, и благодаря ему самые наши злободневные проблемы решатся уже в ближайшее время. Прошу любить и жаловать, друзья, Кирилл Петрович Муромцев.

Только когда она назвала имя, и учителя, что столпились возле директрисы, стали расступаться, я увидела человека, который всё это время сидел в кресле, по-хозяйски откинувшись на спинку. Поднявшись во весь свой внушительный рост, он пару раз кивнул в ответ на благодарные аплодисменты, а когда поймал мой насторожённый взгляд, улыбнулся так, что у меня дыхание перехватило. Недолго пришлось напрягать память. Коршун, который ещё пару дней назад сидел на бортике гранитной набережной и угрожал мне скорой встречей, явился, как и обещал. Вот только, зачем?

– Сегодня Кирилл Петрович оставил все дела, чтобы познакомиться с нашей школой, и я бы попросила тех из вас, кто располагает свободным временем, провести для него небольшую экскурсию. Чтобы, так сказать, оценить масштаб бедствия.

Женщина нервно усмехнулась.

– Я готова показать школу нашему дорогому спонсору, – ласково промурлыкала учительница ИЗО. – Дети немного потеряют, если пропустят один урок.

– Вы и так без конца отпрашиваетесь, Дарья Антоновна, – подключилась учительница музыки. – Дети без оценок по предмету ходят, а скоро конец четверти. Я могу. У меня как раз свободное окошко сейчас, – она жеманно улыбнулась, выступая вперёд.

Всё то время, пока женщины бились за внимание дорогого спонсора, я старалась не высовываться, прячась за спиной широкоплечей учительницы химии. Но всякий раз, когда роняла взгляд на высокого брюнета в строгом костюме, вспыхивала смущением. Всё это время он смотрел только на меня, и мне казалось, что его интерес распознали уже все присутствующие.

– Вот и отлично, – заключила директриса с улыбкой. – Значит, так и сделаем. Ольга Павловна, проведите Кирилла Петровича в класс технологи, и пусть Зинаида Захаровна всё ему покажет.

Довольная своей предприимчивостью, Ольга Павловна немедленно подскочила к мужчине и, без умолку воркуя ему о том, что он ни больше ни меньше спас школу от гибели, повела по указанному маршруту.

К счастью, в ту самую минуту раздался звонок и, припустив с места, я почти бегом бросилась в свой класс.

На ставший традицией возглас Димы о моём опоздании лишь отмахнулась и приступила к работе.

– Если вдруг кто забыл, напоминаю, – проговорила я, спустя пол-урока, – сегодня самостоятельная по теме экскурсии.

Приглушённый вой заставил прерваться.

– Так не было же экскурсии, Ульяна Андреевна, – возмущались ребята. – Мы ничего не сможем написать. Нечестно так!

– Ну во-первых, я вас предупреждала о самостоятельной, во-вторых, кое-что по теме рассказала пока мы ждали полицию и потом, в автобусе. В-третьих, я просила вас изучить дополнительные материалы, благо в школьной библиотеке достаточно книг. Поэтому вынимаем листочки и пишем: «Творчество Леонардо да Винчи». И так как у нас всё пошло не по плану, я не буду слишком строга. Пишите, что знаете и свои впечатления. Вперёд. У вас двадцать минут.

Не успела я вернуться к заполнению журнала, дверь класса резко распахнулась и также резко захлопнулась, явив нам почётного спонсора, который теперь прижимался ухом к этой самой двери и что-то слушал.

– Не выдавайте меня, – успел бросить он школьникам за секунду до того, как дверь снова открылась.

Из проёма высунулась светлая голова Ольги Павловны.

– Уля, к вам спонсор не заходил? – обеспокоенно спросила она, озираясь по сторонам, тогда как сам спонсор притих позади неё, ловя еле сдерживаемые смешки детей.

– Никто к нам не заходил, – высказал за всех Дима. – Поищите в курилке.

Я изумлённо уставилась на него. Какая ещё курилка в школе? Или это он закуток аварийного выхода имел в виду?

Не зная, чему возмущаться в первую очередь: вранью Димы или открытию с курилкой, я не успела ничего ответить коллеге. Та выпорхнула из кабинета так же стремительно, как впорхнула. А наведший шороху спонсор теперь стоял, подпирая плечом косяк, и пламенно улыбался, одаривая меня своим незабываемым взглядом.

ГЛАВА 5

Я опомнилась первой.

– Кирилл Петрович, – процедила сквозь зубы, недовольно постукивая ручкой по столу, – у нас самостоятельная работа в самом разгаре. Не могли бы вы покинуть класс?

– Не мог бы, – ответил гад с усмешкой. – С вашим муз работником опасно оставаться наедине. Уже испытал, больше не хочу.

Я ахнула, откидывая взглядом класс, которому было не до проверочной.

– Вы срываете учебный процесс.

– Даже в мыслях не было, – мужчина отошёл от двери и по-хозяйски прошествовав в дальний угол класса, упал на свободное место рядом с троечником, который безуспешно прятался там весь год от плохих оценок.

Склонившись к нему, Кирилл Петрович быстро прочёл корявый заголовок сочинения и жестом попросив у парня листок, махнул мне, показывая, что у него всё под контролем.

Не зная, как реагировать, я то и дело шикала на детей, чтобы не шумели, а когда они, наконец, успокоились, и до урока оставалось не более десяти минут, в очередной раз открыла ноут. Нет, мне точно не дадут сегодня поработать, и придётся опять домой всё тащить, а там мама и брат, и не факт, что я закончу начатое.

Хмуро сводя брови, я то и дело посматривала на дальнюю парту, куда оборачивались ученики и ловила лукавый взгляд. Мужчина всерьёз писал что-то, да с таким азартом, что даже побил в скорости шороха ручкой по бумаге рекорды нашей главной отличницы. Не хотелось признавать, но мне в какой-то момент стало до потных ладошек интересно, что же он там пишет.

Когда прозвенел звонок и ко мне по одному стали подходить дети, укладывая свои творения в стопочку на краю стола, я старалась больше не смотреть на нарушителя дисциплины. Но когда последний из ребят положил листок и никого, кроме нас со спонсором в классе не осталось, я напряглась. Как и ожидалось, он подошёл к моему столу и остановился, откидывая назад край пиджака и запуская свободную руку в карман брюк. В другой руке был зажат листок бумаги с довольно аккуратными записями.

Мужчина молча протянул мне его, не забывая при этом улыбаться как ни в чём не бывало.

– Издеваетесь? – спросила я, глядя на него исподлобья.

– Даже не думал. У меня к вам дело, Ульяна Алексеевна. Взаимовыгодное.

Я недовольно скрестила руки на груди и откинулась в кресле, стараясь всем своим видом дать ему понять, как он меня достал.

– Послушайте, Кирилл Петрович, каким бы благодетелем вы ни были, это не даёт вам права мешать мне проводить урок. Зачем вы меня преследуете? Как вы вообще нашли меня? В Питере сотни школ!

– Ну это не самое сложное, – мужчина нагнулся и, упершись локтями в столешницу, заглянул мне в глаза. – Прочитайте, и вы всё поймёте.

Он снова встряхнул листок и, игриво поводя изящными бровями, стал ждать.

Мне с трудом удавалось сдерживать негодование. Тяжело раздувая ноздри, я протянула руку и буквально вырвала злосчастный листок. А когда пробежалась глазами по тексту, недоумённо тряхнула головой. Да ну, бред. Перечитала ещё раз. Нет, не бред, и мне точно не показалось. Разомкнула пальцы, выпуская записку из рук и уставилась на мужчину самым своим испепеляющим взглядом.

– Если это шутка, то она не смешная, – проговорила я, чеканя каждое слово. – А теперь убирайтесь вон из моего класса.

Как и следовало ожидать, мужчина даже не пошевелился. Вместо этого он, вальяжно шагнув к ближней парте, взял оттуда стул и поставив напротив меня, уселся на него.

– Не понимаю, почему вы отказываете мне, Ульяна, – заявил он, не испытывая ни малейшего угрызения совести. – Вы же сами говорили, что обстоятельства не пускают вас выехать за границу, а то как вы чуть не расплакались, когда я упомянул, что бывал в Лувре и видел Джоконду, меня окончательно растрогало. Тогда решил, что обязательно помогу вам исполнить мечту. Вот только и вы должны будете помочь мне. По-моему, всё честно.

Он смотрел на меня своими тёмными глазами так прямолинейно и остро, что я даже не сразу нашлась, что ответить, заворожённая на миг грубой привлекательностью мужчины. Но то, что предлагал мне Кирилл Петрович иначе как шуткой назвать я не могла. Но даже если предположить, что всё написанное – правда, то как такое вообще возможно? Кто в здравом уме на это согласится?!

– Вы понимаете, что предлагаете? – спросила я, уперевшись локтями в столешницу и стараясь выдержать пронзительный взгляд мужчины.

– И отдаю себе в этом отчёт. Мне действительно срочно нужна фиктивная жена, и я готовился взять для этой цели свою секретаршу, но тут появились вы, Ульяна, и я окончательно убедился в своём выборе.

Он улыбнулся так дурманяще и скользнул взглядом по вырезу моей блузки с таким пламенем в глазах, что мне стало неловко. На фиктивную жену, насколько мне известно, не смотрят так плотоядно, но даже будь передо мной скромный кандидат наук в очках, а не предмет фантазий большинства женщин, я бы отказалась, не раздумывая. Вот и теперь, покачав головой из стороны в сторону, я твёрдо заявила:

– Нет, Кирилл Петрович. – Я никуда с вами не поеду. В Питере и без меня достаточно молодых и гораздо более достойных вас девушек. Поищите среди них. А сейчас, ещё раз прошу, нет, требую: уходите, мне нужно к следующему уроку готовиться.

Я склонилась над журналом, давая ему понять, что говорить нам больше не о чем. Но даже тогда, продолжая сверлить мою макушку взглядом, он не спешил уходить. Более того, он ещё и ногу на ногу закинул, чтобы поудобнее устроиться, а когда я демонстративно передвинула монитор, чтобы закрыться от его, спросил:

– Вы меня боитесь, Ульяна?

Глянула на его поверх экрана.

– Я вам не доверяю. Слишком ладно вы всё расписали. Думаете, я вот так соглашусь на фиктивный брак? Думаете, не знаю всех этих историй, когда девушек обманом заманивали выехать из страны, а потом они оказывались в публичных домах? Предложи мне такое друг, я, может быть, и согласилась бы ему помочь, но вас я не знаю. Поэтому требую, чтобы вы сейчас же покинули класс!

Всё это я говорила, выглядывая из-за монитора, после чего мужчина как-то по-особому улыбнулся одним уголком рта, подался вперёд и, оказавшись совсем близко, сказал таким тоном, что я чуть не задохнулась на вдохе:

– Если проблема только в этом, Ульяна, мы её решим. Сегодня же я заеду за вами, и мы поедем знакомиться. Как можно ближе.

Мои глаза над монитором округлились до предела, как и рот, которого мужчина не видел.

Подскочив с места, бросилась к двери и выставила палец в направлении выхода.

– Вон! – гаркнула я, не в силах сдержать негодование.

Оглядев меня с головы до ног, этот гад поднялся и положил на край моего стола какую-то бумажку с золотистой каймой. Продолжая опалять меня своим вниманием, он медленно зашагал ко мне.

Как бы я ни злилась на него, в тот момент захотелось прижаться к стене. На меня надвигался не человек – хищное существо с горящим взглядом и твёрдым убеждением в том, что он во что бы то ни стало добьётся своего.

Подойдя почти вплотную, он проговорил:

– Когда передумаете, позвоните. Я там визитку оставил. Париж, Рим, Амстердам никогда ещё не были к вам ближе, чем сейчас, и вряд ли будут. Ведь у вас обстоятельства.

От последнего слова, сказанного почти шёпотом, по всему телу прошла дрожь. Мне стало неловко и, чтобы скрыть своё состояние, я развернулась и решительно двинулась к столу.

– Разговор окончен, – процедила я сквозь зубы, после чего схватила телефон и, ткнув на нужную иконку, приложила его к уху.

– Оля? – отозвалась я на взволнованное «Алё», – ты спонсора потеряла? Он у меня. Забери его, пожалуйста, пока он меня тут не облагодетельствовал по самую макушку. Ага, жду.

Отключила звонок и, бросив аппарат на стол, с вызовом уставилась на мужчину. Он молчал. Я тоже, но в напряжении, повисшем между нами, даже залётной мухе было опасно пролететь.

Он укоризненно покачал головой и в тот момент снова стал похож на хищную птицу. Но я не опасалась его. Более того, схватив со стола золотистую визитку, я демонстративно порвала её пополам и лёгким движением закинула в корзину под столом.

Кирилл Евгеньевич ничего не успел сказать. Раздавшись издали, суетливые шаги каблуков стремительно приблизились к двери.

– Вот вы где! – вскричала коллега, подбегая к мужчине и хватая его под локоть. – Пойдёмте скорее. В конференц-зале уже накрыли стол и ждут только вас.

– Ну что вы, не стоило, – ответил мужчина, недовольно морщась.

– Нет, нет. Пойдёмте, пойдёмте. Как же мы без вас начнём, дорогой вы наш человек. Уля, ты идёшь?

– У меня урок, – ответила, самодовольно улыбаясь.

Напоследок, прежде чем скрыться со своим конвоиром за дверью, мужчина обернулся и так многообещающе посмотрел на меня, что расшифровка не требовалась. Таких слов ни одна цензура бы не выдержала. Вот только у меня голова от этого взгляда закружилась и в промежности запульсировало как никогда прежде.

ГЛАВА 6

К счастью, на глаза он мне больше не попадался в тот день. И, закончив с делами, я прыгнула в машину, чтобы ехать домой.

Дом… А есть ли он у меня вообще?

С тех пор как умер папа, наша квартира перестала быть домом для меня. Туда больше не хотелось возвращаться. Пока он был жив, Женька не позволял себе таких выкрутасов. Он мог попасться на мелком хулиганстве, на него жаловались соседи, но потом братец получал такую взбучку от отца, что надолго затихал.

Мать всегда выгораживала сыночка. Что бы тот ни творил, она всякий раз давила на отцовские чувства, называла папу бессердечным и только и делала, что бухтела на него и охаживала несчастного мальчика. В такие моменты я невольно вспоминала классику: «Царица над ребёнком, как орлица над орлёнком». К слову, орлёнок уже тогда был выше неё ростом.

Отец держал дома жёсткую дисциплину, не поддаваясь на нытьё матери. И при этом очень нас всех любил. У меня с ним были особенно тёплые отношения. Мы понимали друг друга, как и то, что ничего путного из Женьки не вырастет. Часто мы засиживались с ним вдвоём допоздна на кухне, и он, поддавшись эмоциям, говорил, что сам во всём виноват, что много работал и мало уделял внимания сыну. А ещё, что не сможет держать его в узде вечно. Уже тогда он, видимо, ощущал надвигающуюся на семью угрозу, вот только я значения этим словам не придавала. В моём наивном понимании наша жизнь не должна была измениться. Это просто невозможно, ведь всё так хорошо.

Это случилось три года назад, когда я только-только закончила пед и готовилась летом искать работу в школе. После очередного собеседования я пришла домой и застала там маму, которая была в невменяемом состоянии. Она кричала, плакала, завывала как блаженная, и не сразу мне удалось добиться от неё, что случилось. Но когда я всё узнала, то сама готова была выть и кидаться на стены от отчаяния.

Он попал в аварию, возвращаясь домой с работы. Какой-то человек решил перебежать дорогу в неположенном месте и не увидел выезжавшую из-за поворота машину. Папа был за рулём. Он резко ударил по тормозам, а когда понял, что не сумеет остановиться вовремя, стал разворачиваться на встречную полосу, откуда ему уже сигналил внедорожник. Тот успел развернуться, а папа – нет. Врезавшись в бок машины, он получил травму головы, несовместимую с жизнью и умер прямо в карете скорой помощи по пути в больницу.

После похорон я впала в прострацию. Жизнь вокруг перестала меня интересовать, и оставшееся лето я не выходила из дома, с недоумением глядя на мир за окном.

Меня удивляло, что этот самый мир остался прежним. Соседи выгуливали собак, мамочки катали коляски по аллее возле дома, бабушки на лавочке у подъезда обсуждали цены на продукты и прохожих. Ничего не изменилось для этих людей, а главное – моё горе не трогало их. В тот момент мне почему-то казалось, что так нечестно, несправедливо, и весь мир должен оплакивать папу вместе со мной.

К концу лета боль притупилась. Не прошла. Она никогда не пройдёт, но я затолкала её поглубже, тем более что вскоре выяснилось: Женя снял со счёта отца все сбережения, вложил их в какую-то сомнительную авантюру и потерял всё до копейки.

С тех пор мы благополучно стали существовать на мою зарплату, а став преподавателем в школе, я вынуждена была ещё и репетиторством заниматься. Иначе с воротилой типа Жени было не выжить.

Мысль о том, что нужно бежать из этой семьи, пока не хлебнула серьёзных проблем, давно сверлила мозг. Вот только я не могла бросить маму. Она ведь не справится одна с кредиторами Жени, которые являлись к нам чаще, чем бродячие торговцы финскими ножами. Мне действительно было жалко её, тогда как мама требовала от меня лишь покорного служения младшему брату, у которого всё обязательно получится. Ему просто нужна поддержка семьи.

По её мнению, мне эта самая поддержка не требовалась, и даже когда Женя украл и заложил в ломбард мои золотые украшения, я получила от мамы очередной укор.

– Тебе что, жалко? Он ведь ради семьи старается.

Маме невдомёк было, что все деньги, которые изредка у него повалялись, Женя спускал на подружек и тусовки. Встречая его пьяного по вечерам, она лишь охала, спеша помочь кровиночке, переодеться и приготовить постель. А я всё мирилась и мирилась, но всему когда-то приходит конец.

На лифте до своего этажа поднималась через дичайшее сопротивление. Но пойти мне больше было некуда и оставалось лишь надеяться, что меня не ждёт дома очередной сюрприз от братца.

Когда двери лифта распахнулись передо мной, я едва не вскрикнула, увидев здоровенного амбала, обвешанного сумками, а рядом с ним – тощего мужичонку с неприятным лицом. Они расступились, пропуская меня и когда я прошла мимо тощего, моё внимание привлёк пушистый предмет, переброшенный через его плечо на манер горжетки. Предмет казался смутно знакомым.

– Всего хорошего, господа, – отвлёк меня от мыслей голос матери.

Повернув голову, я увидела её в раскрытом проёме двери. Она куталась в халат и заискивающе улыбалась мужчинам.

Те не ответили, скрываясь за створками лифта, а я с недоумением уставилась на мать. Нехорошее предчувствие мгновенно закралось в сердце.

– Кто это такие? – спросила я её, когда зашумел лифт.

Мать изменилась в лице, скривившись в презрительной гримасе.

– Так, никто. Не имеет значения, – ответила она и нырнула обратно в квартиру.

Но я не отступала. Неладное уже звенело в самые уши тревожной сиреной.

– Мама, я ещё раз спрашиваю, кто это был?

Ответить мне не успели. Глянув на опустевшую стену, где ещё утром висел телевизор, я ахнула.

– Нет, – выдавила я из себя, не веря глазам. – Мама, где плазма?

ГЛАВА 7

Мать мгновенно перешла в нападение.

– Что ты докопалась до меня? «Кто это?», «Где плазма?» Где надо! Я отдала телевизор, чтобы спасти Женю! Эти ужасные люди пришли требовать денег, и что я, по-твоему, могла сделать?! У меня их нет! Хорошо хоть они согласились принять вещами. Боже мой, как мне тяжело без твоего отца. Он бы прогнал их и не дал порочить Женечку и имя нашей семьи.

– Они бы не пришли, будь жив отец! – вскричала я, не в силах сдерживать злость. – Что ещё ты отдала?!

– Не ори на меня! – простонала мать, ударяясь в свойственную ей роль жертвы. Жертва и нападение – две её самые любимые ипостаси. – Если я отдала, значит, так нужно было!

Я больше не стала спорить. Скинув одежду прямо на пол в коридоре, я бросилась обыскивать собственную квартиру.

Нервно усмехнулась, обнаружив, что на кухне больше нет микроволновки, даже наш старый магнитофон забрали, на котором мы с папой по вечерам радио слушали. Чуть не заплакала. Мне не так жалко было новую микроволновку с сенсорным управлением, как этот старый приёмник.

Дрожащей рукой раскрыла платяной шкаф в гостиной. Как и следовало ожидать, ни маминой шубы, ни моего пуховика на мембране, ради которого приходилось полгода откладывать, на месте не оказалось.

– И что же это получается, – проговорила я, глядя в пустоту, в которой недавно висели наши вещи, – мы теперь не будем зимой из дома выходить? Мам, ты вообще осознаёшь, что сделала?

– А при чём здесь я?! У меня что, выбор был? Не знала, что ты такая злая!

– Мама! – я кинулась к ней и схватила за плечи. – Да пойми же ты! Все наши беды от Жени! Если бы не он, ничего бы этого не было! Зачем ты потакаешь ему? Давно нужно было его отпустить, пусть катится ко всем чертям и живёт как хочет, пусть сам думает, как заработать, а не тянет из семьи последнее! Мама, с ним надо жёстко, как папа, он ведь иначе не понимает. Эгоист он.

На миг в глазах матери скользнуло скорбное выражение, и я почти уверовала, что достучалась, что смогла уговорить её. Конечно, братец никуда не уйдёт из квартиры, но она оформлена на нас с ним, и если я от своей доли откажусь в его пользу, пусть делает здесь что хочет, а мы с мамой снимем квартиру и заживём спокойно.

Поток слёз из моих глаз хлынул с новой силой от ощущения прорыва к этой окостеневшей в собственных убеждениях душе. Но я рано радовалась. Гневно скривившись, мама сбросила с себя мои руки и зашипела:

– Кто эгоист?! Женя эгоист?! Ты на себя посмотри! Единственный мужчина в семье остался, и того ты меня лишить хочешь! Никуда я с тобой не пойду! Не брошу Женечку! Ему суд грозит и как никогда нужна поддержка семьи! Какая же ты бессердечная! Помощи от тебя не дождёшься. Каждый раз унижаться приходится!

Я хоть и привыкла к несправедливости по отношению к себе, но последние слова матери меня, мягко говоря, ошарашили. Я не стала напоминать о том, что семья все эти годы существует за мой счёт, что я, рискуя всем, уже неоднократно договаривалась с кредиторами Жени и отдавала в уплату его долгов последние свои деньги. В этом просто не было смысла. Моя помощь всегда воспринималась в этом доме как само собой разумеющееся, и начни я заявлять сейчас, мать точно упрекнула бы меня в жадности.

Я взглянула на неё в смутной надежде, что она поймёт. Сболтнула лишнего, с кем не бывает, но холодный взгляд был непреклонен. Я никто для неё и всегда была никем, потому что мне не повезло родиться девочкой.

Не говоря ни слова, я прошла к себе в комнату, вынула из шкафа потрёпанную дорожную сумку и стала складывать в неё вещи. Я не знала, куда мне идти, но точно знала, что не смогу здесь больше оставаться. То и дело стирая с лица капли слёз, я бездумно забрасывала в сумку бельё, обувь, одежду. А когда закрыла её и вознамерилась выйти из комнаты, напоролась на горящий ненавистью взгляд.

– Ты куда это собралась? – спросила мать, скрещивая на груди руки и закрывая мне проход. – Обидеться решила? Только не говори, что хахаля нашла. Не поверю. Кому ты нужна такая, рыжее недоразумение? Ведёшь себя как дитятка малая.

– Пропусти меня, – потребовала я, не повышая голоса. – Мне плевать, куда я пойду. Лишь бы от вас подальше.

– Приползёшь, когда он выгонит тебя на улицу. Только не жди, что тебе здесь будут рады.

– Я уже давно ничего не жду от тебя, мама. Я устала быть чужой в собственном доме, для самого родного из всех людей. Сегодня ты окончательно уничтожила последнюю надежду на то, что когда-нибудь мы сможем стать нормальной семьёй. Теперь вы с Женей семья, как ты всегда и хотела. Поэтому просто дай мне уйти из вашей жизни.

– Ты не посмеешь меня бросить!

– Ну ты же отказалась идти со мной.

– Как я оставлю Женю, ты подумала?

Я вдруг расхохоталась так, что мать испуганно отступила.

– А ведь, правда! – проговорила я, заливаясь хохотом. – Такую деточку славную, малыша беспомощного, как оставить? Прости. Не подумала.

Мою истерику прервал смачный шлепок по лицу. Я аж взвыла.

– Убирайся вон, дрянь! – проговорила мать, тыча в меня пальцем. – Без тебя разберёмся. Иди к своему папику. Вот только когда он с тобой наиграется, домой можешь не возвращаться!

Продолжая прижимать ладонь к щеке, которую жгло от удара, я бросилась к двери, стараясь не заплакать. Придерживая сумку, я неслась вниз по лестнице, ощущая подступающее к горлу рыдание, и от гула в ушах почти не разбирала гадостей, которые кричала мне вслед мать.