Люблю, верю, жду

Воспоминания Марины Журавлевой:

Люблю, верю, жду

Когда писать не о чем, пишут обо всякой ерунде: предлагают рецепты, составляют топ любимых фильмов, а то и вовсе выкладывают селфи с задумчивым видом и цитатой какого-нибудь классика. Но я пойду дальше и расскажу о себе.

Я редко пишу о себе. Всегда находятся люди, истории которых гораздо интереснее и занимательнее моих. И мне нравится думать, что, если бы мы были в волшебной вселенной, моим даром было бы умение «подсветить» их истории. Мне всегда это хорошо давалось: рассказывать о других.

Но сегодня, спасаясь от жары, я приехала на дачу и, прогулявшись по берегу, вспомнила события столетней давности. Я залезла на чердак и нашла воспоминания, которыми теперь хочу поделиться. Меня окутала ностальгия, поэтому сегодня я поддамся маленькой слабости и расскажу о себе.

Вернее о том, как я познакомилась с Костиком.

Воспоминание 1

В то лето в городе было просто невыносимо. Пахло гарью, в густом воздухе висел смог, дышать было решительно нечем. Чтобы уснуть, я открывала окна настежь и ложилась на пол, однако это не помогало. То и дело я просыпалась с горящим горлом и ползла на кухню пить. От недостатка кислорода и сна болела голова, а едва заметный сквознячок возникал только, если замереть на подоконнике и дышать медленно-медленно. Большинство ночей я провела именно так: сидя на подоконнике и высунув нос в форточку. Но спать в таком положении тоже не получалось. Во-первых, неудобно, а во-вторых, на проспекте даже ночью гудели машины, ревели мотоциклисты и слушали музыку пьяные подростки.

Словом, изрядно намучившись, успешно сдав ЕГЭ, одним прекрасным утром я расцеловала родителей и с рюкзаком за плечами смылась на дачу. На вокзале мне немного полегчало, а в полупустом вагоне я даже умудрилась задремать. Что со мной делают электрички? Магия, впрочем, исправно работающая до сих пор. Стоит мне очутиться в поезде или пригородной электричке, я успокаиваюсь и засыпаю.

На даче меня ждала бабушка. Вернее, она не знала, что я приеду, но была очень рада меня видеть. Когда я тихонько подошла к калитке, она состригала розы. Я замерла, любуясь умиротворяющей картиной. Как сейчас помню: тенистый полузаросший сад, вековые яблони склонились под грузом еще мелких и зеленых яблок, ласково шелестит листва, сквозь которую проглядывает юное солнце. Чисто выметенные дорожки, аккуратные клумбы с всевозможными розами, парничок с огурцами, деревянный домик, выкрашенный зеленой краской, бабушка в белом платье срезает цветы для букета на террасу. В саду царит сладкий аромат роз, свежей листвы и хлеба, поют птицы. Утро сражает своей свежестью и тишиной, от него веет умиротворением.

Я окликнула ее, и бабушка вздрогнула, всплеснула руками и побежала к калитке. Я непроизвольно расплылась в улыбке, глядя на ее кругленькую светящуюся радостью фигуру, и развела руки в стороны, стискивая дорогую старушку в объятиях.

– Маришка! А я и не знала, ждать ли тебя в этом году! Какая ты… Ой, взрослая девица, красивая! Надолго в наши края-то? – бабушка выпустила меня из объятий и озабоченно посмотрела снизу вверх. Я давно ее переросла.

– Пока не прогонишь! – рассмеялась я, и мы прошли в дом. В кухне все было в точности, как я запомнила: белые занавесочки на окнах, малюсенькая плитка на две конфорки, чайник с клубникой на пузатом боку…

– Ба, а ты хлебопечку что ли купила? – удивилась я.

– А то! Смотри какая! – тут же закивала бабушка, демонстрируя мне небольшой духовой шкаф, примостившийся между холодильником «Ока» и сервантом с посудой. – Понимаешь, хочется на даче чего-нибудь вкусненького: пирожков, хлебушка… а тут больно удобно! Мы с Егоровной чаевничаем, как раз протвишок ватрушек уговариваем. Я такие ватрушки навострилась делать! И тебя, вот, угощу, как творог привезут.

Я закивала, а бабушка вышла на открытую террасу обновить букет. Терраска тоже была крошечная, увитая диким виноградом. По углам расположилось несколько плетеных кресел, а в центре круглый стол, посреди которого на белой салфетке стояла пузатая ваза с белыми душистыми розами. Бабушка бережно подоткнула в букет еще несколько роз и вытащила одну завявшую.

– Ба, я на речку пока схожу? Уж больно жарко!

– Иди-иди, только недолго, – отозвалась она и пояснила, – у меня скоро хлеб поспеет, да молоко принесут, завтракать будем. Хоть сервиз обновим!

Я закинула вещи в спальную комнату, мимоходом оглядев две постели у окна и в углу старый комод, стол и стул. Как приятно, что ничего не изменилось! Как будто бы не было этого года. Как будто вообще не было этих лет! Как будто мне все еще пять, я ловлю солнечных зайчиков, родители спят на чердаке, бабушка на кухне печет блины, а мир огромный и прекрасный…

Я стянула джинсы и рубашку, надела купальник, а поверх оранжевый сарафан. Завязала волосы на макушке и пошлепала на речку, ни мало не заботясь о собственном внешнем виде. На дачах только старики да дети, «соблазнять», по выражению бабушки, некого. К тому же, ужасно хотелось макнуться, охладить разгоряченное пыльное тело, уйти с головой под воду и зависнуть, пока не зажжет легкие от недостатка кислорода. Я любила нырять. Мне нравилось, что звуки исчезают, а цвета меняются, стоит только погрузиться в воду. Хотелось сделать несколько мощных гребков и оказаться на середине реки, оглядеть берега, перевернуться на спину и плыть по течению, щурясь от невыносимо яркого неба…

Однако на берегу меня ждало разочарование. Из-за весеннего половодья прошлогодний пляж смыло, и теперь на его месте образовался куст осоки. Все заросло травой. Я вздохнула и побрела вниз по течению в поисках нового спуска к воде. Где-то же люди здесь купаются!

Наконец, я нашла укромное место с песочным спуском. Вокруг него были густые заросли ивы и осоки, поэтому я не сразу его заметила. А заметив, обрадовалась, стянула сарафан и уже хотела было войти в воду, как…

– Стой, погоди! Ты чего творишь? – резкий окрик заставил меня замереть на месте. Я медленно развернулась. С берега кубарем летел растрепанный парень, он размахивал руками и ругался. На меня. – Совсем не соображаешь? Уходи оттуда, ну!

Подлетев ко мне, он схватил меня за плечи и потащил к верхнему берегу. Ошалев от подобной наглости, я начала сопротивляться и даже укусила его за палец. Этот случай он припоминал мне еще очень долго.

– Что ты себе позволяешь, придурок! – визжала я. – Руки убери!

Не замечая моих брыканий и держа меня в охапке, парень вздохнул и принялся растолковывать, словно неразумному дитя:

– Здесь же гадюшник! Настоящее гнездо. Вон в тех кустах, куда ты закинула платье, живет семейство гадюк. Ядовитых, если ты не в курсе!

– И что? – возмутилась я. Парню я, конечно, не поверила. Зачем было меня хватать? Так сказать не мог? И вообще, откуда здесь гадюки? Отродясь их тут не было. – Врешь ты все! А ну пусти!

Парень хмыкнул и развернул меня, словно тряпичную куклу, лицом к реке. На том самом месте, где лежал мой сарафан и шлепки, извивалось несколько черных змей. Не замечая нас, они быстро, одна за другой, скользили к воде. Я оцепенела от ужаса. Если бы незнакомец не держал меня так крепко, я непременно свалилась бы в обморок, и оставшиеся в кустах змеи сожрали бы меня без остатка!

– Мамочки…

– И кто еще врет? – хмыкнул парень, а потом представился. – Меня Костик зовут, а ты…?

А я его не услышала, продолжая как завороженная таращиться на воду. В тот момент я внезапно осознала, что панически боюсь змей и готова драпать оттуда прямо в купальнике и босиком.

– Отпусти меня, – севшим голосом попросила я. Парень отнял руки, видимо решив, что теперь-то благоразумия у меня хватит, и в воду я больше не полезу. Он оказался прав. Задерживаться дольше у гнезда гадюк сил не было и, наплевав на стыд, я рванула вверх по тропинке. Пронеслась по верхнему берегу, нырнула за ближайшую калитку и, наспех здороваясь с соседями, влетела на свой участок. Любимый сарафан, полотенце и шлепанцы остались на берегу, как и тот парень. А я, испуганная и полуголая, заскочила в дом и чуть не врезалась в бабушку.

– Господи, Марина! Что случилось? – тут же переполошилась она. А я, отдуваясь и всхлипывая, принялась ей рассказывать про гадюк. На бабушку мой рассказ не произвел должного впечатления. Она, конечно, расстроилась и повздыхала, но уже через минуту принялась рассказывать про Егоровну и спрашивать у меня про вузы пыталась меня отвлечь. А когда налила свежего молока и отрезала ломоть еще теплого хлеба, я совсем оттаяла.

– Во-от, хоть румянец появился, – довольно сказала она, когда я доела. – А то бледная, как смерть, прискакала, губы все синие, глаза с блюдце! Как будто волки гнались!

***

Весь день я провела с бабушкой и об утренних ужасах старалась не вспоминать. Поскольку, живя одна, она спала на кухне на крошечном диванчике, в спальне было не прибрано и затхло. Поэтому оставшуюся часть дня я посвятила тому, что вытрясла матрасы, помыла пол, перестелила постели, разложила вещи. Выпросив у бабушки секатор, настригла жасминовых веток и притащила в спальню. Теперь комната пахла чистыми простынями и мокрым полом, в окно ползла прохлада, и слышался стрекот кузнечиков. После вечернего чаепития на веранде, как бабушка прозвала терраску, я без задних ног свалилась в постель.

– Время-то еще совсем детское! хмыкнула бабушка. Это ты с города приехала, надышалась тут кислородом, натрудилась… Спи, а я к Егоровне пойду, через два участка буду. У нее телевизор есть, сегодня концерт Киркорова должны показывать. Ты меня не жди, я поздно буду.

– Хорошо, – пробормотала я и через минуту вырубилась. Несмотря на все мои усилия, в комнате было жарко, поэтому я не стала закрывать окно и легла на ближайшую к нему постель в старенькой короткой ночнушке.

Проснулась я от стука. Открыла глаза и обнаружила прямо напротив себя «утреннего» знакомого. Он стоял, облокотившись на оконную раму и улыбался. В темноте белели его зубы и белки глаз.

– Спящая красавица, еле тебя нашел! Так усвистала утром, что я и не понял, куда! Чего дрыхнешь?

– Ночь вообще-то, – буркнула я, натягивая на себя простыню. Пока я спала, ночнушка задралась и неизвестно сколько времени демонстрировала парню мои ноги. – И давно ты тут торчишь?

– Достаточно, – хмыкнул парень, а я нахмурилась. Стоял тут и смотрел, как я сплю. Эдвард1 недоделанный.

– Что тебе надо?

– Ты кое-что забыла, когда спасалась бегством, – снова хмыкнул парень и продемонстрировал мой сарафан, полотенце и шлепки. – Я подумал, что тебе еще понадобится одежда, и решил вернуть. Но ты даже не представилась, умотала черт знает куда, только пятки сверкали. Вот и ходил как дурак по дачам: мимо вас не пробегала девица в купальнике? Зато со всеми познакомился!

– А ты не местный что ли? – спросила я, усаживаясь на постели и протягивая руку за вещами. Парень покачал головой и отошел от окна.

– Э, не! Сначала скажи, как тебя зовут!

– А пароль от кредитки тебе не нужен? – съязвила я. Парень сделал вид, что задумался, а потом махнул рукой.

– Деньги не главное. Так что насчет имени?

– Марина Ивановна Журавлева. Давай одежду! – сдалась я.

– Как Цветаева? – парень не сдвинулся и на миллиметр.

– Да! – сердито сказала я, высовываясь в окно. На улице было свежо. Я поежилась. Парень стоял напротив, в темноте его лица почти не было видно. Интересно, сколько сейчас времени?

– А меня Костик зовут. Вернее, Константин Викторович Мезенцев, если официально. Ты поедешь завтра со мной на велосипедах в магаз? – как ни в чем ни бывало предложил парень. Я мрачно сказала:

– У меня нет велосипеда. Вернее… он очень старый и, скорее всего, нерабочий.

– А что с ним? – оживился Костик. В темноте его глаза заблестели.

– Не знаю, он на чердаке. Давай сюда мои вещи! – я снова сделала попытку достать до парня, но коснулась только его локтя. У меня непроизвольно вырвалось, – ого! Ну, ты и горячий, температуры нет?

Костик рассмеялся, обнажив белые зубы, нашел в темноте мою руку и легонько пожал ее.

– Обгорел сегодня, пока тебя искал. Завтра пройдет. Так что, дашь велик посмотреть?

– А ты починить можешь? – я вывесилась наружу, а парень чуть наклонился и теперь наши лица были совсем близко. Я разглядела родинку на левой щеке, он улыбался.

– Ага-а. Давай договоримся: если починю, ты съездишь со мной в магазин?

– А вещи?

– Какие… а! Да забирай, конечно, я же отдать пришел! – он протянул через подоконник одежду.

– Спасибо, – наконец буркнула я. – Ой! А как же ты их забрал? Там же змеи!

– Подождал, пока уплывут и забрал. Я не боюсь змей. Так что? Договорились?

– Ладно, – отозвалась я, почему-то с трудом сдерживая улыбку.

Больно непосредственный и открытый был парень. Он не выпендривался и не старался произвести впечатление, не насмехался над моей утренней пробежкой. К тому же, предложил помощь, да и не так скучно будет на даче. Конечно, посиделки с бабушкой и ее подругами невероятно уютны и познавательны, однако не все же время чай пить! А так будет с кем погулять, погонять на великах, если Костик сумеет починить, сходить на речку… нет, на речку я больше не пойду. Сварюсь в собственном соку, но к этим ползучим гадам я больше ни ногой!

– Отлично! Тогда я завтра в девять приду, проснешься?

– Ага, – кивнула я. Я всегда вставала рано, потому что мне нравилось наблюдать за тем, как просыпается город. Как на пустынных улицах появляются первые пешеходы, сбиваются в кучки на остановках…

– Спокойной ночи! И да, фигура у тебя супер! – прежде чем я успела запульнуть чем-нибудь в эту наглую морду, Костик перемахнул через изгородь и скрылся в кустах соседнего участка. Я отлепилась от подоконника и свесила ноги с кровати. По сравнению с улицей в комнате было душно. Интересно, который час? И где бабушка?

Наощупь я добралась до кухни и приоткрыла дверь. Слабо горел фонарь «летучая мышь», старушка мирно сопела на диванчике. Ее волосы чуть шевелились от сквозняка: в кухне было гораздо прохладнее. Теперь понятно, почему она предпочла остаться на своем месте. Я выпила воды и поплелась обратно, мельком глянув на часы. Два ночи. Интересно, он правда все это время меня искал?

Воспоминание 2

Утром я попыталась снять велосипед с чердака самостоятельно, но у меня ничего не вышло. Огромный, старый и тяжелый он застрял в люке, и я, как ни пыжилась, не смогла его сдвинуть ни на миллиметр. И ладно, если бы он просто застрял. Эта громадина перекрыла единственный выход, и я оказалась заперта на собственном чердаке. Кричать смысла не было, бабушка все равно ничем помочь не сможет, только разнервничается, поэтому оставалось ждать Костю и надеяться, что он поможет. Мысль о том, что Костик вчера наврал с три короба и сегодня, конечно же, не явится, в голову почему-то не пришла. И я, совершенно спокойная, устроилась на коробках и от нечего делать принялась перебирать их содержимое.

Как и у большинства дачников, на нашем чердаке был склад всевозможных предметов. Тут было буквально все: от старой одежды до сломанной микроволновки. Но меня заинтересовал совсем другой объект. Под грудой ненужного тряпья я нашла старый пленочный фотоаппарат. Я не знала, работает он или нет, но мысль о том, что им можно пользоваться, приводила меня в восторг.

Когда с улицы раздался знакомый голос, я как раз мерила странное платье, явно принадлежавшее бабушке моей бабушки. У него был корсет, много пуговиц и завязочек, а еще оно пахло пылью. Я чихнула и крикнула в ответ:

– Я на чердаке, поднимайся!

Пока я пыталась выпутаться из платья, чтоб хоть в эту встречу выглядеть прилично, Костик уже поднялся по лестнице и просунул голову в люк, аккурат между рулем и рамой.

– Это что? – спросил он, кивая на застрявший велосипед. Я вздохнула.

– Я пыталась вытащить его наружу, но он застрял.

– И ты, как я понимаю, тоже застряла? – хмыкнул он, по всей видимости, рассматривая мое платье. Свет из окна падал таким образом, что я не могла разглядеть выражение его лица, зато он видел меня прекрасно. Я развела руками. Если уж не задалось, значит, не задалось. Не быть мне роковой обольстительницей! Придется довольствоваться тем, что есть.

– Как я тебе, а? – нахально спросила я, уперев руки в боки и покачав бедрами. Груда оборок зашевелилась как живая. Парень склонил голову на бок:

– В купальнике было лучше!

– Дурак! – я принялась отстегивать корсет. – Вытаскивай меня, рыцарь! А то я в туалет хочу.

Парень вздохнул, и через мгновение его голова исчезла из люка. Зато появились руки. Они подергали велосипед, покрутили руль, чем-то постучали, снова подергали…

– Как ты умудрилась только? Хорошо застрял! – раздался голос Кости. По всей видимости, он стоял на лестнице, под самым потолком, и размышлял, как вытащить велосипед из люка.

– И что теперь?

– Ничего, руль отвинчу сейчас. Может, пройдет.

Послышались шаги, парень спустился, а я снова плюхнулась на ящики. Угораздило же меня застрять в собственном доме! Выбравшись из старомодного платья, я прошлась по чердаку в поисках того, чем можно было бы себя занять. На лестнице снова послышались шаги, в люке появились руки с отверткой. Костя принялся возиться с рулем, попутно чертыхаясь и задавая вопросы. Диалог получался странный.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, – я устроилась на коробках как на тахте и наблюдала за тем, как он развинчивает велосипед. Я и не представляла, что можно, стоя на лестнице под самым потолком, разбирать на составные части велосипед и вести непринужденную беседу. – А тебе?

– Двадцать стукнуло.

– Врешь, небось!

– Могу паспорт показать.

– Ладно… ты местный? Я тебя раньше не видела.

– Не, родители сняли дачу на лето, вроде как, чтобы я отдохнул после армии, а сами свинтили в город. И чего парятся? Таську еще там держат. А я один тут тусуюсь, хорошо, конечно, только скучно-о… А ты?

– А я здесь выросла.

– Клево, тогда ты знаешь, где лучше рыбачить.

– Лучше у дяди Гени спроси, это он нас рыбой снабжает. А ты где-то учишься?

– Закончил на автомеханика, люблю технику всякую. Может, потом высшее на инженера получу или что-то в этом роде, еще точно не знаю. А ты? Школу окончила?

– Ага, на журфак поступаю. Надеюсь, что пройду по баллам. Я утром списки смотрела пятидесятое место, самый край…

– Что, так плохо ЕГЭ сдала? – сочувственно спросил он. Я мотнула головой.

– Очень хорошо, просто вуз… ну, знаешь, с историей, крутой. Там практика уже на первом курсе начинается, а преподы… Все, между прочим, действующие журналисты и писатели с огромным опытом! Так интересно их послушать, узнать всю эту кухню изнутри! А еще у них огромная библиотека с архивами! Это же просто кладезь знаний! Знаешь, как я туда хочу? Ужас просто! – неожиданно для самой себя призналась я. Костя, кажется, улыбнулся.

– Почему-то я уверен, что ты поступишь. Из всех кого я знаю, а я знаю немало народу, ты лучше всех подходишь на роль журналистки.

– Спасибо…

Перекидываясь словами, мы провели добрую половину часа. На чердаке было жарко и пыльно, и мы постоянно чихали. Костя успел несколько раз сбегать вниз, отвинтить руль с передним колесом и педали, а я перебрала еще одну коробку, наткнувшись на большой проигрыватель пластинок.

– Кость, позвала я. А ты в старых фотоаппаратах и проигрывателях разбираешься?

– Ну… – замялся парень, – Смотря что нужно.

– Можешь сказать, пригодны они к использованию? – я указала на найденные мною сокровища. Но парень не ответил. Он наконец-то смог протащить велик в люк и теперь осторожно спускал его вниз, балансируя на лестнице, как канатоходец.

Как только он спустился, я собрала найденные сокровища и тоже слезла. Рядом с лестницей на полу лежали инструменты, руль, колесо и педали. Костя вывел велосипед на улицу и вернулся за оставшимися деталями.

Тогда я наконец-то нормально рассмотрела своего спасителя. В свои двадцать Костик был высокий, худой и немного сутулый. У него были загорелые руки с острыми локтями и длинными пальцами, испачканные в масле и чем-то черном. Светло-каштановые волосы растрепаны, на щеке прямо над родинкой черный след от пальцев, серые глаза смотрят серьезно, под желтой футболкой вздымаются плечи и грудь запыхался, пока тащил велосипед. Минуту мы молча разглядывали друг друга. Потом я кашлянула, подняла с пола открученный руль и вышла на террасу.

Тогда я увидела Костика впервые и, наверное, влюбилась раз и навсегда. Просто что-то щелкнуло в мозгу, и я поняла: вот он, мой человек. Костя утверждает, что понял это, увидев меня рядом с гнездом гадюк на берегу.

«Ну, кто кроме тебя пойдет в гадюшник в одном купальнике?» – до сих пор припоминает он.

Но в тот момент я еще не думала об этом. Тогда мне просто стало очень легко и радостно от того, что рядом протяни руку есть Костя, способный уберечь от гадюк и вызволить с собственного чердака. И я запела дурным голосом:

– Я свободе-ен2…

Костя расхохотался и продолжил довольно приятным голосом:

– С диким ветром наравне…

***

Бабушка, отнесшаяся к визиту Костика совершенно спокойно, налила нам домашнего лимонада. И я, как образцовая хозяйка, притащила графин с ледяным напитком в сад, где Костя возился с велосипедом. Если исключить открученные руль и педали, у него слетела цепь, были сдуты шины, а еще он катастрофически скрипел. Парень то и дело морщился и что-то подкручивал.

– Справишься? – спросила я, протягивая ему стакан с лимонадом. Костя тщательно вытер руки о шорты, глянул на меня снизу вверх, отхлебнул и усмехнулся:

– И не надейся, вечером поедем в магазин за мороженым.

– Как скажешь, – тихо отозвалась я, усаживаясь рядом. Спорить не хотелось. Я принесла фотоаппарат, проигрыватель и несколько старых пластинок, найденных на чердаке. Мне очень хотелось проверить, работают ли мои «сокровища».

«Сокровища» оказались вполне рабочими. Костя подсказал, как поставить пластинку, и вскоре на весь сад разносились песни ансамбля «Браво». Одна мне особенно запомнилась:

Жара душила, но там, в тени яблонь, было очень уютно. Я лежала на траве, закинув руки за голову, и смотрела на прозрачное небо, густую листву, серьезного Костика. Он сидел рядом и, изредка ругаясь под нос, но больше подпевая, возился с великом. Мы лениво перекидывались фразами, но диалог не хотел завязываться. Костя был занят, а мне нравилось просто молчать.

Из патефона неслась заводная мелодия. Лежа на траве, я пыталась разобраться, как работает древний фотоаппарат. Настроив при помощи Кости все необходимые параметры, я навела на него объектив. Он стоял, рассеяно глядя на почти законченный велосипед, и даже не заметил, что я его сняла. Это фото стало моим любимым.

А за ним последовала еще вереница из 35 фотографий. В то лето мы везде таскали с собой фотоаппарат. Костя сказал, что на пленке всего 36 кадров, поэтому мы снимали только самое важное: друг друга. И на долгие годы эти 36 снимков стали моими любимыми. Я пересматривала их бессчётное количество раз!

А пока нам было просто невыразимо хорошо. Костя починил велосипед, и весь оставшийся день мы провели, валяясь в нашем саду. Слушали хиты советской эстрады, пили лимонад, говорили обо всем и ни о чем одновременно, а вечером, чуть спала жара, отправились в соседнюю деревню в магазин.

Пока я прилаживала сумку для продуктов к раме, Мезенцев сгонял домой, а вернулся уже верхом. Видимо, не удержавшись, выпендрился: позвонил от калитки в звонок, чтобы привлечь мое внимание. Я картинно ахнула и поаплодировала. Костя прыснул, и мы поехали. Вернее, поплелись со скоростью раненой черепахи. Я несколько лет не каталась на велосипеде, поэтому двигалась очень медленно, неуверенно и неровно. Костя, надо отдать ему должное, ехал рядом и почти не смеялся. Хотя «конь» у него был гораздо круче моего, и водил парень тоже гораздо лучше.

Наше СНТ находится между двумя крупными деревнями, расположенными вдоль реки на приличном расстоянии друг от друга. Поэтому, чтобы добраться до Аксеновки, нужно минут тридцать активно крутить педали, двигаясь по верхнему берегу на запад.

В тот вечер воздух был как парное молоко: теплый и густой. Мои несобранные волосы липли ко лбу и щекам, я постоянно сдувала их и поправляла руками, отчего виляла еще сильнее. Над рекой повисла сиреневая дымка. Солнце медленно, словно нехотя, ползло за горизонт, окрашивая воду в золотисто-розовый цвет. Там, почти посреди реки, купались дачники. До нас доносились их голоса и смех, дети радостно визжали и брызгались. Я непроизвольно улыбнулась. До одури хотелось купаться. Тем более после такого душного и крайне плодотворного дня. Вода, наверняка, теплая, мягкая. Лечь бы на спину, закрыть глаза и плыть по течению…

– Мы можем на обратном пути искупаться? Вода как раз немного остынет, – предложил Костя, заметивший, как я смотрю на реку.

– Не-не-не, даже не зови, – я замотала головой, избавляясь от заманчивого образа, и чуть не врезалась в чужой забор. Тропинка была очень узкая, и совершать такие пируэты оказалось опасно для жизни. – Там же змеи, забыл?

– Змеи только в тех кустах, куда ты вчера ломанулась. А с этой стороны, – Костик отнял руку, показал на купающихся дачников и даже ни разу не вильнул. Я завистливо вздохнула. – А с этой стороны пляж. И никаких гадюк там нет. Видишь, место открытое, народу много, мелко.

– Все равно. Они вон как плавают! Не-е-ет, в воду я больше ни ногой! – от одной только мысли, что я окажусь в одном водоеме с этими извивающимися рептилиями, меня бросало в жар. Костя изогнул брови, внимательно меня разглядывая. За дорогой он совсем не следил, руля и подкручивая педали на автомате. Мне бы так! А то вместо того, чтобы любоваться видами или, на крайний случай, Костей, я смотрела исключительно себе под колеса.

– Но тебе же хочется искупаться!

«А тебе хочется еще раз увидеть меня в купальнике!» – подумала я, но вслух буркнула:

– Перехочется. В душе помоюсь.

– Ну! Это ж совсем другое! – фыркнул явно не согласный со мной Костя, но спорить почему-то не стал. Я снова сосредоточилась на тропинке и почти перестала вилять.

Вскоре мы въехали в Аксеновку. Деревней в классическом смысле этого слова ее назвать было сложно, потому что в основном здесь стояли громоздкие безликие коттеджи, огороженные одинаковыми заборами. Впрочем, вполне себе милые домишки тоже попадались. Среди новых громадин старенькие деревянные домики выглядели сиротливо. Их зеленые и голубые крыши с резными наличниками торчали из цветников, обнесенных штакетником, словно грибы. Я невольно улыбнулась и поглубже вдохнула: от цветущих гортензий, флоксов и лилейников исходил просто головокружительный аромат.

– Мне тоже «старички» больше нравятся, – сообщил Костя. Все это время он ехал чуть сзади и молчал, поэтому, разглядывая домики, я практически забыла о его существовании. А он, оказывается, наблюдал за мной…

На участках копошились люди, отовсюду слышались голоса. Кто-то поливал огород, кто-то жарил шашлыки, кто-то играл с собакой. А где-то на задворках слышалось противное жужжание триммера. Мы подъехали к маленькому магазинчику с красной вывеской: «Продукты». Спешившись, вошли внутрь. За прилавком стояла грузная женщина в красном переднике. Она вытирала пот со лба и постоянно поправляла сожженные химией волосы. Мы поздоровались, и Костя принялся перечислять нужные ему продукты.

Я отошла в сторону и, сделав вид, что разглядываю овощи, наблюдала за тем, как Мезенцев сосредоточенно отсчитывает мелочь. Его лоб пересекла вертикальная складка, он прикусил нижнюю губу…

– А вам что, девушка? – вырвала меня из раздумий продавщица. Опомнившись, я попросила мороженое и песочный коржик для бабушки.

– Кстати, вам очень идет эта прическа. Я у какой-то известной актрисы такое видела, – задумчиво похвалила я, расплатившись. Продавщица покраснела и улыбнулась. Сделать человеку приятное совсем не сложно.

***

– Мороженое будем есть тут, – заявил Костя и плюхнулся прямо на крыльцо. Я опустилась рядом и вскрыла обертку. Некоторое время мы молча и сосредоточенно чавкали. Есть приходилось очень быстро, потому что мороженое было сильно подтаявшим. Оно текло по обертке и рукам, и очень скоро мы оба вымазались в нем, как коты в сметане. У Кости на щеках появились «усы», а у меня на носу и подбородке по большой белой капле. Поглядев друг на друга, мы рассмеялись.

– Теперь точно придется купаться! – хохотнул Костя, а потом вдруг наклонился ко мне, снял у меня с носа каплю и облизал палец. Я замерла, завороженная его близостью. – Значит, ты любишь ванильное?

Костино лицо было совсем рядом, его нос почти касался моего. Я разглядела сеточку морщинок вокруг глаз и маленький шрамик на переносице, услышала ровное дыхание. Мезенцев улыбался, в серых глазах плясали искорки. Он явно ждал моей реакции, хотел смутить, но я, словно во сне, повторила его жест. Немного отстранилась, провела пальцем по загорелой щеке и слизнула мороженое.

– А ты, значит, любишь пломбир? – от волнения мой голос прозвучал хрипло. Костины зрачки расширились, но он быстро совладал с удивлением, широко улыбнулся, а потом внезапно чмокнул меня в нос и как ни в чем ни бывало направился к велосипеду. Я удивленно посмотрела ему вслед и коснулась кончика носа. На коже остался теплый влажный след.

– Я запомню, – сказал Костя, не оборачиваясь, приладил сумку к велосипеду и тронулся. Кажется, его эта ситуация тоже смутила. Я мотнула головой, возвращая себе рассудок, поднялась со ступенек и оседлала велосипед.

– Я тоже запомню, – прошептала я, догоняя Костю.

***

Несмотря на то, что на обратном пути мне невыразимо сильно хотелось макнуться, а Костя делал все, чтобы усилить это желание, домой мы доехали гораздо быстрее. Кажется, я вспомнила все, чему меня учили в детстве, и теперь могла спокойно разглядывать реку, дачные участки и спорить с Костей. Он уговаривал меня сходить поплавать, не гнушаясь абсолютно ничем.

Видимо исчерпав все идеи, уже на подъезде к моей даче, он вдруг завопил:

– А-а! Я понял! Дело вовсе не в змеях. Ты просто стесняешься, но не хочешь этого признавать!

– Чего? – фыркнула я, подавившись воздухом. У Кости было такое лицо, словно он открыл закон всемирного тяготения.

– Ты меня стесняешься, – уверенно заявил он, глядя мне в глаза с неприкрытой насмешкой.

– Дурость какая, – проворчала я, не разделяя его хорошего настроения. Какое стеснение, когда в нашу первую встречу я драпала через все дачи в одном купальнике?

– Скажешь «нет»?

Ну чего тебе надо? – взвыла я. Сказать «нет» значило слукавить, сказать «да» язык тоже не поворачивался. Костя мне нравился и, конечно, мне хотелось выглядеть прилично и даже красиво, но это нельзя было назвать стеснением. С ним было так легко, будто я знала его всю жизнь! Мне не нужно было притворяться, полчаса раздумывать над тем, что я скажу. Я могла спокойно валяться рядом с ним на траве, молчать или обсуждать какую-нибудь ерунду, не скупясь на выражения, и не заботиться о том, что он обо мне подумает. Почему-то мне казалось, что плохо он обо мне никогда не подумает. Наверное, на подсознательном уровне я знала, что тоже ему нравлюсь.

– Ага! От ответа уходишь! – с глубокомысленным видом Костя поднял вверх указательный палец. – Ну, если ты так хочешь, я скажу. Хотя ты итак знаешь, что я…

– Нет! На реку я не пойду! И плавать не буду. Я боюсь змей, в отличие от тебя, идиота.

– Что, те дачники тоже идиоты? – хмыкнул парень, ни разу не обидевшись на мой выпад. Понял, что я не со зла, а из вредности.

– Может быть! – отрезала я и свернула с тропинки. Мы уже подъехали к даче. На веранде горел свет, а в окнах домика то и дело мелькала бабушкина тень. Наверное, ждет, переживает, готовит ужин… – Все, мне пора.

Я соскочила с велика, открыла калитку и уже собралась заводить велосипед внутрь, как вдруг почувствовала в волосах теплое дыхание. Костя тоже спешился и теперь стоял сзади, очень близко, обнимая меня за плечи. Я замерла, не зная, что предпринять. С чего это он решил обниматься? Горячие руки соскользнули по плечам до локтей, и я вся покрылась мурашками.

– До завтра, – отозвался Мезенцев приглушенно, чуть сжал меня в объятиях и тут же отпустил. Когда я обернулась, он уже вовсю крутил педали.

***

Бабушка пожарила картошку и сделала салат «хоч-поч» – мелко нарезанные, заправленные майонезом огурцы, помидоры и зелень. Воодушевленная и подозрительно радостная, я обняла бабушку и чмокнула ее в щеку. Вручила ей коржик.

– Пыльная какая! – усмехнулась она, ероша мои волосы. Я развела руками и плюхнулась за стол.

– Мы в Аксеновку ездили. Косте продукты купить надо было, а я, вот, коржик тебе взяла, – при мысли о мороженом меня почему-то обдало волной жара, и я решила о нем не упоминать вообще. Покраснею еще…

– А этот Костя… он вроде не местный? – бабушка разложила картошку и села напротив, подперла рукой щеку, всем своим видом выражая готовность слушать. Набив полный рот салатом, я прошамкала:

– Они на лето дачу сняли у деда Никифора.

Бабушка поморщилась, но ничего о моем воспитании не сказала: продолжила разговор о Косте:

– Ты ему нравишься.

– Да-а? – недоверчиво протянула я, а у самой в груди ёкнуло и затрепыхалось.

– Он на тебя так смотрит, как будто… как будто ты настоящее сокровище! – бабушка забавно развела руками, и я улыбнулась.

– Скажешь тоже, сокровище! – я все-таки покраснела, на носу тут же запылал сегодняшний невинный «чмок», а в волосах заиграло приглушенное «до завтра». Значит, завтра он тоже придет…

– Ага, брульянт! Эх, Марочка, как же я рада, что тебе хороший парень попался… – вздохнула бабушка.

– Да ты его всего раз видела!

– И этого хватило, чтобы понять, что он не чета твоему этому бывшему… чмошнику.

– Ой, бабуль, не напоминай, – вздохнула я и поморщилась. Первая любовь всегда кончается плохо, особенно если объект воздыхания та еще сволочь.

Но в тот вечер о «чмошнике» вспоминать не хотелось. Было слишком хорошо и уютно. Я все-таки вымылась в душе, мысленно отметив, что усталость никуда не делась, и притащила на кухню, где бабушка прокалывала крыжовник для варенья, свой рюкзак.

– Бабуль, я тут тебе кое-что привезла.

– Надеюсь, это не сладости? У меня итак лишний вес.

– Ой, что ты такое говоришь? Ты у меня вообще стройняшка! И привезла я тебе пищу для разума книги.

– О-о, а вот это уже интересно! Выкладывай! – потребовала бабушка, отставляя миску с крыжовником и тщательно вытирая руки о фартук. Она до ужаса любит читать, так же, как и я.

Я разложила на столе несколько книг с яркими обложками и принялась пояснять, что это все современные любовные романы. Вот этот молодежный романтик о студентах, этот о первой любви, этот вообще немного фэнтези. Бабушка слушала очень внимательно, осторожно листала страницы и читала краткие содержания. А потом, сказав, что ей понравилась розовая книга с темноволосой девушкой на обложке, всучила мне вилку и миску с крыжовником.

– Я, пожалуй, сразу и начну, – сказала она, устраиваясь на тахте и придвигая поближе фонарь. Я улыбнулась. Здорово, что удалось ее порадовать! Взяла крыжовник и вышла на терраску. Фонарь зажигать не стала, чтоб не налетели комары и мотыльки, а просто села поближе к окнам дома, чтоб на колени падал свет. Начала прокалывать ягоды.

На сад опустились сумерки, стало свежо. В таких случаях обычно говорят, что пришла ночная прохлада. От земли шел не видимый человеку пар, он оседал на траву серебристой росой. Вокруг стрекотали кузнечики, вдалеке ухали совы, шумел ветер в соснах… Начиналась ночная жизнь, я слышала, как дышат цветы.

Воспоминание 3

В следующую нашу встречу я сидела на яблоне и воровала вишневые листья.

Дело в том, что бабушке очень хотелось сварить настоящее крыжовенное варенье. И вся суть этого варенья состояла в том, что крупные ягоды надо было проколоть вилкой, а потом специальным образом варить с сахаром в отваре из вишневого листа. И все бы было хорошо, да только на нашем участке не росло ни одной вишни. А на соседнем целых две. И хозяин этих вишен, человек крайне вредный, как специально, отлучился в город на несколько дней. Поэтому бабушка растолкала меня в семь утра и шепотом попросила слазить на соседний участок и надрать ей пакетик вишневого листа.

– А ты в курсе, что проникновение на чужую территорию и кража карается законом? Это УК, – предостерегла я, перелезая через реденький штакетник, разделяющий наши участки. Бабушка только рукой махнула и осталась стоять на стреме.

Нижние листья вишен, до которых я доставала с земли, оказались дырявыми и желтыми. Такие класть в варенье показалось мне опасным для жизни, поэтому я залезла на соседнюю яблоню и принялась общипывать верхушки. Именно в таком положении меня застал Костик.

Видимо решив не утруждаться обхождением чужих заборов, он перемахнул через штакетник со стороны улицы и теперь шел сквозь соседский участок прямиком к моему окну. Наконец-то я поняла, как он попадает в наш сад – через соседей. Поравнявшись с моей яблоней, он вдруг поднял голову и удивленно охнул. Я весело помахала ему рукой.

– Куда крадешься?

– К тебе… а ты чего это? – опешил он, переминаясь с ноги на ногу. Я продемонстрировала почти полный пакет и кивнула в сторону своей дачи.

– Бабушка варенье варит, а я листья ворую. Вместо утренней зарядки!

– Ну, ты даешь! – Костик стоял, запрокинув голову, и громко смеялся. Я шутливо погрозила ему пальцем:

– Если я из-за тебя попадусь, пойдешь сообщником! Лови! – я сбросила пакет с листьями точно ему в руки и аккуратно спустилась с дерева. Не сговариваясь, мы синхронно махнули через забор и прошествовали к террасе.

– Ну, ты даешь! – снова повторил Костя. – А глядя на тебя, и не скажешь, что ты по чужим яблоням лазаешь. С виду приличная девушка, а на деле преступный элемент общества!

– Скажешь тоже, – ухмыльнулась я, довольная, что произвела впечатление. За время нашего общения, я поняла, что этого парня удивить практически невозможно. А тут такая реакция…

Бабушка забрала у меня листья и вручила вчерашний тазик с крыжовником и вилку. Костя вызвался помогать, и мы устроились на террасе, быстро прокалывая ягоды. С кухни пряно запахло вишней.

– Знаешь что? Километрах в четырех отсюда вверх по течению есть классный пляж. Кажется, там раньше купался пионерлагерь, а теперь, когда его закрыли, им только местные аборигены пользуются.

– Вроде тебя? – я скептически выгнула бровь, но Костик и глазом не моргнул. Кажется, он решил, во что бы то ни стало, уговорить меня поплавать.

– Ага, и скажу тебе, это вполне себе милое местечко! Дно песчаное, кустов нет…

– И гадюк, конечно, тоже нет?

– Ага. А ты сама подумай: какая нормальная гадюка поселится рядом с пионерлагерем? Разве что самоубийца или мазохистка. Ну, так что, сгоняем туда? На велосипедах доедем, макнемся и обратно. К обеду будем дома!

Костик улыбался так искренне и обезоруживающе, а предложение было так заманчиво, что я не выдержала.

– Ладно, едем! Только если ты обещаешь, что там не будет змей!

– Зуб даю, честное пионерское!

Костя не соврал: место оказалось и в правду очень милым. И плевать, что с меня семь потов сошло, пока мы до него доехали! Оно того стоило. Маленький песочный пляж, деревянный пирс и тихая водная гладь так и манили. Соскочив с велосипеда, я оставила на пирсе одежду и ласточкой сиганула в воду. Сделав несколько гребков, вынырнула, смахивая с ресниц капли и моргая на свет. Мелкие волны разбивались о мою грудь и шевелили растрепавшиеся волосы: здесь было достаточно глубоко. Оглянувшись на Костю, только снимавшего шорты, я снова нырнула. Проплыла несколько метров и красиво вышла из воды, отряхнулась, брызгаясь, и поймала на себе его восхищенный взгляд. Что-что, а плавать я всегда умела отлично!

Легкие приятно жгло, на ресницах сверкали капли, волосы отяжелели. Как же приятно: вода прохладная, бодрящая. После пыльной жаркой дороги просто идеально. Я перевернулась и легла на спину, отдаваясь течению. Надо мной проносилось яркое небо, солнце било в глаза, и я зажмурилась. Стало уютно, как в колыбели, время исчезло. Я слышала только свое дыхание и шуршание воды. Чувствовала, как волны обволакивают мое тело, мягко подталкивают вверх, и вместе с течением уносится вся усталость, все напряжение и нервы. Я становлюсь чистой и новой, весь накопившийся за год беспрерывной подготовки к ЕГЭ негатив уходит. Я наконец-то могу расслабиться и забыть о ненавистных экзаменах и конкурсных списках. Я наконец-то чувствую себя живой.

– Ну, ты даешь! – третий раз за день услышала я от Костика. Он подплыл совсем близко и теперь стоял надо мной, загораживая солнце. Я открыла один глаз и скосилась на него. С загорелого торса стекала вода, мокрые волосы висели сосульками, он улыбался. Вокруг глаз появилась сеточка морщинок, а на подбородке ямочка. Я невольно улыбнулась.

– Как ты нашел эту гавань? – спросила я, когда он тоже перевернулся на спину и поплыл рядом, скрестив на груди руки.

– Ты еще и разговаривать умеешь в таком положении… – пропыхтел он и тут же ушел под воду. Через секунду вынырнул, потешно отфыркиваясь, и стал похож на огромного пса. Я засмеялась и, потеряв баланс, тоже ушла под воду. Выскочила рядом с ним, пытаясь отдышаться и смеясь одновременно, покачнулась и схватила его за руку. Костя поддержал меня за локоть, я подняла на него взгляд, и почему-то сразу стало жарко. Смеяться расхотелось, а по горлу будто комок огня спустился. Я судорожно сглотнула, серые глаза смотрели участливо, с тревогой.

– Все нормально? Судорога?

– Нет, – хрипло отозвалась я, опуская взгляд. – Все хорошо, просто… поперхнулась водой.

Забрала руку и нырнула, отплыла подальше, молясь, чтобы вода остудила мой пыл, и он ничего не заметил. Когда вынырнула, обнаружила на поверхности только его лицо Костя лежал на спине.

– Так откуда ты знаешь про эту гавань?

– От дяди Гени, вчера к нему заходил, – отозвался парень, принимая вертикальное положение. – Ну что, спорим, я быстрее до того камня доплыву?

В его глазах зажглись чертики, я посмотрела туда, куда он указывал, и громко фыркнула. Такое микроскопическое расстояние я и во сне преодолею! Появился азарт.

– Да я тебя мигом сделаю! Подтяни плавки, школота! – и я снова нырнула. Под водой плыть всегда было легче, я развивала хорошую скорость и не сомневалась, что сделаю этого засранца одним махом. Очутившись у камня, я зависла под водой и, увидев тучу брызг, поднимаемую выпендрежником Мезенцевым, подняла голову. – Ну? Что я говорила?

– Не считается! Я просто не был готов, ты стартанула раньше!

– Хм, тогда давай еще раз. Видишь, там сосна кривая? Раз, два…

Мы сорвались с места и понеслись как торпеды. Я под водой, Костя красивым брасом. На сей раз первым пришел он, но лишь потому, что, вынырнув за очередной порцией воздуха, я засмотрелась на то, как его загорелые красивые руки рассекают воду. Я потребовала реванш, и мы продолжили соревнование.

Мы барахтались, брызгались и плавали так долго, что потеряли счет времени и пространству! Войдя в раж, мы предлагали друг другу все более длинные дистанции и не заметили, как гавань с пирсом скрылась за поворотом. Зато кое-что, а именно пушистые кусты ивы и осоки, показались мне смутно знакомыми. Я резко затормозила и выпрямилась во весь рост. Воды было меньше, чем по пояс.

– Костя! – позвала я. Он тоже притормозил и обернулся. – Мы, кажется, вернулись к гадюкам…

Плыть против течения дохлый номер, идти против течения быстро устанешь. Поэтому мы решили возвращаться по берегу и долго искали нормальный спуск к реке, потому что мне везде чудились змеи, и я вцепилась в Костю клещами. А потом пешком, в одних купальниках, тащились четыре километра по дороге туда, где остались наши велосипеды и вещи. Ноги кололо камушками и корнями, а еще очень скоро мы оба покрылись пылью. От былого веселья не осталось и следа, потому что нам предстоял обратный путь по жаре на велосипедах.

Проезжая через деревню, мы с Костей попали в маленький ураган. Мимо нас с воплями пронеслась ватага мальчишек. Чумазые, лохматые и загорелые, они всем скопом гнались за большой овчаркой. Собака, не будь дурой, улепетывала от них изо всех своих собачьих сил.

– Что случилось? – окликнула я самого последнего мальчика. Это оказался черный то ли от грязи, то ли от загара малыш лет пяти.

– Фабака убежала! Мы ее выпуфтили погулять, а она убежала! Пледставляете! Хитлая какая! Убежала! А мы за ней бегаем. Здолово, да? – захлебываясь словами от восторга, прокричал мальчик и помчался следом за остальными. – Стой! Стой! Фабака! Стой!

Мы с Костей переглянулись и одновременно рассмеялись. Вот оно – детство. Беззаботное и беспечное. Когда весь мир представляется огромным и радостным, когда интересно и весело буквально все, когда не задумываешься о последствиях.

– Вот и закончилось мое детство, – проговорила я. – Даже жаль, как будто пропустила какую-то важную часть своей жизни.

– Да ладно, быть взрослым не так страшно! – отозвался Костя, улыбаясь. – Да и… мне кажется, ты, Марина, просто не можешь повзрослеть!

Как же он ошибался! Наверное, это был единственный раз, когда Костя так сильно ошибался. Ведь это лето оказалось последним «детским» летом в моей жизни. Где меня ничего не тревожило, где мне было легко и свободно, где я не задумывалась ни о чем дальше сегодняшнего вечера…

Да, многое изменилось с того лета. Тогда мне казалось, что видеть будущее – это здорово. Я бы не переживала из-за поступления так сильно, потому что заранее бы знала результат. А сейчас думаю: хорошо, что люди не знают, что их ждет.

Домой мы вернулись поздно, уже начинало вечереть. Бабушка только покачала головой. Она знала, что если допустить меня до воды, часом не обойдется. Я буду сидеть в реке, пока меня силком оттуда не вытащат, или не зажрут слепни. К тому же, это читалось в ее глазах, дело молодое. Она была рада, что я подружилась с Костей. Почему-то он ей очень нравился.

Воспоминание 4

А на следующее утро я проснулась от стука по подоконнику. Открыла глаза, думая, что увижу лохматую башку Мезенцева, и заорала как блаженная. Гигантским прыжком я слетела с кровати и замерла в нескольких метрах от окна, на котором лежала… огромная рыбина. Рыбина. Всего-навсего окунь…

– Господи… – выдохнула я, возвращаясь к кровати и заворачиваясь в простыню. Я не собиралась менять привычек из-за Кости и спать в пижаме. Единственное, теперь мои ночнушки стали куда приличнее. – Нельзя же так пугать! Мезенцев, я знаю, что ты там. Вылезай, готовь уши, взгрею!

– Ты чего так стартанула? Это же просто окунь. Или ты еще и рыб боишься? – смеясь, Костя показался из-за куста сирени, растущего у нас под окном. Он снова был в желтой футболке и шортах, волосы взлохмачены, руки в чешуе и какой-то грязи.

– Не боюсь, просто… Ты знаешь, как это жутко, когда открываешь глаза, а у тебя перед носом рыбья морда?

– Теперь знаю! – захохотал Костя, а я надулась и пробурчала:

– Штаны не намочи, шутник. Ты чего мне ее подсунул?

– Подарок считай! Мы с дядей Геней утром на рыбалку ходили. Такая красота прохладно, тихо, никого нет, вода прозрачная как зеркало, теплая как молоко! И туман висит. Я хотел и тебя позвать, но подумал, что раз ты боишься змей, то и черви тебе тоже не понравятся, – Костя пожал плечами, а я хмыкнула. Кому еще он рассказывает о том, как хорошо на реке на рассвете!

Несколько лет назад, когда из-за жары я не могла нормально спать даже на даче, часов в пять утра я ходила купаться. Ложилась на воду и позволяла течению нести меня вдоль всех дач, до самого моста. Мне нравилось спокойствие утра, размытость контуров и очертаний…Из-за этих моих проделок дядя Геня пустил по дачам слух, что у нас появились русалки. Я хихикнула, вспомнив, как он уверял какую-то доверчивую бабушку, что видел своими глазами красивую (за это спасибо) абсолютно голую (а вот это чушь я всегда плаваю в купальнике) девицу, которая собирала кувшинки и пела. Насчет кувшинок правда, а вот пою я не очень. Ну, мало ли, что может померещиться в тумане?

– Все равно в следующий раз зови. Я тебе прикол местный покажу, – ухмыльнулась я, а Костя удивился:

– В смысле?

– А тебе дядя Геня не рассказывал никаких небылиц?

– Не-ет, мы больше про автомобили разговаривали… – Костя подозрительно прищурился, а я, совсем развеселившись, сказала:

– Когда снова соберетесь, скажи заранее, узнаешь! А пока… что с рыбиной-то этой делать? – я потыкала ее пальцем и поморщилась. Никогда не умела с ними обращаться ни ловить, ни готовить.

– Выходи на террасу, сейчас разберемся, – Костя схватил окуня и исчез из виду. Я вздохнула, быстро натянула оранжевый сарафан, тот, который забыла на берегу, спасаясь от гадюк, и взглянула в зеркало. Видок у меня был еще тот. Я принялась срочно расчесывать волосы и даже похлопала себя по щекам. Все равно какая-то мятая, на щеке след от подушки…

Когда я вышла на кухню, там уже вовсю кипела работа. Оказалось, Костя пришел с дядей Геней и притащил не одного окуня, а целое ведро. И теперь, нацепив бабушкин фартук, под руководством Геннадия Петровича чистил рыбу на террасе. Довольная бабушка, поднимая столбы мучной пыли, уже жарила первую партию и причмокивала от удовольствия. Кулинары вели непринужденную беседу о том, как лучше подавать рыбу и, кажется, были вполне друг другом довольны. Я остановилась посреди кухни, изумленно их разглядывая.

– О, а вот и Мавочка пришла! Дорогая моя, неужто вернулась в наши пенаты? Дай хоть погляжу на тебя: белая, тощая… – обрадовался дядя Геня. Он был мужик колоритный с пышными усами, моряк в отставке, в любое время года он носил белый картуз с кокардой и ходил вразвалочку, курил трубку, пуская кольца дыма, и очень уважал рыбалку. А еще он ухаживал за моей бабушкой, периодически принося ей улов и помогая в огороде.

– А как же было не вернуться? – отозвалась я ему в тон и покрутилась вокруг своей оси. Он цокнул языком и похлопал в ладоши, я отвесила шутливый поклон.

– Мавочка, со мной тут мальчишки увязались, завтра пойдем на заводь за окушками… – сказал он с намеком и подмигнул.

– Понял-принял! – улыбнулась я, поймав заинтересованный взгляд Кости. – Только это… дядь Гень, у нас в реке гадюки завелись.

– Где это? – удивился он.

– От прошлогоднего пляжа вниз по течению, там заросли осоки и змеи. Как теперь купаться? – пожаловалась я.

– Понял-принял, – повторил мою присказку дядя Геня. – Разберемся. А чего тебя понесло в ту сторону? Пляж-то у нас новый сделали, вон, Костя тебе покажет, если не знаешь.

Мезенцев согласно закивал головой и уже было открыл рот, чтобы что-то предложить, как был бесцеремонно прерван бабушкой:

– Ну-ка, хватит болтать. На, почисти и запассируй лук, только кольцами, чтоб красиво было! – она вручила мне нож и большую луковицу. В ответ на разочарованный взгляд Кости я только пожала плечами.

Работать на кухне вчетвером оказалось очень весело, хотя и тесновато. Дядя Геня травил байки и заигрывал с бабушкой, она отшучивалась и называла его старым пиратом, а мы с Костей, глядя на все это, покатывались со смеху. Стороннему наблюдателю могло показаться, что у нас творится какой-то балаган: мука столбом, масло плюется, рыба шкворчит, все смеются и галдят. Но нам было здорово! А еще вкусно.

После нашей бурной трапезы, Костя спросил:

– О чем это дядя Геня говорил? И почему он тебя так странно называет Мавочка? Так же вроде русалок звали раньше?

– Завтра поймешь, – я снова улыбнулась. – А дяде Гене просто нравится, что я вроде как своя, «морская».

– Ну да, точно. «Мне имя Марина, я бренная пена морская»? – проворчал Костя, а я удивилась.

– Ты Цветаеву что ли любишь?

– Марину Ивановну, – поправил Костик серьезно.

Воспоминание 5

Я завела будильник на четыре утра. Стараясь не разбудить бабушку, облачилась в старомодную длинную белую ночнушку на тонких бретельках. Нарвала в саду белых лилий, осторожно собрала их в венок, нанесла под глаза тени и обрисовала линию скул серой краской. Бледная от природы кожа сыграла мне на руку, посмотревшись в зеркало, я подмигнула отражению – натуральная вампирша, аж саму оторопь берет! Нашла в телефоне какую-то заунывную песню, отдающую болотом и утопленниками – то, что надо.

Вышла из дома и поежилась. Густой туман моментально проник под рубашку, липким комком она повисла на мне, и я передернулась. Уже начинало светать, и я быстро добралась до заводи. Укромный такой закуток вокруг камыши, рогоз и ива. Как хорошо, что змеи боятся дядю Геню, как огня!

Послышались шаги и оживленные голоса, дядя Геня вел толпу мальчишек на рыбалку. Он кряхтел и ворчал, но, судя по голосу, был доволен. Больно ему нравилось разыгрывать молодежь! Я шмыгнула в кусты и притаилась за корягой, в метре от меня прошло стадо слонов. Мальчишки галдели, хвастались удочками и пугали друг друга червями. Всего я насчитала пять человек. Кроме дяди Гени и Кости рыбачить пришли еще три парнишки возрастом от четырех до шести лет. Один рыжий, другой в кепке, третий с жутким фингалом. Никогда раньше их не видела, наверное, не только дед Никифор жилье внаем сдает.

Наконец, когда вся компания устроилась на берегу и закинула удочки, я начала представление. Мы ежегодно проворачивали с дядей Геней подобный трюк, пугая новеньких дачников, и все было отточено почти до автоматизма. Выглянув из рогоза, я нашла взглядом Костю, сегодня шутить будем с ним. Посчитала удочки, примерно определила, где должна быть его леска, и нырнула.

Дядя Геня не зря прозвал меня Мавочкой, плавала я и правда как настоящая русалка. Кто меня научил, я не знала. Просто плавала и все, с самого детства. По словам мамы, в грудном возрасте я засыпала только под шум прибоя. Тогда мы еще жили в Питере, и мама часто «выгуливала» свою крикливую дочь, гуляя с коляской по берегу Финского залива. К сожалению, уехали мы оттуда, когда мне было четыре, и я практически ничего не помню из того чудного времени.

Есть только одно воспоминание: огромные синие волны. Я лежу на воде, как в колыбели, а они качают меня, убаюкивают. Наверное, уже тогда меня завораживала мощь и красота стихии, ее сила и величие, спокойствие и нежность. Меня поражало, что вода, буйные пенистые волны которой топят корабли, может так ласково баюкать младенца, щекотать пятки, шевелить волосы, дарить ракушки…

Мама говорит, что это произошло на самом деле. Я уже начала ходить, и однажды убежала от родителей. То ли они встретили каких-то знакомых, то ли просто отвлеклись на что-то, но когда оглянулись, поняли, что меня нет. Бросились искать, оббежали весь пляж, а потом кто-то им указал на девочку, плывущую по течению. Я лежала на спине, волосы разметались, глаза закрыты родителей чуть кондратий не хватил. Ломанулись за мной, вытащили, затормошили и… оказалось, что я просто уснула! Трехлетний ребенок спал, плывя на спине вдоль пляжа!

Поэтому плавала я действительно как русалка. Вода была моим местом силы, и мне просто адски не хватало ее в Москве, где мы теперь жили.

– Клюет! Клюет! У Кости клюет! – раздался сверху восторженный мальчишеский вопль, а я, дернув последний раз за леску, спряталась под пирсом, пока меня не засекли. Судя по звукам, Костя принялся сматывать удочку, но, естественно, ничего не обнаружил.

– Сорвалась! – расстроенно выдохнул он, а мальчишки загудели, давая очень ценные советы.

– Ага, как же, сорвалась, – хихикнула я про себя и, снова набрав воздуха, нырнула. Осторожно, чтобы не запутаться в полупрозрачных лесках, дернула еще раз. Наверху восторженно заголосили, но тут же восторг сменился разочарованием.

– Что ж такое? – Костя оглядел снасть. – И приманку не тронула…

– Какая умная лыба! Поняла, что мы ее поймать хотим и уплыла! – восторженно проговорил рыжий пацан. Я вспомнила его голос. Это он гнался за собакой несколько дней назад.

–Ну что вы орете как дикие? Рыба не любит шума, – увещевал дядя Геня. Я осторожно выглянула из-под пирса. Пацаны столпились у самого края и заспорили еще громче.

– Вот, она из-за тебя сорвалась! – закричал мальчуган в кепке, а рыжий, на которого показывали пальцем, возмутился:

– Да я-то чего? Лыба же глухая!

– Дурак, она вибрации кожей чувствует! – подключился к спору третий пацан, у которого были разодраны коленки, а под глазом переливался бордовый синяк. Задира, подумала я и отплыла в кусты рогоза. Поглощенные ссорой, мальчишки меня не заметили. Костя снова закинул удочку.

– Ну! Успокойтесь, а то мавка утащит! – дядя Геня сделал страшный голос, и пацаны притихли, обдумывая, что бы могло значить незнакомое слово. Костя обернулся к дяде Гене:

– А что, у вас и мавки водятся? – спросил он, внимательно оглядывая тихую гладь заводи. Кажется, догадался.

– А то! – довольно закивал дядя Геня, включая весь свой актерский талант.

– А кто это, мавки? – спросил пацан с синяком, дернув Костю за рукав. Тот лениво отозвался:

– Нечисть водяная, русалки, утопленницы…

– Пф! Сказки! – хмыкнул мальчишка в кепке, а рыжий покрутил пальцем у виска.

– Не скажи, вот ходит слух, что в этой самой заводи утопилась прошлым летом девушка, – дядя Геня покачал головой и начал представление. – Звали ее Лизой, жила она с бабкой на окраине, цветочным бизнесом промышляла. И однажды познакомилась в городе с парнем. Пижон такой, то ли Эрнест, то ли Эдуард…

– Эраст, – машинально поправил Костя и, поймав на себе сразу несколько удивленных взглядов, поспешно добавил. -Ну, мне так кажется. Просто имя подходящее вспомнилось… противное такое, да?

– Ну да, – согласился дядя Геня, пожевал губы и продолжил. – Так вот, влюбились они до беспамятства, роман у них был – ух! Лизка уже и замуж за него собиралась, как вдруг, он исчез. В назначенный день не приехал, на телефон не отвечал – что делать? Переживала Лизка, конечно, и поехала на третий день в город. Подошла к его дому, села на лавочку, ждет, и вдруг подъезжает белый мерседес. Столбы пыли, свист тормозов, все дела… А из него выходит Эраст с какой-то женщиной, целует ей ручку, зовет как-то ласково, а у женщины-то шуба песцовая, перстни с камнями драгоценными – богатая, сразу видно. Прошли мимо Лизы, даже не взглянули на нее, а она сидит ни жива, ни мертва. Никак поверить не может в то, что увидела!

Мальчишки оживились. Клева не было, просто так сидеть было скучно, а тут история, хоть и «девчачья».

– Вот он сволочь! С другой бабищей за бабки… – мальчуган с фингалом грязно выругался.

– Миша… – укоризненно покачал головой дядя Геня, но продолжил. Уж больно нравилось ему пересказывать историю Карамзина, всякий раз снабжая ее все новыми и новыми подробностями. В прошлом году у дамы была собачка – белый бульдог, а в позапрошлом Эраст оказался наркоманом. Однако сегодня все пока шло по плану. – Так вот, разозлилась Лизка, да как со всей дури шибанет по мерседесу! Лобовуха в дребезги, сигнализация орет, а Лиза стоит рядом, слезы текут, кровь капает… Дурочка, не догадалась ничем перевязать кулак, прежде чем бить стекла!

Отсюда я увидела, как округлились глаза Кости. Такого в оригинальной сказке точно не было. Я хихикнула, дядя Геня мастер художественного повествования! Ему стоило идти не в моряки, а в актеры или писатели.

– Выбежал Эраст на вой сигналки, увидел Лизку, давай ругаться, мол, ты мне машину разбила, я тебя засужу. А она стоит, глазами хлопает, бормочет, что любила его… В общем, подал Эраст на нее в суд, и дело, конечно, выиграл. Дамочка его богатенькая, конечно, машинку починила, да только Лизка все равно должна была ему уйму денег. Что делать сиротке? Вернулась на дачи, рыдала, рыдала, а утром ее нашли в этой самой заводи. Я лично видел: лежит белая-белая, качается на волнах, а вокруг лилии. И с тех пор появилась в заводи мавка. Путает снасти рыбакам, поет дурным голосом, жалуется на жизнь, а если видит на берегу мужчину утаскивает его с собой, топит, потому как думает, что это Эраст. А приход ее знаменует появление на воде белых лилий…

Мальчишки притихли, обдумывая, а я снова нырнула. Теперь мой ход. Осторожно спутала лески и дернула, наверху загалдели, но, вытащив, охнули. Я быстро вернулась, не слушая возмущенных ахов и охов, и перевернула корзинку с лилиями. Они медленно поплыли в сторону пирса, на котором устроились рыбаки. Картина, надо сказать, и правда была жутковатая. Зеленая тихая вода, едва касаясь которой стелется туман, и белые звездочки…

Первым их заметил пацан в кепке.

– Смотрите! Смотрите! Лилии плывут…

Пацаны вскочили со своих мест, оторвались от испорченных снастей и загалдели. Костик озадачено крутил головой, никак не мог понять, где я прячусь. Дядя Геня вздохнул:

– Нехороший признак, ой, нехороший…

Я включила заунывную песню и нахлобучила венок.

– Умира-ать не хотела-а… – завывала солистка дурным голосом. – От тоски утопила-ась…

На пирсе произошло шевеление. Кажется, ребята уже были готовы драпать со всех ног. Куда же вы? Представление только начинается.

Я поплыла к пирсу, стараясь не уронить венок. Когда они меня увидели, сразу установилась гробовая тишина. Теперь слышался только вой певицы, нагоняющий смертельную тоску. Я перевернулась на спину, положила венок на грудь, сделала грустное лицо и начала монолог. Говорила нарочито хрипло, медленно, словно обращаясь к самой себе:

– Эраст, милый, зачем ты так поступил со мной? Я же тебя любила, я же тебе верила. А ты меня предал. Нет, ты не просто меня предал, ты…

– Мамочки, – прошептал рыжий пацан. Мальчишки замерли, прячась за Костю и дядю Геню. Последний только охал:

– Ну, все, теперь точно не отвертимся. Ой, плохо-плохо, ой…

– Эраст! – ахнула я, обращаясь к Косте, нахлобучила венок, и в два гребка оказалась у пирса. Подтянулась на руках, улыбнулась самой нежной из своих улыбок. Мальчишки сдавленно охнули. Как бы где не зажурчало. С гримом я постаралась на славу. Во время ныряния он немного смылся и от этого выглядел только страшнее. Казалось, что у меня слезает кожа. Дядя Геня продолжал охать: «Мое сердце, мои почки…»

Костя удивленно смотрел на меня, едва сдерживая смех. Я поманила его пальцем:

– Милый, милый Эраст… ты снова пришел ко мне. Хочешь со мной поплавать? Вода теплая… – я хихикнула и приглашающе похлопала по водной глади. – Ты помнишь эти лилии? Ты купил их у меня, когда мы познакомились… Возьми их, Эраст.

Костя, словно завороженный моими увещеваниями, медленно двинулся к краю пирса. Я хищно облизнулась.

– Костя, не ходи, ты что? – пропищал рыжий, хватая его за рукав, но дядя Геня снова охнул:

– Поздно, Витя, она его заворожила.

– Иди ко мне-е, – пропела я, высовываясь из воды по пояс. Белая ночнушка прилипла ко мне и теперь создавала впечатление второй кожи. Костя, не отрываясь, смотря мне в глаза, опустился рядом на корточки и коснулся венка. – Возьми эти лилии, Эраст…

Костино лицо было совсем рядом, я чувствовала его дыхание на своей коже. Он осторожно снял с моего носа капли воды, выпутал из волос лилии. Я горячо выдохнула, сердце громко ухнуло. Главное, не покраснеть, что ж ты со мной делаешь?

– Ты купил их у меня в нашу первую встречу… – пробормотала я, чувствуя как щеки становятся горячими. Пора заканчивать спектакль. Я истерически выкрикнула продолжение фразы, – И подарил той бабе!

Я сделала короткий рывок, схватила Костю за плечи и ринулась назад. Мезенцев потерял равновесие и свалился вслед за мной. Раздался оглушительный плюх, во все стороны полетели брызги.

– Костя… – завыли на берегу.

Отплевываясь, Мезенцев показался на поверхности, я тоже всплыла, но лишь для того, чтобы прошептать:

– Поплыли отсюда, подыграй мне, – и как только он набрал воздуха в легкие, я схватила его за руки и с визгом утащила под воду. Как только он открыл глаза, отпустила и махнула рукой, приглашая за собой. Мы быстро вернулись к моим зарослям. Когда вынырнули, на пирсе царила суматоха. Кто-то плакал, кто-то порывался сигануть за Костей, кто-то хотел бежать за взрослыми…

– Ну, ты даешь, Мавочка! – отфыркиваясь, Костя вынырнул из воды и стер с лица капли. Серые глаза смотрели с восхищением, я улыбнулась.

– Ужасно выгляжу? -поинтересовалась я, проводя руками по лицу. Краска стекала разводами.

–Ага, я бы даже сказал жутко. Кажется, будто у тебя кожа слезает. Это вообще смывается?

– Хотелось бы верить, – отозвалась я, умываясь. Бежевая и серая краска осталась на ладонях. Мы прятались в камышах, стоя по пояс в воде. Костя подошел ближе и указал на мою щеку:

– Тут еще. И на лбу. Как вы это придумали?

Когда я наклонилась к воде и принялась отмывать серое пятно с щеки, Костя собрал мои волосы в хвост. Я замерла, удивленно на него поглядев. Он стоял совсем близко, сосредоточенно убирая мелкие мокрые пряди с моего лица. Честно говоря, они сильно мешали.

– Чего замерла? Умывайся, – хмыкнул он. Я покачала головой, наглость Мезенцева поражала.

Тем временем на пирсе творилось небывалое оживление. Самый младший, рыжий пацан плакал навзрыд. Мальчишка с фингалом порывался нырнуть следом за «ведьмой», дядя Геня охал и хватался за сердце, а мальчуган в кепке воинственно размахивал телефоном, решая, кому бы позвонить в первую очередь: родителям или ментам?

– Пора возвращаться, – наконец я смыла остатки «боевого раскраса» и обернулась к Косте. Он все еще держал мои волосы, медленно наматывая на палец мокрый локон. Я смутилась и покраснела.

– Что, теперь разоблачение черной магии? – он, наконец, перестал играть с моими волосами и теперь тоже оглядывал снующих по пирсу мальчишек. Все были в крайнем возбуждении, даже здесь были слышны их звонкие голоса и рев рыжего парниши.

– У сказок должен быть хороший конец, – я нырнула, стараясь избавиться от назойливого ощущения горячих Костиных рук на моей холодной шее и волосах. Мезенцев вызывал в моей голове какой-то «взрыв на макаронной фабрике», тотальный диссонанс, и я не понимала почему. Временами с ним было так легко, словно мы знали друг друга всю жизнь, но иногда он умудрялся вогнать меня в краску всего парой жестов! Совершенно невыносимый человек!

Когда мы появились из-под воды, трогательно держась за руки, на пирсе установилась тишина. Дядя Геня громко крякнул, а мальчишки застыли кто с телефоном в руке, кто в полуприсяде. Я изящно откинула со лба мокрые волосы и громко объявила:

– Только что вы имели счастье увидеть оживленную и переписанную на современный лад повесть Карамзина «Бедная Лиза»! В качестве актеров выступали Марина и Костя, в качестве сказителя – дядя Геня. Надеюсь, сия сказка заставит вас задуматься и не совершать в будущем столь опрометчивых поступков, – назидательно сказала я.

Костя беззвучно засмеялся. В самом деле, картина была великолепная. Хоть бери и фотографируй: на пирсе в тумане стоят трое мальчишек с разинутыми ртами и смертельным испугом на лице. Постепенно страх сменяется пониманием, пацан с фингалом открывает и закрывает рот, как рыба. Дядя Геня довольно улыбается в усы, снимает картуз и протирает лысину платочком.

Обратно мы возвращались под хохот Кости и дяди Гени. Я кое-как выжала свою ночнушку и, обнаружив, как сильно она облегает мое тело, постаралась прикрыться волосами. Заметив это, Костя накинул мне на плечи куртку, пробурчав в ухо:

– А то дети ослепнут, – я покраснела. Раньше подобные мысли меня не посещали.

– Ловко вы нас надули! – восхищался рыжий мальчик с зареванным лицом. А мы с Костей шли, едва касаясь друг друга плечами, и украдкой переглядывались, сдерживая рвущийся наружу смех.

***

Однако прекрасное утро завершилось крайне неприятным происшествием.

– Нет, мама! Я все решила, и ты не сможешь меня переубедить. Нет! Я уже отнесла оригиналы, так что поздно! Да! – я злобно отшвырнула телефон на бабушкину кровать и только тут заметила Костика. Он уже успел сбегать домой переодеться, и теперь его лохматая голова заглядывала в мое окно.

– С предками ссоришься?

– Да… родители хотят, чтобы я училась в Лондоне, – простонала я, подходя ближе и плюхаясь на кровать. В отличие от Мезенцева последние полчаса я провела, беседуя по телефону, и переодеться не успела. Мокрая рубашка липла к телу, заставляя дрожать от холода, но меня это не волновало. Мне казалось, что от злости у меня сейчас должен валить пар из ушей.

– Ого! – Костя присвистнул, но тут же стал серьезным, напрягся. Посмотрел на меня с опаской. – А ты?

– А что я? Я поступила в Москву.

– И родители этим недовольны? – Костя заметно расслабился и даже улыбнулся. Я развела руками.

– Они в ярости. Для них это идея фикс, голубая мечта – дочь учится за границей! Подумать только, как это престижно! Тьфу! Ну, скажи, на кой мне черт там делать? Я ведь была Англии, но мне не понравилось. Там все… другое! К тому же, я терпеть не могу английский язык! И как я брошу тут бабушку? Там у меня никого нет, там все чужое… – я расстроенно свалилась на постель и уткнулась носом в подушку. Костя через подоконник аккуратно погладил меня по спине.

– Я бы тоже не поехал.

– Я бы хотела жить в Питере, – пробубнила я в подушку, внутренне замирая от горячего прикосновения и приказывая себе срочно научиться дышать. Каждое утро просыпаться под шум прибоя, видеть из окна Адмиралтейский шпиль. Там влажно, ветрено, свободно… Я ведь там родилась. Я бы работала в газете, а ты… А чего бы ты хотел?

– Быть с тобой? – по голосу я поняла, что он улыбается, и перевернулась на спину. Костя погладил меня по щеке, намотал на палец светлый локон. – Ты обязательно будешь жить в Питере. И обязательно станешь великим журналистом.

Вспоминая об этом сейчас, понимаю, что Костя оказался прав лишь в одном. Я действительно стала журналистом, но жить осталась в Москве. Я прикипела к этому городу, он стал для меня родным. А Питер так и остался хрустальной мечтой, городом, в который я приезжаю, чтобы отдохнуть и сходить в театр.

Воспоминание 6

– Костя! Мезенцев! – крикнула я, остановившись у забора. Мы договорились, что Костя зайдет за мной, чтобы прогуляться до соседней деревни за молоком. Но он почему-то не пришел. Я ждала его полчаса, а потом, нацепив любимое платье, отправилась к нему сама. С одной стороны, меня дико раздражало, что он не появился вовремя, и я уже готовила гневную тираду по этому поводу. Но с другой, я начинала переживать, потому что Костя никогда не опаздывал. А если все же не успевал, то всегда звонил или писал. А если с ним что-то случилось? А если я ему надоела, и он просто уехал в город?