За видением следом

1

Больница на краю городского поселка, была по-провинциальному уютной. Старый яблоневый сад, скамейки между деревьев, аккуратные дорожки со свежепобеленными бордюрами. О том, что это не обычный парк, а несуетливые старики здесь не просто так отдыхают, можно было догадаться только по их больничным пижамам. При этом серьезные проблемы со здоровьем были далеко не у всех.

Сложным пациентам чаще всего здесь оказывали только первую помощь, а потом везли в район или областной центр. Туда, где и палаты комфортнее, и оборудование современнее. Местный же стационар большую часть времени оставался чем-то вроде клуба по интересам. Здесь встречались, проводили время при полном пансионе и под присмотром персонала знакомые между собой с детства жители поселка. Да и санитары и медсестры в большинстве своем были чьими-то племянниками, внуками, просто хорошими соседями.

В это утро неторопливую жизнь больницы нарушило достаточное редкое здесь событие: родился новый человек. Главврач больницы Станислав Петрович Ивашин, осторожно придерживая голову младенца, поднес его поближе к лицу роженицы. Он любил эти минуты. Как и свою работу.

В высоком, плечистом, слегка по молодости худощавом мужчине уже угадывалась мужественная стать. Несмотря на специфическую внешность (лицо врача было по-восточному широким, а посаженные глубоко глаза не оставляли сомнений – по далеким предкам «прошлись» татары), о нем, уже женатом человеке, в открытую вздыхали медсестры, и чуть скромнее – молодые докторши.

В городской поселок с безликим названием Высокое он приехал по распределению, думал, на пару лет. После отработки планировал практиковать в столице в частном медицинском центре, где подрабатывал в студенчестве. Там устраивало все: и коллектив, и зарплата, и перспектива заведовать хирургическим отделением. Но со временем прирос к этому месту, женился, пользуясь льготным кредитом, построил дом.

Здесь он был не просто главврачом больницы. По необходимости становился и врачом общей практики, и психологом, и стоматологом. И, чего уж тут, акушером тоже. Стаса уважали жители, здоровались издалека, обращались на «вы». Амбициозному молодому доктору это нравилось. Возможно, поэтому он не спешил с переездом. А может, виновата странность, которая проявилась именно здесь.

Дети в поселке рождались не часто, но Стас каждый раз с особым волнением ждал это событие, стремился принимать роды непременно самостоятельно. Пряча за красивыми словами об ответственности и гордости, которые он испытывает, приводя в этот мир нового человека, настоящую причину. Было одно обстоятельство, которое порождало в его душе одновременно трепет, любопытство и странную тревогу. Стас видел. Что видел, он и сам до конца не понимал.

Когда он впервые брал на руки малыша, в сознании возникали странные образы: знакомые и чужие лица, хаотичные и упорядоченные действия, замершие картины. Сначала он не обращал на них внимания, списывая на странные игры подсознания. А потом догадался. Он видит судьбу новорожденного. Не всю судьбу, конечно, только самые ключевые ее моменты. Что делать с этим видениями, Стас не знал. Рассказать об этом родителям детей? «И прослыть в поселке врачом-гадалкой. Понемногу можно начать подрабатывать частными приемами. Это бы пользовалось успехом в наших краях», – усмехнулся он своим мыслям. Подобные вещи он не без сарказма называл зельеварением, но вот теперь, выходит, начал практиковать и сам.

Тем не менее, видения были навязчивыми, а после того, как он перестал отрицать их наличие, становились все более четкими и ясными. Теперь игнорировать их не получалось. Равно, как и проверить.

И сейчас, едва взяв на руки новорожденного мальчишку, он ощутил легкое головокружение и заметил перед глазами привычное мелькание. Ребенок был долгожданным мальчиком в семье, где уже воспитывали трех дочерей. Стас увидел, как в возрасте примерно лет 7 он на катке ломает ногу. Он давно догадался, если появляются такие мелочи, то в жизни ребенка не будет ничего выдающегося. Или именно это событие станет ключевым и поворотным. Но ничего такого в сознании не возникло. Вырастет, окончит школу. Жить останется в поселке и будет таким, как многие. Работать в хозяйстве, выпивать по праздникам, любить и ревновать жену. Станет отцом двоих мальчишек, и всю жизнь будет мечтать о девочке, но жена перенесет непростую операцию, больше рожать не решится.

От мыслей Стаса оторвал голос медсестры.

– Мышечный тонус снижен, по шкале Апгар ставлю 7. Вы согласны?

Стас кивнул. Он знал, что результаты второй оценки всегда бывают выше. А определение мышечного тонуса часто субъективно. Значит, с малышом все будет хорошо. Мальчик снова громко закричал. Стас довольно улыбнулся, положил его на грудь матери. Он поспешил умыться, только так можно было прогнать остатки видений.

Вечером у Стаса был гость. Андрей Костюков, невысокий идеально сложенный мужчина, преподавал химию в местной школе. Он был единственным, с кем молодому доктору захотелось здесь подружиться. И в своем роде уникальным человеком. Окончив университет, Андрей приехал работать в родной поселок. Так поступали единицы. Обычно, вырвавшись за пределы Высокого, получив институтское образование, девушки и молодые люди предпочитали не возвращаться в родные края. Дело было не в провинциальности места, многие оседали в городках, сопоставимых по размерам и инфраструктуре. Но в Высоком было так мало впечатлений, что хотелось, как минимум, поменять примелькавшуюся картинку и опостылевший круг общения. Пусть на аналогичные, но другие. Это создавало иллюзию, будто меняется и сама жизнь. Андрей смотрел на эти вещи трезво, и любил повторять что-то вроде «где родился, там и пригодился». И делал это всякий раз по-разному: то с сарказмом, то с болью, то с явной скукой. Стас думал, не окажись его друг в плену своих колбочек и спиртовок, из него бы вышел гениальный актер. Андрей был единственным человеком, которому молодой врач рассказал о видениях. Не сразу конечно, только после того, как обрел уверенность в том, что они регулярны. На удивление, реакция друга была спокойной. Он обнял Стаса за плечи, и без своего обычного шутовства серьезно заметил:

– Если нужно поделиться, так и знай, я рядом, – и тут же хитро улыбнувшись, добавил.– Я не сдам тебя в областной дурдом, не волнуйся. Собственноручно в столичный отвезу. Ты достоин сходить с ума со всеми удобствами.

Стас слишком хорошо знал Андрея, чтобы насторожиться от второй части фразы или усомниться в откровенности первой.

– Даже не спрашиваю, ты ли принимал Стрелковского наследника, – выпив первую рюмку и захрустев огурцом начал разговор Андрей. Стасу и самому хотелось поделиться, но начинать разговор он не спешил.

– Я принимал. Всё в штатном режиме, дежурил сам.

– И как оно?

– Ничего выдающегося. Обычная жизнь обычного человека.

– Скучно, брат, все больше обычных людей. Всё меньше Ломоносовых, Менделей и Кантов. А даст ли Высокое миру своего Флеминга? Дорогой друг, мой ответ – нет. Или да. Но не в этой жизни.

Стас терпеливо ждал, когда Андрей перестанет дурачиться. И тот будто угадал тревогу друга.

– Или породить его должен кто-то совершенно неординарный. Например, талантливый учитель, вроде меня. Или незаурядный доктор, типа тебя, – Андрей загадочно улыбнулся. – Кстати, когда Алке твоей рожать?

– Восемь недель осталось, – выдохнул Стас. Именно это волновало его все чаще. Алла, ее беременность, роды, возможные образы.

– Смотреть будешь? – Андрей вдруг сделался очень серьезным.

– А ты что скажешь?

– С одной стороны, меньше знаешь – крепче спишь, – заметил, подумав. – А с другой… Кто его знает, от чего могут тебя предостеречь твои видения. Представь, твой ребенок…

– Мой сын. Мы уже знаем, будет мальчик, – перебил Андрея Стас.

– Ты уже говорил мне. Значит, для тебя это имеет большое значение. Так вот, представь на минутку, что ты видишь, как он оказывается не достойным продолжателем благородной профессии своего отца, а, например, вором или маргиналом. Ты прости, я утрирую, конечно.

– И что? Я что-то смогу изменить?

– А этого, брат, никто не знает, – немного подумав, заметил Андрей. – Ты ведь не только не знаешь, можно ли корректировать судьбы. Ты даже не в курсе, сбываются ли твои видения. Слишком мало времени прошло.

– Погоди, мы же вместе решили присматриваться к детям, помнишь? Артем, который привиделся университетским преподавателем математики. Недавно с матерью были на плановом осмотре. Считает уже.

– И что? Ему два года, Стас! Да, возможно цифры ему нравятся больше букв. Но это ничего не гарантирует.

– А Карина? Отец пьет, избивает мать. Я видел ее вокзальной путаной. К этому все и идет.

– Карину отдел опеки планирует изъять из семьи. Кстати, уже есть семейная пара в соседнем районе, они хотят принять ребенка на воспитание. Между прочим, серьезные люди. Он фермер, его супруга – моя коллега, преподает литературу. При определенном старании девочка свою биологическую семью и не вспомнит.

– И что в конечном счете, Андрей?

– Знаешь, решать тебе. Но будь у меня такая возможность, я бы посмотрел. А дальше будь что будет. Главное, у тебя есть Алла, вы любите друг друга. Будете растить, и поймете, где стоит помешать проведению, а где оставить все как есть.

Остаток вечера Стас был задумчив, разговор не клеился. И как ни пытался Андрей расшевелить друга, это не удавалось. Казалось, он и сам был недоволен тем, что невольно испортил им обоим субботний вечер. Потому, сославшись на непроверенные лабораторные, засобирался домой.

Алла уже неделю гостила в столице у сестры. Поехала, пока рождение малыша не связало ей руки и не отменило подобные встречи надолго. Стас был и рад, и не рад одиночеству. С одной стороны, когда Алла находилась рядом, необходимость признания не выглядела такой важной, была иллюзия, что ситуация у него под контролем. Где-то в мыслях он готовился к подобному разговору с ней, но в том, что он случится, не был уверен до конца. С другой – переживать сомнения он привык в одиночку. Между ним и Аллой не было того безусловного доверия счастливых пар. Стас не расстраивался по этому поводу, он не знал, существует оно на самом деле, или его придумали романтики. Но в любом случае, жене придется объяснять, почему он решил принимать их ребенка сам. И передумал (передумал ли?) отправлять ее к своему однокурснику в перинатальный центр. Ту ночь он провел почти без сна. В голове роились мысли. Нужно принять принципиальное решение. А уже потом пусть события развиваются в его контексте. Главное, вместе они справятся, ведь между ними взаимопонимание и… Любовь?

Любил ли он свою Аллу? Когда этот вопрос задавал кто-то сторонний, Стас уверенно кивал. Но себе однозначно ответить не мог. Ему было хорошо с ней. Хотя свою будущую супругу он представлял несколько иначе. Как и брак. Алла была незапланированными отношениями. Однажды она появилась на пороге дома, выделенного ему как молодому специалисту, в первом часу ночи. Ее отчим избил мать, и Алла уверяла доктора, что та «кажется уже и не дышит. А если и дышит, то совсем чуть-чуть». Наспех одевшись и схватив чемоданчик, Стас поспешил спасать бездыханную жертву домашнего насилия. Но когда распахнул дверь в комнату, слегка оторопел. Жертва и ее обидчик уже сидели за столом и выпивали. Прядь волос у женщины кокетливо свисала. Видимо, она должна была прикрыть длинную царапину на щеке, но справлялась далеко не полностью. Увидев на пороге взъерошенного эскулапа, мать Аллы приветливо замахала рукой:

– Станислав Петрович, доброго здоровья. Не полечитесь с нами? – она, манерно отставив мизинец, подняла рюмку. На дне плескалась бледно-розовая жидкость.

Он не сказал ни слова, сердито плюнув, закрыл дверь с обратной стороны. Нервно шагая к дому, услышал, что кто-то его догоняет. Это была Алла.

– Станислав, простите. Я действительно очень испугалась. Это не первый раз. Но я никогда не видела, чтобы она падала вот так, навзничь. Вы сердитесь?

Он посмотрел в ее испуганные, широко распахнутые глаза и вместо ответа спросил:

– Ваша комната запирается? Похоже, праздник жизни затянется. А завтра еще только среда.

– Я отлично высплюсь на сеновале, – быстро заговорила Алла. – Я всегда ухожу туда. Такие, как вы говорите, праздники жизни, у нас не редкость.

Он молча взял ее за руку и повел за собой, Алла не сопротивлялась. Стас постелил ей на кухне на матрасе, кровать уступать не стал. На следующий день у него был запланирован объезд деревень в составе выездной амбулатории.

Он ушел из дома, пока гостья спала, оставил ключ на столе. Планировал после возвращения забежать за ним в расчетный центр, где она, в свое время окончив бухгалтерскую школу, работала экономистом. Но объезд оказался делом не скорым. Впрочем, как всегда. Из окна служебного уазика Стас заметил, что в его квартире горит свет. Алла хлопотала на кухне. Сильно смущаясь, она быстро тараторила, что из благодарности испекла ему пирог с рыбой, а заодно нажарила блинов и сварила картошки. «Зачем к пирогу и блинам картошка?» – пронеслось в голове. Стас не знал, как реагировать на все это. Усталый мозг блокировал новые задачи, искушая доктора пустить все на самотек.

Он на ходу схватил блин, пошел в комнату переодеться. Присев на кровать вдруг ощутил, какой тяжелой стала голова. Неудержимо захотелось прилечь. Это состояние было знакомым и наваливалось после напряженного дня нередко. Казалось, нужно на минутку прикоснуться к подушке, и сразу отпустит. Но чаще всего просыпался он уже утром. «Что-то надо решать, она не может оставаться здесь дальше»,– мелькало в мозгу, а сознание тем временем мутнело, он проваливался в сон. Последняя мысль была уже спутанной и очень странной: «пусть посидит на кухне, потом разберусь».

Алла действительно не осмелилась его тревожить. Когда поняла, что Стас заснул, убрала со стола и, положив на него руки, а на руки голову, задремала.

То, что бухгалтерша вторую ночь остается у доктора, в поселке заметили сразу, но из уважения к Стасу открыто не обсуждали. Примирение в доме родителей Аллы спустя два дня предсказуемо окончилось пожаром. Никто не погиб, да и дом не слишком сильно выгорел. Но после работы женщина снова наводила порядок в его жилище.

– Алла, – начал непростой разговор молодой доктор. – Алла, ты понимаешь, что так продолжаться не может.

– А ты женись на мне, Станислав Петрович, – вдруг выпалила она.

В ту ночь он, как и сейчас, никак не мог заснуть. Алла была неглупой женщиной, но, как казалось Стасу, слегка ограниченной. Свою спутницу жизни он представлял несколько иначе. Но где искать другую, он не до конца понимал. Да и надо ли? В конце концов, и карьера его строилась не так, как представлялось вначале. Но то, что судьба предложила взамен, его вполне устраивало. Да и не средневековье же, не слюбится, не стерпится – разведемся. Утром решение ему казалось очевидным. Он сделал Алле предложение. А точнее, согласился на то, что предлагала она. И ни разу серьезно не пожалел. Вскоре начались видения, и мысли о правильности выбора ушли на второй план.

«Выходит, и правда, утро вечера мудренее», – сам себе сказал доктор. Он плотнее укутался в одеяло и сделал очередную попытку заснуть. На этот раз успешную.

2

Утро не принесло очевидного решения. Может, потому что Аллы рядом не было. «Значит, не время», – успокоил себя Стас. В больнице сегодня не предвиделось никаких потрясений. В плане не было ни объездов, ни операций. Если не случится никакого форс-мажора, день пройдет спокойно. Кроме того, он планировал навестить роженицу и малыша. Почему-то подумалось, что назовут его Юрием. «Да-да, я врач-гадалка», – пронеслось в голове. Стас невольно улыбнулся и решил, что день начинается не так уж и плохо.

У дверей кабинета его уже ждали. Антон Стрелковский, тракторист-машинист местного хозяйства, он же счастливый отец трех дочерей и новорожденного сына держался всегда с достоинством, в нем угадывался человек, некогда воспитанный в строгости. Такое воспитание получают обычно от отцов-военных. Может, так оно и было. Увидев доктора в конце коридора, мужчина радостно заулыбался. Как показалось Стасу, пытаясь скрыть смущение.

– Добрый день, Станислав Петрович. А я к вам.

– Здравствуйте, Антон Игоревич, – Стасу он был приятен. – Вашу супругу еще не навещал. Если вы подождете немного, я вымою руки, переоденусь и зайду к ней. Новости сразу расскажу вам.

– Спасибо, доктор. Она мне звонила уже. Я к вам.

Механизатор подождал, пока Стас зайдет в кабинет, вошел следом и прикрыл за собой дверь. Непонятно откуда в его руках появился пакет из местного сетевого магазина. Явно уже не раз использованный. Очевидно для того, чтобы не слишком привлекал внимание. Стрелковский мял в руках свою ношу. В пакете угадывалась бутылка.

– Доктор, я вам гостинца принес.

Стараясь загородить широкой спиной стол, он протянул Стасу пакет. Врач про себя улыбнулся. Как раз сюда направлена камера видеонаблюдения, закрепленная почти под самым потолком. И только он один знает, что она, похоже, так никогда и не работала. Камера (он в этом почти не сомневался) нередко оберегала его от подобного рода подношений.

Едва став студентом, Стас решил никогда не брать материальные благодарности. А на последнем курсе судьба ему преподнесла урок, навсегда сделавший это решение убеждением.

В медицинском центре, где он подрабатывал, трудился гениальный хирург. К золотым рукам прилагалась недюжинная смекалка и врачебная смелость. Однажды в отделение поступил пациент, в прямой кишке которого находился ему одному известным образом попавший туда конденсатор. И быть бы радиолюбителю под ножом хирурга, если бы тот не попробовал эксперимента ради закачать в кишечник пациента масляный раствор, благодаря которому деталь покинула организм естественным путем. Через неделю чудом избежавший операции мужчина появился на пороге центра с полуторалитровой бутылкой элитного коньяка.

Гудели, за исключением дежуривших, всем отделением. И только герой дня был картинно недоволен. Все время повторял: «И кто, интересно, дает право пациентам тратить мои деньги». Присказку Стас слышал и раньше. Но из уст этого человека она звучала особенно цинично. «Возможно, он и гений, но совершенно точно злой», – думал молодой доктор, вспоминая смущенную, но открытую и откровенную улыбку пациента. А когда представлял, как мужчина мучился выбором, стараясь купить своему спасителю что-то особенное и очень приятное, ощущал жалость к первому и откровенную неприязнь ко второму. Что было причиной? Юношеский максимализм, совестливая натура, всеобщее человеколюбие? Какая разница. Главное, Стас навсегда решил вести себя иначе. Кстати, извлеченный из пациента конденсатор оказался еще советским. Его сбыли перекупщикам деталей, и тем же отделением еще с неделю пили хороший кофе. А потом в коридоре Стас случайно услышал, как одна пожилая женщина шепнула другой: «Здесь врачи не любят, когда тратят их деньги. Понесу наличными». Хотел вмешаться, объяснить, что это шутка, причем, не самая умная. Но махнул рукой, поспешил скрыться в кабинете. Так мерзко он себя еще никогда не чувствовал.

И сейчас в памяти невольно всплыл этот эпизод. Он обнял Стрелковского за плечи.

– Антон Игоревич, вы же знаете, не люблю я это.

– Ну как же, у меня же сын…

Мужчина невольно глянул на початую коробку конфет на столе Стаса. Квадратики экстрагорького шоколада в широкой коробке с откидной крышкой приносил Костюков. Это было своего рода традицией. На фантиках были то крылатые фразы на латыни, то совместные фотографии мужчин, то медицинские анекдоты. Стас не знал, в каком фотошопе он это делал, но каждый праздник получал от друга такой подарок. Откуда только этот чудак брал идеи.

– Категорически не люблю и не приемлю, – Стас делал особое ударение на «не». И будто оправдываясь, добавил. – Шоколад, кстати, от друга. Андрей принес. Просто так.

Мужчина сдался. Он неловко засунул свой подарок во внутренний карман куртки и быстро заговорил.

– Я молодости был КМС по конькобежному спорту, а спортивное училище не окончил. Отец умер, зарабатывать пришлось. Надеялся, дети пойдут. А тут девчонка за девчонкой. Егорка – это счастье мое. Ну, до свидания, Станислав Петрович.

Мужчина вышел, осторожно придержав дверь. «Егорка.... – роилось у Стаса в голове. – Не совсем Юрка. И тем не менее».

Он еще раз обозвал себя гадалкой, на этот раз со злостью. Протянул было руку за шоколадкой, и тут же убрал. Он не любил сладкое и клал горький квадратик на язык только тогда, когда ему предстоял серьезный стресс. Например, перед операцией. Очередное проявление проницательности – разве это причина для стресса? К этой особенности пора привыкнуть.

– Так ты, Станислав Петрович совсем с катушек слетишь, – сказал себе нарочито громко и строго, и стал прохаживаться по кабинету. Случайно выглянул в окно. По двору уверенной походкой счастливого человека шел Стрелковский. Уже за воротами кого-то встретил, остановился.

«Счастьем делится с каждым», – с улыбкой подумал Стас и вдруг задумался, станет ли для него рождение сына таким же важным событием, как для этого простого человека. Навязчивый внутренний голос опять напомнил, что думать нужно немного не о том. И снова где-то в области солнечного сплетения расплылось неприятно пятно нерешенной проблемы. Стас оперся руками о подоконник, уткнулся лбом в стекло.

Стрелковский все еще что-то рассказывал прохожему, энергично размахивая руками. И вдруг Стас узнал второго мужчину. Это был отчим Аллы. С утра, по обыкновению, трезвый.

Семен Семенович по сути своей был неплохим человеком. Родился в глухой деревне, поступил в поселковый техникум. Получив диплом электрика, здесь и осел. Стас часто думал, что попади он в хорошие женские руки, может, и жизнь бы иначе сложилась. Но выбрал он развеселую мать его супруги. На что повелся этот бесхребетный добряк? Сложно сказать. Стас подозревал, что у Семена Семеновича это были первые серьезные отношения в жизни. Опытная, на добрый десяток лет старше, с не взрослой еще Аллой на руках, Анжела Карповна легко его охомутала. Может, и к вечерним выпивкам он пристрастился с ее подачи. А может и потому, что других занятий здесь не было. Стас иногда задавался вопросом, как бы он сам коротал долгие вечера, не будь у него деревенских амбулаторий и ночных дежурств. Ответа он не знал.

А вот Семен Семенович знал. Его супруга научила. И сама же от этого страдала. Алкоголь делал тихого Семена, как он сам говорил, борзым. В состоянии «борзоты» он нередко поколачивал грузную неповоротливую Анжелу. Будто понимал, кто виновник его состояния. Хотя, при чем тут она, за бутылкой проводила вечера добрая половина поселковцев. Кто-то, не без гордости причисляя себя к местной интеллигенции, выпивал понемногу, в основном водку. Сельчан попроще плодово-ягодное доводило до пьяных драк. Но это то, что на виду. Если бы знать все, что происходит за завешенными окнами, светящимися уютными огнями, открылось бы немало удивительного. И у тех, и у других.

Стас тяжело вздохнул и уже хотел вернуться к делам, как вдруг заметил, Антон протягивает тестю тот самый пакет. Врач почувствовал, как от возмущения в висках запульсировала кровь. Он схватил куртку, чтобы выбежать во двор, пристыдить тестя, остановить Стрелковского, но не успел. Из коридора послышался голос старшей медсестры, его искали.

Вопреки ожиданиям, день выдался суетным. У конюха Петровича, которого из областной больницы отправили к ним долечивать воспаление легких, опять поднялась температура. Потом Андрей притащил ученика. После уроков на школьном участке пробил ногу гвоздем. Прихрамывая, уже скрывался от учительских глаз подальше. Но Андрей оказался бдительным. На всякий случай Стас уколол отчаянно сопротивлявшемуся мальчишке противостолбнячную сыворотку. По настроению друга видел, тот не против попить в кабинете чая и поболтать. Но в приемной ждала направления в областной диагностический центр молодая продавщица Тоня. Каждые полгода она ездила туда на УЗИ сердца.

Когда все срочные дела были переделаны, Стас глянул на часы. Было почти 5, через полчаса приезжала Алла, а он так и не решил, что скажет ей. Да и скажет ли в принципе. «Ладно, по дороге подумаю», – успокоил он себя. Но по дороге ничего в голову не пришло. А когда из автобуса выскочила за неделю еще больше округлившаяся, но такая веселая супруга, он подумал, что не случиться ничего страшного, если отложить решение на несколько дней. Впереди еще два месяца. И опять навязчивая проблема зашевелилась внутри.

– Стасик, как ты тут? Я отлично отдохнула. Ты знаешь, мы в зоопарк ходили. Ну точно как дети, Стасик. Представляешь, мне захотелось в зоопарк. И там крокодил длинный, как огурец. И тут я поняла, что очень хочу огурец. Соленый такой, из банки. А в супермаркете у них огурцы невкусные. Поганые, Стасик, – Алла щебетала без умолку. Вдруг, глянув на смурного и молчаливого Стаса, замолчала на полуслове. Минуту спустя вполголоса повторила. – Поганые огурцы, говорю, Стасик.

Он не ответил, крепко обнял ее за плечи. Они шли и молчали. Алла – удивленно, Стас – озабоченно. Больничный уазик возле своего дома он заметил издалека.

– Черт возьми, что еще стряслось? – произнес он вслух и ускорил шаг. Алла изо всех сил старалась не отставать, семенила следом.

– Доктор, скорее, – из кабины выскочил Сашка, их молодой больничный водитель. Молодость часто дает уверенность в неуязвимости и даже бессмертии. И когда Сашка сталкивался с несчастными случаями, он откровенно удивлялся, как вообще такое может происходить с людьми. А потому паниковал. Сейчас тоже кричал и энергично размахивал руками. – Там мужчину привезли, страшный, разбитый, в крови весь.

Зная Сашку, Стас понимал, это могла быть и пустяковая царапина, и серьезный случай. Поэтому он побежал. В отличие от коллеги, Стас всегда в такие минуты становился спокойным и сосредоточенным. Он быстро отпер двери, вбросил в коридор сумку жены. Успел заметить, что Сашка подоспел к Алле и, поддерживая ее под локоть, ведет к дому.

Стас уже сидел в машине, когда на водительское кресло плюхнулся запыхавшийся парень. Он переключил передачи и погнал, время от времени нервно сигналя. В больнице их уже ждали, были открыты дальние ворота, уазик подъехал сразу к запасному выходу. Минуя приемную и долгий коридор в операционное крыло, Стас взлетел по лестнице, заскочил в кабинет, набросил халат и, на ходу обрабатывая руки дезраствором, побежал.

Под холодным светом лампы на столе лежал… Семен Семенович. Он был не трезв, но не настолько, чтобы упасть и рассечь бровь. Стас выдохнул, все было поправимо. Он приготовился шить.

– Доктор, тесть ваш поступил без сознания, – тронула его за рукав пожилая санитарка. Стас благодарно кивнул. Он и сам заметил странную бледность пациента, наложил давящую повязку на бровь, стал мерить давление. Оно было критически низким.

Из операционной Стас вышел почти через час. В коридоре его ждали Анжела Карповна и Алла.

– Алла, ты здесь зачем? – Стас действительно не понимал, какого черта эта женщина (теща тоже была не трезва) притащила сюда его беременную жену.

– Как же ей не сказать, Стасечка. Это ж батя ее почти, – Анжела Карповна театрально промокнула глаза. – Как он там, горемыка?

– Что вы пили? – строго спросил Стас.

– Да не пили мы. Ну, немного совсем пили, – начала оправдываться теща.

– Я не спросил сколько. Я спросил, что пили, – и пояснил подоспевшей старшей медсестре. – Семенович у нас закаленный. От обычной дозы так бы не поплохело. Резко упало давление, обморок. Да и не пьян он. Так, слегка. Придется искать причину в другом. Например, водка паленая была.

– Да где ж паленая? Хорошая была водка, импортная. Очень хорошая. Стрелковский паленую ни в жисть не возьмет. Он же спортсмен, – вдруг глаза тещи округлились. – Стасечка, так это ж он тебя отравить хотел, Стрелковский! А Семен наш на себя это принял.

Анжела Карповна тоненько завыла и вдруг замерла, прислушиваясь к себе.

– Стасечка, ох, плохо… – закрыв глаза платком, она оперлась на стену и стала понемногу сползать на пол. Она была мастером наиграть, но это не было похоже на ее привычную театральщину, и Стас действительно испугался.

– Носилки! – крикнул он, подхватив тещу под мышки. Подняв глаза, он увидел мертвенно-бледное лицо жены. Их взгляды встретились.

– Мамочка… – прошептала Алла и присела. У нее начались схватки.

3

В коридоре забегали и засуетились. Младшего медперсонала хватало, благо была пересменка. На шум прибежал предсказуемо удивленный и паникующий водитель Саша. Ему Стас тоже дал задание. Он четко раздавал распоряжения: подготовить операционную, систему капельниц, забрать анализы и измерить давление. Убедился, что суета стала упорядоченной и направленной на нужный результат, прикинул, что у него есть пара минут, сменить забрызганный кровью халат и сообразить, в какой очередности решать проблемы.

По сути, дело было даже не в халате. Сосредотачиваться он любил наедине с собой. И эти минуты в кабинете были своего рода ритуалом. Выходя, он бросил взгляд на свое отражение в зеркале. Оттуда на него глянул человек, с глубокой растерянностью в усталых глазах. Что ж, выбора не было. Жизнь опять приняла решение за него. Он вздохнул, покидая уютный кабинет, будто в холодную воду прыгнул, вышел в коридор.

Алла лежала на столе, вокруг нее суетились две медсестры и педиатр. Стас глянул на перекошенное от боли лицо жены с крупными каплями пота на лбу. И чуть не захлебнулся от внезапного прилива нежности к ней. Конечно, он ее любил. Как вообще можно было в этом сомневаться. Но время было не для просветлений. Осмотрев ее, он понял, роды будут стремительными. «И такой опыт у меня тоже был», – пронеслось в проясненном адреналином мозгу. И где-то в тайном его закутке серой тенью мелькнула мысль: «Но не со своим ребенком, и не с тем, что мне придется увидеть».

Стас умел в нужный момент отключиться от любых эмоций. И направить весь потенциал своего мозга на решение медицинской проблемы. Тогда его голова работала будто компьютер, высчитывая кратчайший и наиболее безопасный путь к цели. Получилось и в этот раз. Только взяв в руки кричащий красный комок, Стас до конца осознал, что только что принял собственного ребенка. На лице заиграла глупая улыбка, доктор прикрыл глаза. Череда образов была привычной. И раз уж выбора у него не было, он напряженно ждал. Он был готов и к заурядному, но хорошему и честному человеку. И к светилу, напророченному Андреем. Но не к тому, что увидел. Подсознание нарисовало берег озера. У самой кромки воды, опираясь спиной на лодку, сидел подросток, возле него лежала Алла, песок был в крови.

Стас вздрогнул и пошатнулся. Он передал сына педиатру, отошел в угол комнаты к умывальнику. Ему показалось, он умывался целую вечность. Взять себя в руки удалось не сразу. На ватных ногах он подошел к столу, посмотрел в глаза жене, аккуратно стер капли пота с ее лба. Алла улыбалась, она словила его руку и легко поцеловала пальцы. Это вернуло к реальности. Он снова осмотрел ее, роды прошли удивительно легко. Недоношенного малыша тут же унесли, и пожилая медсестра успела шепнуть ему на ухо, что для 7-месячного ребенка у сына идеальное здоровье. Стас дал команду переложить Аллу на каталку и везти в палату.

Только тут он вспомнил про Анжелу Карповну.

– Где она? – спросил резко и тревожно.

По блуждающему взгляду санитар понял, о ком речь. Криво улыбнувшись, кивком головы позвал доктора за собой. Тещу поместили в отдельную палату. Зрелище, которое предстало перед глазами Стаса было престранным. На кушетке, возле которой по его распоряжению установили систему капельниц, сидела Анжела Карповна. Она, очевидно, протрезвела, ее бил легкий озноб, и женщина раскачивалась из стороны в сторону. От наигранной дурноты не осталось и следа. А рядом сидел тот, кого он ожидал здесь увидеть меньше всего. Человек в погонах что-то писал, подослав на колени свою папку. Милиционер поднял глаза на вошедших, и Стас узнал лейтенанта Николая Пищенко. Их участковый был несколько резким, иногда неоправданно грубым, но очень неглупым мужчиной.

– А вот и Стас Петрович собственной персоной, – хмыкнул милиционер. – Что вы добавите?

– К чему? – не понял вопроса Стас.

– К заявлению о попытке отравления, – участковый терял терпение. – У вас были неприязненные отношения с Антоном Стрелковским?

– Не было у меня с ним никаких таких отношений. И попытки отправления не было.

– А теща ваша настаивает, что было. Где ж правда-то, Стас Петрович? А может, это ваш общий был план – родственничка со свету свести? Вы подельника и выгораживаете.

– Нет-нет, Стас не мог. Но всегда нас уважал, – в разговор вступила продолжавшая мерно покачиваться Анжела Карповна.

Стасу казалось, что его мозг сейчас просто взорвется от мельтешения ее грузного тела и не прекращавшейся череды сюрпризов. Так хорошо начинавшийся день кроме всего прочего закончился еще и вызовом милиции. Он сжал виски руками.

– Что молчите? Заявление писать будем?

– Погодите, Николай Степанович, – Стас наконец сообразил, что делать. – Скажите, Стрелковского вы еще не опрашивали?

– Вот возьму у вас заявление и поеду к нему. Доставлю в опорный пункт. Поночует там, а утром и опрошу. Вы на часы-то смотрели?

– Значит так, заявление я писать не стану до того момента, пока не будет готов детальный анализ крови потерпевшего. Он ушел без пометки cito, думаю, результаты получим завтра к вечеру. Если я правильно понял, отравленный у нас один? – он посмотрел на тещу так, что она перестала раскачиваться и сразу сникла.

– Один, один. Мне уже хорошо. Организм крепкий, – пролепетала она.

– Так вот, после проведения независимой медицинской экспертизы, – Стас произнес эти слова как только мог авторитетно и четко. – Я сделаю выводы, кто, кого и каким образом хотел отравить. И хотел ли в принципе. Тогда и поговорим про заявление.

Пищенко с минуту обдумывал слова доктора. В нем боролся здравый смысл с желанием самостоятельно в кратчайшие сроки разоблачить и задержать злоумышленника. Но Стрелковского и Ивашина он знал давно. И представить их как в роли отравителя и жертвы, так и в роли заговорщиков не мог. Мечта о славном милицейском подвиге становилась все более туманной. Лейтенант вздохнул и согласно кивнул.

– Жду вас в отделении с результатами экспертизы не позднее 8 утра 21 числа, то есть послезавтра. Что будем делать с вызовом, если он окажется ложным? – лейтенант любил напомнить поселковцам о важности и значимости своей работы. И такие напоминания производили эффект, участкового не дергали по пустяковым соседским склокам и мелким семейным разборкам.

Анжела Карповна испуганно сжалась в комок. Стас невольно улыбнулся. Когда Пищенко ушел, подумал, что, несмотря на всю усталость, одно дело всё-таки надо довести до конца.

– Собирайтесь, – сказал он теще. – Отвезу вас домой.

– Стасечка, я и сама дойду, – виновато залепетала женщина.

– Собирайтесь. Заодно посмотрим, что вы там с Семеновичем употребили.

После сложного дня, который закончился куда позже положенного, доктору обычно полагался уазик по маршруту больница – дом. Но Стас, как правило, отказывался от него. Он любил пройти пешком по пустым улицам, собраться с мыслями. Вечерний поселок действовал на него успокаивающе. Саша заглянул в палату больше ради приличия. Но в этот раз доктор попросил.

– Саш, ты нас с Анжелой Карповной до ее дома добрось, ладно? Не сложно?

– Чего там сложного, я ж на колесах, – заулыбался Саша.– Высадим тещу вашу, я и вас потом завезу.

– Нет, Саша, меня не надо. Я должен проследить, как она заснет.

До тещиного дома добрались быстро. Стас отпустил водителя и зашел в кухню. На столе виднелись последствия недавнего пира. Анжела Карповна бросилась прибирать, но он остановил ее. Стас был уверен, Стрелковский и не думал его травить. Но должно же было быть объяснение всей этой истории. Бутылку забрали в милицию, Анжела Карповна сама дала ключи Пищенко, чтобы тот осмотрел «место преступления». Стас обвел взглядом стол. Ничего необычного. Банка кильки, остывшая картошка в закопчённой кастрюле, хлеб, такой пекут в райцентре, консервированные огурцы.

Стас попросил Анжелу Карповну не слишком прибираться, он решил немного подумать и зайти сюда с самого утра, до работы. Уже уходя, не заметил, как задел стул, уронил пиджак Семеновича. Стас поднял одежду тестя, встряхнул: в доме всегда было пыльно. И вдруг заметил, как из кармана выпала и покатилась по полу какая-то таблетка.

– Анжела Карповна, а что за лекарства принимает ваш муж?

– Какие такие лекарства? Никаких не принимает.

– А это что? – Стас протянул таблетку теще.

– Таблетка. Ей богу не знаю, откуда она, – Анжела Карповна изобразила на лице такое откровенное удивление, что сомнений не было, она в курсе, что это за пилюля. Осталось добиться признания.

Стас стал прощупывать пиджак и в нагрудном кармане обнаружил пачку. Силденафил. Рецептурный препарат для лечения эректильной дисфункции. В народе Виагра. Категорически несовместим с алкоголем. А при сочетании как раз и возникают дурнота, учащенное сердцебиение, головная боль и обморок. Обморочное состояние (а не интоксикация) и свалило Семеновича с ног.

– Анжела Карповна, я знаю вас не первый год, и ни за что не поверю, что ваш супруг купил эти таблетки в тайне от вас, – Стас потряс пачкой перед глазами тещи.

– Не в тайне. Но кто ж в таком признается, Стасечка?

– Тот признается, кто не желает зла хорошему, ни в чем невиноватому человеку, – Стаса распирало от негодования, казалось, все напряжение этого дня выплескивалось на тещу. – У вас веселый вечерок, пьяная ночь любви. Сорвалась, не удалась. А у Антона мог быть арест. Да стараниями вашими еще и срок.

– Так это из-за таблеток с Семушкой случилось?

Анжела Карповна была настолько растерянной и жалкой, что Стас почти физически ощутил, как отхлынула горячая волна гнева.

– Да, из-за таблеток. Их нельзя пить вместе с алкоголем. Тем более, с таким крепким алкоголем. Теперь понятно, почему плохо стало только Семеновичу.

– А он же хотел еще одну таблеточку на ночь, для лучшего эффекта.

– Вот и был бы вам эффект. Легко отделались. Бровь зашили хорошо, шрам будет незаметный. А вот вам придется завтра заявление забрать.

– Заберу, Стасечка, заберу, – засуетилась Анжела Карповна. И вдруг замерла от неожиданной мысли. – Так это же Пищенко придется все рассказать. Про таблетки эти. Мы ж с мужиком только что дедом и бабой стали, а тут это вот. Стыдно-то как, Стасечка.

Стас вздохнул. Он тоже вспомнил, что несколько часов назад стал отцом. И в подсознании опять всплыло неприятное видение.

– Не переживайте, я объяснюсь с лейтенантом. По-мужски. Вы только не забудьте набрать его утром и сказать, что претензий к Антону у вас нет.

Теща быстро и часто закивала. Стас наконец успокоился и засобирался домой. Безумный день закончился, и он мечтал только об одном – лечь в кровать и, ни о чем не думая, забыться сном. Но, подходя к дому, понял, что заснуть не удастся. У его окон маячила фигура Андрея.

– Где ты ходишь, счастливый папаша и доблестный хирург-многостаночник, – услышал он веселый голос. В одной руке друг держал увесистый пакет, в другой – бутылку коньяка, которой призывно помахивал.

– Андрей, я тебя умоляю, завтра.

– Ты брат, совсем обнаглел. Для тебя тут готов, практически, и стол, и дом. А ты не можешь приветить старого друга, которому не терпится услышать, как твоя супруга произвела на свет нового гения. – Андрей хитро подмигивал, все указывало на то, что уходить он не собирается. Стас вздохнул и открыл дверь. В конце концов, ему тоже надо было поделиться своей тревогой.

Андрей поставил коньяк на стол и стал выгружать содержимое пакета. Стас только сейчас понял, как он голоден. По сути, ночью он обошелся бы парой бутербродов и традиционной шоколадкой под коньяк. Но у друга были другие планы.

– Андрей, куда все это? Пельмени, копченая курица? Ты на месяц ко мне?

– Спокойно, через пару часов я отпущу тебя с миром в объятья Морфея. А ты, пока холостековать будешь, не раз вспомнишь добрым словом своего благородного друга.

Сопротивляться было бесполезно. Стас достал бокалы, взгляд скользнул по Аллиной сумке, она так и стояла у порога, не разобранная. Вспомнилось, как она легко поцеловала его руку. Сердце сжалось. Но Стас отогнал невеселые мысли. Сейчас его жене ничего не угрожает. Сейчас…

– Пригорюнился? – наконец серьезно спросил Андрей, откупоривая бутылку. – Рассказывай. Видел?

– Лучше бы нет.

– Подозреваю, не Флеминг, – Андрей вздохнул. Он разлил коньяк и молча ждал, когда друг будет готов продолжать разговор. Стас залпом выпил, ощутил, как по всему телу разлилось тепло. Хмель не показался приятным, но расслабил. И Стас заговорил.

– Он убьет Аллу. В возрасте примерно 12-13 лет. Я видел, как он сидел возле нее на берегу нашего озера. И кровь. Большая лужа крови. Она впитывалась в песок, а что не могло впитаться, стекало в воду.

Мужчины молчали. Андрей налил еще. Так же молча выпили.

– А сейчас слушай меня, – Андрей наконец заговорил. – Начнем с того, что ни одно твое видение еще не сбылось. И никто не знает, сбудется ли. И потом, все в твоих руках. Ты можешь отослать его куда-нибудь. На время. Оплати ему в том самом возрасте обучение в пансионате. Ну придумаем же что-то, у нас на это минимум 12 лет есть. Главное, не программируй себя. Я не верю во всю это чертовщину… Точнее, до знакомства с тобой не верил. Теперь сомневаюсь. Говорят, что мысль материальна. Так вот не наматериализуй себе. В школу пойдет, я присмотрю. Ты знаешь, как я к детям. Если что-то замечу, агрессию, например, или еще какие странности, я тебе сразу скажу. Ну же, Стас. Надо жить дальше.

– Надо жить дальше, – как эхо повторил Стас за другом. И вдруг, уронив голову на стол, расплакался. Горько и отчаянно, как ребенок.

Стас проснулся рано, в своей постели. В голове было удивительно свежо. Будто и не пили вчера. Выпало разве что только одно: как он засыпал. Хотя какая разница, добрался он сам до кровати, или его уложил Андрей. Им друг от друга скрывать было нечего. Первым делом набрал лейтенанта. Оказалось, Анжела Карповна уже позвонила ему и отозвала заявление. В двух словах Стас пояснил, что тесть принял несовместимый с алкоголем препарат и претензий иметь не будет. О назначении препарата упоминать не стал. Но судя по тому, как на том конце трубки хмыкнул Пищенко, подумал, что Анжела Каповна уже и сама всё разболтала, естественно, обвинив во всех грехах Семеновича. А может, лейтенант просто не поверил объяснениям Стаса.

– Ну и плевать, – Стас положил трубку и стал натягивать одежду. В больнице он хотел появиться пораньше.

По дороге забежал в местный торговый центр. Он никогда не приветствовал цветы в палатах рожениц, да и не продавали их в поселке, спроса не было. Немного подумав, купил воздушный шарик. Накачанный гелием, в виде лошади. Это все, что могла предложить местная торговля. Были и резиновые, более логичных расцветок и форм, но одна мысль о том, что шар придется надуть, рождала в его душе панику. «Лошадь так лошадь, – сказал он себе. – Будет означать, что пацан родился. Кавалерист. Или жокей. Или конюх».

Первый, кого он встретил, поднявшись на второй этаж, был тесть. Семенович выглядел браво. Увидев Стаса, заканючил.

– Как хорошо, что ты пришел. Меня тут не хотят без тебя выписывать, понимаешь? А мне очень домой нужно, Стасик. У меня же внук родился, – Семенович на секунду задумался, и вдруг сообразил. – И тебя поздравляю, дорогой! С сыном. Говорят, богатырь!

– Семен Семенович, пройдите в палату, – Стас неуклюже прятал за спину свою гелевую лошадь. – Я зайду к вам, надо серьезно поговорить.

– Про таблетки? Так мне Анжела сказала. Не буду их пить совсем. Вот просто не буду и все. Справлюсь и без них, слово даю. Это жена подговорила. Попробовать. Сам я не хотел.

– Лучше бы ты, тесть, водку не пил. Сейчас я назначу обследование, померят давление, температуру, сатурацию. Если все будет в порядке, сдадите анализы и домой. Нужно будет прийти потом швы снять. Я скажу, когда.

Семенович послушно закивал и пошел в палату, а Стас – в кабинет, делать назначения. На глаза ему попалась скомканная бумажка от шоколадки, которую он автоматически проглотил вчера, убегая на операцию. Он расправил фантик. Там было написано на латыни momento mori. Стас почувствовал, как кровь опять застучала в висках. Он опустился в кресло, гелевая лошадь вырвалась из рук, и закачалась высоко под потолком.

4

Сильно ли изменилось Высокое за 12 лет? На первый взгляд могло показаться, что нет. Но вместе с каждым новым поколением жителей взрослея заново, поселок, будто живой организм, брал от них что-то и для себя. И внешний лоск, который появлялся с годами, был не столько показателем роста благосостояния и изменения вкуса поселковцев, сколько доказательством гибкости и включенности в эволюцию самого населенного пункта. Это бывает особенно хорошо заметно после долгих разлук. Но их не было, жизнь текла неспешно, как могло показаться, по заранее составленному плану. И был человек, которого возможное наличие такого плана с каждым годом все сильнее пугало, иногда до дрожи.

Станислав Петрович Ивашин продолжал занимать должность главврача местной больницы. Доктор заматерел. Он всегда был талантливым диагностом. А с годами к природной интуиции и знаниям добавился еще и опыт. Даже побывав на приеме в районном центре, сверить поставленные диагнозы люди спешили к нему. Наконец в облздравотделе Стас выбил ставку гинеколога, по распределению приехала молодой специалист Мария Ильинична Ковалева. Вышла замуж за местного агронома, благодаря чему очень прочно «закрепилась», роды в поселке теперь принимала она. Главврач мог подстраховать коллегу во время ее отпуска или курсов. Но дети, как и прежде, появлялись не часто, и такие подстраховки были практически исключены.

За последние пару лет вытянулся и превратился в подростка Ромка. Так Стас назвал своего сына, несколько обидев Анжелу Карповну, пренепременно желавшую дать мальчику имя Иван.

– Иван Ивашин – это было бы так красиво! – повторяла она, по-обыкновению театрально закатывая глаза.

Тем не менее, бабушка во внуке души не чаяла. Впрочем, любили его все. Ромка рос спокойным и очень домашним. Стасу не хватало в нем мальчишеского озорства. Но, вспоминая видения, он думал: пусть лучше так. Радовало и то, что Роман был сильно привязан к матери. Алла сумела стать для него другом, Стас не без ревности думал, что вечера, когда он дежурил, они проводили особенно весело и душевно. После них сын и мать перебрасывались только им двоим понятными шутками, а Алла сыпала молодежным сленгом.

Ее будто не брали года. Она оставалась молодой и жизнерадостной, несмотря на то, что последние пару лет ей приходилось фактически жить на две семьи. У Семена Семеновича умерла мать, а отец ни за что не соглашался переезжать в поселок. В далекой глухой деревне с милым названием Хатки хаток с каждым годом оставалось все меньше. И старый Семен Григорьевич вообразил себя ни много ни мало хранителем этого места. «Ты, сын, съехал. Предал, можно сказать, и лес этот, и поле, и пруд, который прадед твой копал. Ну и твое дело. А я здесь родился, здесь и умру», – как-то в сердцах сказал он Семену. И тот больше не нарывался на грубость. С покорностью замаливавшего грехи предателя он ехал туда, как только появлялась свободная минута. Сажал огород, досматривал хозяйство. Предложить отцу продать хотя бы корову он не смел. Терпеливо косил траву, заготавливал сено на трех овечек и старушку Зорьку, которая молока почти не давала, просто доживала рядом со своим хозяином. А тот относился к ней уже не как к кормилице, а как к старому другу. Его вряд ли заботило, доится ли она. Главное – рядом, так же, как и при покойной жене. Тяжело дышит в хлеву и благодарно тычет в ладонь мокрым носом, когда берет с руки хлеб.

Семену Семеновичу эти поездки оказались на пользу, он почти перестал пить. Зато Анжела Карповна будто снова вернулась в свою свободную, разгульную молодость. Алла любила и понимала отчима без слов. Потому знала, что спокойно ему будет только в том случае, если супруга его будет под контролем. И она контролировала. В основном вечерами, а иногда, чаще всего во время мужниных ночных дежурств, оставалась и на ночь. Стас не перечил, с годами он понял, что самое ценное – это покой близких людей. Никакая борьба за власть в семье не стоит этого спокойной упорядоченной жизни. Слишком рано пришла к нему эта мудрость, но он принял ее справедливость всем сердцем.

Андрей, как и обещал, присматривал за сыном друга. Химик так и не женился, Ромка чувствовал на себе и его трепетное отношение ко всем детям, и нерастраченные отеческие чувства. В младших классах мальчишка ни разу не посетил продленку, родители забирали его из лаборантской кабинета химии. А начав учебу в среднем школьном звене, сразу сделался химиком-авторитетом, уже в шестом классе выступал на предметной олимпиаде за восьмой.

И все равно Стас не мог перестать смотреть на ребенка критически-оценивающим взглядом. Постоянное напряжение не могло копиться бесконечно, своей защитой психика выбрала эмоциональные качели. Стас то боялся упустить в мальчишке первые проявления агрессии, то в сердцах называл его про себя мамкиным сыном.

– Знаешь, если бы я тогда ничего не увидел, или не стал смотреть, моя жизнь была бы определенно счастливой, – как-то признался он Андрею, когда друг заскочил в больницу на чай.