Возвращение домой

Глава 1
Я решила угнать самолет отца.
Хлопаю дверью автомобиля в этой странной ночи.
– Ты сама говорила, что надо тише.
Вадик, Серж и Рита недовольно поворачиваются в мою сторону.
– Я случайно, ладно?
Обхожу белый «крузер», вспоминая язвительные слова отца. Он назвал меня неудачницей, которой нравится производить фурор разными глупостями.
Пару недель назад по всем пабликам в социальных сетях разлетелись мои откровенные снимки. Пока я зажигательно танцевала в клубе на высокой сцене, зрители наглым образом фотографировали мое атласное нижнее белье, видневшееся из-под короткого платья.
Я – дочь влиятельного человека, одного из основателей крупной авиакомпании в стране. Мне непозволительно вести разгульный образ жизни, ведь репутация отца весьма страдает после каждой моей пьяной выходки. Однако, по последним данным, продажи авиабилетов возросли. Может, не стоит сбрасывать со счетов алкоголь?
Сегодня мне предстоит осуществить план мести. Для начала нужно тихонько зайти в особняк, где я провела несколько лет жизни со своими родителями. Трехэтажное здание из темного кирпича величественно прячется в ночной тьме. Досадно, что такое уютное гнездышко никогда не станет мне родным. Место, куда возвращаются дети, должно быть самым желанным и теплым. Жаль, что это не мой случай.
Выходим с Ритой на тропинку из брусчатки у дома. Точечные тусклые лампы на траве подсвечивают путь, а весенняя ночь подгоняет своей прохладой.
– Где здесь точно нет камер? – интересуется Рита. – Не хочу засветиться на ноутбуке твоего отца.
– Не бойся, ты не попадешь ни в одну из них. Засвечусь только я, – отвожу в сторону подругу, чувствуя ледяной ветер.
Сигнализацию во всем доме так и не починили, нам с этим крупно повезло. А вот камеры видеонаблюдения работают стабильно. Правда, их так много, что за каждую я не ручаюсь. Если подруга на какую-то из них попадет, у нее будут неприятности. Но она сама напросилась мне помочь, ей захотелось улететь в Европу на новеньком «эмбраере».
– А в доме точно никого нет? – хватает меня Рита своей холодной рукой.
– Кроме помощницы, которая крепко спит, никого.
Как же все просто, когда ты раньше здесь жила и у тебя есть ключи от всех дверей.
– Кристи! Нехило живут твои предки. Мой отец не решился бы променять единственный пентхаус на особняк. – Подруга подправляет свои короткие светлые волосы и хлопает глазами. – Напомни, почему мы не пришли сюда днем?
– Днем отец постоянно проверяет записи камер. А мне нужно, чтобы он их посмотрел утром.
В это время наш самолет уже будет идти на посадку.
Ночью особенно приятно совершать зло.
Звук поворота ключа, и мы тихонько входим вовнутрь особняка. Стены с картинами, темное дерево перил и окон окутывает вечное одиночество. Забавно, но я поклялась себе не переступать порог этого дома – и вот я здесь.
Отец так и не сознался, на каком аэродроме базируется парк малой авиации, – именно эти сведения мы и постараемся отыскать в его кабинете. Представляю физиономию папашки, когда он узнает, что я угнала его маленький самолетик в Европу.
– Он летчик?
Поднимаю голову на Риту, которая внезапно решила поинтересоваться моим отцом. Телефонный фонарик, которым я подсвечиваю бумаги на столе, слегка вздрагивает.
– Всю жизнь, – отчеканиваю, не вдаваясь в подробности.
Затхлость кабинета ударяет в нос, а позже присоединяется запах мебели. Родителей в городе нет, и комната не проветривается.
Чтобы ускорить дело, утонченная Рита тихонько обходит громоздкий стол из темного дерева, за которым отец всегда что-то записывает. Раньше, сидя здесь, он отчитывал меня, если я приносила из школы тройки. Комната вдруг покрывается еще более опасной мглой – все меркнет от воспоминаний.
– О, такая мягкая обложка. Это инициалы твоего отца, да?
В руке Риты зажат знакомый блокнот. Каллиграфическим шрифтом, напоминающим вензеля на кованых воротах, в нижнем правом углу выведены буквы «БПС». Блокнот принадлежит Багрову Петру Семеновичу, моему отцу.
– Ты нашла кое-что важное.
Узнаю обложку. На оборотной стороне записной книжки изображен маленький «боинг» модификации 757-200. Подушечкой пальца провожу по шероховатости от углублений штампа. Это мамин подарок отцу в день его рождения. «Эмбраер» появился примерно в то же время.
В луче телефонного света отцовские кривые буквы располагаются на странице, где типографской краской выведено «Первое января». Мой указательный палец двигается по строчкам, пока Рита держит смартфон.
– «Эмбраер» прошел регистрацию зимой… – начинаю с остановками. – А в феврале сформировалось расписание рейсов. В том месяце самолет дважды летал в Рим…
После последних слов прочищаю одеревенелое горло. Неужели отец купил себе частный самолет для поездок в Италию?
Мое молчание в неприятном осознании не дает воспринимать активный шепот Риты. На свету уже давно мелькают красные флаги с сигналами «стоп». Но сейчас я еще больше уверена в своих намерениях угнать этот самолет подальше от отцовской итальянской жизни.
– Ты это слышала? – Рита выводит меня из меланхолии.
Огонек в ее руке направляется в стену, где висит спрятанное в деревянную рамку изображение первого в истории самолета братьев Райт. Шорох – теперь и я его слышу.
– Опусти телефон, – шепчу, но уже поздно.
Свалившаяся коробка в гардеробной будит сонную морду. Кривясь от света, моя короткошерстная кошка еле открывает глаза. Почесывая ухо, она начинает недовольно мяукать.
– Тесси, замолчи!
Как давно я тебя не видела, маленькое чудище!
– Ты нас здорово напугала! – шепчет Рита, присматриваясь к кошке в неярком свете.
Прикрыв рукой рот, подруга резко отпрыгивает за мою спину.
– Не говори мне, что ты кошку испугалась.
– Это что за зверь такой, Кристи? Я хочу это развидеть. Пожалуйста, скажи ей, чтобы она не подходила, – тараторит подруга, уткнувшись мне в шею.
Я благодарна Рите, что она не пищит, как умалишенная. Все, кто встречают Тесси впервые, пугаются так, будто видят черта. Всему виной сходство породы ликой1 с оборотнем, мифическим существом.
– Она очень добрая. Не обращай на нее внимания, – пытаюсь утешить подругу. – И верни свет на стол.
– Хорошо, – соглашается Рита и неохотно направляет фонарик. Она не перестает поглядывать в сторону Тесси, которая уютно расположила свое тельце на ковре.
В худой морде кошки нет ничего аристократичного, чего не сказать о характере. Я мало кого могла убедить, но мое чудище воспитаннее любого вылизанного кота. Пробудившиеся ото сна светло-коричневые глаза наблюдают за нашей возней, отчего мурашки устраивают забег по коже.
– Ты уверена, что я не смотрю на дьявола? – настороженным голосом спрашивает Рита.
Тесси в этот момент показывает нам клыки, зевая от скуки.
– Не смеши меня. – Я быстро фотографирую последние записи в блокноте.
Поняв, что в кабинете делать больше нечего, мы тихо покидаем особняк. Громоздкий «крузер» Сержа мчится по направлению к аэродрому, о котором я прочитала в отцовских записях. Где бы я еще нашла эту информацию и сколько бы потратила на это времени, не попадись нам блокнот?
Небо за окном пытается превратиться в рассвет. Прислонившись к стеклу, не ощущаю хлестких ударов своих розовых волос по лицу. Не замечаю холода ледяного ветра и не слышу разговора Риты, Сержа и Вадика.
«Зачем я все это задумала?» – спрашиваю себя.
Наружу рвется желание доказать отцу, насколько мне тяжело. Я не могу ему простить свое детство и измену маме.
«Крузер» останавливается на стоянке маленького аэропорта. Навигатор больше не трещит. Высокие каблуки кожаных сапог глухо выстукивают сырой ритм, наступая на лужи. Я совершаю по-настоящему безумный поступок.
Охрана при входе даже не глядит в нашу сторону. Мужчина в жилете отдыхает на стуле. Мы проходим через металлическую арку и оказываемся внутри частного аэропорта, в котором нет ни одного посетителя. Пространство с кассой пустует, создавая тишину раннего утра, как и мягкие кресла зала ожидания. Слышен холодильник с напитками внутри. Он издает легкий треск – настолько здесь тихо. И только громкий голос Сержа нарушает это царство сна:
– Мы попали в фильм про апокалипсис?
Эхом раздается хохот ребят.
Я останавливаюсь у табло с расписанием рейсов, вспоминая цифры из отцовского блокнота.
– Могу вам помочь? – По стенам зала проносится еще одно эхо.
Поворачиваюсь к симпатичному молодому человеку.
– Да, пожалуй… Мне нужен «эмбраер» авиакомпании «КиЛайн», сегодня состоится рейс, – всматриваюсь в голубые глаза высокого парня, обращая внимание на фуражку в его руке. Вышитые на ткани золотистыми нитями крылья подтверждают мою догадку – передо мной пилот.
– Но здесь все принадлежит «КиЛайн», а точнее, его основателям, – разводит он руки в стороны, улыбаясь.
– Я дочь одного из тех счастливчиков, кому удалось поднять с низов эту авиакомпанию, – уверенно выпаливаю, но не удивляю его. – У меня задание на полет.
Симпатичный брюнет, кажется, узнал розововолосую героиню скандальных пабликов. Парень медлит с ответом, все так же не опуская уголки рта.
– Разрешите взглянуть на это задание?
– Я Багрова Кристина, – подхожу ближе. – Ответьте на вопрос, вы пилотируете «эмбраер»?
– До-пус-тим, – произносит он по слогам и слегка отводит голову.
– И работаете на моего отца, верно? Как и все здесь, с ваших слов.
– Так точно, работаю, – отвечает пилот.
– В таком случае принимайте задание на полет. Я приказываю лететь в устной форме. Этого, думаю, достаточно для исполнения.
Пилот, хмуря брови, молчит. Его поджатые губы говорят о явной неуверенности. Опустив голову, он глядит на свою фуражку.
– Помните протокол «КиЛайн»? Вы должны подчиняться любому члену семьи Багровых.
– Хорошо. Но мне нужен мой коллега. Один я не смогу управлять самолетом.
– Едем на борт. Ваш коллега, думаю, уже там.
Мое имя помогает мне оказаться внутри частного самолета. Не смущают низкие потолки и тесное пространство. Друзьям особенно нравятся кожаные кресла. Парни с разбега набрасываются на них, и каждый занимает свое место у иллюминатора. Пилоты ожидают разрешения на вылет, а мне неспокойно в этой медлительности.
– Мы скоро полетим?
– Меня зовут Арнас Летонус, – произносит пилот, с которым я столкнулась в аэропорту.
Мое внимание привлекает приборная панель с многочисленными непонятными кнопками.
– Полагаю, вы отменяете запланированный рейс?
– Здесь только мой рейс, понятно же. Теперь это и мой «эмбраер».
Осталось подумать, как официально оформить на него права.
– Летим, друзья! – восклицаю, поторапливая. – Летим-летим!
Однако разрешение еще не получено.
– Кристи, а почему здесь нет стюардессы? – подходит Вадик.
Закатываю глаза на глупую непосредственность.
– Потому что это частный рейс. Тебя нужно провести в туалет?
– И я думал, что полет будет на уровне… То есть никакого сервиса, Кристи? – теперь уже подскакивает Серж.
Каждый из нас четверых – заложник качественного обслуживания. Благодаря материальному благополучию наших семей, мы не ведаем, сколько можем потратить на одной только вечеринке. Избалованная молодежь во все горло вопит, что ей подвластно решение любых проблем. Прикрываясь чужим достатком, мы оживляем этот мир, заставляя его крутиться вокруг нас. А если понадобится самолет – нам его предоставят исключительно в лучшем виде. Но на самом деле мы – нули без палочек, пустое место, тупое поколение, не знающее, как справляться с трудностями. Только отберите у нас деньги – и мы не сможем даже обслужить себя.
Рита единственная молчит, посматривая в иллюминатор. Когда самолет начинает движение, мы с трудом хватаемся за сиденья кресел, чтобы не упасть.
– Занимайте места, – отдает приказ Арнас, мой новый знакомый.
Такое имя странное, но парень симпатичный.
Присев, ощущаю мурашки по телу – будто сама управляю этим самолетом. Несомненно, у моего папаши отличный нюх на хорошие лайнеры. Он предрек высокий спрос на рейсы, но позабыл, что его дочурка выросла и где-то по пути из детства растеряла тормоза. Она тоже может отдавать приказы, как сейчас, и ее будут слушаться.
– Горит табло «пристегнуть ремни», серьезно? – спрашивает Серж, мой сосед.
– Видишь, как трясет самолет. Лучше сделай это. Пристегнись.
«Эмбраер» поднимается в небо, и мое дыхание замирает. Ощущения сдавленности прекращаются только через несколько минут, и за окном показываются облака.
Серж так и не пристегивает ремни безопасности.
– Ты шикарна и войдешь в историю, – протягивает он, глядя мне в глаза. – Угнать самолет собственного отца… Горжусь!
Слова друга льстят, но долгожданную эйфорию от проделанного я не ощущаю. Несомненно, меня развеселит удивление отца, когда он узнает об угоне самолета. Как же печально, что на «эмбраере» он больше никогда не полетит к своей любовнице. Оставлю эту металлическую «птичку» себе в качестве извинений.
Раздается металлический щелчок – в радостном осознании победы открываю баночку сладкого газированного напитка.
Двигатели гудят. Самолет трясет из стороны в сторону, а потом вверх и вниз. Серж начинает нервировать, передавая мне свой страх.
– Это всего лишь ветер. Возьми «фанту», – вручаю парню банку с оранжевой этикеткой.
Успокоиться моему соседу все равно не удается. Серж очень «кстати» вспоминает случай крушения самолета, после которого уцелела одна-единственная девушка. Правда, ей пришлось выживать в диком тропическом лесу.
Я представляю себя в наших степях – на каблуках, говорящей с кротами. Делаю глоток газированного напитка и покидаю встревоженного собеседника, направляясь к пилотам.
– Что ты так смотришь? Мой отец заплатит за все это, – снимаю катышек со своей шерстяной кофты, что заканчивается чуть выше пупка. Мои длинные розовые волосы, на которые сейчас поглядывает Анрас, веселятся в потоках турбулентности.
– Чудачка! – говорит он, снимая наушники.
За окном проступают первые признаки непогоды в виде туч, и самолет ныряет в темную дымку.
– Кристи, тебе лучше присесть.
– Я тебя знаю. Видела как-то с моим отцом.
– Ты же слышала, что я только что сказал?
– Конференция! Вы летели в тот день на конференцию, я вспомнила. В Рим, да?
Арнас молчит. Небесные глаза с длинными ресницами могли видеть ее или даже слышать, о чем разговаривали мой отец и его женщина.
– Эта поездка не была рабочей, верно?
Пилот слабо усмехается, отводя взгляд.
– Ты хоть понимаешь, что натворила, угнав самолет своего отца? Ты забрала рейс, который принес бы доход в компанию.
– И что ты мне сделаешь?
– Посажу «эмбраер».
– Не посадишь. Я отдаю приказ пересечь границу.
– Я его не исполняю… Мы летим в нейтральной зоне.
– Нет, не смей, Арнас, – решаюсь назвать его по имени для убедительности. – Приказ должен выполняться, слышишь?
– На земле ты, возможно, мой босс. Но не в полете.
– Попробуй не подчиниться! – угрожающе выставляю указательный палец. Самолет продолжает раскачиваться, и я пытаюсь удержаться.
– Я так понимаю, вы с друзьями захотели по Европе погулять. Давай так, я завтра лечу в Лиссабон. Хочешь, возьму тебе столько побрякушек, сколько скажешь. Привезу любые…
Да он издевается!
– Арнас, от тебя всего лишь требуется посадить самолет на любом европейском аэродроме. Вы оставите «эмбраер» и полетите обратно другой авиакомпанией. Я оплачу билеты. Пожалуйста!
Компаньон Арнаса лишь изредка поглядывает на нас, не говоря ни слова.
– А что я скажу твоему отцу, когда он узнает, что я оставил тебя в незнакомой стране?
– У него достаточно средств вернуть меня домой. Если он, конечно, захочет.
– Ты не догадываешься, но мы уже давно развернулись и летим назад, – объявляет Арнас через некоторое время молчания.
Турбулентность прекращается, самолет выравнивается, а у меня начинает пульсировать веко.
– Не смотри так, твой отец приказал мне это сделать еще полчаса назад.
Все-таки папашка проверил камеры раньше запланированного. Хочется прямо сейчас катапультировать Арнаса в космос, а самой усесться за штурвал и повернуть «эмбраер» хоть на Антарктиду. Пальцы нервно выбивают ритм застрявшей в голове песни.
Приземлившись в Европе, я бы оплатила обслуживание самолета на аэродроме. У меня есть средства на его дальнейшее содержание, о чем я уверенно заявляю пилотам. Но эти двое будто меня не слышат, продолжая нажимать свои кнопочки.
С самого начала я собиралась лишь воспользоваться «эмбраером». Но все изменилось после того, как я узнала о полетах в Италию. Мне вдруг захотелось отнять отцовскую игрушку в наказание за предательство и за то, что он никогда не любил меня и не полюбит.
Угон самолета дал бы возможность доказать глубину моей обиды. Только вот «эмбраер» медленно приближается к столице, уводя все дальше от цели. Бунтарство возрастает с новой силой, хоть я уже давно не маленькая девочка.
– Во сколько тебе это все обойдется, представляешь?
И как только Арнасу духу хватает насмехаться надо мной.
– Не твое дело, пилот. Просто управляй своей железякой и подчиняйся своему боссу.
Глава 2
Несколько месяцев спустя
С вальяжной неохотой я едва передвигаюсь по салону пассажирского «боинга», пока не замечаю загоревшуюся кнопку вызова бортпроводника. Если еще кто-нибудь спросит, когда будет обед, я выпрыгну за борт. Ладони становятся влажными – как же не хочется подходить к пассажиру. На подготовке бортпроводников учили, что реагировать нужно быстро, иначе неизбежна внештатная ситуация. Итак, я ненавижу оказывать первую помощь, но, пока никто в рейсе не умер, поторапливаюсь к пассажиру на тридцать четвертый ряд.
Туман из белых облаков окутывает наш самолет. В салоне довольно тихо, пассажиры на своих местах. Аметистовый шарф снова сдвигается на шее. Поправляю приятную телу ткань и глухими шагами иду по самолетному ковролину. Брюки ровного силуэта облегают ледяные ноги, а заправленную рубашку бледно-фиолетового цвета хоть выжимай от влаги. Все из-за того, что я никогда не умела быть услужливой. И как только меня угораздило здесь оказаться!
Щеки царапает прохладный кондиционер. Обнаруживаю единственного пассажира на тридцать четвертом ряду.
– Чем могу помочь? – врываюсь в чужое пространство и выключаю надоедливый фонарь.
– А вы не торопитесь подойти. Знаете, сколько я жду? – Недовольный тон сбивает с толку. Парень смотрит на свои наручные часы. – Почти десять минут.
Самолет пять минут как выровнялся после взлета, еще куча времени до снижения. Я могла и не торопиться.
– Прошу прощения, но сейчас я была занята первостепенными задачами.
Только какими? Надо подумать.
Интересно, если он пожалуется на медленное реагирование, какое наказание за это ждет стюардессу?
Парень вытягивает длинные ноги, а потом неторопливо поворачивает голову. Раздраженный взгляд не остается без моего внимания.
– А вас не учили на подготовке, что пассажиру может потребоваться медицинская помощь? На рейсе 260 никто не заметил умершего в кресле, верно?
Я знаю, о чем он говорит. Об этом случае судачат до сих пор, несмотря на то, что прошло уже два года. В авиакомпании конкурента только на посадке обнаружили в кресле мертвого пассажира. Мужчина скончался из-за сердечного приступа. И кто знает, сколько времени он провел в таком состоянии.
На угловатом лице собеседника вижу неприятную желчь. Темно-карие глаза, в которых даже зрачков не видно, требуют подчинения. Я собираю всю смелость, чтобы не обращать внимания на высокомерие.
– Вам плохо? Могу принести аптечку.
Абсурд ситуации ясен и дураку. Пассажир жив, здоров и, как я вижу, ничего ему не угрожает.
– А вот если бы я задыхался, поперхнувшись костью от съеденной курицы? Вы бы уж точно не успели со своей аптечкой.
Я бы держалась за двадцать рядов подальше от такого пассажира. Мне и в голову не пришло бы тебя спасать.
– Мы еще не обслуживаем питанием. Вы ничего не ели.
– Или я неожиданно превратился бы в шарик после вашей еды, как тетя Мардж в «Гарри Поттере». – Парень делает загадочную паузу, я не могу удержаться:
– Не переживайте, из-за низких потолков вы бы далеко не улетели.
Как и я в тот день, когда мой план удрать в Европу не сработал. А теперь мне приходится стоять здесь и выслушивать сумасшедшего.
– Аллергия на глютен может вызвать отек органов, вы знали? Тогда авиакомпания разбиралась бы в суде из-за вашей халатности. А стюардесса, которой я сейчас все это говорю, не соизволит даже притвориться заинтересованной.
«Сколько фантазии!» – думаю я.
Этот парень морочит мне голову нравоучениями. Но он не первый и не последний. Я вынуждена постоянно слушать отца-летчика и его советы о том, как надо правильно поступать. Может быть, поэтому у меня золотая медаль после окончания школы и красный диплом университета. Счастья я все же не ощущаю даже со всеми наградами в музыкальных конкурсах. Зачем же сейчас мне выслушивать какого-то пассажира? Я не намерена отвечать за случаи, которые якобы могли произойти, но не произошли.
– Я вам скажу так, – начинаю медленно, чтобы захватить все внимание, приходится даже слегка нагнуться к собеседнику. – Молодому человеку тогда полагается сидеть дома, если у него проблемы со здоровьем.
Мои устойчивые каблуки разворачиваются, и я направляюсь в сторону передней кухни. Не собираюсь продолжать этот идиотский разговор, и пусть сам командир воздушного судна выходит в салон разбираться с пассажиром. Ведь это он, мой отец, наказал меня за угнанный «эмбраер» и заставил здесь работать. Петр Семенович таким образом обязал свою дочь выплачивать ему долг.
Дойдя до середины салона первого класса, неожиданно понимаю, что сегодня работаю в хвостовой части самолета. Недовольно цокнув, уверенной походкой иду назад. Только бы этот сумасшедший не перехватил меня снова. На пути появляется какая-то пассажирка и пытается что-то спросить.
«Извини, но у меня есть дела поважнее. Сегодня не твой день», – выставляю перед ней руку и прохожу мимо.
– Теперь я уверен, что самолетный кислород вызывает топографические промахи.
Ощущаю, как кровь разносит тепло к рукам и ногам. Мне уже совсем не холодно.
– Пожалуй, наш диалог исчерпал себя.
– По-моему, мы не договорили.
Что еще ему нужно?
– Через несколько минут мы будем раздавать еду и напитки, просьба оставаться на месте, – тараторю я, как робот.
– Кри-сти-на, – с явным удивлением пассажир читает мой именной бейдж и даже садится ровнее.
– Чем могу помочь?
В авиационной школе «КиЛайн» нас учили, что нельзя грубить пассажирам, ведь это вредит репутации компании.
Отец заставил меня пройти обучение по подготовке к лётной работе. И я до последнего утешала себя мыслью, что все это временно, что скоро он забудет дурацкую историю с угнанным «эмбраером» и оставит свою дочь в покое. Но кажется, командир воздушного судна планирует держать меня здесь долго.
– А где же розовые волосы, Кристина? – Пассажир выдает прищур и нахальную полуулыбку.
– Сейчас в моде такой оттенок, – показываю на свою аккуратную прическу.
Мне пришлось вернуть волосам светлый тон. Неестественные оттенки волос в авиакомпании недопустимы.
– Хорошо, – ухмыляется он.
Только сейчас замечаю, какой у этого пассажира противный хриплый голос.
– Я вот что скажу, – начинает он медленно. – Я – клиент, который всегда прав. А вы слишком грубы для такой работы. Кто вас сюда допустил?
Посильнее вдавливаю пальцы в мягкий текстиль кресла, за которое хватаюсь, как за последнюю соломинку терпения. В нервном напряжении хочется ответить, как я считаю нужным, а не как полагается по этикету «КиЛайн». Чтоб провалились все эти правила!
Однако нахожу силы произнести что-то нейтральное:
– Можете написать о вашем негодовании на фирменном бланке «КиЛайн». Мы вам ответим на указанный адрес.
– Что мне с этого бланка? Напишу, если после этого вас уволят.
Молчу. Гель-лак вот-вот порвет текстиль. Двигатели самолета дико рычат, озвучивая мое настроение. «Ну давай, вали меня, татуированный болван».
– Я так понимаю, ответа не будет. А что ты скажешь? Ведь нечего. Ты же героиня веселых историй, а это все, – обводит он пальцем салон самолета. – Это все не твоя стихия. Слишком скучно, да?
В следующую секунду пассажир с гадким выражением лица щелкает пальцем по своему подбородку, указывая на выпивку. Незамедлительно моя твердая ладонь совсем не ласково огревает щетинистую щеку. Я даже не сразу замечаю покалывания в руке.
– Прости, парень. Зато я не нагрубила, ведь так? – бросаю, улыбаясь.
А теперь мне и правда весело. Только вот в груди сильно стучит – и это наверняка слышит весь эконом-класс, пока я гордо вышагиваю навстречу неизвестности. Ну почему Лайина не отправилась на сигнал вызова бортпроводника, почему я?
Надо было еще и подушку запихнуть ему в рот. Возможно, рукоприкладство и было лишним, но я пока до конца не осознаю масштаб беды.
Лайина уже давно истерично машет мне руками, чтобы я скорее шла на кухню. Очаровательная улыбка исчезает с лица коллеги. Она, конечно, видела сцену с пощечиной:
– Что же ты наделала?
Легкий ноябрьский снег ложится на щеки и руки. Маленькие крупинки мгновенно тают на оголенной коже, оставляя мокрые следы. Уже пятнадцать минут я нахожусь прямо под брюхом самолета и начинаю мерзнуть. Мы в Новосибирске, о чем оповещают светящиеся буквы на здании международного аэропорта. Окна на фасаде горят не менее ярко, приветствуя самолеты этим вечером.
Погрузчик с неохотой ставит на ленту чемоданы. Неторопливость парня напоминает ленивца в светоотражающем жилете. И только подъехавший автомобиль с откидным бортом разбавляет угнетающее томление. К погрузчику присоединяется его напарник, теперь дело идет быстрее. Две пары сильных рук, спрятанных в перчатки, ловко отправляют каждый чемодан в отсек «боинга».
Из-за непрерывного гула двигателей самолета перестаю слышать щелканье счетчика в руке. Кажется, снова сбилась. Какая там сумка отправилась в багажник, тридцать пятая или уже тридцать шестая? «Верните обратно замедленный режим».
Помимо механического счетчика, прижимаю к себе стопку накладных, которая в одно мгновенье падает на снег. Кажется, в моих силах удержать разве что бутылку вина и сыр в супермаркете.
Смиренно вздыхаю, подняв голову не в небо, а на брюхо самолета. Стоять под «крышей» «боинга» намного комфортнее, чем через полчаса превратиться в снежную бабу.
– Вы бы шли наверх, здесь холодно, – громко говорит погрузчик, и я дергаюсь от его голоса. Стянув наушники, парень принимается собирать разлетевшиеся документы, смахивая с них зимний пушистый хлопок.
– Ты же мне скажешь, сколько мест багажа вы загрузили?
– Ты не самый хороший счетовод, да? – Парень достает из внутреннего кармана сложенную вдвое бумагу, разворачивает ее и сияет почти белоснежной улыбкой. – Новенькая?
Неужели я совсем безнадежна?
– Первый день работаю, все из рук валится, – восклицаю недовольным тоном.
Двигатели самолета рычат еще сильнее в ответ на мою ложь.
– Тогда я сейчас все объясню, – начинает парень. – Мы загрузили всего шестьдесят чемоданов, но надо подождать еще одну машину. Чуть позже подъедут почтовые отправления, а может, еще и коммерческий груз. Не забудьте взять отдельные накладные…
Мой собеседник светится, как летнее солнце, а речь его сливается с угрожающими звуками «боинга». Кажется, он доволен, что инструктирует меня. И как можно быть таким безмятежным в ноябре?
– Отлично, пишу шестьдесят, – достаю ручку и рисую круглое число на накладной.
Парень громко смеется:
– А ты не промах.
Ветер усиливается, я тороплюсь к трапу, крепко держа документы. Мой светоотражающий жилет разлетается в разные стороны, так как я плохо сцепила велкро2. Хватаюсь за перила трапа, который сильно раскачивается порывистым ветром. Нырнув в теплый самолет, снимаю с себя верхнюю одежду и переобуваюсь в туфли. Подправляю прическу и ощущаю впившиеся в кожу шесть шпилек. Как же они плотно держат пучок, будто это их последний шанс.
Происходящее в самолете начинает будоражить нервы. Вспоминается событие последних часов – я ударила клиента авиакомпании! Чешу ладонь, наблюдая за вихрем. Инженеры, уборщицы и бортпроводники лихорадочно носятся по салону самолета перед посадкой пассажиров.
– Кристи, тебе нужно доложить о загрузке, – слышу Лайину. Эта девушка часто помогает в работе, особенно когда я теряюсь в суете.
Держа в руке коробку кофейников, коллега ловко снимает трубку интерфона на моей станции. По всему самолету слышатся шуршания в громкоговоритель, потом резкий звук от падения трубки. Помогаю Ине, забираю у нее коробку. Тихо выругавшись, она все же справляется с аппаратом:
– Лиза, Даниил, у меня целых шесть кофейников. Кухня что-то напутала, зачем столько привезли… У кого не хватает, заберите их у меня… Коллеги, прием.
– Пусть Кристи принесет, я не хочу идти в другую часть самолета, – через минуту слышится бас Даниила со второго этажа «боинга».
– Я тебе не девка на побегушках, сам тащись вниз! – вырываю трубку у Ины и отвечаю по громкой связи.
На лица двух стюардесс, подправляющих подголовники недалеко от меня, плотно приклеиваются надменные маски.
– Оу, Крис, я тебя не заставляю. Расслабься, – понижает голос Даниил.
Испугался?
– Потому что я не отвечаю за дурацкую кухню, Даня, – резким движением креплю трубку на свое место.
Проносящиеся мимо коллеги оборачиваются.
– Кристина Багрова, попрошу соблюдать правила культурной речи! – отчеканивает главная госпожа, Лиза Гладкина.
Разворачиваюсь в сторону передней кухни, замечая у входа старшую. От взгляда этой женщины слегка передергивает, неужели ей уже донесли про пощечину? Лиза Гладкина – старший бортпроводник, она может и выговор впаять. Подозреваю, что за избиение людей на борту наказание должно быть суровое.
– Прошу прощения, – мгновенно исправляюсь. Трубка уже не летит, а тихонько примыкает к своей базе.
– Ну и когда ты притащишься, Даня? – восклицает Ина недовольным тоном.
«А ей можно так разговаривать?»
Ставлю руки на талию, намеренно глядя в переднюю кухню, отчего Лиза быстро задергивает штору.
– Ла-й-й-ина, Ла-й-й-иночка! – нежно протягивает Даниил в интерфон басистым голосом. У него получается из низкого тона слепить фантазийную мелодию. – У меня завал на кухне! Я приду позже, детка.
Лиза Гладкина мастерски обводит контур губ красной помадой, когда я вхожу в переднюю кухню. Старший бортпроводник добавляет звук на телефоне:
«Со следующего года авиакомпания “КиЛайн” увеличивает количество рейсов на дальние расстояния», – сообщают новости.
– Южная Америка. Теперь у нас будет новое направление. – Позитивное настроение отца никак не сочетается с тем безразличием, с которым приходится сталкиваться его дочери. Увидев меня, он просто кивает.
Я раскладываю накладные на столешнице, чтобы не запутаться в куче бумаг.
– Несправедливость заключается в том, что вы расширяете горизонты, а сами уходите работать в офис, – мило произносит Лиза, сидя с ровной спиной.
Месяц назад после плановой медицинской проверки врачи рекомендовали моему отцу заканчивать лётную работу. Смотрю на него и удивляюсь всего лишь нескольким седым прядям на голове. Лицо не усеяно морщинами, как это обычно бывает у людей его возраста. Командир воздушного судна, лётчик со стажем, основал со своим партнером крупную авиакомпанию «КиЛайн», но не стал для меня любимым отцом.
– Да, это мой крайний рейс. И я нисколько не расстроен. – Отец берет со стола пластиковый стакан с кофе и делает глоток.
Ощущаю аромат напитка по всей кухне.
– Сколько достойных пилотов сейчас у нас работает. Хороший пример подает Димка Беляев, сын моего друга. Парню всего двадцать семь, а он уже добился звания командира.
– Ты так громко это сказал, что мы теперь точно не сомневаемся в его способностях, – язвлю я, прочистив горло. Шариковая ручка в моих пальцах вздрагивает невидимым тремоло.
За нашей шторкой завывает пылесос, уборщицы готовят салон к приходу пассажиров.
– Я знаю, что уходите вы не по своему желанию. Мы очень-очень не хотели бы вас отпускать! – Голос Лизы звучит громко из-за шумной уборки. Она еще и заморгала прокрашенными ресницами.
Ну и спектакль!
Зная деловую Лизу, так позорно наблюдать ее прислуживание. Очень многие бортпроводники стараются угодить моему отцу, ведь он здесь главный.
– Южная Америка… – отрываюсь я от письма, вздыхая. – Всегда опасаюсь таких стран, где торгуют кокаином. Правильно, что сбегаешь, – выдавливаю тупую улыбку.
Брови отца ползут вверх. Конечно же, мой комментарий предназначался ему.
– Тебя что-то не устраивает, Кристина? – спрашивает он спокойно, будто я только что не подтрунивала над ним прилюдно.
– Ты действительно хочешь знать, чем я недовольна? – Даже удивительно, ведь отец никогда не интересуется моими делами.
Он кивает в своей обычной манере.
Пылесос затих в первом классе, и мы можем говорить уже не так громко.
– Хорошо, погнали, – выпрямляюсь, предвкушая интересную беседу. – Я ненавижу твои самолеты и эту компанию, потому что ты заставил меня здесь работать. В твоих салонах застоявшийся запах химии, который тянется прямо из «биотуалета», – на этой фразе мой голос звучит с грубым сарказмом. – На несвежем ковролине можно разглядеть следы былой блевотины. Тупоголовые родители очень любят своих детишек и поэтому позволяют чадам делать свои дела, не отходя от кресел. А пассажиры настолько отвратительные люди, что один из них сегодня читал мне лекции по оказанию первой медицинской помощи. И хоть бы сказал что-то полезное, но он то и дело насмехался. А эти стюардессы, откуда ты их берешь?
– Я не понял, что ты имеешь в виду? – Отец сжимает губы, дотрагиваясь до них пальцами. – Подбором персонала занимаются специальные отделы, как и организацией чистоты в самолете…
– Они шепчутся за моей спиной.
– Кто, уборщицы?
Усмешка Лизы не укрывается от моего внимания.
– Я говорю о бортпроводниках!
– Может, потому что есть причины? К примеру, скандальные новости. Вчера на тебя поступила жалоба.
– Ты оскорбила свою коллегу, – комментирует Лиза.
Я четко вижу, как на ее лбу собираются складки.
– Вы говорите о той, что губы себе надула? С таким количеством взлетов и посадок ее филлер скоро начнет двигаться.
Лиза быстро задергивает распахнувшуюся тяжелую штору, будто теперь нас гарантированно не будет слышно.
– Я просто устала!
– Ты устала от задач, которые выполняет каждый человек в этой компании? А от вечеринок с такими же друзьями-неудачниками ты не устаешь.
Из-за громкого голоса у меня дергаются плечи. Я вызываю у отца либо негативные эмоции, либо ничего. Это «ничего» выражается лишь киваниями в мою сторону.
– Ты даже «эмбраер» не смогла угнать, бестолочь. А теперь у СМИ открылось второе дыхание – и вот мы постоянно в сети, куда ни глянь. Ты позоришь основателя «КиЛайн», который решает вопросы посерьезнее твоих вечеринок, – указательным пальцем отец тычет мне в ключицу, оставляя в этом месте свой гневный след.
Его грудная клетка интенсивно опускается и снова поднимается. Находящаяся в кухне Лиза не может найти себе место в суете.
– Ты часто летаешь к ней? – осмеливаюсь задать вопрос. Я не должна тонуть в болоте в одиночку.
Он молчит и вряд ли станет продолжать дискуссию, когда нас слышит почти весь самолет. Разговор отклоняется от курса, и я вдруг осознаю, что решить проблемы нашей семьи куда сложнее, нежели уладить ту ситуацию, когда я ударила пассажира на прямом рейсе3. Странно, но парень при выходе из салона не пожаловался на поведение стюардессы. Ни отец, ни Лиза до сих пор ничего не высказали. Что ж, тем лучше для меня.
Спустя некоторое время отец произносит с явным нетерпением:
– Больше не желаю слушать твое нытье. Если ты не стюардесса, то – уборщица. Помни это!
Складываю руки на груди. Мое желание – покинуть кухню, чтобы больше не видеть вершителя судеб. Он может с легкостью поменять мою жизнь и сделать ее невыносимой.
– Кристи, доложи о загрузке, – командует Лиза, но я не отрываю от отца задумчивого взгляда. Его синие глаза прожигают уверенным скрытым коварством.
– Зачем стоять под самолетом, если здесь уже прописан весь тоннаж?
Когда привезли накладные во второй раз, информация о количестве загрузки была указана без моего подсчета.
Больше не гляжу на отца. Тяну тяжелую дверь в кабину пилотов, приветствуя Арнаса в сверкающих авиаторах. Мой знакомый сегодня работает с отцом.
– Лиза, как вам нововведения? – слышится из кухни. Отец не торопится заходить в кабину, пока я здесь.
– Вы про врача на борту?
– Все же спокойнее, когда работает настоящий медработник. Он сможет оказать первую помощь, поэтому доверяйте ему. Я его хорошо знаю – этот молодой человек с высокой квалификацией.
– Давай мне документы, – протягивает руку пилот, забирая стопочку бумаг. – Попробую сам разобраться.
Он снимает солнечные очки, в которых нет никакой надобности в темное время суток.
– Мы не часто пересекаемся. Как у тебя дела?
– Не хочу изображать воспитанность и заполнять пустоту. Совершенно нет сил.
Арнас поднимает свой взгляд. Тень от приборной панели, на которой сверкает множество кнопок, падает на верхнюю половину его лица. Я не могу разглядеть голубых глаз в этой темноте.
– После того случая с «эмбраером», – начинает он, – если бы я ослушался босса, моя карьера уже бы закончилась. Мне жаль, что я тебя подвел, Кристи.
Да, тебе жаль.
– Я не выпила коктейль, глядя на Сену. Не погуляла по Колизею в Риме. Да, особенно в Риме я бы хотела побывать. Съесть пиццу и покормить вонючих голубей.
А еще найти любовницу отца и повыдирать ей волосы.
– Ты что-то имеешь против птиц?
– Я вообще-то собиралась их покормить.
– Послушай, я часто летаю в Европу, могу договориться и взять тебя с собой в командировку.
Радостный голос пилота перекликается с противными из кухни, где отец с Лизой продолжают что-то обсуждать.
– Арнас, мне ничего не нужно. Это был сарказм. Я не хочу в Колизей и терпеть не могу поездки. Ты закончил с бумагами? Я иду в салон, скоро посадка пассажиров.
На шее пилота лежат наушники, и одну из мембран он периодически прикладывает к уху. Шариковая ручка Арнаса вдруг дергается по непонятной причине. И лишь когда он возвращает бумаги обратно, я могу обратить внимание на его забавную манеру письма – Арнас растягивает связки между буквами. Тонким длинным линиям категорически не хватает места расписать все что требуется в пустых клеточках накладных.
Отец направляется в кабину в тот момент, когда Арнас одаривает меня улыбкой. В следующую секунду кажется, что подмигивает он мне совсем не по-дружески.
Балансируя на мягкой подушке сиденья и пытаясь дотянуться до кислородного баллона, я внезапно начинаю падать назад. Не успеваю взяться за багажную полку, и мое тело подхватывает кто-то сзади. Цепкие руки, крепко сжавшись на талии, спасают меня от возможных ушибов. Но не это проносится в голове, а осознание подтянутого живота. Всему виной – гордый отказ от калорийной касалетки4.
Чужие руки тут же возвращают мне вертикальное положение. Опомнившись, рассматриваю очень знакомый профиль – как можно забыть противного пассажира. Особенно когда ты ему сегодня врезала.
Почему этого парня решили оставить в самолете? Видимо, он нажаловался, бедный маленький мальчик. И сейчас Лиза Гладкина всех соберет, чтобы командир прилюдно отчитал меня перед экипажем за пощечину клиенту.
– Здравствуй еще раз. Если будешь драться, я дам сдачи.
Опираясь на мужское плечо, спускаюсь с кресла и ныряю в холодные туфли, предвкушая публичную «порку».
– Учитывая ваши оскорбления члену экипажа… Жертва – это я, поэтому жду извинений.
– Ты вообще-то чуть не задавила меня своим падением. Вот так и ходи тут у вас по салону.
– Что ты вообще здесь делаешь? – И тут замечаю посеребренный бейдж на рубашке.
От задувающего в салон ветра из ближайшей двери бешеные мурашки устраивают забег по всей коже.
– Ты тот самый врач, о котором сегодня говорил мой отец.
– Догадливая какая.
– Хорошо умею читать. Только вот именной бейдж нужно было крепить еще на прямом рейсе!
Пытаюсь не закипеть, как чайник, который издает свист. И мой голос звучит почти также пискляво.
– Зачем лишний раз говорить, кто ты. Ведь иногда можно взбесить какую-нибудь стюардессу вроде тебя, – на щетинистом лице появляется противная ухмылка.
Парень откидывает голову назад и смотрит теперь оценивающе. Какое же отвращение вызывает этот жест самоуверенности.
Не успеваю придумать достойный ответ, как подлетает Эллина и хватает за руку новенького врача, уводя на станцию бортпроводников. Та самая стюардесса, которая нажаловалась на меня. Я назвала ее надутой. У Эллины действительно пухлые губы – и гены здесь ни при чем.
– Рома, проверь аптечку, милый. Я ее вскрыла на прямом рейсе, один пассажир просил таблетку от головной боли и… Совершенно не понимаю, что еще нужно дописать для медперсонала аэропорта, кроме обезболивающих, – лепечет девушка, нежно подправляя свои темные кудри, выпавшие из прически.
– Не проблема, сейчас напишем любовное послание в наш медпункт.
Да, точно. Его зовут Роман, как я прочитала на бейдже. Только фамилию не помню.
Вооружившись ручкой, парень медленными движениями левой руки начинает выводить буквы.
Я стою совсем недалеко, но меня будто не существует. Эллина ведет диалог со стажеркой и между делом касается плеча Ромы. Несложно догадаться, что передо мной романтическая парочка. Значит, они вместе.
– Оказывается, за гадостным словарным запасом прячется очень милая девочка.
С прошлого рейса я дала себе слово не обращать на Эллину внимания, но не могу сдержаться. Сегодня она ведет себя несколько иначе. Обычно эта девушка любит включить стерву, показывая коготки. Но в компании возлюбленного она тонкая и воздушная. Правда, когда я к ней обращаюсь, Эллина одаривает меня презрительным взглядом.
– Послушай, Кристи. Ежу понятно, я не собираюсь с тобой разговаривать. Хватило того, что ты оскорбила и унизила меня перед коллегами на прошлом рейсе. – Эллина произносит это довольно громко, касаясь рукой груди в области сердца.
– Именно по этой причине твой милый любовник сегодня отомстил за тебя, оскорбив меня. Он притворился пассажиром, верно говорю? – Мой взгляд угрожает новенькому врачу. – Двое на одного. Кажется, это нечестно.
Все, находившиеся рядом, перешептываются и оборачиваются на наши разборки. Щеки Эллины медленно покрываются румянцем. На салон опускается молчание и только двигатели самолета не перестают гудеть. Ситуация разворачивается в обратную сторону. Обычно в словесной перепалке Эллина одерживает победу надо мной, однако сейчас она не может вымолвить ни слова.
– Как думаете, мне нажаловаться командиру за ваше самоуправство? Вам никто не разрешал шутить над стюардессой. Роман, это же твой первый рейс в качестве врача на борту самолета? Как нехорошо будет уже завтра вылететь с работы.
Ожидаю увидеть хоть малейшее сожаление на лице нового знакомого, однако парня не касается ни одна эмоция. Он собирается что-то ответить, но нас прерывает сообщение Лизы в громкоговоритель. Пассажирский автобус ожидает у трапа. Мы должны дать сигнал о готовности принимать пассажиров на борт. Показываю большой палец вверх водителю автобуса. С натянутой дурацкой улыбкой встречаю поднимающихся по трапу сибиряков.
Глава 3
– У тебя особенно странный вид… С тобой все нормально?
– Я выгляжу сейчас, будто потрепанная своей хозяйкой помада, в которую еще и спичку воткнули.
Предыдущий рейс был бы все равно хуже, если бы даже взорвался атомный реактор.
– Крис, посмотри, что творится у тебя под глазами.
Рита протягивает зеркало, дотянувшись рукой до комода. Но я не желаю разглядывать последствия недосыпа.
– Просто не нужно приезжать ко мне в девять утра, – будто что-то поменялось, явись подруга позже. – Я должна выглядеть как блогер по правильному питанию?
Зеркало отражает несколько тонких полосок, тянущихся вдоль нижнего века. Такие нежные, они не могут разгладиться даже под легким нажимом подушечек пальцев, отчего я издаю протяжный негодующий возглас. В комнате ощущается отнюдь не доброе утро.
– Честно признаться, я не хотела ехать в такую даль, – говорит Рита, не замечая моих стенаний.
Я вопросительно гляжу на гостью. Заверения относительно переезда кажутся моим друзьям несерьезными. В который раз объясняю, что отец продал мою дорогую квартиру в центре города, чтобы оплатить последствия угона «эмбраера». На оставшиеся деньги он взял эту лачугу.
– Боже мой! Нельзя было купить что получше?
Пожимаю плечами, вытягивая ноги в своей кровати.
– Мне самой претит мысль жить вдали от цивилизации. В этой деревне я еле нашла мой любимый сыр к вину.
– Я нахожусь в деревне? – понижает голос Рита, наклоняясь ко мне.
– Ты не заметила здешнюю тишину?
– Ваши самолеты пролетают довольно громко… Что ж, выходит, мы больше не сможем встречаться в прекрасных районах города? Я, ты, Серж и Вадик. У нас отличная компания.
Рита выглядит наивно и будто издевается надо мной. Я знаю, что друзья прекрасно проводят время без меня. Признаться, после многочасовых рейсов сил хватает только чтобы поспать.
Комнату заливает утреннее солнце. Диковинного вида штора весело играет на ветру. Ее милые и вышедшие из моды прихваты обреченно болтаются в ансамбле и, по всей видимости, должны еще и выполнять роль декорации.
– Я с гордостью приму тот факт, что вы перестанете ко мне ездить. Это далеко, и я слишком, слишком безденежна для вас.
Рита собирается с ответом, но звонит ее телефон. После того, как отец заставил меня работать стюардессой в его компании, родители Риты тоже решили взвалить на свою дочь часть дел их семейного бизнеса.
– Детишкам состоятельных родителей теперь приходится несладко!
– К черту эту работу. Ненавижу жить по указке мамы. Так мы идем на сегодняшнюю вечеринку?
Убрав телефон, подруга делает несколько оценивающих движений в зеркале, подправляя волосы. Аккуратно уложенные светлые пряди доходят прямо до подбородка, открывая красивую шею.
Следом за мной девушка, осматривая стены, останавливает внимание на пыли в углу.
– Знаешь, Кристи. Я вовсе не игнорирую тебя… В самом деле, вызови уже клининговую службу.
– Рита, до тебя не дошло до сих пор? У меня теперь нет таких денег.
На теплую солнечную комнату опускается нищенская тишина. Рита глубоко вздыхает. Кажется, будто ее толстый обруч на голове, обтянутый кожей, сейчас тоже сдуется.
– И когда ты стала такой… Небогатой?
Может быть, когда узнала о любовнице отца. Наверное, с того момента у меня окончательно поехала крыша.
– Как ты поняла, я не иду ни на какую вечеринку.
– Не хочу этого слышать. Там будут все наши друзья, не только Серж и Вадик. Встречу организовывает блогер. Прошу тебя, пойдем!
На подруге точно влитой сидит светлый твидовый пиджак с симпатичными пуговицами, декорированными под вязаный орнамент. Я вспомнила, что вот уже несколько месяцев не вылажу из лётной формы, на моей голове всегда только одна прическа, и я давно не наряжалась в модное платье.
– Я так отвыкла от вечеринок.
Рита берет телефон и через несколько секунд поисков наконец показывает самого блогера и небольшой зал, где будет проходить мероприятие. Довольно пафосное помещение в центре города.
– За вход и такси я заплачу, если ты согласишься, – уговаривает подруга, сжав кулаки. В ее глазах так и выплясывают гавайские девочки.
– Я даже не знаю этого человека, блогера твоего.
– Ты так погрязла в работе. Он новенький в наших кругах, а значит, познакомимся поближе. Мы же всегда так отдыхали, ну вспомни. Соглашайся, детка.
Ее нытье действует на нервы. Я еще не отошла ото сна, а мне хочется снова лечь и укрыться одеялом, что я и делаю. Мозги прикидывают – им бы не прочь забыть о работе и развеяться.
– Если мы ни во что сегодня не вляпаемся, я могу подумать, – бубню, стопами нащупывая тапочки на полу.
Подруга открывает старый шкаф советских времен. Покупать новую мебель и красиво обставлять квартиру мне не на что. Писклявый звук дверцы заставляет Риту сморщиться. Ее лицо приобретает еще более унылый вид, когда она видит мой лётный серый костюм. Я с радостью осознаю, что лавандовая рубашка после прошлого рейса выглядит лучше, чем ожидалось.
– Между прочим, утвержденная компанией ткань довольно приятная на ощупь. Потрогай… Похоже, это единственное, что мне нравится в работе бортпроводника.
В поисках чего-то подходящего для вечера Рита достает деревянные плечики с коротким платьем. Оно инкрустировано пайетками, которые весело перекидывают зимний свет сегодняшнего утра друг на друга. Рита прикладывает наряд ко мне для визуального определения надежности выбора. А я утопаю в приятных воспоминаниях, когда мы с подругой собирались на какие-нибудь мероприятия.
Однако после угона самолета отец в наказание заставил обучиться в авиационной школе, чтобы летом начать стажерские рейсы. Это был самый тяжелый режим в моей жизни. Даже в пансионате с загруженным расписанием я не валилась так с ног. Лето закончилось, рейсов стало меньше – у меня появились выходные, но бодрости не прибавилось.
На секунду проносится мысль – я ведь могу доказать отцу, что умею хорошо проводить время без приключений, полиции и журналистов. А вдруг в мою жизнь вернутся веселье в шумных компаниях, беззаботность и яркие мерцающие лампы – как раз такие сейчас уходят в потолок.
Я всматриваюсь в современный интерьер пафосного места, куда мы приехали с подругой полчаса назад. Вылезти из берлоги (или салона самолета) было хорошей идеей. День с Ритой пролетел как одно мгновение. Из уставшей стюардессы я перевоплощаюсь в любительницу хорошо провести время, какой была когда-то. Только вот это не вяжется со скучным собеседником напротив меня. Пузырьки шампанского будто засиделись и сейчас с сумасшедшей энергией пытаются покинуть мой бокал.
– Я проматывал социальные сети и случайно заметил, что знаю тебя, Кристина Багрова. – Имя мое он повторяет уже дважды, держа в руке сигарету.
Брови вопросительно ожидают одобрения. Рыжеволосый парень по имени Боря, тот самый блогер, с царским видом уселся за наш с Ритой столик. Моя подруга встретила своих давних друзей и оставила меня с новым знакомым. Обвожу взглядом темное окно и вижу лишь себя, а не вечерний город. Делаю глоток спиртного, предвкушая пресный разговор.
За соседний столик заведения приносят торт с бенгальскими свечами, и пространство пафосного ресторана обволакивают теплые цвета пылающих огней. Моих губ снова касается стекло, оставляя заметный отпечаток гранатового оттенка помады, купленной когда-то в дорогом магазине.
– Все ли новости ты перечитал за сегодня? – стреляю сигаретку из его пачки на столе.
Туман окутывает ресторан или на меня так действует шампанское?
Тридцать шестой тост позади – самое время для пьяных танцев. Гости приглашают соседние столики. Боря продолжает изучать свою собеседницу. Несколько минут назад он спросил, пойду ли я танцевать. Моя голова устало откидывается назад, выпуская ядовитый дым. Одни лишь пайетки на платье светятся безумием.
– Кристи, ты заметила, музыку сделали еще громче? – пытается прокричать Рита, подошедшая сзади.
Понимаю, что с подругой мне поговорить не удастся. Встаю и направляюсь к барной стойке. Внезапно рядом оказывается Боря, от которого я только что сбежала:
– Я помню одну статью, ты же угнала самолет отца в этом году? Это было… Черт… Да вот весной, кажется. Он же посадил тебя на цепь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего. Просто не понимаю, почему ты тогда здесь? Ты не должна высовываться.
– Отвали, Боря… Или как там тебя.
– Борис. Я сегодня перебрал с алкоголем.
На танцпол выбегает девчонка, одетая в розовый пиджак и мини юбку. Раскачиваясь под ритм замиксованной песни Thunder, она выкрикивает задорные слова из песни и невольно заставляет веселиться весь зал. Несколько человек поднимаются с мягких диванов.
– Серж, что случилось? – спрашиваю у подошедшего друга. Он выглядит озадаченно, но с ним мне хотя бы не бывает скучно.
– Сегодня на встрече мы заметили одного странного журналиста, – кричит парень.
– Здесь куча обдолбанных людей. Если я буду обращать внимание на каждого… – смеюсь, отворачиваясь.
– Тебя все фотографируют в открытую, а сегодняшний исподтишка, заметила?
Я не появлялась на мероприятиях три месяца. СМИ, кажется, такими темпами останутся без средств к существованию. Да и сегодня на встрече полно блогеров, среди которых есть скандальные личности – таких журналисты любят фотографировать.
– Ну и что? Плевать.
– У тебя завелся тайный поклонник.
– Тайный поклонник – это я, – произносит Боря заплетающимся языком.
– Ты – уже не тайна, Борис, а раскрытая книга, – подытоживаю я, потушив сигарету.
Душное помещение заполняется людьми, на часах полночь. Шампанское растекается шипящими нотками по венам, согревая и успокаивая. Под действием веселящего зелья жизнь налаживается. И мне по барабану, что алкоголь – это последняя инстанция безумства.
Внезапно ощущаю под ребрами опоясывающую боль и неприятные прикосновения. Прозрачная ткань с пайетками съеживается в тисках твердых рук, уводящих меня к выходу из здания. Сознание мгновенно приходит в себя от нападения, и я легко могу выскользнуть и убежать. Однако меня держат настолько крепко, что невозможно что-либо предпринять.
– Да отпусти ты! – кричу в фойе.
– Вызываю такси, – звучит хриплый голос.
– Да кто ты такой, чтобы так со мной обращаться? Тебе не хватило в рейсе меня оскорблять?
Подлый Рома, врач авиакомпании, он сейчас стоит напротив. Непонятно, откуда вообще здесь появился. Парень что-то набирает в телефоне, не обращая внимания на мои протесты. По характерному звуку приложения это и правда такси. От осознания того, что моя вечеринка вот-вот закончится, в глазах пропадают пьяные волны. Я понимаю, что меня собираются вернуть в вонючую квартиру рядом с аэропортом.
– Не собираюсь никуда ехать, слышишь! – цежу я сквозь зубы и пячусь.
Осенняя прохлада вызывает ледяной восторг после душного заведения, из которого я только что выбежала. В одном лишь платье и туфлях плетусь в какие-то переулки. На ходу рука ныряет в сумочку в поисках телефона. Сердце стучит в ускоренном темпе, оно вот-вот вырвется наружу.
– Стоять! – раздается сзади, но я быстро прячусь в бетонный выступ.
Сердце бьется с новой силой. Фигура, нарисовавшаяся прямо передо мной, закрывает яркий свет от фонаря. Я лишь вздыхаю в смирении.
– Ты что, с ума сошла? – спрашивает Роман, выравнивая дыхание. Пар изо рта возвращает в реальность – сейчас холодная осень и, кажется, мне холодно.
– Зачем ты выволок меня оттуда?
– Это приказ твоего отца.
Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Он теперь будет меня преследовать, ну и дела.
– Послушай, девочка. Мне вообще на тебя все равно. Ты сейчас садишься в машину и едешь домой, поняла?
– Поняла.
Сама от себя не ожидая, соглашаюсь с приговором.
– Так просто? По тебе и не скажешь, но я рад, что ты не усложняешь задачу. Бегать за тобой мне не очень хочется.
– Я выпила слишком много, чтобы здраво оценивать ситуацию. Мне действительно нужно домой.
Делаю легкие покачивающие движения в сторону идущего рядом Романа и осматриваю его. На парне черная, обтягивающая мышцы кофта, а волосы выбриты на затылке. На прошлом рейсе Рома выглядел иначе, видно, посетил парикмахерскую.
– Ты и взаправду нахрюкалась.
Мой собеседник, похоже, окончательно убежден в этом. Однако я торжествую от своего притворства. Если не считать холод, все идет по плану.
– Мне нужно взять пальто, – показываю вниз. – У меня ноги покраснели от холода.
У входа в ресторан, из которого я бежала, раздаются громкие звуки басов, переплетающихся с голосами танцующих.
– Сейчас принесу. – Парень скрывается за дверью.
Эх, Рома. А я в тебя верила. Зачем ты повторяешь свои ошибки.
Как только бритоголовый скрывается, начинаю искать телефон в бездонной сумочке. Мне необходимо вызвонить кого-нибудь из друзей и сообщить о похищении. С трудом достаю смартфон, пытаясь убежать. Спотыкаюсь о мелкий лед на асфальте, но не падаю. Нельзя сбрасывать скорость, нельзя останавливаться. Звоню Рите – не отвечает.
Не успеваю завернуть в переулок, как слышу Романа сзади. Он выкрикивает мое имя и разные ругательства. Дыхание подводит, алкогольные пузырьки уже не согревают. Я сделаю все возможное, чтобы не дать отцу меня контролировать.
В переулке все двери в подъезд оборудованы кодовыми замками, проникнуть внутрь не удастся. А ночью вряд ли кто-то выйдет из дома. Мелкие крупинки снега ложатся на кожу и мгновенно тают. Я оказываюсь в месте, окруженном домами со всех сторон. Позади подвал, какие бывают при старых постройках. «Отлично», – думаю я, спускаясь в черноту. Меня даже не отталкивают резкие запахи урины. Постепенно успокаиваю дыхание и наблюдаю силуэт в снежном свете фонаря. Второй раз за вечер мне не везет.
– Вылезай и забирай свое дешевое пальто.
В тканях этот парень точно не разбирается.
– Послушай, отпусти меня на вечеринку, и я продолжу свое никудышное существование. Тебе какая разница, Ромео? – разнесся эхом мой голос в подвальной яме.
– Сама выйдешь или мне спуститься за тобой в твою помойку?
– Так иди сюда, тут тебе место!
Слышу шаги – подлец не шутит.
В момент меня перекидывают через плечо и оставляют в таком положении, туфли-лодочки разлетаются в стороны. Мою ругань уносит ледяной осенний ветер столицы. Кажется, в уши Ромы слова не залетают. А задравшееся платье не убеждает этого грубого мужлана быть аккуратнее со мной. Дойдя до стоянки, он буквально засовывает мое тело в легковую машину, и я ударяюсь головой.
– Вообще-то мне больно, урод! – кричу ему, и тачка дает деру.
Глава 4
Мороз на стекле «мерседеса», вмещающего весь наш экипаж, рисует незамысловатые узоры. Пытаюсь не заснуть, но киваю в плечо Лайины. Какое было мое утро, когда я не работала? Я собиралась на фотосессии с подругой. Но никак не в пыльный самолет.
Поднимаемся с экипажем по трапу. Чувствую, что наконец просыпаюсь на морозном воздухе. Мы с Лайиной совсем не торопимся работать в это утро. Рассвет еще только грозится вступить в свои права, отчего и двери самолета закрыты.
– Скажи мне, моя коллега, – начинаю я, зевая. – Могу ли я не явиться на рейс, к примеру, завтра?
– В каком это смысле?
– Я просто не хочу работать.
– Не прийти на работу, потому что ты не хочешь… Тогда увольняйся. Только как ты уволишься?
– Отец мне покоя не даст, если я буду ходить по клубам. А что он скажет, если я буду сидеть дома?
– С деньгами можно и посидеть, – говорит Ина.
Пилоты, открыв дверь «боинга», машут головами, приглашая на работу бортпроводников.
– А мне вы расскажете, что обсуждаете? – слышится сзади низкий тембр. Даня плетется так же медленно, как и мы. Из его рта идет пар, задерживаясь в воздухе на несколько секунд.
Поднявшись на борт, коллеги занимают каждый свою станцию.
– Вот что, девочки. В этот раз работайте в паре. Морозиться на улице буду я, – командует Даня.
В самолете довольно прохладно, и я после ночных побегов от Ромы не решаюсь снять свое длинное пальто.
Лиза Гладкина и ее выразительная морковная помада удивляются решению Даниила. Стюард уверяет, что ему не помешает свежий воздух, а мне полезнее сегодня поработать в тепле.
Переобувшись в туфли, вытаскиваю из сумки листок, по которому легче проводить контрольную проверку своей зоны.
– Ну-ка, дай посмотреть. – Ина пробегается взглядом по расписанной печатной карточке. – Я это все наизусть знаю.
– А сколько лет ты уже здесь работаешь?
– Около пяти, кажется.
– Какие у тебя, оказывается, крепкие нервы, – прячу карточку в карман серого пиджака. – Этого бортпроводника я раньше не видела.
– Неподалеку от аэропорта есть отель, там базируется наш резерв. Это не посторонний человек, он – наш запасной коллега.
– Я никогда не была в резерве.
– В прошлый раз я весь день провалялась перед телевизором, а меня так и не вызвали в рейс.
– Вот это отпад! Я хочу несколько резервов в месяц, чтобы валяться в кровати, – радостно пищу новой идее.
Мы с Лайиной успели переставить телеги, убрать лишнее в контейнеры и распределить касалетки по печкам.
– Врач прибыл на борт с опозданием. Как и положено врачу.
Высокий силуэт направляется в хвостовую часть самолета. Широкие плечи выдают уверенность и внутренний стержень парня.
Я демонстративно задергиваю штору, чтобы не встречаться взглядами. Этому негодяю здесь не место. После его оскорблений и вчерашней выходки у меня нет настроения выстраивать диалог.
– Я и не ожидал другого. Салют, девчонки.
– Расскажи, как сильно тебя беспокоит закрытая перед твоим носом дверь? Я буду с удовольствием делать это чаще.
Печатная карточка помогает мне ничего не забыть. Все пледы и подушки посчитаны и уложены на полки. С осторожностью проверяю аварийно-спасательное оборудование и заглядываю под каждое кресло тех рядов, за которые отвечаю. Правда, считать комплекты наушников быстро надоедает.
Берусь заполнять накладные, не обращая внимания на врача в нашей кухне.
– Как твои ноги?
– Что?
– Вчера бегала по улице голая, вот и интересуюсь. – Рома отпивает воду из стакана.
– Я сейчас расскажу, как мои дела. Ты меня оскорблял на прямом рейсе, а потом выволок из клуба. Как мои ноги? Неужели ты действительно хочешь знать? – спрашиваю взволнованно. – На моей руке огромный синяк. А еще я ударилась головой, когда ты засовывал меня в такси.
Лайина, находящаяся в кухне, делает удивленное лицо. И все ее внимание теперь приковано к нам.
– А еще меня удивляет, что ты подрабатываешь на моего отца. Жалкая пешка, да и только.
Смотрю на слушателей. Один из них со сложенными на груди руками не отрывает глубокий взгляд карих глаз, в которых безвозвратно пропали зрачки.
– Ну и ну, – выбрасывает парень пустой стаканчик в мусорное ведро. – Начнем с того, что ты брыкаешься, тебя сложно удержать. Насчет всего остального… Я привык извиняться, если неправ – это логично. А что касается работы на твоего отца – мы здесь все на него трудимся, если тебе это все еще непонятно, элегантная стерва.
Рома покидает кухню, остается неприятный осадок. Устремляю взгляд в одну точку. Ина тоже ничего не говорит, приглаживая свои темные волосы, убранные в пучок.
– Что ты ему сделала? Человек не будет так выражаться, если его не обидеть.
– Просто забудь! Если я буду еще и это выяснять, с ума сойду. Просто общение не заладилось с самого начала.
К нам забегает стажерка и оставляет на столешнице несколько пачек апельсинового сока из передней кухни.
– Мне Эллина рассказывала про него еще до того, как парень заступил в рейсы. Пару раз он оказывал первую помощь случайным людям. Один раз в торговом центре, второй – это было, кажется, в кино. Почему я вспомнила, не знаю, – делает паузу Ина в своей речи. – Думаю, он хороший человек.
– Предлагаю выдать ему самолетный леденец!
«Врач, телохранитель и вышибала в одном лице», – думаю я.
– Не слишком ли ты сама груба с ним? Ведь он может отзеркаливать тебя.
Будто мне мама это говорит.
– Да мне плевать. Не все меня здесь жалуют.
Двигатели воют, бешено теряя энергию. Пассажиры проходят в салон и раскладывают на полки вещи. После морозной улицы от людей идет холодок, а я стараюсь натянуть самую дурацкую улыбку в своей жизни. Никогда я еще не чувствовала себя клоуном, пока не устроилась на работу.
Самолет в момент рассадки слегка качает пассажиров, столпившихся в проходах. Даже при огромном желании пройти вперед, я все равно не смогу этого сделать. Лайина возится в кухне, постоянно созваниваясь с Лизой, о чем говорят зеленые огонечки на потолке.
И я сегодня деятельная – помогаю людям найти свои места, выдаю ремни безопасности для детей и отвечаю на глупые вопросы.
Один мужчина спрашивает, когда их будут кормить, на что я недовольно цежу: «Никогда». Правда, вовремя вспоминаю о правилах и приношу извинения пассажиру.
Рассадка происходит и в передней части самолета – Эллина и стажерка Ники работают сегодня вместе. Новенькая пытается быть полезной, чтобы Лиза заметила ее трудолюбие. Какие же мы с ней разные, ведь я изо всех сил стараюсь угодить самой себе.
Мои мысли прерывает кто-то, хватая за брюки:
– Тетя, можно в туалет? – Маленький мальчик лет пяти смотрит на меня огромными голубыми глазами. Он напоминает мою старую куклу, которая лежит на чердаке семейного особняка.
– Сейчас рассадка, видишь. – Я не смыслю, как общаться с детьми. Подозреваю, что и он меня не понимает. – Где твоя мама?
– Вон там, – указывает ребенок на девушку, стоящую чуть дальше. Она убирает сумки на верхние полки.
– Девушка, ваш ребенок хочет в сортир, – недолго думая, подхожу к барышне.
– Ох, спасибо, я отвлеклась и не заметила, что он отошел от меня.
Слава богу, мне не придется снимать ему штаны!
Наш самолет плавно отрывается от земли, а потом пилоты убирают шасси. В иллюминаторе отдаляются огоньки еще не выключенных городских фонарей, а заснеженные дороги превращаются в игрушечные. По мере отдаления микроскопическими становятся и машины, мчащие на работу. Я разминаю шею, но когда снова поворачиваюсь к иллюминатору, ничего уже не видно. Дымка окутывает фюзеляж самолета и скрывает от нас землю.
Достаю свой телефон из кармана пиджака и вижу сообщения от Риты.
«Жаль, что из-за этого упыря ты не пошла с нами в клуб Егора».
«Он спрашивал, куда ты пропала. Сказал, что хотел бы увидеть нас снова всех вместе».
Вспоминать сегодняшнюю ночь противно. Друзья после блогерской встречи отправились в заведение нашего общего друга Егора. Мне не суждено было туда попасть из-за Ромы, который усадил меня в такси. Водитель не согласился поворачивать назад, закрыв все замки. Я разозлилась и прилепила две жвачки на дверь его машины.
Связь в облаках окончательно теряется. В дверях появляется Даниил.
– Бу-у-у! Я пришел к вам на огонек.
– Еще нельзя вставать, иди на место, – ворчит Ина строгим голосом.
– Это им нельзя, – показывает он на пассажиров. – А мне можно.
– Сегодня останешься без мятных леденцов.
– Ну и заявка. И как теперь пережить этот рейс?
Если все решают леденцы, то заверните двадцать!
– Ты нарушаешь правила, Дань, – не унимается коллега, сложив руки на груди. – Отправляйся на место до выключения табло.
– А ей нарушать, значит, можно? – кивает он в мою сторону. – Кристи, расскажи, каково это, постоянно получать взбучку?
Парень присаживается возле меня на корточки. Его светлая уложенная шевелюра не сочетается с басистыми оттенками в голосе, но я постепенно привыкаю к этому.
– Хреново! – только и отвечаю, не имея желания продолжать тему. Ребята это замечают и не подтрунивают, переведя разговор на какие-то сплетни. Теперь обсуждается Эллина и ее глупый характер.
– Так они правда встречаются, Эллина и врач?
– Возле них романтические флюиды.
– Меня сейчас стошнит! – откровенничаю я.
– Кристи, тебе обсуждать неприятно?
– Нет, перемывать косточки мне как раз нравится, – восклицаю, разворачивая обертку мятной конфеты.
С Иной и Даней я чувствую себя собой. Мне не хочется что-то доказывать и за что-то бороться.
Я не думала, что коллеги вообще будут ко мне хорошо относиться после моего прошлого, однако эти двое рушат стереотип.
Довольная завершению обслуживания, закрываю мусорные телеги, морщась от запахов открытых ланчей и касалеток. Недоеденную пищу, остатки хлеба и салатов убираю очень аккуратно, как меня учили. На своих первых рейсах ланчи я буквально швыряла в мусорный контейнер, придавливая дверцей. Сейчас складываю пластик ровно, так проще закрыть телегу.
Рука так и тянется за аппетитным тирамису, скучающим в одиноком ланч-боксе. Видимо, какой-то пассажир сдал билет, и теперь я вынуждена завороженно глазеть на его десерт. Лайина лакомится касалеткой, выбрав сегодня на обед курицу с картофельным пюре.
– Эллик, ты чем-то недовольна? – интересуется она, завидя коллегу на пороге.
– У меня не хватает пледов, – признается Эллина. Лицо стюардессы выглядит взволнованно, пухлые губы смыкаются в безнадежности.
– А как же ты их принимала, не считала?
– Ну… Вот так принимала… – мямлит Эллина, хлопая глазами и отводя взгляд в сторону.
– Она их просто не посчитала, вот и все, – встреваю я.
Виновница удостаивает меня вниманием:
– Да, я их не посчитала. А свои ты сегодня как принимала? – Собеседница намеренно повышает голос. По всей видимости, она дает понять, что я здесь не авторитет. – Лайина, я именно к тебе пришла за помощью. Если я подойду к Лизе, она точно сделает выговор. И тогда прощай моя карьера в «КиЛайн».
Я несколько удивлена, что девушка серьезно задумывается о карьере. При ее внешности и глупом поведении мне и в голову не приходила эта мысль.
– Чтобы тебя уволить, нужно получить несколько выговоров, ты же знаешь, – проговаривает Ина, ловко забрасывая опустошенную касалетку в мусорный контейнер. – В твоем случае мы вообще не знаем, сколько пледов было изначально.
– Наземная служба могла неправильно посчитать, – восклицаю я, пробуя нежный кофейный десерт, который тает во рту.
Эллина нервно крутит кольцо на пальце. Уголки губ девушки опущены, в глазах читается недоумение и даже вина.
– Я такая же требовательная, как и Лиза. Почему ты советуешься со мной?
– Даже когда ты получишь звание старшего бортпроводника, я все равно предпочту прийти за советом к тебе, – признается Эллина.
Ина как-то вскользь сообщила, что ее должны повысить за преданность компании и черты характера, подходящие руководителю.
– Ты попадаешь под материальную ответственность компании, если плед потерялся по твоей вине.
– А Кристи вообще не над чем не парится, – отрезает Эллина так, будто меня нет в кухне. Кажется, всем нравится упоминать мою персону при любом удобном случае.
– Да что ты знаешь обо мне, чтобы так говорить? – не задерживается мой комментарий.
– Тебе твой папашка спишет все долги. А у меня нет такого отца.
Мой язык перестает ощущать приятный вкус пирожного.
– Да, ты происходишь из бедного класса, признаю. Но не думай, что у тебя у одной есть проблемы, – громче обычного произношу я, после чего в кухне воцаряется тишина.
Показавшиеся в иллюминаторе облака окутывают фюзеляж самолета, а Лиза Гладкина сообщает о скором снижении.
– Я просто их разложила на полке. Да, я не считала эти пледы, – признается Эллина после короткого молчания.
Ее приторные духи обволакивают каждую поверхность в кухне. Показавшаяся Лиза заставляет вздрогнуть виновницу ситуации.
– Девушки, почему вас тут много? Эллина, ты должна работать впереди, в чем дело?
Недолго думая, я выдаю то, что приходит в голову – объявляю Лизе о пропаже пледов. Сделала ли я это намеренно? Кажется, да. Будут ли у Эллины проблемы? Безусловно. И мой внутренний злюк сейчас потирает ручки, а Эллина одаряет пронзающим взглядом, от которого ни холодно ни жарко. Красная помада на губах Лизы будто истерически кричит в недовольстве от нарушения правил.
– Какие еще на сегодня будут сюрпризы? – вздыхает старшая с притворной улыбкой.
– Лиза, это недоразумение мы попытаемся исправить до конца рейса или прилета домой. Думаю, текстиль нужно заново пересчитать. – Ина решает взять на себя ответственность.
Открываю бутылку негазированной воды. Приятная прохладная жидкость растекается внутри, освежая каждую клеточку. Лайина бренчит посудой.
– Три чайника, два кофейника, щипцы кладу сюда… – сообщает она сама с себе. – Зачем ты рассказала ей?
Я ждала этот вопрос, когда все лишние вышли из кухни. Несложно догадаться, что хождение по острию ножа может привести к ссоре с коллективом, с которым еще предстоит работать.
– Ина, ты до сих пор не поняла, с кем имеешь дело. Мне всегда было плевать на «КиЛайн».
– Ты уверена в этом? Ты точно знаешь, о чем говоришь? – Коллега останавливает подсчеты в ожидании моего ответа. Между ее бровей появляется недобрая складка.
– На сто процентов.
– Не получится жить своей отличной жизнью. Ты находишься в социуме, где друг с другом считаются, доверяют и не подставляют.
Правда в том, что Эллина ранее жаловалась на меня. Я просто отплатила ей той же монетой. Мы никогда с ней не поладим.
– Я жила так долгое время, и мне знакомы нахальные мины на лицах и оскорбительные перешептывания. Все не впервой.
– А ты не думала, что эти самые лица, обращенные к тебе, – это то, что ты сама отражаешь? Ситуация с Ромой тому пример, он оскорбил тебя сегодня.
Не успеваю сообразить с ответом. Однократный слабый звук и моргающий огонек на потолке отвлекают от беседы с Иной. Снимаю трубку интерфона.
– Кристи, нужно подняться на второй этаж и посчитать пледы. Думаю, вы справитесь с Эллиной и найдете недостающий, – дает указания Лиза.
Самое последнее, что мне нужно, – это оставаться в компании с ненормальной надутой куклой. Мне казалось, что я от нее избавилась, но в итоге сама же все испортила. Вздохнув, волоку тело наверх, не обращая внимания на нотации Ины, которая твердит что-то про бумеранг.
Пробираясь по салону со спящими пассажирами с одной стороны и орущими детьми – с другой, я выстукиваю глухие шаги на ступенях двухэтажного «боинга». На моем лице явно не читается радость. Открыв шторку, вижу веселую физиономию Эллины, хохочущей с врачом в кухне.
– Ты бы лучше пледами занялась.
– А ты бы держала свой язычок. Сливать своих нехорошо, ты об этом думала?
Рост Эллины чуть выше моего, но до обаяния она явно не дотягивает.
– А кто здесь «свои»? Неужто я? Так вот сообщаю, я здесь не своя, не ваша и уж явно не твоя, дорогуша.
– Ладно, забудь. Вы квиты, – обращается Рома к своей возлюбленной. Видимо, она успела растрепать ему о нашей «ссоре». – Как и сказала Лиза, надо найти плед, не так ли? – протягивает парень. Его угловатые скулы смягчаются, когда он обращается к нам.
На выбритой задней части головы Ромы красуется татуировка в виде нескольких бутонов роз и стеблей с шипами. В сегодняшней ночи, когда он уводил меня из клуба, я не разглядела этот рисунок.
– Ты одного не понимаешь, она и тебя когда-нибудь сдаст. Всадит нож в спину.
Губы моей коллеги сжимаются. Возможно, она говорит правду, только я не реагирую на это.
В бизнес-классе второго этажа практически пусто. Пассажиры отдыхают, и я отхожу на самый последний ряд, чтобы посчитать пледы.
Открыв полку со сложенными флисовыми одеялами, с горечью обнаруживаю абсолютно ровную раскладку. Как досадно портить порядок, но посчитать их нужно. Я встаю на мягкую подушку кресла и резким рывком тяну несколько целлофановых пакетов на себя. План был спускать пледы по две-три штуки, а теперь они целой кучей валятся на меня и на проходящего мимо Рому. Парень отскакивает на другой ряд, но пледы продолжают сыпаться на нас с полки.
– Да сколько их там еще? – мычу я.
Поток пледов нарастает с мощной силой, заполняя небольшой участок в проходе, и Рома уводит меня в сторону.
– Уже во второй раз сваливаешься на голову. Как это возможно, когда салон почти пустой? – ворчит Рома, растеряв бумаги, которые держал в руках.
– Я делаю не свою работу, – показываю в сторону кухни, где до сих пор находится Эллина, не соизволив выйти помочь.
Парень недовольно вздыхает, присаживаясь на корточки. Он по листочку собирает разлетевшиеся в разные стороны бумаги.
– Бедный Ромео… Ты же согласишься, что динамика в теле хорошо сказывается на здоровье, – не могу я не съязвить, пока раскидываю пледы по рядам, чтобы они не мешались в проходе.
– Я и не ожидал ничего другого. Вот, держи. Надеюсь, это поможет быть милее. – Рома небрежно кидает на сиденье какой-то тюбик и уходит.
Глава 5
Наш самолет совершил посадку, мы дома. Правда, в моей голове не складывается пазл – после небольшой стоянки в жаркой Испании сейчас иллюминатор демонстрирует снег и метель. Непривычный контраст вызывает недоумение. Я рада быть дома, но как смириться с тем, что четыре часа назад ласковые лучи солнца согревали твое уставшее тело?
С этими мыслями спускаюсь в зал аэропорта и следую за пилотами и бортпроводниками. Плетясь сзади, не чувствую ног. Ругаю себя за то, что не переобулась в зимние сапоги, а осталась в простых туфлях.
Яркие вывески, толпы и громкие объявления о следующих рейсах «КиЛайн» немного бодрят. Только бы хватило сил добраться до дома. Проходим большие залы – раздается звонок, означающий начало регистрации на рейс. Люди с билетами несутся к свободному оператору.
Достаю телефон, чтобы вызвать такси домой. Но не успеваю ввести пароль, остановившись где-то между выходом и зоной регистрации.
– Где пропадаешь, Кристи? – слышу веселый голос Риты в трубке. Я достаточно хорошо знаю свою подругу, она пьяна. – Ты, конечно же, сегодня была в рейсе. Поэтому я решила устроить тебе сюрприз, о котором ты никогда не забудешь!
Распознаю гундеж не только из трубки моего телефона. Поднимаю голову – на балконе здания аэропорта несколько девчонок, разодетых в героинь японских мультфильмов. Они гогочут и весело машут, увидев меня. Рита демонстративно отпивает ром из бутылки.
– Что… ты… придумала?.. – не могу отвести взгляд от непокорных чертовок. Острое желание провалиться в сон уходит на второй план.
– Просто хочу разбавить твои скучные будни. Это кто, коллеги? Бог ты мой, вы все в одинаковой одежде, какой стыд.
На этом связь обрывается, Рита с подругами вприпрыжку двигаются к эскалаторам. Что они затевают, я понятия не имею, однако в следующую минуту одна из девчонок в короткой юбке скатывается рядом с движущимся поручнем. Чудом не упав с пятиметровой высоты, она ложится на конструкцию всем телом и громко хохочет.
За представлением наблюдают все в зале, включая моих коллег. Остальная толпа ряженых вместе с Ритой сбегает вниз по эскалатору, расталкивая людей с чемоданами. Какая-то взволнованная мамочка начинает громко кричать о плохой охране в аэропорту, прижимая к себе ребенка. Незнакомый молодой человек весьма нелицеприятно обращается к Рите, поучая ее морали. Моя подруга, на которой сегодня черный латексный костюм вместо твидового пиджака, лишь хохочет в ответ и быстро мчится прочь от нудного парня. Ром в ее руке, который я узнаю по этикетке, пьют все девчонки по очереди, передавая зеленую бутылку из рук в руки.
– Эй, это что, вся команда? – кричит Рита нашему экипажу. Хорошо, что некоторые коллеги успели уехать домой. – Как Чип и Дейл, которые спешат на помощь?
Опять хохот, и Рита делает глоток со словами: «За тебя, детка!» И все девушки лезут на стойки регистрации, отшвыривая печати, ручки, документы пассажиров и бумаги на пол.
Моя подруга затеяла дебош именно тогда, когда желательно не раздувать никаких конфликтов с моим отцом.
За столами «КиЛайн», что испачканы грязной обувью, девушки-администраторы нажимают кнопки вызова охраны. Люди у стоек регистрации обеспокоенно суетятся и пытаются даже стянуть одну из девчонок вниз. Рита, держа в руке бутылку, перескакивает на соседнюю стойку и выкрикивает что-то на японском, а ее подруги прыгают на движущуюся ленту, с которой пассажиры забирают свой зарегистрированный багаж. Девушка с длинными красными волосами и разукрашенным лицом весело катается на ленте, пока не подбегает охрана, чтобы снять ее оттуда.
Пилоты из нашего экипажа подзывают еще одну бригаду на подмогу, и те уже спешат с дополнительным подкреплением. Парни пытаются угомонить взбалмошных девчонок, смеющихся от своей глупости.
– Да уж. Я лучше буду терять пледы, а не голову вместе со своим лицом, – выдает громко Эллина, стоящая недалеко от Лайины, а потом быстро направляется к выходу из аэропорта.
Сегодня плед нашелся. Как мы и пророчили, он изначально был неправильно принят. Эллине в этот раз повезло, чего я не сказала бы о себе.
Представляю, что будет завтра, ведь всех собак спустят на меня. Отцовское лицо, выражающее усмешку, довольно прочно закрепилось в памяти. Слегка дернувшись, рычу на Риту, чтобы та остановилась. Однако вошедшая в кураж то ли женщина-кошка, то ли ее тень акробатическими маневрами оббегает людей на своем пути. Охрана еще долго пытается поймать хулиганку в оживленном аэропорту. Пустая бутылка рома издает неприятный звон стекла, подкатываясь к моим туфлям, а оставшийся экипаж наблюдает за спектаклем.
На следующее утро, не дожидаясь хотя бы девяти часов, я названиваю Рите, чтобы получить объяснения. Подруга не берет трубку. Никто не отвечает и после тринадцатого набора номера. Вчерашний вечер закончился вызовом полиции, на моих глазах дебоширок вывели из здания и усадили в машины. Я не представляю, в какое отделение попала моя горе-подруга, но могу предположить, что приключение ей запомнится на всю жизнь, как и мне.
Метель за окном творит безумства, накрывая город холодом, а моя темная квартира внушает одиночество. «Ну хоть бы солнце показалось», – с этой мыслью я раздвигаю пыльные шторы.
К однокомнатной квартирке недалеко от аэропорта я постепенно привыкаю, если можно так сказать. В кухне минимум мебели – стол со стульями, плита, советский холодильник, гудящий пронзительным воем, старые навесные шкафы. Въевшийся на стенах у столешницы жир вызывает отвращение. Я не люблю здесь бывать, поэтому покупаю готовую еду или заказываю из ресторана.
В единственной комнате стоят кровать с тумбой и небольшой шкаф, в который я уместила только лишь два теплых вязаных наряда, деловой костюм и платье с пайетками, в котором успела выйти в свет. Лётная форма серого цвета с лавандовой рубашкой покоятся на спинке стула, который я приволокла из кухни. Вся комната напоминает логово брошенной души, поселившейся здесь с печатью отвержения. Впрочем, ощущения никогда меня не обманывают. Когда звонит телефон, я очень расстраиваюсь. На экране отец, а не Рита.
– Что ты натворила вчера в аэропорту? Что опять за новости я читаю?
– Я тут ни при чем, это все Рита. Не знаю, что на нее нашло.
– Ты в своем уме? Попросила своих подруг разыграть какое-то шоу, а теперь даешь заднюю. Сегодня весь день крутят новости в пабликах, еще и на местном канале показали, сама посмотри.
Я поворачиваю голову, оглядев голую стену в тусклый цветочек. Кажется, мой отец забыл, куда меня поселил. Телевизор я не обнаруживаю.
– Я собиралась соблюдать приличия и никуда не вляпываться, но мои подруги… Я не виновата, что у них не все дома.
– Где подруги, там и ты. Понимаешь же, что можешь напороться на СМИ, что и произошло сегодня! – кричит отец в трубку, отчего я вздрагиваю, оторвав телефон от уха.
– А тогда зачем ты посылаешь своих друзей меня фотографировать? Ты сам подпитываешь интерес, не задумывался об этом? Папарацци стерегли меня вчера в ресторане.
Вспоминается прошлый вечер в клубе и парень с фотоаппаратом, о котором предупреждал Серж.
– Этого нельзя допустить. Твои похождения могут серьезно нам навредить. Я и отправил Романа вчера в то заведение, где ты решила «потусить». – Это слово отец выделяет с особенным выражением.
Я уверена, что еще и ладонью в воздухе крутит – обычно всегда так делает.
– Так вот, теперь твои тусовки закончились.
– Я уже несколько месяцев никуда не выхожу.
Отец делает паузу, явно обращаясь к маме, потом возвращается к беседе со мной.
– Сейчас снова упадут показатели. Это сильно влияет на рынок, на продажу билетов. Ты такая дрянь, прямо как…
С этими словами связь обрывается.
– Прямо как мама… – договариваю за него.
Чувствую, что ноги – ватные. Пью воду, чтобы прогнать неприятные ощущения после разговора. К подобным выпадам отца я уже привыкла, меня не сильно задевают его оскорбления. Случайно пролитая вода оставляет на пыльно-розовой толстовке темное пятно. Выругавшись, осознаю, что снова не была с отцом достаточно дерзкой, чтобы донести все свои чувства.
Звоню Рите – гудки есть, но она не отвечает. «Да что же это такое?» – обращаюсь к Вселенной, но вижу лишь пожелтевший ажурный потолок из пенопластовых плит.
Окончательно расслабиться мне помогает ванна с пеной, которую я, слава богам, могу здесь организовать. В дополнение к неудавшемуся дню идет бутылка вина в качестве комплимента. Припасенная на тяжелый день, она скрашивает жалкое одиночество. Ощущаю веселье, граничащее с пьянством. Поскольку музыки в квартире нет, я включаю ее на телефоне. Под спокойные ритмы Ланы дель Рей меня почти уносит в сон. Хватаю телефон, чтобы поменять композицию, и замечаю сообщение от службы. В рейс мне только через пару дней – салютую хорошей новости и одновременно задумываюсь, как теперь справляться со своими тараканами в голове без отвлекающего внешнего фактора под названием «работа». Время в рейсе летит молниеносно, это меня иногда здорово выручает.
Вылажу из ванны и пробираюсь в комнату, понимая, что последний бокал был лишним. Падаю в кровать бревном, заворачиваясь в одеяло.
Пробудившись, не понимаю, какой сейчас день, что происходит и где я. За окном каждый раз, когда зажигаются фонари, появляется силуэт дерева. Получается, я проспала с утра до самого вечера. Беру в руки телефон – на циферблате восемь часов. Впервые в жизни хочу в рейс, просто потому что угнетают стены, давит пол и страшит будущее.
На экране телефона снова никаких признаков от Риты. Копаюсь в сумке и достаю плотный пакетик. В сложное время меня выручают фольгированные карточки из разных магазинов. Ребром монеты стираю поверхность и становлюсь богаче на несколько тысяч. Улыбаюсь, ощутив спиртное на языке. Из сумки вываливается тюбик, на котором написано «Гель от ушибов». Рома решил мне подкинуть обезболивающее, чтобы не извиняться. Рука уже не так болит, а ушибленную голову все равно не излечить – швыряю тюбик обратно в сумку, вспомнив, что не убрала свою лётную форму в шкаф.
Живот урчит, прося еды. «Да погоди ты, не до тебя», – думаю я, аккуратно вешая рубашку и брюки с пиджаком. Засовываю руку в карман пиджака, чтобы достать ID-карту, но там пусто. Проверяю сумку, но здесь тоже ничего нет.
Без ID-карты мне закрыт доступ на самолет. Я, наверное, должна обрадоваться. Мимолетно улыбаюсь, глядя на убитый напольный плинтус противного оранжевого цвета.
– Но ведь отец до смерти замучает своими нравоучениями и высмеиваниями. Надо найти документ.
Осматриваю темный пол в прихожей и в кухне. К счастью, в этой лачуге не так много потаенных мест. Чешу голову – не хватало мне еще одной проблемы. Достаю папку с документами – кажется, все на месте. Только ID-карта как сквозь землю провалилась.
Утомленная поисками, решаюсь выйти в магазин за вином, сыром и какими-нибудь продуктами. По пути осматриваю снежную дорогу в надежде обнаружить потерянное. Обругав кассиршу за плохой ассортимент в вонючей лавке под названием «Продукты от Яши», отчаиваюсь в этом дне.
С повседневной рутиной я отодвигаю проблему, она будто отстраняется от меня. Однако теплый душ и на удивление вкусные вареники лишь приближают полночь. В тот момент, когда я собираю светлые волосы в хвост, до меня доходит очевидное – я могла выронить свой документ в самолете. Если это так, то у меня есть шанс вернуть его. Кто-нибудь из коллег обязательно заметит ID-карту и позвонит мне с хорошей новостью. Только вот в коллективе почти все меня ненавидят, и многим понравится мое отчисление из штата компании.
Все же захожу в приложение «КиЛайн», чтобы второй раз в своей жизни увидеть, как устроен их сайт. Лиловый «боинг» подлетает к экрану и уносит в личный кабинет.
А что, если я обронила карту, когда столкнулась с Ромой вчера? Пледы неслись вниз бешеным потоком, и в этой куче могло затеряться что угодно. Пролистывая сотрудников, нахожу номер телефона Романа. Слышу долгие гудки в трубке. Наконец, сонный голос отвечает:
– Да, слушаю.
– Врачи ложатся рано спать – я думала, что это байка.
– Кристина? Какого лешего… Сколько времени?
– Двенадцать ночи, а что? Неужели я слишком поздно позвонила?
– Если ты не поняла, то я сплю.
– Не сердись. Мне нужна моя ID-карта. Я ее выронила, когда мы вчера спасались с тобой от агрессивных пледов, помнишь?
– Чего? У меня нет твоей карты. Звони завтра.
Слышатся гудки.
– У меня нет твоей ID-карты, – снимает трубку Рома после моего второго настойчивого звонка.
– Она у тебя, потому что больше никаких вариантов, парень, слышишь? Долго я буду уговаривать тебя посмотреть мой документ в своем грязном шмотье?
– Сейчас поздно, я посмотрю завтра, окей?
– Нет, сейчас. Мне завтра в рейс, – приходится немного приврать.
– Завтра ты не попадешь в рейс, если даже карта у меня. Просто не успеешь.
В трубке хруст, будто сухую ветку сломали пополам, а потом что-то падает. Ромео, видимо, поднимается в постели, бубня что-то себе под нос. Следом громкие шуршания чуть не оглушают меня, не успей я вовремя оторвать телефон от уха.
– У тебя там коллапс?
– У меня тут включение света и поиск сумки.
– Сожалею, что тебе приходится этим заниматься в одних трусах посреди ночи.
– Твой сарказм сейчас не ко времени, – почти разозленным тоном произносит Рома. Его хриплый сонный голос звучит медленнее и тише обычного.
– Сегодня на меня слишком много навалилось, так что потеря документа омрачит мое и так унылое существование.
– Я не заметил в тебе ни капли огорчения, когда твои подруги ставили спектакль в аэропорту.
– Я к этому не причастна, хоть ты и не поверишь.
– Спешу тебя обрадовать и огорчить одновременно, карта у меня.
– Да не может быть! – подскакиваю в кровати. – Погоди, а почему меня это огорчит?
– Потому что я не собираюсь везти тебе документ.
– Ты мне должен за синяки, помнишь? И за оскорбления.
– Кристин, – вздыхает парень, – я просто физически не смогу до тебя добраться сейчас.
– Тогда я закажу доставку курьером.
– Не получится, я нахожусь в глуши мира.
– В смысле, ты о чем?
– Я в деревне, дорогуша. Даже удивился, когда до меня кто-то дозвонился. Обычно тут связь работает плохо, но, видимо, просто люди кругом воспитанные и не звонят мне посреди ночи.
– Так это что, мне нужно будет ехать к тебе?
– Ну хочешь, сиди дома.
– Одно непонятно, когда оставалось безнаказанным рукоприкладство?
– Я бы подвез карту, но электричка идет в город только завтра вечером. Так что придется тебе самой сюда шуровать, если тебе нужен твой документ.
Мысленно проклинаю тот факт, что не живу в мире «Гарри Поттера», где можно отправить сову спасать мои вещи или запустить маховик времени. Представить ситуацию поездки в какую-то деревню слишком сложно, поэтому прощаюсь с Ромео, чтобы подумать об этом завтра.
Глава 6
Ворочаюсь в постели и придумываю план избавления себя от всяких поездок, но кроме телепортации – в голову ничего не идет. Зачем Роману жить так далеко? Что людей вообще привлекает в глубинках и чем там можно заняться? С этими мыслями не замечаю, как пролетает время в пыльном поезде, который местные зовут «электричкой». Какой-то мужик со своей огромной сумкой задевает мои колени, а другой не находит ничего лучше, как поставить перед фактом уступить ему место.
– Я вообще-то заплатила за это сиденье. Что вы теперь скажете? – спорю я, не собираясь поддаваться манипуляциям.
– Девушка, здесь места для пассажиров с ограниченными физическими возможностями, видите? – Кто-то показывает на наклейку синего цвета, которая мне ни о чем не говорит. Приходится уступить место мужчине с больной ногой.
Чуть позже какая-то женщина начинает вопить на недавно вошедших подростков. Причина недовольства пассажирки – звонкий смех ребят на весь вагон.
Несколько остановок еду стоя. Меня шатает в разные стороны, мое тело колышется от любого движения поезда. Я как надувной завлекала на ветру. Не сдерживаюсь в порывах и, выругавшись на мужчину справа, вытаскиваю свою зажатую в толпе сумку. Моя остановка при этом чуть ли не проносится мимо, я вовремя успеваю выбежать из душного вагона.
Передо мной тихий и мрачный лес. С верхушек деревьев падает снег, осыпая тропинки. Ещё раз читаю сообщение Романа – табличка на перроне указывает идентичное название, но со мной никто из сумасшедших не вышел, что вызывает подозрения. Осмотревшись кругом, я понимаю, что нахожусь здесь абсолютно одна. Остановка, рельсы и лесочек. Ни людей, ни магазинов, ни машин и дорог.
Навигатор показывает путь через лес – единственный. «Вот как выглядит отсталый мир», – размышляю я. Спускаюсь с небольшого холма и вхожу в покрытую снегом чащу, окруженную безмолвной тишиной, если не считать пения птиц. Ветер раскачивает зеленые хвойные ветки и обрушивает на меня очередную порцию снега.
– А что мне делать с лисой, когда я ее встречу? – задаю сама себе вопросы, утешая между делом.
Отшвыриваю в сторону очередную ветку, и передо мной вырастает Роман. Он до смерти пугает – я вскрикиваю, не забыв при этом приготовить сумку для удара.
– Ты чего?
– А ты не шутил про глушь и захолустье.
– Будешь трепаться, здесь тебя и оставлю, – бурчит парень и уходит далеко вперед, не дожидаясь меня.
Минуем чащу и видим болото, припорошенное снегом. Главное, не провалиться, ведь кажется, что лед не слишком прочный.
– А здесь живет кикимора?
– Вот переедешь и будешь первая.
– Здешние виды – раздолье для сьемок фильмов ужасов не только в темное время суток, – размышляю я вслух, не обращая внимания на колкости Романа.
С трудом прохожу подвесной мост, который то и дело уводит в сторону после каждого моего шага. Толстые дощечки связаны между собой веревками. Уму непостижимо, что эта вся конструкция просто болтается в воздухе. Подгибаю ноги, группируюсь будто в ожидании подачи противника на волейбольном поле. Мой неразговорчивый знакомый умело лавирует по мосту и даже не оборачивается.
– А интересно, если тросы оборвутся, люди останутся дома и не поедут на работу? Ты тоже не явишься на рейс?
Облегченно выдыхаю, выпуская теплый пар изо рта. Мы ступаем на снежную тропинку. Лучше уж шмякнуться на пятую точку с высоты своего роста, чем с высоты сомнительного моста.
– Я иду и молчу не для того, чтобы идти и разговаривать, логично же?
– Логичнее некуда… А когда мы придем?
Не успеваю я спросить, как дорожка выводит нас к небольшому обветшалому домику с деревянными голубыми ставнями, и меня осеняет:
– Почему мы пришли сюда, ты ведь мог мне передать ID ещё на станции?
– Раньше вечера ты не уедешь. Я же говорил об этом вчера по телефону.
– И что, мне у тебя все это время торчать? Вот здесь? – показываю я на обвитый ветками, слегка покосившийся деревянный забор. Думаю, в летнее время здесь все выглядит более живописно.
– Поверь мне, это взаимно. Я тоже не особенно рад тебя видеть. Я даже не против, если ты до семи вечера простоишь на платформе, – останавливается Ромео напротив меня, разведя руки в стороны. На нем спортивный костюм, который смотрится уж очень непривычно после официальных рубашек. Куртка сверху расстёгнута, несмотря на мороз.
– Нет уж, я лучше тогда побуду в этом глухом месте, но под крышей. Гони мой документ, – протягиваю ладонь, вздохнув.
– Он в доме. Не хватало еще таскаться с твоими вещами.
– Это ты виноват, что забрал его у меня! – иду я следом за хозяином теремка.
В сенях пахнет деревом, а в углу прячутся веники для бани. Роман проходит, сильно наклоняя голову, – дверные проемы здесь невысокие. Он тянет на себя деревянную ручку. Со скрипом открывается вторая дверь, ведущая в теплую часть дома. Логово врача я вижу не сразу, мешают занавески. Убираю с волос надоедливую ткань, и передо мной предстает высокая побеленная печка – никакой современной утвари, разве что газовая плита, на которой что-то варится.
– Привет, – из единственной комнаты появляется незнакомая девушка. Ее лицо украшает легкая улыбка.
Я довольно сдержанно здороваюсь в ответ.
– Это Кристина, ей негде остановиться до вечера. Ты же не против?
– Почему я должна быть против? Располагайся, у тебя есть несколько часов передохнуть на природе в деревне, – очень спокойным тоном произносит девушка. – Кстати, я Полина.
– Кристина. Ты уже знаешь, – отчеканиваю, присаживаясь на табурет, поверх которого постелили цветную ткань в мелкий квадратик. – Что значит отдохнуть на природе? Сейчас же почти зима.
– В проруби купаться я, конечно, не советую, но вот на лыжах покататься с радостью приглашаю.
Моя новая знакомая держит в руках фарфоровый расписной заварник.
– Не уверена, что оценю такую забаву.
– С ней ты мало чего добьешься, лучше возьми с собой соседку, – вставляет Ромео, забирая посуду у своей сожительницы и ополаскивая ее в рукомойнике, сооруженном из ведра.
– Ты мой секретарь и все знаешь за меня?
– А вы давно вместе работаете, ребята? – спрашивает Полина, присаживаясь за стол.
На ней простая домашняя одежда и теплая шаль.
– Я его вообще не знаю. Странно, что поехала к незнакомцу в такую глушь, где раздолье для маньяков.
Звонкий смех Полины стелется по стенам этого маленького домика, когда Ромео ставит чайник на стол. Я невольно замечаю контраст этого парня с окружающей обстановкой. Татуированный на всю голову пытается хозяйничать в деревенской кухоньке – редко встретишь подобное сочетание.
– Ты голодна? Может, съешь суп? – по-хозяйски интересуется Полина.
– Я другой едой питаюсь, так что откажусь. А вы, смотрю, любите колхозную жизнь, – оглядываю обстановку вокруг, снимая длинное пальто. Сзади меня старенький холодильник, почти такой же, как в моей квартире.
Ребята принимаются аппетитно есть и даже чавкать, разговаривая о каких-то семейных делах, в их беседу я не вслушиваюсь. Мне было предложено расположиться в единственной комнате маленького дома. Четыре кровати стоят каждая в своем углу, и я усаживаюсь на ту, которая дальше всех.
Непривычные взору деревянные срубы, коих я никогда не видела, здесь по всему дому – поклеить обои или положить плитку на такие стены не получится. Оглядываю дощатый потолок, старый советский проигрыватель на полке и цветное полотно на стене с изображением леса.
Глаза потихоньку слипаются, а у кого-то во дворе лает пес. Я решаюсь прилечь на кровати и узнаю тот самый звук металлической сетки, который вчера слышала при разговоре с Ромой по телефону.
Приличная доза свежего воздуха ударяет в голову, погружая в глубокий сон. Через некоторое время просыпаюсь от вибрации своего телефона. Появившаяся связь напоминает о реальности. На экране высвечивается редкая собеседница – моя мама:
– Как поживаешь, дочь?
– Не представляешь. Лежу на каком-то матрасе из соломы и смотрю на потолок из палок.
Мама тихонько смеется, когда я ей рассказываю про свое приключение в электричке. Она удивляется, что я не взяла такси, но потом переходит к делу. Обычно эта женщина не звонит просто так.
– Отец сегодня обмолвился. Мне так сложно говорить об этом и разрываться между вами… Но он закрыл все счета, Кристин.
У меня нет и никогда не было своих начислений. С банковскими счетами отец мог делать что угодно, ведь они принадлежат ему.
– Ты не шутишь? Это же шутка, мама? Я сплю в обогащённом кислородом месте и вижу дурной сон?
– Он сказал, что твоя последняя выходка…
– Да я не причастна к этому! – выкрикиваю, резко усаживаясь в кровати.
– Но это твои подруги, Кристи. Зачем они так издеваются над тобой, зная, что ты под домашним арестом?
– Я уже самостоятельная и взрослая личность. Почему отец меня заставляет делать то, чего я не хочу? Где тут справедливость?
– А где справедливость тому, что ты получаешь деньги, которых не заработала?
– А как же моя зарплата? Неужели я и ее теперь не увижу? – Дыхание становится неровным. Я передвигаюсь по маленькой комнате, мысленно представляя себе еще более нищенскую жизнь. Половицы скрипят каждый раз, когда я приближаюсь к окну.
– Если счета закрываются, то начисление средств через банк невозможно, ты же знаешь. Есть шанс получать зарплату наличкой. И еще я могу тебе что-то давать, у меня есть деньги.
– Отец позаботился, чтобы я осталась без гроша в кармане. И как мне жить, мам? Постоянно просить подачку?
Связь начинает прерываться, а телефон разряжаться, как и мое настроение. Я присаживаюсь на кровати и обращаю внимание на Полину в кухне, расчесывающую свои русые волосы.
– Я все слышала, потому что говорила ты очень громко. Может быть, идея с лыжами все же покажется тебе интересной, раз ты остаешься здесь?
– Да я не остаюсь здесь! – произношу громче, чем хотела, накидывая пальто. – Мое пребывание у вас слишком затянулось. Ромео говорил, что электричка в семь. Я должна бежать.
– Но я могу тебя проводить, хочешь? – Полина вскакивает с непоколебимым и тошнотворным оптимизмом.
– Хорошо оставаться.
Схватив ID-карту и свое недоверие, я выбегаю из сеней и двигаюсь в сторону леса. Это место обволакивает тьма, она наступает не слишком быстро, но ее очертания тенью набрасываются на деревья. Скользкие дорожки, по которым я суетно иду, успели покрыться вновь выпавшим снегом. Взглянув на часы, я понимаю, что слишком сильно тороплюсь и сбавляю шаг.
Вдыхая сосновый воздух, издаю усталый возглас, выпуская пар изо рта. Обнаруживаю наличку в карманах, – последние деньги на проезд и еще что-нибудь. Теперь моя мечта – оказаться у себя дома, даже в той грязной квартире, к которой я когда-нибудь привыкну и наведу там порядок.
Спустя два часа я приезжаю в свой район. Уставшая, но пока еще не сломленная, поднимаюсь по ступеням. Кто-то стоит у двери моей квартиры. Я ускоряю шаг и готовлюсь атаковать грабителя, но обнаруживаю в нем отцовского помощника.
– Вы что здесь делаете?
Щелчок ключом, и дядя Олег запирает дверь на замок.
– Просто ставлю печать. Правда, неофициальную, но все же.
– Зачем же? – Мой сердечный ритм не успокаивается.
– Не держи на меня зла. Я должен кормить своих детей, мне нужна эта работа. Просто поезжай в поселок к родителям. Мне не было велено тебя везти к ним, но твой отец дал понять, что твой дом – это особняк.
Помощник, спускаясь вниз, не удостаивает меня больше вниманием. Я пытаюсь вставить свой ключ в замок, однако мне не удается его повернуть.
– Вы что, с ума сошли? – кричу уходящему мужчине в черном пальто. На весь пролет слышится хлопок подъездной двери.
Просмотрев журнал вызовов, звоню отцу, но он не берет трубку. Звоню маме, она начинает реветь и звать меня домой, и я не могу это слушать. Пытаюсь сконцентрироваться на разуме, чтобы не мешали эмоции. Ничего не лезет в голову, но и оставаться в вонючем подъезде посреди ночи тоже нет никакого желания.
Еще раз проверяю замок – попытки тщетны. Дядя Олег сменил его на другой, чтобы я больше никогда сюда не вошла.
Вспоминаю, что давно не звонила Рите. От нее так и нет никаких сообщений после того случая. Подруга, наконец, отвечает, но по бессвязной речи становится понятно, что девушка где-то отдыхает и ей явно не до меня. «Значит, выбралась из полиции», – подытоживаю я.
Пытаюсь придумать хоть что-нибудь, пока не сел телефон. Опускаюсь на подоконник подъезда, слушая завывания ветра за окном. Вокруг меня окурки и пустые бутылки у батареи.
– Хоть радиатор греет ночь неудачницы. И на том спасибо, – вдыхаю прокуренный воздух в свете тусклой лампочки. – До чего докатилась дочь влиятельного человека. Мне негде переночевать, за-ме-ча-те-ль-но!
Снимаю трубку неизвестного номера.
– Привет, это Поля, – сообщает знакомая девушка ангельским голосом.
– Привет еще раз. – Во мне бесследно испарился какой-либо энтузиазм.
– Я просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке. Я подслушала твой разговор с мамой, помнишь?
– У меня все прекрасно.
Помолчав с секунду, Полина добавляет:
– Не верю твоему голосу, он какой-то взволнованный. Точно ничего не хочешь рассказать? К примеру, что у тебя нет денег…
– У меня есть деньги. Я же сказала, что все хорошо. Пока, Полина.
Я кладу трубку, гордая и обеспокоенная за свое будущее у подоконника подъезда, в котором двадцать лет не делали ремонт. А интересно, где спят зимой бомжи и что они едят на завтрак? Я ощущаю себя явно хуже. Мама зовет домой, но я не могу переступить через свою гордость и показаться на пороге особняка. Не хочу видеть отца, который не упустит шанса насмехаться надо мной каждый день. Видимо, я слабая и не могу держать удар.
Через некоторое время из какой-то квартиры выходят несколько человек. Девушки и парни отмечают чей-то день рождения, о чем мне весело сообщают, поглощая пиво из железных банок. Они курят крепкие сигареты, громко смеются и, должно быть, лучше меня проводят этот вечер.
Я, пропитанная ядовитым дымом, спускаюсь на этаж ниже и решаюсь позвонить Полине:
– Твоя взяла.
– Я думала, у тебя совсем нет чувства самосохранения, – лепечет моя новая подруга и разъясняет план проезда к ее дому.
Спустя полчаса выхожу из такси. Дверь в квартиру мне открывает взрослая женщина. По всей видимости, бабушка Полины.
– Это идея вашей внучки, не моя.
Хозяйка дома в ночнушке провожает непрошенную гостью в комнату, полностью обставленную безвкусной мебелью и украшенную пестрым текстилем.
– Вот что. Утром я ухожу на работу, надеюсь, ты нормальная и воспитанная.
Я бы так не сказала, но произносить вслух это не хочу. Вымотанной и уставшей мне хватает сил лишь прижаться к мягкой подушке, пропитанной сладкими ароматами цитруса.
– Полина, с меня пирожок.
Глава 7
– Просыпайся! – Кто-то нежно бормочет во сне, и я открываю один глаз. Нет, это не сон. Передо мной Полина.
– Уже утро? А сколько времени? – сложно соображаю.
– Одиннадцать. Ты продрыхла всю свою жизнь.
– Полин, если ты будешь мне читать нотации…
– А кто еще тебе их будет читать, если не я? Насколько паршиво ты себя чувствуешь?
– Настолько, чтобы умереть. Скажи, это возможно? – говорю, зевая. Мой рот вообще не закрывается. Кажется, я сейчас проглочу весь воздух в этой квартирке.
– Удивительно, но моя мама не сказала ни одной тревожной фразы насчет твоего ночного приезда. Похоже, ты была душкой.
Маму Полины я вчера случайно приняла за бабушку и даже произнесла вслух слово «внучка». Но Полина мой казус не упоминает.
Футболка на мне помята, ведь я завалилась спать прямо в ней. Не удостоив Полину ответом, по привычке нащупываю ногами тапочки, коих здесь нет.
– Кристи, ты можешь остаться так долго, сколько тебе понадобится, но с условием быть хорошенькой. Я ведь живу не одна.
– Я думала, твой дом в деревне.
– Там иногда живет Рома. Он – мой брат, – говорит тихим голосом Полина, складывая свои вещи в шкаф. – Этот дом нам оставили бабушка с дедом, а их уже давно нет. Так что мы с Ромкой туда ездим отдохнуть от Москвы. И он любит бывать в деревне чаще меня.
– Смею сказать, что внешне вы не похожи.
– Это долгая история, может быть, как-нибудь расскажу. Только вот ты не сильно желаешь со мной общаться.
– Я не виновата, что не вписываюсь в твои рамки, – пожимаю плечами и начинаю натягивать свои темные джинсы.
– Рома предупреждал, что ты слегка двинутая, теперь вижу, что не преувеличивал.
Я одариваю собеседницу косым взглядом и хочу что-то возразить, но на правду не обижаются. Мое внимание привлекает то, как Полина аккуратно убирает свои вещи: джинсы, майки, вязаные кофты гармонично смотрятся на полке. Девушка закрывает дверь шкафа и направляется в кухню.
– Здесь можешь брать чай, кофе. Кажется, есть какая-то еда в холодильнике…
– Как я расплачусь с тобой за такси? – выбегаю вслед за Полиной, которая уже наводит порядок на столешнице весьма древнего кухонного гарнитура. Старее только в моей квартирке возле аэропорта, которую вчера опечатали.
– Не знаю, можешь продать почку, – улыбается она.
– А можно я просто выброшусь в окно?
– Нет, сначала отдай долги!
Моего рта тоже касается улыбка, я стою, опираясь о подоконник. Кухня настолько маленькая, что я с трудом представляю, как смогла бы жить вот так. Даже в моей квартире, хоть и с обшарпанным гарнитуром, в кухне явно больше квадратов. Мгновенно подкатывает грусть – скоро ли я попаду домой? Вспоминаю о том, что мне стоило бы позвонить отцу и выяснить с ним этот вопрос, но обнаруживаю, что совершенно забыла зарядить телефон.
– Так что произошло? Кто тебя выкинул из дома?
– Откуда ты знаешь, что я лишилась жилья? Я не говорила об этом.
– Ну логично же, если человек просит о помощи и ему негде переночевать…
– Послушай, я не прошу о помощи.
– Не понимаю, что в этом плохого?
Домофон звонит пронзительным писком, отчего мы резко поворачиваемся в сторону звука. Отправляясь открывать дверь, Полина лепечет, что не может привыкнуть к этому звонку.
– Как и просила, здесь твоя глазурь и все остальное… – Рома не договаривает, завидев меня, выходящую в прихожую. – А ты что здесь делаешь?
– Стою. А ты?
– Кристина у меня побудет какое-то время, – отвечает Полина, рассматривая принесенный пакет.
Рома молчит, поглядывая то на меня, то на сестру.
– А это что?
– Это цедра лимона в упаковке.
– Такое бывает? Не может быть! Где нашел?
Лицо парня не выражает никаких особенных волнений, однако неодобрение от моего присутствия я все же очень остро ощущаю.
– Ромео, можешь не коситься, я удаляюсь, – закрываю за собой дверь в комнате Полины.
В следующий час пытаюсь дозвониться до отца, но он упорно не берет трубку. Позже позвонила мама, и я ей рассказала, что нашла, где остановиться. На уговоры вернуться домой не обращаю внимания, но узнаю от нее, что отец улетел во Францию решать вопросы с открытием специального терминала для «КиЛайн».
– Кристин, его не будет несколько дней. Особняк совершенно пустой, здесь только мы с Тесси, – слышится урчание моей кошки. Наверное, мама гладит ее по брюшку. – Да и помощница приходит всего два раза в неделю, ее помощь не слишком мне сейчас нужна.
– Ты теперь сама будешь закидывать в стирку грязное белье? – спрашиваю с сарказмом, но мама не реагирует. – Это несправедливо – не иметь своего собственного жилья, не иметь возможности вернуться к себе, укрыться после тяжелого дня, зарыться в своих проблемах и никому их не показывать.
К тому же я уверена, что отец, выставив меня на улицу, намерен таким образом хорошенько проучить свою дочь за непослушание.
– Я понимаю, на тебя многое навалилось, но разве справедливо иметь на счету деньги, которые ты не заработала?
Мама, как и всегда, на стороне своего мужа. Ее слова кажутся добрыми лишь на первый взгляд, но я уверена, что мнение дочери ей принять также сложно, как и вступить с ней в открытый конфликт. Она всегда опасается окончательно потерять мое расположение.
– Чем твой притворный метод упрекнуть лучше открытого отцовского?
Мне всегда спокойнее, если я выскажу, что думаю. Но сегодня я довольствуюсь хоть какой-то заинтересованностью мамы к моей жизни, ведь раньше она этого не делала вовсе.
Спустя некоторое время пустого диалога мне больше нечего ей сказать, о чем я открыто заявляю, заканчивая разговор.
А моя подруга Рита до сих пор не отвечает на звонки и сообщения. Думаю, начинается настоящий игнор со стороны друзей.
Из кухни слышится музыка – выхожу из берлоги оценить обстановку. А еще хочу смириться с недовольством Ромы и не прятаться вечно в комнате, когда желудок требует какой-нибудь еды.
По всем поверхностям кухни разбросаны венчик, ванилин, мука, скалка, формочки. Много знакомых пищевых красителей, которые я однажды покупала маме. Полина весело пританцовывает и не обращает на окружающих никакого внимания.
Недовольная жестом подобного «гостеприимства», я сама открываю шкафчик, чтобы достать кружку. Затем кипячу воду в электрическом чайнике, на котором заметны следы капель накипи. Роман что-то чинит в прихожей, и Полина сообщает нам, что чайные пакетики находятся в тумбе, сама при этом продолжает замешивать тесто. Ее братец игнорирует непрямое приглашение за стол.
– Моя мама тоже кондитер.
По объемам теста и разнообразию инструментов, которыми располагает Полина, я понимаю, что занимается она этим делом профессионально.
– Мне нужно испечь сегодня несколько краффинов, а еще безе. Я очень хочу понравиться руководству ресторана, чтобы меня взяли на работу.
На темном фартуке Полины заметны следы белой пыли, как и на мелких волосках на ее руках, торчащих в разные стороны. Несмотря на впопыхах убранные наверх волосы, шевелюра хозяйки кухни выглядит опрятной. Я осознаю, что мне вдруг хочется покрыть ее прическу лаком и пригладить для правильного образа. Через секунду до меня доходит, что Полина не стюардесса на борту самолета.
– Судя по твоей заинтересованности, мне кажется, ты переплюнула даже мою маму.
Чувствую на языке нежный вкус топленого молока. Съев уже три небольших квадратика печенья, тянусь за четвертым.
– Я давно не захаживала в кондитерскую в центре города. Моя мама занимается исключительно тортами. Вот уже как два года у нее свой бизнес, – продолжаю я.
– А ей компаньон не нужен? – Побелка теперь украшает и кончик носа Полины.
– Мне не хочется вас знакомить, – саркастично улыбаюсь, поедая булочку с корицей.
– Кристи, я бы это не ела.
– Почему? – озадаченно спрашиваю я.
– Я пекла эти булочки несколько дней назад.
Эта повариха не должна знать, что ее стряпня, приготовленная так давно, вовсе не кажется безвкусной.
– Ну ты и сморозила, – проговариваю, откладывая вкусный кусок в сторону. – Чем мне теперь питаться? Буду давиться чаем.
– Даже не знаю, как тебе помочь, – пожимает плечами кухарка и принимается дальше колдовать над тестом.
Меня охватывает грусть из-за несъеденной сочной сдобы. Я не обладаю силой воли, поэтому незаметно отщипываю кусок за куском. Через несколько минут оставшаяся булка исчезает.
– Вот так сойдет? – показывается в кухне озадаченный Ромео. На нем мятая футболка. – По-другому поменять будет невозможно.
По просьбе сестры парень чинит обувницу в прихожей. По их диалогу можно понять, что речь идет о петлях, держащих дверцу шкафа.
Рома практически не глядит в мою сторону, будто меня нет. Впрочем, я не слишком заморачиваюсь на этот счет, но мне хочется, чтобы атмосфера в доме больше располагала к общению. Одна лишь Полина задает настроение – благодаря ее манере практически всегда улыбаться, я чувствую себя в своей тарелке.
– Я тебя не укушу, можешь не волноваться, – считаю нужным еще раз напомнить об этом Роме.
Мы с ним сталкиваемся в прихожей. Я по привычке потираю руку в месте огромного синяка, полученного в тот вечер, когда этот говнюк хватал меня в ночном клубе.
– Чувствую себя как дома.
– Сказал он таким тоном, что хочется убежать.
– Предстоит потрудиться, чтобы тебя напугать, – ухмыляется авиационный врач, складывая обувь в шкаф. – Кстати, где тот гель для ушибов? – Рома косится на мою руку.
– Мне его всегда с собой таскать?
– Хотя бы для того, чтоб не трогать ушиб.
– Спасибо за заботу, но у меня ничего не болит, Ромео, – имя его я выговариваю немного наигранно. – Гель остался в квартире, в которую я уже не попаду. Ничего не могу с этим поделать.
– Полинка, все готово. Скажешь маме, чтобы не волновалась.
Не успевает крикнуть Рома, как поворачивается ключ в двери. Женщина, которую я ошибочно приняла за бабушку, входит в квартиру, впуская морозный воздух в теплое помещение. Ее лицо в дневном свете уже не выглядит устало, оно почти сияет после трудного рабочего дня. Замечаю схожие черты в мимике с ее дочерью. Ромео галантно перекидывается парой слов со своей родственницей и уезжает, как сообщает, домой. Этот врач только со мной такой колючий? Или дело в нашем первом знакомстве? Я не понимаю.
Мама Полины представляется Светланой. «Мне нравится имя, оно подходит для этой взрослой женщины», – размышляю про себя. Еще вчера почувствовалась легкость в общении, сегодня я в этом убеждаюсь.
– Кристина, а чем занимаются твои родители? От Романа я знаю, что твой отец является управляющим авиакомпании.
– А моя мама точно не ночует с бомжами.
Если бы Полина не предложила ночлег, меня бы коснулась такая участь. Я была бы первым нищебродом в нашем светском обществе высокомерных родственников.
– Видимо, не следовало говорить то, что первое пришло в голову? – искусственно улыбаюсь и касаюсь мочки своего уха.
– Это у Кристи юмор такой, ты привыкнешь, – вежливо сообщает Полина женщине.
– То есть ты хотела сказать, что твоя мама занимается чем-то интересным?
– Я не нахожу, что ее деятельность меня впечатляет. Она держит свою кондитерскую.
– Это уважительно для человека, увлеченного любимым делом. Впрочем, как и твой отец, она нашла себя в управлении. А у тебя есть какая-то жизненная цель?
И тут я сталкиваюсь с очевидным, ведь у меня нет ни малейшего представления, как будет выглядеть мой завтрашний день.
– Завтра рейс, а денег у меня нет. Прошу не предпринимать ничего на этот счет, я разберусь в своих проблемах, – предупреждаю на берегу, выставив ладонь перед собой. – Я решу проблему получения денег за свой нелегкий труд, чтобы хоть как-то выжить после того, как отец закрыл мои банковские счета и выгнал из квартиры за угон самолета, вульгарные новости и дебош, учиненный подругой в аэропорту, – мне приходится загибать выставленные пальцы, перечисляя все трудности жизни стюардессы. – Думаю, вопрос о целях немного некорректен, учитывая то, что несколько месяцев назад моим желанием были бесконечные вечеринки, – быстро проговариваю я, и моих губ касается кружка с водой, которая ставит освежительную точку в продолжительной речи.
Кухню накрывает тишина этого вечера, лишь телевизор, включенный Светланой, тихонько передает унылые новости.
Есть такая категория людей, они из вежливости предпочитают не комментировать странности ситуации, в которые я попадаю. Чертовски приятно, что мама Полины интересуется не только моими планами на будущее, но и тем, что я ела за день.
А еще Светлана напоминает, что я могу остаться у них, сколько моей душе угодно. Но я слишком горда, чтобы злоупотреблять положением, поэтому буду думать, что делать дальше.
После вкусного ужина, приготовленного Полей, я звоню дяде Олегу, который вчера опечатал дверь моей квартиры, и прошу привезти мою лётную форму. Мужчине нужно несколько часов, чтобы решить эту проблему. Вскоре на пороге временного убежища уже стоит курьер с темным чемоданом. По всей видимости, квартиру у аэропорта отец еще не продал. Наверное, ему пока некогда этим заниматься. Что ж, назло ему не буду унывать, пока у меня есть я.
Готовлю сумку на завтрашний рейс, невольно задумываюсь о своей новой жизни без средств к существованию. Паршивое ощущение безнадежности прогибает меня, но я отчаянно уговариваю себя не падать духом и не терять уверенности в себе.
Глава 8
Дороговизна и недоступность, роскошь и богатство – вот что олицетворяет авиакомпания «КиЛайн». Двадцать лет назад мой отец собрал учредителей и открыл бизнес. Он не только руководил, но и пилотировал самолет. Отец брал меня в свои поездки, чтобы сегодня не вспоминать об этом. Он вообще не любит говорить о моем детстве.
Оглядываясь назад, сложно представить, что когда-то я была примерным ребенком. Есть такие дети, способные испытывать огромное желание понравиться всем взрослым, а особенно родителям. Это хорошая черта подрастающего поколения и пожизненная удавка одновременно.
Не успев открыть глаза, звоню отцу. Он снимает трубку и быстро сообщает, что очень занят и просит не беспокоить его, пока он в поездке. Тогда я набираю номер бухгалтерии авиакомпании. Отвечает женщина, которая ясно дает понять, что заработную плату наличными она выдать не может, ведь приказа у нее такого нет.
– Что ж, я тоже не смогу вам обещать защиту, когда мой отец вдруг решит вас уволить, – выпаливаю я, теребя завязки Полинкиной пижамы. На меня смотрит ее плюшевый медведь, у которого из уха торчит нитка.
Женщина обещает решить вопрос и связаться со мной позже.
– Так-то лучше!
Утро меня радует. После принесенного Полиной в постель какао звонит мама с предложением перекинуть некоторую сумму. Окруженная утренней заботой, я даже теряюсь. Мы договариваемся, что мама переведет деньги на банковскую карту Полины, ведь мои счета заблокированы.
Переодевшись в лётную форму и оставив единственную одежду в квартире у своей новой подруги, я отправляюсь рейс.
Металлический контейнер, раскачиваясь, медленно отъезжает от самолета. Питание и оборудование загружено. Угрюмый сотрудник натягивает ограничитель безопасности на дверной проем самолета, и спустя несколько секунд «большая коробочка» постепенно опускается, издавая писклявый сигнал. По мере отдаления кейтеринговой машины5 ее противный звук заглушается шумом двигателей самолета. Лампочки этого «трансформера», за которым пристально наблюдает Эллина, хаотично мигают, пока не превращаются в маленькие точки в огромном аэродроме.
Прежде чем закрыть дверь, Эллина высовывается на улицу. Морозная прохлада вот уже несколько минут заполняет мне нос и лёгкие. После вчерашней денежной подставы отца я еще долго отхожу, вдобавок Лиза подливает масло в огонь. Она специально назначила меня работать в паре с Эллиной. Так и хочется вырвать волосы этой девке и сдуть губы, но мы должны соблюдать нейтралитет.
– Девушки, как приняли питание, без эксцессов? – На пороге появляется Лиза собственной персоной. На ее щеках непривычный розовый румянец, старшая несколько взъерошена.
– Я говорила тебе, что не хочу с ней работать, но ты поставила нас вместе. – Жалобы на Эллину не заставляют себя долго ждать.
– Что-то уже произошло?
Мы с Эллиной отвечаем, что пока ничего не случилось, но успеваем при этом переглянуться. Нам поздно приходит идея что-нибудь натворить, чтобы нас разъединили.
– В рейсе летят два стажера, как вы помните из брифинга6, и работаем мы сегодня в бешеном ритме. Мне нужно, чтобы вы обе были здесь для облегчения задачи. По-другому расставить экипаж я не могу. И да… Мне совершенно все равно, какие у вас взаимоотношения.
– Даже если мы повыдергиваем друг у друга волосы? – спрашивает Эллина и хлопает наращенными ресницами.
– Вас ждет выговор. Все просто, Эллина… – Старшая наблюдает за салоном через щель шторы. – А я пришла по другому поводу. Кристина… – Лиза выглядит как робот. – Тебе сообщение от отца дословно: «Не лезь и не шантажируй бухгалтерию, дрянь. Ты должна мне как земля колхозу». Прости, мне сказали передать.
С этими словами старший бортпроводник удаляется. Какое-то время я не смогу закрыть рот. Руки на автомате переставляют телеги. И только лишь ехидство Эллины напоминает мне, что я в самолете. А ведь утро так хорошо начиналось.
– Добрый день. Ваш ряд будет справа от вас, номер 25«А», – милый голосок Эллины разносится в хвосте салона.
Успех ее настроения зависит от моих жизненных неудач. Она элегантно поправляет свои выпавшие из прически кудри и улыбается каждому. Ее сегодня веселят пассажиры, что на девушку совсем непохоже.
– Какое у меня место? – спрашивает пожилой мужчина, заглянув в кухню.
Я не отвечаю, ожидая его ухода. Однако он все еще не сводит с меня глаз, поправляя очки.
– Всем от меня что-то нужно, – бурчу я, держа кофейник. Потом беру его посадочный талон. – Ваше место 17«Д», это по правую руку вперед по салону.
– Как же ему повезло. Ты превращаешься в человека? – подкрадывается сзади Роман, когда пассажир выходит из кухни.
– Врач собственной персоной, по совместительству телохранитель и вышибала. Здравствуй.
– Я хорошо лечу, можешь не сомневаться. И еще иногда качаюсь, потому и могу перекинуть через плечо кого угодно. – Парень ставит на столешницу аптечку, которую принес с собой.
– Окей. Допустим. Теперь ты можешь из аптечки в награду взять витаминку, но все это, – указательным пальцем делаю маленький круг в воздухе, – умаляет твою мужественность перед серьезным поступком.
Парень легким движением дергает пломбу аптечки и открывает ее.
– Тебе неинтересно знать, о чем я говорю? – не выдерживаю я тишины.
Лиза приветствует пассажиров по громкой связи, дублируя реплики на английский язык. В параллель гудит промывка баков туалетных отсеков.
– Почему мне это должно быть интересно? – Парень награждает презрительным взглядом, даже не думая признавать свое нахальство.
Он до сих пор не собирается извиняться. Сжимаю губы в тонкую линию, желая врезать по высокомерной роже Романа еще раз.
– Ну попробуй. – Его взгляд опускается на мои руки. – Я же вижу, как ты хочешь этого. Ты так давно не мелькала в сводках. Сегодня я сдачи не дам, так что давай. – Спокойный тон заставляет все внутри протестовать перед выбором.
– Идиот!
Чешу взмокшие ладони в местах следов от ногтей, прячась в уборной. На меня из зеркала смотрит переполненная злостью стюардесса, которую отец сегодня назвал дрянью. Он даже не удосужился позвонить и поговорить лично. В попытках забыть публичные оскорбления, переданные Лизой, пытаюсь выдохнуть и сконцентрироваться на работе.
Через стену слышу, что Роман до сих пор топчется на моей кухне. Долг заставляет выйти и посмотреть в глаза этому нахалу.
– Я просто приняла тебя за отца. Так что не бери в голову, если в тебя полетит этот чайник, – указываю на металлический предмет.
Роман молчит, пока я укладываю в телегу соки и газированные напитки.
– Я полез в аптечку, чтобы найти успокоительное. Сложно было не заметить твои руки вчера у Полины, они слегка дергались. И сегодня тоже.
Авиационный врач протягивает блистер с маленькими таблетками. Демонстративно отворачиваюсь и складываю в телегу салфетки.
– Пошел вон из моей кухни, – говорю не громко, но этого достаточно, чтобы услышать за спиной шаги в сторону салона.
Что ж, никакие таблетки не смогут смягчить главную досаду этого дня.
Самолет поднимается в воздух, встречая облака и заснеженную землю неизвестного региона, над которым мы летим. На иллюминаторе – маленькие снежинки, а суета в кухне постепенно вытесняет мои переживания о нищенском существовании.
Массивные телеги застелены одноразовыми скатертями, а сверху я расставляю горячие напитки, молоко в молочниках и лимоны. Эллина недавно подсказала про дополнительный сахар для пассажиров, который я складываю в выдвигающийся ящик телеги. Подносы для горячих чашек я также прячу в потайное отделение.
Когда стюардессы заканчивают обслуживание, а до снижения еще достаточно долго, я занимаю последний ряд из трех пустых кресел. На салон опускается тишина, и только двигатели завывают в этом спокойствии, но ненадолго. Через время слышу сонный храп – кто-то устал настолько, что ему безразличны шумы низких частот.
Женщина в середине салона наконец смогла угомонить свое дитя, которое плакало несколько часов. Ребенок ерзал на ее коленях, но потом сдался, свернувшись в теплых маминых руках. Другой пассажир, мужчина в возрасте, который спрашивал про свое место на посадке, ходит по салону, разминая колени. Остановившись возле своего кресла, мужчина принимается рассматривать самолетную обшивку и потолок. Когда наши взгляды встречаются, он резко отворачивается. На этом мои наблюдения за пассажирами заканчиваются.
Ко мне подсаживается Лайина. Она сегодня работает на втором этаже самолета.
– Знаешь, Кристи, когда я стану старшим бортпроводником, мне будет проще справляться с материнскими обязанностями.
– Ты замужем? Но на тебя это даже похоже.
– Был у меня муженек, но мы расстались. Я одна воспитываю дочь, а она у меня подрастает и просит купить ей то одно, то второе. У меня всегда должны быть деньги на ее элегантные наряды.
В иллюминаторе ярко-оранжевый закат утопает в пушистых облаках и окрашивает их в свои теплые цвета. Свет от уходящего солнца частично касается и левого крыла самолета. Заканчивается еще один день – единственное, что мелькает в голове.
Появляется Даня, я пересаживаюсь ближе к окну.
– Мне тут одна деваха, то есть пассажирка, вручила визитку. Ей понравилось, как я ее сегодня обслуживал. В ее компании есть вакансия менеджера по продажам.
– Даня, ты с ней флиртовал? – спрашивает Ина.
– Нет. Только не с клиентками на борту.
– Сложно не заметить твои навыки говорливости.
– А как там с зарплатой? – Меня этот вопрос теперь явно интересует больше.
– Минималка. Но если будешь хорошо продавать, то можно прилично заработать.
– Что значит минималка? Я не понимаю.
Можно хоть сколько тараторить, но если тебе неизвестен язык под названием «работа», то даже в дружеской компании ты – белая ворона.
– Минимальная оплата труда, – поясняет Ина. – Думаешь, где-то будет лучше, чем в «КиЛайн»? – Вопрос адресован Дане.
– Отсюда очень редко уходят, но хотелось бы сравнить, – говорит парень, вертя в руке визитку с номером телефона строительной компании.
– Непонятная контора и сомнительные продажи, – вздыхает Ина.
– Может, там лучше? – подхватываю я. – Даня, думаю, тебе стоит попытаться. Что ты теряешь?
– Верно. Я не собираюсь увольняться, просто схожу на собеседование.
Мне уже давно не светит место в раю. Я хочу насолить компании отца и поэтому поддерживаю ответственного коллегу покинуть «КиЛайн».
– А ты бы пошла? – внезапно интересуется Даня.
Была – не была, вынесу душевную тираду.
– А вот пошла бы. И вы знаете, почему. Я зла на своего отца, он оставил меня без средств к существованию. И я не о клубах – та жизнь ко мне не скоро вернется, может быть, уже никогда. На днях мой папенька выпер меня из моей квартиры, теперь мне негде жить. Жалость не принимается! – Я делаю на этом акцент. – Я сейчас поселилась у одной знакомой, но долго ли мне придется терпеть такие неудобства… И вишенка на поганом торте. Сегодня мой отец, то есть ваш любимый начальник, уважаемый командир воздушного судна, передал через Лизу, что я дрянь, которая должна кучу денег компании. Он бросил меня в моем нищенском существовании. Да что уж там, он его создал.
Мои руки покорно сложены в замок на коленках. Я не смотрю на реакцию ребят и не вижу удивления в их глазах, а может, в них испуг или осуждение. Но в следующую секунду Ина зовет пожить у себя, не требуя оплаты. Даня предлагает поселиться в его квартире, так как живет один.
Но колючая правда в том, что я не нуждаюсь ни в сочувствии, ни в предложениях помочь. Все, чего мне сейчас хочется, – достать надувную спасательную лодку в потолочной нише «боинга» и спрыгнуть с ней в океан. Она вместительная и широкая. Я видела такие на тренировочных уроках в авиационной школе. В самолетной шлюпке можно доплыть до какого-нибудь острова и попытаться не умереть там от укуса ядовитой змеи или от голода. Только вот летим мы внутри страны, океанов у нас нет, и сейчас вообще зима.
Фюзеляж самолета сдавливает виски. Руки я растерла об ткань брюк, пока делилась правдой жизни. Попросив ребят оставить тяжелую для меня тему, я отправляюсь в переднюю кухню, где по традиции Лиза рисует на тонких губах красной помадой. Нехотя тяну такого же цвета телегу под аккомпанемент светских бесед старшей и второго пилота. Сорвав пломбу с металлической створки, спешу в хвостовую кухню.
– Покажи мне, что тут есть. Я хочу тушь для ресниц! – возникает Эллина на моем пути.
– Ничего здесь для тебя нет, не мешай мне, – огрызаюсь я.
Усевшись на станции бортпроводника, провожу ревизию алкоголя. Он не является собственностью компании, все товары из коммерческой телеги нам нужно предлагать пассажирам за деньги – это «дьюти-фри»7 в полете. И меня совершенно не пугает материальная ответственность, ведь я родилась с серебряной ложкой во рту. В семье Багровых вообще никогда не считают деньги.
Начать вечеринку решено с элитных марок. Еле открутив крышку, я начинаю медленно поглощать терпкую жидкость. В голодном желудке взрываются веселые фейерверки, и бутылка наполовину опустошается. Нисколько не удивленная своим способностям, я пробую смешать алкоголь со сладкой шипучкой из этой же телеги – и мне нравится еще больше.
Прячась от внешнего мира, я выключаю основной свет, оставив небольшой огонек над столешницей. В тусклой лампадке мое любопытство не удовлетворено лишь одной алкогольной позицией, поэтому принимаюсь крутить этикетки других горячительных напитков. Следом внимание привлекает швейцарский шоколад. Распакованная плитка недолго будоражит внутреннее желание – я приятно обрадована приторно-алкогольным рационом.
Лайнер несется на волнах пушистой дымки. Сумерки за окном превращаются в ровную темную гладь, а попойка продолжается.
На очереди другая дорогая бутылка – ром. Не тот, которым упивалась Рита в аэропорту, в моей руке иная марка. Этот напиток я пью из пластикового стаканчика, ощущая на языке вкус терпкости и опасности вытворяемого.
Ко мне никто не заходит, бортпроводники отдыхают на длинном рейсе. В тусклом свете я принимаюсь рыться в остальных ящиках телеги, чтобы найти ту самую тушь, которая делает ресницы Эллины такими сексуальными. Одна проблема – не удается разглядеть бренд на упаковке.
– Кристина… Что здесь происходит? – входит Лиза, поспешно закрывая шторку.
Я хихикаю при виде ее широких бровей и размазанной красной помады.
– Не видишь? – поднимаю бутылку с ромом, отшвыривая от себя шоколадные обертки. Только сейчас я понимаю, что сижу на холодном полу у двери «боинга».
– Ты не представляешь, что натворила, Багрова. Как ты могла увезти телегу у меня из-под носа. А потом распотрошить ее, – в руках у старшей две стекляшки, одна из которых пуста лишь наполовину.
– Почему? Очень даже представляю. Думаешь, я совсем из ума выжила? – Из меня вырывается неприятная икота. – Уф-ф-ф, что я только что выпила?
Такой медленной и заплетающейся речи я не слышала давно, с тех пор как начала здесь работать. И даже в пьяном бреду сложно не заметить дрожащие руки Лизы. Судя по голосу, она вот-вот даст волю слезам. Я хватаюсь за край столешницы, пытаясь встать, но мои ноги словно сладкая вата.
– И когда я успела стать такой растяпой?! – Передо мной снова широкие растянутые брови и клякса вместо губ. Становится так смешно, что хватаюсь за живот. – А вот и вы, милые мои!
Сбегаются коллеги посмотреть на представление. Заспанная Эллина хлопает ресницами в такт моему унижению.
– А я видела, когда она собиралась торговать, но не остановила ее, – радостно объявляет девушка.
Делаю вторую попытку подняться, и у меня получается встать почти ровно, держась за столешницу. Ощущения невесомости и усталости подкатывают мгновенно, и меня придерживает Лайина.
– Кристина, ты выпиваешь на рабочем месте. Думаю, понятно, чем это все закончится?
Мне кажется, или голос Лизы звучит строго?
Хочется снять каблуки и прилечь прямо здесь, на полу.
– Кристи, давай поговорим? – интересуется Ина и осторожно устраивает мое непослушное тело на станцию бортпроводника.
Рука коллеги бережно поднимает мой подбородок, чтобы я сосредоточила свое внимание. А потом Ина присаживается на корточки, сохраняя зрительный контакт. Я представляю перед собой маму, что ее теплые руки сейчас трогают мои в ласковом неравнодушии. Отчаянно признаюсь самой себе, что потихоньку схожу с ума.
– Разговорами тут не поможешь, ты же видишь. Безнадежность, – подытоживает Эллина с ухмылкой.
– Я, кстати, хотела найти твою тушь, – улыбаюсь, но не смотрю на нее.
– Что? Какую тушь?
Лайина подает мне воды, и я, причмокивая, с жадностью опустошаю пластиковый стакан. Затем забираю бутылку с ромом у Лизы и, раскачиваясь в проходе пассажирского салона, ухожу прочь от любопытных коллег. И откуда во мне появляются новые силы? В голове зреет план найти Даню, чтобы забрать у него визитку. Хочу попробовать себя в продажах, лишь бы мне платили. Я держусь на ногах ровно до появления лестницы, но преграда неожиданно вводит в ступор и завершает мои приключения.
Я помню сказанное коллегами: Лиза грозилась увольнением, Даня уговаривал отдать ему бутылку, Эллина строила из себя правильную, а Ина просила остановиться в бунтарствах и подумать о себе.
– Мне не нужна эта чертова работа в «КиЛайн», я ненавижу отцовскую фирму, которая отняла у меня родителей.
Мои руки обвивают шею Дани. Приятно найти опору.
– Что теперь будем делать?
Я узнаю хриплый голос врача позади себя.
Каким образом я поднялась по лестнице, не помню, но сейчас мы находимся в кухне второго этажа.
– Место будет моим! – Я имею в виду новую работу.
Мой до боли уставший голос пытается звучать красиво и ровно, но слова вяло переплетаются между собой.
– Ничего не может быть твоим только потому, что ты дочь управляющего, – ядовито отрезает всезнайка Ромео.
– Ты никогда не был и не будешь на моем месте, жалкий врачишка, – со всей силы дую на свесившуюся прядь своих волос.
Даже в таком состоянии я могу разглядеть маленькую полоску на переносице угловатого лица. А может, дело в том, что Рома стоит достаточно близко ко мне.
– Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Может быть, я завтра пожалею об этом, но сказать все же стоит. Боже, я теперь бодрая алкоголичка, – поражаюсь своей способности стоять на каблуках и теперь уже говорить почти без запинок. – Вы все здесь горячо уважаете моего отца, но этот мужчина уже давно живет двумя жизнями. Одна нога здесь, другая где? В Италии!
Я улыбаюсь во все зубы и не сразу замечаю подошедшую Эллину. Она что-то пытается сказать, но моя речь слишком напористая. Я сжимаю ладони в кулаки и продолжаю во всю мощь:
– И сегодня он не во Франции, где решает вопросы компании, он у своей лю-бов-ни-цы в Риме, – тяну я как можно громче. – И самое паршивое во всем этом, что я все равно хочу ему понравиться. Мне нужно выслужиться перед ним. Я должна получить одобрение, что я молодец, что мне не надо больше биться головой об стену. Жизнь стала бы проще, она бы заиграла высокими нотами. Если бы я точно знала, что заслужила это гребаное расположение.
Взгляд опускается на носки туфель, в кухне воцаряется тишина.
– Но сейчас такая дочь ему не нужна, пьяная. Только трезвая и исключительно правильная.
– Кристин, – отрывает меня Даня от грустных речей. – Я всегда готов тебя выслушать, но сейчас предлагаю тебе поспать в бизнес-классе. Он почти пустой сегодня.
– Не пойдет, – мотаю головой в отрицании и одариваю друга милой улыбкой. А в следующую секунду вываливаюсь из кухни и направляюсь на первый этаж. Туман в глазах рассеивается, но остается безумие. Интересно, есть ли выход из депрессии, если мне здесь даже в окно проблематично будет выпрыгнуть?
Нужно наказать отца – это значит рассказать миру о его интрижке, ведь не одна я должна все время краснеть перед журналистами. Почти весь эконом-класс заполнен пассажирами, кто-то да снимет видео моей речи через интерфон. Беру трубку, зажав кнопку, чтобы начать рассказывать правду, но меня хватает Рома и уводит в переднюю кухню. Больше я не вижу пораженных глаз зрительского зала, как и не слышу оваций. Передо мной бурлит химическая туалетная жидкость голубого цвета, уносящая последствия моего банкета возле коммерческой телеги.
Глава 9
Роман
– Почему я должна помогать ей? Ты же видел это представление. Сто процентов, кто-то из пассажиров успел снять на телефон ее поведение. У нее большие проблемы, зачем тебе с ней связываться? – недоумевает Эллина, ведь нам пришлось тащить Кристину до машины.
– Мне нужно отвезти ее к себе домой, к Полинке не получится.
– Не нравится мне, что какая-то девка будет ночевать у тебя. А как же ее подруга?
– У Ины заболел ребенок. Этот вариант отпал сразу же, когда наш самолет приземлился и ей позвонили сообщить об этом. Я должен помочь.
– Это из-за ее отца? Ты прислуживаешь ему.
– Эль, это ревность? Предлагаю другой вариант – мы отвезем ее к тебе домой, – прицеливаю взгляд, отрывая руки от руля. – Попрактикуешься в налаживании хороших отношений. Вдвоем вы точно не соскучитесь.
– Ты с ума сошел, – мотает темными кудрями Эллина. – Да мы убьем друг друга раньше, чем переступим порог лифта моего дома.
Девушка стягивает с себя аметистовый шарф и оглядывается на спящую пассажирку. На заднем сиденье тихонько посапывает Багрова – беда, свалившаяся на наши головы.
– Я почти уже не сплю и слышу вас, – внезапно пробуждается и мотает головой эта алкоголичка, потирая виски и глядя в потолок автомобиля. – Кольца Сатурна однажды показались мне удивительным явлением, когда я впервые увидела их через большой оптический телескоп еще в университете. Сейчас мне совершенно не хочется видеть перед собой смесь льда и пыли.
– У тебя уже горячка, – вздыхает Эллина, прислоняясь к окну.
– Мне так здесь неудобно… – мямлит Кристина.
– Твое поведение может наложить досадный штамп на авиакомпании твоего отца. – Эллина, кажется, нервничает.
Девушка покусывает губы – однажды она предположила, что мне нравится, когда она так делает.
– Как ты можешь так себя вести? – продолжает моя спутница, выкрикивая, и ее темные кудри недовольно подпрыгивают.
– …здесь лежать… – договаривает Кристина, пытаясь усесться. – Спина превратилась в палку. Я где вообще?
– Ты в машине, не видно? Эль…
Девушка хлопает дверью, когда мы останавливаемся, и скрывается в подземном переходе.
– Психанула? Ты ее наконец-то послал? – бурчит пассажирка, прикрывая лицо ладонями.
Ничего не отвечаю. Бежать за Эллиной нет смысла, мне нужно отвезти горе-стюардессу домой, чтобы у ее отца не возникло ко мне вопросов.
Всю дорогу до моего дома мы молчим. Правда, Кристина то и дело пытается поговорить. Сначала она рассказывает о подкрадывающейся боли в виске, но с диагнозом долго колеблется. В конце концов, Багрова решает, что у нее мигрень. Потом я выслушиваю, как отец закрыл ее счета, которые, впрочем, ей и не принадлежали. А когда я включил музыку, моя попутчица попросила выключить проигрыватель и дослушать ее мысль.
– Остановись, очень нужно выйти. – Просьба прерывает рассказ о несчастной судьбе.
– Ну конечно, – недовольно бурчу и включаю аварийный сигнал на обочине трассы.
На свежем морозном воздухе Кристину снова выворачивает. Дорожный знак служит ей опорой.
Пальто, которое Кристина никак не хотела накидывать при выходе из самолета, мне пришлось надевать на нее сквозь бесконечные протесты. Эллина дала понять, что ей не нравятся мои ухаживания за дочерью босса. Однако это делается с благими намерениями. Я не могу пустить ситуацию на самотек и доверить Багрову кому-то еще.
– Тащить меня к себе домой я не просила – к сведению. Я живу…
– У тебя нет своего дома. Ты рассказала об этом несколько минут назад.
Лифт, в котором мы едем, медленно меняет цифры этажей.
– Мой пьяный вид оставляет желать лучшего, – смотрит девушка в зеркало позади меня, вытаскивая из прически шпильки. Светлые волосы волнами падают на плечи.
– С этим охотно соглашусь, – говорю в ответ, ожидая очередную смену цифр.
– Твои комплименты поднимают настроение. Ты, как всегда, джентльмен. Это она наконец тебя послала. А не наоборот. Эллина – божий одуванчик в сравнении с тобой.
– А кто везет тебя в теплое гнездышко? Оставил бы в сугробе возле самолета.
– Тебе совестно перед моим отцом. Стыдно будет смотреть в глаза, если бросишь меня где-нибудь нетрезвую.
Смиряюсь с правдой, мечтая поскорее попасть домой. А Кристина рассматривает мой профиль, облокотившись о поручень и, кажется, ее не смущает тот алкогольный «аромат», который она источает.
Первым делом, когда мы входим в мою квартиру, Багрова направляется к дивану и благополучно устраивается на нем. Я ставлю заряжаться телефон. Несколько сообщений от Эллины так и остаются непрочитанными. Временно не буду открывать мессенджер, ведь моя девушка явно накатала не самые ласковые сообщения по поводу сложившейся ситуации. Лучше отвечу позже, когда все уляжется. Эллина в последнее время сама не своя из-за наших отношений.
Я иду принимать душ, потом проверяю пустой холодильник, который мной никогда и не наполняется, и решаю спуститься за продуктами. Войдя обратно в свое логово, я обнаруживаю Кристину с отпаривателем в руке.
– Что ты делаешь? Положи это.
– Не могу, в твоем доме полтергейст.
– Интересно. Как ты это поняла?
Тихонько ставлю пакеты на пол и пытаюсь понять, что имеет в виду эта безумная девушка.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
Она все еще держит отпариватель на уровне головы. Сейчас девушка вовсе не напоминает высокомерную стюардессу. На ее лице читается явная обеспокоенность ситуацией.
– Хочу. Наверное. Но сначала разберемся с привидениями. Кто у тебя тут живет? Если это какая-то змея, о чем ты меня должен был предупредить…
– Скорее всего, ты имеешь в виду Фломика, – догадываюсь я.
– По твоему мнению, фломастеры умеют шуршать?
Улыбаюсь, осознавая, что ей все еще страшно от непонимания.
– Что конкретно обитает у тебя под шторами? Говори быстро, иначе я буду защищаться, как только раскрою занавеску.
– Кристин, он тебе понравится, но с оружием лучше к нему не подходить, может и схватить.
– Рома! Какая это змея? Удав? – Кристина издает визг и забирается ногами на диван. Эмоции страха на лице переплетаются с недовольством.
– Змеи умеют ползать по высоким поверхностям, – после озвученного известного факта девушка прячется за моей спиной.
– Если ты это не уладишь, я вскарабкаюсь на тебя! Я не шучу, Ромео.
– Теперь я знаю, чего боится бесстрашная Кристина Багрова, – смеюсь, но будто вижу в ее синих глазах пугающего морского кракена8. Ей совсем не до шуток.
– Можно я просто закроюсь в твоей спальне, пожалуйста?
– О, ты даже стала воспитанной.
– Если будешь издеваться, я и тебя огрею этим отпаривателем. – Она оценивающе глядит на свое оружие. – Нормально ударить им не получится, слишком крупная жертва мне досталась.
Я направляюсь к окну, отодвигаю штору и ласково приветствую своего питомца.
– Друг, знакомься, это злюка Кристи, она тоже хочет пить, но вместо воды предпочитает ром.
Кристина в недоумении стоит посреди большой комнаты.
– Это всего лишь… Черепаха, – говорю медленно. – Какой страшный зверь! Посмотри на его чудовищную морду!
– Как-нибудь я покажу тебе мою кошку, – цедит сквозь зубы светловолосая стюардесса. – Почему это чудище не в аквариуме?
– Моему питомцу вода не нужна на постоянной основе, но три раза в неделю я его купаю. Вот сейчас как раз и устроим водные процедуры.
Я аккуратно приземляю черепаху, и та начинает ползти по линолеуму, резво отталкиваясь когтями.
– Да, вот эти шорохи меня и напугали.
Оглядываю Кристину, которая убирает отпариватель. Девушка до сих пор в лётной форме. Ее одежда осталась у Полины. Сестре пришлось выехать за город для представления своих десертов в одном кулинарном конкурсе. А тетя Света на работе.
– Есть какая-нибудь футболка хотя бы? – открывает гостья мой шкаф.
– Собираешься осмотреть мое шмотье? А впрочем, дерзай, ты все равно не спросила разрешения.
– Твоя одежда слишком опрятная для меня. Кажется, что я ее «напитаю» чем-то несерьезным, а может быть, веселым, что точно бы тебе не помешало.
Смотрю внимательно, закрывая дверцу шкафа перед носом девушки.
– Эллина у тебя часто бывает? Притащила бы что-то женское из своего ущербного гардероба.
Тихонько двигаю челюстью, выжидая дальнейшего потока ругательств.
– Ладно, – улыбается она той искусственной улыбкой, какую я терпеть не могу. – У нее, наверное, отличные наряды, раз ты так свирепо смотришь.
Исправляется.
– Впрочем, я действительно не знаю, как одевается Эллина, ведь мы с ней видимся только на работе, где носим лётную форму.
– Могу дать халат, он теплый.
– Сойдет, – хватает девушка предложенное шмотье и, шоркая моими большими тапками, плетется в ванную.
Глава 10
Горячий пар окончательно пробуждает меня, несмотря на неприятный вкус алкоголя на языке. Хоромы ванной комнаты Ромы хороши, но я бы не отказалась вернуться в свою старенькую обветшалую квартирку у аэропорта. И у Полины дома уютно от их с мамой разговоров и веселого смеха. Здесь же мне приходится терпеть недовольную мину Романа, от которой вянут цветы.
Я промакиваю волосы вафельным полотенцем, чувствуя окончательное расслабление после истории с «полтергейстом». Никогда бы не подумала, что начну паниковать из-за какого-то нелепого скрежета за шторами. Сначала я подумала, что это алкоголь завел мои мозги в тупик. Однако шорох усиливался, и я перепугалась не на шутку, схватив первое попавшееся в руки – мини-отпариватель. Чудно, что Роман вовремя вошел в квартиру, иначе черепашонку по кличке Фломик пришлось бы устраивать поминальный вечер.
Чувствую приятные ароматы свежей еды. Желудок отчаянно урчит – он напоминает о себе более активно, чем вчера на трассе.
Большая кухня оборудована по последнему слову техники. Та же фирма варочной панели, которую я с удовольствием когда-то выбирала для своей первой квартиры в центре города, которую отцу пришлось продать. Тот же холодильник, но только белый – все здесь напоминает мой первый самостоятельный дом во времена, когда я еще не была стюардессой и не знала про отцовские похождения. Вид из окна жилища Романа уносит на несколько километров скоростной автомобильной дороги, вдоль которой пролегает заснеженный лесопарк.