Синдром Стельнова
Синдром Стельнова
25 мая 2645 год.
Закрытое заседание комиссии по состоянию здоровья пилотов.
Кабинет генерал-лейтенанта Стимпа. Сектор Вега. Планета Ю-126
19-00 по всегалактическому времени
Комната была стерильной и безликой, словно её высосали из времени и пространства. Серые стены, матовые и холодные, казались бесконечными. Массивный стол из черного композита отражал голограммы документов, зависших в воздухе, как призраки прошлых решений, за ним сидел генерал-лейтенант Стимп – высокий мужчина с каменным лицом, которое редко выдавало хоть какие-то эмоции. Его густые седые брови нависали над острыми глазами, словно скалы над морем. Он лениво смахивал голограммы документов, быстро просматривая их. Рядом сидели еще два военных, которые даже не представились.
За трибуной, стоявшей на невысоком подиуме, стоял майор Редкин – невысокий, но подтянутый психиатр с аккуратной бородкой и очками в тонкой оправе, которые делали его похожим на человека, знающего всё обо всех.
За отдельным столом сидел Дим Стельнов. После аварии лицо его осунулось, щеки впали, хотя рана на голове уже затянулась – прошло три месяца, но на лбу багровела полоса шрама. Он не знал, куда девать руки, теребя край манжет рукавов, будто ища опору в этой комнате, где каждая деталь давила на него.
Стимп резко открыл заседание, не потрудившись даже взглянуть на присутствующих. Его голос был холодным, как металл:
– Давайте начнем. Майор Редкин, объясните комиссии, что произошло с капитаном Стельновым.
Редкин сложил руки на трибуне и посмотрел на Дима с легкой тенью сочувствия. Но это было профессиональное сочувствие – такое, которое не мешает принимать жесткие решения.
– Господа, мы имеем дело с редким, но крайне серьезным случаем, – начал он спокойно, но с едва уловимой ноткой грусти. – После инцидента на корабле «Танго-13» у капитана Стельнова диагностирована пространственная агнозия. Это состояние, при котором мозг теряет способность адекватно воспринимать трехмерное пространство. Это не физическое повреждение зрения или слуха, а именно нейропсихологическая дисфункция.
Дим опустил голову, продолжая теребить рукава.
– В чем заключается это расстройство, поясните, – приказал генерал-лейтенант.
– Простыми словами, человек не может видеть звезды. Они словно плывут, сползают с их мест. И пространство вокруг корабля как будто давит, меняет форму. Пациенты с такой дисфункцией не могут это контролировать. Пространственная агнозия – это расстройство, которое затрагивает способность мозга воспринимать и обрабатывать трёхмерное пространство, особенно в условиях, где нет опорных точек или знакомых ориентиров.
Дим еще больше опустил голову.
– Как проявляется эта агнозия? – уточнит генерал-лейтенант.
– Космический корабль движется в трёх измерениях одновременно, постоянно меняя своё положение относительно окружающей среды. Это требует от пилота мгновенной обработки огромного количества данных о скорости, направлении, гравитационных полях и других факторах. Для него такая нагрузка становится невыносимой: его мозг просто «зависает», когда пытается совместить все эти переменные. Капитан Стельнов испытывает то, что можно назвать «пространственным ступором». Его мозг отказывается обрабатывать информацию о положении объектов в трехмерной системе координат. Это приводит к полной дезориентации, панике и потере контроля над ситуацией.
Стимп медленно повернулся к Диму, его взгляд был холоден, как ледник. Он говорил ровно, без эмоций, но каждое слово падало как удар молота:
– Пилот, который теряет ориентацию в космосе, – это не просто риск для себя. Это риск для всего экипажа. Для корабля. Для миссии. Вы понимаете, что я говорю?
Дим встал, сжал кулаки и спрятал их за спину, стараясь сохранять спокойствие. Его голос чуть дрогнул:
– Да, господин генерал. Я все понимаю. Но…
Редкин мягко перебил его, хотя в его тоне чувствовалась твердость:
– Позвольте мне закончить, капитан. Условия дальнего космоса требуют от пилотов максимальной концентрации и точности. Пространственная агнозия – это не болезнь, которую можно вылечить. Это состояние, вызванное перегрузкой нейронных связей в условиях длительного воздействия космической среды, по нашему мнению. Мы провели множество тестов, включая моделирование полетов в виртуальной реальности. Реакция капитана Стельнова неизменна: он теряет контроль уже на третьей минуте полета.
– Я тренировался. Я пытался. Я проходил все тесты снова и снова, – Дим опустил голову, его голос стал сдавленным.
Редкин посмотрел на него с легкой болью в глазах, но его слова были неумолимы:
– И ваши старания достойны уважения. Но, капитан, ваш мозг больше не может справиться с нагрузкой. Это не вопрос желания или силы воли. Это физиология.
Стимп резко ударил ладонью по столу, заставив всех вздрогнуть. Его голос прозвучал как приговор.
– Хватит! Мы здесь не для того, чтобы обсуждать медицинские подробности. Майор Редкин, ваш вывод?
Редкин выпрямился, его голос стал четким и официальным:
– Капитан Стельнов не может продолжать службу в качестве пилота дальней разведки. Его состояние представляет прямую угрозу для безопасности полетов.
Стимп перевел взгляд на Дима, его голос был холоден, как лед:
– Капитан, вы слышали заключение специалиста. Ваши документы будут переданы в отдел кадров для оформления отставки. Вы больше не можете находиться за штурвалом. Это окончательное решение.
Дим медленно поднял голову. В его глазах боролись гнев и отчаяние.
– Господин генерал, я прошу хотя бы назначить меня на административную должность. Я могу быть полезен. Я знаю технику, знаю процедуры, я…
Стимп перебил его, не дав договорить. Его тон был безжалостным.
– Никаких «но». Ваша служба окончена. Вы получите пенсию и рекомендации для гражданской работы. Комиссия закрыта.
18 апреля 2648 год.
Планета-аэродром «Гамма-А16».
7-15 по местному времени
– Вы получите пенсию и рекомендации для гражданской службы, – до сих пор слышал в своей голове Дим. Он часто вспоминал тот день, когда его уволили на гражданку.
– Внимание! Вы превысили скорость! Столкновение через пять-четыре! – взвыли электронный голос.
Мужчина внезапно вернулся в реальность и вывернул рычаг, одновременно нажимая на тормоз. Подметальщик точно выполнил маневр, еще никто не жаловался на технику корпорации АО «Заслон». Остановившись около только что приземлившегося транспорта, Дим вышел из кабины, чтобы осмотреть космолет – именно ему придется отправить сюда нескольких роботов – заправщиков, обработчиков корпуса от наледи, а также грузчиков.
Из открывшейся двери вышел Стен, его бывший второй пилот, а ныне командир корабля, с которым он и попал в ту злополучную аварию, после которой врачи диагностировали у него психическое расстройство.
– Дим, что, решил в космос на подметальщике выбраться, если за штурвал не пускают? – захохотал Стен. – Смотри, Энди, плюхнул космолет на пузо, а теперь пытается взлететь.
В дверях показался коренастый и неуклюжий Энди – второй пилот Стена, который всегда что-то жевал. Вот и сейчас его лицо было вымазано кремом из эклера, от которого он откусил практически половину.
– Стенли, братан, понимаешь, некоторым не дано летать. Не да-но, – протянул он. – А некоторым, например, ежам, можно летать только после пинка. Предлагаю пнуть его, он и выйдет на орбиту.
– Только попробуй, подойди, – прошипел Дим.
Он уже устал от подобного отношения к нему на аэродроме. Пилоты считали себя элитой общества, еще бы, они возили «звездный углерод» – уникальную форму углерода, которая формируется в ядрах астероидов под воздействием высоких температур и давления. По сути, это – чистая форма энергии, заключенная в твердом веществе. «Звездный углерод» формировался только в самых древних астероидах, которые формировались вблизи звезд. Это был идеальный источник энергии для колоний на других планетах, с его помощью можно создавать сверхпрочные материалы для строительства космических станций, а еще из него делали «вечные батареи», на которых и летали космолеты, работала вся техника в мире.
– Не трогай его, заразит еще нелетуном, – презрительно бросил Стен. Он терпеть не мог Дима, после аварии его тоже отстранили от полетов на полгода, ему пришлось проходить все тесты и комиссии. Так как он был признан годным, то лицензию пилота ему вернули, но злость у него осталась, почему-то только на бывшего напарника.
Дим запрыгнул обратно в подметальщик и отправился в свой гараж готовить роботов для обработки корабля.
– Заправь до полного бака корабль, – проорал ему вслед Стен.
18 апреля 2648 год.
Планета-аэродром «Гамма-А16».
14-37 по местному времени.
«Гамма-А16» была не просто планетой – она казалась искусственным порождением человеческой жадности и амбиций. Вися на окраине исследуемого космоса, в зоне пересечения нескольких торговых маршрутов, она стала ключевым узлом для логистики «звёздного углерода». Её пейзажи были холодными, климат – суровым, но именно здесь решалась судьба технологического прогресса всей галактики.
На «Гамме-А16» никогда не наступала ночь. Три массивных искусственных спутника, вращающиеся вокруг планеты, создавали непрерывное освещение. Их свет, мягкий и ровный, лился с неба, словно вечный рассвет. Это решение было продиктовано необходимостью – здесь не существовало естественного солнца, лишь тусклые отблески далёких звёзд, которые едва пробивались сквозь толщу космической пустоты.
– Мы живём под фальшивым солнцем, – часто шутили техники.
Но это была горькая правда. Без постоянного освещения работа на планете была бы невозможна. Корабли прибывали и отправлялись в любое время, а «звёздный углерод» требовал немедленной обработки после доставки. Каждая минута промедления могла стоить целой партии материала, который начинал деградировать при малейшем сбое условий хранения.
Искусственный свет не только поддерживал работу, но и создавал иллюзию нормальности. Люди, живущие на «Гамме-А16», адаптировались к бесконечному дню, хотя многие, просыпаясь посреди «ночи», всё равно чувствовали лёгкую тревогу, будто что-то важное ускользает из их жизни. Словно сама планета напоминала им о том, что они здесь чужие.
Но этот свет был не просто функциональным решением. Он был символом человеческой воли – воли к тому, чтобы покорить даже самые негостеприимные миры. Здесь, на «Гамме-А16», люди научились жить без тьмы, без отдыха, без передышки. Они научились жить ради будущего.
Если подняться на один из спутников и взглянуть вниз, то аэродром выглядел как паутина из металла и камня, раскинутая по поверхности планеты. Его территория занимала 500 квадратных километров, и каждый метр этого пространства был задействован. Аэродром был живым организмом, где каждая деталь имела своё предназначение.
Десять взлётно-посадочных полос, широких и прочных, как спины древних космических левиафанов, прорезали поверхность планеты. Покрытые сверхпрочным материалом, они выдерживали даже самые тяжёлые корабли, нагруженные «звёздным углеродом». На каждой полосе работали системы автонавигации, помогающие пилотам находить точку приземления даже в условиях сильных ветров или магнитных возмущений. Эти системы были настолько совершенны, что казались почти живыми – они предугадывали действия пилотов, словно знали их мысли.
Гигантские ангары, напоминающие стальные горы, возвышались над ландшафтом. Внутри них хранились запасы «звёздного углерода». Каждый контейнер был герметичен, окружён многослойными щитами и системами контроля температуры. Малейшая ошибка могла привести к катастрофе: углерод был нестабилен, и его разрушение могло вызвать цепную реакцию, сравнимую с ядерным взрывом. Иногда, проходя мимо этих ангаров, Дим задумывался: сколько энергии скрыто за этими стенами? Сколько судеб зависит от того, что здесь происходит?
В центре аэродрома возвышалась диспетчерская башня – высокое здание, похожее на маяк. Ее вершина светилась мягким голубым светом, указывая путь кораблям, приближающимся к планете. Отсюда координировались все полёты, от простых рейсов до сложных манёвров в условиях гравитационных аномалий. Диспетчеры работали круглосуточно, сменяя друг друга каждые восемь часов. Их голоса, спокойные и уверенные, звучали в эфире, направляя корабли через опасные участки пространства.
Технические службы были душой аэродрома. Корпорация АО «Заслон» делала не только космические корабли, но и армаду машин: подметальщиков, заправщиков, ремонтных дронов, которые сновали между полосами, выполняя свою работу. Среди них трудился Дим Стельнов, чья задача заключалась в обеспечении бесперебойной работы наземной инфраструктуры. Его подметальщик, старая модель, гудел, как усталое животное, но Дим знал каждую деталь, каждый шум. Машина стала продолжением его самого, заменив то, что он потерял – возможность летать среди звёзд.
Когда Дим выходил за пределы аэродрома, он чувствовал себя так, будто попал в другой мир. «Гамма-А16» была пустынной и холодной. Её поверхность покрывали серые и чёрные скалы, блестящие, как металлические зеркала. Они отражали свет искусственных спутников, создавая странный эффект: казалось, что планета светится изнутри, будто живое существо. Между скалами тянулись глубокие каньоны, образованные древними геологическими процессами. Их стены были испещрены трещинами, словно шрамы на теле забытого бога.
Климат был суровым: температура колебалась от –30°C до +30°C, а сезонные ветры поднимали завихрения пыли, которые затрудняли работу техники. Иногда эти ветры усиливались до ураганов, заставляя персонал укрываться в убежищах. Дим часто представлял себе, каково это – быть единственным человеком на этой планете. Что бы он делал, если бы остался здесь один? Как бы выжил в этом мире, не приспособленным для людей?
Жизнь здесь практически отсутствовала. Лишь несколько видов микроорганизмов, обнаруженных в подповерхностных слоях, указывали на то, что когда-то этот мир мог быть другим. Но теперь он был мёртв – идеальное место для технической станции, где не нужно беспокоиться о защите экосистемы. Однако иногда Диму казалось, что планета наблюдает за ними. Что-то в её безмолвии и пустоте вызывало странное чувство – будто она знает больше, чем показывает.
В нескольких километрах от аэродрома располагались модульные поселения, где жил обслуживающий персонал. Эти поселения напоминали оазисы среди каменной пустыни. Жилые модули были просторными, но функциональными. Каждый сотрудник имел собственную каюту, оснащённую минимальным набором удобств. Внутреннее освещение имитировало естественный свет, чтобы поддерживать биоритмы человека.
Рекреационные зоны были местом, где люди могли забыть о своей работе. Здесь были спортзалы, библиотеки и комнаты отдыха с голопроекторами, где можно было посмотреть фильмы или поиграть в игры. Раз в месяц организовывались праздники, на которых люди собирались вместе, чтобы отвлечься от однообразия повседневности. Дим редко участвовал в этих мероприятиях. Он предпочитал проводить время в одиночестве, размышляя о том, что привело его сюда.
Несмотря на комфорт, жизнь на «Гамме-А16» была регламентирована. Персонал работал по сменам, которые длились по 8 – 12 часов. Медицинский контроль проводился регулярно, чтобы следить за состоянием здоровья людей. Все знали, что любая ошибка может привести к катастрофе.
«Гамма-А16» была жизненно важна для всей галактики. Её стратегическое расположение делало её идеальной перевалочной базой для «звёздного углерода».
На «Гамме-А16» углерод накапливали и стабилизировали перед отправкой на крупные производственные станции. Формирование крупных партий снижало затраты на транспортировку. Орбитальные платформы, вооружённые мощными щитами и системами обороны, гарантировали сохранность груза.
Для Дима Стельнова эта планета стала новым домом, где он нашёл своё место, несмотря на потерю мечты. Здесь, среди камней и металла, он жил, оплакивая потерю мечты, ощущения полета, череды звезд за иллюминатором.
– Ты не пришел на обед! – на пороге его бокса стояла Меган – диспетчер из центра управления полетов. – Я сберегла тебе пюрешечку и котлетку, все как ты любишь.
– Я не голоден, – отрезал Дим, ковыряясь в открытом боку дрона-ремонтника.
– Хочешь! И будешь! Если ты не пройдешь медкомиссию из-за истощения, поедешь домой, будешь сидеть на крылечке и вспоминать меня. Ты же будешь вспоминать меня?
Меган была высокой девушкой, в комбинезоне диспетчера она смотрелась еще выше. Многие пилоты «подкатывали» к ней, но она всем отказывала.
Подойдя к Диму, она взяла стул и села рядом, поставив контейнеры на стол, заваленный инструментами.
– Не есть – не выход. Я знаю, они над тобой издеваются. Но ты сам выбрал работу на космодроме.
– Оставь меня в покое! – крикнул мужчина, отвертка сорвалась с винта, ткнув в микросхему, которая тут же заискрила. – Видишь, под руку говоришь.
– Дим, я прочитала все, что нашла о твоем недуге. Пока нет лечения, тебе нужно это принять, просто принять.
– Что ты понимаешь? Я хочу летать! Но не могу! Почему именно у меня? – снова крикнул он.
– В условиях невесомости мозг человека теряет привычные ориентиры, такие как «верх» и «низ». Длительное пребывание в космосе может привести к перегрузке нейронных связей, отвечающих за пространственное восприятие, – продолжила Меган. – Современные технологии позволяют пилотам видеть огромные массивы данных через интерфейсы шлемов или нейросетей. Информация о скорости, направлении, гравитационных полях и других параметрах обрабатывается мозгом в реальном времени. Такая нагрузка может вызвать «перегрев» нейронных сетей, что приводит к временной или постоянной потере способности воспринимать пространство. Ты перегорел, как твой дрон только что. Только отличие в том, что его можно починить, а тебя – пока нет. Не нашли лекарства. Ты, наверное, сам знаешь, – сказала Меган.
– Доктора также говорили, генетика, предрасположенность, перегруз, бла-бла-бла, – он достал перегоревшую плату, взял паяльник и быстрыми движениями починил ее.
– Извини, у меня смена скоро, поешь, ладно? – светлые волосы Меган переливались под искусственным светом. Дим невольно залюбовался ею, а потом заставил себя работать – такая девушка никогда не будет встречаться с ним, пилоты зарабатывали в три раза больше, уходили на пенсию в сорок лет и могли обеспечить любой королевское существование.
– Поищешь то, что я просил? – тихо попросил он.
– Ты думаешь, это как-то поможет?
– Уверен, но не могу понять, как.
– Ладно, я попробую влезть в базу, когда смогу. Ничего не обещаю, – она помахала тоненькими пальчиками и ушла.
Дим посмотрел на контейнер, покачал головой, открыл ее и, схватив котлету, с жадностью ее съел. В столовую он не ходил, пилоты были там круглосуточно, отъедаясь между рейсами, он терпеть не мог их хвастовства и болтовни о звездах и скоростях. Даже читая книгу за обедом, Дим невольно вслушивался в разговоры и думал о звездах.
Год назад он так познакомился с Меган. Голокнига – детектив «Новое дело майора Звездова» настолько его увлекла, что он тыкал вилкой в опустевшую тарелку, не заметив, что уже все съел.
– Вряд ли этим ножом разрежешь тарелку, он тупой, как сигнал связи во время магнитной бури, – услышал он приятный женский голос. – Не против, если я сяду за твой столик?
Дим поднял глаза – рядом стояла красивая шатенка в форме диспетчера.
– Конечно, – ответил он, засуетился и чуть не уронил стакан с компотом.
Девушка поставила поднос, расставила тарелки, улыбнулась и спросила:
– Хочешь мою котлету? Выглядишь, как будто не наелся.
Дим понял, что за чтением его мозг не сообразил, что насытился – он до сих пор был голоден.
– Нет, – гордо ответил мужчина.
– Как хочешь. Что читаешь?
– Про майора Звездова. Новое дело, – смутился Дим.
– Про черных астроархеологов? Дашь почитать?
– Дам.
– Кстати, меня Меган зовут, я только прилетела, – вдруг сказала девушка.
– Дим. Стельнов. Техник. Подметальщик. Не пилот, – ответил он.
– Я слышала про тебя.
Вот уже год как они дружили, хотя Дим часто ловил себя на мысли, что влюблен в девушку.
18 апреля 2648 год.
Планета-аэродром «Гамма-А16».
23-16 по местному времени
Утром Диму надо было снова выходить на смену, однако, спать он тоже не хотел – слишком часто ему снились кошмары об аварии. Походив по комнате, он встал на беговую дорожку и включил максимальную скорость. Когда мужчина уставал, ему удавалось засыпать без снов.