Во время дождя

Во время дождя
Моя жизнь как вокзал
Этот хлам на полу -
Память о тех, кто ждал здесь
Свои поезда
А тебе больше некуда ехать -
Выпей вина -
Как жестоко с моей стороны
Придумать тебя
Во время дождя
Nautilus Pompilius
Часть 1. Волчица и наездница
1
Рассвет он встретил на крыше старого здания пожарной команды. Влажная от росы, ледяная до ломоты в пальцах, коленях и пятках жесть условно привязывала к реальности. Небо удивительного, жемчужного оттенка никак не могло определиться, будет дождь или нет. Ветер стих, словно ожидая его решения.
Замерзшие руки не слушались, скобы лестницы норовили выскользнуть, тело сотрясала мелкая, противная дрожь. Перед тем, как подняться на крышу, он разулся – босые ноги лучше ощущали, куда можно ступить и меньше скользили. Теперь завязать шнурки не получилось, и кроссовки мешали бежать в полную силу, норовя слететь.
В прихожей он стянул свитер и джинсы, швырнул на пол. Босиком прошлепал в ванную, включил горячую, ледяную, снова горячую… Растерся несвежим полотенцем, вывалился в коридор. Из темного, старинного зеркала глянули совершенно сумасшедшие, горящие лихорадочным огнем глаза на исхудавшем лице.
Дрожь уступила место изнеможению. Он открыл холодильник, отсутствующий взгляд скользнул по скудным запасам, чуть дольше задержался на бутылке Leffe. Не сейчас.
Простыни в несвежести не уступали полотенцу. Он рухнул ничком, неподвижно пролежал около получаса. Сон не шел.
Смартфон задрожал и пополз к краю тумбочки. Он поймал его в последний момент.
– Дан, где тебя черти носят?
– Чего тебе?
– Вечером туса намечается в «Подлянке». Придешь?
– Не знаю.
– Зануда!
– Пока, Буз.
От усталости слегка тошнило и покачивало. Он побрел в мастерскую. Волчица смотрела с полотна как живая. Всадница, намеченная несколькими штрихами, низко пригнулась к холке. Тонкая рука отводила мешающую пути ветку.
Лучше бы он нарисовал танк. Или тигра. Или ветер.
Карандаш послушно лег в пальцы, стал их продолжением. Он знал, какое у нее будет лицо, какое выражение. Нос с горбинкой, внутренние уголки глаз опущены, наружные, наоборот, подняты. На шее небольшая родинка, скулы высокие и четко очерченные. Волосы иссиня-черные, точно вороново крыло. На руке – кожаный браслет с металлическими вставками.
Работа затянула точно в омут. Может, на час, а может и больше. Он точно умел ловить момент, когда карандаш делается чужим, непослушным, деревянным. Тотчас отступил от мольберта, выронил ненужный больше инструмент.
Она смотрела прямо в душу, испытывая и поощряя, обещая и не подпуская. Почти живая, почти настоящая. Гораздо более живая и настоящая, чем несколько часов назад.
Смарт снова зажужжал. Он невольно вздрогнул.
– Опять работаешь?
– Да.
– Придурок, ты хоть пожрал?
– Не твое дело.
– Нормальные мудилы курят травку и пьют. На крайняк ширяются и нюхают. А ты у нас эстет. Умудряешься себя гробить без помощи вспомогательных веществ, одной силой мысли.
– Все сказал?
Он нажал отбой машинально, не успев подумать. В кухне тяжело опустился на табурет, облокотился на покрытый липкой клеенкой стол. С отвращением, через «не хочу» сжевал кусок черствого хлеба с сыром. Запил водой из чайника. Прислушался к себе. Сна ни в одном глазу.
Вышел в прихожую, надел толстовку и чуть влажные кроссовки. Распутал проводки наушников.
2
Улица с трехэтажными кирпичными развалюхами постепенно сошла на нет, превратилась в узкую асфальтовую дорожку. Щедро приправленные кустарником липы придвинулись к ней вплотную. Впереди показалась стена заросшего старого парка. Не замедляя бега, Дан перемахнул через кованную, запертую на внушительный амбарный замок калитку. Теперь вместо асфальта под подошвами шуршал гравий, липы сменились дубами и каштанами.
Одним из преимуществ удаленных от столицы городов всегда была относительная дешевизна земельных угодий. В пятидесятых или шестидесятых годах прошлого столетия некий НИИ отхапал себе изрядный кусок вплотную подступающего к городской черте леса, слегка его облагородил и объявил необходимым для каких-то сверхсекретных нужд. С тех пор НИИ как-то сник, уменьшился до пары флигелей, лишился дотаций и влияния. Парк давно могли бы отобрать, присоединить к городской территории или вернуть лесу… но всем, в общем и целом, было плевать. Ну, стоит привычная с детства замшелая стена и ладно.
«Я придумал тебя придумал тебя
От нечего делать во время дождя
Пить до утра в ожидании рассвета -
Какая тоска! -
Я зажмурил глаза
И придумал тебя»
Карман толстовки завибрировал. Он нехотя передвинул ползунок.
– Бегаешь?
– Нет. Девку жарю.
– Я же слышу, что бегаешь!
– Слушай, Буз, чего ты прицепился?!
– Мне страшно за тебя. Талантливая, блин, личность загибается на ровном месте.
– Не дождешься. Никуда я не загнусь. Что я тебе, крючок рыболовный?
– Дан… можно я к тебе приеду?
А вот это что-то новенькое.
– Для чего?
– Ну, такое.
– Не темни.
– У любого организма ресурсы рано или поздно заканчиваются. Я видел тебя на выставке. Ты на сколько в минус ушел? Килограмм на десять? На тебя смотреть страшно! Давай, я приеду, нажремся и спать завалимся. Могу телочек подогнать каких скажешь.
– Буз, ты русский язык понимаешь?
– Ладно, ладно. Скажи хоть, откуда ты взял эту зеленоглазую на картине?
– Приснилась.
– Не врешь? Я бы ее тоже… порисовал.
– Не вру.
– Насчет вечера не передумал?
– Нет.
Он привычно свернул направо, подальше от главного корпуса. Миновал заросший седой осенней травой фонтан и покосившуюся беседку. Сбежал по лесенке в несколько ступеней, пересек заброшенную вертолетную площадку с полустершейся буквой «Н» в центре.
«Что мне делать с тобой?
Что нам делать теперь?
Звонок прозвенит – откроется дверь
Ты войдешь в этот дом
И останешься в нем навсегда
У тебя больше нет никого
Кроме того
Кто придумал тебя»
За площадкой цивилизация практически сходила на нет. Растрескавшиеся, с проросшими тут и там сквозь покрытие пожухлыми одуванчиками дорожки терялись в густом кустарнике, петляли, встречались и разбегались вновь. Перепрыгивая через лужи и поваленные стволы, он углублялся все дальше.
До небольшого, заасфальтированного с непонятной целью пятачка он добрался примерно через полчаса. Взмокший, разгоряченный, полностью растворившийся в мелькании веток, каплях воды и стылом осеннем воздухе. Выключил музыку, отдышался, выполнил комплекс упражнений, несколько раз отжался и подтянулся на горизонтально нависающей над тропинкой дубовой ветке. Походил, остывая. Сел, как получилось, в позу лотоса, соединил подушечки больших и указательных пальцев. Запрокинул голову, закрыл глаза.
Энергия ци, как духовная, так и физическая, понемногу восстанавливалась.
3
Он очнулся от того, что боль в затекших ногах и спине сделалась невыносимой. Зашипев сквозь стиснутые зубы, попробовал встать и едва не упал. Теперь его буквально колотило от холода, влажная майка прилипла к коже точно полиэтилен. «Вот тоже, флагеллант нашелся», – пробормотал с насмешкой над самим собой.
Присел несколько раз, разминая затекшие конечности, и потрусил обратно. Сумерки неумолимо сгущались, под деревьями сделалось совсем темно. Минуту он колебался, включить ли фонарик. Не стал. Просто прибавил ходу. Уже неподалеку от калитки проскочил невидимой тенью мимо группки подозрительных личностей, сбился с дороги и штурманул стену там, где она сохранилась похуже. Обдирая в кровь замерзшие пальцы, скатился вниз и, не сбавляя скорости, направился к дому.
Смартфон сбил его с темпа метров через пятьсот.
– Заколебал! Чего тебе?!
– Добрый вечер, Богдан.
– Простите, Владлен Иосифович, думал друг звонит.
– Как наши дела?
– Эскиз почти готов. На следующей неделе, вероятно, смогу показать.
Эскиз давно готов. И картина по нему начата без согласования с заказчиком.
– Но персонаж будет тот же, как договаривались?
– Да.
– Отлично, отлично. Что ж, тогда до следующей пятницы? Или, может, до среды?
– До среды могу не успеть.
– Жаль, Лизонька как раз будет в городе, она хотела глянуть, что получается. Но нет так нет.
– До свиданья, Владлен Иосифович.
– Доброй ночи, Богдан.
Часть 2. Одиночество ожидания
4
Дома он заставил себя вскипятить чайник. Насыпал в кружку заварки. С опаской заглянул в кастрюльку с рисовой кашей и проглотил пару ложек.
Остановился на пороге мастерской.
Эскиз он оставит себе. Покажет и оставит. Без вариантов. А вот как быть с картиной? Волчицу отдать легко. А наездницу?..
В дальнем углу, под наброшенной мешковиной, затаилась ведьма с тоскливыми зелеными глазами и волосами черными, как сама ночь. Сестра-близнец оседлавшей волчицу девушки. Это ее приметил на выставке Владлен и хотел приобрести прямо на месте, тотчас, за любую сумму.
Холодное «не продается» его не остановило, а лишь раззадорило. В итоге они сошлись на ином сюжете, но с тем же персонажем. Тогда казалось, что ничего страшного в этом нет. Теперь уверенность понемногу таяла.
На балконе дремал забытый, неловко притулившийся в углу велосипед. Запыленная мумия некоего растения в кадке тихонько шуршала на ветру. Снизу ей вторили невидимые в темноте липы. Обманчиво-уютно светились окна в доме напротив. Остро пахло прелым листом, землей и дождем.
Он долго стоял, задрав голову, вцепившись в мокрые перила. Водяная пыль освежила горящее лицо, сделала влажными руки и футболку.
Забытый в комнате смарт заунывно жужжал, ползая по столу.
– Слушай, а может это все из-за аварии? Может, как мозги растрясло, так они на место и не встали?
На заднем плане гулко ухало, бубнили голоса, смеялись девицы.
– Буз, хватит пить.
– Щас! Мы только начали!
– Ты знаешь, мне надо закончить начатое.
– Знаю. Но, по-моему, ты слишком увлекся. Нет, ну правда, до больницы все было норм, а после… Сначала пропал на две недели, теперь вообще…
– Что вообще?
– На всю голову. Рисуешь, рисуешь, рисуешь… бегаешь еще. В кабак не пришел, пиво не пьешь, с девчонками… ну, про них только скорбно молчать осталось. Про тебя тут спрашивали, кстати. Такая, крашеная под енота.
– Буз.
– Вот мы сейчас с ребятами нажремся как следует и придумаем, как тебя обратно в человека превратить. Виток, вон, советует…
– Буз. Пока.
Сразу после аварии его волновало только одно – целы ли руки. Хотя бы правая. И глаза. Хотя бы один. Чуть позже стало волновать совсем иное.
5
С полчаса он пробовал работать с фоном. Сделал подмалевок, начал прорабатывать… и почти сразу понял, что «не зашло». Тщательно вымыл кисти. Немного подумал и начал одеваться.
На улице окончательно стемнело. Дождь стучал по капюшону, непонятным образом просачивался за воротник, и очередная футболка делалась все более мокрой. Нужен огонь, тепло, гул голосов, может быть музыка и живые люди. Благодушные, расслабленные выпивкой и общением. Обязательно незнакомые, которым нет до него дела.
Он дошел до соседней улицы, свернул направо, миновал моргающую светодиодами витрину с огромной пенной кружкой и надписью «Воблянка» наискосок. Кабак, неизменно именуемый приятелями «Подлянкой». Где-то там, в недрах, нажирается интеллектуальная элита в лице талантливых айтишников и неплохих мужиков, Буза, Тохи и Витка.
Поворот налево, пересечь бульвар, нырнуть в подворотню. Тусклый фонарь над входом, никакой вывески, узкая лесенка вниз. Массивные деревянные балки, дубовые бочки вдоль кирпичных стен. Барная стойка из половины ствола какого-то экзотического, искривленного, небрежно ошкуренного растения. Заведение именуется «Два подвала», и знает о нем далеко не каждый.
Дальний зал с камином, небольшой квадратный стол в углу под низким сводчатым потолком. Свеча под стеклом, теплые отсветы, тихий джаз.
Он почти физически ощущал, как тает стянувшая его корка льда, как расслабляются мышцы. Одно плохо, передышка будет короткой. Как только организм хоть немного придет в себя, его скрутит с новой силой.
Пиво в таком состоянии нельзя. Колу тем более. Он попросил борщ. Ел мелкими порциями, машинально прислушиваясь к разговорам вокруг. Беззвучно постанывая и прикрывая глаза от наслаждения.
Тарелка еще не опустела, а его уже начало забирать. Расплатившись, он вернулся под дождь и побежал, хлюпая по лужам окончательно размокшими кроссовками. Сначала быстро, затем медленнее – давала о себе знать многодневная усталость.
Мимоходом вспомнил, как Челентано в «Укрощении» рубил дрова и криво усмехнулся.
Сквер, проспект, бульвар, отраженные в лужах дома и огни, красный свет, визг тормозов и отборная ругань. Вот только этого еще не хватало!
Кошка, шарахнувшаяся из-под ног. Пьяная, разудалая компания. Выглянувшая ненадолго луна, отблеск воды под мостом. Церковь с крошечным, горящим словно маяк окошком. Центральный парк, полнящийся тенями, ветром, шелестом и запахами…
Разряженный смартфон показывал половину четвертого утра, когда он, наконец, почувствовал, что силы на исходе и повернул к дому.
6
Он все-таки нарвался. Не помогли скорость, темная куртка и бесшумные кроссовки. Трое отклеились от стены в подворотне с классическим «пацанчик, дай прикурить». Не дожидаясь продолжения, он метнулся в сторону, избежал подножки… и поскользнулся. Схлопотал под дых и в челюсть. В глазах потемнело.
То, что гнало его через весь город, не позволило упасть. Тело припомнило школьные драки и пару лет занятий айкидо, включилось почти независимо от разума.
Он продержался минуту или две. Главным образом потому, что в бой вступил лишь один из троих. Вступил, к сожалению, жестко и профессионально. Остальные, озадаченные неуступчивостью жертвы, только комментировали и советовали. Затем к первому присоединился второй, и Дан понял, что шансы на то, что наездница останется недописанной, начинают стремительно расти.
Вариантов намечалось два. Тихо лечь, понадеявшись, что поглумятся, обшмонают, но убивать не станут. Или барахтаться.
Выбрав момент, он шагнул назад. Нож-выкидушка словно сам собой появился из рукава. Свет фонаря скользнул по лезвию.
Установилась нехорошая тишина. Зачинщики конфликта оценили стойку, не профессиональную, но вполне похожую на настоящую.
– Ну, бл…, мужик, ты ваще, – разочарованно протянул тот, кто просил прикурить. – Ну, ты иди себе, иди, отмороженный, кто тебя трогает?
Руки тряслись настолько, что половина бутылочки с перекисью разлилась на пол и в раковину в ванной. Впрочем, на ссадины тоже что-то попало. Кажется.
В спальне он забился под одеяло, включил нотик, долго перебирал фильмы, в итоге запустил «Чужой: Завет» и бездумно уставился в экран. Кто-то кого-то жрал, кто-то от кого-то убегал, кто-то звал на помощь. Помощь так и не пришла.
7
Когда он проснулся, по подоконнику мерно барабанил дождь. Серая хмарь затянула небо насколько хватало глаз. Забытый в кармане куртки смартфон трагически умер несколько часов назад. Часы на тумбочке показывали второй час, время обеда.
Ныли содранные костяшки пальцев и колено, левый глаз плохо открывался, боль в правом боку намекала на сломанное ребро. Зато впервые за много дней он чувствовал себя почти спокойно.
Со страшной силой тянуло работать. Он сварил кофе, отгородился от мира наушниками. Избегая смотреть на свое творение, тщательно подготовил кисти, краски, палитру. Некоторое время стоял закрыв глаза, собираясь с мыслями.
«Ты стоишь у порога в белом плаще
С черных волос на паркет стекает вода
Слишком поздно пытаться
Тебя придумать назад -
Твои тонкие пальцы лежат
На кнопке звонка»
Мазок, еще один. Удачный. Очень. Глаза не изумрудные как у ведьмы. Светло-зеленые, точно болотная трава. В них отражаются ветви деревьев, лесные тени и полумрак. В них читается Судьба.
Слегка устав, он занялся шерстью волчицы, затем проработкой фона. Незаметно начало смеркаться. Только тогда он спохватился, что Буз не звонит уже целые сутки. На всякий случай проверил – ноль пропущенных звонков. Отлично. Ребята как следует отдохнули и занялись делом.
Пощупал бок, поморщился, выглянул в окно. Дождь вроде утих, но не окончательно. Почти сутки он не покидал квартиру. Значит, не уснуть.
Усиливающееся беспокойство гнало прочь от дома, заставляло наращивать темп. Бег выматывал, успокаивал, приводит мысли в порядок. В такую погоду криминал большей частью прячется по квартирам, подъездам, беседкам и кабакам. Вчерашнее невезение – подтверждающее правило исключение. А с Владленом надо что-то решать. Наездницу он теперь точно не получит. Ни за какие деньги.
Домой он вернулся за полночь. Мокрую одежду долой. Душ. Несколько ложек липкой рисовой замазки. Чай. Немного отдыха.
Темнота в мастерской манила и притягивала. Смутные тени, отраженный уличный свет, глубина и тайна. Все сильнее казалось, что та, зеленоглазая, давно покинула холст и притаилась среди запыленных мольбертов, табуреток и рулонов холста. Иллюзия настолько им завладела, что он крадучись прошел на кухню, зажег свечи на столе и холодильнике и тихонько позвал:
– Выходи.
«Так сходят с ума», – подумал равнодушно.
Минута, другая. Переменчивые, живые отсветы, тишина. Никогда, никогда с ним такого не было.
«Никогда и вот опять».
Все-таки он заснул. Прямо на стуле в кухне.
Часть 3. Ведьмин квест
8
Дверной звонок грянул в тот зыбкий час, когда за окном еще царит кромешная тьма, а дело неудержимо движется к рассвету. Одна свеча догорела, вторая неуверенно помаргивала, собираясь последовать примеру первой.
Он с силой провел ладонью по лицу, отгоняя сонную одурь. Бесшумно прокрался к двери, заглянул в глазок.
По ту сторону хрупкая невысокая фигурка прислонилась, словно в изнеможении, к не слишком чистой стене парадного. Лица практически не видно в стылом, тусклом свете лампочки. Темные, спутанные, мокрые волосы. Вероятно, светло-бежевый, насквозь промокший плащ.
Его шатнуло, сердце пропустило удар. По телу пронеслась огненно-ледяная волна, сон сняло как рукой.
– Вы к кому? – спросил и не узнал собственного голоса.
– К тебе.
Она подняла, наконец, голову. Травянисто-зеленые тоскливые глаза волчицы глянули прямо в душу.
Плохо соображая, что делает, он крутанул барашек защелки, рванул дверь на себя. Если она не одна…
Ночная гостья не спешила зайти. Стояла, по-прежнему опираясь о стену, не сводя с него глаз, давая себя как следует рассмотреть. Он посторонился.
– Заходи.
– Спасибо.
Голос низкий, с легкой хрипотцой, такой, как ему запомнилось. Она шагнула от стены… и начала медленно оседать. В первую секунду он растерялся, затем подхватил промокшее до нитки, почти невесомое тело. Она не сопротивлялась и не помогала. Лишь сделала слабую попытку обнять его за шею.
Захлопывая дверь ногой, он испытал мимолетное облегчение: все-таки одна.
В спальне положил девушку поверх покрывала. Промокнет, ну и черт с ним. Накрыл ладонью ледяные, безжизненные пальцы. Она смотрела спокойно и внимательно, будто в происходящем не было ничего необычного.
– Нужен врач?
Легкое покачивание головы.
– Со мной всё в порядке, просто устала.
– Значит, это все-таки был не сон, – он не знал, к кому обращается, к ней, к себе, или вовсе ни к кому конкретному.
Губы незнакомки изогнулись в намеке на улыбку.
– Как видишь, нет.
– Что случилось?
– Долго рассказывать, но…
– Что?
– Мне нужна твоя помощь.
– Вот как.
– Послушай… я понимаю, сейчас ночь и ты ничего обо мне не знаешь. Я свалилась, как снег за шиворот и прошу нездешнего, но…
– Что именно требуется?
Невеселая усмешка.
– Пока не знаю.
– А когда узнаешь?
– Скоро.
– Что ж, если помощь не требуется сию минуту, может пока перекусим, и ты расскажешь что-нибудь о себе?
Она неуверенно кивнула, продолжая внимательно его разглядывать. Под этим взглядом мысли путались, ни одна не желала додумываться до конца. Он поднялся, неуклюже запнувшись о край ковра. Полез в шкаф, не до конца уверенный, что там осталось хоть что-нибудь чистое.
– Для начала – как тебя зовут?
– Кейт.
– Значит, Катя.
– Нет. Кейт – это именно Кейт.
– Отлично. Кейт. А я Богдан, – он на секунду обернулся. Гостья по-прежнему не сводила с него глаз. – На случай, если ты не в курсе. Можно Дан. Вот, держи.
Он кинул на кровать свитер и джинсы. Старенькие, но, по крайней мере, стираные.
– Переодевайся и приходи на кухню.
– Спасибо, только… я не знаю, сколько у меня времени.
– До чего?
– До того, как они сообщат, где искать ключ.
– А его важно найти?
– Или я его найду. Или умру.
Зависнув на пару секунд в дверях, он медленно повернулся, тщательно взвешивая слова произнес:
– Отличное начало сказки. С нетерпением жду продолжения.
Пока он ходил за тапочками, Кейт высвободилась из мокрой одежды. Под плащом обнаружилась тонкая, насквозь промокшая рубашка. И никакого нижнего белья. Дан отвел глаза.
– До кухни сама доберешься?
– Ага.
9
Некоторое время он с сомнением разглядывал почти закончившийся коньяк и бутылку красного тосканского. Покосился на бледное, какое-то отрешенное, утонувшее в воротнике свитера личико гостьи и достал винные бокалы. В один плеснул несколько капель, другой наполнил почти до краев.
Мокрый плащ лежал у нее на коленях, будто ему не нашлось места в квартире. Дан попробовал его забрать, но она вцепилась в светлую ткань мертвой хваткой:
– Погоди, там телефон!
Дрожащими пальцами вытащила из кармана древнюю, дешевую звонилку, положила на стол рядом с собой. К вину едва притронулась, зато жадно, почти захлебываясь, расправилась с чашкой чая и попросила еще. Есть не стала, только отломила корочку да сгрызла кусок сыра. Дан, наоборот, внезапно почувствовал дикий голод и потянулся за бутербродом.
– Итак. Что с тобой случилось?
– Об этом потом. У тебя наверняка масса вопросов.
– Не без того.
– Тогда задавай.
Она отставила бокал, с ногами забралась на стул, обхватила колени руками, сжалась в комочек. Ступни у нее оказались маленькие, изящные и какие-то по-детски беззащитные.
– Ладно, начнем с простого. Ты кто? Ундина, русалка, ведьма? Появляешься ночью, из дождя, и в него же уходишь… почему ты исчезла тогда? Я пытался тебя найти, но никто ничего не видел, никто ничего не знал. Ни врачи, ни сотрудники ДПС. Я поверил, что ты мне привиделась.
– Я… так было нужно.
– Скорую вызвала ты?
Легкая заминка.
– Да.
– Та, другая девушка, которая дождалась врачей, она тебя видела?
– Там был кто-то еще? Нет, я ушла раньше.
– Сбежала. Зачем?
– Не сбежала. Просто ушла. Я опаздывала на важную встречу, а полиция, как известно, не отпускает быстро даже случайных свидетелей.
– Не слишком-то гуманно оставлять сбитого машиной человека в одиночестве.