Вне контекста

Контекст Олега

Ему вновь снилась Сильвия. В тысячный раз, а может, в десятитысячный? Не сосчитать, сколько раз он возвращался этот сон за прошедшие семь лет. «Останови машину!» – «Зачем?» – «Я выйду» – «Хочешь поговорить о том, что случилось?» – «Нет, хочу уйти!» – «В смысле, совсем?» – «Да!» – «Ты уверен?» – «Да, чёрт возьми! Останови машину, или я выпрыгну на ходу!» – «Как скажешь. Вот, уже останавливаю. Только ухожу я, а не ты. В конце концов, это твоя машина. Если тебе так лучше – я уйду и из неё, и из твоей жизни…» – «Сильвия, стой!..»

Всё же сегодняшний сон не походил на десять тысяч своих собратьев. Обычно Олег просыпался в тот самый миг, когда дверца белого «Хендая» распахивалась, впуская в салон рой снежинок, и Сильвия вскакивала с водительского сидения – какое-то реле самозащиты срабатывало в мозгу, не иначе. Сегодня он тоже очнулся, но не в явь – в ещё один сон. В том, что это именно сон, можно не сомневаться – Сильвия вновь рядом.

Женщина придирчиво окинула его взглядом, произнесла: «Олег». Не вопросительно, словно констатировала факт. Он хотел броситься к ней, крикнуть: «Да, это я! Я, дурак, клинический идиот, поверил в полную чушь! Но теперь-то я знаю, теперь всё можно исправить, теперь…» Однако это был сон, а во сне мы не всегда можем сделать – хотя бы сказать! – что хотим. Язык не подчинялся, тело не слушалось. Вместо крика – жалкое, невнятное бормотание.

Но Сильвия услышала. Во всяком случае, наморщила лоб, в уголках рта легли грустные складки. «„Теперь“ ещё не началось. Потерпи немного». Она перевела взгляд, рассматривая что-то рядом с Олегом. Тело всё так же не подчинялось, повернуть голову он не мог. Но картинка услужливо развернулась сама, давая возможность увидеть.

Собственно, что можно разглядеть во сне? Радужные сполохи, размытые очертания…

Очертания набирали резкость, радуга распалась на цвета. Олег узнал. Наверное, следовало удивиться? Но глупо удивляться во сне. Рядом стояла Наташа.

В первый миг Олегу показалось, что девушка одета лишь в бикини или вовсе голая. Он моргнул и понял – на ней тонкая бежевая туника. Короткая, едва до середины бедра. Да и то условно до середины, если считать широкую кружевную полосу, идущую по низу. Он наблюдал эту тунику дважды. Первый раз, когда Наташа, ещё не усвоившая святые заповеди дресс-кода, явилась в ней на работу, с позором была выдворена из офиса и заработала взыскание за «прогул». Её почти никто из офисных и не увидел в этом наряде. Олег увидел. И запомнил. Наташа была такая, такая… похожая на юную золотоволосую Гебу – тогда она ещё не перекрасилась в фиолетовый цвет. В общем, с туники всё началось. И чуть не закончилось – именно в ней Наташа пришла на их первое свидание, оборвавшееся по-дурацки.

«Всё верно?» – спросила Сильвия. Вопрос оказался риторическим, женщина не ждала ответа. Олег ощутил в правой руке её ладонь, в левой – ладонь Наташи. Исключительно во сне возможно видеть себя со стороны. И лишь во сне можно оказаться между Сильвией и Наташей. В дурном сне. Слова, которые хотел прокричать Олег, исчезли.

«Идём», – позвала Сильвия.

Он вновь проснулся.

Олег проснулся по-настоящему. И зажмурился от полуденного солнца. Прикрыл лицо рукой, снова раскрыл глаза.

В том, что засыпал он в родной квартире, в собственной постели, Олег был уверен процентов на двести. Но проснулся… Ха, совсем не в постели! Он сидел у ступенек деревенского домика, прислонившись спиной к стене. Брюки, рубашка, туфли – будто только что вернулся с работы. Куда вернулся?!

Олег потряс головой, силясь отогнать наваждение. Огляделся – вроде не сон, движения ничто не сковывает. Дом за спиной – деревянный, свежий и чистенький, пахнет стружкой, будто срубленный только вчера. Перед ступеньками – утоптанная тропинка. Петляет в траве, сливается с другими, бегущими от таких же деревянных домиков. А рядом на траве лежит… Наташа в той самой бежевой тунике. Руку сунула под щёку, губы приоткрыты, груди мерно вздымаются. Спит.

Олег перевёл взгляд на парнишку, что сидел на корточках в пяти шагах от ступенек. Смуглый, тёмноглазый, чёрные вьющиеся волосы просят стрижки, оливковые шорты, алая футболка с символикой турецкого флага на груди. Босой.

– Что всё это значит? – спросил Олег.

Парень улыбнулся.

– Здравствуйте. Меня зовут Илькин.

На вид ему было лет пятнадцать-шестнадцать. А может, и все семнадцать, просто комплекцией не вышел. Худенький, невысокий. По-русски говорит чисто, с едва заметным акцентом.

– Угу, здравствуй. Объяснишь, где мы?

– Это хорошее место. Тебе понравится. Ты теперь живёшь в этом доме. И – она.

Олег хотел возмутиться, но не успел. Наташа перевернулась на живот, потянулась, изящно выгнув спину, сладко зевнула, открыла глаза. И тут же вскочила.

– А… что это такое?!

– Хорошее место, если верить вот этому, – хмыкнул Олег. – Кстати, его зовут Илькин. А мы…

– Я знаю, – снова заулыбался мальчишка. – Ты – Олег, она – Наташа.

– Натали! – девушка смерила его взглядом. – Мы с тобой гусей не пасли, насколько я помню.

Мальчишка поднял бровь.

– Нет, не пасли. Ты…

– Значит, без фамильярностей. К старшим обращайся на «вы». – Наташа повернулась к Олегу: – Твои шуточки, признавайся? Куда ты меня привёз?

Он развёл руками.

– Сам ни черта не понимаю. И этот, Илькин, ничего не объясняет. Эй ты, внятно объясни – где мы?!

Илькин не ответил. Наташа посмотрела недоверчиво, потом – испуганно. Губы её задрожали.

– Нас похитили?

Она всхлипнула, заскулила тоненько, по-детски. Олег бросился к ней, обнял за плечи.

– Спокойно, спокойно, не плачь. Почему сразу похитили? Может, недоразумение какое-то.

– Я… я… домой хочу! Олег, пожалуйста, сделай что-нибудь! Пусть нас вернут!

– Конечно, я сделаю. Надо только разобраться… Должно быть разумное объяснение. Илькин…

Он повернулся к мальчишке, сжал кулаки и потряс ими в воздухе.

– Или ты мне сейчас же всё объяснишь, или я тебя в порошок сотру!

И застыл с открытым ртом. Илькин исчез. Только что стоял и смотрел на него с мерзким сочувствием, а уже нету. Олег обалдело завертел головой.

Нужно немедленно разобраться с головоломкой. Однако рядом всхлипывала Наташа, и оставить её он не мог. В конце концов, исчезновение мальчишки – хоть и странная, но не самая большая проблема. Выяснить бы, куда сами попали. А главное – как и почему. Похищение? Абсурд! Но иного объяснения не было. Значит, пока принимаем на веру это. К тому же, он смутно припомнил, что в последнее время ему попадались на глаза новости о пропавших без вести.

– Ната, всё, успокойся. Даже если нас и похитили, то пока не угрожали, ничего не требовали… Вот, даже дом выделили.

– Не хочу я никакой дом… – плаксиво запротестовала Наташа.

Тем не менее, по ступенькам поднялась и в дверь вошла.

Это был самый что ни есть деревенский дом. Олег тут же обозвал его «буколическим». Деревянные стены, деревянный пол, деревянный потолок. Деревянные дверные коробки – отчего-то пустые – и оконные рамы. Всё гладко струганное, без намёка на покраску, пропитку или лакировку. И мебель деревянная. Впрочем, её немного: в одной комнате широкая кровать с тумбой у изголовья, в другой – очевидно, кухне – стол и два табурета, третья и вовсе пуста.

Но больше всего Олега поразила сложенная из кирпича печка. Настоящая, с дымоходом и поддувалом – прежде он видел такие только в кино и на картинках. Олег не удержался, открыл дверцу в боковой стенке, потрогал чугунные колосники. Хмыкнул – на чём же эта штука работает?

Наташа в кухне не задержалась, зато кровать её заинтересовала. Она откинула в сторону стеганое одеяло, пощупала простыни, подушки, матрац. Позвала Олега, который всё ещё изучал устройство печи. А когда он заглянул в комнату, хитро прищурилась и спросила, позабыв о всхлипываниях и нытье.

– Будешь и дальше утверждать, что «похищение» не твоих рук дело?

Олег моргнул, не понимая, в чём подвох. Девушка объяснила:

– Кровать-то двуспальная. Или скажешь, что готов дрыхнуть на голом полу?

Дрыхнуть на голом полу Олег был не готов. Потому предпочёл не отвечать. Наташа молчание истолковала по-своему:

– Ладно, зачёт. Это, конечно, не Мальдивы, но забавно. «С милым рай в шалаше», да? Будем считать, я оценила твою оригинальность. А сейчас мне нужно в душ. Где душ?

Олег внезапно сообразил, что ни душевой кабинки, ни санузла, ни даже умывальника в доме нет. И означать это могло лишь одно.

– Наверное, удобства снаружи. Во дворе.

– Как «во дворе»? Шутишь? Нет, мы так не договаривались!

Губы девушки скривились. Но расплакаться она не успела – снаружи раздался голос:

– Хозяева, гостей принимаете?

Олег метнулся к двери. На ступеньках стоял высокий худой дядька лет под пятьдесят. Или за пятьдесят. Шорты цвета хаки, клетчатая рубаха с короткими рукавами, на гладковыбритой голове – соломенная шляпа, на ногах – пляжные тапки, в руках – бутыль из тёмно-зелёного стекла и жестяные стаканчики.

Незнакомец весело прищурился, подмигнул.

– С новосельем, соседи! Знакомиться будем?

Олег пожал плечами, протянул руку:

– Олег.

– Шеф, – Дядька прижал бутыль левой рукой к груди, протянул освободившуюся правую. – Это вместо имени, меня все так зовут. Ещё с прежней жизни.

Рукопожатие было уверенным, но не нарочито крепким.

– Проходите, – Олег кивнул на дверь, посторонился. – Вы тут главный?

– Что ты! Главный – Илькин. А моя работа – новичков встречать, подсказывать, помогать. Во-он моя фазенда, под красной черепицей, видите? Ох, какой у меня сад! Яблоки – вот такенные! Груши сладкие, сливы, вишни, персики. Винограда – двенадцать сортов! А помидоры? Вы не представляете, какие у меня помидоры растут.

Гость уверенно прошёл на кухню, выгрузил поклажу на стол, уселся на табурет. Наташа заняла второй, и Олегу осталось примоститься на подоконнике.

В бутылке оказалось вино. Шеф разлил его по стаканам, поднял свой.

– За возвращение!

Тост Олегу понравился, вино тоже недурственное. Сухое, в меру терпкое, но не кислое. Он посмаковал его, перекатывая во рту. А затем уточнил:

– И когда оно случится, наше возвращение?

Шеф хитро взглянул на него.

– Если вы здесь, уже случилось. Вернее, почти случилось. – И тут же перевёл разговор на другое: – Вино понравилось? Тогда ещё по одной.

Он вновь разлил по стаканам, и они вновь выпили. Странно, теперь вино не показалось Олегу таким уж сухим. Оно словно добавило сладости. И крепости. Во всяком случае, на Наташу хмельной напиток подействовал благотворно. Она уже не канючила, не требовала немедленно вернуть её домой. Кажется, случившееся её больше не пугало, теперь она воспринимала его, как забавное приключение. Вот и хорошо, не будет мешать разбираться в ситуации.

– Интересное вино… – протянул Олег. – Сколько лет выдержки?

– Позавчерашний урожай. Сам вырастил, сам собрал, сам вино делал. Удачное получилось, правда? Вижу, девушка оценила?

Наташа хихикнула, кивнула, покосилась на Олега. Он промолчал. И эта шутка Шефа была непонятна. Он всегда так странно шутит? Неважно. Лучше подробнее расспросить о месте, в котором они оказались. Олег открыл рот… и застыл. Смешно, но он не мог сформулировать ни один вопрос. Вроде бы целый рой их минуту назад крутился в голове, а сейчас все куда-то подевались.

На помощь неожиданно пришла Наташа:

– Шеф, а почему в доме нет выключателей? И лампочек не видно.

Гость сокрушённо развёл руками.

– Сожалею, но электричества в посёлке нет. Ничего, приспособитесь. Мы без него прекрасно обходимся.

Олег хмыкнул.

– Как я погляжу, тут не только электричество в дефиците. Обстановочка в доме спартанская. Это у всех так или для нас персонально?

– Обстановка стандартная. Такой дом каждый новосёл получает в подарок от Илькина. Дальше – сами. Сделаете всё, что пожелаете.

– Как это, «сделаете»? – выпучила глаза Наташа.

– Ручками, ясное дело. Или соседей попросите – у нас такие рукодельники живут – ого-го! Но и вам для себя работу придумать надо. Не то пропадёте.

– От скуки? – улыбнулся Олег.

– От безделья. Вот вы кем раньше работали?

– Я офис-менеджер! – гордо вскинула подбородок Наташа. – А мой парень – компьютерщик.

– Программист, – поправил Олег.

– Хм… профессии важные. Боюсь, у нас здесь не очень востребованные. Ничего, найдёте себе занятие. Да хоть огород выращивать! Дело нужное, и знаний больших не требует. Семенами, рассадой я обеспечу.

– Я ничего не смыслю в огородничестве.

– А что там смыслить? Хочешь помидор – сажаешь помидоры, хочешь огурец – сажаешь огурцы. Потом поливаешь, подпушиваешь, сорняки выпалываешь и ждёшь, когда созреют. Климат тут подходящий, почва щедрая – глазом моргнуть не успеешь, как свой урожай на столе будет. Это хорошее место.

– А если я бананов с ананасами возжелаю? Или, скажем, хлебное дерево?

Шеф засмеялся.

– Хлебное? Такой экзотики у меня нет. Но саженец найдём, если надо. Только как его выращивать, я тебе не подсказчик. Понятия не имею, как хлебное дерево выглядит.

– Олег, а ты знаешь?!

Олег невнятно крякнул и зачем-то кивнул.

А Шеф неожиданно поднялся.

– Пойду я. Третью, «за любовь», вдвоём пейте. Возникнут вопросы – милости прошу на мою фазенду.

Олег кивнул, проводил гостя взглядом до порога. Но едва дверь захлопнулась, Наташа вывела его оцепенения:

– Ты чего сидишь? Я же говорила – хочу принять душ! Горячая вода где? Шампунь, гель… И во что переодеться? А ещё… Ой, ты не запомнишь, давай на бумажке напишу. Но тут же и бумажки нет! Беги скорее, догоняй этого типа!

Полдня Олег вертелся, как белка в колесе. Душ и прочие «удобства» обнаружились во дворе за домом, но водопровода в посёлке не оказалось, как и электричества. Воду приходилось набирать в колодце, но прежде этот колодец выкопать! А пока его нет – или просить у соседей, или набирать вёдра в роднике. Но сама по себе вода мало чего стоила, её следовало ещё подогреть на той самой печке-голландке, что красовалась на кухне. Топилась печь дровами, которые требовалось напилить и наколоть. И всё это – лишь первый пункт из списка Наташи. Учитывая, что магазинов в странном месте тоже не существовало – а значит, недоступными оказывались очень многие из привычных, повседневных вещей – выполнить остальные пожелания было ничуть не легче. Олегу пришлось самому придумывать, чем можно заменить – если можно! – требуемое. Или снова и снова просить совета у Шефа, между делом осторожно расспрашивая того о похитителях и о странном месте. Вразумительного ответа он по-прежнему не услышал, напирать боялся – вдруг исчезнет, как Илькин? Или – помогать перестанет… Тем более, что необходимую помощь всегда получал.

В одном польза от этой суматохи была неоспорима: ещё до обеда Олег перезнакомился если не со всеми жителями посёлка, то с самыми интересными из них – несомненно. Запоминать имена он никогда не умел, потому для удобства называл их по роду деятельности. Здесь жили Кузнец, Плотник, Столяр-не-плотник, Краснодеревщик, Ткач с Ткачихой, Слесарь, Портниха-для-девушек и Портниха-для-молодых-человеков, Белошвейка, Печник, Каменщик и Жестянщик, Стеклодув и Мыловар, даже со Священником в рясе один раз столкнулся, этот, правда, пока не понадобился.

Народ подобрался отзывчивый, стоило заикнуться о какой-то надобности, тут же брались помочь новосёлам. А если быстро изготовить вещицу не получалось, отдавали то, что у самих имелось в хозяйстве – бесплатно и насовсем. Да ещё и радовались! И да, Шеф не преувеличивал, рукодельниками они были знатными. Прежде Олег не поверил бы, что вещи кустарного изготовления ничем не уступают «фабричным». Хотя «хэнд-мэйдом» здесь было далеко не всё.

Несколько раз Олег пытался и Наташу привлечь к обустройству их временного пристанища. Девушка только губы кривила: «Хочешь, чтобы я на шпильках по колдобинам бегала?!» А когда принёс ей мягонькие удобные тапки, и вовсе впала в буйство: «Я что тебе, дура деревенская?!» Впрочем, истерика длилась недолго, так как Олег мгновенно отступил. А вернувшись в очередной раз с «добычей» увидел, что тапочки она всё-таки обула. После душа девушка подобрела. Переоделась в халатик, заставила раздобыть шезлонг, устроилась в нём на лужайке перед домом, и приветствовала Олега поощрительной улыбкой после каждого удачного «подношения». А если оказывалось, что искомого в посёлке не найдено, снисходительно фыркала. И тут же придумывала что-нибудь другое.

Ближе к вечеру Наташа захотела кушать, и Олегу пришлось познакомиться с Мясником, Пекарем и Поварихой. С последней познакомилась и Наташа, благо дом той стоял в полусотне метров от их собственного, рядом с жилищем Шефа. Повариха, полная, розовощёкая женщина, добродушно пожурила молодых за то, что ленятся сами для себя готовить. Но тут же выставила на стол казанок борща, насыпала полные тарелки гречневой каши, миски с котлетами и салатом, кувшин компота. Олег готов был поклясться, что всё это она только что приготовила, за те десять минут, пока он бегал к Пекарю за ковригой хлеба. Хотя, разумеется, подобное невозможно.

Наташа от борща отказалась, ковырнула котлету вилкой, брезгливо отодвинула тарелку. Объявила, что она на диете, потому съест салатик. И жевала его тщательно-тщательно, медленно-медленно. Олег справился и с первым, и со вторым, дошёл до компота, а она всё «ела салатик». А когда он закончился, вздохнула обречённо… и спросил, что на сладкое. Повариха тут же извлекла из духовки яблочный пирог, такой румяный, пышный и ароматный, что у объевшегося Олега слюнки потекли. Наташа скривилась, как от оскомины, объявила поспешно, что «такое она не ест, это портит фигуру». Пирог они возьмут, конечно – не пропадать же! – но «исключительно для Олега на ужин, ему надо силы восстановить». Повариха не возражала.

Список «необходимых вещей» закончился, когда на посёлок опустились сумерки. Олег, вымотавшийся вконец, доплёлся до душа, наскоро ополоснулся остывшей водой. Потрогал проступившую на щеках щетину, решил не бриться. Во-первых, когда добывал бритвенных станок для Наташи, не подумал, что и самому такая вещь понадобится, во-вторых, темно уже, электричества в посёлке нет, а бриться при свечке – людей смешить, и в-третьих, просто лень.

Шезлонг перед домом был пуст. Девушку он застал на кухне. Она сидела на табурете, сбивала ногтем крошки со столешницы – всё, что осталось от яблочного пирога. Принесённая Шефом бутыль почти опустела.

– Ната, спать идём?

Наташа хихикнула, вздохнула томно.

– Мы с тобой за любовь не выпили!

– По-моему, тебе хватит.

– Не хочешь пить за любовь? Ты что, меня совсем-совсем не любишь? Даже капельку? А если любишь – тогда иди сюда, я наливаю.

Олег поспешно шагнул к столу, перехватил бутылку, разлил остатки вина. Наташа придирчиво заглянула в стаканчики.

– Ага, жадный, себе больше налил. Ладно, согласна. Значит, ты должен любить меня в три раза больше, чем я тебя! И не спорь!

Олег не спорил. В этот раз вино напоминало старый, выдержанный кагор. Он выпил его залпом, не смакуя, поставил стакан. Взял подсвечник, скомандовал:

– Иди за мной, а то в темноте останешься, у нас только один «канделябр». Завтра ещё закажу.

В спальне он поставил подсвечник на тумбу у изголовья, расстегнул и снял рубашку. Подумал, что надо раздобыть вешалку… но это всё завтра. Нет. Завтра нас здесь не будет. Он бросил рубаху на пол, стащил брюки, носки, буркнул: «Ляжешь, свечу погаси, а то накоптит!» – юркнул под одеяло, отодвинулся в угол, отвернулся, чтобы не смущать девушку, закрыл глаза.

– Олег! – тут же окликнули его. – Посмотри на меня!

Наташа стояла в дверях. Убедившись, что на неё смотрят, двинулась к кровати, пританцовывая, покачивая бёдрами. После вина получалось не очень, один тапок слетел с ноги. Она засмеялась, отшвырнула и второй, развязала поясок, передёрнула плечами, заставляя халат соскользнуть. Ясное дело, белья на ней не оказалось.

Олег недоумённо моргнул, а девушка уже была рядом. Сдёрнула одеяло, запрыгнула на кровать, пошла на четвереньках.

– Ты что… любишь возле стенки спать? – заёрзал Олег.

– Я люблю сверху!

И она была сверху. Всё получилось совершенно не так, как с Сильвией. Не так, как Олегу рисовало воображение все те два месяца, что был знаком с Наташей. Он ждал их «первую брачную ночь», представлял, как будет приближать её постепенно: первое свидание, прогулки при луне, рука на её плече, на талии, первый робкий поцелуй и следующий… Оказалось, всё это не нужно. Вместо романтики – дикая животная страсть. Наташа не сдерживала себя, рычала, взвизгивала, впивалась ногтями в плечи и спину Олега. Тут-то он окончательно и поверил, что не спит! Он терпел, позволял ей всё, хотя садо-мазо-штучки не понимал никогда. Но мужчина в постели заботится прежде всего об удовольствии женщины, потом уже о своём.

Наташа утихла, обмякла на его груди. Замурлыкала, лизнула щёку и скривила носик.

– Фу, борода колючая!

– Это не борода, а щетина, – поправил Олег. – А борода мягкая.

Девушка недоверчиво провела ладонью по его подбородку.

– Правда, мягкая. Никогда с бородатыми сексом не занималась. Ты лапочка… А ты правда для меня хлебное дерево вырастишь?

– Что?

– Хлебное дерево. Ты сказал, что хочешь его вырастить. Никогда не видела, как булки на дереве растут… вот здорово посмотреть будет!

Олег крякнул растеряно. Помолчал.

– Гм… это я так… На самом деле я ничего про хлебные деревья не знаю, – попытался объяснить он, но Наташа уже спала.

Уснула, как лежала, сверху.

Олег аккуратно сдвинул девушку на матрац, загасил свечу. Как же темно в комнате! В городе не бывает столь непроглядной тьмы, электрические светлячки роятся всегда и везде. А здесь даже луна в окно не светит. Почему, кстати? Новолуние? Или тучами небо затянуло?

Он хотел встать, подойти к окну, проверить. Да так и заснул с этой мыслью.

Разбудил Олега толчок в бок. Он проснулся мгновенно. И удивился темноте, царящей в квартире. Словно не тюль, а плотная занавесь закрыла окно спальни.

– Это что значит? – пробормотал под нос.

И понял, что всё ещё спит. Потому что только во сне Сильвия оставалась рядом. А в яви… Или наоборот?! В действительности ничего не случилось, они по-прежнему вместе, и не было этих семи лет? Всё только сон, страшный сон, кошмар.

Он поспешно нащупал кнопку светильника на тумбе возле кровати, нажал.

Разумеется, в постели с ним лежала не Сильвия. И была это вовсе не их малогабаритка на шестом этаже девятиэтажки. Ничего общего, даже запахи другие. Чужая постель, чужой дом. Чужая женщина рядом…

Олег вздохнул, противясь вернувшейся реальности, протянул руку, чтобы выключить её вместе со светом. И отдёрнул, рывком сел.

Светильник?! Откуда? Олег чётко помнил, что вечером, когда они ложились в постель, никакого светильника на тумбе не наблюдалось. Подсвечник с оплывшей свечой стоял, вот он. И больше ничего.

Светильник был самым обыкновенным: двухсуставчатая ножка, лампочка-экономка под круглым абажуром. Такой же «жил» в его собственной спальне не счесть сколько лет. Всего отличия: тот подключался к розетке, а у этого обрывок пластикового шнура, видимо, не более чем декорация. Не водилось в новом доме электрических розеток, как и во всём посёлке.

А электрический светильник завёлся. И прекрасно работал. На батарейках?

Олег осторожно поднял находку, перевернул. Ожидал увидеть на днище крышку бокса для батареек, и увидел. Поддел ногтем, сдвинул. Так и есть, две пальчиковые «Варты». Он и не знал, что бывают настольные светильники на батарейках. Хотя почему бы и нет?

Явление чуда-техники на тумбе Олег объяснил быстро: пока он спал, Наташа встала и принесла его из другой комнаты. Откуда он взялся в их доме, тоже понятно – пока он рыскал по посёлку, кто-то заглянул в гости и сделал девушке подарок. Вполне правдоподобное объяснение.

Правда, было ещё одно, не менее правдоподобное. И оно Олегу очень не нравилось. Подарок принесли не днём, а сейчас, ночью. И вовсе не Наташа. Замков-то на двери нет!

Он поставил светильник на место, повернулся к девушке, готовый разбудить и узнать правду… рука не поднялась. Наташа спала, сунув руку под подушку. Короткие волосы разметались, вздёрнутый носик, губы бантиком. Олег вдруг увидел, какая она ещё молодая. Почти ребёнок, глупый и беззащитный. И совсем не чужой! Может, именно по его вине их занесло в это странное место? Что ж, он разберётся, он вернёт её домой, где бы они сейчас не находились. И, разумеется, он посадит для неё хлебное дерево!

Он поправил одеяло на девушке, выключил светильник, лёг. И заснул. Без сновидений.

Загадку светильника Олег так и не решил. Он не стал пугать Наташу расспросами, сделал вид, что ничего особенного в появлении этой вещи нет. Но и никто из соседей не признался в ночном визите. Шеф долго разглядывал светильник, качал головой и наконец изрёк, что в посёлке такое сделать не могли. А значит, эта вещь со склада, от мамы Лейлы. Так Олег первый раз услышал это название и это имя, но, честно говоря, пропустил мимо ушей.

Потому что занят был другим. В очередной раз пристал к Шефу с вопросом: «Где они, по чьей вине, как им выбраться и вернуться домой?»

– Надоел ты мне! – не выдержал Шеф. – Пойди лучше с Илькиным поговори.

– Не могу. Я ему это… морду хотел набить.

– Не ты первый, – послышалось от порога.

Олег вздрогнул, а в дом Шефа вошёл Илькин, посмотрел печально на хозяина и его гостя.

– Илькин, ты это… Извини. Но я должен знать, что это за место? Должен, понимаешь?!

– Хорошее место.

– Это я уже слышал. Даже спорить не буду. Но понимаешь – дома-то лучше. Как мне домой попасть? И как я здесь очутился?

– А сам что думаешь?

– Больше всего похоже на похищение, только какое-то… странное. Это шутка, да? Или скрытая камера? Эксперимент? Или ещё что-то вроде?

– Что-то вроде, – устало сказал Илькин, глядя куда-то сквозь Шефову стену.

Олег стиснул зубы, кулаки снова непроизвольно сжались.

– То есть, нас что сейчас – на всю страну транслируют? Как я здесь бегаю, словно последний дебил…

– Нет! – в голосе юноши зазвучала такая сталь, что Олег умолк. – Никаких трансляций, не беспокойся. Хотя про похищение где-то верно… почти…

– Ты вернёшь нас?

– Да. Но не сразу. Какое-то время вам придётся пожить здесь.

– Какого чёрта?! Меня будут искать, мне на работу…

– Об этом не беспокойся.

– Чушь какая-то!

– Олег, посёлок существует по определённым правилам. Их придумал не я. Я, так же, как и ты, хотел бы оказаться дома, но живу здесь. Мне тоже не всё сначала нравилось, но потом я научился дышать в такт с…

– Постой, постой… Что значит «хотел бы оказаться дома, но живу здесь»? Ты что… Ты сам не знаешь, как отсюда выбраться?

Тень мелькнула в глазах Илькина, он качнул головой.

– Я лишь хотел сказать – моего дома больше нет.

– Печально. Но мой-то на месте. Сколько мне тут ещё торчать? Сколько?

Илькин помолчал.

– Месяц. Или около того. Но жить нужно по правилам посёлка. Тогда я сделаю всё, чтобы вам… помочь. Это всё, что я могу обещать.

И ушёл. Не сгинул, как прошлый раз, а молча вышел, прикрыв за собой дверь. Олег растерянно обернулся к Шефу, тот виновато развёл руками.

– Что ж, выберем хлебное дерево для твоей Наты?

Саженец раздобыли у Садовника. Он изрядно удивился, услышав пожелание новосёла. На вопрос Олега: «А вашего дома тоже больше нет?» – вообще не ответил. Как, впрочем, и Шеф…

Они все вместе долго ходили по огромному саду, Садовник разглядывал молодую поросль, хмыкал, угукал, чесал затылок. И когда Олег уверился, что экзотического растения здесь нет, ткнул пальцем на саженец метровой высоты:

– Вот это будет хлебное дерево!

На взгляд Олега, «вот это» ничем не отличалось от стоящей рядом айвы. Но возражать не стал – Садовнику виднее. Поинтересовался только:

– А инструкцию дадите? Как за ним ухаживать?

– Да как ухаживать? Поливай и желай, чтобы выросло. Это хорошее место.

Исчерпывающая инструкция. Через сколько лет хлебные деревья начинают плодоносить, и как вообще их плоды выглядят, Олег уточнять не стал. К чему? Торчать так долго в странном посёлке он не собирался.

Посёлок в самом деле был странным. И не только из-за отсутствия электричества. Во-первых, здесь не имелось улиц. Дома не теснились, стояли привольно, окружённые у кого огородом, у кого садом, у кого цветочными клумбами, у кого газоном, а у кого – диким, неухоженным лугом. От порога к порогу бежали тропинки, словно каждый дом был ячейкой в сети. И требовалось хорошенько помозговать, чтобы выбрать кратчайшую дорогу «из пункта А в пункт Б». Но большинство жителей не заморачивалось, шли по первой попавшейся тропинке, уверенные, что попадут в нужный дом. И не ошибались.

Во-вторых, посреди посёлка бил родник. Вода собиралась в небольшое идеально круглое озерцо, а затем вытекала из него, бежала ручейком через посёлок, замысловато делила его на сектора и сегменты. Вода в роднике и озере была холодной, вкусной, и это понятно. Ручей заканчивался на краю посёлка ещё одним озером, куда больше первого, изогнутым в виде подковы. Здесь вода наоборот, всегда была тёплой, потому в нём поселковые купались. Из этого озера ни один ручей не вытекал, но оно, тем не менее, не выходило из берегов, опровергая старую задачку о бассейне с трубами.

Если с одной стороны посёлок ограничивало озеро, то со второй – поросшие рощей холмы. И за озером, и за холмами стеной стоял дремучий вечнозелёный лес. Ещё дальше поднимались к небу горные вершины, кое-где блестевшие шапками снега. И ни одной дороги не выходило из посёлка! Несколько раз Олег пытался зайти поглубже в лес, но… и десяти шагов не проходил, снова оказывался в посёлке. Это – в-третьих.

Каждое утро, просыпаясь, Олег давал себе слово, что уж сегодня-то он обязательно разберётся со всеми странностями. Но затем оказывалось, что нужно колоть дрова, растапливать печь, греть воду для Наташи, готовить завтрак. Повседневные заботы сыпались одна за другой, и поиск разгадки приходилось откладывать на завтра снова и снова. Да и так ли она важна? Чтобы принимать правила, не обязательно их понимать. А за «принятие» Илькин обещал скоро выпустить их отсюда.

«Придумывать себе работу», как сказал когда-то Шеф, не приходилось, та сама «придумывалась». Олег рыл колодец и обкладывал его камнем вдвоём с Каменщиком, ставил над ним сруб и ворот вместе с Плотником, рисовал чертежи мебели для Краснодеревщика, подносил доски, планки, а потом зачарованно наблюдал, как из-под примитивных в общем-то инструментов выходили безукоризненные вещи. Это казалось невозможным, хоть и происходило на глазах. Пару раз Олег не выдерживал и сам хватался за рубанок или лобзик. Ничего не получилось, ясное дело. Пробовал и огород сажать по настоянию Шефа. Перекопал прямоугольную площадку перед домом, натыкал семечки огурцов, баклажанов, тыквы, ещё какой-то ерунды, поливал – всё по инструкции. Не взошло ничего, как и следовало ожидать. Только хлебное дерево благополучно укоренилось и пошло расти не по дням, а по часам.

На шестой день в светильнике разрядились батарейки. Олег подозревал, что этим дело закончится, так как Наташа эксплуатировала «атрибут цивилизации» нещадно, потому не удивился. И вспомнил о складе, который упомянул когда-то Шеф.

Соседа он застал на винограднике. Тот срезал с лозы тяжёлые гроздья иссиня-чёрных ягод, аккуратно складывал в корзину. Вопрос гостя застал его врасплох.

– Где склад находится? – Шеф выпрямился, огляделся по сторонам с высоты немалого роста.

Вынул носовичок из кармана, снял шляпу, протёр бритую до блеска голову и, наконец, изрёк.

– Сразу за посёлком, перед холмами. Ты иди и увидишь.

– По какой тропинке? Тут же прямых дорог нет, не туда свернёшь, целый день кружить будешь.

– Зачем кружить, прямо к складу иди. Вот как ты к Игнату ходишь, который тебе мебель делает?

– Как ты показал, так и хожу. Слушай, а проведи меня к складу.

– Маленький, заблудиться боишься? Или батарейки сам не донесёшь? Мама Лейла не любит, когда на складе народ толпится. Склад – это на крайний случай, самим всё делать надо. Плюнь ты на батарейки. Зачем тебе светильник? Свечи куда надёжней. И – романтика.

Он снова присел перед кустом, потянулся к очередной грозди.

Олег мысленно ругнулся в сердцах. Кивнул на первую попавшую тропку, что бежала вдоль виноградника:

– По этой пройду к складу?

– Пройдёшь, – пообещал Шеф, даже не взглянув, о какой дорожке спрашивают. – Если действительно хочешь, пройдёшь. Это хорошее место.

Как ни странно, тропинка в самом деле вывела Олега к складу. Он ожидал, что сооружение будет походить на ангар или большой сарай. Но это оказался самый обычный домик, похожий на их с Наташей. Наверное, поэтому Олег и не замечал его, мотаясь по посёлку. Единственное отличие – к складу вела всего одна тропинка, да и та едва угадывалась в траве. По ней редко ходили.

Олег поднялся на крылечко, осторожно постучал в дверь. Вернее, стукнул он только раз, и дверь тут же отворилась. Словно его ждали.

После слов Шефа о «маме Лейле» Олег готовился увидеть толстую старуху в чёрной длинной одежде, с большой волосатой бородавкой на щеке. Угадал только с одеждой. На пороге стояла молодая миловидная женщина. Смуглая, тёмноволосая и тёмноглазая. В первый миг Олег решил, что встречал её раньше. Потом понял, что обознался.

– Здравствуйте. Мне нужна мама Лейла, – произнёс он нерешительно.

– Здравствуй. Проходи, я – мама Лейла. Будешь чай или кофе?

Олег зашёл в комнату, повинуясь жесту женщины. Посредине стоял низенький стол, на нём – блюдо, полное разноцветных кубиков рахат-лукума. Вокруг стола – диванчики с маленькими, обтянутыми шёлком подушками. А вдоль стен поднимались до потолка закрытые стеллажи. Бесконечное число ящичков и дверок самых разных размеров. Понятно, почему этот дом называли складом.

– Спасибо, не нужно беспокоиться. Я только хотел узнать…

– Илькина нет сейчас. Будешь его ждать или оставишь пожелание?

Олег понял, отчего женщина показалась знакомой! Она очень похожа на паренька, главного в посёлке. Должно быть, старшая сестра.

– Оставлю. – Он поспешно вытащил из кармана батарейки: – Мне нужны такие, две штуки.

Женщина слегка отшатнулась.

– Где ты это взял?

– В светильнике, – Олег не понял её замешательства. – Кто-то принёс светильник на батарейках в наш дом.

– Принёс… – женщина помолчала, что-то обдумывая. – И они тебе очень нужны?

– Да. У вас есть?

– Если очень нужны, тогда есть. Ты их найдёшь вон там, – она указала на ящик в центре стеллажа. – Возьми же.

Олег недоумённо пожал плечами, гадая, что здесь происходит. Тем не менее, шагнул к стеллажу, выдвинул ящичек. Взял упаковку батареек. Подумал, взял ещё одну:

– Можно про запас?

Женщина кивнула. Потом быстро подошла к стеллажу, заглянула в ящик, наполовину заполненный упаковками батареек «Варта». Внимательно посмотрела на Олега. И ничего не сказала.

Олег смутился окончательно.

– Я что-то должен за батарейки?

Женщина улыбнулась.

– Здесь никто никому ничего не должен. Приходи, когда что-то понадобится.

– Спасибо.

Уже на крыльце Олег решился спросить:

– Скажите, а почему вас «мама Лейла» зовут?

– Я мама и есть. Мама Илькина.

Олег недоверчиво окинул её взглядом.

– Молодо выглядите для мамы такого взрослого парня. Не буду спрашивать, сколько вам лет, но вы ведь моложе меня, и намного. А мне – тридцать три.

– А мне – двадцать семь. Было.

– Что значит «было»? Всем было…

– Было, когда меня убил осколок снаряда. Потому и не состарилась.

– Что?!

У Олега челюсть отвалилась от неожиданности. Но переспрашивать, требовать объяснений было не у кого. Дверь склада затворилась.

С минуту он постоял возле крыльца, потом пожал плечами и пошёл к посёлку. Шуточки у них здесь!

За первой неделей минула вторая, началась третья. Кажется… Олег обнаружил, что потерял счёт времени. Новый день так походил на предыдущий, что невозможно понять, сколько их минуло. Как бы не пропустить обещанный Илькиным месяц… И, похоже, не он один испытывал затруднения со временем.

– Шеф, ты давно живёшь в посёлке? – спросил он у соседа.

Тот привычно снял шляпу, вытер платочком блестящий шар головы.

– Не знаю. Наверное, давно. Я один из первых здесь. Тогда и посёлка не было. И большого озера не было…

– Как давно? Год? Два? Или десять? А может – сто?

– Эк ты хватил – сто! Хотя… не знаю. Какая разница? Это хорошее место.

Вот так и Олег уже не знал, сколько времени провёл в «хорошем месте». Вроде бы недолго, но хлебное дерево успело окрепнуть, выросло чуть ли не вровень с крышей дома, обзавелось густой кроной. Листья у него были светло-зелёные, формой похожие на дубовые, только больше.

Потом дерево зацвело. Олег понятия не имел, какими будут цветки. Но раз уж плоды большие ожидаются, то и цветки должны быть под стать. И он не ошибся – цветки получились с блюдо каждый, снежно-белые, пахнущие корицей и ванилью. Любоваться сбежался весь посёлок. Кто-то озадаченно пожимал плечами, кто-то ахал восхищенно. И больше всех радовалась Наташа.

– Видите, видите? Настоящее хлебное дерево, Олег для меня посадил! Ни у кого такого нет. И булочки на нём поспеют самые вкусные!

Олег заметил снисходительные улыбки на лицах соседей. Но возразил девушке только Шеф:

– Положим, если что и созреет на сим дивном растении, то уж никак не булочки! На что угодно могу поспорить.

– Что?! Хорошо, давай спорить, я готова!

– Впрямь готова? И на желание? На любое?

– Да!

Они хлопнули по рукам раньше, чем Олег успел вмешаться. Он понимал, что прав Шеф, и плоды хлебного дерева вряд ли походят на сдобные булочки. Скорее всего, у них и вкус другой. Но так хотелось, чтобы спор выиграла Наташа! А то – мало ли какие у бритоголового желания…

Следующим утром он встал, вышел из дому. И остановился на пороге, как вкопанный. На хлебном дереве появились плоды. Бледные, ещё не подрумянившиеся на солнце булки.

Не меньше минуты Олегу понадобилось, чтобы убедить себя – он уже проснулся. Потом подошёл к дереву, дотянулся до нижнего плода, сорвал. Разломил пополам. Втянул ноздрями запах свежей сдобы, ванили и корицы. Осторожно откусил. Тесто пропеклось в самый раз.

Мыслей в голове не было. Вернее была, одна. Матрица. Его не похищали. Он попал в Матрицу. Или сначала похитили, потом попал… Нет никакого «хлебного дерева», деревенского дома, посёлка со странными обитателями. Всё происходит исключительно в его фантазиях. С его мозгами кто-то решил провести замысловатый эксперимент…

– Нет, Олег. Это не эксперимент, и не твои фантазии. Это – реальность. Единственная оставшаяся доступной для людей реальность.

Олег резко повернулся. На тропинке перед домом, там, где минуту назад не было никого, стоял Илькин. Лохматый, нестриженый, всё в тех же оливковых шортах и алой футболке. Олег хотел сообщить пацану, что сам он – игра воображения. И осёкся. С юного лица на него смотрели глаза не просто взрослого человека – старика.

Контекст Сильвии

Крики она услышала на нижних ступеньках, у самого балкона.

Сильвия как раз приостановилась, окинула придирчивым взглядом свое творение – небоскрёб-спираль в пятьдесят четыре этажа… Когда она только ступила на лестницу, заходящее солнце ещё отражалось в изогнутых стенах высотки. Сейчас же светило спряталось, а над высоткой сгустился туман, скрыл верхние этажи. Спускаться с небес лучше незамеченной. Ни к чему лишние разговоры о её «чудесах».

Так вот, Сильвия спустилась. И тут же услышала… Замерла, прикрыла глаза, сосредоточилась на мыслепотоках жителей, прощупала один, второй – есть!

В триста третьей проблемы. Ох уж эти творцы великие. Сильвия шагнула на широкий балкон, перегнулась через перила, вгляделась. Ничего не видно – туман. Досадливо зажмурилась, сильнее сконцентрировалась на природных потоках: рассейся смог, ты мне больше не нужен. Снова выглянула.

Из окна бабушки двумя этажами ниже пахло геранью и свежими пирожками, закроешь глаза – и словно вновь оказалась во дворе своего детства, в пятиэтажной хрущёвке, а вовсе не в футуристическом небоскрёбе. И соседка баба Надя сейчас окликнет тебя, пятилетнюю непоседу, позовёт на чай с пирожком, и ты радостно понесёшься к ней на третий этаж. Какой же ребёнок откажется от угощения? Тем более, что другие соседи Сильвию не очень-то любили… А баба Надя была хорошая. Помнится, подливала она чай и повторяла: «Вспоминай меня иногда, как вырастешь». Сильвия вспомнила. Потому бабушка здесь… Дольше всего старушка привыкала не к новому миру, а к огромной, так непохожей на хрущёвку, квартире.

Мысли текли параллельно, не мешая наблюдениям. Справа от окна старушки на балконе орали друг на друга двое мужчин. Вернее, орал один. Гигант в рваной чёрной футболке. А парень в джинсах, синей рубашке и очках старательно пятился от крикуна вглубь балкона. Крикун не унимался, нависал над оппонентом, тряс кулаками, пучил глаза и вопил нечленораздельное. На другого было бы достаточно прикрикнуть на расстоянии, но… Сильвия бросилась в комнату, к выходу, к лифтам – все на нижних этажах. К эскалатору!

Бегущие ступеньки под ногами. Коридор, прозрачный пол, «небоскрёбные» розы – её гордость – у стены. Квартира «триста три». Стучать не стала, дверь, как и ожидалось, не заперта.

– Я тебя, паскуду, вытащил, я тебя, мразь, сейчас и порешу! – вопили с балкона.

Кулачища вцепились в синюю ткань.

– Святослав, фу! Остановись.

Не услышал.

Сильвия метнулась к балкону. Вскрик – разлетелись в разные стороны тапочки-вьетнамки. Она рванулась к перилам – человечек в синей рубашке, падая, нелепо размахивал руками, словно пытаясь взлететь.

– Лети! – закричала ему Сильвия. – Лети же!

Человечек кувыркнулся в воздухе и устремился вниз.

– Лети…

Упавший скрылся в вечерних сумерках.

Сильвия обречённо махнула рукой. Постояла, вцепившись в перила, тряхнула чёрными волосами, собранными в «конский хвост».

– Ладно, с тобой потом разберёмся, – сообщила кому-то внизу и пошла в комнату.

Названный Святославом метался из угла в угол, лупил кулаками в стену и изрыгал проклятия.

– Что ты натворил? – холодно спросила Сильвия.

– Вернёшь его, да? – прорычал он вместо ответа. – Вернёшь эту гниду?

Затем сел на кровать, закрыл лицо руками, неожиданно обмяк.

– Я ведь для них, всё для них… Лучший друг и любимая женщина… Одну на руках носил, второго – в бизнес взял, всему научил. И её – тоже. Дело общее открыли. Я, я открыл! Они без меня ничего… И как отблагодарили? Теперь они – звёзды небоскрёба, а у меня всё рушится. Рушится всё!

И саданул кулаком по кровати, подняв облачко пыли. Добавил:

– Розетка вывалилась. Снова! И на складе, говорят, нет новых. Закончились, говорят. А для этих – никогда ничего не кончается.

Хозяйка небоскрёба хотела в очередной раз объяснить, что в поломанной розетке вины его «бывших» нет, но не успела. Буян вдруг совершенно не по-мужски разрыдался.

Сильвия похлопала его по плечу. Истерик она не любила. Ни мужских, ни женских. А ведь женская тоже скоро последует. Когда супруга упавшего узнает о случившемся. Вот и отлучайся из дома…

Хозяйка небоскрёба покосилась на буяна. Тот под её рукой постепенно успокаивался, пока, наконец, не затих, повалился на бок и заснул. Святослава Рассветного она выбрала за репутацию гениального дизайнера интерьера, знала его давно, как владельца лучшего в городе, и, пожалуй, даже в стране, дизайнерского бюро «Рассветный интерьер». Очень уж хотелось помочь жителям родного небоскрёба обустроить квартиры по высшему классу! Но случилось непредвиденное. Вместе с гением проявились и его бывшая жена с бывшим же лучшим другом. Такое, конечно, бывает – когда люди жить друг без друга не могут. Вот, Олег, например…

Сильвия мотнула головой.

Встала с кровати, посмотрела на спящего гения. У того к подцепившимся и намёка на любовь не было – чистая незамутнённая ненависть. Отправить ошибочно проявленных назад рука не поднялась, да и незачем – кому не суждено прижиться в небоскрёбе, тот и не приживётся.

Но странности продолжились.

«Ошибки» – Костя и Ира – быстро освоились в новом доме, оказались мастерами на все руки, обустроили собственную квартиру в приятных бело-лиловых тонах, стали помогать с ремонтом соседям, проводили короткие, но ёмкие лекции на тему «Индивидуальный стиль твоей квартиры – придумай и воплоти». Бабе Наде в квартире перегородок наставили – так, что образовалось четыре маленькие, почти «хрущёвские», комнатки вместо одной большой. В ответ на жалобу: «Что же я одна в четырёх комнатах делать буду?» – откуда-то материализовали для бабульки двух болонок.

И всё-то у них получалось! На складе всегда хватало необходимых материалов – обоев, плитки, краски, клея, кистей и прочего, в бюро обмена и подарков всегда оказывалась свежесделанная мебель причудливой формы, стильная люстра или необычной расцветки штора – именно такая, какую задумали Костя и Ира для нового своего «клиента».

Ребята даже в дизайн её жилья внесли ряд изменений. Сильвия улыбнулась воспоминаниям. Она позволяла жильцам самим выбирать квартиры – из свободных, разумеется, только последний этаж – верхний виток спирали – оставила за собой. Сконструировала его так, что на нём разместилась лишь одна квартира. Однокомнатная, но о-о-очень большая. После малогабариток прошлой жизни хотелось простора.

А потом осознала: она понятия не имеет, что с долгожданным простором делать. Дом сконструировать – это запросто, этому её учили, а обустроить квартиру, да ещё и такую непривычно большую… Да ещё и на фоне постоянной заботы обо всём небоскрёбе… В общем, помощь ребят пришлась кстати. Они сделали резные перегородки, отгородив места для отдыха и для работы, вдоль окон расставили диванчики серебристого цвета и стеклянные кофейные столики с металлическими ножками – так, чтобы хозяйка в любую минуту могла присесть и отдохнуть, на окнах – шторы с узором «льющаяся вода», на светлых стенах – черно-белые картины, над каждой – по светильнику. Посередине квартиры соорудили небольшой фонтан и даже запустили в него разноцветных рыбок. На каком складе их откопали? Где-то рядом с болонками, не иначе. И тумбочки со шкафом умудрились разместить гармонично и удобно, а сама Сильвия их двигала-двигала…

Одним словом, ценные ребята.

Но обращались к ним не все небоскрёбцы. Кое-кто отказывался из-за странной солидарности с гением Святославом. Гений же… Сильвия скользнула взглядом по обшарпанным стенам, немытым окнам, розетке, что болталась на проводах, убогой люстре.

Что же случилось с когда-то талантливым человеком?

Она вышла из комнаты.

Остановилась в коридоре, перед кремовой розой, льнущей к стене. Первый розовый саженец – подарок от Илькина. «На память. Когда ещё увидимся», – резонно заметил он в тот раз. Наставники редко покидают свои локали и ещё реже – заглядывают в чужие. Простым же жителям это вообще не под силу.

Чудные цветы напоминали одновременно и вьюнок, и розы. «Небоскрёбный сорт, особый!» – объяснил тогда Илькин. Розы-вьюнки прижились в небоскрёбе, и жителям понравились – они их поливали, подрезали. Особенно баба Надя старалась. Болонок у неё тогда ещё не было, а как дивные цветы увидела – даже духом воспрянула. И так рьяно бросилась их удобрять, опрыскивать, подвязывать, пересаживать, а заодно – и за общей территорией ухаживать, что Сильвия назначила её старостой десятого уровня. После этого растения ещё сильнее разрослись, радостно стелились по стенам, украшая их мелкими ароматными бутонами.

В локали Илькина бутоны большие. И воздух у него чище. Но как бы ни любила Сильвия простое очарование посёлков, небоскрёбы всегда ближе были. Роднее. Понятнее. Когда-то она мечтала застроить родной город уникальнейшими многоэтажками. Представляла, как станет архитектором с мировым именем.

А теперь города нет, зато есть высотка. Её собственная – железобетонная спираль ДНК высотой в четверть километра. Символ начала начал. И пусть в её городе всего один дом… Будут и другие! Она подошла к окну, залюбовалась панорамой, пока ещё бутафорской. Огни вечернего города, небоскрёбы – один другого краше, многоярусные башенки со шпилями; башни-«штопоры»; высотки, похожие на космические ракеты, с облицовкой из цветных металлических панелей со встроенными светоидами; трёхсотметровый «кирпичик» с волнообразными террасами, создающими впечатление, что по стене непрерывно течёт вода…

У неё столько планов! И больше никаких бюрократов-зануд!

Сегодня мегаполис – лишь красивая картинка, ею можно любоваться, но нельзя приблизиться. Вообще нельзя выйти за пределы двора небоскрёба-спирали – симпатичного, с качелями, беседками, скамейками, но единственного пока в этом мире, а потому огороженного высоким забором. Но однажды шаг за шагом, высотка за высоткой – она возведёт новые дома и дворы, построит свой мир. Это ж скольких людей тогда можно будет проявить!

– Вы и от неё тоже избавьтесь.

Сильвия вздрогнула, вмиг переключилась. Посмотрела на девушку с рыжими короткими волосами и синими глазами. Нахмурилась.

– Я всё видела. Не вините Святослава, – девушка схватила её за руку, заглянула в глаза и порывисто зашептала. – Они из него энергию вытянули. Всю. Не смотрите на меня так. В нашем мире ведь всё возможно, верно?

Сильвия кивнула, попыталась отстраниться.

– Каждый делает то, что умеет, – продолжила рыжая девица.

А Сильвия параллельно отметила, что зовут ее Вика, она – из новеньких, проявилась вместе с пятилетней дочерью, Ланой, в отличие от матери – кареглазой и темноволосой. Живёт на тридцать втором этаже. Старостой там Пётр, химик-технолог, отзывался о новой подопечной неплохо, но без восторга. Испытания ещё не прошла, но уже не раз замечена в компании гения Рассветного.

– А они только и умеют, что на чужом горбу выезжать. Они и раньше Святика использовали, а сейчас развернулись на всю катушку. Уж не знаю, как, но перетянули на себя все его умения, все таланты. Вот увидите, если эту коварную Ирку убрать, он мигом воспрянет духом и встанет на ноги.

Сильвия, наконец, освободилась от хватки рыжей. Бред какой-то. С другой стороны, как верно заметила Вика, «в нашем мире возможно всё».

– Я подумаю над вашими словами. Спасибо.

И пошла по коридору к лифтам. Вика же радостно бросилась к двери Рассветного.

Контекст Художника

Капитан высок, плечист да бородою рыж.

Но на бело-чёрном рисунке выходит он просто плечистым и весьма бородатым, а росту неопределённого. Подбородок квадратным получается, а бледную голубизну глаз не передашь. Художник скользит по рисунку взглядом тоскующим, суёт в папку небрежно. Чистый лист вынимает. Разгуливает по седьмой палубе – любит он пассажирскую зону, персонал незаметен, нахальных матросов здесь вообще не встретишь, пассажиры больше собой заняты и своим местом на лайнере, на чужие дела глядят мало.

Художник уходит вглубь палубы, задерживается у барной стойки, здесь нынче сеньора Равиоли дежурит, жена мадридского миллионера – молодость вспоминает. Дама в вечернем платье, с бриллиантами на пышной груди, с высокой причёской иссиня-чёрных волос и ловкостью рук необычайной – коктейли в бокалах смешивает один за другим. Чем не муза для творца? Но Художник иную модель примечает: мужчину с прищуром хитрым, мимикой богатой и лысою макушкою, роста среднего, телосложения обычного, только чуть ссутуленного. В прошлом – писатель известный, русский, но последние годы живший в Испании. Сейчас – такой же пассажир лайнера, как и все здесь, никому не нужный. Алексеем зовут или просто Алексом, а фамилию не помнит художник. На «В» что-то. Или – на «Б». А может, и на «Д» вовсе. Лень вспоминать, кому нужна она, фамилия?

Взмах руки, карандаш пляшет в пальцах. Художник на стойку опирается, скукоженный силуэт набрасывает.

Бывший-известный бродит между столиками, проходит мимо бильярда, за которым обычно и Капитан сыграть не прочь, смотрит на сложенные треугольником шары, руки потирает, затем приближается к Художнику, вплотную становится и говорит, по своему обыкновению, быстро-быстро.

– Опять шаржами балуешься? Нет бы что-то красивое, волны, вот, например, ветер, чайку, слушай, нарисуй чайку, а? Моя невеста чаек любит, над волною нарисуй, а я тебе спасибо скажу.

– Это никому не нужно, – отмахивается вяло Художник, намечает линию глаз, носа.

– Что ж, не хочешь чайку, нарисуй рыбу, золотую, с длинным хвостом, я невесте подарю, чтобы желания её исполнялись всегда, трудно тебе, что ли?

– Это никому не нужно, – танцует карандаш по бумаге, переходит Художник к надбровным дугам.

– Да что ты всё время «не нужно, не нужно», слов других не знаешь? Шаржи твои очень нужны кому-то, да? А я вот жениться собрался, несколько лет не мог решиться, а как сюда с Анюткой попали, понял – уж если мы даже здесь вместе оказались, значит, так тому и быть, судьба, значит, жениться.

Внизу за смотровым окном плещет волной море, брызгает на нижнюю палубу, качается лайнер, крутит штурвал рыжебородый капитан, хохочет. Бутафорский, разумеется, штурвал. На корме торчит, потому как нравится капитану огромное колесо, что приключениями пахнет и историям дерзкими. И плевать ему, что неуместно оно на новомодном лайнере. Определил на нижней палубе и крутит в свое удовольствие. И хохочет – радостно ему. А в ходовой рубке, как положено, современная панель управления имеется, и рулевой за ней – Никита, рыжий мальчишка с волевым подбородком, на Капитана похожий. Только глаза у него ярко-голубые, а не бледные, выцветшие, как у отца.

Пляшет карандаш по кругу, возникает штурвальное колесо над головой бело-чёрного Алекса.

– Завтра во время ночных купаний свадьбу и устроим, так Капитан сказал, – тарахтит между тем бывший-известный. – Ты же придёшь? Только не говори, что тебе и это не нужно, приходи, я ждать буду, и Анютка – тоже, она тебе привет передавала, кстати, вот так вот.

И ретируется прочь, довольный.

Художник смотрит писателю вслед, а память услужливо рисует картину. День, когда возникает на палубе парочка мокрая да продрогшая. Мужчина с хитрым прищуром и девушка с глазами оленёнка. Тонкая светловолосая Анютка, совсем не похожая на испанку, всего боится, стесняется, прячется за спутника. Спутник же хорохорится, суетится, без конца трёт руки и требует немедленный ответ: что за корабль и кто посмел их с девушкой выбросить в море? Кричит, что он известный писатель, и кто-то ответит за всё это безобразие. Ведёт себя, как сотни других, словом. И молча сверкает глазами Анютка, которая на самом деле Анита-Лучия. И в итоге осваивается она на корабле быстрее спутника и быстрее многих других. Правила уясняет уже назавтра, на кухню определяется, не мешкая – повару в помощницы. Благо, юная испанка родную кухню хорошо знала, готовить любила и умела, чем в своё время и покорила Алекса. Это, если не считать взгляда оленёнка, конечно же.

Алекс же неделю суетится, но после успокаивается, берёт пример с любимой сеньориты. С делом определяется. Рыбачить желает. Просит у Капитана лодку спасательную, Капитан в ответ крепким словцом его припечатывает, невзирая на покрасневшего до ушей мальчишку-рулевого, что в каюте капитанской оказался. Расстраивается Алекс, но помощник Капитана по пассажирской части, Гера, советует хорошенько поискать на лайнере – вдруг найдётся чего-нибудь. Алекс ищет. Дня три круги наворачивает под матросское ржание, а на четвёртый – к удивлению всеобщему находит! В своей же каюте под койкой. Сложенную аккуратно лодку резиновую и полный к ней комплект – насос ручной, вёсла из алюминия и пластика, слань днищевая и даже леер спасательный. И сеть рыбацкую, конечно же. Вновь на смех поднимают чудака:

– Далеко же ты уплывёшь на таком судёнышке! В нём только сухопутных крыс возить.

– Чего смеётесь? Смеётесь чего? – моргает бывший-известный. – Я дома постоянно на такой рыбачил, в неё знаете, сколько рыбы помещается? До центнера, и это не считая меня.

– Центнер? Где ж ты его наловил? В какой-нибудь луже? Здесь тебе не лужа, океан, однако, которого ни на одной карте нет…

И хохот снова.

И зря.

Ни разу Алексовая шлюпка пустой не возвращается. И каждый раз новая рыба к нему в сеть идёт, то стайку плотвы выловит, то с пяток судаков, а то и сомяру с себя ростом.

Приживается, словом, пара на лайнере.

Бывший-известный выходит из бара, мимо бассейна к лифту топает, Художник идёт за ним. Поднимается с Алексом на десятый этаж, на ходу заканчивая шарж, а затем спускается на нижнюю палубу.

Нос к носу сталкивается с Герой, пассажирским помощником Капитана – маленьким, худым, с тёмно-каштановыми волосами, узким лицом и печальными карими глазами – полной капитановой противоположностью, в общем. Даже бородёнка – куцая, смешная, не то, что у Кэпа.

– К матрацу своему идёшь? Когда уже каюту себе выберешь? Хватает ведь свободных, – качает головой капитанский помощник.

– Это никому не нужно, – отмахивается Художник.

Сколько угодно может гулять он по верхним палубам, восхищаться просторами лайнера, но всегда возвращается на родной матрац, что на носу корабля. Почему – и сам объяснить не может. С первых дней так повелось.

Художник ладонь запускает в шевелюру кучерявую, голову запрокидывает, любуется. Такова уж душа Художника – красоту увидит, любуется…

Белоснежный гигант в пятнадцать пассажирских палуб рассекает океан, а тому ни конца, ни края не видно. Улицы с фонарями везёт на себе гигант, парки с деревьями и рестораны с музыкой, и детские горки с бассейнами. Город лежит на борту лайнера. Снуют по палубам люди, взгляд быстрый на волны бросают и спешат к улицам и скверам, словно забыть стремятся, что град их – на воде, а не на суше. Чудно Художнику наблюдать за пассажирами лайнера – за дамами в роскошных нарядах и мужчинами во фраках, что друг дружку отталкивают, желая простыни постирать или палубу надраить, деревья ли подстричь или бассейн почистить, уборную вымыть… Что угодно, лишь бы остаться на лайнере. Кто-то же машет на всё рукою, недолго, впрочем.

К Художнику нет-нет, да пристанет пассажир какой или матрос нетрезвый:

– Ты бы пол помыл, а то, якорь мне в глотку, останемся без шаржиста.

И смех.

– Это никому не нужно, – бросает он в ответ.

И в отличие от иных гостей лайнера, остаётся.

Гости.

Приходят гости, уходят гости…

Бывший-известный появляется уже на третьей палубе, жестикулирует яростно, втолковывает что-то собеседнику невидимому для Художника. На свадьбу зовёт, вестимо.

В час ночных купаний свадьба? Ну-ну.

Вне контекста

День выдался самый обыкновенный. Солнечный, в меру жаркий, как и положено для середины июня. В этот день в мире шло двадцать семь войн. Кого-то убивали, пытали, калечили, грабили, насиловали. Кто-то умирал от голода или болезней. Кто-то ссорился, отчаивался, мстил, кончал жизнь самоубийством. Но всё это было далеко, вне очерченного Олегом круга общения. И потому не имело к нему отношения. Для него это был ничем не примечательный рабочий день. Даже не пятница – вторник. Олег и представить не мог, как день закончится… И он был не одинок в своём неведении. Мир воевал, страдал, бесновался, трясся от ужаса, равнодушно взирал со стороны, не догадываясь, что солнечный июньский вторник для него – последний.

Всё же для Олега было кое-что особенное. Сегодня предстояло первое их с Наташей свидание. Не то чтобы в свои тридцать три Олег оставался новичком в подобных делах… Утром он спрятал в тумбочку фотографию Сильвии, которая долгое время стояла на столе. Пора отпустить прошлое, покончить с тоской по невозвратимому.

Но суть не в этом. Да, он не мальчик. Но ведь девушки не похожи друг на друга, с каждой всё, как в первый раз. Потому Олег волновался, пусть и самую малость. И рад был, что загрузка на работе оказалась ниже обычной. Когда голова занята предстоящим свиданием, сосредоточиться на задачах – независимо, насколько они важны – тяжко.

С девяти до девяти тридцати Олег мониторил логи регламентных заданий на сервере – работа рутинная, но необходимая, если не хочешь, чтобы система подвела в самую неподходящую минуту. Затем проверил почту, удостоверился, что пропущенных задач нет. Отвлекли его всего дважды. Первый раз звонила девушка-договорница из юротдела, жаловалась на непечатающий принтер. Понятное дело, звонок предназначался Саньке, сервис-инженеру техподдержки, но для юристки все «компьютерщики» на одно лицо. Тратить время на объяснение Олег не стал, перебросил звонок товарищу. Во второй раз сам Санька, скучавший за соседним столом, прислал порцию дежурных демотиваторов.

В четверть одиннадцатого – Олег как раз зашёл на форум разработчиков, – в кабинет заглянула Людочка из отдела кадров:

– Мальчики, вы будете нашей Светлане Игоревне на взаимопомощь скидываться? Кто сколько сможет.

– У неё помер кто-то? – полюбопытствовал Санька.

– Вы что, не слышали? У неё вчера кошелёк из сумочки вытащили. А в кошельке вся зарплата была. В троллейбусе ехала, людей много, давка, она и не заметила, кто, когда. А она же у нас мама-одиночка, и родственников – никого. Пришла на работу, сидит в уголке и плачет. Еле выпытали.

– А-а-а… – Санька насупился, уткнулся в экран монитора. – Не, я не могу. У меня кредит за машину.

Людочка перевела вопросительный взгляд на Олега. Невыплаченных кредитов у него не было, привык жить на заработанное, потому вытащил кошелёк, достал две сотни. Подумал, заменил на пятисотку, протянул.

– Без сдачи?! – восхитилась Людочка. – Спасибо!

Схватила, выскочила из кабинета.

– Ты чё, пять сотен отстегнул? – возмутился Санька. – Деньги девать некуда, что ли?

– С каждым случиться может…

– Не с каждым! С кем такая фигня случается, тот и виноват, заслужил. Нечего клювом щёлкать, когда деньги везёшь. А прошляпила, сама выкручивайся. Когда я трубу в прошлом году потерял, мне никто «на взаимопомощь» не скидывался. Где справедливость? Не, я деньги не дам.

Олег не спорил. Тем более, что пришло письмо с новым техзаданием от главбуха. Задачи от Татьяны Владимировны Олег любил. Написано всегда лаконично, понятно, без всяких завиральных идей. Детали можно обсудить и по телефону, но с другой стороны, почему не прогуляться? И ноги размять, и пообщаться с красивой женщиной. Благо, ходить недалеко, бухгалтерия этажом ниже.

На лестнице Олег едва не столкнулся с копирайтером Машенькой.

– Ох… извини! Добрый день, кстати!

Машенька зыркнула на него, поздоровалась отрывисто. Эге, а глаза-то у неё красные!

Девушка хотела бежать дальше, но Олег преградил путь. На сегодня слёз в офисе достаточно.

– Маша, что случилось? Надеюсь, ты зарплату не потеряла?

Копирайтерша подняла голову. А лицо у неё и впрямь, зарёванное.

– Что? А, нет. У меня… – она запнулась, потом выпалила: – Тимка умер. Наш кот. Сосед из арбалета подстрелил.

У Олега челюсть отвисла.

– Как?! За что?

– А просто, развлекался! Тимка так плакал… Повезла в ветлечебницу, а там говорят… Усыпили его!

Она всхлипнула, закрыла руками лицо, чтобы слёзы не увидели, прошмыгнула мимо Олега, побежала наверх. А он остался. В голове не укладывалось, как можно живое существо убить для развлечения? Да и вообще – убить! Маленькое, тёплое, пушистое. Кем-то любимое.

Саньку рассказ не впечатлил.

– Подумаешь, котяра сдох! Я вон тоже две недели назад задавил одного. А чё он по проезжей части бегает? Я на подъём шёл, скорость набрал, тормозить из-за него, что ли? Бензин не бесплатный. А Машка нового заведёт и успокоится.

Согласиться Олег не мог. Но и спорить с железобетонной рациональной логикой Саньки бесполезно. Только хуже получится. Лучше промолчать. Безотказное правило: если сталкиваешься с чужой бедой, помочь в которой не можешь – не принимай близко к сердцу. Чужие страдания и переживания – они и есть чужие.

В одном сервис-инженер прав, безусловно. Нужно Машеньке подарить котёнка. Срочно.

Миру оставалось существовать чуть больше тринадцати часов.

Без четверти час Олегу позвонил начальник отдела:

– Слушай, а что у тебя с задачей по товарным резервам?

– Закончил неделю назад, заказчику отписался, мануал отослал. Я же отметил в шедулере, разве нет?

– А… ага, вижу запись. Тады ладно. Слушай, там руководство опять чего-то хочет по этой задаче, на четырнадцать нуль-нуль совещание. Так что ты с перерыва не опаздывай.

Обеды в офис снова не привезли, потому идти предстояло в кафетерий через дорогу. Недалеко – десять минут ходьбы туда, десять обратно, в часовой перерыв вполне укладываешься. И соотношение цена-качество блюд Олега устраивало. Единственный недостаток у кафетерия как раз в том, что он – по другую сторону от дороги. Олег не любил переход-зебру в середине проспекта между двумя светофорами. Машина разгонится, чтобы вписаться в «зелёную волну» – и на тебе, тормози, пешехода пропускай! Большинство водителей не пропускали, так что Олег часто давал крюк до ближайшего перекрёстка. Но сегодня они шли обедать с Санькой, а тот подобных компромиссов с правилами дорожного движения не признавал.

– Ты чего застрял? Всех не переждёшь, это они нас пропустить должны, – прикрикнул сервис-инженер на товарища и смело ступил на зебру.

Ехавший в левой полосе микроавтобус сбавил скорость. Олег не видел лицо водителя, но представил его кислую гримасу. Но раз пропускают, надо идти, не задерживать движение. Он поспешил за другом…

Сначала он услышал – оглушительный рёв клаксона, визг тормозов, затем уж увидел промелькнувший белой молнией корпус, солнечные блики в полуметре от себя, треугольник с женской туфелькой на заднем стекле.

– Тварь! Тварь тупая! – Санька, который уже добежал до разделительной, орал и махал кулаками вслед удаляющемуся «Нисанчику». – Смотри, куда едешь!

Микроавтобус и ставшая рядом с ним «девятка» негромко засигналили, и Олег сообразил, что застрял посреди проезжей части. Понукаемый бибиканьем, он припустил через дорогу. Благо, на встречке машин не было.

– Видал, что вытворяет? – Санька не мог успокоиться. – Интересно, каким местом она на машину заработала. Чуть нас не сбила, дура!

Положим, сервис-инженер преувеличивал. Ему-то ничего не грозило, он успел проскочить. Зато Олег и правда мог размазаться по капоту. И от сознания, что смерть прошла в полуметре от тебя, что ты мог умереть внезапно, без всякой причины, только потому, что оказался не в том месте не в то время, мозг впадал в ступор. Разумеется, водитель «Нисана» не хотела его убивать, не думала о таком. А если не хотела и не думала, значит, не виновата? Значит, он сам был бы виноват в своей смерти? С кем случается что-то нехорошее, тому так и надо…

В кафетерии Саньку обсчитали. Может, и случайно, но вероятнее – нет. В обеденный перерыв людей много, у кассы очередь. Глянула не на тот разнос, рука дрогнула – у опытной кассирши отговорка всегда найдётся. Но с Санькой она не на того напала. В отличие от Олега, сервис-инженер проверял чеки скрупулёзно.

– Сколько она с тебя взяла? – поинтересовался, едва они присели за свободный столик. – А у меня чё так дорого получилось? А ну, а ну… это что за «салат из тунца»? Девушка, девушка!

Подхватился, поспешил с чеком к кассе. Олег знал – надолго. Вернуть деньги для Саньки недостаточно, он выскажет всё, что думает об уровне обслуживания. А думает он много. Олег принялся за суп, хоть аппетит происшествие на дороге отбило основательно.

За соседним столиком обедали две офис-дамочки:

– Что у них за мода: гадость показывать?

– Не обращай внимания, это не у нас.

Олег покосился на экран подвешенного к потолку телевизора. Шёл репортаж из «горячей точки». Звук был отключён, потому не определишь сразу, что это – Сирия, Ирак, Афганистан, Украина. Везде ведь одно и то же – разрушенные здания, обгоревшая техника, тела убитых, толпы беженцев.

– Это далеко, нас это не касается, – доносилось из-за спины.

– Я понимаю, что не касается, но неприятно же смотреть. Аппетит портят.

– А ты не смотри. И не думай о неприятном. Лучше расскажи, что купила вчера…

Правильно, не думать о плохом. Выбросить проклятый «Нисан» из головы, сосредоточиться на хорошем. Сегодня вечером они с Наташей погуляют в парке. Потом зайдут в «Шоколадницу», закажут мороженое с шампанским, кофе. Потом… Ладно, не стоит загадывать.

Загадывать в самом деле не стоило. У мира в запасе оставалось десять с половиной часов.

Контекст Натали

Хорошее место!

Так все вокруг талдычили о курортном посёлке. Даже Олег последнее время стал поддакивать, словно заколдованный. Что в нём хорошего? Скукотища! Люди, как обкуренные, поговорить толком не с кем. Зачем Олег её сюда приволок? Нет, поначалу было прикольно, и выдумка с «похищением» забавна, а хлебное дерево вообще отпад! Она остановилась, сорвала самую маленькую булочку, повертела в руках – пойдёт к ухе от поварихи Веры Ивановны. Она, в отличие от Олега, удосужилась выучить имена хотя бы некоторых сельчан. Хотя, может и не стоило – сельчане бесили. Лыбятся без конца, жизни учат: «Без работы пропадёшь». Будут ещё поучать меня всякие. А Олег твердит: «Приятные люди, хорошие». Ни на грош не разбирается в людях.

Зато он в других вещах силён. Она откусила от булки. И не признался, шалун, как у него такое диво дивное получилось – хлебное дерево. И неважно! Натали уже предвкушала, как расскажет подружкам: «Прикиньте, а мой-то для меня!» От зависти полопаются. Особенно Алёнка. Вечно она хвастается, какие у неё парни крутые, на каких тачках ездят. Три раза «ха»! Хоть один из них умеет хлеб на ветках выращивать?

А кто не поверит, того она приведёт в посёлок и ткнёт носом в дерево. Интересно, можно его с собой забрать? Во дворе посадить, нет – на балконе! Нефиг соседям к её булочкам присосеживаться. Приживётся оно на балконе? Надо в интернете почитать… Натали гневно топнула ногой. Интернета здесь не водилось. От слова совсем. А Олег ничего не знает о балконных деревьях. Но… Озарение пришло внезапно. И почему она раньше об этом не задумалась? Натали бросилась в дом, но парня там не оказалось. А ведь только что был. Куда, он говорил, собирался? К этому… как его… Красномебельщику? Нет, к нему вчера ходил. И сколько можно бродить по соседям? Нет бы любимой девушке время уделить.

Олег вырулил из-за кустов с двумя вёдрами в руках. Пропыхтел мимо неё к грядкам, с которыми и без того возился всё утро. Дались они ему. Всё равно ничего не растёт. А любимая девушка, между тем, от тоски изнывает.

– Эй, компьютерщик мой, ненаглядный, – крикнула в спину.

– Я не компьютерщик, – Олег поставил вёдра. – Я – огородник. Сейчас помидоры поливать будем.

– Во-первых, никаких «будем», а во-вторых, почему ты, гений программирования, до сих пор интернетом не озаботился?

Олег посмотрел так, будто она попросила его описать последнюю коллекцию кардиганов от Гуччи.

– Наташа, пожалуйста, не мешай. Видишь, помидоры принялись наконец-то.

– Та пофиг, нам соседи и так всё дают, зачем заморачиваться? Мне интернет нужен! Месяц заканчивается, нам скоро уходить отсюда, а я не знаю, как пересаживать хлебные деревья.

– Займись-ка делом лучше, – он зачерпнул воду железной кружкой, полил крохотный зелёный кустик. – Илькин сказал, ты тоже должна работать.

– «Илькин, Илькин», – скривилась Натали. – Обо мне совсем не думаешь!

Олег выпрямился.

– Давай так – ты помогаешь мне полить рассаду, а я подумаю, как решить вопрос с интернетом.

– Поду-у-умает он…

Олег протянул ей кружку. Натали горестно вздохнула – видела бы её Алёнка. Нет, об этом она точно никому не расскажет. Но кружку всё-таки взяла. Как там говорят психологи? Любую неприятность воспринимай, как «нью экспириэнс». Покачивая бёдрами, она потопала на грядку, но не успела и шагу сделать, как раздался вопль Олега:

– Что ты делаешь?! Ты же топчешь их!!! Отойди. Нет, не туда! Эх…

– И поливай тогда сам, раз не нравится! – она в сердцах швырнула кружку в помидорный недокуст и пошла прочь.

Тоже мне, огородник-волшебник.

Притащил в дебильное место и даже не объяснил, как тут что действует. А я сама возьму и всё выясню. Разгневанная Натали выбежала со двора, остановилась на тропинке, тряхнула фиолетовой шевелюрой. Мимоходом подумала, что неплохо бы и краску для волос раздобыть – корни отросли уже. Есть ли в этом посёлке Парикмахер? Не возвращаться же домой с бедламом на голове, вдруг Алёнка ей встретится раньше, чем стилист. Но сначала – интернет. К кому Олег вечно бегал за помощью? К Шефу, лысому недоумку, что с ней на желание спорил. Вот пришла пора желаньице-то исполнить.

Шефа нашла удивительно быстро – просто шла по тропинке, пока не упёрлась в дом лысого. Хозяин возился в саду, срывал груши с дерева. Все, как одна, жёлтые, краснобокие, словно на заказ выращенные. Снимет одну, уложит в корзину, потом – другую. Смешной. Потрусил бы, они бы сами попадали.

– Эй, Шеф! – закричала Натали. – Ты мне желание должен.

Мужчина поднял голову, удивленно вытер лысую макушку.

– Здравствуйте, юная леди. Рад видеть вас у себя.

– А зубы-то не заговаривай! Я ноут хочу. И интернет!

– Это – два желания, – осторожно проговорил Шеф.

– Да… Тогда хотя бы ноут, интернет мне Олег проведет.

Шеф крякнул.

– Видишь ли, милая, сколько я тут живу, ни разу не видел, чтобы у кого-нибудь интернет имелся.

– А хлебные деревья раньше видел? Ха. Съел? А Олег мне сделал. И интернет сделает. Хочешь ещё раз поспорить? – Не хочу. Однако в ноутах я не силён. Вот груш, например, сколько угодно могу насыпать. Или винограда. Смотри, какой вырос. Хочешь?

– Как я с твоего винограда Вконтакт войду? Не умеешь делать ноуты, отведи к тому, кто умеет. Должны же в посёлке быть ещё программисты, компьютерщики, ну, такие, как Олег?

– А почему бы тебе Олега и не попросить? – развёл руками Шеф.

Натали опустила голову.

– Говорит – сама делай. Илькин ему чего-то наболтал. Какое дело Илькину до того, чем его клиенты занимаются? Ему деньги заплатили, ещё и паши на него. И вообще, нам уходить скоро.

Шеф дёрнул бровями.

– Видишь ли. Илькин прав. И Олег тоже. Тут надо… э… что-то делать. Это, как бы тебе сказать, необычный курорт. Здесь люди… вроде как опыт новый зарабатывают.

– Нью экспириэнс? – обрадовалась Натали.

– Вроде того.

– Так как мне ноут сделать?

– Я тебе могу рассказать, как я овощи с фруктами выращиваю, а ты уж по аналогии действуй. Сажая деревце или семечко, я очень чётко представляю, как оно растёт, как появляются первые листики, цветы. Какими должны быть плоды. Чем ярче и чаще себе это представляю, тем быстрее собираю урожай. Понимаешь?

– Понимаю. Визуализация. Но это ж свихнуться можно. Только о грушах думать.

– Поначалу тяжело, да. Но потом даже не замечаешь мысленной работы. Спокойно думаешь о нескольких делах сразу – мысли текут, как ручейки, не пересекаясь. Сейчас у меня десять-двенадцать ручьёв одновременно бежит, вот дела и делаются.

– Десять разных визуализаций одновременно?

– Это что! У Илькина их сотни. На то он и Наставник.

– Чего-о? Чей он наставник? Прохиндей он, вот кто! Ладно. А бывают деревья, на которых ноуты растут?

– Это ты у Олега спроси. Он у нас по диковинным деревьям мастер.

Она думала до самого вечера.

Воображала большое и красивое ноутовое дерево. Заниматься этим пришлось самой – Олег фыркнул, чтобы не приставала с глупостями и не отвлекала от важных дел. Это она, любимая девушка, отвлекает! Что может быть важнее её? Натали выкопала ямку, воткнула туда палку с корнями, выпрошенную у Садовника, и мрачно на нее уставилась, представляя серебряные листья и маленькие ноутята между ними. Мысли скакали, уплывали, без конца норовили переключиться на что-нибудь новое. То на горячую ванну, в которую она окунётся сразу по возвращению. То на Алёнку, которая лопнет от зависти, раздуется, как жаба, зелё-ё-ёная такая, ква-а-а… То на Олега, который её словно и не замечает, а потому и завидовать Алёнке, получается, нечему… Но она не сдавалась. Вновь и вновь мысленно возвращалась к ноутам. Однако наутро, вопреки ожиданиям и разболевшейся голове, ничего не выросло. Тогда она раздобыла у соседей обломок железного лома и до рези в глазах пялилась на него, представляя, как тот растягивается в тонкую пластину, как возникает клавиатура, экран, наклейка с розовыми сердечками на крышке. Лом и не думал меняться. Может, стесняется? Натали отвернулась. Потом она сунула лом под кровать, ушла из дома и шаталась по посёлку около часа. Возвратившись, к кровати подошла на цыпочках. Прежде чем наклониться, шумно вдохнула и выдохнула от волнения. И наконец, решилась посмотреть.

Лом издевательски блеснул сталью.

Когда в дом соизволил вернуться Олег, она рыдала навзрыд, лёжа на кровати и зарывшись головой в подушку. Парень потоптался на пороге, затем соблаговолил подойти к ней, попытался обнять, что-то лепетал, но Натали его оттолкнула.

– Бросил меня, а я тут сама весь день делала ноут, а он не сделался, и Шеф твой меня обманул, а тебе и дела нет, я тебе совсем не нужна, – выпалила она.

Вернее, попыталась выпалить. Сквозь рыдания получилось что-то вроде:

– О-о-ил ея-ууу ама е-ееень оу-ут не-а-а-ся. Шеф вооой ме-яя оауууул, а теее и ела-ет, я е-е-е-оем не нужна!

Олег моргнул.

– Ты мне очень нужна. Что за глупости. Но я должен работать, потому что…

– Потому что, и-ик, так сказал Илькин! А у меня – вот!

И сунула ему под нос лом.

Парень повертел его в руках.

– И что?

– Что, что! Ноут мне сделай, – после чего плюхнулась на кровать и, демонстративно всхлипнув, отвернулась к стене.

Она гуляла по картине. Не знала, откуда ей это известно. Не помнила, как картина выглядит, а находясь внутри – не разглядеть целого. Только отдельными цветами и можно любоваться – лазурный, лиловый, бледно-коралловый… Хотелось вознестись над картиной и увидеть её всю, вспомнить, рассмотреть каждую чёрточку. Но, увы, приходилось довольствоваться цветовыми пятнами, а те, как ни старайся, как ни напрягай зрение, не желали складываться во что-то хоть немного осознанное.

А ещё она чётко помнила, что должна выложить картину в ВК. Сфотографировать и выложить. Обязана просто. Но как это сделать без ноутбука, да ещё и находясь внутри той самой картины?

Раздался смех. Где-то хохотала Алёнка. Она всегда смеялась, когда у Натали случались неприятности. И всегда подлизывалась, когда дела шли хорошо. С самой школы. Вся их дружба держалась на смехе, подлизывании и хвастовстве. Натали стало горько. Впервые за годы дружбы. Показалась она какой-то… ненастоящей, нарисованной неким художником от скуки, между истинными шедеврами.

Земля под ногами вдруг сделалась мягкой и вязкой, словно густые краски, она почувствовала, что тонет. Отчаянно замахала руками, закричала и тут же захлебнулась разноцветной жижей. А в следующий миг каким-то чудом оказалась на бирюзовом островке, но тот уже уходил под коричневую воду. Её окатило холодом.

И она проснулась.

Первое, что увидела – ноутбук. Стоит на тумбочке новёхонький! Блестящий с серебристой мышкой и даже небольшими колонками. Натали запищала от радости, перевалилась через дрыхнущего Олега и бросилась к сокровищу.

– Как? Как ты это сделал? Я два дня промаялась. Ты думал о нём?

Олег приоткрыл сонный глаз.

– Просто сделал и всё.

Натали подумала поцеловать его в щёку, но решила не тратить время. Включила долгожданный ноутбук – «Даже заставка моя! Зачот» – после клацнула на иконку «Оперы».

– Ух ты.

Открылась страничка Вконтакте.

Вот я им сейчас расскажу, какие чудеса для меня парень творит! Нет, сначала напишу Алёнке, что она – ненастоящая. Настоящее только… только… Что же? Что-то важное мелькнуло лазурной волной из сна и растаяло. Да и не до того стало.

Натали клацнула на ссылку «Новости друзей», но… осталась на своей странице. Попробовала перейти в сообщения, на главную, в раздел музыки – безуспешно. Доступной оставалась только её страничка с её же фоткой, где она показывает язык всему миру.

Стоп!

Почему здесь эта фотография? Должна же быть картина. Та самая, ну… Натали лихорадочно вспоминала, что же изображено на картине, но образы ускользали от неё. Осталось лишь ощущение чего-то такого… такого… В общем, достойного того, чтобы встать на место её собственной фотографии!

– Где она? Олег, где? Это неправильная страница, слышишь меня? Фотка не та. И ссылки не работают. Да проснись же!

– Солнышко, я всю ночь сочинял тебе ноутбук, дай поспать, – Олег стряхнул с плеча её руку и плотнее закутался в одеяло.

Натали растерянно уставилась в экран.

Контекст Сильвии

Иру она не тронула. Проявлять Константина тоже не торопилась. Не то, чтобы поверила рыжей, но… Сколько хозяйка небоскрёба живёт в этом мире, столько ему и удивляется. «Всё может быть». В одном она уверена – в сгоревших розетках и прочих поломках виноваты не Костя с Ирой, а повсеместное нарастание энтропии. Она и так снижает масштабы разрушений – где может, разбрасывает вероятностные события. Иными словами – или у всего небоскрёба крыша провалится, или у десятка-другого жильцов лампочки перегорят, кран протечёт, табурет развалится… Мелочи, которые гораздо легче исправить, чем починить всю крышу.

Мелочи… Только не для Святослава Рассветного! В идеале, на него бы вообще не разбрасывать, во избежание истерик. Но так не получится – энтропия не всегда спрашивает, на кого ей разброситься. Да и несправедливо это – выделять одного. Разве что – свести его «долю неприятностей» к минимуму.

Пока же – сделаем гению приятное. Его рыжей заступнице давно пора пройти испытание, которое покажет, чем она может быть полезна небоскрёбу. Собственно, слово «испытание» весьма условно – оно затеивается, скорее, чтобы помочь человеку определиться: «Куда себя приложить? С чего начать?» Потому как те, чей ответ «никуда», и без всяких проверок развоплотятся.

А Вика в рамках экзамена пусть приведёт в порядок квартиру – хотя бы спальню – своего кумира. Чем не общественно-полезное дело? Авось подобреет гений к соседям.

Вика заданию обрадовалась. Понеслась в мастерские, что располагались в стилобате, и не вылезала оттуда две недели. Она сплела для «Святика» бело-синие шторы-макраме, она высмотрела себе из окна фотолаборатории персональный вид – с горами, белоснежными верхушками и пронзительно синим небом – сфотографировала его и создала фотообои на всю стену, для остальных стен надумала светлые обои со снежинками и наклеила их на пару с дочуркой, Ланой. Она лично вырезала из дерева причудливый абажур для новой люстры и расписала его в тон горной вершине.

Под шумок ещё и выпросила себе новую квартиру на пятьдесят втором этаже, рядом с Рассветным. Чтобы работалось лучше. Сильвия не возражала. Тем более что маленькая Лана, пришла в восторг от «высокого этажа». Пока мама возилась с квартирой гения, девчушка нашла себе занятие – взбиралась на подоконник на лестничной площадке и сочиняла истории про каждый пока ещё бутафорский небоскрёб, что виднелся из окна. Сильвия подумала, что неплохо бы записывать за малявкой её выдумки. Авось пригодятся потом, когда до нового строительства дойдёт дело.

Тем временем, испытание Вика прошла, несмотря на заявление гения, что «он сделал бы всё по-другому».

И сделал.

Через день после того, как рыжая закончила работу, небоскрёб проснулся от воя. Впрочем, конкретно Сильвия проснулась от стука – за дверями топтались старосты этажей.

Хозяйка небоскрёба вздохнула. Опять станут жаловаться на Святослава и спрашивать, почему он до сих пор здесь, если ничего не делает, только шумит, думать порядочным людям мешает, почему он вообще остался в их общем доме, хотя даже испытания не прошёл. Особенно Николай, староста первого уровня, упорствует в этом вопросе. Оно и понятно. Хозяйка небоскрёба придумала старост, чтобы облегчить себе задачу – по мелким вопросам жильцы обращались к её «заместителям», каждый староста отвечал за пять-шесть этажей. К ней приходили, только если сами не могли решить некий вопрос. Но, как правило, решали – со старостами она делилась информацией о мире, рассказывала им чуть больше, чем всем остальным. Знали они больше других жильцов, умели больше. И, разумеется, в старосты кого попало не выбирала, слишком большая ответственность на них лежала. Например, Николай – высокий, крупный мужчине с орлиным профилем и рабочими руками – отвечал за звукоизоляцию небоскрёба. Как староста первых пяти этажей, что располагались сразу над мастерскими стилобата, он следил, чтобы шум мастерских не заглушал жизнь дома.

И с задачей своей справлялся отлично, всякий житель небоскрёба всегда мог отдохнуть или поработать в тишине. Но даже старосте первого уровня досаждал буйствующий наверху Рассветный. Заглушить гения оказалось непросто. «До каких пор, хозяйка, нам его терпеть?» – как наяву звучал голос Николая.

Если бы она могла ответить.

Как объяснить загадку, которую сама не можешь разгадать? Она никогда не промахивалась. Ни до Святослава, ни после. Если человек талантлив – он талантлив везде! Где бы ни оказался. Да, нужно время на адаптацию, да, не все сразу понимают и принимают правила небоскрёба… Может, Святославу нужно больше времени? Может, что-то сломалось в нём при проявлении? Или дело и правда в бывших супруге и друге? С другой стороны, он до сих пор здесь, хотя живёт в небоскрёбе и не работает гораздо больше месяца. Ещё одна загадка. И она не имеет права сдаваться, пока не найдёт ответов.

Сильвия выскользнула из шелкового серебристого пеньюара, натянула джинсы и клетчатую рубашку и, оставив волосы струиться по плечам, пошла к старостам.

Вопил Святослав знатно!

И было из-за чего. За ночь свежеотремонтированная спальня превратилась в обшарпанное нечто, ещё более убогое, чем до Викиной работы.

– Это всё они! Они! Всю жизнь мне завидовали – и здесь, и там. Всю жизнь пакостили! Всю-ю-ю…

Гений уселся на пол, обхватил голову руками и причитал, раскачиваясь из стороны в сторону, вокруг бегала рыжая и успокаивала его, словно ребёнка. Её собственный ребенок уныло топтался на пороге.

– Я им… То есть – ей, это она…

– Все выйдите. Прочь, – холодно отрезала Сильвия.

Все не возражали, только Вика ещё несколько секунд цеплялась за рукав рубашки гения, пыталась возразить, что остается, но отступила перед льдом зелёных глаз хозяйки небоскрёба.

– Святослав Рассветный! – рявкнула хозяйка, оставшись с оным наедине. – Немедленно возьми себя в руки!

Святослав, привыкший к жалобным стенаниям Вики и мягким увещеваниям самой Сильвии, вздрогнул и притих.

– Ты же – талантливый человек. Профессионал. Твое бюро интерьерного дизайна не знало себе равных. А теперь ты не в силах починить розетку и приклеить обои. Стыдно!

– Я… Я – творец, – Святослав неуверенно поднялся на ноги. – Не моё это дело розетки чинить.

– В этом доме не бывает постыдных дел, – отчеканила Сильвия. – Любая работа – добрая и почётная, идёт на благо тебе и соседям.

– В задницу соседей, – вяло отмахнулся творец. – Посмотри, что они с моей квартирой сделали. Посмотри! Это доказывает, что они…

– Нет. Это доказывает, что ты – и только ты – неспособен сохранить то, что сделали для тебя другие. Даю тебе не-де-лю, чтобы вернуть комнате приличный вид. Сделай, наконец, хоть что-нибудь сам. Думай о хорошем, сколько тебе повторять? Не о прошлых обидах, а о том, что можешь создать сегодня. Можешь ведь!

Творец растерянно моргнул.

– Неделю, Святослав! Потом я приму меры.

И вышла.

Она не была уверена, что сможет избавиться от Святослава. Слишком уважала его в прошлой жизни, слишком много надежд возложила на него в этой… Да, ни одна не оправдалась, но всё же некая польза от его появления в небоскрёбе была. Костя и Ира. Вот уж кто послужил на благо общего дела.

Даже сейчас, когда Ира одна…

Сильвия остановилась. А ведь она ни разу толком не поговорила с Ириной. Нет, они обсуждали массу деловых вопросов, особенности жизни в небоскрёбе, но никогда не общались «по душам». Даже после случившегося с Костей. Сильвия сообщила молодой женщине, что с её спутником произошло несчастье. Та молча выслушала, кивнула, отвернулась. Сказала, что хочет побыть одна. Сильвия ждала, что Ира придёт к ней с разговором, с просьбами, с требованиями вернуть дорогого человека, но та не пришла. Хозяйка небоскрёба запустила ладонь в чёрную гриву волос. Она сотни раз выслушивала от Святослава, как его предали, использовали, бросили… В конце концов, научилась – как и большинство жильцов – пропускать нытьё мимо ушей. И при этом ни разу не поинтересовалась версией Иры. Или Кости. Не хотелось в чужом белье ковыряться – испытание прошли, пользу приносят, сам Святослав не развоплощается – и ладно.

Что же, пора наверстать упущенное.

Она прошла к лифту, спустилась на два этажа и подошла к двери, выкрашенной разводами в лиловые тона. Постучала.

Контекст Олега

В душевой кабине просел пол.

Любила Наташа поплескаться от души, вот и прогнило дерево. Впрочем, в этом доме без конца и края что-то портилось, барахлило или вовсе исчезало. Вчера, например, пропали огурцовые грядки. С вечера были – утром нету. Помидорные осталась, а на месте рядков огурчиков – неподнятая целина. Сколько ни моргал растерянно Олег на строптивый огород, сколько ни бегал кругами – огурцы не вернулись.

Порой Олегу казалось – это все делается специально, чтобы жители без работы не остались. Только кем делается? Грядку пришлось снова вскапывать, семена – засеивать. Потом ещё и Наташа со своим ноутом… Говорит: страница Вконтакте не перегружается. А как она перегрузится без интернета? Он что смог – то и сделал, в конце концов, его возможности не безграничны. И вообще, если бы он хоть понимал свои возможности… Но, как бы там ни было, надумать некий предмет – хоть светильник, хоть ноутбук, хоть дерево с булками – это одно, а всемирную паутину из ничего соткать – совсем другое. Это слишком даже для столь странного места…

Впрочем, Наташа успокоилась. Принялась писать на «стене» статичной страницы Вконтакта сообщения и сама же на них отвечать. Какие-то философские рассуждения о «настоящем» и «ненастоящем». Дово-о-ольная! Ни одного плохого комментария. И пускай. Меньше под ногами болтаться будет. Из-за душа, опять же, не возмущается – некогда…

А он может спокойно заменить прогнивший деревянный пол конструкцией из труб, пенопласта, цементно-песчаного раствора и нержавеющих металлических пластин. Сверху предполагается резиновый коврик. Что-то раздобыл у соседей, один раз пришлось заглянуть к маме Лейле – за сварочным аппаратом и аккумулятором к нему. Сваркой Олегу заниматься не приходилось, но к аппарату прилагалась инструкция. И только он разобрался с принципами действия зверь-машины, как почуял чьё-то присутствие, даже в ушах тренькнуло. Олег замер над «сваркой» с узкой трубой в руке, медля, прежде чем оглянуться. Неужели Наташа устала от странички, а он не успел…

– Она не устала. И в этом её проблема.

За спиной стоял Илькин. Мысли он читает, что ли? На каком-таком основании? Возникло жгучее желание развернуться и ка-а-ак дать трубой. Но он сдержался, осторожно положил железяку на землю. Обернулся.

– Она ничего не делает, – продолжил тем временем Илькин. – Здесь так нельзя. Кто не работает, тот…

– Не ест?

– Нет. Пропадает. Исчезает из нашего мира. Совсем.

– Что ты несёшь? Ты нас домой обещал вернуть через месяц, помнишь? Прошёл уже твой месяц!

Илькин грустно посмотрел в сторону дома, туда, где росло хлебное дерево.

– Разве вам здесь плохо? Это хорошее место. Ты здесь прижился. Даже более того. А вот Наташа… Месяц – время, которое можно здесь жить, бездействуя.

– Не понял. Ты что… Ты всё врал про возвращение домой?

– Олег, отсюда не возвращаются. Только развоплощаются.

– Чушь какая-то. Мы что – мертвые? Мы в раю? Или в аду?

– Ни там, ни там. Мы – в хорошем месте.

– Ещё раз повторишь про «хорошее место» – по зубам дам, – процедил Олег. – Вытащи. Нас. Отсюда. Верни домой. Ты обещал.

– Здесь ваш дом. И если хочешь, чтобы Наташа жила с тобой долго и счастливо – уговори, заставь её работать. Хоть как-нибудь.

Олег сидел на сварочном аппарате, прижав к вискам ладони. Илькин исчез по своему обыкновению – то есть, внезапно и не прощаясь. Видимо, за зубы испугался. Он почти всегда появлялся и растворялся в воздухе неожиданно, кроме того, Олег даже не знал, где его искать в случае чего. В доме мамы Лейлы сыночка никогда не наблюдалось, отдельного дома у него не было. Во всяком случае, Олег не раз обойдя посёлок вдоль и поперёк, ни разу не встречал жилища черноглазого. Соседи на вопрос: «Где его искать?» – отвечали: «Он сам тебя найдёт». Не в небесах же он обитал? Хотя, с этого станется.

Впрочем, неважно.

Он так и не разобрался с местом, в которое их занесло. Не разгадал ни единой загадки. Даже Наташа, которая сначала поверила в «месячный аттракцион с приветом» уже начала что-то подозревать. Здесь не действовали привычные законы физики, биологии и прочих наук. Сельчане же либо тщательно хранили секрет «аттракциона», либо и сами не знали, как он устроен, просто привыкли к странной жизни. Люди вообще склонны привыкать. Только не он!

– Олег, я так больше не могу! Настрой мне интернет правильно. Мне нужен Яндекс или Гугл. Ой, а что с душем случилось?

– Мы уходим, – он резко встал.

Наташа заморгала.

– Домой?

– Да. Сегодня.

– Наконец-то. Мне здесь ужасно надоело. Олежка, не надо больше таких шуточек…

– Тихо. Слушай меня. Выдвигаемся, как только стемнеет. Собери еды в дорогу – неизвестно, когда и где удастся раздобыть новую. И не придумай каблуки надеть.

– Олежка, ты меня пугаешь. Это что – новый квест?

Он на секунду прикрыл глаза, вздохнул.

– Наташа. Шутки кончились. Прости, я надеялся найти выход. Но я понятия не имею, что это за место, и как мы в него попали. Всё, что я знаю – надо выбираться отсюда немедленно, и нам никто в этом не поможет. Возможно, даже будут мешать.

Наташа всхлипнула, скривила личико, впрочем, тут же передумала плакать, открыла рот, чтобы что-то сказать. Но Олег её опередил.

– Зайди в дом и не выходи никуда до вечера. Можешь поспать, если удастся. А я продолжу чинить пол в душевой, чтобы подозрений не вызывать.

К его удивлению она послушалась.

Наташа действительно заснула.

Олег смотрел, как она лежит, привычно сунув кулачок под щеку, и думал о том, что он должен, нет, обязан её вытащить! Даже ценой своей жизни, если понадобится. Кто-то сыграл с ними злую шутку, кто-то за это ответит. Однажды. Но сначала надо выбраться. И убедиться, что Наташа – в безопасности. А потом разобраться с юмористами.

Не к месту вспомнилась Сильвия, встала перед глазами, как наяву, тряхнула «конским хвостом», повернулась в профиль так, что видно родинку на правой щеке. Он любил её, как не полюбит ни одну женщину. К Наташе чувства совсем другие. Её хочется защищать, оберегать, лелеять. Сильвия сама от кого угодно защитит…

Наташа перевернулась на спину и сладко потянулась. Как жалко будить, но надо. Тронул за плечо, легонько потряс. Девушка открыла глаза, зевнула, приподнялась на локте. Какая же она хрупкая! Всегда была худенькой, но сейчас – будто из стекла сделана, кажется, коснёшься – и рассыплется. И ведь вроде питается нормально, благодаря Поварихе, как-её-там.

– Пора идти, – тихо сказал он.

Наташа тоскливо посмотрела в тёмное окно.

– Ты уверен? Сейчас?

– Да, так надо, – он встал, протянул ей сумку с одеждой. – Вот. Возьми. Раздобыл сегодня у Портного. Сказал, ты решила огородничеством заняться. Он обрадовался…

Наташа достала из сумки широкие джинсы, джинсовую куртку, футболку и косынку. Скривилась.

– В этом тебя никто не узнает, если вдруг выглянет в окно, – быстро объяснил Олег. – Все привыкли, что ты рассекаешь по посёлку в шортиках или тунике. А косынка – фиолетовые волосы спрячет. Не дуйся! Ты выбраться хочешь или нет?

– Спать хочу, – хныкнула девушка, натягивая джинсы. – Ужас какой. Я на мешок похожа. А мы дерево выкопаем?

– Некогда. Я… Я тебе новое выращу. Дома.

– Честно?

– Честнее некуда. Одевайся.

В освободившуюся сумку сложили Шефовы груши, домашние колбаски от Поварихи и, конечно же, булочки собственного урожая!

За весь месяц Олег не увидел ни единой тропики, которая уводила бы из посёлка. Но он найдёт её. Сегодня же. Он думал о ней весь день и весь вечер, и не сомневался, что она сама ляжет под ноги, стоит им выйти из дома. И она легла! Узкая, едва заметная в траве, ведущая за дом – Олег готов был поклясться, ещё полчаса назад её не было. Они прошли мимо круглого озера, дошли до озера в виде подковы, и всё время путь их лежал задворками, ни разу не пришлось идти мимо чьей-то двери или окна. В лесу тропинка виляла между деревьями, дважды их пугала крупная ночная птица. Несколько раз Наташа просила передышки, усаживалась на землю и съедала что-то из запасов. Шла она после каждого привала всё медленней. Платок на голове скособочился, в конце концов, девушка его сняла и бросила в кусты, слабой рукой взъерошила волосы. Казалось, силы покидают её с каждой секундой. Олег тоже устал, но был готов идти и идти без остановки, дни напролёт, нести на себе Наташу, если понадобится.

Лес закончился на рассвете.

Олег с Наташей остановились у подножия горы, прищурились от утреннего солнца.

– И что теперь, – выдохнула Наташа, задирая голову. – Лезть?

– Будем идти по тропе. Где-то наверняка есть перевал. А за горами должна быть цивилизация. Нормальная, – последнее он добавил неуверенно.

– Есть хочу, – девушка сунула руку в сумку, извлекла кусочек колбасы и грушу.

Булочки закончились.

– Надо было дерево брать ш шобой, – она впилась зубами в колбасу.

Перевал нашёлся быстро. Широкая зелёная дорога между двумя горными склонами, поросшими мхом и колючим кустарником с синими листьями. Солнце спряталось, над беглецами сгущались тучи.

– Как бы дождь не пошёл, – испугалась Наташа.

– Пускай идёт. Следы смоет.

И остановился. Замер, открыв рот.

Путь обрывался. Горы обрывались. Даже хмурые тучи – и те обрывались здесь, у края… чего? Реальности? Мира? Воздух от земли до небес подёрнулся разноцветной полупрозрачной дымкой, она дрожала и переливалась, в нее упирался горный хребет, к ней прислонился камень у подножия, у неё застыло небо. А за ней не было ничего. Олег подошёл ближе, протянул руку, но не решился коснуться.

– Олег, я боюсь, – раздалось сзади.

– Я тоже ничего не понимаю, но…

Он обернулся, и теперь уже испугался сам.

Наташа, его дорогая Наташа, стала полупрозрачной, словно дымка у края. Сквозь неё виднелись кусты и дорога. Олег моргнул, отгоняя наваждение, но оно лишь усилилось.

– Я боюсь, – прошелестела девушка.

И осела на землю.

И стала таять.

Сначала испарилась одежда. Потом растворился бок, словно невидимый зверь откусил кусок от тела. Левая рука дёрнулась и исчезла. Парикмахер-призрак сбрил с головы волосы. Олег смотрел и не верил, ждал, что вот-вот проснётся. Они задремали где-то в лесу, а он очень боялся потерять любимую, неудивительно, что кошмар замучил. Сейчас – сейчас же! – он проснётся, прижмёт к себе Наташу и никуда-никуда не отпустит.

Правая нога исчезла по колено.

– Я умираю, да? – еле слышный шёпот.

И карие глаза смотрят с мольбой.

Тогда Олег закричал.

Контекст Художника

Вода блестит чернотой. И воздух дышит свежестью.

Один за другим летят за борт листки бумаги. Шаржи на жениха и невесту – не то, всё не то. Любви и трагедии требует душа, страсти и ярости просит, но никак не насмешки с иронией. На холсте запечатлеть бы эту свадьбу, черный фрак и белое платье, белый лайнер и чёрные волны, восторг жениха и тень тревоги на лице невесты, дорожка лунная на воде и туча на небе ночном. Но давно утрачена кисть Художника, да и писать как – не припомнит он. Да и кому оно нужно – картины писать?

В вечной любви клянутся молодожёны, благословляет их Капитан, а сам улыбается в рыжую бороду.

Художник почти не слушает. Видал он свадьбы, слова везде одни, а что толку в словах? Лишь отмечает краем сознания: вот и стала Анютка сеньорой Анитой-Лучией.

– А теперь – купания! – возвещает Капитан. – Во славу молодых! И да возлюбят они друг друга до последнего вздоха!

Нехороший человек ты, Кэп. И никому ты не нужен, а эти двое хотя бы друг другу нужны, не зная, что и это никому не нужно. Ерошит кучерявую шевелюру Художник, бумагу с карандашом откладывает. Отчего бы и не искупаться сегодня?

Затихают двигатели, замирает лайнер, даже ветер умолкает, и разом исчезают с ночного неба все тучи, звёздам уступают дорогу, и серебрит луна воду. Тихо становится и спокойно.

Радостный визг – устремляются вниз пассажиры, летят брызги, блестит сильней лунная дорога. Кто-то хватает молодых, тащит к борту, жених упирается, хихикает, уговаривает прекратить и даже сейчас потирает руки. Невеста же, блондинка испанская, справляется с назойливыми провожатыми иначе – сама в воду сигает. И океан ворчит, раскрывая объятья.

Мимо Художника топает старший механик – большой и грузный. Мрачно бормочет, что нужно двигатели проверить, пока лайнер стоит. Первый помощник капитана, чопорный мужчина с усиками, вытягивается в струнку рядом с Кэпом на корме, в глазах любопытство. Сам же Капитан с подзорной трубой у бортика устраивается, рыжая борода торчит задорно. Мальчишка-рулевой смотрит растерянно на плескающихся пассажиров, косится по сторонам – то ли искупаться тайком от папаши желает, то ли в каюту удрать.