Славный путь. Поручик

© Андрей Посняков, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Глава 1
Санкт-Петербург. Наши дни, август
– Ну, и где же она? Я понимаю, можно опоздать на полчаса… но на час…
Нервно постучав ладонью по рулю, Антон глянул на часы на экране смартфона… Десять двенадцать. Однако уже второй час пошел. Не случилось ли что-нибудь? Не зря же не отвечает… и, главное, не перезванивает… Еще раз позвонить? И нарваться… Ну, не на скандал, Вера – девушка не стервозная, но – на недовольство как минимум! Этак округлит свои чудные серые глазки – что, мол, девушка уже и опоздать не имеет права? Еще и занудой обзовет, с нее станется…
Главное, часы ей недавно подарил, на день рождения! Хорошие, «Парасмарт». Красивые такие, с браслетиком, цвет – «золото с серебром». Водонепроницаемые, белый циферблат, золотистые стрелки с подсветкой… Как раз украшение – под Верины серьги! На Яндексе за десять тысяч продавали… по скидке – четыре пятьдесят… Дороже Вера и не взяла бы! А так – хорошие часы, понравились…
И вот… Сколько можно-то? Вдруг и вправду что-то…
Снова взяв смартфон, Антон пристально глянул на портрет Веры на аватарке телефонного номера… Глянул, вздохнул… улыбнулся… С лукавым прищуром с экрана на парня смотрела истинная красотка с распущенными по плечам пышными светло-русыми волосами. Серые большие глаза в обрамлении загнутых темных ресниц, чуть вздернутый носик, чувственные, чуть припухлые губки – свои собственные, без всякого силикона! – зубки белые, аккуратные… тоже свои… Да почему бы и не свои в восемнадцать-то лет? Рановато еще для вставных-то! Худенькое личико, аккуратно сделанные бровки… Верочка вообще вся была аккуратная… стройненькая, даже слишком – когда потягивалась, под тонкой нежной кожей проступали ребра. Друзья-подруги подшучивали, а вот Антону нравилось – и тоненькие ручки-ножки, и не очень-то большая грудь… да, откровенно говоря, маленькая – зато упругая, крепкая, так приятно было накрыть ее ладонью, а потом…
Хмыкнув, молодой человек сделал вызов… На этот раз – ответили!
– Вера! Ну, ты где вообще? Я тут три пирога уже слопал, пока тебя жду…
Антон хотел было пошутить, но вдруг осекся… изумленно переспросил:
– Не Вера? А-а… кто же тогда? Какая Светлана Максимовна? Ой, извините, наверное, ошибся номером…
Да как же ошибся-то?
Ну, вот же он, Веркин номер, вбит в смартфон… Какая тут может быть ошибка? Наверное, на станции что-то чудят… А ну-ка, еще раз…
– Алло! Извините…
Снова эта чертова Светлана Максимовна… И откуда она взялась только? И вообще, что происходит? А-а-а, может, происки украинских хакеров – эти черти на все способны… Или другие какие мошенники, которым телефонные номера подменить – раз плюнуть…
Черт! Надо было в Мурине встречаться, так сказать – по месту жительства. Так нет же – «давай лучше на „Московской“, я к подружке заскочу… Нет, нет, подвозить меня не надо. Там, у „Московской“, и жди… Со стороны Авиационной улицы, ты знаешь».
На Авиационной Верина подружка, Катя, и жила, снимала квартиру в крутой «сталинке» – могла себе позволить, родители деньжат подкидывали изрядно. Антону тоже давали, но он старался не брать – подрабатывал и курьером, и частным риелтором, никакой работы не чурался, одно слово – студент! РГПУ имени Герцена, второй курс… теперь уже третий…
Для неполных двадцати лет Антон – Антон Аркадьевич Сосновский – выглядел довольно крепким и рослым, даже, пожалуй, постарше своего возраста: длинные темно-русые кудри, небольшая «шкиперская» бородка, вполне ухоженная… Как раз в барбер-шопе Антон с Верой и познакомился – она там же работала, парикмахером-универсалом. Кератинг, наращивание, окраска и все прочие причуды для тех, кто может себе позволить. Несмотря на юный возраст, Вера уже была вполне самостоятельной девушкой, сама зарабатывала – и довольно прилично, – снимала студию в Мурино и даже помогала матери, та работала учительницей начальных классов в областном городке Тихвине.
Катя… подружка…
Молодой человек набрал номер…
– Катерина? Это Антон, друг Веры… Она не у тебя часом? Что значит – какая Вера? Да подруга ж твоя!.. Что значит нет?
Разговор тут же прервали…
Выдохнув, молодой человек озадаченно пригладил волосы. Вот это дела! Катя свою подругу не признала. Говорит, нет у нее никаких знакомых Вер и никогда не было… Впрочем, тут он мог и ошибиться с номером… вполне…
И что дальше? Что делать-то? Ждать или все же съездить в Мурино? Ага, уедешь, а Верка тут же и нарисуется – так всегда и бывает. Потом губки надует, обидится, скажет: чего ж не подождал?
А вдруг и впрямь что-то стряслось? Нет, надо ехать… А Вера, в конце концов, и позвонить может, если все же явится.
Да, так!
Запустив двигатель, молодой человек живенько развернулся и погнал свой разрисованный каршеринговый «Ниссан» к Московскому проспекту, а уж далее – к объездной…
Проносились за окнами автомобили, автобусы, какая-то радиостанция передавала старинные песни…
- Скоро осень,
- За окнами август…
Поморщившись, парень прокрутил ручку настройки, нашел «Питер-ФМ»… Кипелов запел про Косово поле… Тоже, конечно, нерадостная песенка, но хоть что-то…
– Стань другому воину невестою…
Водить Антона научил отец, профессиональный шофер-дальнобойщик. С матерью он давно был в разводе, но новую семью не завел и с сыном поддерживал вполне добросердечные отношения. До самой своей смерти… Недавно похоронили – и года не прошло. Во сне оторвался тромб… Сорок семь лет, вот так вот. А с виду – цветущий здоровый мужчина…
Эх, Верка, Верка… Давно надо было рвануть в Мурино, не ждать… Ведь правда и есть – если что, позвонит же! А-а… а вдруг у нее смартфон украли? Или потеряла где-нибудь? Ладно, разберемся – не век же у «Московской» отстаиваться!
Все Мурино было забито машинами, так что пришлось бросить «Ниссан» в паре кварталов от нужного дома, уж где оказалось свободное место. Хлопнув дверцей, Антон зашагал по широкому тротуару, скептически поглядывая на огромные «человейники», торчащие, словно деревья, в непроходимой лесной чаще. Вот уж никогда бы тут ничего не купил! Хотя… у людей разные могут быть причины, и в первую очередь – материальные…
Сам-то Сосновский проживал в старой общаге на Ново-Измайловском проспекте, с соседом – и это еще повезло, что с одним. Сосед Сашка, впрочем, парнем оказался хорошим… Вера же нашла квартирку в Мурино, потому как до работы близко. И это, конечно, здорово! Спустилась со своего двадцатого этажа, пару сотен метров прошла – и вот он, «Салон красоты», прямо напротив «Красного и Белого»… Салон назывался «Манифик», причем по-французски и с ошибками – «Manific» – как слышу, так и пишу. А Верочка-то в школе изучала французский и училась очень даже неплохо. Потому на ошибку сразу же указала начальству – и вывеску переделали, как надо – «Manifique».
Вон он, виднеется… вывеска не светится – закрыт еще, по воскресеньям – с двенадцати…
А ведь Верочка-то могла и банально проспать! Ла-адно, разбудим…
Даже не пришлось звонить в домофон – из нужного подъезда (да-да – подъезд, какие к черту, «парадные» в человейниках?) как раз вышли какие-то парни…
Почти бесшумно раздвинулись двери лифта… новенького, еще неиспоганенного, с большим – во всю торцовую стенку – зеркалом. В зеркале отражался Антон Сосновский, собственной персоной – высоченный патлатый парняга в голубых джинсах, фирменных белых кроссовках и черном, с коротким рукавами, поло, купленном на ОЗОНе пару дней назад…
Мужчины, тем более – молодые, любят оглядывать себя в зеркале ничуть не меньше, чем женщины; вот и Антон глянул – все ли в порядке? Вроде бы все… Разве что волосы причесать не мешало бы – слишком уж растрепались…
Ага, вот и двадцатый…
Выйдя из лифта, молодой человек прошелся по площадке и позвонил в дальнюю дверь…
В ответ – тишина… Неужели…
Антон забарабанил в дверь кулаком…
Ага! Внутри послышалось какое-то шевеление…
– Сейчас! Сейчас, иду…
Ну, слава богу! Нашлась-таки потеряшка.
Дверь распахнулась…
– Здравствуйте! Ой… Я думала – Рафик…
На пороге стояла смуглая девица, брюнетка в коротких джинсовых шортиках и топе…
– А Вера где? – тупо поинтересовался Антон.
– Какая еще Вера? – брюнетка удивленно хлопнула ресницами.
– Ну… живет она здесь.
– Нет… я здесь живу! С Рафиком.
– Так… это двести тридцать восьмая квартира?
– Да. Двести тридцать восьмая.
– А Вера?
– Да какая Вера-то?
– Хм… – визитер на секунду задумался, чувствуя себя полным идиотом. – А давно вы здесь?..
– Да с полгода уже. Это Рафик снял, у какой-то своей родственницы…
– Полгода… Неужто домом ошибся?
– Что-что?
– Извините, девушка… Не туда…
– Бывает!
И что теперь?
Выйдя на улицу, Антон вновь глянул на обступившие все вокруг «человейники» и поежился… Да нет – этот дом! Номер сорок пять «Б»… Ну, точно же! Вот и газон – с шиповником, вот – «Красное и Белое», а вот – салон красоты. Вывеска так и не горит… но, похоже, уже открылись…
Недолго думая, молодой человек вбежал в салон… Пока что тут были парикмахер и маникюрша… Ушлая юная маникюрша вовсю колдовала над клиенткой, парикмахер же – плотненькая женщина лет сорока – откровенно зевала…
– Здрасьте! А Вера где, не знаете? – войдя, улыбнулся Антон.
– Какая Вера? – парикмахерша недоуменно моргнула. – Нет у нас тут никаких Вер! Юли есть – целых две, Анна, Милана даже… Я вот – Елена Ивановна. А Веры – нет.
– Да как же нет-то? Она у вас тут работает… вон, за соседним креслом… и…
Женщина повернулась к коллеге:
– Юль, ты какую-то Веру знаешь? У нас, говорят, работает.
Маникюрша обернулась:
– Нет у нас никаких Вер!
– Вот! – Елена Ивановна глянула на Антона с неким запоздалым торжеством. – А я вам что говорила?
– Но… как же так… Она же… Я же… мы…
Молодой человек не знал сейчас, что и думать. Все происходящее вдруг показалось ему каким-то затянувшимся дурным сном.
– Она же вам вывеску исправляла! Помните?
– Вывеску? – парикмахерша вдруг всплеснула руками. – Ой! Юля! Я пойду, вывеску включу… А то народ думает, что закрыты…
– Значит, не помните Веру?.. – еще раз безнадежно протянул Антон.
– Молодой человек! Да сколько вам уже говорить-то?
Выйдя на улицу, юноша сел на скамейку, как раз напротив витрины… Зажглась вывеска…
«Салон красоты ”Manific”»…
Антон ошалело хлопнул глазами.
Вот именно!
«Manific», а не «Manifique»!
Нет, правда же…
Но как так… Как так может быть?
Парень затряс головой. Тут одно из двух: или он с ума сбрендил, или все же заблудился, адрес забыл… Скорее, второе…
Но что же Вера-то не звонит?!
Может, с ее матерью что? Что-то случилось – сердечный приступ или что еще… Вот Верка и сорвалась, поехала… забыла предупредить. А телефон, видно, разрядился… да и не до телефона вообще…
И что? Подождать хотя бы до вечера? Скорее всего, проявится… вспомнит, позвонит.
Или…
Поднявшись со скамейки, Антон направился к машине. «Ниссан» этот он взял в аренду на три дня. Собирались прокатиться с Верой на старую дачу, в деревню Сосновка, недалеко от Ивангорода и эстонской границы. Так сказать, расслабиться и много чего посмотреть, в тех местах Вера никогда не бывала.
Так, раз машина все равно проплачена… А не махнуть ли в Тихвин? В конце концов, всего-то двести километров, не так уж и далеко. Отчего ж не махнуть? Тем более, может, там хоть что-то прояснится… Ну, мать же должна знать…
Конкретный адрес в Тихвине молодой человек не знал, поскольку ездил туда вместе с Верой лишь один раз, в мае, и то не в сам город, а в пригородное садоводство, на дачу. Веркина мама, Людмила Федоровна, тогда находилась в санатории, и Антон с ней так и не познакомился, да и Вера в этом смысле не особо спешила – встречались-то они еще меньше полугода. Зато дорогу на дачу Сосновский запомнил очень хорошо, как и саму дачу – небольшую, деревянную, с мезонином, выкрашенную в яркий желтый цвет. Еще был деревянный забор, огородик, смородиновые кусты и три яблоньки-«китайки». И старый ржавый мотоцикл «Восход 2», уже давно нерабочий. Память об отце Веры.
Повезло – на выезде из города пробок уже почти не было, и через пару с чем-то часов Антон подъезжал к Тихвину, вернее сказать – к садоводству…
Вот и знакомый магазинчик… теперь – от главной улицы седьмой проезд направо… дальше узко… ага – вот и дача! Вон, желтеет…
В огороде, за кустами черной и красной смородины, копошилась какая-то женщина лет сорока – в широких «дачных» шортах и старой мужской рубашке, завязанной узлом на животе…
Выйдя из машины, Антон толкнул калитку…
– Людмила Федоровна?
– Да, я! – выпрямившись, обернулась женщина.
Вполне себе симпатичная и для своих лет сохранившаяся очень даже неплохо. И очень похожа на Веру! Просто одно лицо! Те же глаза, та же улыбка…
– Здравствуйте! А Вера, случайно, не здесь?
– А вы, наверное, из Дома творчества? – Людмила Федоровна широко улыбнулась. – Здесь, здесь, Вера… Где же ей еще быть? Сейчас позову… Вера! Эй, Вера! Покажись-ка! Ну, иди уже… Да вы проходите, не стойте, – гостеприимно пригласила женщина. – Вера у меня читает сейчас. Вообще, каждый день… ну, то, что на лето задали. Уж я-то за этим слежу…
– Мам, звала?
Выбежавшая из дома девчоночка оказалась вовсе не Верой! Хотя… в общем-то, походила, но… Этой светловолосой девочке в коротеньких розовых шортиках было от силы лет двенадцать – тринадцать…
– Ой, Людмила Федоровна, извините… Мне бы старшую сестричку!
– Какую еще сестричку? Верочка у меня одна – вот эта… Так вы из Дома творчества?
Она просто исчезла! Пропала бесследно… словно кто-то стер ластиком целую жизнь! Жизнь очень хорошей девушки, в которую он, Антон Сосновский, был не на шутку влюблен…
Веру – ту, исчезнувшую Веру – не помнили ни коллеги по работе, ни немногочисленные подруги… Да что там подруги – родная мать… Хотя у нее была Вера… только не та… Ту – не помнил никто… кроме Антона.
И что же, выходит, он сошел с ума?
Но нет, нет же! Вот, остались ее снимки в смартфоне – вот Вера в саду, вот в парке, на карусели… Вот – на велосипеде, а вот… в неглиже… Ну, значит, была она, значит, не приснилась!
Черт! Что такое? Что такое делается-то?
Фотографии Веры в смартфоне вдруг исчезли! Растворились, самоуничтожились, прямо на глазах ошарашенного парня!
Кто-то стер, уничтожил чужую жизнь… Или это вышло как-то так, само собою? Как с теми странными документами…
Еще по весне, в самом начале мая, Антон заканчивал курсовик по русско-турецким войнам. Точнее сказать – по одной, русско-турецкой войне 1787–1791 годов, в которой Османская империя планировала вернуть себе земли, отошедшие к Российской империи в ходе прошлой русско-турецкой войны 1768–1774 годов, а также присоединенный к Российской империи в 1783 году Крым. Война закончилась победой Российской империи и заключением Ясского мира. К слову, до Октябрьской революции эту войну называли Потёмкинской, в честь главнокомандующего русскими войсками. Ну, и Суворов там немало совершил подвигов, и он сам, и его «чудо-богатыри» – солдаты. Достаточно вспомнить Кинбурн, Очаков, Рымник…
Часть дореволюционных (а также и подлинных) документов из-за протечек эвакуировали из главного архива, а сказать проще – разбросали по разным местам. Одним из таких мест оказался небольшой архив какого-то гражданского ведомства, располагавшийся неподалеку от станции метро «Лиговский проспект», на улице Черняховского, в старом доходном доме с мрачным колодцем-двором.
Сотрудники архива – две женщины-пенсионерки – встретили обратившегося студента радостно, сразу же попросив помочь им перенести документы в новые шкафы… не такое простое для пенсионерок дело!
Антон, конечно, помог – и за это получил свободный доступ ко всем документам, чем и воспользовался на полном серьезе, намереваясь с течением времени переработать курсовик в диплом, как, собственно, многие и делали…
Статьи, газетные вырезки, приказы…
Как приятно пахнут старые газеты! Нет, вовсе не плесенью, а чем-то таким… пылью веков, наверное…
Вот пожелтевший листок – «Санкт-Петербургские ведомости», издание Академии наук… Выходили два раза в неделю по вторникам и пятницам объемом в четыре страницы. Октябрьский выпуск за 1787 год.
Что пишут?
«Ужасное поражение под Кинбурном!»
Антон недоуменно потряс головою: что значит – поражение? Ведь победа же! И весьма славная победа! Странно, весьма… Что же, видать, редактор не так понял почтовые вести – уж, верно, и поплатился же за свое головотяпство!
Еще одна газета – издававшиеся при Московском университете «Московские ведомости», январский номер 1789 года… «Известия из-за рубежа»… Что пишут? «Бои под Очаковым», «войска Светлейшего князя Потемкина вынуждены отойти под превосходящими силами врага»!
Что? Как это – отойти? Очаков еще в декабре 1788-го взяли – это каждому первокурснику известно. А тут… Что, и тут перепутали?
Вот еще газеты… Это уже девятнадцатый век. «Сенатские ведомости», «Санкт-Петербургские коммерческие ведомости», «Северная пчела»… и более поздние – «Голос», «Новое время»…
Там ничего такого уже не пишут, слава богу… Хотя – нет! Вот про «протекторат Турецкой империи»… Протекторат! Это что же, турки его назад вернули? Или как-то… как-то не так все пошло?
Еще газеты… Учебники…
«Начертание русской истории для средних учебных заведений» Николая Устрялова, издание 1847 года. «Рекомендован Министерством народного просвещения». И чему тут гимназистов учат?
Волнуясь, молодой человек пролистнул страницы… и, покачав головой, снял с полки еще один учебничек, поновее – Дмитрий Иловайский «Краткие очерки русской истории». Насколько помнил Антон, пособие сие вышло в 1860 году и за следующие полсотни лет переиздавалось сорок четыре раза! Да по нему еще Ленин учился… и Сталин… Да все!
И что тут?
Черт… Быть такого не может! Потому что не может быть никогда! А ведь так же, так!
Из всех газетных статей, учебных параграфов, атласов и прочего следовал весьма странный вывод: русско-турецкая война 1787–1791 годов закончилась победой Турции!
Вот так штука…
Или не штука, а чья-то дурная шутка?
Так оно и оказалось!
Как просветила настойчивого студента одна из архивных сотрудниц – Софья Яковлевна, работал тут у них архивариусом некий Виктор Иванович Щеголев – тот еще затейник и шутник!
– Как-то на первое апреля номер «Ведомостей» отпечатал… про официальную встречу Петра Первого с марсианами! – Софья Яковлевна протерла очки. – Все, четко так, старинными шрифтами, на пожелтевшей бумаге… На принтере отпечатал – потом признался! Ладно я… А вот у Ксении Георгиевны с юмором туговато… Представляете ее реакцию?
Выслушав, Антон сочувствующе покачал головой. Ксения Георгиевна – это была вторая «архивная» старушка.
Самого Щеголева Сосновский уже не застал, тот уволился или, как по секрету поведала Софья Яковлевна, вынужден был уйти, поскольку, как выяснилось, Виктор Иванович стоял на учете в психоневрологическом диспансере.
– От того и шутки такие! И не лень же было…
Копать дальше Антон тогда не стал – шутник и шутник, черт с ним… Но ладно газеты. А как он учебники подделал? И главное – зачем? Это ж возни… Все для того, чтобы подшутить над старушками?
А если это никакие не шутки? Если и впрямь что-то в истории меняется… И люди, вот – исчезают бесследно! Так, может…
Все-таки Сосновский зашел в полицию. В отделение на Московском. Типа о пропаже человека заявление написать… Конечно, зря прогулялся… Хотя не совсем зря. Дежурный – молоденький капитан с падающей на глаза челкой – аккуратно записал все приметы и обещал отправить запросы… Даже спросил фотографию.
Увы! Фотографии Веры исчезли не только со смартфона, но и со стены в комнате Антона, в общаге… Нет, то есть в рамке-то фотка осталась… Только другая. Не Вера с распущенными волосами, а сам Антон в черных очках.
А что, если тот сумасшедший шутник из архива что-то знает? И вовсе никакой он не шутник! И, может быть, даже не сумасшедший… А вообще, от всего произошедшего и впрямь можно с ума сойти. Запросто!
Так, может, это уже и началось – сумасшествие? И не было никой Веры… никогда…
Ну да, конечно, не было…
Промаявшись до полудня, молодой человек набрал телефон архива на Черняховского. Трубку взяла Софья Яковлевна… И была приятно удивлена, что Антон их не забыл! Долго рассказывала про какие-то новые веяния, про болезнь Ксении Георгиевны, да много чего… Пришлось перебить, спросить о Щеголеве…
Адрес Софья Яковлевна добросовестно уточнила в отделе кадров – там папку на Щеголева еще не списали в архив, как всегда, не торопились, а то и просто-напросто позабыли – бывает.
– На Благодатной он проживает, знаете, ближе к станции Броневой, – перезвонив, Софья Яковлевна назвала и номер дома, и квартиры. – Коммуналка там у них… Так его соседи давно выписывать собрались – он как-то жаловался…
– Спасибо большое! – записав адрес, искренне поблагодарил Антон.
Благодатная… От Ново-Измайловского не так и далеко. Считай – рядом. Пешком – всего ничего…
Зачем он это делал? Зачем пошел к этому чертову сумасшедшему? Зачем… А затем, что просто надо было что-то делать, даже самое невероятное и, казалось бы, ненужное… хоть что-то. Лишь бы не сойти с ума!
Вера… Ну, как же так, как же?
Шагая, молодой человек повернул голову… Вот – парк Авиаторов. В конце июня здесь с Верой загорали, пили вино. У нее еще баскетку ветер унес – и Антон бегал, ловил… Забавно!
Вера… И что же теперь-то? Что же такое произошло, а ведь произошло же?! Такое, что теперь хоть волком вой…
Ну, хоть как-то надо действовать…
С утра, когда ходил в полицию, было как-то прохладно, зябко, а вот сейчас распогодилось – ветер разнес облака, ударила по глазам яркая синь неба. Антон пожалел даже, что не захватил очки… ну, да и черт с ними…
Найдя нужный подъезд, Сосновский позвонил в домофон…
– Кто? – спросил неласковый женский голос.
– Мне бы Виктора Ивановича Щеголева. Это с работы. Он там… кое-что задолжал, когда увольнялся…
– Задолжал? – послышался саркастический смех. – Ну, это он может…
Щелкнул замок, и Антон, отворив дверь, заскочил в парадное, поднялся по широкой лестнице на четвертый этаж… Приоткрылась обычная двухстворчатая дверь… никакая не железная…
– Это вы к Щеголеву? – высунувшись, подозрительно вопросила женщина лет сорока. Полная, с сальными волосами и круглым красным лицом, она была одета в не очень опрятный халат, претенциозно расшитый драконами. Домашние тапки на ногах, на толстых пальцах рук – золотые кольца и перстни.
– Вовремя вы спохватились, – пропуская гостя через порог, хозяйка недобро ухмыльнулась. – Еще неделька-другая и – поминай дурачину, как звали!
В узеньких бесцветных глазках промелькнуло затаенное, какое-то агрессивное торжество.
– Что значит – поминай? – удивленно переспросил гость.
Женщина уперла руки в бока, всем своим видом показывая, что она здесь – в полном праве:
– А то и значит! В психушку сдаем гада! Наконец-то… Ох, сколько он нам крови попортил – кто бы знал! Спасибо участковому – помог, а то бы… Вон его дверь – стучите. С нами он не общается.
Указав, хозяйка скрылась на кухне. Впрочем, далеко не отошла – следила, прислушивалась…
Широкий, заставленный старой разномастной мебелью коридор был оклеен аляповатыми обоями с «позолотой».
Пожав плечами, Антон постучал в дверь:
– Виктор Яковлевич, я к вам! Это с работы… Вы там забыли кое-где расписаться… Софья Яковлевна велела кланяться!
Дверь осторожно приоткрылась… Из полутьмы, словно из берлоги, сверкнули глаза…
– Софья Яковлевна, говорите? Что-то я вас не помню… – голос бывшего архивариуса звучал глухо, с подозрением.
– А я недавно там… – весело пояснил Антон. – Студент. Подрабатываю…
– Ах, студент…
Жилец все же пропустил гостя в комнату, тут же захлопнув дверь…
Затянутое шторами окно, старая мебель, стол с беспорядочно разбросанными бумагами, неубранная постель, на журнальном столике – остатки вчерашней трапезы: банка из-под килек в томате, бутылка кефира, хлеб…
Сам хозяин – небритый, с рыжеватой растрепанной шевелюрой и горящим взором – и впрямь производил впечатление не от мира сего, что еще более усугублялось одеждой – розовая засаленная рубашка навыпуск, коричневые давно не модные брюки, разные – черный и серый – носки… Он так и был, в носках, без всяких тапочек…
– Как там старушки? Так это они вас прислали? Странно, странно… Так, говорите, расписаться? Давайте, где…
Щеголев говорил очень быстро, карие глаза его требовательно смотрели на посетителя… и вообще, этот странный тип казался весьма возбужденным.
Даже сесть не предложил. Да и некуда здесь… Разве что на разобранный диван с постельным бельем… или на старую табуретку на тонких металлических ножках.
– А вообще, мне надо вас кое о чем спросить, – понизил голос Антон. – Поговорить бы…
– Поговорить? – Виктор Иванович брезгливо отпрянул. – Не о чем нам с вами разговаривать, молодой человек! Давайте бумаги, где подписать – и прощайте…
Эту тираду Щеголев выпалил громко и с визгом, однако при этом держался весьма спокойно… Даже хмыкнул и, приложив к губам указательный палец, подошел к столу. Взяв листок бумаги и ручку, быстро написал: «Если у вас что-то серьезное – пишите! Акулина следит за мной!»
Акулина – это, верно, та толстая женщина в кольцах… Антон покачал головой – видно и впрямь сумасшедший!
– Я пойду уже, наверное…
– Тсс! – снова приложив палец губам, архивариус написал что-то на листе и показал гостю.
«У вас загадочно исчез кто-то из близких?» – холодея, прочитал молодой человек.
– Да!
– Тихо! Пишите же… Тсс!
«Да, исчез! – Антон быстро написал в ответ. – Вы что-то об этом знаете?»
«Возможно. Помогите мне. И я помогу вам!»
Они встретились с архивариусом на следующий день, в парке Авиаторов, в десять часов утра. Как и написал Щеголев.
Виктор Иванович был все в той же рубашке и брюках, правда, надел еще и клетчатый узкий пиджак. И, разумеется, туфли. Только носки так и остались разные. Что и говорить, на свой внешний облик архивариус много внимания не обращал…
Когда Антон подошел, Щеголев уже сидел на скамейке, вытянув длинные худые ноги. Увидев юношу, недовольно посмотрел на часы:
– Опаздываете, молодой человек!
– Да нет, Виктор Иваныч! Похоже, это у вас часы спешат!
Усевшись рядом, Антон вытащил смартфон, показал время…
– Десять ноль одна!
– Вот видите! На одну минуту все-таки опоздали!
Это он всерьез? Или шутит? Судя по мелькнувшей улыбке – шутит…
– Так вы мне поможете? – первое, что, наконец, спросил архивариус. – Помните, вы обещали!
– Обещал – помогу, – юноша повел плечом. – Если, смогу, конечно. А что, собственно, вам нужно?
– Убежище! – подскочив, воскликнул Щеголев. – За мной следят, понимаете? Они хотя упрятать меня в сумасшедший дом…
– Кто – они?
– Акулина… Вы ее видели… Акулина… и те, кто за ней…
Жуткий испуг вдруг промелькнул в карих глазах архивариуса… А каким взглядом Щеголев проводил промчавшегося мимо на самокате мальчишку!
Ну, точно – сумасшедший! О чем с таким говорить?
– Мне нужно где-то перекантоваться… – понизив голос, пояснил Виктор Иванович. – Хотя бы пару недель, а лучше – месяц. Чтобы они меня не нашли.
– Кто не нашел? Санитары?
Вовремя прикусить язык Антон, увы, не успел… Впрочем, как ни странно, собеседник ничуть не обиделся, а наоборот – очень даже весело рассмеялся! Совсем, как обычный, с хорошим чувством юмора, человек…
– Небось, считаете меня сумасшедшим? Не вы один… Так как насчет помощи?
– Знаете, пожалуй, я смогу помочь, – вдруг улыбнулся юноша. – Есть дача, недалеко от Ивангорода… Правда, она почти заброшена, но…
– Дача? Это было бы здорово! – Виктор Иванович радостно потер руки. – Тем более – так далеко…
– Тогда нет проблем, – хмыкнул Антон. – Хоть завтра поедем.
Архивариус затравленно оглянулся и понизил голос:
– А нельзя – сейчас? Вот прямо сейчас, а? Боюсь, у меня осталось не так уж много времени…
– Сегодня? Ну-у… можно, конечно…
Антон задумчиво посмотрел в небо и, наконец, спросил то, что давно уже собирался спросить:
– Вы написали про исчезновения…
– А-а-а! – неожиданно рассмеялся Щеголев. – Да-да, совсем забыл… Сейчас поясню! Видите ли, молодой человек, я далеко не всегда был архивариусом. Когда-то я занимался физикой… в одном закрытом НИИ, «почтовом ящике», как раньше говорили… Потому как адрес тоже был секретным, и письма писались на почту, до востребования. У меня была лаборатория, о-очень интересная тема на грани астрофизики и теории пространства и времени… Оружие, понимаете? Но – тсс! – Виктор Иванович испуганно оглянулся по сторонам и понизил голос. – Темпоральные векторы – это уже побочный эффект…
– Какие-какие векторы? – не удержавшись, переспросил юноша. Честно говоря, пока что он ничего конкретного не узнал и уже начинал потихоньку жалеть о том, что связался с этим странным типом.
Дачу ему предложил… пусть старую, которой никто уже и не пользовался, просто руки не доходили продать… Но все-таки! Совсем незнакомому человеку… да еще… гм-гм… похоже, что и впрямь не вполне нормальному! А вдруг он пожар там устроит или еще что?
– Не бойтесь, дачу вашу я не сожгу! – проводив тревожным взглядом прошедшую мимо пожилую пару, архивариус вновь неожиданно рассмеялся.
Антон вздрогнул – он что, мысли читает?
– Нет-нет, мысли я читать не умею, – тут же заверил собеседник, щурясь от проглянувшего сквозь палевые облака солнца. – Просто вы могли так подумать… И ведь подумали, верно?
– Ну… да, – честно признался молодой человек.
– Ничего, ничего, это все понятно, – тряхнув головой, Щеголев пригладил рукой растрепанную шевелюру… и та стала топорщиться еще больше. – Извините, я тут о себе разболтался… Давно ни с кем не общался… не с Акулиной же? Что же, давайте поговорим о вас! О вашей… гм… пропаже… Хотя лучше сделаем так – я буду рассказывать, а вы слушать… Если что – поправите. Хорошо?
– Хорошо, – согласно кивнул Антон.
Честно говоря, все эти прелюдии ему уже надоели – хотелось бы…
– У вас кто-то исчез, – прервав его мысли, начал Виктор Иванович. – Пропал, таинственно и необратимо! Кто-то из очень близких… Мать… сестра… любимая девушка?
– Девушка, – молодой человек покусал губу.
– Девушка! Хорошо… Итак, в один далеко не прекрасный момент вы обнаружили, что ваша возлюбленная внезапно исчезла. Не дозвониться, не встретиться… Вообще, не найти. И, самое главное, ее никто не помнит! Ни соседи, ни родственники, ни друзья! Никто, кроме вас. Как будто этого человека и не было вовсе никогда. Но вы-то знаете другое…
– Да! Да! – перебив, взволнованно воскликнул Антон. – Точно так и случилось! И… вы знаете, почему? И что делать?
– Почему – знаю, – архивариус вальяжно положил ногу на ногу. – А что делать – это уже надо соображать, думать…
– Ведь что-то же можно сделать, да? – вскочил на ноги юноша. – Как-то найти…
– Всяко может быть. Темпоральный вектор – штука тонкая и непредсказуемая, – Щеголев покачал головой и снова огляделся по сторонам. Взгляд его при этом сделался вдруг затравленным и жалким, как у старой побитой собаки. Если б архивариус вот буквально только что не описал в общих чертах все, что произошло с Верой, Антон точно посчитал бы его сумасшедшим и тотчас же ушел бы…
Однако пусть даже Щеголев и немного «того»… Но говорил-то он дело!
– Вы кого-то боитесь? – напрямик спросил Антон.
– Боюсь, да… – собеседник нервно обхватил плечи руками. – Боюсь убийц! Да-да! Что вы так смотрите? На меня уже покушались… Стреляли из арбалета! Не знаю, кто…
– Из арбалета?
– Вот именно… Акулина хоть и приглядывает за мной… Впрочем, не только она… Да вот, не доглядели! Тоже мне – спецы!
С ехидной усмешкой Щеголев расстегнул воротник рубашки – жарило. Зачем он вообще надел пиджак?
– Так вы говорили об этом векторе… – Антон попытался направить разговор в нужное русло. Все эти таинственные убийцы с арбалетами как-то его не впечатлили. Как и неустанно следящие за архивариусом неведомые «спецы». Вот тут уж точно – бред! Да-а, что-то с этим типом явно не в порядке. Впрочем – единственная надежда.
– В психушке меня точно убьют, – между тем продолжал Виктор Иванович. – Или залечат. Одно хорошо – уж там-то я смогу говорить что угодно. И кому угодно, включая врачей… Так вот, ваша девушка, как и вы, относится к тому чрезвычайно редкому типу людей, на которых действует темпоральный вектор. Таких на планете, быть может, всего-то полторы сотни…
Юноша вздрогнул – он никак не мог привыкнуть к странной манере собеседника «прыгать» с темы на тему. Причем весьма резко.
Архивариус вдруг замолчал – мимо проехали девчонки на самокатах. Весьма такие симпатичные девчонки, в разноцветных гетрах и шортиках.
– Да-да, вы с вашей подругой – из их числа, – проводив девушек подозрительным взглядом, продолжил Щеголев. – Не знаю, хорошо это для вас или плохо.
– Для Веры – скорее, плохо… – Антон вздохнул… в глазах его вдруг вспыхнула надежда. – Так она не умерла? Просто исчезла! Куда?
– Думаю, в прошлое, – как ни в чем не бывало пояснил архивариус.
– А куда именно? – не отставал молодой человек. – В какой именно век?
Собеседник развел руками:
– Пока не знаю. Но это все можно вычислить…
– Вычислить?!
– Однако предупреждаю – процесс этот долгий и непростой.
– Да черт с ним, что долгий… – передернув плечами, Антон покусал губы. – А вернуть ее можно?
– Можно попробовать, но… – взгляд Щеголева неожиданно приковала девушка на велосипеде… Белая майка с модным принтом, синяя баскетка на голове, темные очки, кроссовки, короткие джинсовые шорты. Велосипед такой… блестящий, синий, с желтыми нашлепками-катафотами на спицах… Красивый. Как и сама велосипедистка.
Лет двадцать – двадцать пять… – машинально отметил Антон. Не школьница, скорей – молодая женщина. Но какая красотка! Брюнетка, ноги длинные, «от ушей»… И такой красивый ровный загар…
– Вы тоже заметили? – архивариус испуганно дернулся. – Она вернулась!
– В смысле – вернулась?
– Ну, на самокате она же была, я помню! А теперь – на велосипеде. Следит! Видно, что-то задумала… О! Видите, оглянулась… Посмотрела прямо на нас!
И верно – оглянулась… И что с того?
– А вот еще девушки! – указав рукой на бегущих школьниц, ухмыльнулся молодой человек. – Похоже, к нам направляются… Тоже следят?
– Я… я не знаю… – залепетал Щеголев. – Но… нам надо уходить… И уезжать из города как можно быстрее!
Уезжать… Опять та же песня…
– Здравствуйте! – одна из девчонок явно школьного возраста неожиданно подошла к скамейке. – А вы случайно тут мальчишку не видели? На синем таком велике! Он его украл!
– Синий, говорите, велик? – с улыбкой переспросил Антон.
Девчушка закивала:
– Да-да, синий такой, блестящий. И это… на спицах желтенькие такие катафоты… ну, отражатели…
– Кажется, видел я ваш велик, – вспомнив, обрадовал юноша. – Синий, с желтыми… На нем девушка только что проехала. Брюнетка. Нет, скорей, темно-русая.
– Девушка? А куда?
– Туда, в сторону Бассейной, – Антон показал рукой. – В синей баскетке…
– В синей?! Баскетку она тоже украла! Только не у меня – у Нельки… Спасибо! Девчонки, бежим!
Стайка девушек тут же помчалась в сторону улицы Бассейной…
– Вряд ли они ее догонят… – хмыкнул молодой человек. – Теперь ясно, почему оглядывалась… Такая красотка – и воровка. Наркоманка, наверное… Жаль… Вы сказали – можно попытаться вернуть?
– Можно! Правда, я этого еще не делал, но… Попробую! Попытка не пытка… как говорил товарищ Берия! Ха-ха-ха!
Архивариус вдруг зашелся в неприятном каркающем смехе, темные глаза его вспыхнули каким-то фанатичным огнем. Антон непроизвольно отодвинулся – ну, точно – псих! Однако, похоже, да – только на него сейчас и надежда…
А что, если… Что, если Вера уже нашлась? Хм… тогда бы давно уж позвонила… Нет, похоже, Щеголев прав… хоть психопат, да… этакий чокнутый профессор! Следят за ним, видите ли…
– Нужно будет соответствующее оборудование, – между тем предупредил архивариус. – И – расходы! Денег у меня, увы, нет – Акулина оформила опекунство, она же и пенсию получает… Зато у меня есть вот что!
Торжествуя, Виктор Иванович вытащил из кармана пиджака… проездную карточку:
– На автобусы и электричку!
– Электричка, хм… Да не переживайте вы так – на машине поедем! В прокате возьму…
– В прокате? Машину?!
– Вы что-нибудь про каршеринг слышали?
На этот раз был не «Ниссан», а «Киа-Рио». Ну, какая, в принципе, разница? «Ниссан» достался следующей в очереди – блондинке. Вполне симпатичная, молодая, стройненькая, она говорила с акцентом и, кажется, была иностранкой… Эка невидаль в Питере-то! Одета была по молодежной моде – бесформенный серый балахон с капюшоном и черные широченные штаны, похожие на матросские клеши. За спиной – модный джинсовый рюкзак. Похоже, все новое, едва ль не с бирками…
Архивариус, как и договаривались, ожидал в кафешке на углу Московского проспекта и Бассейной улицы. Пришлось дать ему денег на кофе и пирожки… Да и аренда авто тоже стоила недешево. Впрочем, деньги у Антона были, да и дачу давно не мешало проверить. Собирались вот, с Верой… увы…
Наверное, молодой человек только сейчас понял, что значила для него эта девушка, как сложно – почти невозможно – стало жить без ее милого личика, без лукавых жемчужно-серых глаз, без капризов…
О-ох… помоги, Господи…
– Быстро вы! – завидев подошедшего парня, архивариус оторвался от газеты. – Ну что, едем?
– Да-да, поехали…
– Кстати, спасибо за кафе… За деньги то есть… Но я вам отдам! Обязательно! У меня ж пенсия… и вообще…
Пока шли к машине, Щеголев бормотал что-то себе под нос – Антон не слушал, что именно…
Выехав, наконец, из города и избавившись от пробок, Антон прибавил скорость до ста двадцати – слишком-то гонять не любил, покойный отец, когда учил, к «гонщикам» относился неодобрительно. А сто двадцать по трассе – не быстро, но и не слишком уж медленно, самая подходящая скорость.
Архивариус несколько успокоился, умиротворенно взирая на проносившиеся мимо поля и перелески. Начал вдруг вспоминать молодость, как учился в аспирантуре, как поступил на работу в секретный НИИ…
– Вы знаете, Антон, я даже не думал, что мне так понравится! Хотя были девяностые – безденежье, разруха… И – тем не менее! На голом энтузиазме. Сейчас так бы никто… Ах, здорово было!
– Чего же ушли?
– Вынудили… Ничего, еще поработаю! Между прочим, и на ваше благо!
– Выручить бы Веру…
– Выручим!
Странные были речи. Зато очень даже оптимистичные, и это Антону нравилось. Похоже, архивариус был уверен в себе… Лишь бы не самоуверен! Да-а… фантастика какая-то! Черт-те что… Кому скажи…
– Ого! – Щеголев вдруг заерзал, оглянулся. – Нас, кажется, преследуют! Да-да, так и есть. Вон та разукрашенная машина!
Позади, совсем рядом, ехал каршеринговый «Ниссан»… Антон глянул в зеркало – не тот ли самый? Да нет, тот брала блондинка в оверсайзе, а здесь… Здесь за рулем рыженькая, этакая «кудряшка Сью»… И не в сером бесформенном балахоне, а в красной, с узенькими бретельками, маечке… или в платье…
– Она от самого города за нами едет! – заволновался пассажир. – Наверное, и в городе… Может, мы как-нибудь…
В этот момент «Ниссан» моргнул поворотником и лихо обошел Антона.
– Ну, вот вам и слежка! – молодой человек улыбнулся, скосив глаза на собеседника. – Спешит куда-то рыженькая. Сто сорок жмет! Вы говорили о каких-то расходах?
– Да, нужно будет делать аппарат… – рассеянно пояснил архивариус. – Я потом объясню принцип работы… в общих словах. Научного уровня вы, увы, не поймете – все же гуманитарий, не физик… А, с другой стороны, историк – это очень даже хорошо, очень.
– А этот аппарат, про который вы… Он что дает?
– Во-первых, прощупаем вектор, – Щеголев наконец-то расслабился и стал напоминать благодушного профессора в кругу студентов. – А во-вторых, когда все определим, отправим на поиски вас!
– Меня?
– Да-да, именно вас, Антон! Вернее – ваше сознание… Забыли? Вы один из тех немногих…
– Говорите, сознание? – молодой человек плавно снизил скорость, выворачивая в крайний правый ряд. – А как же Вера? Она же… как бы вся исчезла, сама…
– Так тоже бывает, правда, крайне редко! Побочный эффект… Просто зацепило краем вектора. Не знаю, как еще объяснить? Раз такое случилось, полагаю, эксперимент кто-то продолжил… А мы что же, уже приехали?
– Просто здесь очень хорошее кафе. Борщ – потрясающий!
– А, ну, если борщ… Признаться, и я что-то проголодался после этих общепитовских пирожков.
– А я так вообще толком не завтракал! Ага… вот, кажется, свободное местечко…
Антон аккуратно припарковал машину… возле каршерингового «Ниссана». Кажется, того самого… Ну да, из той же конторы, судя по яркой надписи на дверях…
Архивариус, надо сказать, на этот раз не обратил на авто никакого внимания, сразу же бросившись в кафе… А! Занял очередь в туалет.
Глянув на Щеголева сквозь широкое окно, юноша вдруг заметил и ту, рыженькую кудряшку… Не в платье, нет – в маечке и коротеньких джинсовых шортах. Загорелая…
Неожиданно подняв голову, девушка встретилась взглядом с Антоном… и улыбнулась. Молодой человек тоже улыбнулся в ответ… А, когда вышел из туалетной комнаты, прекрасной незнакомки уже не было. Как не было и «Ниссана». Уехала, видать…
– Ну да, ну да, борщ здесь и в самом деле отменный! – выходя из кафе, похвалил архивариус. – И антрекот – выше всяких похвал. Ну что, друг мой? Долго еще?
– Да нет. Километров сорок осталось. Надо будет заехать по пути в супермаркет, а то в Сосновке только небольшой ларек.
– Сосновка?
– Садоводство так называется. Деревня когда-то была, – что-то вспомнив, Антон неожиданно усмехнулся. – Отец как-то смеялся, говорил – родовое гнездо. Фамилия-то наша – Сосновские!
По пути обогнали тот самый «Ниссан»… Вернее, целую колонну, в том числе и его. Или просто похожую машину; кто сидел за рулем, Сосновский не разглядел, да и архивариус не обратил внимания – после сытного обеда задремал.
Притормозив около указателя на Сосновку, Антон аккуратно съехал на грунтовку… Глянув в зеркало, увидел… разукрашенный «Ниссан»… Авто спокойно проехало мимо. Молодой человек поежился – вот же, неужели сумасшествия нахватался? А говорят, не заразно! Вот же ж…
– А? Что такое? Что? – проснулся беспокойный пассажир.
Объехав яму, Сосновский повернул голову:
– Приехали, Виктор Иваныч! Во-он тот дом… Да! Для соседей вы – мой родной дядя. Приехали с дачей помочь. Ну и так – на рыбалку, в лес…
– Ой… я не рыбак, наверное…
– Тогда грибником заделаетесь!
– А вот это можно! Ах, воздух-то здесь какой!
Каршеринговый расписной «Ниссан» развернулся метрах в двухстах от повертки… свернул на грунтовку и остановился у автобусной остановки. Там уже толпился местный народ – бабуси и седобородый дедок. Ждали автобуса.
– Здравствуйте! – опустив стекло, обворожительно улыбнулась юная загорелая брюнетка… нет, все же – темно-русая… в красной, с тонкими бретельками, маечке. – Вы не видели, может быть, случайно, такую же машину? Просто интересно, знакомые может быть…
Говорила красотка хорошо, но с заметным акцентом… Зато как улыбалась!
– Как же, видали! – покивал дедок. – Посейчас только проехала. На Хвойный переулок повернула, ага…
Глава 2
Недалеко от Ивангорода. Наши дни, август
Дача Сосновских стояла в самом конце переулка, рядом с лесом. Покосившийся деревянный забор, заросший травой огородик, кусты смородины и рябинка прямо перед крыльцом, точнее сказать – верандой. Небольшой дом с мезонином был обшит досками и выкрашен голубой краской, когда-то – яркой, а ныне давно уже выцветшей и облупившейся. Тем не менее здание выглядело еще вполне крепким, ничуть не покосившимся и даже каким-то нарядным – наверное, из-за белых резных наличников и ставен. И то, и другое было прихотью матушки Антона Альбины Петровны, у которой, вообще-то, имелся и вполне обжитой дом в садоводстве под Волховом. Этот же после смерти отца планировали продать… но как-то пока не дошли руки. Привести дачу в порядок перед продажей молодой человек собирался как раз в августе… вместе с Верой. Однако увы… кто ж знал?
Последний раз Сосновский наведывался сюда в начале июля – покосил траву да повырывал сорняки на клумбе, где давно уже ничего не росло.
Кроме самого дома, еще имелись постройки – уборная, баня, сарай. Судя по сорванной с петель двери, там уже давно кто-то похозяйничал… Впрочем, ничего ценного на даче не держали.
Сразу же за сараем начинался лес – заросли осины и вербы переходили в ельник, за которым маячили высокие сосны. За соснами же, на холме, угрюмо торчала старая колокольня. Раньше рядом было село – Почуганово. Хорошее, богатое село, хоть и небольшое. Однако случился Октябрь… а потом пришли красные богоборцы. Священника расстреляли сразу же – за связь с белыми, а церковь чуть позже разобрали на кирпичи. Пытались взорвать и колокольню, да что-то пошло не так – вот и осталась. А село постепенно сгинуло, да так больше и не возродилось. Кто-то уехал, иных же – выселили. Все зажиточные люди были, коров держали, а кто – и маслобойню. Вот и попали под «ликвидацию кулачества как класс» и прочие перегибы. А потом война, безмужичье… указ о бесперспективных деревнях… И места там стали считаться проклятыми, и разные нехорошие слухи поползли…
Соседний участок, судя по непроходимым зарослям и выбитым стеклам, забросили лет пять назад, а то и больше. А вот через дом виднелось вполне обжитое хозяйство – желтенький дом, столик под яблонями, качели… И любопытная соседка – Клавдия Степановна, сразу же заметившая приезжих…
Антон еще не успел отпереть замок, как та уже прибежала…
– Ой, Антоша! Приехал наконец! А я смотрю – ты – не ты?
Не такая уж старая, наверное, лет чуть за шестьдесят, чуть полноватая, живенькая, с круглым добродушным лицом, соседка почему-то всегда напоминала Антону средней руки помещицу из старых времен… Особенно – в этом вот голубом халате… и с плетеной корзинкой в руках.
Господи, корзинка-то зачем? В лес по грибы собралась?
– Здравствуйте, тетя Клава. Это вот дядя мой… двоюродный… Виктор Иваныч. Между прочим – профессор!
– Очень приятно! А меня Клавдией зовут.
– Да и меня можно запросто – Виктор.
Архивариус беззаботно рассмеялся – похоже, сии далекие от цивилизации места подействовали на него умиротворяюще. Ну и славно, коли так…
– А я вам пирожков принесла! – Клавдия Степановна показала корзинку. – Вчера пекла. С капустой и с ревенем… Небось, проголодались с дороги? Ой… А чай-то у тебя есть? Если что, я…
– Спасибо, теть Клава! Мы по пути все купили… С хлебом тут сейчас как?
– Автолавка привозит. По средам и пятницам. У остановки стоит… Но надо пораньше, часикам к двум… В ларьке-то у нас, сам знаешь, одно только пиво… Ну, приехали – и хорошо. В баньку приходите – я вечером топлю. Воды хватит…
– Спасибо, тетя Клава… Я сейчас за плиткой зайду? Ну, и за всем прочим…
– Да-да, заходи, Антоша…
Помимо электроплитки молодой человек хранил у соседки старый переносной телевизор и цифровую приставку. Антенна виднелась на крыше – не украли еще…
– Клавдия, спасибо за пирожки! – галантно поблагодарил Щеголев.
Соседка зарделась:
– Ну, что вы… Еще ж не попробовали… Ну, я пойду.
Путники, наконец, вошли в дом…
Внутри оказалось как-то более просторно, нежели выглядело снаружи. Большая прихожая – она же и кухня, с буфетом, продавленным диваном и большим столом. Еще один стол – круглый – имелся в комнате, где, кроме того, располагались еще один диван, шкаф, тумбочка с телевизором и раскладное кресло.
– Белье в шкафу имеется, так что разместимся с удобствами… Рукомойник на улице, с той стороны… Воды я сейчас принесу – тут колонка рядом. А хотите – вместе прогуляемся?
– Да-да, конечно…
– Плитку принесем да все такое…
Часика через два оба уже сидели за круглым столом, пили чай с пирогами да смотрели по телевизору какой-то старый фильм. Вернее сказать, не смотрели, а разговаривали, фильм просто шел фоном.
– Видите ли, друг мой, для аппарата не так и много нужно… Найдется листок бумаги? Я напишу…
Искренне благодарный за помощь и приют, Виктор Иванович, как мог, растолковывал своему благодетелю основные принципы работы прибора. Антон честно силился понять.
– Катушка… резисторы… На Авито закажем! На адрес местной почты…
– Авито? Что это?
– Ну-у, Виктор Иваныч! Короче, закажем… Но как-то это все… несолидно, что ли…
– Несолидно?! – в ответ на скепсис Антона Щеголев взвился орлом! Подпрыгнул на стуле… и тут же успокоился, стал объяснять… Профессор – он и в Африке профессор! Даже если слегка сумасшедший.
– Понимаете, друг мой, как бы вам сказать… Вы знаете, что такое адронный коллайдер?
– Ну… в общих чертах, – удивленно отозвался молодой человек. – Насколько может быть понятно гуманитарию…
– То есть преставление имеете… Думаю, этого вполне хватит! А вкусные пироги! Особенно – с ревенем. Вы уже пробовали?
– Нет еще… – Антон подлил себе чаю. – Но коллайдер же далеко, в Швейцарии! Тем более что его же остановили, кажется…
– Остановлен? – дернувшись и едва не облившись чаем, архивариус расхохотался. – Кто ж его остановит? Нельзя же остановить вращение Земли, смену времен года… Нет, конечно, при желании можно, но… Так вот, друг мой! Мой прибор, то, что мы сейчас будем делать, это… как бы вам объяснить? Это лишь антенна… Нет, не антенна, а скорей – приемник и передатчик… Главное – это коллайдер… И где он находится – значения не имеет. Да хоть в Антарктиде! Он задает вектор… множество векторов… Нам нужно лишь найти свой! И в этом смысле прибор послужит нам компасом, проводником… Я понятно излагаю?
– Вполне, – покивал молодой человек. – Ум-м… А с ревенем – действительно, вкусно. Но мне и с капустой понравились… Значит, по этому списку все заказать?
– Вы и вправду можете это все найти, друг мой?
– Интернет нам в помощь! Авито… ОЗОН еще есть… – Антон вытащил смартфон. – Найдем, закажем… Хотите, прямо сейчас?
– Да-да! Если можно…
– Вы мне диктуйте… а я посмотрю…
Еще часа полтора ушло на заказы – нашлось почти все, кроме совсем уж экзотических вещей…
– А что такое «красная ртуть»? – поинтересовался юноша.
Виктор Иванович поставил чашку:
– Просто ярлык, название… Вообще-то, это секретная вещь!
– Значит, мы его не купим. Где же искать?
– Где? В лаборатории, конечно! – хлопнув в ладоши, архивариус тут же осекся. – Господи! Что я такое несу? Забыл, забыл – где я, кто я… Какая, к черту, лаборатория?! Ах, друг мой, боюсь, я вас слишком уж обнадежил…
– А без этой «красной ртути» никак?
– В том-то и дело!
От переживаний Щеголев даже забыл про пирожок с ревенем, так и бросил… Вскочив, заходил по комнате, нервно заламывая руки:
– О, боже, боже, какой же я дурень-то! Самонадеянный дурень. Решил, что так просто… А про главный компонент – забыл!
– Может быть, мы сможем найти эту вашу ртуть на черном рынке, – внезапно обнадежил Антон. – Правда, нужен дарк-нет… хотя не такая проблема… правда, вот время… и деньги! А сколько это может стоить?
– Стоить? Около ста тысяч за грамм, – покусал губы Виктор Иванович. – Я слышал, как-то говорили в лаборатории…
– Сто тысяч?
– Долларов, разумеется.
В самых расстроенных чувствах архивариус упал на диван и вытянул ноги:
– Ах, друг мой! Я так вас подвел.
– Говорите, в лаборатории… – Антон же только начал шевелить мозгами – он всегда любил загадки. Особенно те, которые казались неразрешимыми. Неразрешимыми – только на первый взгляд. Вот как с Верой… Вера… И если ее поиски зависели сейчас от какой-то там ртути, то…
Сходив на кухню, молодой человек вновь поставил чайник и вернулся обратно в комнату спокойный, как танк:
– А эта ртуть… она во многих приборах используется?
– Ну да, во многих… – кивнул Виктор Иванович с дивана. – Но они все секретные!
– Понимаю… И – в расходниках?
– В расходниках тоже…
– А нам много надо?
– Одна десятая грамма… – архивариус вдруг встрепенулся. – Черт побери! Кажется, я понимаю, куда вы клоните, друг мой!
Секретный НИИ, где когда-то работал Щеголев, располагался на Ленинском проспекте, между Ново-Измайловским проспектом и Варшавской улицей.
Оставив машину на Варшавской, Антон прихватил с собой большую клетчатую сумку и отправился дальше пешком.
Голубоватый параллелепипед НИИ, сверкающий в лучах яркого солнца, был виден еще издали. Пройдясь возле заднего двора, вдоль высокой бетонной ограды с колючей проволокой, молодой человек занял позицию недалеко, в чахлых кусточках. Просто вытащил из сумки складной парусиновый табурет, планшетку и листок бумаги формата А4… И пачку цветных карандашей! Уселся прямо так, на виду, внаглую… И принялся рисовать! Ну кто же привяжется к художнику? Творческая личность, чего ж! И сидеть так можно было сколько угодно. Безо всяких подозрений. Чиркай себе карандашами по листку…
Примерно через полчаса ворота окрылись, выпуская грузовик – старенький, с голубой кабиною, ЗИЛ – мусорку… Когда машина проехала мимо, молодой человек тут же записал номер и, собравшись, поспешил к своему авто…
Выехал, покатил по Ленинскому…
Ну, вот он, мусорщик – встал на светофоре у Московского… А куда он теперь денется-то? Держаться за грузовичком не составляло никакого труда, тем более и дорожка-то внезапно оказалась знакомой – через Красное Село выехали на трассу «Нарва»… Как раз на дачу! Прямо по пути.
К большому удивлению Антона, на трассе мусорщик развил вполне приличную для грузовика скорость – разогнался под сотню, так что особо ползти не пришлось. Так вот и ехали – вполне себе комфортно, только деревья за окном мелькали да – изредка – населенные пункты. Чирковицы, Озертицы, Ополье… Черт побери – так ведь в Ивангород, похоже, и едем!
Так… Так, да не так!
У Кингисеппа мусорщик повернул на Сланцы и, проехав еще с полчаса, остановился у полигона.
Ну, вот она, свалка! Все, как полагается – шлагбаум, охрана. Просто так мусор не высыплешь – плати! А вот проникнуть на своих двоих вполне себе можно… Что Антон и сделал, причем постарался как можно быстрее! Бросив машину на обочине, побежал – нужно было точно проследить, где именно разгрузится ЗИЛ – свалка-то огромная, потом ищи-свищи…
Парень успел вовремя – грузовик как раз уезжал, разворачивался. А вокруг – рядом – ждали какие-то оборванцы. Люди помойки, бомжи, живущие возле свалки, с нее кормящиеся, одевающиеся, развлекающиеся… Свалка была их домом, именно их, а не кого-то там еще! Кого-то чужого они явно восприняли бы в штыки… и еще неизвестно, чем бы эта встреча закончилась, бомжи-то – бомжи, но их с полдесятка.
В данном конкретном случае Антон предпочел обойтись без риска. Просто спрятался за старой газовой плитой и немного выждал. Как и следовало ожидать, оборванцы быстренько похватали самое аппетитное – старые кроссовки, вполне приличного вида плащ, рваные джинсы, зонтик… А потом дружно рванули к очередной машине, похоже, что из «Пятерочки»…
Чуть выждав, Сосновский спокойно покинул укрытие, надел перчатки и, высмотрев груду непонятных деталей, около нее и присел. Осмотрелся и вытащил из кармана бумажный листок с рисунками архивариуса. Сказать по правде, художник он был еще тот, но все же постарался, нужные детали узнать можно было… Хотя бы вот эту колбу! Ведь похоже же… Похожа… Как и этот блестящий цилиндр, Антон забыл, как он называется… Ага, и вот эта, обмотанная цветными проводками, штука… Да… Пожалуй, все.
Упаковав находки в заранее припасенную фольгу, молодой человек постарался запомнить место – вдруг да пригодится еще?
Солнце уже клонилось к вечеру, и, пожалуй, было пора возвращаться. Что Антон и сделал, еще собираясь по пути заглянуть на почту – что-то там уже такое пришло…
Выбирался молодой человек тем же путем, что и приехал – через Кингисепп, объезжая Нарвское водохранилище и суровое – и довольно большое – болото под названием Пятницкий Мох… Хорошо ехал, быстро – и ветер в окна! Кондиционер в машине сломался, так что… Впрочем, не юг, не жарко и без него. Тем более – в августе.
Почтовое отделение находилось в соседней деревне, и его надо было еще поискать! Хотя бы спросить во-он у той симпатичной велосипедистки, крутившей педали навстречу…
Осторожно притормозив у обочины, юноша высунулся в окошко:
– Здравствуйте! Не подскажете, где здесь почта?
Загорелая девушка была одета во все черное: черная баскетка, черные противосолнечные очки, черные короткие шорты. И черная майка с портретом Виктора Цоя. Велосипед – синий, дамский, с тонкими шинами и блестящими бабочками на спицах – как-то не очень гармонировал с брутальным обликом незнакомки.
Черт… сегодня что же – пятнадцатое? Черная дата…
Остановившись, брюнетка вместо ответа лишь указала рукой.
– Спасибо! – с благодарностью кивнул Сосновский. – Группа крови на рукаве!
Девушка даже не улыбнулась… И сразу же надела наушники. Ну, точно – слушала Цоя… Неразговорчивая… Впрочем, можно понять – такая уж сегодня дата…
– Когда твоя девушка больна-а… – напевая, молодой человек повернул в указанную сторону и краем глаза заметил в зеркальце, что и велосипедистка тоже покатила туда же… А ведь вроде бы совсем в другую сторону ехала! Или просто каталась… и куда ехать – ей все равно. Лишь бы музыка в ушах… «и если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день»!
Почта располагалась на небольшой площади, покрытой старым, потрескавшимся от времени, асфальтом. Обычный деревенский дом, с сине-белой вывеской, разве что чуть вытянутый. Внутри оказалась очередь, и довольно большая – похоже, как раз сегодня выдавали пенсию. А с пенсии сельский возрастной люд мог позволить себе разгуляться! Заплатить коммуналку и здесь же, на почте прикупить чего-нибудь вкусненького… или полезненького…
– Ира, а шоколадки эти вкусные?
– Не, тетя Эля, эти не бери – соя! Возьми лучше конфеты…
– А мне бы еще сахару три кило!
– Сахар у нас дорогой, в «Пятерочке» в два раза дешевле!
– Ой, да туда пока доедешь… Давай уж дорогой, чего ж. Варенье варить собралась.
Молоденькая блондиночка, продавщица, надо сказать, обслуживала население весьма быстро… вот только компьютеризированная касса частенько зависала, да телефоны сбивались на эстонский роуминг – граница-то рядом.
– Мне, Ириша, за квартиру, за телефон… и это еще – тушенка-то вкусная?
– В дешевой – одни жилы. А за триста двадцать есть можно!
– Триста двадцать… Одна-ако! – седобородый дедок в джинсовой куртке пригладил реденькую шевелюру и вдруг решительно махнул рукой. – А давай! Зря, что ль, в автолавке сегодня пива купил?
– Ты б лучше водки купил, Михалыч! – засмеялись в очереди. – Оно пользительней будет.
– Э! Водка-то у меня своя. На травках! Ириша… И мазь Дикуля еще дай. От суставов.
– Михалыч, помогает мазь-то?
– Да как сказать… мажу… Вреда-то от нее нет, да и недорого… Ириш, два тюбика дай!
– Тетя Эля! – рассчитывая дедка, вдруг вспомнила-вскинулась Ира. – Ты жиличку-то свою на учет в милиции поставь, все ж таки – иностранка. Участковый вчера заходил, просил напомнить.
Очередь живо заинтересовалась:
– А как она, девка-то, Эльвира? По-нашему-то говорит хоть?
– Да говорит. Только не очень чисто. Но – девка умная…
– Ну, так может и сама к участковому-то зайти. Раз умная…
Наконец, дошла очередь и до Антона…
– Посылка? Ага. Ага… Есть… Не одна даже! Телефон свой скажите… Сейчас вам эсэмэсочки придут… А, пришли уже? Ну, говорите…
– Антош, отец-то где похоронен? – подойдя, негромко спросил Михалыч.
– В Петербурге, на Южном…
– Эх… совсем ведь молодой был… Эх-х… Помяну сегодня… Антон, хошь – и ты приходи, где живу – знаешь.
– Спасибо, Юрий Михалыч… Увы, не смогу – дела…
– Ну, дела так дела… Понимаю, вы – молодые, вам быстро жить надо. Такой уж век! А Генка мой, внук, под Курском сейчас… воюет…
– Знаю. Мы с ним как-то перезванивались…
Бойцам Антон помогал регулярно, как и жителям Донбасса – в университете все организовали – сбор средств и всего такого прочего… Последние два раза сами и доставляли – угодили под обстрел, но выбрались…
– С вас денежка!
Операторша назвала сумму, юноша рассеянно заплатил, все вспоминал Генку… Не так, чтоб уж очень хорошо знакомы были, но как-то по ранней юности почти все лето здесь, в деревнях, провели…
Выходя, молодой человек нос к носу столкнулся с той самой велосипедисткой, поклонницей Цоя… Та улыбнулась, Антон тоже растянул губы в ответ и даже хотел было что-то сказать, но раздумал. Все равно не услышит – в ушах-то наушники!
– Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе-е-е…
Интересно, сколько ей лет? Двадцать? Или чуть больше? Наверное, тоже студентка… на каникулах здесь… А, впрочем, не до студенток сейчас… не до студенток!
Машину Антон не закрывал – все равно стекла опущены. Да никто здесь чужого и не возьмет – все свои кругом, дачники…
И все же…
Подъехав к даче и открыв багажник, молодой человек удивленно моргнул… Показалось вдруг, что сумка стояла как-то не так… Хотя что гадать? Взять да заглянуть…
Уф-ф! Слава богу, все находки на месте! Разве что… завернуты как-то… впопыхах… Он, Антон, кажется, как-то аккуратнее все упаковывал, чтоб ничего не торчало. Хотя вспомни теперь, как… Да в дороге вполне могло растрястись…
Виктор Иванович встретил Антона в застиранных джинсах и мешковатой, не по росту, футболке, смотревшейся, впрочем, весьма симпатично.
– Соседка дала… Клавдия Степановна, – смущенно пояснил архивариус. – Говорит, что это я все в одном да в одном… Пришлось сказать, что вещи дома забыл. Она и – вот…
– А ничего! Вам идет даже, – войдя в дом, Антон поставил сумку на стул.
– Не спрашиваю ничего, – потерев руки, возбужденно пробормотал Щеголев. – Вижу – есть!
– Да кое-что…
Расстелив на столе старую газету, молодой человек выложил на нее все, что привез – и только что полученные на почте посылочки, и странные колбы со свалки.
– О-о-о! – завидев колбы, Щеголев тут же сорвал с них фольгу, глянул… – Да-да-да! Это, друг мой, то, что и надо! Ага-а… и посылочки… Надеюсь, все гладко прошло? Никто за вами не следил?
– Да бросьте вы, Виктор Иваныч! Кому я нужен-то?
– Я так… на всякий случай… Антенну я уже подготовил! Ну, пока вас не было… Может, чайку? С печеньем… Понимаете, пока не будет всех деталей, нет никакого смысла начинать…
– Эй, хозяева-а! – вдруг донеслось с улицы.
Щеголев и Антон разом подбежали к окну.
– Клавдия Степановна! – узнав, тут же заулыбался архивариус. – Сейчас, сейчас… сейчас… Сию же минуточку!
Отойдя от окна, Виктор Иванович понизил голос:
– Я ее отвлеку… А вы тут, на столе, приберитесь… ну, спрячьте куда-нибудь. Вдруг она захочет зайти? Не пустить неудобно.
Выслушав, Антон молча кивнул – предложение было не лишено смысла.
Распахнув дверь, архивариус надел старые тапочки и вышел навстречу гостье с самой радушной улыбкой, между прочим, вполне искренней:
– Клавдия Степановна! Решили все ж таки в гости заглянуть? Очень рад! Очень.
– Да я только спросить… – соседка на этот раз примоднилась, сменив халат на бежевый балахон со скарабеями и древнеегипетскими божествами.
Даже Щеголев заценил:
– Красивая у вас кофточка!
– Вам нравится? – неожиданно зарделась гостья. – Это я в Египте купила. С дочкой зимой летали… в этот, как его… В Шарм-эль-Шейх! Точно – красиво?
– Вам очень к лицу!
– Спасибо. А дочка говорит – ширпотреб… Ой, Виктор Иваныч, я вот зачем к вам, – соседка вдруг хитро прищурилась, придав лицу зефирно-умильный вид. – Я видала, вы на крыше с антенной возились… Вижу – человек понимающий…
– Ну, кое в чем – несомненно! – приосанился Щеголев. – А что такое?
– Виктор Иванович, родненький, вы бы мой телевизор глянули, а? А то что-то, гад, работает не всегда… Вчера, чтобы сериал посмотреть, пришлось, к Эльвире идти, к подруге, а она ведь не близко живет.
– Так это, верно, в приставке дело… – архивариус задумчиво почесал затылок, и без того взъерошенный, и тут же кивнул: – Что же, глянем! Хотите, так прямо сейчас…
– Ой… сейчас-то я к автолавке… – опечалилась Клавдия Степановна. – А вот если вечерком, часов в семь-восемь. Я как раз котлет нажарила… С Антошей бы и зашли.
– Что ж… Вечером так вечером, – снова кивнув, Щеголев развел руками. – Не знаю, как мой юный друг, а уж я-то – всенепременно. Так что – ждите.
– Ой… да я уж… Спасибо вам большое, Виктор Иванович!
– Да пока не за что…
Проводив соседку до калитки, архивариус внимательно осмотрел улицу и, не заметив ничего подозрительного, вернулся в дом.
– А вы, кажется, приобретаете популярность, – обернулся Сосновский. Он как раз заваривал чай. – Значит, телевизор вечером будете чинить…
– Посмотрим… – Виктор Иванович выглядел несколько смущенно. – Там, скорее всего, приставка… Черт!
Неожиданно дернувшись, Щеголев чуть было не расплескал чай.
– Что такое? – поднял глаза Антон.
– Какой же я идиот, друг мой! – всплеснув руками, патетически воскликнул архивариус. – Какой же я идиот! Про самое главное-то забыл. Паяльник! Припой. Чем же я детали-то паять буду?
– Хм, паяльник, – юноша перевел дух. – Эко дело. Закажем! Или купим где-нибудь.
– Э-э! А с чем сегодня в гости пойдем? Что я с приставкой делать буду? Чем микросхемы паять?
– Так… в следующий раз почините.
– Конечно, там, скорее всего, схемы уже на выброс, на замену… – бормотал про себя Щеголев. – Но попытаться можно… было бы – чем… А пока – да, идти не с чем… Ой! Надо же предупредить! Она же ждать будет. Некрасиво получится, если так…
– Что-что вы там говорите?
– Антон! Где здесь автолавка?
– Так к остановке обычно подъезжает. Говорят… – молодой человек почесал кончик носа. – Вообще-то, не худо бы соли купить. Да и хлеб заканчивается… А в супермаркет – далековато… Вот что, Виктор Иваныч! Поехали!
– О! Хорошая идея, друг мой.
Как ни странно, но очередь в автолавку – серый фургон на базе тупоносого грузового «газона» – на этот раз оказалась так себе – всего-то с десяток человек. Наверное, потому, что время было уже позднее и товара осталось мало.
– Кто за пивом – очередь больше не занимать! – завидев подошедших напарников, зычно крикнула продавщица – дебелая тетка лет сорока в грязно-белом халате и с круглым крестьянским лицом.
Стоявшие в очереди тетушки разом обернулись.
– Здравствуйте! Кто последний?
– Ой, Виктор Иванович! Антон! – Клавдия Степановна уже стояла третьей, сразу же за невысокой худой брюнеткой с закрашенной сединой. – А пива-то уже нет!
– Да мы не за пивом, – улыбнулся Антон. – Хлеб кончился… да и соль, спички… Есть, интересно?
– Этого-то добра много, – заметил кто-то из очереди. – А хлеб только черный остался. Припозднились вы.
– Так только вспомнили…
– А мы сериал смотрели! Турецкий… Ох, какая ж там любовь!
– И артисты красивые!
– Клавдия Степановна, – между тем обратился Антон, коему сию щекотливую миссию поручил Щеголев. – У вас паяльник есть?
– Паяльник? – женщина хлопнула глазами.
– Ну, наш сгорел… только что посмотрели…
– Ну-у… не знаю даже. Нет, видимо…
– У меня есть, – неожиданно обернулась брюнетка. – От старого мужа остался. Да, да, лежит себе в комодике. Я ведь ничего не выбрасываю – не те времена!
– И правильно, Эльвира, и правильно! – одобрительно закивали в очереди.
– Так, Эль… ты не поищешь? Ну, паяльник-то, – просительно протянула Клавдия.
Эльвира расхохоталась:
– Поищу, конечно! Зайди утречком… или вечерком – чайку попьем, посудачим.
– А мы можем и сейчас заехать! – снова улыбнулся Антон. – Как раз на машине… Вас заодно подвезем.
– Ой! Подвезите – не откажусь! – тетушка обрадованно кивнула и засуетилась – Я тогда хлеба побольше возьму… И сахару!
– Сахар кончился! – строго предупредила продавщица.
– Захаровна все скупила, – пояснили в очереди. – Видать, снова самогонку гонит.
– И не боится же! Участковый сколько ее предупреждал.
– Самогон, между прочим, у нее хороший.
– Ну, это если для своих…
– Дак а мы что же, чужие, что ль? У меня Колька на свадьбу брал… Ну, на второй день – водки-то не хватило…
«Своими» или «местными» в Сосновке считались те, кто жил здесь практически постоянно, с начала весны и до поздней осени, все же остальные полупрезрительно именовались «дачниками». Местные «дачников» недолюбливали и в сельские «секреты» старались не посвящать.
Сейчас вот в очереди стояли исключительно «свои», что было заметно еще издали – по внешнему виду. «Дачники», вне зависимости от возраста, вполне могли выйти к автолавке в том, в чем ходили у себя на участке – в старых спортивных трусах или в драных шортах, «местные» же наряжались. Ну, туфли на каблуках, конечно, не надевали, но губы накрасить могли вполне. Эльвира, кстати, была в синем брючном костюме! И с бусами.
Дом Эльвиры – Эльвиры Петровны Розонтовой – стоял на другом краю деревни… или, скорей, все же дачного поселка – фактически так, хотя Сосновка во всех официальных бумагах именовалась именно что деревней, даже староста был!
Добротный, обшитый досками пятистенок с фасадом в четыре окна и высокой крышей, ухоженный огород, банька, яблони, парники и все такое, без чего и дача – не дача. Имелся и навес со столом, и летняя кухня, и даже гараж.
– Ну, заходите, гости дорогие!
Как водится, нужно было сначала попить чай, посудачить, а уж потом, этак не спеша, приступить, собственно, к делу. Местные жили спокойной налаженной жизнью, никогда никуда не торопились и к «торопыгам» относились крайне неодобрительно.
Пока кипятился чай, хозяйка порезала рыбник, выставила на стол ягодные ватрушки… и графинчик с наливкой!
– На черемухе – вку-усная! – похвалилась Эльвира Петровна, доставая из старинного буфета маленькие синие рюмки из толстого стекла – лафитнички.
– Ну, для аппетита!
Антон и Щеголев переглянулись… И тот, и другой к алкоголю относились равнодушно, но… Тут уж пришлось и выпить, и похвалить, и попросить еще одну – не обижать же хозяйку!
– Так вот, Потапиха-то мне и говорит… А я ей… Ого-го!
– Да ну!
– А то! Скажу тебе больше…
Начатая еще в машине беседа не прерывалась ни на секунду.
– Вот… пейте, гости дорогие! Вкусный чаек-то!
– И наливка у вас вкусная, – вспомнив о приличиях, еще раз похвалил Антон.
Хозяйка тут же налила еще по лафитничку – и отказаться было нельзя!
– Да что тут и пить-то? – что-то почувствовав, расхохоталась Эльвира Петровна. – Так, на один зуб…
– Ой, а я так и опьянела уже! – Клавдия Степановна пригладила волосы рукою. – Так ты, Эля, говорят, жиличку себе нашла?
– Не сама – наши подсказали… – хозяйка поставила рюмку и довольно заулыбалась – новая тема для разговора оказалась ей по душе. – Явилась такая третьего дня, сразу полдома на две недели сняла. Я поначалу-то думала – дачница, фифа городская. Ручки-ножки тонкие, одета… все равно, что раздета – ну, как молодежь вся летом ходит… Антош, а ты у нас не женат еще?
Юноша поперхнулся чаем…
– Нет пока. Но собираюсь…
– А-а-а… А то жиличка моя – хорошая девушка. Жаль только – иностранка!
Последнее слово Эльвира Петровна произнесла с некоторой долей гордости – мол, и мы тут не лаптем щи хлебаем!
– Иностранка? – фальшиво удивилась гостья.
Вообще-то, все новости по деревне распространялись быстро, и про новую жиличку Розонтовой знали уже все «свои»… Однако по неписаным правилам положено было удивиться.
– Ну да, иностранка, – хозяйка довольно кивнула и снова потянулась к графинчику. – Но все разрешения у нее есть, сказала – виза до декабря аж! Паспорт показывала… ну эту визу… Зовут – Надин, Надя по-нашему… Кроме русского, еще много языков знает. А по специальности – блог-гер!
Слово «блогер» Эльвира Петровна тоже произнесла с ударением.
– Правда, по-русски болтает смешно. Как-то по-старинному… Соблаговолите, весьма признательна… такое все…
– Так и у нас в советской школе точно так же иностранные языки учили, – фыркнув, неожиданно вставил слово Виктор Иваныч. – Ес, ит из. Ноу, ит изнт. Восемнадцатый век! Так давно уже и не говорил-то никто. Так, говорите, на практике? Интересно было бы пообщаться.
– А вот это сложно, – хозяйка покачала головой. – Правду сказать – необщительная она какая-то, нелюдимая…
– Блогер – и нелюдимая? – усмехнулся Антон. – Как же она с людьми разговаривает?
– А она и не разговаривает. Она больше природу фотографирует. Цветы, траву, деревья… Грядки мои, вон, сняла, огород… Снимает все телефончиком и бормочет что-то себе под нос…
– Тогда точно – блогер.
– Так здесь у нас телефоном-то только что и снимать, – Клавдия Степановна потянулась к рюмке – там еще оставалось чуть-чуть. – Сами знаете, связь какая…
Связь (как и интернет) в деревне была та еще! Интернет, впрочем, имелся еще более-менее приличный – только периодически пропадающий, Антон это понял, еще когда заказывал на Авито детали. Обычная же телефонная связь – местный «Мегафон» работал далеко не всегда и не везде, и часто появлялся эстонский роуминг – граница-то рядом.
– А нет паяльника-то! – вернувшись из комнаты, сообщила хозяйка. – Весь комод перерыла – не нашла. Ума не приложу, и куда он мог деться? Недавно ж совсем перебирала… А-а-а! Он, верно, у жилички – там тоже комод. Только девчонки-то сейчас нет – на велосипеде кататься умотала. Велосипед-то я ей дала – внучкин. Бесплатно! А что? Девушка эта Надя вроде бы аккуратная, не должна бы сломать.
Через несколько минут Эльвира Петровна вернулась и торжествующе протянула гостям небольшую черную коробку:
– Ну, вот, что я говорила! Нашла. Тут и паяльник, и все что к нему…
– Вот спасибо, Эля! – обрадовалась Клавдия Степановна. – Ну, мы пойдем, пожалуй… а то засиделись…
– Странно… – хозяйка рассеянно ущипнула себя за мочку уха. – Никак не могу понять, куда бинокль делся? Все время на гвоздике у двери висел. В той половине… Или – здесь… Так ведь и здесь нет! Ни здесь, ни там… Ну, дела-а! То паяльник, то бинокль… Ой, Степановна! Наверное, склероз начинается.
– Да, может, девушка-то ваша бинокль и взяла? – рассудительно предположил Антон. – Раз уж она природу снимает… Всяко пригодится!
– А может, и она… – Эльвира Петровна мотнула головою. – Ну да – может. Она как раз в Почуганово собиралась, на Чертову гать. Места-то там, сами знаете, проклятые… Я ж ее отговаривала, да… Сама же ведь ей про гать эту и рассказала! Когда она про всякие необычные мечта выспрашивала… Ладно, явится – спрошу! И накажу, чтоб больше ничего – без спросу.
– В Почуганово собралась? На Чертову гать? – испуганно переспросила гостья. – Так ведь утопнет! Иль пропадет… как вон, в прошлом году Васька Петряев.
– Так сказано же! Да и не дура… А Васька-то – по пьяни!
– Дай-то бог… Спасибо за паяльник, Эльвира!
– Да не за что…
К соседке заглянули сразу же, на обратном пути. Жила Клавдия Степановна в «родовой» деревенской избе с настоящей русской печкой! Домотканые половики, вышитые занавески на окнах – шикарно вообще…
Как и предполагал архивариус, дело оказалось в приставке… просто отошел проводок. Тупо его припаяв, Виктор Иваныч с торжеством включил телевизор…
– О! «Пельмени»!
– А я так их и не очень люблю. Я Петросяна больше… Ой! Сейчас же сериал, турецкий!
Одновременно с просмотром очередной серии про лощеных турецких мачо и прочую любовь-морковь Клавдия Степановна шустро накрывала на стол. Появились и обещанные котлеты, и томленная в русской печи картошечка, и вчерашние щи, и пироги – ну, как же без пирогов-то?
– А вот еще толчёнка есть и каша! – никак не унималась хозяйка. – Все томленое, с пеночкой!
– Э… толчёнка – это что? – улучив момент, негромко переспросил Щеголев.
– Это… м-м-м! Это такое кушанье – толченая картошка с молоком, запеченная в печке. Обязательно попробуйте! Оближете пальчики, – заверил Антон.
– Что вы говорите, друг мой? Ну, тогда – да-а…
– Что-то вы плохо едите… Вот я ж дура-то! Как там Эльвира-то говорила – склероз! – Клавдия Степановна всплеснула руками, словно бы вспомнила что-то очень важное, о чем на радостях совсем забыла.
И ведь и в самом деле важное!
– А вот!
Шмыгнув на минуточку в сени, хозяйка водрузила на стол… бутылочку клюквенной водки!
– Это хорошая, эстонская. Из старых запасов еще.
Водка, конечно, была финской, но в этих местах все иностранное называли «эстонским». В не столь уж и старые времена, еще до всех известных событий, жители Ивангорода просто ходили в эстонскую Нарву пешком, за продуктами в местные магазины. Там выходило дешевле, да и идти-то недалеко – речку по мосту перейти. Тем более что у многих в Нарве еще с советских времен остались если не родственники, так добрые знакомые точно.
Отказаться опять было нельзя! Выходит, у одной пили, а у другой – побрезговали? Не дело.
– Ну-у… разве что самую ма-аленькую рюмочку! За вас, Клавдия Степановна!
– Ой, что за меня-то? Виктор Иваныч у нас нынче – герой! За его здоровье и выпьем.
Что ж – не поспоришь…
Домой два «непьющих» товарища явились вполне веселенькими. Конечно, не так, чтобы очень – песен петь не тянуло или, боже упаси, драться… Потянуло на разговоры.
Завалившись на диван, Антон принялся расспрашивать архивариуса про таинственный вектор времени и все, что с ним связано.
– И что, и раньше так люди пропадали? Почему же никто не замечал? Я же про Веру – заметил!
– Потому что вы – не такой, как все, – добродушно отозвался Щеголев. – Я же говорил как-то. Для всех остальных попавшие в жернова «вектора» люди никогда и не существовали – их не было!
– И… для вас?
– И для меня.
– Но вы ж мне поверили!
– Я же ученый! И занимаюсь… занимался… именно этой темой. Которой наконец-то снова занялся! За что вам большое спасибо, Антон! – чуть помолчав, Виктор Иваныч посмотрел в окно. – Чудесный какой вечер… Темнеет уже. И колокольня эта – так таинственно, мрачно…
– Почуганово. Проклятые места.
Поднявшись, молодой человек встал рядом и приоткрыл форточку… почувствовав вдруг что-то неведомое, недоброе… будто кто-то сейчас разглядывал его, словно букашку под микроскопом… С той же колокольни… Далековато, конечно… Но если в бинокль…
Черт! Что за мысли дурацкие в голову лезут? Кому мы тут нужны? Вот ведь, опьянели все-таки… да-а…
Глава 3
Санкт-Петербургская губерния.
Конец восемнадцатого века
– Барин, вставайте! Маменька кличет! Да просыпайтесь вы уже…
Антон недоуменно распахнул глаза. Его трясла какая-то абсолютно голая девица со светлыми распущенными волосами, довольно приятненькая на вид, даже красивая, но какая-то взбалмошная… Молодой человек откуда-то знал, что звали ее Агафья и была она… была она его крепостной девкой, то есть имуществом.
– Отстань, Агафья! Спать хочу.
– Вас барыня хочет видеть! А уж спорить с ней… сами знаете…
Да уж, с маменькой спорить – себе дороже выйдет, это Антон тоже откуда-то знал…
Ха! Откуда-то? Неужели… Неужели, черт возьми, получилось? И он… в этого вот… Все так, как и предупреждал Щеголев! Неужели не сон?
Вскочив с перины, Антон живенько натянул подштанники и нижнюю рубаху, после чего крикнул Агафье, чтоб помогала. Та уже успела натянуть на себя вышитую сорочку и юбку, а вот косу заплести времени-то не оставалось, делать нечего – пришлось помогать барину.
– Вот, господине, кюлоты, – девчонка протянула Антону узкие короткие штаны из синего сукна, украшенные золоченым шнуром, и принялась шустро собирать разбросанную по всей комнате одежду…
– А вот камзольчик! Повернитесь-ка… А вот чулочки… дайте-ка ножку… теперь вторую… а вот и башмаки!
Наряд дополнил кафтан – светло-голубой, с кружевами и блестящими пуговицами, с отворотами на рукавах.
– Ах, давайте-ка волосы расчешу… Пудриться уж некогда…
– Сам расчешусь… Ты, Агафья, ступай. Если кто забижать будет – только скажи! Даже – и маменька…
Крепостная, похоже, такого не ожидала – обернувшись в дверях, зарделась, поклонилась низенько:
– Благодарствую, батюшка Антон Федорович, за вашу доброту!
Хм… ишь ты – батюшка! Однако – Антон… Федорович, значит. Ну, хоть к новому имени не привыкать…
Молодой человек подошел к зеркалу, большому, от потолка до пола, в резной золоченой раме. Из зеркала на него смотрел… Он же сам и смотрел, собственною своею персоной – рослый молодец с длинными темно-русыми кудрями… правда, без модной бородки и усов, отчего выглядел куда как моложе.
Ишь ты, какой богатый наряд! В шейном платке – золотая булавка с голубоватым аквамарином – в цвет кафтана. Дюжину крепостных мужиков за камешек этот пришлось отдать… Да не жаль! На то они и крепостные, чтоб барину своему доход приносить…
Черт! Вот это мысли! А ну-ка, Антон Аркадьевич, гони-ка их прочь! Именно твой мозг должен сейчас владеть этим телом, а не наоборот!
Господи… да что же это такое-то? Да невозможно ж поверить! Нет, верно, все же – сон…
Рефлексировать юноше долго не дали – постучав, в дверь заглянул вышколенный лакей, молодой парень в светло-зеленой ливрее и напудренном парике с буклями.
Заглянув, поклонился:
– Антон Федорович. Матушка ваша в голубой зале ожидают-с. К ним в гости-с Елизавета Давыдовна приехавши. С дочкой-с, Варварой Ивановной… Вас ожидают-с, на чай.
Ага, на чай – как же! О сватовстве речь пойдет! – молнией пролетела мысль в голове Антона. И окрашена она была в исключительно отрицательные тона – похоже, Антону Федоровичу Варвара Ивановна не очень-то глянулась… и это еще легко сказать. Неужто такая страшенная? Страшенная, выходит, да… Еще и выпендрежка – где надо и не надо лезет, ум свой показывает. Совсем девической скромности нет!
Ладно, уж делать нечего – придется идти… Раз уж маменька.
– Скажи, Николай, сей же час буду… Только вот причешусь…
Поклонившись, лакей молча удалился. Антон же поспешил на зов…
«Голубая» зала располагалась здесь же, на втором этаже, сразу же за туалетной комнатой и прихожей. Как и было принято в те времена, все помещения в доме располагались анфиладой. Дальше шла людская, а за ней – главная, «розовая» зала, где обычно проходили балы и обеды. «Голубая» же была куда как меньше – для небольших ассамблей и всякого рода встреч.
Наскоро умывшись и утерев лицо полотенцем, с поклоном поданным тут же подскочившей сенной девкой, молодой человек прошел, наконец, в залу…
– О! Вот и Антоша явился! – хлопнула руками статная и очень красивая женщина лет сорока, с затейливой прической, сидевшая во главе стола. Матушка…
Антон закусил губу – и впрямь очень похожа на мать! Буквально одно лицо… фигура…
– Ты что это, Антоша, куксишься? Губы кусаешь…
Матушка недовольно прищурилась и хлопнула сложенным веером об ладонь. Темно-зеленое атласное платье ниспадало до самых ног, однако впереди был широкий разрез, чтоб было видно нижнее платье, желтое, тоже из какой-то шуршащей сверкающей ткани, видимо, очень дорогой. Глубокий вырез – декольте – был забран зеленоватой вуалью, еще имелся кружевной ворот, а на шее сверкало колье! Похоже, с брильянтами!
Вот это попал! Вот это семейка! Олигархи. Богачи! В таком разе Веру будет куда как проще найти – с их-то деньжищами да связями!
Галантно поцеловав руку маменьке, молодой человек подошел к гостям: сухопарой даме примерно матушкиного же возраста и юной долговязой девице… О которой тут же подумал с неприязнью и при поцелуе ручки скривился… Не сам Антон скривился, а тот… в которого…
Однако неприязнь – неприязнью, а вежливость – вежливостью.
– Елизавета Давыдовна… Варвара Ивановна… Рад вас видеть! Очень рад! Жё суи трез орё! – добавил Антон по-французски. Собственно, на этом-то языке в основном и протекала беседа, по-русски разве что подзывали слуг! Антон прекрасно все понимал… ну, ясно… Хорошо хоть так – не обманул Виктор Иванович!
– Ну, что е… Чайку… А потом и в картишки? – молодой человек уселся за стол, и матушка милостиво улыбнулась. – Лизавета! Варенька! Что с чаем будете? Пироги иль пирожные? А, впрочем, велю и то, и другое подать, а вы уж выбирайте.
– Ой, Арина Петровна, голубушка… Все-то ты в хлопотах, в хлопотах за-ради гостей… – всплеснула руками Лизавета Давыдовна. – Мы ж так просто зашли, по-соседски…
– Так и я ж по-соседски! – матушка искренне рассмеялась. – Уж больно приятно мне гостей потчевать. Да и повар у меня – чистый француз! А пироги Матрена печет – я ее у графа Орлова купила. Пятьсот рублев отдала!
– Пятьсот рублев!!!
– Так ведь мастерица какая! Оно того стоит. Да что там говорить… Вон, знакомая моя в Петербурге, Постникова-вдова. Выберет среди своих крепостных самых красивых девок, малых еще, лет по двенадцати – их и учат музыке, танцам, манерам и прочей такой куртуазности. А когда по пятнадцать девкам стукнет, хозяйка их в любовницы продает да в горничные – как раз по пятьсот рублей! Так разве ж хорошая повариха дешевле курвищ этих стоит?
– То так, Арина, то так… – охотно покивала гостья.
Антон между тем скромно молчал, неспешно потягивая чаек из бело-голубой фарфоровой чашки. И этак исподволь осматривал юную мадемуазель. Осматривал без всякой предвзятости, задвинув сознание Антона Федоровича куда-то совсем на задворки разума.
Варвара Ивановна – Варенька – выглядела вполне даже симпатично: юное, довольно смазливое личико, темные локоны, забранные серебряной диадемой, карие блестящие глаза в обрамлении пушистых ресниц, изящный тоненький носик и такие же – пожалуй, все же чуть тонковатые – губы… Впрочем, они ничуть не портили девушку.
А ведь красотка! Ну да – худенькая, и груди почти что и нет… Но именно такие – тоненькие, востроглазые – Антону и нравились… Антону Аркадьевичу, не Федоровичу… Хотя Агафья… Агафья – да-а… У той-то грудь ух-х! Ну, так на то она и крепостная девка! Благородная барышня же утонченной должна быть! Вот как Варенька…
А платье на ней какое красивое! Верно, бальное или что-то вроде… Светло-голубое, с короткими рукавами-фонариками и широким вырезом, так что были видны ключицы… «Мощи», как выразился бы Антон Федорович… чертов крепостник…
– Ах, Лиза, давай-ка мы с тобою в картишки… – допив чай, предложила матушка. – А молодые пусть в сад пойдут, поболтают. Всяко сыщут, что обсудить… Что им с нами, со старушками, делать?
– И правильно, и правильно, – Лизавета Давыдовна охотно поддержала подругу. – Пусть погуляют.
– Что же… Прошу! – встав, Антон подошел к юной гостье и галантно подставил локоть…
Кивнув, барышня тоже встала… и даже чуть покраснела…
– Маменька, мы недолго.
– Да гуляйте себе…
Спустившись по мраморной, с балюстрадою лестнице, молодые люди повернули налево и по посыпанной желтым песком дорожке пошли в сад, устроенный в английском стиле. Аккуратно подстриженные кусты, деревья… статуи, аллеи… и конечно – ажурная беседка рядом с журчащим ручьем. Там, в беседке, и сели…
– Красивое у вас платье, Варвара Ивановна, – сразу же похвалил молодой человек. – да и вы сама… нынче приятно так выглядите. Нет, нет, в самом деле – приятно!
Варенька зарделась и опустила глаза.
– А чем вы вчера занимались? – не отставал Антон. – Как у вас день прошел?
– Да по-всякому… С утра с маменькой по хозяйству – приглядывали… Потом на рынок поехали, кучера надо было купить. Маменька и схитрила – простого мужика взяли, но он умеет и с лошадьми… В пять рублей всего обошелся!
– Это хорошо, когда в пять…
– А после обеда я книгу читала… Французскую – Руссо. Очень поучительная. А вы какие стихи больше любите…
– Да я… так…
– А я – Сумарокова, Тредиаковского… Вот, про грозу:
- С одной страны гром,
- С другой страны гром,
- Смутно в возду́хе!
- Ужасно в ухе!
- Набегли тучи
- Воду несучи,
- Небо закрыли,
- В страх помутили! —
с выражением продекламировала девушка.
– Очень хорошо! – прогнав с лица улыбку, похвалил Антон. – Очень!
Искоса глянув на собеседника, Варенька чуть помолчала и вдруг спросила:
– А Катенька ваша где… сестрица? Что-то она к чаю не вышла…
Катенька, сестрица… А, Катенька! Так матушка ж ее…
– По правде сказать, в немилости Катенька, – не стал юлить молодой человек. – Матушка, видите ли, ее замуж хочет выдать… За графа Верского.
– За Верского? – барышня ахнула. – За этого старика?
– Зато богат-с!
– Ну, это да… Так и вы ж не из бедных! Ой… извините… – девушка снова покраснела.
– Так вот, Катерина отказывается… А характер у нее, как у маменьки… сами знаете.
– Да уж, знаю… Ох, Катя, Катя…
– Только – тсс! – приложив палец к губам, Антон округлил глаза. – Это я по секрету! Только вам…
– Я понимаю… – девушка быстро покивала и вдруг жеманно закатила глазки. – Катя ваша – красавица… Не то что я…
– А вы весьма недурны! – беспрекословным тоном промолвил молодой барин. – Наговариваете вы на себя… Варвара Ивановна.
– Ах, Антон Федорович, что вы, что вы…
– А можно я вас Варенькой звать буду? А вы меня – просто Антоном.
– Ах… – девушка вдруг настороженно отпрянула… и вдруг улыбнулась. – А знаете, я раньше думала, вы как-то меня избегаете. Нет, правда-правда! А вот сейчас… сейчас мне как-то совсем иначе думается… Жаль, что Катя-то…
– Ничего, – улыбнулся юноша. – Уж как-нибудь они с матушкой помирятся…
Пожалуй, уже настало время начать узнавать о Вере – момент для того уж был очень удобный.
Хитро улыбаясь, Антон начал издалека:
– Варенька, а вы циркус когда-нибудь видели? Ну, там, где акробаты, жонглеры?
– Так в июле ж, на ярмарке! – всплеснула руками барышня. И этак миленько округлила глаза. – Там и акробаты, и жонглеры… Даже канатоходец был! Да вы что же, не помните? А-а-а… вы ж тогда в своем полку были… Ну да!
Молодой человек молча кивнул. Как и все дворянские недоросли, он с детства был приписан к одному из гвардейских легкоконных полков, квартировавших в Санкт-Петербурге, и уже дослужился до подпоручика. Хотя, по «Указу о вольностях дворянства», мог бы и вообще не служить, тем более – единственный сын… Однако воинская служба молодому барину нравилась – и других посмотреть, и себя показать! Шпагой, саблей да палашом управлялся он весьма недурно, да и трусом никогда не был.
– А говорят, еще бывают такие люди, необычные… не такие как все… – взяв Вареньку за руку, негромко продолжал молодой человек. – Даже и у нас здесь… быть может, недалеко. Вот, кстати, вы об одной странной девушке не слыхали? Ну, которая как бы не от мира сего?
Барышня неожиданно прыснула:
– Да таких-то, Антон, много! Даже меня в детстве такой считали… За то, что книжки читала преизрядно.
– Книжки – это хорошо. А какие вам больше нравились?
– Ну-у… Тредиаковский… Сумароков еще. Державин… И там много еще… Знаете, у нас как в гости подружки придут, так мы друг дружке в альбомы стихи разные пишем! Вот я вам в следующий раз принесу, коли уж у нас такая беседа зашла. Признаюсь, весьма от вас неожиданная!
– Так это плохо?
– Нет-нет! Очень даже хорошо.
– Значит, про девушку странную не слыхали? – Антон все же счел нужным напомнить.
– А в чем странность-то? – вполне резонно переспросила Варя.
– Ну-у… Говорят, она ничего вокруг не понимает…
– Ой, да таких…
– И разные непонятные вещи рассказывала.
– А какие – непонятные?
– Ну… про самобеглые повозки… она их автомобилями называла… Еще про мобильный теле… Ну, про то, что можно друг с другом на большом расстоянии разговаривать… Еще говорила, что она, барышня та, работала куафёром… наращивала волосы, прически делала, красила… в салоне красоты.
– Барышня-парикмахер? Действительно странно… Обычно мужчины этим промышляют… Постойте-ка! – Варенька вдруг непритворно ахнула. – Это не о Самосиных ли речь? Ну да, ну да! У них там такая была… Но я внимания тогда не обратила – ну, дева и дева, хотя… это мужчинам больше пристало. Но если крепостная – так кто ее спрашивать-то будет? Научили – и все. Ведь верно?
– Так-то оно так… – скрывая охватившую его радость, задумчиво протянул молодой человек. – А откуда эта дева взялась, Самосины эти не рассказывали?
– Не-а, не рассказывали, – барышня безмятежно отмахнулась. – Да и к чему? Коли что-то руками делает, ясно же, что крепостная. Вот еще! Было б о ком говорить.
Возмущенно фыркнув, Варенька поднялась на ноги:
– А покажите мне сад! Давненько тут не гуляла.
– Милости прошу! – с готовностью подскочил Антон.
Так вот, под ручку, они прошлись вдоль ручья к небольшому прудику, потом завернули за дом – каменный, двухэтажный с фронтоном и колоннами. Мода на такие европейские особняки среди провинциального дворянства – конечно, среди богатых! – распространилась очень даже недавно, до этого даже богатые люди довольствовались обширными с виду хоромами на старый манер – из двух просторных жилых горниц через сени. В одной горнице жили зимою, а в другой – летом. Но это было раньше, нынче же такая простота не приветствовалась. Ежели есть хороший доход и хотя бы пятьсот душ крепостных, так извольте соответствовать, господа!
– А они, Самосины эти… богаты? – Антон исподволь выспрашивал то, что очень хотелось узнать.
– Господи! – снова ахнула Варенька. – Да вам ли не знать! Это ведь ваши, кажется, родичи… хоть и дальние… Там же ваша деревня – за долги уступленная…
– А помню, помню…
Юноша действительно «вспомнил», хоть и воспоминания эти были не его, а Антона Федоровича. Самосины жили отсюда на расстоянии десятка полтора верст с гаком… в большом деревянном доме с претензией на изысканность – все, что могли себе позволить от восьмидесяти крепостных душ, часть из которых намеревались уступить маменьке. И не задешево. Но все же – по доброте душевной… Все же родственники! Хотя и бедные, да.
Значит, Самосины… ага-а…
Ну да, что-то такое и должны были говорить про девушку из будущего… Тем более – куафер или, проще сказать, парикмахер. Вера же этим и занималась!
– А вот они, голубки! Воркуют!
Из-за большого розового куста показались дамы – Арина Петровна с подругой, Елизаветой Федоровной.
– Ой, маменька! А мы тут с Антоном… с Антоном Федоровичем… приятственно так беседуем, – поспешила поделиться Варвара.
– Да мы видим, – Елизавета Федоровна хмыкнула. – Однако пора. Загостились. Теперь ты, Арина, к нам заезжай. С Антоном. И Катю можешь прихватить… а то что она все дома да дома?
– Ох уж эта мне Катя, – поджала губы маменька. – Ну, ладно уж… Я-то на нее не серчаю, понимаю – замужество дело такое… привыкнуть надобно. А с другой стороны, сами посудите – Сергей Николаич Верский ведь не кто-нибудь, а граф! И крестьян у него… очень много. Тысяч пять, а то и больше. Еще и землицы… Его бы землицу к нашей – и речка бы вся у нас! Мельницу бы поставили… не одну. У меня и мужики работящие уже на примете есть. Отпустила бы на оброк – пускай богатеют… и мне какой-никакой капитал. А то ведь еще приданое! Кстати о приданом… Антон! Надо бы по деревням проехаться, глянуть. Нет там какой-нибудь мелкоты – продать? Уж я думаю, пара дюжин точно найдется…
– Еще в Самусевке нехудо б глянуть! – тут же напомнил Антон.
Арина Петровна явно обрадовалась:
– Вот! А все говорят – мой сын шалопай! Я и сама-то забыла, а он… Верно, верно, Антошенька! Завтра поутру в Самусевку и съезди. Родичам кланяйся, зря не обижай… хоть и голь-шмоль, а все ж не чужие… Да! Катю с собой возьми – пусть проветрится.
Поутру и отправились, верхом, безо всякой коляски. Катерина, младшая сестрица Антона, настолько рада была выезду, что даже повеселела… тем более что и Арина Петровна, прощаясь, не стала заводить разговор о замужестве, а лишь поцеловала дочь да со вздохом промолвила:
– Может, и впрямь со сватовством не торопиться? Вон у Антоши-то, кажись, с Варенькой хорошо пошло… Так ведь вперед и женится! А, Антон?
– Варвара Ивановна – особа приятственная и умная-с! – осторожно отозвался молодой человек, искоса поглядывая на конюха, почтительно дожидавшегося с лошадьми невдалеке от парадного крыльца.
Матушке его, впрочем, этого вполне хватило:
– Вот! Давно бы так! А ты, Кать, больно уж переборчива… Граф-то не молод… год-другой, глядишь – и вдова. Свободная женщина… Богатая!
– Ой, маменька…
– Что – маменька? Дело ведь говорю, скажи, Антоша?
– Ну… тут всяк по-своему мыслит, – поддерживая сестру, Антон вновь отвечал дипломатично.
Что сразу же оценила и Катерина:
– Вот! Правильно, Антон!
Арина Петровна лишь махнула рукой:
– Да что там правильно-то? Время-то идет, а у тебя, Катюша – возраст!
– Да мне всего-то пятнадцать! – вспыхнула девушка.
– Вот! О том и речь. Года три-четыре еще – и никто не возьмет.
– Да уж как-нибудь выйду…
Катя повела плечом и, подмигнув брату, легко вскочила в седло…
– Н-но! Догоня-ай, братец!
Пришпорив серую, в яблоках, лошадь, девушка быстро унеслась за ворота.
– Ох, егоза, – мягко улыбнулась помещица. – Вся в покойного батюшку! Ну, Антош, догоняй, чего уж! Да следи там за ней.
– Всенепременно!
Молодой человек, помахав матушке, взобрался в седло и поспешно последовал за сестрицей.
Ах, как понесся конь! Ветер рванул в лицо, били ветки, летели из-под копыт мелкие камни и желтая дорожная пыль…
Никогда… Никогда раньше Антон Аркадьевич так не скакал, даже побаивался сперва, не думал, что сможет! Но смог… Правда, не он, а Антон Федорович… И, кстати, не Сосновский, а просто Соснов. Сосновские здесь тоже были, но Антон их не жаловал. Бедные родственники, хотя и помещики, да-а…
А сестрица уже прискакала на холм, резко вздыбив коня, обернулась:
– Эге-ей!
Ну до чего ж хороша! Особенно в костюме для верховой езды – короткие лосины, чулки, бежевый, шитый серебром, кафтан с серебряными же пуговицами, из-под темного камзола – ослепительно белая сорочка с желтым шейным платком. Темные волосы заплетены в пучок… а шляпу-то позабыла! То-то матушка говорила – егоза… Вся такая легонькая, тоненькая, словно тростинка, и вместе с тем женственная и очень-очень красивая…
– Не догонишь, не догонишь! – показав брату язык, Катерина пустила коня приемистой рысью.
Впрочем, и Антон оказался не лыком шит – ни на шаг не отставал от сестрицы. Пока, наконец, той не надоело играть в догонялки…
– Уф-ф! – придержав лошадь, девушка довольно улыбнулась. – И все ж таки – не догнал!
– Как же не догнал-то?
– Я сама тебя подождала!
– Ладно, пусть так… – покладисто кивнув, юноша пустил коня рядом.
Дальше брат с сестрою ехали не торопясь, неширокой дорожкою со следами от крестьянских возов, тянувшейся меж лугов и полей, засаженных колосящейся рожью.
– Нынче с хлебушком будем, – промолвила Катерина. – Коли град не побьет.
– Не успеет, – Антон потрепал лошадь по холке. – Еще пару дней – и жатва.
– Пару дней? – склонившись в седле, девушка сорвала колосок, растерла меж пальцами… – Не-е… Не поспела еще! Пожалуй, дней пять, а то и неделя…
Сказала и тут же скосила глаза:
– А с Варей у тебя как? По-серьезному? Или, как всегда – мозги пудришь? Смотри-и-и… Варька – подружка моя!
– Ну… я уж ее не обижу!
– Надеюсь… А за поддержку – спасибо. Я насчет старого графа…
– А я насчет будущей вдовы! В маменькиных словах ведь есть смысл.
– Фи! Экий ты циник, братец.
– Да брось ты, – искренне улыбнулся Антон. – Глянь, небо какое синее! И солнышко… А вон – липы, клены, березки… Уже и первые желтые пряди! Август… Скоро и осень! Ах, как же я осень люблю…
– Так и я ж люблю, братец!
– Кать… а говорят у Самосиных новый куафер – девушка!
– А, вот ты о чем… – Катерина хмыкнула и покачала головою. – Ну да, есть такая… Или была… Дядюшка ее продавать собирался, сказал – горда больно!
– В смысле – горда? – насторожился молодой человек.
Сестрица фыркнула:
– Да сам знаешь, Самосины наши – не подарки. Васенька меня так на балу мял – всю спину исщупал… И младший туда же! Это они меня – кузину свою! А уж про крепостных-то девок что и говорить? Сам дядюшка и тот… Ну, понять можно – вдовец… Вот куаферша им и… О чем, верно, и пожалела не раз.
– Та-ак… – недобро прищурился Соснов. – Ладно… приедем – поглядим.
– А ты что так про куафершу спрашиваешь? Неужель стричься хочешь?
– Я про тебя! Вот прическу бы… По-родственному, бесплатно…
– По-родственному, говоришь? – сестрица ненадолго задумалась… и довольно кивнула. – Ну, а почему бы и нет? Коль уж все равно туда едем… Ой, я такую французскую прическу знаю! Тут вот, сбоку, завить, здесь все кверху… и челочка – на самые глаза!
– Так ничего ж не видно, ежели на глаза-то, – засмеялся Антон.
– Зато глазками блезировать очень даже недурно! Ох, братец, ничего ты в женских хитростях не понимаешь.
– Да где уж мне!
– А с куафером… спасибо, что подсказал… Я даже и не подумала… А вот теперь… Если, правда, дядюшка ее не продал, как собирался. Или не проучил… От его учения потом редко какая девка встанет! Сам знаешь, как до плетей дойдет…
Услышав про плети, молодой человек побледнел и невольно пришпорил лошадь…
– Эй, ты куда помчался-то? Эй!
Все же Катерина была ловкой наездницей и, быстро догнав брата, как ни в чем не бывало продолжила разговор:
– Только думаю, до сильных-то плетей – вряд ли. Дядюшка ведь не дурень… и не богат – имущество свое зря портить не будет. Тем более что хороший куафер рублей пятьсот стоит… А пятьсот рублей для Гаврилы Василича – деньги! Так что, если не продали… – вскинув глаза, девушка посмотрела вдаль. – Ого! Вон и Гавриловка уж. Вот так всегда – за разговорами-то не заметишь, как и приехали.
Самусевка оказалась довольно большим по здешним меркам селом с двумя дюжинами дворов, церковью с погостом и господским домом, выстроенным чуть на отшибе, на пологом холме. Деревянный, с тесовою крышею, дом был выстроен в два этажа этакими классическими «крылами», в середине же виднелся парадный вход с выкрашенными в белый цвет колоннами и фронтоном.
На лестнице уже кто-то стоял… судя по кафтану и парику – барин.
– Ого, Васенька уже тут как тут! – рассмеялась Катя. – Стоит, дожидается… Ровно знал… О, рукой машет!
Помахав родственнику в ответ, гости радостно переглянулись и пришпорили лошадей…
Их встречали все трое! Видать, Василий успел позвать… Дядюшка, секунд-майор отставке, был одет в синий драгунский кафтан, висевший на тощих плечах, словно на вешалке. Из-под кафтана выглядывал короткий камзол совершенно дивного лунного цвета… и примерно такого же цвета было и дядюшкино лицо – узкое, гладко выбритое, с хищным крючковатым носом и бесцветными глазами, зорко выглядывающими из-под кустистых бровей.
Дети секунд-майора стояли по обеим сторонам от своего батюшки. Старший, Василий – по правую руку, и младший, Николенька – по левую.
Василий Гаврилович, сутулый и крепкорукий, с вытянутым, как у отца, лицом и таким же – с заметной горбинкою – носом, был одет в темно-зеленый кафтан с оловянными пуговицами, когда-то вполне добротный, но ныне имевший весьма поношенный вид.
Младший братец, Николенька, ровесник Катерины, вышел вообще в полотняной крестьянской рубахе, подпоясанной, однако же, кумачовым щегольским пояском. Румяное лицо его было куда более круглое, нежели у отца или у брата, густые рыжеватые волосы подстрижены в кружок. Дополняли облик посконные портки, заправленные в смазные сапоги… Этак все по-домашнему, запросто…
Крестьяне поспешно отворили ворота. Въехав на просторный двор, гости спешились, бросив поводья подбежавшим слугам…
– Антон! Катенька! – распахнул объятия Гаврила Васильевич.
– Здравствуй, дядюшка! – Катерина по очереди расцеловала родственников, начав с самого старшего.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – Антон поприветствовал в соответствии с Табелью о рангах. Чин секунд-майора относился к восьмому классу, значит, не просто «благородие», а «высоко…».
Обращение дядюшке понравилось, тот хлопнул парня по плечу:
– Вот молодец! Сразу видно военного.
С кузенами же Антон поздоровался запросто – за руку…
– А с дорожки – наливочки? – поинтересовавшись здоровьем дражайшей Арины Петровны, гостеприимно пригласил хозяин.
Наливочка вылилась во вполне полноценный обед, правда – бедноватый. Совершенно несоленые постные щи, заправленные молочными сливками, пироги с капустой, пареная репа с конопляным маслом, ну и овощи с грядки. Лук, огурцы, зелень – этого было в изобилии.
За обедом Антон и спросил о девушке-парикмахере – куафере.
– А, вон ты про кого, племяш, – хмыкнул в рюмку дядюшка. – Она тебе зачем? Дурная девка… была.
– Была?
– Дядюшка, это я хотела прическу, – пояснив, Катерина отставила рюмку подальше. – Нет, нет, мне больше не надо. Еще опьянею… Знаете, какая я во хмелю грозная?
Все посмеялись, закусили, и Гаврила Васильевич продолжил:
– Была да сплыла, племяш. Продал! На базаре и продал… вместе со всеми протчими… Какой-то заезжий помещик и взял, не побрезговал. Хотя видно сразу – дурная.
– А купчую кто-то заверял? – помогла братцу Катя.
Секунд-майор хохотнул:
– А как же! Говорю ж, покупатель не здешний… Вот и пришлось. Чиновник в Нарве и заверил. В присутствии, там оно одно, за рекой сразу.
– А, так вы в Нарве продавали…
– Нет! Рядом, в Ивангороде… Вы надолго к нам?
– Нет-нет, – Катенька улыбнулась. – Отобедаем да поедем. Так ведь просто заехали – навестить. Безо всякого дела, по-родственному.
– Это хорошо, что по-родственному…
– Катенька, мне бы тебе показать кое-что… – неожиданно улыбнулся старший, Василий. – Книжицу тут прикупил… некоего господина Новикова… и еще кое-что. Не интересует?
– А там стихи? – живенько заинтересовалась барышня.
– Есть и стихи, – кузен добродушно улыбнулся.
А вот Катерина вдруг опечалилась и покривила губы:
– Ой… Жаль, что я альбом с собой не взяла… или какую тетрадь. Я б у тебя, мон шер кузен, стихи-то переписала… которые понравились бы…
– Ой, Катерина! – хлопнул в ладоши Василий. – Неужто мы для тебя писчей бумаги не сыщем? Верно, батюшка?
– Да сыщем, конечно же! Разве ж для любимой племянницы бумаги жаль?
– Вот и славно! – Катя обрадованно встрепенулась. – Тогда пошли же!
– А потом милости прошу в наш театр! – поднявшись, неожиданно предложил младший, Николенька.
– Театр? – гости удивленно переглянулись.
– У вас что же, свой театр есть? – хлопнула ресницами барышня. – И актрисы? Они ж стоят…
– Театром он наш старый сарай называет, – Василий хохотнул и хотел было отвесить младшему подзатыльника, да промахнулся.
– А что – и театр! – оскорбился Николенька. – Мужички там скамейки для гостей поставили, сцену смастерили…
– Из старой телеги! – все подтрунивал Василий. – И занавеса-то еще нет – не из чего!
– Да, занавеса нет, – согласно кивнув, младшой развел руками и тут же улыбнулся. – Ну, пока можно и без него… Зато пьеса есть! И – актрисы…
– Актрисы там те еще! Птичница да сенная девка…
«Сенными» именовались крепостные девки, непосредственно прислуживающие в барском доме… и обязанные исполнять любые прихоти хозяина. Даже самые непристойные… Впрочем, чего с крепостными церемониться? Они люди, что ли? Так, с виду только…
– А что у вас за пьеса? – выходя из-за стола, поинтересовалась Катя. – Господин Мольер или, может быть, Гольдони?
– Обычная такая пьеса… моя! – Николенька смущенно засопел… и улыбнулся столь премилой улыбкою, что все невольно рассмеялись.
– Антош, ты ж видел уже… – потянув Антона за руку, юный автор покусал губы. – Пока они стихи… Пошли! На актрис посмотришь… как те играют… Ну, пошли же! Тебе ж в прошлый раз понравилось…
Сказав так, Николенька потащил гостя за собой, не слушая никаких возражений… Тоже еще – режиссер выискался! Феллини, Антониони… Жан-Люк Годар! Ну, что же… посмотрим, чем новоявленный Тарковский удивит?
Новоявленный Тарковский неожиданно удивил столь гнусной мерзостью, что… Лучше б Антон с ним и не ходил!
– Вот, сюда… Сейчас увидишь! Увидишь… Сейчас…
Распахнув дверь сарая, Николенька с гордостью пропустил гостя вперед… и даже легонько подтолкнул в спину.
Сделав пару шагов, Антон резко остановился, разглядев в полутьме… двух юных, с распущенными волосами, девушек, привязанных к скамейкам, стоявшим напротив телеги-сцены. Девушки были абсолютно нагие… Завидев вошедших, обе захныкали…
– Прости нас, батюшка-барин…
– Э-э, прости… – недобро ухмыльнувшись, Николенька неожиданно толкнул Антона кулаком в бок. – Ну, что стоишь? Которая глянется – пользуй! Это новенькие… прежних я уже… наказал… Да и ни к чему они – слишком уж тупые! Эти, правда, тоже не лучше… Однако поглядим… Ну! Выбрал?
– Да как-то… – Антон не знал, что и ответить.
– Тогда ту, что слева – Пелагею… А другую я пока накажу! Ты ж любишь, когда рядом орут… Ну-с! Приступим…
С этими словами недоросль, подойдя к несчастной девчонке, ласково погладил ее по попе и по спине… А потом взял в руки лежавшую рядом плеть… Резко размахнулся, ударил…
Девушка дернулась и закричала… Обнаженную спину ее пересекла кровавая полоса…
– Что же ты не выучила как следует роль? – вкрадчиво осведомился Николенька. – Сама виновата… сама-а…
И снова удар… и крик… Еще один…
А следующего уже не было.
Антон с размаху саданул юному садисту в морду и, забрав плеть, забросил ее в самый дальний угол…
– Антоша, за что-о? За что-о… – запричитал, заканючил «режиссер».
– А за то, что эти девки почти что мои! – вдруг припомнил Антон. – Часть, по крайней мере… За долги отойдут. Так вот!
– Да я ж не знал, Антон! – Николенька на коленях подполз к двоюродному брату. – Клянусь честью, не знал! Знал бы – ни одну бы не тронул…
– Вот и не тронь! Этих прикажи развязать… С нами поедут…
– Так это… Так это я враз! – обрадованно засуетился кузен. – Только ты это… не говори дядюшке…
Вне себя от нахлынувших чувств, молодой человек поднялся на второй этаж – Катерина уже читала вслух… Нет, не стихи, а какие-то странные списки:
– …я, секунд-майор Самосин, в роде своем не последний, продал Сосновой Арине Петровне, помещице, старинных своих мужиков и протчих села Самусевки Санкт-Петербургской губернии, а именно: кучера Никодима тридцати лет, за десять рублей серебром, повариху Матрену, инда она же умеет и шить, за восемь рублей… Девок еще обещал матушке! – отрываясь от списка, напомнила Катерина.
Гаврила Василич кивнул с готовностью, разве что не подобострастно, ибо ввиду расстроенных его дел и это б не худо было.
Еще б ему не кивать! – подавил улыбку Антон. Коли матушке он столько должен… ого-го, сколько! И Арина Петровна вполне могла бы в счет долга забесплатно душ двадцать истребовать… Однако вот, по доброте душевной, все же платила хоть сколько-то своему непутевому братцу.
– Девок – да, – заулыбался Самосин. – Этого добра – сколь угодно. Бери – не жаль. Васька! Кого из девок дадим? Ты, Катенька, записывай…
Василий почесал подбородок – задумался…
– Да двух дев, актрисок, что у Николеньки… – тут же предложил Антон.
– Ну да хоть тех, – старший кузен согласно покивал и даже чуть улыбнулся. – Что, братец, понравились? Ну, так и да, хороши девки… Правда, актрисы из них, как из меня царь персиянский! Дай-ко, сестрица, сам запишу…
– А тако же крестьянских дочерей, девок… – записывая, Василий бормотал вслух, вроде бы себе под нос, но так, чтоб всем было слышно – дело-то важное. – Пелагею да Мавру, Ивановых дочерей… Соломониду, Оксентия хромого дщерь. Еще кого?
– Родителев-то их… – напомнила Катя. – Чтоб уж не разлучать…
– Не разлуча-ать! Чай, недалече и продаем! – передразнив, Гаврила Василич сунул в нос щепоточку табаку и громко чихнул. – Уф-ф! Добрая ты, племянница! Матрена, повариха, она как раз Пелагее матерью родной приходится… Отца нет. А остальные девки – сироты. Мавра с Пелагеей подружки сыздетства – обе нынче в актрисах… Эх! – хозяин неожиданно хватанул кулаком по столу. – Коли б на самом деле так – пять бы тыщ стоили! А так… по десятку за штуку отдам, за-ради уважения…
– По десятке…
– Да ты, Катя, дешевле и не найдешь! И матушке твоей то известно…
– Так купчую-то дальше писать? – вскинул глаза Василий.
Катерина махнула рукой:
– Пиши! Пусть уж за ваши цены…
– И взял я у Арины Сосновой, помещицы, посредством детей ея, Антона и Катерины, денег по десять рублев за штуку, а всего – тридцать рублей. И вольно ей, Арине помещице, и детям, и наследникам ее, теми крестьянами да девками с сей купчей володеть вечно, продать, заложить и во всякие крепости укрепить. А наперед сего оные от меня никому не проданы и не заложены…
– Эх, Арина, Арина – володей! – кисло улыбнувшись, перебил хозяин. – Кабы не тебе, так я б этих дев по пятьсот продал! Но раз долг обещано списать…
– Спишет, спишет, дядюшка, – подтвердил Антон. – В том не изволь сомневаться! На то мы и здесь.
– Да я и не сомневаюсь…
Еще поговорили том о сем, выпили на дорожку по рюмке наливки, да за сим и откланялись… Не одни – вместе с покупками… с крепостными… Те собрались быстро… да что там и собираться-то? Что у них есть-то? Одна душа…
Самосины проводили гостей лично до самых ворот. Правда, вот младшего братца что-то не было… Дворня сказала – лошадь взял да умчался. Верно, силки проверять…
– А такой он у нас и есть! – ухмыльнулся старший братец. – Чучело неотесанное. Да вы, верно, по одежке уж поняли… Ишь ты – силки проверять… Нашел время! Эх, черт, жениться бы… На какой-нибудь богатой вдовушке! Да хоть на госпоже Добрыниной – вот уж у кого денег куры не клюют.
– На Добрыниной? – Катенька скривилась. – Фи, Базиль! Она же стара! Сорок лет почти. Фи…
– Стара, не стара… Зато деньги!
– Жениться на старухе ради денег… – садясь в седло, себе под нос прошептала девушка. – Ах, Базиль, Базиль… Ну и мечты!
И снова ветер в лицо, грязь из-под копыт, и едва успеваешь уклониться от бьющих в глаза веток! Миновав стерню и заливной луг, молодые люди свернули на лесную дорожку – так было быстрей.
Следом за всадниками шли только что приобретенные крепостные во главе с кучером Никодимом: повариха Матрена, статная женщина лет сорока, да девки. Две актрисы, Пелагея и Мавра, а с ними девчонка Соломонида. Ее в придачу дали.
Крепостные, надо сказать, грустными вовсе не выглядели, скорее даже наоборот – Самосины-то были те еще хозяева, их плети по крестьянским спинам погуливали часто. А уж про девок и говорить нечего…
Катенька, как всегда, унеслась далеко вперед, и Антон, махнув рукой Никодиму, пришпорил гнедого своего коня, догоняя сестренку…
Перескочил неширокий ручей, обогнул овражек…
Вдруг слева, из зарослей, громыхнул выстрел!
Всадник машинально пригнулся… Слава богу, пуля пролетела мимо, да вот только гнедой испуганно заржав, вздыбился, сбросив всадника в овраг, прямо на камни…
Из кустов тут же выскочила ловкая фигура с ножом, рысью метнулась к упавшему – добить…
Услышав выстрел, Катерина встревоженно обернулась и живо повернула коня.
Переглянулись и крестьяне:
– Ой! Не дело то… Как бы барина-то…
– Побегу! Барин-то добр. Жалко…
Подоткнув подол, юная актриска Мавра – та самая, побитая плетьми девчонка – опрометью бросилась к перелеску. За ней понеслась и подружка ее Пелагея… и данная в придачу Соломонида тоже…
Ну и кучер с поварихой… Только уж не так быстро.
Первой прибежала Мавра… И, не думая, бросилась на человека с ножом… в коем сразу же признала бывшего своего барчука Николеньку!
Узнав девку, тот зло сверкнул глазами:
– Ах ты ж щучина! Мало тебе? Мало?
Острое жало ножа не пощадило бы девчонку… Коли б не Катенька, пустившая коня вскачь!
– А ну, что тут?
Заслышав крики, Николенька дернулся… и острое лезвие лишь распороло Мавре запястье…
Барчук же вскочил на ноги и со всех ног бросился в кусты…
Не удалось, что ж… А никто его и не видел! Молодой Соснов не очнулся еще, а сестрица его не успела… да, если и увидала, так только со спины. Что же касаемо крепостных – так те против своего бывшего барина никакие не свидетели! Слова их всегда можно оспорить.
– Как он? – выпрыгнув из седла, Катенька подбежала к брату, всхлипнув, затрясла за плечи. – Антон, братец! Очнись, милый… Очнись!
Юноша открыл глаза. Кто-то тряс его за плечи, будил… Катенька… Нет, не похоже… Какой-то небритый мужик с рыжеватой растрепанной шевелюрой… Слуга или кучер?
– Антон! Антон! Как вы?
Черт побери! Щеголев! Архивариус… Да какой там архивариус – изобретатель!
– Виктор Иваныч!
– Антон, друг мой! Как же я рад! Как же…
– А мне такой сон изумительный снился… Хотя… все же, верно, не сон?
– Не сон! Вы действительно там были… В прошлом!
Молодой человек уселся на старом диване и, поморщившись, помотал головой.
– Не сон… В прошлом…
– Ну! Рассказывайте же! Как все прошло?
– Как прошло? Я, кажется, нашел Веру! То есть ее следы…
– Значит, не зря!
– Не зря… Ох, как же голова-то болит! Прямо раскалывается…
– Последствия перехода сознания, – покачал головой Щеголев. – Вас ведь там чуть не убили?
– Ну да… почти… – Антон попытался вспомнить… – Не знаю, кто… Кажется, я слышал выстрел… или свист пули… Что-то такое… Ох же, башка…
– Пожалуй, вам нужно отдохнуть, друг мой, – улыбнулся изобретатель.
Молодой человек отмахнулся:
– Да я уж и так спал… Интересно, сколько?
– Около суток, – ученый неожиданно поежился и, зачем-то глянув в окно, понизил голос: – Знаете, а я ведь вас еле вытащил!
– Как это – еле вытащил? – удивленно переспросил Соснов. – Что-то с аппаратурой не так?
– Все так, но… – Виктор Иванович помялся. – Знаете, с вектором какие-то подозрительные сбои.
– Что значит – подозрительные? – подойдя к окну, Антон посмотрел на улицу.
Здесь, как и там, в прошлом, день уже клонился к вечеру, оранжево-золотистое солнце закатывалось за дальним лесом, за колокольней…
– Сам пока не разобрался. Надо проанализировать… Может быть, дую на воду…
Слова архивариуса вызвали у молодого человека, по меньшей мере недоумение, но какого-то внятного ответа Щеголев так и не дал – мол, самому разобраться надо.
– А пока… расскажите же наконец!
Антон с большим удовольствием припомнил весь прожитый в прошлом день… Маменьку, Вареньку, Катерину… И мерзких Самосиных!
– Вот ведь родственнички! Крепостники! Впрочем, мы тоже… Ну, тамошняя моя семья. Я же богат! Очень!
– Это хорошо! Это славно, – с большим интересом выслушав рассказ своего протеже, Щеголев довольно потер руки. – Богатому и влиятельному человеку, друг мой, гораздо легче что-либо предпринять… Только вот… – изобретатель неожиданно вздохнул. – Боюсь, это для вас не будет простой и легкой прогулкой…
– Загадками говорите, Виктор Иваныч! – шутливо погрозил пальцем Антон. – У нас поесть что-нибудь найдется? А-то что-то оголодал…
– А! Картошку сейчас пожарим… С тушенкой! А завтра можем и за грибами пройтись, развеяться… А то я без вас не решался.
– Грибы – это хорошо, – молодой человек потянулся… вроде бы и голова уже перестала болеть – это славно!
– Самосин сказал – когда Веру продали, сделку заверяли… в Нарве, в присутствии…
– В присутствии кого?
– В смысле – кого? А-а-а! – поняв, в чем дело, засмеялся Антон. Ну да, ну да, далекие от истории люди могли и не догадаться, о чем идет речь…
– Присутствием, Виктор Иваныч, в те времена называли просто любое государственное учреждение. Контору, ну, офис, если совсем уж по-современному.
– Ага, понятно… А вы уверены, что та девушка – ваша возлюбленная?
– Нет конечно же! Но это пока единственная реальная ниточка… Сами посудите: реальный человек из будущего, угодив в восемнадцатый век, явно будет сильно отличаться от тамошних жителей! Это я… мое сознание… получает подсказку от сознания… как вы называли – донора?
– Да, да, так… – покивал архивариус. – Вы все правильно понимаете, друг мой. Я же говорил – очень хорошо, что вы историк!
Тут молодой человек вдруг вспомнил кое-что еще, о чем давно уже собирался спросить:
– Виктор Иваныч… Я про архив. Вот те газеты, учебники… где описана победа Турции… То есть совершенно иная история… Почему же, кроме меня, никто больше не удивился, не заинтересовался! С документами ведь работают многие – студенты, аспиранты, преподаватели… А заметил только я – так выходит? Или… были еще?
– Только вы, – как само собой разумеющееся, спокойно пояснил ученый. – Потому что вы – один из очень немногих… Другие этих изменений просто не видят! А вот ваша девушка, думаю, могла бы…
– Та-ак… – Антон вновь уселся на диван. – Выходит, если я вдруг начал бы возмущаться… вот всем, что написано… Так меня никто б и не понял бы?
– Именно так, друг мой! Вы все схватываете на лету… – довольно покивал Щеголев. – Еще есть вопросы?
– Да появятся, думаю… – молодой человек на миг задумался. – Да! Вот еще что… Можно ли передавать из будущего в прошлое и из прошлого в будущее… какие-то вещи?
– Можно, – без раздумий отозвался изобретатель. – Только маленькие… Впрочем, наверное, и большие… Но мы у себя в лаборатории до таких экспериментов не дошли, так что наверняка утверждать не могу.
– Значит, маленькие – можно?
– Можно… Через так называемые «проклятые места»…
– Что-что? А! Понял теперь, почему это вас так насторожило… – Сосновский всплеснул руками. – Ну, тогда, когда Эльвира Петровна упомянула одно такое место – Почуганово и Чертову гать!
– Чертова гать… – одними губами повторил архивариус.
– От нас не так и далеко… Километра четыре. Как раз где колокольня… – Антон тряхнул головой. – Значит, одно проклятое место – у нас, другое – в прошлом? А как происходит сам процесс перехода… передачи? Ну, в общем, вы поняли.
– Обычно это сопровождается какими-то природными явлениями, – пояснил собеседник. – Сильная гроза, туман… может быть даже землетрясение!
Юноша потер руки:
– Ясненько! Ну, Виктор Иваныч, когда же вы отправите меня… так сказать, на более длительное время?
– Не раньше чем денька через три, – беспрекословно заявил ученый. – Вам надо хоть немного отдохнуть, а мне… кое с чем разобраться. Эти подозрительные побочные эффекты…Еще пару раз и… это все может плохо закончиться! Откуда-то идет наводка…
– Да-да, помню, вы как-то говорили, – Антон покивал, – какая-то эстонская радиостанция…
– Для радиостанции слишком уж мощно, друг мой! Скорее всего, здесь явный узконаправленный луч! А это значит…
Виктор Иванович поежился, словно от предчувствия какой-то большой беды, и вдруг улыбнулся:
– Впрочем, это все – вилами по воде… Ну что, друг мой? Пошли картошку жарить… А завтра утречком – по грибы!
Глава 4
Недалеко от Ивангорода. Наши дни, август
Утро выдалось хорошее, прохладное. В призрачной синеватой дымке загадочно темнел смешанный лес, в ложбинах стелился туман, а в пока еще блеклом, палевом утреннем небе начинало проглядывать золотистое солнышко.
– Хоть не дождь, – ступая по росной тропе, Антон на миг обернулся, поджидая своего несколько запоздавшего спутника.
– Да, без дождя хорошо, – согласно кивнул Щеголев, выбираясь из зарослей вербы, по которым срезали путь. – Хотя к обеду обещали.
– К обеду мы уже дома будем, – перепрыгивая неширокий ручей, хохотнул молодой человек. – С грибами!