Остров Веры

Васька

– Холодно! Говорил я тебе, на северной стороне дубак! А ты, рыбнадзор, рыбнадзор! Ладно, темно уже, не вижу ничерта. Утром закончим.

Васька бросил растрясать мокрую сеть, натянутую по деревьям и зашагал в сторону землянки. Колян послушно двинул следом.

Дружили они с раннего детства. Васька худой, шустрый, натура неугомонная, взгляд жуликоватый. Особой силой не отличался, но в деревне его побаивались, уж больно быстро у него мозги на всякие пакости срабатывали, да и Колян был всегда рядом, огромный и сильный, как танк, только покажи, кого задавить.

Главным всегда был Васька, но порой на Коляна находило упрямство. В такие моменты никакие доводы, уговоры, или угрозы не действовали. Уж если решил чего, то, как говорят в деревне, «кирдык, переклинило». Легче согласиться.

Вот и сейчас ему втемяшилось, что именно сегодня на остров, где они остались ночевать, обязательно приедет рыбнадзор. И, понятное дело, поймает их с полным рюкзаком сетей и заштрафует до полусмерти. Как ни бился с ним Васька, ничего доказать не смог. Пришлось уйти на северную сторону, где в тёплую‑то погоду зябко, а тут ещё вызвездило, как назло.

Так и оказались они ночью в полуразрушенной рыбацкой землянке на северной, (её ещё почему‑то называют могильной), стороне острова Веры, что на озере Тургояк, близ города Миасс. На Урале в самом центре России.

– Чтоб я тебя ещё когда‑нибудь послушал! – ворчал Васька, усевшись на топчан и натянув на голову фуфайку.

Колян развёл огонь и, покопавшись в рюкзаке, достал «рулон сигарет», а точнее, длинную заготовку, которая по задумке производителя должна была стать «Астрой» или «Полётом», но была обмотана вокруг чьей‑то талии и вынесена с табачного завода неразрезанной и неупакованной.

– Курить будешь? – он оторвал сигарку и протянул другу. – Выменял сегодня у яхтсменов.

– Лучше бы ты башку себе выменял, – буркнул Васька, достал из огня щепку и прикурил. – Околеем мы в этой яме! – продолжал он ворчать, отплёвываясь от налипшего на губы табака. – Ну и где твой рыбнадзор?!

– Так, может, они приплывали? – пожал плечами Колян. – Мы ж схоронились. Или завтра с утра нагрянут.

Васька вздохнул и уже почти беззлобно махнул рукой. Рискуя обжечь пальцы, он сделал последнюю затяжку и ловко стрельнул окурком в импровизированную печь (несколько кирпичей, накрытых листом железа, и труба). Следом отправил туда же смачный плевок.

– Не плюй в огонь! – сурово напомнил Колян.

– А то что? – огрызнулся Васька и, назло суеверному другу, плюнул ещё раз. – Чего там у нас пожрать?

Из еды был только хлеб. Это почти единственное, что можно купить в магазине. Если бы не рыбная ловля… хотя, конечно, это не оправдание для браконьерства, но в пятнадцать лет хлебом единым сыт не будешь. И шмотки нужны, и то же курево, а матери зарплату уже полгода не платят. Если бы не дедова пенсия, вообще не понятно, как жить.

Васька зажевал горбушку и лёг. Колян дежурил первым, потому что разбудить его среди ночи почти невозможно, да и утром не просто. А Васька просыпается от малейшего шороха.

– Чёрт бы тебя побрал с твоими суевериями! – ворчал он, пытаясь улечься на истлевшей комковатой подстилке. – В пещере и теплее и удобнее! Я там сто раз ночевал, и ничего!

Это он, конечно, соврал. Когда бы он там мог ночевать, если Колян всегда рядом? Но туповатый товарищ в логике не силён, к тому же, доверчив до смешного. Вот и с пещерами этими. Люди чего только не болтают, а он во всё верит. Якобы это древний храм, место святое. И жила здесь якобы сто лет назад, а может и все двести, какая‑то Вера. В честь неё, типа, остров и назван. А прославилась она тем, что из‑под венца сбежала и от гнева отцовского на острове укрылась. А как прознали, где она прячется, приехали ловить, тут и заметили, что не в себе девка. С одной стороны, вроде как умом двинулась, ни отца, ни мать не узнаёт, а с другой, говорит такое, о чём и знать‑то не может. И голос странный такой. Точнее, голоса. То низким грудным заговорит, то вдруг звонким, словно сама с собой разговаривает. А разговор, вроде как, ведёт такой, что толпой к ней лучше не приближаться, если соседские тайны узнать не желаешь, и о своих соседям поведать. У каждого ведь есть, что скрывать.

Есть, правда, другая версия, ещё того таинственнее, почему её поймать не смогли. Якобы могла она в одном месте острова исчезнуть, а в другом, словно из‑под земли подняться.

В общем, так и отстали от неё. А люди приезжали, еды привозили, одежду на зиму. А в благодарность она их, якобы, заговорами лечила, да советы разные давала, хотя не понятно, откуда у молодой девицы вдруг такая мудрость взялась.

А жила она, якобы, в той самой «пещере». Это что‑то вроде землянки, только сложено из огромных каменных плит, которые и бульдозером‑то не сдвинешь, а как их в древние времена люди ворочали, вообще не понятно. Но предположить, что это природа так учудила, никак невозможно. Центральный зал и несколько мелких комнаток вокруг соединены коридорчиками. Каменная кладка явно рукотворная. В каждой «комнатке» по окну. Но если не знать, что на острове такое подземное сооружение есть, то и не заметишь его. Можно рядом стоять, и входа не видеть. Хотя, это раньше так было, когда они ещё совсем пацанами были. В те времена чужих сюда не возили. Смысла не было. В советские времена денег за показ брать было неприлично, а бесплатно кому надо? А сейчас вся поляна вытоптана, тропинка к главному входу не зарастает. На жаждущих в таинственном месте побывать кормится и местный яхт‑клуб, и парни постарше, у кого язык подвешен.

А байки эти, Васька ничуть не сомневался, придуманы, чтобы лохов доить. Ведь если скажешь «знать не знаем, кто и когда эти казематы подземные на острове построил», то какой в том интерес? А вот если приправишь легендами, да приврёшь, что сам лично видел духа Веры, тогда жди новой группы в следующие же выходные.

Конечно, Ваське и самому хотелось узнать, кто построил эти, так называемые «пещеры». Но поверил бы он только настоящим археологам. Наука это вам не бабкины сказки, которыми он с детства сыт по горло.

Есть на острове и другие древние строения, предназначение которых вообще не понятно… – на этом мысль его остановилась, и он уснул.

Чуть свет проснулся от того, что продрог до костей. Огонь погас, печка остыла. И дрова, как назло, закончились. Колян, съёжившись, храпел, привалившись к холодной земляной стене. Васька пинками растормошил его и велел ложиться на топчан, а сам отправился в лес.

Собирая хворост, он вдруг почувствовал приближение лодки. Не увидел, а именно почувствовал. То ли ветер утренний донёс чуть слышный плеск весла, то ли запах какой незнакомый, но тело замерло и напряглось. «Неужто принесла‑таки нелёгкая?!» – подумал он и, на всякий случай пригнулся к земле. Остров небольшой и в осеннюю пору, когда листва почти облетела, хорошо просматривается с воды. Не насквозь, конечно, но лучше перестраховаться.

Почти ползком Васька подобрался к берегу и убедился, что предчувствие не обмануло: необычно большая лодка быстро приближалась к острову. Васька с облегчением выдохнул – это не рыбнадзор. Лодку эту он видел, лежала она на бревнах в яхт‑клубе, который около Крутиков, и яхтсмены называли её ялом.

И вот впервые Васька увидел, как этот ял ходит. Ритмично взмахивая огромными веслами, за каждым из которых сидело по гребцу, он подошёл к восточному мысу – так местные называли восточное побережье, хотя там и мыса‑то никакого не было. Причалив, пришельцы начали сходить на землю, все босые и как один бородатые.

«Староверы» – всплыло в мозгу. Вспомнилось, как мать плакала у его постели, а бабки какие‑то всё шептали ей: «староверы, Коробковка». Было ему тогда лет десять. И когда совсем плохо стало, погрузил его дед в телегу и повёз. Калитку им открыл такой же бородатый мужик. И разговор какой‑то странный был между дедом и бородачом. Вроде договаривались, что‑то куда‑то перевезти, но говорили так, словно о чем‑то тайном, о чем и говорить‑то вовсе нельзя. Дальше всё вспоминается, как в тумане: тёмная баня, низкий голос знахаря…

Вдруг лес словно ожил. Засвистели утренние птахи, а над Ильменским хребтом, что ограничивает весь восточный горизонт, стала заниматься заря. Староверы обратили лица к восходу и замерли.

«Экие у них церемонии», – усмехнулся Васька. Любопытство распирало, но надо было бежать будить и отогревать Коляна. Солнце появится над горой минут через двадцать, а то и все тридцать. Пришельцы, похоже, твёрдо настроены его встретить, и всё это время так и будут стоять не шевелясь. «Успею» – решил Васька и сначала ползком, а потом бегом припустил к землянке.

Будить Коляна дело долгое, поэтому в экстренных случаях приходилось применять опасный метод. Васька приподнял голову товарища, прижал её крепко к своему животу и, зажав одной рукой рот, другой прищемил ноздри, чтобы тот не мог дышать. Теперь осталось несколько секунд продержаться, пока друг не вырвется, а потом удирать и прятаться, пока он окончательно не проснётся, и из свирепого быка снова не превратится в покладистого телка.

Процедура прошла успешно, разум догнал Коляна раньше, чем Колян догнал Ваську. Наскоро рассказав о странных гостях острова, Васька велел ему идти снимать сети, пока сам будет дальше следить за староверами.

– А чего это?! – возмутился Колян. – Мне тоже интересно.

Спорить было некогда.

– Ладно, пошли, – разрешил Васька. – Только тихо тогда!

И они направились к восточному мысу. Подоспели как раз к моменту, когда макушка светила сверкнула над горой. Мужики ожили, подняли руки, словно пытаясь вобрать в ладони первые лучи. Ваське почему‑то вспомнилась песня: «Атланты держат небо на каменных руках». А вдруг и правда небо не падает только потому, что стоят где‑то эти здоровые мужики и подпирают его? А ну как на перекур уйдут, что тогда? Кстати, покурить бы не мешало.

Колян, словно услышав его мысли, полез в карман за сигаретой.

– Чё, дурак? Спалимся! – возмутился Васька и тут ещё одну особенность заметил в поведении «староверов»: на острове они уже достаточно долго, и до сих пор ни один не закурил.

Когда солнце полностью выкатилось из‑за горизонта, бородачи, как по команде опустили руки и принялись за дело. Они выгрузили из лодки здоровенный, сколоченный из толстого бруса крест и, взвалив деревянную громадину на плечи, спокойно и даже как‑то величаво направились к центру острова. Впереди шёл, опираясь на тяжёлую палку, седой косматый старик.

– К останцу пойдут, – шепнул Колян. Васька кивнул, и они кружным путём побежали.

Останцами называют каменные макушки, оставшиеся после выветривания, вымывания более мягкой породы. Их на острове несколько. Некоторые имеют свои имена, например, Восточный останец, другие просто безымянные. Но если кто‑то говорит «к останцу», сразу ясно, что имеется в виду самый высокий и самый почитаемый останец на острове. Люди там с давних времен то ленточки привязывают на деревьях, то монеты бросают, то хлеб птицам крошат. У самой его вершины растут два дерева – сосна и береза. И так они близко друг от друга, что корнями сплетаются воедино. Местные деды поговаривают, что дерева эти как мужчина и женщина растут из одного корня, да только всю жизнь меж собой спорят: кто выше, кто круче, кто главнее. И ветками друг друга то гладят, то хлещут.

Добежали, попадали и из‑за камня, как из засады выглянули.

– Шпиёны, мать твою, – переводя дыхание, буркнул Колян.

А процессия уже на полянку вышла. После недолгих прикидок, подняли мужики крест на самый верх останца и стали устанавливать его. Что‑то необычное и жутковатое было в слаженности их действий, в чёткости движений, в молчаливом понимании друг друга. Основание срубили серьёзное, враз не уронишь. За собой мусор собрали и спустились вниз. Глядя на крест, каждый перекрестился с поклоном.

Ваську это действо сначала насмешило, а потом почему‑то начало раздражать. Казалось бы, не нравится, не смотри, ан нет: что‑то притягательное было в этом простом обряде, и в то же время, что‑то враждебное. Хоть и не успел он побыть пионером, но с октябрятского возраста помнил, что Бога нет, а религия – опиум для народа.

И вдруг косматый старик повернулся и начал шарить сердитым взглядом по поляне, словно услышал Васькины мысли. Васька вжался в землю, а Колян не успел. Так и остался торчать башкой над камнем, как завороженный. Дед поглядел на него и отвернулся, сделав вид, что не заметил.

Закончив свои моления, староверы ещё раз перекрестились, поклонились и покинули поляну.

– Спектакль окончен, – сказал Васька и зевнул. – Айда сети ставить.

И они направились прямиком через лес к себе в землянку. Васька шёл осторожно. Мох здесь толстый, иной раз до полуметра толщиной доходит. Идешь, как по перине, нога утопает, мягко, приятно. Только расслабишься, тут же ступаешь на скользкий камень, не заметный подо мхом, и катишься прямо в расщелину. Столько уже вывихов да переломов этот зеленомошник людям устроил.

В подтверждение Васькиных мыслей, Колян вдруг взмахнул руками и с матерным шепотом грохнулся на землю. Васька остановился, и трагично закатил глаза, давая понять товарищу, как уже достала его неуклюжесть. Вернув взгляд на грешную землю, он заметил возле сосны, чуть в стороне от их пути, чёрную плиту, типа могильной. Она почти сливалась с корой и наполовину была закрыта мхом. Васька бросился к находке. Это действительно оказалось чугунное надгробие. Краткая эпитафия повествовала о некой Антонине Шеломовой 1874‑1897.

– Выходит, тётке всего двадцать три года было, – посчитал Колян. – Это где ж она так провинилась‑то?

– Почему провинилась? – не понял Васька.

– Так, не на кладбище только преступников и самоубийц хоронят.

– А, может, наоборот?

– Что наоборот?

– Тут же вроде место такое… типа священное. Может, за заслуги какие‑нибудь.

– Вот бы узнать, – вздохнул Колян.

– Зачем? – пожал плечами Васька. – Ладно, я вот чего думаю: в этой плите килограмм шестьдесят чугуна. В скупке нормально потянет.

– Ты спятил?! Это ж надгробие! Память!

– Кому её помнить‑то? – отмахнулся Васька и потянул на себя край плиты. – Бери, давай!

Колян сморщился, но начал помогать другу. Вдвоем они с трудом её подняли и, кряхтя, потащили к лодке.

Побоявшись пробить смолёное дно, Васька скомандовал класть плиту поперёк, с борта на борт. Когда надгробие водрузили, лодка потеряла обычную устойчивость и накренилась, пытаясь сбросить зловещую ношу. Неожиданный порыв ветра вырвался из Мухоринской куреи[1], нарушив полоской ряби утреннюю гладь озера. Деревья печально зашептались, словно сообщая друг другу о том, что случилось что‑то страшное.

Но в погоне за лёгкой наживой искатели приключений пропустили мимо ушей все предупреждения. Оставив Коляна придерживать лодку, чтобы не перевернулась, Васька побежал собирать пожитки. Вернувшись, бросил на дно наспех собранные сети и рюкзак с вещами.

– Отчаливай, – скомандовал он, усаживаясь на заднюю лавку.

Колян безропотно отмотал цепь, с грохотом ссыпал её на нос и оттолкнул лодку от берега. Потом балансируя, как опытный эквилибрист, мелкими шагами перебрался к веслам.

Тургояк, в одном из самых известных переводов, звучит как «Не ступи нога». Вода на глубине ледяная, и никогда не прогревается. Но опасен он не холодной водой, а своей непредсказуемостью. Бывает, что и ветра вроде сильного нет, а темнеет вдруг водная гладь и, без видимых причин, превращается в бурлящее море. Волна до полутора метров иной раз вздыбиться может. Даже бывалые мореманы в такой шторм из вагончиков яхтклуба носа не кажут.

Но такое не часто, может пару раз в год всего бывает. И надо же такому случиться, что именно в такой день угораздило наших храбрецов пересекать Тургояк.

Колян грёб изо всех сил. Его лицо превратилось в злобную гримасу и покрылось красными пятнами. На висках вздулись вены, а подбородок дрожал от напряжения.

– Брось её! – неожиданно рявкнул он. – Она нас потопит!

– Да как?! Начну сдвигать – точно перевернёмся! Я и сам бы уже давно! – заорал не на шутку перепуганный Васька. – Давай к берегу прижимайся!

А ветер усиливался. По макушкам волн уже прыгали барашки белой пены. Поворачивая носом к волне, приходилось грести против ветра. До берега оставалось совсем немного, но к лодке словно резиновый жгут привязали. И чем сильнее ты его растягиваешь, тем сильнее он тянет назад. Васька даже пару раз украдкой обернулся, заглядывая в тёмную воду: не зацепили ли чью‑нибудь сеть. Хотя прекрасно понимал, что это невозможно – сети на Тургояке ставят всегда глубинные, их не то что зацепить, увидеть‑то нельзя. Но ощущение присутствия какой‑то неведомой силы не проходило.

Колян совсем выдохся, но яростно сжимая зубы и временами, как полуобморочный, прикрывая глаза, всё равно продолжал грести. Ногами он упирался в заваленный сетями специально прибитый брусок на дне и, каждый раз, когда подтягивал себя вперед на вёслах, ударялся коленями о плиту, постепенно сдвигая её.

Васька вычерпывал воду консервной банкой. Вдруг лодка резко накренилась, и он услышал треск пробитого дна. Вода окрасилась кровью и начала быстро прибывать. Колян бросил вёсла и, беззвучно хватая воздух ртом, тщетно пытался выдернуть ногу из‑под соскользнувшей с борта плиты. Васька вскочил, чтобы помочь, но только усилил крен. Волна перехлестнула через борт, потом ещё, и ещё. В считанные секунды лодка наполнилась и начала тонуть. Ледяная вода хлынула в сапоги. Васька взвыл, схватил край плиты и изо всех сил рванул на себя. Но даже под водой она почему‑то не стала легче. А лодка тем временем неумолимо и безжалостно погружалась.

– Держись! Колян! Я сейчас! Держись! – рыдал Васька, глядя на уходящее под воду лицо друга. Освободившись от сапог и намокшей фуфайки, он нырнул и, срывая ногти, вцепился в борт лодки, надеясь перевернуть её, чтобы проклятая плита вывалилась и освободила товарища. Но не хватило воздуха, пришлось всплыть.

Вздохнув, он снова нырнул. В тёмной воде уже ничего не было видно. Тело онемело от холода, но он нырял снова и снова, уже непонятно на что надеясь.

Очнулся в больнице. Как выбрался и добрался до города, не помнил. В памяти был только взгляд. Жуткий, молящий, последний взгляд друга и имя на чугунной плите. «Антонина».

Антонина

Она нервно ходила по комнате из угла в угол. Очередной приступ депрессии. Жизнь проходит мимо, и ты не знаешь, за что её ухватить. Этому чувству нет названия. Скука? Близко по смыслу, но не подходит. Тоска, ломка… Тьма! Теперь ясно, что «директор» имел в виду, когда сказал: «Ты ещё вегнёшься». И ехидно так ухмыльнулся.

Пятница, шесть часов вечера. Никаких планов на выходные. Разве что бессмысленно проваляться на пляже, радуя взоры местных нищебродов. О нет! В эти игры она уже наигралась. Да она, в свои двадцать три года уже во все игры наигралась. «Может, пойти утопиться?» – она упала в кресло и застонала от безысходности. Стон перешёл в истерический смех, и уже почти в слёзы, но раздался телефонный звонок.

«Светка» – было написано на экране сотового.

Школьная подруга Светка работает в местном яхт‑клубе. Кем‑то типа гида‑экскурсовода. По крайней мере, так думают её родители и одноклассники. «Хотя, может и правда. Не все ж такие дуры, как я» – Антонина грустно усмехнулась. Не слишком приятные воспоминания, но три года жизни из памяти не сотрёшь. Началось всё с того, что она заняла второе место в конкурсе красоты «Мисс Миасс». Первое‑то, понятно, было зарезервировано для любовницы местного «авторитета», на чьи деньги всё и происходило, но второе Антонина получила честно. Хотя… может и не совсем честно. Перед последним туром к ней подошёл невысокий лысый мужичок и представился директором модельного агентства из Москвы. Он сказал, что вынужден ездить по провинциям, так как в столичных городах из‑за перенаселения, экологии и ещё множества причин, красивых девушек почти не осталось. А вот Урал и Сибирь пока ещё богаты настоящими «гусскими кгасавицами», которые при должной огранке заставляют рыдать от зависти европейских коллег. В общем, предложил работу, наобещал невероятных перспектив.

Она, понятно, насторожилась и сразу, как говорится, «на берегу», предупредила, что если он набирает девушек для эскорт‑услуг, то на неё пусть не рассчитывает. Тот замахал руками, закатил глаза и начал уверять, что если, упаси боже, он узнает, что она подалась в «пгоститутки», то путь на подиум для неё будет сразу закрыт, по крайней мере, через его агентство. «Гепутация догоже».

Поверила, подписала контракт, предварительно изучив его. Гарантировалось проживание за счёт фирмы, обучение, предоставление работы в качестве модели для рекламных фото и для показов одежды. Как потом выяснилось, подобные предложения получили все финалистки, но те девушки, которые по разным причинам отказались ехать в Москву, заняли последние места. Но она тогда не заметила этой «случайности».

Так, получив красивый титул «серебряная мисс», она оказалась в столице в компании ещё двух землячек. Их поселили в общаге на окраине. Антонина до сих пор вздрагивает, вспоминая серый потрескавшийся потолок с разводами от протечек, тазики на полу и полчища тараканов. «А что вы хотите? – развёл руками «директор». – Жильё в Москве слишком догогое. Вот начнёте загабатывать, пегебегётесь в комнату получше».

Придраться было не к чему, ведь в контракте не указывалось качество предоставляемого жилья. Впрочем, в том же контракте было сказано, что она может в любой момент расторгнуть его и вернуться домой. А иначе она бы и не согласилась.

Но в первый же день работы она и думать забыла о бегстве, так ей всё понравилось. Шикарная студия, модные шмотки, фотовспышки. А главное, её выбрали для рекламы в глянце и заплатили аванс размером с месячную зарплату её матери. Конечно, голова закружилась.

Правда к концу дня она была выжата как лимон. Казалось бы, что проще, чем позировать? Но странный капризный фотограф (тогда она ещё не знала слова «гей») всю душу вымотал, объясняя, какая она неуклюжая, провинциальная и «фригидная». Но в остальном всё было прекрасно. Её даже не заставляли фотографироваться обнажённой.

Это потом уже, когда паук окончательно скрутил лапки своим жертвам, до неё начала доходить гениальная тактика ловли бабочек. Однажды показ коллекции какого‑то модельера проходил на теплоходе. Уйти оттуда было невозможно, поэтому после работы предполагалось скромно сесть за столики и отдыхать. «Упаси боже, если я узнаю, что кто‑то вёл себя неподобающе! – грозно предостерегал директор. – У нас модельное агентство, а не богдель! Вы имеете пгаво на личную жизнь, но не в габочее вгемя!»

Приняв во внимание угрозы начальства, они с подругами после показа расположились за дальним столиком и из своего тёмного уголка наблюдали, как богема поздравляет мастера. Играла музыка, стреляло шампанское, все веселились. Вдруг Антонина почувствовала на себе чей‑то взгляд. Не увидела, не заподозрила, именно почувствовала. «Бабочки в животе» вдруг затрепыхались, кровь прилила к лицу, сердце заколотилось. Это ощущение невозможно перепутать ни с чем. Она с подозрением заглянула в свой бокал – не подсыпали ли туда чего‑нибудь.

Вскоре, она заметила объект своей внезапной влюблённости. Он одиноко сидел за своим вип‑столиком, задумчиво курил и время от времени окидывал зал скучающим взором. Антонина лишь на несколько секунд остановила на нём взгляд и, то ли случайно, то ли он почувствовал её внимание, глаза их встретились. «Бабочки» устроили вихрь и не только в животе.

Он смущённо улыбнулся и прикурил новую сигарету. Некоторое время они переглядывались и улыбались друг другу. Наконец, он встал и направился к ней. Сердце чуть не выпрыгнуло, когда он протянул руку. Они просто танцевали, все приличия были соблюдены. Он смотрел так, словно нашёл и панически боится потерять смысл своего существования. Конечно же, она дала телефон. Ведь в свободное от работы время «личная жизнь» не запрещалась контрактом.

Они встречались, посещали музеи, театры, иногда просто сидели в парке и смотрели на звёзды. Разговаривали об искусстве, иногда о философии и каких‑то высоких материях. Секса между ними почти не было. Лишь иногда, когда душевный восторг не вмещался в грешную плоть, они сплетались в замысловатые узлы где‑нибудь в туалете ресторана, или на заднем сиденье автомобиля, припарковавшись в каком‑нибудь тёмном дворике. Или в гостинице… Она почти не помнит этих моментов, потому что просто теряла разум, превращалась в похотливую кошку, в ненасытную крольчиху или, если хотите, в птицу, парящую над всеми условностями и моральными догмами.

Закончилось всё так же внезапно, как началось. Он зарылся лицом в её волосы, глубоко вдохнул и сказал, что они не могут больше встречаться. Потом встал, оделся и вышел. Ничего не стал объяснять, а она попыталась быть гордой. Или это был шок.

А на следующий день она вдруг получила невероятно выгодную работу. Как бы случайно заказчик из сотен девушек выбрал её. Всё вокруг засверкало, закружилось. Страдать стало некогда, и душевная рана быстро покрылась коростой. Она стала «известной моделью» и для неё распахнулись двери в богемную тусовку. Она уже думала, что поймала за хвост жар‑птицу. Наивная! Стоило отказать в любви какому‑то старикану, и два месяца потом не могла пройти ни один кастинг. Разумеется, это никак не связано, всё как бы случайно.

А деньги неумолимо заканчивались. Ещё немного и придётся съезжать из уютной квартирки обратно в общагу. Тогда она напомнила директору, что в контракте прописана не только гарантия проживания, но и обеспечение работой. Он развёл руками и пообещал разобраться. После этого опять чудесным образом возникло приглашение на вечеринку. А там снова «сумасшедший влюблённый» и наконец‑то смутное, даже ещё не понимание, а предположение, что всё совсем не случайно. Она не товар, который клиенту привозят согласно прейскуранту. Она дичь, которую ему подгоняют. А дальше он должен сам её «завалить». В этом весь кайф. Купить слишком просто, а вот покорить «серебряную мисс» – это неимоверно повышает самооценку. Это охота. А она просто многоразовая «трепетная лань». Так что, если хочешь денег и репутацию порядочной девушки, очаруй охотника и отдайся ему «по любви».

Хватило полгода, чтобы она начала понимать «тарифы». Влюбишься с первого взгляда – тебя развесят по Москве рекламировать распродажу в каком‑нибудь бутике. А если заставишь клиента страдать, отбивать тебя у конкурентов, в общем, создашь полную иллюзию нелёгкого завоевания, тогда можешь оказаться на обложке глянцевого журнала в мехах и бриллиантах. И даже в какой‑нибудь жёлтенькой газетёнке напишут, что «светская львица» отдала сердце известному олигарху. Вот только девушке из провинции такая роскошь не по карману, потому что, пока кокетничаешь и строишь из себя недотрогу, другая провинциалка, согласная на «распродажу», быстренько отработает клиента. В общем, ждать «журавлей» в Москве можно, если есть, где жить. Антонине же приходилось удовлетворяться «синицами» и работать.

Но однажды после очередной пьяной вечеринки, она вдруг осознала, как ей хреново. До тошноты, до ненависти к себе и всем вокруг. Возникла безумная идея послать всё к чертям и вернуться домой. Поначалу она не восприняла эту мысль всерьёз, но потом, одно за другим произошло ещё несколько случайных событий, которые «раскачали лодку» настолько, что она поняла – надо срочно грести к родному берегу. Опомнилась лишь, когда все контракты были разорваны, мосты сожжены, и Миасс принял её в свои неуклюжие отеческие объятья.

За три года удалось скопить немного денег. Хватило, чтобы купить однокомнатную квартирку в Машгородке. Теперь осталось переломаться, вернуться к провинциальному ритму и найти новый смысл жизни.

А телефон настойчиво продолжал звонить. Она нажала кнопку.

– Алё!!!

– Привет! Хочешь покататься на яхте, и провести выходные в обществе молодых, состоятельных и очень симпатичных парней? – без предисловий начала Светка.

Антонина так и застыла с открытым ртом.

– Ты там спишь что ли?! – напомнила о себе подруга, видимо удивлённая тем, что в ответ не услышала мгновенного «Хочу‑хочу!»

– И тебе здравствуй, – усмехнулась Антонина.

– Собирайся мы скоро за тобой приедем.

– Кто это «вы»? Можно подробнее?

– Тебе не всё равно?! Обещаю – будет интересно.

– У меня уже есть планы на выходные, и хотелось бы выбрать лучший вариант, – соврала Антонина.

– Едем на Тургояк. Ребята приехали из Екатеринбурга, зафрахтовали яхту и собираются посвятить выходные дайвингу. Ты знаешь, что такое дайвинг?

– Ныряние с аквалангом.

– Точно! Ну и разумеется шашлыки, песни у костра и прочие развлечения.

– То есть, тебе велено взять подружку? – саркастично усмехнулась Антонина.

– Что значит «велено»? Это моя личная инициатива. Но если у тебя другие планы, позову Маринку, или Ленку.

– Так! Давай проясним на берегу. Только шашлыки и дайвинг? На большее твои клиенты не рассчитывают?

– Ээээ…. Ты о чём?

– Просто хочу быть уверена, что я нужна исключительно для компании и ничего больше. И чтобы никто меня не лапал и в кусты не тащил.

– Боже! Тонька! Что за мысли? Брррр…

– В общем, я предупредила! И чтобы потом никаких претензий и обид! Я не для того вернулась, чтобы здесь на те же грабли…

– Да какие грабли?! Они нормальные ребята! Я их знаю. Они уже не первый раз здесь ныряют.

– И зачем, по‑твоему, им нужны мы с тобой?

– Я вообще‑то капитан яхты, и мне будет скучно одной в мужском обществе.

– Ты капитан?! – опешила Антонина.

– Я ж тебе говорила!

– Видимо, я как‑то не так поняла.

– Короче, собирайся. Заедем через полчаса.

Погружение

И вот они идут под парусами к тому берегу озера, куда простым отдыхающим не добраться. Антонина полулежит на носу восхитительной белой яхты и загадочно смотрит вдаль. Её светлые волосы развиваются на ветру, она знает, что фантастически красива в этой позе, и все мужики уже мысленно охотятся на неё. Они не догадываются, что на самом деле это они сегодня «дичь», а она пока присматривается и выбирает самого жирного. Разумеется, «жирного» не в прямом смысле слова, поэтому парня по кличке Слон она сразу отмела как вариант.

За три года тусовочной жизни Антонина научилась так тонко подавать невербальные сигналы своим избранникам, что они улавливали их бессознательно, даже не догадываясь о том, что идут на зов. Она сама не могла понять, как у неё это получается. Сначала считала все удачи случайными, но потом процент их стал неприлично высок для простых совпадений, и она поняла: что‑то в этом есть мистическое. Увы, в том обществе, где она вращалась, этим талантом обладали многие девушки, да и мужчины были достаточно устойчивы к подобным воздействиям. Она порой чувствовала, как её сигналы блокируются конкурентками или как сопротивляется выбранный клиент.

Но сегодняшняя компания в этом смысле была совершенно проста.

Коренастый, взбалмошный Призрак и утончённый, молчаливый Феникс всё время держатся вместе. Их связь казалась Антонине аномальной, словно дружба орка и эльфа. Даже мелькнула мысль: «геи». Но нет: интерес, который она чувствовала с их стороны был совершенно мужской.

Но больше всех ей нравился Алексей, или, как зовут его друзья – Леший. Высокий, симпатичный, к тому же, обеспеченный и галантный. Он очень эффектно открыл перед ней дверцу своего «Мерседеса». И дорогущую новую яхту, арендовал, похоже, тоже он.

– Девушка, а я не мог, видеть ваше лицо на какой‑нибудь обложке? – услышала она, наконец. Он даже не попытался придумать что‑нибудь оригинальное. Считает, что она и так никуда не денется. Это хорошо. Жертва ни о чём не подозревает.

– А вы читаете глянцевые журналы? – обернулась Антонина.

– Я нет, но моя жена…

Разумеется, Антонина не рассчитывала, что такой парень в свои приблизительно тридцать до сих пор не окольцован. Но именно таких вот «честных» проще всего раскрутить на роман с подарками, вплоть до увода из семьи.

– Ээээ… то есть подруга, – поспешил уточнить Алексей. – Мы ещё не расписаны.

– Тогда всё возможно, – многозначительно улыбнулась Антонина.

– Прямо всё‑всё?

– Я имею в виду, что если ваша подруга следит за модой, то вы могли видеть моё лицо. Я, в основном, снималась для профессиональных журналов, но были и рекламные снимки, я даже не знаю, где их размещали. В принципе, могли и в каких‑нибудь «космополитенах».

Алексей явно не знал, что говорить дальше. Заготовка, типа «все эти модельки вам в подмётки не годятся» уже не подходила. Нельзя позволять мужчине долго чувствовать себя идиотом. Надо срочно перевести разговор на какую‑нибудь тему, где он будет как рыба в воде.

– А вы давно занимаетесь дайвингом? – спросила она, взглянув на баллоны, точащие из грузового отсека на корме.

– Да… то есть… в общем, всё ведь относительно. Как‑то ездили в Египет. Там решил попробовать ради развлечения. Но после первого погружения понял, что увлёкся не на шутку. Прошёл курс обучения, накупил всякой снаряги. В июле собираюсь полететь в Таиланд на пару недель. Ну а пока вот на вашем море тренируюсь. А вы погружались?

– Не довелось, пока.

– Так, может быть, сегодня попробуем? Возле берега.

– Да вы что?! – глаза Антонины вспыхнули радостью, интересом и в то же время страхом. – У меня же нет ничего, и…

– Не переживайте, обмундируем! – пресёк возражения Алексей и сразу же начал инструктаж по технике безопасности.

Она слушала с нескрываемым восхищением. Ничто не делает мужчину таким уязвимым, как чувство собственной крутости.

Когда яхта подошла к берегу, он уже почти закончил лекцию по азам дайверского искусства. Выгрузили снаряжение, и Алексей сразу же приступил к практике. С одной стороны, это хорошо, значит, он крепко сидит на крючке, но с другой, Антонина не была уверена, что готова прямо сейчас лезть в холодную воду.

– Я слышала, что нельзя нырять на закате, – попыталась отвертеться она.

– С чего это вдруг? – удивился Алексей. – К тому же, до заката ещё как минимум час. Ведь сегодня самый длинный день в году.

– Вы уверены? – и Антонина эротично прищурившись, взглянула на висящее над горизонтом солнце. Она знает, что этот прищур сводит мужчин с ума.

– Кроме того, именно на закате под водой особенно красиво! – продолжал Алексей. – Уж вы мне поверьте! А слухи эти, скорее всего, из‑за акул. В океане они действительно особенно активны утром и вечером. Но здесь ведь нет акул?

– И всё‑таки мне страшно! – капризно сказала она, тем не менее, позволяя ему, застёгивать пряжки и, как бы случайно, себя обнимать.

– Естественно! В первый раз всегда страшно! – прошептал он ей почти на ухо.

Сердце заколотилось. Вот он момент, когда произошёл основной захват. Дальше либо она его, либо наоборот. Точка невозврата пройдена.

– Вот уж никогда не думала, что мужчина будет меня одевать, – засмеялась она и слегка отстранилась. – Мне надо чем‑то заколоть волосы.

Вскоре, запакованная по последнему слову дайверской моды Антонина села на корму резиновой лодки. Алексей оттолкнул её от берега и перебрался на вёсла. Море, а именно так местные называют Тургояк, было совершенно спокойным, лишь лёгкая рябь выдавала присутствие ветра на выходе из куреи.

Первое погружение показалось Антонине чудесным сном. Ей казалось, она летит, и это было невероятно. Она готова была кричать от восторга, но маска и мундштук не позволяли выражать эмоции привычным образом. Поэтому она махала руками, кружилась и вытворяла такие немыслимые движения, что понять её не составляло труда.

Алексей, прекрасно помнил свои первые ощущения от погружения, поэтому представлял, что она сейчас чувствует и с полным правом упивался тем удовольствием, которое сумел доставить девушке.

Когда улеглись первые эмоции, они начали рассматривать немногочисленные растения на песчаном дне. Местами встречались огромные валуны, реже какие‑то наполовину засыпанные песком деревянные конструкции, полусгнившие, с остатками ржавого железа. Иногда появлялись стайки окуней, проплывали и растворялись в синеве.

Вдруг Алексей, взял Антонину за локоть и указал куда‑то пальцем. Возле самого дна стояла небольшая щука. Они осторожно приблизились и нависли над рыбиной, но та, почуяв неладное, молниеносно исчезла, оставив вместо себя маленькое облачко мути. Алексей поднял большой палец, показывая, как им повезло.

Тургояк для любителей подводных погружений на самом деле не очень интересное озеро. Но для новичка, прозрачность вод младшего брата Байкала, конечно же, доставляет массу впечатлений.

Антонина осмелела и стала погружаться быстрее, всё больше удаляясь от берега. Продувки, которые необходимо было делать, ей давались довольно легко. Уши то и дело закладывало, но больших неудобств это не доставляло. С непривычки быстро устали ноги и даже появилось какое‑то предсудорожное состояние, но удовольствие от возможности передвигаться подобно русалке было настолько сильным, что выныривать на поверхность категорически не хотелось.

Алексей оказался требовательным и внимательным учителем. Несмотря на протесты, он периодически заставлял её всплывать. Во время очередного подъёма, он снял маску, выплюнул мундштук и приказал ей сделать то же самое.

– На сегодня хватит. Сейчас плывём до лодки, и всё.

Антонина поначалу запротестовала, но встретив серьёзный взгляд, спросила:

– А завтра?

Он не смог сдержать улыбки.

– А завтра посмотрим на твоё… самочувствие.

– Мы перешли на «ты»?

Он быстро надел маску и ушёл под воду.

Антонина провозилась немного дольше и, когда погрузилась, взяла курс на мелькающие вдали ласты. Пытаясь насладиться впрок этим чудесным состоянием, она с жадностью вглядывалась в скудный пейзаж подводного мира. Ведь любая находка, будь то утопленный рыбацкий садок или блесна, стали бы просто сокровищем‑сувениром на память об этом дне.

И вдруг она заметила почти занесённый песком какой‑то неправильный для этого места предмет. Она даже не сразу поняла, в чем его неправильность, но потом сообразила – прямой угол. Очевидно, что это не просто камень, а что‑то рукотворное. Что‑то вроде плиты…

Забыв о продувке, о постепенности, вообще обо всех инструкциях, она ринулась ко дну. Но не тут‑то было – острая боль в ушах заставила всплыть. Алексей, заметив её манёвры, тут же оказался рядом. Она протянула руку в сторону странной штуковины и вдруг почувствовала, что невыносимо устала. Благо, лодка была уже совсем близко.

Вынырнув и уцепившись за весло, Антонина перевела дух. В глазах было темно, пальцы онемели, уши ломило. «Вот что значит не соблюдать технику безопасности».

Через минуту вынырнул Алексей.

– Тонька, прикинь, что мы нашли! – выдохнул он, сняв маску. – Эй! Ты что?! Тебе плохо?

Он ловко выбрался из воды и помог ей залезть в лодку. Их тела оказались в преступной близости, но Антонине было уже не до обольщений. Голова кружилась, было холодно и хотелось спать.

– Тоня! Не смей закрывать глаза! – он встряхнул её и больно ущипнул за руку. – Ты переохладилась. Я ж говорил… – он вытащил якорь, схватился за вёсла и начал грести к берегу.

– Куда ты? Как мы её потом найдём?! – проскулила она и тут же увидела на водной глади буёк ядовито оранжевого цвета.

Втащив лодку на пляж, он помог Антонине освободиться от водолазного костюма, потом подхватил на руки и понёс.

– Э! Ты куда? – слабым голосом попыталась возразить она. – Давай к костру.

– Нельзя сразу к костру! – пояснил он и прошёл мимо подвыпивших друзей, не обращая внимания на подколки и аплодисменты. Поставил её на землю возле ближайшей палатки и расстегнул молнию‑вход.

– Лезь!

Возражать и сопротивляться не было сил. Он залез следом и накрыл её сверху своим телом.

– Это называется «тепловое донорство», – прошептал он на ухо. – Потом попарим тебя в бане, и завтра будешь как новенькая.

– Где ты здесь баню найдёшь?

– Ты что, никогда не видела походную баню?

– Неа.

– Раскаляешь на костре камни, потом накрываешь их брезентом, и готово.

– Ммммм… ясно, – пробормотала Антонина, засыпая.

Увидев, что губы «русалки» порозовели, и дыхание выровнялось, Алексей накрыл её спальным мешком и выбрался из палатки.

Сев за импровизированный стол прямо на песке, проигнорировал поздравления друзей по поводу столь быстрой победы над казавшейся неприступной красавицей.

– Мы нашли старинную плиту, – сказал он. – На ней что‑то написано. С твёрдыми знаками, ятями. Некогда было читать. Наверное, что‑то исторически ценное. Но тяжёлая зараза. Я буёк рядом кинул, осталось придумать, как поднять сей артефакт со дна морского.

– А чего тут придумывать? Подойдём к буйку на яхте, нырнёшь, привяжешь плиту к якорному тросу и вытянем, – предложил Слон.

– Ага! Как же! – возмутилась Светка. – Вы этой железякой весь борт исцарапаете. Меня хозяин убьёт. Не! Придумывайте другой способ!

– Ладно, завтра что‑нибудь придумаем, – сказал Алексей. – А сейчас надо бы баню сообразить. Тонька, переохладилась немного.

– Да ты что?! Нормальная баня только к утру будет готова! Да и где ночью дрова собирать?

– Ладно. Вы тут пируйте тогда, а я пойду дальше её греть. И… мы, кажется, заняли твою палатку?

– Ну что теперь делать? – развёл руками Слон, едва сдерживая улыбку. – Найду, поди, где переночевать.

Танец огня

Закат окрасил город на другой стороне озера в розовый цвет. Друзья вытащили плиту из воды и бросили на песок. Алексей присел на корточки и провёл рукой по выпуклым буквам. Здесь было написано что‑то очень важное, но прочесть почему‑то не получалось. Ясно одно: она создана, чтобы напоминать людям о смерти и вечности. Стало жутко.

Алексей прислушался. Где‑то вдалеке раздавался ритмичный гул, словно бой барабанов. Он приближался, становился всё громче и громче. И вдруг друзья, словно обезумев, схватили палки, валявшиеся на берегу, и затеяли какой‑то дикий танец вокруг плиты. Их влажные загорелые тела отражали всполохи костра.

В центр круга выбежала Антонина и начала двигаться в том же ритме. Её глаза полуприкрыты, лицо спокойно. Кажется, она спит, а кто‑то другой, захватив её тело и, пока ещё не научившись владеть им, ритмично дёргает невидимые нити, заставляя хаотично, но завораживающе красиво вздрагивать.

Звук нарастал, ритм ускорялся, затягивая в танец, как в огромную воронку, небо, деревья, озеро. Её тело становилось всё гибче, волосы развевались на ветру, как языки пламени. И вдруг танцовщица вскинула к небу руки и выгнулась, как натянутый лук. И только теперь Алексей заметил, что она полностью обнажена.

Вспышка внизу живота. Взрывной волной отдало в сердце, потом в голову, и… Он проснулся! Понял, что лежит в палатке весь в холодном поту и всё ещё дрожит от возбуждения.

Уже рассвело, но судя по всему, солнце ещё не взошло. Осторожно повернув голову, он увидел лежащую рядом Антонину.

Алексей успел выбраться из палатки, пока мозг не отключился совсем. Остановился он, когда уже достаточно далеко отплыл от берега. Огляделся и понял, что находится посередине залива. Возвращаться в лагерь сейчас нельзя. От греха, лучше дождаться, пока все проснутся.

Рядом знаменитый остров Веры. Светлана говорила, что там сейчас работают археологи. Почему бы не посетить, коротая время? И Алексей поплыл к острову.

На берегу стояли палатки. Неподалёку от них свалены лопаты, грабли и лотки с сетчатым дном. Рыжая кошка бесшумно подошла и, ткнувшись холодным носом в ногу, спокойно отправилась дальше по каким‑то своим, кошачьим надобностям. Решив, что таким образом получил благословление хозяев, Алексей зашагал, по берегу, дрожа от холода. Впереди он заметил несколько крупных каменных глыб. Ничего необычного, но ноги машинально направились туда. И вдруг в предрассветной тишине, откуда‑то снизу, из‑за валуна раздалась щелчок, а следом яростная матерная ругань.

Тело мгновенно легло на землю и откатилось за ближайший камень. Сработал давний рефлекс, приобретённый во времена чеченской компании. И только оказавшись в безопасности, он осознал: «Это не затвор автомата! Это фотоаппарат!»

Алексей выглянул из своего укрытия и услышал ещё несколько подобных щелчков.

– Какого чёрта ты тут бродишь?! – худощавый длинный парень поднялся с земли.

– Ээээ… извините.

– Извини‑и‑ите, – передразнил фотограф. – Такой кадр из‑за тебя запорол!

– Какой?

– Подтверждающий теорию, о существовании на этом острове одной из древнейших обсерваторий на Земле.

– Да ну?! И где она?

– Так вот же! – он хлопнул ладонью по вертикально стоящему камню. – Это символ мужского начала, а эти две сходящиеся плиты можно предположить символом женского.

И тут Алексей заметил, что камень торчит из земли, как огромный… если говорить научным языком, мужской детородный орган. Причём до неприличия похож.

– В результате, мы имеем полный знак плодородия, – с воодушевлением продолжал рассказчик. Он явно сел на своего конька и нашел свежие уши. Так вот: в день летнего солнцестояния, единственный раз в году, первый луч восходящего солнца проходит через макушку менгира и ложится, точно на схождение женских плит. А если без поэзии, то тень этого члена, входит в каменную промежность.

– Акт древнего ритуального соития? – засмеялся Алексей.

– Типа того. Именно это я и пытался сфотографировать. Полчаса тут солнце караулил, и как только оно решило, наконец, взойти ты загородил его своим голым торсом.

– Ну, извини.

– Да ладно, – вздохнул он. – Надеюсь, хотя бы один кадр получился. Давай знакомиться. Василий Блаженный, – он протянул руку. – Можно просто Васька.

– Блаженный это фамилия что ли? – удивился Алексей, пожимая руку.

– Кликуха. В психушке от армии косил, вот и заработал.

– Ааа… – Алексей пожал протянутую руку. – А я Алексей. Можно просто Лёха.

– Слушай, Лёха, скажи честно, пока археологи не слышат: ты видишь в этой неприличной скульптуре «птицу, смотрящую на восток»?

– Чего? – Алексей усмехнулся, разглядывая верхушку менгира. – Нет, птицу не вижу.

– Вот и я не вижу. Мне кажется, те, кто его строили, тоже меньше всего думали о птицах и рыбах. А знаешь, какой текст мне археологи выдали?

– В смысле «выдали»?

– Да я тут экскурсоводом. Туристам ведь не объяснишь, что тут теперь закрытая зона. Они всё едут и едут. Вот, чтобы археологи не отвлекались, я вожу народ по острову и показываю уже раскопанное.

– Зарабатываешь, значит?

– Да чего тут заработаешь? В основном деньги идут на жратву для тех же археологов. Государство‑то не особо их балует. На голом энтузазиме копают. Детей своих привезли, студентов. Так что… Просто мне самому интересно, вот и отрабатываю, так сказать, своё любопытство.

Так вот на этом месте положено говорить: «Это каменные изваяния раннего неолита или энеолита. Здесь мы видим не просто менгир, а символ единства трёх миров. Верхняя часть, символизирует голову птицы, смотрящей на восход. Ниже, тело менгира выполнено в виде яйцеобразного утолщения. Это символ мира людей. И, наконец, с северной стороны мы обнаружили около самого основания, выбитое методом пикетажа, на камне изображение рыбы. Олицетворение мира хладнокровных, или мира подземного и подводного. Мира духов».

– А по‑моему, это просто… эээ… фаллос, – засмеялся Алексей.

– Но знаешь что интересно: когда археологи производили раскоп вокруг этого камня, в радиусе двух метров вокруг они не обнаружили никаких находок каменного века. Но зато за этим кругом, вот у этого камня, было найдено несколько сотен артефактов. Какой напрашивается вывод?

– Какой?

– Что запрещено было близко к нему подходить. Но люди оставляли подарки вот на этом алтаре. В общем, святое место это. А ты стоишь тут в одних трусах и ржёшь.

– Кстати, мне холодно, – поёжился Алексей.

– Пойдём, костёр разведём, и дам фуфайку какую‑нибудь.

– Ты как тут вообще оказался? – спросил Васька, когда они уже грелись у костра и пили чай с бутербродами.

– Приплыл с того берега, – ответил Алексей, умолчав о пикантных причинах заплыва.

– Так это вы Светкину яхту зафрахтовали?

– Ты её знаешь?

– Да тут все друг друга знают.

– Слушай, а ты можешь меня обратно увезти? А то, вплавь что‑то больше не хочется.

– Не могу. Здесь нет лодки.

– А как ты сюда добираешься?

– По‑разному. Вчера с экскурсией на катере приехал. В воскресенье вечером заберут.

– Э не! Мне до воскресенья ждать никак нельзя.

– Да не переживай. Сейчас позвоним Светке, – он достал телефон.

– Погоди. Ещё рано. Пусть выспятся. А ты мне пока ещё что‑нибудь расскажи, или покажи.

– Тебе стандартную экскурсию провести? Или «запрещённую» с ненаучными домыслами и местными легендами?

– Спрашиваешь! Конечно, с легендами!

Пройдя через перелесок, они вышли на большую поляну. Первое, что бросилось в глаза – несколько зияющих дыр в земле. Территория вокруг провалов была окружена кольями с натянутой на них ограждающей лентой и табличками «проход запрещён». Одна из дыр была похожа на вход. Два бревна стояли как колонны, поддерживая верхнюю плиту. На них крестом намотана та же лента и предупреждение: «Не входить! Опасно для жизни».

– Ого! Это что? – Алексей присел, чтобы издалека лучше разглядеть внутренности подземелья.

Васька спокойно перешагнул через ограждение и подошёл к пещере.

– Главная достопримечательность острова. Да ты подойди, не бойся.

Алексей пролез под лентой и заглянул в длинный коридор, в нескольких местах укреплённый брёвнами.

– Мы тут с пацанами в детстве лазили и ничуть не боялись, – сказал Васька. – Всё было крепко, надёжно. А в последние годы вдруг как посыпалось… Археологи говорят, постройке этой больше пяти тысяч лет. А за последние двадцать она пострадала больше чем за все предыдущие.

– Табуны туристов?

– И они тоже! Дерн с верхнего перекрытия ногами сшаркали, вода пошла на плиты. В трещины попадает, замерзает и раскалывает. Это версия археологов.

– А есть ещё какая‑то версия?

– Есть, но она ненаучная. Глянь вон туда.

Неподалёку стоял высокий, метров десять, останец. На самом его верху, торчал, нарушая гармонию, огромный, сваренный из металлических труб, крест.

– Сначала этот крест был деревянный, – сказал Васька. – Ну, то есть, не этот, а первый. Появился он, дай бог памяти… лет десять‑двенадцать назад. Долго стоял. А однажды вдруг сгорел. Вон, видишь у сосны с берёзой с одной стороны ветки куцые. Им тоже досталось. На следующий год, на том же месте снова появился такой же, деревянный. И снова сожгли! Казалось бы, кому мешал? Ну, раз нужен кому‑то этот крест, жалко что ли? У нас тут народ в основном веротерпимый. Появилась версия, что это молнией его поджигает. Хотя, согласись, версия слабая.

– Соглашусь, – кивнул Алексей. – Вокруг деревья и повыше есть.

– Прошло ещё года два, глядим: опаньки! Железяку водрузили. Неймётся им. Такую штуковину изготовить недёшево, да и втащить его туда – подъёмный кран ведь не подкатишь… И как только появился тут этот железный крест, так и начали разрушаться пещеры. Словно остров стряхнуть его пытается, ёрзает…

– А убрать не пробовали?

– В одиночку не справиться. Там надёжно забетонировано. Да и кому это надо? Про то, что тут какая‑то взаимосвязь, это ж чисто мои домыслы. Кроме того, ты возьмёшься крест валить?

– Я? Ну, вообще‑то я не слишком набожный, но… пожалуй ты прав – не возьмусь.

– Да и смысла нет. Его ж снова поставят. Раз кому‑то это зачем‑то надо. А пещеру археологи укрепили, дальше не разрушится.

– А можно я внутрь залезу?

– Не знаю, не знаю. Если не слишком грешен, то, может и можно, – усмехнулся Васька.

– Сегодня я вообще… – Алексей засмеялся, вспомнив утреннее бегство. – Сегодня я вообще святой! – и он ловко пролез под табличкой «опасно для жизни».

Зов

Антонина выбралась из палатки, поднялась на ноги и застонала. Болело всё. Плавать с ластами – это не по подиуму гарцевать. Совсем другие мышцы задействованы. Она взялась за поясницу и заковыляла к лесу, искать укромное местечко для удовлетворения тех нужд, которые принцессам испытывать не положено.

На обратном пути собрала несколько сыроежек, не пищи ради, а обеспечения алиби для. Выйдя на берег, высыпала грибы на полиэтиленовую скатерть, возле которой Слон уже поглощал остатки вчерашнего шашлыка.

– Будешь? – он протянул ей шампур.

– Не, спасибо. Я вегетарианка.

– Кришнаитка, что ли?

– Не. Безыдейная. Просто не люблю. Ты случайно не знаешь, куда мою одежду убрали? Я её вчера где‑то здесь бросила, прежде чем в скафандр залезть.

– У Светки в палатке.

– А которая из них Светкина? – и увидев, куда Слон указал пальцем, отправилась одеваться.

– Это ты? – спросонья мурлыкнула Светка.

– Доброе утро, – ответила Антонина, натягивая джинсы.

– Как спалось?

– Отлично. Дрыхла, как убитая.

– Ну‑ну… – усмехнулась Светка.

– Что «ну‑ну»? Ты на что намекаешь? – Антонина сама не смогла сдержать улыбку, вспомнив вчерашний вечер. – Вы всё неправильно поняли.

– Где уж нам. – Светка села и протёрла глаза.

– Дура! Между нами ничего не было. Мы просто спали.

– Да чего ты оправдываешься? – пожала плечами подруга и вылезла из палатки.

Постепенно возле импровизированного стола на пляже собрались почти все.

– А чего Леший не встаёт? – спросил Призрак. – Замучила парня?

– Я?! – возмутилась Антонина. – Когда я проснулась, его уже не было.

– Как? И где он? – Призрак взглянул с недоверием и достал из кармана телефон. Через несколько секунд в одной из палаток раздался звонок. Трубку не брали.

Феникс заглянул внутрь и, обернувшись, помотал головой.

– Там одежда и труба. Куда он делся‑то в одних трусах? Не жарко.

– Да ладно! Может в лес по нужде пошёл, – сказал Слон, но в его голосе тоже слышалось недоумение.

– Может, отошёл, да заблудился? – предположил Призрак.

Слон нахмурился и встал.

– Пойдём, поищем, что ли? Девчонки, вы здесь ждите. Если он появится, звоните.

И, дожёвывая на ходу бутерброды, они ушли искать товарища.

– Быстро он тебя… – нарушила тишину Светлана.

Антонина сердито посмотрела на подругу. Потом махнула рукой и вернулась к созерцанию дальнего берега.

– Или ты его, – добавила Светка.

– Никто никого. Он женат.

– Ты откуда знаешь?

– Он сам сказал. Сразу же. Ещё на яхте.

– Странно! – усмехнулась Светка. – Обычно они тут все «холостые».

– Ничего странного. Просто обычаи поменялись. Среди богатеньких теперь принято предупреждать, чтобы губу особо не раскатывала.

– Тогда я вообще ничего не понимаю. Зачем ты тогда?

– Что зачем? Зачем пошла нырять и замёрзла?

– Зачем мне этот концерт по телефону? Типа чтобы никто! В кусты не тащил!

Антонина тяжело вздохнула.

– Зарекалась свинья в грязь не лезть.

– Ну чего уж прямо сразу «грязь»? Дело молодое…

Антонина грустно усмехнулась и покачала головой.

– А где грань, между молодостью и старостью?

– Чего? – удивилась Светка. – Слушай, ты из Москвы такая загадочная вернулась. Я тебя прямо не узнаю.

– Да я оттуда не вернулась.

– В смысле? Снова собираешься уехать? Зачем, тогда, квартиру покупала?

– Не в том смысле. В смысле, что я там умерла.

– Бред какой! Чего городишь‑то?! Тьфу‑тьфу‑тьфу! – Светка постучала по земле.

Антонина и сама не поняла, как эта фраза вдруг сорвалась с языка. Но решила продолжить спектакль. Она медленно повернула голову. Этот «взгляд зомби» она долго отрабатывала для рекламы какой‑то готической бижутерии.

– Тонька, не пугай меня! – Светка вскочила. Но Антонина уже вошла в роль.

– У меня была несчастная любовь, – загробным голосом произнесла она. – А потом я пошла и вскрыла себе вены, – закончила она зловещим шёпотом.

– Какие вены?! – Светка снова упала на колени и схватила её за запястья.

– Ну, ты что?! – Антонина вырвала руки и засмеялась. – Совсем шуток не понимаешь?

Светка выдохнула и укоризненно посмотрела на подругу.

– Слушай, у меня, правда, всё внутри похолодело. Не делай так больше! Ладно?

– Ты чего такая трусиха?

– Это не я трусиха. Это ты актриса. Надо было тебе в театральный поступать.

– Я подумаю над этим.

– А на самом деле, почему ты вдруг решила вернуться?

– Сложно объяснить. Как‑то внезапно вдруг поняла, что хочу домой. Зов.

– Зов?

– Ну да. От слова «звать». Когда понимаешь, что тебе это необходимо, но не понимаешь зачем. Начинаешь искать оправдания, причины. А потом вдруг обнаруживаешь себя сидящей в своей провинциальной клетке. Вроде помнишь, как сжигала мосты, как переезжала… но всё как во сне. Причины, конечно, были, но они такие мелкие.

– Тонь, ну два раза одно и то же не смешно, – улыбнулась Светка.

– Что два раза?

– Зов какой‑то. Хватит уже мистики. По‑моему, ты что‑то недоговариваешь.

– Знать бы что, – вздохнула Антонина. – Но я, правда, не понимаю, зачем вернулась. Просто в какой‑то момент всё так обрыгло. Может, такая защитная реакция от нервного срыва. Попробуй тусить почти круглосуточно. Клубы, бары, съёмки, снова клубы. В перерывах шопинги и салоны красоты.

– Чтоб мне так жить! – вздохнула Светка.

Антонина с удивлением и даже с каким‑то страхом взглянула на подругу.

– Шутка! – улыбнулась Светка. – Неужели нельзя было отдохнуть?

– А как?! Что для тебя отдых? Съездить на природу, дискотека, шопинг. Верно?

– Ну да.

– А для меня это была работа. Как отдыхать?

– Запереться в квартире, например.

– Ага! В съёмной квартире, со старухой‑хозяйкой? Да ладно! – Антонина махнула рукой. – Теперь уже поздно. Может, потом ещё раз попробую, хотя… – она поморщилась. – Что я себя обманываю? Время идёт, а я не молодею. Так что, о модельном бизнесе надо забыть. Но и здесь тоска. Не знаю, чего хочу. Вот и кинулась на первого встречного.

– Это ты Лешего имеешь в виду?

– Ну а кого ещё? И всё‑таки, куда он делся‑то?!

– А водолазные костюмы на месте? Может он того… нырнул? – Светлана встала и отправилась проверять снаряжение.

Антонина разделась и легла на песок загорать.

– Всё на месте, – сказала Светлана, вернувшись. – Я что‑то начинаю волноваться.

– Да всё с ним нормально, – сказала Антонина.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую, – она положила ладонь на солнечное сплетение.

– Что ты чувствуешь?! – возмутилась подруга. – Просто тебе пофиг! Может, он утонул?

– Не. Если бы он утонул, то… – она приподнялась на локте, немного подумала, и снова легла, махнув рукой.

– Что? Говори, раз начала!

– Ты опять скажешь «мистика».

– И всё‑таки?!

Антонина села и посмотрела на подругу.

– Понимаешь, у меня внутри есть такой прибор… или орган. Не знаю, как правильно назвать. Он как бы излучает какие‑то… не знаю… радиоволны, что ли.

Убедившись, что подруга слушает с серьёзным лицом, Антонина продолжила:

– Этим «прибором» можно как бы чувствовать подобные волны других людей. Ну, типа это не только излучатель, но и приёмник. Понимаешь?

– Хочешь сказать, ты экстрасенс?

– Не совсем. Ну, или очень узкого профиля. Специализируюсь на ловле мужиков.

– Это как?

– Боже мой! Света! Как, по‑твоему, я выживала в этих столичных джунглях?

– Как?

– Вот так вот! Ловишь, потом доишь. Или наоборот. Там эффект двусторонний. Если произошёл захват, то либо ты начинаешь его себе подчинять, либо он тебя. Начинается перетягивание каната. И когда этот канат натянут, ты его чувствуешь. Если бы он утонул, то канат бы провис. А он натянут, понимаешь?

– Неа, – помотала головой Светка.

– Я и сама не особо понимаю, – вздохнула Антонина и снова легла. – Но всё с ним нормально. Он думает обо мне, и боится возвращаться.

– Почему?

– Потому что, жене боится изменить.

– Так отпусти его! Зачем тебе женатый?

– Легко сказать «отпусти». Для этого надо…

– Что?

– Света, ну ты маленький ребёнок что ли? Что надо, чтобы мужчина потерял к женщине интерес?

– Что?

– Переспать с ним надо.

– Да ну? А разве не наоборот?

– Ты что? Издеваешься надо мной? – засмеялась Антонина.

– По‑моему, это ты надо мной издеваешься! С чего вдруг он должен после этого потерять интерес? Тогда бы все браки распадались сразу после первой брачной ночи.

– А разве это не так?

– Не знаю. У моих родителей не так.

– Просто у тебя отец порядочный. Но таких мало.

– Да ну. Ерунду какую‑то говоришь, – Светка нахмурилась и отвернулась.

Вскоре из леса вернулся поисковый отряд, так и не отыскав пропавшего бойца. Они притащили пару сухих брёвен, и развели костёр. В большую металлическую корзину, что валялась на окраине пляжа, добавили камней и развели огонь в специальной нише под камнями. Светлана начала готовить обед, а Антонина продолжала загорать, наблюдая за всеми сквозь полуопущенные ресницы.

Раздался звонок. Светка взглянула на экран телефона и удивлённо вскинула брови.

– Да, Вась? … Где? Да ты что?! – она заулыбалась и облегчённо вздохнула. – Спасибо. Сейчас что‑нибудь придумаем. – Она отключила телефон. – Леший нашёлся. Он на Вере!

– Где? – все посмотрели на неё.

– Остров Веры. Это недалеко. Как же я сразу‑то не догадалась?

– Где недалеко? – Слон с недоумением начал осматривать озеро.

– Отсюда не видно. Он возле самого берега, за мысом. Но если отплыть метров сто, сразу увидите. Здесь не больше километра.

– Ну, даёт! Что он там забыл? – заворчал Слон.

– Там сейчас археологические раскопки. Интересное место, кстати. Есть что посмотреть.

– Антонина! Поплывёшь с нами на остров? – спросил Призрак.

Она хотела отказаться, но вместо «нет, спасибо» с языка неожиданно сорвалось «да, конечно».

Остров

Причалив к песчаному пляжу, они увидели женщину, сидящую на складном стуле возле столика, заваленного каким‑то, на первый взгляд, мусором: осколками, камешками, черепками. Она внимательно рассматривала свои сокровища и что‑то записывала в тетрадь. Заметив гостей, откинулась на спинку стула, протёрла глаза и достала сигарету.

– Доброе утро! – сказал Призрак.

– Чем могу? – не очень приветливо отозвалась археологиня.

– Тут у вас где‑то наш товарищ…

Феникс тем временем поспешно достал зажигалку и галантно предложил даме огня.

– Ммммм… – она кивнула и прикурила. – Экскурсия по острову сто рублей.

– Не вопрос! – Призрак достал из кармана пачку денег и отсчитал триста.

– А за этого вашего товарища кто платить будет? Васька с ним всё утро возится.

– Конечно, конечно! – согласился Призрак и положил ещё двести на всякий случай.

Она спрятала деньги в задний карман шорт, взяла сотовый и позвонила. Потом снова уткнулась в свои артефакты, потеряв к гостям интерес. Через минуту из леса вышли Алексей с проводником.

– Вася! – не оборачиваясь, крикнула начальница. – Давай без самодеятельности!

– Ну что ты, Анжелочка! Конечно! Ты ж меня знаешь! – ответил Вася и пригласил гостей за собой.

– Знаю, потому и говорю, – проворчала им вслед Анжелочка.

Алексей пытался делать вид, что Антонина интересует его меньше, чем доисторические каменные сооружения. Но она кожей чувствовала его внимание. В душе разгорался азарт. Она понимала, что сама тоже является жертвой, подобно тому, как игрок – жертва казино. Зная, что вероятность крайне мала, что страсть эта грешна и пагубна, тем не менее, пытаешься выиграть. И даже не столько выигрыш нужен – удовольствие доставляет сама игра. Поэтому Антонина тоже делала вид, что Алексей ей интересен не больше, чем экскурсовод. Она слушала с таким неподдельным… точнее, искусно подделанным вниманием, что Васька рассказывал заученный текст, буквально не сводя с неё глаз.

– А это каменоломня. Здесь добывались плиты для сооружений. – Он подвёл их к нагромождению гранитных глыб на берегу. – Обратите внимание на эти зарубки, – он показал следы какого‑то инструмента. – Как вы думаете, чем они могли быть сделаны?

Мужчины с видами знатоков начали вспоминать, какой природный материал твёрже гранита. Антонина подошла к одному из камней чуть в стороне, и провела пальцем по такой же выбоине. И вдруг мгновенное озарение слегка вскружило голову, поселив в душе уверенность, которую ничем невозможно доказать. И всё‑таки она рискнула:

– Мне кажется, это сделано совсем недавно. Обычная стальная стамеска.

Экскурсовод замер, глядя на неё уже не с восторгом, как раньше, а с удивлением.

– Верно. Только не стамеска, а зубило из легированной стали. Обычное тупится мгновенно. Это мы в прошлом году долбили.

– Зачем?

– Чтобы понять, чем они эти плиты откалывали. Вряд ли у них были стальные инструменты. Но вон те зарубки – он показал на ровную строчку в скале, – сделаны действительно в те времена, когда строились мегалиты. А вот, – он пнул лежащий рядом камень, – готовая плита, но почему‑то не унесённая. Видите, на краю такие же сколы? А вот отсюда её откололи.

– Но как?! – удивилась Антонина.

– А вот так! – развёл руками Васька. – Выходит, у них были очень хорошие инструменты. Это была технологически развитая цивилизация.

– Да, брось! – усмехнулась Антонина. – Откуда пять тысяч лет назад стальные зубила? Да и зачем бы тогда им строить такой прими‑ти‑визм? – язык слегка заплетался, как у пьяной.

– Вот это действительно странно! – кивнул Васька. – Ну что? Идём дальше?

Когда шли через лес, Антонине казалось, что она всё это уже когда‑то видела. Может, потому что лес везде одинаковый.

– А вот на этом месте был старообрядческий скит, – экскурсовод остановился перед очередной табличкой.

– Где?! – Призрак огляделся. – С чего вы это взяли?!

– Археологи так сказали, – развёл руками Васька. – У них глаз намётан. Видишь камни по периметру, почти квадратом. Это фундамент.

– Да ты что? Какой фундамент?! Что на нём можно положить?!

– Видишь сосна? Она выросла и сдвинула камень. А он, в свою очередь другие подвинул. Вот кладка и искривилась. А сколько с тех пор здесь деревьев выросло, умерло и упало? И каждое вносило свою лепту в разрушение. Двести лет и от скита даже следа не осталось. Пойдём дальше. Вон там…

Антонина слышала его голос словно издалека. Ей были совсем не интересны даты, эпохи, названия. Голова кружилась, как в детстве, когда ложишься спать, и начинает казаться, что летишь. Она отстала от группы и шла, наслаждаясь этим необычным ощущением.

Наконец вышли на большую поляну и остановились возле ограждающей ленты.

– Это сооружение датируют четырьмя‑шестью тысячами лет до нашей эры, – продолжал экскурсовод. – Длина восемнадцать метров. Состоит из центрального зала и нескольких боковых камер, соединённых между собой коридором. Вход ориентирован точно на восток…

Антонина присела возле входа в храм и заглянула внутрь. Казалось, она помнит расположения комнат, и даже украшения стен.

– Там на стене голова быка! – сказала она, чтобы проверить очередное озарение.

Васька замолчал и посмотрел на неё.

– Да действительно. Ты была здесь раньше?

– Была, – соврала Антонина. Потом поднялась и обвела взглядом поляну. «О боги! Какая разруха! Где‑то здесь неподалёку должна быть священная скала».

– Ты что‑то ищешь? – услышала она голос Алексея. Его прикосновение ударило, словно током. Она отскочила и посмотрела на него гневно, начиная осознавать, что что‑то с ней не то. А какая‑то часть сознания продолжала искать, заставляя идти и оглядываться.

– Антонина? – Васька преградил ей путь и пристально заглянул в глаза.

И тут за его спиной она увидела вершину останца и крест. Сердце замерло, внутри всё похолодело, и через секунду наваждение исчезло.

– А что это за ужасный крест на вершине? – спросила она. – Нарушает гармонию. Кто его здесь установил?

– Не знаю, – пожал плечами Васька.

– Пора идти, – сказал Алексей, оттесняя Ваську от Антонины. – Нам сегодня ещё плиту со дна достать надо.

– Какую плиту? – насторожился тот.

– Вот достанем, тогда и посмотрим, какую, – усмехнулся Алексей.

Вечер

Вернувшись, они наскоро пообедали и начали снаряжаться для подводной экспедиции. Антонину оставили дежурить по лагерю.

До вечера она наслаждалась одиночеством. Загорала, купалась, присматривала за костром под «баней». Подкидывала дрова, рискуя испортить маникюр. С озера доносились визг Светки, ругань Слона, хохот Призрака.

Всё оказалось не так просто, как им сначала представлялось. То плита соскальзывала уже почти с самого борта, то ещё что‑то случалось. Намучившись, уже хотели было бросить эту затею, и вдруг кому‑то пришла гениальная в своей простоте мысль. Примотали к плите две палки, и Призрак с Фениксом, подняв её, как носилки, потащили на берег, шагая по дну.

Когда, наконец, находка оказалась на песке, Алексей присел на корточки и прочитал вслух: «Ты боже всемогущий! Ты боже милостивый!!! Тебе молюсь!! На тебя надеюсь! Здесь покоится прах Антонины Григорьевны Шеломовой».

– Ты издеваешься?! – возмутилась Антонина и заглянула ему через плечо.

– С ума сойти! – прошептала Светка.

– Ты что, тоже Григорьевна? – спросил Алексей.

– Я к тому же ещё и Шеломова! – простонала Антонина.

– Фигасе! Тройная тёзка.

– А дата рождения, случайно, не совпадает? – неуклюже пошутил Слон.

Все замолчали.

– Чего встали как на похоронах? – нарушил общее оцепенение Алексей. – Мало ли совпадений? Подумаешь! Фамилия распространённая, имя, отчество тоже.

– Может, это какая‑то твоя древняя прабабка? – предположил Призрак.

– Какая прабабка? – возразил Феникс. – Ей двадцать три года всего было.

– И что? В те времена в этом возрасте уже можно было пятерых детей иметь. А то и семерых.

– Ладно, мужики. Давайте баню готовить! Прогреться надо! – скомандовал Алексей. – Да и пожрать не мешает.

Все ожили и начали заниматься делами земными. Светка отправилась накрывать на стол, а Антонина делать вид, что помогает ей. Но всё валилось из рук. Шутка ли, увидеть своё имя на надгробии? Внутри снова всё похолодело, точь‑в‑точь как вчера после погружения. Аппетита, понятно, не было, даже слегка подташнивало от вида еды.

Солнце покатилось к закату. С озера подул прохладный ветер. Антонина накинула пляжный халатик, но теплее не стало.

Мужчины установили баню. То есть, выгребли догорающие угли, облили костровище водой, чтобы не осталось тлеющих «шпионов», и натянули над камнями старую армейскую палатку. В ведре с горячей водой замочили берёзовые веники.

– Кто первый? – крикнул Слон.

– Можно я? – тихо пролепетала Антонина. Её уже бил озноб.

– Давай, мы с тобой чуть позже пойдём! – возмутилась Светка. – Ребята по дну шли, промёрзли. Им срочнее!

Антонина кивнула. А что ещё оставалось? Им действительно срочнее.

– А ты чего съёжилась? – спросил Алексей, сев рядом.

– Не знаю. Что‑то прохладно.

– Да ты что? Жара!

– Кому жара, а кому холод могильный, – произнесла она и сама вздрогнула от звука своего голоса. Алексей тоже сначала слегка отшатнулся, но потом обнял её и прижал к себе.

– Опять тепловое донорство? – усмехнулась Антонина.

– А чего это вы надумали вместе в баню идти? – пропустив мимо ушей насмешку, спросил Алексей. – Кто ж вас парить будет?

– А чего там парить? – удивилась Светка. – Сиди да грейся.

– Э, не скажи! Баня – это целая наука! Чуть неверно веником взмахнёшь, и эффект уже не тот. В общем, девушки, выбирайте себе банщиков. Правда выбор не богат: я или Слон.

– Тогда, я выбираю Игоря, – поспешно сказала Светка.

Слон густо покраснел.

– Ладно, – согласилась Антонина. – Только чур, тогда, мы первые.

– Ты чего? Правда, что ли мёрзнешь? – спросил Алексей.

Антонина кивнула. Он встал, сходил в свою палатку, принёс спальный мешок и закутал её, как в плед.

– Ты, наверное, на солнце перегрелась, – сказала Светка. – Целый день ведь загорала.

– Т‑так, может, м‑мне тогда в баню нельзя?

– Там совсем другой жар, – авторитетно заявил Алексей. – К тому же, клин клином вышибают.

Призрак и Феникс выскочили из палатки и нагишом побежали в воду. Светка засмеялась и стыдливо прикрыла глаза рукой.

– Кстати, девчонки, а сегодня ведь древний русский праздник – Купала. В этот день, по обычаю, положено купаться голышом и предаваться различным любовным утехам. Грехом это не считается.

– На что это ты намекаешь? – сдвинула брови Антонина.

– Упаси, Боже! Ни на что не намекаю. Просто прочитал вам лекцию по истории.

– Мне сегодня лекций на острове хватило.

– Ну где уж мне тягаться с Блаженным! – усмехнулся Алексей.

– Почему блаженный? – удивилась Антонина.

– От армии косил, психом прикидывался, вот и прозвали.

– Ага‑ага! – засмеялась Светлана. – Слушай его больше. От армии он косил.

– А почему, тогда?

– Да потому что он реально того, – она постучала пальцем по лбу. – С тех пор, как у него друг погиб. Рыбачили, попали в шторм, лодка перевернулась. Васька едва выплыл. Потом по берегу домой топал. Мокрый, босиком, без верхней одежды. Конец сентября. Схватил воспаление лёгких. А это начало девяностых было. Лекарств нормальных не достать. В общем, еле выжил. И с тех пор каждую осень у него такие обострения случаются, что мама не горюй. Так что, инвалидность у него честная.

– Конец девяностых? – нахмурился Алексей. – Сколько же ему лет?

– Да под тридцатник уже, – усмехнулась Светка.

– Да ну?! Я думал не больше двадцати.

– Ну да. Совсем салагой выглядит. Больной… Но вне обострений он нормальный, иногда, правда, странности всякие люди за ним замечают.

– Например?

– Да разное. Археологи иногда слышат, как он сам с собой разговаривает. Или начинает им рассказывать, что на острове было и для чего предназначалось. В общем, буйство фантазии.

– А они проверить не пытались?

– А как ты проверишь? К примеру, он утверждает, что одно сооружение использовалось, чтобы коптить людей. Вроде как, прежде чем умершего сжечь, они клали его в коптильню и несколько дней обкуривали дымом, сушили. Археологи действительно нашли там следы сажи на стенах. Но как определить, что именно там коптили? Может, рыбу? Или это баня по‑чёрному?

Подошли Феникс и Призрак.

– Кто следующий в парилку?

– Пойдём? – Алексей приобнял Антонину.

– Не! Я что‑то пригрелась. Давай потом. Пусть Светка идёт.

Слон помог Светлане подняться, и они скрылись за брезентовым пологом. Вскоре оттуда послышался смех, визг, шипение пара и ритмичные удары веника.

Феникс распечатал бутылку водки и разлил по железным походным кружкам.

– А где у нас инструмент? – спросил Призрак и залпом выпил. Потом сходил в палатку и принёс гитару. Феникс покрутил колки и, добившись идеального строя, начал играть. Призрак взял две ложки и забарабанил по опустевшему котелку, мискам и кружкам. Ритм постепенно ускорялся, музыканты входили в раж.

То ли от водки, то ли от музыки в Антонине вдруг что‑то загорелось и нестерпимо захотелось танцевать. Она вскочила, скинула с себя спальник и выбежала на середину пляжа, как бы случайно оказавшись рядом с лежащей на песке плитой.

На миг замерла, и выгнулась, как пантера перед прыжком. По телу побежала крупная дрожь. Потом раскинула руки и превратилась в птицу. Движения были какими‑то сюрреалистичными, ломанными, словно она позирует для невидимого фотографа. Это был и танец огня, и танец горного водопада, и танец паруса, реющего над волнами. И вихря: она быстро‑быстро закружилась, босые стопы не успевали проваливаться в рыхлый песок. Казалось, она сейчас взлетит. Гитара и барабаны умолкли. Все замерли, как заворожённые.

Наконец, она вытянулась струной, устремив руки и лицо к небу, а через секунду рухнула на песок, как марионетка, нити которой скоморох скинул со своих пальцев.

Алексей бросился к ней, поднял на руки и понёс. Куда? Слон и Светлана тоже стояли в оцепенении. «Они здесь значит, баня свободна», – мгновенно сообразил Алексей.

Он положил Антонину на полог, расстегнул халат. Она не сопротивлялась. Наоборот сняла и верхнюю часть купальника, но всё же перевернулась на живот. Зашипела каменка. Горячие клубы пара окутали тело и проникли сквозь кожу. Но как ни странно, она ощутила холод. На фоне банного жара он проявился и даже принял какую‑то форму.

Берёзовые веники, не касаясь, запорхали над телом, выметая озноб и разгоняя его по телу мурашками. Сознание, до сих пор пытавшееся контролировать происходящее, наконец сдалось. Нега. Жара.

И вдруг воздух стал хрустальным, она взлетела. Приоткрыв глаза, увидела, что Алексей несёт её в сторону озера. Войдя в воду почти по пояс, он быстро погрузился. Резкий, граничащий с криком, вдох чуть не разорвал грудь и тут же губы накрыл его поцелуй. Она забилась, пытаясь выбраться из обжигающе ледяной воды, но он держал крепко. Он дышал ею, он пил её, он прикасался так нежно, что казалось, она растворяется. И даже не в озере – в Космосе.

Но холод всё‑таки сделал своё дело – привел её в чувство. Антонина собрала волю в кулак, остановила безумные ласки и отстранилась.

– Не надо, прошу тебя. Утром мы оба будем жалеть. – Она вырвалась, встала и побежала на берег. От разгорячённого тела шёл пар.

Алексей нырнул и поплыл прочь.

Как следует остыв, вышел и, стараясь не смотреть в её сторону, снова пошёл отогреваться в баню. Там сидел Слон и печально пытался сам себя парить. Алексей отобрал у него веники и от души отхлестал друга. Потом Слон отомстил ему тем же.

Феникс и Призрак, уже довольно пьяные, бренчали на гитаре и пытались петь:

«Проплывают под нами седые афганские горы‑ы‑ы,

Я к ним зла не держу, но будь проклята эта война‑а‑а…»

– Тонька, – прошептала Светлана, – ты сегодня где спать будешь?

Антонина медлила с ответом. Голова всё ещё не очень хорошо работала.

– Давай, Игорь сегодня снова будет в моей палатке спать, – продолжила свою мысль Светка.

– Что значит «снова»? – удивилась Антонина. – Вы что, уже?

– А где ему ещё было ночевать? Мы просто спали… точнее, болтали полночи.

– Не наболтались что ли? – усмехнулась Антонина.

– Не. Сегодня я хочу, чтобы это… ну, в общем, проверить твою теорию.

– Какую теорию?

– Ну, что после секса весь интерес пропадает.

– Ааа… – Антонина пожала плечами. – Но имей в виду: это не теория, это практика.

– Ну и ладно. Если это действительно так, пусть уезжает свободным. Не хочу его держать. Да и сама…

– Свет, ты чего? Реально влюбилась в толстого?

– Он не толстый, он милый! К тому же, неженатый! И вообще, он очень умный…

Антонина тяжело вздохнула и махнула рукой.

– Подожди! А я, тогда, где буду спать? Точнее, Алексей где?

– На яхте, если что, есть каюта. Он может туда уплыть, если уж ты такая принципиальная.

– Я принципиальная, да. Надоело уже… – она с минуту молчала, слушая завывания Призрака, потом добавила: – Хочется чего‑то настоящего. Но пока я не вырвусь из этого порочного круга… я понимаю, что сама же себя туда и загнала… надо как‑то вырваться…

– Значит, договорились?

Антонина пожала плечами, вздохнула и кивнула.

«Пришёл прика‑а‑аз, и по приказу мы встаём, – затянул новую песню Призрак, –

Взяв АКС садимся ночью в самолёт»

– Хорош тоску нагонять! – оборвал его вышедший из бани Алексей. – Война закончилась. Давай, что‑нибудь весёлое!

Призрак прижал струны и нахмурился. Потом отдал гитару Алексею.

– Давай сам. Мне что‑то как‑то… невесело.

– Чего так?

– Не знаю. Воспоминания всякие полезли…

– Это после острова, – сказал Феникс. – Там атмосфера точь‑в‑точь как у нас на Пидане.

– Где?

– Неподалёку от Владивостока. Я ж с Приморья. Там есть гора Пидан. А на ней такие же сооружения… ну, или почти такие же. Камни с узорами, лестницы какие‑то, непонятно куда ведущие, остатки стен. Мы туда в поход ходили. Я когда увидел подземное сооружение на Вере, аж мурашки по спине побежали. Вспомнилось, как в детстве сидели вокруг костра, и прямо ощущалось присутствие чего‑то. И самое интересное… – он замолчал, словно засомневался, интересно ли это кому‑то кроме него.

– Что?! – развеяла его сомнения Светка.

– Там тоже местные легенды про женщину. Я даже удивился такому совпадению. Рассказывают, что она то ли была принесена в жертву шаманом, чтобы охранять эти места, то ли сама добровольно… В общем дух её летает над горой. И иногда её даже видят парящей в воздухе.

– Летающая женщина? – задумчиво усмехнулся Алексей. – У нас на реке Чусовой тоже есть одно место. И там очень странная история случилась. Но я вам её, на ночь глядя, рассказывать не буду.[2]

– Нее!!! Рассказывай! – потребовали все.

– Ладно! Сами напросились! – зловеще улыбнулся Алексей. – В общем, находится это место неподалёку от обрыва. Большая такая круглая поляна, а посредине огромный камень, похожий на древний алтарь. И вроде всё, как в обычном лесу, но состояние такое… Кажется, сейчас обернёшься, а там сзади кто‑то стоит и на тебя смотрит. Жутко. Мы там большой компанией, одну ночь еле продержались, а утром дёру дали. Необъяснимо! Но одна девчонка после нашего похода… как бы это правильнее сказать? В общем, немного свихнулась. Словно её подменили на том капище. Никто туда больше идти не хотел, а она, как одержимая, рвалась. И вот однажды всё бросила, написала начальнице записку, собралась и поехала.

– Одна?! – ужаснулась Светлана.

– Нууу… не совсем. Начальница эта, а по совместительству подруга, за ней тогда увязалась. В последний момент в электричку запрыгнула, пыталась её отговорить.

Алексей замолчал, то ли вспоминая, то ли «набивая цену».

– Ну?! И что там произошло‑то? – не выдержала Светлана.

– В общем, рано утром Алёна пошла к обрыву и спрыгнула.

– Насмерть?!

– В том‑то и загадка, что нет! И даже ни одного синяка. Представьте: свалиться с высоченной скалы в воду, где глубина по пояс, и ничего себе не отбить. Единственное объяснение, что она… ну типа как в невесомости оказалась, полетела и плавно опустилась. Но после этого полёта с ней случился инсульт и частичный паралич. Врачи ничего сделать не могут. Точнее, сделали всё, что могли. Вроде, уже здорова, а двигаться не может. Или не хочет. Ездит в инвалидной коляске и молчит, ни на что не реагирует. Правда, телевизор, вроде как, смотрит, в Интернете лазит. Даже в сетевые игры играет.

– Жуть! – прошептала Светлана. – А почему спрыгнула‑то?

– Да чёрт её знает! То ли они чего‑то не договаривают, то ли и впрямь какая‑то мистика. Счастье ещё, что там Сашка Ведьмин в это время оказался. Он живёт в деревне неподалёку, а к тому алтарному камню на все солнечные праздники ходит. Кстати, произошло это как раз на Купалу, ровно год назад! Если бы не он, вообще не понятно, чем бы всё закончилось. Оксанке в одиночку Алёнку бы до деревни не дотащить.

– Но раз, говоришь, в игры играет, значит, руки двигаются? – сказала Антонина. – И соображает.

– В том‑то и дело. Ушла в какую‑то свою внутреннюю реальность и не может, или не хочет, контактировать с внешней. Мы уже чего только не делали. Соня даже какого‑то психиатра приглашала.

– Соня?

– Её сестра, – кивнул Алексей. – И моя жена.

При упоминании о жене, сердце Антонины словно рухнуло в прорубь. Нет, это не ревность. Скорее чувство какого‑то смертельного одиночества. Может быть зависть.

Алексей тоже, словно захлебнулся своими последними словами. Наступила тишина. Он взял аккорд. Потом ещё один и запел:

Есть запрет на любовь

Кем наложен? Молвою, судьбою…

Что творим вновь и вновь?

К чёрту публику, слёзы, покой!

Кто те ангелы‑боги,

Что знают, что ведают, строят

Я готов им отдать всё,

Вот только бы знать, что живой.

А покой мне на кой?

Не влюбляться, держаться, сломаться

Нет уж лучше изгой,

Но лететь, но парить, но на сто!

Каждой клеточкой быть

Каждый миг биться, драться, сражаться

Чтобы жить и любить

Календарным сгорая листом….

Выждав длинную паузу, пока дозвенели струны, Алексей отложил гитару и поднялся.

– Поздно уже, – сказал он как‑то многозначительно. – Давайте ложиться. Пойду спать на яхту. Слон, отвези меня.

Антонина чувствовала: он ждёт от неё какого‑нибудь сигнала, чтобы остаться. Но она встала, подняла с земли спальный мешок и направилась к палатке.

Полёт ко дну

Было жёстко и неудобно, Антонина никак не могла уснуть. В памяти назойливо вертелись события дня. Странное ясновидение на острове, ужасная плита с её именем, безумный танец, поцелуй. И внезапное осознание, что они с Алексеем намертво запутались в расставленных друг на друга сетях.

Она сжалась в комок и крепко зажмурила веки. Круговорот мыслей начал замедляться и вскоре остановился. Но это был не долгожданный сон, а какое‑то оцепенение. Так она и лежала…

Вдруг за тонкой стеной палатки хрустнула ветка. Антонина вздрогнула и приподнявшись на локте, прислушалась. Звук больше не повторялся. Она легла обратно, но чувство, что рядом с палаткой кто‑то стоит, не исчезло. Казалось, она даже слышит его дыхание. «Может, Алексей решил вернуться? Или кто‑то из парней по нужде в лес пошёл?» Вслушиваясь в тишину, она медленно перевернулась на спину, и осторожно расстегнула спальник – как‑то спокойнее, если ты не скована узким мешком. Сейчас она всё бы отдала, чтобы рядом был кто‑то живой. Пусть не Алексей, пусть хотя бы Слон.

За сетчатым оконцем начало светать, но иррациональный, ничем не обоснованный ужас не ослабевал. В конце концов, избавиться от него можно только одним способом. Она поднялась и осторожно выбралась из палатки. Огляделась – вокруг никого. Хотя, можно ли быть в этом уверенной, находясь рядом с лесом? То ли от страха, то ли от прикосновения к влажной траве, её забил озноб.

Вдруг в голове возникла мысль: «Наверняка камни в бане ещё не остыли». Антонина обрадовалась и побежала греться. Но, в трёх шагах от брезентового купола остановилась и попятилась назад. Она не могла, да и не пыталась объяснить себе, что её напугало. Просто знала – туда нельзя. Развернулась, и взгляд упал на чугунную плиту. В предрассветном сумраке надгробие выглядело особенно зловеще, как чёрная дверь в преисподнюю. «Бежать! Бежать отсюда!» – шептало в голове.

На берегу она увидела лодку. Не раздумывая, столкнула её в воду и запрыгнула внутрь. Шестиместная надувная махина с деревянными лавками и вкладышем для мотора оказалась слишком тяжела для неопытной гребчихи. Вёсла не слушались, то слишком заглублялись, то наоборот, чиркали по поверхности, забрызгивая корму. Её мотало из стороны в сторону, несколько раз даже развернуло на триста шестьдесят, но Антонина гребла, подгоняемая каким‑то необъяснимо‑бессмысленным упорством. С грехом пополам, она почти преодолела расстояние, отделявшее яхту от берега. Оставалось каких‑то пять метров, когда невыносимая саднящая боль заставила бросить вёсла. Ладони покрылись пузырями, один из которых лопнул, залив кожу розовой липкой сукровицей.

Антонина перегнулась через борт и опустила руки в воду. Чёрное зеркало отразило взлохмаченный силуэт, вибрирующий от мелких волн и капающих слёз. Так она и сидела, пока пальцы не заломило от холода.

Очнувшись, снова попыталась грести, но не тут‑то было. Тогда она открутила одно весло из уключины, взяла его так, чтобы не тревожить мозоли, легла животом на округлый нос лодки и начала подгребать к яхте.

Доплыв, она подсунула весло под трос, натянутый по краю палубы и подтянула лодку, как рычагом. Потом, встала на лавку, схватилась руками за металлический столбик, подпрыгнула и закинула ногу на борт. Послышался всплеск, отпущенное весло упало в воду. Яхта, почувствовав груз, начала медленно накреняться, а лодка тем временем отплывала и разворачивалась, подставляя массивную доску кормы под место неизбежного падения.

Горизонт налился зловещим пурпуром. Это последнее, что увидела Антонина перед тем, как мокрые, окоченевшие пальцы соскользнули, и она полетела вниз.

Поляна с камнем

Оксана открыла глаза и тут же снова зажмурилась, ослеплённая яркой вспышкой. Губы растянулись в улыбку, из груди вырвался смех. Вжикнув молнией спального мешка, она выгнулась, потягиваясь и освобождаясь от кокона. Потом села, протёрла глаза и снова их открыла. «О Боже! Что это?!» – повела она удивлённым взором. В ветвях молодых сосен сверкали разноцветные искры. Зрелище было поистине сказочным. «Может, я не проснулась? Разве такая красота бывает наяву?»

Захотелось понять материальное происхождение волшебного мерцания. Она провела ладонью по шелковистой траве. Роса давно высохла, солнце уже высоко. Заметив расположение одной искорки, Оксана подошла и осторожно потянула за ветку. Между хвоинками блестела капля свежей смолы, источая восхитительный аромат. Земные думхи проявили фантазию, украшая лес к празднику летнего солнцестояния.

Оксана вышла на поляну, посреди которой лежал огромный, в человеческий рост, поросший мхом камень. Здесь они познакомились с Александром ровно год назад. «Неужели всего год?» – она удивлённо вскинула брови, словно беззвучно разговаривала с каким‑то невидимым собеседником.

Подошла к камню и достала из‑за пазухи медальон. Его сделал Александр на память о том дне. Вырезал из берёзового капа оправу для кристалла, который она случайно обнаружила тогда среди мха.

«Вот принесла тебя в гости к семье» – улыбнулась она, поглаживая хрусталик по острой макушке. Потом присела и провела пальцем по колючей друзе, с которой камешек был отколот. По руке взметнулась волна щекотливых мурашек, взъерошила волосы на затылке, и разбежалась по всему телу.

Подзарядив талисман, Оксана отправилась на поиски мужа. Миновав небольшой перелесок, (в прошлом году он казался намного больше и гуще), она вышла к реке. Правда, до воды в этом месте добраться не просто – берег слишком высокий. Здесь Александра тоже не было. Оксана в недоумении нахмурилась и вдруг вспомнила, что вчера по пути сюда, они видели берёзу с огромным наростом. Видимо, Александр решил сбегать туда и срубить его для какой‑нибудь новой поделки.

Оксана вздохнула и опустилась на землю. С дрожью в желудке, взглянула на обрыв. Нахлынули воспоминания. Впрочем, именно ради них она и решилась на этот поход.

Много раз она пыталась осмыслить, что же тогда произошло. Хотя, казалось бы, что тут ещё осмыслять? Две подруги влюбились до помутнения разума в одного парня. Поругались. «Но разве это повод бросаться в пропасть? – в очередной раз завелась мысленная «шарманка». – Какая‑то пошлая мелодрама получилась. Современные женщины от несчастной любви не прыгают с утёсов. Да и при чём тут любовь?! Вполне счастливая в браке Алёна, красивая, успешная. Что бы она делала в деревне, даже если предположить, что Александр выбрал бы её? Скорее всего, опомнилась бы потом и вернулась к мужу. Но даже если в порядке бреда предположить, что это и вправду любовь, какой смысл был в этом прыжке? Оставшись здоровой и красивой, она имела бы намного больше шансов добиться своего, если уж ей так сильно хотелось заполучить именно этого мужчину. А сейчас? Инвалидная коляска и тот же, якобы нелюбимый муж».

Оксана тяжело вздохнула. Дальше условия задачи продвинуться пока не удалось. Впрочем, этот год был настолько насыщен собственными непростыми событиями, что было не до размышлений о чужих проблемах и их причинах. И, наверное, она давно вычеркнула бы из памяти ненормальную подругу, если бы не сны. Ночные кошмары периодически возвращают её на этот утёс. А в последнее время они особенно участились, несмотря на то, что в жизни, наконец, всё наладилось и успокоилось. А может, как раз именно поэтому?

Однажды Алёна приснилась не как обычно в виде змеи, или ещё какой‑нибудь жуткой твари, а в белом подвенечном платье. Она стояла на том же обрыве, длинные светлые волосы колыхались на ветру. Она стонала и тянула руки. Руки удлинялись, удлинялись… Оксана не могла от ужаса двинуться с места, но оказалось, что Алёна вовсе не к ней тянулась, а к Александру. Крючковатыми пальцами она вцепилась в его рубаху и потащила к себе. А он пошёл, не сопротивляясь, как зомби. Оксана пыталась закричать, чтобы заставить его очнуться, но звуки застревали в горле.

Этот сон и подтолкнул её к принятию серьёзного решения. Тем же утром она потребовала срочно узаконить отношения, причём не только в ЗАГСе, но и в церкви.

Она взглянула на обручальное колечко, поймала солнечный блик в его полированной поверхности и улыбнулась: «Оксана Ведьмина! Красиво!»

Но после свадьбы страшные сны не прекратились. Их сюжеты становились всё мрачнее и абсурднее, хотя на Александра Алёна больше не покушалась. В основном, как обычно, норовила скинуть Оксану со скалы. Стало ясно, что проблема требует решения, а для этого надо «посмотреть в глаза своему страху». Если не сейчас, то когда?

Оксана огляделась, чтобы убедиться, что это не сон, и что из‑за какого‑нибудь камня сейчас не выползет чудовище с лицом бывшей подруги. Глаза рефлекторно выпучились, словно чем шире их откроешь, тем лучше будешь видеть. Оксана усмехнулась, но уголки губ вдруг задрожали, а веки начали быстро моргать. Она физически ощутила, как накатила волна беспричинного ужаса и буквально придавила к земле. Казалось, если сейчас хоть чуть‑чуть приподняться, или хотя бы пошевелиться, то какая‑то сила потянет к обрыву. Например, внезапный порыв ветра. Абсурд, конечно. До обрыва ещё метра три.

Оксана вцепилась пальцами в свой медальон‑оберег и замерла.

– Ты чего тут лежишь?! – услышала она встревоженный голос Александра. – Всё нормально?!

Скованные мышцы тут же расслабились, она перевернулась на спину и кивнула. Потом подумала и помотала головой. Потом на всякий случай пожала плечами и спросила:

– Срубил свой кап?

– Ага. Я думал, быстрее справлюсь. Думал, вернусь, а ты ещё спишь.

– Как мы его потащим? – усмехнулась Оксана и села.

– Да, поди, не тяжелее Алёнки. Уж если тогда…

Оксана сморщилась и жестом попросила его замолчать.

– Чего ты? – он присел рядом с ней на корточки.

– Я тут попробовала взглянуть на свой страх, пока тебя не было.

– И? Увидела?

– Не то слово! – она поёжилась. – Всем телом ощутила. Какой‑то нелепый приступ паники, но никаких внятных картинок. Впрочем, как и во снах. Тянет в пропасть и всё. Зачем? Почему? Никаких подсказок.