Ведьма в пятом доме

– А у вас прямо так и написано в паспорте – Лика? – спрашивает менеджер.

– Прямо так и написано.

Менеджер шелестит документами, словно лёгкий ветерок. С такими длинными ловкими пальцами он мог бы стать музыкантом или гинекологом, а не работником кадрового агентства. Лика поправляет очки с простыми стёклами и смотрит в окно. Очки – это маленькая невинная хитрость, делающая её лицо старше и увереннее, именно то, что нужно работодателям. Они хотят иметь дело с серьёзными, опытными, надёжными. Менеджер тоже хочет казаться надёжным и опытным, но вместо очков отрастил себе бороду, которая нелепо смотрится на его полудетском лице, и кажется искусственной, как у актёра школьного театра, изображающего звездочёта в инсценировке «Золотого петушка». И виски у него неровно пострижены. Лика сдержанно улыбается, давая понять менеджеру, что реплика, касающаяся её имени, была не совсем уместной, но, как человек воспитанный, она словами не даст этого понять. С него хватит и улыбки, узкой и холодной, как лезвие ланцета.

Они одни в небольшом кабинете, на стенах висит несколько фотографий в серых стальных рамках с видами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. На белом столе кружка с остывшим кофе. За окном майский день, предвестник лета. Телефон менеджера, лежащий на стопке бумаг экраном вниз, начинает вибрировать, но менеджер хорошо дрессирован, и ухом не ведёт, даже не смотрит, кто звонит, продолжает перебирать бумаги. Лика неслышно и глубоко вздыхает, а потом медленно выпускает вдох обратно на волю. Никакого волнения. Она может позволить себе не волноваться на этом собеседовании, первом из череды возможных. Даже если в этом кабинете её караулит неудача, она просто спустится вниз на огромном, размером с её квартиру, лифте, и выпьет кофе в какой-нибудь тихой кофейне. Или это будет чай. Лика не отдавала предпочтения никакому из этих двух самых распространённых напитков.

Менеджер отрывается от анкеты и говорит:

– Кажется, у нас есть кое-что подходящее.

В его голосе слышится плохо скрытое сомнение, как будто он собирается предложить ей что-то не совсем пристойное, может быть, эскорт-услуги для пожилых иностранцев. Лика снова надевает на лицо узкую улыбку, но уже теплее, чем предыдущая, и внимательно, но без заискивания, смотрит менеджеру в глаза. Он смущается и опять смотрит в бумаги.

– Ваш прошлый работодатель очень хорошо о вас отзывался, и поэтому мы сочли возможным рассмотреть вашу кандидатуру… порекомендовать вас… учитывая ваши компетенции…

Менеджер ещё некоторое время путается в падежах и склонениях, как ребёнок в складках отцовского костюма, который он решил примерить тайком от родителя.

Лика почти его не слушает, ждёт, когда он перейдёт к сути, но долгая прелюдия в данном случае лишь часть ритуала, как пляска голожопых папуасов над освежёванным телом миссионера, по случайности забредшего на территорию племени. Лика поправляет очки. Посмотреть на часы прямо сейчас будет не очень вежливо, а в кабинете настенных часов нет. Не то чтобы она куда-то торопилась; кроме собеседования, других дел у неё сегодня нет, просто это старая педагогическая привычка – смотреть на часы, контролируя, сколько минут осталось до конца занятий.

Менеджер, наконец, переходит к сути. Он откладывает стопку бумаг, и Лика быстрым взглядом успевает отметить время на крупных часах на его запястье. С начала интервью прошло двадцать минут.

– Да-да, – говорит она, – если бы мне не было интересно ваше предложение, я бы сюда не пришла.

Кажется, её ответ звучит чуть грубовата, и она смягчает эту грубость открытой улыбкой.

– Из множества кандидатов они отметили именно вас. Впрочем, кажется, они были знакомы с вашим прошлым работодателем.

– У них мальчик или девочка? – спрашивает Лика.

– Девочка. Пять лет.

Еве тоже было пять лет, когда они познакомились. Теперь ей семь, и она ходит в школу где-то в Канаде, кажется в Бернаби. Еве с родителями пришлось очень быстро уехать из Беларуси, потому что бизнес её отца заинтересовал каких-то высокопоставленных чиновников, чуть ли не из администрации президента. Если такие люди чем-либо интересуются, у владельцев начинаются серьёзные проблемы, и очень скоро они перестают владеть и обладать. К счастью, отец Евы почуял этот интерес, и они успели вовремя уехать, сохранив большую часть денег.

Теперь Лика искала работу. Ничего путного не попадалось, а идти работать в государственное учреждение она не хотела. Того раннего опыта, который она получила после университета, ей хватило на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на то, что молодость всё прощает, иногда Лика вспоминала свою первую работу не с ужасом, а с лёгкой гадливостью, и дело было вовсе не в копеечной оплате, а в самой организации всего дела. К счастью, два года обязательной отработки прошли быстрее, чем она ожидала, и Лика пообещала себе никогда не иметь дела с государственной медициной. Затем было несколько лет работы психологом-дефектологом в частных медцентрах, годы работы над собой и повышения собственной квалификации, для чего пришлось выучить два иностранных языка. Теперь Лика склонялась к отъезду из страны и даже рассматривала вакансии в Польше, Чехии и Германии. Но что-то мешало ей сделать последний шаг, сказать самой себе, что здесь больше нечего ждать, что страна в нынешней ситуации под многолетним руководством невежественного плебея обречена на медленное угасание, как медленно угасает ослабленный человеческий организм, не способный сопротивляться инфекции.

– Да, – говорит Лика, – у меня большой опыт с детьми этой возрастной категории.

Она не вышла замуж, детей у неё не было. Родители умерли. На словах всё это звучало уныло и печально, как ранние песни Булановой, но на деле Лика не испытывала никакого дискомфорта от того, что в представлении большинства её личная жизнь не сложилась. Она любила детей и свою работу, делала её хорошо и видела, что приносит пользу, а все остальные могут идти в задницу, толпой или поодиночке. Она выучилась смотреть на жизнь со слегка циничным прищуром, будто знала цену всему на свете. Отдельные профессионалы имеют на это права, а она была профессионалом.

– Вот их телефон, – говорит менеджер, пододвинув ей по столешнице ярко-оранжевый листок для записей с клейкой полоской, слегка затормозившей движение. Так банкомёт сдаёт последнюю карту игроку, которому весь вечер не везёт в блэкджек. Лика посмотрела на бумажку. Номер был записан аккуратным ученическим почерком и под ним имя – Карина.

– Они ждут вашего звонка, – говорит менеджер. – Разыскать вас было не очень-то легко.

Лика пожимает плечами.

– Вам это удалось.

Недавно она сменила номер телефона и переехала не другую квартиру, спасаясь от назойливого поклонника, отца одной из её бывших пациенток. Неприятная история.

– Они ждут, – повторяет менеджер, – желаю вам удачи. Мы можем включить ваше резюме в нашу базу, если что-то случайно не получится?

– Я подумаю, – отвечает Лика, подбирая с пола стоящую у ножки стула сумочку.

Девушка встаёт но не забирает листок, как бы раздумывая. Потом берёт бумажку и засовывает в задний карман джинсов, делая выбор, который для менеджера очевиден. Когда она прощается и выходит, мужчина ещё некоторое время смотрит ей вслед, а потом берёт телефон и проверяет, кто звонил. Почему-то ему хочется позвонить жене.

Спустившись на лифте и пройдя мимо источающего густой запах кофейного автомата, Лика оказывается на улице. Её маленький «фиат» кажется игрушечным по сравнению с припарковавшимся рядом огромным внедорожником. По пути домой начинается дождь, смазывающий привычное изображение города за стёклами машины. В который раз Лика жалеет, что не умеет рисовать, что не обладает вообще никаким художественным даром, и когда Агата или ещё кто-нибудь из подопечных просил её помощи при рисовании, каракули, выползающие из-под её карандаша оказывались едва ли не хуже, чем те, которые рисовали дети.

Дождь успевает закончиться, пока она добирается до дома. Это немного радует, потому что зонт, как всегда, забыт в шкафу, а чтобы добраться от парковки до подъезда нужно обогнуть половину дома. Прежде, чем выйти из машины, Лика внимательно осматривается по сторонам, ритуал, приобретённый ею за недели борьбы с докучливым поклонником. Его притязания казались вполне безобидными, но проверять, таковы ли они на самом деле у Лики не было никакого желания. Он не давал о себе знать уже больше месяца, с тех самых пор, как она сменила номер и переехала, но привычка смотреть по сторонам не ушла вслед за ухажёром.

«Фиат» добродушно квакает, когда Лика нажимает кнопку на ключе. Машина и вправду напоминает небольшую блестящую лягушку. Лифт возносит Лику на нужный этаж. Дома она первым делом подходит к окну и из-за занавесок осматривает двор. Ничего подозрительного. Лика заваривает кофе, и, пока кофемашина жужжит и булькает, девушка расправляет бумажку с телефоном на кухонном столе. Когда последние капли напитка падают в кружку, она набирает номер. Под первый обжигающий глоток гудки прерываются тихим «алло». Лика говорит, кто она и зачем звонит. Короткое молчание и тихий вздох облегчения. Лика смотрит, как за окном по подоконнику ползёт блестящий, словно смазанный маслом майский жук, похожий на маленький заводной механизм. Не по телефону, говорит Карина, нам нужно увидеться. Теперь приходит время Лики молчать и недоумевать. Можно, отвечает она немного подумав. Пока она молчала, хрущ исчез с подоконника. Я могу прислать за вами машину, говорит Карина. Она чётко выговаривает слова, как человек, который знает, чего хочет, или как человек, который посещал занятия по риторике.

Предложение кажется Лике немного странным. Я могу добраться сама, сухо говорит девушка. Придётся ехать за город, отвечает Карина. Я на машине, говорит Лика, и надеется, что разговор не превратится в подспудное противостояние с человеком, который привык добиваться своего любой ценой.

Хорошо, говорит Карина, я пришлю вам координаты. Координаты, чуть не фыркает Лика в трубку, мы что, участвуем в секретной армейской операции? Не волнуйтесь, говорит Карина твёрдо, вам не придётся делать ничего, чего вы не делали раньше, нашей дочери нужна ваша помощь и ваш профессионализм, просто наша семья – тут Карина делает паузу – старается соблюдать конфиденциальность во всём, и в особенности в нашей частной жизни. Ладно, говорит Лика, присылайте адрес. Во сколько лучше приезжать? Давайте с утра, к десяти часам, говорит Карина. Лика прощается и откладывает телефон. Кофе не успел остыть. Через минуту приходит сообщение от Карины. Лика открывает карту и пытается рассчитать, сколько времени ей потребуется добраться до точки с учётом утренних пробок. Выходит что-то около сорока пяти минут, академический час, длительность школьного урока.

Весь оставшийся день она занималась скучными домашними делами, периодически вспоминая о странном дневном разговоре и предстоящей поездке. Иногда подходила к окну и осматривала двор, а потом заказала доставку готовой еды из любимого кафе. В конце концов, думала Лика, макая сырные палочки в чесночный соус, если мне не понравится, я смогу отказаться и сделать вид, что никакого разговора не было. Она пролистала новости, и в очередной раз подумала о том, что скоро в этой стране не останется ни одного думающего человека, ни одного бизнесмена, журналиста, художника или гражданского активиста. Все уезжали, а кто не успевал уехать – садился в тюрьму. Власти с психопатическим упорством боролись с любыми проявлениями инакомыслия, явного или мнимого. Абсурдные, ничем, кроме произвола, не оправданные судебные решения поражали своей жестокостью. Плюну на всё и уеду, подумала Лика. Если завтра ничего не получится, уеду. Заодно и выслеживающий её поклонник за границей её не достанет. Он был как-то связан с силовыми структурами, работал в каком-то полусекретном подразделении, и выезд за границу ему был запрещён. Он сам говорил об этом, считал, кажется, этот факт чем-то выдающимся. Лика не хотела знать, за какие заслуги он находится в европейских санкционных списках, но он упоминал об этом постоянно. Лика говорила ему, что ей противно с ним общаться и по личным причинам, и по политическим, скидывала его жене переписку и просила оставить её в покое, но поклонник был непреклонен. Он был прямолинеен, как железнодорожный рельс и также твердолоб. Впрочем, уже месяц он вёл себя тихо.

Перед сном она посмотрела во двор. Несколько фонарей освещали знакомые соседские машины. Успокоенная, Лика легла спать, заведя будильник на девять.

Утро выдалось пасмурным. Допивая кофе, Лика через окно наблюдает, как сосед с нижнего этажа выгуливает своего унылого терьера. Когда бы Лика ни смотрела в окно, почти всегда там маячит этот сосед, в любую пору года одетый в один и тот же палевый плащ, как будто отнятый у паркового эксгибициониста. Терьер, поджав куцый хвост и опустив голову, бродит среди клумб, иногда небрежно закидывая ногу в самых привлекательных местах.

Лика спускается вниз, но сосед с собакой уже убрались. Двор почти пуст, все уже разъехались на работу. Как всегда, у Лики возникают проблемы с тем, чтобы загрузить нужный адрес в навигатор, как будто его продажная электронная душонка не хочет, чтобы хозяйка куда-то уезжала. Справившись, девушка с удовлетворением замечает, что её вчерашние расчёты оказались верны. Перед тем, как выехать из двора, она придирчиво осматривает себя в зеркале заднего вида. Макияж аккуратен и почти незаметен, очки дополняют образ сдержанного профессионала. На случай, если муж Карины будет принимать участие в собеседовании, на Лике водолазка и лёгкий пиджак. Жёны не любят, если педагог моложе и красивее, и если во время разговора муж путается под ногами. Впрочем, пока машина как бы сама собой выбирается из сплетения улиц ближе к кольцевой, Лика думает о том, что Карина уже приняла решение, приняла его даже до разговора, и ждёт девушку с готовым контрактом. Сложно сказать, откуда взялась такая уверенность, но Лика знала, что будет именно так, и никак иначе. Тучи висели над дорогой, почти задевая верхушки опор линии электропередач. Мимо мелькали трёх- и пятиэтажные дома, настоящий сельский пейзаж всё никак не мог начаться. Навигатор подал голос и предупредил, что скоро нужно будет поворачивать.

Теперь она ехала по берегу неширокого канала, над которым кружили чайки. Вдали маячили длинные низкие здания животноводческих, судя по запаху, ферм, похожих на длинные дома викингов. Дорога сузилась до двух полос, и Лика проехала несколько безжизненных деревень. Синяя линия на экране навигатора упрямо загибалась на запад. Из-за забора на Лику смотрит и провожает удивлённым взглядом лошадь с седой гривой. Колёса то и дело поднимают фонтаны брызг из мелких луж. Начинается негустой смешанный лес, стволы сосен были влажны от недавно прошедшего дождя. Навигатор предрёк ещё один правый поворот, и Лика увидела синий указатель с потемневшими от времени сероватыми буквами. За поворотом ещё несколько сот метров мокрого асфальта со стёршейся разметкой, а потом «фиат» выезжает на открытое место, и теперь дорога превращается в подъездную аллею из двух рядов высоких тополей, растущих по обеим сторонам полотна. Лика снижает скорость, капли с листьев падают на лобовое стекло. Аллея упирается в высокие кованые ворота, за которыми виден не очень большой одноэтажный кирпичный дом с высоким фронтоном над четырёхколонным портиком. Дом старый, или выглядит очень хорошей имитацией постройки конца девятнадцатого века. Доехав до самых ворот, Лика опускает окно, чтобы нажать кнопку на пульте домофона, но пульта нигде нет. Она вытягивает шею и высовывается из окна, вдруг пульт вмонтирован в массивный воротный столб, сложенный из такого же побуревшего от времени кирпича, что и дом. Теперь она различает на фронтоне тёмные цифры 1894. Лужайка перед домом пуста, и пульта по прежнему нигде нет. Лика лезет в сумочку, но телефон, как назло, провалился на самое дно и теперь неуловим, как дельфин в глубинах Средиземного моря. Волосы то и дело падают на лицо. Девушка слышит лёгкое гудение, и ворота начинают медленно распахиваться. Лика откладывает сумку и смотрит на дом. Неожиданно ей хочется дать задний ход и вернуться обратно. Она даже кладёт руку на ручку переключения передач, а потом встряхивает головой. Чего это я, думает она и ещё раз смотрит в зеркало. Во взгляде ни страха, ни растерянности. Ворота распахнуты, но перед домом по-прежнему пусто. Вокруг тихо, только откуда-то доносится тихий шорох падающих капель. Желание сбежать пропадает так же резко, как и появилось. «Фиат» медленно вкатывается в ворота, которые, тихо гудя, начинают закрываться.

Лика направляет машину по узкой дорожке, которая заканчивалась небольшой площадкой у самых колонн. По ступеням уже спускается молодая женщина в джинсах и клетчатой рубашке. Она внимательно смотрит, как Лика аккуратно старается подогнать машину к крыльцу. Серый гравий шуршит под колёсами, как морская галька, обдаваемая прибоем. Лика выходит из машины, стараясь не хлопать дверью. Карина стоит на нижней ступеньке и поэтому оказывается выше почт на голову. Её нельзя назвать красавицей, но у неё простое открытое лицо, на котором нет косметики. Она старше Лики, но сложно сказать, насколько. Карина первой протягивает руку. У неё крепкое, почти мужское рукопожатие, ладонь сухая и прохладная.

– Очень хорошо, что вы приехали, – говорит Карина, – или лучше на «ты»?

– Лучше на ты, – отвечает Лика.

Карина слабо улыбается, и улыбка делает её моложе и некрасивее. Лика решает не запирать машину.

– Пойдём в дом, – говорит Карина, – хочешь чая или кофе?

– Просто воды, – говорит Лика.

Они входят в прохладный дом и проходят прямо в гостиную. Внутри прохладно и много света. В гостиной в самых разных местах расставлены вазы с живыми полевыми цветами. Из открытого окна пахнет свежескошенной травой. Лика садится на диван, а Карина уходит. Лика слышит, как где-то за стеной журчит вода, наливаемая из кувшина. Она осматривается по сторонам и ловит себя на мысли, что тоже хотела бы иметь такой дом, где всё соразмерно и подобрано со вкусом. Когда Карина возвращается и протягивает высокий узкий прохладный стакан с водой, Лика хочет спросить, сама ли она подбирала обстановку, но молчит. Вода смачивает горло, стакан занимает место на столике. Карина садится в кресло напротив и закидывает ногу за ногу. Она продолжает слегка улыбаться, но не Лике, а как бы своим мыслям, которые витают далеко отсюда.

– Как хорошо, что ты приехала, – повторяет Карина, и Лика чувствует – действительно, хорошо.

С её места через окно виден кусочек зелёного сада и кусочек голубого неба. Где-то далеко за окном поют дрозды.

Лика ждёт, когда хозяйка начнёт говорить, но та просто смотрит и улыбается. Ещё минуту, и я уйду, думает девушка. Тишину нельзя назвать тяжёлой или гнетущей, но лёгкое напряжение витает в воздухе, как почти всякий раз, когда разговор должен пойти о деньгах. Здесь дело было не только в деньгах, и Лика это чувствует. Она переводит взгляд за спину хозяйки, где на стене висят несколько абстрактных картин.

– Я много о вас слышала, – тихо говорит Карина и складывает сцепленные в замок руки на колене.

Лика кивает и поправляет очки.

– Я бы хотела, – продолжает хозяйка, – чтобы ты помогла моей дочери.

Птицы за окном подлетели ближе, и трели стали пронзительнее.

– А что с ней? – спрашивает Лика.

Карина расцепляет руки и разводит ими в жесте растерянности и отчаяния.

– Мы показывали Еву многим специалистам, и все ставили ей разные диагнозы. Все сходятся на расстройстве аутистического спектра, но никто не может ничего сказать конкретно.

Лика кивает.

– Кажется, ты добилась неплохих успехов с дочкой Баницких. С Евой. Её зовут так же, как и мою дочь.

Лика кивает ещё раз.

– Наши мужья пересекались по работе, и я познакомилась с мамой Евы, а потом и познакомили наших девочек. Они иногда проводили время вместе, и мама Евы рассказывала мне, как здорово ты помогаешь её дочке.

– Да, – сказала Лика, – Ева говорила мне про свою подружку, только не говорила, что у неё такое же имя.

Повисает пауза. Лика скрещивает ноги так же, как и сидящая напротив хозяйка.

– В сентябре мы хотим отдать Еву в школу, – говорит Карина, – естественно, в особую школу. Мы хотим, чтобы эти несколько месяцев ты с ней поработала.

Лика задумчиво кивает, но все эти движения головы не означают согласия.

– Мы хотим, – продолжает Карина, – чтобы на это время ты переехала в наш дом. Ведь у тебя уже был подобный опыт?

– Да, – отвечает Лика.

Ей не хочется никуда переезжать. В прошлый раз она прожила в доме у Баницких почти полтора месяца, потому что вся семья уехала за город на лето. Карина с дочкой, похоже, живут здесь постоянно, и Лика была готова тратить на дорогу туда и обратно два часа, лишь бы привычная жизнь оставалась неизменной.

– Я знаю, что дочке Баницких вам удалось помочь именно потому, что в последнее время вы были рядом с ней постоянно, даже если и не занимались её адаптацией, то просто присутствовали поблизости.

Лика опять медленно кивает. Звуки леса и прохлада в доме расслабляли, хотелось вытянуть ноги и закрыть глаза. Может быть, так Карина и добивается своего, когда полностью расслабленный оппонент не в силах сказать «нет», опутанный липким умиротворением.

Карина встаёт и говорит:

– Пойдёмте, я покажу вам свою девочку.

Карина встаёт и делает приглашающий жест рукой. Они выходят в коридор, стены которого увешаны картинами и фотографиями, проходят мимо лестницы, ведущей в мезонин. За лестницей комната с неплотно закрытой дверью. Карина подходит и медленно тянет за ручку. За дверью большая светлая комната, на стенах обои с крупным узором, которые, на взгляд Лики, странно смотрятся в комнате маленькой девочки. Карина прикладывает к губам указательный палец жестом заговорщика, как будто они пришли сюда чтобы сотворить какую-то каверзу.

На полу, в ярком пятне света спиной к ним сидит маленькая светловолосая девочка в синем платье. Она сосредоточенно рисует в большом альбоме и что-то тихонько напевает. От того, что кончик её языка слегка высунут от усердия, кажется, что она дразнит собственный рисунок. Карандаш шуршит по шершавой бумаге. Другие карандаши рассыпаны по полу, многие укатились к стене. В остальном в комнате образцовый порядок, кровать аккуратно заправлена, корзина с игрушками задвинута в дальний угол, а на стуле за письменным столом сидит большой плюшевый медведь.

– Почему ты рисуешь на полу? – строго спрашивает Карина.

– Я рисую в альбоме, а не на полу, – отвечает девочка, не оборачиваясь.

– Встань, пожалуйста, – говорит Карина, – я хочу тебя кое с кем познакомить.

Девочка встаёт, но не поворачивается. Альбом падает на пол, и Лика видит, что лист, на котором рисовала Ева, почти полностью закрашен жёлтым.

– Здравствуйте, – говорит девочка.

– Привет, – отвечает Лика.

Это просто серьёзная маленькая девочка, немного похожая на свою мать. Платье немного помялось за время сидения, и Ева аккуратно поправляет складки. Длинные волосы придерживает широкий обруч.

– Это ты моя новая няня? – спрашивает девочка.

– Не торопись, – говорит Карина, – она пришла просто поздороваться.

– Ты умеешь рисовать слонов? – спрашивает девочка.

У неё круглое лицо, большие глаза и заметный синяк на лбу. Лика замечает сбитые колени и поцарапанные руки. Кажется, Ева не любит спокойно сидеть на одном месте.

– Слоны у меня хорошо получаются, – отвечает Лика, – а что ты сейчас рисуешь?

Девочка подбирает с пола альбом и показывает ярко-жёлтый лист.

– Хочешь, угадаю, что это? – спрашивает Лика.

– Взрослые никогда не угадывают, что я рисую.

– Сейчас, – говорит Лика, – это солнце или лето?

Ева поджимает губы и с сожалением смотрит на девушку.

– Это жёлтое, – отвечает она.

– Ну конечно, – говорит Лика.

На пальцах девочки остались жёлтые пятна.

– Иди вымой руки, – говорит Карина.

– Я буду ещё рисовать, – отвечает девочка. – Порисуешь со мной?

– В другой раз, – говорит Карина, – нам с Ликой нужно поговорить.

– Закройте дверь, – просит девочка.

Они возвращаются в гостиную и садятся на прежние места.

– Не заметила у неё никаких признаков аутизма, – говорит Лика.

Карина вздыхает.

– Это не совсем аутизм. Или совсем не аутизм. Никто не знает, что это. Иногда на неё находит, и она как будто отключается, замирает на некоторое время, как будто засыпает с открытыми глазами. Общается с воображаемыми друзьями. Рисует всякое.

Теперь лицо Карины погрустнело и осунулось. Девочка не выглядела больной или проблемной, но мать по-настоящему тревожилась о её состоянии. Лике приходилось иметь дело с гораздо более тяжёлыми случаями, а здесь она даже немного разочаровалась, услышав от девочки слово «няня». Лика слишком квалифицирована для этой работы, а богатая мама-паникёрша, не привыкшая получать отказ, нацелилась на лучшего специалиста. И ещё эта странновата просьба о переезде.

– Конечно, Ева зря назвала тебя няней, – говорит Карина. – Она слишком маленькая и не понимает серьёзности своего состояния. Она больна, действительно, больна, и ей необходима квалифицированная помощь. Твоя помощь.

Карина смотрит прямо в глаза. Лика видела убитых горем родителей, плачущих родителей, даже мужчин и знает, что нельзя помочь абсолютно всем.

– Мне бы не хотелось никуда переезжать, – говорит Лика, – даже в такой красивый и комфортный дом. Даже на пару месяцев.

Карина вздыхает.

– Нам это нужно не только потому, что мы хотим, чтобы наша дочь поправилась. Тут дело в безопасности. Мы с мужем – состоятельные, но непубличные люди и заботимся о собственной безопасности и конфиденциальности. Кроме того, мы с тобой не обсудили ещё один очень важный вопрос – деньги.

Наконец-то она упомянула своего мужа, думает Лика. До этого он никак не проявлял своего существования. Среди картин и фотографий, развешанных по стенам, нет ни одной семейной. Может быть, семейные фото надёжно скрыты от посторонних глаз в хозяйской спальне?

– Да, – отвечает Лика, – деньги – это очень важно.

Она готова выслушать сумму, но та, которую называет Карина, повергает её в шок. Лика старается не выдать себя ни словом, ни жестом, но вдох предательски застыл в груди и не хочет тихо выходить наружу. «Вы серьёзно?» – хочется спросить Лике, и ещё: «Вы, наверное, сошли с ума».

Карина не сошла с ума и знает это. Чуть наклонив голову она смотрит на Лику.

– Повторюсь, мы с моим мужем – люди очень состоятельные. Мы готовы платить за те неудобства, которые причиняем своими требованиями по соблюдению полной конфиденциальности. Мы платим щедро, как видите.

Кажется, птицы за окном тоже притихли, услышав такую сумму. «Соглашайся, соглашайся», – пищит какая-то птаха, но сразу умолкает. Интересно, думает Лика, чем они с мужем занимаются? Ей наконец-то удаётся тихо выдохнуть, процедить воздух сквозь сжатые зубы, как кит процеживает планктон.

– Ты знаешь, что это не совсем адекватная цена за мои услуги? – спрашивает Лика.

Она немного запнулась перед тем, как сказать «ты» девушке, которая может купить её целиком.

– Это наш с мужем способ переговоров, – говорит Карина, чуть улыбаясь, – мы сразу предлагаем такую цену, что человек не может нам отказать.

– Мне нужно подумать, – говорит Лика, – это очень заманчивое предложение, но мне нужно всё взвесить.

Во многом она говорит это из чувства противоречия, потому что ей не нравятся те, кто привыкли получать всё и сразу.

– Конечно, – говорит Карина. Ей уже понятно, что Лика согласится, и сказать «да» прямо сейчас ей мешает чистое упрямство.

Лика встаёт, поправляет пиджак.

– Когда мне ждать ответа? – спрашивает Карина.

Лика пожимает плечами.

– День-два, я думаю. Нужно закончить кое-какие дела.

Никаких дел у неё нет. Если она примет предложение, не получится съездит на море летом, но деньги, полученные от Карины, позволят уехать из страны на всю зиму. Покупку купальника можно отложить. Маникюр и педикюр она делает сама, в парикмахерской была недавно. Предупредить хозяина квартиры, что она на некоторое время уедет. Может быть, смена обстановки пойдёт ей на пользу.

– Буду ждать, – говорит Карина.

Она проводит девушку до дверей, где долго возится с многочисленными запорами. Лика слышит, как Ева в своей комнате напевает какую-то песню, слова мешает разобрать закрытая дверь.

– До свидания, – говорит Лика.

– Всего хорошего.

Дверь за спиной бесшумно закрывается, и Лика спускается с крыльца. Камеры видеонаблюдения следят за каждым её шагом. Подойдя к машине, краем глаза она видит, что ворота начали открываться. Она садится в машину и уезжает, и внутри возникает такое чувство, что ей удалось избежать опасность.

Столбы, дороги и деревья мелькают в обратной последовательности. Теперь Лика старается запоминать дорогу. Она понимает, что очень скоро вернётся, и чувство узнавания поможет справиться с волнением от переезда. Мысленно Лика уже подсчитывает прибыль. Настоящий профессионал, наверное, не имеет права так делать, но сумма уж очень велика, и Лике трудно справиться с искушением. Ей очень нравится чувствовать себя богатой, богатой и свободной, а вся её предыдущая жизнь нечасто давала такую возможность.

Дома она начала потихоньку собирать вещи. Их было немного, несколько разобранных картонных коробок хранились ещё с прошлого переезда. Лика решила взять только самое необходимое. При случае можно будет заехать и захватить оставшееся, если возникнет такая необходимость.

Вряд ли ей понадобятся вечерние платья и туфли на шпильках. Лика задумчиво перебирает вещи в шкафу. Сумочки, украшения тоже не стоит брать с собой. Когда-то она мечтала о нескольких неделях отшельничества где-нибудь в лесу или на берегу моря. Моря у Карины не было, но леса было вдоволь. Лика вываливает из шкафа гору обуви и придирчиво отбирает необходимое. Кроссовки, босоножки, стоптанные, но очень уютные, как материнская утроба, балетки. Джинсы, спортивные штаны, майки и толстовки тоже отправляются в коробку. Остальные вещи возвращаются в шкаф. Как всегда, после ревизии гардероба, её одолевает ностальгия. Это платье она покупала в Греции вместе со Славой, эти туфли ей дарил Кирилл (вернее, он заплатил за них, хотя Лика не просила). От ностальгии мысли сами собой по принципу сообщающихся сосудов перетекают к личной жизни, удивительно безалаберной, бестолковой и иногда досаждающей, как зубная боль.

Лика мотает головой, чтобы не вспомнить лишнее, и чтобы не провести остаток вечера с бутылкой вина, пытаясь сдержать то истерический смех, но подкатывающие к горлу слёзы. Вместо этого она аккуратно складывает в коробку двух своих помощников в те редкие минуты, когда одолеть сексуальное желание занятиями спортом или работой не получается. Вибратор и фаллоимитатор занимают своё место наверху коробки. Случайно или намеренно, они скрестились, как серп и молот на красном знамени. Лика хихикает, ведь именно такая аналогия приходит ей на ум. Она свободная девушка и не видит в этих инструментах ничего стыдного, не собирается прятать их на дне под потёртыми джинсами. Однажды этих неразлучных товарищей в тумбочке обнаружила Ликина мама, и была возмущена и шокирована. Лика была удивлена таким ханжеством и той яростью, с которой мама обличала распущенность Лики.

Мать ещё долго на неё обижалась, а Лика думала о том, советское воспитание не вытравливается даже спустя десятилетия после разрушения самого советского образа жизни. И удивлялась, как у таких родителей получилась такая свободная она. Она не испытывала никакого уныния или стресса в те месяцы своей жизни, когда у неё не было постоянного мужчины, и считала, что вполне способна обходиться без мужского внимания, занимаясь собственной карьерой и внутренним развитием. Если же воздержание давало о себе знать, Лика пользовалась приложением для знакомств или, если не было времени или желания его тратить, обращалась к своим резиновым приятелям, от которых можно было получить то же, что и от партнёра по одноразовому сексу, только быстрее и иногда качественнее.

Вещи собраны. Лика сидит на постели и смотрит в окно. День клонится к вечеру. Сборы немного утомили её, и девушка решает не выходить на пробежку. Она ещё успеет набегаться на свежем воздухе. Лика представила, как её лицо обдувает пахнущий цветущим полем воздух, как под подошвой кроссовок проминается трава и мягкая лесная земля. Новая работа позволит ей собраться с мыслями и восстановить нарушенное равновесие. Подумать о том, что делать со своей жизнью дальше, уезжать ли из страны и куда именно, или оставаться, дать теперешней жизни ещё один шанс. Не то чтобы частная жизнь её не устраивала, но жить в атмосфере насилия, страха и подавления всяческого инакомыслия со стороны государства можно было только как следует от этого государства дистанцировавшись.

Лика встаёт, чтобы открыть форточку. До её слуха доносятся детские голоса с площадки, скрип качелей и шум далёких машин. Мимо соседнего дома проезжает чёрный БМВ, слишком знакомый, чтобы оказаться случайностью. Лика приседает, хотя с улицы увидеть её невозможно. Это Фёдор, её назойливый ухажёр, любящий рассказывать об особенностях своей работы с задержанными на акциях протеста против действующей власти. Машина медленно объезжает двор, притормаживая на выезде, и Лика обмирает, потому что ей кажется, что сейчас из авто выйдет человек в костюме. Фёдор любит костюмы, они на нём хорошо сидят. Это единственное достоинство, которое признаёт в Фёдоре Лика. Минусов у него значительно больше – агрессивность, неприятие чужого мнения, уверенность в своей правоте, узкий кругозор и крайняя непонятливость. Он не понимает, когда девушка говорит твёрдое «нет», избегает встреч и не отвечает на телефонные звонки.

Машина скрывается за углом дома, и Лика обессиленно опускается на постель. Фёдор не успел причинить ей никакого вреда, но она чувствовала, что этот мент способен на страшные вещи, особенно если вывести его из себя. Он долго не давал о себе знать, и Лика даже успокоилась, решив, что он нашёл новую точку для приложения своих симпатий. Значит, он всё это время искал её, искал её машину и номер телефона. Она с облегчением подумала, что припарковалась не рядом с домом, а на квартальной стоянке. Она не сомневалась, что Фёдор сейчас стоит возле её машины, трогает капот, чтобы узнать, давно ли она приехала, может быть, запросит видео с камер наблюдения. Такая целеустремлённость в осуществлении своих желаний – качество, безусловно, положительное, только если ты сама не являешься объектом этого желания.

Лика встаёт с постели и опускает штору на окне. У Фёдора нет помощников, он рыщет и выслеживает её в одиночку. На работе он на хорошем счету, и о тёмной стороне натуры там ничего не знают. Хотя после последних событий в стране Лика сомневалась, а остались ли вообще в органах правопорядка и силовых ведомствах нормальные люди?

Лика берёт телефон, набирает номер. Карина долго не снимает трубку, и Лика уже готова нажать отбой, но гудки прерываются коротким «да».

– Я согласна, – говорит Лика, не представляясь, – могу приехать завтра утром.

– Отлично, – отвечает Карина. Она получила то, что хотела.

Они говорят ещё немного, это позволяет Лике немного успокоиться, а потом прощаются почти как подруги.

За окном постепенно темнеет, но Лика не включает свет и сидит в сумерках. Она не испытывает страха, просто не любит, когда о себе дают знать уже решённые проблемы. Фёдора она считала именно такой проблемой, ведь она приложила много усилий, чтобы он не смог её найти. Пусть бы меня домогался кто-нибудь более адекватный, думает Лика. Из углов наползают тени. Телефон, лежащий рядом, начинает глухо вибрировать, покрывало немного приглушает звук. Незнакомый номер. Лика сжимает зубы, чтобы не выругаться вслух. Это может быть кто угодно, от телефонных мошенников до потенциальных клиентов. Она почему-то уверена, что это не Фёдор, но если она продолжит сидеть и ничего не делать, на телефон позвонит именно её бывший поклонник, а, может быть, даже возникнет у неё на пороге в тот момент, когда она меньше всего будет этого ждать. Телефон успокаивается, а Лика нет. Она пытается сосредоточится, закрывает глаза и считает про себя, но постоянно сбивается на цифре семнадцать.

Фёдор не знает, где она, иначе уже стучал бы ей в дверь. Значит, Лике нужно скрыться, затаиться. Пусть думает, что она уехала из страны. Машиной пользоваться нельзя, вдруг он поставит на неё датчик слежения. Лика осмотрела несколько коробок, куда уместились нужные ей вещи. Достаточно будет обычной машины, даже не микроавтобуса. Это на её крошечном «фиате» пришлось бы ездить два раза. Немного успокоенная, Лика решается встать и подойти к окну. Чуть отодвинув край шторы, она выглянула во двор. На улице уже почти стемнело, и уличные фонари безуспешно борются с темнотой. Даже отсюда она может различить мельтешение роя мошек на фоне светового пятна. Среди фонарей слоняются несколько собачников со своими питомцами, похожие на пришельцев из потустороннего мира. Лика долго всматривается в темноту, но не видит ничего подозрительного. Тьма подозрительна сама по себе. Уличные звуки постепенно затихают, а собаки утаскивают своих хозяев домой. Лика ещё раз продумывает список вещей, ничего ли не забыто. У неё нет никакого оружия, даже газового баллончика. На часах неожиданно обнаруживается почти полночь, и Лика отправляется готовится ко сну.

В ванной она некоторое время рассматривает себя в большом зеркале, а потом чистит зубы и тщательно растирает тело мочалкой, стоя под душем. Неожиданно она вспоминает Фёдора, его клейкие плотоядные взгляды, и от мочалки на коже появляются красные пятна. К счастью, у них с Фёдором не дошло до постели, даже поцелуев она не допустила. Она всё ещё чувствовала небольшое волнение, которое не могли смыть струи горячей воды. Вытершись жёстким, как рубероид, полотенцем, она собирает в охапку все банные принадлежности и кладёт в верхнюю коробку, в которой ещё было немного места.

Ночью она просыпается от ощущения, что на неё кто-то смотрит. Лика долго боится открыть глаза, не выдать даже изменением дыхания того, что она уже освободилась от сна, слушает, есть ли в комнате кто-то ещё. Лика резко садится на постели, сжимая кулаки, но в комнате никого нет. Шторы очень плотные, и из-за окон почти не проникает ночной свет, но среди наполняющих спальню теней Лика видит только знакомые.

Она переводит дыхание. Воздух в комнате липкий, как компот. Она некоторое время всматривается в темноту, а потом ложится на бок и быстро засыпает. К счастью, ей не снится вообще ничего.

Утром Лика просыпается до будильника, быстро принимает душ и чистит зубы, для чего ей приходится распотрошить верхнюю коробку. Сделав свои дела и запихав вещи обратно, она вызывает такси. Пока ждёт, нервно смотрит в окно, но во дворе пусто, нет даже собачников. Лика сносит коробки к подъезду, и такси приезжает через пятнадцать минут. Молчаливый водитель загружает пожитки в багажник, Лика бросает последний взгляд на своё пристанище, и они отправляются. Водитель по дороге не произносит ни слова, не включает музыку, и шуршание шин прерывается только голосом навигатора, иногда советующего повернуть направо или налево. Молчание помогает Лике сосредоточится на собственных мыслях. Она чувствует, что Фёдор становится всё дальше, постепенно отдаляясь куда-то за горизонт событий, в бесславное прошлое, где ему и место. В окне мелькали знакомые поля и перелески. Иногда водитель обгоняет плетущиеся по обочине забрызганные грязью трактора, которые совершают своё ежеутреннее сельскохозяйственное паломничество. Повинуясь навигатору, таксист, не колеблясь, сворачивает на второстепенную дорогу, и машину начинает ощутимо трясти. Вдали вырастает знакомая аллея и дом на возвышенности. У ворот такси останавливается, но водитель не оборачивается и не произносит ни слова. Пока Лика тянется за телефоном, завалившимся в самый дальний угол кармана, ворота начинают открываться.