Лучший Недостаток

Размер шрифта: 13

Дизайнер обложки Григорий Деркачёв

ISBN 978-5-0067-0400-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Зверинец

Встать было сложно, и пока она не понимала, почему.

На время оставив попытки заставить себя немедленно подняться, девушка открыла глаза и уставилась в потолок. Даже сейчас, пока она лежала в старой железной кровати – из тех, что напоминают своим уютом детские колыбели, – казалось, что-то физически тянет её вниз. К земле.

Чтобы перевернуться на бок, напрягаться пришлось так, будто она вернулась на несколько лет назад, когда ещё не имела никакого режима и вечно скулила, что не приспособлена для жизни в «мире жаворонков». Роняя исходящие ядом слова в их адрес, она тогда ещё понятия не имела, что никакого «мира жаворонков» на самом деле не существует.

Но дело было не в этом: сознание у неё было ясное. И крупные цифры на часах показывали 6:48 утра. Ей уже давно не хотелось спать; последний час она и так крутилась в постели, поминутно подтягивая маску для сна на лоб и поглядывая на часы. И тяжело вздыхала, зная, что в последние десять минут непременно уснёт, чтобы проснуться неизменно бодрой и голодной. Но время всегда так долго тянулось в этот час…

Так что проблема явно была не в ней. Не в том, что её идеально отлаженные внутренние часы почему-то вдруг дали сбой. Нет, точно: что-то было не так. Она чувствовала это всем телом.

Юлька протянула руку и вслепую нащупала на непривычно гладкой тумбочке половинки таблеток и бутылку воды. Дома обычно таблетка дожидалась её на шершавой тумбочке возле любимой «плойки», а вода стояла на полу: почти всегда – цветная бутылочка на семьсот миллилитров. Но сейчас девушка была не дома: неожиданно для самой себя и всех своих знакомых, она решилась съездить на три дня на молодёжный форум. Это было вовсе не в её стиле: такое она выкинула лишь однажды, лет пять назад, когда только поступила в ВУЗ. Но учёба кончалась, и у Юльки с её женихом имелись некие «завиральные» планы, мечты и идеи – так она и оказалась на этом форуме, который за годы её отсутствия трансформировался в школу для молодых предпринимателей.

Девушка кинула в рот отломленные с вечера половинки таблеток. Втянула в себя капельку воды – лишь бы не глотать всухую. Ей нужно было встать, дойти до ванной комнаты, пока все спят, чтобы потом вернуться и взвеситься. Таков был порядок; а через полчаса ей можно было покушать – и в еде тоже всегда царил порядок. Дома Юлька тщательно распланировала своё питание и разложила его в подписанные ланчбоксы; в телефоне (и на всякий случай – в блокноте, что всегда находился под рукой) у неё был расписан каждый из пяти приёмов пищи на все три дня форума, и ещё на один день дома.

Но сейчас порядок был нарушен этой странной тяжестью. Неприятное ощущение: тревожно и отчего-то страшновато. Как будто что-то, чего она никак не могла учесть, собиралось ворваться в понятную и упорядоченную жизнь и заставить её пожалеть о принятом решении отправиться за приключениями.

Юлька хмуро поглядела в потолок, прислушиваясь к своим чувствам. Этим она занималась нечасто – не любила себя слушать. Гораздо проще было подчинять себя правилам и законам. Где была совершена ошибка? Что ей не удалось учесть, тщательно планируя дома эти четыре дня?

Девушка снова протянула руку к тумбочке, нащупала телефон, включила его. У неё было несколько минут на то, чтобы проверить уведомления, накапавшие за последние полтора десятка часов – мобильник она старательно исключала в вечернее время, предпочитая час-полтора почитать книгу. Вчера у неё это едва ли получилось – пришлось участвовать в торжественных мероприятиях по поводу открытия форума, – но к десяти удалось ускользнуть, чтобы вовремя лечь спать.

И всё же Юлька не дождалась, пока включится телефон. Эта странная тяжесть и неприятная чувствительность уж слишком её тревожили. Вдруг подумалось: а вдруг из-за стресса её репродуктивная система, с которой они и так не особо дружили, решила выкинуть фокус? Было бы жутко неудобно испортить чужую постель в первый же день!

Эта мысль заставила девушку отбросить смартфон и подскочить на кровати. Естественным порывом оттянуть пижамные штаны, попутно нашаривая на всё той же тумбочке очки. Ага, очки – те самые, от которых она избавилась ещё на зимних каникулах, отдав за это практически все свои стипендии за несколько лет…

Вспомнила Юлька об этом, как обычно, запоздало. Мысленно дала себе подзатыльник, торопливо опустила взгляд вниз. Ничего криминального увидеть не удалось. Девушка выдохнула.

«Слава тебе, Господи», – подумала Юлька, смущённо возвращая резинку штанов на место. Резинка уныло провисла, не касаясь плоского живота девушки, где с утра особенно отчётливо прорисовывались крепкие кубики пресса.

Юлька заставила себя подняться с постели. Что-то всё равно было не так, и ей нужно было понять, что именно. Жуткая тяжесть тянула назад, попытка встать показалась попыткой поднять заодно вместе с собой и кровать. Чувствительность была невероятной и непривычной. Но девушка упрямо нахмурилась и вновь подалась вперёд. С трудом, но встать получилось.

Она сумела сделать несколько шагов. Теперь, когда Юлька стояла, произошедшее стало очевидно. Тяжесть за спиной приобрела определённые очертания и прояснилась по своей сути. Осознание накрывало девушку крайне быстро, будто лавиной, но поверить в это было уж слишком трудно.

Юлька ввалилась в ванную, что прилегала к её комнатке, и припала к зеркалу. Пришлось схватиться за раковину, потому что ноги уже пребывали в шоке, минуя сознание.

Девушка увидела своё отражение. Сгоревшие на солнце до рыжины волосы, которые она упрямо укорачивала раз за разом. Большие, широко распахнутые от удивления зелёные глаза, ярко выделяющиеся на загорелом лице. Чуть вздёрнутый нос, слегка выпяченная по детской привычке верхняя губа: однажды, когда Юлька ещё была маленькой, прабабушка сказала ей, что она уж слишком похожа на деда, который поджимал губы, особенно верхнюю. Тогда-то девочка и начала её упрямо выпячивать.

Юлька машинально скользнула взглядом ниже. По старой огромной тунике – «привету» из её прежней жизни, приспособленному доживать свой век в качестве ночнушки. По торчащим из-под этой туники ключицам, худым рукам, тонким пальцам, старым отметинам на запястье. По ногам, насколько хватало зеркала. Потом снова вскинула взгляд на своё лицо. Всё было как обычно.

Лишь после этого девушка осмелилась взглянуть на то, что могло бы показаться фоном – если бы только ей точно не было известно, что за спиной у неё должны быть зеленоватая плитка на стене и старая деревянная дверь.

Да, всё было как обычно. Всё это у Юльки было. Ради этого она долго старалась: считала калории, гоняла на велосипеде, делала упражнения и неукоснительно следовала разработанному расписанию. Были у неё и крутой пресс, и эстетично торчащие ключицы, и худые руки с ногами, и крепкие мышцы. И галочка в списке моральных достижений: всего она достигла сама, похудев на тридцать с лишним килограммов меньше, чем за год.

Но вот чего у неё точно раньше не было, так это огромных тяжёлых крыльев, оттягивающих её спину бесформенной пернатой массой.

И уж чего она точно не могла делать раньше – так это двигать ими, прилагая невообразимые усилия, чтобы воспользоваться мышцами, о существовании которых несколько минут назад даже не подозревала.

– Твою ж медь, – пробормотала Юлька. Вздрогнула всем телом, когда живое крыло за её спиной и правда пошевелилось, подчиняясь её воле. И уронило с худых плеч мягкую ткань туники, отдавшей душу своему тунично-тряпичному божеству: разорванной, как оказалось, сзади ровно пополам. Девушка едва успела подхватить капитулирующие с её тела остатки одежды.

«Вот и доносила», – только и подумала она, когда в коридоре возле её двери раздался натуральный истеричный визг. Он, конечно, никак не был связан с незапланированным перфомансом Юльки в стиле «Снимите это немедленно», но она всё же торопливо прижала растерзанные останки туники к груди. «Было бы что прятать», – саркастично хмыкнул голос в голове.

Девушка бы нервно огрызнулась, будь у неё чуть больше уверенности в том, что она просто ещё спит. Но визг повторился, а проснуться так и не удалось – и пришлось попытаться уместить в своём сознании простую истину: происходящее было реальностью.

В «Тетрис» Юлька играла превосходно. И в рюкзаки с пакетами могла, по собственному выражению, «впихнуть невпихуемое». Но вот с этой задачкой пришлось повозиться: как ни крути, для такой истины места в голове оказалось маловато.

Гомон в корпусе усиливался. Шум волной прокатывался по коридору, приближаясь к двери топотом и криками. Кто-то громко разрыдался прямо за окном – из-за тонких стен показалось, будто прямо за спиной у Юльки, – и тут же где-то послышался взрыв смеха.

Девушка посмотрела в глаза своему отражению и сделала глубокий вдох. Если что-то куда-то не вмещалось, нужно было либо разобрать или разломать предмет на части и попытаться уложить его компактнее, либо повысить вместительность ёмкости. Как минимум, снять крышку или расстегнуть замок. А лучше – взять коробочку побольше.

Вот только другой головы у Юльки, к её огромному сожалению, не было. И девушка подозревала, что, когда она покинет свою комнату, проще не станет. Поэтому Юлька предпочла попытаться успокоиться и понять, что ей стоит сделать прямо сейчас. Что-то ведь люди делают в таких ситуациях? Ну, в промежутке между тем, как поняли, что не могут проснуться, и до того, как за ними приедут добрые дяди в халатах?..

– Так, – пробормотала девушка, закрыв глаза. Покусала нижнюю губу, подумала. Очевидно, не с ней одной случилось нечто. Поэтому «разломать» этот факт уж точно не получится – сейчас ей щедро накинут ещё таких же, да с горочкой. Комнат с мягкими стенами на всех не хватит; а пока никто не спохватился, есть шанс проскочить домой и забаррикадироваться. А то читала Юлька пару книжек, которые начинались точно так же…

Так что она выцарапалась на свободу из тесной ванной комнаты и отправилась копаться в своём чемоданчике. Должно же у неё было иметься хоть что-то подходящее, чтобы прикрыться? Хотя бы из одежды – раз уж прикрывать свою «ёмкость» всё равно было бесполезно.

Ведь крышу, судя по шуму в коридоре, так и так не удалось бы удержать…

***

Когда Юлька сумела вывалиться из своей комнатушки сначала в коридор, а потом и на улицу, то поняла, что вряд ли кого-то удивит тем, что с ней произошло. Потому что аллеи между аккуратными домиками лагеря кишели всяческой живностью; иначе назвать это бурление жизни язык не повернулся бы даже у величайшего гуманиста на планете.

Тут и там раздавались крики потрясения, смех. Кто-то уже бежал ловить сеть и гуглить, что произошло. Но что бы это ни было, произошло оно повсеместно – это скоро стало ясно. Одновременно у всех. Не совсем так: «это» происходило с тем, кто просыпался, видимо, после определённого часа. Те, кто ещё спать не ложился, уже начинали паниковать.

Штаты дрожали. Где-то в Европе уже собирались целые отряды тех, кто решал навсегда отказаться ото сна – от жизни, видимо, тоже.

Это всё девушка услышала и узнала на тех кишащих «живностью» улочках и аллеях. Даже больше, чем хотела бы – до тех пор, пока сама не поймала сеть, и пока у неё не взорвался уведомлениями мобильник. Пришлось присесть на скамейку, опасливо покоситься на старые доски, когда они жалобно скрипнули, и погрузиться в чтение новостей. А почитать было, что: однокурсники уже настрочили сотни три сообщений в общей группе, творческие чаты трещали по швам, стремительно увеличивая количество уведомлений – уже до четырёхзначных чисел. Новостные паблики один за другим отключали комментарии, чтобы хоть как-то остановить разрастающийся хаос.

Юлька пролистала не особо важные чаты, лишь бы избавиться от лишних уведомлений. Это не особо помогло: в отличие от групп, закрыть разом все чаты было не так уж просто, поэтому поток паники нарастал. Соответственно, росло и количество сообщений – открывать и закрывать одну и ту же беседу, только чтобы смахнуть раздражающие цифры, было бесполезно.

Тогда девушка сосредоточилась на более важных чатах. Нашла семейную группу – там пока царила тишина. Оно понятно: мама была на педагогическом форуме в другом городе, на материке – наверное, ещё не проснулась. Отец – в рейсе где-то за Ногликами. Скорее всего, пытался навести порядок на беснующемся судне. Ульяна, двоюродная сестра Юльки, должно быть, ещё спала – досыпала, счастливая десятиклассница, свои последние спокойные майские праздники. Но вот дядя, священник, наверняка уже должен был проснуться – до утренней службы оставалось меньше часа. Не мог же мир уж настолько рухнуть, чтобы и церковь не открыла своих дверей?

Тем не менее, в семейной группе пока никаких сообщений не было. Что ж, если дядя и проснулся – то, похоже, до сих пор не придумал, что сказать. У девушки появилась логичная мысль, что ей стоит первой что-нибудь написать: например, скинуть свою фотографию или просто поинтересоваться, что с кем приключилось, и как родители теперь планируют добираться домой. Но сформулировать сообщение у неё никак не получалось: оно выглядело либо слишком странно, либо слишком глупо. В самом деле, что можно написать в такой ситуации? Что-то типа: «Всем привет, у меня тут крылья здоровые вылезли, а у вас что?»

Да и готова ли она на самом деле услышать ответы? Пока что – вряд ли. Ей бы в полной мере поверить в то, что она не сошла с ума за ночь…

К тому же – семья, конечно, дело хорошее. Но до неё сейчас ещё нужно было как-то добраться. Родителям тоже наверняка надо было решить множество проблем – а пока Юлька не оказалась дома, помочь она им ничем не сможет. Как, собственно, и они ей. Значит, это подождёт.

Девушка глубоко вздохнула и закрыла семейный чат. Тут же телефон в её руках вздрогнул, заставив напрячься – раз пришло настоящее уведомление, значит, сообщение было от кого-то важного. Все остальные Юлька сразу же отключила, боясь, что телефон превратится в гудящую коробку с пчёлами.

«Ты где?» – прочитала она во всплывшей строке. Выразительно и кинематографично хлопнула себя по лицу – одна из лучших возможностей, что разблокировалась одновременно с тем, как девушка навсегда лишилась возможности красноречиво поправлять очки средним пальцем. В какой-то мере, моральная компенсация.

– Ну и дурная же ты, Хрупкина, – пробормотала она. – Первым делом надо было…

Надо было. Стоило сразу подумать о своём лучшем друге – единственном знакомом человеке, что согласился отправиться с ней в это сомнительное приключение. Очень некстати отпуск её жениха начинался лишь на последний день форума, и общая дружеская поездка сорвалась; но Захар от планов не отказался – сопроводил Юльку, как настоящий рыцарь, оправдывая своё детское прозвище.

И, конечно, она напрочь об этом забыла, пока шла по лагерю, смотрела вокруг и никого не могла узнать. Да и сейчас, подняв голову и оглядевшись, чтобы дать другу хоть какой-то ориентир, девушка оказалась в замешательстве. Она и так была довольно замкнутой – даже до сих пор мало кого знала в институте, даром что через пару месяцев должна была его закончить. Вчера ей удалось познакомиться с несколькими ребятами, но вот сейчас опознать их оказалось крайне сложно…

Естественно. Ведь в день знакомства ни у кого не было ни коровьих копыт, ни петушиных хохолков, ни сорочьих клювов, ни шерсти, будто у волка.

Заставив себя оторвать взгляд от столь разношёрстной компании, Юлька всё же решила отказаться от идеи спрашивать у кого-то, где, собственно, она находится. Вместо этого девушка неуклюже расставила ноги, крякнула от тяжести и поднялась со скамейки. Напечатала: «иду к столовой». Дождалась, пока Захар прочитает ответ и пришлёт смайлик. Потом вперевалочку направилась к упомянутой стратегической точке; хорошо, что ещё помнила с прошлого визита, где та находится.

– Ну и какого хлорофитума? – раздалось у неё за спиной, когда Юлька остановилась у очередного дерева в конце аккуратной аллеи и подумала в буквальном смысле этого слова устроить привал. Привалиться к стволу и передать ему хоть часть этой тяжести, от которой уже болели плечи и спина. Девушка устало моргнула, убрала со лба упавшие на лицо волосы, огляделась. Голос был знакомый, фраза тоже – не зря они с Захаром вместе провели пять лет в классе у учителя биологии. Вот только обладателя этого голоса она нигде не видела. И не понимала, в какую сторону смотреть, чтобы ответить, завершив их общую шутку.

Однако прежде, чем Юлька успела сгенерировать глупую мысль, что Захар стал невидимкой – а что, не так уж невероятно в свете последних событий, – её кто-то поддержал под руку.

Девушка уже открыла рот, чтобы поблагодарить за помощь и освободиться, сказать, что ждёт здесь друга. Вот только стоило ей встретиться взглядом с тем, кто стоял рядом – и рот пришлось оставить открытым.

Потому что вместо худого и неизменно подтянутого Захара на неё смотрел некто квадратный: в ширину будто бы такой же, как в высоту. Из тех людей, что уверяют, что у них широкая кость – вот только Юльке сейчас было не до этих шуток. Откровенно говоря, запоздало закрывая рот, она подумала, что и не узнала бы своего друга, если бы он сам к ней не подошёл.

Хотя бы потому, что узнать человека со свиным рыльцем вместо носа было слишком проблематично.

Глава 2. Игра в «Тетрис»

Крылья оказались сущим кошмаром. Носить их, как выяснилось, далеко не так весело и приятно, как можно было бы подумать: во-первых, они были безумно тяжёлыми. Оттягивали спину, заставляли плечи и шею гореть огнём; а ещё от них было жутко жарко. Конечно, выглядела эта могучая живая конструкция весьма внушительно и пафосно: вот только, как Юлька ни пыхтела, воспользоваться ею «по назначению» у неё так и не вышло. Казалось, это вообще невозможно: вместе с Захаром они покопались на разных сайтах для художников и фантастов – и все, как один, источники утверждали, что человек в принципе не приспособлен для полётов. Рисунки крылатых скелетов не внушали доверия – хоть и удалось отыскать несколько, которые напоминали то, что сейчас имелось за спиной у Юльки. Однако, судя по всему, взлететь с их помощью было невозможно.

По крайней мере, полностью самостоятельно оторвавшись от земли – точно. Пытаться разбежаться или подпрыгнуть тоже было бесполезно. Тем не менее, спланировать откуда-нибудь с возвышенности у неё бы получилось; вот только проверять эту теорию, прыгая с многоэтажки, у девушки желания не было. Да и многоэтажки, собственно, под рукой тоже не было. В любом случае: подведи её эта бестолковая груда перьев, и Юлька просто упадёт и переломается – хотя, бесспорно, гораздо быстрее, чем могла бы сделать это без гигантского довеска за плечами.

Но заняться в безумствующем лагере, где все забыли о цели своего приезда, всё равно было больше нечем. Так что, рассеянно поедая содержимое своих ланчбоксов, весь остаток дня девушка просидела возле столовой, обсуждая с Захаром план их дальнейших действий. Особенно тех, что не включали в себя безумные попытки улететь домой, словно фея из мультика. Примерно тем же самым занялись рано или поздно и все остальные вокруг – как раз к тому моменту, когда начали обращать внимание на реальность мира вокруг и невозможность очнуться от дурного сна.

Игра в «Тетрис» продолжалась и приобретала планетарные масштабы.

И вот сейчас Юлька стояла у ворот почти уже опустевшего лагеря, рассеянно дёргая туда-сюда мягкий чехол телефона. Форум, разумеется, был сорван – как, впрочем, и все мероприятия во всём мире.

Девушка в очередной раз нервно дёрнула чехол, когда увидела знакомую машину вдалеке. Шмыгнула носом, подтягивая непривычную тяжёлую пернатую ношу поближе к себе. Прошлый день промелькнул в суматохе отмены всех рейсов и мероприятий. Кто смог – те уже уехали. Им же с Захаром пришлось провести ещё одну ночь в этом пернатом, волосатом, клокочущем, но постепенно пустеющем дурдоме. Пришлось потому, что забрать их оттуда мог только Юлькин жених – Костя, которому приходилось в последние дни перед отпуском задерживаться на работе допоздна. И к тому же ещё ухаживать за их питомцами – его родители были в отпуске за границей.

И как им теперь добираться домой…

Чёрный пикап остановился у ворот лагеря. Юлька мрачно щёлкнула ручкой чемоданчика на колёсиках. Ей уже приходила мысль, что со своими крыльями она в машине не поместится – к тому же, места было всего два, и Захару тоже нужно было где-то сесть. Девушка глубоко вздохнула и перевела взгляд на своего друга.

За одну ночь полысевший, располневший и отрастивший свиное рыльце парень вопросительно посмотрел на неё в ответ. Юлька лишь пожала плечами, хоть сделать это оказалось довольно тяжело и даже больно – мышцы всё ещё были, мягко говоря, не в восторге от внезапно свалившейся на них ноши. Они с Захаром оставались едва не последними, и ждать, пока их будут возить домой по очереди, явно никто не станет. Лагерь вот-вот должен был закрыться. Да и что ей делать? Заказывать автобус, чтоб точно влезть? Никаких денег не напасёшься. Юльке и так их всегда было на себя жалко; а уж после недавней операции – тем более.

– Давай, – сказала она, подтягивая рукава сползающей с ней рубашки. Пижама вылезшими сильными крыльями была безнадёжно испорчена. И «крепились» эти крылья к телу от шеи и до самого копчика – так что никакой нормальной постоянной одежды девушка выдумать себе не смогла. Выручил Захар, одолживший ей свою рубашку; он же помогал подруге надеть её задом наперёд, ему же пришлось застёгивать верхние и нижние пуговицы. Выглядело, конечно, глуповато, но ведь не голой же было оставаться?

Юлька, в свою очередь, вручила Захару старую тканевую ковидную маску, которую откопала где-то в закромах своего чемоданчика Гермионы. Маска была выразительно натянута свиным рыльцем, но, по крайней мере, хоть немного скрывала его от чужих глаз.

– А ты как? – неуверенно спросил Захар. Хлопнула дверца машины – вышел Костя.

Девушка, глубоко вздохнув, помедлила, прежде чем осмелиться на него посмотреть. Конечно, она думала о том, во что теперь превратится их жизнь. Само собой подразумевалось, что мир слегка сошёл с ума; что теперь всё изменится и «как раньше» уже точно не будет; но, когда Костя написал ей прошлым утром, она только в панике настрочила ему сотню сообщений о положении вещей в лагере. Парень представлял себе, что там происходит, потому сразу пообещал приехать, чтобы забрать их с Захаром. Потом он отправился на работу, где тоже творилось безумие; это Юлька хорошо понимала и старалась не доставать своего будущего мужа. Нытьё сейчас ничем не могло помочь, а Косте и без того наверняка было непросто – кто знает, что случилось с его близкими?

Так что вчера девушка занялась исследованием собственных крыльев и пятачка Захара – и как-то упустила тот момент, когда нужно было спросить, что нового «вылезло» у её жениха. И, честно говоря, Юлька была рада, что он приехал. Но вот сейчас, глядя на знакомый пикап, на котором они успели объехать прошлым летом весь юг острова, девушка понимала: она совершенно забыла подумать о том, что именно её ждёт при встрече. Обещание неизменно надёжного Кости приехать воодушевило Юльку и заставило отбросить все мысли. Раз приедет – значит, сможет. А раз сможет…

Они встретились взглядами. Парень выглядел так же, как раньше. Никаких копытец, хвоста, кошачьих усов или клюва. То есть?.. То есть, весь мир почему-то… А он?..

Нет, это потом. Сейчас есть более важные вопросы, требующие решения.

– А я – в кузов, – решительно сказала девушка, толкая калитку ворот. В конце концов, у неё оставалось несколько минут до открытия очередного ланчбокса – а значит, как бы это ни было тяжело, она обязана успеть устроиться за это время. Пусть и в кузове.

Да, она со всем этим ещё разберётся. Может, под футболкой – или ещё где, – у Кости скрывалось что-то похлеще хобота или чешуи. Но сейчас им нужно лишь одно: добраться домой. Дома, как говорится, и стены помогают – особенно когда из них никто не пытается выгнать, нервно дыша в ноющую от тяжести спину.

– Ты уверена? – с сомнением спросил Захар, когда они остановились у самой машины. Юлька стиснула зубы и решительно закатала рукава его рубашки. Другого ответа не потребовалось – потребовался лишь дружеский пинок под зад, пока девушка изо всех сил пыталась подтянуться достаточно, чтобы ввалиться в нагретый солнцем чёрный кузов.

Да, им стоило стащить из лагеря одеяло. Или хотя бы пару подушек.

Внутренние часы забили тревогу, когда Юлька неловко перевернулась на бок и запуталась в сползшем рукаве рубашки и лямке серебристого рюкзачка, в котором у неё оставалась еда. Девушка усилием воли заставила себя подавить нарастающую волну жалости к себе и отчаяния – нет уж, не время. В животе урчало со вчерашнего дня, и завтрак не особо облегчил это состояние. Вся надежда была на очередную порцию каши, которую она залила кипятком, пока их ещё не выставили со столовой.

И на пару протеиновых батончиков, если поездка затянется.

***

Юлька с трудом разлепила веки, когда почувствовала, что машина остановилась.

Ехать пришлось долго. Конечно, будь ситуация в мире хоть немного более нормальной, их наверняка бы остановили, и не раз, но сейчас мало кого можно было удивить живой горой перьев в открытом багажнике пикапа. Чтобы поместиться с крыльями, девушке пришлось неудобно их сложить: полусидеть на них, прижимая к себе и держа куполом. Солнце нещадно пекло, но никакой, даже слабенький ветерок сквозь огромные перья пробиться не мог. Юльке, в общем-то, ещё повезло, что она хорошо переносила жару.

Тем не менее, дышать было тяжело. Девушка обливалась потом, кусала губы, крутилась, беспомощно пытаясь хоть немного облегчить свою участь, но это было бесполезно. Пришлось терпеть до самого дома – почти тридцать километров.

А дома ждал очередной неприятный сюрприз: лифт не работал. Когда Юлька, неловко выбравшаяся с помощью Кости и Захара из кузова, сделала это открытие, она разве что не взвыла в голос. Не взвыла лишь потому, что вместо этого выдала длинную матерную тираду сразу на трёх с половиной языках – вперемешку. Конечно, звонить в ремонтную службу было бесполезно: мир перевернулся вверх тормашками, и им вполне могли не ответить лишь потому, что оператор до сих пор пытался разобраться с тем, как поменьше шепелявить со своим новым раздвоенным языком.

– И что делать будем? – тревожно поглядывая на хрипло, с присвистом переводящую дыхание Юльку, спросил Костя. – У тебя ведь уже не третий…

– Сама знаю, – буркнула она. Где-то внутри полыхнуло виной и гневом: совсем недавно Юльке удалось уговорить родителей сдвинуться с места, закончить давний ремонт и переехать-таки в прежнюю квартиру из старенькой пятиэтажки. Теперь они с Захаром опять были соседями – как в детстве. Вот только если её малость раскабанившемуся другу было нужно подняться на второй этаж, то Юльке – на седьмой.

На седьмой!.. Без крыльев размахом в три её роста это было тяжело сделать, а уж сейчас…

Но Юлька отличалась тем, что умела понимать: другого выхода нет. Поэтому, стиснув зубы, она шмыгнула носом, утёрла его рукавом и решительно шагнула на первую ступеньку. В каждом пролёте их было одиннадцать. Да, новые дома… здесь, как говорится, вам не тут.

Парни переглянулись. Захар, явно погружённый в свои мысли больше, чем в проблемы с лифтом, неуверенно пожал плечами. То ли не понимал, что от него можно хотеть, то ли как будто говорил: «ну, это же Юлька».

Костя, тяжело вздохнув, подхватил её чемодан. С Захаром они расстались довольно неловко: парень просто остановился у своей двери через четыре лестничных пролёта и вопросительно посмотрел на друга. Тот похлопал его по плечу, мол – не переживай, иди к себе, – и повернул на следующий пролёт. Захар помедлил, прежде чем всё же звякнул ключами, которые уже держал наготове в кармане.

– Приведу Люка и твоего Стэна через пять минут, – пообещал он. Костя кивнул. Вчера, когда стало ясно, что на следующий день у него не будет времени, чтобы гулять с собаками по отдельности, парень оставил всех хвостатых в квартире у друга – благо, его Стэн был существом миролюбивым и спокойно переносил подобные ситуации.

Но оставлять сейчас Юльку даже на пару минут Косте совершенно не хотелось – так что за это обещание он был Захару благодарен.

Юлька же, сквозь шум крови в ушах и звук собственного тяжёлого дыхания, едва ли расслышала, как хлопнула дверь внизу. Где-то тридцать ступенек назад она начала цепляться за перила, потому что перед глазами у неё порой аж темнело. Но девушка, поджав крылья, которыми беспрестанно за всё вокруг цеплялась, упрямо продолжала идти.

И дошла. Привалилась к стеночке, пока Костя открывал дверь её квартиры – ключи были у него, ведь ему же приходилось следить за цветами и питомцами. Этой короткой передышки хватило, чтобы потом, когда дверь оказалась открыта, Юлька одним порывом заставила себя дойти до своей комнаты и взгромоздиться… нет, не на кровать.

На умные весы.

На самом деле, это беспокоило её с лагеря. Это было для неё так важно, но она не смогла сделать этого там: сначала мир сошёл с ума, а потом пришлось как-то пытаться с этим разобраться. И к тому же, с собой она взяла весы обычные, которые ей когда-то подарила однокурсница; Юльку же сейчас интересовало, насколько её новые пернатые приобретения материальны. Что покажет приложение? Каким будет результат анализа? Может ли быть такое, что тяжесть эту чувствует лишь она, и на самом деле крылья ничего не весят? А если весят – из чего они, в конце концов, состоят?..

«Результаты взвешивания не могут принадлежать пользователю Юлька», – сообщили весы. Сморгнув пот, девушка смахнула это и впилась взглядом в заветное число.

Когда в комнату вошёл Костя, он услышал то, что ждал услышать, на самом деле, ещё у лифта, если не раньше: Юлька тихо, жалобно хныкнула. Крылья её, которые она с трудом держала поднятыми, бессильно опустились на пол. Экранчик на весах ещё не погас, так что парень успел заметить число на них – красных цифр было три. Три, и это после того, как девушка приложила столько усилий, чтобы сбросить почти треть своего веса.

Что ж, Косте не нужно было объяснять, каким ударом это было для Юльки. Поэтому он, тихонько поставив в угол её чемодан, подошёл к ней и мягко обнял за плечи – как смог, стараясь не наступить на красивые тёмные перья.

– Эй, ну, – тихо сказал он, – ну, не надо. Ты же понимаешь, что это неправда.

– Сто два, – выдохнула девушка. – Сто два, понимаешь…

– Да. Но крылья, я гуглил, у птиц должны составлять половину веса их тела. То есть, ты сегодня – пятьдесят один. Как обычно. Ты умница.

– Я… да почему, – Юлька не плакала, но судорожно втянула носом воздух. – Почему так…

– Ну вот так. Так получилось. Ты, главное, помни, что это не по-настоящему, – он осторожно забрал у девушки из рук телефон. – Давай, может быть, попытаемся тебя перевзвесить? – предложил Костя. – Положишь их на пол, или я их подниму…

– Ну и что толку? – в отчаянии спросила Юлька. – Что толку, если они всё равно останутся? Порадовать себя цифорками?

– Порадовать себя, – уточнил парень. – Какая разница, чем? Ты в это вложила сил больше, чем некоторые твои однокурсники в дипломы. Естественно, тебя это расстраивает.

Она искоса посмотрела на своего жениха. Вечно со своими планами и переживаниями по поводу колебаний веса, вечно с кухонными весами и строгим подсчётом калорий, девушка и сама понимала, что порой перегибает палку. Она уже давно не ездила на шашлыки к друзьям Кости, хоть те неоднократно её к себе приглашали; давно отказалась от внезапных перекусов и фастфуда. Это не могло не раздражать, Юлька была в этом уверена – потому и прикладывала много сил, стремясь распланировать свою еду так, чтобы никому ни в чём не помешать. Ей не хотелось портить редкие совместные выходные с Костей, ей всегда было жутко неловко отказываться от угощений, а ещё она старалась спрятаться, когда понимала, что люди вокруг неё могут быть голодны. Потому что ничем не могла поделиться – всё ведь было рассчитано.

Но Давыдов раз за разом убеждал её в том, что это не делает её изгоем. Не для него уж точно. Он делал специально для неё низкокалорийную пиццу, тщательно высчитывая калорийность, он готовил домашнее мороженое – тоже точно подсчитанное. Он помогал брать тысячу коробочек, что были просто необходимы, если Юлька собиралась переночевать у него дома. Он тоже следил за временем, прекрасно знал, во сколько и что именно она собирается съесть, и никогда не осуждал.

Словом, рядом с ним в голову девушке закрадывались безумные мысли – может, это её стремление правильно питаться и поддерживать вес не такое уж и ненормальное. Где-то на грани, но ещё далеко не за ней – просто слишком многие люди удивительно безалаберно относятся к своему питанию. А она… молодец, получается.

Конечно, до того, чтобы полностью поверить в это, Юльке было ещё далеко. Но с каждым новым поступком Кости, с каждым его словом поддержки и даже самым крошечным актом заботы о том, что ей было важно, она всё больше приближалась к тому, чтобы полностью принять его в этот свой «мир». И если не поверить в то, что её «загоны» – нормальны, то, по крайней мере, осознать тот факт, что Костя абсолютно точно останется ненормальным рядом с ней. А это было самым ценным.

– Ладно, – осторожно согласилась девушка. Затаила дыхание, боясь и ожидая услышать тяжёлый терпеливый вздох, но парень лишь отложил её телефон на комод и запустил новое измерение.

Они провели ещё несколько экспериментов. Один из них даже оказался более-менее удачным и правдоподобным – для этого пришлось хитро извернуться. Повторить такой фокус в одиночку было бы сложнее; но, даже понимая это, Юлька всё равно повеселела. По крайней мере, сегодня ей удалось увидеть привычные числа. А завтра… будет завтра.

А когда Костя догадался ещё и включить кондиционер, чтоб остыть после непростой дороги до дома и акробатических трюков на весах, стало ещё лучше. Жизнь налаживалась.

Но мир, конечно, всё ещё летел к чертям. Поэтому до вечера ещё было, чем заняться: ведь дома больше никого не оказалось. Мама Юльки всё ещё оставалась на своём педагогическом форуме – тот, конечно, тоже уже был сорван, но раздобыть обратные билеты пока не получалось. Отец-моряк до сих пор находился в рейсе. Ближе к полудню оба сообщили, что вырваться и вернуться домой немедленно у них не выходит.

Конечно, если уж у половины лётчиков и машинистов повылезало чёрте что…

Костя решил на несколько дней остаться у Юльки. Вскоре, как и обещал, постучался Захар – завёл в квартиру собак и торопливо ушёл, хоть ему предлагали остаться. Никаких особых поводов и отмазок парень не придумывал: просто буркнул что-то под свой новоприобретённый свиной нос, развернулся и вышел. Юлька хотела было его догнать, но крылья, разумеется, её притормозили – тогда она упрямо взялась за мобильник. Сначала Захар не отвечал на сообщения и даже не читал их, но потом, когда подруга начала атаковать его звонками, всё же зашёл в мессенджер и написал, что хочет подготовить квартиру к возвращению родителей. Да уж, планета выбрала время, когда слететь с катушек – ровно в то самое время, когда все покидали свои дома на майские праздники. Одновременно столько отпусков, наверное, ещё никогда не было сорвано.

Хоть это прозвучало не очень убедительно, Юлька всё же оставила друга в покое. Им с Костей даже не пришлось это обсуждать: оба видели, в каком состоянии был Захар, но и оба понимали, что сейчас могут сделать лишь хуже, если попытаются чем-то помочь. Чтобы и вправду помочь, нужно крепко стоять на собственных ногах – буквально и фигурально; а сейчас им самим, по-хорошему, требовалась помощь.

Так что, поразмыслив, они занялись обыденными, но важными вещами – последовали примеру Захара, если тот и вправду готовил дом к приезду родителей.

Для начала – попытались подобрать для Юльки что-нибудь, что можно будет носить с крыльями. Вполне ожидаемо, ей подошли лишь отцовские рубашки. И хотя тот редко их носил, девушке это всё равно не понравилось – ведь кто знает, что вылезло у отца? Не понадобятся ли ему самому эти вещи? В семейном чате они лишь делились новостями по поводу собственных перемещений; никто так и не смог первым рассказать о том, чем его одарил шутник-сценарист Вселенной. Очевидно, не у одной Юльки так и не получилось сформулировать сообщение по этому поводу.

Так что в группе до сих пор появлялись одни только скупые фразы-отчёты о невозможности приобрести билеты или дозвониться до контакт-центра, чтобы узнать, не отменили ли уже назначенный обратный рейс.

Тем не менее, Юлька оказалась дома первой – и ей, похоже, выпал жребий сделать первой и многое другое. Например, попытаться начать приспосабливаться к новой жизни: как минимум, провести ревизию припасов. Теперь её навыки планирования и вечная излишняя осторожность, которую девушка называла своим внутренним хомяком-паникёром, были как нельзя кстати: если вдруг лифт не починят, из дома выбираться будет проблематично. И ещё неизвестно, с чем вернутся родители – не придётся ли кому-то учиться питаться при помощи клюва?

Поэтому Юлька старательно перебрала не только комоды и шкафы, но ещё и холодильник с кладовкой. В кладовке, конечно, больше копался Костя – девушка не смогла протиснуться в узкую дверь. Упрямо пытаться пропихиваться смысла тоже не было – крылья бы загородили всё содержимое ящиков и мешков.

Отвлекаться на чувство вины из-за того, что Давыдову приходится ей помогать, Юлька себе не позволила. Впрочем, наверняка это он ей не позволил – как обычно; но, увлечённая делом, девушка не стала погружаться в излишние размышления. Тому ещё будет время, когда они закончат свою важную сводку. И заодно отточат технику по её созданию – Косте наверняка предстояло заняться тем же самым и у себя дома.

К середине дня список припасов был готов. Ещё стоило обыскать коробки, оставшиеся после переезда – те, что до сих пор не разобрали, но основные «стратегические хранилища» уже были исследованы. Тогда, прервавшись на вскрытие очередного ланчбокса, Юлька засела писать новый список – теперь уже того, чего им не хватало. Первым делом она сделала пометку: нужна была одежда, нужны были продукты. Потом эта пометка начала превращаться в нестройный поток мыслей, перескакивающих с одного на другое: например, запасы круп и муки дома имелись; но, как и в ковид, стоило подумать о том, чтобы их пополнить. Вдруг во всём мире объявят какое-нибудь чрезвычайное положение? Или начнётся, ни много ни мало, конец света? Всё-таки, если отправляться в последнее приключение в духе подростковых сериалов – так хоть грамотно и с запасами.

Когда девушка начала нервничать из-за того, что у неё получается полная каша, Костя предложил составить таблицу по разным категориям. Это заняло гораздо больше времени, чем можно было бы предположить; благо, нашёлся список вещей, которые Юлька собирала на форум. Это, по крайней мере, помогло начать – категории совпали: пища, лекарства, одежда, предметы гигиены. Следом прибавились и новые: бытовая химия, корм для собаки. Список рос и усложнялся, скоро одна большая табличка превратилась в несколько поменьше, зато ещё более точных и удобных.

За этим занятием время пошло ещё быстрее. Девушка и не заметила, как вскрыла ещё два ланчбокса – один за другим, – и как солнце за окном склонилось к горизонту. От бесконечного редактирования и периодических забегов на кухню – проверить что-нибудь ещё, – их обоих отвлёк весьма прозаический фактор: собаки начали скулить и скрести лапами дверь. А потом Юлькин Люк и вовсе самым наглым образом притащил свой поводок прямо к ним в комнату и положил его на пол. Намёк был более чем прозрачным.

Вот тогда, осознав, что теперь Давыдову придётся ещё и идти гулять с её любимцем, девушка ощутила вину. Не укол, а полноценную горячую волну стыда. Когда она отправлялась с Захаром на форум, это казалось вроде бы как само собой разумеющимся: да, напрягать Костю было не очень удобно, но он с радостью согласился помочь – хоть этим могла заняться и Ульяна, что жила гораздо ближе. Но Давыдову хотелось помочь: хотя бы потому, что он не смог поехать с ними на форум. И ещё, может быть, по той простой причине, что с крупным Люком Ульяне было бы и без того трудно справиться – а уж ещё и с непоседой Одри, терьером Захара, она и вовсе не смогла бы выйти из дома.

– Не заставлять же девчонку по три часа в день тратить, чтобы выгулять их обоих по отдельности, – сказал тогда Костя. Прозвучало, конечно, справедливо.

Но вот сейчас…

Когда он приладил поводок к ошейнику Люка и вышел в коридор, чтобы тем же самым порадовать и своего Стэна, Юлька выцарапала себя из мягкого компьютерного кресла. Стиснула зубы, попыталась сделать вид, будто не услышала, как оно жалобно скрипнуло от её веса. Ей казалось жутко неудобным заставлять Костю помогать ей круглыми сутками; в конце концов, разве ему не нужно было провести ту же ревизию у себя дома? Успел ли он сделать это вчера вечером? По крайней мере, не лучше ли будет отправиться вместе с ним, чтобы остаться во дворе с собаками, пока парень съездит к себе?..

Девушка вышла в коридор. Неловко, вперевалочку, сделала пару шагов вперёд и развернулась – отчего-то в закрытом помещении ходить было ещё более непривычно, чем на улице. Костя, услышав шелест перьев, выпрямился и обернулся к ней.

– Ты чего? – приподнял он брови. Юлька молча указала на своего пса, потом посмотрела на Костю, всем своим видом показывая, что ждёт, чтобы он уступил ей место у полки с обувью. – С ума сошла? – парень покачал головой. – Ну, уж нет. Ты остаёшься.

– Но я же…

– Юль, нет! Лифт наверняка ещё не починили. Хочешь снова тащиться на седьмой этаж пешком? Я всё понимаю, конечно, но лучше тебе посидеть тут. Проветри квартиру, если тебе уж так невмоготу, но…

– Да мне неудобно, что ты будешь… – она умолкла, заметив взгляд Кости. Тот смягчился, улыбнулся, вздохнул – не раздражённо, слава Богу. – Ну, правда…

– И всё? Только поэтому? – спросил он. Юлька виновато опустила глаза. – Да перестань. Ты думаешь, мне будет лучше, если ты потащишься по этой лестнице? Ещё чего, – парень подошёл к ней, притянул к себе и чмокнул в макушку. – Сиди тут. Починят лифт – будешь гулять сама. А сейчас дай мне помочь, хорошо?

Девушка глубоко вздохнула.

– Тебе точно не трудно? – спросила она, утыкаясь носом в грудь Кости. Он хмыкнул; этот звук Юлька хорошо знала – ей не нужно было поднимать голову, чтобы удостовериться в том, что Давыдов сейчас тепло улыбается.

– Всё, – сказал он, – я пошёл. А ты – сиди и мониторь эти наши интернеты. Мало ли, вдруг ещё и зомби повылезают, – пошутил Костя, подтягивая поводки поскуливающих от нетерпения собак. – Разузнаю, что там с лифтом, выгуляю этих обормотов. И себя. И, может быть, какой-нибудь заморозки поищу покушать.

Девушка лишь кивнула.

А когда дверь за Костей закрылась – она впервые за целый день почувствовала себя жутко одинокой. Настолько, что ей захотелось подбежать к двери, выскочить на площадку и крикнуть, чтобы парень вернулся. Весь день они были вместе – и весь день он крепко держал её, не позволяя ни рухнуть в пучину отчаяния, ни погрязнуть в самобичевании и ненависти к себе, ни забиться в уголок от страха.

Звучало, конечно, пафосно, но Юльке вдруг стало… пусто. Костя ушёл. Костя, конечно, вернётся…

Она свела брови у переносицы. Не время расклеиваться. Он столько сделал для неё сегодня: забрал с лагеря, помог проверить вещи и продукты, заставил разобрать чемодан, пошёл гулять с собаками, предложил съехаться на пару дней. Избавил от мрачных мыслей. Значит, её задача – сделать так, чтобы всё это было не зря. Чтобы его труды, как минимум, продолжали давать плоды. Хотя бы пока он не вернётся. Нельзя же вечно быть обузой?

В физическом плане ей сейчас и так постоянно требовалась помощь. Объективно. Откровенно говоря, тащиться с собакой вниз по лестнице, а потом обратно с этими огромными тяжёлыми крыльями и вправду было ужасной затеей; не будь Кости рядом, Юлька бы наверняка об этом пожалела. Ей стоило научиться принимать помощь и не чувствовать за это вины – ну, хотя бы прямо сейчас. Не по её ведь прихоти появились эти лишние пятьдесят килограмм за спиной? Не она ведь сломала лифт?

Нет, конечно. Да и Костю всё равно не остановить: если он может помочь, он поможет. Так лучше уж не заставлять его быть ещё и моральным якорем в бесчинствующем океане её самобичевания, верно?

Абсолютно верно. Она должна взять себя в руки.

Так что Юлька, стиснув мобильник, отправилась в свою комнату – ответственно проверять, что там творится с сумасшедшим миром. И нет ли где, и вправду, зомби…

Глава 3. Новая норма

Костя бы устало потёр глаза, будь у него свободны руки.

Честно говоря, он устал. Не от помощи Юльке, как та наверняка бы подумала; и даже не от самой Юльки. Нет, её он любил и принимал безоговорочно: со всеми её достоинствами и недостатками. Недостатки он в ней, кстати говоря, любил порой даже больше. Именно они делали Юльку Юлькой; не Юлей, даже не Юлией Николаевной, а именно его дорогой Юлькой.

Она же относилась к своим, как сама называла их, «загонам» весьма критически – проще говоря, терпеть их не могла. Старалась скрывать то, что делало её очаровательной и сильной: смущалась и расстраивалась, что не может составить Косте компанию на вечеринках у его друзей, избегала лишних встреч с малознакомыми людьми, крайне осторожно выстраивала свои планы на день. И порой даже раздражала тем, как пытается угодить. «Я не хочу мешать» – вечно твердила Юлька, уверенная в том, что её постоянный контроль будет смущать тех, кто собрался съесть целое ведро жареного мяса. Не по часам и без какого-либо контроля, как она привыкла.

Конечно, это казалось необычным – но уж точно не странным. И Костя верил, что однажды девушка всё же согласится съездить с ним на вечеринку. Он точно знал, что её никто не будет осуждать и высмеивать; дело было за малым – убедить в этом саму Юльку.

Хотя, откровенно говоря, гораздо проще было сдвинуть с места пару сопок…

Но, несмотря на это, Костя и вправду устал не от Юльки. Скорее, устал сам по себе: от того, что своим стремлением помочь и уберечь от трудностей заставляет девушку ощущать беспомощность и вину – пусть и беспочвенные, но тем не менее. От того, что на самом-то деле особо ничем помочь не может. Ни ей, ни Захару, ни своим родителям, что застряли где-то в Японии и теперь не могли оттуда выбраться. Ещё повезло, что рёкан, где они остановились, продолжал свою работу; повезло и в том, что проблем с деньгами у них не было – иначе всё оказалось бы совсем уж скверно.

Парень устал от того, что может сделать лишь обыденную малость: постучаться по пути в квартиру к Захару, предложить вывести на улицу Одри вместе с Люком и Стэном; зайти в магазин возле дома, поискать низкокалорийных батончиков и каш для Юльки. Залезть в кладовку и помочь составить список продуктов и вещей первой необходимости.

Это было так просто, что казалось недостаточным. Мимо проходили люди с кошачьими усами и обезьяньими хвостами. На него недоверчиво косились – а он неловко улыбался или кивал в ответ. Такой же, каким был всегда. Без чешуи и жабр. Что с ним не так?.. С ним вообще что-то не так? Ведь была же причина всему тому, что случилось?

Костя тяжело вздохнул, поправляя на запястье тяжёлый врезающийся в кожу пакет из супермаркета. С трудом, но ему удалось объясниться с кассиршей, которая кое-как выдавала членораздельные звуки через свой вороний клюв. Это тоже отняло приличное количество времени и сил. Поэтому прежде, чем возвращаться к Юльке, парень остановился у шлагбаума – привести мысли в порядок. Он был ей нужен; и в конце концов, из них двоих Юльке точно было тяжелее – во всех смыслах этого слова. Пусть она так и не считает. В любом случае, хоть кто-то должен сохранять спокойствие и контроль над ситуацией. Или хотя бы их иллюзию. Кто-то должен принимать все эти скучные бытовые решения и помогать их осуществлять, пока никто из Хрупкиных не вернулся домой.

И не потому, что Юлька не была способна справиться с бытовыми проблемами сама. А потому, что однажды она собиралась перестать быть Хрупкиной и стать Давыдовой.

А значит – в горе, в радости и с пятидесятикилограммовой грудой перьев.

– Добрый вечер, – раздался за плечом у Кости знакомый голос. Парень вздрогнул, оборачиваясь. Люк активно завилял хвостом, Стэн сел на траву и флегматично почесал задней лапой ухо.

– Здравствуйте, – слегка запоздало отреагировал Давыдов, когда сумел оторвать взгляд от роскошного павлиньего хвоста своего собеседника. Из-за этого хвоста мужчина в тёмной одежде слегка горбился, но внешне более никак не изменился, и Костя сразу же узнал дядю Юльки – Степана.

Тот приподнял уголки губ, когда заметил замешательство парня. Качнул своим хвостом, сложил, чтоб не отвлекать от своего лица, куда было бы гораздо более прилично смотреть во время разговора. По крайней мере, в этом случае. Да уж, теперь в мире наверняка должны были появиться новые правила этикета…

– Как себя чувствует Юля? – спросил Степан. – Она ведь уже дома?

– Да, я привёз сегодня утром, – Давыдов прикусил язык, когда в голове мелькнула мысль, что он зря сказал правду. Хотя врать священнику казалось неправильным, но парень вдруг подумал, что дядя может захотеть увидеть Юльку – а это отчего-то казалось Косте плохой идеей. Уж сегодня – точно. Так что он поторопился прибавить: – Чувствует себя нормально. Отдыхает. В доме лифт не работает, – кто-то из собак дёрнул поводок, с запястья у парня едва не соскользнул пакет. Он подхватил ручки, подтянул выше. – Мы перебрали запасы, подумали, мало ли, что может пригодиться…

– Это верно, – согласился мужчина. Повисло неловкое молчание: священник не спрашивал, что случилось с его племянницей, а Костя никак не мог выдумать, что бы такого ему сказать, чтоб закончить разговор.

– Вам помочь? – наконец, спросил он, заметив, что и Степан держит пару внушительных пакетов. – Я, правда, с собаками, но если вам тяжело, то могу… – священник покачал головой. С достоинством приосанился, хвост из-за этого будто сам собой распустился. Костя чуть прищурился – отчего-то это ему не понравилось.

– Я справлюсь, – заверил его Степан. – Испытания даются Господом нам по силам, как и награды.

– Думаете, это испытание? – осторожно спросил Давыдов. Он не был особо верующим, но с дядей Юльки старался оставаться в неплохих отношениях. Впрочем, особых усилий это не требовало: Степан не был фанатиком. Никого не тащил в храм, но радушно приветствовал, если к нему заходили. До сих пор назидательных бесед священник лично с ним не проводил – и это обоих устраивало. Однако Костя не сомневался, что, появись у него желание, Степан был бы рад побеседовать на духовные темы.

Сейчас, правда, такого желания у парня ещё не было – но этот вопрос казался естественным в нынешней ситуации. Ведь как-то люди должны были к этому всему привыкнуть; и вряд ли наука была способна объяснить случившееся. Значит, стоило обратить внимание на мнение человека веры, не так ли?

К удивлению Кости, священник покачал головой:

– Не совсем, – ответил он. Окинул парня взглядом, заставив почти смутиться того факта, что никаких видимых «обновок» у него не было. – Для кого-то – да. Думаю, Господь послал нам – людям, – испытание. Чтобы посмотреть, кто из нас пройдёт его с честью. Некоторые считают, что то – происки нечистого, но я так не думаю.

– Почему?

– Нельзя ведь объяснить то, что кого-то из нас наградили, а кого-то – наказали, – пожал плечами Степан. Костя растерянно моргнул. Священник пояснил: – Понимаешь, я сочувствую тем, кто… чьи недостатки обнажились. Человек по природе своей несовершенен, и не мне судить, но некоторые пострадали особенно жестоко. Это можно было бы назвать происками зла, но разве зло стало бы вознаграждать? Почему кто-то стал убог, горбат, а кто-то получил щедрый дар?

Несколько секунд парень соображал. Потом до него дошло: очевидно, Степан говорил о себе. Он определённо был крайне высокого мнения о своём роскошном хвосте – и в то же время искренне считал, что «неудобные» обновки являлись карой от высших сил.

Недостатки. Хорошее слово – и весьма подходящее для излишне любопытной кассирши, которая всегда знала все последние новости и сплетни, а теперь едва ли могла прокаркать «ваша бонусная карта?». Неплохая теория, это Костя признавал – вот только был у неё существенный изъян. Хвост у Степана появился, конечно, шикарный – вот только павлиний. Точно ли это было наградой, во что мужчина, похоже, свято верил?

Кто его знает. Но теперь парень был уверен: Юльке сегодня точно не стоит встречаться с дядей. Мало ли, к какой группе тот её отнесёт – к наказанным или к вознаграждённым. И неизвестно, на самом деле, что ещё окажется хуже…

– Понятно, – пробормотал Давыдов. Степан, похоже, счёл его растерянность за глубокую задумчивость – по-отечески похлопав парня по плечу, священник сказал:

– Понимаю, это тяжело принять. Мне тоже нелегко. Но тем, кто был вознаграждён, сейчас ещё сложнее: мы должны помочь тем, кто оказался наказан. Подать им руку. Подать им хороший пример, в конце концов. Помочь всем, чем потребуется. И тогда, может быть, мир вернётся к своему прежнему состоянию – или хотя бы научится жить в новой реальности. Потому что теперь она такова, и не в нашей власти это изменить, ведь так?

– Кто знает, – осторожно ответил Костя. Степан покровительственно качнул головой, принимая его ответ.

– Все мы придём к этому рано или поздно, – серьёзно сказал он. Тут телефон его зажужжал, и мужчина, неловко перевалившись с бока на бок, сунул руку в карман. Давыдов торопливо натянул поводки и ещё раз поправил пакет на запястье, в которое уже вонзались невидимые иголочки.

– Ладно, я пойду, а то мороженое растает, – быстро сказал парень. Священник кивнул, вынимая мобильник.

– Передай привет Юле, – попросил он. – Скажи, я обязательно зайду на днях.

«Вот уж постараюсь, чтобы это случилось как можно позже», – подумал Костя, натягивая вежливую улыбку. Объяснить это своё намерение даже самому себе парень не сразу сумел, но решил положиться на собственное чутьё. Если Юлька сама захочет увидеться с дядей, останавливать он её, конечно, не посмеет – разве что осторожно выскажет собственные сомнения по этому поводу. Но вот способствовать тому, чтобы встреча состоялась, Давыдов точно не собирался – не в ближайшее время уж точно.

И, взбираясь по ступенькам на седьмой этаж – лифт так и не реагировал на танцы с бубном у кнопки, – парень всё же сформулировал, почему ему так казалось.

Вряд ли священник мог увидеть нечто плохое в огромных крыльях. И вряд ли мог отказаться от любимой племянницы, раз уж собирался принять изменения в целом мире. Наверное, даже наоборот: Степан будет гордиться «даром» Юльки – вряд ли роскошные мощные крылья возможно посчитать наказанием… Но это с его точки зрения. Для Кости же сейчас было гораздо важнее, что о них думает сама Юлька.

А она думала, что определённо не хочет видеть на весах трёхзначное число. И что у неё страшно болит спина. И ещё – что ей теперь действительно нечего надеть.

И парень её понимал. Насколько, естественно, у него хватало воображения, чтобы представить, каково сейчас бедной Юльке.

Когда он вошёл в квартиру, то сразу же услышал деятельное шуршание за дверью комнаты, где оставалась девушка. Вздохнул, понимая, что сейчас она начнёт настаивать на том, чтобы поучаствовать в мытье лап собак. Сбросил с онемевшей руки пакет, снял поводки. Дождался, пока Юлька выгрузится из комнаты и торжественно вручил ей покупки.

Она хмуро посмотрела на пакет.

– Сгрёб, что было во «Фреше», – пояснил Костя. – Надо же с чего-то начинать. Вдруг завтра вообще все магазины закроют? Чудо, что сегодня-то открылись. Разберёшь?

Девушка покачала головой. Ей явно хотелось начать спорить, но Давыдов специально положил сверху упаковки с заморозкой – знал, что Юлька терпеть не может, когда продукты хранятся, как попало. И что ей крайне важно рассортировать всё по срокам годности – занятие минут на десять. Как раз, чтобы он успел спокойно помыть четвероногим товарищам лапы и отпустить их с миром к мискам и игрушкам. Не держать же бедолаг в коридоре, пока Юлька копается в морозилке и шуршит своими запасами каш?

Так и вышло. Когда Костя вышел из ванной, девушка со вздохом поставила упаковку овсянки между пачкой сухофруктов и пакетиком подсластителя. Люк со Стэном, как и предполагалось, немедленно отправились к мискам с водой. Коридор наполнился забавными звуками: искренним жадным собачьим чавканьем и причмокиванием.

На кухне раздался ещё один вздох. Уже тише. И ещё – печальное урчание желудка.

Костя нахмурился. Юлька опустила руку на живот, нервно сжала ткань рубашки Захара. Стоило ей чуть согнуться, как одна из нижних пуговиц расстегнулась, не выдержав бесконечного насилия над собственной природой; девушка вздрогнула и тут же обхватила свои плечи руками, боясь, что сейчас одежда с неё свалится. Давыдов торопливо подошёл, поймал края рубашки и стянул их обратно.

– Всё нормально, – заверил он. – Я держу. Наверху не расстегнулось, не переживай.

Юлька медленно отпустила рубашку, когда Костя осторожно застегнул нижние пуговицы. Пришлось повозиться, приподнять крылья. Занятие это со стороны выглядело довольно забавно, но ощущалось весьма интимно. Закончив с пуговицей, и для верности застегнув ещё парочку, Давыдов расправил рубашку и ласково погладил правое крыло. Девушка вздрогнула, но не оттолкнула его. Костя ощутил, насколько она была напряжена: плечи её казались твёрдыми, как камень, сама Юлька едва заметно дрожала от усталости.

И Косте показалось, что не только от усталости. Вернее, конечно, именно от неё – но была тому особая причина.

– Как ты запланировала завтрашний день? – спросил он. Девушка, показалось, напряглась ещё больше.

– Мюсли, мороженое, каша, на три и на вечер – батончики, шоколад и…

– Нет, – парень осторожно обхватил её плечи. – На сколько?

Юлька несколько секунд молчала. Этой паузы хватило, чтобы догадаться, каким будет ответ – но Косте было важно, чтобы она не пыталась от него ничего скрывать. Чтобы поняла, что он заботится, а не контролирует.

– На тысячу семьсот пятьдесят, – наконец нехотя ответила девушка. Вся как-то внутренне сжалась, будто ждала не то удара, не то крика – но их не последовало. Вместо этого парень лишь обнял её, насколько это получилось сделать с крыльями, и мягко поправил прядь её волос. Тут шум в коридоре прервался. Очередное протяжное урчание в животе у Юльки показалось громче прежнего. – Ну я не знаю, – почти жалобно сказала она. – Как планировать? Я ещё ничего на завтра не открывала, это жесть какая-то…

Костя сочувственно качнул головой. Юльке всегда было важно знать, что у неё запланировано на следующий день, с самого утра. Она постоянно тщательно комплектовала свои бесценные ланчбоксы и высчитывала каждый приём пищи; да, порой это доходило до абсурда – но сейчас ей, как никогда раньше, требовалось что-то привычное и понятное.

Несмотря на то, что некоторые Юльку и вправду могли счесть ненормальной, Костя точно знал, что врагом сама себе она не была. И, естественно, логика ей подсказывала, что с новым весом питаться менее, чем на две тысячи калорий в день – это слишком мало. Голод ведёт к упадку сил, потере здоровья, а ещё, что немаловажно – на самом деле, ведёт к повышению веса. Человеческое тело было глупым диким зверьком, который не переносил длительного дефицита – стоило ему понять, что количество еды отчего-то резко уменьшилось, и оно начинало стремительно накапливать жир. Потому-то Юлька старательно следила за этим: пока худела, делала «качели», то повышая, то понижая калорийность рациона. Потому и после достижения своей цели начала питаться даже чуть больше, чем на свою высчитанную норму. И Костю это устраивало – она себе, по крайней мере, не вредила. Даже весьма ответственно повысила калорийность ежедневного питания, когда внезапно незапланированно потеряла ещё пару килограмм. Но вот сейчас…

Наверняка Юлька проверила, какой нормы теперь должна придерживаться. Костя не видел, как она заходила в специальный калькулятор, но мог поспорить на что угодно, что это было первым, что девушка сделала, когда слезла с весов. И, конечно, увиденное число её потрясло не меньше, чем новый вес.

Из них двоих специалистом в этой сфере можно было назвать именно Юльку. Но и Костя догадывался, что резко повышать количество пищи – явно не особо полезно. А было ли полезно в одночасье «привесить» полсотни килограмм – вторую себя? Тоже вряд ли. Естественно, Юлька была в растерянности.

– Слушай, – осторожно сказал он. – Я понимаю. И знаю, что ты тоже понимаешь. Не в моей компетенции советовать, но… – Костя снова легонько коснулся одного из крыльев. Оно было потрясающе отзывчивым: вздрогнуло, само прижалось к тёплой ладони. – Они ведь… ну, настоящие. Так? Мы проверяли. Мышцы, кости, кровь.

– Так, – тяжело вздохнув, согласилась девушка. Шмыгнула носом, неловко перевалилась, повернулась к Косте. – Я знаю. Надо поднять норму. Но с моим ростом…

– Много? – сочувственно спросил парень. – Слишком?

– По одной только норме – тысяча девятьсот, и это по тому… «голодному» калькулятору, – так они звали приложение, которое выдавало самую низкую норму изо всех, которыми Юлька когда-либо пользовалась. – По другим, и без особой активности – вообще две двести. А я… ну, велик – всё, гулять по городу теперь тоже не получится.

– Ну а этот рюкзак в пятьдесят кило – что, не нагрузка? – хмыкнул Костя. – Тебе ведь даже по дому сейчас ходить – целое приключение.

Юлька нервно сжала край кухонного стола, к которому привалилась боком. Правое крыло она неудобно придавила, и сейчас оно пульсировало болью. Звучало, конечно, справедливо – вот только те, кто носил вместо крыльев лишние килограммы чистого жира, вряд ли считал обычную ходьбу по квартире особым видом спорта. То есть, наверняка она так и ощущалась, но вот…

– Я не знаю, – повторила она. Провела ладонью по лицу, по привычке избегая глаз. – Понятия не имею, какое приложение слушать, какую активность учитывать. Если счесть её за ежедневную, там вообще под три тысячи выйдет. И что делать?

Костя мягко коснулся её рук.

– Я тоже не знаю, – сказал он. – И вряд ли кто-то в целом мире сейчас знает. Но мне кажется, что повышать норму однозначно стоит. Потихоньку, – это прозвучало разумно, Юлька неуверенно взглянула на парня. – Давай… хотя бы на сотню? Пока что. Будет норма по тому калькулятору. Иначе ты просто будешь падать без сил, понимаешь, – Костя заметил, как она поморщилась, и торопливо сжал тонкие запястья. – Я знаю, что ты боишься. Но так надо. Мы разберёмся, как тебе лучше питаться, и всё будет нормально. И может, я разберусь, как заставить весы выдавать половину результата, – предложил он.

Губы у Юльки дрогнули. Это прозвучало невероятно мило. Ради того, что было ей так дорого, Костя порой делал забавные глупости в таком духе: то, что не додумался бы сделать никто другой. Из-за этого она чувствовала себя излишне требовательной, даже истеричной – но Давыдов не прекращал генерировать идеи для подобных милых мелочей.

Девушка улыбнулась, вспомнив, как однажды Костя привёз ей точно высчитанную порцию шашлыка, отвоёванную у друзей лично для неё. Теперь вот – предложение попытаться перепрограммировать весы или приложение к ним, лишь бы ей стало легче.

Господи, иногда Юльке казалось, что она совсем его не заслуживает.

– Ладно, – нехотя сказала девушка. – На сотню. На следующие два дня. А там потом… – она пожала плечами, мол – дальше будет видно. – И не надо тебе копаться с весами. Я, конечно, не математичка, но на два поделить смогу.

– Уверена? – Костя имел в виду вовсе не шутку о математических способностях Юльки, но она шутливо ткнула его пальцем в грудь.

– Вот сейчас обидно было! – фыркнула девушка. Мгновение он думал, потом рассмеялся. Снова поймал её руки, поднёс к губам, чмокнул.

– Хорошо, – тепло улыбнулся парень. – Тогда пойдём, посчитаешь себе на пару дней вперёд? – Юлька склонила голову набок, Костя удивлённо поднял брови. – Ты уже? Когда успела? И именно на сотню?

– На все варианты, – хмыкнула она. – И на три тысячи, – девушка вынула из кармана телефон, открыла галерею – та была полна скриншотов калькулятора со стройными рядами цифр. – Пойдём, наберу на завтра. Сам знаешь – я ж до этого больная.

Костя покачал головой, но ничего не ответил. Больные уж точно не стали бы слушать голос разума и делать десяток разных планов, понимая, что иначе угробят свой организм – но пока пытаться убеждать в этом Юльку бесполезно. С ней можно только оставаться рядом и поддерживать в решениях, которые она всё равно принимает сама – чаще всего разумные и взвешенные. Даже по несколько раз. Вот только отчего-то совершенно для неё не имеющие ценности – до того момента, пока их кто-нибудь не одобрит.

– Кстати, что там в Интернете? – спросил он, тактично пропуская её первой к выходу из кухни. Девушка пожала плечами.

– Разное пишут. То Сатана шутки шутит, то инопланетяне нас облучили. Интересно, что думает дядя? Мы в чате это как-то не обсуждали…

Костя секунду помолчал. Скрыть от неё тот факт, что он встретил её дядю на улице? А вдруг тот сам ей напишет или позвонит? А то и вовсе – придёт домой?

Ладно. Когда парень доверял ей, Юлька никогда его не подводила – стоит поверить, что и сейчас она не обидится, поймёт его правильно.

– Думает, у человечества повылезали недостатки, – сказал Давыдов. Прежде, чем девушка бы повернулась к нему, чтобы одарить удивлённым взглядом, Костя нагнал её в коридоре и придержал дверь комнаты, чтоб не приходилось неудобно протискиваться. – Но не у всех. Мы встретились во дворе, – пояснил он.

– И что у него? – спросила Юлька, бочком проходя в свою обитель.

– Хвост. Павлиний, кажется.

– На дядю похоже, – хмыкнула девушка. – Ты ему сказал, что у меня?

– Подумал, что лучше тебя сегодня не тревожить, – уклончиво ответил Костя. Усадил её на кровать, сам поднял пакет с рассортированными по месяцам протеиновыми батончиками, подошёл, опустил ей на колени. – Правильно же?

– Вряд ли ему понравится тащиться к нам без лифта, чтобы на это посмотреть, – фыркнула Юлька. Помолчала, высыпая «Июль» прямо на кровать. Покрутила в руках шоколадный хлебец без сахара. – И что? Значит, недостатки?

– У кого-то – да. У всяких рогатых и горбатых. А остальных, он думает, наградили.

– Вот уж любопытно, к какой категории я отношусь, – пробормотала под нос девушка, искоса бросая взгляд на весы в углу комнаты.

Костя счёл за благо пододвинуть кресло-мешок так, чтобы загородить их от Юльки. А потом – включить, в кои-то веки, телевизор: послушать, что нового приключилось с этой несчастной планетой за последние часы.

И в кои-то веки с облегчением выдохнуть после срочного обращения президента, принявшего решение ввести очередные долгие майские каникулы – по его словам, чтобы все вернулись домой и наладили свою жизнь, насколько это возможно.

Звучало обнадёживающе. Судя по всему, пока мир не рухнул окончательно – и не так уж важно, что сам президент явно что-то прикрывал с помощью хромакея…

Глава 4. «Заха-а-ар!..»

Юлька открыла глаза в 6:48 утра. Потянулась, зажмурилась – лежать с крыльями было непривычно и не особо удобно, и она уже второе утро подряд просыпалась с ледяными иголочками под каждым пером. Сегодня поспать удалось в родной постели; это, впрочем, не особо помогло – пару раз девушка в панике начинала барахтаться среди подушек и одеяла, когда пыталась повернуться на бок и случайно накрывала саму себя ворохом перьев.

Кости рядом не было. В её кровати они могли бы поместиться и вдвоём, но парень предпочёл остаться на диване в гостиной – побоялся навредить Юлькиным крыльям. Это решение она оценила в полной мере лишь утром: с тем, чтобы отлежать оба тяжёлых «подарка», девушка справилась и самостоятельно. А окажись рядом с ней ещё и Давыдов…

Да и просыпаться сейчас было удовольствием ниже среднего. Поэтому, хоть Юльке отчаянно хотелось прижаться во сне не к подушке и не к плюшевой тыкве, а к тёплому и родному плечу, с этим выбором она смирилась.

К тому же, то, что парень спал в гостиной, оказалось весьма кстати. Стоило ей потихоньку пройти по коридору, выполняя ежедневные утренние ритуалы, как с места подорвались Люк и Стэн, виляя хвостами. Люк вилял гораздо активнее – привык, что хозяйка выводит его на прогулку рано утром. Стэн же был соней – но, почувствовав, что товарищ оживился не просто так, пёс тоже стряхнул с себя остатки сна.

Юлька остановилась у самой двери в свою комнату. Взвеситься или нет? Может, просто пойти покушать и забить – вряд ли у неё получится «перебрать», раз уж калькуляторы выдают ей подобные конские рекомендации?

Она поджала губы. Было ещё кое-что, о чём вчера они оба не подумали – теперь ей нужно было ещё и изменить дозировку своего лекарства. Вот уже третий день подряд девушка принимала прежнюю норму, но она-то как раз зависела от веса – и, вполне возможно, скоро Юлька должна была почувствовать последствия. Но для того, чтобы изменить дозировку, ей нужно было сдать кровь на анализ. Получить результаты. Понять, чего ей не хватает и в какую сторону она должна в этот раз склонить качели. Вот только где и как это сделать, если выйти из дома сейчас едва ли представляется возможным, а все платные клиники со срочными анализами наверняка закрыты на неопределённый срок?

Девушка вздохнула. Люк начинал поскуливать, ещё немного – и вежливые просьбы на собачьем языке превратятся в гораздо менее вежливые требования. Не будить же Костю, который и без того сделал для неё так много?

Юлька решилась. Потихоньку открыла дверь, постоянно прислушиваясь – чтобы ненароком не разбудить Костю, мирно посапывающего в дальней комнате. Выглянула в подъезд – на случай, если лифт всё ещё не починили, девушка не стала преждевременно обнадёживать собак и прилаживать к ошейникам поводки. Вряд ли Костя похвалит её, если она тайком сбежит от него, как непослушная героиня сказок – искать беду себе на голову.

И, хоть Юлька отлично понимала, что всё равно упрямо потащилась бы по лестнице, найдя тому логичное оправдание, первым делом она вопросительно потыкала в кнопку вызова лифта. Тот помедлил, будто бы подумал, а потом всё же ожил – зашумел, поднимаясь наверх. Девушка кивнула сама себе. Уж за это Костя точно её ругать не станет – максимум, поворчит. Но ей хотелось как-то его отблагодарить за всё, что он для неё сделал: погулять с Люком и Стэном казалось неплохим вариантом. Хотя бы сейчас, если днём или вечером лифт снова прикажет долго жить.

Она вернулась в квартиру и обулась. Притормозила у шкафа, поразмыслила о том, в каком аду окажется зимой: такое простое действие, как надеть куртку, представлялось теперь совершенно невозможным. Что ж, по крайней мере, весной и летом у неё будет хоть какой-то шанс покидать дом. А может, крылья станут неплохой своеобразной шубой?

Кусая губы и медленно, но верно погружаясь в пучину размышлений о том, во что превратится её жизнь среди сугробов и метелей, Юлька прицепила поводки. Интересно, будет ли она входить в маломобильные группы населения? Сможет ли найти работу после окончания учёбы? Родители обещали дать ей отдохнуть остаток лета; но что дальше?..

Люк, счастливо взвизгнув, потянул хозяйку в подъезд. Юлька, тихо прикрыв за собой дверь, потянула лениво зевающего Стэна. Быстрее, пока идея покинуть дом-крепость-всё такое не запахла ещё хуже, чем от неё уже пованивало.

Лифт гостеприимно открыл свои возмутительно узкие дверцы. Девушка пропустила вперёд собак; потом передумала, потянула их назад. Неуклюже развернулась, поджала крылья, как смогла, и подалась в кабину спиной вперёд. Железные дверцы предупреждающе скрипнули. Юлька стиснула зубы, напрягла мышцы до боли, практически стискивая саму себя в пернатом коконе, и снова шагнула назад. На этот раз получилось лучше: лифт, будто бы тяжело вздохнув, всё же принял её в свои тесные объятия. Придержав крыльями дверцы, девушка подтянула и собак. Втроём им едва ли хватило места, но всё же спустя пару минут борьбы лифт уступил, закрылся и поехал вниз.

Юлька собой гордилась. Это с ней случалось довольно редко и порой по совершенно не заслуживающим того причинам, но в такие минуты девушка старалась поменьше размышлять и побольше наслаждаться непривычным состоянием удовлетворения. Всё равно спустя какое-то время она своё очередное достижение обесценит, так почему не порадоваться хоть немного?

К этому её пытался приучать Костя, однажды предложивший завести целый семейный архив достижений. Пока они так этого и не сделали, но вот сейчас, взъерошенная и донельзя собой довольная, Юлька подумывала о том, что стоит приступить к созданию архива сегодня же. И первым в списке будет приклеенное на скотч пёрышко – какое-нибудь из тех, что она потеряла во время неравной битвы с лифтом!..

По крайней мере, так она думала, пока ехала вниз. И вплоть до той самой минуты, пока двери лифта не открылись. И пока Юлька не попыталась его покинуть.

И пока не поняла, что сама себя загнала в ловушку, встав не боком, а лицом к выходу.

Девушка ощутила себя максимально глупо. И максимально беспомощно, словно с лампочкой во рту: у неё никак не получалось сообразить, что сделать, чтобы освободиться. Она бессильно и неуклюже топталась на месте, пытаясь развернуться в тесной кабине, но собаки, путаясь под ногами, мешали это провернуть. К тому же, Юлька боялась навредить им, придавив крылом. И сама опасалась задохнуться – в кабине быстро становилось душно. А что, если повернуться так, что она будет вынуждена уткнуться лицом в перья?

В животе похолодело. Отчаяние нарастало, и девушка усилием воли заставила себя выдохнуть и прекратить барахтаться. Сердце у неё стучало где-то в горле, она лихорадочно соображала, что ей делать. Что, если выпустить собак? Получится ли у неё выбраться, если они не будут ей мешать? А если нет – что Стэн и Люк будут делать? Побегут домой? Поднимут лай? Услышит ли их кто-нибудь, и придёт ли на помощь?

Юлька сунула руку в карман. Трясущимися от напряжения руками вытащила мобильник, попыталась поднести его к глазам. Чехол подло проскользнул во влажной ладони, девушка выронила телефон и сдавленно ругнулась сквозь зубы. К холоду в животе – от страха, прибавился ещё и огонь где-то в груди и горле – от бессильной ярости.

Пришлось попытаться сесть на корточки, чтобы поднять сотовый. Опустить голову не получалось, так что искать его пришлось наощупь – когда ноги у Юльки уже вот-вот должно было свести судорогой от напряжения, она наконец нашла, что искала. Новой проблемой стала необходимость встать, чтобы проверить-таки, ловит ли телефон сеть…

Юлька устало сморгнула пот, фыркнула, пытаясь сдуть с глаз налипшие волосы. Морально подготовилась к очередному разочарованию, мысленно начала прокручивать запасные варианты спасения – ни один ей не нравился. Время беспощадно двигалось вперёд: ровно через полчаса после приёма таблетки девушке станет плохо, если она не поест. Именно от этого момента Юлька отсчитывала старт дня – и дело было даже не в контроле и не в калориях. Её банально начнёт трясти, и она ослабеет – даже хуже, чем сейчас. Так что выбраться нужно как можно скорее.

Девушка выдохнула. Крепче стиснула мобильник. Уже собиралась сделать решительный рывок и посмотреть на экран, когда вдруг услышала совсем рядом до боли знакомое визгливое тявканье и голос:

– Одри, не ори!

Юлька была уверена в том, что прежде её друг так рано на прогулку не выходил. А ещё Юлька была человеком довольно начитанным – обязывала будущая профессия. И с чувством юмора у неё тоже всё было, вроде как, в порядке. И с бесконечными идеями для книг и рассказов – да и просто по жизни, – тоже.

Но ни в одной из этих идей даже в качестве шутки Юлька не могла бы выдумать подобное – что однажды, застряв в лифте с двумя собаками из-за своих гигантских крыльев, она отчаянно закричит, как печально известный Илья Ильич:

– Заха-а-ар!..

***

Тридцать минут спустя, после строгого выговора от Кости, Юлька вновь вспомнила о своём телефоне. После падения тот отключился; пока Захар, с трудом выдернувший её из лифта, гулял с собаками, девушка проверяла новости, сидя за компьютером. Но вот часы – и настольные, и внутренние, – напомнили ей, что пора бы позавтракать. Тогда-то и пришлось понервничать: вчера Юлька, как назло, забыла записать свой план питания в блокнот, и бесценный точный список хранился лишь в заметках в мобильнике. Но нервничать пришлось недолго – выдержав театральную паузу, телефон всё же смилостивился над хозяйкой и соизволил включиться.

Первым делом она торопливо насыпала в самодельную глиняную чашечку ровно девяносто три грамма гранолы и аккуратно полила её миндальным молоком – тоже заранее запланированного количества. Заварила любимый кофе, плюхнулась на табуретку. Ещё в «полёте» вспомнила о том, что её нового веса та может не выдержать, и пережила пару пугающих мгновений, пока всё же благополучно не приземлилась. Табуретка порадовала – всё же выдержала безжалостную атаку прицельно пикирующего на неё центнера.

Да, кстати, уже центнера – Костя неодобрительно покачал головой, когда узнал, что за день Юлька умудрилась потерять целых два килограмма. Девушка попыталась оправдаться, что теперь это было проще, раз вес вырос – но её, честно говоря, это тоже встревожило. Выпавшие в лифте перья точно столько не весили. Не хватало ещё заработать истощение – как тогда ходить с этим грузом за спиной? А если её всё-таки не посчитают маломобильной – придётся ведь ползать на работу с этакой-то грудой перьев и костей…

Юлька снова потянулась к телефону, чтобы занести завтрак в дневник и подумать, не стоит ли увеличить свой рацион ещё немного – чуть резче, чем она собиралась. Но не успела девушка даже разблокировать экран, как мобильник у неё в руках задрожал. Юлька машинально ответила на звонок. Не жуя, проглотила то, что успела отправить в рот.

– Алло? – едва не подавившись, вопросительно обратилась она к невидимому собеседнику. Динамик бодро поприветствовал её голосом дяди Степана:

– Доброе утро!

Юлька опустила ложку в жёлтую мисочку. Вчера они с Костей почти не обсуждали встречу с её дядей, однако девушка долго размышляла об этом, когда пыталась уснуть под жарким ворохом перьев. Идея о том, что кто-то оказался вознаграждён, а кто-то – наказан, была вполне в духе Степана. И Юльку особенно заинтересовала мысль о человеческих недостатках. Ей было интересно послушать, к чему дядя пришёл в своих размышлениях – хотя бы потому, что она знала: её не станут заставлять верить в это безоговорочно.

Но поверить хоть во что-то уже было жизненно необходимо. Когда – если, – наука разберётся, что случилось, всегда можно будет принять новую истину. Но так уж человек был устроен: хотел хоть как-то разобраться в хаосе. Особенно, если в хаос превращалась вся его жизнь. Вера во что-то могла давать хотя бы иллюзию контроля и успокаивать – девушка была уверена, что сейчас ей это не помешает.

– Доброе, – поздоровалась в ответ Юлька. – Как дела?

– Прекрасно, – судя по голосу, дядя улыбался. – Как твои, птичка?

Ох уж эти милые прозвища из детства, которые в итоге оказываются этаким чеховским ружьём; а то и целой Царь-пушкой.

– Да… потихоньку, – девушка отправила в рот ещё порцию гранолы, выразительно звякнув ложкой. Дядя был в курсе, как тщательно она следит за питанием – так что это его точно не должно было обидеть. – Кушаю. А ты что? В церковь пойдёшь?

– Да, конечно. Я зачем звоню… – Юлька прищурилась, старательно прожёвывая хрустящую овсянку. Этот голос дяди она хорошо знала – он чего-то от неё хотел. – У нас утром служба. Не праздничная, – девушка быстро бросила взгляд на календарь. Первое мая. Она и так знала, что церковь этот праздник не отмечает, но Степан старался не заставлять никого излишне погружаться в тонкости жизни его прихода, потому и пояснил – просто на всякий случай. Может, то было в каком-то роде хитростью: когда тебе ничего не навязывают, ты волен сам проявить интерес. И Юлька по мере возможностей его проявляла – порой приходила с семьёй в церковь по выходным и праздникам.

– О, – прокомментировала девушка. Сказать было особо нечего, но в этом звуке уместилось всё, что она думала: значит, церковь не просто открыта, но и готова принять всех, кто сможет и захочет прийти. А люди наверняка собирались искать ответы – да уж, дело Степану предстояло явно нелёгкое.

Дядя понял её правильно.

– Да, – усмехнулся он. – Будет непросто. Даже Ульяшка собралась прийти со своими ребятами, сделают сюжет в майский выпуск, – Юлька кивнула сама себе. Её двоюродная сестра состояла в группе ребят-журналистов. Ей самой уже не раз приходилось помогать им. И на практике – руководительница всегда сбрасывала лишнюю работу на студентку, – и просто так, когда Ульяна писала по разным вопросам. Конечно, раз уж были объявлены дополнительные каникулы, школьникам приказали чем-то заняться. Наверняка – по мере возможностей, но чаще всего это означало «в обязательном порядке». Юлька и сама с минуты на минуту ожидала очередного кошмарного решения от своего вуза. Пока в учебных чатах царила тишина, но к пятому курсу девушка уже понимала – обманчивая.

– А у неё как дела? – спросила Юлька.

– Неплохо, – уклончиво ответил дядя. – Хочет пойти со мной прямо из дома, – он помолчал пару секунд. Видимо, ждал, что племянница что-нибудь скажет; но Юлька молчала. Тогда Степан решил задать вопрос в лоб: – А ты? Не хочешь сегодня прийти?

Девушка закусила губу. Судя по голосу, дядя был в курсе, что с ней произошло. Костя не упоминал, что говорил ему о крыльях – откуда тогда ему стало это известно?

После службы должна была быть проповедь. Прихожане наверняка ждали её даже больше, чем самой службы – каждый, кто собирался сегодня прийти, определённо шёл за ответами. И уж когда их получить, если не во время откровенной беседы со священником?

Если дядя знал об её крыльях, он определённо хотел на них посмотреть. А может, и показать их кому-то во время проповеди. Но стоило ли?..

В голове у Юльки мелькнула мысль – похоже, о том же самом думал и Костя вчера вечером. Вот почему он не привёл дядю к ней: подумал наперёд. Попытался, должно быть, защитить от лишних проблем. А может, просто рассудил, что тем вечером она была не состоянии обсуждать случившееся с кем-то ещё, кроме него.

Но отказываться казалось как-то… невежливо, что ли. И самой Юльке было необходимо попытаться разобраться в произошедшем. Назвать себя глубоко религиозным человеком она не могла; но, как уже сама себе говорила – жить в хаосе тоже невозможно. Что ж… Без собак и боком у неё должно получиться поместиться в кабине лифта.

– Если Костя не занят, – сказала Юлька, по старой привычке потирая переносицу в поисках очков. Костя, конечно, занят не был – только что он открыл входную дверь для Люка и Стэна, которых привёл с прогулки Захар. Просить его отвезти её куда-то всегда было неловко; но особых занятий у них обоих дома всё равно больше не оставалось. Разве что попытаться разрезать одежду и приладить сверху и снизу липучки или пуговицы – не очень надёжно и весьма муторно. К тому же – вдруг это всё же не навсегда? Не хотелось бы лишиться любимых вещей просто так.

– Хорошо, – улыбнулся Степан. – Особо не торопитесь, осторожнее на дороге. Сегодня наверняка всё затянется.

Юлька вздохнула, сбрасывая звонок. В голове у неё созрела мысль, но второй раз за утро играть в Обломова девушке уже не хотелось. Так что, неуклюже расставив ноги, Юлька поднялась с табурета, прихватила чашку с завтраком и вразвалочку отправилась в коридор – туда, где о чём-то вполголоса разговаривали парни.

Глава 5. Хрюндель с лавочкой

Ульяна жалела о том, что сделала прошлым вечером. Особенно потому, что помнила, какой хорошей идеей ей это казалось поначалу. Вообще, многие на её месте совершенно точно не стали бы так поступать. Но в том была вся она: сначала делала из лучших побуждений, а потом уже разбиралась с последствиями.

На этот раз последствия хотя бы оказались вполне предсказуемыми. Когда её отец вернулся с работы, Ульяна подошла к нему и показала сюжет, что увидела сегодня в выпуске новостей – она старалась не пропускать ни одной местной передачи. Особенно тех, куда мечтала попасть спустя несколько лет в качестве корреспондента – судя по тому, что ей рассказывала старшая двоюродная сестра, это было вполне возможно. Нужно лишь стараться и «лезть» – этим Ульяна и занималась.

И вот вчера она влезла туда, куда не стоило. Но как можно было не показать отцу видео, где отчётливо видно ту самую старшую сестру – да ещё и с огромными крыльями за спиной?

Девочка знала, что Юлька отправилась на молодёжный форум. Подозревала, что на открытии и закрытии обязательно будут присутствовать журналисты – потому и не удивилась, когда увидела этот выпуск. Конечно, содержание его отличалось от ожидаемого: репортёры и сами наверняка пострадали, но чувство долга в них всё же перевесило. Застрявшие вместе с участниками форума в лагере, они сняли, что смогли: рассказали о том, как организуется выезд студентов и гостей домой, какие делаются предположения о произошедшем, попытались спрогнозировать дальнейшее развитие событий.

И, естественно, даже в хрюкающе-мяукающем дурдоме их внимание не могла не привлечь худенькая фигурка с огромными мощными крыльями. Юлька не разговаривала с журналистами – сидела с кем-то, на ком была тёмная тканевая маска в пол-лица, и что-то угрюмо жевала. Ульяна тогда даже усмехнулась, подумав, что могла бы точно вычислить время съёмки по одной только неизменно верной своему графику питания Юльке.

Так что, когда Степан пришёл вечером домой, девочка первым делом подошла к нему со своим мобильником. Остановила видео, приблизила кадр, хотела что-то прокомментировать – и тут же вздрогнула, когда отец, поморщившись, чуть толкнул её в бок, чтобы она отодвинулась и перестала колотить его по плечу своим новоприобретённым собачьим хвостом. Ульяна смутилась, когда поняла, что вовсю им виляла, словно пёс из приюта, на которого внезапно обратили внимание.

– Вот, посмотри сам, – сказала она тогда, протягивая отцу телефон. Степан вздохнул, пролистал видео назад, рассеянно посмотрел начало. Потом вздрогнул и вгляделся в экран – Ульяна была уверена, что знает, на каком моменте это произошло. Мужчина сам поставил паузу, часто заморгал. Поднял взгляд на дочь. Девочка неловко улыбнулась, всеми силами стараясь не шевелить пушистым хвостом.

– Сбрось мне на почту, – сказал Степан, протягивая ей мобильник обратно. Ульяна послушно кивнула. Отец развернулся и отправился на кухню – прежде, чем она открыла рот, чтобы спросить, как у него прошёл день в церкви. Из гостиной раздался скрипучий голос – недовольный, требовательный и слегка шепелявый:

– Стёпа! Принеси кофе!

– Какой тебе кофе вечером? – в тон этому голосу огрызнулся мужчина. – Молока бы выпила, опять на кишечник жалуешься!

– Мне твоё молоко надоело! – не уступили ему. – Сам пей! А я кофе хочу! Мне помогает!

– Нельзя тебе кофе, – буркнул Степан. В гостиной раздались медленные шаркающие шаги, раздражающее громкое поскрипывание резиновых тапок. Мужчина устало качнул головой – Ульяне даже не нужно было видеть его лица, чтобы знать, что отец закатил глаза. Потом он махнул рукой и скрылся за аркой, что вела на кухню.

– А я хочу! Поставь чайник! – из-за угла появилась обманчиво крошечная сухая фигурка – такие обычно сравнивали с одуванчиками, да не простыми, а с определённой религиозной принадлежностью.

Это была их с Юлькой общая прабабушка – бабушка Степана и его брата, Юлькиного отца. Сколько Ульяна себя помнила, Владлена Фёдоровна жила с ними. И характер её год от года становился всё более и более скверным: в последние несколько лет не проходило и недели без очередного скандала. Бабушка становилась мнительной, постоянно искала повод, чтобы к кому-нибудь придраться; иногда откровенно сталкивала близких между собой, лишь бы добиться нового взрыва. Иногда это срабатывало, иногда нет – тогда она начинала искать новую причину для ссоры. С Юлькой они порой просто разыгрывали короткие споры, не воспринимая их всерьёз – обычно это помогало.

– Ей не хватает экшена в жизни, – объясняла сестра, – гулять она не выходит, только смотрит свои суды да сериалы по телевизору. Ссоры – это что-то яркое, они ей позволяют почувствовать себя по-особенному живой. Всякая там забота и милота – эмоции недостаточно сильные. Да и папа с дядей Стёпой ухаживают за ней, как могут. Вот она и бесится, – в это объяснение Ульяна верила. Оно казалось логичным, только не очень справедливым – потому девочка всё ещё втайне хранила надежду однажды наладить с бабушкой отношения раз и навсегда. Вот только вскоре после кратких периодов примирения та вновь начинала «перчить» свою скучную жизнь яркими скандалами – и тогда все попытки восстановить хрупкий мир дома вновь шли прахом.

Ульяна встретилась с бабушкой взглядом. Та явно собиралась устроить очередную сцену, это её настроение девочка уже научилась распознавать. Сейчас у неё был выбор: поучаствовать в ссоре и попытаться её сгладить, или же спрятаться в своей комнате и попытаться избежать худшего – очередных обвинений и обидных слов. Ни то, ни другое решение не гарантировали однозначного исхода: бабушка могла войти к ней и втянуть в свою игру, а могла просто начать громко комментировать её попытку спрятаться – прекрасно зная, что через стену Ульяна всё слышит.

– Что? – с вызовом спросила Владлена Фёдоровна. – А ты? А ты мне тоже чайник поставить не можешь? Дожила, не заслужила чашки кофе в старости!

– Оставь её в покое! – громко сказал отец на кухне, шумно грохнув чайник на подставку. – Цикория тебе наведу с шоколадом, не больше!

– Не хочу я твоего цикория, помои те ещё! Отравить меня хочешь? – ощетинилась пенсионерка.

– Отпевать тебя раньше времени не хочу! – Ульяна, не сдержавшись, прыснула. Бабушка нахмурилась, поджала губы, прищурилась – будто кошка, что готовилась к атаке.

– Смешно тебе? – ядовито спросила она. – Только и ждёте, когда я помру? Никакой благодарности! А чего я хотела? Дурная кровь! – девочка вздрогнула, улыбка её разом пропала. Когда бабушка начинала говорить об этом, ссора разгоралась моментально.

Вот и сейчас отец немедленно появился в коридоре – хмурый, мрачный. В руках у него была белая кружка с сердечками и надписью «Лучшей бабуле». Но выглядело это вовсе не забавно – взгляд у Степана был серьёзный, колючий.

– Не смей, – жёстко сказал он. Бабушка рывком повернулась к нему, словно хищник, почуявший угрозу. – Я тебя предупреждаю. Я говорил.

– А то – что? Выкинешь меня? Отравишь, как собаку?

– Я тебе говорил, – с нажимом повторил отец.

– Всё девку эту защищаешь! Хвостом навертела, а я – терпи, расти, корми!..

– Замолчи! – рявкнул Степан. Ульяна почувствовала, как пушистый хвост, сам собой прижавшийся к икрам, дрожит, будто у напуганного щенка. Губы её тоже задрожали.

Бабушка редко говорила о её матери; но если упоминала – то обязательно что-нибудь дурное. Юлька объясняла, что это тоже из желания зацепить и устроить ссору – вот только сама отказывалась рассказывать Ульяне об её маме хоть что-нибудь. Говорила, что была совсем маленькая и ничего о ней не знает. И, поскольку у сестры не было причин врать, после пары разговоров девочка оставила попытки что-то выведать. Правда, вряд ли Юлька в шесть-семь лет допытывалась, откуда у неё появилась двоюродная сестрёнка.

Отец же никогда о маме Ульяны не упоминал и страшно злился, если Владлена Фёдоровна затрагивала эту тему. Может, потому, что затрагивала она лишь самые дурнопахнущие слои, как однажды метко выразилась Юлька. В любом случае, это всегда срабатывало так, как было нужно скучающей пенсионерке – у неё появлялся повод хорошенько поцапаться со внуком.

– И что ты мне сделаешь? – с вызовом посмотрела она на него снизу-вверх. – Ударишь бабку? Давай, святоша! Лучше бы кого другого уму учил, когда время было!

Степан с силой стиснул зубы. Сжал и пальцы на кружке – казалось, ещё секунда, и забавная ручка-сердечко останется у него в ладони.

– Я в последний раз говорю, – тихо сказал он. – Как говорил пятнадцать лет назад. Ещё одно слово по этому поводу… – короткая пауза. – И мы будем разговаривать иначе.

Бабушка нехорошо прищурилась. Бросила недовольный взгляд на Ульяну. Промолчала.

– У тебя давление, – процедил Степан сквозь зубы. – Кофе я тебе не дам. Не хочешь цикорий – выпей чаю. Возьми шипучие витамины. Лимонад. У тебя есть, из чего выбирать. Не прибедняйся. Я купил тебе твою минералку и сок. Не хочешь… – он шумно выдохнул, скользнул взглядом по дочери. – Не надо. Но не смей… – мужчина отвернулся. – Трепаться, о чём не просят.

– Ты как смеешь так со мной говорить?! – вскинулась бабушка. Об Ульяне она моментально забыла; впилась взглядом во внука. – После всего, что я для тебя!..

– Всё! Я устал. У меня завтра утренняя служба и проповедь, – и Степан удалился обратно на кухню. Мгновением позже вслед за ним упрямо зашаркали шумные тапочки.

Девочка еле слышно выдохнула. Что будет дальше, она прекрасно знала: могла бы предсказать целые фразы и отрывки грядущей беседы, если сегодня отец будет в настроении и дальше отвечать на попытки зацепить его. Как в детстве, Ульяне захотелось забраться к нему на колени. Спрятаться от злых слов, что звучали в адрес её мамы, которой она никогда не знала. Но уже много лет девочка не могла этого сделать; ей бы похудеть, как Юльке. Ей бы добиться всего, чего добилась Юлька. Тогда, может, попытка поговорить с папой по душам кончится как-то иначе: без мимолётных упрёков по поводу её пухловатых щёк или разочарованного взгляда после ознакомления с табелем успеваемости.

Завидовать было плохо, Ульяна это знала. Но порой это чувство накрывало её с головой – например, когда отец рассказывал, что её двоюродная сестра закончила очередной семестр в институте на «отлично», или готовилась выпустить новую книжку. Девочка и в журналистику-то пошла следом за Юлькой – лишь потом ощутила вкус к самому делу. Ей отчаянно хотелось похвалы; хотелось успехов – раз уж отличницей стать было не суждено. Пару лет назад казалось, что у неё ещё полно времени, чтобы догнать сестру; но вот та стремительно похудела, изменившись до неузнаваемости, вот стала выпускать книги одну за другой, вот вдруг приблизилась к заветному красному диплому…

А Ульяна приближалась лишь к красным прилавкам фастфуда. И никак не могла выбраться на хоть сколько-нибудь значимое мероприятие со своей группой журналистов. Конечно, отец восхищался не ею, а той, кто этого заслуживал. Может, потому и о матери Ульяны до сих пор молчал? Что, если правду нужно было заслужить – оправдать надежды и доверие? Доказать, что она лучше, чем все о ней думают, что прабабушка неправа – и никакой «дурной» крови в ней нет? Папа много лет нёс свой крест: ухаживал за бабушкой, сколько бы она ни мотала ему нервы. Кормил и растил саму Ульяну. Не женился и даже никогда ни с кем не встречался – лишь работал. Вернее – правильнее, – служил. Ни в чём им, в меру своих возможностей, не отказывал. Конечно, если мама и вправду была хоть вполовину такой плохой, как о ней говорили, ему не хотелось, чтобы дочь об этом знала.

Но знать хотелось. Хоть что-нибудь. Ведь было что-то хорошее? Не могло не быть.

Девочка вздрогнула, когда телефон в её ладони завибрировал, отвлекая от малоприятных размышлений. Ульяна прищурилась, поправила некрасивые тонкие очки на носу и посмотрела в экран. Пришло сообщение от классной руководительницы. По совместительству – главы их журналистского объединения. Учительница просила «по мере возможностей» провести незапланированные каникулы с пользой – снять какой-нибудь сюжет. Материала вокруг, намекала она, полно: стоило лишь хорошенько подумать и внимательно оглядеться. Посмотреть, во что превратился их город, поговорить с людьми, показать их – это может стать крошечным паззлом в общей картине мира. Которая, конечно, сильно изменилась за последние пару дней, и это ещё очень мягко говоря…

Ульяна вздохнула. Оглядываться и смотреть вокруг ей вовсе не хотелось – обычно это расстраивало ещё больше. Другие ребята всегда придумывали более интересные поводы для сюжетов, успешно снимали их, делая настоящие качественные выпуски. Она же обычно была на подхвате: отвечала за съёмку, монтаж, редактировала готовые сценарии. Если и писала свои, то по чьей-нибудь просьбе – никакой самодеятельности. Что ей предложить? Посвятить видеопоэму бабушкиным шумным тапкам?

Девочка уже потянулась к кнопке «назад», чтоб закрыть чат, но тут вдруг ей в голову пришла мысль. По привычке Ульяна немедленно сочла её глупой, хотела было отмести в сторону. Но вот отец громко хлопнул дверью и скрипнул креслом, сев за компьютер – и мысль отказалась отправляться на помойку к своим предшественницам. Папа, очевидно, сел за ноутбук, чтобы посмотреть видео, которое Ульяна обещала ему отправить; но не только – он сам пару минут назад сказал, что завтра собирается проводить проповедь.

Проще говоря, пообщаться с прихожанами. И уж конечно не по поводу светского праздника, как можно было бы предположить, взглянув на календарь. На этот раз инфоповод был покруче, как выразилась бы Юлька – люди наверняка хотели понять, что с ними произошло. Конечно же, отец это понимал. И, видимо, ему было, что сказать.

Что там писала учительница? Оглядеться вокруг? Посмотреть, во что превратился мир? Показать людей?

Ульяна быстро напечатала сообщение в группу. Дождалась ответа от одноклассников и руководителя. Неуверенно улыбнулась, для верности пару раз перечитала сообщения.

А потом, сжав телефон во вспотевшей от волнения ладони, отправилась в комнату к отцу – выполнить обещание спросить у него, не пустит ли он их группу завтра на службу.

***

И вот сейчас она об этом своём решении очень и очень сожалела.

Сначала всё шло неплохо. Они встретились у церкви, посмеялись над «обновками» друг у друга: на фоне яркого хохолка попугая и шакальих ушей хвост Ульяны выглядел не так уж плохо. Потом, когда стали подтягиваться прихожане, настроение у девочки стало ещё лучше: среди этой пёстрой толпы она чувствовала себя уютнее, чем дома – с прабабушкой, что постоянно подозрительно оглядывала её с ног до головы. В ней самой ничего особо не поменялось; почему – непонятно. Прошлым вечером папа упомянул, что и у Юлькиного Кости, которого он встретил по пути домой, тоже ничего не было видно. Но, может, парень просто сумел спрятать свои изменения под одеждой. Бабушка же их к себе не подпускала – вероятно, и она успешно скрывала то, что с ней приключилось.

Здесь же, среди квакающих, каркающих, мохнатых и чешуйчатых незнакомцев, Ульяна ощущала себя нормальной. Хотя, разумеется, ничего нормального в этом не было – но зато и осуждения вокруг стало намного меньше. Теперь мало кого волновал чужой лишний вес или неудачная оправа очков; люди больше были заинтересованы в том, чтобы понять, кто к ним обращается – и самим быть понятыми. Как только это оказалось самым ценным, общество определённо стало терпимее, и находиться в нём теперь было несоизмеримо приятнее, чем раньше.

К тому же, душу девочки грела мысль о том, что это был её первый самостоятельный сюжет. То есть, конечно, она собиралась работать над ним с группой – но впервые вышло так, что все единогласно приняли её идею и никто не стал ничего в ней менять или критиковать. Впервые так вышло, что текст писала она сама – весь прошлый вечер, но оно того стоило, – и сценарий тоже придумала самостоятельно. Одноклассники не спорили. И, что гораздо более важно, не смеялись над Ульяной. Это было восхитительно. Может, так и начиналась белая полоса – этакая дорожка успеха? Не зря ведь она столько старалась?

Они сняли общий план возле здания церкви. Поговорили с отцом Ульяны – в кадре никого, кроме него, не было, но вопросы задавал долговязый одноклассник, что повесил на шею Степану специальную петличку. Особой разницы, кто прочитает написанный текст, конечно, не было – и девочка постаралась не думать о том, почему ей вдруг оказалось так неприятно слушать, как кто-то задаёт подготовленные ею вопросы.

В остальном утро складывалось идеально: она сама подбирала ракурсы, умудрилась качественно снять часть службы, удачно отобрала некоторые моменты во время проповеди и даже подсуетилась, чтобы поговорить с несколькими прихожанами, что не отказались дать им небольшое интервью. По её задумке сюжет должен был состоять из трёх частей – классика жанра; но, поскольку угадать мнения людей о сложившейся ситуации было невозможно, Ульяна собиралась записать их слова до мероприятия в церкви, а потом сразу – после. И уже затем – подвести итог. Так сохранялась классическая структура, о которой им рассказывали на мастер-классе в институте у Юльки, когда та смогла организовать им небольшую экскурсию; и этим правилам Ульяна неотступно следовала.

Сама же Юлька выглядела жутко уставшей. И ей, очевидно, было неловко, когда во время проповеди отец Ульяны обратил на неё внимание прихожан – привёл в пример, формулируя свою мысль.

– Кто-то был наказан, – проникновенно сказал Степан. – И долг наш – смириться и принять своё наказание. Может быть, эта кара останется с нами до конца наших дней. Но мы не смеем впадать в уныние, ибо оно – один из тяжких грехов. Конечно, минуты слабости присущи человеку – но стоит помнить, что Господь не просто покарал нас безо всяких объяснений. Каждому стоит обратить свой взор на свои грехи. Понять, что и почему с ним произошло. Много ли злых сплетен передали те, чьи рты превратились в клювы, а языки – в жала? Много ли мы копили и прятали от других, уступая своей жадности – за что поплатились щеками, будто у хомяка? Не были ли мы излишне привержены культу удовольствий, не создали ли идола из пищи и богатств? Это тяжёлый путь, но каждый из нас теперь обязан его пройти. У нас нет иного выхода – зато есть опора и поддержка. Мысли о тех, кто оказался вознаграждён. Это тоже испытание: вместо зависти и злобы мы должны очистить свои души и обратиться к вознаграждённым, как к учителям и наставникам, – мужчина умолк на мгновение, остановил свой взгляд на Юльке.

Ульяна видела, как старшая сестра неуютно поёжилась, нервно огляделась. Слева и справа от неё стояли Костя и Захар – сейчас, без тёмной маски, девочка смогла его узнать. Скорее по взгляду и манере держаться, потому что на прежнего себя парень был мало похож. Парни, правда, стояли от своей подруги слишком далеко, потому что даже со сложенными крыльями она занимала довольно много места.

Разумеется, прихожане проследили за взглядом священника. Вокруг Юльки и так было пустое пространство, словно особая аура – наверное, люди просто опасались случайно получить по лицу мощным крылом. А может, кто-то не приближался из особых религиозных чувств – конечно, девушка теперь выглядела как по-настоящему сверхъестественное существо. Ульяну, в самом деле, удивляло, как сестра вообще стоит; казалось, эти крылья должны были просто перевесить её, уронить на спину и заставить беспомощно барахтаться, будто жука, неспособного перевернуться на живот.

Но в том и была вся Юлька – если она что-то делала, то так, чтобы все задавались вопросом, как ей это вообще удаётся. И никак иначе.

Сейчас же ей было неуютно от десятков устремлённых на неё взглядов. Приподняв крылья, Юлька крепче прижала их к плечам и спине, будто желая спрятаться, хоть это очевидно было бесполезно – лишь привлекло больше внимания. Степан снова заговорил, но люди далеко не сразу оторвали от неё взгляды – да и последующая речь, в общем-то, определённо касалась новоиспечённого «ангела». Ульяна видела, как Костя огляделся, как что-то шепнул на ухо Захару. Тот качнул головой, развернулся и куда-то пошёл. Девочка почувствовала, что кто-то тянет её за рукав. Она вопросительно посмотрела на одноклассника с хохолком; тот молча ткнул пальцем в крупную фигуру Захара, который осторожно пробивался куда-то к служебному помещению.

Ульяна нахмурилась. Покачала головой, но одноклассник продолжал настойчиво тянуть её за руку, делал страшные глаза – пришлось уступить и быстро проследовать за Захаром. Парень не видел, что его снимают; добравшись до пожилой женщины, что давно работала в церкви, он шёпотом обратился к ней. Указал в ту сторону, где оставались Юлька с Костей. Та едва заметно кивнула, куда-то отошла; потом вернулась, передала Захару маленькую скамейку. Похоже, парней беспокоило, что их подруге слишком тяжело так долго стоять – Ульяна рассеянно улыбнулась, подумав, что одноклассник сообразил, что происходит, гораздо раньше неё.

По крайней мере, тогда ей так показалось.

У них не было заранее подготовленного текста для заключительного отрывка. Они договорились, что составят его на ходу, сделав выводы после того, как выслушают всех, с кем удастся поговорить. Была лишь общая канва, структура, о чём стоит сказать: ситуация в городе, состояние людей, их мнения о случившемся, общие итоги.

И Ульяна не претендовала на то, чтобы полностью написать ещё и этот текст. Девочка не хотела, чтобы одноклассникам показалось, будто она из кожи вон лезет, чтобы целиком проконтролировать свой первый сюжет; в конце концов, мальчики могли и вовсе не помнить о том, что он для неё и правда был первым. Если она покажет им своё доверие, уступит эту финальную часть, может, они почувствуют, что Ульяна – отличный напарник? Может, начнут к ней прислушиваться и примут ещё какую-нибудь идею?

Так что после окончания проповеди и съёмки ещё двух коротких интервью, девочка занялась просмотром готового материала, пока ребята быстро набрасывали текст. Уже на месте им показалось неплохой идеей показать одного из них в кадре: устроить этакое торжество принятия собственных изъянов – или даров, как посмотреть, – и подвести итог лицом к лицу со зрителем.

Ульяна подобрала отличную точку у ворот, откуда было видно покидающих церковь людей. Установила камеру на штатив. Сама себе напомнила умерить пыл и не размахивать так яростно своим хвостом – чтоб никто не подумал ничего лишнего. Удостоверилась, что её одноклассник целиком помещается в кадр со своим смешным разноцветным хохолком.

И почувствовала, как холод пробегает по её позвоночнику до самого кончика хвоста, когда встретилась взглядом с Захаром, который определённо услышал, как Макс бодро и громко говорит:

– Конечно, со стороны всегда лучше видно чужие изъяны. В том и заключается мысль отца Стефана: он уверен, что лишь вместе мы сможем наконец помочь тем, кто уже не способен прятать свои худшие стороны от мира. Помочь, как говорится, свиньям вместо грязи посмотреть на небо – в прямом и переносном смысле, – парень весело подмигнул в камеру, профессионально выждал мгновение и взглянул поверх неё на Ульяну, – вставишь там того хрюнделя? Ну, мясокомбинат с лавочкой? Я тебе показывал…

– Повтори? – раздался сбоку возмущённый голос. Девочка вздрогнула, зачем-то стиснула в руках штатив и камеру. Она совершенно растерялась от такой грубости; ещё и потому, что Захар, стоящий у ворот, явно понял, что речь шла о нём. Ей никак не удавалось оформить свою мысль в слова – но, похоже, с этим пока можно было повременить, потому что буквально в двух шагах от них стояла Юлька.

Хмурая и недовольная. Ей бы ещё карающий меч в руки – и воистину суровый небесный воин.

– Что? – хмыкнул парень. Правда, уже далеко не так уверенно и весело, как мгновением раньше – Юльку он знал, она постоянно приходила к ним в школу на практику. И именно на неё руководительница часто скидывала разные проекты; так что работать им вместе тоже приходилось.

– Повтори, что сказал, – раздельно, чеканя каждое слово, потребовала она. Одноклассник Ульяны нервно облизнул губы. – Что? Язык в одном месте застрял? Можешь только за спиной о людях гадости говорить?

Ульяна ощутила: сейчас случится что-то нехорошее. После майских праздников сестра должна была прийти к ним в школу на последнюю, преддипломную практику; конечно же, учительница её уже ждала. Безотказная и ответственная практикантка была для Олеси Мироновны спасением: проверяла по сто-двести тетрадок в день, помогала с проведением мероприятий, занималась пробниками и практически целиком брала на себя всю скучную работу, типа составления табличек летней занятости. Словом, избавляла руководительницу от лишней головной боли. И это кроме того, что Юлька училась у неё с пятого класса и в своё время ежегодно приносила грамоты с региональных олимпиад по её предметам. Так что отношения у них были неплохие – это всем было известно. И все прекрасно понимали, что ссориться с Юлией Николаевной не стоило.

Вот только кто же знал – кроме Ульяны, конечно, – что упомянутый «хрюндель» окажется лучшим другом этой самой Юлии Николаевны?

Девочка часто заморгала. Ей срочно нужно было что-то предпринять, чтобы не раздувать конфликт. Юлька не была «стукачом» и могла закрыть глаза на мелкие промашки: завысить оценку, разрешить исправить ответ в тесте, который только что был написан, пока учительница не смотрит. Позволяла присылать заметки на проверку в соцсетях, а не неудобным файлом по почте. Она была этаким связующим звеном между мирами учителей и учеников – и «своя», и «чужая», – и с ней в принципе было сложно испортить отношения. Но вот сейчас это представлялось вполне возможным. Потому что одноклассник Ульяны действительно позволил себе лишнее – она и сама бы сделала ему замечание, не окажись рядом сестра.

Продолжить чтение