Как полюбить себя в искусстве и при этом не возненавидеть весь мир
Зачем эта книга?
Вот интересный вопрос: зачем эта книга? Каждый раз, когда садишь писать что-то новое, задумываешься: куда, зачем, почему? Открою секрет: книга нужна в первую очередь мне, автору, и только потом тебе, читателю. Хотя, конечно, пишется для тебя, просто ты пока не в курсе.
Но книга в первую очередь нужна автору. Она рождается где-то в глубине сознания, на каких-то там подкорках. Сперва это просто нечто, о чем даже не стоит думать. Постепенно это нечто напитывается мыслями, образами, деталями, чтобы в итоге получилось то, что получилось.
Как именно – это уже вопрос техники, которой, да, надо учиться. Нет, не обязательно в университете, но упорно и всю жизнь. Об этом позже.
Вышеописанным способом книга может появиться за день, за неделю, за год, за всю жизнь. Я вот абсолютно уверена, что у каждого есть такая книга, просто не каждый её напишет. Во-первых, для этого надо ровно сесть на попу и начать – не всем дано. Потому что телефон, интернет, дети, собаки, кошки, в целом всё достало. Во-вторых, нужно владеть хотя бы базовой техникой, знать и понимать язык. Да, на котором говорите. Нет, вы его не знаете по определению и в школе его не выучили.
Запомните! В школе учат правила, а не язык.
Язык – это устойчивая структура, состоящая из разных процессов, общая суть которых сводиться к постоянному усложнению и упрощению всей системы в целом.
То есть язык постоянно напитывается чем-то новым, усвоение происходит по весьма чёткой схеме, по завершению всё лишнее отбрасывается. Новое в языке не может появиться на пустом месте, что-то должно произойти: некое событие в конкретном обществе или в мире в целом, как результат контакта с другой культурой, в том числе языковой, развитие технологий и так далее.
Так, например, когда в России появился интернет, то сперва мы писали «Internet», затем – «Int», затем – «Интернет». Наконец, появился просто «интернет» и «инет», а все остальные варианты оказались не нужны. Да, для языка очень важно то, как мы произносим слово, как мы его пишем и какое значение вкладываем.
На одно событие приходит только одно слово – это важно! Когда оно начинает впитывать эмоции, то вокруг него формируется гнездо вариаций за счёт усечения основы или добавления суффиксов, при этом каждый раз окраска слова меняется. Так есть «мама» в значении «женщина, которая нас родила», а есть ещё – «мать», «мамулечка», «мамка», «мамок», «мамулька», «мамочка» и просто «мам». При этом мы понимаем, что некоторые слова изданного списка ушли в политику, жаргон и приобрели дополнительное значение. Поэтому есть просто мать, а есть Родина-мать и мать как сокращение от материнской платы. Так формируется многозначность.
Вы это запомните, потому что это важно, тем более что мы к этому ещё вернёмся.
В обычной жизни все эти процессы протекают незаметно, но в ситуации кризиса ускоряются.
Естественно, на резкие перемены в языке люди реагируют негативно. Мы тогда слышим: «Кругом иностранщина», «Молодежь родного языка не знает», «Надо срочно спасать русский язык» и прочие подобные фразы, говорящие лишь о том, что людям в стрессе нужна хоть какая-то иллюзия контроля. Но как только кризис завершается, процессы замедляются, и все успокаиваются.
А по факту: пока на языке есть кому говорить, в защите он совершенно не нуждается. Он сам себя прекрасно защитит, особенно от идиотов.
Как его тогда выучить? В вуз поступить? Хорошо бы! Но это не ядерная физика, можно просто взять в библиотеке томики, статьи по курсам «Современный русский язык», «Языкознание», «Литературное редактирование», «Этимология» и начитаться. Если прям совсем интересно стало, то можно ещё в «Историческое языкознание» заглянуть. Заодно разберётесь, зачем на самом деле нужны феминитивы и как работает суффикс «ка».
После этого берём и выбрасываем словарь синонимов, потому что профессиональный автор им не пользуется. И удаляем все проги по нейронке. Пользоваться нейронкой для написания – это днище.
Кстати, о нейронке. Она вам вообще зачем в данном вопросе? В принципе писать не умете, а очень хочется? Тогда это диагноз, вам тогда к специалисту надо. Писательство – это профессия, ей учиться надо.
И потом это совершенно неинтересно, когда за тебя кто-то пишет. Мало ли что он там напишет! Краснеть потом.
Так зачем?
Написать синопсис? Простите, но это тоже часть профессии, его надо уметь писать. Разбить на главы, сцены? А композиция – это так, проходное слово? Не умете разбивать на главы – это значит, что не умеете разбивать на абзацы, выстраивать систему символов, персонажей, хронотоп провисает. Беда!
Но самое главное, запомните! – нейронка никогда не разрабатывалась и не будут разрабатываться для написания художественного текста.
Она прекрасно умеет писать технический текст, чтобы какая-нибудь тётя Люба или Мирамбек, который вчера из Ташкента приехал, без проблем жалобу в ЖЭУ составили или прокуратуру, или миграционный учет, или куда им там надо. Ещё прога сделана в помощь дислексикам, слабовидящим, которые не могут сами с текстом работать, а у нас такая бюрократия, что бумажки везде писать надо.
А если прога что и выдаёт по заданному сюжету, то художественная ценность этого что-то точно такая же, как у жалобы в ЖЭУ тёти Любы.
Потому что единого алгоритма написания художественного текста не существует. Тот же сюжетный круг выкручивать можно всякими разными способами, а ещё есть система персонажей, хронотоп, мотивы, символы и личностная рефлексия. Это всё база, с которой надо уметь работать, а для этого надо учиться.
Да, все учились писать. Вот абсолютно все! Да, литературных вузов не было, а трактаты по драматургии были. Первый написал ещё Аристотель в своей допотопной древности.
Кстати, вы никогда не интересовались, что это за такой экзамен по словесности в Царском сельском лицее был, на котором Александр Пушкин так блестяще выступил перед Гавриилом Державиным? Между прочим, это не выпускной экзамен был, а переводной. И такой, что стих надо было сочинить или басню, или ещё что.
Стихосложение, как и каллиграфия, – это обязательный навык для чиновника, потому что ум организовывает. Японцы подтвердят. А задача Царскосельского лицея была как раз в подготовке юношей к государственной службе. Но и в обычных гимназиях словесность – обязательный предмет, так что сочинять учили всех – и мальчиков, и девочек. И Чехова, и Булгакова в том числе.
Переходим к мотивам, символам. Выглядит страшно, но на самом деле тоже просто. Помните о многозначности и начните играть со словами, как с кубиками, где на каждой грани разные картинки.
Всё равно основная часть мотивов нарисуется подсознанием, и лишь один, два или три – сознательно, но именно они в сумме и сделают текст уникальным, сформируют сталь, подачу.
Да, сюжет не бывает оригинальным. Как и драматические приёмы. Как и типология персонажей.
Оригинальными бывают только язык и подача. Так что учимся с языком работать. Уже говорила, ещё раз повторю. И буду повторять.
Ах да! Добавляем сверху учебники по «Фольклору». Вот стыдно быть российским автором и знать сказки, мифы, былины на уровне «Колобка» и «Ильи Муромца»!
«История литературы» ой как пригодится. Не проходим мимо «Античности». Мифы надо знать не в редакции Куна, это для детей.
Самая изюминка – «Литературный анализ» и «Теория литературы»! Да, надо знать основные принципы классицизма и романтизма, хотя бы в общих чертах. Наконец-то поймете, почему так были важны те синие шторы. Нет, это не бред учительницы, это действительно важно. В учебниках, конечно, разбор будет на основе классики; любить её вы не обязаны, а вот знать надо. Причём всю, даже самую скучную и бредовую. Пригодится. Поверьте, пока на слово.
И начитываем! Начитываем! Начитываем! Художку разных стран, разных эпох, разных жанров, разбавляем это всё биографиями, научными статьями, монографиями, мифами, легендами. Это всё писательская база, материал, с которым вы будете работать. Если, конечно, кто-то собирается стать профессионалом.
Или нет?
В любом случае, книга – это как торт. Можно не заморачиваться, просто испечь лепёшку и смазать вареньем, а можно забахать в несколько ярусов с рюшами. Но ведь важен не внешний вид, а вкус. А вкусы у всех разные. А ещё бывает просто не вкусно. Просто фу. Как мыло.
Так что писать – это пробовать, пробовать и пробовать. Разные торты, разные книги. Не получается? Плевать! Всё равно первые сорок тысяч часов только учиться будете. Пока их не отпишите, ничего толком не получится.
Но сперва надо решить: а чего хочу конкретно я, автор, в данном случае и в целом? Я хочу лепёшку с вареньем или три километра рюш из взбитых сливок?
Это важно. Потому что какой смысл взбивать столько сливок, если в основе просто песочная лепёшка двадцать на тридцать сантиметров? Да и вареньем шесть бисквитов для свадебного торта не обмажешь. Хотя некоторые пытаются, получается нелепо. Не будьте такими.
А каким будьте? Будьте собой. Умеете? Нет? Учитесь. Пригодится.
Так зачем эта книга? Для меня. Как попытка собрать и проанализировать собственный писательский и околописательский опыт. Всё, что около, тоже приколото.
А потом уже для вас. Потому что умные учатся на чужих ошибках. Хотя всегда надо давать себе возможность набить собственные ошибки. Считайте это творческой свободой.
Конечно, можно сказать: «Ой, Мариэтта опять душнит! Никто ничего никому не должен». Я это постоянно слышу.
НО!
У профессионализма есть критерии. Конечно, сейчас они размыты, непоняты, потому что порог вхождения в профессию очень низок, и редакторы крупных издательств этому только рады, честно говоря.
Но спросите себя: что я могу создать нового? Не обязательно в глобальном смысле, чтобы вся мировая литература перевернулась. Хотя бы на своём собственном. И тут подходим к пониманию: как вы поймете, что это «новое», если даже не знаете, почему важны синие шторы?
Писать без базы – это топтание по кругу. Однажды поймете, что очередная ваша книга похожа на предыдущую, предыдущая на предпредыдущую и так далее. Одни и те же сюжеты, персонажи, слова! Тоска! Вот тут бац – и блок!
Всё, дальше писать не можем. Потому что не умеем, а не потому, что вдохновение пропало.
О том и разговор.
В общем, пошли дальше.
Какое там у нас начало?
Начало творческого пути
Многие коллеги по цеху любят рассказывать, что начали писать в десять лет, тринадцать и с тех пор не прекращали. Я говорю, что профессионально начала писать в 2008 году и сразу села за роман «Человек с глазами волка». Хотя, конечно, на самом деле начала писать гораздо раньше, и это не первый мой роман, просто я так говорю.
Вообще в подростковом возрасте на творчество тянет всех, как на солёное при токсикозе. Это просто этап взросления.
Ребенок вдруг понимает, что мир сложен, родители неидеальны, завтрашний день непонятен и ужасен, ещё и тело живет какой-то своей жизнью. Творчество прекрасно помогает справиться со всем этим стрессом.
Конечно, прозу пишут далеко не все, но вот стишата кропает каждый второй. Не все просто показывают. Это связано с переходом сознания на новый уровень восприятия языка, а это проще сделать через перемену формы. Поэзия как раз и есть – новая форма. А если это совпадает с первой любовью, так там вообще прямая связь с космосом.
Кстати, будьте готовы к тому, что только в этот период к вашему писательству будут относиться с пониманием.
Писательство сжирает массу времени! Не дает делать карьеру, портит личную жизнь. Вообще это, как с мокрыми штанами, нормально в три года, но в тридцать, сорок лет вызывает недоумение.
Пока вы не добьетесь успеха, так и будет. Но успеха может и не быть. Или быть, но без денег.
Хотя, конечно, вам может повезти, и семья будет оказывать необходимую поддержку. А может и не будет. В любом случае – не требуйте. Лучше ищите поддержку в себе.
Поэтому если можете не писать – не пишите. Бросайте это неблагодарное дело!
А если вы не можете не писать и не пишите, это вас сожрёт. Пушкин не зря про демоническую природу искусства говорил. Гений не пошутил.
Так что прямо сейчас сделайте выбор: да или нет? И как-то живите с этим.
* * *
Я люблю книги всю свою жизнь. Даже будучи совсем мелкой обожала их рассматривать. Потом пошла в школу, в далеком 1986 году, где первым делом объяснили, что у книг есть автор, что их кто-то придумал, и вообще это профессия.
«Классная профессия», – подумала я тогда. Зря я тогда так подумала! Она совсем не классная. Она очень тяжёлая.
Где-то тогда же произошел забавный случай.
Учительница поднимала нас по очереди и спрашивала:
– Кто кем хочет стать, когда вырастит?
И, естественно, хвалила.
Но это же был Советский Союз, профессии надо было выбирать рабочие, в крайнем случае можно стать врачом или космонавтов. И вот очередь дошла до меня. Я встала и гордо говорю:
– Хочу стать писателем!
Учительница зависла и где-то через минуту выдала гениальное:
– Эм… Ну тоже надо.
Надо было ещё тогда понять, что с профессией что-то не так.
Я, конечно, уже в те годы рефлексировала по любому поводу, это вообще первейшая отличительная черта характера писателя, но анализировать ещё не умела. Зато очень много наблюдала – вторая отличительная черта характера писателя.
А в мире происходило много чего интересного!
Вторая половина восьмидесятых. Мир вокруг рушился, просто об этом ещё никто не знал или делали вид, что не знают, не замечают. Появились неформалы, сняли табу с многих писателей, книг, тем. Время обсуждения, экспериментов и отчаянного держания за традиции, которые успели устареть. И при всем этом главной мечтой многих было съездить на Чёрное море и купить цветной телевизор. А я мечтала о мороженом, потому что его было не достать.
Спустя много лет те мои наблюдения вылились в повесть «Девочка из Пентагона».
Свой первый рассказ я написала в третьем классе, и меня прорвало! Я писала стихи, сказки.
Помню, у меня была такая толстая коричневая тетрадь в клеточку, отжатая у отца, он как раз заканчивал учиться, где я творила. Потом эту тетрадь потеряла моя тётя. Я долго ревела, и никто не понимал, ведь это просто тетрадь!
Потом были другие тетради. Масса тетрадей! Я писала дома, на переменах, иногда ухитрялась на уроках. Про принцип сорока тысяч часов тогда не знала, конечно, но с маниакальным упорством набивала.
Все к этому относились по-разному, но это однозначно меня в классе выделяло. И да, мне это нравилось! Самолюбование в принципе писателям свойственно, тоже наша черта характера.
Потом я перешла на блокноты.
А потом я всё выбросила, потому что в моей жизни появились «Рост», Никульков и филфак…
«Рост»
Август 1994 года, моя первая публикация.
Это была миниатюра «Трое в городе». Очень странная, аллегоричная, лиричная. Я, кстати, её сохранила.
Не могу сказать, когда была создана газета для тех, кто растет, – именно такой был слоган. Но её читала вся Сибирь. Выходила она по средам под руководством чудесного Анатолия Ивановича Сокова, который позже основал журфак в педагогическом университете. Хорошо, что он не видит, во что «Рост» сегодня превратился.
Соков считал, что его задача не просто руководить газетой, но и ковать кадры. На журналистов тогда был большой спрос! Поэтому при «Росте» существовала школа юнкоров. Да и фактически все материалы тоже писали юнкоры, и им за это платили.
Да, представьте себе! Чудесное ощущение – в определенный день месяца прийти в редакцию, показать тётеньке-бухгалтеру список своих публикаций, она сверялась со своим списком и выдавала денежку, которую вполне на что-то хватало.
Конечно, куртку не купишь, но уже можно не просить на шоколадку или серёжки, или кино. Я, кстати, так себе туфли на шпильке на выпускной купила и босоножки на платформе с очень модной золотистой сеточкой.
Юнкоров «Роста» знал весь город! Это был страх и ужас любого паркетного мероприятия, то есть проводимого в администрации города или области.
Да, нас пускали. Попробовали бы не пустить! В следующую же среду была бы такая разгромная статья на всю Сибирь!
Хотя и на самом паркете боялись, потому что мы по своей наивности задавали вопросы, которые желательно было бы обходить стороной. Конечно, круг наших интересов касался только школ, кружков, дворов – в общем, вы поняли. Чиновники неприлично потели, когда видели тянущуюся тонкую ручонку.
Два раза в месяц выходила рубрика «Лукоморье», где публиковались стихи, сказки, рассказы. Года два или даже три ни один выпуск без меня не обходился. Говорю же, я писала в бешенном количестве. В основном малую форму, конечно.
Газета регулярно проводила литературные конкурсы. Я участвовала и побеждала.
Конечно, это всё вредно на мне отразилось, потому что звезда во лбу зажглась.
Но я писала для «Роста» не только сказки, там ещё было полно моих статей. Правда, звезда мешала увидеть, что вот конкретно это – лютая дичь. Но я тогда верила, что журналистика – это моё, и в последствии угробила на неё несколько лет.
А ведь это не моё.
Хотя потом писала для «Молодости Сибири», «Честного слова» и местечкового кабельного телевидения. Даже немного поработала в рекламе, имиджевые статейки кропала.
Анатолий Иванович Соков умер в 2005 году, и вместе с ним умерла вся журналистика Новосибирска.
Вот честно! Корреспонденты НГС от него бы так по сусалам получали и пинком под зад за эти кричащие заголовки, невнятные тексты, нацеленные не на информативность, а просмотры и лайки. Потому что Соков даже для нас, малышни, задавал высочайшие стандарты! Имя перепроверить. Факты перепроверить. Перечитать. Переписать. Работать быстро. Включаться молниеносно.
Он знал и внушал нам, что задача новостей в первую очередь – фиксировать события, слышать мнения сторон, а уже потом всё остальное. В итоге журналисты с его подготовкой даже по крохопеточной статейке отличались от всех прочих крепостью и точностью слога, фактов.
Нас даже со школьной скамьи с восторгом брали в «Вечерний Новосибирск», самую крутую газету того времени. А за список публикаций давали дополнительные баллы при поступлении на журфак.
Такая это была подготовка. Она ценилась.
К сожалению, после кризиса 2008 года, все ростовские юнкоры разбежались в разные стороны. И с тех пор журналистики в городе нет вообще.
Да, мне понадобилось много времени, чтобы понять, что я всё-таки писатель, а не журналист.
Хотя свои первые сорок тысяч часов я отбила как раз тогда. И даже не один раз.
А. В. Никульков
Анатолий Васильевич Никульков вошёл в мою жизнь тогда же, когда и «Рост». И да, судьба, это было абсолютно верное решение!
В старших классах, тогда вели факультативы, чтобы школьники знакомились с разными профессиями. Сейчас не знаю, есть ли такая практика. Директор моей школы позвонила в местный Союз писателей и попросила организовать кружок.
Я сразу же записалась! Тем более что мне пообещали настоящего живого писателя, главного редактора «Сибирских огней», его книжки есть в библиотеке. Местный классик, кстати. Конечно, я пришла!
Никульков оказался сухоньким, крайне приятным старичком, ниже меня на голову. Рассказывал о жанрах, приёмах с жаром, интересом. Конечно, до напора Сокова ему было далеко, но в нём присутствовала такая чисто писательская лиричность, неспешность. Это очаровывало.
И мне захотелось показать ему рассказы, которые я писала для больших журналов типа «Пионер», но которые упорно почему-то не публиковали. Это я потом поняла, что не публиковали, потому что там были оторванные конечности, гигантские насекомые и прочий треш.
Но обратиться напрямую к Анатолию Васильевичу я стеснялась. Поэтому взяла в оборот классную. Она поговорила с Никульковым, и он после очередного занятия спросил меня:
– Принесла?
А я не принесла.
Я ж не знала, что он согласится! Я к следующему занятию принесла.
И он прочёл. Представляете? Этих моих гигантских насекомых, которые с чавканьем жрали население и всюду раскидывали недоеденные конечности. А ещё написал рецензию на целый лист.
Рецензию! Настоящую!
Я её храню.
Он меня не просто похвалил, он сказал, что в литературе меня ждёт большое будущее.
И я в это поверила.
Псевдоним
Да, Мариэтта Роз – псевдоним, я этого не скрываю. Спасибо за него «Росту»!
В каком-то году, не помню точно в каком, в газете появился ежемесячный разворот «Город Золотой», куда по итогу сбежались фактически вся пишущая ролевая тусовка Новосибирска. Естественно, у всех очень странные имена.
Мне захотелось туда же. Как же без меня? Но мне хотелось разграничить себя из «Лукоморья» с собой из «Города Золотого». Нет, это не симптом шизофрении, у творческих людей так бывает.
Кстати, сегодня это активно поощряют издатели, когда автор хочет попробовать себя в новом жанре. Не работает. Если автор хорош, его читатель моментально вычислит. Меня вот тоже вычислили.
Но имя мне понравилось. Во-первых, я сама его себе придумала. Во-вторых, собственное имя у меня никогда не вызывало восторга. Я только сейчас более или менее к нему привыкла. Впрочем, такое часто бывает.
После ухода Анатолия Сокова из «Роста», все традиции газеты закачались и постепенно исчезли, та же участь не миновала и «Город Золотой». Грустно! Там было очень много талантливых поэтов. Я даже не знаю, где они все сейчас.
И я на долги годы забыла про Мариэтту.
Вспомнила, когда начала писать «Человека с глазами волка». Мне нужно было яркое, интересное имя для героини. Вспомнила свой псевдоним; лучше бы этого не делала, потому что потом меня закидали хейтеры на тему, что девушка-оборотень из книги – это вариация меня.
К псевдониму я вернулась, когда в Екатеринбурге в 2009 году готовилось первое издание «Человека». Тогда уже был Озон, и я проверила своё паспортное имя в поисковике, и нашла несколько полных тёзок.
Так что решение было моментальным и однозначным.
Вообще я советую всем авторам очень трезвое взглянуть на своё имя – вас никто ни с кем не должен путать. Имя должно работать только на вас.
В издательстве, конечно, не очень обрадовались, потому что только-только начала завершаться традиция российских фантастов выдавать за иностранных. Да, было такое дело. Если найдете первое издание Макса Фрая, то увидите фразу: «Переведено с английского». Меня попытались отговорить от использования псевдонима – ничего не вышло.
Время показало, что я была права. Потому что в одной только в новосибирской творческой среде у меня три однофамильца: поэт, писательница и художница. А мы не родственники!
Однажды был такой случай. На местной ярмарке «Книжная Сибирь» меня попросили подняться, поиграть в толпу на открытии выставки. Ведущая после дифирамбов картинам решила перечислить всех собравшихся творческих деятелей, а поскольку она всех знала в лицо и по именам, то указывает в мою сторону и говорит: «А вон там собрались Грачёвы». И мы такие заоглядывались: какая тварь решила примазаться к чужой славе?
Это, правда, неприятно.
Со временем хейт на тему совпадения моего имени с именем героини «Хроник Эльсидории» прекратился. Начался другой. Скажем так, некоторые думают, что российского автора не могут звать Мариэттой. Тем более если она из Новосибирска. На что я гордо отвечаю: «Марин много, а Мариэтт на всю русскую литературу только три».
И это, кстати, правда! Есть Шагинян Мариэтта, Чудакова Мариэтта и я. Нас при всем желании не перепутать.
Даже на фестивале фантастики и фэнтези «Звезды на полке» 2023 года, когда организатор сего мероприятия, Анастасия Некрасова, перечисляла участников, то сказала: «Из писателей будут Ольга Харитонова, Алена Свиридова, Евгений Вальс и Мариэтта».
Потому что я такая одна.
Филфак
Я не сразу поступила в Новосибирский педагогический университет (НГПУ) на Филологический. Сперва мать очень захотела, чтобы я училась в Новосибирском техническом (НГТУ). Там произошла одна интересная история, которая позже превратилась в повесть «Круги по воде».
В принципе те полтора года были неплохи. Они позволили увидеть жизнь с другого ракурса.
Честно говоря, легендарный технический вуз в те годы был той ещё помойкой.
Львиная доля студентов училась чисто, чтоб было. Хуже оказалось только потом на филфаке. Сюда же матери отправляли пацанов из мелких городов, чтобы уберечь их от местных группировок, чтобы законно откосить от армии (как раз шла война в Чечне), и они совершенно не подозревали, что вуз наводнили блатные деточки разного рода криминальных авторитетов. Всё-таки на дворе девяностые.
Но ушла оттуда не поэтому. Я поняла, что всё не так, как надо, когда до зубного скрежета пыталась сдать экзамен по математическому анализу.
Педагог, Ася Михайловна, сказала, что если я в очередной раз приду на пересдачу, то получу «трояк» чисто за упорство, но для меня же будет лучше, если я уйду, потому что математика – это вообще не моё.
А математика – это не просто 2 плюс 2, это гораздо сложнее.
Я пошла домой, поревела, на следующий день забрала документы и начала готовиться к поступлению на филфак.
* * *
К началу нулевых в Новосибирске было три филфака: в НГПУ, НГУ и опять тот же технический вуз.
Последний отмела сразу же. Во-первых, бывала я на кафедре, из которой вырастили аж целый факультет, и прекрасно знала, что она существовала чисто потому, что русский – обязательный экзамен. Во-вторых, и это не скрывалось, филфак открыли, чтобы перейти из категории «институтов» в категорию «университетов».
Ржал весь город, кстати говоря, потому что филфак и сейчас выглядит там крайне нелепо.
Со временем они, конечно, уперлись в инклюзию, стали готовить специалистов жестового языка, политологов, социологов, кого-то ещё, но факт остается фактом – их выпускники понятия не имеют, что такое мотив и сюжетный круг. А без этого говорить о качестве филологического образования, как минимум, глупо.
Оставались НГУ и пед.
В первом делался упор на язык. Там регулярно проводились и, наверное, всё ещё проводятся фольклорные экспедиции, составляются словари. В целом, интересно, но не наездишься.
Если вы не в курсе географии Новосибирска, то НГУ находится в Академгородке, а это, можно сказать, другой город. Чтобы там учиться, надо там жить. А я не из тех, кто готов по два часа тратить на дорогу и то только в один конец. Именно поэтому в момент написания данной книги работаю дома.
Пед вуз, кстати, и сейчас славится своими исследованиями в области литературы. Сильнейшие педагоги, очень крепкие кафедры. То, что нужно!
В общем, выбирала недолго.
* * *
Я пережила вступительные, причем не один раз, и смело говорю: плюньте в рожу каждому, кто говорит, что ЕГЭ – это плохо. Учат в школе плохо, но это не вина экзамена.
Как проходили вступительные? Через жопу. Откровенно. На филфак вроде как лёгкие экзамены – русский, литература устно и сочинение, поэтому шли все те, кто без шансов поступить куда-то в другое место и редкие единицы типа меня.
Но за видимой лёгкостью пряталась жёсткая засада. Потому что прошлогодние билеты, как сейчас, не публиковались, а список необходимых книг для экзамена по литературе выдавала приёмная комиссия при подаче документов.
Во тут абитуриенту становится плохо, потому что половина сих творений не включена в школьный курс. При этом и в НГУ, и в НГПУ свои списки, на экзамене спросить могут по каждой – так и валили.
Билеты конкретного учреждения можно было получить только при условии, что абитура посещала платные подготовительные курсы. Только тогда выяснялось, что по трети вопросов материал в школе тоже не проходят. И вертись, как хотись!
Вот, например, вы можете сходу привести пять доказательств того, что слово «стол» мужского рода? Это сейчас вы подзависли, а на экзамене – это истерика.
Языковой род к гендеру имеет отношение только при условии, что это закреплено в лексическом значении конкретного слова, во всех остальных случаях это не работает: у стола же нет половых признаков. Род нужен сугубо для классификации и согласования слов в предложении. И их даже не три, а четыре: мужской, женский, средний и общий. И вот сиди, соображай на экзамене, почему слово «стол» не среднего рода и даже не женского.
Но самая дичь вступительных – то, что экзамены всех вузов шли в две определённые недели июля, за исключением очень редких университетов типа НГУ, где вступительные проходили в июне.
Школьники, естественно, под давлением родителей подвали документы в несколько вузов и имели «счастье» в один день сдавать, например, русский, а потом мчаться через весь город на физику или химию. Поэтому абитура всё лето выделялась чудесным зелёным цветом лица.
Так что тупо отщёлкать тест в мае – это куда меньший стресс, чем вступительные. Особенно если есть желание учиться в другом городе.
* * *
Вы уже поняли, что свой первый заход я провалила, но не сдалась, в итоге получила заветные корочки студента в комплекте с ежедневным боем за место в автобусе.
А бои на маршруте до педа были не шуточные! Это технический вуз комфортно расположился около метро. Вернее, это метро провели рядом с техническим вузом. А до педа надо было ехать автобусом. Ходило туда только два маршрута, 12-ый и 31-ый.
12-ый ездил с Речного вокзала по улице Большевистской и сворачивал после Инструментального завода на каком-то храме. Я про него знаю только то, что в советский период он был кинотеатром. И там по узенькой дорожке телепал через гигантский частник к пед вузу, а далее следовал на ТЭЦ. Позже начало маршрута перенесли на старый Автовокзал.
31-ый ездил непонятным кривым маршрутом с Железнодорожного Вокзала через кусок Октябрьского района, по частнику, где зимой дороги не чистились вообще, и чтобы разъехаться с встречным потоком, водитель героически выезжал на наросшие по пешеходной части сугробы. Автобус от этого накренялся чуть ли не на сорок пять градусов, и все с замиранием всматривались вдаль: а вдруг там навстречу пойдет другой автобус? Затем маршрут сворачивал на мостик около дома культуры им. Попова, где опять же по зиме систематически буксовал. Пассажирам в таких случаях приходилось выходить, потому что иначе автобус не ехал. Затем он выруливал на Большевичку в районе гостиницы Обь и далее по маршруту.
Естественно, самым ходовым среди студентов был первый из перечисленных, особенно если приходилось делать пересадку на метро.
Его знали все продавцы обувных! Они, когда показывали страшенные деревяные ботинки, с гордостью приговаривали: «Зато в 12-ом не оторвут». И реально не отрывали! Жаль, что такой же прочности куртки не делали.
Интересно, кто догадался разместить целый университет на окраине посреди частного сектора? Да, из окон можно было вдохновенно полюбоваться кривыми лачугами с банями, деревянными гробиками-туалетов, бесконечными огородами, послушать пение петухов.
Но мне повезло, когда я поступила в 2000 году, по городу начали ездить коммерческие рейсы. Это несколько упростило ситуацию.
Хотя я до сих пор помню, как все в переполненном автобусе на Инструментальном заводе с замиранием следили за тем, как некий дедок пытался запихнуться вместе с дверью.
В общем, я каждый раз приезжала на учёбу взбодрённая. Такая же уезжала.
Знать и уметь
В целом я благодарна пед университету за образование, рекомендую. Всё, что нужно в писательском ремесле, там дают. Правда, по итогу на мою голову свалилось аж целых пять штук последствий.
Первое. Я поняла, что не умею писать. Вот так вот вдруг! Да, талант у меня есть, но толку от него ноль, потому что ничего не знаю и не умею. Когда я это поняла, несколько лет не могла писать вообще. А когда пришла в себя, сразу написала роман «Человек с глазами волка».
Второе. Я теперь не могу всерьез воспринимать литературные курсы, по крайней мере, те, которые видела, а я видела многие, на некоторые даже ходила. Потому что там дают только то, что вы думаете, что вам нужно, но не дают того, что вам нужно на самом деле, а именно: как работать с сюжетным кругом, как развивать языковое чутье, как работать с темами, мотивами, символами.
Кстати, забавный случай! По итогу одного писательского курса всем надо было написать рассказ в жанре фантастики. Или я так захотела? Не помню уже. В общем, надо было сдать рассказ. И я написала «Куклы». Это история про игрушек, которые ждут своих людей, и в какой-то момент понимают, что люди не вернуться. Рассказ зарубили типа, потому что фантастика у меня не жанровая.
Сие привело меня к третьему пункту. Издатель, особенно крупный, даже «ЭКСМО» и «АСТ», заинтересован не в талантливом, оригинальном авторе, а в ведомом, которому можно лапшу на уши навесить. Но больше всего они любят врать, что работать надо в одном жанре, типа читатель не поймет. Да поймёт! Просто издателю удобно держать автора на конкретной полке.
На деле же все авторы, которые вписали своё имя в историю литературы, работали с разными жанрами, разными формами.
Четвёртое. Подстраиваться под тренды – последнее дело. Будешь, как все. Как всех, и забудут. Надо быть, как ты сам.
Работать надо только с теми историями, которые в сердце дыру выжигают. А издателю нужны тренды, чтобы авторов в толпу организовать – такова проза жизни.
Нет, если сейчас на волне азиатщина, и есть хорошая история по теме – почему нет? Конечно, при условии, что она хорошая. Но специально писать, чтобы успеть попасть в серию, – это провал. Интересно, кстати, как громко ржут сами азиаты с нашей азиатщины?
И, наконец, пятое. Когда слышу вопросы в духе: «А вы работаете по принципам драматургии того или этого?» – я уже пониманию, какое там качество базы.
Потому что первым, кто расписал трехактную теорию драматургии, был Аристотель. С течением времени она усложнялась, развивалась, Шекспир уже писал пьесы на четыре и пять актов. Сегодня работают и с восемью актами. Но всё это лишь усложненная трехактная структура. А те самые «тот» или «этот» просто накидали по верхам массив теории на основе голливудских фильмов.
А ещё сюжетный круг придумал не Дэн Хармон! Он тоже просто упросил и адаптировал теорию для чайников, чтобы на этих чайниках заработать. Сам сюжетный круг существует со времен древних греков. Он как работал, так и работает, так и будет работать.
Да, на писателе сегодня зарабатывают все, кому не лень.
* * *
Пед вуз дает, действительно, отличное образование. Если вдруг попадется книга их профессуры, лучше купить.
Особенно ценно, что мы изучали книгу не просто в качестве текста, а в рамках творчества конкретного писателя, конкретных литературных процессов на фоне конкретных событий, сравнивая при этом отечественную литературу с зарубежной.
Соответственно читать приходилось в дичайшем количестве! Смотрите: в каждом семестре русская литература, иностранная литература и ещё какая-то, например, фольклор, античная, детская. По каждому курсу километровый список книг. И попробуй что-то не прочесть – рискуешь провалить экзамен.
Я так радовалась, что всю школу читала всё, до чего могла дотянуться, в том числе и по школьной программе! Это сильно выручило.
Весь этот процесс начитывания сверху полировался теорией языка, теорией литературы, историей литературы, сказками, мифами, легендами, психологией, педагогикой, социологий, философией. Вдруг оказалось, что всё это между собой связано.
Если понимать принцип переклички одного с другим, то на экзамене всегда можно что-то наболтать. Особенно если начинать фразой «Здесь я увидела влияние такого-то…» или «Это повлияло на такого-то…», «Здесь есть развитие темы, о котором говорили в литературном обществе…», «Данная тема характерна для автора в такой-то период…» А если начать анализировать синтаксическую структуру текста или морфологические особенности – всё, преподаватель в экстазе.
И это прокатывало. Но не потому, что язык подвешен, а потому что образование – это не знания, а система знаний.
Знания приходят и уходят, но связь одного с другим неизменна. Потому что книга не существует в вакууме, она так или иначе перекликается с другой, с пятой, десятой. А ещё она писалась конкретным человеком, в конкретный период его жизни, когда он жил в конкретной стране, где происходили конкретные события, а в этот момент в мире происходили конкретные события.
Речь не обязательно про войны, это могло быть развитие научной и технической мысли, географические открытия, катаклизмы и прочий бесконечный список. Поэтому биографии авторов надо знать. Они все вели дневники и о событиях, которые их встряхнули, всегда писали, а потом это так или иначе уходило в текст.
Да и в целом интересно, как складывались творческие пути классиков, какие события приводили к появлению тех или иных шедевров.
Так, например, легендарный «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго написал очень быстро, потому что надо было как-то выкручиваться. Произошла очередная революция, и его вместе с женой, двумя любовницами и целом выводком разновозрастных детей изгнали из Франции фактически с голой жопой. Им всем пришлось жить в одном доме, естественно, скандал за скандалом. Поэтому Гюго сделал то, что отлично умел, – сел и написал книгу, на которой моментально заработал настолько дикое количество денег, что все его дамы тут же успокоились. Более того – французы его позвали обратно.
«Крошка Цахес» Эрнеста Гофмана – это политическая сатира. Кто бы мог подумать? И вообще автор одой ногой в суде работал, а другой писал музыку, дирижировал, делал декорации. Разрывало человека в разные стороны, и по текстам это красной нитью прошло.
В основе «Гамлета» Уильяма Шекспира религиозный конфликт, противопоставление католицизма и протестантства, а не битва за престол и месть. И вообще это классический средневековый сюжет, где принц не умирает в конце, а становится королем. Представляете, как обалдели первые зрители?
А как мы узнаем, что это именно религиозный конфликт? Смотрите! Убийство короля могло иметь последствия, и чтобы они не задели Гамлета, его отправили учиться в Германию в Виттенбергский университет, где кафедру философии возглавлял Мартин Лютер, с которого и началась массовая история протестантства.