Под вальс Шопена

Глава 1

– Женька, да что ты возишься! Ну давай быстрее! Наш автобус! – Вера дернула меня за руку и потянула за собой в сторону остановки, где толпился народ. – Ну что же ты?

Я крепче схватила свою сумку, висящую на плече, и поспешила за подругой, протискиваясь сквозь толпу. Автобус остановился, двери открылись и стало понятно, что пробраться вовнутрь никому не удастся. Салон и так был переполнен, даже ступеньки заняты. И никто не вышел на нашей остановке.

– Ну вот! – разочарованно выдала Вера, когда двери закрылись, и автобус неторопливо поехал прочь. – И как теперь добираться?

Я опустила руку в карман пальто, чтобы проверить на месте ли кошелёк. Денег в нём было только на проезд в общественном транспорте до центра города и обратно. Но главной ценностью было кольцо бабушки, которое мама отдала, тяжко вздохнув, чтобы я отвезла его знакомому ювелиру. У него можно было выменять украшения на продукты.

– И на чём мы теперь поедем? – не унималась подруга.

Я посмотрела по сторонам и увидела, как рядом с остановкой притормозила машина и оттуда вышла женщина. Водитель явно таксовал. Хотя денег на поездку у нас не было, я решительно направилась к этой машине.

– Женька! Ты что? – удивилась Вера. – Чем платить будем?

– Я договорюсь! – решительно заявила я.

Открыв дверь, я увидела мужчину, возрастом не старше мамы – это точно. Он пересчитал деньги и сунул во внутренний карман куртки. А потом вопросительно посмотрел на меня. У меня замерло сердце от взгляда ярко-голубых глаз незнакомца. «Чёрт, какой он красивый!» – не могла не заметить я. Похож на какого-то актёра.

– Добрый день! Подвезёте до центра? – спросила я и улыбнулась, подруга говорила, что моя улыбка магически действует на мужчин, самое время это проверить. – Только у нас денег нет. Но если вы нас сможете подождать и привезти обратно, то я смогу с вами расплатиться иначе, – я запнулась, понимая, насколько двусмысленно прозвучали мои слова, и тут же добавила, – продуктами.

– Заманчивое предложение, – водитель улыбнулся в ответ, а я подумала, что могла бы смотреть на него бесконечно. – Садитесь!

Я махнула Вере рукой. Пока она пробиралась к машине, я плюхнулась на сидение рядом с водителем. Бросила взгляд на его руки с длинными, сильными пальцами, отметив, что их размаха хватит, пожалуй, на две октавы, ну ладно – на полторы.

– А вы на пианино случайно не играете? – не удержалась я от вопроса, когда Вера уже уселась за заднее сидение и машина тронулась.

– Закончил музыкальную школу, – усмехнулся мужчина. – Подавал надежды, как говорили учителя. Но жизнь сложилась иначе – поступил в технический вуз. А сейчас вот так подрабатывать приходится. А ты играешь?

– Да. И мама моя преподает в музыкальной школе. А дома есть инструмент.

– Женька классно брынчит на пианино! – восторженно вмешалась в разговор Вера. – Особенно вальсы этого… Шопена.

Мужчина тут же вставил кассету в магнитофон и зазвучал вальс до-диез минор, который я так обожала в исполнении мамы и сама любила играть.

– Точно! Вот это! – обрадовалась Вера.

Всю дорогу мы говорил о музыке. А когда вышли с Верой у ювелирной мастерской, она заметила:

– Классный мужик! И красавчик редкий! По-моему, на какого-то актёра похож.

– И в музыке разбирается, – улыбнулась я.

Но больше всего меня радовало то, что водитель согласился нас подождать и отвезти обратно.

Я понятия не имела, что будет в продуктовом наборе, который даст ювелир в обмен на бабушкино кольцо, и что из него я смогу пожертвовать водителю за его услуги. Главное, чтобы мама из-за этого не рассердилась. Но, может, она и не узнает.

Ювелир, пожилой мужчина в очках, внимательно рассмотрел под лампой через лупу кольцо с большим красным камнем, утвердительно покачал головой и достал откуда-то снизу картонную коробку, в магазине из таких продавали печение и конфеты на развес.

Только сейчас прилавки опустели. И даже галеты не найти, хотя я их с детства не люблю. А вот от песочного, рассыпчатого печенья я бы не отказалась. Но вряд ли оно будет в этой коробке. Мама говорила, что может быть колбаса. А это все-таки гораздо лучше печенья.

Когда я забрала свою коробку и отошла в сторону, Вера протянула ювелиру обручальное кольцо своей мамы. Она давно в разводе, но кольцо хранила в шкатулке. А сейчас, узнав, что его можно обменять на продукты, не сомневаясь, отдала дочери.

Пока ювелир рассматривал украшение подруги, я открыла свою коробку и стала перекладывать её содержимое в свою большую сумку, решая, с чем я могла бы расстаться. Две тонкие палочки колбасы, ещё палочка колбасы потолще, несколько банок зеленого горошка, сгущенки и тушенки, три пачки песочного печенья – мечта сбылась! И даже кулёк с конфетами!

Можно закатить настоящий пир и еще для новогоднего стола останется! Хотя мне было немного жаль бабушкино кольцо. Но мне оно большевато даже на среднем пальце, а мама вообще не носит украшений. Но как память оно, конечно, было ценным. И стоило, наверное, несравнимо больше, чем этот продуктовый набор.

Бабушку я очень любила и сильно горевала, когда её не стало два года назад. Недавно мама сказала, что бабушка строила коммунизм со всей страной, а теперь вообще не понятно, куда все повернулось, и как бы она себя паршиво чувствовала, если бы дожила до сегодняшнего дня.

Впрочем, мама не любит разговоры о политике. Она говорит, что жизнь так изменилось, и это звучит без оптимизма. Оно и понятно – зарплату в музыкальной школе задерживают. Хорошо, что у мамы появились две ученицы, которым она даёт уроки в частном порядке – у них на дому. И иногда за уроки ей тоже перепадают продукты, она такому обмену рада даже больше, чем деньгам.

Всю обратную дорогу я думала, что из продуктов, лежащих в моей сумке, отдать водителю как плату за проезд. Вере досталась коробка меньшего размера – кольцо её мамы потянуло на более скромное вознаграждение. Так что не стоит рассчитывать на то, что она чем-то пожертвует.

Да и Вера сама никому ничего не обещала. Она даже не спросила, как мы в итоге будем рассчитываться. И она вышла первая возле своего дома, явно расстроенная, что ей досталось меньше, чем мне.

– Я вам обещала кое-что из продуктов, – начала я, когда мы почти подъехали к дому, всю обратную дорогу все молчали.

– Ничего не надо, – заявил мужчина с грустью, но тут же улыбнулся, и я смущенно отвела взгляд. – Тебе помочь донести сумку?

– Нет, я сама! – я с трудом выбралась из машины вместе со своей драгоценной ношей. – Спасибо большое!

Я попросила остановить на углу дома, чтобы соседки на лавочке у подъезда не видели, на чем я приехала. А то маме доложат и тогда придется объясняться. А так она ничего не узнает. Главное, что я сделала то, что просила мама, которая не смогла поехать сама из-за работы.

Соседская бабушка, одиноко сидящая у подъезда в ожидании своих подруг, проводила меня заинтересованным взглядом. Но, к счастью, ничего не спросила, хотя по всему было заметно её любопытство: что же это такое увесистое я несу?

Я еле дотащилась на третий этаж, руки просто отваливались. Дома я сначала собиралась разобрать сумку, но потом оставила так – пусть мама сама распределит то, что удалось добыть. А мне ещё надо сделать уроки и влажную уборку в квартире.

Закончив с делами, я переоделась. В моём гардеробе не так уж много хороших вещей, но есть моё любимое платье – белое с нежными мелкими розочками. Я его сшила сама из отреза, который хранила бабушка на всякий случай. Бабушка и научила меня шить.

Когда мне было лет десять, она разрешила попробовать построчить на её швейной машине с ножным приводом. И у меня быстро стало получаться. Кроить тоже позже научила бабушка – сама она когда-то училась на курсах кройки и шитья. В большой тетради у неё были записаны расчеты и принцип построения основы, по которой потом можно было моделировать.

В свободное время бабушка сама шила для меня платья и юбки. Но времени у нее было мало – она работала медсестрой в больнице даже тогда, когда уже могла бы уйти на заслуженный отдых.

Когда я проявила интерес к шитью, бабушка разрешила мне выбирать ткани из её запасов. И это белое платье я сшила на прошлых каникулах. Оно мне очень шло – отрезное по талии и расклешенное к низу, чуть выше колена. Такая длина подчеркивала мои стройные ноги.

Я распустила волосы, подобрала боковые пряди и закрепила их заколкой сзади. Покрутилась перед зеркалом и осталась довольна своим видом. Мама утром сказала, что вечером хочет меня кое с кем познакомить. И мне хотелось выглядеть хорошо, чтобы маме не было стыдно.

Я догадывалась, что этот «кое-кто», вероятно, мамин поклонник. Она как-то говорила, что встретила давнего знакомого. И по всему было видно, что после этой встречи у неё завязались отношения с мужчиной, потому что мама выглядела счастливой. Это меня радовало, с одной стороны.

Мама заслуживает женского счастья. Она красивая и ещё молодая. Но с другой стороны, я не могла представить себе постороннего мужчину в нашей квартире, где привыкла жить свободно, не думая, что надеть и что сказать. Бабье царство – так называла бабушка нашу семью.

Дедушка умер, когда маме было десять лет. И она, и бабушка вспоминали о нём как о самом заботливом на свете человеке. Он безмерно любил свою единственную дочь. Выполнял все её прихоти и безмерно баловал.

Когда мама захотела научиться играть на пианино, то инструмент появился в квартире через пару дней. И больше в память о нём она продолжала заниматься музыкой и после его смерти, уверенная в том, что это было бы ему по душе.

Дедушка был намного старше бабушки. Бывший фронтовик. Вся его семья – родители, жена и двое детей – погибли во время Отечественной войны. Родных больше не было. Бабушка тоже потеряла всех близких людей в войну. И в девять лет оказалась в детском доме.

Потом она окончила медучилище и работала в областной больнице, где и встретила своего будущего мужа. Он проходил обследование – давали о себе знать фронтовые раны.

Ей тогда было чуть больше двадцати, а ему уже за сорок. Но между ними, наверное, с первого взгляда возникли сильные чувства. Через несколько месяцев они поженились, а ещё через год родилась моя мама. Больше детей у них не было. Хотя оба хотели.

Если о дедушке бабушка и мама говорили охотно, то о моём отце никогда не шло разговоров. Мама их не любила. Когда я была совсем маленькой, на мой вопрос, где папа, она ответила, что он умер. Но в доме нигде не было ни одной его фотографии.

А дальнейшие расспросы, которые я предпринимала уже в более старшем возрасте, мама пресекала, умело переводя разговор на другую тему. Ничего добиться и от бабушки я не смогла. Так и остался для меня мой папа – тайной за семью печатями.

В моём свидетельстве о рождении в графе «отец» стоял прочерк. Отчество у меня было такое же, как у мамы. И я уже оставила попытки выяснить, кто же на самом деле мой биологический родитель.

Теперь же в моей жизни мог появиться отчим, который ещё чего доброго вздумает меня воспитывать.

Чтобы развеять эти тревожные мысли, я села за пианино. Любимый Шопен всегда действовал на меня успокаивающе. Вальс до-диез минор и сейчас не подвёл. Я целиком и полностью погрузилась в музыку, привычно касаясь клавиш, забыв обо всём на свете, вспоминая, как звучала эта мелодия в машине таксиста – этот мужчина не выходил у меня из головы.

Я не услышала, как открылась входная дверь – сидела спиной и не видела, что в комнату вошла мама со своим гостем.

– Доченька, знакомься, это Виктор Сергеевич, – сказала мама, когда я, доиграв, встала и обнаружила, что в квартире уже не одна.

Я смотрела на гостя и не могла поверить своим глазам – словно ожившее воплощение моих грёз, передо мной стоял тот самый мужчина, который недавно подвозил нас с Верой.

Я смутилась и заметила, что и он меня узнал и так же был удивлен. Я посмотрела на него, взглядом умоляя, не сообщать маме, что мы встретились не в первый раз. Виктор Сергеевич понял мою безмолвную просьбу и едва заметно кивнул.

Напряжение немного сгладилось, когда мама поставила в вазу гвоздики, с которыми она пришла, и предложила всем вместе приготовить ужин.

Накануне на рынке она купила овощи, получив оплату за частные уроки музыки. А Виктор Сергеевич принес упитанную домашнюю курицу, которую он собирался запечь сам по особому рецепту.

– Спасибо, что не выдали меня, – смущаясь, сказала я ему, когда мама вышла из кухни, чтобы принести из серванта блюдо для курицы.

Он только улыбнулся в ответ.

Стол накрыли в гостиной. Мама достала лучшую скатерть и парадный столовый сервиз. Из привезенных мною продуктов взяли банку горошка для салата и палочку колбасы, которую мама тонко нарезала и красиво уложила. Торт «Наполеон» она испекла накануне. И теперь этот десерт красовался на столе.

Виктор Сергеевич не уставал говорить маме комплименты. Улыбка не сходила с её лица. Я понимала, насколько важен для неё этот мужчина, и старалась быстро и чётко выполнять мамины просьбы и при этом не смотреть на гостя.

Ужин был по-настоящему праздничным. Но мне очень хотелось, как можно быстрее уйти из дома, чтобы не мешать маме и Виктору Сергеевичу, потому что им явно хотелось общаться наедине. И я очень обрадовалась, когда позвонила Вера и позвала меня погулять.

– В девять будь дома, пожалуйста, – попросила мама.

Я надела пальто и быстро спустилась по лестнице. Вера ждала у подъезда.

– Что-то ты как-то странно выглядишь, – заметила подруга.

– Ты даже не представляешь, с кем меня сегодня познакомила мама! – и я рассказала о госте.

Лицо Веры вытянулось от удивления.

– Как тесен мир! – изрекла она многозначительно. – Чёрт, у тебя теперь будет папочка! Такой красавчик! Я тебе прямо завидую! У моей мамы личная жизнь не складывается.

– Да чему тут завидовать? – возмутилась я. – Не могу себе представить, как мы будем жить, если мама решит его поселить с нами!

Когда я вернулась, Виктор Сергеевич уже успел уйти, а я спросила у мамы о её дальнейших планах. Оказалось, что у нашего недавнего гостя есть однокомнатная квартира, которая досталась ему в наследство от родителей. В ней он и поселился, когда переехал месяц назад из Владивостока.

– Виктор предлагает мне жить у него, а нашу двушку оставить тебе. Хочет жениться на мне. Но я ещё не дала ответ. Надо дождаться твоего окончания школы и поступления в вуз. Тогда я смогу с чистой совестью съехаться с ним. Да и сейчас нам надо получше узнать друг друга. Хоть мы знакомы очень давно – вместе учились в музыкальной школе. Он говорит, что с тех пор в меня влюблён. И я к нему была неравнодушна. Но юношеская влюбленность – это одно, а взрослые отношения – совсем другое.

Так говорила мама. Но мне показалось, что для себя она уже всё решила. Она расцвела на глазах. Казалось, что стала моложе и красивее. Мне очень хотелось, чтобы мама была счастлива, но все-таки эти новости обескуражили меня своей неожиданностью.

В следующие два месяца мама часто уходила к Виктору Сергеевичу на ночь. Иногда и он появлялся у нас в квартире, чтобы что-то отремонтировать и как-то помочь. И я всякий раз сильно смущалась, когда он приходил, но старалась это скрыть.

Он хорошо готовил и делился со мной кулинарными секретами. Рассказывал забавные истории из своей жизни.

Новый год мы встречали втроем. Накрыли роскошный стол. Виктор где-то достал и принес кучу всяких вкусностей. Кое-что осталось и из продуктового набора, обмененного на бабушкино кольцо.

После боя Курантов, дурачась, втроем мы устроили домашний концерт, играя по очереди на пианино любимые мелодии.

Виктор Сергеевич оказался настоящим виртуозом – он так умело и гармонично мог перемещаться из одного известного произведения в другое, при этом добавляя ещё что-то своё, а мама с готовностью подхватывала все импровизации, которые он начинал, и продолжала играть.

Потом и я попыталась сделать что-то такое же. И Виктор Сергеевич присел рядом со мной и стал помогать, сначала одной рукой нажимая на клавиши, а потом и двумя. Неожиданно его лицо оказалось слишком близко от моего. Моё сердце учащенно забилось.

Я и так уже сходила с ума от невероятно приятного запаха его одеколона. А тут он случайно своей щекой коснулся моей щеки. Я смутилась и резко встала. Хорошо, что мама в этот момент была на кухне – заваривала чай и не видела, как я покраснела от внезапно охвативших меня непонятных чувств.

– Мне надо подышать! – я выскользнула на балкон.

Морозный воздух приятно холодил моё горящее лицо. Я не понимала, что со мной происходит. Мне нравился будущий отчим, и маму это радовало. Весной они собирались пожениться. Но я сама испытывала к этому человеку далеко не дочерние чувства. В ту новогоднюю ночь я всё-таки призналась сама себе, что успела по уши влюбиться в Виктора Сергеевича.

Мама всё чаще стала уезжать ночевать к своему жениху. Но сначала хлопотала на кухне и сто раз извинялась, что оставляет меня одну.

– Ну все, Женя, ужин готов и на обед останется. А на завтрак у тебя есть колбаса и сыр, – обычно говорила она, снимая передник и обнимая меня.

– Мама, ты бы уже переезжала к Виктору Сергеевичу. Я сама справлюсь, уже взрослая. А то рвешься на части. Лучше налаживай свою личную жизнь.

– Жень, ну мы же договорились – поступишь в вуз, и я от тебя съеду. Будешь сама себе хозяйка. А пока я хочу о тебе позаботиться, чтобы ты не отвлекалась от подготовки к экзаменам.

– И после того, как распишитесь, так же будешь ко мне каждый день прибегать?

– Конечно! Ты так просто не избавишься от меня! – говорила мама, смеясь. – Ой, уже восемь! Витя, наверное, ждет. Не хочет заходить.

Я заметила, что Виктор Сергеевич на самом деле стал очень редко у нас бывать. Неужели он заметил, что я к нему неравнодушна, и теперь избегает встреч со мной? Как стыдно!

А, может, просто устаёт? Он занялся какой-то торговой деятельностью со своим давним другом. Они где-то покупали всякую всячину, а потом перепродавали её в нашем городе. И похоже, что с деньгами у него не было проблем.

Виктор Сергеевич сам закрывал все хозяйственные вопросы так, что маме не приходилось заходить за продуктами ни на рынок, ни в магазины. Впрочем, полки в магазинах по-прежнему были пусты, а на рынке все стоило втридорога.

Маме он подарил красивое кольцо. Раньше она не носила украшений, но это надевала каждый день. И по его просьбе она отказалась от частных уроков, чтобы они могли проводить вместе больше времени.

Мне на день рождения он сделал дорогой подарок – золотую цепочку с подвеской в виде розочки. Но меня, пожалуй, не меньше обрадовал плюшевый медвежонок, с которым я теперь спала.

Я справлялась, как мне казалось, со своими чувствами к нему. Только я ещё не знала, какие испытания меня ждут впереди.

Глава 2

– Женька, что случилось? На тебе лица нет! – Вера с тревогой смотрела на меня, когда мы однажды вечером встретились на улице.

– У моей мамы рак груди, – слёзы побежали по моим щекам.

– Ничего себе!

– Мне только сегодня сказала… А сама уже обследование прошла. Ей операция нужна. Опухоль надо удалить вместе с грудью. Она не соглашается.

Вера молча обняла меня. И я зарыдала, уткнувшись в её плечо.

– Она же умрет! Ты понимаешь! Без операции точно умрет! – повторяла я.

Этим вечером я не хотела возвращаться домой. Видеть маму было невыносимо больно. Но если мама сегодня уйдет к Виктору, то остаться одной в квартире после таких новостей будет ещё хуже.

Уже после девяти часов я всё-таки открыла дверь своим ключом и потихоньку вошла.

– Она спит, – сообщил Виктор Сергеевич, встретив меня в прихожей. – Тебе надо поужинать.

– Я не хочу.

– Тогда давай выпьем чаю.

Он быстро сделал аккуратные бутерброды и поставил на стол передо мной. А сам заварил чай. Я следила за его движениями и это действовало успокаивающе.

– Нам предстоит непростой путь. Но я буду рядом. Вы не останетесь с мамой одни. Я тебе обещаю, – он говорил спокойно, но я слышала лёгкую дрожь в его голосе.

– Спасибо, – тихо сказала я.

Он расположился напротив, когда налил чай себе и мне. Он молчал, погрузившись в свои мысли. Я смотрела на его длинные пальцы и вспоминала о новогодней ночи, когда он так виртуозно играл на пианино.

И тут же на память пришли и те чувства, которые я тогда испытала. И эти чувства мучили меня с тех пор. Как я могла влюбиться в маминого жениха?

И вот теперь мама может умереть! Что если это меня настигло такое наказание? А если мама на самом деле умрёт? Что будет тогда? Я боялась думать о том, что будет дальше.

Мама так и спала на диване. Виктор Сергеевич расположился рядом в кресле. А я ушла в свою комнату. Но долго не могла уснуть. В голове крутились мысли о том, какой теперь будет наша жизнь. И я не находила ни малейшего повода для оптимизма.

Маму всё-таки уговорили сделать операцию. Но это её совсем подкосило. Первые дни после удаления груди от истерик её спасали только сильные успокоительные. Мне было тяжело приходить к ней в больницу, я знала, что мама снова будет в слезах. Но не прийти не могла.

Виктор Сергеевич в больницу приезжал ежедневно. Но мама запрещала ему заходить в палату. Потом всё-таки позволила. Они остались одни. О чём говорили, неизвестно. И после этого разговора с ней стало полегче.

Я думала, что самое страшное позади, что после операции мама поправится. Но это было только начало. Начало конца.

Врач вскоре признал, что операция фактически оказалась бесполезной. Метастазы успели распространиться дальше груди. Можно было попробовать лечение, но шансы, что оно даст желаемый результат, очень малы. Потому что слишком поздно – последняя стадия.

Виктор Сергеевич через своих знакомых искал врачей в других городах и даже заграницей, которые могли бы помочь маме. Но все они отказались, выяснив диагноз и результаты последних обследований, заявили, что ничем не смогут помочь.

Виктор Сергеевич смог убедить маму пройти лечение. Наверное, он надеялся на чудо. Но оно не случилось.

Следующие месяцы слились в один кошмарный день, который, как казалось мне, растянулся на целую вечность. Маму невозможно было оставить одну, потому что она могла что-нибудь с собой сделать. Она менялась на глазах. Ее красота быстро меркла. И вскоре от цветущей женщины осталась лишь бледная тень. Всякий раз оказавшись у зеркала, мама плакала навзрыд.

Я стала задерживаться в школе, потому что дома я думала, что сойду с ума. Виктор Сергеевич вскоре оставил работу. Он спал на раскладушке рядом с маминым диваном.

И теперь мы жили на его накопления. Он не только ухаживал за мамой, несмотря на то, что она всё время просила его уйти и не возвращаться, но ещё и заботился обо мне. И я с благодарностью это принимала. Я не могла представить, как бы жила сейчас с мамой, если бы Виктора Сергеевича не было рядом.

И мои чувства к этому человеку только крепли. А иногда мне казалось, что и он смотрит на меня неравнодушно. Я понимала, что это неправильно. И мне было мучительно стыдно перед умирающей мамой. Только бы она ничего не заметила!

– Женя, подойди ко мне, – однажды позвала меня мама, когда мы были вдвоём, действие обезболивающего препарата ещё не прошло, но, видно, боль до конца никогда не стихала, мама была уже очень слаба, вероятно, и сама понимала, что жизнь её на исходе. – Когда будешь разбирать документы в верхнем ящике серванта, то там в глубине найдешь конверт. В нём листок с адресом твоего отца… Сможешь с ним встретиться, если захочешь, когда я умру…

Слёзы ручьём побежали по моим щекам, лишь мама заговорила о смерти. Только в последние дни уже бесполезно было пытаться её убеждать в том, что она сможет выздороветь. Лечение не помогло. С каждым днём становилось всё хуже.

Когда-то я мечтала узнать хоть что-то о своём отце. Но сейчас для меня все эти новости утратили былую значимость. И я уже не хотела спрашивать у мамы, почему они расстались, почему он ни разу не приехал, чтобы увидеть свою дочь, хотя эти вопросы раньше часто возникали в моей голове. Раньше, но не сейчас.

Мама громко застонала.

– Вызови «скорую»! – попросила она, спустя несколько минут. – Нет сил терпеть! Пусть сделают укол… Что-нибудь посильнее. То, что мне колет Витя, уже не действует.

Я бросилась к телефону и быстро набрала номер, мне ответили, что бригада «скорой» выезжает. Мама не переставала стонать. А моё сердце рвалось на части. Я стояла в прихожей, положив телефонную трубку, и смотрела на себя в зеркало невидящим взглядом. Мысли мои хаотично кружились. Мне было страшно до жути.

– Женя, – снова позвала мама, подавив готовый вырваться наружу стон, я тут же вошла в комнату, – я заметила, как ты смотришь на Виктора, и как он смотрит на тебя…

Я замерла на месте у стены, не смея поднять глаза, мне хотелось провалиться сквозь землю. Какой стыд! Мама знает, что я люблю Виктора! Но неужели и он… Так мне не показалось?

Я не успела оформить появившуюся мысль, а мама продолжала:

– Теперь я умираю… Тебе скоро восемнадцать… И ты останешься одна… А он…

Тут раздался дверной звонок. Я, выдохнув, сорвалась с места и поспешила открыть приехавшему врачу «скорой помощи». Я была рада не только тому, что маме облегчат страдания, но и возможности оттянуть разговор о Викторе.

Врач быстро прошёл к маме. Только укол ей был уже не нужен. Она умерла. Когда он это сообщил, я закрылась в ванной.

Я не могла сдержать рыданий. Мне было так тяжело на душе, так невыносимо больно, что хотелось испытать боль физическую, чтобы пережить навалившееся горе. Я ударила кулаком о стену, разбив костяшки пальцев в кровь.

И вчера, и сегодня я знала, что мама умрет – это мысль не давала мне покоя. Но я не знала, как мне самой теперь жить.

Мамино тело увезли в морг. Опустошённая горем я сидела на кухне, когда в квартиру вошел Виктор Сергеевич, я узнала его по шагам. Он заглянул в комнату и, увидев пустой диван, тут же поспешил ко мне.

Я в слезах бросилась к нему и прижалась к его груди. Он осторожно обнял меня и погладил по волосам, как маленькую, не говоря ни слова.

– Мама умерла… Виктор, пожалуйста, не оставляй меня одну, – просила я сквозь рыдания, в первый раз назвав его по имени без отчества и на «ты» вместо «вы».

– Хорошо, идём в комнату.

Он убрал с дивана мамино постельное белье, застелил пледом, сел сам и посадил меня рядом. В дальнем углу горел торшер, тускло освещая комнату мягким светом. Я положила голову ему на колени и закрыла глаза. Виктор своими длинными пальцами перебирал пряди моих волос. Это было так успокаивающе приятно.