Карантин, или Пишите письма!

Карантин
Макс проснулся тёплым июльским утром, которое обещало неминуемо превратиться в жаркий июльский день, а в такой день нужно обязательно искупаться. Макс обычно купался за городом, на озере, в трёх километрах от своего дома. На озеро он ездил на своём мопеде. Быстро и удобно. Не то что тащиться три километра пешком по жаре туда и обратно. Взмокнешь весь и устанешь, что купался, что не купался.
Быстро позавтракав, он вывел из гаража свой мопед, сел на него и помчался на озеро. Сначала всё было прекрасно. Ровная укатанная просёлочная дорога, синее небо, яркое солнце, цветущие луга, прохладный ветерок обдувающий тело и лицо, вокруг птички-бабочки летают. Кайф! Но вдруг… Вдруг прямо перед ним воздух закрутился словно воронка водоворота, и Макса с мопедом в эту воронку затянуло. Всё произошло так стремительно, что затормозить или отвернуть в сторону он просто не успел. Через мгновение мопед Макса обогнал повозку, которую тащила лохматая корова с закрученными вверх рогами. Макс резко затормозил, его занесло, и он оказался перед самой коровьей мордой. И в это самое время мужик в повозке взмахнул кутом и дико заорал на Макса: – С дороги, придурок!
Макс вывернул руль мопеда, газанул, и куда-то провалился.
Очнулся он от, приятного слуху, перезвона колокольчиков. С голубого неба снова светило Солнце. Он попытался сесть, и у него это получилось. Макс был цел и невредим. Но вот где он был цел и невредим? Макс оглянулся вокруг. Он сидел на зелёной лужайке, а рядом лежал его мопед. Посреди лужайки, прямо перед ним, стояла высоченная каменная арка с высоченными кованными воротами. Никакого забора по обеим сторонам от арки не было. На самом верху арки что-то искрилось. И тут Макс увидел, что к нему через полянку идёт человек. Человек был уже не молодой, но ещё не старый, лет пятидесяти. Одет он был по-домашнему: светлая холщёвая рубаха на выпуск с закатанными рукавами, свободные штаны из такого же материала, на ногах у него были шлёпанцы, а на голове панамка. Человек, дружелюбно улыбаясь, встал перед Максом, загородив Солнце своей тенью. И тут Макс задал ему вопрос, от которого незнакомец заулыбался ещё сильнее.
– Я, что, в раю?
– Рано тебе туда. Рай ещё заслужить надо. Читать умеешь?
– Умею.
– Тогда, читай. – и незнакомец хлопнул в ладоши и показал рукой на верхушки арки.
На верхушке арки проявилась надпись «КАРАНТИН». Последняя «Н», то появлялась, то пропадала и из неё сыпались искры.
– Надо сказать Аркадию чтобы починил. – сказал незнакомец.
– Что ещё за карантин? – спросил Макс.
И незнакомец рассказал Максу про КАРАНТИН.
В одно прекрасное время… А может, в одно ужасное время… Короче, однажды один чел придумал машину времени, потом другие челы узнали про это и скопировали её. И начали люди как мыши шмыгать из одного времени в другое, и начался БАРДАК. То железный молоток в каменном веке забудут, то пирамид в прошлом понастроят, когда аборигены только-только хижины строить научились. Или привезут какую-нибудь заразу из далёкого прошлого в далёкое будущее. А ещё хуже, когда привезут какую-нибудь заразу из далёкого будущего в далёкое прошлое. А потом удивляются «Куда подевались древние цивилизации???». Вымерли все к чертям собачьим от эпидемий благодаря всяким меж временным проходимцам! И тогда, один очень хороший чел придумал КАРАНТИН. Чтобы не напрямую из одного времени в другое можно было шмыгать, а только строго через КАРАНТИН! Специальные антенны улавливают колебания пространственно-временного континуума, и как только кто-нибудь начинает перемещаться из одного времени в другое сразу отправляют этого нахала в КАРАНТИН. А в КАРАНТИНЕ выясняют куда и зачем этот нахал так торопился через время шмыгать, и решают разрешить ли ему переместиться куда он хотел или вернуть его назад. Одно дело, когда человек хочет удовлетворить своё чисто научное любопытство, или родичей повидать. Например, отец погиб, когда сын ещё не родился. И увидеться сыну с отцом очень хочется, просто невмоготу. И совсем другое, когда чел обогатиться хочет, наладить меж временную контрабанду. Или, когда заразу или оружие меж временами протащить пытаются. С этими проходимцами поступают сурово. Меж временные скачки им запрещают навсегда. А, в самых крайних случаях, человека могли отправить в ИЗОЛЯТОР, туда, откуда он не в своё родное ни в какое другое время уже возвратиться не мог. Никогда!
– Интересно вы всё рассказываете. Только причём здесь я? У меня никакой машины времени отродясь не было!
– Есть такое слово «СУДЬБА»! – ответил незнакомец и улыбка его стала грустной. – Рассказывай, что с тобой произошло и поподробнее.
Макс рассказал незнакомцу про озеро, про воронку, по корову с повозкой.
– Случайностей в жизни не бывает. В том месте, где ты оказался, кто-то создал точку перехода в пространственно-временном континууме. Кто именно – выяснят. У начальства все ходы записаны! Судя по всему, историки какие-то куда-то перемещались. Вынюхивают чего-то, черти полосатые. Ну тебя и втянуло в их воронку. Так всё совпало.
– На корове, запряженной в повозку?! Они что, сумасшедшие?
– Не думаю. Не переживай – разберёмся!
– А звать вас как? – спросил Макс.
– Вот с этого надо было начинать! А то вместо «здрасти», «Я, что, в раю?». Зови меня Саныч.
– А я Макс.
– Вот и отлично.
– А назад домой мне как теперь вернуться?
– Проверять тебя будут, прежде чем решить, что с тобой дальше делать. Если правда случайно в воронку затянуло, то вернёшься домой, в своё время, целым и невредимым.
– А мопед?
– И мопед вернём. Нам тут своего хлама хватает. – и Саныч постучал ногой по арке. Последняя буква «Н» ярко вспыхнула и погасла окончательно. – Пойдём к Глафире на постой устраиваться.
Ворота арки отворились, Макс с Санычем вошли под неё и пошли по едва заметной тропинке. По дороге Саныч рассказал Максу про себя и других обитателей КАРАНТИНА.
Когда создали первый КАРАНТИН, то обслуживать его поручили роботам. Но люди, попадавшие в КАРАНТИН, плохо контачили с роботами, а роботы плохо контачили с людьми. Роботы считали людей придурками, они же и в правду умнее, а люди роботов побаивались, не доверяли им, и потому постоянно пытались их унизить и обмануть. Поэтому решено было нанять для обслуживания КАРАНТИНА людей. Но желающих заниматься «всякой ерундой» не пойми где, и не пойми когда среди нормальных людей не нашлось. КАРАНТИН он ведь ГДЕ? У чёрта на куличках! И никто не соглашался тратить свою единственную драгоценную жизнь на всякую ерунду вдали от своих близких. Были конечно сумасшедшие согласные на всё, но сумасшедших к КАРАНТИНУ решено было не подпускать. И тогда придумали биороботов с мозгами похожими на человеческие. Биороботов можно сделать похожими на людей, фиг отличишь. А если ещё и мозги сделать похожими на человеческие, то это как раз то, что нужно. Поскольку желающих скакать между времена было много, а на первых порах очень много, то и КАРАНТИНОВ пришлось создать порядочное количество. Этот конкретный КАРАНТИН обслуживали три биоробота: Саныч, Аркадий и Глаша. Все они, на человеческий взгляд, были людьми уже не молодыми, но и дряхлыми стариками назвать их было нельзя. Лет этак пятьдесят-шестьдесят. Саныч отвечал за встречу гостей, налаживал с ними контакт, и следил чтобы гости не натворили бед пока решалась их дальнейшая судьба. Глаша и Аркадий дразнили Саныча болтуном, и он не обижался. Поговорить Саныч любил. Во власти Аркадия была вся техническая сторона работы КАРАНТИНА. Сторона эта была для Саныча и Глаши совсем тёмной и непонятной. Каким образом гости оказываются на лужайке перед аркой, и как они потом с лужайки исчезают Саныч и Глаша не понимали абсолютно. Им это было неинтересно. С другой стороны, из попыток общения Аркадия с гостями хорошего получалось мало. Снисходительное барское превосходство сквозило из всех щелей биоробота Аркадия. Аркадий был технарём от бога, но другим находиться долго рядом с ним было тяжело, и ему самому было в тягость долго находиться рядом с другими. Глаша суетилась по хозяйству: уборка, стирка, готовка. Если бы не она, то и Саныч, и Аркадий, да и весь КАРАНТИН заросли бы по макушку грязью, а гости были бы голодными и неухоженными. Глаша частенько просила Саныча помогать ей по хозяйству. Общество Аркадия Глаша категорически не переносила и потому не лезла к нему со своими просьбами. А если что-то в её хозяйстве ломалось, то она просила починить это «что-то» Саныча. А уж если у Саныча не получалось это «что-то» починить, то он крайне неохотно обращался за помощью к Аркадию. Получалось, что с одной стороны роботы, а с другой – всё запутано как у самых обыкновенных людей.
На веранде у Глафиры
– Глафира! Принимай гостя. – крикнул Саныч, едва они с Максом вошли на просторную веранду аккуратного деревенского домика.
– Здрасьте. – сказал Макс. Отец с малых лет учил его, что где-бы ты не оказался перво-наперво нужно поздороваться.
И его приняли. Быстро окинув Макса с головы до ног своим цепким взглядом, Глаша сначала, улыбнувшись, тепло и ласково произнесла: «Добро пожаловать!» А потом, уткнув свои руки в бока, командирским тоном приказала: «Мыть руки и за стол!»
Через пять минут Макс уже сидел за большим круглым столом и с аппетитом уплетал горячие, только со сковороды, домашние сырники и запивал их ароматным травяным чаем. Напротив Макса, совсем как человек, с аппетитом уплетал сырники биоробот Саныч.
– И сколько я тут буду сидеть? – спросил Макс.
– А куда тебе спешить? Кому ты там в своём времени по зарез нужен? Родителям? Поди убиваются из-за пропажи родного сыночка, ищут, с ног сбились. Да?
– Да нет. Отец в командировке, мама бабушку в деревне навестить уехала. Я дома один остался.
– Значит ты по ним убиваешься и сильно скучаешь?
– Да не скучаю я по ним. Я с ними как-то параллельно живу. У них своя жизнь, а у меня своя. Кормят, одевают и на том им большое спасибо.
– А к бабушке вместе с матерью чего не поехал?
– Скучно у неё в деревне. Ещё на огороде помогать заставят. Каникулы у меня! Мне отдыхать надо.
– Значит бабушку редко навещаешь?
– Редко. То учёба, то друзья, то каникулы. На компе поиграть, на мопеде погонять тоже время нужно. Времени, понимаешь, нет совсем. Да и о чём мне с бабкой разговаривать? Нет, ну поговорить конечно можно. Минут пять. Про здоровье спросить, про урожай огурцов, про жуков колорадских. Ну и всё! И из-за пяти минут в деревню на неделю ехать? Ну нет уж!
– А питомец у тебя в твоём времени есть?
– Кто?
– Ну котик, собачка, хомячок, таракан ручной, цветок в горшке. Ты за кем-нибудь там у себя ухаживаешь? Заботишься там о ком? Чья-то жизнь там от тебя зависит?
– Саныч! Ты чё? Какой мне питомец? Я сам ещё питомец! То есть ребёнок. За мной самим ухаживать надо.
– Понятно всё с тобой. Паразит обыкновенный!
– Какой паразит?
– Самый обыкновенный паразит. Пользы от тебя окружающим никакой! А сам хочешь, чтобы все о тебе заботились. Бабушка поди на день рождения подарки тебе дарит. Не забывает. А ты ей на день рожденье что подарил? Открытку? Что даже открытку не послал!?
Тут в их бурный диалог резко вмешалась Глаша, несильно стукнув Саныча ложкой по затылку:
– Чего привязался к ребёнку? Макаренко хренов! Своих детей нет, до чужого докопался! Любит он свою бабушку! И родителей своих любит! Правда сынок?
– Да, люблю. – неуверенно подтвердил Макс.
– Вот лишь бы поперёк! Лишь бы поперёк! – обиженно взглянув на Глашу, и потирая воображаемую шишку, проворчал Саныч.
Максу совсем не хотелось сориться с биороботами. И Макс решил сменить тему разговора.
– Саныч! А тебе сырники есть можно? Ты же робот!
– Можно. Мой биореактор прекрасно усваивает человеческую еду. – похлопал себя ладонью по животу Саныч.
– Вам тут, наверное, скучно и одиноко жить в этом Карантине?
– Скучать особо тут некогда. За Карантином уход нужен. А шастующих меж временами сколько? Полно! И каждого встреть, проводи, накорми, проверь, отправь дальше куда надо. Не поскучаешь. И связь с внешним миром у нас кой-какая есть. А насчет одиночества… Во-первых, нас тут трое. Опять же гости вроде тебя. А во-вторых, к одиночеству можно относиться по-разному. Ты вот сам себя одиноким чувствовал?
– Чувствовал, когда маленьким совсем был. Родителям всегда было некогда. Не до меня им было. – вздохнул Макс.
– И как ты со своим одиночеством научился обходиться?
– Что значит обходиться? Разве с одиночеством надо как-то обходиться?
– А ты как думал! Долгое чувство одиночества разрушительно и для детей, и для взрослых, и для роботов. С ним надо что-то делать.
– А что с ним можно сделать если никого нет рядом и ты никому не нужен?
– А самому себе ты нужен???
– Ну самому себе нужен, наверное.
– Наверное! – скорчив противную рожицу, передразнил Макса Саныч.
– Остался один – займись своими делами. Приберись вокруг, почитай, поиграй. Не сиди без дела и одиночество отступит. Одиночество, это прекрасный повод переделать массу дел. – продолжал Саныч.
– А если делать ничего не хочется?
– И такое бывает! Тогда можно помечтать. Ты мечтать умеешь? Воздушные замки возводить могёшь? У меня красивые получаются. – мечтательно вздохнув и посмотрев куда-то ввысь, сказал Саныч.
– Эй, великий замкостроитель! А ну ка, сбегай в погреб за картошкой. И банку с вареньем захвати. Быстро, я сказала! Скоро полдень, а мне ещё обед готовить. – прервала мечтания Саныча Глаша.
– Вот так всегда! Так всегда! Не даст с человеком спокойно поговорить. Ну всё поперёк! Эх… – всем видом показывая своё безграничное разочарование Глафирой, произнёс Саныч, но тут же покорно взял ведро и быстрым шагом пошёл за картошкой.
– Ты на этого старого болтуна не обижайся. – сказала Глаша, когда Саныч ушёл с веранды.
– А я и не обижаюсь.
– Саныч, он хоть и зануда страшный, но добрый.
– Странный он немного. Со мной никто из взрослых еще ни разу в жизни так не говорил.
– Как «так»?
– Ну как.. Ну так подробно, так долго, откровенно…
– И так навязчиво. – продолжила мысли Макса Глаша. – Пользуется, подлец, тем что тебе деваться некуда. Ну а насчёт странности, это ты ещё Аркадия нашего не видел.
– Вы, я слышу, по мне уже прошлись, и теперь Аркадию кости перемываете. – входя на веранду с картошкой и вареньем, проворчал Саныч.
– Слышит он! Локаторы свои развесил! Да нужны вы мне со своими костями! Ты лучше расскажи ребёнку про допрос, а то перепугается с непривычки, ещё заикаться потом будет.
– Про какой допрос?
– Да не про допрос, шутит она. Опрос! Опрашивать тебя будут. Аркадий тебя опрашивать будет. Как только ты под аркой Карантина прошёл, тебя просканировали и отправили запросы по инстанциям: Кто ты? Откуда? Из когда? Куда и зачем перемещался? Характеристику из школы запросили. Это обязательно! Дневник прививок, опять же. Вдруг ты заразный! Ну и так далее. Теперь тебя самого нужно опросить. Порядок тут у нас такой. Чтоб знать куда тебя дальше перемещать.
– Ну так опрашивайте. Я готов.
– Понимаешь, в чем дело, функция опроса возложена на Аркадия. Нас с Глашой считают слишком добрыми. Считают, что из-за доброты своей мы можем быть не совсем объективными при допрос… Тьфу ты! При опросе. Понимаешь? А Аркадий… Аркадий он кремень! Никаких поблажек! У него всё чётко!
– Ну так зовите вашего Аркадия. Делов то.
– Не царское это дело за каждым шмыгарём меж временным таскаться. Это так Аркадий говорит. Я тебя сам к нему отведу. Мы тебя предупредить хотим. Понравился ты нам. Понимаешь, любит он свои опросы в представления превращать. Недавно, например, рядом со стулом опрашиваемого гильотину поставил. Настоящую. А вокруг кровища! И головы человеческие кучей валяются. Это типа, тех, кто на вопросы честно не отвечал, хитрил значит. Кровища и головы конечно бутафория, но от настоящих не отличишь, если не знаешь. Так что, готовься! Сказки страшные вспоминай, кошмары ночные, ужастики. Памперс одень. Если своего нет, то мы дадим… Ай!
Саныч снова получил ложкой по затылку от Глафиры.
– Пошутить нельзя! – пропищал он, потирая уже не воображаемую шишку.
– А почему у вас всё так сложно? Я думал, что в будущем обязательно научаться чужие мысли на расстоянии считывать и никаких вопросов задавать друг другу будет не надо. Всё всем обо всех будет известно.
– Смотри ка, а ты умный! Правильно ты говоришь, придумали люди такую штуку, чтобы чужие мысли считывать. И начали они этим делом заниматься, а потом поняли, что ерунда всё это и читать чужие мысли перестали.
– Почему?
– Да потому! В голове нормального здорового человека мыслей как мусора на ваших свалках. Мысли умные и дурные, хорошие и плохие, приличные и неприличные, красивые и ужасные. И все они в одной голове! Но это ничего не значит! Нельзя человека судить или хвалить за его мысли. Это можно делать только за его дела. Думать человек может всё что угодно. Пока человек не произнёс ответ на вопрос, нельзя понять врёт он или нет. В голове его одновременно могут существовать два желания: сказать правду и солгать. Пока ответа нет, выбор неизвестен, и судить о человеке нельзя.
– Ладно. С человеческими мыслями понятно. А у вас, у роботов какие мысли в голове?
– В отличие от людей, молодой человек, в головах биороботов мысли бывают исключительно добрые, красивые и приличные. – задрав кверху нос, с пафосом произнёс Саныч.
– Ха-ха-ха-ха!!! – заржала Глаша, услышав эти слова Саныча.
– Исключительно красивые и приличные! – громко и обиженно повторил Саныч.
А Глафира поглядела на Саныча с ласковой иронией, покачала головой, захлопотала у плиты, и запела: – Лютики-цветочки у меня в садочке…
Опрос
И Саныч отвёл Макса к Аркадию. Аркадий встретил их на лужайке перед своим жилищем, которое видом своим напоминало то ли усечённую пирамиду без окон, то ли военный бункер. Видно было, что он поджидал гостей. Перед Санычем и Максом стоял двухметровый шкаф в клетчатой рубашке на выпуск с закатанными рукавами. Ладони рук у шкафа были засунуты в карманы широких тёмно-серых штанов. Из карманов торчали только большие пальцы. Шкаф, не просто стоял, шкаф внимательно рассматривал Макса и не спеша раскачивался с пяток на носки и обратно. На его лице сияла улыбка. Только улыбка эта была не доброй, а издевательски-ироничной. «Улыбка садиста.» – подумал Макс.
– Здравствуй. Вот, привёл к тебе. – сказал Сыныч.
Аркадий, продолжал молча улыбаться и раскачиваться.
– Ну я тогда, это, пойду. – сказал Саныч, и окинул Макса прощальным, полным жалости, взглядом.
Аркадий, продолжал улыбаться и раскачиваться.
Саныч ушёл, и Макс с Аркадием остались на лужайке вдвоём. Аркадий перестал раскачиваться. Он быстро наклонился и легко, одной рукой, поднял над головой двухпудовую гирю.
– Так могёшь? – спросил Макса Аркадий.
– Нет, не смогу. – честно признался Макс. Врать не имело смысла.
– А сколько раз на турнике подтянешься? Сколько раз на кулаках от пола отожмешься?
– Не знаю. Давно я такими делами не занимался.
– А какими делами ты занимался? Бегом? Плаванием? Может ты с парашютом прыгаешь? По ночам. С крыши. Пока никто не видит.
В вопросах Аркадия слышалась нескрываемая насмешка и издёвка.
Отвечать на издевательские вопросы Максу не хотелось, да и отвечать было нечего. Сидение за компьютерными играми допоздна, да гонки на мопеде, вот, пожалуй, и весь список любимых видов спорта Макса. Макс молча отвёл глаза в сторону.
– Понятно. Дохляк обыкновенный! Дам щелбан и рассыплешься. – подытожил Аркадий.
– Чё сразу щелбан то? – обиженно крикнул Макс.
– Ладно, не боись! Бить не буду. Помучаю немного и отпущу. Пошли.
Аркадий направился к двери своего жилища. Макс не хотел, чтобы его мучали. Даже немого. Поэтому он остался стоять на месте.
– Ты домой хочешь или здесь останешься? – спросил Аркадий.
– Конечно домой хочу.
– Ну тогда помучаться придётся. Пошли, а то отправлю тебя к динозаврам!
К динозаврам Максу совсем не хотелось, и он поплёлся за Аркадием.
Они вошли в жилище и пошли по длинному тёмному коридору, по обе стороны которого располагались двери. «Ну прямо как в гостинице. Или в больнице. Или в тюрьме…» – подумал Макс. Аркадий остановился, распахнул передо ним одну из дверей и произнёс: – Прошу!
Макс оказался в большой комнате без окон с серыми каменными стенами. Пол комнаты был покрыт глянцевой черной плиткой. Посреди комнаты стоял массивный железный стул с подлокотниками, который очень смахивал на стул электрический. С потолка, на то место где стоял этот замечательный стул, конусом светил яркий источник света. За стулом, у стены, стоял железный столик на колёсиках, накрытый сверху белой материей. Этот столик Максу сразу не понравился, так же, как и электрический стул. У противоположной стены стоял массивный стол. На столе стояла настольная лампа с зелёным плафоном. У стола стояло большое красное кожаное кресло, которое очень походило на трон. Сбоку от трона стояла вешалка, на которой висело что-то бесформенное.
– Присаживайся, не стесняйся. – Аркадий указал Максу на электрический стул.
Ноги Макса стали ватными и перестали его слушаться. Еле шмыгая ими по полу он поплёлся к стулу посреди комнаты. А за спиной слышалось довольное мурлыкание Аркадия: «К динозаврам! К динозаврам! К динозаврам!»
Когда Макс доплёлся до стула, ноги и руки его дрожали, а под футболкой по телу стекали струйки холодного пота.
Лицо Аркадия сияло как прожектор. Он был беспредельно счастлив от вида, упавшего духом Макса.
Макс сел на стул. Подошедший к нему Аркадий деловито указывал:
– Так, ручки сюда. Ножки сюда. Спинку прямее. Головку повыше подними. Сейчас мы всё это пристегнём аккуратненько.
И Аркадий пристегнул. Ноги Макса к ножкам стула, руки к подлокотникам, а голову к высокой спинке. Пристегнул он всё это жесткими кожаными ремнями, которые больно впились Максу в кожу. Потом, откуда из-за спинки стула, Аркадий достал клубок проводов с клеммами и присосками, и стал цеплять эти клеммы и присоски к Максу.
– Ну вот и порядочек! – подытожил Аркадий, когда Макс стал похож на будущую жертву жестокого медицинского эксперимента.
– Последний штрих! – сказал Аркадий, достал из кармана какую-то присоску и с громким шлепком прилепил её на лоб Макса.
– Посиди тут тихонько. Я схожу переоденусь к мероприятию.
С этими словами Аркадий скрылся за дверью. Вернулся он быстро, и его было не узнать. На нём, как влитой, сидел черный военный китель, перетянутый широким кожаным ремнём. На ногах блестели лакированные сапоги. Из-под кителя виднелся воротник ослепительно белой рубашки, плотно прижатый к бычьей шее Аркадия черным галстуком. К галстуку была пристёгнута массивная золотая брошь в виде черепа. «Вылитый гестаповец.» – подумал Макс.
Сначала Аркадий подошёл к вешалке, снял с неё длинный кожаный фартук, и одел его поверх своего парадного мундира.
– Прошлый раз забыл одеть, так китель кровью забрызгал. Глашка еле отстирала. Так ругалась, так ругалась! – пожаловался Аркадий.
Затем Аркадий подошёл к столику на колёсиках у дальней стены, достал из-под белой материи большие щипцы, и несколько раз громко щёлкнул острыми зубцами.
– Что, страшно?
Сидеть, прикованным к жёсткому стулу впивающимися в кожу ремнями, было так неудобно, что Максу было уже всё равно. «Скорей бы всё это закончилось.» – думал Макс, и в этот момент это была его единственная внятная мысль.
Отсутствие ожидаемой реакции на щёлканье щипцами огорчило Аркадия. Он понял, что где-то перестарался. Расстроенный, он кинул щипцы на столик, быстрым шагом подошёл к массивному столу и сел в кресло.
– Я сейчас буду задавать тебе вопросы. Отвечать нужно коротко, чётко и громко. От твоих ответов зависит твоя дальнейшая судьба. Понял?
– Понял! – прокричал Макс.
– Тогда начнём! Девичья фамилия твоей матери?
– Чего? – Макс не ожидал такого вопроса. Если бы Макс не был пристёгнут к стулу, то он бы от неожиданности на нём подпрыгнул бы.
– Девичья фамилия твоей матери?
– Не помню! Ой, помню, знаю! Попова! – Макс вспомнил фамилию бабушки.
– С какой целью перемещался?
– Ни с какой.
– Точно?
– Точно!
– Родственники на Марсе есть?
– Не знаю.
– Так есть или нет?
– Нет!
– Точно?
– Точно!
– Тифом болел?
Невежливая гостья
Через час Аркадий выпихнул Макса из своего жилища, произнёс «Свободен!» и закрыл за собой дверь. Измученный Макс, растирая затёкшие руки и ноги, поплёлся на веранду к Глафире.
– Ну слава богу, отмучался! – обрадовалась Глаша.
– Рассказывай, чего он в этот раз придумал. – хотел пристать с расспросами Саныч, но Глаша резко его одёрнула:
– Я те щас придумаю! Не видишь он еле живой! Дурак старый! Дай человеку хоть немножко опомниться!
– Ну так любопытно же. – попытался оправдаться Саныч.
– Любопытно ему! Иди бельё с верёвок сними, высохло поди давно. Дай ребёнку в себя прийти. Я его сейчас обедом накормлю. Борщ домашний будешь? – ласково обратилась она к Максу.
Но ни снять высохшее бельё, ни пообедать борщом им всем в последующий час не удалось.
В воздухе раздался, уже знакомый Максу, перезвон колокольчиков.
– Кого ещё принесло? Ещё одну постель придётся стелить. – проворчала Глаша.
– Какая нам разница кого. Моё дело встретить, и проводить. Пойду я. – сказал Саныч и пошёл к арке.
– Это что? Это путешественник во времени? Он, что, тоже к вам попал? – спросил Макс.
– К нам, к нам. Куда же ещё. А вот что это за путешественник мы сейчас посмотрим. – сердито ответила Глаша.
Глаша и Макс ошиблись. Это был не путешественник. Это была путешественница. За Санычем к веранде шла молодая девушка.
Да, это была девушка. Красивая девушка. Таких девушек обычно печатают на рекламных плакатах в купальниках. Бархатная, бронзовая, загорелая кожа. Длинные, до поясницы, густые, смоляные волосы, собранные в хвост. Красивое круглое лицо, с большими карими глазами и вздернутым кверху носиком. Красивый бюст, осиная талия и длинные стройные ноги. Красавица! Ухоженность девушки, как и её красота, сразу бросились Максу в глаза. Одежды на девушке было мало. Короткий коричневый кожаный топик, едва прикрывал её грудь. Короткие коричневые кожаные шорты впивались в её ягодицы. Обута девушка была в невысокие коричневые кожаные сапожки на шнуровке. Образ дополняло ожерелье на шее из чьих-то очень больших и острых зубов.
– Принимайте гостью. – сказал Саныч, поднимаясь на веранду.
Гостья вошла на веранду и стала разглядывать обстановку веранды, не обращая внимания ни Глашу, ни на Макса.
– Вот молодёжь пошла! Ни здрасьте вам, ни до свиданья. – заворчала Глаша.
– Сарай какой-то. – фыркнула девушка.
– А я то думала, что меня в приличное место приведут. А это кто? Прислуга? – девушка качнула головой в сторону Глаши.
– Я тебе щас покажу прислугу! – рука Глафиры потянулась к скалке.
– Но-но! Давай без эксцессов старуха! Нервишки лечить надо! – гостья сердито повысила голос на Глафиру.
Зря она это сделала. Через мгновение тяжёлая скалка в руке Глафиры зависла в нескольких сантиметрах от головы девушки. Девушка присев и закрыв голову руками вопила «Ааааааааа!», а Саныч изо всех сил пытался оттащить от неё Глашу.
– Ты кого сюда привёл! – кричала, вырываясь из рук Саныча, Глаша. – Чтоб духу её в моём доме не было! Я тебе покажу сарай! Я тебе покажу прислугу! Я тебе покажу старуху! Шваль сопливая!
Да, биороботы они такие!
– Кого привёл!? Кого выбросило под Аркой того и привёл. Там выбор небольшой. Сама знаешь! И всё должно быть по инструкции: встретили, накормили, опросили, спать уложили, проводили! И эту проводим! Чего ты завелась!? Подумаешь, не поздоровалась! Ну и ты с ней не здоровайся! Можешь даже с ней не разговаривать.
– Я сказала, чтоб духу её здесь не было! Слышишь! Веди её сразу к Аркадию. Пусть там и ночует. Там у него свободных темниц полно. И сразу домой! Да отпусти ты меня! Хватит меня лапать. Не трону я эту…
– Ладно, как скажешь. – покорно сказал Саныч, и выпустил Глашу из рук. – Пойдёмте, девушка, провожу я вас.
Девушка, испуганно озираясь по сторонам, поднялась с корточек и засеменила вслед за Санычем. Отойдя метров десять от веранды она обернулась и прокричала во всё горло «Истеричка старая!», показала язык и что есть духу побежала прочь. Через мгновение скалка, кинутая вслед твёрдой рукой Глафиры, больно, плашмя ударила её по спине.
– Ой! – вскрикнула девушка, но больше оборачиваться уже не стала.
Короткое замыкание
– Ну вот и пришли. – сказал Саныч.
В этот раз Аркадия на лужайке перед жилищем не было и Санычу пришлось стучать в дверь. Через некоторое время дверь открылась и на пороге показался заспанный Аркадий.
– Чего тебе? – сказал он зевая.
– Вот, привёл. – всем своим видом показывая, что извиняется, Саныч указал рукой на свою спутницу.
– Шо! Опять! – с хрипотой в голосе ответил Аркадий. – От одного передохнуть не успел, другую притащил.
– Ну так куда деваться? Работа у нас такая.
– Это у меня работа! А ты только и умеешь, что языком болтать да сырники Глашкины жрать. Работничек! Пашешь, тут понимаете пашешь, а уважения никакого.
Из всех трёх биороботов только Аркадий постоянно требовал к себе какого-то особенного уважения. Честно говоря, он просто достал Саныча и Глашу этим своим уважением. Глаша Аркадия терпеть не могла, и не общалась с ним. Саныч безропотно сносил упрёки и чудачества Аркадия, принимая за капризы избалованного ребёнка. Очень большого ребёнка. Да и техническую сторону работы КАРАНТИНА знал только Аркадий. Поэтому Аркадий считал себя в КАРАНТИНЕ главным. Главным!!! И ужасно недооценённым! А потому и очень несчастным биороботом.
Чем дольше Аркадий разглядывал спутницу Саныча, тем стремительнее улучшалось его настроение. Настроение Аркадия становилось возбуждённо игривым, а сон как рукой сняло.
– Звать то тебя как? – обратился Аркадий к девушке.
– Для вас, Катюша. – заискивающе произнесла девушка, и протянула аркадию свою ладонь тыльной стороной вверх. Для поцелуя.
– Ну заходи, Катюша. Велкам! Жаль подготовиться толком не успел, придётся работать в старых декорациях.
Протянутая для поцелуя рука была проигнорирована, и Катюша, так и вошла в жилище Аркадия с гордо вздёрнутым носиком и с протянутой рукой.
Дверь за Аркадием захлопнулась. На лужайке перед жилищем остался стоять грустный Саныч, похожий на забытую за порогом хозяйскую собаку. Ещё немного постояв, Саныч вздохнул и пошёл назад, к дому Глаши. Так получилось, что своего дома у Саныча не было. Не стали создатели Карантина строить ему отдельный дом. Зачем биороботу болтуну свой дом? Так как Глафире по хозяйству нужен был помощник, Санычу выделили койку в чулане её дома. На том и успокоились.
– Прошу! – сказал Аркадий, распахивая перед Катюшей дверь в уже хорошо знакомую нам комнату. – Присаживайся вон на тот стул.
– А мне вот это кресло больше нравится. – ответила Катюша и вальяжно развалилась на красном кожаном троне.
– Сказано тебе на стул, значит на стул! Быстро я сказал! – прикрикнул Аркадий.
– Подумаешь! – Катюша слезла с кресла и пошла к стулу. – Как садиться то? Так?
Она села на стул боком, спиной оперившись на один подлокотник и закинув свои длинные ноги на другой, и прогнулась назад. Хвост её густых волос коснулся пола, а выставленные на показ налитые груди почти выпрыгнули из кожаного топика.
Аркадию поплохело. Его лоб покрылся испариной. Надменная улыбка бесследно исчезла с его лица.
– Да не так!
– А как? Так?
Катюша встала на стул коленями и обхватила его спинку руками. Теперь перед Аркадием во всей красе предстали Катюшины короткие кожаные шорты и то, что эти шорты плотно обтягивали.
– Не так! – взвизгнул Аркадий. Всё его тело трясло мелкой дрожью.
– Так? Да? – Катюша села на стул, а затем широко раздвинула ноги, закинув их на подлокотники. Правую на правый, а левую на левый. Вскинутые вверх её красивые руки сплелись над её головой словно две белые змеи.
– Не так… – прохрипел, задыхаясь Аркадий.
– Надоел! – крикнула Катюша, вскакивая со стула. – Сам не знаешь, чего хочешь! Показывай, как надо!
Весь дрожа от напряжения, Аркадий шлёпнулся на стул и положил руки на подлокотники. В то же мгновение Катюша прыгнула к нему на колени, обвила своими ручками его бычью шею и приникла головой к его широкой груди.
– Ты такой сильный! Такой надёжный! Ты ведь меня не обидишь? Да? – лепетала Катюша.
Аркадия трясло. Аркадия замкнуло!
Про отпечатки душ
В это самое время на веранде Глаша отчитывала Саныча.
– Это ж надо! Меня! В моём собственном доме! Сарай! Я ей покажу сарай! Я ей покажу прислугу! – тряся в воздухе кулаками, кричала Глаша. – А это дурак! – прорычала Глаша, гневно посмотрев на Саныча. – Хоть бы слово сказал! Хоть бы осёк эту соплячку! Стоял как баран тупоголовый и смотрел как меня в собственном доме унижают! Ещё и при гостях! Я тебе этого никогда не прощу! Убираешь тут за всеми, варишь, стираешь. И никакой благодарности! Только одни унижения!
Глаша заплакала навзрыд.
Саныч стоял как вводу опущенный, и виновато смотрел в пол. Ему было жалко Глашу. Он подошёл к ней и хотел погладить её по голове.
– Не подходи ко мне! Иди гладь свою… эту. – резко крикнула Глаша, и продолжила плакать, но уже потише.
Саныч покачал головой и поплёлся с веранды.
Макс не любил, когда его родители ругались. Ошибиться в жизни может каждый. Но разве не может тот, кто ошибся попросить прощения, а тот, кого обидели простить обидчика или обидчицу тихо мирно, без скандала, без ругани, без обидных слов и унижений. Ведь чем больше ругаешься, тем труднее потом мириться! А иногда он просто не понимал, как можно обижаться на ту или иную ерунду. Ну посмотрел папа не туда, ну отвлёкся, ну не расслышал с первого раза маминых слов. Чего из-за этого скандал то закатывать? Вот и сейчас Макс не понимал за что Глаша ругает Саныча. Всё произошло так быстро, что у Саныча и времени особо не было чтобы встать на защиту Глаши. Особенно если учесть, что нападок на Глашу от гостьи никто и не ждал. Макс понял, что домашнего борща ему сейчас не дождаться и вышел в сад вслед за Санычем.
Саныч сидел в саду на скамейке и грыз очищенные орешки из пакета.
– Будешь? – спросил он Макса.
Макс кивнул головой и Саныч отсыпал ему горсть орехов.
– А с Глашей такое часто бывает? – спросил Макс.
– Какое «ТАКОЕ»?
– Ну, обиды до слёз, срывы, крики, когда у неё ты во всём виноват.
– Было конечно и раньше, но чтоб так сильно! Чтоб прям до слёз! Такого, не припомню.
– А разве биороботы могут так себя вести, так выходить из себя?
– Нашу модель создавали очень похожей на настоящих людей, так что могём. Мы ещё не такое могём! Все зависит от прототипа.
– От какого прототипа?
– А как по твоему сделать робота с характером? Причем с уникальным характером!
– Как?
– Нужно загрузить в его мозги отпечаток человеческой души.
– Какой отпечаток?
– Ну вот ты живёшь.
– Ну живу. – подтвердил Макс.
– И каждый день твоей жизни с тобой что-то происходит. Каждый день у тебя появляются новые впечатления, новые мысли. Ты можешь встретить новых людей или потерять кого-то, можешь радоваться, грустить, обижаться. И вот твоё отношение ко всему с тобой происходящему, твои сказанные слова и несказанные мысли, твоё поведение в различных ситуациях, вот это всё и есть отпечаток твоей души!
– Но как можно загрузить в биоробота то что уже давно прошло? Прошло и исчезло.
– Сразу видно, что дневника у тебя нет. – с грустью в голосе сказал Саныч.
– Есть у меня дневник. Уже купил к новому учебному году.
– Я о другом дневнике. Тетрадка такая, куда записываешь свои мысли. Понимаешь?
– А! Такого дневника у меня нет.
– И мыслей окромя как пожрать, поспать да на компе поиграть у тебя, видимо, тоже нет! Книги ты хоть читаешь?
– Ну, что в школе задают читаю. – ответил Макс и вспомнил с каким отвращением он читал то, что задавали в школе. И мыслей каких-то от прочитанного у него никогда не возникало. Возникала только одна мысль – прочесть побыстрее, ответить кое-как на уроке и забыть всю эту ерунду.
– А то, что не задают, читаешь?
Макс промолчал, пережёвывая орешки.
– Не читаешь! А раз не читаешь, то и дневник не ведёшь! Имбецил обыкновенный! – воскликнул Саныч и показал пальцем на Макса.
– Задолбали! – закричал Макс, вскочив со скамейки. – Только обзываться и умеете! А сами тут все долбанутые на всю голову! Один зануда-душнила страшный, другой сумасшедший садист и истеричка в придачу!
– Ну есть немного, да. Не без этого. – невозмутимо вздохнул Саныч и закинул себе в рот очередной орешек. – Так на чём мы остановились?
– На дневнике. – зло буркнул Макс.
– Так вот есть немало людей которые вели и ведут свои дневники. Мне вот дневники Пришвина очень понравились.
– А чужие дневники читать нельзя! – воскликнул Макс.
– Не совсем так. – ответил Саныч. – Если автор жив, то только с его разрешения. А если автора нет в живых, то с разрешения его близких или по завещанию самого автора. Некоторые свои дневники и дневники своих близких как книги издают. А если в живых нет ни автора, ни близких то можно прочитать и без спроса. Если б автор не хотел, чтобы его дневник читали он бы его сжёг или надёжно спрятал бы.
– И вот из такого дневника – продолжал Саныч. – можно слепить отпечаток человеческой души. Ну а потом, можно загрузить этот отпечаток (с кой-какими правками разумеется) в мозги биоробота, вместе со всей другой нужной информацией. Так можно получить биоробота со своим уникальным характером.
– Значит в тебя, Глашу и Аркадия загрузили чьи-то дневники? – догадался Макс.
– Не дневники, а один дневник. – ответил Саныч. – Жил когда-то один бездельник и мечтатель и вёл он свой дневник. Это был мой прототип. А прототипами Глаши и Аркадия стали его близкие люди, о которых он в своём дневнике писал.
– Неужели на свете когда-то жил живой Аркадий! – вскрикнул Макс. – С ним же рядом нормальным людям находиться невозможно!
– Представь себе, жил. Только звали его по-другому. Есть негласное правило: не давать биороботам точных имён своих прототипов.
– А прототип Глаши также лила слёзы из-за всякой ерунды?
– Понимаешь, и у людей, и у биороботов есть в душе слабые места. Если эти места задеть случайно или специально, и человек и биоробот будет выведен из состояния равновесия и будет плохо выполнять свои функции.
– И какое же слабое место у Глаши?
– Глаша хорошо выполняет свою простую работу по хозяйству. Ничего другого она делать не умеет. И она хочет, чтобы к ней относились с уважением, а её труд ценили. И если кто-то проявляет к ней явное неуважение, то это выводит её из себя. Ты сам видел.
– А у Аркадия?
– Аркадий тоже требует к себе уважения. Но это не самое слабое его место. Он смирился с тем, что его работа в Карантине ужасно недооценена, и с тем что оценить её как надо здесь никто не в состоянии. Самое слабое место Аркадия – это одиночество.
– Разве Аркадий не умеет справляться со своим одиночеством? Ты же сам рассказывал мне о том, как с одиночеством нужно справляться!
– Уметь то он умеет. Вон какой себе бункер отгрохал в одиночку. Руки у него золотые. Только ведь хочется ещё чтобы рядом была родная душа! А какая у биоробота с таким характером может быть рядом родная душа? Сам сказал, что нормальный биоробот с Аркадием не уживётся, а два Аркадия рядом друг друга поубивают. Прототип Аркадия был ужасно одиноким человеком, хотя виду не показывал. Если как следует наступить Аркадию на эту его больную мозоль, то его можно запросто вывести из строя.
– А тебя? Тебя как можно вывести из строя?
– Меня? Чего-то я заболтался с тобой, и наболтал тебе походу лишнего. – опомнился Саныч. – Пойду посмотрю, как там Глафира.
Вывести из строя болтуна, хоть человека, хоть биоробота очень просто. Ему нужен собеседник. Ему надо дать возможность вдоволь наговориться. И тогда, он так заболтается, что забудет обо всём на свете. Саныч так заболтался с Максом, что не услышал, как пять минут назад в воздухе раздался приятный слуху перезвон колокольчиков. Никто не пошёл встречать, появившуюся у арки, гостью.
Про Императоров и Императриц
Если перед тобой находиться запертая на ключ дверь, которую тебе нужно позарез по-тихому открыть, а ключа от замка у тебя нет, то тебе понадобится отмычка. Или отмычки, если замков у двери несколько.
Оксане было семь лет, когда однажды её папа принёс домой большую коробку. В коробке оказались несколько коробок поменьше, а в этих коробках были какие-то устройства с линзами и пульт. Пульт был похож на обычный пульт от видеоигры. Потом пришли люди в комбинезонах и закрепили устройства с линзами по всему большому залу их гостиной. Когда люди ушли, папа занавесил окна в гостиной и нажал кнопку на пульте. В следующий момент над полом гостиной всплыл средневековый замок. Над башнями замка развивались яркие флаги с грифонами. По подъёмному мосту ехала телега с сеном и шли люди. Во рву с водой плавали лебеди. На берегу рва ребятня ловила удочками рыбу. В поле перед замком крестьянки с серпами вязали хлебные снопы. На краю поля стояли крестьянские домики, крытые соломой. На лужайке перед домами паслись гуси. Вдруг, со стороны леса к замку помчалась лавина вражеской конницы, а за ней потянулись нескончаемые ряды вражеской пехоты. Засвистели стрелы. Это из-за спин пехотинцев лучники начали обстрел стен замка. Оксана видела, как быстро стал подниматься подъёмный мост через ров. Видела, как замертво упали крестьянки в поле, пронзённые стрелами, и как на их белых рубахах проступили пятна крови. Видела, как загорелись соломенные крыши крестьянских домиков. Видела, как мощно ударили по стенам замка камни, выпущенные из огромных катапульт. И вдруг всё замерло, громко и пронзительно прозвучал горн, и приятный женский голос произнёс: «Вас приветствует игра «Властелин замков», самая реалистичная и увлекательная голографическая стратегия из существующих на сегодняшний день! Для продолжения пройдите регистрацию.»
Папа Оксаны любил играть в стратегии. Он часто после работы и по выходным просиживал перед большим монитором или над голографическим столом. Это на работе он был простым инженером по обслуживанию роботов, а дома… Дома, в свободное от домашней суеты время, папа Оксаны в худшем случае был командиром отряда грозных воинов, а в лучшем – властелином тысяч галактик. Всё зависело от стратегии, в которую играл папа Оксаны.
Оксана любила наблюдать как папа играет в стратегии. Она сидела рядом с ним и внимательно наблюдала как сражаются отряды под его командованием, радовалась победам и очень огорчалась, когда папа проигрывал. Оксана старалась не мешать папе, когда он играл, и сидела рядом с ним тихо и молча. Но однажды она вдруг заговорила как раз в то время, когда папа собирался напасть своим войском на соседнее государство.
– Погоди! Не надо на них сейчас нападать. Сейчас у них много войск и ресурсов и за победу над ними тебе придётся дорого заплатить. Нужно тянуть время и подождать пока на них нападут другие соседи. Тогда и ты нападай, и им придётся воевать на два фронта и долго они не протянут. А пока зашли к ним дипломата для переговоров. Тяни время.
Папа Оксаны остолбенел от неожиданной речи дочки. Некоторое время он растеряно смотрел на неё, а потом сказал: – А хочешь играть сама?
– А можно?
– Можно.
– Тогда давай!
Папа уступил место дочери за пультом, а сам встал и вышел из комнаты.
Больше папа не играл в стратегии при дочери. Никогда. Он понял, что его дочь свергла его с трона. На своей работе он был рядовым инженером, далеко не самым умным, не самым способным, не самым активным, не самым сообразительным. Далеко-далеко-далеко не самым… Дома… Дома жена частенько напоминала ему о том, что он САМЫЙ-САМЫЙ. Самый обыкновенный дурак и неудачник. Но в его виртуальном мире, в его стратегиях! Да, конечно, он частенько не был в игре самым умным и самым хитрым. Но в своей игре он был самым главным!!! Он приказывал всем! Ему – никто! А как можно быть главным, когда твоя маленькая дочь аргументированно доказывает, что папа не прав? Что папа дурак! Главный не может быть дураком в глазах окружающих. Жизненное пространство, пусть и виртуальное, где он был самым главным катастрофически сужалось. С того дня папа Оксаны играл в свои стратегии только тогда, когда дочь спала или, когда её не было дома.
Оксане играть в стратегии понравилось. Наблюдая за игрой отца, она поняла, что успех в игре начинается с мелочей. Чем больше мелочей ты будешь учитывать и держать в голове, тем неотвратимее будет поражение врагов и тем более закономерна будет твоя победа. Особенно Оксане нравились стратегии, в которых можно было построить свою могучую империю, империю, власть которой простиралась бы далеко-далеко. Великую империю, в которой ты ГЛАВНАЯ!
Про зависть
Когда Оксана выросла, она решила, что надо бросать строить империи виртуальные и попробовать построить свою империю в реальном мире. Ещё в детстве Оксана поняла, что главным талантом человека является умение заставить других работать на тебя, умение получать от людей то, что тебе надо, не прибегая при этом к грубому насилию. Она без особого труда манипулировала одноклассниками и учителями. Своими родителями он старалась без особой нужды не манипулировать. Всё-таки как-никак родные люди. Обидятся ещё. Но чужих она не жалела. Оксана не мучилась с выбором будущей профессии. После школы Оксана пошла учиться на психолога.
На последнем курсе университета Оксана открыла свою фирму, которая специализировалась на «психологической помощи людям». Основной специализацией её фирмы конечно же было зарабатывание денег, впрочем, как и у всех других когда-либо существовавших фирм. Её фирма специализировалась на одиноких людях, на их «психологической поддержке». Одиноких людей с каждым годом в мире становилось всё больше, и фирма Оксаны не испытывала недостатка в клиентах. Но просто одинокие люди мало интересовали Оксану. Её в первую очередь интересовали очень состоятельные одинокие люди. На таких людей составлялось подробнейшее психологическое досье. Учитывалась каждая мелочь. А потом с клиентом начиналась работа. Начиналась она обычно со случайной встречи потенциального клиента со специально обученным человеком. В зависимости от предпочтений клиента это могла быть обаятельная, ухоженная, вежливая женщина средних лет или обходительный, хорошо сложенный, симпатичный молодой человек, или ещё кто-нибудь. Под каждого потенциального клиента партнёр подбирался и обучался индивидуально. А потом всё шло по хорошо отработанной схеме. Партнёр втирался в доверие к одинокому клиенту, и умело, под руководством Оксаны, манипулируя им, тянул с него деньги. Если очень везло, то тогда почти всё имущество состоятельных одиноких людей, за исключением гонорара подчинённого, оказывалось в руках Оксаны. И отдавали они всё это её подчинённым совершенно добровольно и на совершенно законных основаниях. Не придерёшься! Своих подчинённых Оксана держала крепко в своих руках. Кому-то она гарантировала покровительство, кого-то умело шантажировала, а кого-то обволакивала своим обаянием и записывала в «друзья».
Какое-то время империя Оксаны процветала: клиентская база расширялась, источник денег и имущества казался неиссякаемым, прибыли были фантастическими. А потом…
Потом Оксана стала кричать во сне и просыпаться по ночам в холодной испарине от постоянно мучавшего её кошмара. Это был не просто кошмарный сон. Это было постоянное воспроизведение во сне реального кошмара, случившегося с ней в её реальной жизни.
Она беспомощно висела вниз головой за балконом многоэтажного дома. Её длинная широкая юбка задралась и болталась у неё перед глазами, а её ноги обдувал холодный ветер. Здоровенный амбал держал её за щиколотки, рассматривал её трусы и отпускал в её адрес пошлые комплименты. Рядом с амбалом стоял хорошо одетый невысокий молодой человек. Он не смотрел на её трусы и не отпускал в её адрес неприличных шуток. Молодой человек смотрел вдаль, на панораму, открывавшуюся с балкона восьмого этажа недостроенной многоэтажки. Продолжая рассматривать окрестности, молодой человек произнёс:
– Оксана Викторовна, надеюсь вы понимаете, что лучшим выходом в сложившейся ситуации, будет подписание вами нужных нам документов. Вы меня слышите?