Эволюция деградации
– Вы поставили диагноз самостоятельно?
– Понимаете, доктор, мой случай… немного особенный, что ли…
Специалист крепко зажмурился, а затем шире распахнул веки, словно бодрствовал не первые сутки. Он снял круглые очки, под которыми на переносице остались глубокие красно-синие впадины, и кропотливо стал натирать их подолом халата.
– Буду честен, – вновь отгораживая глаза от мира стеклянными призмами, сказал врач, – каждый из моих пациентов особенный. Исключений нет. Моя задача, как специалиста, найти семя этой особенности, чтобы купировать побеги. Но если вы и дальше продолжите отвечать на мои вопросы загадками, я не смогу вам помочь.
– С чего бы начать…
– С самого начала.
Врач производил впечатление компетентного и знающего своё дело человека, которому можно довериться.
– Моя жизнь была прекрасной до тех пор… – видимо, истина, которую пациент, точно клещами, тащил изнутри, доставляла дискомфорт на физическом уровне, поскольку тот заёрзал в кресле. – В общем, я был обычным ребёнком, таким же, как и все остальные. Рос в любви и заботе. Жизнь казалась сказкой и приключением, пока вдруг не осознал – мир меняется, а я нет.
Больной смолк. Даже дыхание остановилось. В глазах читалось напряжение, вероятно, связанное с подбором нужных слов.
– Понимаете? Для меня эта правда стала открытием. Я должен был принять это как обыденность и данность, вместо чего отнёсся со всей серьёзностью. За что спустя годы расплачиваюсь, сидя тут. Как я уже говорил, вокруг меня всегда были люди, что сглаживали ужас открытия – готовые протянуть руку или прийти на помощь в трудный момент, за чей счет, собственно, и удавалось избегать взаимодействия с суровой реальностью достаточно долго. Но когда получилось так, что никого из них рядом не оказалось, эта самая реальность дала мне такую пощёчину, что выбила из под ног почву. Я был неспособен не то что дать сдачи, а даже сопротивляться. Избегая проблем, я так же сторонился самостоятельности, независимости и ответственности за свою жизнь. Сжигало опоры ещё, наверное, то, что когда я столкнулся с миром один на один, то был уже достаточно зрелым. Мои ровесники к тому времени уже имели семьи, бизнес и недвижимость, пока я впадал в панику от прохожих, интересующихся у меня, который час. Коммуникация с людьми абсолютно отсутствовала. Я путался в словах, запинался и заикался в попытках выдавить из себя хоть что-то. По итогу, либо решали, что я болен и оставляли в покое, либо я убегал, задыхаясь собственной робостью.
Больной застрял взглядом на полке с профильной литературой, откуда на него с чёрно-белой фотографии сурово взирал какой-то мужчина в строгом костюме и сигарой в руке.
Врач беспристрастно следил за своим пациентом, изредка чиркая ручкой.
– Социальные барьеры иногда возникают спонтанно, – прервав паузу, заговорил врач вальяжным голосом, будто подстраивая свой тон под сумеречную атмосферу, созданную ночниками, – зона комфорта, которой вы лишились…
– Проблема не в этом, – перебил врача пациент. – Я понимаю, что каждый в жизни проходит период взросления. Просто у кого-то он наступает в четырнадцать, а у кого-то в сорок четыре. То, с чем я к вам пришёл, является следствием, а не причиной…
Вдруг больной встрепенулся. Его мимика передавала растерянность. Он будто не понимал, что происходит, либо наоборот – стал понимать слишком много.
– Значит, проблема не носит социальный характер? – спросил доктор, блокируя его волнение и вновь переключая внимание на беседу.
Больной все ещё был под воздействием каких-то своих беспокойств и тревог, но всё же пошёл на контакт.
– Она берёт своё начало в тот момент, когда я понял, что не могу ассимилироваться с окружающим меня миром, а точнее, когда наконец начал эту проблему решать. Понимаете?