Измена. Я (не) вернусь!
Пролог
– Алёна, я хочу развестись.
Я моргнула.
– Чего?
Вадим спокойно убрал телефон в карман и посмотрел на меня. Глаза у него были пустые, без тени сомнений.
– Я ухожу, Алёна.
Я стояла на кухне, всё ещё с тарелкой в руках. Только что разогревала ему ужин, потому что он поздно пришёл с работы. Потому что он мой муж. Потому что я люблю его.
– В смысле, уходишь?
– В прямом.
Тарелка дёрнулась в руках, я еле успела поставить её на стол.
– Это… Это шутка?
– Нет.
Я открыла рот, но не смогла выдавить ни слова.
– Ты знаешь, почему, – добавил он спокойно.
– Нет, не знаю, – я говорила быстро, слишком быстро, словно пытаясь угнаться за мыслями. – Мы с тобой с первого класса вместе. Вадим, с первого класса! Всю жизнь! Мы всегда были друг у друга, всегда! Ты… Ты добивался меня сам! Ты говорил, что без меня не можешь дышать! Мы поженились в восемнадцать, ты был счастлив, ты же был счастлив!
Он молчал.
Я сглотнула, чувствуя, как перехватывает дыхание.
– Ты сказал, что не можешь жить без меня… Ты говорил, что я единственная… Ты так меня любил…
– Я любил тебя, – произнёс он ровно.
Я вздрогнула.
– В смысле… «любил»?
Он отвёл взгляд.
– Ты не можешь больше иметь детей.
Я замерла.
– Ты серьёзно сейчас?
– Да.
– Но у нас же есть девочки…
– Есть.
– Тогда при чём здесь…
– Я хочу сына.
Я выдохнула, провела рукой по лицу, будто это могло как-то помочь собраться с мыслями.
– Ты… Ты мне тогда что сказал, а? Когда врач сказал, что детей больше не будет? Ты ведь помнишь?
Он промолчал.
– Ты сказал: «Главное, что у меня есть ты». ТЫ ТАК СКАЗАЛ, ВАДИМ!
Он сжал губы, но не ответил.
– А теперь что? Теперь это больше не главное? Теперь можно просто взять и… вычеркнуть всё?
– Я всё решил, – сказал он наконец.
Я покачала головой, сжимая руками стол, чтобы не упасть.
– У тебя кто-то есть?
Он отвёл взгляд.
Я закрыла глаза. Всё ясно.
– Кто она?
Молчание.
– Кто она, Вадим?!
– Это не имеет значения.
– ДЛЯ МЕНЯ ИМЕЕТ!
Он шумно выдохнул, будто ему это всё уже надоело.
– Я заберу вещи и поеду.
– Сегодня?!
– Да.
Я быстро вышла из кухни, направляясь в спальню.
Чемодан уже стоял у двери.
Я медленно подошла, провела пальцами по молнии. Он уже собрался. Он уже всё решил.
– Даже не собирался мне сказать заранее?
– Я не хотел скандалов.
Я обернулась, глядя на него в упор.
– А девочки?
Он посмотрел в сторону их комнаты.
– Я буду помогать.
– Помогать?! – у меня перехватило дыхание. – Они тебе нужны?!
Он молчал.
– Тебе так легко нас вычеркнуть? Меня, их?
Он сжал челюсть.
– Я всё решил.
Я замерла, чувствуя, как ноги перестают меня держать.
– Ты даже не оглянешься, да?
Он не ответил.
Просто подошёл, взял чемодан, открыл дверь и вышел.
Не обернулся.
Просто сел в машину и уехал.
Забрал с собой вещи.
И всю мою жизнь.
Глава 1
Я не спала всю ночь.
Лежала в пустой постели, завёрнутая в одеяло, и просто смотрела в потолок.
Вадим не звонил. Не писал. Не вернулся.
Я ловила себя на мысли, что жду. Всё ещё жду. Секунду назад мне казалось, что сейчас хлопнет входная дверь, послышатся знакомые шаги, он тихо зайдёт в спальню, ляжет рядом, обнимет и скажет: «Прости. Мне просто нужно было подумать. Я не знаю, что на меня нашло».
Но дверь не хлопнула.
Шаги не послышались.
Пустота давила со всех сторон, сжимая грудь, обволакивая, как плотный туман.
Я не плакала. Даже не могла. Как будто внутри что-то сгорело дотла, оставив только серый, холодный пепел.
Вадим ушёл.
Собрал чемодан, вычеркнул меня и девочек, выбрал другую женщину и ушёл.
Это должно было причинять боль. Должно было разрывать на части, душить, рвать изнутри. Но я ничего не чувствовала. Только тишину.
В какой-то момент в коридоре послышались лёгкие шаги. Потом шорох.
Я знала, кто это.
– Мам?
Я повернула голову.
Кира стояла в дверях босиком, с растрёпанными косичками и заспанным лицом. Маленькая, теплая, ещё совсем сонная.
– Мам, а где папа?
Она ещё не знала.
Я медленно села, протянула к ней руки.
– Иди ко мне.
Она подошла, забралась на кровать, уткнулась мне в грудь.
– Папа… уехал.
– Куда?
Я сглотнула.
– В командировку, солнышко.
Кира зевнула, потёрла нос.
– А когда вернётся?
Я закрыла глаза.
– Попозже, милая. Ложись спать, хорошо?
Она кивнула, спрыгнула с кровати и поплелась в свою комнату.
Я дождалась, когда дверь закроется, и медленно опустила лицо в ладони.
Как сказать им? Как объяснить, что их отец просто… ушёл?
Как такое вообще можно объяснить?
Сколько у меня есть времени, пока они не начнут задавать вопросы? День? Два? Неделя?
Я поднялась и включила свет в ванной.
В отражении смотрела на меня незнакомая женщина.
Глаза потухшие, тёмные круги под ними, волосы спутаны. Лицо бледное, как будто из него выжали всю жизнь.
Я подняла руку, провела пальцами по щеке.
Куда делась та Алёна, которая была счастлива?
Когда всё успело сломаться?
Вадим никогда не был таким.
Никогда.
Я вспомнила, как он узнал, что я больше не смогу иметь детей.
Помню, как закрылась в ванной, сидела на полу, сжавшись в комок, задыхаясь от слёз.
Помню, как он вошёл, сел рядом и обнял.
– Главное, что у меня есть ты, – сказал он тогда. – Только это важно.
И я поверила.
Я поверила ему.
А теперь…
Я резко включила холодную воду, зачерпнула в ладони, умылась.
Пора.
Сегодня выходной, а значит, мне придётся делать вид, что всё в порядке. Готовить завтрак, улыбаться девочкам, говорить, что папа просто уехал ненадолго.
А потом?
А потом как-нибудь справлюсь.
Я вышла на кухню, включила чайник.
Взяла кружку.
Вторую.
Только потом поняла, что делаю это на автомате.
Вторая кружка всегда стояла перед его местом.
Я смотрела на неё, пока вода внутри не остыла.
В голове снова пронеслось: «Он даже не обернулся».
Я резко взяла кружку и убрала в шкаф.
Будто это могло что-то изменить.
Будто что-то вообще можно было изменить.
***
Я готовила завтрак. Точнее, пыталась.
Глаза натыкались на пустой стул Вадима, на его тарелку в шкафу, на чашку, которую я вчера уже убирала, но сегодня по привычке снова достала.
Руки дрожали.
Я делала вид, что всё в порядке. Надо же как-то жить.
Кира и Надя с утра смотрели мультики, и, слава Богу, не задавали вопросов. Но они обязательно начнут. Не сегодня, так завтра.
Как объяснить детям, что их отец выбрал другую семью?
Громкий звонок в дверь пронзил утреннюю тишину.
Я вздрогнула.
Открыла.
На пороге стояла мама.
Тёплая, светлая, с доброй улыбкой, как всегда. В одной руке держала сумку, в другой – контейнер с пирожками.
– Алёнушка, милая, привет! – она шагнула ко мне, чмокнула в щёку. – Испекла вам пирожки. Вадиму любимые, с мясом. Ну что ты стоишь, помоги матери занести!
Я замерла.
Любимые пирожки Вадима.
– Доченька, что с тобой? Ты какая-то бледная…
Я не успела ничего сказать, она уже прошла на кухню, поставила контейнер на стол, посмотрела вокруг.
– Где Вадик? – спросила она, заглядывая в коридор. – Вадик, зять мой дорогой, ты где там? Иди пробуй, пока горячие!
Я сжала руки в кулаки.
– Мам…
Она обернулась.
– Что, солнышко?
Я сглотнула.
– Вадима больше не будет.
– Что? – она нахмурилась, потом рассмеялась. – В смысле «не будет»? Ты что, шутишь?
– Он ушёл, мама.
Голос дрогнул.
– Куда ушёл?
– Ушёл, мам. Навсегда.
Она смотрела на меня несколько секунд, потом помотала головой.
– Не говори глупости. Это Вадик. Он тебя всю жизнь любит. Он за тобой с первого класса бегал, надышаться на тебя не мог!
Я закрыла лицо руками.
– Мам, он нас бросил…
– Перестань! Может, ты что-то не так поняла?
– Он собрал вещи и уехал!
Мама замерла.
– Алёна… нет…
– Да, мам. Он сказал, что я больше не могу рожать, что хочет сына. И… и… – меня затрясло, – и у него другая…
Словно плотина прорвалась.
Я разрыдалась.
Бросилась к маме, вцепилась в неё, будто только она могла меня спасти.
– Мам, что мне делать?! Как жить без него?!
Она гладит меня по спине, но я чувствую, как её руки тоже дрожат.
– Нет… Нет… – она шепчет, качая головой. – Вадик так не мог. Не мог, доченька…
Но её голос тоже ломается.
Я всхлипываю.
– Мог, мама. Он ушёл.
– Это не может быть правдой, это какой-то сон…
– Я тоже так думала…
Мама закрывает рот ладонью.
Глаза у неё наполняются слезами.
И вот уже не только я плачу.
Она тоже.
Мы стоим в кухне, обнявшись, и рыдаем в голос.
Хорошо, что девочки в детской и ничего этого не слышат.
***
Мы долго сидели в кухне.
Я всхлипывала, уткнувшись в мамино плечо, а она гладила меня по голове, тихо повторяя одни и те же слова:
– Этого не может быть.
– Нет, Алёна, он так не мог…
Но он мог.
Он ушёл.
Мама тяжело выдохнула, обняла меня крепче.
– Как же так… Господи, как же так…
Я слышала, как её дыхание сбивается, как оно становится прерывистым. Она тоже не верит. Ей тоже больно.
Потому что для неё Вадик всегда был не просто зятем.
Для неё он был сыном.
Я закрыла глаза.
Помню, как ему было шестнадцать. Как они с родителями возвращались с дачи. Как их машина попала в аварию.
В один день Вадим потерял всех.
Я тогда ничего не понимала. Мне тоже было шестнадцать, и в моём мире такого просто не могло случиться.
Но оно случилось.
Помню, как он стоял в дверях нашей квартиры, такой потерянный, с опущенными плечами и пустым взглядом.
Помню, как мама прижала его к себе, погладила по голове, как маленького.
– Теперь ты наш, Вадик, – сказала она тогда.
Он молчал.
Но обнял её в ответ.
С того дня мама стала для него второй матерью. А он – сыном, которого у неё никогда не было.
Она пекла ему пирожки, проверяла, тепло ли он одет, следила, чтобы он вовремя ел.
Когда мы поженились, она плакала так, будто выдавала замуж сразу двоих детей.
А теперь он предал не только меня.
Он предал её.
Мама медленно отстранилась, посмотрела на меня покрасневшими глазами.
– Он вернётся, – вдруг сказала она, срывающимся голосом.
Я покачала головой.
– Нет, мама.
– Вернётся, – упрямо повторила она. – Он не мог просто так. Не мог.
Она всё ещё не верит.
Она отказывается верить.
Я понимаю.
Но я уже знаю правду.
Он не вернётся.
***
Полгода.
Шесть месяцев я жила в этой лжи.
Сначала казалось, что чуть-чуть подождать – и станет легче. Придумаются правильные слова. Найдётся момент, когда можно будет сказать, и это не раздавит их сердца.
Но легче не стало.
Каждый раз, когда девочки спрашивали, когда папа приедет, я улыбалась и говорила: «Скоро».
Каждый раз, когда Кира садилась у телефона, ждала звонка, когда Надя выходила в новой кофте, потому что папа её подарил, у меня внутри что-то ломалось.
Я должна была сказать им правду. Давно.
Но я не смогла.
И теперь момент выбора у меня украли.
– Мам…
Надя стоит в дверях.
Растрёпанные косички, заплаканные глаза, сдёрнутая шапка в руках.
Я даже не успеваю спросить, что случилось.
– Это правда? – её голос дрожит, маленькие пальцы сжимаются в кулаки.
– Что, милая?
– Что папа нас бросил.
Я не дышу.
Сердце резко проваливается куда-то вниз, а в голове только одна мысль: нет. Не сейчас. Я ещё не готова.
– Кто тебе это сказал?
– В школе… – Надя шумно втягивает носом воздух. – Девочка какая-то… Или мальчик… Я не помню. Они смеялись и сказали, что папа ушёл в другую семью. Что у него новая жена .Что… что он больше никогда не вернётся.
Я смотрю на неё и не могу сказать ни слова.
Она ждёт.
Ждёт, что я рассмеюсь, покачаю головой и скажу: «Глупости, милая. Это просто слухи».
Ждёт, что я скажу ей ложь.
Но я не могу.
Я вижу, как в её глазах загорается надежда. Как она ищет подтверждение, что это неправда.
Но я не могу её обмануть.
– Мама… – она делает шаг ко мне, шепчет, словно боится произнести это вслух. – Он правда нас бросил?
Я открываю рот, но слова не идут.
Что я могу сказать?
Что он собрал чемодан и ушёл, не оглянувшись? Что я рыдала ночами, но он ни разу не позвонил? Что я молилась, чтобы он одумался, но его не волновало, как мы тут без него?
Что он выбрал другую семью, другого ребёнка, другую женщину?
Я сглатываю и тихо киваю.
– Да.
Я слышу, как Надя резко втягивает воздух.
И всё.
Она падает на колени прямо в прихожей и закрывает лицо руками.
– Значит, правда…
И рыдает, захлёбываясь слезами.
Громко, надрывно, срываясь на всхлипы, сжимая шапку так, что пальцы белеют.
Я не могу её остановить. Не могу сказать ничего такого, что бы сделало этот момент легче.
Опускаюсь рядом, хватаю её в охапку, прижимаю к себе, глажу по голове.
Она дрожит в моих руках, цепляется за мою кофту, давится всхлипами.
– Он же нас любил, мама… – её голос ломается. – Он же говорил… Он обещал…
Я обнимаю её крепче, глажу по голове, целую в макушку.
– Наденька, солнышко, тише…
Но она уже не слышит.
Вдруг тихие шаги.
Я вздыхаю, поднимаю голову и вижу, как Кира стоит в дверях детской.
Глазки сонные, волосы растрёпаны. Она зевает, тянет к себе плюшевого зайца, а потом видит Надю.
Видит, как сестра рыдает.
– Надя? – тихонько спрашивает она. – Ты чего плачешь?
Надя резко поднимает голову.
– Папа нас бросил!
Голос полный боли. Громкий. Почти крик.
Кира моргает.
– Чего?
– Папа ушёл! Его больше не будет!
– Нет… – Кира качает головой, смаргивая слёзы, которые ещё не понимает. – Нет, это неправда!
– Правда! – Надя вскрикивает, глядя на неё с отчаянием. – Он не любит нас, Кира! У него теперь другая семья!
– Ты врёшь!
Кира топает ножкой, сжимает своего зайца.
– Ты врёшь! Папа скоро вернётся!
– Не вернётся!
– Вернётся!
– Нет!
– Вернётся! – Кира уже плачет, захлёбывается, губки дрожат. – Он обещал!
– Он солгал!
Я сжимаю виски, тяжело дышу.
– Девочки…
– Он не бросил нас! – Кира трясёт головой, шмыгает носиком. – Он не мог… он не мог…
Надя вскакивает, лицо залито слезами.
– Он ушёл, Кира! Он собрал чемодан и ушёл!
Кира смотрит на неё, потом переводит взгляд на меня.
– Мамочка… – её губы дрожат. – Это правда?
Я сглатываю.
– Правда, солнышко…
– Папа не любит нас?
Я резко выдыхаю.
Боже, как же больно…
– Нет, Кирюш… Это не так…
– А как?
Я не знаю, как объяснить это четырёхлетнему ребёнку.
Как сказать, что её отец выбрал другую семью?
Кира всхлипывает, утыкается в зайца.
– Я хочу к папе…
Надя взрывается.
– Его нет! Папа не придёт! Папа нас не хочет!
Кира рыдает в голос.
– Нет! Я хочу к нему! Хочу, чтобы он меня обнял! Хочу, чтобы он пришёл! Хочу, хочу, хочу!
Она падает на колени, качается взад-вперёд, ревёт так, что у меня сердце разрывается.
Я бросаюсь к ней, обнимаю, глажу по спине, но это не помогает.
Рядом рыдает Надя.
Обе мои девочки.
Обе разбиты.
Обеим больно.
Я чувствую, как внутри меня что-то ломается окончательно.
– Он нас больше не любит, мама?..
Этот шёпот врезается в меня сильнее ножа.
Я закрываю глаза, обнимаю их крепче.
– Я вас люблю, мои родные… Я вас никогда не оставлю…
Но этого мало.Этого никогда не будет достаточно.Потому что, сколько бы я их ни любила…
Им нужен был отец, которого у них уже никогда не будет.
***
Я думала, что дна уже достигла.
Но оказалось, что дно всегда можно пробить ещё глубже.
Прошло шесть месяцев с того дня, как Вадим закрыл за собой дверь.
Шесть месяцев тишины.
Шесть месяцев, за которые он ни разу не позвонил.
Шесть месяцев, пока я ждала, пыталась понять, пыталась объяснить девочкам, почему папа не появляется.
И вот теперь, спустя полгода, он вдруг вернулся.
Но не ко мне.
Не к девочкам.
А просто чтобы завершить свои дела.
– Мам… – мой голос дрожал. – Он был за границей. С ней.
Мама замерла.
– С Оксаной Долговой?
Я кивнула, чувствуя, как внутри всё кипит.
– Полгода, мам. Полгода он развлекался где-то с этой гадиной, отдыхал, строил новую жизнь. А теперь, когда вернулся, вспомнил, что неплохо бы оформить развод!
Я сорвалась на смех. Горький, рваный.
– Ты понимаешь? Даже не сразу! Не сразу, мама! Ему было настолько плевать, что он подумал об этом только сейчас!
Мама зажала рот ладонью.
– Господи, Алёна…
Я схватилась за край стола, пытаясь сдержать дрожь.
– Мы с ним три года работали на этой фабрике! ТРИ! И он даже не смотрел в её сторону!
Оксана Долгова всегда была из другого мира.
Дочь хозяина фабрики. Богатая. Уверенная. Знала, чего хочет, и всегда получала.
Её отец показывал Вадиму на неё.
Постоянно.
Намекал.
Подталкивал.
“Такая жена тебе бы подошла, Вадик. Умница, красавица, из хорошей семьи.”
А Вадим смеялся.
– Ты только посмотри на неё, – говорил он мне как-то вечером, когда мы вместе уезжали с работы. – Ну что мне с ней делать?
Я тоже смеялась.
Мы тогда смеялись вместе.
А теперь?
Теперь всё это оказалось ложью.
Он уехал с ней.
Вместо того, чтобы разобраться в своём браке.
Вместо того, чтобы поговорить со мной.
Вместо того, чтобы подумать о дочках.
Он просто собрал вещи и уехал с ней.
– Алён, давай ты сядешь… – мама дотронулась до моего плеча.
– Нет.
Я не могла сесть.
Не могла успокоиться.
Я ненавидела его.
До дрожи. До тошноты. До боли в груди.
Шесть месяцев.
Шесть месяцев я не спала ночами.
Шесть месяцев ловила себя на том, что слушаю, не хлопнет ли дверь.
Шесть месяцев пыталась объяснить дочкам, почему папы нет.
А он валялся на пляжах с богатенькой невестой.
Я глубоко вдохнула.
Всё.
Я больше не жду.
Я больше не надеюсь.
Я не верю в его сожаление.
Ему не было больно.
Он даже не вспоминал о нас.
Через два дня после его возвращения ко мне пришёл адвокат.
Не сам.
Не Вадим.
Он не нашёл времени поговорить со мной лично.
Просто прислал человека в дорогом костюме, с ровным голосом и холодным взглядом.
– Вам стоит подписать, – сказал он.
Я молчала.
– Ваш бывший муж теперь в достойной семье. Вам не стоит надеяться на его возвращение.
Я медленно подняла на него взгляд.
– В достойной семье?
– Да.
Я судорожно втянула воздух.
– То есть со мной было недостойно?
Адвокат не смутился.
– Просто другой уровень.
Другой. Уровень.
Эти слова врезались в меня, как нож в грудь.
– Вы ведь понимаете, чьим зятем он станет, – продолжил он. – Борис Александрович лично позаботится о будущем Вадима.
Фабрика.
Они всё купили.
Не только Вадима.
Меня они тоже купили – за жалкие алименты, которые он теперь присылает каждый месяц, как налог на совесть.
Я подписала документы.
Без истерик.
Без слёз.
Просто поставила подпись и молча вернула их адвокату.
Что мне оставалось?
Тягаться с дочерью хозяина фабрики?
Пытаться что-то оспаривать?
Ради чего?
Ради мужчины, который предал нас?
Я вышла из кабинета, сделала несколько шагов по коридору и остановилась.
Всё.
Конец.
Я больше не его жена.
Не его семья.
Он не мой.
Я развернулась и пошла к выходу.
Прямо мимо его кабинета.
В этот момент дверь открылась.
Вадим.
Мы столкнулись взглядами.
Я не помню, как дышала.
Помню только, что в его глазах не было ни капли сожаления.
– Всё подписала? – спросил он ровно.
– Да.
Он кивнул.
Я ждала.
Хоть чего-то.
Хоть слова.
Но он просто развернулся и захлопнул дверь.
Я ушла с фабрики в тот же день.
Как я могла там остаться?
Как могла ходить по тем же коридорам, где он теперь будет рука об руку с ней?
Как могла видеть людей, которые всё знали, но молчали?
Я не могла.
Прошло ещё два месяца.
Теперь я работаю продавцом в продуктовом.
Не потому что мне нравится.
Просто другой работы в посёлке нет.
Я не жалуюсь.
Но мама жалуется.
Сегодня она в очередной раз смотрит на меня с грустью, пока мы пьём чай на кухне.
– Алёна, ты могла бы найти что-то получше.
Я пожимаю плечами.
– Где, мам?
– У тебя высшее образование… Ты не для этого училась, чтобы работать в каком-то ларьке.
Я тихо усмехаюсь.
– А что ты предлагаешь? Вернуться на фабрику?
Мама сжимает губы.
– Конечно, нет.
– Тогда что? Ларек это единственное место, где я могу сейчас заработать.
– Ну а как ты дальше собираешься жить?
Я провожу пальцем по краю кружки.
– Посмотрим.
Мы молчим.
– Он каждый месяц присылает алименты?
Я сжимаюсь.
– Да.
– Ты хоть тратишь их?
– Нет.
Мама ахает.
– Почему? Это же для девочек!
Я сжимаю пальцы на кружке.
– Потому что это грязные деньги, мама.
Она тяжело вздыхает.
– Алёна…
Я сжимаю кулаки.
– Я сама вытяну девочек. Ради них. Ради себя.
Мама гладит меня по голове.
– Ты сильная, доченька. Ты всегда была сильной.
Я прижимаюсь к ней и закрываю глаза.
Где-то внутри всё ещё жила любовь. Остатки надежды.
Но я задушу их.
Потому что он не заслуживает даже моей ненависти.
Вадим больше не должен для меня существовать.
Глава 2
Вадим женился.
Я узнала об этом случайно.
Кто-то в посёлке сказал.
Вадим и Оксана поженились.
И улетели в очередной медовый месяц.
Как будто и не было у него прошлого.
Как будто он всегда был с ней.
Я не плакала.
Я не чувствовала вообще ничего.
Просто вышла на улицу и долго смотрела на серое, осеннее небо.
Жалко было только одного.
Я любила человека, которого никогда не существовало.
– Доченька, так больше нельзя.
Я вздрогнула.
Мама сидела напротив, в своём старом свитере, с чашкой чая в руках.
Она смотрела на меня долго, пристально, с болью.
– Мам…
– Мы должны уехать.
Я моргнула.
– Что?
– В Москву.
Она выдохнула, поставила чашку на стол.
– Продадим дачу, возьмём ипотеку, купим квартиру. Начнём заново.
Я уставилась на неё, будто она говорила что-то нереальное.
– Мам, какая Москва?..
– Алён. – Она смотрела тяжело, серьёзно. – Ты не можешь всю жизнь работать в этом чёртовом ларьке.
Я сжала губы.
– Это временная работа.
– Алёна! – вдруг резко сказала она, и я вздрогнула. – Прошло полгода!
Я отвела взгляд.
Мама тяжело вздохнула.
– Дочка, ты ведь не живёшь. Ты существуешь.
Я судорожно втянула воздух.
– Ты не можешь оставаться здесь. Здесь всё пропитано им. В каждом углу этот предатель. В каждом взгляде – жалость. Я вижу, как тебе тяжело, как ты с трудом борешься с этой депрессией, как ходишь на эту чёртову работу без сил, без жизни… Так больше нельзя.
Я промолчала.
Мама дотронулась до моей руки.
– Мы уедем. Ты найдёшь нормальную работу, возьмёшь ипотеку, а я помогу с девочками. Устроим их в садик и школу.
– Мам… – мой голос дрожал.
– Это наш шанс. Единственный.
Я сжала челюсть.
– Нет.
– Почему?
Я подняла голову.
– Эта дача… эта земля… это семейное.
Мама посмотрела на меня грустно, но твёрдо.
– Алён, эта земля не важнее твоей жизни.
Я покачала головой.
– Мам…
– Что мам? Я не могу смотреть, как ты угасешь в этом посёлке. Как твои дочки будут расти в этом болоте, в этой боли, в этих воспоминаниях!
Я стиснула кулаки.
– Здесь наш дом.
– Нет, доченька. Наш дом там, где мы будем счастливы.
В груди что-то дрогнуло.
– Мам…
– Ты же хотела другой жизни. Ты хотела мечтать. Хотела работать по профессии. Хотела жить, а не выживать.
Я прикрыла веки.
– Давай попробуем, Алён. – Мамин голос стал мягче, но твёрже. – Я с тобой. Я не отпущу тебя.
Я подняла глаза.
– Ты уверена?
Она кивнула.
– Я больше не могу видеть тебя такой.
Я глубоко вдохнула.
Посмотрела на маленькую квартиру, в которой мы жили.
Посмотрела на кухню, на чашки, на холодильник, на этот старый стол, за которым я сидела ещё когда была женой Вадима.
И вдруг поняла.
Здесь мне нечего ловить.
Здесь ничего не осталось.
Только воспоминания.
Я закрыла глаза.
А потом тихо сказала:
– Хорошо.
Мама вздохнула с облегчением.
А я впервые за долгое время почувствовала что-то, кроме боли.
Надежду.
***
С момента ухода Вадима прошло восемь месяцев.
Шесть из них мы просто выживали. Я работала в ларьке, мама пыталась хоть как-то поддержать меня, а девочки… девочки ждали папу, которого больше не было.
Последние два месяца ушли на оформление документов, продажу дачи, поиски квартиры, ипотеку. Мы погрязли в бумагах, сборах, подсчётах, но теперь, когда всё позади, я вдруг поняла, что не до конца верю в происходящее.
Мы в Москве. В своей квартире.
Я стояла в дверях, крепко сжимая в руках связку ключей, и смотрела на новую квартиру. Двухкомнатная, небольшая, с простыми обоями и пустыми стенами, пахнущими чужой краской. Почти без мебели – только старый диван, кровать, пара стульев и стол, купленный на местном рынке.
Но это было наше.
– Мамочка, смотри, тут балкон!
Кира выскочила из-за коробок, подбежала к стеклянной двери и принялась дёргать ручку.
– Надя, помоги!
Надя, в отличие от неё, не бегала и не прыгала от радости, но всё же подошла и легко отодвинула створку. Кира, радостно пискнув, выбежала на балкон.
Вечерний город гудел внизу. Машины тянулись по дороге, светились окна соседних домов. Где-то вдалеке раздавался детский смех, и вдруг стало так непривычно.
Я привыкла к тишине посёлка, к полупустым улицам, к знакомым лицам на каждом шагу. А здесь, в этом огромном городе, мы были никем. Обычными людьми, затерянными среди миллионов таких же.
– Мама, тут так красиво!
Я моргнула, возвращаясь в реальность. Кира прижималась к стеклу, будто пыталась рассмотреть город получше.
Надя встала рядом, молча наблюдая за улицей.
– Тут лучше, чем в посёлке, – наконец сказала она.
Я сглотнула.
– Девочки, идите сюда.
Они зашли обратно, и я тут же опустилась перед ними на корточки, заключила их в объятия, вдохнула родной запах их волос.
– Мы здесь. Мы справились.
Кира тихонько фыркнула, крепко обняла меня за шею.
– Нам здесь нравится, мамочка.
Я улыбнулась, сдерживая слёзы.
– Я рада, милая.
Мама в этот момент зашла в спальню, осмотрелась и тут же заявила, что эта комната будет моей.
– Ты будешь спать здесь. Девочки со мной.
Я потерла виски, готовясь к спору.
– Мам, давай не будем. Мне комната не нужна, я всё равно буду работать, а им нужно своё пространство.
Она нахмурилась, собираясь возразить, но потом только устало махнула рукой.
– Как скажешь.
Мы разбирали вещи весь вечер. Расставляли по местам посуду, распаковывали коробки с одеждой, мама застилала кровать для девочек, а я складывала свои вещи в шкаф в гостиной. Было непривычно осознавать, что теперь у нас есть свой угол, что мы начинаем жизнь заново.
В какой-то момент я поймала себя на мысли, что не помню, как это – чувствовать себя дома.
В нашей съемной квартире после ухода Вадима было невозможно находиться.
А здесь…
Я посмотрела на девочек. Кира, устроившись на полу, пыталась разобрать свои игрушки. Надя сидела рядом и внимательно изучала коробку с книгами.
Мы начали заново.
И, наверное, это и есть дом.
К ночи все устали. Девочки забрались под одеяло, Кира тут же свернулась калачиком, а Надя долго лежала, смотря в потолок.
– Мама, ты счастлива?
Я замерла.
Надя смотрела на меня серьёзно, внимательно, будто пыталась понять, правда ли я довольна этим домом или просто притворяюсь.
Я присела на край кровати, провела ладонью по её волосам.
– Я спокойна.
– Это не то же самое, – пробормотала она.
Я улыбнулась, наклонилась, поцеловала её в макушку.
– Мы сделали всё, что могли. Теперь остаётся только идти дальше.
Она кивнула, но я знала, что она так просто не заснёт.
Когда я вышла в гостиную, мама уже ждала меня с чашкой чая.
– Ты молодец, Алён.
Я взяла чашку, обхватила её пальцами, наслаждаясь теплом.
– Посмотрим. Завтра собеседование.
– Ты справишься.
Я хотела бы верить.
Ночью долго лежала в темноте, слушая тихое дыхание девочек из спальни. В голове крутились мысли, воспоминания, сомнения.
Но впервые за долгое время я чувствовала не только боль.
Впервые за восемь месяцев у меня появилось ощущение, что впереди что-то есть.
Надежда, что завтра всё изменится.
Глава 3
Шестнадцать лет.
Когда-то я думала, что время идёт медленно. Но оно пролетело так, что я даже не заметила, как всё изменилось.
Я стою на кухне, потягиваю горячий кофе, вдыхаю аромат ванили и корицы. У нас уютно. Просторно. Светло. Мы уже давно не живём в той двухкомнатной квартире, где начинали жизнь с нуля. Сейчас у нас своя трёхкомнатная квартира в хорошем районе, и ипотеку вот-вот закроем .
Шестнадцать лет назад я не верила, что у нас всё получится.
А теперь вот.
Мы справились.
Из спальни раздаётся жалобное:
– Ма-ам, скажи Нади, чтоб не нудила!
– Я не нужу, я предупреждаю! – Надя появляется в дверях, скрестив руки на груди. – Если Кира не выйдет из комнаты через две минуты, я её вытащу за ногу!
– Пять минут! – доносится приглушённый голос из спальни.
– Она же опоздает, – ворчит Надя, подливая себе кофе.
– И не в первый раз, – усмехаюсь я, проверяя электронную почту на телефоне. – Но ты же знаешь Киру.
– Да, знаю. Бегает вечно с этим телефоном, фоткает, монтирует… Может, её отправить в тиктокеры?
– Ты сама туда залипаешь, не строй из себя серьёзную.
– Мама! – возмущается Надя, но я вижу, как уголки её губ дёргаются в улыбке.
– Что? Я не могу быть в тренде?
– Скажите мне лучше, где кофе? – на кухню заходит Кира, растрёпанная, сонная, в одной футболке и шортах. В глазах ещё сон, но в руках уже телефон.
– Не прошло и часа! – фыркает Надя.
– Ну, значит, я быстрая, – ухмыляется Кира, забирает мою чашку и делает большой глоток.
– Эй! Это был мой кофе!
– Теперь мой, – Кира ухмыляется и садится на стул.
Я качаю головой, улыбаясь.
Они выросли.
Такие разные. Надя серьёзная, пунктуальная, рассудительная. Уже окончила бакалавриат, учится в магистратуре, работает в юридической фирме. Кира – её полная противоположность. Журналистика, ведение блога, работа в SMM. Она живёт на скорости 200 км/ч, у неё всегда кипят идеи, в голове тысяча проектов.
Но при этом они – лучшие подруги.
Ну, когда не ссорятся.
– Ладно, я побежала! – Надя подхватывает сумку.
– Ты допила кофе?
– Да!
– А тарелку убрать не могла?
– Потом, некогда!
– Конечно… – Кира театрально вздыхает и откидывается на спинку стула.
– Всё, я ушла! – Надя чмокает меня в щёку, бросает быстрый взгляд на Киру. – А ты хотя бы расчешись, бунтарка.
– Смотри, не задохнись в своём идеальном порядке!
– Тебя тоже люблю, – смеётся Надя и выбегает из квартиры.
Я вздыхаю, смотрю на младшую дочь.
– Ты сегодня на пары не опоздаешь?
– Ну-у… – Кира задумчиво качает головой. – Пока не уверена.
– Кира!
– Ладно, ладно! – она улыбается, хватает тост и убегает в комнату.
Через пару минут появляется мама.
– Ты опять рано встала.
– Мне полезно двигаться.
– Может, съездишь на дачу? Отдохнёшь пару дней?
– Я отдыхаю здесь. В этой квартире столько тепла, столько жизни… Я счастлива, что мы всё смогли, Алёнушка.
Я тепло улыбаюсь.
– Я тоже.
Мама садится за стол, берёт чашку, обхватывает её пальцами, будто греется.
– И всё-таки, может, съездишь? Погода тёплая, на даче сейчас красиво.
Я улыбаюсь.
Эта дача – подарок.
Когда у нас появилась возможность, когда я наконец-то могла позволить больше, чем просто выживание, я купила её маме.
Тихое место, большой участок, светлый дом с панорамными окнами.
Я знаю, насколько мама любит эту дачу.
Каждое лето проводит там недели, иногда – месяцами.
Выращивает цветы, ухаживает за яблонями, варит варенье и отправляет нам банки в Москву, как будто у нас тут продуктов не продают.
– Я не хочу туда одна, – говорит она, беря ложку и помешивая чай.
– Мам, ты же всегда там одна, тебе нравится.
– Да, но сейчас… – она смотрит на меня, мягко улыбается. – Хочу быть с вами.
Я молча киваю.
Ей ведь тоже было нелегко.
Когда я падала, когда теряла себя, когда не знала, как жить дальше – мама была рядом.
И теперь я могу позаботиться о ней.
Когда-то она вытащила меня из ямы.
Теперь её очередь жить в тепле и заботе.
Город шумит за окном.
Я достаю телефон, смотрю на уведомления из банка.
Завтра последний платёж по ипотеке.
Я отпускаю воздух.
Ещё один шаг.
Ещё одна победа.
Я делаю глоток остывшего кофе.
Шестнадцать лет назад я потеряла всё.
Но теперь у меня есть главное.
Семья.
И мне больше ничего не нужно.
***
Москва шумит за окнами, как огромный живой организм. Поток машин, гудки, быстрые шаги, мелькание зонтов и деловых костюмов. Я вливаюсь в ритм города, сливаясь с его движением, уверенно веду машину, наслаждаясь плавностью руля.
Я люблю эти утренние поездки.
В них есть особая свобода.
Пять минут назад я запирала дверь квартиры, целовала маму в щёку, напоминала Кире, что она опять опоздает.
А теперь вот.
Дорога, мягкая музыка, дыхание большого города.
Я паркуюсь у офиса, подхватываю сумку и быстрым шагом направляюсь ко входу.
– Доброе утро, Алёна Владимировна.
– Доброе, – киваю охраннику, захожу в лифт и нажимаю кнопку.
Секунды, пока он поднимается на нужный этаж, я использую, чтобы пробежаться по файлам в планшете.
Через пять минут совещание.
Новый контракт, новый партнёр, важная сделка.
Я люблю свою работу.
Люблю уверенность, которую она даёт. Люблю ощущение контроля.
Люблю, что мне больше не страшно.
Лифт останавливается, двери открываются, я выхожу в коридор, миную приёмную, захожу в кабинет, бросаю сумку на кресло, включаю компьютер.
Две минуты.
Пробегаю глазами документы, проверяю цифры, делаю пару пометок в файле.
Время.
Я встаю, выпрямляю спину и направляюсь в переговорную.
Открываю дверь.
Обычное совещание.
Длинный стол, экран, проектор, папки с документами. Коллеги уже расселись по местам, переговариваются, кто-то смеётся над шуткой из отдела продаж.
Я спокойно сажусь на своё место, киваю в сторону представителей компании, с которой ведутся переговоры, раскладываю перед собой бумаги.
Тогда-то он меня и замечает.
Я чувствую это кожей.
Тот самый момент.
Когда кто-то смотрит на тебя – и не можешь этого не ощутить.
Как будто в комнате вдруг стало меньше воздуха.
Как будто в невидимой тишине что-то дрогнуло.
Я замечаю еле уловленный, вырвавшийся на секунду выдох.
– Алёна…
Голос низкий.
И до ужаса знакомый.
Я медленно поднимаю глаза.
И не сразу понимаю, кто передо мной.
Я моргаю.
Что-то в чертах лица… В движениях…
Знакомое.
Но неузнаваемое.
Потому что этот мужчина – не тот, кого я когда-то знала.
***
Я смотрю на него.
И не понимаю, кто передо мной.
Как будто вижу человека, с которым когда-то была связана, но он уже другой.
Вадим.
Шестнадцать лет.
Шестнадцать лет назад он ушёл.
Шестнадцать лет назад он разрушил всё, что у нас было.
А теперь сидит через стол и смотрит на меня.
Я медленно моргаю, но ощущение реальности не возвращается.
Я жду…
Чего?
Что он заговорит?
Что отвесит дежурное «рад тебя видеть»?
Что хоть как-то объяснит, почему оказался здесь?
Но он молчит.
Глаза у него холодные. Глубокие. Смотрит так, будто впервые видит меня.
Будто пытается узнать, но не может.
Я тоже.
Я не вижу того Вадима, которого помню.
Нет той уверенной улыбки, с которой он собирал чемодан.
Нет той самоуверенности, с которой он бросал: «Я всё решил».
Нет того взгляда, каким он когда-то смотрел на меня.
Этот мужчина передо мной…
Совсем другой.
– Ну что, начинаем? – звучит голос руководителя, и я резко выныриваю из мыслей.
Точно. Совещание.
Документы. Сделка. Контракт.
Работа.
Я должна держать себя в руках.
Я поправляю бумаги, сжимаю ручку в пальцах, перевожу взгляд на экран.
Но чувствую, как он всё ещё смотрит.
Как будто пытается разобраться, что перед ним – воспоминание или реальность.
Но мне всё равно.
Это просто рабочая встреча.
И он мне никто.
Я делаю вдох и включаюсь в работу.
Я стараюсь не смотреть в его сторону.
Сосредотачиваюсь на экране, записываю цифры, делаю пометки.
Держу себя в руках.
Но всё это – на автомате.
Вадим сидит через стол, и, хотя я не вижу его напрямую, его присутствие давит.
Как будто комната стала меньше.
Как будто воздух стал гуще.
Я слышу его голос. Спокойный, уверенный, ровный. Совсем не такой, каким я помнила его шестнадцать лет назад.
Я пытаюсь сосредоточиться.
Это рабочая встреча.
Он – просто человек, который оказался здесь по работе.
Ничего личного.
Ничего значимого.
Только бизнес.
Я в этом уверена.
До тех пор, пока не чувствую, как он смотрит на меня.
Я выдерживаю минуту. Две.
Но в какой-то момент всё же поднимаю глаза.
И натыкаюсь на его взгляд.
Тяжёлый. Испытывающий.
Как будто он пытается понять, кто перед ним.
Как будто он ищет в моём лице что-то знакомое.
Как будто он не ожидал, что увидит меня здесь.
Мы смотрим друг на друга.
Доли секунды.
Но этого хватает.
Хватает, чтобы почувствовать напряжение, которое зависает между нами.
– Алёна, что скажете по этим расчётам?
Я резко моргаю, отрываясь от него, быстро перевожу взгляд на документы.
– Всё в порядке, цифры сходятся.
Мой голос ровный. Холодный.
Никаких эмоций.
Я возвращаюсь в работу.
Я не позволю себе даже на секунду отвлечься на него.
На человека, которого я больше не знаю.
Совещание заканчивается через сорок минут.
Я быстро собираю бумаги, встаю из-за стола, направляюсь к выходу.
– Алёна.
Я останавливаюсь.
Он говорит это спокойно.
Как будто… даже неуверенно.
Я оборачиваюсь.
Он смотрит на меня.
– Можем поговорить?
Глава 4
Я стою, держа в руках папку с документами, и смотрю на него.
На мужчину, которого когда-то знала до каждой детали.
До мельчайшей морщинки у глаз.
До того, как меняется выражение лица, когда он злится или улыбается.
До того, как звучит его голос утром, когда он ещё не до конца проснулся.
Но теперь я его не знаю.
Передо мной чужой мужчина.
Чужой настолько, что в нём не осталось ни капли того Вадима, которого я когда-то любила.
Этот Вадим другой.
Холодный. Сдержанный. Дорогой.
Гладкий костюм, безупречная осанка, строгий взгляд, в котором нет ни тени сомнения.
Резкие скулы, глубокие морщины у глаз, но не от времени – от сдержанности, от силы, от жёсткости, которой раньше в нём не было.
Когда-то он улыбался чаще.
Теперь у него стальной, тяжёлый взгляд.
Когда-то его тёмные волосы падали на лоб, небрежно взлохмаченные после работы.
Теперь они идеально уложены, с ровными серебряными прядями на висках.
Когда-то он был простым парнем в джинсах и кожаной куртке.
Теперь передо мной стоит мужчина в безупречно сшитом тёмном костюме, с дорогими часами на запястье, с запахом парфюма, который говорит, что он больше не тот человек, которого я когда-то любила.
Когда-то он был моим.
А теперь – чужой.
И это даже не больно.
Это… ничего.
Я изучаю его, и во мне нет ничего.
Ни боли.
Ни злости.
Ни обиды.
Только отчётливое осознание:
Он для меня больше не тот.
И я для него тоже.
Но что самое удивительное…
Он не выглядит довольным жизнью.
В нём нет той самодовольной уверенности, с которой он уходил.
В нём нет удовлетворения, что он выбрал лучшую жизнь.
Только холод.
И напряжение.
Как будто он не ожидал увидеть меня здесь.
Как будто я – единственное, что выбивает его из равновесия.
Я улыбаюсь.
Спокойно. Легко.
Как будто он мне вообще неинтересен.
– Что-то не так?
Он моргает, вырываясь из мыслей, переводит взгляд на мои губы, потом выше – в глаза.
– Ты изменилась.
Я чуть склонила голову.
– Ты тоже.
Но он изменился иначе.
Я пережила предательство, боль, страх, нищету, разочарование, бессонные ночи.
Он…
Жил.
Без нас.
Без меня.
Я смотрю на него, и мне нечего сказать.
Потому что я не разговариваю с чужими людьми.
Я спокойно закрываю папку, поднимаю планшет.
– Я опаздываю.
Я делаю шаг в сторону выхода.
– Алёна…
Я не останавливаюсь.
Он мог поговорить шестнадцать лет назад.
Сейчас у нас нет ничего, о чём можно было бы говорить.
Я чувствую, как он смотрит мне в спину.
Я знаю, что он захочет ещё поговорить.
Но теперь правила игры устанавливаю я.
Вадим
Я просыпаюсь ровно в шесть утра. Будильник мне давно не нужен. Организм привык к строгому режиму, и даже если бы захотелось поспать подольше, вряд ли бы получилось.
Пару секунд смотрю в потолок, выдыхаю и поднимаюсь с кровати. Двигаюсь по квартире на автомате: ванная, душ, бритва в руке.
Я смотрю на себя в зеркало и на секунду застываю.
Кажется, я всегда выглядел так. Но это не так.
Резкие скулы, тяжёлый взгляд, серебро на висках, ухоженная борода. Лицо взрослого, состоятельного мужчины. Холодное, жёсткое.
Я провожу ладонью по подбородку. Когда это случилось? Когда я стал таким?
Точно не в один день. Это было постепенно.
Я включаю холодную воду и умываюсь, сбрасывая ненужные мысли.
На кухне пахнет кофе.
Оксана уже накрывает завтрак. На столе идеально разложенные приборы, фрукты на тарелке, тосты. Всё чётко, всё аккуратно. Всё как всегда.
– Доброе утро.
Она говорит ровно, спокойно, даже не поднимая головы.
– Доброе.
Сажусь, делаю глоток кофе. Горький, крепкий.
– Ты допоздна?
– Да.
– Хорошо.
Мы давно не разговариваем.
Нет смысла спрашивать друг у друга, как прошёл день. У нас всё по расписанию, всё предсказуемо.
Когда-то я думал, что семья – это другое. Уютные вечера, смех, лёгкость. Тёплый голос, разговоры, что-то родное.
Но у нас с Оксаной всего этого нет.
Есть расписание.
Есть обязанности.
Есть дом, трое сыновей и совместный быт.
Но тепла нет.
Сыновья спускаются на завтрак.
– Пап, сможешь вечером посмотреть со мной футбол? – спрашивает Кирилл.
Я смотрю на него.
Светлые глаза, взъерошенные волосы.
Где-то в глубине что-то дрогнуло.
Когда-то…
Я знал такие глаза.
Я моргаю, сжимаю пальцы на чашке.
– Сегодня вряд ли, сынок.
Кирилл кивает, но с лёгким разочарованием.
Он привык.
Они все привыкли, что я всегда занят.
Как и я привык жить на автомате.
По дороге в офис я слушаю радио, но ни слова не слышу.
Мысли вьются в голове, ни за одну не ухватиться.
Когда-то я хотел именно этого.
Стабильность.
Семью.
Статус.
Но сейчас, глядя на город за окном, на мелькающие здания, я чувствую что-то странное.
Как будто жизнь прошла мимо.
Как будто что-то стёрлось.
Как будто…
Я не совсем помню, как оказался здесь.
Я хмурюсь, сильнее сжимаю руль.
Чушь.
Я сам выбрал этот путь.
Я сам решил, как жить.
Я сам…
Сам?
Я раздражённо выдыхаю, сбрасывая эти ненужные мысли.
Когда я вхожу в здание, секретарь сообщает, что меня ждут.
Совещание с новым партнёром, обсуждение условий, заключение сделки.
Обычный день.
Я захожу в переговорную, оглядываю зал.
И замираю.
За столом сидит она.
Алёна.
Я не сразу её узнаю.
Не потому, что она сильно изменилась.
Просто…
Я не ожидал.
Я смотрю на неё и не могу поверить.
Когда-то она была всей моей жизнью.
А теперь…
Просто деловой партнёр?
Я не знаю, сколько секунд молчу.
Слишком долго.
Она спокойно поднимает на меня взгляд.
Лицо ровное, без эмоций.
Она не нервничает.
Не злится.
Просто смотрит.
Как будто я ей никто.
Как будто меня никогда не было в её жизни.
Как будто я – пустое место.
В груди что-то сжимается.
– Ты изменилась.
Глупые слова.
Она улыбается.
Не той улыбкой, что была когда-то.
Просто спокойной, безразличной.
– Ты тоже.
Я смотрю на неё, пытаюсь что-то сказать.
Но она уже закрывает папку, берёт планшет, собирает бумаги.
– Я опаздываю.
– Алёна…
Она даже не останавливается.
Её голос ровный, спокойный.
– Я не разговариваю с чужими людьми.
И уходит.
Я смотрю ей в спину.
А внутри…
Что-то не так.
Не так.
Не так.
Чего я ожидал?
Она всё правильно сделала.
Я сам выбрал эту жизнь.
Я сам решил, что её больше нет в моей судьбе.
Я сам…
Сам?
Я хмурюсь.
В голове что-то дрогнуло.
Как будто что-то было… но я не помню.
Я провожу ладонью по лицу, шумно выдыхаю.
Просто усталость.
Просто неожиданная встреча.
Просто прошлое, которое не должно меня волновать.
Но почему тогда внутри так сильно сжимается?
***
Я стараюсь не думать о нём.
Честно.
Но мысли всё равно возвращаются, как будто мой мозг решил сыграть со мной злую шутку.
Я пытаюсь сосредоточиться на дороге, на сигналах светофора, на вечернем потоке машин, на музыке, играющей в динамиках. Но в какой-то момент ловлю себя на том, что вообще не слышу слов песни, не замечаю мелькающих за окном улиц.
В голове снова и снова вспыхивает сегодняшняя встреча.
Вадим.
Он смотрел на меня так, будто увидел призрак.
Как будто сам не верил, что я существую.
Как будто…
Я выдыхаю, сжимаю пальцы на руле.
Как будто я что-то значу.
Как будто шестнадцать лет назад он не вычеркнул меня из своей жизни.
Я давлю педаль газа чуть сильнее, обгоняя чёрную «Ауди», словно пытаюсь уйти от этих мыслей.
Нет.
Я не собираюсь об этом думать.
Я не позволю этому мужчине снова занять место в моей голове.
Я приезжаю домой чуть позже обычного. Двор тихий, в окнах свет, возле подъезда стоит бабушка с собакой. Всё так же, как всегда.
Я паркуюсь, глушу двигатель, но не выхожу.
Просто сижу в машине и смотрю перед собой.
Шестнадцать лет.
Вадим ни разу не появлялся в моей жизни.
После развода он исчез полностью.
Ни звонка. Ни попытки поговорить. Ни случайной встречи.
Только деньги.
Каждый месяц, как по расписанию.
Когда-то я думала, что он просто пытается купить своё спокойствие. Что платит, потому что так надо, а не потому, что хочет хоть как-то участвовать в жизни девочек.
Потом я перестала думать об этом вовсе.
Просто открывала банковский счёт, видела очередное поступление и переводила его на другой счёт, созданный специально для этих денег.
За шестнадцать лет там накопилась, наверное, сумма, которой хватило бы на хорошую трёхкомнатную квартиру в Москве.
Но я никогда не тронула ни копейки.
И не собиралась.
Я могла бы продать квартиру, в которой мы сейчас живём, добавить эти деньги, купить что-то большее, комфортнее.
Но я не могла.
Потому что эти деньги его.
А я не хочу иметь с ним ничего общего.
Я закрываю глаза, шумно выдыхаю, открываю дверь машины и выхожу.
В подъезде тепло и уютно. В квартире тоже.
Мама вяжет в гостиной, девочки на кухне что-то обсуждают. Кира в своём стиле сидит на столе, болтает ногами, Надя что-то готовит.
– О, мам пришла! – Кира улыбается, спрыгивает со стола и сразу хватает меня за руку. – Ты сегодня поздно!
– Совещание затянулось, – я пожимаю плечами, целую её в макушку.
– У нас тут эксперимент! – Надя кивает на плиту. – Делаем сливочный суп, как в том ресторане, помнишь?
Я улыбаюсь.
– Конечно. И как успехи?
– Пока непонятно, но пахнет вкусно!
Мама выглядывает из гостиной.
– Ты есть будешь?
Я качаю головой.
– Позже. Пока душ приму.
Я прохожу в свою комнату, закрываю за собой дверь.
Сбрасываю обувь, пальто, расстёгиваю манжеты рубашки, подхожу к зеркалу.
Из отражения на меня смотрит уверенная, собранная, взрослая женщина.
Женщина, которая всё смогла.
Женщина, которая не позволила одной ошибке разрушить свою жизнь.
Женщина, которая не думает о прошлом.
Но, чёрт возьми…
Почему мне кажется, что оно само теперь думает обо мне?
Почему этот день вышиб меня из колеи?
Почему я так отчётливо чувствую этот взгляд, этот выдох…
«Алёна…»
Как будто за эти шестнадцать лет он ни разу не произносил моего имени вслух.
Я быстро отворачиваюсь от зеркала, иду в душ.
Горячая вода должна помочь.
Горячая вода всегда помогает.
Но в этот раз – нет.
Когда я ложусь спать, мне кажется, что день наконец закончился.
Но я ошибаюсь.
Потому что стоит закрыть глаза – и я снова в той переговорной.
И он снова смотрит на меня так, будто не может поверить, что я реальна.
***
Этот день должен был быть обычным.
Я собиралась в офис, как всегда. Спокойно, размеренно, без суеты. Встала рано, приняла душ, сделала укладку, подобрала деловой костюм – тот, в котором чувствовала себя уверенно. Сварила кофе. Всё было как всегда.
За завтраком Кира болтала без умолку, рассказывая, как её блог вот-вот взлетит. Надя сдержанно улыбалась и крутила в руках вилку, мама с теплотой смотрела на нас, разливая чай.
– Мам, давай ты возьмёшь выходной? – предложила Кира, откусывая кусок тоста. – Проведёшь день для себя, а не будешь торчать в офисе.
Я усмехнулась.
– Для себя?
– Ну да! Сходишь в спа, сделаешь маникюр, массаж…
– А потом куплю себе нового мужа?
Надя прыснула в кружку.
– Это уже перебор, – фыркнула Кира.
– Вот и я думаю, – усмехнулась я.
Мама ласково посмотрела на меня.
– Ты же понимаешь, что они хотят, чтобы ты жила для себя, Алёнушка.
Я улыбнулась, но ничего не ответила.
Это был обычный день. Я чувствовала себя нормально. Даже про вчерашнюю встречу не думала. Ну, почти. Если не считать, что каждую минуту ловила себя на том, что мысленно возвращаюсь в переговорную. К его взгляду. К его выдоху.
«Алёна…»
Нет. Это больше не имеет значения.
Я встряхнула голову, взяла сумку и ключи.
– Я поехала, – сказала я, целуя Киру в макушку.
– Не забудь про ужин, ты вчера так и не поела! – напомнила мама.