Мономах. Сильный духом

Размер шрифта: 13

* * *

От автора

Дорогие читатели! Представляю вашему вниманию исторический роман, посвященный жизни и деяниям выдающегося древнерусского правителя Владимира Всеволодовича Мономаха. Этот жанр был выбран не случайно – для облегчения читательского восприятия и в надежде на то, что герои, будучи вписанными в контекст исторического не исследования, но романа станут более живыми, близкими и понятными нам, современным людям, широкому кругу читателей, хотя их реальные исторические прототипы жили на много веков раньше.

Трепетно относясь к фактам и ратуя за исключительную историческую достоверность и скрупулезную точность даже в мельчайших деталях, при создании этой книги я работал со множеством источников. Мое жизненное кредо – историческое просвещение. Одно из его направлений – организация и проведение различных конференций с участием ведущих историков страны, эти мероприятия проходят с 2011 года. Одно из последних, под названием «Реальная история», доступно для просмотра на крупных интернет-площадках. Другое направление открывает эта книга, которую я с душевным трепетом и надеждой на благосклонный прием представляю вашему вниманию.

Свою жизнь я посвятил великой науке истории – и выступаю сейчас не только как автор художественного произведения, но и как профессиональный историк, более 15 лет изучающий материалы, связанные с Древней Русью.

Повествование основано на проверенных, авторитетных достоверных источниках, опирается на фундаментальную историческую базу и архивные источники (в их числе – две редакции уникального произведения об истории древнерусского государства – «Повести временных лет»: первая сохранилась в составе Лаврентьевской (Суздальской) летописи, вторая – в составе Ипатьевской (Киевской) летописи), а также широкий спектр первоисточников и классических научных трудов отечественных и зарубежных ученых, изучавших и изучающих историю Древней Руси.

Жизнь Владимира Всеволодовича Мономаха была настолько насыщена событиями, имеющими ключевое значение как для его современников, так и для потомков, что во многих отечественных и зарубежных летописях фигуре этого человека уделено немало внимания. Достаточно лишь упомянуть, что его имя можно встретить на страницах Новгородской первой летописи старшего извода, Софийской первой и Типографской летописей, в Тверском летописном сборнике, Воскресенской и Никоновской летописях. Много уникальной информации о Владимире Мономахе содержится и в других памятниках древнерусской письменности: например, в посланиях церковных иерархов того времени, адресованных князю Владимиру (послании митрополита Никифора «О посте», «Сказании о чудесах святых князей Бориса и Глеба», Киево-Печерском патерике). Законодательная деятельность князя отображена в документе под названием «Устав князя Владимира Всеволодовича», который дополнил знаменитую «Русскую Правду» – основной свод законов, действовавших на территории Древней Руси до конца XV века. Помимо отечественных источников, множество сведений о жизни князя Владимира было почерпнуто мною из иностранных хроник: византийских, польских, венгерских, немецких и скандинавских.

Огромнейший пласт информации об истории Древней Руси и о жизни князя дает нам знаменитое автобиографическое «Поучение» Владимира Мономаха, где князь подробно описал все поворотные события своей жизни. Большой интерес представляет не имеющее аналогов в мировой истории письмо, написанное им князю Олегу Святославичу.

Надеюсь, эта книга станет для вас увлекательным путешествием по истории Древней Руси и позволит увидеть легендарные события в новом свете, открыть для себя много нового и интересного, а главное – полюбить историю нашей великой страны, как люблю ее я.

С уважением, Александр Ладович

Часть 1. Дед

Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому она будет люба, пусть примет ее в сердце свое.
Владимир Мономах

Метель заметала все вокруг. Ветер дул с ужасающей силой. Под его ударами могучие вековые деревья со скрипом и скрежетом клонились к земле. Их огромные ветви срывало и с неимоверной легкостью, словно перышко, уносило в кромешную снежную мглу. Свист, поднимаемый бурей, наполнял, казалось бы, вечно тихую гавань Вышгорода.

И только несколько человек, стоявших у крыльца, заметенных с головы до ног снегом, с всклокоченными, взятыми сединой до снежной белизны косматыми бородами, не обращали внимания на ужасы, творимые природой. Людей терзала другая мысль: что теперь будет?

Что теперь будет не с ними лично, седовласыми, испещренными морщинами и изукрашенными шрамами былых, бурно прожитых лет. Что будет с великой, могучей державой, слава которой гремит в Византии и Венгрии, Священной Римской империи и Франции, Чехии и Швеции, Дании, Норвегии и Польше.

Славу, величие и могущество державы долгие годы они ковали вместе со своим любимым князем Ярославом Владимировичем, прославившимся в веках под именем Ярослав Мудрый.

19 февраля 1054 года на руках у своего любимого сына Всеволода скончался великий князь Ярослав Мудрый.

Незадолго до этого, чувствуя приближение конца своего славного земного пути, великий князь Ярослав Владимирович призвал к себе пятерых своих сыновей и разделил между ними державу. Он передал Киев, а вместе с ним и старейшинство в роде своему второму сыну Изяславу, занявшему место первого, так как самый старший сын Владимир умер еще при жизни отца. Вместе с Киевом Изяслав получил второй по значению город – Новгород – и прочие земли от Киева на юге до Карпатских гор и Польши на западе. Второй сын, Святослав, получил Чернигов, Рязань, Муром и Тмутаракань. Третьему, Всеволоду, отцу Мономаха, Ярослав отдал Переяславль Южный, Ростов, Суздаль, Белоозеро и земли в верховьях Волги. Четвертый сын, Игорь, получил от отца Владимир-Волынский. Самому младшему, Вячеславу, отец дал Смоленск.

Ярослав Мудрый наставлял своих сыновей: «Се аз отхожу от света сего, сынове мои. Имейте в себе любовь, потому что вы – братья, единого отца и матери. И если будете в любви между собою, Бог будет в вас и покорит вам противящихся вам, и будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и раздорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли ее трудом своим великим. Но пребывайте мирно, слушаясь брат брата…»

Отец наказывал сыновьям слушаться своего старшего брата Изяслава так же, как они слушались его самого, запретил им переступать пределы других братьев и изгонять их, при этом сказав Изяславу: если кто захочет обидеть брата своего, то Изяслав должен помогать тому, кого обижают. Власть в роде от старшего брата должна переходить к следующему по старшинству брату только правдою, а не насилием.

Любимый сын, Всеволод Ярославич, практически постоянно жил при отце в Киеве, а затем в Вышгороде.

Когда в семье Всеволода и его жены, дочери византийского императора Константина Мономаха – Марии, родился первенец, его дед, Ярослав Мудрый, назвал младенца в честь своего отца Владимира Святого – Владимиром, в крещении же имя его было Василий.

Находясь на смертном одре, Ярослав Мудрый обратился к своему любимому сыну Всеволоду, отцу Владимира Мономаха: «Сыну мой… Если даст тебе Бог перенять стол мой по братии своей с правдою, а не насильем, то, когда заберет тебя Бог от жития сего, ляжешь там, где я лягу, у гроба моего, потому что люблю тебя паче братии твоей».

Заслуги Ярослава Мудрого перед государством огромны: при нем Русь достигла пика своего внешнеполитического могущества, заявила о себе как крупнейшее независимое многонациональное государство мира.

Правители многих европейских держав того времени считали честью породниться с могущественным правителем огромной державы.

Сам Ярослав Владимирович был женат на Ингигерде – дочери шведского короля.

Изяслав Ярославич женился на дочери польского короля Гертруде.

Женою Святослава Ярославича была австрийская принцесса Ода.

Всеволоду Ярославичу отец выбрал в жены дочь византийского императора Константина Мономаха – Марию.

Елизавета Ярославна вышла замуж за конунга Харальда, который в будущем стал королем Норвегии.

Анастасия Ярославна стала женой венгерского короля Андраша I.

Анна Ярославна отправилась в далекую Францию и стала женой французского короля Генриха I.

Забота Ярослава Мудрого о своей державе была самым тесным образом переплетена с заботой о своей любимой семье.

Однако основное внимание он уделял внутреннему благоустройству своей страны. Время его правления по праву называют золотым веком Древней Руси. Благодаря многолетнему мудрому руководству Русь, которая еще недавно представляла собой объединение диких языческих племен, достигла своего художественного и духовного расцвета.

Достойный сын своего отца, Владимира Святого, Ярослав Владимирович старался не столько силой, сколько просвещением, строительством многочисленных храмов распространять и утверждать христианскую веру на Руси. В годы его блестящего и счастливого правления Киев значительно преобразился: был построен прекрасный киевский собор Святой Софии, который стал главным храмом на Руси, также были возведены каменные храмы в Великом Новгороде и Чернигове, основывались монастыри, стала распространяться грамотность, появились первые библиотеки, получило свое начало летописание, увидели свет первые иконы русских мастеров. Ярослав заботился о людях. Он создал первый свод законов под названием Русская Правда, или Правда Ярослава Мудрого, который упорядочил правовые взаимоотношения в обществе.

Тело великого князя перевезли из Вышгорода в Киев и на глазах тысяч горожан во главе с его сыновьями и митрополитом положили в мраморную раку в соборе Святой Софии. Весь город рыдал, и некому было утешить ни его сыновей, ни священнослужителей, ни простой люд. Не стало защитника Отечества. Каждый человек ощущал на себе по-отцовски добрую и ласковую заботу великого князя Ярослава Владимировича. Тяжелые, страшные и мрачные мысли наполнили головы каждого присутствующего. Смогут ли сыновья прислушаться к завещанию их великого и мудрого отца? Будут ли жить в любви и мире друг с другом?

В памяти народа вновь вставали картины кровавых междоусобных войн, когда брат поднимал меч на своего брата. Так было после гибели Святослава Игоревича. Тогда в смертельной схватке, начатой старшим сыном Святослава, Ярополком, погиб Олег, а позднее и сам Ярополк пал от рук наемников единственно уцелевшего Владимира. После смерти горячо всеми любимого великого князя Владимира Красно Солнышко его старший сын Святополк, прозванный в народе Окаянным, также поднял меч и стал вероломно убивать своих братьев. От его рук погибли позднее канонизированные в лике мучеников-страстотерпцев покровители Русской земли братья Борис и Глеб. Святослав также погиб от рук своего брата Святополка Окаянного. И только Ярослав Владимирович смог остановить этого изверга. Огромный урон, неисчислимые горести и беды приносили эти межкняжеские братоубийственные войны. Беда приходила в дома всех людей: от княжеских дружинников и бояр до простого смерда. Истреблялись целые города и села, везде царили гибель и разруха. В процветавших в мирное время городах и селах оставались только обугленные признаки былого счастья. В полях, ранее колосившихся золотой нивой, хозяйничали вороны и галки, все было усеяно костями ратников и их боевых коней.

И вот теперь, после трех с половиной десятилетий процветания, благополучия и спокойствия во время правления Ярослава Мудрого, люди снова с ужасом затаились в ожидании того, что будет дальше.

Часть 2. Два дяди

Вся Русь в то время управлялась двумя линиями рода Рюриковичей. Первую линию составляли потомки Изяслава, старшего сына Владимира Святого. Изяслав Владимирович умер еще при жизни отца, поэтому его потомство не могло претендовать на старшинство в роде, менять княжеские столы и ограничивалось только Полоцким княжеством.

Вторую линию составляли потомки другого сына Владимира Святого, Ярослава Владимировича. У Ярослава осталось пять сыновей: Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь и внук Ростислав, сын старшего Ярославича, Владимира. Князь Ростислав также вследствие преждевременной смерти своего отца не имел прав на старшинство в роде и вместе со своим потомством должен был довольствоваться тем городом, который дадут родные дяди.

После похорон Ярослава Мудрого киевский престол, как и завещал отец, занял старший из пяти сыновей, Изяслав Ярославич. Остальные князья разъехались по своим стольным городам и мирно в них правили.

Всеволод Ярославич со своей семьей жил в Переяславле. Когда его сыну Владимиру исполнилось три года, состоялась обязательная по тем временам церемония посажения княжича на коня. Все мероприятие проходило в торжественной обстановке. Еще накануне князь Всеволод отдал необходимые распоряжения о подготовке к событию, которое было значимым как для малолетнего княжича, так и для всей княжеской семьи. До этой церемонии ребенок, как правило, большую часть времени проводил при матери и многочисленных няньках на женской половине княжеского двора. После свершения этого старинного обряда мальчика переставали считать несмышленым ребенком и уже, несмотря на малолетний возраст, относились к нему как к мужчине.

В один из солнечных летних дней, при большом скоплении нарядно одетых жителей города во главе со знатными боярами и княжеской дружиной, которые были в полном боевом облачении, сверкающем на солнце и отражающем все цвета радуги дорогих нарядов их жен и детей, священнослужителями, которые степенно беседовали между собой и приветствовавали всех собравшихся ласковыми улыбками и одобрительными покачиваниями головы, под звон церковных колоколов на крыльцо княжеского терема вышел высокий, статный, светловолосый, с короткой реденькой бородкой, добродушный князь Всеволод Ярославич. Подняв вверх руки, князь поприветствовал всех собравшихся. Следом за князем вышла его смугленькая, среднего роста, стройная гречанка – красавица жена Мария, которая придерживала за руку их трехлетнего сына Владимира, который хмурился и был немного насторожен из-за большого скопления людей.

В десяти метрах от крыльца стоял белоснежный конь по кличке Смирный, накрытый вышитой золотыми нитями попоной цвета бездонно-голубого неба. Поверх попоны было небольшое седло, украшенное расписной резьбой и отороченное золотыми и серебряными нитями. Расписанные золотом стремена покачивались в такт дыханию нового друга малолетнего княжича. За уздечку, украшенную серебряными и металлическими с позолотами узорчатыми бляхами, коня держал нарядный, деловитый, с кудрявой копной золотистых волос сорокалетний крепыш – главный конюх княжеской конюшни. Конь стоял спокойно, совершенно отрешенно от всего происходящего вокруг и мерно пожевывал золоченые удила.

Всеволод взял сына за руку и медленно спустился с ним по лестнице. У крыльца стоял двухметровый широченный витязь Твердислав. Это был прославленный полководец и мудрый, уважаемый во всей Руси княжеский воевода и боярин, который еще в 1043 году вместе со старшим сыном Ярослава Мудрого – Владимиром – был одним из предводителей войска в походе на Константинополь против Византийской империи. Приняв малолетнего княжича Владимира у его отца, Твердислав взял мальчика на руки и церемониально поднял над собой. На площади поднялся одобрительный гул собравшихся людей. Все были рады тому, что прославленный на всю Русь своим мужеством, мудростью и человеколюбием боярин был назначен воспитателем-пестуном малолетнего княжича. Собравшиеся жители Переяславля не сомневались в том, что Твердислав, как никто другой, сможет научить княжича Владимира воинскому искусству, передаст свой богатый жизненный опыт и воспитает мужественного, доброго и мудрого князя.

Твердислав посадил княжича в седло и, сопровождая его, не скрывая своей радости и гордости за предоставленную ему честь, прошел небольшой круг по площади на глазах у публики.

Все наблюдавшие торжество люди были счастливы. Их радовал настоящий момент, радовало то, что каждый из них частично, хотя бы душой и сердцем, был причастен к происходящему. И еще больше радовали мысли о том, что судьбы двух людей, прославленного Твердислава и малолетнего Владимира, на долгие годы соединялись вместе. Люди верили в то, что стараниями Твердислава вырастет князь Владимир Мономах, достойный продолжатель великих дел своих предков: деда – Ярослава Мудрого и прадеда – Владимира Святого.

По окончании торжественной церемонии князь Всеволод Ярославич дал знатный пир, на котором дарил подарки и угощал всех собравшихся, от простого смерда до знатных дружинников и бояр. Столы ломились от еды и напитков, а для тех, кто по каким-либо причинам не смог прийти на княжеский двор, Всеволод, как во времена Владимира Красно Солнышко, распорядился собрать княжеские подарки, еду, напитки и ездить на возах по улицам, раздавать всем желающим.

Первые годы правления Ярославичей протекали мирно, и братья старались сообща решать все возникающие проблемы. Однако спустя три года, в 1057 году, умер смоленский князь Вячеслав Ярославич. На его место в Смоленск из Владимира-Волынского перевели младшего из братьев, Игоря Ярославича, но и Игорь скоропостижно скончался в 1060 году. Смоленск и Владимир-Волынский старшие Ярославичи разделили между собой, оставив при этом без удела и малолетнего сына смоленского князя Игоря, Давыда, и своего племянника, Ростислава Владимировича. Тем самым великий князь Изяслав Ярославич вместе со своими братьями Святославом и Всеволодом, сами того не осознавая, заложили фундамент будущих междоусобных войн. Их племянники, князья Ростислав Владимирович и Давыд Игоревич, лишенные уделов, стали князьями-изгоями, которым волей судьбы в будущем суждено будет мечом добывать себе города для княжения, раз за разом начиная братоубийственные межкняжеские войны.

В Переяславле жизнь текла тихо и размеренно. Владимир и его сестра Анна росли в атмосфере любви и гармонии. Князь Всеволод Ярославич, унаследовав от отца тягу к учению, много времени проводил за чтением книг, в основном переведенных с греческого и болгарского языков. Он любил посещать и поощрять монахов, занимающихся переводом книг, обсуждал с ними то новое, что узнал из переведенных ими текстов. При этом князь сам с любовью изучал иностранные языки и к концу жизни хорошо владел пятью языками.

Княгиня Мария, выросшая в Византии, с юных лет впитала в себя любовь к знаниям и православию. Она так же, как и ее муж, окружала себя умными и набожными людьми.

Несмотря на то что княгиня Мария всей душой полюбила Русь с насыщенным, резко контрастирующим колоритом жизни, сильно отличающимся от византийского, она постоянно поддерживала связь со своей родиной, расположенной далеко за степными просторами, на другом краю Черного моря. Частыми гостями княжеского двора были купцы и священнослужители, которые совершили паломничество на Святую землю и теперь описывали свои странствия. Князь и княгиня беседовали со своими гостями, с любопытством расспрашивали обо всем, что эти люди видели и что узнали нового во время своих долгих скитаний по свету. Присутствующие при этих беседах Владимир и Анна внимательно слушали рассказы незнакомых им людей, а затем, когда гости покидали их дом, дети расспрашивали родителей о том, что им было непонятно. Они восхищались тем, что из одной рассказанной истории им становилось известно о неведомой жизни далеко за пределами их детского, еще не совсем развитого воображения.

Анне больше нравились рассказы священнослужителей о святых местах, житиях и подвижничествах святых людей.

В свою очередь, Владимир представлял себя великим полководцем в блестящих доспехах, которому со временем во главе огромного войска будет суждено побывать во всех уголках Руси и за ее пределами. Перед его глазами всплывали картины из услышанных им историй о том, как его великие предки покоряли Византию и брали Царьград. Как Олег Вещий сначала вытащил корабли на землю и, поставив их на колеса, привел в ужас видевших многие чудеса греков, а затем, прибив свой щит над воротами Царьграда в знак своей победы, заключил мир с греками. Как Святослав Игоревич ходил походами на Дунай и, разбив болгар, хотел перенести столицу своего княжества в Переяславец на Дунае. Как тот же Святослав нанес сокрушительное поражение Хазарскому каганату, который после этого прекратил свое существование. Владимир с упоением представлял, как его прадед, Владимир Святой, принимал христианство, крестил Русь и тем самым навечно вошел в историю.

Суровый седовласый богатырь Твердислав, который был грозой для всех, кто пытался ослушаться его или княжеской воли, всегда стоял стеной за свою дружину и простой люд, обучал княжича. Он учил его воинскому искусству: ежедневно Владимир упражнялся в верховой езде, технике владения мечом и защите щитом, метании копья, стрельбе из лука, ловком владении специально сделанной для княжича булавой, которая хоть и весила меньше, чем у взрослого ратника, однако развивала силу и выносливость юного воина. В физических тренировках Твердислав не давал спуску еще только начинавшему набирать силу Владимиру.

Старый, закаленный в сотнях боев и испытанный в десятках дальних походов, княжеский дружинник всем сердцем привязался к княжичу и не относился к воспитанию Владимира как к служебному долгу, а растил мальчика как родного сына, всецело погрузившись в этот процесс.

По окончании тренировок Владимир любил беседовать со своим многоопытным наставником. Твердислав рассказывал княжичу о походах, в которых принимал участие еще с дедом Владимира, великим князем Ярославом Мудрым, о былой славе Руси. В рассказах он передавал своему воспитаннику жизненный опыт, учил сноровке, тактике ведения боя, подготовке и организации далеких военных походов. Наставлял бережно и с отцовской любовью относиться к вверенному под его управление городу или княжеству, заботиться о каждом человеке, невзирая на то, кто перед ним: княжеский дружинник или простой холоп, женщина-вдова, осиротевший в ходе войны ребенок или монах, житель его удела или заморский гость. Мудрый Твердислав готовил княжича встать на защиту Отечества.

Тем временем зимой 1061 года на Русь обрушилась новая, неведомая до той поры беда. На Переяславское княжество, в котором правил Всеволод Ярославич, напали половцы – новое кочевое племя, пришедшее из-за Волги и вытеснившее старых врагов Руси: печенегов, берендеев и торков.

Их владения раскинулись на огромных степных просторах. От Дона и до Дуная вся территория была захвачена бесчисленными половецкими кочевьями. По обе стороны Днепровских порогов расселились племена приднепровских половцев. На просторах, занимаемых от Днепра до низовий Дона, раскинули свои вежи причерноморские половцы. На бескрайней территории, примыкающей к обоим берегам Дона, кочевали донские половцы.

Вся эта бесчисленная масса дикого кочевого народа более ста пятидесяти лет будет из года в год нападать на Русь, грабить и жечь города и села, безжалостно убивать всех, кто попадется на их пути, невзирая на то, младенец ли это или беспомощный старик. Невольничьи рынки будут постоянно переполнены плененными и уведенными в рабство жителями Руси.

Всеволод Ярославич впервые встретился с половцами в 1054 году. Тогда они появились у границ Руси, и их хан Болуш, пообещав вечный мир переяславскому князю, увел свою орду вглубь степи. Сейчас же, не ожидавший столь стремительного нападения свирепого врага и имея при себе лишь малочисленную дружину, Всеволод отправил гонцов за помощью к братьям: в Киев к Изяславу и в Чернигов к Святославу – а сам решил нанести упреждающий удар врагу. Он во главе малочисленного войска вышел навстречу черной половецкой туче, которая, будто несомая ветром, стремительно надвигалась на город, обтекая, поглощая и воспламеняя все на своем пути.

Вмиг развеялась тихая и безмятежная детская жизнь Владимира.

Срочно собранная княжеская дружина была малочисленна, многие ратники разъехались по своим селам и близлежащим деревням. Впервые Владимир увидел своего отца, облаченного в боевые доспехи, с развернутым боевым знаменем во главе вооруженного войска. В воздухе повисло тревожное напряжение. Всеволод, отдав последние распоряжения остававшемуся в укрепленном городском детинце тысяцкому об организации круговой обороны крепостных стен на случай, если княжеская дружина не сможет остановить нападение, повел своих воинов на встречу с грозным врагом.

Взволнованный, судорожно глотавший морозный воздух Владимир пошел на крепостную стену вместе со своим дядькой-пестуном Твердиславом. Через несколько минут княжич, Твердислав и все остальные собравшиеся на крепостных стенах люди со слезами на глазах, а некоторые женщины, несмотря на всю суровость времени, ревевшие навзрыд, наблюдали, как отдаляется князь с дружиной от крепостных стен. Они видели, как все ярче и ярче разгорается зарево зажженных половцами сел и деревень. Клубы едкого черного дыма застилали небесную гладь и, поднимаясь высоко в небо, смешивались с тяжелыми свинцовыми облаками.

Разъяренный князь и его воины гнали коней во весь опор, чтобы помочь беззащитным людям. Если было бы в их силах, они бы взмыли ввысь, чтобы потом камнем упасть и не оставить и следа от половцев-кровопийцев. Однако реальность оказалась слишком приземленная и суровая. Многократно превышающее по количеству воинов половецкое войско попросту окружило русских ратников. Бой был короткий и жестокий.

Изо всех сил рубились конные княжеские дружинники. Порою, оказавшись выбитым из седла, стоя по пояс в багровом месиве из снега и крови, русские воины вцеплялись в кишащих вокруг них половцев и вырывали их из седла, а пара удальцов-богатырей даже свалили приземистых половецких лошадей вместе с их всадниками и уже на земле бились с ними, не жалея стремительно покидавших их сил. Переяславская рать была практически полностью истреблена. Лишь с горсткой своих воинов измученный, выбившийся из сил, весь залитый кровью, с безумным от испытанного ужаса лицом, князь сумел вернуться в город. Половцы не преследовали их. Они достигли желаемой цели. Все способные оказать им хоть какое-то сопротивление были истреблены, и теперь никто не мог встать на пути их бесчеловечных убийств, грабежей и насилия.

Княжич, испытывая душевную дрожь, прижался к Твердиславу. Сердце его билось с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он смотрел на своего старого могущественного наставника и видел, как тот беззвучно плачет. Слезы катились по одрябшим щекам и застывали в седой бороде. Твердислав до онемения в руке сжимал рукоять своего меча. Сейчас он был бессилен. Первый раз в жизни он не находился в гуще событий, не рубил своим богатырским мечом вражеские головы, не сшибал своей пудовой булавой из седла всадников, встававших на пути этого витязя. Более сотни битв было у него позади, и всегда он с честью, достоинством, мужеством и отвагой стоял в каждой битве спина к спине, бок о бок со своими боевыми товарищами. В этот момент он с горечью понял, что минули дни его богатырской славы. Понял он и то, что на Русь напал жестокий и сильный враг. Враг, который может поработить и уничтожить всю Русь, если не сплотиться всей землей от мала до велика. Теперь в его руках была только одна возможность и надежда – воспитать достойного, храброго и мудрого князя, который сможет поднять на борьбу и объединить Русь, встать во главе могучей силы, таившейся в каждом землепашце и лесорубе, ремесленнике и княжеском дружиннике, боярине и князе. Твердислав смотрел на Владимира и думал о том, что в будущем ожидает этого князя, что ожидает великую Русь.

Половцы, как саранча, истребляющая все на своем пути, разбрелись по Переяславскому княжеству. Страшные бедствия принесли они в те дни Русской земле. Стон и душераздирающие крики витали над землей. Обезумевшие от горя местные жители выбегали из мгновенно вспыхивающих деревянных домов. Пока люди пытались спасти из огня свое имущество, та легкая домашняя одежда, в которой их застигла беда, в считаные минуты превращалась в жалкие лохмотья. Не замечая этого, ступая обгоревшими ногами по колено в снег, они пытались спасти свою семью. Везде, где появлялись дикие всадники с черными от повсеместной копоти лицами, во тьме сверкала их закругленная сабля, не успевавшая просохнуть от невинной крови. Вновь и вновь арканы с визгом накидывались на попадавшихся на их пути мирных жителей. Женщин и девушек подвергали насилию, а затем убивали или забирали в плен. Мужчин вязали и вереницами отправляли в степь для последующей продажи на невольничьих рынках. Стариков и детей либо бросали на землю и топтали копытами коней, либо рубили на месте. Вокруг на необозримые пространства полыхало кровавое зарево пожаров. Дома, дворовые постройки со всем имуществом, которое наживали долгие годы, превращались в пепел. Весь домашний скот, который заживо не сгорел в хлевах, угоняли в степь.

Трое суток длился этот ад на Переяславской земле. На много верст вокруг Переяславля все было уничтожено. Лишь потому, что возы были переполнены награбленным русским добром и вся округа превращена в пепел, половцы повернули обратно к себе, в бескрайнюю дикую степь.

Куда-то за горизонт, в ярко-алую даль зимнего заката, тянулись караваны скрипящих под грузом добычи половецких повозок. За ними шли, погоняемые ударами жестких кожаных плетей, выбившиеся из сил, полуобнаженные, с изрубленными до костей спинами, связанные пленные люди. Их судьба теперь была обречена. Даже если они выживут во время дальнего голодного и изнеможительного перехода до места стоянки половецких орд, им суждено погибнуть где-то в степи или быть проданными в рабство на невольничьем рынке и сгинуть в неведомых краях. Табуны домашнего скота половцы гнали отдельно и, не скрывая своего удовольствия, любовались хорошо откормленными животными. Было видно, что они гораздо больше ценят коней, коров и овец, чем с трудом передвигавшихся, осунувшихся и бредущих, словно тень, людей.

Не многим жителям удалось чудом уцелеть в тех местах, где прокатилась истребительная половецкая волна. Измученные и голодные, в жалких оборванных и обгоревших обносках, с распухшими и красными от бессонных ночей глазами, молча брели они к Переяславлю в надежде на помощь.

Многие из них были с отмороженными конечностями. Одних, которые босиком долгое время стояли в снегу, прячась от неминуемой гибели, несли на носилках. Других, которым посчастливилось оказаться в теплой обуви, вели с перемотанными тряпками обмороженными руками. Почти на всех были следы засохшей крови.

Они мало походили на живых людей, больше напоминали мертвецов, непонятным образом бредущих туда, где нет пожарищ, есть еда и обогрев.

Все жители города находились в подавленном состоянии духа. Еще большее угнетение создала история, невольными свидетелями которой, а потом и распространителями рассказов о ней стали люди, находившиеся в один из этих скорбных дней у входа в город. Там, как видимо, сошедший с ума от горя мужик лет сорока, с черными отмороженными кистями рук, стоя в воротах города, пытался перекреститься, но скрюченные, замерзшие пальцы его не слушались. Он не понимал, что происходит, стучал кистями одна об другую, пугая городских жителей звонким и объемным, возносящимся ввысь звуком. Казалось, что это бьют друг о друга двумя промерзшими березовыми поленьями. При этом мужик нечленораздельно раз за разом пытался сказать, что случившийся набег половецкой орды – это кара Божья за те прегрешения, которые люди творят ежедневно, сами того не осознавая.

Владимира до глубины души на всю жизнь поразило то, что он увидел в эти несколько дней.

Шло время. Переяславское княжество возрождалось из руин. Князь Всеволод Ярославич заботился о восстановлении сожженных сел и деревень. Не жалея своей казны, он оказывал помощь всем пострадавшим жителям. Днем и ночью вместе со своим сыном Владимиром они объезжали всю переяславскую округу. Одним раздавали из своих уцелевших владений лошадей, коров, овец и прочую домашнюю живность, другим выделяли деньги для покупки необходимого хозяйства.

Землепашцы и скотоводы, торговцы и ремесленники брались за топоры и пилы, валили вековые деревья, восстанавливали свой быт. Отстроив свои неказистые избы, смерды принялись возделывать поля. И снова взошли и зазеленели нивы. Глядя на вновь зарождающуюся жизнь, все тешили себя мыслями о мире и спокойствии.

Одновременно с восстановлением жизни на селе Всеволод уделял большое внимание улучшению обороноспособности Переяславля и всего княжества. Были обновлены и укреплены стены города. Старый, поросший травой и кустарником вал насыпали гораздо выше прежнего уровня, его склоны сделали более крутыми. Ров углубили и расширили. Внутри города создавались запасы на случай длительной вражеской осады. Далеко вглубь Половецкой степи выставлялись сторожевые посты. При появлении половцев зажигался сигнальный костер, дым которого был виден на большом расстоянии. Такой сигнал сразу передавали от одного поста к другому, и скоро все знали о приближающейся опасности.

Всеволод ежедневно привлекал сына к управлению княжеством. Юный Владимир вместе с отцом помогал нуждающимся, вершил справедливый суд над провинившимися, познавал все тонкости хозяйственной жизни, проверяя службу многочисленных тиунов, развивал свои знания и умения по обороне княжества, присутствовал при получении вестей от гонцов из других городов.

Всеволод давал поручения сыну, к выполнению которых грамотный и рассудительный княжич подходил с полной ответственностью.

Отец готовил сына к самостоятельной жизни. Всеволод и Твердислав словом и делом старались передать Владимиру весь свой богатый жизненный опыт.

Твердислав с радостью наблюдал, как хорошо развитый физически княжич мастерски упражняется в воинском искусстве, состязаясь со взрослыми воинами. Превозмогая боль и усталость, он упорно шел к поставленной цели. Радовало боярина и то, что Владимир обдуманно подходил к каждому делу.

Любознательный, всесторонне развивающийся сын Всеволода с удовольствием проводил время за изучением богатой библиотеки отца и матери. Княгиня Мария любила беседовать с Владимиром на православные темы. Часто она приглашала сына, когда у нее были заморские гости или священнослужители. Когда мать слушала степенные суждения возмужавшего не по годам Владимира, ее сердце переполнялось радостью.

Хрупкий мир на Руси нарушил племянник Ярославичей, князь Ростислав. Молодой и энергичный князь был недоволен второстепенной ролью и уделом, который дали ему родные дяди. Он решил действовать. Мечом и воинской доблестью добыть то, что сам себе пожелает.

В 1064 году Ростислав бежал в далекую Тмутаракань (современная Тамань). Этот город был владением черниговского князя Святослава Ярославича, который посадил там княжить своего старшего сына Глеба.

Тревожное напряжение вновь затаилось в воздухе. Несмотря на то что Тмутараканское княжество находилось далеко от остальной Русской земли, начавшаяся междоусобная война могла коснуться любого жителя. Князья, не зная, как дальше будут развиваться события, вооружались. Звон плотницких топоров сменился звоном оружия.

Отважный князь Ростислав собрал из любителей вольности сильную дружину и выгнал из Тмутаракани княжившего там Глеба Святославича. Черниговский князь Святослав Ярославич пошел на помощь своему сыну. Ростислав не стал сражаться со своим дядей и уступил город без боя. Однако, когда Святослав Ярославич с войском ушел обратно в Чернигов, Ростислав вновь занял город.

Вскоре храбрый князь Ростислав организовал серию удачных походов и подчинил своей власти территории соседних народов.

Тмутаракань – богатый торговый город, столица Тмутараканского княжества, граничил с владениями Византийской империи. Господствовавшие в Корсуни (Херсонесе) греки испугались соседства с таким воинственным князем и решили прибегнуть к коварству.

Византийцы отправили послом к Ростиславу знатного чиновника (котопана) из Корсуни. Лживыми речами котопан вкрался в доверие к молодому князю. Однажды Ростислав устроил пир для своей дружины. Высокопоставленного византийского посла пригласили на этот пир. Удачливый Ростислав щедро угощал свою дружину. Столы были переполнены изысканными блюдами, дорогими заморскими винами в серебряных и золотых сосудах. Князь не жалел подарков для своей любимой дружины, которая столь стремительно вознесла его на вершину воинской славы и богатства. С любовью относился гостеприимный Ростислав и к знатному византийскому послу. Котопан смотрел на князя, приветливо улыбался, а в глубине коварной души в очередной раз продумывал свой черный план.

Успех вскружил голову храброму князю. Дождавшись, когда вино усыпит бдительность разгорячившихся Ростислава и дружины, продавший душу дьяволу котопан обратился к захмелевшему удальцу: «Князь! Хочу выпить за твое здоровье!» – и Ростислав ответил ему: «Пей». Котопан поднял до краев наполненную лучшим вином золотую чашу, украшенную драгоценными камнями. Выпив половину, он, словно хищник, незаметно выпустил спрятанный под ногтем яд в чашу и передал Ростиславу. Ничего не подозревавший князь допил переданную послом чашу и продолжил пир.

На следующий день посол убыл обратно в Корсунь. Гордый своим коварством, он объявил жителям Корсуни, что на восьмой день гроза Тмутараканского княжества и всех ближайших земель князь Ростислав умрет от выпитого на пиру яда. Так и случилось. Храбрый в битвах, добрый, чувствительный и великодушный князь Ростислав, не достигший полного расцвета своих дарований, умер. У него остались жена и три сына: Рюрик, Володарь и Василько. Судьба их вновь круто изменилась. После выпитой Ростиславом чаши с отравленным вином его семье суждено будет испить горькую чашу долгих лет лишений и скитаний. Одному Богу известно, что ожидает женщину с тремя малолетними детьми в далеких чужих краях.

Гнушаясь таким вероломством своего посла, жители Корсуни забили насмерть котопана камнями.

Наступил 1066 год. Владимиру исполнилось 13 лет. Пришло время его самостоятельного княжения. Отец дал в управление сына Ростов, один из старейших городов Руси, официальная история которого начинается с 862 года.

В свое время, когда Ярослав Мудрый был еще моложе Владимира, он также начинал свой княжеский путь в Ростове, оставаясь в этом городе более 20 лет.

Отец, мать и Твердислав руководили подготовкой отъезда Владимира в Ростов. Всеволод Ярославич выделил все необходимое имущество, которое понадобится сыну на новом месте. Кроме хозяйственных принадлежностей в обоз положили книги, чтобы юный князь мог продолжить свое обучение. В подготовке к отъезду Владимира в Ростов принял участие и епископ Переяславский, живший в любви и согласии с княжеской семьей. Зная о том, что многие люди в Ростово-Суздальской земле все еще исповедуют язычество, епископ отправил вместе с Владимиром двоих священнослужителей, чтобы они несли слово Божье и помогали людям утвердиться в православной вере.

Твердислав особо заботился о подготовке дружины. Он отобрал три отряда по тридцать человек. Главами этих отрядов поставили Ратибора, Ставра и Лучезара. Все как один дружинники были храбрые и мужественные в бою, спокойные и вдумчивые в повседневной жизни. Опытная и сплоченная дружина любила и уважала юного князя Владимира. Каждый из девяноста трех ратников испытывал чувство гордости за доверие, которое оказала им княжеская семья и многоопытный Твердислав.

Сборы закончились. Пришло время отправляться в путь. Дружина Владимира, сверкая доспехами, в полном боевом облачении собралась на княжеском дворе. Седовласый Твердислав гордо окинул взглядом своих воспитанников. Не обращая внимания на свой почтенный возраст, он, как в былые времена, величаво восседал на ретивом коне. Ощущая приподнятое настроение своего хозяина, черный как смоль конь, по кличке Вихрь, рьяно бил копытом землю, с храпом качая головой и пуша свою густую, почти касающуюся земли гриву.

Князь Всеволод давал последние наставления Владимиру. На глазах княгини Марии блестели слезы. Чуть слышно всхлипывая, она старалась сдержать в себе тревогу, разрывавшую материнское сердце. Отец и мать благословили сына. Владимир каждой клеточкой своего организма ощущал родительскую любовь и ласку, тепло и уют родного дома. Мгновенно пролетели детство и юность. В свои 13 лет он окончательно отправлялся во взрослую жизнь.

Шли долго. Первое самостоятельное княжение Владимира начиналось с опасного похода. От Переяславля до Ростова нужно было преодолеть более тысячи километров.

Путь к Ростову пролегал через земли вятичей. Гордое и непокорное славянское племя, проживающее в дремучих лесах, только формально находилось в подчинении Киева. Еще в 964–966 годах князь Святослав Игоревич в результате своих походов впервые завоевал эти земли. Однако скоро свободолюбивые люди восстали и отделились от Руси. Уже на протяжении ста лет русским князьям регулярно приходилось осуществлять походы, чтобы восстанавливать свою власть над этим народом.

Дружина Владимира с обозом продвигалась вперед осторожно. Они были готовы в любой момент отразить нападение воинственных вятичей. Ставр вел свой отряд впереди. Лучезар со своим отрядом, Владимир и Твердислав ехали в середине. Ратибор с отрядом предостерегал нападение сзади.

Вековые леса объяли и поглотили путников. Порой солнечные лучи не могли пробиться через кроны могучих дубов и сосен. Необъятные стволы деревьев вставали на пути, словно богатыри, высеченные из камня. Дороги были только вблизи сел и деревень. Заросшие тропинки тонкой лентой уходили в непролазные дебри. Выезжая на поляны, Владимир наслаждался всей палитрой цветущего леса, глубоко вдыхал благоухающий воздух.

Этот затерянный потайной мир жил особой, неведомой жизнью. Непуганые звери и птицы на протяжении всего пути сопровождали переяславских гостей. Белки, перепрыгивая с ветки на ветку, с любопытством наблюдали за теми, кто потревожил их тишину. Зайцы выскакивали из-под копыт коней. Огненно-рыжие лисы то и дело украшали собой расписные поляны. Выехав на очередную опушку леса, впереди себя Владимир увидел вековой дуб. Его массивные ветви, скрипя под своей тяжестью, размеренно покачивались на ветру. Земля под кроной дерева была усыпана желудями. Кабаны, насытившись этим изобилием и решив побаловать себя корешками, изрыли все вокруг. Лось-великан с гигантскими разлапистыми рогами неожиданно выбежал и чуть не сбил одного из дружинников вместе с его боевым конем.

Поселения вятичей располагались далеко друг от друга. Владимир хорошо запомнил свою первую встречу с этим народом. Деревня, в которую переяславцы вдруг въехали из леса, оказалась как на ладони. Она состояла из двух десятков крепких домов и напоминала грибную поляну, на которой выстроились коренастые боровики. Стены были срублены из массивных, тяжелых бревен. Рядом с домом располагался хлев с домашними животными и небольшие постройки для хранения урожая. Несмотря на всю простоту строений, та основательность и аккуратность, с которой все было сделано, указывала на мастерство здешних жителей и вызывала уважение к их хорошо организованной хозяйской жизни. Во дворе почти у всех домов виднелись выделанные шкуры диких зверей, добытые во время охоты. Стояли кади для меда, собранного во время бортничества. Для защиты от нападения деревня была окопана рвом, землю из которого вятичи насыпали в вал, опоясывающий все их владения.

Семь косматых и угрюмых мужиков, пристально всматриваясь в непрошеных гостей, с топорами в руках вышли из деревни и направились в лес. Остальные местные жители настороженно встретили князя и его дружину. Сердце Владимира участило свое биение. В голове промелькнула мысль о возможном нападении. Рука рефлекторно потянулась к рукояти меча. Возникшая пауза усилила волнение. Наконец из толпы собравшихся местных жителей вышел здоровый, хмурый мужик с широкой окладистой бородой и, узнав, с какой целью гости прибыли в деревню, пригласил князя к себе в дом.

Также настороженно отнесся и Владимир к хозяину дома, в котором он расположился вместе с Твердиславом. Внутри жилища все было предельно просто. Никаких убранств, только все необходимое для жизни. Стол и лавки были сделаны также из массивного дуба. На стенах, как и во дворе, висели звериные шкуры, приготовленные для отдачи дани, обмена и продажи того, что останется в излишке.

Казавшийся на первый взгляд хмурым и угрюмым мужик щедро угостил своих гостей. В тех местах в лесу в изобилии обитали дикие животные и птицы, реки и озера были наполнены разнообразной рыбой. Деревья были обвешаны бортями. Вятичи славились не только своим своенравным характером, но и трудолюбием. Они удачно охотились и ловили рыбу, собирали мед диких пчел, выращивали хлеб. Результаты всех этих кропотливых трудов и были радушно выставлены на стол. Пообщавшись с хозяином дома и другими жителями этой деревни, Владимир был приятно удивлен. Несмотря на свою внешнюю суровость, если их не обижают, эти люди такие же отзывчивые и гостеприимные, как и жители его родного Переяславля.

Поблагодарив хозяина за радушный прием и щедро наградив его подарками, Владимир двинулся дальше в путь. Спустя короткое время он увидел тех самых семерых угрюмых мужиков с топорами. Обливаясь потом в знойную жару, мужики выкорчевывали пни сгоревших огромных деревьев. Это была их привычная работа. Сначала сжигали лес, затем выкорчевывали оставшиеся после пожара пни, и, распахав освободившуюся территорию, вятичи выращивали хлеб. У Владимира ком в горле встал, когда он увидел, какой ценой достается хлеб этим людям. В тот момент он на всю оставшуюся жизнь сделал для себя два очень важных вывода. Во-первых, первое мнение о человеке может быть обманчиво. Во-вторых, даже своенравные и суровые люди ценят мир и доброе отношение к себе. В этом случае с них спадает пугающая защитная маска, и перед тобой во всей красе расцветает доброе и отзывчивое сердце.

Владимир поделился своими мыслями с Твердиславом. Мудрый наставник подтвердил верность мыслей князя. Взглянув на Владимира, Твердислав, зная доброе сердце юного князя, добавил, что как и под суровой маской может быть доброе сердце, так и под личиной ласки, радушия и преданности могут скрываться коварство и опасность. Именно поэтому никогда не надо ослаблять бдительность.

В пути Владимир с дружиной делал привалы на берегу рек или на больших полянах, открывающих свободный круговой обзор во избежание неожиданного нападения. Ночевали в деревнях, а если таковых не было, то ложились под открытым небом. При этом Владимир отвергал какое-либо к себе особое отношение и старался ничем не отличаться от своих дружинников.

Во время всего длительного пути столкновений с местными жителями удавалось избегать благодаря доброму и ласковому отношению к людям самого князя Владимира и всей его дружины.

Наконец долгий путь из Переяславля был позади. Подошли к Ростову.

В то время Ростов был одним из двух самых главных городов Ростово-Суздальской земли. Долгие годы власть в этих местах представляли княжеские наместники, и лишь на короткое время этот город братья Ярославичи давали в управление своему племяннику Ростиславу Владимировичу.

За долгое время отсутствия единовластного правителя город постепенно стал приходить в упадок. Он, бесспорно, сохранял свою важность в политическом значении. Ростов, Суздаль и Белоозеро являлись форпостами Переяславского княжества в северных землях. С первого взгляда становилось понятно, что в городе не хватает хозяйского присмотра. Крепостные стены обветшали, в некоторых местах врагу не составило бы труда преодолеть их. Внутри города продолжалась бойкая торговля, и потому могло показаться, что жизнь в нем кипит. Однако постоянное отсутствие князя и частая смена княжеских наместников вели город к запустению. Прибывший в город новый наместник, как правило, приводил своих людей. Они занимали места в верхушке властной иерархии, отодвигая от дел ставленников предыдущего представителя власти. Начатые старой властью благие дела не доводили до конца. Наперекор им новая власть делала все по-своему, часто не считаясь с необходимостями и желаниями жителей. Стараясь обогатиться за короткий срок, до тех пор, пока их не сменит новый наместник, они жили только своими интересами. Полвека такой чехарды во власти сделали свое дело. Город срочно нуждался в энергичном, заботливом, а главное, постоянном правителе.

Владимир сразу принялся за дело. Выросший в Переяславле, постоянно находившемся под угрозой нападения, он первым делом взялся за повышение обороноспособности города. Восстановил и обновил крепостную стену, укрепил вал, очистил, расширил и углубил ров. Отдал распоряжения на подготовку припасов как военных, так и хозяйственных, необходимых на случай длительной осады. Еще совсем недавно он наблюдал, как все это делает его отец, Всеволод Ярославич, и вот уже он лично организовывает и контролирует работу во вверенном ему городе. Ответственным за повышение обороноспособности города Владимир назначил Ратибора.

Лучезар занялся мирной жизнью Ростова. Он разобрался со всеми возникшими до их прибытия трудностями. В присутствии Владимира и Твердислава были восстановлены все нарушенные права жителей. Всем людям стали оказывать помощь.

Ставру Владимир поручил заняться княжеской дружиной. Девяносто три человека в дружине – это слишком мало. С такой военной силой Владимир находился в постоянной опасности и не смог бы защитить город в случае вражеского нападения.

Сам Владимир с прибывшими вместе с ним из Переяславля двумя священнослужителями и Ростовским епископом обратил внимание на Успенский собор. Это деревянное здание было построено еще во времена Владимира Святого. С тех пор собор обветшал и теперь нуждался в восстановлении.

Везде в Ростово-Суздальской земле закипела работа. Жизнь под руководством молодого и энергичного князя стала стремительно возрождаться. Владимир все контролировал сам. Каждый день он объезжал город и его окрестности, беседовал с местными жителями и со своими дружинниками, стараясь разобраться во всех возникающих сложностях и помочь в их решении.

Твердислав был доволен своим воспитанником.

Всего за полгода все изменилось до неузнаваемости. Ростов сбросил с себя налет уныния и печали.

Кузнецы были завалены работой. Старые кузни не успевали выполнять все заказы, Владимир распорядился строить новые. Для работы в них молодой князь привлек жителей близ лежащих сел и деревень. Землепашцам ковали лемехи для плугов, лесорубам изготавливали пилы и топоры. Для дружины и пеших воинов делали щиты, шеломы (шлемы), кольчуги, мечи, боевые топоры, наконечники копий и стрел.

Стук плотницких топоров не умолкал днем и ночью. Как грибы после дождя везде появлялись новые дома. Городские улицы, точно в пору былого процветания, заиграли в солнечных лучах.

Купеческие караваны потянулись на торговую сторону. Древнерусские ремесленники только железных изделий производили более 150 видов! Гончары, плотники, ювелиры и мастера выделки кожи со всем разнообразием своих изделий радостно встречали местных жителей и иностранных гостей. Ходившие по торговым рядам люди, поддавшись всеобщему оживлению, баловали себя и своих близких приятными покупками. Все были довольны: ремесленники – тому, что их труд нашел своего покупателя; горожане – тому, что их город полнился изобилием.

Ощетинилась новым частоколом крепостная стена. Местные жители, видя, с какой любовью и заботой относится к ним Владимир, с радостью откликались на призыв пополнить его войско. Княжеская дружина, обеспеченная всем необходимым, росла с каждым днем. Воевода Владимира, Ставр, обучал новобранцев ратному искусству.

Под постоянным княжеским контролем ремонтировали и восстанавливали Успенский собор. К зиме здание засияло новыми красками.

Сердце Владимира наполняла радость при виде стремительно преображавшихся города и окрестностей. Люди благодарили юного князя за усердие, с которым он нес добро в их дома. Вспоминая правление в Ростове деда Владимира, Ярослава Мудрого, которое продлилось более 20 лет, жители надеялись, что заботливый и энергичный князь Владимир так же долго и благополучно будет править в их земле.

В то время, когда под покрывалом снега Ростов уснул и его жители в обновленном Успенском соборе молились о продолжении счастливой спокойной жизни, к Владимиру прибыли гонцы от отца.

Вести были тревожные. Князь Всеволод Ярославич сообщал сыну, что враждующий с родом Ярославичей полоцкий князь Всеслав нарушил мир на Руси и начал новую кровопролитную войну. Всеслав с войском неожиданно вышел из своих владений и напал на Новгород. Войско новгородского князя Мстислава Изяславича, сына великого князя Изяслава Ярославича, было разбито. Новгород был разграблен. Всеслав не пощадил и святыни, разграбив новгородский собор Святой Софии и другие храмы. Многие жители Новгорода и окрестностей были убиты или уведены в плен в Полоцкое княжество. Князь Всеслав безжалостно вонзил нож в Русскую землю, начав братоубийственную войну. Гонцы сообщили, что братья Ярославичи – великий князь Изяслав, черниговский князь Святослав и отец Владимира, переяславский князь Всеволод – решили объединить свои силы и разбить полоцкого князя Всеслава. К объединенному войску Ярославичей и Владимир должен привести свою дружину.

Сердце Владимира сжалось от боли. Юный князь не понимал этой жестокости. Он, выросший на границе с дикой степью, свыкся с мыслью о необходимости защищаться от свирепых кочевников. Но сейчас брат поднимал меч на брата. За что эта беда пришла на Русь? Зачем льется невинная кровь? Кто осушит слезы вдов и сирот этой войны?

Еще вчера мир и спокойствие царили в Ростовской земле. Люди радовались своей размеренной жизни, создавали семьи, растили детей, строили планы на будущее. А сегодня война пришла в их дом. Война, которую не они начали. Война, горькую чашу которой им вновь придется испить сполна.

В первый раз Владимир готовился выступить в боевой поход. Вместе с князем его верные товарищи – воеводы Ратибор, Лучезар и Ставр – спешно собирались в путь.

Многократно возросшая, обученная, сверкающая оружием и доспехами дружина была готова в короткий срок. Обозу Владимир уделял особое внимание. Путь был далекий и тяжелый. Мороз установился лютый. Непролазные сугробы грозной преградой вставали на пути.

Сборы закончились. Пришло время прощаться. Душа тяготилась у юного князя. За столь короткое время он успел полюбить этих суровых на первый взгляд людей, привязался и к задумчивым, вечно покрытым тайной дремучим лесам. Провожая своего молодого князя, жители Ростова с тревогой думали, вернется ли их добрый и заботливый правитель, или судьба снова их ввергает на долгие годы в пучину безвластия и беззакония.

Больше всего разрывало сердце князя решение Твердислава. Все эти полгода, что они находились в Ростове, седовласый наставник наблюдал за Владимиром. Твердислав уже не вмешивался в распоряжения юного князя. Мудрый старец с радостью осознавал, что те зерна, которые он десять лет старательно вкладывал в душу и сердце Владимира, попали на плодородную почву. На его глазах вырос добрый, хозяйственный, умный и рассудительный, глубоко верующий князь, преисполненный отеческим долгом, заботой и любовью к людям. Душа Твердислава давно влекла его к уединению. И теперь наставник решил, что Владимир готов продолжить свою жизнь самостоятельно. Перед своим уходом Твердислав обратился к Владимиру Мономаху:

– Княже, этот меч мне передал твой дед Ярослав Мудрый. Пятьдесят один год твой дед и я хранили его. Меч этот принадлежал благоверному князю Борису, убитому его братом Святополком Окаянным. Даже находясь перед лицом неминуемой гибели, Борис не поднял его против Руси и против своего брата, каким бы ни был кровожадным извергом Святополк. Воины издревле давали имена своему оружию. Меч свой князь Борис нарек именем Справедливый. Помни, княже, имя его. Помни, кому он принадлежал долгие годы. Ни дед твой, ни я не посрамили ни род свой, ни имени, ни чести меча этого. Береги его, княже, и вынимай из ножен только по прямому предназначению – против врагов Отечества нашего. Да пребудет с тобою, любый мой княже, премилостивый Господь Бог наш на многие лета!

Старец Твердислав благословил Владимира Мономаха, попрощался и убыл в Киево-Печерскую лавру, туда, где ему предстояло достойно закончить свой великий жизненный путь.

Владимир вел войско, а мысли его летали где-то далеко, в Полоцком княжестве, под Минском, где было назначено место сбора всех князей. Кровь в жилах стыла при одной мысли, что он идет на братоубийственную войну. Тяжести похода его не пугали. Если бы он шел отражать набег половцев, тревога бы присутствовала, но она несравнима с тем чувством, которое тяжким грузом сейчас лежало на его сердце.

Он не понимал происходящего. Как мог полоцкий князь Всеслав нарушить мир на Руси и напасть на Новгород? За что его дружина убивала невинных людей? Зачем он губил семьи и уводил в плен многих жителей Новгородской земли?

Ходили слухи, что злой и кровожадный князь Всеслав – чародей. Что он носит повязку на голове, под которой скрывает какую-то язву. Но это все слухи.

Погруженный в эти мысли, Владимир не замечал тяжести похода. Кони продвигались с трудом, грудью пробивая себе путь сквозь метровые сугробы. Мороз не отступал. Промерзшие деревья звонко трещали, ломаясь под пышной шапкой снега.

Вновь и вновь настигали юного князя тяжелые думы. В голове Владимира мысли перебивали одна другую. Бледнея от страха, вздрагивая от ужаса, он не мог себе представить, как поднялась рука Всеслава разграбить собор Святой Софии и другие храмы в Новгороде.

В глубине души у Владимира теплилась надежда, что его отец, великий князь Изяслав и черниговский князь Святослав, собрав большое войско, хотят напугать Всеслава и принудить к миру. Владимир надеялся, что та черная туча, которая нависла над Русью, рассеется благодаря братской любви и прощению друг друга.

В таких мыслях подошли к Минску.

К моменту прибытия Владимира с дружиной в назначенное место сбора братья Ярославичи уже стояли у стен небольшого города. Минск находился в осаде. Объединенное киевское, черниговское и переяславское войско плотным кольцом охватило свою жертву.

Княжеские дружинники жгли костры, пытаясь согреться в лютую стужу. Сотни огненных языков, извиваясь как змеи, пожирали сучья деревьев. Огонь, издавая зловещий треск, с жадностью впивался в свою добычу, поглощая предместья Минска.

Тепло манило к себе столпившихся вокруг людей. Звон оружия, треск костра, кипящий рой красных, желтых и синих извивающихся огненных змей, взмывавшие ввысь искры напоминали ужасающие картины языческих жертвоприношений. Минск оказался той самой жертвой межкняжеской войны.

Вся округа была заставлена шатрами и телегами из обоза. Покрытые плотной шапкой кристально-белого инея, понурые кони переминались с ноги на ногу. Наполняя воздух раздраженным фырканьем, они показывали своим всадникам, что изрядно застоялись и ждут дальнейших действий.

Князь Владимир отдал распоряжения Ставру о размещении своей дружины, а сам в сопровождении Лучезара и Ратибора убыл к старшим князьям Ярославичам. Нарядно украшенный шатер великого князя Изяслава Ярославича выделялся из общей промерзшей серой массы.

Владимир вошел в шатер. Взгляды всех присутствующих устремились на нового гостя. Перед ними предстал в полном боевом облачении пышущий здоровьем коренастый молодой князь. Внутри шатра было тепло. Промерзшие доспехи сразу покрылись белой пеленой инея. В глаза переяславского князя Всеволода Ярославича молнией ударило стремительное преображение его сына. Владимир возмужал. На его лице запечатлелась уверенность в своих действиях. С детства свойственное спокойствие теперь приняло черты мудрости и размеренности. Долгое время не встречавшиеся со своим племянником великий князь Изяслав Ярославич и черниговский князь Святослав Ярославич заметно удивились, увидев перед собой не юношу, а вполне сформировавшегося молодого князя. В шатре присутствовали сын Изяслава Ярославича – Мстислав – и сын Святослава Ярославича – Олег. Похожие между собою внешне – высокие, жилистые, с густыми темными волосами по плечи и еще реденькими бородками – двоюродные братья настороженно вглядывались во Владимира, видя в нем будущего соперника на их пути к управлению Русью. Все присутствующие хорошо знали об успехах Владимира в Ростове. Отец гордился сыном. Дяди встревоженно наблюдали за стремительно набиравшим политический вес племянником. Двоюродные братья, несмотря на то что были на пару лет старше Владимира, уже сейчас начинали его побаиваться.

Князья обняли Владимира, поприветствовали и поблагодарили за скорое прибытие им на помощь против общего врага Всеслава. Усадив молодого князя за богато накрытый стол, братья Ярославичи расспросили о его делах в Ростове. Владимир рассказал о своих начинаниях в своем уделе, о своей дружине и о том, как добрался из Ростова до Минска. После непродолжительной беседы перешли к делу.

Разгоряченные дорогим вином в золотых кубках, великий князь Изяслав Ярославич и черниговский князь Святослав Ярославич возбужденно ходили по шатру, потирая ладони в предвкушении добычи.

Князь Изяслав всячески старался показать свое богатство и значимость. За столом он вел себя совершенно развязно. В пылу своих речей небрежно бросал золотую посуду, вставал и демонстративно прохаживался по шатру, стены и пол которого были украшены дорогими коврами.

Черниговский князь Святослав пытался не отставать от великого князя. Несмотря на то что он был вторым по старшинству после Изяслава, Святослав боялся оказаться в тени своего старшего брата. Кроме того, что он полностью поддерживал Изяслава Ярославича в необходимости разбить полоцкого князя, Святослав своими речами подливал масло в огонь конфликта и пытался показать себя инициатором всего похода.

Отец Владимира, переяславский князь Всеволод Ярославич, сидел нахмуренный и подавленный. Было видно, что он не разделяет воинственного настроя своих братьев. В силу своего мягкого характера, отсутствия полководческих дарований и преклонения перед старшими братьями, он не высказывался против, а молчаливо шел у них на поводу.

Владимир, его двоюродные братья Мстислав и Олег молча, внимательно слушали старших Ярославичей. По доспехам Владимира, словно слезинки, катились капельки растаявшего инея.

Наконец великий князь Изяслав Ярославич и черниговский князь Святослав Ярославич решили брать штурмом Минск после того, как к его стенам подойдут дружины оставшихся городов, подвластных им. Отец Владимира не говорил ничего в их поддержку, но и не попытался предотвратить штурм города.

Изяслав и Святослав, стоя у стола, подняли золотые кубки с вином в знак единодушного решения.

В этот момент Владимир не выдержал, встал и обратился к великому князю Изяславу Ярославичу и черниговскому князю Святославу Ярославичу. От волнения лицо молодого князя залил ярко-алый румянец. Он пытался говорить спокойно, подавляя волнение, но голос его дрогнул, и, перейдя на крик, Владимир со слезами на глазах сказал Изяславу и Святославу:

– Зачем вы хотите идти на штурм города? Зачем хотите проливать невинную кровь мирных жителей Минска? Да, полоцкий князь виноват! Но где же ваша любовь к ближнему? Где прощение оступившегося? Разве золото для вас дороже крови невинных людей?

Все были удивлены. Всеволод Ярославич взял за руку Владимира, показывая тем самым, что он согласен с сыном. Изяслав и Святослав, глядя в блестящие глаза Владимира, видели луч света его души. Где-то в глубине своей души старшие Ярославичи понимали, что Владимир прав, но их сердца уже слишком зачерствели, и они не могли согласиться с молодым князем. Сыновья старших Ярославичей, Мстислав и Олег, с презрительной ухмылкой смотрели на Владимира, считая его слова жалкой и ничтожной трусостью. Сами же они рвались в бой за легкой наживой. Позднее история все расставит по своим местам. Сын Изяслава Ярославича, Мстислав, за свое свирепство и душегубство жителями Киева будет назван Бесом. Сын Святослава, Олег, за постоянно разжигаемые им межкняжеские братоубийственные войны, в ходе которых он раз за разом будет приводить на Русь половецкие орды, получит имя в истории Олег Гориславич. А Мономах (в переводе с греческого «Единоборец») подтвердит свое имя и будет называться человеколюбцем и добрым защитником всей Руси.

После этого разговора пристыженные старшие Ярославичи, решив не впутывать в свои скверные дела молодого ростовского князя, отпустили Владимира. Мономах вышел из шатра, умыл разгоряченное лицо снегом. К нему подошли его старшие дружинники – Ставр, Лучезар и Ратибор. Молодой князь рассказал своим воеводам обо всем случившемся.

Владимир получил щедрые подарки от старших Ярославичей. Не оставив ничего себе лично, молодой князь отдал все это богатство своей дружине в знак благодарности за поддержку в изнурительном походе. Никто из воинов князя Владимира не считал его трусом, наоборот, вся дружина прославляла своего молодого князя за мудрость и человеколюбие. Ведь князь Владимир, не вступив в бой, не пролив ни капли крови своих людей и безвинных жителей Минска, получил еще бо́льшую награду, чем те, кто будет биться. Старшие Ярославичи со своими сыновьями выбрали золото в обмен на невинную кровь. Владимир выбрал мир, прощение и человеколюбие, тем самым он начал обретать славу на Руси мудрого и милосердного князя.

В Ростове Мономаха встречали как героя. Слухи о мирном и человеколюбивом поступке молодого князя прилетели в город раньше самого Владимира. Жители Ростова еще до отбытия князя с дружиной в поход на Минск прониклись к нему любовью и уважением. Теперь даже самые скептически и настороженно настроенные люди испытывали уважение к своему князю. Все были рады мирному и удачному завершению этого похода для своей дружины.

Первым в город въехал Мономах. Его массивный конь спокойно и величаво вез своего всадника. Владимир с улыбкой на лице радостно встречал полюбившихся ему жителей Ростова. Теперь он и вовсе позабыл, что эти люди совсем недавно вызывали у него тревогу и опасение. Позади своего любимого и уважаемого князя шла дружина. На ретивых конях ее возглавляли три верных прославленных сподвижника Владимира: Ратибор, Лучезар и Ставр. Воеводы не скрывали своей радости. Они были счастливы оттого, что все до единого дружинника, находящихся под их началом, вернулись домой живыми и невредимыми. На этот раз местные жители видели в отражении сверкающих доспехов воинов не блеск оружия, а счастливые лица своих отцов, мужей, братьев и сыновей, вернувшихся домой.

В городе устроили пир. Все славили своего любимого князя. Смущенный такими почестями Мономах робел и стеснялся. В его душе было два чувства: во-первых, он был счастлив, потому что он сам и его дружина, не пролив ни капли крови, благополучно вернулись домой; во-вторых, он до сих пор не мог понять, почему и для чего начали эту войну. Владимиру все случившееся казалось предельно простым. Достаточно лишь любить, прощать и искренно заботиться друг о друге. Человеку надо искоренять в себе алчность и гордыню, не завидовать и не посягать на чужое добро. Если с любовью и заботой относиться друг к другу, то та поддельная слава, питающая алчность и гордость, рассеется, как призрачный туман. Золото, дорогие подарки и власть потеряют свою ценность. Вновь восторжествуют чистые и искренние сердца, окрылятся души людей, творящих добро.

Для Владимира это было прописной истиной, но, к его великому сожалению, старшие Ярославичи, Всеслав Полоцкий и многие другие князья не понимали этого. Мономах верил и надеялся, что рано или поздно добро восторжествует. Во всяком случае, он был твердо уверен, что сам лично всегда будет стремиться к этому и делать все, что в его силах, на благо людей и его Родины.

Ростов вернулся к мирной жизни. Владимир продолжил свои благие начинания. Дружина, щедро одаренная подарками князя, разъехалась по своим домам. Люди готовились встречать весну. Все строили планы на будущее. Молодой князь видел и понимал, что по большому счету для счастья не так уж много и надо. Мир, справедливость, уверенность в завтрашнем дне, возможность спокойно трудиться и заботиться о своих близких – вот и все, что нужно человеку, чтобы быть счастливым.

Вскоре с гонцами и проезжими купцами стали приходить вести из объятых войной мест. Владимир узнал, что после его отъезда из лагеря старших Ярославичей Минск был взят штурмом. Город сожгли, ни в чем не повинных людей убили или увели в плен в другие города. В жестокой и кровопролитной битве на реке Немиге превосходящая в силе рать братьев Ярославичей разбила малочисленное войско мятежного князя Всеслава. Полоцкий князь бежал. Теперь Изяслав, Святослав и Всеволод ведут с ним переговоры о заключении мира. Ростовский князь с горечью и сожалением слушал эти вести. Молодому князю было жалко людей, потерявших свой кров по воле неуемного властолюбия князей. Сожалел он о разрушенном и сожженном Минске, горевал Владимир Мономах о многострадальной Руси. В глубине его души теплилась надежда, что вскоре воюющие князья заключат между собой мир и вновь тишина и спокойствие воцарятся на всей Русской земле.

Как гром среди ясного неба прозвучала очередная весть из родного дома. Гонец сообщил Владимиру, что в Переяславле умерла его мать. Словно земля ушла из-под ног молодого князя. Ноги его подкосились, и он упал на колени. Оглушенный такой утратой, Мономах залился горячими слезами. Ужас и скорбь искорежили его лицо. В отчаянных стенаниях четырнадцатилетний юноша корчился на полу. Спустя несколько минут князь затихал, задыхаясь, жадно глотал воздух, отрешенно смотрел по сторонам, взгляд его проходил сквозь все вокруг, и Владимир улетал куда-то в воспоминания. Находясь в полуобморочном состоянии, он будто грезил о счастливом, совсем недавнем детстве. Проводил рукой по голове и вспоминал ласковые прикосновения матери. Ее нежный и мягкий голос заполнил все его сознание. Боль с еще большей силой раскаленным железом вонзалась в сердце сына, отчаяние разрывало в клочья его душу. Рыдания волнами выплескивались изнутри разбитого горем сына. Выбившись из сил, судорожно вздрагивая, он лежал, свернувшись в комок. Его рубашка полностью промокла от слез. Озноб объял убитое горем тело. Близкие ему люди пытались поднять и утешить молодого князя. Владимир отказался вставать, его накрыли теплым овчинным тулупом. В таком положении молодой князь провел весь этот трагический день. Безжалостная реальность жизни нанесла свой сокрушительный удар, не разбирая, кто перед ней, князь или простой смерд. Ни с чем не соизмеримая утрата прочертила глубокий шрам в душе и сердце Владимира, разделив время на до и после.

Молодой князь горячо любил свою мать. Княгиня Мария внезапно скончалась, не дожив и до 40 лет. Всю свою короткую жизнь она положила на алтарь семейного благополучия. Покинув Византию в юности, она всем сердцем полюбила своего мужа, Всеволода Ярославича, и свою новую родину – Русь. Материнская любовь к Владимиру и дочери Анне была безгранична. Даже когда Владимир покинул родительский дом, он постоянно поддерживал связь со своей матерью. Хорошо образованная, мудрая жена и мать, княгиня Мария всячески старалась помочь мужу и юному сыну. Из ее писем Владимир узнавал, как обстоят дела дома. Мать рассказывала сыну и о делах отца Всеволода Ярославича. Княгиня Мария была надежной опорой и рассудительным советником в своей семье. Всегда разделяла радости и горести мужа и детей. Князь Всеволод любил и уважал свою жену, часто обращался к ней за советом. Слабость его характера постоянно нуждалась в мудрой и твердой поддержке, которую с радостью ему давала жена. Потеря для князя Всеволода Ярославича и его детей была невосполнимой.

Летом того же 1067 года стало известно, что братья Ярославичи – Изяслав, Святослав и Всеволод – пригласили побежденного Всеслава Полоцкого на переговоры о заключении мира. Место встречи было назначено недалеко от Смоленска. Ярославичи обещали Всеславу мир и гарантировали его безопасность. Полоцкий князь поверил им и прибыл на переговоры с двумя своими старшими сыновьями в сопровождении нескольких дружинников. Сразу после того как Всеслав с сыновьями вошел в шатер великого князя Изяслава Ярославича, их всех схватили и связали. Полоцких дружинников безжалостно убили. Самого Всеслава и его сыновей отвезли в Киев и посадили в темницу. Таким вероломным нарушением своей клятвы на всю Русь очернили себя старшие Ярославичи, не гнушавшиеся никакими средствами для достижения своих целей.

Вновь Владимир убедился, что властолюбие и алчность застилают разум, губят души и сердца людей. Находясь во власти этих скверных и гнусных свойств человеческой сущности, люди не замечают той мерзости, которую они творят. Мономах переживал о том, что два дяди и находящийся под их влиянием его отец губят самих себя и всю Русь. Уже год пребывал Владимир на самостоятельном княжении вдали от дома. За это время он отчетливо увидел и понял все черты, характеризующие каждого из трех братьев.

Высокий, широкоплечий, с длинной темной редкой клиновидной бородой, великий князь Изяслав Ярославич был слабохарактерным, напыщенным и алчным. Не имел никаких полководческих дарований и более полагался на одно только имя «великого князя», стараясь этим подчеркнуть свою значимость и предполагая, что только одно это обстоятельство, что он правит в Киеве, должно вызывать у всех трепет и раболепие. Имея слабую волю, он испытывал страх перед более сильными морально людьми, такими, как его брат Святослав, а также правящий в соседнем государстве, приходящийся Изяславу шурином польский князь Болеслав II Смелый. При этом мнительность и откровенная подозрительность великого князя из года в год усиливались. В стремлениях удержать за собой киевский престол он считал, что все средства хороши, в том числе вероломное нарушение своих клятв и обещаний, коленопреклонение перед возможными более сильными покровителями.

Коренастый, цепкий, с дерзким выражением лица, обрамленного богатой рыжей бородой, черниговский князь Святослав Ярославич более из всех братьев был властолюбив, завистлив, хитер, коварен и амбициозен. Также он единственный из трех Ярославичей был наделен полководческим талантом, в чем не уставал выпячивать себя. Он презрительно относился к своим братьям, считая, что старший, Изяслав, уступает ему во всех качествах и недостоин занимать киевский престол. Младшего же брата, Всеволода, такого же безвольного и слабохарактерного, как и Изяслав, он умело держал в своем надменно-покровительственном подчинении, все более и более настраивая его против старшего брата.

Отец Владимира, переяславский князь Всеволод Ярославич, был самым набожным и рассудительный из трех братьев. Он был больше книжником и философом, чем правителем. Не имея большой тяги к государственным делам, питал слабость к учению и духовенству. Любил свою семью. Алчность ему была абсолютно несвойственна. Амбиций и желаний занять киевский престол Всеволод никогда не испытывал и был вполне доволен ролью надежного помощника своих старших братьев. При этом он был лично храбр, но отсутствие полководческих качеств приводило к трагическим последствиям в случае военного противостояния опытному противнику.

На вероломство братьев Ярославичей вскоре пришло наказание.

Летом 1068 года на Русь напали половцы. Бесчисленное вражеское войско состояло из множества объединенных орд. Владимир получил вести от отца о половецком нашествии. Собрав свою дружину, не обременяя войско обозом, молодой князь без промедления выдвинулся на помощь. Великий князь Изяслав Ярославич, черниговский князь Святослав Ярославич и переяславский князь Всеволод Ярославич, не дожидаясь прихода дружин из всех подвластных городов, выдвинулись навстречу неприятелю.

Противники встретились на реке Альте. В ночном сражении из-за несогласованных действий братьев Ярославичей русское войско было разбито половцами. Изяслав, Святослав и Всеволод с остатками уцелевшей рати бежали. Изяслав и Всеволод направились в Киев, а Святослав ушел к себе в Чернигов.

Как ни спешил Владимир, но все же он не успел преодолеть тысячекилометровый путь до начала битвы. Своего отца и великого князя Изяслава Ярославича Владимир встретил на подъезде к Киеву.

Два Ярославича были похожи на загнанных диких зверей. Грязные и взъерошенные князья валились из седел от усталости. Оглядываясь назад, они старались разглядеть, не видно ли на горизонте половецкой погони. Уцелевшие в бою ратники брели подавленные и угрюмые. Переяславская рать высказывала сожаления о поспешном неудачном походе. В глазах киевлян нетрудно было разглядеть недовольство своим князем Изяславом Ярославичем.

Разделив свою дружину на три отряда под руководством воевод Ратибора, Лучезара и Ставра, Владимир отправил их в дозоры на предупреждение внезапного появления у города половцев. Сам же ростовский князь вместе со своим отцом и Изяславом Ярославичем вошли в Киев.

Местные жители бросали на Изяслава волчьи взгляды. Киевляне давно уже не питали любви к своему князю. Не добавило ему популярности среди людей вероломное нарушение клятвы и заточение в темницу полоцкого князя Всеслава. Узнав от дружины подробности разыгравшейся трагедии на реке Альте, киевляне собрали городское вече, на котором потребовали от своего князя выдать коней и оружие для отпора половцам. Изяслав Ярославич расценил сбор и требование местных жителей как наглый вызов и отказал им. Обстановка накалилась до предела. Терпение людей лопнуло. Разъяренная толпа с криками ворвалась на великокняжеский двор. Перепуганный Изяслав метался по своему двору, с ужасом вглядываясь в озверевшие лица людей. Он совершенно растерялся и не знал, что предпринять. Его бояре предлагали применить силу и разогнать бунтарей. Изяслав не решался, побоявшись спровоцировать кровавое восстание. Мнительность и трусость князя достигли своего апогея. Боясь быть свергнутым или, еще того хуже, растерзанным разъяренной толпой, он решил покинуть Киев. Бегая по палатам своего терема в бессильном бешенстве, фыркая от злобы на киевлян и еще больше на свою собственную трусость, он выкрикнул своему брату Всеволоду, что бежит из города. Изяслав советовал Всеволоду тоже поскорее покинуть Киев вместе с Владимиром, заявив, что не гарантирует их безопасность. Всеволод опешил от услышанного. Он стоял как ударенный пыльным мешком. В палатах великого князя царили паника и страх. За окном безумствовала разъяренная толпа.

Владимир, несмотря на свое положение младшего, решил вмешаться в этот хаос. Он предложил великому князю Изяславу Ярославичу и своему отцу Всеволоду Ярославичу выйти к людям и обсудить все их требования:

– Дело нужно решать, а не бежать от него. Нужно узнать, чем недовольны люди, разобраться с их жалобами и обидами, а затем сообща найти способы решения этих проблем. В столь сложный час надо сплотиться. Половцы напали на Русь, грабят и убивают. Пришло время объединиться, а не умножать обиды друг на друга. Нельзя бежать! В час опасности надо возглавить борьбу и объединение!

На мгновение Изяслав Ярославич застыл на месте, будто получив неожиданный удар в лоб. Но страх взял верх над разумом. Изяслав крикнул:

– Сейчас же выезжаем из Киева! Я еду в Польшу к шурину, князю Болеславу, там меня примут и поддержат. Всеволод, брат, возвращайся к себе в Переяславль. Владимир, тебе с твоим большим сердцем и мудрым разумом не надо ехать в далекий Ростов, поезжай в Смоленск и там ожидай вестей.

Бросив все и всех, Изяслав Ярославич с малым числом верных ему людей бежал. Киевляне выпустили из темницы и возвели на киевский престол вероломно схваченного братьями Ярославичами полоцкого князя Всеслава. Изяслав узнал об этом, когда находился в Берестье (нынешний Брест, в Белоруссии). Бессильное бешенство охватило бывшего великого князя. Он считал себя преданным. Его трусливая сущность наглядно проявлялась и в этот бурлящий период жизни. Изяслав хоть и кричал истерично о предателях, которые якобы его окружили, однако он не обидел кого-либо из тех людей, которые вместе с ним бежали из Киева, боясь остаться и вовсе одному. Весь свой гнев он выплеснул на ни в чем не повинных жителей Берестья. Город был сожжен. Сотни невинных людей погибли, оставшиеся в живых лишились жилья и имущества.

Владимир со своей дружиной пришел в Смоленск, один из старинных городов Руси. Этот город располагался на знаменитом торговом пути «из варяг в греки» и был присоединен к Древнерусскому государству еще Олегом Вещим в 882 году. К моменту прибытия Владимира в этот торгово-административный центр Смоленск входил в число самых многолюдных, богатых и политически важных городов Руси. По завещанию Ярослава Мудрого, Смоленск был столицей удельного княжества его младшего сына Вячеслава. После скоропостижной смерти князя Вячеслава в 1057 году старшие братья Ярославичи не оставили Смоленск без удельного князя и перевели в него из Владимира-Волынского другого своего младшего брата, Игоря, а после смерти Игоря в 1060 году Смоленск управлялся наместниками старших Ярославичей.

Смоленск стоял на Днепре, а Днепр был главной артерией торгового пути «из варяг в греки». Торговцы и купцы из различных городов Руси, а часто и из других далеких государств ежедневно сменяли друг друга в городе. Сотни видов изделий различного ремесла, оружие, золото, серебро, соль, одежда, шапки, меха, полотно, шелк, древесина, пшеница, рожь, просо, мед, воск, благовония, вина, различные плоды, лошади, коровы, овцы, домашняя птица, дичь, рыба – всем этим постоянно была переполнена торговая площадь Смоленска. Нужно было несколько дней, чтобы обойти все это изобилие.

Богатый человек «мог на торгу не только попить меду, поесть пирогов, одеться в китайский шелк или во фризское сукно, но мог при желании купить себе сотни рабов, мог тут же на торгу одеть их, вооружить и посадить на коней или в ладьи. Более того, тут же он мог купить участок земли, купить строительный лес, нанять за деньги “древоделей” и построить хоромы с крепким тыном, внутреннее убранство которых также в значительной степени могло быть куплено на торгу».

С первого взгляда было ясно, что жизнь в бурлящем, переполненном караванами и купцами Смоленске разительно отличается от жизни в задумчивом, окутанном тайнами дремучих лесов Ростове. Одним из самых выгодных пунктов княжения в Смоленске было ежедневное поступление свежих новостей со всех концов Руси и из других государств. В столь неспокойное время для молодого князя это было очень важно.

О занятии киевского великокняжеского престола полоцким князем Всеславом Владимир уже знал. Прибывшие гонцы из Чернигова наполнили весь Смоленск радостью и торжествами, они сообщили, что черниговский князь Святослав Ярославич сумел в короткий срок собрать три тысячи воинов и в отчаянном сражении разгромил двенадцатитысячную рать половцев. Этой победой князь Святослав прекратил грабительский набег неприятеля и выгнал уцелевших в сражении половцев далеко за пределы Руси.

Не успел Владимир порадоваться успеху черниговского князя, его дружины и чудесному избавлению всей Русской земли от половецкого нашествия, как прибыли гонцы из Берестья. Горесть, скорбь и уныние сменили восторженное настроение молодого князя. Слезы лились из глаз Мономаха при мысли о безвинно погибших людях и о сожженном городе.

Владимир не понимал, как бывший великий князь, старейший в княжеском роде, так бесчеловечно смог принести в жертву своей собственной жалкой трусости и низким чувствам ни в чем не повинных людей. О чем он думал, когда совершал это? О чем он думает сейчас? На что сейчас надеется? Какую борьбу он хочет вести? Как он сможет вернуться на Русь? Как он будет смотреть в глаза людям? Как он собирается ходить в храм? Как у него поднимется рука перекреститься после содеянного?

Переполняемый разочарованием и презрением при одной только мысли о своем старшем дяде, бывшем великом князе Изяславе Ярославиче, Мономах написал письмо к отцу:

«Здрав будь, отец мой любимый, переяславский князь Всеволод Ярославич! Пишу тебе из Смоленска, где нахожусь по повелению брата твоего, Изяслава Ярославича. Я каждый день благодарю Господа Бога за то, что дал он мне в родители мои тебя, отец мой любимый, и мать мою любимую, безвременно покинувшую этот мир, княгиню Марию! Благодарю за то, что вы меня вырастили в безграничной любви к людям, в стремлении всегда простить и полюбить врагов и ближних людей своих сильнее, чем любишь себя самого. Вырос я в любви и думал, что все жители на Руси прощают и любят друг друга. Теперь же в смятении находится душа моя. Старейший в роде княжеском, брат твой, Изяслав Ярославич, творит беззакония и губит безвинные души. Почему он так сделал и как ему дальше жить? Ответ он будет держать перед Господом Богом. К тебе же, отец мой, князь Всеволод Ярославич, прислушиваюсь, питая неиссякаемую любовь. Что сейчас мне делать и где находиться? Оставаться в Смоленске, возвращаться в Ростов или другие повеления от тебя ждать?»

Получив письмо от своего сына Владимира, переяславский князь Всеволод Ярославич посоветовался со своим братом, черниговским князем Святославом Ярославичем, и решили они отправить в это напряженное время Владимира Мономаха в западный приграничный город Владимир-Волынский.

Молодой князь Владимир Мономах осознавал ответственность, которая ложится на него при перемещении в приграничную Волынь.

Город Владимир-Волынский так же, как и Смоленск, был указан в завещании Ярослава Мудрого в качестве стольного города его четвертого сына Игоря. Значимость Владимира-Волынского была велика всегда: он стоял форпостом на западной границе Руси с Польшей, Венгрией и Чешской землей. Сейчас же, когда озлобленный Изяслав Ярославич бежал из Киева в соседние западные страны в поисках военной помощи для возвращения себе великокняжеского престола, значимость, а вместе с ней и ответственность за управление Владимиром-Волынским многократно возрастали.

Ради спокойствия и блага на Руси молодой князь Владимир Мономах взвалил на свои плечи эту тяжелую ношу и в декабре 1068 года повел свою верную дружину оберегать западные рубежи Родины в приграничный Владимир-Волынский.

Прибыв во Владимир на Волыни в начале 1069 года, Владимир Мономах начал энергично готовиться к возможному нападению Изяслава Ярославича с его новыми союзниками – поляками. Владимир отправил далеко от города сторожевые посты для предотвращения внезапного подхода неприятеля, а сам с оставшейся дружиной стал укреплять город и собирать припасы для возможной долгой осады.

Местные жители опасались нападения поляков и того, что их может постичь трагическая судьба сожженного Берестья. Они понимали всю опасность ситуации и стали всячески помогать молодому энергичному князю.

Бывший великий князь Изяслав Ярославич, прибыв в Польшу, остался просить у своего шурина Болеслава военную помощь, чтобы вернуть себе великокняжеский престол, а в это же время отправил своего сына Мстислава (получившего в народе прозвище Бес) грабить приграничные земли Руси. Хищный Бес сначала хотел напасть на Владимир-Волынский, но, узнав, что в городе находится князь Владимир Мономах с дружиной, испугался и, как ничтожный падальщик, пошел разворовывать сожженное Берестье. Владимир Мономах получил письмо от отца и дяди, черниговского князя Святослава Ярославича, о том, что необходимо срочно идти на помощь разоренному Берестью.

Узнав о происках Мстислава-Беса, Мономах ужаснулся. До чего же сущность человеческая может быть ничтожна. Сначала Бес со своим отцом, Изяславом Ярославичем, сами ограбили и пожгли Берестье и его жителей, а теперь они еще и поляков повели на этот многострадальный город.

Князь Владимир Мономах оставил во Владимире-Волынском для защиты жителей и города часть своей дружины во главе с Ратибором, а сам с оставшейся дружиной пошел защищать разоренную Берестейскую крепость.

От Владимира-Волынского до Берестья добрались быстро. Владимир с дружиной спешили на помощь беззащитным людям. Как позже напишет в своем «Поучении» Владимир Мономах: «Той же зимой послали меня в Берестье братья (Святослав и Всеволод Ярославичи), на пепелище сожженное; и берег я город тот утихший».

Несмотря на то что после пожара прошло уже полгода, беда встречала князя Владимира далеко от города. Кругом сплошное пепелище… Обугленные головешки построек, накрытые снежной шапкой, зловеще торчали из глубины белой бездны. Редко встречающиеся на пути люди озирались на князя и его вооруженную дружину резкими отрывистыми взглядами. Местные жители были похожи на перепуганных загнанных зверьков.

Узнав о том, что еще вчера отряд Мстислава-Беса шакалил в окрестностях Берестья в поисках наживы на пепелище, которое он же сам и сотворил, всегда спокойный и уравновешенный князь Владимир пришел в ярость. Он хотел гнаться за этим врагом рода человеческого и уничтожить его на месте, где застигнет, но местные жители сказали, что Мстислав-Бес трусливо бежал, как только узнал о приближении к городу князя Владимира с дружиной.

В то время, пока Мономах находился сперва во Владимире-Волынском, а затем в Берестье, бывший великий князь Изяслав Ярославич вел переписку со своими младшими братьями. Подробностей этих переговоров молодой князь не знал, но в середине марта получил письмо от отца, в котором Всеволод Ярославич сообщал своему сыну, что Изяслав Ярославич обещает не грабить земли Руси и не обижать ее жителей. В этом же письме Всеволод приказал своему сыну прибыть вместе со всей дружиной к нему в Переяславль.

С болью в сердце Мономах оставлял беззащитный Владимир-Волынский, еще больше он переживал за жителей разоренного Берестья. Хотя молодой князь и сомневался в правдивости обещаний Изяслава Ярославича, тем не менее он послушно выполнил волю отца и, собрав всю свою дружину, убыл в Переяславль.

Вновь впереди была дорога. Вновь перед молодым князем раскрывала свои объятия неизвестность.

Надрываясь, завывала весенняя вьюга. Поземка, завихряясь, превращалась в кромешную мглу. Бесчисленные снежинки роились перед глазами, сливались в страшную бурю и сбивали с пути.

А в голове у Владимира была буря не меньше той, что сбивает с правильного пути его боевого коня. Буря эта состояла из сотен мыслей, стремительно сменяющих одна другую, и мало среди этих мыслей было радужного.

В череде стремительно закрутивших молодого князя событий произошло много нового, много загадок оставалось неразгаданных. Страшно было, что загадки эти нельзя было решить, начертив какое-нибудь волшебное слово веткой на песке. Так, чтобы под дуновением ветра эти загадки превратились в прах. Загадки, кружащиеся сейчас в голове молодого князя, наносят сокрушительные удары по судьбам людей, нередко по судьбам населения целых городов, а некоторые могут ударить и по всей Руси.

Не прошло и трех лет, как Владимир покинул родной дом и попал в круговорот реальностей жизни. У него скоропостижно скончалась горячо любимая мать. Отец из политических расчетов в скором времени женился на дочери одного из могущественных половецких ханов. Братья Ярославичи разорили Минск и вероломно, нарушив данное ими же обещание, захватили в плен своего врага Всеслава Полоцкого. Великокняжеский престол занял враг всего рода Ярославичей, ранее ими плененный князь Всеслав. Бывший великий князь Изяслав Ярославич и его сын Мстислав-Бес творят беззакония на Русской земле.

Мысли о том, почему все это случилось, когда и чем все это закончится, сейчас роились в голове у Владимира Мономаха. Он старался понять все происходящее, молился и просил Господа Бога, чтобы тот укрепил его душу, не дал зачерстветь его любящему сердцу под натиском зла и беззакония, не дал самому молодому князю сбиться с истинного пути.

Вскоре стремительно повзрослевший и возмужавший князь Владимир Мономах приехал вместе со своей дружиной в родной Переяславль. Прошло всего два с половиной года, как Владимир покинул родительский дом, а так сильно все изменилось. Ранее веселый и всегда добродушный отец теперь был постоянно грустным и погруженным в тяжелые думы. Матери не стало. Не хватало ее ласки и тепла. В доме было будто бы постоянно холодно из-за отсутствия родительской любви. Вместо матери в доме теперь распоряжалась новая жена отца, дочь половецкого хана. И от этого было вдвойне неуютно. Не было его любимого дядьки-пестуна Твердислава. Сестра заметно повзрослела. Не стало их юношеского беззаботного веселья. Конечно, любовь и уважение остались, но все было как-то иначе. Владимир и сам точно не мог сказать, что именно не так, но всем своим существом ощущал дискомфорт. Он сам себе удивился, когда понял, что хочет поскорее куда-нибудь уехать.

События, с которыми Владимир Мономах теперь был неразрывно связан, вытащили его из пучины грусти и уныния. Изяслав Ярославич убедил польского князя Болеслава силой оружия помочь вернуть ему великокняжеский стол. На самом деле Болеслав был рад предложению Изяслава пойти войной на Киев и поживиться за счет Руси. Собрав войско, Болеслав и Изяслав Ярославич выступили походом на Киев. Узнав об этом, правивший в то время в Киеве князь Всеслав Полоцкий, не доверяя киевлянам и подозревая их в том, что в решающий момент они могут предать его и перейти на сторону Изяслава, бежал к себе в Полоцк.

Оставшись без князя, ожидая скорой неминуемой расправы от Изяслава, стоящего во главе поляков, киевляне обратились за помощью к двум младшим братьям Изяслава Ярославича, Святославу и Всеволоду. Братья согласились помочь жителям Киева и тем самым уберечь всю Русь от грабительского нашествия поляков. Они обратились к своему старшему брату с требованием: «Не водить ляхов на Киев». «Если хочешь гнев свой явить и погубить город, то знай, что мы готовы защищать его!» – с этими словами в город Сутейск, на границу Польши и Русской земли, братья Святослав и Всеволод Ярославичи решили отправить для переговоров с поляками спокойного, рассудительного и мужественного князя Владимира Мономаха.

Князь Владимир с радостью принял это поручение. Мономах вызвал к себе своих верных и надежных воевод Ратибора, Лучезара и Ставра и поведал им о задачах в предстоящем походе. Дружина Владимира Мономаха наполнилась гордостью, узнав о том, что ей доверили встать на пути поляков для защиты Киева и всей Руси. На следующий день Владимир и все его сплоченное войско были готовы выступать в поход против ляхов. Переяславский епископ Петр и отец Владимира, князь Всеволод Ярославич, благословили Мономаха и всех его воинов на защиту Отечества от врагов лютых. Жители Переяславля провожали Мономаха и его дружину как бесстрашных героев, вставших на пути хищного Мстислава-Беса и польского войска.

К Сутейску шли быстро, боялись не успеть прибыть на границу Руси до вторжения поляков. Войско захлестывали эмоции. Все помнили ужасы сожженной Берестейской крепости. Ставр с частью дружины шел впереди основного войска и разведывал местность от неприятеля. На подступах к Сутейску Владимир приказал всей дружине надеть доспехи и в любой момент быть готовыми вступить в бой для защиты Отечества.

Изяслава Ярославича, его сына Мстислава-Беса, Болеслава и польского войска в Сутейске не было. Местные жители рассказали Владимиру, что неприятель подошел только вчера вечером и встал лагерем в десяти верстах от города.

Мысль о том, что предстоит встреча с презренным Изяславом, падальщиком Мстиславом-Бесом и неизвестным Болеславом, который стремится нажиться на бедах Руси, будоражила сознание Владимира. Дружина была готова с ходу вступить в бой с неприятелем, но Мономах понимал, что бой – это крайняя мера. Сначала надо попытаться провести переговоры и передать требование отца и дяди Святослава, адресованное Изяславу: «Не водить ляхов на Русь». Мономах оставил дружину под командованием Ратибора и Ставра, а сам в сопровождении Лучезара и малого числа воинов поехал на переговоры во вражеский лагерь.

Изяслав встретил Владимира далеко на подъезде к своему войску. Его сопровождало лишь несколько вооруженных всадников, Мстислава-Беса и Болеслава с ним не было. У Владимира чувство презрения сменилось чувством жалости к этому человеку. Изяслав оказался заложником своей мелкой и низменной натуры. Из Киева его изгнали, братья не уважали его. Безвольный и слабохарактерный, он не нашел ничего лучшего, как выплеснуть гнев на невинных жителей Берестейской крепости. Ведомый алчностью и тщеславием, он пошел на сделку с врагом Руси, чтобы только вернуть себе киевский стол, не задумываясь о способах и средствах этого возвращения. Изяслав потерял связь с реальностью и не замечал, что силовое возвращение великокняжеского престола никогда не вернет ему уважение людей.

Близкие по крови, но совершенно далекие по духу и моральным ценностям, Изяслав и Владимир сошлись в поле. Взоры их встретились. Мономах, уверенный в себе, стоявший за правое дело, спокойно смотрел в глаза Изяслава. Владимир хотел заглянуть в душу своего дяди и понять, что там творится. Зрачки Изяслава судорожно бегали. Чувствуя свою вину, князь Изяслав стыдливо отвел взор в сторону.

Бывший великий князь на мгновение растерялся. Он не знал, как вести себя перед племянником. Хотя возглавляемое им польское войско по численности значительно превосходило дружину Владимира, трусливый дядя не рискнул разговаривать с племянником с позиции силы и стал жаловаться Мономаху на свою тяжелую судьбу.

Владимир выслушал плаксивые речи Изяслава и передал ему волю своего отца, переяславского князя Всеволода Ярославича, и дяди, черниговского князя Святослава Ярославича. Святослав и Всеволод признавали право своего старшего брата на великокняжеский престол и предлагали ему вернуться в Киев и продолжить княжить каждому из них там, где они были до его бегства. Изяслав должен был прекратить поход ляхов на Киев.

Князь Изяслав Ярославич очень обрадовался тому, что вернул себе великокняжеский престол без боя. Он не имел талантов управлять и своей дружиной, а в силу присущих ему трусливости и мнительности вовсе слабо надеялся на реальную помощь поляков. Он обещал своим братьям и Владимиру Мономаху, что выполнит их требования и придет в Киев лишь со своими людьми, тут же оставив польское войско. На том и разъехались: Изяслав – к своим ляхам, а Мономах с Лучезаром – в Сутейск.

Владимир был доволен исходом встречи. Главное, что удалось решить дело миром. Еще одной приятной мыслью в этот момент у Владимира было то, что не пришлось видеться с ничтожным Мстиславом-Бесом.

Вернувшись в свой лагерь, Изяслав рассказал о том, что братья уступают ему великокняжеский престол и поэтому теперь нет необходимости в военной поддержке со стороны поляков. Болеслав пришел в бешенство. Все его планы поживиться за счет Руси в этом грабительском походе рушились. Он стал убеждать трусливого Изяслава, что в Киеве его может ожидать опасность, и настаивать на своей помощи. Слабохарактерный Изяслав не знал, как ему быть. Он боялся разозлить братьев, взяв с собой поляков, и вновь лишиться великокняжеского престола. Но и идти в Киев совсем без войска он также боялся, понимая, что жители Киева явно не испытывают к нему любви и могут снова прогнать. Пришли к компромиссу: основная часть ляхов уйдет в Польшу, а Изяслава будет сопровождать алчный Болеслав с небольшим количеством польских воинов. Черниговский и переяславский князья Святослав и Всеволод разрешили своему старшему брату Изяславу Ярославичу прибыть в Киев с Болеславом в сопровождении малого войска, а князю Владимиру Мономаху приказали идти к Владимиру-Волынскому и находиться в том приграничном городе, пока польский князь Болеслав находится в Киеве.

Впереди себя Изяслав отправил в Киев своего сына Мстислава-Беса с ляхами. Прибыв в Киев, Бес в полной мере оправдал свое народное прозвище. Без суда и следствия он стал рубить и вешать людей прямо на улицах города, обвиняя всех в изгнании своего отца. Сотни душ загубил Мстислав-Бес. Киевляне ужаснулись. Они думали, что конфликт, который случился у них с Изяславом Ярославичем в прошлом году, когда он бежал в Польшу, предан забвению. Жители города надеялись, что Изяслав так же, как и киевляне, простил им старые обиды и теперь будет править и судить по совести и справедливости. Оказалось, что они ошиблись в своих благих надеждах.

Все лето 1069 года Болеслав хозяйничал в Киеве, а Изяслав Ярославич раболепно выполнял любые прихоти своего надменного покровителя. Изяслав считал, что благодаря именно польскому князю Болеславу он вернул себе великокняжеский престол. Так и сидели они в Киеве, выжимая последние финансовые и моральные соки из местных жителей. К осени терпение людей стало иссякать, и киевляне начали бить ляхов по делу и без дела. Оценив сложившуюся обстановку и поняв, что атмосфера в городе накалилась до предела, Болеслав решил бежать из Киева, пока его не посадили на кол вместе с его же ляхами.

Прихватив с собой как можно больше добра, которое киевляне нажили честным трудом, ляхи во главе с Болеславом убрались восвояси.

После того как поляки покинули пределы Руси, Владимир получил письмо от отца, в котором Всеволод Ярославич приказывал сыну оставить Владимир-Волынский и вместе со всей дружиной прибыть к нему в Переяславль.

После всего случившегося за последний год братьям Ярославичам необходимо было встретиться, обсудить все взаимные обиды, постараться решить спорные вопросы и перераспределить земли на Руси между собой и своими сыновьями. Владимир понимал это и, в короткий срок став одной из ключевых военно-политических фигур того времени, ожидал дальнейшего развития событий.

Всю осень и начало зимы 1069 года Изяслав, Святослав и Всеволод вели тонкую политическую игру. Словно шахматные гроссмейстеры, братья Ярославичи разыгрывали партию, в которой с одной стороны Изяслав, а с другой Святослав и Всеволод преследовали свои далекоидущие планы. В этой многоходовой игре разменными фигурами были их сыновья, княжеские столы и судьба всей Руси. Наконец к зиме договорились.

Как бы ни было неприятно великому князю Изяславу и черниговскому князю Святославу, но они уже не могли отрицать важную роль стремительно набравшего политический вес их племянника Владимира Мономаха. Решено было отдать ему в управление Смоленск.

Узнав о том, что ему дали Смоленск, Мономах не испытал восторга. Он понимал, что его ценят и уважают, осознавал возлагаемую на него ответственность, а править ему было все равно где, лишь бы на благо Отечества.

Несколько месяцев Владимир находился в родительском доме. За это время он смог лучше узнать новую жену своего отца, имя которой после крещения было Анна. Это была молодая худенькая женщина невысокого роста с тонкими приятными чертами лица. Анна была бережливой и расторопной хозяйкой. От ее пристального взгляда не могла ускользнуть даже мелочь. Она ласково и заботливо относилась ко всей своей новой семье, и к многочисленным жителям княжеского двора, и ко всем жителям Переяславля. Несмотря на то что она была дочерью половецкого хана, Анна прекрасно владела русским языком и, несомненно, понимала все, что ей говорят. Владимир предположил, что орды ее отца кочуют не в глубине степи, а у самых границ Руси. Благодаря ее сильной воле, спокойному и заботливому отношению к окружающим люди стали быстро к ней привыкать и проникаться искренним уважением. Для отца Владимира, князя Всеволода Ярославича, постоянно нуждавшегося в моральной поддержке, Анна стала по-настоящему надежной опорой. Несмотря на горечь потери матери, Владимир не испытывал никакой ревности по отношению к своему отцу и его новой жене. Он был спокоен за жизнь и быт отца и своей младшей сестры. Домашний очаг переяславского князя попал в верные и надежные руки. А перед отъездом Владимира в Смоленск князь Всеволод Ярославич и Анна обрадовали всех домочадцев новостью, что скоро у них родится ребенок.

В начале 1070 года Владимир Мономах, радуясь счастливой жизни в родном Переяславле, со спокойной душой поехал в свой новый стольный город – Смоленск. За своим любимым князем двинулась в путь его верная дружина, у которой, как и у Владимира, служба в новом городе открывала новую жизненную страницу. Что будет написано на этой странице, будут ли кипеть страсти и сгущаться краски по мере ее заполнения? Одному Богу известно. А пока вся дружная военизированная семья Владимира Мономаха наслаждалась чудесным морозным утром. Из бездонно-голубого неба радужным дождем щедро падали лучи солнца. Солнечные зайчики играли и переливались в огромных пушистых снежинках, так редко и медленно спускающихся с небес, что казалось, что они не настоящие, а нарисованные морозом-волшебником. Проходили мимо деревни, и можно было подумать, что все вокруг окутано сном.

Неожиданно всю эту умиротворенную картину нарушил пронзительный лай. Одна из снежинок-великанов потревожила сон будущего грозного стража. Она села на нос спящему, совсем крошечному деревенскому щенку. Маленький, огненно-рыжий пушистый комочек решил тут же проучить летающие непонятные хлопья и покусать каждого из них. Оглушая самого себя звонким лаем, переходящим в писк, он изо всех своих крошечных лап взялся гоняться за снежинками. На мгновение останавливаясь, звонкий пушистик резко тряс головой и восстанавливал слуховой баланс – одно его ухо торчало, взмывая в морозную высь, другое висело плетью. Навострив оба уха, он тут же наклонял голову вперед и бросался в атаку на очередную снежинку. Было видно, что огненно-рыжий страж настроен серьезно. И если он не покусает нарушителей спокойствия, то как минимум постарается забодать, как это делает его сосед, такой же несмышленыш, маленький бычок. Точку в этой битве быстро и однозначно поставила огромная хмурая мать щенка-беглеца. Стоя у своей будки-домика, мгновенно оценив все происходящее, она, чуть заметно неодобрительно качнув головой, подозвала свое дитя. Не имея права ослушаться свою мать, щенок был вынужден оставить свой поединок и, виляя малюсеньким хвостиком, приблизился к своей насупившейся маме. Взрослая собака бережно прикусила за хвостик своего ребенка-непоседу и затащила в теплую будку-домик.

Владимир и вся его дружная семья от всей души посмеялись.

Чуть позже, вспоминая историю с несмышленым щенком, Владимир задумался о схожести случившегося с жизнью людей. Бывает все солнечно и безмятежно, ничего не предвещает беды. И вдруг один несмышленый человек – не потому, что он от рождения мал, а потому, что ничтожно мала его любовь к другим людям, крошечно малы его совесть и моральные ценности… Этот несмышленыш может совершенно неожиданно для других людей перевернуть все с ног на голову, и если не окажется рядом разумного человека и сразу же не поставят нарушителя спокойствия на место, то он может много дел натворить. К сожалению, в жизни людей редко такие истории оказываются веселыми и счастливыми.

Прибыли в Смоленск. Жители города радушно встретили своего нового князя. Слава о делах человеческих всегда летит далеко впереди своего героя. Если добрые дела человек творит, то имя его добрым словом прославляется в народе, если же зло сеет человек, то, какими бы льстивыми речами ни старался вкрасться в душу, все равно будет злодеем наречен. Так и с молодым князем Владимиром Мономахом. Задолго до его прибытия жители Смоленска получили известие, что идет к ним князь с большим любящим сердцем и открытой душой. Возраст в этом случае совсем не играет никакой роли.

Бурлящий жизнью Смоленск уже был знаком Владимиру. Год назад князь покинул этот город, чтобы встать на защиту западных рубежей Руси во Владимире-Волынском. Тогда было все иначе: и время неспокойное, и молодого князя отправляли в Смоленск явно на короткий период времени до прояснения обстановки. Сейчас же Мономах, его дружина и жители Смоленска были настроены на долгое, основательное и благополучное княжение Владимира в этом городе.

Сразу по прибытии любознательный молодой князь взялся разбираться во всех тонкостях жизни местного населения. Строгому, но справедливому суду были преданы все обидчики и нарушители прав людей. Каждый желающий мог в любой день обратиться к князю за помощью и защитой. Днем Мономах никогда не сидел дома и лишь вечерами читал книги из богатой отцовской библиотеки. Владимир пешком ходил по городу и общался с людьми, совершал конные прогулки вокруг Смоленска, нередко один садился в лодку и сплавлялся куда-нибудь по Днепру. Эти прогулки были не забавой, а повседневной деятельностью. Осматривая предместья города, он проверял боевые укрепления, тут же давал распоряжения, если нужно было что-то обновить или исправить.

Владимир хорошо понимал, что жизнь населения Смоленска сильно отличается от жизни простых людей в отдаленных деревнях и весях. Поэтому он часто совершал длительные конные поездки и сплавы по рекам своего княжества.

Нередко, выезжая из города, Мономах снимал с себя богатую княжескую одежду, надевал грубую рубаху смерда, садился на худенькую лошадку без седла и сбруи и так один, без сопровождения, уезжал в какую-нибудь деревушку. Добравшись до отдаленной веси, он подходил к самой скромной избе, перекрестившись, желал здравия хозяевам этого дома, просил у них попить колодезной водицы и, представившись странником, спрашивал, чем бы он мог помочь этим людям. С одними вставал за плуг, пахал поля и сеял хлеб, у других брал косу и помогал заготавливать сено, с третьими шел в лес и рубил дрова. Так могло пройти несколько дней. Близкие князю люди в городе уже начинали беспокоиться о нем, а Мономах совершенно счастливый возвращался домой босиком, с горбушкой хлеба и крынкой молока. На вопросы, что случилось, почему он пешком и босой, Владимир, сияющий от счастья, отвечал, что отдал радушным хозяевам и лошаденку свою, и обувь. А жители тех отдаленных сел и деревень так никогда и не узнавали, кто был этот добрый и щедрый путник. Так Мономах открывал для себя много нового о жизни и быте простых людей, живущих в глубинках Русской земли.

На Руси воцарилась долгожданная тишина. В трудах и заботах спокойно и размеренно шло время у смоленского князя Владимира Мономаха. Летом того же 1070 года пришла радостная весть из родного Переяславля. У князя Всеволода Ярославича и его жены Анны родился сын Ростислав. По случаю этого события отец звал в гости своего старшего сына Владимира. Мономах был счастлив. Оставив в Смоленске старшим по хозяйственным делам Лучезара, а Ставру доверив свою любимую дружину, сам Владимир в сопровождении Ратибора поехал к отцу в Переяславль.

Меньше месяца Владимир гостил у отца в родном Переяславле и с приближением осени вернулся в Смоленск. За время его отсутствия Владимир регулярно получал вести от верных Лучезара и Ставра о том, что в Смоленском княжестве все в порядке и ему не о чем беспокоиться. Тем не менее Мономаху быстро наскучила праздная жизнь, и он, как рачительный хозяин, вернулся в свой новый дом – Смоленск.

Зимой пришел он сюда на княжение. При его непосредственном участии прошла посевная, на его глазах цвел и колосился будущий урожай. Пришло время помочь людям собрать этот урожай, чтобы со спокойной душой встретить и провести зиму. Скоро сам Владимир и жители всего его княжества могли подвести итоги первого года его правления. Мономах был доволен. В его новом доме царили тишина и спокойствие. Жители Смоленска, смоленских сел, деревень и весей тоже были довольны прошедшим годом и своим молодым, не по годам мудрым и заботливым князем Владимиром Мономахом. Между князем и жителями вверенного ему в управление удела быстро наступила столь важная и ценная гармония.

Пришла весна 1071 года. Днепр освободился от ледяных оков. Вереницы торговых караванов потянулись с севера на юг и с юга на север. Жизнь вокруг закипела с новой силой. Очередные гонцы из Переяславля принесли добрую весть: у Всеволода Ярославича и Анны родилась дочь – Евпраксия. Снова переяславский князь Всеволод звал своего старшего сына в гости на торжества по случаю рождения дочери. Владимир, как и в прошлом году, распределив обязанности на время своего отсутствия в Смоленске, с радостью поехал в Переяславль. Пробыв у отца около недели, Мономах спешил вернуться в свой удел. Владимир торопился к посевной страде, к купеческим караванам, стараясь не упустить благополучное начало трудового года, чтобы наступивший год такие же благие плоды принес всему Смоленскому княжеству, как и прошедший.

Все ладилось у молодого энергичного князя. Все в его руках и под его присмотром преображалось. Целый год пролетел как один день. Мономах стал привыкать к своему новому дому, а жители Смоленска прониклись любовью и уважением к своему князю.

Счастье и тишину нарушили поганые ляхи. Не хотели они наживать добро честным трудом, несвойственно им было растить хлеб своими руками и проливать пот под палящим солнцем. Сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит. Так и поляки. Мало им было поживиться награбленным добром у киевлян в 1069 году, проели, прогуляли, и снова хищничать. Осенью 1071 года они саранчой прошли по всей Владимиро-Волынской земле. Жгли и грабили. Многострадальная Берестейская крепость не успела восстать из пепла, как ее снова предали огню. Знакомые Мономаху Сутейск и Владимир-Волынский тоже теперь в руинах. Недолго была тишина на Руси.

После этих новостей жители Смоленска не удивились, увидев у себя в городе гонца из Киева. Великий князь Изяслав Ярославич, посоветовавшись со своими братьями, черниговским князем Святославом Ярославичем и отцом Мономаха, переяславским князем Всеволодом Ярославичем, решил отправить во Владимир-Волынский княжить и оберегать западные границы Руси от ляхов смелого, решительного и рассудительного Владимира Мономаха.

И снова плуг хлебопашца сменяли доспехи, и снова дорога, тревога, опасная даль.

Собирались основательно. На дворе была зима, идти нужно было в руины. В этот раз Владимир Мономах вел за собой помимо боевой дружины целую армию кузнецов, лесорубов, плотников и прочих дел мастеров. С князем шел большой обоз. Мономаху предстояло не просто прийти и начать править в другом городе, ему нужно было возродить из пепла всю западную границу Руси.

Когда Владимир прибыл в разрушенную Берестейскую крепость, у него полились слезы из глаз. Мономах машинально воскликнул:

– О многострадальная Русь! Все тебе достается! Не успела от одних злодеев восстановиться, как тут же напали другие! Держись, люд православный! Придет время, заживем лучше, чем прежде!

Здесь энергичность, хозяйственная хватка и расторопность Мономаха пригодились как никогда ранее. В Берестейской крепости он оставил возрождать жизнь верного Лучезара. Во Владимире-Волынском закипела работа под руководством многоопытного Ратибора. Воевода Ставр убыл с частью дружины на самый форпост восстанавливать и оберегать Сутейск. В случае появления хищных ляхов Ставр сразу же должен был предупредить об этом Мономаха.

В начале апреля прибыл гонец из Киева. Великий князь Изяслав Ярославич приглашал Владимира Мономаха прибыть к концу апреля в столицу Руси для участия в торжествах, значимых для всей Русской земли.

Вслед за гонцом из Киева прибыл и гонец от отца из Переяславля. Всеволод Ярославич сообщал сыну, что в конце апреля в Киеве соберется весь род Рюрика. Ярославичи даже примирились с вечным врагом, Всеславом Полоцким. Под руководством Киевского митрополита Георгия, а также игумена и одного из основателей Печерского монастыря – Феодосия Печерского – в эти дни в Киеве соберутся епископы со всей Руси. Любой желающий человек может прийти в город и принять участие в торжествах. Завершал свое письмо отец тем, что Владимиру надо организовать продолжение восстановительных работ, оставить дружину в Западной Руси, а самому непременно прибыть в Киев.

Владимир плохо себя чувствовал. После того как в Смоленске ему сообщили о беде на западе Руси и о том, что братья Ярославичи фактически назначили Мономаха возрождать этот разоренный край, он делал все возможное, чтобы облегчить страдания надломленных горем людей. Молодой князь потерял сон и аппетит. Еще при сборах в Смоленске, а затем по прибытии к месту трагедии, не жалея себя, в зимнюю стужу и под проливными весенними дождями он, не слезая с коня, мчался из деревни в деревню, от одного пепелища к другому.

Мономах понимал, что надо принять участие в таком значимом событии. Тем не менее сначала Владимир расстроился оттого, что хоть и ненадолго, но нужно оставить разоренные ляхами края и уехать. Но осмыслив то, что соберутся князья со всей Руси, Владимир решил попросить каждого из них оказать помощь в восстановлении здешних горестных мест. Ведь общими усилиями можно сделать добра значительно больше. Одни дадут денег и материалы, другие дадут людей и семена для посевов, все быстрее наладится жизнь у пострадавших людей. С этими мыслями и поехал в Киев.

По инициативе игумена и одного из основателей Печерского монастыря, Феодосия Печерского, 2 мая 1072 года в Киеве, в торжественной обстановке, в присутствии всех князей Рюрикова рода, во главе с великим князем Изяславом Ярославичем и его младшими братьями, Святославом Ярославичем и Всеволодом Ярославичем, под руководством Киевского митрополита Георгия и епископов изо всех удельных княжеств, состоялась канонизация первых русских святых. Погибшие во благо единства Русской земли от рук Святополка Окаянного в 1015 году благоверные князья Борис и Глеб стали первыми русскими святыми. Братьев канонизировали в лике мучеников-страстотерпцев, сделав их покровителями всей Руси.

В честь такого торжественного события братья Изяслав, Святослав и Всеволод обнародовали свод законов, направленных на улучшение жизни людей. Этот свод законов дополнил основной закон Руси того времени – Русскую Правду, или, как его еще называли, Правду Ярослава Мудрого, и вошел в историю под названием Правда Ярославичей.

Каждый человек от великого князя до простого смерда чувствовал в этот день единство со всем народом Русской земли. Мономах был вдвойне счастлив. В одном из иноков Печерского монастыря он узнал своего старого, родного дядьку-пестуна Твердислава, теперь это был инок по имени Лазарь. Молодой князь со слезами радости бросился обнимать и целовать столь любимого человека. Лазарь (Твердислав) тоже очень обрадовался, увидев доброго князя. Они долго обо всем беседовали, инок Лазарь познакомил Мономаха с игуменом монастыря, Феодосием Печерским. Из беседы князю стало ясно, что Лазарь и Феодосий хорошо знают все, что происходит на Руси, в том числе и о благих делах самого Мономаха. Они высказали молодому князю свою признательность, поддержку и благословили его на будущие добрые свершения. После того как Владимир распрощался со священнослужителями и ушел из Печерского монастыря, неожиданно он почувствовал себя совершенно здоровым. Физически его ничего не беспокоило, морально у него будто камень с души свалился. Всегда полный духовных сил, Мономах после общения со столь почитаемыми людьми просто светился от счастья.

В последующие дни добрые новости одна за другой приходили к Владимиру. На его обращение к князьям с просьбой о помощи пострадавшим от набега ляхов людям не нашлось ни одного равнодушного к горю человеческому. Каждый счел должным принять участие в благом деле. Тут же отправлялись гонцы во все города Руси с распоряжениями своих князей о выделении денег, материалов, мастеров различных ремесел – всего необходимого, что хоть как-то поможет людям скорее забыть о постигнувшей их беде и вернуться к нормальной жизни.

Венцом всех радостных событий в этот приезд Мономаха в Киев стало рождение в семье переяславского князя Всеволода Ярославича и его жены Анны еще одной дочери, которую назвали Екатериной.

Владимир Мономах был совершенно счастлив от этой поездки. Он вернулся во Владимир-Волынский в прекрасном настроении и самочувствии.

Хищные ляхи снова проголодались. Зная о том, что вся Русская земля взялась помогать в восстановлении городам, селам, деревням и весям Червенского края, они в очередной раз принялись пакостить. Дождавшись осени, когда люди собрали урожай и караваны с добром, как рука помощи, пришли со всей Руси на разоренную землю, ляхи взялись за свое грязное дело.

Поздно ночью Мономаха разбудили. От Ставра, который по-прежнему с частью дружины находился в Сутейске, на взмыленной лошади прискакал гонец. Ставр передал вести своему князю о том, что шайки поляков начали шакалить в предместьях Червенской Руси.

– Не на того напали, – произнес Мономах, – ощиплет, как кур, – добавил князь, скрипнув сжатыми в гневе зубами.

Владимир прекрасно знал своего воеводу Ставра. Неспроста именно он с отрядом стоял форпостом в Сутейске. Давно застоялась кровь в жилах у этого прославленного витязя. Давно у него замирает дыхание при виде всех зверств, что сотворили поляки на Руси. Вот и пришел час расплаты. Алчность и погубила ничтожных ляхов.

Тут же во всем Владимире-Волынском объявили тревогу. Прошло два часа, еще только первые лучи света забрезжили на горизонте, а Мономах с Ратибором во главе войска уже мчались в Сутейск.

Рассвело. Остановились на короткий привал. Ратибор сел на землю, облокотился на широкую, кудрявую красавицу березу, поднял взгляд в небо. Напротив поляны в кустах кто-то пискнул. Ратибор рассмеялся. Мономах вопросительно посмотрел на него.

– Поспешать надо, княже, – сказал Ратибор и снова залился смехом, – спасать ничтожных ляхов надо. Изрубит в капусту их Ставр, и пискнуть не успеют, – и снова захохотал Ратибор.

– Да уж, – улыбнулся Мономах, – примерно так же я и подумал ночью, когда услышал вести от гонца. – Мономах тоже рассмеялся.

Вечером уже прискакали в Сутейск. Ставра с дружиной в городе не было. Мономах переживал. Местные жители рассказали, что ненасытные в своей алчности ляхи в этот раз не остались в составе большого войска. Чувствуя свою безнаказанность, грезя легкой наживой, чтобы быстрее охватить как можно больше городов и сел, они разбились на мелкие шайки и расползлись черными щупальцами по всей Червенской Руси. Днем одна из таких шаек подошла к Сутейску. Богатырь Ставр во главе дружины соколом ударил на них. Ляхи опешили от столь стремительной атаки. Русская рать в пух и прах разгромила воров-поляков.

Прискакал всадник из дозорного отряда Ратибора и доложил Мономаху, что на подходе к городу возвращается Ставр с дружиной. Вскоре на окраинах Сутейска заслышались громогласные голоса Ставра и Ратибора.

– Спешил я к тебе, брат мой! – весело говорил Ратибор Ставру. – Так и думал, старина, что посечешь всех ляхов поганых и мне не оставишь.

Друзья рассмеялись. Подъехали к Мономаху.

– Здрав будь, княже! – поприветствовал Владимира Ставр.

Мономах обнял своего верного воеводу.

– Не успели вы, княже, – продолжил Ставр, – наказал уж я воров-ляхов. Тех, кто оружие в руках держал, тут же изрубил на куски, а тех, кто бросился бежать в разные стороны да прятаться где ни попадя, приказал я молодцам своим ловить этих падальщиков да на суд скорый тащить за шкирку, как котов нашкодивших. Не серчай, княже, за самоуправство. Да только не стал я томить душу себе и другим долгими разбирательствами. Вины ляхов до сих пор у меня перед глазами стоят обугленными остатками сел и деревень. Вспомнил я слезы невинных людей и выдал полякам по заслугам. Приказал я отрубить руки по самые локти ворам этим, чтобы не трогали они больше чужое добро, да так и отпустил их в Польшу, чтобы другим неповадно было. Одного юнца пожалел только, не тронул. Разжалобил он сердце мое. Говорит, заставили его соплеменники ляхи прийти сюда, показать короткую дорогу к городам русским. Он сначала отказывался вести их, так поляки выкололи ему глаз один в устрашение. Вот и не тронул я бедолагу этого, ему и так от кровожадных соплеменников досталось.

Заночевали в Сутейске. Ранним утром Мономах собрал всю свою дружину и разделил на три сильных отряда. Первый был отряд богатыря Ставра, второй неустрашимого Ратибора, а третий князь Владимир возглавил сам. Так и пошла дружина Мономаха по землям Червенской Руси бить и изгонять воров-душегубов поляков. Этой осенью русская рать побывала во многих городах, селах и деревнях Червенского края, самые крупные из которых Червен, Перемышль, Теребовль, Львов, Галич, Сутейск, Берестье, Белз, Холм, Дорогочин, Санок и Кросно.

Осенью, выгнав всех поляков из Червенских земель, Мономах вернулся во Владимир-Волынский и надеялся за зимние месяцы насладиться тишиной и спокойствием. Однако снова тишина оказалась непродолжительной на Русской земле. В марте 1073 года Святослав и Всеволод прогнали своего старшего брата Изяслава Ярославича из Киева.

Инициатором произошедшего раздора стал самый амбициозный из трех братьев, черниговский князь Святослав Ярославич. Один он не решался выступить против своего старшего брата, великого князя Изяслава Ярославича. Поэтому Святослав подговорил самого младшего из братьев, слабохарактерного и ведомого, переяславского князя Всеволода. Аргументировал Святослав тем, что их старший брат, давний друг поляков и лично польского князя Болеслава, преследуя коварные планы, теперь помирился с другим вечным врагом Ярославичей, полоцким князем Всеславом. В союзе с этими двумя недругами Изяслав готовит заговор против своих младших братьев. Наконец Святослав убедил Всеволода опередить своего старшего брата Изяслава и прогнать его с великокняжеского престола в Киеве. Что и было сделано в марте 1073 года.

Изяслав Ярославич, прихватив с собой всю богатую великокняжескую казну, снова бежал за помощью в Польшу. Святослав перебрался в Киев и занял великокняжеский престол, а младший из Ярославичей, Всеволод, получил Чернигов. На правах старшего в роде, новый великий князь Святослав Ярославич провел перераспределение земель и княжеских столов на Руси. На место князя Владимира Мономаха, отстроившего к тому времени Владимир-Волынский, Святослав отправил своего сына Олега. Самому Владимиру Мономаху новоиспеченный великий князь дал в удел Туров, также находящийся в Западной Руси. Этот город был, несомненно, важным, но он значительно уступал по богатству и политическому весу Владимиру-Волынскому и Смоленску, которыми ранее управлял Мономах.

Казной, вывезенной из Киева, Изяслав надеялся купить себе союзников для борьбы с братьями. Однако череда невезений продолжилась у него и по прибытии в Польшу. На этот раз польский князь Болеслав, взяв богатые дары у Изяслава, отказал ему в помощи. Летописец сообщает: «Еже все взяша ляхове у него, показавше ему путь от себе». Морально избитый Изяслав не желал мириться с потерей великокняжеского престола и продолжил поиски союзников в других западноевропейских странах.

Старинный город Туров был основан у слияния двух рек Язды и Струмени, притоков реки Припяти. Земли, где он расположен, населяло восточнославянское племя дреговичей. По преданию, название город получил от правящего здесь князя Тура. Впервые Туров упоминается в документах еще в 980 году.

Владимир Мономах легко воспринял вести о том, что ему необходимо перейти на княжение в другой город. Он считал свою миссию во Владимире-Волынском и Червенской Руси выполненной. Край утешен и заново отстроен. Набеги неприятеля жестко пресечены, соседние ляхи получили заслуженный урок. Неторопливые сборы заняли чуть больше недели. Мономах встретил прибывшего вместо него на княжение во Владимир-Волынский сына Святослава Ярославича, Олега, и, передав ему бразды правления, со спокойной душой пошел в Туров.

Новый великий князь Святослав из кожи вот лез, чтобы показать всем, что теперь именно он, а не кто иной, является самым главным князем на Руси. Повод для торжества ему долго ждать не пришлось. Великий князь Святослав Ярославич решил отметить с размахом годовщину канонизации первых русских святых – мучеников-страстотерпцев благоверных князей Бориса и Глеба, покровителей всей Русской земли. По всем городам, селам, деревням и весям Руси были отправлены гонцы, приглашавшие всех желающих принять участие в торжествах в Киеве.

В конце апреля 1073 года в Киеве, как и год назад, собрались все князья Рюрикова рода, за исключением бывшего великого князя Изяслава Ярославича и его семьи. Не обошел вниманием Святослав и того, кого еще вчера обвинял в интригах против него, полоцкого князя Всеслава. Всеслав принял приглашение и прибыл в Киев со всей семьей, тем самым показывая свою расположенность к новой власти.

Праздник, задуманный для показа тщеславия Святослава, неожиданно для него самого оказался под угрозой срыва. В распри трех братьев Ярославичей вмешался игумен Печерского монастыря – Феодосий Печерский. Церковный пастырь отказался благословлять Святослава. Для великого князя ситуация стала критической. Если бы Феодосий Печерский прилюдно обвинил Святослава в злодействе и нарушении завещания их отца, Ярослава Мудрого, это был бы конец. Проще было бы уйти к половцам в степь и там княжить, чем оставаться в Киеве. Святослав взбеленился от ярости. Но делать было нечего. Феодосий Печерский – непререкаемый авторитет для всей Русской земли. Святослав пошел к старцу на поклон. Феодосий не принял великого князя. Святослав и вовсе растерялся. Много всевозможных сложностей он мог себе представить на пути к собственному величию, а такое развитие событий никак не предвидел. Великий князь второй раз пошел на поклон к старцу, Феодосий был непреклонен и снова не принял Святослава.

«Все. Делать нечего. За что боролся, на то и напоролся. Из князя в грязи», – в отчаянии подумал Святослав.

Вдруг на великокняжеском дворе появился инок из Печерского монастыря. Это был Лазарь. Святослав узнал в нем былого прославленного витязя Твердислава. Теперь Лазарь был кротким и смиренным иноком. Святослав тут же пал на колени и пополз целовать ноги старцу. Лазарь величественным жестом остановил его:

– Что же ты, княже, от добра добро ищешь? Чем же не сиделось тебе в стольном Чернигове? Отчего на брата своего единоутробного руку поднял? Разве забыл ты, княже, мудрые слова отца своего, Ярослава? Отец завещал вам любить друг друга и жить мирно друг с другом. Предрекал он вам, что если будете жить в распрях, ссорах и ненависти, то погибнете сами и погубите землю отцов и дедов своих.

– Я… Он… Мне сказали… Донесли… Я не хотел… Я… Он… Меня… – Святослав потерял дар речи. Он ползал по полу и не мог двух слов связать.

– Полно тебе, княже, – спокойно промолвил Лазарь. – К игумену Печерского монастыря Феодосию сейчас же иди. Зовет он тебя. Кайся, княже. Моли Господа Бога грехи отпустить твои великие.

– Я… Прости… Я… Храм…

Теперь уже слезы перекрыли горло Святослава. Он ревел, сжимал в кулаках дорогие ковры и бился лбом о дубовые доски.

– Полно тебе, княже, – снова размеренно произнес Лазарь, – ступай к игумену Феодосию.

Святослав вскочил на ноги, беспрерывно отвешивая земные поклоны, расцеловал руки Лазарю и, не прекращая кланяться, стал пятиться к выходу. Выскочив во двор с взъерошенной бородой и шевелюрой на голове, с выпученными красными от слез глазами, без шапки, в чем был, без памяти, стремглав побежал в Печерский монастырь к игумену Феодосию.

Великий князь пришел к почитаемой во всей Русской земле обители. Издали завидев высокого высохшего седовласого игумена Феодосия, Святослав упал на колени. Игумен медленным жестом показал князю, чтобы тот встал на ноги и подошел ближе. Святослав встал, семеня на месте, еле-еле передвигая ногами, будто по колено увяз в глине, с трудом приблизился к Феодосию и снова пал ниц.

– Встань, княже! – твердым густым голосом сказал старец.

Святослав не решался даже оторвать взгляд от земли, а не то чтобы встать.

– Ну же, княже, встань, – повелительно промолвил игумен.

Святослав робко поднялся с колен, но взор все еще боялся поднять.

– Зачем, княже, живешь, как злодей лихой? – тихо, но властно спросил Феодосий Святослава.

Голос старца пронял князя до костей. Душа выворачивалась наружу. Святослава затрясло, как в лихорадке.

– Й… я… я… – снова замямлил Святослав.

– Слова твои не стоят ничего. Дела показывают истинную сущность человека.

Святослав упал, как подкошенный. Его трясло. Казалось, он не в себе, рассудок покинул его.

– Надеюсь, не все потеряно с тобой. Еще не до конца загубил ты душу свою делами черными.

Святослав затряс головой. Было непонятно, лихорадит ли его, или это он сознательно кивает, соглашаясь со словами старца.

– Не приходи ко мне больше, княже. Но людям я не скажу этого. Не для тебя ради, а Руси во благо. Ты, княже, брата своего старшего выгнал, войну затеваешь, кровью умыться хочешь. Не по-христиански это.

Корчащийся на сырой земле Святослав затих.

– Церкви святые с правителями земными в мире должны жить. Ибо мы души и сердца людские к Господу Богу нашему направляем, а вы земными страстями управлять должны.

Было видно, что Святослав каждой клеткой своего организма впитывает слова игумена.

– Повторю тебе, княже. Дел твоих черных не одобряю я. Пока с братом своим не помиришься, за благословением не приходи ко мне. Но, если люди ссору между нами с тобой увидят, другие князья восстанут на тебя, как ты восстал на брата своего. И пойдет отец на сына, а брат на брата. И прольется кровь людей безвинных. Не могу допустить я этого. Оттого приду я на праздник, тобой устраиваемый. Возьму грех на душу ради мира и спокойствия на Русской земле.

Три дня после этого великий князь не выходил из своих покоев.

2 мая 1073 года, в день празднования годовщины канонизации первых русских святых – мучеников-страстотерпцев благоверных князей Бориса и Глеба, в Киеве состоялась торжественная церемония закладки каменной Успенской церкви Печерского монастыря. Великий князь Святослав Ярославич лично дал старт началу строительства и выкопал часть рва для фундамента будущего монастыря. В этом благом деле принял участие и Владимир Мономах, который приехал из своего нового княжеского города Турова. Как и великий князь, Владимир Мономах выкопал часть рва для фундамента будущего монастыря, передал для строительства крупную сумму денег и привез с собой искусных мастеров в строительстве каменных храмов.

После торжеств, проведя в гостях у отца несколько дней, Мономах уехал обживаться в свой новый город Туров.

Полгода на Руси все жили в согласии друг с другом. И лишь поздней осенью появились новости, которые всколыхнули не только последние засохшие листья на деревьях, но и легкую дымку спокойствия в Киеве. Природа везде увядала и готовилась ко сну, но один человек, знакомый всем на Руси, не увядал, а, наоборот, пытался возродиться. Возродиться из политического небытия. Этот человек – Изяслав Ярославич. После того как его обманули и, взяв деньги, но отказав в помощи, попросту ограбили в Польше, он продолжил поиски союзников. Эти поиски привели его в Германию. Осенью 1073 года Изяслав Ярославич объявился при дворе германского короля Генриха IV. Чем закончится очередная авантюра бывшего великого князя, было неизвестно. Одно было ясно: тонкая мирная нить на Руси может оборваться в любой момент.

В январе 1074 года из Германии от короля Генриха на Русь к великому князю Святославу Ярославичу прибыли послы. В своем письме Генрих вежливо, но настойчиво просил Святослава вернуть великокняжеский престол старшему брату Изяславу. В случае отказа Святослава Генрих намекал на возможность применения с его стороны более решительных мер. Великий князь не лежал в Киеве на лаврах победителя. Он внимательно следил за политической и военной обстановкой в странах Европы. Поэтому ему была хорошо известна конфронтация и расстановка сил на данный момент.

Король Германии Генрих IV был очень деятельным и амбициозным правителем, поэтому у него были как союзники, так и противники. Злейшим врагом Генриха был польский князь Болеслав II. Напряжение во взаимоотношениях между этими правителями возросло до такой степени, что стороны готовились вступить в войну друг с другом. Внутри собственного государства Генрих вел долгую и изнурительную борьбу с саксами. Еще одним непримиримым врагом германского короля был римский папа Григорий VII, который не ограничивался своим верховенством в духовных делах, а еще и активно вмешивался в дела светской власти. Григорий грозил королю Генриху отлучением от церкви. Единственным союзником германского короля был чешский князь Вратислав II, который вел войну с их общим врагом, польским князем Болеславом.

Великий князь Святослав Ярославич прекрасно понимал, что ни о какой реальной военной помощи со стороны германского короля Генриха Изяславу не может быть и речи. Тем не менее Святослав решил подстраховаться и отправил с послами богатые подарки германскому королю. В Германии для Изяслава было все предрешено. Получив богатые дары из Киева, германский король тут же указал на дверь бывшему великому князю. И снова поплелся невезучий Изяслав куда глаза глядят. Только вот что делать дальше? Ситуация усложнилась до предела. Увезенной из Киева богатой великокняжеской казны больше нет. А власть продолжает манить. Что предложить в обмен на военную помощь? И ничтожная душонка Изяслава нашла выход.

Наступила весна 1074 года. Из Чернигова прибыл гонец. Мономах стал читать письмо от отца. С первых же строк Владимир узнал, что у Всеволода Ярославича и его жены Анны родилась третья дочь, Мария. У молодого князя заблестели слезы радости на глазах. Он прервал чтение и отложил письмо. Выйдя на свой княжеский двор, Владимир сразу же получил богатую порцию весеннего настроения из теплых солнечных лучей, пения птиц и ароматного воздуха, насыщенного запахами цветущей яблони и вишни. Казалось, душа молодого князя расцвела в эту минуту вместе с природой. Он сделал пару шагов и услышал чириканье птицы. Владимир оглянулся. Под крышей княжеского терема ласточки вили гнездо. Пара маленьких птичек, словно пчелки-труженицы, старательно обустраивали свой будущий домик. Мономаха умилила и растрогала эта картина. Снова слезинки заблестели на глазах молодого князя.

Вернувшись в дом, Мономах продолжил чтение письма от отца. Лицо его стало серьезным. Он в задумчивости провел рукой по густой бороде.

– О-о-о… Вот так дядя… Понесло так понесло… А еще старшим в роде называется… Такой не то чтобы Русь католикам отдаст, он душу дьяволу продаст и глазом не моргнет. Страшный человек.

Мономах прочел от отца: «Дядя твой старший, Изяслав, к папе римскому Григорию пришел и за помощь в возвращении великокняжеского престола Русь ему предлагал в залог, точно монету разменную».

Радости римского папы не было предела. Всю Русь на блюдечке с золотой каемочкой сам великий князь предлагает. Григорий не верил собственным ушам, что наяву слышит это. Самому князю Изяславу хитрый Григорий вида, конечно, не подал и не выдал своего восторга. В обтекаемых фразах, витиеватыми речами Григорий пообещал, что постарается что-нибудь сделать для князя. На деле же он был лично готов примириться со своим заклятым врагом, германским королем Генрихом, помирить Германию с Польшей, да и вообще перемирить кого угодно, лишь бы не упустить столь выгодный шанс. Немедленно помчались гонцы в Германию к Генриху, в Польшу к Болеславу, в Чехию к Вратиславу. Всех этих правителей римский папа Григорий с небывалой любезностью просил и даже требовал вернуть богатства изгнаннику Изяславу и как можно скорее оказать ему военную помощь для возвращения великокняжеского престола.

Мономах ужаснулся. До чего жажда власти может довести человека! Нижнего предела, до которого могут опускаться люди в погоне за своими тщеславными устремлениями, казалось, вовсе не существует.

На следующей неделе Владимир поехал к отцу в Чернигов. Торжества по случаю рождения дочери дополнялись политическими переговорами. Мономах обсудил с отцом поведение своих дядей. Бывший великий князь Изяслав обретался где-то в странах Европы и был готов ухватиться за любую спасительную соломинку, лишь бы вернуться на олимп власти. Святослав же чувствовал себя совершенно комфортно в Киеве и был готов пойти на любые козни и интриги, лишь бы эту власть не потерять. Два родных брата, ведомые жаждой всевластия, стали заклятыми врагами. Ни один ни другой сдаваться и уступать своему противнику не собирался. Было ясно, что они готовы идти до конца. Только где этот конец и через какие грани и жертвы они еще переступят, никто не знал. Это и пугало князя Владимира Мономаха.

Две недели длились торжества в Чернигове. Владимир уже заскучал по своему Турову. Но черниговский князь все еще не отпускал его. Мономах хорошо знал своего отца и понимал, что у Всеволода Ярославича есть какой-то нерешенный вопрос, но он чего-то ждет. Наконец, встретив очередного гонца, прочитав какие-то новости, Всеволод пригласил сына на разговор.

– Сын мой, пишет мне сестра твоя двоюродная, принцесса Дании Ингигерда. В Дании, при дворе короля Свена, уже 8 лет живет его племянница Гита. У девушки трагическая судьба. 8 лет назад ее отец, последний англосаксонский король Англии Гарольд, погиб в бою с нормандскими завоевателями. Норманны победили, и Гита вместе с двумя братьями бежала из Англии. Их мать Эдита, которую за красоту прозвали Лебединая Шея, осталась в Англии и скоро была убита норманнами. Со временем оба брата Гиты погибли. Теперь эта девушка абсолютная сирота. Моя племянница, принцесса Ингигерда, сообщает, что Гита твоя ровесница. Она хороша собой, но, главное, эта девушка с добрым, отзывчивым сердцем и чистой душой. Судьба закалила ее, и у Гиты сложился сильный характер. Она хорошая хозяйка и может стать прекрасной хранительницей домашнего очага. Если ей дать заботу и любовь, она станет верной и надежной помощницей своего мужа, любящей и заботливой матерью. Сын мой, не хочешь ли ты взять эту девушку себе в жены?

Румянец выступил на щеках молодого князя Владимира. Он хотел что-то сказать, но отец перебил его:

– Не забывай, сын мой, что в будущем, если, не дай Бог, у тебя случится распря с кем-то из князей, ты не сможешь обратиться за военной помощью к влиятельному тестю, как это делают многие князья.

– Мне не военные союзники, а верная и надежная жена нужна, – решительно ответил Мономах. – Я возьму эту девушку себе в жены! – добавил Владимир.

Отец и сын немного помолчали.

– Что касается межкняжеских распрей, – начал говорить Владимир, – я не хочу ни с кем воевать внутри своего Отечества, а если все же такая ссора случится, то я точно не собираюсь приводить иноземные войска русскую кровь проливать. В войне же по защите Руси от половцев, поляков или еще какой внешней угрозы мне вся Русская земля в помощь будет.

– Молодец, сынок! – сказал Всеволод Ярославич, одобрительно кивнув головой и радушно похлопав Мономаха по плечу.

Еще через пару дней Владимир уехал к себе в Туров. Прибыв домой, Мономах с любовью наблюдал за ласточкиным гнездом, из которого часто выглядывали желторотые птенцы. Молодой князь думал, что, даст Бог, скоро и его дом превратится в уютное гнездышко, которое со временем наполнится детьми.

Так в повседневных хлопотах лето сменила осень, а ей на смену пришла сонная зима. В Турове, Чернигове, Смоленске и Переяславле – везде на Руси люди радовались собранному урожаю, заготовленным дровам на зиму и самому главному, что их родные и близкие живы и здоровы. Не много человеку для счастья надо.

Но есть такие люди, для которых тихая и спокойная жизнь хуже некуда. Им нужны страсти, нужно кипящее жерло вулкана, крики, овации, признание толпы, а иначе и жизнь как будто вовсе не жизнь. Таким человеком был великий князь Святослав Ярославич. От потенциальных врагов он откупился. Последние надежды старшего брата Изяслава превратил в пыль. Что дальше? Этого мало. Так стало скучно жить. Кровь в жилах начала застаиваться.

Долгим зимним вечером Святослав Ярославич наедине сам с собой откровенно рассуждал:

– То ли дело были времена у предков моих. Олег Вещий, Игорь Старый, Святослав Игоревич, Владимир Красно Солнышко, Ярослав Мудрый – все они водили рати на Царьград. Святослав громил Хазарский каганат, ясов, касогов, печенегов и болгар. Владимир Красно Солнышко брал приступом греческий Херсонес. Гремела слава Руси, а впереди нее летела слава о выдающихся князьях. О них слагали легенды, пели песни. А что у меня? Ну, князь я, и что? Отнял хитростью и коварством великокняжеский престол у своего простоватого брата. А дальше-то что? Кто слагает обо мне легенды? Кто поет песни о моих подвигах? Кто в Европе знает о князе Святославе Ярославиче? Нет! Так больше жить нельзя! Надо срочно что-то менять! Надо вколачивать себя в историю! С чего начать? К чему подступиться? Вершить что-то на Руси? Нет. Не тот масштаб. Не такого полета птица великий князь Святослав Ярославич! Царьград? Высоковат для начала. Скандинавские страны далеки от Киева. В Европу надо идти. Что там? Все друг с другом воюют. Так надо разбить кого-то хорошенько! Увековечить славу о себе! Но… для начала можно и не самому ввязываться в бой. Ведь, будучи великим князем, достаточно только организовать военный поход. Отправить войска, а уже в случае успеха кто посмеет отнять лавры победителя у великого князя? Кто потом будет разбираться, ходил ли сам Святослав в этот поход или не ходил? Главное, что во времена моего великого княжения свершилось это событие. Мое имя войдет в анналы истории! А мелочи неважны. Так, план хороший. Надо действовать! Не упустить момент, пока Европа сама себя в войнах разрывает на части. А кого поддержать? Кого бить? Ясное дело! Поддерживать надо сильного, а бить слабого, чтобы успех был наверняка. Хорошо. Сам я не пойду. Слишком велик риск. Тогда кого послать? Кому доверить возглавить рать? Брату? Нет! Он тряпка! С ним больше позора на свою седую голову найдешь. Кого же тогда? Сыновей? Да кто из них в каком деле участвовал? Вдруг не получится. Надо так, чтобы наверняка. Может, сын Олег справится? Нет. Он хоть и храбрый князь, однако слишком вспыльчивый, и опыта опять же водить дружину нет никакого. Ведь поход в чужую страну – это не бой с соседним князем внутри Руси. Там целая наука. Надо быть и полководцем, и дипломатом, и в хозяйственной стороне вопроса хорошо разбираться. Погоди-ка! Мономах! Вот кто справится! Дружины он водил, поляков по Червенской Руси гонял, воины его уважают и любят. На переговоры с Изяславом в Сутейск тоже он ездил, да и Червенский край он же за год отстроил. Князь Владимир Мономах! То что надо! Он дело грамотно обернет, и успех будет гарантирован! Жаль, что не сын он мне! Племянник все же тоже ко мне имеет отношение. Не доверяю я ему, как мог бы доверить родному сыну. Хоть он и с добрым сердцем и чистой душой. Все равно. Где племянник, а где родной сын? А пошлю-ка я Мономаха старшим, а с ним сына своего Олега! Вот так будет то что надо! Можно начинать вести переговоры. С кем? Поляки сейчас с чехами воюют. Вот я в союзе с поляками-то чехов и разобью. Надо с Болеславом о союзе договориться перво-наперво. Пока это дело лучше оставить в тайне. Вдруг Болеслав откажется или еще что не заладится. А Мономах – так он всегда готов. Дружина его также легка на подъем. За сутки собрались в Сутейск против этих же поляков стоять пять лет назад! Да и во Владимире-Волынском, считай, через пару часов в поход выступили. Дам я ему в укрепление часть дружины из Киева, да отец его даст дружину из Чернигова, да из его родного Переяславля рать выступит. Олег, сын мой, со своей владимиро-волынской дружиной с ним пойдет. Великая сила соберется в единый кулак! Не устоять Вратиславу!

К осени 1074 года военный союз Польши и Руси был готов. Выступать решили в следующем году.

С начала 1075 года личная жизнь князя Владимира Мономаха закипела так, что иногда он не узнавал сам себя и своего отца. Все началось с письма из Чернигова. Всеволод Ярославич писал сыну, что дело со свадьбой решено удачно и к лету этого года невеста уже будет на Руси. С этими словами черниговский князь звал к себе сына, чтобы обсудить детали предстоящей свадьбы. Владимир безотлагательно выехал к отцу. Через пару дней встретились. Отец обнял сына.

– Ну, сын мой, свершилось! Сестра твоя двоюродная Ингигерда пишет, что со стороны невесты препятствий нет, сама Гита выразила свое согласие выйти за тебя, да и датский король Свен поддержал ее в этом выборе. В июне сыграем свадьбу. Отмечать будем у меня, в Чернигове. Уж для сына своего любимого я постараюсь на славу! Пир на весь мир греметь будет! Лишь бы ты, сынок, жил счастливо со своею женою. По случаю такой радости души моей приглашу я на торжества князей всего Рюрикова рода со всей Руси. И простой люд честной, все, кто пожелает, пусть приходят. Никому ни в чем не откажу! Брата своего старшего, великого князя Святослава Ярославича, я уже уведомил о грядущей свадьбе. Да только о масштабах торжества, какое хочу устроить, еще не рассказывал. Со дня на день он ко мне в гости приедет, тогда и расскажу.

Не успел Всеволод Ярославич договорить эти слова, как ему сообщили, что брат его уже подъезжает. Всеволод с сыном вышел встречать Святослава Ярославича.

– Пойдем, брат мой любезный, к столу. Мы с сыном как раз обсуждали торжества.

– Какие торжества вы обсуждали? – спросил Святослав, усаживаясь поудобнее за богато накрытый стол.

– О свадьбе сына своего я уже говорил тебе. С невестой гости дорогие из Дании приедут. Король Свен и племянница моя Ингигерда выразили желание порадовать нас своим приездом. Тесть мой, хан половецкий, обещал приехать. Ну, уж я надеюсь, что и род наш Рюриков со всей Руси-матушки съедется. Гонцов по всей земле отправлю оповещать люд честной, пусть все отметят свадьбу сына моего любимого.

– Прекрасная идея! – поддержал Всеволода Святослав. – Болеслава, польского князя, тоже пригласить надо, раз уж мир мы с ним заключили.

– Да, конечно, – согласился Всеволод.

Тщеславного Святослава идея пробила молнией:

«Как?! Как на таком событии, организованном с грандиозным размахом, в присутствии не только русских князей, но и правителей из Европы, Скандинавии и из Половецкой степи, великий князь Святослав Ярославич будет в качестве гостя? Нет! Это недопустимо!»

– А знаешь что, брат мой. Пожалуй, выкажу я любовь и уважение племяннику своему любимому, сыну твоему, князю Владимиру Всеволодовичу, и закачу пир на весь Киев. Давай, брат, сделаем это радостное событие достоянием всей нашей Руси и отпразднуем его в сердце нашей Родины, в стольном городе Киеве?!

Всеволод Ярославич и Владимир немного смутились от такого поворота развития событий. Святослав заметил заминку своего брата и племянника и решил дожимать ситуацию до безоговорочной победы:

– Уважь, брат мой любезный! Не откажи мне в милости! Позволь выказать любовь к тебе и сыну твоему!

Когда ему нужно было, Святослав был мастер лести. Всеволод и Владимир молча поглядели друг на друга. Видя, что дело может сорваться, Святослав пошел ва-банк.

– Нешто гнев вы на меня какой имеете? И обидеть меня хотите отказом своим? – Святослав изобразил из себя жертву и наигранно замигал глазами, пытаясь выдавить из себя скупую слезу.

– Хорошо, брат, – сдался слабохарактерный Всеволод. – Будь по-твоему! Давай в Киеве устроим праздник!

Святослав торжествовал. Он так же наигранно кинулся обнимать младшего брата и своего племянника, слезливо приговаривая:

– Спасибо, брат мой любезный! Спасибо тебе за то, что уважил просьбу мою! Честь великую ты мне оказал, брат мой. Сын твой не просто любимый мой племянник, я его как своего родного сына почитаю за доброту сердечную, за душу его белоснежную! – И снова всхлипнул Святослав для большей убедительность.

– А что, великий князь Святослав Ярославич, – обратился Мономах к своему дяде, – раз по такому случаю вознамерились вы с отцом моим любимым собрать воедино семью нашу большую и со всей Руси, и из стран ближних и дальних, может быть, увенчаете вы праздник этот прощением всеобъемлющим? И простите брата своего старшего? Примите его. Родной же все-таки он вам. Если не на великий престол возведете, то хотя бы простите друг друга и позвольте ему просто вернуться на Родину и жить на родной земле. Если и не в Киеве, то хоть в каком другом городе земли Русской.

Отец Мономаха открыл рот от этих слов и через мгновение накинулся бы целовать сына своего за мысли светлые души и сердца его. Но тут же князь Всеволод увидел, как перекосила ярость лицо Святослава. Теперь уже Святослав не играл. Он сразу же отрезал:

– Нет! Этому не бывать! И точка!

Побыв пару дней у отца, не находя себе места от волнения, Владимир уехал в Туров.

В этот период Мономах виделся с отцом так часто, как они не виделись никогда ранее с момента отъезда молодого князя из родительского дома. Не прошло и месяца, как они в январе совместно с великим князем начертили контуры предстоящего торжества и решили проводить свадьбу в Киеве. В феврале снова прискакал гонец от отца. Всеволод Ярославич звал сына в Чернигов. Владимир сразу же поехал к отцу. Мономах заметил, что отец находится в приподнятом настроении, возбужден и деятелен больше обычного. Всеволод Ярославич сообщил сыну, что в Дании все идет по плану, сборы невесты в самом разгаре и вся делегация во главе с самим датским королем Свеном намерена двинуться в путь, как только сойдет лед. Тесть Всеволода Ярославича, половецкий хан, шлет поклон, богатые подарки и сообщает, что еще по весне, по первой сочной зеленой траве, пригонит свои бесчисленные табуны коней, стада коров и отары овец к самым границам Руси. Он заблаговременно в окружении всей своей большой семьи прибудет сначала в Чернигов, чтобы проведать дочь и внуков, а уже потом все вместе поедут в Киев. Польский князь Болеслав выразил благодарность за приглашение. Несмотря на то, что обстановка в самой Польше и на ее границах сейчас напряженная, он ведет войну с чешским князем Вратиславом, вот-вот может вспыхнуть война с германским королем Генрихом, тем не менее Болеслав в столь накаленной обстановке дорожит дружбой с Русью так, как никогда ранее. И кажется, он намерен просить о военной помощи великого князя Святослава Ярославича. Тут же Всеволод сообщил сыну, что в Киеве тоже все заняты хлопотами по случаю предстоящего торжества и, по всей видимости, как и обещал его брат Святослав, пир будет на весь мир. Расспросив сына, как обстоят у него дела на княжении в Турове, Всеволод Ярославич не стал его долго задерживать и отпустил в его удел.

В марте князь Владимир начал готовиться провести все хозяйственные работы у себя в уделе качественно и быстро, чтобы со спокойной душой в мае убыть к своему отцу в Чернигов для встречи своей будущей жены Гиты. Беспокойный отец снова оторвал от дел Владимира и звал к себе. Делать нечего, надо ехать. На этот раз отец рассказал сыну о том, что гонцы ежедневно прибывают и убывают от него во все концы Руси, и при этом Всеволод не без гордости радостно сообщал, что все князья Рюрикова рода благодарили его за приглашение и обещали обязательно прибыть в конце мая. Некоторые из них приедут сначала к нему, Всеволоду, в Чернигов и потом только поедут в Киев, ну а другие, ссылаясь на большую занятость и ограниченность во времени, обещали прибыть сразу в Киев. В этот раз Всеволод Ярославич с грустью сообщил сыну, что о бывшем великом князе Изяславе Ярославиче и вовсе нет никаких вестей, и сейчас точно неизвестно, где он и жив ли вообще. Было видно, что, хоть судьба и развела родных братьев по разные стороны враждующего лагеря, Всеволод, который был намного добрее и сердечнее своего брата Святослава, искренно переживает за Изяслава Ярославича. Обсудив все новости, Владимир отпросился у своего отца поскорее вернуться в свое Туровское княжество, сославшись на большое количество дел дома. На этом отец с сыном и распрощались.

В апреле, в самый разгар посевной, вновь гонцы появились на княжеском дворе в Турове. Владимир стал уже уставать от этой предсвадебной суматохи. На этот раз гонцы были из Киева. Великий князь Святослав Ярославич не хотел упускать шанса лишний раз блеснуть своим тщеславием и звал племянника к себе. Мономах, оставив все домашние хлопоты на своих верных Ратибора, Лучезара и Ставра, вновь отправился в дорогу. Святослав Ярославич встретил Владимира торжественно, даже скорее помпезно. Святослав, смакуя, стал перечислять богатства, которые он выделяет из своих необъемных великокняжеских запасов. Он решил не ограничиваться словами и провести князя по своим житницам, чтобы продемонстрировать запасы. Вина заморские рядами стояли в бочках, дорогая золотая и серебряная посуда горами лежала в хранилищах великого князя. Испытывая истинное наслаждение, Святослав перечислял, сколько каждый день будет подано гостям зажаренных быков, баранов, свиней, гусей, уток, рыбы разных видов, всевозможной дичи, о которой заранее он, великий князь Святослав, дал указ по всем землям ловить и свозить ему, великому, дабы уважить его и гостей его знатных. Не забыл упомянуть Святослав о пряностях, различных диковинных заморских овощах и фруктах, которые свезут до начала торжества в его великокняжескую столицу в Киев. Казалось, демонстрации тщеславия Святослава не будет конца и он может вечно перечислять свои несметные богатства, упиваясь величием. Святослав ликовал, видя изумленные глаза своих слушателей. Наконец он закончил перечисления и пригласил племянника отобедать с ним за одним столом. Владимир, конечно же, согласился, хотя он сильно устал больше от всей этой показушности, нежели от тягости преодоленного пути. Тем не менее Владимир выказывал радость и благодарность великому князю. Мономах понимал, что все эти старания Святослава направлены не от его якобы большой любви к племяннику, а из желания показать себя любимого во всей красе перед собравшимися гостями и в очередной раз наглядно подчеркнуть свое богатство и величие.

Побывав у своего дяди Святослава в Киеве, Владимир не мог не заехать к отцу в Чернигов. Чем ближе была дата возможного прибытия заморских гостей, тем больше суетился и переживал черниговский князь Всеволод Ярославич. Видя это, Мономах уже принялся успокаивать своего впечатлительного отца. Напомнив ему, что он всегда был хлебосольным хозяином и с детства помнил, как эти гости в Переяславле практически не переводились. Не успевали провожать одних, как на пороге появлялись другие.

– Да, сынок, ты прав, – сел и вздохнул по-стариковски князь Всеволод Ярославич. – Это ты правильно говоришь. Только вот не о гостях душа у меня болит. Всех встретим, всех накормим и напоим, всех богатыми подарками одарим. Это все так. В этом ты прав. Не впервой нам гостей встречать. Гости ведь на Руси испокон веков почет и уважение в любой порядочной семье имели. Отцы наши и деды сказывали, что в те далекие времена, когда еще не было ни Киева, ни Чернигова, ни Переяславля, никаких других городов; не появился еще на Руси-матушки легендарный пращур наш Рюрик; тогда, когда восточные славяне еще племенами да общинами жили, жилища тогда люди не закрывали друг от друга. Воров и лихоимцев, жадных до чужого добра, среди них не было, но и это не самое главное. Самое главное в том, что гостю такой почет и уважение оказывали, что разрешалось так делать: пришел гость в дом, в котором люди бедно живут и нечем попотчевать его, подарка дорогого для него нет, так можно было зайти к соседу, без разницы, дома в это время был тот сосед или не было его. Так вот, бедный человек мог взять у соседа все необходимое, чтобы накормить, напоить гостя своего и подарком богатым одарить. Это не считалось воровством. Более того, тот сосед, у которого бедный человек брал это добро, за честь себе считал, что с помощью его добра двум разным людям дело хорошее сделал: и гостя уважил, и соседа своего бедного выручил – вот как жили предки наши. Да не об этом душа болит у меня. Добра у нас, слава Богу, хватает. Душа моя о тебе, сын мой, болит. Тебя любимого женить-то будем. Переживаю я, сын мой, о том, чтобы жена у тебя добрая и порядочная была, чтобы вы душа в душу с ней жили, любили друг друга и уважали, заботились друг о друге да детишек добрых наживали. Вот о чем душа моя болит.

Отец всхлипнул. Утер слезы и Мономах. Сын обнял отца своего доброго, да и поплакали они вместе.

Поблагодарив отца за труды его добрые, Владимир поклонился Всеволоду Ярославичу и уехал в свой удел.

Когда Мономах прибыл в Туров, его встречали горячо любимые, уже ставшие родными Ратибор, Лучезар и богатырь Ставр. Добрые воеводы понимали заботу и тревогу своего князя. Как и всегда, поддерживали его, а в эти дни, зная сердце и душу своего любимого князя, боевые товарищи с особой лаской относились к своему молодому князю.

Наконец наступил май. Все уже истомились и заждались. В Турове было все готово к встрече молодой княжеской семьи. Лучезар хлопотал по хозяйству. Отдавал последние распоряжения княжеским тиунам. Раздался громогласный богатырский смех. К Лучезару подошли веселые его товарищи Ставр и Ратибор.

– Ну что, брат наш, ведомо, уж все готово. Пора и в путь собираться.

Лучезар, согласился со своими боевыми друзьями.

– Готово, брат мой, Ратибор.

На следующий день из Турова выезжала целая вереница. Впереди на белоснежном спокойном и безмятежном коне ехал Мономах. За своим князем, как в бой, так и на свадьбу, шли верные товарищи, дружная военизированная семья князя Владимира. Надо всеми то и дело пролетал раскатистый заливной смех княжеских воевод. Ставр на своем огромном, расписанном яблоками коне, в прекрасном настроении балагурил. Он любил в мирное время пошутить и развеселить своих боевых товарищей. Ратибор и Лучезар заразительно хохотали. Если посмотреть со стороны, то могло показаться, что богатырь Ставр оседлал не коня, а настоящего мамонта. Таких размеров под стать самому всаднику был его расписной конь. Под дуновением ветра грива этого гиганта могла укрыть целое войско. Душа княжеской дружины, суровый на войне и весельчак в мирные дни, богатырь Ставр любил своего коня. Всех умиляло, как этот великан, ласково похлопав своего мамонта по шее, говорил: «Ну, ну, спокойно, Яблочко».

Приехали в Чернигов. Гостей еще не было. Всеволод Ярославич хлопотал по хозяйству. Он был похож на княжеского тиуна, а не на князя. Быстро перемещаясь по княжескому двору, отдавал распоряжения: куда ставить вино, куда мед, куда мясо, а куда рыбу. Узнав о приезде сына, Всеволод все-таки подозвал к себе какого-то сурового дядьку и сказал, чтобы тот глаз ни с кого не спускал и закончил все дела. Отец поспешил встречать Владимира. Все обнялись, на глазах блеснули слезы радости.

– Ну, сынок, скоро все и сладится, – сказал Всеволод, вытирая глаза от слез. – А у меня уж все готово. Милости прошу. Размещайтесь. Всем места хватит. Сейчас баньку истопят, с дорожки-то отдохнуть, а потом и к столу.

Так и сделали. В следующие дни в Чернигов, как пчелы в улей, стали съезжаться гости со всей Руси. Прибыл и тесть Всеволода Ярославича, половецкий хан Багубарс, здоровый, загоревший в Половецкой степи, лет пятидесяти, с большим шрамом на лице. Хан Багубарс, так же, как и его дочь, хорошо говорил на русском языке и понимал своих собеседников. Могущественный степной правитель одарил дорогими подарками своего зятя Всеволода Ярославича и его сына Владимира Мономаха. Съехались многие русские удельные князья. Все они также дарили дорогие подарки Всеволоду и молодому жениху Владимиру. Остальные русские князья и польский князь Болеслав обещали приехать сразу в Киев. Осталось дело за невестой. Гонцы сообщали, что уже завтра датский король Свен, принцесса Ингигерда и невеста Мономаха Гита будут в Чернигове. Всеволод заметно нервничал. Мономах пытался успокоить отца, но волнение присутствовало и на его лице. Наконец этот день наступил. Приехали.

Князь Всеволод Ярославич вместе с сыном Владимиром Мономахом выехали из Чернигова, чтобы встретить у въезда в город короля Свена, принцессу Ингигерду и невесту Гиту. Всеволода и Мономаха сопровождали лишь несколько самых близких им воевод. Среди всех выделялся Ставр на Яблочке. Шутник и балагур в этот момент признался Лучезару и Ратибору, что сейчас волнуется больше, чем в бою. Друзья рассмеялись.

– А ты вообще волнуешься в бою-то? – улыбнувшись, спросил у него Ратибор. – Мне кажется, волноваться надо тем, кто имеет глупость встать против тебя и твоего мамонта Яблочка, – опять улыбнувшись, сказал Ратибор.

– Я бы не то что волновался, а вовсе в обморок с коня упал, – поддержал друга, смеясь, Лучезар.

– Кто-кто, а ты-то точно в обморок упадешь, – громогласно ответил Ставр. – И откуда ты слово это знаешь? – смеясь, сказал Ставр. – Помню я, как ты, падая в обморок, гонял ляхов, рассекая пополам по двух вояк за раз… В обморок… – повторил Ставр и снова расхохотался.

Вереница гостей из Дании приблизилась. Король Свен, желая показать свое уважение встречающим его Всеволоду Ярославичу и Владимиру Мономаху, сам слез с коня, так же поступила невеста Гита и датская принцесса Ингигерда. Свен подошел к Всеволоду. Черниговский князь и датский король обняли друг друга. Всеволод Ярославич, который прекрасно владел пятью иностранными языками, живо и весело заговорил с королем Свеном – прославленным нормандским воином. В молодости он держал в страхе все близлежащие земли. Сейчас же это был богатырского телосложения седовласый правитель, в котором во всех мельчайших чертах угадывалась его былая сила и удаль. Датская принцесса Ингигерда также поприветствовала своего дядю Всеволода и двоюродного брата Владимира. Чуть позади короля Свена и принцессы Ингигерды стояла невеста Владимира Мономаха. Бывшая английская принцесса, а сейчас круглая сирота, которую приютил у себя при дворе добрый дядя Свен. Это была худенькая, стройная, невысокая девушка, со светлыми волосами, большими голубыми глазами, маленьким острым носиком и изящным подбородком. Глядя на ее лицо, можно было подумать, что она значительно моложе, чем есть на самом деле. Белые щечки ее залил румянец. Гита заметно переживала. Несмотря на смущение, стойкий характер ее уже сейчас читался на лице. Девушка стояла с чуть поднятым острым носиком, держалась с чувством собственного достоинства. Волнение Гиты выдавали ее руки. Она держала небольшую узорчатую ткань, похожую на маленький платочек, и нервно перебирала его тоненькими длинными пальцами. Король Свен и черниговский князь Всеволод Ярославич сделали шаг в сторону, и теперь молодые жених и невеста оказались друг напротив друга. Владимир и Гита поприветствовали друг друга, слегка поклонившись. Гита, в знак уважения к своему будущему мужу и ко всей своей большой новой Родине, попыталась сказать пару приветственных слов на ломаном русском языке. Все были восторженны и приятно удивлены. Всеволод Ярославич со слезами на глазах обнял будущую жену своего любимого сына. Лицо Владимира залила пурпурная краска. Он понял, что теперь несет ответственность за эту девушку, которую судьба уже настолько избила, что ей, бедняжке, не к кому больше обратиться. Сердце молодого князя сжалось. В этот момент он окончательно для себя решил, что никому и никогда не позволит обидеть свою будущую супругу. Все проследовали в Чернигов.

Через пару дней вся свадебная процессия нескончаемой вереницей выехала из Чернигова в Киев. Великий князь Святослав Ярославич уже заждался. Несмотря на то что скучать ему было некогда и он был занят встречей князей из различных городов Руси, все это еще было не самое главное.

Помимо того что еще не прибыл никто из Чернигова, задерживались два человека, которые могли стать либо главными союзниками Святослава, либо его главными врагами. Еще не прибыли полоцкий князь Всеслав и польский князь Болеслав. Вскоре пришли радостные вести. Оба долгожданных гостя уже подъезжают к Киеву. Святослав вздрогнул. Тревожные мысли зароились в его голове: «Почему они приехали одновременно? Нет ли в этом какого-нибудь смысла?» Может, они сговорились между собой и хотят свергнуть его, Святослава, с великокняжеского престола, а вместо него посадить кого-то из братьев: Изяслава или Всеволода? Или, может быть, коварный Всеслав, помня то, как уже однажды неожиданно становился великим князем, снова решил получить Киев?

Мысли сбивали с толку Святослава: «Так надо ведь их встречать. Кого первым, а кого вторым? Кто из них для меня важнее? Важнее Болеслав Польский. Его первым. Нет. Лучше сперва встретить Всеслава Полоцкого. Постараться быстро от него избавиться и все внимание сосредоточить на Болеславе. Надо же обсудить военный союз».

Святослав боялся опоздать в погоне за славой: «Уже лето на дворе, а ничего еще не решено. Так поляки успеют и примириться с чешским князем Вратиславом».

На счастье Святослава, проблема решилась сама собой. Полоцкий князь Всеслав приехал первым. Святослав льстиво встретил его. Обменялись лживыми комплиментами бывшие заклятые враги, а сейчас союзники, хотя оба понимали, что союзники они очень ненадежные. Тем не менее сегодняшний момент диктовал свои условия взаимоотношений Всеславу и Святославу: лишние враги им обоим были не нужны. Всеслав поехал размещаться и отдыхать на свой княжеский двор, а Святослав стал ожидать Болеслава.

В то время практически у всех удельных князей были свои княжеские дворы в Киеве. Они были, конечно же, скромнее великокняжеских. Тем не менее князья, когда приезжали из других городов, могли остановиться либо в гостях у великого князя, либо же ехали к себе. Всеслав явно не хотел находиться рядом с таким же коварным, как и он сам, Святославом и поэтому поехал на свой двор.

Святослав встретил Болеслава. Вчерашние враги, а сегодня военные союзники играли словами. Каждый из них пытался перехитрить друг друга. Они рассыпались в лживых комплиментах, одаривали друг друга дорогими подарками, клялись в верности и дружбе. На самом деле они оба понимали, что им друг от друга надо. Святослав знал, что Болеславу нужна реальная помощь в войне с чехами. Знал он и то, что между польским князем, который со дня на день готовится стать уже не князем, а королем, очень натянутые отношения с германским королем Генрихом. Если последний объявит Польше войну, то не видать Болеславу польской короны как собственных ушей. Болеслав же, в свою очередь, прекрасно знал коварного и тщеславного Святослава. Польский князь понимал, что, пока жив Изяслав Ярославич, киевский престол силой в любой момент может уйти из рук Святослава. В этот момент Болеслав думал, что Святослав только пытается обезопасить себя от притязаний Изяслава на великокняжеский престол. Болеслав не подозревал о масштабах тщеславия Святослава. Конечно же, он не догадывался о том, что великий князь представляет себя чуть ли не покорителем всего мира.

После того как долг вежливости в обмене любезностями и подарками был соблюден, обе акулы политических интриг перешли к делу. Святослав и Болеслав подтвердили друг другу, что их военный союз против чехов остается в силе. Они определились, что русское войско подойдет к русско-польской границе к началу августа этого года. Не скрывая своей радости от взаимовыгодных условий, новые союзники решили оставить этот вопрос до окончания свадебных торжеств, после которых и объявят князю Владимиру Мономаху о миссии, которую на него возлагают. На этом и разошлись: Болеслав – обустраиваться и отдыхать после дороги, а торжествующий Святослав принялся с удвоенной энергией хлопотать о роскошности и помпезности своего приема.

На следующий день великий князь Святослав Ярославич, ликуя от чувства своей собственной значимости, встречал гостей и главных действующих персон из Чернигова. Святослав не скупился ни на дорогие подарки, ни на лживую лесть. Датский король Свен, принцесса Ингигерда и половецкий хан Багубарс были осыпаны драгоценными каменьями, золотом, серебром и мехами. Князей Рюрикова рода из различных городов Руси Святослав Ярославич также не обошел своим вниманием. «Пусть все славят щедрость великого князя Святослава Ярославича», – думал он сам. Брата своего, черниговского князя Всеволода Ярославича, Святослав как можно более артистично обнимал, целовал и орошал своими скупыми слезами, осыпал дорогими подарками. Наконец подошел черед молодоженов. Святослав рассыпался в комплиментах, не упускал возможности лишний раз высказать свою признательность королю Свену за такую прекрасную невесту. Жениху, туровскому князю Владимиру Мономаху, великий князь Святослав Ярославич клялся в вечной любви. Он говорил, что Владимир дорог ему, как сын родной, не скупился на великокняжеские объятия, поцелуи и, конечно же, все это обильно смачивал своей скупой отеческой слезой.

Датскими королем и принцессой, половецким ханом, польским князем и русскими князьями великий князь решил не ограничиваться. Он хотел, чтобы как можно больше людей славило его самого и его богатое княжение. Киев был усыпан цветами, разноцветные дорогие заморские ткани развевались на улицах, словно боевые знамена, в еде и питье не было меры. Святослав распорядился, чтобы, помимо великокняжеского двора, на котором отмечали свадьбу самые знатные гости, в разных частях города были накрыты богатые столы для всех желающих. Пусть все видят щедрость и богатство великого князя Святослава Ярославича.

Торжества длились три недели. Наконец все устали и начали разъезжаться по домам. Провожая своих гостей, Святослав снова одаривал их дорогими подарками. Последними уезжали молодая супружеская пара Владимир и Гита, отец Мономаха, черниговский князь Всеволод Ярославич, и будто бы совершенно случайно в числе последних гостей оказался польский князь Болеслав.

Накануне отъезда Владимира в Туров великий князь Святослав Ярославич вызвал его к себе. Владимир пришел. В великокняжеском тереме сидели трое: сам Святослав, польский князь Болеслав и отец Владимира. Было видно, что отец чем-то сильно встревожен.

– Садись, князь, – сказал Святослав. Мономах сел за накрытый великокняжеский стол. – Выпей вина заморского с нами, князь, – предложил Святослав Владимиру.

Мономаху поднесли золотой кубок, украшенный драгоценными камнями. Владимир понял, что что-то здесь не так. Неспроста они здесь заседают. Да и его самого, Мономаха, не просто так великий князь к себе пригласил.

– Решили мы, князь Владимир, – начал Святослав, – назначить тебя старшим в объединенном войске русском. Пойдешь на помощь брату нашему, польскому князю Болеславу, против чешского князя Вратислава. Поезжай, князь, к себе в Туров, жену свою молодую домой отвези, дай распоряжения, чтобы дружина твоя к походу готовилась, а сам возвращайся сюда, в Киев. Я дам тебе часть войска своего великокняжеского, отец твой даст дружину из Чернигова, да из твоего родного Переяславля рать придет. Всех соберешь воедино и пойдешь к своему Турову. Там к тебе присоединится сын мой Олег со своей владимиро-волынской дружиной, да и твоя туровская дружина к тому времени должна быть готова в земли далекие выступить. Тебя, князь Владимир, старшим во всем войске русском я назначаю. Несмотря на то что сын мой Олег старше тебя, накажу ему, чтобы во всем слово твое слушал и помощником тебе был. Первого августа на границе земель русских и брата нашего польского князя Болеслава тебя будет ждать проводник. Он и укажет тебе путь на соединение с войском польским. Общей силой справитесь вы с Вратиславом Чешским.

Мономах в душе негодовал. В какой поход его отправляют? Ладно, Русь защищать надо было бы – одно дело. Кому-то помочь. Настоящим друзьям земли Русской – другое дело. Но идти помогать полякам! Против чехов. Полякам, которые уже всю кровь выпили жителям Руси. Когда это они друзьями нашими успели стать? Когда и каким образом враг заклятый, Болеслав Польский, стал братом нашим? Теперь с ними в союзе надо было идти против чехов. Чехи же на памяти Владимира никогда ничего плохого Руси не сделали. Мономах был обескуражен. Он знал, что дядя его, великий князь Святослав, и польский князь Болеслав – два хитрых лиса, но такой интриги Владимир не ожидал.

В возникшей паузе в разговор вмешался черниговский князь Всеволод Ярославич. Он видел, что его сыну, мягко говоря, эти новости не по душе.

– Конечно, конечно, брат мой, князь великий Святослав Ярославич, сыну моему за честь будет возглавить дружину твою и с сыном твоим пойти на помощь Болеславу.

Делать было нечего. Молодому князю Владимиру пришлось исполнять волю великого князя Святослава. Как и было приказано, Мономах увез свою жену в Туров, дал распоряжение дружине во главе с Лучезаром готовиться к походу, а сам со Ставром и Ратибором поехал обратно в Киев.

В Киев части черниговской и переяславской дружин привел сам отец Мономаха, Всеволод Ярославич. Остальные войска оставались в своих волостях на случай опасности. От великокняжеской дружины Святослав Ярославич также выделил лишь крепкий отряд, чтобы самому не остаться вовсе без войск. Мономах принял войска в свое подчинение. Дерзких киевлян возглавил Ставр. В случае необходимости он мог снять стружку с любого наглеца. Черниговское, более покладистое войско взял на себя многоопытный Ратибор. Хорошо знакомую Мономаху переяславскую рать возглавлял закаленный в боях переяславский воевода Георгий.

Всеволод Ярославич беспрерывно наблюдал за своим деловитым сыном. Распоряжения Мономаха были обдуманные, спокойные, но строгие. К выступлению были готовы быстро. Отец напутствовал сына:

– Помни, сынок, тело, конечно, важно для человека. А душа все равно важнее. Душу береги, сын мой, и совесть, чтобы не стыдно было самому перед собою. В земле чужой, как и в своей, по совести жить надо. Тогда и сам себя стыдиться не будешь, и люди тебя проклинать не будут.

Всеволод благословил сына. Мономах повел войска на запад. На подходе к Турову войска Владимира пополнил князь Олег Святославич, сын великого князя. С собой он привел владимиро-волынскую дружину. В управление ее Мономах изначально не стал вмешиваться. Он предупредил воинов и самого князя Олега, чтобы в походе прежде всего честными людьми оставались и ни в коем случае не обижали ни своих сограждан, ни мирных жителей на чужбине.

Подошел к объединенному войску и Лучезар с личной дружиной Мономаха. Владимир обнял верного воеводу и поприветствовал свою дружину. Лучезар передал Мономаху маленький сверток от жены. Князь смутился. Лучезар не подал вида. Развернув сверток, Владимир обнаружил платочек и иконку. Милая его сердцу Гита сообщала мужу, что этот платочек она своими руками соткала, а иконку ей еще в Киеве инок Печерского монастыря Лазарь дал. Владимир Мономах вспомнил родного Твердислава.

Собрав все войска у границ Руси и Польши, Мономах в сопровождении владимиро-волынского князя Олега, своих верных Ставра, Лучезара и Ратибора, а также со знакомым ему переяславским воеводой Георгием объехал всех ратников.

– Други мои! – обратился Мономах к войску. – Нелегкий нам предстоит поход. Мы не землю Русскую обороняем, а в чужие страны идем. Вспомните предания отцов и дедов наших о великом полководце Святославе Игоревиче и дружине его славной! Вспомните, как они переносили тяготы походов далеких: «В походах не возил за собой ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах… Такими же были и все его воины». Так вот и я с вами, други мои, лучше буду малым довольствоваться, нежели на чужое добро позарюсь. Вы же, воины славные, слушайте воевод своих опытных. Да не посрамим землю Русскую!

Как и было условлено, 1 августа 1075 года на границах Руси и Польши Мономаха ждал проводник от князя Болеслава. Однако на этом соблюдение уговора закончилось. Проводник был в одном лице еще и гонцом с письмом от польского князя. В письме Болеслав сообщал Владимиру, что передумал объединять русскую и польскую рать и что он во главе своего войска пойдет в одном направлении, а Мономаху во главе русского войска надо выдвигаться в другом. Владимир не был удивлен изменению планов Болеслава. Своим решением, сам того не осознавая, Болеслав оказал добрую услугу как самому Мономаху, так и всему русскому войску. Во-первых, не нужно было терпеть постоянное соседство самого Болеслава и всего ненавистного польского войска. Во-вторых, Болеслав развязывал руки Мономаху в его действиях и тактике ведения этого похода, который был неприятен и не нужен князю Владимиру Мономаху и всему русскому войску. Князь Владимир совершенно не горел желанием проливать кровь понапрасну как своих ратников, так и чехов, которые, не причинив зла Руси, могли стать жертвой политических интриг лишь двух хитрых персон: польского князя Болеслава и киевского князя Святослава.

Русское войско прошло через всю Польшу до чешского леса и города Глогау, на Одере. Четыре месяца ходили в тех землях Мономах со своими воинами. Чехи не беспокоили их, и Мономах не хотел обострять ситуацию. Болеслав, в свою очередь, тоже не вел боевых действий с чехами.

В конце ноября от Болеслава в русский лагерь прибыл военный отряд. В этом отряде были послы во главе со знатными польскими воеводами с хорошей охраной.

«Странно. Что бы это могло значить?» – подумал Мономах.

Послы сообщили, что две недели назад Болеслав заключил мир с чешским князем Вратиславом.

– Две недели! Две недели назад вы заключили мир?! Почему нам об этом ничего не сказали?

– Забыли, – промямлил польский посол.

Изумленный Мономах, разгорячившись, переспросил послов:

– Вы забыли?! А честь и совесть свою вы нигде не забыли?!

– Если бы это им было знакомо, княже, тогда бы и это забыли, – сказал Мономаху Ставр.

– И то верно, – согласился Мономах.

– Не надо ни на что намекать! – дерзко огрызнулся польский воевода Ставру.

– Ты сказать мне что-то хочешь, хвост собачий? – как гром среди ясного неба рявкнул Ставр.

– Не горячись, воевода, – дрогнувшим голосом другой польский воевода обратился к Ставру.

– Если он погорячится, то ты остынешь! – вмешался Ратибор.

Мамонт Ставра фыркнул, тряхнул головой, распушив свою огромную гриву, и стал ретиво бить копытом землю.

– Спокойно, Яблочко, – обратился к коню Ставра Лучезар, – они того не стоят.

У поляков желание спорить как рукой сняло. Тут уж не до жира, быть бы живым.

– Князь, – обратился польский воевода к Мономаху, – случилось недоразумение.

– Я даже знаю имена этих недоразумений, – нахмурившись, ответил ему князь Владимир.

Позже, когда Мономах и Олег остались наедине, Олег обратился к Мономаху.

– А с твоими воеводами не забалуешь, – улыбаясь, сказал Олег.

– Я знаю, – так же улыбнувшись, сказал Мономах. – Мне их еще Твердислав подбирал, когда я в 13 лет от роду уходил из родительского дома на свое первое княжение в Ростов.

– А-а-а… Твердислав. Наслышан о нем, – сказал Олег.

– Еще бы. Кто же о нем не наслышан? Нет, пожалуй, по всей Руси такого места, где бы ни слышали о старом добром витязе Твердиславе. Да и за пределами Руси во многих странах наслышаны о его силушке богатырской.

Заключив мир с чешским князем Вратиславом и взяв у него тысячу гривен серебра и богатые дары для дружины, князь Владимир Мономах повел дружину домой.

Возвращаясь на Русь, Мономах был доволен тем, что дело, которое вызывало столько тревог и опасений, благополучно завершилось. Люди под его началом возвращаются все живые и здоровые, а за труды, понесенные в этом походе, еще и щедро вознагражденные. Но еще больше тешило душу князю Владимиру Мономаху то, что ему не стыдно перед самим собой, как эта рать под его началом показала себя в чужих краях. Ни его самого, ни его войско – никто не будет поминать худым словом и проклинать за грабежи и насилия, которые обычно сопровождают чужеземные походы. В глазах всей дружины, теперь уже не только той, которая была много лет с Мономахом и хорошо знала своего доброго князя, а войск, которые первый раз ходили в поход с Владимиром из Киева, Чернигова, Владимира-Волынского и из его родного Переяславля, предстал не на словах, а на деле смелый, рассудительный и человеколюбивый князь Владимир Мономах. Пополнилась та армия, которая уже в столь молодые годы отзывалась о князе добрым словом. Владимир спешил домой. На дворе наступила зима. Морозы крепчали. Снега с каждым днем становилось все больше, да и люди истосковались по своим родным.

Тосковал и Мономах. Теперь в его сердце появилось новое чувство. Раньше он переживал об отце и матери, о своей младшей сестре. Потом, когда матери не стало и отец, женившись на Анне, обзавелся новой семьей, чувства нежности, любви и тревоги были сконцентрированы на родной сестре, отце, мачехе и их маленьких детях – сводном брате Мономаха, княжиче Ростиславе и трех маленьких сестрах, – которых Владимир полюбил всем своим сердцем, как родных. Мачеха Мономаха оказалась доброй и порядочной женщиной. Переживал Владимир и о Твердиславе – Лазаре, о своих дядях Изяславе и Святославе, о населении городов и княжеств, которые ему давали в управление, о своей любимой дружине, о мире и спокойствии на всей Руси.

Сейчас же в сердце и душе князя Владимира теплилось и с каждым днем усиливалось другое чувство. Чувство любви и заботы о столь беззащитном человеке, ставшем совсем недавно родным для молодого князя, о его жене Гите. «Как там она одна? – думал Владимир. – В чужой стране, в чужом городе. Не успели свадьбу сыграть, а уже дорога разлучила нас». Мономах скучал по своей хрупкой супруге. Пусть и несильно, но все же успели они друг к другу привязаться. И в эти студеные зимние дни Владимира согревал маленький сверточек, который ему передал в начале похода от жены добрый Лучезар. Сердце Владимира наполнялось теплом от одной мысли, что его супруга постаралась позаботиться о нем и передала иконку из Печерского монастыря. С любовью сжимал в руке Владимир и тот самый платочек, который Гита выткала своими худенькими пальчиками.

«Приеду, – думал Мономах, – обниму жену свою и поцелую эти хрупкие пальчики. Скажу ей спасибо за то, что мысли о ней помогали справиться с тягостями похода, согревали в лютую стужу».

Вот наконец и Русь появилась на горизонте. Как-то светлее и теплее сразу стало всему русскому войску. Вот мы и дома. Сегодня владимиро-волынская рать обнимет своих родных, а через несколько дней в Киеве, Чернигове, Переяславле и Турове сотни сердец будут согреты лаской и заботой родных людей.

Во Владимире-Волынском Мономах распрощался с князем Олегом Святославичем. За эти почти полгода два молодых князя сдружились. В чем-то они были похожи, в чем-то кардинально разные. Ну а сегодня они пожелали друг другу здравствовать, звали друг друга к себе в гости, раз уж их княжества Туровское и Владимиро-Волынское находятся недалеко друг от друга, обнялись на прощание, да и разъехались: Олег домой, в свой Владимир-Волынский, а Мономах пошел дальше. Ему еще нужно было прибыть в Киев к великому князю Святославу Ярославичу, вернуть в целостности и невредимости великокняжескую дружину и подробно рассказать о походе. С тем же надлежало поехать Мономаху и в Чернигов к отцу. В Переяславль уже туровский князь не собирался ехать, решив отправить туда дружину под командованием опытного переяславского воеводы Георгия.

Наконец Чернигов позади. Мономах с чистой совестью и спокойной душой завершил этот поход. Скорее к себе домой, в Туров, к жене Гите.

С тех пор как Владимир уехал из родительского дома, впервые в его тереме появилась полноценная жизнь. Она, конечно, и до этого у него была вполне комфортной. Но в любом случае это было не то. Холостяцкая жизнь, бьющая через край молодецкая удаль все равно давали о себе знать. Владимир всегда вел спокойную и размеренную жизнь, но с появлением в его доме жены Гиты многое изменилось, конечно же, в лучшую сторону. Как и предрекал его отец, Всеволод Ярославич, когда впервые рассказывал сыну о Гите, она стала рачительной хозяйкой. Окруженная заботой и любовью мужа, его жена расцвела, словно цветок. Гита похорошела внешне, немного поправилась. Теперь уже это была не застенчивая хрупкая девушка, а совершенно прекрасная молодая замужняя женщина. Она была не просто замужем, как сотни миллионов других женщин. Гита была в самом прямом смысле за му́жем и чувствовала себя спокойно и уверенно, как за каменной стеной. Особую красоту Гите придавал и еще один немаловажный факт. Она обрадовала Владимира новостью о том, что у них скоро будет ребенок.

Счастью Мономаха не было предела. Он и до этого любил свою жену и заботился о ней. Теперь же он попросту пылинки с нее готов был сдувать. Сотни раз за день он обнимал и целовал свою супругу. Владимир и сам заметно преобразился за эту зиму. Он с рождения был коренастый и сбитый в теле. Сейчас князь даже немного раздобрел, откормленный пирогами и прочими вкусными блюдами, которыми ежедневно радовала мужа хозяйственная Гита. В один из солнечных дней Владимир вышел во двор и, казалось бы без видимых причин, будто замер, растекшись в блаженной улыбке. Гита это увидела. Она посмотрела по сторонам, рядом никого не было. Жена не понимала, что произошло и что так таинственно умиляет ее мужа. Гита спросила Владимира, в чем дело. Мономах обнял жену и рассказал ей, как два года назад он первый раз увидел ласточкино гнездо у себя на крыльце и как у него в сердце закралась надежда, что когда-нибудь и его дом превратится в милое его сердцу гнездышко. И вот это случилось. В его жизни появилась она, его любимая Гита, и его дом превратился в то самое уютное гнездышко.

– Теперь же, – добавил Владимир, – я жду возвращения своих старых друзей, тех самых ласточек, чтобы с радостью показать им и столь стремительно преобразившееся мое аскетичное жилище, и тебя, ласточка моя, и маленького птенчика, которого ты скоро нам подаришь.

Владимир со слезами радости на глазах обнял и поцеловал жену, а потом опустился на колени, погладил живот своей любимой супруги и нежно прислонил к нему свою голову, прислушиваясь, не шевелится ли малыш. Гита расплакалась от счастья.

Тишину Мономахова уютного гнездышка одним весенним днем неожиданно буквально перевернула вьюга. Она ворвалась в двери княжеского терема и устроила переполох. Дверь настежь растворилась, и в ней оказался виновник этого переполоха – владимиро-волынский князь Олег Святославич. Заметенный снегом с ног до головы, худой, жилистый, горластый князь буквально ворвался в спокойную жизнь Мономаха. Он, лишь скинув с себя богатую соболиную шапку, прямо с порога кинулся обнимать своего друга князя Владимира. Через мгновение, скинув заснеженную шубу, Олег начал кричать на весь терем, как он заскучал у себя во Владимире-Волынском и как он рад встрече с Мономахом. Владимир немного опешил от неожиданного появления своего друга. Через несколько секунд, придя в себя, Владимир сказал Олегу смеясь:

– Узнаю друга! А что же ты только с метелью ко мне пожаловал? Мог бы и на диком медведе прямо в терем ко мне заехать. – Друзья рассмеялись. – Что же ты, друже Олег Святославич, не оповестил о своем приезде? Я бы хоть подготовился к встрече.

– Да ладно тебе, Мономах! Ты всегда ко всему готов! Да и что понапрасну гонцов отправлять сугробы мерить. Соскучился я по тебе, оседлал, как ты говоришь, вьюгу эту, – Олег рассмеялся, – да и к тебе.

– Ну, спасибо, друг, уважил! – Мономах опять обнял Олега. – Проходи в дом, что ж мы, как чужие друг другу, в дверях-то стоим.

– Да как же! – снова закричал Олег. – С пустыми-то руками. Не обижай! – Олег без шапки и шубы выбежал на улицу. – Ну, где вы там? – закричал Олег Святославич. – Опять копаетесь! Ох уж я вам задам, – заворчал Олег на своих слуг.

В снежной мгле стали проявляться силуэты людей. В терем к Мономаху стали вваливаться один за одним слуги Олега, занося тяжелые княжеские сундуки.

– Поторапливайтесь, вы, бездельники! – подгонял их Олег.

Гора заснеженных сундуков вмиг оказалась перед глазами Мономаха. Хлопнув и потерев ладонями, Олег накинулся на эти сундуки. Он стал доставать дорогие подарки: шубы, меха, золотая и серебряная посуда вылетали друг за другом, как из волшебного ларца.

– Вот, брат мой Владимир, это шуба тебе из пардуса, носи да брата своего Олега добрым словом вспоминай. А чтобы в горле не засохло от частых таких слов добрых, – Олег расхохотался, – вот кубок золотой тебе, брат мой любезный. Греки мне привезли, – уточнил Олег. – Чтобы было из чего вино их пить, говорят они мне. – Олег опять расхохотался. – А я, дурак, хожу у себя по княжескому двору и не знаю, из чего бы мне вина греческого испить, – продолжал балагурить Олег. – Нет же у меня ничего, – снова громкий заливистый хохот Олега разнесся по терему Мономаха, – хоть из лаптя пей! – Олег залился смехом.

Мономаху тоже стала смешна эта история, и он посмеялся вместе со своим двоюродным братом. Было видно и невооруженным взглядом, как разительно отличаются братья друг от друга. Спокойный и уравновешенный Владимир казался полной противоположностью Олега, который был сейчас очень суетливый и воодушевленный. Прямо весь из себя и по-другому никак. Даже внешне низкий, коренастый Мономах отличался от высокого, суховатого Олега.

– Ну, как ты тут? – продолжал Олег. – Жив? Здоров? Как жена? – не успел он это договорить, как тут же ударил ладонью себе по лбу. – Жена! Гита! Вот и вправду, дурак я эдакий! Что ж я о Гите-то позабыл совсем! Ведь я ей подарки-то побогаче, чем тебе, привез, – снова засмеялся Олег. – Где же она? Али не здорова?

– Да здорова. Здорова, славу Богу. Сейчас ее позовут. Ты ведь налетел, как половчин, с метелью со своею, – засмеялся Мономах, – так все мысли и сбил разом. Скоро будет она. Ну, пойдем уже в дом, я распоряжусь баню истопить тебе, промерз весь в дороге, поди, не дай Бог, еще заболеешь.

– Узнаю, узнаю брата Мономаха. Все по делу у него, – улыбнулся Олег, – все по полочкам.

Друзья наконец прошли в терем.

Олег Святославич гостил у Мономаха две недели. В начале марта он собрался к себе домой во Владимир-Волынский. Не то чтобы Олег о княжестве своем переживал, скорее просто сменить обстановку.

Продолжить чтение