Последний концерт во Вселенной
Михаил не любил космос. Хотя реклама с ярких плакатов в кабине лифта старалась убедить его в обратном, вещая, что этот самый космос – «новое “непаханое поле”»; «каждый может стать первопроходцем»; «космические перспективы уже ждут своих первооткрывателей». И все равно – Михаил не любил космос. Но по старейшему из законов – подлости, только там сегодня он мог заработать на любимом деле достаточно, чтобы покрыть накопившиеся долги и прожить на остатки до следующей работы.
Шустрый глухой лифт с серыми глянцевыми, заляпанными сотнями рук, стенками внутри поднимал группку персонала к платформе, с которой вскоре отправлялась капсула эконом класса – работать на корпоративе какой-то фирмы. Вертикальная магнитная вакуумная шахта сверхпрочной вышки, внутри которой неслась кабина на орбитальную высоту, гудела на одной ноте, заполняя нудным гулом мысли и склоняя к нервной поверхностной дреме.
Бережно прижимая к себе за «талию» объемный черный кофр, Михаил, борясь со сном, посматривал в мониторы в углах лифта, по которым передавали последние новости. Снова транслировали, что давление в ядре Земли не стабильно. Где-то отметки каких-то датчиков приближались к красной границе, в этот раз в целых шести зонах в разных частях материков. Последние лет пять датчики зашкаливали не более чем в трех зонах. Значит в тех шести районах снова будет холоднее. А когда-то в Африке было так жарко, что никакое дополнительное тепло не требовалось. А теперь там угроза новых заморозков.
«Удивительные времена», – покачал головой Михаил.
Снова показывали митинги и протесты с транспарантами: «Оставьте Землю в покое!», «Очистим атмосферу – разрушим холодную оболочку!», «Даешь Солнце обратно на Землю!»
Михаил вздохнул и отвернулся от телеэкранов – эти новости уже перестали возмущать и стали только раздражать. Все митингуют и митингуют, а Тепловые станции и ныне стоят. Да и кто будет чистить атмосферу, когда наладили уже все эти хитрые процессы, чтобы снова согреть Землю. Это только первые новости о нестабильности давления в Ядре пугали, что жадно смотрели прогнозы: что будет, если давление совсем потеряет свою стабильность? Ученые и деятели показывали страшные графики, а потом успокаивали, объясняя, что все эти ужасти скорее невероятны, чем реальны. И говорили, что нет той катастрофы, с которой не совладал бы человек. И утверждали, что Ядро большое, а Тепловых станций всего-то пара десятков. Невозможно слишком много выкачать тепла, чтобы с Ядром что-то случилось. Высмеивали опасливых, поддерживали оптимистов. И все привыкали.
Лифт резко и неприятно дернулся, тем самым сообщив, что прибыли. Персонал стал лениво вставать, потягиваться после часового подъема и нехотя выходить на закрытую герметичную платформу с коротким переходным рукавом, в конце которого, покачиваясь на тросах, ждала и пыхтела стабилизаторами серая овальная капсула – прогулочный фуникулер компании «Галактика под рукой». Гости должны были прибыть на следующем лифте через два часа.
***
Михаил аккуратно, на ребро, поставил рядом со стулом темную виолончель. Он поднялся, оправил лоснящийся в локтях старый концертный костюм и с удовольствием покрутил плечами, уставшими от развлечения публики почти забытыми мелодиями Баха, Вивальди и Бетховена. Двое его коллег, скрипач и флейтист, с началом третьего перерыва улизнули в служебное помещение к команде и бару «для своих».
Плечи никак не хотели расслабляться, отзываясь ноющей болью над лопатками. «Старею… Хотя рановато мне еще, только в средние года вошел так-то…», – хмыкнул музыкант, пару недель назад отпраздновавший восемьдесят шестой день рождения.
Продолжая крутить плечами, он повернулся спиной к прекрасной бальной зале, достойной какого-нибудь королевского двора. По линиям прикосновения стен и потолка выпукло торчала богатая лепнина; стены мерцали гладким бежево-розоватым перламутром; под потолком парили тяжелые бронзовые люстры с хрустальными подвесками и сотнями лампочек-свечек. И, конечно же, ангелы, в каждом углу, безмолвно взирающие на имитацию бала.
Михаилу было в тягость смотреть на эти воспроизведения царского великолепия, – куда лучше стоять к ним спиной, молча выражая свое к ним отношение. Когда-то он видел такие залы вживую, настоящие; и играл в них: и слышал, как летят к высоким потолкам, отталкиваются от золоченой лепнины и рассеиваются меж замерших портретов Великих прекрасные живые звуки камерного оркестра.
Сейчас же он хотел смотреть и смотрел в огромный овальный иллюминатор в позолоченном резном багете, и видел там Землю, на которой где-то на родном континенте, расколотом надвое Страшным Байкальским землетрясением, покрывалась пылью его опустевшая квартирка в пригороде столичного миллиардника.
Этот концерт на корпоративе какой-то конторки, расщедрившейся на набиравшие популярность вылетные мероприятия «Между Землей и Луной», хорошо оплачивался, и Михаил планировал вернуться с приличной суммой, которой хватит закрыть большую часть долгов. Он дернул рукой к груди, нащупал что-то во внутреннем кармане сюртука и выдохнул – на месте.
Отцовские часы на худом запястье сообщили, что до конца перерыва еще чуть больше десять минут, и начнется «третий акт». Потом еще чуть-чуть, – заказы и бис. И домой. Михаил быстро оглянулся на зал, не заметил ли кто его мыслей и отношения к этому фарсу. Но гости шуршали платьями, постукивали каблуками по имитации наборного паркета и гудели на свои темы, прогуливаясь по зале. Музыкант снова повернулся к иллюминатору и стал смотреть на Дом. Живые концерты на Земле почти потеряли свою актуальность. Не спасали даже стилизованные вечеринки. И только абсурд в виде имитации бала с настоящими классическими музыкантами где-то в космосе еще мог привлечь привередливую публику.
Михаилу вообще повезло попасть в это трио: основатель маленького ансамбля перед самым вылетом заболел и связался с виолончелистом на подмену, чтобы не слетел заказ. Михаил одновременно радовался этому шансу и презирал его. Потому что не любил космос, не понимал этих муляжных действ и всем сердцем негодовал, что сейчас – в 2084 году, то, что еще пятьдесят лет назад имело значение, ценилось и охранялось, теперь умирало и грозило выпасть из категории наследия.
Красная книга уже перестала быть таковой, превратившись в Зеленые списки из животных, растений и насекомых, которые остались на Земле. Михаил получал «Зеленый журнал» по подписке и сетовал, что брошюрки из тонкой, много раз переработанной бумаги с каждым пятым, наверное, выпуском становились все тоньше и тоньше.
– А где ваши, м-м-м, коллеги? – недовольно раздалось позади.
Из тоскливых размышлений музыканта выдернула пухленькая низенькая администраторша постарше его лет на тридцать. У нее так и было написано синим курсивом на белом нагрудном бейдже «Администраторша Элла Петровна». Михаил наклонился чуть ближе к ней и вопросительно вздернул черные кустистые брови над карими глазами, подсвеченными синяками от усталости и недосыпа.
Распорядительница нахмурилась, глядя на него снизу-вверх:
– Друзья твои где, спрашиваю? Бухать разбежались? У нас концерт оплачен до самого вечера. Или один будешь отдуваться?
– У нас перерыв еще десять минут. Скоро продолжим, – как можно спокойнее прогудел Михаил и нервно убрал за ухо некрасиво отросшие волосы, которые уже давно требовали стрижки.
Свет в зале на мгновенье мигнул и снова зажегся. Михаил и Элла Петровна не сговариваясь посмотрели наверх. Светильники померцали, на пару секунд прикинувшись диско-шарами, и снова стали богатыми люстрами времен Елизаветы или Екатерины Великой, кто ж теперь упомнит.
– А можно потеплее градус поднять? Руки стынут играть, – попросил Михаил.
Администраторша изумленно посмотрела на него, будто он спросил какую-то глупость:
– Конечно нет! Гостям жарко, поэтому в зале прохладно. Продолжайте концерт.
Она развернулась на пеньках-каблуках уродливых коричневых туфель и пошла на другую сторону залы к столам с угощениями, за которыми суетились переодетые в придворных слуг повара и официанты.
Михаил снова отвернулся от залы, сложив руки за спиной. Он проскользил взглядом по туго натянутым, как струны на его виолончели, длиннющим карбоновым нанотросам, которые терялись где-то в тускло-сером блеске атмосферы. Прогулочные капсулы стремительно скользили по сверхпрочным наноканатам и мгновенно достигали оплаченной удаленности от Земли. Капитаны фиксировали капсульные фуникулеры на тросах, и внутри модулей сразу же начинались заказанные празднования. Чем дальше капсула «замирала» от Земли, тем выше была цена услуги.