Безымянное

Глава 1

Мария, высокая девушка с усталым лицом, осторожно, стараясь не споткнуться о кочки, переступала по глинистой дороге. Ее светло-русые волосы были подвязаны косынкой, а серые глаза, напряженные до боли, всматривались в окутанные дымом и туманом улицы. Мария откашлялась и пригляделась. Крематорий, гигантское сооружение на краю села, сегодня работал с особой яростью и дым из его труб был настолько плотным, едким, что почти полностью закрывал обзор.

Старая потертая почтовая сумка ярким пятном смотрелась на её светлом, почти белом платье, в котором Мария, несмотря на грязь и пыль, ощущала себя уверенно и легко.

Задумчиво проходя по улицам, она вспомнила табличку у моста, которую увидела в день приезда, проезжая мимо на велосипеде. На бессмысленной, выгоревшей на солнце доске, служившей когда-то указателем, надпись совсем выгорела.

Сегодня был первый день работы на почте, куда она устроилась по совету подруги Аглаи, и Мария, заталкивая письма и квитанции в почтовые ящики, вдруг поняла, почему этому селу название не нужно. Она вспомнила грустный вздох подруги, с которым та рассказывала, что из села выбраться невозможно: те немногие, кто пытались, либо пропадали без вести, либо попадали в лапы Кощею.

Сами жители теперь называли это село Безымянное, и Мария, бросив грустный взгляд на покосившиеся, выгоревшие заборы и бревенчатые дома, удивилась, как точно новое название подходит этому месту. Заборы были обклеены новенькими афишами, на которых был изображен черный вислоухий пёс, летящий с растопыренными лапами. Яркая надпись на плакатах гласила: «Приглашаем на ежегодный матч по буйку!»

Мария прошла мимо сельского клуба, перед которым раскинулся бедный, но широкий газон с пожелтевшей и покрытой копотью травой. Аглая рассказывала, что растения здесь плохо растут из-за постоянной дымовой завесы, затмевающей солнечный свет.

***

На перекрёстке Мария остановилась, взглянула на список адресов и задумалась. «Если направо – то выйду напрямую через рынок. Так будет короче», – решила она и свернула.

Старый знакомый рынок. Мария посмотрела на вывеску и в груди заныло. Она вспомнила, как, будучи совсем маленькой, приходила сюда с мамой за продуктами. Мария часто останавливалась у прилавка со сладостями и просила купить ей эклер или печенье. Мама редко отказывала. Даже если денег не хватало, она покупала на пару картофелин меньше, а на сдачу брала дочке сладкую булочку.

Теперь большая вывеска «Рынок» покосилась и выцвела. У ворот толпились четверо нищих и вглядывались в прохожих. Увидев Марию в нарядном белом платье, один из них подбежал к ней и, хватая грязными руками за рукав, заговорил заплетающимся языком:

– Помоги, красавица, монеточкой… на хлеб не хватает, – сказал он мягким, но настойчивым голосом.

Мария брезгливо отдернула рукав и с досадой посмотрела на оставшееся пятно. Она оглядела попрошайку, который едва ли был старше её самой. «Мог бы и работать пойти, а не к прохожим приставать!» – гневно подумала Мария, но, порывшись в кармане и нащупав там один-единственный медяк, положила его в протянутую ладонь. Увидев это, остальные, до этого молча наблюдавшие, заторопились к ней. Мария отпрянула и быстрым шагом прошла за ворота, у которых сидел угрюмый охранник.

– Помогите! – она с мольбой в глазах посмотрела на него, кивая на приближающуюся компанию.

Охранник понимающе кивнул и преградил им путь.

– Пошли вон отсюда, лодыри! – он пригрозил палкой, служившей ему оружием. Бродяги остановились и, недовольно бурча, разбрелись по сторонам.

– Не местная, что ли? – спросил охранник, усаживаясь на старый деревянный ящик.

– Почти, – кивнула Мария. – Я здесь много лет не была.

Охранник вздохнул.

– Совет дам: не связывайся ты с ними, – он кивнул на попрошаек у входа. – Они просто работать не хотят. Ждут, вот, таких, как ты, кто готов вывернуть карманы.

– Спасибо большое! – кивнула в ответ Мария и прошла через ворота.

Рынок выглядел знакомым, но многое изменилось. Не было той «ярмарочной» атмосферы с леденцами и душистым хлебом. Под рваными тряпичными навесами расположились прилавки с прошлогодним картофелем, вялой морковью и пожелтевшей зеленью.

Сразу у входа находилась сувенирная лавка. «Зачем тут сувениры?» – подумала Мария, подходя ближе. На стеллажах небрежно стояли глиняные фигурки котов в разных нелепых позах: на коне, на медведе и с граблями в лапах. Позади висела связка расписных брелоков в виде улыбающихся корнеплодов свёклы, под которой была картонка с надписью: «Обереги от Буряка-людоеда. 2 медяка за штуку.» Неподалеку стоял ряд огромных, в человеческий рост, ржавых дырявых корыт с этикетками «сувенирные ворота».

Мария прошла дальше, минуя полупустые прилавки.

– Сапожки покупаем! – навстречу вышла бедно одетая седоватая женщина с усталыми глазами. – Недорого. Подходи, дочка, размеры есть!

Мария бегло оглядела ужасного качества кирзовые сапоги и пару валенок, стоявшие на полках.

– Может, в другой раз, – пожала плечами она и, улыбаясь, прошла мимо.

Продавщица, сокрушённо опустив голову, присела на покосившийся табурет.

Уже почти у выхода Мария увидела табличку из старого ящика, на которой небрежными буквами было написано: «Казино», и нарисована стрелка вправо. Мария никогда не видела настоящее казино и поэтому, сгорая от любопытства, забыв про работу, свернула в направлении стрелки.

***

Там стояла большая брезентовая палатка, из которой доносились бодрые выкрики, какой-то грохот и пьяный смех. Зайдя внутрь, Мария огляделась. Тусклый мягкий свет от мерцающих керосиновых ламп, запах алкоголя и крепкой махорки обволакивающе дурманили. В центре зала стоял кон: старая промасленная бочка из-под вина, на которую игроки складывали медяки. Мужчина в коричневом потрепанном пиджаке, резиновых сапогах и галстуке-бабочке сосредоточенно складывал монетки в кучки. «Это, видимо, крупье» – решила Мария.

Справа от крупье толпа подвыпивших сельских мужиков играла в чехарду на деньги. Ставки, судя по их лицам, были очень высокими, и они явно нервничали, прыгая друг через друга, громко неприлично ругаясь. Двое мужчин в другом конце зала готовились к игре в прятки: молодой шатен в потертой кожаной куртке, закрыв руками глаза, вел обратный отсчет. Его оппонент, пузатый невысокий блондин с тоненькими усами, метался по казино, выбирая место, чтобы спрятаться.

Увидев вошедшую Марию, крупье оживился и обратился к ней:

– Мадемуазель желает присоединиться к игре? – спросил он галантным низким голосом.

Мария покачала головой и скромно улыбнулась. Предложение было заманчивым, но единственная монета досталась нищему.

– Я просто посмотрю.

За деревянным столом неподалеку она увидела знакомое лицо Богдана Богдановича и подсела к нему. Крупье, ни слова не говоря, кивнул и обернулся к игрокам, делавшим в это время ставки.

– Здравствуйте, Богдан Богданович, – шепнула Мария полноватому пожилому мужчине, внимательно наблюдавшему за игрой. Тот вздрогнул и обернулся.

– О! – радостно воскликнул он. – Здравствуй! Какими судьбами тебя сюда? – он огляделся. – Место явно не для одиноких красавиц.

На мгновение Мария вспомнила его молодым, в дорогом костюме, выступающим на трибуне у клуба – в то время он был главой села. Сейчас же это был просто пожилой человек в потрепанном пиджаке и серой потертой кепке.

– Я, Богдан Богданович, тут по работе проходила, – она показала ему почтовую сумку. – Любопытно стало, вот и забежала на секунду.

– А-а-а, – протянул он, снял кепку и почесал лысину. – Новая почтальонка, значит. С Глашей на пару?

– Да, – кивнула Мария, роясь в сумке. – Кстати, вот, возьмите, пожалуйста, чтобы домой к вам не идти. – Она протянула ему конверт с печатью.

– Что это? – спросил Богдан Богданович, прищуриваясь.

Мария пожала плечами.

– Приглашение на собрание, – ответила она. – Сказали всем явиться в обязательном порядке.

– Ох… – Богдан Богданович тяжело вздохнул и, распечатав конверт, достал из него листок с приглашением. – Когда в прошлый раз такое было, – он снова вздохнул, – они построили это гигантское дымящее недоразумение.

Он вдруг огляделся, словно хотел убедиться, что его никто не слышал.

– Вы имеете в виду крематорий? – шёпотом спросила Мария.

– Ага, его… – сокрушённо кивнул Богдан Богданович. – Сейчас опять что-то придумают!

В это время послышалось глухое постукивание по дереву. Крупье закончил подсчет ставок и объявил:

– Итак, господа, ставки сделаны! Начинаем игру, – сказал он и хлопнул ладонью по бочке.

Трое пьяненьких мужиков, толкаясь, стали прыгать друг через друга, цепляясь сапогами и падая с жутким грохотом. В другой половине высокий парень с каштановыми волосами и шрамом на щеке начал блуждать по залу в поисках своего оппонента.

– Вы тоже играете? – тихонько спросила Мария.

Богдан Богданович помотал головой.

– Откуда ж у пенсионера столько денег? – горько усмехнулся он. – Просто смотрю, как, – он указал на парня, который всё ещё искал с обреченным видом, – Иван проигрывает. Эх, – вздохнул он, – не везёт парню в игре… да и в жизни…

– Чёрт! – воскликнул Иван и с досады пнул мешок с сеном, валявшийся неподалёку. – Снова проиграл!

– Вань, хватит! – Богдан Богданович жестом подозвал Ивана. Тот подошёл, присел рядом, вытер рукавом пот со лба и посмотрел на Марию.

– Познакомите? – покосился он на старика.

– Мария… – она протянула руку.

– Почтальонка наша новая, – добавил Богдан Богданович.

– Иван, – парень пожал Марии руку. – Меня в этом… хм… заведении… дураком зовут.

Мария стеснительно улыбнулась.

– Потому что дурак и есть! – с укором в голосе сказал Богдан Богданович. – Вместо того чтобы жениться, сидишь в казино, время теряешь!

Иван устало закатил глаза.

– Говорю вам, Богдан Богданович, – Иван нервно хлопнул себя по коленке. – Не женюсь я… пока не найду её!

– А я тебе говорю – оставь! – Богдан Богданович повысил голос. – Ишь чего надумал! Позарился на ведьмины зелёные глазки! Или забыл, чего она сделала?

– Не забыл… – тихо буркнул Иван. – И я обязательно выясню! Как только найду её…

– Выяснит он… – Устало сказал Богдан Богданович и, покосившись на Марию, добавил: – хоть ты ему объясни, Маша. В мечтах всё живет…

Мария встала, поправила платье и накинула сумку.

– Вы меня извините, но мне пора, – улыбнулась она. – Ещё писем разносить много.

Она было направилась к выходу, но Богдан Богданович остановил её:

– Постой! – сказал он. – Скажи, правда, что ли, матч по буйку будет завтра?

– Да, – улыбнулась Мария. – Глаша с нетерпением ждёт его – настоящая фанатка! А я… – она развела руками. – Даже не понимаю, о чем идет речь. Никогда не слышала об этой игре.

Богдан Богданович важно откинулся и забросил ногу на ногу.

– Буёк – это гордость Безымянного, Маша! Его «визитная карточка» – он со скрежетом выволок из-под стола огромное корыто, одно из тех, что стояли у сувенирной лавки. – Вот, гляди! Десять монет за него отвалил!

Мария приоткрыла рот. Иван с усмешкой покосился на корыто.

– Вот вы, Богдан Богданович, упрекаете меня за то, что в казино играю, а сами, – он постучал по корыту кулаком. Раздался гулкий звон. – Последние деньги за рухлядь отдали.

Богдан Богданович выпучил глаза и побагровел.

– Ты расскажи дедушке, как песком из жопы сыпать! – он погладил корыто, словно любимого коня. – Мал еще, стариков жизни учить!

– А зачем корыто? – удивилась Мария. – Оно же дырявое… ржавое, – Она осторожно ногтем отколупала кусок ржавчины, который с глухим хлопком упал на пол.

– Э-эх! «Корыто», – передразнил Богдан Богданович. – Это буёчные ворота! Сувенирные…

Мария похлопала ресницами. Богдан Богданович усмехнулся.

– Вот на матч приходи и сама всё увидишь! Я лично ни одного не пропустил!

– И я… – вздохнул Иван. – Но в этот раз не пойду. Матушка заболела – Помочь ей по дому надо. Да еще сегодня Аглая придет с лекарствами.

– Да, – кивнула Мария. – Она говорила, что собирается сегодня после работы. Значит, это к вам она идет.

– Ага, к нам, – подтвердил Иван.

– Глаша – травница от бога! – важно заметил Богдан Богданович, – стольких людей спасла – не сосчитать! И мамку твою, Иван, на ноги поставит, не сомневайся.

– Вы меня извините, – опомнилась Мария. – Мне ещё работать…

Она попрощалась и спешно вышла из казино. «Надо быстрее разнести письма и бежать домой» – думала она на ходу, вспоминая, что еще надо готовить ужин и прибраться в доме.

***

– Вань, подай полотенце… – сказала Анна стоявшему в дверях Ивану, указывая на вешалку.

Иван разулся, снял полотенце с крючка и протянул лежащей на кровати матери. Аглая, сельская травница, склонившись над ней, растирала её ноги душистой, пахнущей полынью и черникой мазью. Анна от каждого прикосновения вздрагивала и постанывала, стиснув зубы. Аглая взяла полотенце и обмотала им ноги Анны.

– Теперь лежите так, не двигайте ногами как можно дольше. Пусть мазь хорошо впитается. – Сказала она с серьезным видом.

– Она поправится? – участливо спросил Иван.

Аглая вымыла руки в ушате и поправила волосы, упавшие на лицо.

– Я делаю всё, что могу, – пожала плечами она. – Но я не врач.

Иван понимающе кивнул. Аглая присела у изголовья кровати и положила руку Анне на плечо.

– Будем лечить, пока рецепты мазей не закончатся! – улыбнулась она.

– Спасибо тебе, Глаша! – Анна с благодарностью посмотрела на девушку. – Вот, смотри, Иван! Невеста тебе какая! Красивая, добрая, хозяйственная! А ты всё в мечтах летаешь!

Иван тайком посмотрел на Аглаю, сосредоточенно складывающую баночки с мазями и настоями в сумку. Совсем юная на вид девушка. Невысокая, с большими чёрными глазами и такими же чёрными вьющимися локонами. Услышав слова Анны, она слегка покраснела и надула губы.

– Мама! – Иван осёк мать. – Я тебе много раз говорил…

– Знаю, знаю, – махнула рукой Анна. – Слышала много раз… Глашенька! Сколько я тебе должна?

– Что вы?! – отмахнулась Аглая. – Даже слушать ничего не хочу! Выздоравливайте!

– Вот, Иван! Ещё и бескорыстная! Идеальная невеста! – сокрушалась Анна.

– Видел, – сменил тему Иван, – вашу новую напарницу, Марию. Симпатичная!

– Замужняя! – усмехнувшись подмигнула Аглая.

– Не беспокойся, Глашенька! – с иронией в голосе сказала Анна. – Ваня у нас девушками не интересуется… он больше по нечисти всякой…

– Мама! – резко перебил её Иван с раздражением в голосе.

Аглая собрала лекарства в сумочку и встала в дверях.

– Тётя Аня, Иван, до свидания! – улыбнулась она и, взмахнув красным с белой вышивкой платьем, торопливо вышла.

Когда дверь захлопнулась, Анна серьёзным взглядом посмотрела на сына.

– И чем тебя Глаша не устраивает? – спросила она с укором.

Иван вздохнул.

– Мама! Глаша – не моего уровня невеста! Посмотри на неё и на меня…

– А твоя зеленоглазая, значит, твоего?! – Анна повысила голос и, багровея, привстала на кровати. – Иван! Одумайся ж ты, наконец! Она отца твоего убила! Меня… – она потерла ладонью шею, – едва не придушила… Столько лет прошло, а боль до сих пор не прошла!

Иван торопливо подошел к матери и подал стакан с водой. Глядя, как она жадно пьет, он заговорил мягким голосом:

– Мама! Я не собираюсь на ней жениться! Но я обязательно найду её и выясню, что тогда произошло!

Он помог Анне лечь поудобнее. Она посмотрела на него тревожным бегающим взглядом.

– Правда может оказаться очень страшной, Иван! – её голос дрогнул, и Иван насторожился. – Оставь это, прошу тебя! Найди получше невесту себе… Не нравится Глаша – других хватает.

Иван вздохнул и, отвернувшись, закатил глаза.

– Хорошо, Мама. Я приглашу Глашу к нам на ужин! Она и правда милая, – он поправил Анне одеяло и взял её за руку. – Договорились?

Анна посмотрела с надеждой в глазах.

– Обещаешь?

– Обещаю! А пока отдыхай. Меня мужики уже в бане ждут, наверное.

Он поцеловал мать в щеку и вышел на улицу.

***

Баня «Три богатыря», куда направился он, находилась на самой окраине Безымянного. Иван не стал ждать, пока таксующие гужевые повозки появятся на улице и решил прогуляться пешком, вдоль покосившихся заборов, шлепая по глинистой земле.

Снаружи это была обычная бревенчатая изба без окон, но её стены были покрыты инеем, несмотря на летнее тепло. На красочной вывеске был изображён довольный бородатый мужик в кольчуге и шлеме-маковке, спину которого увлечённо тёр тряпкой худощавый банщик с синими от холода губами. Иван подошёл ближе и поёжился: от бани уже веяло многообещающим холодом.

Иван открыл тяжёлую деревянную дверь, зашёл внутрь и поздоровался:

– С синим инеем!

Он закрыл дверь и прошел в предбанник, где увидел уже собравшуюся компанию: грузный бородатый Илюха, Никитич – высокий пожилой мужчина с седыми волосами, собранными в хвост, и долговязый Лёшка, самый молодой из компании. Мужики уже вовсю готовились: обували толстые войлочные валенки и ватные фуфайки, а Лёшка натянул меховую шапку-ушанку, завязав её под подбородком.

Увидев Ивана, Илюха расплылся в широченной улыбке:

– О-о-о! Наконец-то! А мы, слышь, заждались. Решили – не придёшь уже. – Сказал он, радостно пожимая Ивану руку.

Никитич поднял руку, приветствуя Ивана. Он как раз натягивал на фуфайку тяжёлый тулуп. Хорошенько укутавшись, он достал огромный шерстяной шарф и обмотал вокруг шеи.

– Садись, Иван! – хлопнул ладонью по скамье Илюха. – Одевайся теплее: Никитич уже морозилку вовсю «раскочегарил», глянь туда! – он кивнул на дверь, вокруг которой собрался заманчивый снежный валик.

– Не примёрзнет? Откроем потом? – испуганно спросил Иван.

Лёшка, до этого сидевший молча, весело засмеялся, потирая посиневшие руки.

– Сразу видно: человек в бане редко бывает! – сказал он, усмехаясь и открывая большой термос с горячим чаем. Плотный душистый пар разнесся по предбаннику.

Илюха брякнул о стол гранеными стаканами и вынул из рябой дорожной сумки огромный бутыль с мутным крепким самогоном.

– Во! – воскликнул он довольно, – первак! Давай, мужики, согреемся малехо перед морозилкой. Лёшка! Огурцы принес?

Лёшка вынул из-под стола банку и, радостно поцокивая языком, вывалил огурцы на блюдо. Следом появился шмат сала, заботливо завернутый в газетку.

Илюха налил каждому по стакану.

– Ну… Значит…Будем! – Илюха выдохнул и махом опустошил стакан. Остальные, словно по команде, повторили за ним.

– Никитич! Как там, готово? – спросил Лёшка.

– Э-эх! – Никитич выдохнул, встал и подёргал заиндевевшую дверь. Потянул сильнее и с громким хрустом открыл.

– Да! – ответил он. – Холодрыга что надо! Можно заходить.

– Иван! Шапку надень! – заботливо сказал Илюха, протягивая Ивану норковую шапку. – С непривычки простудиться можно. А мне мамка твоя голову оторвет потом!

Иван послушно напялил теплый головной убор и решительным шагом вошёл в морозилку.

Острый, обжигающий мороз ударил ему в лицо, моментально перехватив дыхание. Внутри стоял арктический холод. Мужики уселись на обледеневших, со свисающими сосульками, полках и сразу же начали дрожать, выстукивая зубами мелодии.

– Вань, дверь закрывай плотнее! Мороз не выпускай! – скомандовал Никитич заплетающимся языком.

Посреди бани стоял огромный ящик, который Никитич называл "ледянка", внутри которого лежали ледяные глыбы, источающие морозный туман. Иван застучал зубами в унисон остальным. Пальцы моментально окоченели.

– Не боись, Иван! Мороз костей не ломит, – сказал Илюха, растирая руки.

Его густая борода уже стала похожа на огромную снежную шапку с торчащими из неё острыми сосульками.

– А ну, Лёшка, подбавь морозку! – скомандовал он, кивая на ледянку.

Лёшка встал и подошел к небольшому ведру с надписью «жидкий азот». Осторожно, надев перчатки, он открыл ведро и ковшиком зачерпнул из него жидкость. Хорошенько размахнувшись, он выплеснул её в ледянку. Морозное облако с громким шипением поднялось вверх, обволакивая все вокруг туманом. Иван застегнул поплотнее тулуп и поёжился, усаживаясь на полок.

– А я вот слышал, – заговорил еле живым, дрожащим и сиплым голосом Никитич, – что за границами Безымянного в банях, представляете, парятся!

Компания загоготала.

– Да ладно, Никитич, не сочиняй! – стуча зубами и хватаясь от смеха за живот, сказал Лёшка. – Скажешь тоже…

– Да-да! – подтвердил Илюха. – Я тоже слышал… Кхе-кхе… – Он жутко откашлялся и продолжил: – Прям натурально – растапливают печь и сидят, мать их… греются. Тьфу! – он плюнул, но слюна в полете замерзла и со звоном ударилась о пол.

Лёшка пожал плечами.

– С другой стороны… – задумчиво ёжась, протянул он. – Они там все не от мира сего! Болезные… с них станется!

– Во-во! – Илюха хотел засмеяться, но выходило какое-то болезненное шипение. – Я вообще считаю, что Безымянное – островок здравого смысла в этом грёбанном мире. Он рывком выхватил ушат с ледяной водой и с криком вылил себе на шапку. – Правильно Феликс не выпускает никого отсюда! Мудрый котяра!

Иван начал замерзать. Пальцы посинели, ноги свело, а голова стала кружиться.

– Мужики! Я – в предбанник! – сказал он, вставая с трудом.

Никитич, улыбаясь, просипел:

– Эх! Слабоват ещё Ванька! – сказал он. – Ладно, мужики, на первый заход хватит, пошли горяченького хлебнём.

Иван вывалился в предбанник, жадно глотая теплый воздух.

– А-а-а-а, расступись! – послышалось сзади.

Мужики отошли в сторону. Илюха, сбрасывая с себя одежду, с разгона вышиб дверь и, нырнув «рыбкой» в кучу щебня неподалеку, стал кататься, громко охая, взвизгивая и смеясь. Никитич с хитрым взглядом тихонько подкрался сзади и аккуратно поднял две горсточки земли. Хоть на улице стояла вечерняя прохлада, после бани она казалась раскаленной. С громким победоносным криком он приложил их к спине только вставшего Илюхи. Тот заорал, топая ногами и ахая, а Никитич с хохотом стал растирать землю.

– Хорош! – крикнул, смеясь и отбиваясь, Илюха. – Хорош, Никитич! Пошли в предбанник, погреемся и снова – в морозилку…

За столом разговор продолжили.

– А наши девчата! – заговорил Никитич, занюхивая самогон солёным огурцом. – Умницы. Красавицы. Работящие! Только выпусти их за границу – сразу испортятся… нарожают от иноземцев!

Илюха развернул сало и самозабвенно нарезал его на тоненькие кусочки. Положив самый мясистый себе в рот, он спросил:

– Иван! Ты там как со своей рыжей? Не оставил затею? – он внимательно посмотрел, прожевывая сало.

Иван потупил взгляд.

– Ох! – Продолжил Илюха. – Влипнешь ты, Ваня, с ней! Не связывался бы…

– А я, вот, – подхватил Никитич, – уверен: та гигантская свёкла в лесу – её работа.

– Жуть… – то ли от страха, то ли от холода поёжился Илюха.

– Вот, как найду её, так лично у неё и спрошу, – бросил Иван, отводя взгляд в сторону. – Пошли в морозилку! – буркнул он, натягивая шапку.

Никитич потер руки в предчувствии.

– Теперь с веничками! – подмигнул он и открыл дверь.

Венички, заботливо разложенные Никитичем заранее, уже покрылись аппетитной ледяной корочкой. Илюха нахлобучил шапку и плюхнулся на ледяной полок, моментально прилипнув к нему мокрой одеждой.

– Ложись, парни! – скомандовал он. – Сейчас Никитич отхерачит нас вениками как следует – он у нас банщик от бога!

Никитич, словно подтверждая его слова, взял в руки веник, встряхнул его и с размаху шлёпнул Илюху по тулупу.

– Ах-х-х! Хорошо как! – застонал тот. – Давай, жарь еще! Не жалей!

Никитич начал отчаянно махать веником. Осколки льда сыпались во все стороны, разлетаясь с задорным звоном.

– Теперь молодых давай, – скомандовал, наконец, Илюха. – Чего лежат, балдеют! Всыпь им, чтобы неповадно было! – зареготал он.

Никитич с весёлым хихиканьем схватил свежий веник и начал шлёпать Ивана по телогрейке. Иногда он переключался на Лёшку, который ахал и вскрикивал от звонких шлепков.

– Ну как, Ванька! Хорошо? – спросил, смеясь, Илюха. – Проникся Безымянным духом?

– Хорошо-то хорошо, но холодно, – морщась от мороза, сипел Иван, пытаясь вдохнуть полной грудью. – Очень…

– Это хорошо! Каждый безымянец должен чтить свои традиции! А то станем как эти… из соседних сёл – будем в тепле и паре с ума сходить!

Когда «экзекуция» с вениками была закончена, Иван вышел в предбанник и стряхнул осколки льда с одежды. Мужики вышли следом, громко постанывая и разминая окоченевшие от мороза и ударов спины.

Илюха снова налил по стаканчику и захрустел огурцами.

– Тебе бы, Вань, детектива какого нанять, чтобы нашел зеленоглазую твою.

– Ага! – добавил Лёшка. – Слышал краем уха, что есть в наших краях один. Фёдор какой-то…

Иван призадумался.

– Да не, мужики… – ответил он, наконец. – С Фёдором я не знаком, а зеленоглазую сам найду!

***

В то же самое время, пока Иван отдыхал с друзьями в бане, Аглая торопливо шла домой мимо щитов с афишами предстоящего матча. «Маша молодец! Сегодня сама справилась» – думала она на ходу. Вдалеке показалось здание рюмочной, вокруг которой бегали и кричали люди.

Аглая остановилась и пригляделась. Подходить ближе не хотелось. Мимо, едва не сбив её с ног, пронёсся сам Буёк и исчез за поворотом, поднимая пыль. Аглая похолодела. То, что в рюмочной происходила очередная «заварушка», было обычным делом. «Но, чтобы напугать самого чемпиона!» – плохое предчувствие захлестнуло её.

Подойдя ближе, Аглая услышала визг. Нечеловеческий вопль, наполненный ужасом и болью. Аглая уже слышала его в детстве. Мама говорила: «Это крик души, которую насильно отрывают от тела». Аглая машинально развернулась и торопливо пошла в обратном направлении. «Лучше пройду по соседней улице», – решила она, ускоряя шаг.

***

Немногим раньше пёс Буёк находился у себя дома и ходил из угла в угол. «Матч уже завтра!» – нервно думал он, разминая спину. Всё село ждало с нетерпением, но сам он нервничал, словно это была его первая игра. Буёк сам её придумал, в одночасье став местной звездой. Но у славы была своя цена, которую приходилось платить регулярно.

За окном послышалось улюлюканье, смех и разговоры. Буёк прислушался. Мимо его дома в сторону рюмочной, скандируя его имя, прошла компания молодых ребят.

Внезапно у Буйка свело желудок. Он подбежал к холодильнику и, убедившись, что там пусто, решил тоже отправиться в рюмочную перекусить и, возможно, выпить кружку холодного пива.

***

Рюмочная представляла собой просторную избу с маленькими окнами-форточками и тяжёлыми дубовыми дверьми с коваными петлями. Обычно народу в ней было немного, но сегодня, как это обычно и бывает в преддверии матча, рюмочная гудела. Буёк услышал это ещё с улицы. Пройдя мимо афиши со слоганом «Трус не играет в буёк!», он открыл дверь. В нос пахнуло одновременно просроченным пивом, рыбой и дымом махорки.

Буёк поморщился и зашёл внутрь.

За стойкой стоял бармен Митрофан, смотрел в телевизор, подвешенный на стене, и одновременно мешал в тарелке что-то, что можно было принять за похлёбку. Буёк подошёл к стойке, облокотился и уставился на Митрофана.

– Кости есть? – хриплым голосом спросил он.

– Не-а, – ответил Митрофан, не оборачиваясь.

– А что есть?

Митрофан лениво оглядел Буйка и пододвинул ему тарелку с жижей, которую только что мешал.

– Только это, – нехотя произнёс он.

– А что это?

– Откуда мне знать? – равнодушно пожал плечами бармен. – С прошлой смены осталось. Люди берут, не спрашивают. В Безымянном всегда так, ты же местный, не знаешь, что ли?

Буёк уставился на странную жижу в тарелке, пытаясь понять, что перед ним. Оно одновременно напоминало и первое, и второе, и компот, в который вывалили остатки вчерашнего салата.

– Беру! – с энтузиазмом ответил Буёк, бросил на стойку монету и забрал тарелку.

Сев за стол, он с упоением начал хлебать предложенное Митрофаном угощение. На его удивление, было очень вкусно. В это время дверь в рюмочную открылась, и в помещении воцарилась тишина. Настолько тихая и плотная, что Буйку на секунду показалось, будто время остановилось. Послышались аккуратные шаги. Потянуло холодом и страхом. Буёк обернулся.

По залу шла девушка, одетая в тёмно-серый короткий плащ. Её лицо почти целиком скрывала чёрная вуаль, но было видно, что у неё бледная кожа, и губы накрашены чёрной, даже слишком чёрной, словно сажа, помадой. Из-под вуали аккуратно спадали ярко-рыжие локоны волос. Она прошла мимо, и Буёк учуял цитрусовый запах женских духов.

Буёк видел её в первый раз, но много про неё слышал. Кто-то её называл ведьмой, кто-то – призраком, но все знали одно: её появление всегда предзнаменовало беду и смерть. Значит, и сейчас должно произойти что-то страшное. Краем глаза Буёк заметил, как посетители потихоньку, на цыпочках, стали выходить на улицу. Он спешно, стараясь не стучать ложкой по тарелке, стал доедать похлёбку.

Ведьма не спеша шла по рюмочной, слегка постукивая высокими каблуками. Звук её шагов эхом отзывался в замершем от страха зале. Её движения были плавными и аккуратными, но в них было что-то неестественное. «Не ходят так девушки в Безымянном», – подумалось Буйку.

Остановившись у стойки, ведьма слегка облокотилась. Её руки, облачённые в элегантные перчатки, легли на деревянную поверхность, а ладони мягко подпёрли подбородок.

Буёк услышал за спиной шёпот:

– Ничего задница! Я… – прошептал пьяный прокуренный голос.

– Покойник! – перебил его второй, и, судя по аккуратным шагам, спешно вышел.

Но она не обратила внимания на шёпот в зале. Уставившись на Митрофана, она тихо заговорила:

– Налей молока! – её голос был ровный и какой-то шелестящий.

Митрофан занервничал: молоко в Безымянном было под запретом. Его хранение, а тем более – распространение каралось жестокой расправой.

– Так это… – его голос дрогнул. – Запрещено оно… нету…

Ведьма усмехнулась и постучала ногтем по барной стойке.

– Тут, Митрофан… стоит оно в бутылке, – она устало оперла голову на руку. – Наливай, не бойся…

Митрофан облизал моментально пересохшие губы. Делать нечего. Он дрожащими руками достал из-под стойки бутыль и высокий стакан. Налив молоко и вставив трубочку, он протянул стакан гостье.

Ведьма оглядела стакан.

– Смотри! – она протянула руку, запястье которой было почему-то обмотано алой ленточкой, и аккуратно ногтем провела по стакану, на котором виднелось белесое жирное пятно от пальца.

Взгляд бармена забегал еще тревожнее.

– На меня смотри, Митрофан, – с раздражением в голосе сказала ведьма. – Это как называется? – её глаза вспыхнули как два зеленых уголька. – Ты правда думаешь, что я буду пить из этого?

Она легким жестом смахнула стакан со стойки. Раздался мокрый звон, брызги молока вместе с осколками разлетелись по сторонам.

– Доставай следующий! – сквозь зубы прошипела ведьма. – Если он будет такой же – осколки языком собирать будешь!

Митрофан замер. Лоб покрылся холодным потом: конечно, будет такой же – он никогда начисто не вытирал посуду. «Для кого? Для этого быдла?» – думал он всегда. Сейчас же он четко почувствовал привкус битого стекла во рту, и голова закружилась.

– Митрофан, ты тут? – ведьма щелкнула пальцем перед носом бармена, – доставай стакан, говорю! Или я сама это сделаю!

Митрофан протянул дрожащую руку и наугад схватил один из стаканов. Протянул ведьме.

– Поверни! – приказала она. Митрофан послушно повертел стаканом у неё перед глазами. На его счастье, стакан был чист. Ведьма удовлетворённо кивнула. – Наливай!

– Вы к нам просто так зашли, – заговорил Митрофан, почувствовав облегчение. – Или по делу какому?

Ведьма покачала головой и отпила молока через трубочку.

– Зашла взглянуть… – она с усмешкой оглядела зал, – на «сливки общества!» Скажи мне, Митрофан, почему у тебя столько мусора тут?

– Что? – Не понял бармен.

Ведьма встала, достала из кармана монетку и аккуратно положила на стойку.

– Ничего! – бросила она и направилась к столу, из-за которого пьяница восхищался её задом.

– Понравилась задница, милый? – она ласково обратилась к мужику за столом.

Тот поднял пьяный взгляд.

– Да, и чё? Накажешь меня? В лягушку превратишь?

Ведьма слегка усмехнулась, словно шутка о лягушке ей понравилась. Она внимательно посмотрела на пьяницу.

– Эй, парни! Чё, вы все притихли?! Бабу испугались? «Ведьма, ведьма», – передразнил он сидящих в зале, идиотски кривляясь. Что мы, все вместе, не справимся с ней? Сейчас скрутим её и возле клуба сожжём на костре, аккурат к завтрашнему матчу.

Он хотел вскочить, но что-то его остановило. Гнусная улыбка с лица моментально пропала – её сменило выражение сначала недоумения, потом – страха.

– Эй! Что за!.. – он дёргался, словно пытался выбраться из оков. – Чего творишь, рыжая!

– Тс-с-с-с! Арсений! – «рыжая» поднесла палец к его губам. Это «Т-с-с-с-с» звучало так зловеще, что в дальнем конце зала кто-то вскрикнул от ужаса.

Буёк огляделся и заметил, как в помещении начало темнеть. Послышался резкий визг, жуткий, пульсирующий. Визжала не ведьма и не алкаш: звук доносился как будто отовсюду, из каждого миллиметра зала. Ведьма потянула ладонь к лицу пьяницы.

Визг нарастал и стал превращаться в один сплошной звук. Буёк огляделся: стены как будто поехали друг к другу, а потолок стал опускаться. Посетители, давя и расталкивая друг друга, начали выбегать на улицу. А Митрофан, не вынося крика, закрыл ладонями уши. У двери образовалась давка, и люди начали выламывать окна и выпрыгивать в пустые проёмы.

Внезапно Буёк вспомнил, что сегодня у него важная тренировка перед матчем, и решил: сейчас самое время убираться отсюда вместе со всеми. Пробегая, он взглянул на несчастного. Тот смотрел на ведьму широко выпученными глазами и, судя по всему, не мог сдвинуться с места: его пальцы впились в деревянную скамью так, что древесина начала покрываться трещинами. Его лицо застыло в нечеловеческом ужасе, рот широко открылся, а язык вывалился, безжизненно свисая. Своим чутким собачьим слухом Буёк услышал еле уловимый треск и понял: трещат кости в теле бестолкового пьяницы.

– Удачи, парень, – Буёк что есть силы побежал к выходу.

Начал нарастать какой-то гул, как будто гигантский стальной шар катился с высокой горы. Пол начал вздрагивать. Замерцал свет, а телевизор на стене заискрил, издав хлопок. Буёк пулей вылетел наружу. Ему не хотелось видеть то, что будет дальше. Уже отбежав на приличное расстояние, он услышал за спиной крик. Нечеловеческий крик ужаса, перерастающий в вой, словно с кого-то заживо сдирали шкуру, отразился эхом во всех закоулках Безымянного.

Глава 2

Этот вой услышал и Фёдор, ползавший в это время по пыльной комнате со старой лупой в руке. Его комната, или, как её называл он сам, кабинет, была завалена старым пыльным хламом, который Фёдор время от времени детально изучал, выискивая улики.

Старый, покрытый слоем жира светильник под потолком тускло мерцал, и Фёдор зажег керосиновую лампу, которая противно коптила и трещала, выпуская небольшие черные облачка дыма.

От донесшегося издалека крика он подскочил, выронив лупу и едва не опрокинул керосиновую лампу. Он огляделся и, на цыпочках, подошел к двери. Подергав засов, он убедился, что дверь надежно заперта и уже более уверенно прошелся по комнате. Его взгляд упал на пыльное, покрытое жирными отпечатками ладоней и языка зеркало, откуда на него посмотрел огромный бородатый детина без малого двух метров роста.

Фёдор повертелся перед зеркалом и погладил густую рыжую бороду, словно это было его любимое животное. «Настоящий мужик!» – подумал он, любуясь отражением, – «Всё на месте. Как у былинного богатыря, только мускулы прячутся под слоем жира».

Лампа под потолком на мгновение погасла, и при свете керосиновой лампы Фёдор вдруг разглядел в отражении силуэт: тёмные волнистые волосы, рваное, в кровавых пятнах, платье, лица не было – его стёрло время. Её имя вертелось на языке, но Фёдор не мог его вспомнить. Мама приказала забыть, и он забыл.

Он вспомнил тот вечер, когда она закидывала в растопленную печь какие-то странные свёртки и мокрый шлепок маминой пощёчины. В голове прогремел её истеричный крик: «Чтобы я этого имени не слышала!» Он вспомнил всё, но имя этой девочки, как ему казалось, навсегда забыто.

Фёдор стиснул кулаки и прислушался. Шепот! Он четко услышал, как стены комнаты ему тихо, но настойчиво говорят: «Вспомни!». Он потряс головой. Снова тишина. Фёдор зарычал, замахнулся и ударил зеркало кулаком. Стекло задрожало, но выстояло, а Фёдор, скуля, схватился за покрасневший кулак. Видение исчезло, но Фёдор знал, что пройдёт время и оно снова появится.

***

Беззаботная жизнь Фёдора изменилась в то утро, когда он, вернувшись с ночной рыбалки, застал дом пустым. Его родители исчезли, оставив лишь тарелки недоеденного борща на столе. С тех пор он посвятил свою жизнь их поискам и со временем развил свои уникальные дедуктивные навыки.

Его дни превратились в бесконечные поиски улик и проработку версий пропажи. Составив подробную карту Безымянного, он стал отмечать все исследованные места. Методы работы сыщиков он хорошо знал из кинофильмов и книг о детективных расследованиях.

Другой уникально особенностью Фёдора была способность становиться невидимым в присутствии женской половины Безымянного. Девушки и женщины упорно старались не замечать его. А если он подходил слишком близко, они принимали его за бездомного или сумасшедшего и с криком убегали.

Женщины… Фёдор абсолютно не понимал их логики. Он с чёрной завистью смотрел на Буйка, который всегда появлялся в компании молоденьких красавиц. «Дуры! – думал он, – им подавай спортсменов… Стройных и успешных…»

***

Но Фёдор не оставлял попытки привлечь женское внимание, используя свою находчивость. Как тогда, когда он решил «подкатить» к Алёнке, дочке местного фельдшера – пышной розовощёкой девице. Он нарвал во дворе лопухов и преподнёс ей.

– Фёдор, ты совсем? – удивилась Алёнка, крутя пальцем у виска.

– Ты чего? – Фёдор искренне не понимал недоумения девушки. – Они такие ровные, круглые, как твоё лицо…

Алёнка пару секунд щипала себя за руку, думая, что это просто сон, а потом медленно пошла прочь.

Фёдор растерялся. Он посмотрел на лопухи, потом на удаляющуюся Алёнку. Буёк ему говорил, что женщины любят цветы, но лопухи же тоже… Почти цветы… Вдобавок они такие большие и зелёные…

– Дура толстожопая! – пробормотал он, пожимая плечами и с хрустом заталкивая лопухи в компостную кучу.

***

Иногда он пытался использовать своё служебное положение. Однажды, когда он расследовал очередное дело о пропаже шоколадок в магазине, он ворвался во двор к Аглае.

– Значит, говоришь, не брала ничего? – Фёдор светил в глаза ничего не понимающей девушке фонариком.

– Н-н-нет… не брала…– Аглая выглядела растерянной.

Фёдор скрестил руки за спиной: так делали все серьёзные детективы из фильмов. Обошёл её кругом, внимательно разглядывая. Наконец, он остановился, глубоко вздохнул и с выражением полной серьёзности выдал:

– Тогда… надо исследовать на наличие улик…

– Что исследовать?.. – едва успела спросить Аглая.

Не дав ей договорить, Фёдор резко прижал девушку к себе и, прикоснувшись губами, исследовал её рот на предмет улик – остатков шоколада.

Аглая отпихнула его и закричала, плюясь и матерясь одновременно. Фёдор покатился в куст крыжовника и сломал несколько веток.

– Придурок! – заорала Аглая. Она схватила стакан воды и стала отчаянно полоскать рот.

Фёдор вылез из куста.

– Это не то, что ты думаешь, Аглая! Я просто ищу улики! Это моя работа!

– Поищи их здесь, недоумок! – девушка рывком схватила с земли грязную тряпку и швырнула в лицо Фёдору. Раздался сочный шлепок.

Не дожидаясь развязки, Фёдор пустился бежать, на бегу приводя в порядок свою бороду.

В общем, в отличие от расследований, дела сердечные у Фёдора не клеились. Именно поэтому встреча с Марией, которая не только не убежала от него, но и проявила симпатию, перевернула всю его жизнь наизнанку.

Для женщин Безымянного он был невидимкой… Но не для неё…

***

Когда все письма были доставлены адресатам, Мария, уставшая, но довольная собой, торопливо шла домой. Впереди ещё было много других дел: уборка в доме, ужин для Виктора. Предстоящее собрание также не выходило из головы: Глаша сказала, что им важно быть на нём.

День, казалось, был тёплым, но прохладный ветерок лёгкими порывами заставлял Марию время от времени поёживаться на ходу и поправлять платье. Подходя к магазину, она обратила внимание на две, неприятного вида, фигуры у входа. Они были в грязной старой одежде, явно нетрезвые. Покуривая вонючие самокрутки, они о чём-то вяло переговаривались и ржали, обнажая золотые зубы. Дым махорки был настолько противным, что перебивал запах печных труб, и Мария, прижав сумку к себе, решила перейти на другую сторону улицы. Но поздно.

– Эй, куколка, куда так торопишься? – один из них преградил дорогу, дыша перегаром и махоркой прямо в лицо Марии.

Мария попыталась обойти, но второй крепко схватил её за руку, впившись обгрызенными ногтями и оставив лиловые синяки с грязными разводами.

– Оставьте меня! – она дёрнулась и попыталась вырваться, вызвав презрительный смех у бандитов.

– Чё в сумке, белобрысая? – заговорил второй. – Держи её крепче, Пармён, ща проверим – он выхватил у неё сумочку, рывком открыл и вытряхнул содержимое на землю.

Поворошив рассыпанные вещи носком сапога, он разочарованно сплюнул.

– Денег нет, – недовольно буркнул он. Бросив сумочку на землю, он пнул её ногой.

– Тогда натурой возьмём, – заржал Пармён. – Зря ловили, что ли?

– Спасите! – крикнула Мария, пытаясь вырваться, но на улице, как назло, никого, кроме них, не было.

Она попыталась укусить бандита за руку – безуспешно.

«Лишь бы не убили!» – промелькнуло у неё в мыслях. Она в ужасе зажмурилась, пытаясь убедить себя, что это просто страшный сон и она вот-вот проснётся.

Ни Мария, ни сами нападавшие не заметили, как из-за кустов на них глядели два огромных красных глаза.

***

Немногим ранее Фёдор, надев свою шляпу детектива и взяв старый, потрёпанный блокнот, в котором он собрал список всех жителей Безымянного и краткое досье на них, посмотрел на календарь, висящий на стене. «Сегодня!» – решил он и вышел из дома.

Сегодня был важный день – день, когда надо было в очередной раз обходить всех свидетелей. Фёдор волновался, словно делал это в первый раз, хотя за столько лет он отточил своё мастерство до профессионализма. По пути к первому по списку дому Фёдор проверял все укромные места: мусорные баки, сараи и загоны для скота. На всякий случай он проверял и почтовые ящики, хотя и сам понимал, что это не имеет смысла:

– Бред какой! – сказал сам себе Фёдор, ощупывая изнутри маленькую деревянную коробку с номером дома. – Мама… с её клаустрофобией не просидела бы здесь и минуты!

Подойдя к первому дому, Фёдор со всей силы забарабанил в дверь. Открыл седоватый пожилой мужчина в клетчатых поношенных тапках.

– Михаил Семёнович! Это вы? – Спросил Фёдор, с деловым видом глядя в блокнот. Для большей солидности он сделал голос максимально официальным и строгим.

– Ну! – Старичок устало закатил глаза.

Фёдор гневно захлопнул блокнот.

– Не «ну», Михаил Семёнович! Не «ну»! – он похрустел шейными позвонками. – Моя мама вам знакома?

– Фёдор, я тебе много раз говорил – нет, не знакома.

Фёдор почесал бороду и поправил шляпу.

– То есть, вы отказываетесь давать мне информацию?

– Ну разумеется! – Михаил Семёнович хотел закрыть дверь, но Фёдор ему помешал.

– Я ещё не закончил! – он открыл блокнот и сделал в нём пометку. – Отказ зафиксирован! Мои визиты будут продолжаться, ожидайте!

Он развернулся и пошёл к следующему дому. Михаил Семёнович показал ему вслед средний палец и хлопнул дверью.

***

По пути к следующему дому Фёдор увидел, что возле входа в магазин происходит что-то нехорошее. Он подошёл поближе и пригляделся. Так и есть! Два пьяных мужлана схватили бедную девушку и издевались над ней.

Фёдора охватили двойственные чувства: с одной стороны, он понимал, что оставаться здесь опасно и надо бежать, а с другой стороны… Убегая, можно привлечь внимание к себе. «Затаиться – самое логичное решение», – решил Фёдор и ловким скользящим движением он, словно гигантский хомяк, проскользнул в кусты и стал наблюдать за происходящим.

– Ничего, Фёдор! – успокаивал он себя. – Ты мужик! С тобой они не станут делать то же самое, что и с ней!

И, хотя Фёдор почти себя убедил в этом, полной уверенности не было. «Главное – не выдать своё присутствие» – решил он, вслушиваясь в плач и мольбы девушки и в пьяный хохот бандитов. Внезапно он почувствовал какое-то бурление в животе. Пиво!

– Чёрт! – разозлился сам на себя Фёдор. – Сейчас вот вообще не вовремя!

Хорошее пиво в Безымянном достать было невозможно. Но зато просроченного было – хоть завались! И Фёдор не упускал возможности полакомиться, хотя знал, что его желудок очень непредсказуемо реагирует.

Давление начало нарастать. Фёдор закрыл глаза, сцепил зубы и начал перебирать в голове все известные ему молитвы, но не мог вспомнить ни одной для такого случая.

– Терпи! Ты сильный! – обратился он, скорее, не к себе, а к своему заду. – Умоляю!

Чувствуя, что битву он проигрывает, Фёдор попытался сжать половинки руками. Не помогло.

– Ненавижу тебя! – прошипел он сквозь зубы.

Зад Фёдора, будучи натурой ранимой, не стал молча терпеть оскорбления и ответил громогласным рёвом.

Бандиты на мгновение замерли.

– Ты это слышал?! – тихо произнёс моментально побледневший Пармён.

Он выпустил Марию и испуганно облизал губы. Второй бандит смотрел на него огромными глазами. Его колени задрожали, и он выронил самокрутку.

– Да! Что это было?! – испуганно прошептал он.

– Похоже на медведя, – просипел Пармён, слегка присев, словно это могло спасти от нападения зверя.

– Спятил? В Безымянном отродясь медведей не было.

Пармён удивлённо посмотрел на своего друга и потёр лицо ладонью.

– Может, случайно забрёл, – пробормотал он, – Кто их знает, этих медведей!

Повторный рык был ещё громче. Куст грозно зашевелился. Затрещали сухие ветки.

– Бежим! – крикнул Пармён, хватая друга за рукав.

– А эта? – второй кивнул в сторону Марии, которая лежала и всхлипывала, прикрыв голову руками.

– Пусть валяется. Пока её медведь сожрёт, мы уже далеко будем!

Они бросились бежать, а Фёдор, выпрыгнув из кустов, замахал им вслед кулаками.

– Бегите, бегите, трусы! – крикнул он вслед убегающим бандитам, – и запомните, так будет с каждым, кто будет… такое делать на улицах Безымянного.

Он в порыве гнева схватил с земли сумочку Марии и резвым пинком отправил её вдогонку бандитам.

– Дружкам своим тоже передайте! – добавил он и посмотрел на всхлипывающую Марию.

– Вы в порядке?

– Вроде… не знаю, – ответила девушка, поднимаясь с земли. – Подумать только, ещё бы мгновение и они бы меня… – она посмотрела вокруг мутными от слёз и шока глазами.

Она оглядела ссадины на руках и потёрла, словно хотела стереть ощущения от прикосновений мерзких рук. Слёзы навернулись на глаза. Фёдору очень захотелось успокоить её, но он не знал как.

– Теперь вы в безопасности, – пробормотал он в бороду.

– Да, вы мой рыцарь… – Мария внимательно оглядела Фёдора и добавила, – … Сказала бы я кому-нибудь другому. Но вам скажу просто спасибо!

Она присела на корточки и медленно, словно не понимая, что она делает, стала поднимать с земли рассыпанные вещи.

– С сумочкой, конечно, перебор был, – тихо сказала она.

Фёдор покраснел.

– Вас проводить? – перевёл он тему разговора.

– Не стоит, спасибо большое! – ответила Мария, вглядываясь в лицо Фёдора. – Минутку! – она пригляделась. – Вас… не Фёдор зовут, случайно?

Фёдор кивнул.

– Верно, Фёдор… А вы…

– Мария, – вдруг улыбнулась она слабой, но дружелюбной улыбкой. – Ну… то есть, Маша! Я училась в одном классе с Верой, твоей сестрёнкой! Не помнишь?

Фёдор помотал головой.

– Надо же. Как хорошо, что ты оказался рядом! – Мария потихоньку приходила в себя. Она явно с трудом выговаривала слова, но голос стал заметно теплее. – А я, вот, не так давно вернулась! – она окинула взглядом окрестности. – Здесь всё так изменилось!

– Да… изменилось, – пожал плечами Фёдор.

Мария поправила разорванное платье, прикрыв обнажённое плечо.

– Я тут на почте подрабатываю. А ты? Чем ты занимаешься?

Фёдор задумался.

– В основном… поиском родителей… детектив я. Но в последнее время я стал больше уделять внимание охране порядка на улицах.

– Как здорово! И благородно!

Мария немного помялась и спросила:

– А Вера как? Как у неё дела? Вышла замуж? Здесь живёт или уехала?

– А ты… не в курсе, разве? – спросил удивлённо Фёдор.

– Не в курсе чего? – Мария изменилась в лице, предчувствуя нехорошее.

– Верка… она ж коньки… ну… нет её, в общем…

– Как нет? – Мария побледнела.

– Да как… в лес ушла и не вернулась… Буряк сожрал, видать.

– Кто?

– Да есть тут один. В лесу живёт и прохожих пожирает… вот и схватил её, наверное…

Мария почувствовала, как слёзы потекли по щекам. «Верка… Как же так!» – мелькало у неё в голове. Она до сих пор чувствовала вину перед ней и надеялась, спустя столько лет, извиниться за своё предательство. Она надеялась, что они снова станут подругами. Но теперь её нет…

– Так может, тебя всё же проводить? – спросил снова Фёдор.

– Да… – пробормотала машинально Мария. – Да… проводить… – и, не дожидаясь реакции Фёдора, побрела по улице.

***

Фёдор засеменил следом. Сначала они шли молча, но вскоре молчание стало совсем неловким, и он решился заговорить:

– Говоришь, недавно вернулась? – боязливо спросил он. – А чего? В городе не прижилась?

Мария вздохнула и нехотя ответила, покачав головой:

– Не прижилась… дурой была, Фёдор… думала, что встретила счастье, что новая жизнь начнется…

Она замолчала, машинально переставляя ноги и глядя куда-то в пустоту. Но потом продолжила:

– Замуж вышла… за Виктора. Хорошим мне показался тогда. Правильным, добрым. – Она вздохнула, – оказалось, что казалось…

Фёдор шел в недоумении. «Как такое может быть?! – думал он, – Она говорит со мной!»

– А потом? – осторожно спросил он.

Мария покосилась на него, словно раздумывая, стоит ли продолжать, но все же заговорила:

– А потом он запил. Как не в себя! Даже руки распускать пытался, – она вздохнула. – А я терпела…

– Так… бывает, – выдавил Фёдор. – С такими как ты…

Мария остановилась и изумленно уставилась на него.

– Как я? – она подняла брови.

Фёдору на мгновение показалось, что он сказал что-то не то.

– Ну… Красивыми… – он попытался исправить ситуацию.

Мария помолчала и пошла дальше. Фёдор облегченно выдохнул.

– Я ему сказала: или уезжаем, или развод, – наконец продолжила она. – Денег нам стало не хватать… квартира съемная… дорого все, а тут дом мне остался от бабушки… старенький, но всё же…

Фёдор снова открыл рот, но решил второй раз не рисковать и только многозначительно покашлял, семеня следом.

– Вот тут я и живу, – сказал он, когда они подошли к его дому.

Они стояли у дома, огороженного частоколом и колючей проволокой.

– Жутковато! – равнодушно сказала Мария, глядя куда-то в пустоту.

– Зато уютно и безопасно! – Фёдор отмыкнул калитку. – Дальше сама дойдёшь?

– Да, дойду.

– Ну, если что, заходи в гости… Где я живу – знаешь теперь.

Мария молча кивнула и пошла дальше. Отойдя за поворот, она вдруг побежала. Ноги не слушались, и она несколько раз споткнулась, едва не упав. Подвернула ногу, но боли не было. Вернее, боль была, и Мария на бегу глотала слёзы. Но боль не из-за подвёрнутой лодыжки. «Умерла!» «Она умерла!» – мелькало у неё в голове. «Её больше нет!»

Влетев в дом, Мария бросилась к шкафу. Кусая губы, она вывернула из него все вещи и достала старую, потрёпанную коробку. Нежно прижимая её к груди, она забралась на кровать и открыла крышку. На дне лежали несколько фотографий, игрушки, фантики. Она взяла один фантик от конфеты в руку. «Это тот самый», – вспомнила Мария.

***

В голове замелькали воспоминания, когда тем тёплым летним вечером они сидели на берегу пруда. Маша и Вера. Им по восемь лет. Они болтали босыми ногами в прохладной воде.

– В город хочу уехать, – сказала Маша, бросая камешек в воду. – Мама говорит, что там для меня начнётся другая жизнь.

Вера посмотрела на неё удивлённо. Её рыжее веснушчатое лицо выглядело забавным в лучах вечернего солнца.

– А я, наверное, останусь тут, – Вера пожала плечами. – Меня некому в город забрать. Буду сельским ветеринаром, коров лечить, поросят…– она достала из нагрудного кармана платья две конфеты. Одну протянула Маше.

Маша положила в рот конфету, а фантик убрала в карман.

– Темнеет… пойдём домой?

Но по дороге домой Маша споткнулась о корягу и упала.

– Ай! – закричала Маша и схватилась за голень. – Не могу… не могу встать!

Вера, была на голову ниже подруги, но сейчас это не имело значения: она помогла Маше встать и обхватила за талию.

– Держись за меня!

И они пошли. Шли долго. Вера спотыкалась, царапала ноги о крапиву и камни, но не отпускала. Доведя Машу до крыльца, Вера вытерла слёзы.

– Вот ты и дома! – тихо сказала она. – Теперь всё будет хорошо!

Маша обняла измученную и уставшую Веру.

– Ты лучшая подруга.

Мария расправила фантик на кровати. Сквозь слёзы она провела рукой по цветной бумажке – единственной памяти, оставшейся о ней. Она поднесла его к губам, словно пытаясь вспомнить вкус той конфеты – подарка Веры.

– Ты лучшая подруга, – прошептала она, вытирая слёзы. – А я… а я – нет!

Она все эти годы хранила в сердце тёплое воспоминание о той рыжеволосой девочке, которая никогда не бросала её в беде. Её жгло непроходящее послевкусие своего подлого поступка, и единственной надеждой было встретить подругу, обнять и в слезах умолять простить.

Мария много раз себе представляла эту встречу: как она бросается на её шею, вдыхая аромат духов с нотками апельсинов. Как она падает на колени и целует руки подруги, как Вера, по-прежнему сильная и гордая, поначалу отталкивает её и гордо смотрит в сторону, но потом её доброе сердце даёт слабину, и она прощает Марию.

Но теперь… Надежды рухнули… Фёдор сказал, что её нет. Это было страшнее, чем то, что произошло у магазина. «Пускай бы они доделали что хотели, лишь бы не слышать этих страшных слов», – думала в отчаянии она.

Мария бережно собрала вещи в коробку и убрала в шкаф. Собрание. Глаша говорила, что это важно и нужно быть всем. Мария посмотрелась в зеркало. Вид был ужасный: красные заплаканные глаза, опухшее лицо. «Нельзя в таком виде…» – решила Мария. Она умылась холодной водой и небрежно набросала макияж. Не хотелось, но надо идти. Мария вздохнула и вышла за дверь.

Глава 3

Подойдя к площади у клуба, Мария увидела, что народ уже собрался в ожидании собрания. Люди кучковались небольшими группами и что-то оживлённо обсуждали. Между кучками людей вяло ходили торговцы сувенирами и сладкой ватой. Мария нашла глазами Аглаю. Невысокая черноволосая девушка в красно-белом сарафане нервно топталась возле импровизированного подиума и явно ждала её, Марию.

– Глаша, привет! – виновато поздоровалась Мария, подходя к Аглае.

Девушка облегчённо вздохнула и радостно улыбнулась.

– Машка! Я думала уже, что ты забыла, – тихо сказала она, но тут же внимательно вгляделась в лицо Марии. – Маш! Ты в порядке? Ты выглядишь очень плохо!

Марии не хотелось выдавать своё состояние, но Глашкины пронзительные чёрные глаза видели всё.

– Всё хорошо! – Мария постаралась изобразить улыбку, но понимала: Глаша не поверит. Она, как медик, хоть и начинающий, чётко видела недуги окружающих. – Что здесь будет? – сменила она тему.

Аглая ещё раз пристально посмотрела на неё и покачала головой.

– Хорошо, потом расскажешь, – она оглядела трибуну. – Сейчас Феликс приедет. Говорят, важное собрание будет, – продолжила она, пожимая плечами.

Послышался стук копыт, и толпа загудела. Аглая схватила Марию за рукав и отвела чуть в сторону.

– Не будем мешаться, – сказала она. – Феликс очень этого не любит!

Мария с интересом наблюдала. За то недолгое время, что она провела в Безымянном, она постоянно слышала про Феликса, но ни разу его не видела. И тут такой случай!

К зданию клуба подъехала помпезная карета, до неприличия украшенная золотом и драгоценными камнями. Кучер остановил пару коней и открыл дверь, из которой вышли несколько человек в серых комбинезонах и респираторах.

– Кто это? – удивлённо спросила Мария, разглядывая странных людей.

– Работники крематория, – шёпотом ответила Аглая. – Местная элита. Феликс использует их как личную охрану.

Ребята в комбинезонах тем временем выстроились в ровную шеренгу. Кучер достал из багажного отделения ковровую дорожку и расстелил её от кареты до подиума. Следом из кареты важно вылез сам Феликс. Мария изумлённо уставилась на него. Это был серый, почти серебристый в полоску кот. Он был одет в такой же серый полосатый сюртук, шляпу-федору и высокие ботфорты.

– Эй! Челюсть подбери! – усмехнулась Аглая, щёлкнув Марию пальцем по подбородку. – Дырку прожжёшь в нём!

Заиграл гимн Безымянного. Парни в респираторах встали по стойке смирно и отдали честь. Феликс, гордо подняв голову, важной походкой прошёл к подиуму. «Охрана» выстроилась перед ним. Один из парней протянул Феликсу микрофон. Тот постучал по нему, проверяя, всё ли работает, и заговорил.

– Уважаемые жители великого Безымянного! – заговорил он, прокашлявшись. – Прошу вашего внимания!

Площадь, как по команде, замолчала. Феликс продолжил.

– Сегодня я вас всех собрал здесь, чтобы обсудить несколько важнейших для нашего с вами будущего новостей.

Он сделал паузу и лапой дал какую-то команду «охране». Парни в комбинезонах как-то напряглись, словно готовились к нападению. Кот продолжил:

– Первая новость. С завтрашнего дня в нашем селе вводится новый налоговый сбор: налог на смерть!

Двор загудел. Началось какое-то шевеление. Ребята в комбинезонах достали дубинки и сделали несколько шагов по направлению к толпе. Откуда-то послышались возмущения и проклятия.

Феликс оглядел волнующуюся толпу и продолжил речь.

– Я очень рад, что все вы единогласно и с большим энтузиазмом встретили мою инициативу и подавляющим большинством проголосовали За! Мне это решение далось с большим трудом, и без вашей поддержки я бы не справился, – он сделал натянуто хриплый голос и откашлялся.

Один из «охраны» моментально среагировал и поднёс ему стакан воды. Феликс сделал глоток и снова заговорил:

– В свою очередь, я, как глава села, гарантирую личный контроль за соблюдением всех процессуальных норм закона! К тому же!.. – кот сделал паузу. – Введение таких масштабных изменений потребует создания новых рабочих мест, чему, я уверен, вы все будете рады!

Кто-то в толпе поднял руку. Феликс указал лапой на человека.

– Вопросы? Это очень хорошо! Прошу!

Какой-то мужчина с лицом белого амура, заросшего щетиной, робко спросил:

– Почему вы решили ввести такой налог? Это же аморально! – он вопросительно вскинул ладони. Феликс заговорил машинально, словно ответ давно держал в голове:

– Хороший вопрос! Отвечаю: наше село сейчас переживает очень тяжёлые времена! В бюджете катастрофически не хватает денег! Требуется строительство новых корпусов крематория, а это, на минутку, пять годовых бюджетов нашего села!

– Но мы же и так платим за всё! – попробовал возразить «амур».

Феликс кивнул:

– Всё верно! Вы, как порядочные жители Безымянного, платите налоги на всё: на еду, на воздух, на сельское хозяйство. Но… – Феликс многозначительно поднял палец вверх. – Умираете вы совершенно бесплатно! Это большой пробел в нашем законодательстве, который, наконец, мы исправили.

– А если нет денег, чтобы оплатить? – дрожащим голосом спросил какой-то старик из толпы.

Феликс задумался.

– Без оплаты налога помирать вы теперь не имеете права! Живите дальше! – сказал он, пожав плечами.

– Да как же так! У меня сердце слабое, вообще-то! – возмутился старик.

– Держите его в тонусе до тех пор, пока не найдёте средства…

Толпа снова возмущённо загалдела. Феликс махнул лапой ребятам в комбинезонах, и они начали отгонять собравшихся от трибуны.

Буёк и Фёдор стояли немного в стороне, наблюдая за собранием.

– Представляешь, что теперь начнётся? – тихонько шепнул Буёк.

Фёдор кивнул.

– Я, конечно… не собирался пока умирать. Но вот моя печень сильно подводить стала, – Фёдор схватился за бок, словно показывал, как ему больно.

– Начинай копить! – серьёзно сказал Буёк. – Я тоже начну. У тебя всего-навсего печень, а я вообще – спортсмен! У меня каждый матч может быть последним!

– Мне кажется, народ сейчас взбунтуется, – шепнул Фёдор. – Смотри.

Из толпы гневно вышел разъярённый Богдан Богданович. Его лысина от возмущения покрылась испариной, а седые усы нервно подёргивались. «Сейчас начнётся!» – решил Фёдор. Богдан Богданович подошёл к подиуму настолько близко, насколько позволила «охрана», немного помедлил и, грозно сжав кулаки, спросил:

– У меня нет денег, Феликс… Но, вот ты скажи мне, а в долг можно?

Площадь облегчённо загудела. Из толпы сразу же посыпались предложения:

– А если в рассрочку?

– Или бартером?

– Субсидии разработайте.

– Или в кредит!

Феликс замахал лапами, успокаивая толпу.

– Граждане! Прошу вас! Без паники. Я, как главный представитель администрации, уже приступил к разработке программы кредитования населения. Результаты мы огласим уже в ближайшее время! Уверяю вас! Бесплатно никто не умрёт! Мы окажем посильную помощь малообеспеченным категориям населения!

Толпа радостно заулюлюкала. Кто-то даже начал скандировать: «Браво, Феликс».

Феликс тем временем продолжил.

– Теперь следующий, но не менее важный вопрос! Вы все наверняка уже слышали об участившихся случаях нападения медведей! Чтобы усилить меры безопасности, мы решили прибегнуть к услугам Кощея! Сейчас наши очаровательные почтальонки подойдут к каждому из вас и выдадут квитанцию на оплату услуг безопасности. С этого дня Кощей будет патрулировать улицы Безымянного, обеспечивая наш с вами покой.

Аглая подошла к «охране» Феликса и взяла у них стопку квитанций. Половину она отдала Марии, и они пошли по толпе, раздавая платёжки.

Феликс закончил речь и, попрощавшись, спустился с трибуны. Буёк удивлённо посмотрел на Фёдора.

– Фёдор, слышал? «Участившиеся случаи нападения медведей». Ты слышал что-нибудь об этом? – спросил он, оглядываясь по сторонам и ища в кустах медведя.

Фёдор покраснел.

– Краем уха. Говорят, огромный, рыжий и лохматый. Рычит страшно.

Буёк нервно задёргал ушами и поджал хвост.

Глава 4

Мария собиралась на работу и машинально готовила ужин для Виктора. Украденные им с мясокомбината говяжьи стейки, забавно подпрыгивали на сковороде, весело шкварча и брызгаясь маслом. В холодильнике стыл свежий винегрет, а на столе, накрытая полотенцем, стояла миска с пирожками. «Виктор будет доволен», – подумала она, одеваясь, но тут же одёрнула себя, словно вспомнив, что ей всё равно, будет он рад или нет.

К Виктору Мария испытывала лишь одно чувство – раздражение. Он и раньше был не подарок, но после того, как они приехали в Безымянное, стал во всех своих бедах винить её.

Но сегодня мысли были заняты другим. Фёдор, живущий в странном доме… Вчера он спас её от ужасной беды. Чувство благодарности переполняло Марию, но ещё сильнее было её желание узнать правду о Вере. Решив заглянуть к Фёдору после работы, она собрала небольшую корзину с едой: пара говяжьих стейков, пирожок и винегрет.

***

Почты было совсем немного, и Мария с лёгким волнением направилась к дому Фёдора. Постучавшись в дверь, Мария замерла, прислушиваясь. Ответа не было. Она осторожно толкнула дверь, и та со скрипом открылась. Внутри царил хаос: повсюду валялись книги, газеты и старые фотографии. На столе стояла чашка с остывшим чаем, а на полу лежала брошенная пожелтевшая от времени газета с заголовком: «Феликс строит новый мясокомбинат».

– Фёдор? – тихо позвала она, озираясь по сторонам.

Ответа не было. Тишина. Лишь лёгкие шорохи доносились из пыльных углов. В самом дальнем углу, слегка подрагивая, лежала куча старого хлама: подушки, книги, чайники, коробки. Мария на цыпочках, словно боясь напугать кучу, прошла вглубь комнаты.

– Ты тут? – тихонько спросила она снова.

Словно услышав её слова, куча вдруг зашевелилась, хлам посыпался, и оттуда выбрался сам Фёдор. Он выглядел неважно: волосы спутанные, борода длинная и неухоженная, одежда мятая. От него исходил странный запах, словно он сжигал старые подушки и пластиковый мусор. Глаза были красными то ли от недосыпа, то ли оттого, что он долго плакал.

– Можно войти? – спросила Мария, стараясь не морщиться.

– Да, входи, – глухо произнёс Фёдор, небрежно махнув рукой. Он прошлёпал мимо неё, не смотря в сторону Марии, и скрылся в другой комнате. Через несколько мгновений он вернулся, неловко поправляя на себе какое-то бесформенное платье в горошек.

Мария оглядела комнату, стараясь зацепиться взглядом за что-то, что могло бы её заинтересовать.

– Чем занимался? – спросила она с напускной непринуждённостью.

Фёдор как будто бы немного растерялся.

– Да я это… родителей искал. Всё думаю, куда они могли подеваться…

– Там? – Мария кивнула в сторону кучи хлама, из которой выбрался Фёдор.

– Угу, – ответил он, почёсывая бороду.

Мария села на старый стул, покрытый пылью и плесенью, и понимающе кивнула.

– А я почту разносила… вот, решила… – она почувствовала себя немного неловко, но тут же взяла себя в руки. – Я вспомнила… что вчера совсем не поблагодарила тебя… я перепугалась, – она вспомнила о гостинцах, которые захватила для Фёдора. «Это спасёт неловкую ситуацию», – подумала Мария. – Покушать принесла тебе.

Фёдор сначала нахмурился, словно пытаясь понять, в чём подвох, но затем его лицо заметно оживилось.

– Покушать – это хорошо. А то… с этим следствием… забываю о еде иной раз.

Мария улыбнулась и достала контейнеры. Она чувствовала лёгкое волнение, но старалась держаться спокойно.

– Вчерашний день не выходит у меня из головы! Твой героический поступок! Это было так… необычно… – она достала вилку и, стараясь скрыть нервозность, стала быстро есть винегрет прямо из контейнера.

Фёдор покраснел. С тех пор как мама исчезла, ни одна женщина ему не говорила таких приятных слов.

– Спасибо, Мария. Ты… очень добрая, – заговорил он, заминаясь и покашливая. – Это так приятно слышать… а то иногда мне кажется, что я какой-то… неполноценный…

– Понимаю, – ответила Мария, нервно откусывая большой кусок стейка и едва успевая прожёвывать.

Второй стейк исчез так же быстро, как и первый.

– Тебе не кажется. Но… – продолжила она и промокнула губы салфеткой. – Я помогу тебе. Давай говорить прямо. Сейчас ты выглядишь… слегка… как женщина. Огромная, лохматая и с густой бородой.

– Ты так говоришь, потому что я часто плачу? – с обидой в голосе спросил Фёдор.

– В основном да. Но ещё… твой внешний вид… – Мария окинула его взглядом с ног до головы.

– Внешний вид? – Фёдор удивлённо поднял брови. – А что с ним не так?

– Ну вот взять бы хотя бы это твоё платье в горошек. Я правда считаю, что тебе не стоит его носить, Фёдор.

Фёдор посмотрел на неё взглядом, в котором читались и недоумение, и тревога одновременно.

– Не знаю, Мария. Я, конечно, плохо разбираюсь в моде, но я уверен: оно стильное. Посмотри на это сочетание цветов! Мама часто носила его… до того, как… – Фёдор запнулся, не в силах продолжить.

Мария кивнула, давая понять Фёдору, что продолжать не нужно.

– Да, кстати… – ей неловко было переводить разговор, но это было необходимо. – О твоей семье… я хотела бы узнать кое-что о Вере…

Фёдор всхлипнул и вытер глаза платком.

– Я не люблю разговаривать на эту тему, – сказал он, успокаиваясь. – Что ты хочешь узнать? – добавил он.

Мария замялась, почувствовав себя стервой из-за того, что довела Фёдора до слёз, но сразу же нашла выход:

– Фёдор! Я вижу, что сейчас не лучшее время для такого разговора, – задумчиво сказала она. – Предлагаю завтра прогуляться и поговорить обо всём. Как раз покажешь мне село и окрестности, а то я всё забыла уже за столько лет…

– Заманчиво, – улыбнулся Фёдор, но тут же его лицо исказилось в испуге. – А твой муж тоже с нами пойдёт?

Мария весело засмеялась.

– Нет, Фёдор, муж не пойдёт. Ну так что? Значит, договорились?

– Да… – Кивнул Фёдор. – Договорились…

Мария оглядела стол, на котором совсем не осталось еды, кроме одиноко лежащего пирожка, и поняла – пора собираться домой. Её нервозность прошла, оставив лишь лёгкое чувство вины за съеденный ужин Фёдора.

– Кстати, Фёдор! – сказала она, вставая. – Сегодня вечером матч по буйку! Не забыл? – Мне очень интересно, что там будет! Никогда не видела!

– О! – воспрянул духом Фёдор. – Это будет нечто! Каждый матч – это целый праздник! Приходи – не пожалеешь!

Он кокетливо улыбнулся.

– Буёк, кстати, – мой лучший друг! Я не пропускаю ни одной игры!

– Обязательно буду! – сказала Мария. – До встречи на матче!

Она вытерла салфеткой руки, встала из-за стола и изящно направилась к двери. Но тут же быстрым шагом вернулась к столу и схватила пирожок, ловко запихнув его в карман.

– Пирожок потом новый принесу. Я вдруг вспомнила – это совсем невкусный.

***

По дороге к дому Мария много думала. Встреча с Фёдором прошла гораздо лучше, чем она ожидала, и, возможно, уже завтра удастся выяснить у него хоть что-то важное.

Она достала из кармана пирожок и задумчиво откусила большой кусок. Мария стеснялась этого, но в минуты тревоги теряла контроль над аппетитом. Так было и сейчас. «Какая мерзость!» – подумала она, жуя пирожок и не понимая, что вообще туда положила.

***

Вечер в Безымянном был, как обычно, серым и туманным, но сегодня это не мешало жителям села собраться у клуба. В такой знаковый день все улицы были обвещены шарами и флагами! Долгожданный матч, на время которого Безымянное преображалось. В воздухе аппетитно пахло жареной картошкой и самогоном, а торговца баранками, семечками и вареной кукурузой толпами шли к центру, волоча за собой сумки на колесиках.

Старый загон для скота был традиционна переоборудован под стадион. Трибуны, собранные из досок и старых деревянных поддонов, были задрапированы обрезками разноцветных тканей. Огромное ржавое корыто, украшенное ёлочной гирляндой, уже стояло на краю поля и светилось разноцветными огнями, ожидая начала игры.

Трибуны уже были забиты до отказа, и те, кому не хватило места, уже кучковались на крышах сараев или на ветвях деревьев, расстилая скатерти и расставляя пластиковую посуду. Уже издалека слышалась ритмичная бодрая мелодия, доносившаяся из огромных, хрипящих на всю округу динамиков. Собравшиеся фанаты хлопали в ритм и завывали что-то невнятное, напоминавшее «Оле-оле…»

На стенах домов висели афиши и плакаты: «Буёк против всех! Кто победит?». Детвора носилась по улицам, изображая игроков. Один из мальчишек выбежал из толпы, закричал: «Смотрите! Я – Буёк!», встал на четвереньки и начал бегать среди толпы, кусая прохожих за ноги и требуя, чтобы его пнули.

Старики сидели на скамейках и с ностальгией в глазах вспоминали самые яркие моменты прошлых матчей, делая ставки на то, насколько зрелищной будет сегодняшняя игра.

Несколько ребят в серых комбинезонах и респираторах, помахивая дубинками, лениво ходили по рядам и следили за порядком.

***

Сам Буёк, главный герой вечера, нервно похаживал вокруг поля и разминался. Его чёрная шерсть была слегка причёсана, а на шее красовался самодельный шарф с надписью: «Буёк – чемпион!». Он обошёл вокруг стадиона, давая лапу всем желающим. Трибуны взорвались восторженными криками. Компания молодых девчонок, перевалив за ограду, потянула руки. Буёк подошел и, взяв руку одной из них, поцеловал её.

– Вы видели?! – огромными от удивления глазами девушка взглянула на подруг.

– Конечно… видели, – обиженно фыркнула вторая. – Ты бы юбку еще покороче надела…

Толпа ликовала. Кто-то впадал в эйфорию, кто-то терял сознание от счастья. Буёк, вскинув шарф над головой, прошелся вдоль трибун и вернулся на свое место в ожидании начала игры.

Громко пыхтя и расталкивая фанатов, Фёдор подошёл к Буйку с охапкой варёной кукурузы под мышкой и положил руку ему на плечо.

– Нервничаешь? – спросил он, откусывая сочный початок.

– Немного, – ответил Буёк, разминая спину.

– А я как нервничаю… – сказал Фёдор. – Посмотри вон туда, – он показал рукой на другой конец поля, где, скрестив руки на груди, в белом платье стояла Мария.

– Кто это? – спросил Буёк, не отрываясь от разминки.

– Моя девушка! Мария.

– Ого! – Буёк, наконец, остановился, разглядывая девушку. – Красотка!

– Ага… Лучшая! – Фёдор смотрел на Марию, к которой почему-то подошла Аглая.

Он насторожился: Аглая слишком много знала про него и запросто могла испортить их только начавшие развиваться отношения.

– Слушай! – Буёк прищурился, вглядываясь вдаль. – А почему твою девушку обнимает какой-то бритоголовый мужик?

Фёдор пригляделся.

– Это, наверное, её муж… – задумчиво пробормотал Фёдор, приглядываясь и поправляя шляпу.

– Её… Кто? – Буёк обернулся и уставился на Фёдора огромными глазами.

– Тут… как бы… непростая ситуация…

В это время раздался гонг, сообщающий о скором начале матча.

– Всё, Фёдор, я побежал, потом поговорим об этом!

***

Судья громко свистнул, и матч начался. Буёк, резко сорвался с места и под громогласную музыку эффектно выбежал на поле. Толпа ахнула. Игроки команды заняли свои позиции, и игра началась.

Буёк, ловко лавируя среди ног игроков, ускользал от ударов, бегал кругами, свесив язык на плечо. Огромные кирзовые сапоги мелькали прямо перед его носом, но ежедневные тренировки давали свое: Буёк с маневренностью мангуста проскальзывал между взмахами ног игроков.

Первое попадание пришлось от Степана, мельника, многократного чемпиона. Он с размаху пнул Буйка, и тот взмыл высоко вверх, шлёпнувшись в траву на другом конце поля. Команда ринулась к нему, Буёк, только вскочивший на лапы, получил новый пинок: нападающий Митька отдал пас Степану, а тот, в свою очередь, с разворота направил Буйка прямиком в корыто. Толпа восторженно взвыла: Буёк летел точно в цель. Кто-то на трибунах вскочил, схватившись за голову. Но в последний момент Буёк, ловко извернувшись, сменил траекторию полета и со звоном влетел в «штангу» – в край корыта. Степан сокрушенно опустил голову, а Митька, подбежав сзади, отвесил ему звонкий подзатыльник.

Мария с удивлением наблюдала за игрой, стоя в тени высокого тополя.

– Маша, привет! – Аглая подлетела к ней, весело подпрыгивая.

Мария оглядела подругу. На её голове был маковый венок, на щеке – полосы в цвета флага Безымянного, а на шее – фанатский шарф с изображением морды Буйка.

– Привет! – медленно произнесла Мария. Она краем глаза заметила, как Богдан Богданович, осторожно оглядываясь, подкрался к стойке тотализатора и вывернул из кармана горсть монет.

– Как тебе?! – Аглая восторженным взглядом окинула «стадион».

– Как-то… странно всё, – ответила Мария, разглядывая венок.

– Да брось! Ты просто еще не привыкла, – весело усмехнулась Аглая. – Смотри: уже конец игры, а счет все еще нулевой! Разве это не захватывающе?

В это время раздался гул толпы. Девушки обернулись на поле, где Степан, на последней минуте игры поймал Буйка носком сапога и, подбросив его вверх, четким ударом головы отправил прямиком в корыто. Толпа взревела: ГО-О-ОЛ! Матч был закончен. Зрители, громко и радостно крича, повскакивали со своих мест. Дети пищали, женщины плакали от счастья, мужики тоже плакали, обнимая друг друга.

Сам Буёк, помятый, но счастливый, ликуя, ходил вдоль поля, подняв вверх лапы и сложив их в победоносном жесте.

Праздник закончился. Фёдор, дожёвывая варёную кукурузу на палочке, грустно смотрел, как сельские мужики растаскивают трибуны на дрова. Толпа начала расходиться, и Фёдор грустно проводил взглядом Марию, которая в компании мужа и Аглаи скрылась за поворотом. Он толкнул в плечо стоявшего неподалёку Буйка, который уже заканчивал раздавать автографы.

– Пойдём? – Тихо спросил он.

– Куда? – удивился Буёк.

– В рюмочную… Отметим твою победу…

***

Дверь в рюмочную открылась с привычным скрипом. Они зашли внутрь.

– Вообще-то я не настроен на выпивку… – сказал Буёк, заходя за Фёдором.

– Давай по кружечке! – хохотнул тот, оглядываясь. – Соскучился я по просроченному…

Буёк оглядел зал. После матча здесь собралось много людей, которые громко галдели и смеялись. Фёдор неуклюжей походкой пробрался между столиками к барной стойке. Буёк прошел следом, осторожно оглядываясь. Два больших зеркала на дальней стене были завешены плотной черной тканью. К привычному запаху махорки и алкоголя добавились запахи воска и хвои.

Митрофан стоял за стойкой, молча протирая стаканы старой дырявой ветошью. Каждый стакан он внимательно разглядывал, протирал снова и опять рассматривал, подняв на свет. Его волосы, раньше чёрные, теперь были сизыми, как пепел.

– Два, как обычно и солёное свиное ухо! – натянуто хриплым голосом сказал Фёдор и ловко бросил на стойку медяк. Взглянув на седую гриву бармена, он добавил. – Что произошло с тобой?

Митрофан бросил на него гневный взгляд и, ничего не говоря, толкнул ему две кружки с просроченным. Забрав монету, он снова вернулся к мытью посуды, бормоча что-то невнятное себе под нос.

Буёк, севший за свободный стол, одёрнул Фёдора.

– Оставь его! Это без толку. После того случая ничего не говорит, только бесконечно трет стаканы.

Фёдор поставил кружки на стол и сел напротив.

– Какого случая? – спросил он, с треском откусывая ухо.

– Да вчер… – Буёк было начал рассказывать, но внезапно дверь распахнулась, и в рюмочную ввалилась компания смеющихся девиц. Их раскрасневшиеся лица и шатающаяся походка явно намекали на лишнюю чарку. Они присели за стол, о чём-то перешёптываясь. Вдруг взгляд одной из них упал на стол, где Буёк и Фёдор устало попивали пиво.

– Девочки! – крикнула она на весь зал. – Это же Буёк!

– Что?! Настоящий?! – ахнула вторая.

– Ксюха, ты гонишь! – слегка толкнула её подруга. – Как он может быть не настоящим?

Они выбежали из-за стола и, шатаясь и смеясь, подлетели к Буйку.

– Буёк, ты лучший игрок в буёк в истории! – щебетали они.

– Мы все за тебя болеем!

Одна из них, та, которую называли Ксюха, села Буйку на колени и обняла за шею.

– Распишись мне… вот тут! – попросила она, оголяя плечо.

– И мне! – воскликнула её подруга, подставляя бедро.

– А мне – на груди, – сказала третья, расстёгивая блузку.

– Буёк, а почему ты тут один? – спросила Ксюха, оглядываясь. – Может, мы подсядем к тебе?

– То есть, как один? – удивился Буёк, расписываясь перманентным маркером на берде её подруги. – Я с Фёдором, – кивнул он на соседний стул.

Ксюха удивленно посмотрела на стул, где Фёдор, громко хрустя ухом, махал рукой девушке, улыбаясь во весь рот.

– Буёк, на что ты намекаешь? – спросила она с тревогой      в голосе. – Тут никого нет!

Буёк удивленно посмотрел на Фёдора. Тот утвердительно кивнул.

Когда довольные автографами девушки ушли, Буёк заговорил:

– Я чего-то не понимаю…

– Мастерство маскировки! – гордо ответил Фёдор и отхлебнул пива. – Но… твои поклонницы… это удивительно, Буёк! Почему они тебя так любят?!

Буёк помолчал, отпил пива и задумчиво ответил:

– Когда-то давно я сам поджав хвост бегал за женщинами. Но, став звездой спорта, я понял, что намного приятнее, когда они сами бегают за тобой…

Фёдор покачал головой.

– Подожди… то есть, тебя пинают, как мяч, но потом ты купаешься во внимании таких красоток! – Фёдор хлопнул ладонью по столу. – Это гениально! Слушай, а может и мне начать в буёк играть?

Буёк представил, как неуклюжая тушка Фёдора в платье залетает в корыто, и невольно засмеялся.

– Нет, Фёдор. Спорт – это очень опасная вещь! Ты уже нашёл себя в криминалистике, продолжай развиваться в этом направлении!

– Наверное, ты прав. Расследование действительно требует значительной концентрации и внимания. Если я подамся в спорт, то не смогу завершить начатое. А теперь у меня ещё и невеста есть. Скоро женимся…

Буёк понимающе кивнул. Фёдор взглянул на бармена, судорожно трущего стакан.

– Так что ты хотел рассказать? Что случилось тут?

Буёк оживился.

– Вчера она сюда вломилась… – заговорил он быстро, вполголоса. – Ведьма эта. Как тень ломанулась к Митрофану, молока, видите ли, захотела… он налил, но стакан грязный был…

Буёк перевёл дыхание, отпил пива и закусил солёным ухом.

– А потом тот алкаш, мать его… – продолжил он. – Сенька… взглянул на её задницу, облизнулся, аж слюни закапали. Чёрт его дёрнул рот раскрыть… видимо, перепил бормотухи. Митрофану он жизнь спас, а вот сам…

– Что сам? – Фёдор украдкой взглянул на Митрофана.

Буёк окончательно перешёл на шёпот.

– Я не знаю, чем закончилось. Так испугался, клянусь, что опомнился только дома. Знает только он, – Буёк кивнул на бармена, но, видишь, не говорит. Зато зеркала завесили…

– М-да… – вздохнул Фёдор, разглядывая полупустую кружку.

Вдруг где-то неподалёку он услышал знакомый голос:

– Да отвечаю тебе, огромный медведь! – говорил тихо мужик за соседним столиком. – Еле ноги унесли.

Фёдор обернулся на голос. Там сидела компания пьяных мужиков, среди них Фёдор узнал того, кто у магазина приставал к Марии.

– Огромный и рыжий, а рычал как… – продолжал мужик. – До сих пор кровь в жилах стынет.

Фёдор быстро отвернулся, схватил Буйка за лапу, и они вышли из рюмочной.

– Куда теперь? – спросил Буёк на улице.

– Пойду ещё немного поищу родителей и домой. Завтра у меня свидание с Марией.

– Ты поаккуратнее! Видел её мужа? Он тебе шары оторвёт, только узнает о вас.

Глава 5

Заданием на сегодня было расклеивание листовок с приглашением на концерт. Мария и Аглая решили выполнить работу пораньше, пока еще не затянуло дымом и приступили с самого утра. Они неспеша шли по утренней улице, останавливаясь у каждого столба и забора.

– Глаш, – спросила Мария, намазывая клей на листовку и приклеивая её к забору. – А ты слышала что-нибудь о Буряке-людоеде?

Аглая как раз разглаживала такой же листок на столбе. На листе красовалась надпись: «Приглашаем на первый в этом году концерт Безымянного хора чахоточников».

– Угу, – ответила она, разглядывая издалека свою работу. – Местная страшилка. Мол, живёт где-то в лесу гигантский буряк, похожий на человеческую голову, хватает ботвой прохожих и под землю утягивает, – она повернулась к Марии. – А что?

– Да нет… Фёдор упомянул в разговоре, что его сестру утащил Буряк-людоед.

Аглая засмеялась.

– Слушай его больше. Глупости какие… никто не знает, куда Верка пропала, – она огляделась по сторонам. Убедившись, что вокруг никого нет, она продолжила вполголоса: – Вообще, лично я думаю, сбежала она… не вынесла издевательств девчонка.

Мария пожала плечами.

– Ты знала её? – спросила она, намазывая клеем очередной лист.

– Кого? Верку? – Аглая помогла подруге приклеить афишу на следующий столб. – Неа, видела пару раз… я совсем маленькая была – она старше. И очень редко появлялась на улице…

– Да… – Мария кивнула. – У них родители были… странные…

– Слушай! – Аглая оживлённо повернулась к подруге. – А с чего ты вдруг с Фёдором вообще общие темы нашла? Я надеюсь, вы не… – она потёрла указательными пальцами друг о друга, намекая на близкие отношения.

– Нет, ты что! – Мария замахала руками и отвернулась.

Аглая взглянула на её моментально покрасневшие уши и засмеялась.

– Обалдеть! Маш, ты чего? Он же… Фёдор, одним словом… он раз попробовал меня поцеловать. Под предлогом расследования. Такое было ощущение, что меня лицом в курятник ткнули, – Аглая скорчила брезгливую гримасу. – До сих пор во рту привкус просроченного.

Мария махнула рукой.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Глаша. Не такой уж он странный…

– Ага… просто отрицательно нормальный, – усмехнулась Аглая и добавила: – А, вот, смотри, что у меня теперь есть! – она осмотрелась по сторонам и оттопырила воротник платья, обнажив плечо, где чёрным маркером была выведена надпись «Здесь был Буёк» и дата.

– Да ладно! – Ахнула Мария. – Сам Буёк?! Ты не шутишь?

Аглая, весело смеясь, замотала головой.

– Не шучу! Представляешь! Он просто взял и расписался на… мне… – Аглая мечтательно закатила глаза. – Я даже не мечтала о его прикосновениях, а тут такое…

– Глаша! Ты же не думаешь, что у вас с ним что-то может получиться, – Мария пыталась вразумить подругу. – Звёзды спорта… они такие. Попользуются и бросят, поверь мне… лучше поищи кого-то попроще…

– Хорошо, – Аглая сделала серьезное лицо. – Рассмотрю вариант с Фёдором, когда ты от него сбежишь, – она не сдержалась и снова засмеялась.

– Блин, Глаша! – Мария слегка шлепнула подругу по лбу стопкой листовок. – Успокойся уже!

Аглая, отдышавшись, снова принялась расклеивать афиши.

– А если серьёзно, Маш! – добавила она серьезным голосом, – Осторожнее с ним, хорошо? Он очень странный.

***

Как и планировалось, работу с афишами они закончили быстро. Мария суетилась в комнате, выбирая наряд и поглядывая на себя в зеркало. «Глаша – паникерша», – думала она. – «Не может быть опасным человек, совершивший такой героический поступок».

Мария посмотрела в окно. Крематорий заработал и сизый дым уже застилал всё вокруг, скрывая солнце. Но она думала не об этом и даже не о Фёдоре. Надежда узнать хоть что-то о погибшей подруге воодушевляла её. И история про странного Буряка, поедающего людей…

– С каждым днем все интереснее, – сказала она вслух и тут же, одернув себя, прислушалась.

В доме стояла гробовая тишина. «Виктор уже на работе!» – решила она и, подбежав к зеркалу, стала собираться. Сделала причёску. Не сильно вызывающую, но симпатичную. Из гардероба она достала белое платье. Повертев его в руках, она сама себе одобрительно кивнула.

– То, что надо! – Мария любовалась на себя в зеркало. – И даже не поправилась, – сказала она, поворачиваясь и рассматривая свою фигуру.

***

У двери Фёдора Мария замерла на мгновение. Чуть постояв и глубоко вдохнув, она постучала в дверь. Сначала была тишина, но через несколько секунд за дверью послышались пугливые шаги, кто-то постоял у двери, было слышно, как он ёрзает.

– Кто там? – послышалось из-за двери.

– Фёдор, открой, это Мария!

– Пароль! – спросил дрожащий голос.

Мария задумалась: «Фёдор не называл пароль. Что он может иметь в виду? Он же детектив, значит… и пароль должен соответствовать. Может, Шерлок?».

– Пароль – Шер… – Мария осеклась. «Что я творю!» – разозлилась она сама на себя и стукнула ногой в дверь. – Фёдор, прекрати паясничать. Открывай!

Дверь медленно, осторожно скрепя, приоткрылась, и в щель протиснулась рыжая борода. Сегодня она не воняла дымом и вообще выглядела довольно бодрой и свежей.

– Здравствуй, Мария, – заговорила борода с тревогой в голосе. – Муж тоже пришёл?

Мария устало закатила глаза. Она снова глубоко подышала, поглаживая себя по груди. Но, наконец, успокоившись, ответила:

– Нет, Фёдор, мужа тут нет! Открывай или я сейчас же ухожу!

Борода осторожно огляделась по сторонам. Дверь распахнулась шире, и в проёме показался довольный Фёдор.

– Слава богу! – выдохнул он. – Я так боялся, что он тоже придет, что все утро проплакал.

– Мило… – задумчиво сказала Мария, пытаясь войти в дом.

Фёдор преградил ей путь.

– Как ты смотришь на прогулку по окрестностям Безымянного? Здесь много интересных… Мест? – сказал он, и про себя отметил, что в сеновалах он родителей ещё не искал.

***

Они медленно шли по тропинке, ведущей к лесу. На окраине села красовались два свежих билборда: на первом красовался Феликс, грозящий пальцем, с надписью «Заплатил налог – умирай спокойно!», на втором был изображён разъярённый медведь, перечёркнутый красной чёрточкой.

Листья шуршали под ногами, а тёплый летний ветерок нежно касался лиц. Фёдор шёл рядом, иногда бросая на Марию короткие взгляды. Молчание становилось всё более напряжённым и Мария, не выдержав его, наконец заговорила:

– Фёдор?

Он вопросительно посмотрел на неё.

– Расскажи мне… про буряк… тот, что людей ест… – настойчиво попросила она.

– Зачем тебе? – удивился Фёдор.

– Мне не даёт покоя эта история, – она посмотрела на него большими серыми глазами и сложила руки в умоляющем жесте. – Расскажи, прошу тебя.

Фёдор почесал копну, немного задумался…

– Ладно… раз ты так просишь, – начал он, ведя Марию в сторону леса. – Я тогда возвращался с рыбалки… улов был плохой, и я с горя хлебнул несколько банок просроченного…

***

Фёдор шагал по лесной тропе, сжимая дырявое ржавое ведро с одной лишь рыбёшкой, которая обречённо шлёпала хвостом по дну. Смеркалось. Дорога до дома была не близкая, а выпитое просроченное начало давать своё.

Решив, что терпеть до дома не стоит, Фёдор свернул вглубь леса по нужде. Уже в чаще он вдруг заметил, что воздух здесь пах как-то по-другому. Запах стоял какой-то до боли знакомый. Родной…

– Компост! – воскликнул он, узнав запах. Пахло огородом и свежей землёй.

Внутреннее чутьё вдруг подсказало, что здесь что-то не так. «Откуда в лесу взяться компосту?» – эту незначительную деталь мог не заметить кто угодно, но не такой опытный детектив, как Фёдор. Превозмогая страх, он пошёл на запах. Чуть впереди Фёдор услышал стон. Глухой, похожий на скрип старого дерева и одновременно на вой раненого зверя. Фёдор выронил ведро и замер. Из земли, обваливая пласты перегноя, выползло оно.

Оно было ростом с сарай его родителей. Как гигантская репа, только чёрная. Кожистые складки напоминали лицо, застывшее в ужасе: пустые червоточины – глазницы без зрачков, трещина – рот. Ботва поднималась высоко вверх, извивалась и хлопала по земле.

– А-а-а! – закричал Фёдор и хотел бежать, но подол платья зацепился за корягу, и он упал. – Нет… Не трожь меня! – бормотал он, освобождая платье и пускаясь наутёк.

***

Он закончил рассказ и замолчал. Мария нетерпеливо смотрела на него, невинно хлопая ресницами.

– И? – не выдержала она.

– Хватит… – Буркнул Фёдор. – Я не умею рассказывать… это не интересно.

– Нет! Не хватит! – Мария обогнала его, преградив путь. – Продолжай! Очень интересно!

Фёдор хотел было отказать, но вдруг его осенило. Его борода расплылась в сияющей улыбке и он, хитро прищурившись, сказал:

– Поцелуй меня…

Мария опешила.

– Что… что ты такое говоришь? Ты с ума сошёл?!

– Тогда я не буду рассказывать! – Фёдор надул губы, скрестил руки и обиженно повернулся спиной.

Мария замерла, приоткрыла от удивления рот и потерла глаза. «Вот это поворот!» – думала она, глядя на обиженного Фёдора.

– Ну что? – нетерпеливо спросил он.

Мария покраснела.

– Ладно… – медленно ответила она. – Но только не…

Фёдор не дал ей закончить. Резким движением он развернул Марию лицом к себе и накрыл её лицо своей бородой. Немного помычав, Мария отпрянула. «Словно лицом в курятник ткнули», – вспомнились слова Аглаи. Мария отметила невероятную точность метафоры.

– Всё! – заговорила она, вытирая губы и плюясь. – Я своё слово сдержала! Теперь ты! Рассказывай, что было дальше!

Фёдор вздохнул и продолжил…

***

Фёдор долго пытался забыть тот случай. Он никому не хотел рассказывать о нём, не хотел вспоминать и бояться. Но однажды соседка – бабка Раиса, пошла в лес за грибами и не вернулась. Соседи долго искали её, облазили всё село, но бабку словно ветром сдуло. Потеряв все надежды, люди обратились к Фёдору как к талантливому сыщику.

– Федь! Ты же сыщик! Помоги бабку отыскать! – толпу у дверей возглавлял сам Богдан Богданович, бывший глава сельсовета.

Они надавили на больную мозоль! Фёдор не мог поступиться своей репутацией и согласился помочь, перешагнув через свои страхи.

– Я сейчас! – Фёдор захлопнул дверь. Постояв за ней для виду, он открыл. – Её сожрал Буряк-людоед!

Толпа ахнула. Кто-то закричал от ужаса, кто-то упал в обморок. Богдан Богданович, поразмыслив, заговорил:

– Кто сожрал?

Фёдор рассказал о том, что видел в чаще леса. Он отвёл их к тому месту и показал странную находку. И с этого момента началось!

Собрались мужики, всё равно как в сказке: дед, сын, внук… Решили буряк выкорчевать. Дед махал топором, мужики работали лопатами. А из земли щупальца – корни лезли, хватали за ноги. Вырубили, там же и закопали. А наутро буряк снова вырос на том же месте.

Тогда Богдан Богданович предложил залить проклятый корнеплод ядами. Со всех домов и складов принесли гербициды, яды, кислоты. Залили всё вокруг. Всё вокруг почернело. Буряк завял. Думали, что победили. Ан нет! Через несколько дней пророс снова.

Тогда приняли решение устроить пожар и сжечь буряк. Нанесли веток, хвороста и дров. Разожгли костёр такой, что из клуба было видно. Буряк выл, хлопал ботвой и пытался мужиков схватить. Сгорел, наконец. Но, как и стоило ожидать, через некоторое время он снова был на своём месте.

***

– Вот и всё… – закончил Фёдор. – Это всё, что я знаю.

Они остановились у огромного сеновала на опушке.

– Интересная история, – прошептала Мария.

Она оглядывала пейзаж вокруг. Тихо и красиво. И хотя дым доходил даже до сюда, вид он не портил. Мария услышала шорох за спиной и посмотрела на сеновал, где Фёдор снял платье и лежал голышом, прикрывшись пучком сухой травы.

– Фёдор? Ты чего?! – вскрикнула она, отпрыгнув от неожиданности.

Мария моментально покраснела, а Фёдор кокетливо похлопал ладонью по сену, поднимая столб пыли.

– Ложись рядом, крошка! – сально ухмыльнулся он. – И поторопись: на улице холодно, и Детектив Фёдор уже замёрз, его надо согреть!

– Фёдор, ты спятил?! – Мария одной рукой закрыла глаза, а другой нащупала платье Фёдора и кинула в него. – Оденься немедленно! Что ты надумал себе?

Фёдор удивленно посмотрел на разъяренную Марию и, прикрываясь пучком сена, отполз в сторону. «Она, наверное, не смотрела по телевизору детективы! Там все свидания неизменно заканчиваются постельными сценами», – думал он, натягивая платье.

***

Когда Мария, красная от стыда и возмущения, подошла к дому Аглаи, она как раз приготовила ужин и заварила чай. В открытое окно дул ветерок и колыхал занавески. Она поставила на стол чашку, тарелку и открыла книжку, погрузившись в увлекательный сюжет, когда в окне показалась Мария.

– Приятного! – Мария облокотилась на подоконник и наблюдала, как подруга, увлеченная чтением, похрустывала салатом.

Аглая вздрогнула, едва не уронив книгу в тарелку.

– Машка! Присоединяйся, дверь открыта! – приветливо бросила она, доставая ещё одну чашку.

– Я, – Мария села напротив и взяла чашку. – Не послушала тебя!

– Ты о чём?

– Я пошла на свидание с Фёдором, – Мария стыдливо опустила глаза.

– Бедняжка! – Аглая сделала нарочито жалостливое лицо и взяла Марию за руку. – Ты в порядке?

Но не выдержав, она вдруг засмеялась.

– Ну ты даёшь! – выдохнула она, перестав смеяться. Мария терпеливо ждала, когда она закончит.

– Успокоилась? – она отпила немного чая.

Аглая кивнула, сдерживая смех, но её смуглое лицо говорило о том, что она может в любой момент не сдержаться. Мария продолжила.

– Ты была права – он странный.

– Да неужели! – Аглая не выдержала и снова засмеялась. – А его борода и платье тебе ни о чём не говорили?

– Но… я пошла не из-за него…

– А зачем?

– Из-за Веры, его сестры…

– Не понимаю, – Аглая подняла брови.

Мария опустила глаза, закусила губу и, немного помолчав, сказала:

– Мы с ней в детстве были подругами. А потом я поступила с ней плохо… очень плохо, – Мария вдруг заплакала. – А теперь её нет!

Аглая резко встала и подбежала к Марии.

– Стой! Стой! Не надо, – она обняла её.

***

Классный кабинет гудел на перемене. Пахло мелом, старым деревом и дешевой обувью. Маша и Вера сидели на последней парте и готовились к уроку, раскладывая учебники, тетради и ручки. Маша вдруг заметила, что мальчишки на соседнем ряду зло косятся на них и шепчутся.

– Смотри, – шептал Арсений Павлику. – Машка с этой рыжей как дружит, наверное, она тоже из этих…

– Из кого? – удивился Павлик.

– Колдуний. Бабка говорит, что у рыжих чёртова грива, и из-за таких, как она, у неё вчера корова сдохла.

– Так Машка же не рыжая, – сомневался Арсений, поглядывая на девочек.

– Зато смотри, какие подружки! Небось заколдовала её, кикимора эта, – Павлик ёрзал на стуле. Наконец, он не выдержал. Он вырвал из тетради лист, скомкал его и бросил в подруг.

– Машка! Ты зачем с ней дружишь? Она у моей бабки корову заколдовала! А ты с ней! Тоже чертовка?

Класс загудел. Маша испуганно посмотрела на Павлика, который комкал второй лист бумаги. Арсений взял тяжёлый учебник и подошёл к ним.

– Правильно, Сень, – крикнул кто-то из класса. – Дай им по головам обеим.

Арсений немного посомневался, а потом замахнулся и с размаху опустил книгу на голову Веры. Раздался смех. Вера схватилась за голову и тихо заплакала.

– Отсядь от неё или тоже получишь! – Арсений сделал грозное лицо.

Маша посмотрела на него. Перевела взгляд на Веру. Потом молча собрала свои вещи и пересела за соседний ряд.

В это время в класс вошёл учитель и начался урок.

Уже после занятий Маша подошла в раздевалке к Вере, которая уже оделась и собиралась выходить.

– Вер… Постой! – но Вера не реагировала на её голос.

Она подошла к подруге и схватила её за руку, но та отдёрнула и пошла дальше.

– Вер, ну ты пойми! Они бы и меня…

Вера остановилась и повернулась к ней. Её изумрудные глаза были полны слёз. Она долго смотрела на Машу, но не могла подобрать слов. Просто отвернулась и вышла.

***

Мария плакала на плече Аглаи. Та слегка погладила её по спине.

– Ну… Маш… вы были детьми. Многого не понимали. Одноклассники давили, – она усадила подругу за стол, налила ещё чай. – На, попей. Он с мелиссой – легче будет.

– Спасибо, – Мария отпила чай. – Глаш? Я ужасный человек?

Аглая растерялась.

– Н-нет… Я так не думаю, – она прикрыла окно, из которого уже тянуло вечерней прохладой. – Да… ты поступила не очень хорошо… но… это было давно. С тех пор много чего произошло, ты многое переосмыслила. Даже твои слёзы сейчас говорят, что ты уже не та, что была раньше.

– Глаш, – Мария вдруг перестала плакать и посмотрела с надеждой в глазах. – Мне надо найти её!

– Кого «её»? – Аглая удивленно подняла брови.

– Веру… – Мария даже привстала. – Мне надо найти её и попросить прощения… за тот случай… за всё!

– Маша, а если Фёдор говорит правду, и она умерла?

– Тогда её могилу…

– Может, Богдана Богдановича спросить? Он, как-никак, бывший глава сельсовета, всё про всех знает, – задумчиво протянула Аглая. – Знаешь, что? Он просил меня принести ему лекарства от кашля. Я спрошу него!

Мария сложила ладони и посмотрела умоляющим взглядом.

– Глаша! Прошу тебя, узнай у него!

Глава 6

Утром следующего дня Богдан Богданович сидел в очереди у кабинета фельдшера в медпункте, ожидая приема. Очередь была небольшая: Тамара, продавщица из магазина, села на старый деревянный табурет у двери и покосилась на странные санбюллетени, наклеенные на покрашенные известкой и синькой стены.

– Тоже кашель? – спросил Богдан Богданович.

Она утвердительно кивнула и тут же зашлась жутким лаем.

– Дым… будь он неладен… – возмутилась Тамара, наконец откашлявшись. – Зато… вот про это не забыли, – она встала и подошла к столику, на котором лежал фолиант в толстом дорогом переплете.

Богдан Богданович пригляделся: «Как умываться, используя только лапы и язык. Автор – кот Феликс» – значилось на обложке. Он горько усмехнулся. В это время дверь в кабинет с лязгом открылась.

– Входите! – в открытой двери показалась огромная медсестра в колпаке, похожем на поварской и бесформенном, заляпанным жиром халате.

Богдан Богданович прошёл вслед за ней, краем глаза обратив внимание, как Тамара перекрестила его. Медсестра села на своё место и принялась считать ворон. Богдан Богданович робко присел и оглядел санбюллетень, рассказывающий об инновационном лечении бронхита методом игнорирования симптомов.

Фельдшер, здоровенный мужик, больше напоминающий работника крематория, чем врача, внимательно посмотрел на него.

– Слушаю вас! – гулким басом заговорил он.

Богдан Богданович вжался в кресло.

– Так это… кашель у меня. Замучил, проклятый.

Он осторожно кашлянул.

– Кашель, говорите? – спросил фельдшер, надевая очки. – Это хорошо!

– П-п-почему хорошо? – не понял Богдан Богданович.

– Потому что не хуже! – хохотнул фельдшер. – Давно кашляете?

Он порылся в коробке под столом и достал старый, перемотанный синей изолентой фонендоскоп.

– Да, вот… месяц, может, больше, как приболел, – залепетал Богдан Богданович.

Фельдшер жестом показал ему снять рубашку и, подышав на фонендоскоп, прислонил его к спине.

– Ровно шестьдесят семь! – вдруг радостно выкрикнула медсестра. Она только закончила считать ворон и сидела с видом, словно она составила годовой отчет по лекарствам.

– Прекрасно, Катерина Васильевна, – фельдшер повернулся к медсестре. – Упакуйте по коробкам. Вечером курьером отправим.

Богдан Богданович приоткрыл рот. Он потер глаза, глядя как огромная Катерина Васильевна, пританцовывая и напевая что-то под нос, стала носить коробки с воронами в подсобку.

– Температура есть? – фельдшер вернулся к анамнезу

– Не знаю… – Богдан Богданович пожал плечами.

– Надо мерить!

Мужик встал и прислонился губами ко лбу Богдана Богдановича. Раздался громкий «ЧМОК», а на лбу выступило бордовое пятно.

– Тридцать семь и три, – уверенно сказал он.

Он достал ручку и начал что-то писать. Сначала в карточке больного, а потом – в помятых бланках рецептов.

– Выписываю вам рецепт на подорожник. Прикладывайте к больному месту один раз в день. И рецепт на молитвы. Три раза в день после еды. И обязательно меряйте температуру!

– Мерить и записывать куда-то?

Фельдшер посмотрел на него поверх очков.

– Зачем записывать? Просто меряйте и всё.

Он протянул старику листочки с рецептами. Богдан Богданович в недоумении взял их.

– … Подорожник к больному месту… Но у меня же кашель! Куда мне его прикладывать?

– Прикладывайте к кашлю! Следующий! – бросил фельдшер.

***

Унылое покосившееся здание Аптеки находилось сразу же через дорогу. Богдан Богданович сразу же направился туда. В зале было пусто. Аптекарь с безразличным видом сидел, опершись щекой на кулак за пустым прилавком и смотрел в телевизор напротив.

Богдан Богданович положил перед ним рецепты. Аптекарь нехотя опустил взгляд на них, даже не вчитываясь.

– Подорожник продаём по записи. Очередь на две недели вперёд. Будете записываться? – он машинальным жестом достал из-под прилавка потрепанную тетрадь.

Богдан Богданович опешил.

– Две недели? Он же растёт на каждом углу! Я просто пойду и нарву его. Зачем ждать?

– Не имеете права. За незаконный сбор подорожника – штраф либо принудительные работы на крематории. А вот это, – аптекарь кивнул на рецепт на молитвы. – Это не ко мне, это к батюшке с ними…

– К батюшке… так церкви же много лет как нет! Самому молитвы читать?

– Самолечение карается штрафом либо исправительными работами… – лениво протянул аптекарь.

– Бред какой-то! Умереть проще…

– Ваше право! Но налог на смерть никто не отменял. Оформляйтесь и умирайте себе на здоровье.

***

Выйдя из аптеки, Богдан Богданович побрёл домой. Он оглядел улицы Безымянного. Дым. Причиной его мучительного кашля был дым, который извергал крематорий. В Безымянном кашлял каждый второй. Он взглянул вдаль и посмотрел на огромные трубы, еле видневшиеся через серо-синие облака. «Ад!» – Богдан Богданович вдруг понял, что именно так и выглядит ад. Дым. Копоть. Мучения и издевательства.

По пути он вспоминал, как раньше, под его руководством, это село процветало. «Тогда все жили и смотрели в светлое, перспективное будущее… А сейчас… впереди страх и безнадега» – думал он, вспомнив, вдруг, тот день, когда все вдруг изменилось.

***

В этот день ничего не подозревающий Богдан Богданович сидел в своём просторном уютном кабинете на втором этаже здания сельсовета. Окно кабинета выходило на площадь и с улицы доносили радостные возгласы – рабочие приводили в порядок газон, попутно шутили и рассказывали какие-то истории.

Стены кабинета били увешаны благодарственными грамотами и вымпелами. Было жарко. Богдан Богданович включил вентилятор. Приятный ветерок ударил ему в лицо. Он размял спину, протер салфеткой очки и продолжил работу над документами. Перед ним среди стопок бумаг и канцелярских принадлежностей стояла фарфоровая статуэтка с футбольным мячом – его гордость. Когда-то он играл в сборной по футболу, и сейчас, в серых чиновничьих буднях, этот трофей напоминал ему о былой славе.

Он уже заканчивал и собирался ставить подписи, когда в коридоре за дверью послышались шаги. Следом в кабинет вошло нечто. Оно было огромного роста, в темном длинном пальто. Лицо было словно выточено из слоновой кости и исполосовано не то шрамами, не то трещинами. Глаз не было – вместо них две жуткие пустоты, как будто художник-абстракционист решил изобразить бесконечность.

Странное существо гулкими тяжелыми шагами прошло вглубь кабинета. За ним зашла девчушка лет двенадцати – тринадцати. Рыжая до неприличия. Даже лицо было усыпано рыжими веснушками, на фоне которых изумрудные глаза казались невероятно яркими. «Такая маленькая, а уже накрасилась, словно на трассу собралась» – недовольно фыркнул Богдан Богданович, разглядывая её угольно-чёрные губы и глаза, подчеркнутые вызывающей чёрной подводкой.

Но взгляд! Она смотрела слишком надменно и высокомерно для ребёнка. На её руках сидел серебристо-серый полосатый кот, во взгляде которого тоже читалось высокомерие и чванство. Девочка, ни слова не говоря, посадила кота на пол, закрыла дверь и облокотилась на неё спиной. Горделиво скрестила ручки на груди.

– Что за цирк? – Богдан Богданович вспыхнул, но покосился на жуткое существо и почувствовал, что тон стоит сбавить.