Княжье вино
КНЯЖЬЕ ВИНО
Анна Кади
Свадьба
Если сам князь на свадьбу пожалует – это честь великая. Если слово своё скажет – это радость большая. Если же с молодыми вина испить пожелает – это удача редкая.
Но если князь своеручно кубки молодым наполнить захочет, то берегись. Поклонись в пояс, да гляди: коли мужу твоему нальёт сполна, а тебе лишь половину, то спокойна будь – женой ему в чести достанешься. Ну а коли доверху тебе, а не благоверному, то не видать ему чистоты твоей девичьей.
То значит: выбрал тебя князь по праву княжьему. Праву первой ночи.
Солнце уже катилось к горизонту, когда князь Владияр со свитой с охоты возвращался. Князь доволен был добычей: кабаном лесным да парой лисиц. Но только не ради добычи охотился, лишь развеяться желал, чтобы мысли тоскливые прогнать. Но вот и охота удачлива, да и она окончена, а мысли снова вернулись тоской зелёной.
Всадники остановились у кромки леса. Впереди показалось селение. На его окраине, на лугу зелёном, стояли столы длинные, белой скатертью укрытые, а за ними всё село собралось. Тут и песня полилась, тёплым ветром по степи понеслась да до самого леса…
– Что там, Димитрий? Праздник какой?
– Свадьбу празднуют, князь. Твой гридь1 Борис женится. Подъедем?
– Подъедем. Поздравлю молодых.
~^~
Свадебное гуляние было в самом разгаре. Народ пировал и веселился. От яств на столах свободного места не было: сколько ни ешь – к утру не управиться. Вина медового в чарках всё не убавлялось: сколько ни пей – подливали ещё. Ведь не зря у невесты приданое богатое.
Целый день гости ели да пили, смеялись да плясали. Когда ж солнце к земле стало опускаться – уморилися.
Вот кто-то песню затянул, второй да десятый подхватили:
Быстрокрылый да ясный сокол,
Ты слетай да исповедай
За сине, грозно да солёно море.
Ты к надежде моей – солнцу красному,
Ты к опоре моей великой,
Ты к заступе да обороне.
Куда скрылась она, схоронилася?
За трудами ли, за работами,
Иль за корыстными большими промыслами?..2
Лада сидела по левую сторону от мужа – тот весел был и пьян. При каждом «горько» целовал невесту да взгляды кидал, от которых становилось всё более тяжко. А когда на колено руку положил, да повёл кверху, да сжал со всей силы, Лада начала осушать свой кубок до дна, чтобы к ночи забыться.
Насильно замуж выдали. Сирота она, что никогда никем не скрывалось, а поминалось при каждом случае. Да не только поминалось, но и попрекалось. Тем, что Сияна – мать её родная – Ладу от басурманина понесла. Тогда татары в плен всё село захватили да погнали в рабство и уж в степи повели. Но князь Владияр, что в отъезде был, вовремя вернулся. На третий день догнал иноверцев и отбил у них народ свой – вятичи никогда своих не бросали. Многих врагов посекли князь и воины его. Но Башкурт – татарский хан – вброд через Донец ещё ночью ушёл, не догнали…
Вернул тогда князь домой людей своих, но многих девок басурмане чести лишили, как и Сияну. Когда ж Лада родилась, мать ей только имя дать успела да померла. До сих пор все плюются: поделом. Но как же поделом? Ведь виновата была лишь тем, что молода была да красива.
И хоть Лада никогда родную матушку не видела, всё равно жалела судьбу её горькую, короткую. А ещё любила и помнила благодарно. Имя же своё носила, как материнское благословение.
Отца своего Лада не знала. Но, думая о нём, как о жестоком иноверце, не столько его боялась, сколько стыдилась. Перед Богом за него винилась за всё то зло, что он людям учинил, за то, что матери судьбу поломал.
Тогда князь всем девицам поруганным приданое дал, чтобы их не обижали да замуж брали. Только вот Сияне оно не пригодилось, дочери всё перешло – ей, Ладе. Да не на счастье пошло богатство то.
Ни любви родительской, ни ласки Лада не знала. Но всегда верила, что матушка, как называла Лада свою приёмную мать Евдокию, – любит её. Когда ж у Евдокии родной сын родился – Славушка, – тогда и увидела Лада, какой заботливой матушка может быть, да только не для неё. В селе Ладу любили лишь детишки малые, неразумные. Да и те, когда подрастали, то дразнить начинали басурманкою. Так и Славушка, с которым с рождения нянчилась да играла, потом чужим стал. От этого же больнее всего.
Один отец Михаил – священник православный, что в церкви служил в трёх верстах от их села, – всегда добрым словом Ладу привечал и благословлял. От него одного Лада получала тепло вместо родительского. И всё равно ему было, что её кровный отец – иноверец и враг. Видела Лада, что добра и силы у отца Михаила в сердце больше, чем у всех других. Видела и думала: «Значит и правда силён его Бог?». Потому, когда двенадцать лет Ладе исполнилось, пожелала она крещение принять. А после и грамоте научилась, и терпению.
Когда же исполнилось Ладе шестнадцать лет, так родители приёмные решили замуж выдать, её желания не спрося. Хоть князь и запретил браки насильные, но кто ж за сироту заступится?
Евдокия уж так Ладу стыдила да укоряла: «Тебе уж целых шестнадцать лет, а до сих пор в девках ходишь, Славушку объедаешь. Знаешь ведь, что не богаты мы – каждый кусок хлеба на счету. А что тебе приданое богатое от матери осталось, так ведь нам от него пользы никакой. Пора, пора, девка, и честь знать, свою семью заводить!»
Но знала Лада, что матушка кривит душой. Жили они в достатке. Казимир – отец приёмный – знатным кузнецом на всю округу слыл, для разного люда работу делал, кузницу большую имел да подмастерьев держал. Было и так, что конюший самого князя ему работу давал да к себе на службу звал. Но Казимир, на старость ссылаясь, не хотел из родного села уезжать. Взялся лишь кузнецов княжеских секретам своим учить. А как научил, получил награду щедрую да домой воротился.
Но Евдокия всё равно укоряла Ладу. А та хоть в душе противиться не смела, но и обузой семье быть не желала. И не хотела бы с неволею мириться, да где ж она воля-то? Только у ветра да птиц в небе…
Жених Лады – Борис – был немолод. Говорят, вдовец, а что с первой женой его случилось, Ладе неведомо. Но и сама сейчас видит, как он жаден и груб. Немало лет Борис служил в младшей дружине княжеской, но до воеводы не дослужился – видно, ни умом, ни доблестью он отличиться не смог.
Пару месяцев назад Борис к Казимиру заехал лошадь подковать. Лады тогда дома не было – она в церкви отцу Михаилу помогала. Но матушка Евдокия и без Лады управилась: дочь приёмную первому встречному сосватала. Уж Евдокия умела любые дела устроить. Всегда знала как, что, да у кого разведать. Когда промолчать, а когда слово сказать нужное да ещё и приукрасить. Борису про Ладу таких сладких речей напела, что он посватался, саму невесту так и не увидев. А может и вовсе – не она ему была нужна, а её приданое. Когда ж на смотринах увидел Ладу, удивлён был, – видать, понравилась.
Поженили их не по-христиански, а по старым обычаям. Борис, как и многие в дружине, некрещёным был, потому как сам князь Бога нового, православного, не признавал. А посему их с Борисом в церкви не венчали. С утра, после выкупа, поезд свадебный на капище3 поехал. Там жрец седовласый волхвование проводил: Стрибогу да Сварогу жертвы подносил, жениху с невестой на головы венцы стальные возлагал, вокруг крады4 их трижды обводил. А после молодых маком, хмелем посыпали, на пир провожали…
И Ладе горевать бы надо, что она – крещёная – без венчания женой Борису стала. Да только он – совсем не тот единственный, кого Лада ждала, ждала, да так и не дождалась…
Вот снова бедро сжал до боли… И всё равно ему, что до ночи невесту трогать нельзя. Ни стыда, ни чести.
Что ж дальше будет? Как жить с таким мужем – нелюбимым, очам противным да сердцу чуждым?
Лада опять взяла кубок, отпивая хмельного вина. Может, в нём найдёт спасение, а коли нет – одна дорога…
Вдруг весь луг сизой тенью заволокло, от леса холодом повеяло.
– Князь! Князь Владияр едет! – раздались крики.
Сердечко встрепенулось… Неужто сам князь пожаловал? Лада за свои шестнадцать лет ни разу его не видала. Но в народе много чего о князе говаривали: что молод он, да не годами, что собою хорош и силён, да не по-человечески…
Все повскакивали: кто сам твёрдо на ногах стоял, кого поднимали – негоже князя сидя встречать. Молодые вышли из-за стола гостю дорогому навстречу.
Вот храп коней, топот копыт всё ближе, – скачет князь со свитою: без одного десять человек. У всех кони гнедые, у князя ж – вороной чернее чёрного. Издалека лиц ещё не видно, только плащ княжеский по ветру развевается, червоным подкладом глаза режет.
Подъехали ближе, а Лада на князя смотрит, понять не может: отчего ей в нём всё знакомо? И фигура высокая, и стать. И лик, и кудри тёмные. И очи синие, что увидеть уже не чаяла…
Да сколько ни смотри уж и честь надо знать, – Лада с мужем князю низко поклонилися.
Князь взором всех обвёл и спешился, коня воеводе отдал.
– Добро пожаловать, князь! Нам честь великая!
– Здравствуй, честной народ. Ехал с охоты, да мимо свадьбы грех проскочить. Вот и подарок мой – лесной кабан. Угощайтесь да добрым словом поминайте.
Со всех сторон раздалось с одобрением:
– Ай да князь! Благодарствуем! Раздели и ты с нами пиршество!
Любил князя народ, потому как тот всегда радел за него и защищал бесстрашно. А ещё за то, что властью своей не кичился.
– На пир не останусь, но кубок за здоровье молодых подниму. Да вот только сначала водицы бы испить.
Не успел сказать – жена молодая уж стоит, голову склонив, ковш с водою подаёт, а муж её вперёд подталкивает.
– Благодарствую, – принял князь ковш да припал губами, жажду утоляя. Да чем дольше пил, тем взор свой поднимал всё выше, пока Ладу не увидел. Замер на секунду, да бровью не повёл, что вспомнил. Да как не вспомнить такую красу? Как забыть глаза её карие, брови соболиные да косы чёрные?..
Ехал он как-то по уделу дальнему. Ехал один, без свиты да одетый по простому. А как селение одно проезжал, девушка эта его точно так же напоила и, не зная, кто перед ней, добра да приветлива была. Этим же больше всего в душу и запала. Да так, что через пару вёрст чуть обратно не вернулся, но передумал: жаль больно девку стало… И ведь надо же, опять судьба свела.
Отдал невесте ковш да видит: руки её дрожат – узнала. Но виду не подала, лишь ниже поклонилась.
Тут Борис к нему вышел на поклон.
– Окажи мне честь, князь Владияр. Выпей за здравие моей жены молодой, – попросил то ли с гордостью, то ли с бахвальством, а у самого язык пьяный в словах заплетается.
Усмехнулся князь в ответ на дерзость: неужто простой гридь перед ним превозносится? При всём честном народе да воеводах женою хвастается? Был бы Борис добрым воином, мог бы и простить Владияр неразумного. Но только храбрость его проснулась, когда ум в вине утонул да юбкой прикрылся.
Посмотрел князь Владияр на Борисову жену. Та от взгляда его ястребиного побледнела. Побледнев же, снова зарумянилась – ещё краше стала.
– За такую лебедь белую как не выпить?
Вот прошли к столу – кубки ждут вина. Борис уже к кувшинам потянулся их медовым наполнять… Князь же подал знак не торопиться, сказал сотнику своему:
– Димитрий, достань-ка наше, красное.
Всё затихло так, что пенье птиц услышалось, – сам князь взялся вино молодым разливать.
Помня матушкин наказ перед свадьбой, Лада уж не дышит. Голову склонила и не видит, как князь Владияр очей своих синих с неё не сводит. Лишь слышит, как журчит красное, кубки наполняя.
– Ну, – уже раздался глас его, а у Лады сил нет посмотреть на кубок. – За здравие твоей жены, Борис!
Дрожащею рукою потянулась да глянула: до краёв. А муж-то свой полупустой осушил уже и притих в поклоне. А князь всё ждёт.
Лада взялась двумя руками – не расплескать бы вина. А тут и страх отступил. Чего бояться, коли терять нечего?
Подняла свой взор на князя, поднесла к губам кубок, а он свой – за ней следом. Так и выпили всё до капли, друг на друга глядя, будто нет вокруг никого – да и в том была своя правда…
– Горько, – молвил Владияр, и все подхватили.
Не помня себя то ли от вина, то ли от волнения, Лада к мужу повернулась. Тот целовал долго, да уж не так, как прежде. А князя и след простыл, лишь пыль столбом…
Да и ей уже скоро в княжий терем собираться, с честью своей девичьей прощаться. Заря.
~^~
Первая ночь
– Уж не знаю, повезло ли тебе, девка. Но раз выбрал тебя князь, отказываться – смерти подобно. Изгнанницей станешь, ни в один дом тебя не примут, куска хлеба не подадут. За гордыню твою, что посмела самому князю перечить. Где ты, а где он? Всё равно, что тина болотная и солнце в небе.
Но ты не бойся. Князь наш красив да силён. Щедр да ласков. Ни одна молодуха от него без награды не уходила. Потому и мужья довольны, не смеют попрекать.
Да только одно запомни. Если и на вторую ночь позовёт, соглашайся – озолотит вдвойне. То уже всем известно. Но дальше осторожна будь. На третью останешься – никто тебя боле не увидит да и вспоминать не будет. Семье – откуп богатый, тебе – забвение.
Много было невест, кто на третью ночь согласились, и ни одна не вернулась. Что с ними сделалось – неизвестно никому. Одни говорят, что князь их себе в жёны забрал, как Ходота5. Другие же думают совсем худое, ведь девок тех никто больше не видал…
Любит князя простой люд, потому и не спросит об их судьбе. Ведь где князь, а где девка?