Не чувствовать
Часть первая
Глава 1
Дождливым октябрьским вечером на девятнадцатом этаже исследовательского института, в тесном кабинете и за маленьким столом сидел молодой человек, на первый взгляд ничем не замечательный. Трудно сказать, чем он выделялся: может быть, длинными тонкими пальцами да бледноватой кожей. И звали этого человека далеко не самым редким именем.
Марк откинулся на кресле и маленькими глотками пил остывший кофе. К концу подходил еще один рабочий день, похожий на десятки других. Здесь неделями ничего не менялось: был тот же вид из окна, те же лица в коридорах, однообразные письма, на которые он редко отвечал, одни и те же мысли. И снова компьютер что-то рассчитывал, и опять строкам на терминале нет конца и края.
Когда наконец программа завершилась успешно и экран загорелся зеленым цветом, Марк поставил кружку на стол, закрыл глаза и долго сидел неподвижно, пока в дверь не позвонили.
– Кто это? – спросил он своего робота-ассистента.
– Вероятно, та самая Анна.
– Ты разве не написал, что я не работаю со студентами?
Раздался второй звонок.
– Написал, но она оказалась настырной.
– И ты выдал пропуск без моего разрешения?
– Я пытался предупредить вас, но вы были заняты.
– Ну замечательно. Значит, она так просто не уйдет? – Марк растерянно смотрел на дверь.
Позвонили в третий раз, и он решил, что будет вежливее отказать вживую, чем сделать вид, будто его здесь нет.
Посетительница представилась Анной. Из-под капюшона желтого плаща смотрели живые и по-детски любопытные глаза, торчал маленький вздернутый нос. Пока Марк подбирал слова, она с неподдельным интересом изучила кабинет и заметила про себя, что горшки с растениями занимают слишком много места, а фиолетовый цвет от лампы создает какое-то мрачное впечатление. Когда Анна снова посмотрела на хозяина кабинета, ему показалось, что гостья слегка разочарована.
– Я не успел прочитать ваши сообщения. – Марк опустил голову, вжался спиной в кресло, чтобы скрыть легкую дрожь. – Чего вы хотели? – выпалил он и задумался, не прозвучал ли вопрос грубо.
– Мне нужна тема для диссертации. Меня заинтересовало то, чем вы занимаетесь. – Анна сняла плащ и села на краешек дивана. – Значит, за вас отвечал ассистент?
Марк кивнул.
– Я так и знала. Эта модель уже пять лет как не поддерживается. У них не настолько развит интеллект, чтобы имитировать серьезную переписку.
На экране робота появилось изображение глаз и нахмуренных бровей.
– Да, но… Но у этих старых роботов есть одно преимущество: они живее, что ли… По крайней мере, при взаимодействии с ними создается именно такое впечатление, будто они в состоянии понять наши чувства и…
– Я бы предпочла современного. Впрочем, это неважно. – Анна подсела ближе. – Я буду счастлива, если вы возьмете меня в лабораторию. Я уверена, что имитатор в корне изменит медицину.
– Так вы в него верите? – удивился Марк.
– Конечно.
– Руководство института считает имитатор лишней статьей расходов.
– Есть же другие источники финансирования. Вы не пробовали найти инвесторов?
– И вообще, речь пока что идет про имитацию крысы. В лучшем случае она заменит животных в экспериментах.
– У имитатора большое будущее.
– Послушайте, есть много других проектов. Я на вашем месте не стал бы хвататься за первое, что попадет под руку.
– Мне нужны именно вы. Очень нужны.
– А вы мне не нужны. – После затянувшейся паузы Марк продолжил, оправдываясь: – Я просто привык работать в одиночку.
– В наше время только гении могут себе это позволить. Значит, вы гений? Я и не сомневалась.
– Уже поздно. – Марк засуетился, встал.
– Я могу приехать в понедельник.
– Нет, в понедельник я буду занят. Давайте я напишу, когда найду время?
– Когда или если?
– Если.
– То есть никогда?
– Никогда.
– Тогда я приду без приглашения. – Анна улыбнулась.
Когда она ушла, Марк вздохнул с облегчением и подошел к окну – к небольшому окну в большой мир, обросший небоскребами. Дождь шел всю неделю, и он вдруг вспомнил, что в прошлый раз, когда он смотрел в небо, на нем не было ни облачка.
Глава 2
«Какой ужасный день, – подумала Анна, когда наконец добралась до общежития. – В последнее время все идет не по плану. Я так ждала эту встречу, и вот так вышло. Еще и дождь этот проклятый, ну сколько можно».
Был час ночи. Анне приходилось пахать семь дней в неделю с утра до позднего вечера, чтобы все успеть: неспроста этот университет считался одним из лучших. Она поступила на биологический факультет с первой попытки и с отличными баллами, однако не прошло и недели, как она почувствовала себя недоучкой среди гениев.
После тяжелого дня мысли разбегались в разные стороны, но все они были о лаборатории, куда во что бы то ни стало нужно попасть, и о том странном ученом, который в таком юном возрасте уже добился больших высот. Или нет? Успешный человек не работал бы в таких стесненных условиях. По крайней мере, Анна совсем не так представляла себе успех.
– Ты время видела? – поинтересовалась соседка, Вероника.
– Странно, что ты в это время уже в пижаме.
– Я-то другое дело. А на тебя это не похоже.
Анна захлопнула дверь холодильника и заторопилась уйти в комнату.
– Ну расскажи, – затараторила соседка, преградив ей дорогу, – я вообще-то волнуюсь за тебя. Ты как-то неважно выглядишь. Заболела? В такую погоду-то!.. И настроения у тебя нет, что ли. Хочешь, угощу тебя тортиком? У нас тут был небольшой праздник.
– Нет, спасибо.
– Все же хорошо?
– Относительно. Я ездила к ученому, который работает над имитатором.
– Что за имитатор?
– Устройство для вычислительных экспериментов. Сейчас Марк работает над имитацией крысы, но в будущем будет и человеческий.
– Типа искусственного человека? Этот твой ученый что, возомнил себя богом?
– Не совсем. Это программа, которая поглощает параметры и выдает результат. – Анна села, начертила на столе квадрат указательным пальцем и начала медленно рассказывать, как объясняют детям общеизвестные вещи: – Представь, что есть экспериментальная таблетка, и нужно доказать ее эффективность. Что обычно делают фармкомпании? Они тестируют вещество на животных, потом проводят клинические исследования. Это неэтично, долго и дорого. И вот альтернатива, – она показала несколько стрелок, входящих в квадрат, – ты загружаешь в имитатор данные о пациентах и формулу лекарства, а программа выдает прогноз. Поняла?
– Не поняла, но звучит интересно. А какие это параметры?
– Разные. В нулевом приближении геном. Но это все детали. Главное – начинка. – Она ткнула пальцем на воображаемый квадрат.
– Значит, этот ученый создает электронную крысу. То есть…
– Да, именно. Больше не придется использовать настоящих крыс в экспериментах.
– Слушай, а я напишу об этом на своем канале! В итоге-то тебя взяли в лабу? Возьми меня с собой в следующий раз. Мне срочно нужны детали.
– Не знаю. Я не думала, что все будет так сложно. Думала, он настоящий ученый, но нет, совсем мальчик. И нелюдимый такой, просто с ума сойти. С другой стороны, я люблю иметь дело с замкнутыми людьми. С ними поначалу бывает сложно, но стоит только найти ключ к их сердцу – и они доверяют тебе, как никому другому. Вот только они иногда слишком сильно привязываются.
– Что в этом плохого?
– Не люблю мешать в одну кучу работу и личную жизнь.
– У тебя есть личная жизнь? Почему я не знала?
– Нет. И потом, я ни к кому не привязываюсь.
– Почему?
– Мы сейчас не об этом. А о том, что тот, кто доведет имитатор до патента, как минимум разбогатеет.
– Раз уж дело в деньгах, почему ты не устроишься к отцу? Он же богат.
– Я не говорила, чем он занимается?
– Нет.
– Я думала, ты знаешь.
– Откуда? И чем же?
– Разводит генно-модифицированных крыс и продает их другим лабораториям.
– Так ты разорить его хочешь?
– Именно. – Уголки тонких губ дернулись вверх.
С этими словами Анна вернулась в комнату, растянулась на кровати и, чтобы избежать дальнейших расспросов Вероники, спрятала лицо за подушкой.
Глава 3
В серых стенах исследовательского института бурлила жизнь. Как кровь по венам, из кабинета в кабинет неслись потоки людей и машин. Анна была воодушевлена масштабом происходящего и чувствовала себя частью большого организма. В первые минуты ей нравилось это ощущение, но она вспомнила, что мечтает о большем. Как это часто бывает в восемнадцать лет, Анна хотела всего и сразу и верила, что иначе незачем жить. Институтская суета в лишний раз напоминала о том, что путь к вершине долгий и тернистый, а она находится в начале этого пути.
Анна хотела бы родиться в другое время. В двадцать первом веке наука продвинулась далеко вперед, и нужно потратить целую жизнь, чтобы разобраться хотя бы в одной ее области и чего-нибудь достичь. Время великих людей и великих открытий прошло. Многие с этим мирились, но Анна была слишком требовательна к себе, чтобы довольствоваться обычной жизнью и маленькими победами.
Анна поднялась на последний этаж и подошла к дверям знакомого кабинета. В этот раз Марк открыл сразу. Что удивило Анну сильнее – в кабинете появился второй стул. А все остальное было по-прежнему: стол, старый шкафчик, маленькое окно, диван, который занимал четверть площади, горшки, фиолетовый свет.
– Так вы меня ждали? – обрадовалась Анна.
– Я погорячился в тот раз. Может быть, что-то из этого и выйдет. Я слышал про… лабораторию вашего отца. Наверное, вы… привыкли к другому, да?
– Он тоже начинал с нуля.
– Значит, вас ничего не смущает?
– Абсолютно, – ответила Анна уверенно, но секунду спустя обнаружила одну вещь, которая все-таки смущала: руки ученого были исцарапаны, местами шла кровь.
– Это так, ничего. – Он убрал руки под стол. – Не обращайте внимания. Я просто перенервничал. А вы так не делаете, когда нервничаете?
– Их не нужно обработать?
– Нет. То есть я уже обработал. Неважно! Садитесь. Вы хотите поговорить про диссертацию, да? Понимаете, все не так просто. И дело не только в финансировании. – Марк начал говорить быстрее. – Как видите, мне многого не нужно. Я работаю один, и для этого мне нужен только компьютер. Дело в другом. В том, что… – Он переплел пальцы.
– Значит, вы не верите в успех имитатора. Ну, что ж, у вас есть голова, но нет мотивации. У меня наоборот. Думаю, мы сработаемся. Эта взаимовыгодная сделка. Вы никогда не занимались научным руководством?
– Нет. Я понятия не имею, с чего начинать.
– Для начала мне нужно извиниться. В прошлый раз было поздно. Я не подумала, что вам нужно домой.
– Я живу в лаборатории.
«До чего странный, – подумала Анна. – А выглядит так, что увидишь в толпе и не запомнишь».
Марк был светлый, с серо-зелеными глазами, среднего роста, худощав – видимо, недоедал, – и просто одет – в джинсы и рубашку. Серый человек, каких тысячи. Потерянный и печальный, каких нередко встретишь утром в метро. С другой стороны, своей невзрачностью он отличался от многих ровесников, которые ценили индивидуальность и порой души не чаяли в экспериментах над внешностью.
– Здесь, то есть в институте? – спросила Анна.
– Да. Так вышло…
– Но это должно быть неудобно, нет?
– Все не так уж плохо. Я сплю на диване. А по ночам можно поймать время, когда в спортзале никого нет, и воспользоваться душевыми.
– Вот как… Но раз уж вы не любите людей, можно же запросить удаленный доступ к серверу и работать из дома. Многие так делают.
– Я люблю людей.
– Ладно.
– Дело в том, что мама умерла год назад, и я переехал, чтобы сосредоточиться на защите кандидатской. Так получилось, что я остался.
– Грустно, что в двадцать первом веке люди все еще не доживают до старости. – Анна была сбита с толку откровенностью человека, который совсем недавно выставил ее за дверь.
– Ей было восемьдесят три.
– Да? А я правильно понимаю, что мы ровесники?
– Наверное. Мне девятнадцать.
«Всего на год старше меня, а уже с ученой степенью и лабораторией», – c завистью подумала Анна.
– Поздних детей любят сильнее, – сказала.
– Разве?
– Моему отцу тридцать пять.
– В смысле было, когда вы родились?
– Нет. Ему сейчас тридцать пять. Так что насчет совместной работы?
– На каком вы, говорите, курсе?
– На первом.
– Рановато.
– Кто бы говорил. И, как по мне, в самый раз.
– Почему вы выбрали именно эту лабораторию?
– Это собеседование? – В глазах Анны загорелись победные огоньки.
– Может быть.
– Вижу потенциал.
– Это большая ответственность, понимаете? Есть много граней, через которые нельзя переступать, хотя иногда кажется, что было бы неплохо. Наука – это не творчество. Она не имеет мало общего со свободой.
– Вы разве согласны с тем, что прогресс нельзя остановить?
– К сожалению. Людям стоило бы остановиться.
– Над чем вы еще работаете?
– В смысле?
– Имитатор – это вершина айсберга? Я права?
– С чего вы так решили? – Марк снова сплел пальцы.
– Какие грани вы имели в виду? Этику? Имитатор, наоборот, сделает фармакологию более этичной.
– Из-за ошибок в программе тоже кто-то пострадает. По-вашему, можно губить одних ради других или ради всеобщего блага, какого-то более светлого будущего? И потом, вдруг кто-то использует имитатор для других целей? Вы об этом не думали?
– Нет. Для каких еще целей?
– Ну… – Марк осекся. – Рано или поздно это приведет к легализации экспериментов над людьми. Виртуальными людьми, правда, но все же непонятно, чем это может закончиться. Что вы думаете про такие эксперименты?
– В смысле над реальными людьми?
– Да.
– А что такого, если они не против?
Марк не ответил и о чем-то глубоко задумался.
Глава 4
Прошел октябрь. Выпал первый снег. Мысли о предстоящей сессии приводили Анну в отчаяние. Она изо дня в день изводила себя, чтобы держаться на плаву, и с каждым днем все меньше была похожа на ту самую Анну в желтом плаще, и сама все сильнее чувствовала, что не справляется. Иногда доходило до слез, и она огрызалась на тех, кто попадал под горячую руку. Это состояние знакомо любому, кто с малых лет привык быть идеальным. Малейшая оплошность для перфекциониста равносильна поражению, а прервать этот порочный круг насилия над собой не так просто, как кажется со стороны.
Марк волновался перед каждой встречей, но успел привыкнуть к Анне и все чаще ловил себя на мысли, что ждет этих вечеров. До работы над имитатором было еще далеко, и в основном он объяснял ей какие-то простые вещи. Ему нравилось, как жадно она его слушала.
Однажды Марк заметил, что Анна погружена в себя и расстроена, и спросил:
– Тебе же все понятно?
– Да.
– Ну смотри. Я в свое время учился по специализированным программам и могу не понимать, какой уровень подготовки у студентов первого курса. Если я объясняю слишком сложно, ты просто скажи.
– Ладно.
Спустя какое-то время Марк снова спросил:
– Все точно хорошо?
– Что хорошего? Я пришла, чтобы заниматься наукой, а ты объясняешь программу первого курса, возишься со мной, как со школьницей. Зачем?
– Мне же нетрудно.
– Я настолько безнадежна?
– Нет. Конечно же, нет.
– Но рядом с тобой я чувствую себя неудачницей. Это для тебя все так легко. А я делаю все, что в моих силах, но этого всегда недостаточно.
Марк смотрел на нее во все глаза.
– Хочешь, займемся чем-нибудь другим? – предложил. – Может быть, тебе просто нужно отдохнуть. Давай что-нибудь посмотрим? Какие фильмы ты любишь?
– Нет. И вообще, забудь. Это так, минутная слабость. Давай продолжим.
– Ничего.
– Если хочешь, я больше не приеду.
– Не верю, что ты это говоришь. Ты раньше дверь ногой выбивала.
– У тебя столько дел.
– Не так уж и много.
– Иногда я бываю лучшей версией себя. – Анна посмотрела на ассистента. – Но человек по определению не может быть совершенным. Я иногда так расклеиваюсь, что стыдно за себя.
– Никто не идеален, и он тоже. Знаешь, у этих старых ассистентов есть одна проблема: они могут ослушаться приказа, если будут убеждены в том, что таким образом защищают интересы своего хозяина. – Марк подсел ближе.
– Так в новых версиях тоже. Второй закон.
– Старые роботы намного чаще ошибаются и преувеличивают опасность.
– Если ты хотел таким образом поддержать меня, ты выбрал не лучший способ.
– Почему? Я просто хотел сказать, что никто и ничто не может быть идеальным. Это нормально.
– Я не об этом.
– А о чем?
– Ты распускаешь руки.
– Да? – Марк бросил взгляд на диван и понял, что накрыл рукой кончики пальцев Анны. – Прости, я не заметил.
– Не заметил? Разве ты не сделал это специально?
– Я как раз хотел признаться. У меня тоже есть один дефект. – Марк отсел на край дивана. – У меня частичная врожденная анестезия. Я чувствую прикосновения условно на пять процентов. Почти ничего. Я почти не отличаю тепло от холода, плохо ориентируюсь в пространстве и так далее.
– Это, должно быть, сильно усложняет жизнь.
– Особенно личную.
– Ладно тебе. Ты ничего не теряешь.
– Думаешь?
– Ты не чувствуешь в том числе физическую боль, так?
– Да, почти не чувствую.
– Значит, ты можешь смертельно заболеть и узнать об этом слишком поздно. Это же серьезнее, чем отсутствие человека, который делит с тобой одну кровать?
– Что может быть хуже одиночества?
– Да много что. Именно одиночество дает человеку свободу жить так, как он хочет. Только вот мало кто этим пользуется. И вообще, с чего ты взял, что ты не можешь быть кому-то нужен? Сам говоришь, идеальных нет.
– Ты бы сама смогла бы жить с таким, как я?
– Если я скажу правду, ты подумаешь, что я хожу вокруг да около только для того, чтобы не обидеть тебя и не сказать «нет».
– Все равно скажи.
– У меня другие приоритеты. Мне и одной хорошо. Чтобы не быть одинокими, люди платят слишком высокую цену. Они теряют себя, забывают о том, что они о чем-то мечтали, к чему-то стремились. Я боюсь потерять себя. Чувства ослепляют людей, делают жизнь нестабильной, непредсказуемой, отвлекают от куда более важных вещей.
– По-моему, чувства, наоборот, делают нас свободными.
– Это как?
– Ты можешь закрыть глаза и уши, внушить себе, что ты выше этого, но полноту жизни ты ощутишь только в том случае, если покоришься. Ничего не чувствовать невозможно. По крайней мере, этого не добиться насилием над собой.
– А как добиться?
– Не знаю.
– Вообще-то на свете немало бесчувственных людей.
– Я предпочитаю верить, что они не показывают свою настоящую сущность и на самом деле глубоко несчастны.
– Я не согласна.
– Я впервые вижу человека, который думает, как ты.
– И много ли людей ты знаешь?
– Ну…
– Я имею в виду, по-настоящему, с кем ты говорил по душам.
– Как с тобой?
– Примерно.
– Мало.
– Значит, ты сидел дома, не ходил в школу, закончил университет экстерном только потому, что твоя мать боялась отпускать тебя в мир из-за твоей болезни?
– Да, – ответил Марк, думая о чем-то другом.
– А как же социализация? Она должна была понимать, чем это все обернется. Из-за нее ты мучаешься, думаешь, что с тобой что-то не так, хотя на самом деле ты несильно-то и отличаешься от остальных. Я имею в виду, в худшую сторону.
– Несильно? Ты так думаешь?
– Ну да.
– Мне ее не хватает.
– Понимаю.
– Я был привязан к ней сильнее, чем обычно привязываются к матерям.
– Неудивительно, если она не впускала в твою жизнь других людей.
– Это ужасно звучит, но я ушел из дома, чтобы меньше вспоминать ее, чтобы научиться жить в одиночку. Но все равно не смог уйти с пустыми руками. – Марк протянул руку к листьям крестовника.
– Я-то думала, зачем тебе столько растений. И так дышать нечем. Хотя нет, они же как раз производят кислород. Я имела в виду, что здесь и без них тесно.
– Да. Но они же живые. Как я могу их бросить?
– А у меня от своей ничего не осталось. Она умерла, когда я была маленькой. А у папы всегда была какая-то своя жизнь. Я часто чувствовала, что мешаю ему.
– Поэтому ты думаешь, что свою значимость нужно доказывать?
– Да.
Марк посмотрел на ее руку.
– Так как лучше тебя поддержать?
– Поверь в меня, если сможешь.
***
Анна открыла глаза, села, потерла веки, посмотрела по сторонам. Время было три часа ночи. Марк уступил ей диван, а сам спал за столом. Она не помнила, как отключилась.
Теперь ничего не оставалось, как дотерпеть до утра. Анна долго лежала с закрытыми глазами, на грани сна и реальности, и думала обо всем и ни о чем. Прошло еще какое-то время, прежде чем смутные мысли в ее голове обрели законченную форму. Она встрепенулась – усталость как рукой сняло.
«Марк что-то скрывает, – рассуждала она. – Я чувствую, что он что-то недоговаривает. Возможно, это что-то находится в этом компьютере. Если я разблокирую его же рукой, он этого не почувствует».
Анна понимала, что это неправильно. Конечно, если Марк проснется и поймает с поличным, можно придумать причину, почему ей срочно пригодился сервер. Он поверит. За этот месяц она успела понять: Марк хоть и одарен, но в общении с людьми наивен как ребенок.
«Я ведь не собираюсь его обокрасть, – успокаивала Анна себя. – Всего лишь узнаю, что он скрывает».
Анна вынашивала эту идею всю неделю, и, оставшись на ночь во второй раз, все-таки решилась заглянуть в компьютер.
Марк не шевельнулся. Анна села рядом с ним и начала просматривать папки в поисках чего-нибудь интересного, но не нашла ничего: только текст кандидатской диссертации, статьи про имитатор, названия которых она знала наизусть; папку с ее именем, в которой Марк хранил материалы; учебники, заметки, конспекты, чужие статьи. Все это она видела десятки раз.
«Лучше б выспалась, – подумала она с досадой. – Да и он же не настолько глуп, чтобы хранить компромат на рабочем компьютере. Зачем я вообще в это ввязалась?»
Она пожалела об этом еще сильнее, когда, встав, заметила в темноте два белых круга – глаза ассистента.
Глава 5
Анна сделала вид, что занята делом, а ассистент молча смотрел на нее, будто намереваясь что-то сказать. Она продержалась недолго, вскоре встала, легла и закрыла глаза.
Руки и ноги были ледяными, а голова – горячей. Марк дышал слишком громко, а ассистент, казалось, все еще смотрит на нее. Как бы Анна ни убеждала себя, что она ничего такого не сделала, совесть все равно не давала покоя. Было душно, а в кабинете даже не было кондиционера. Окно открыть нельзя: Марк спит прямо под ним, на улице холодно. Анна вышла, чтобы успокоиться и отдышаться, и услышала звуки колес за спиной.
– Эй, зачем ты меня преследуешь?
– Я напугал вас?
– Конечно! Кто ж так делает?
– Вы разве не остаетесь до утра?
– Мне рано вставать. Я, наверное, поеду.
– Я могу поставить для вас будильник.
– Нет, спасибо. – Анна отвернулась.
– Вы уже во второй раз заставляете моего хозяина спать за столом. У него много проблем со здоровьем.
– Ты про эту тактильную дисфункцию?
– У меня нет права разглашать врачебную тайну.
– Ну неудивительно, трудно быть здоровым, если жить в таких условиях… Ладно. Во-первых, я не заставляю, это его выбор. Во-вторых, спать на раскладушке тоже так себе. Если ты за него волнуешься, давай подумаем, как уговорить его вернуться в квартиру.
– Что вы делали за компьютером?
– Работала.
– У меня есть доступ к рабочему столу. Вы что-то искали? Я могу вам помочь.
– Нет, не искала.
– Он вам доверяет.
– Послушай, – Анна присела на корточки, взяла ассистента за плечи и посмотрела в глаза, – ты прав, ты должен мне помочь. Я давно заподозрила, что Марк что-то скрывает, и боюсь, что это что-то может нарушать закон, и будет не здорово, если произойдет утечка. Ты сам видел, что я его спрашивала, пыталась вывести на чистую воду, но он ни в какую. Пойми, я очень волнуюсь.
– Мой хозяин не занимается ничем противозаконным.
– Ты можешь этого не знать. Твой долг – защищать его. Помнишь же второй закон робототехники?
– Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат первому закону. Первый закон: робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.
– Именно. Если хочешь как лучше, помоги мне.
– Я обсужу это с хозяином.
– А смысл? Марк убедит тебя в том, что ему ничего не угрожает. Гении зачастую так неосторожны. Поверь, я лучше знаю. Мой отец не последний человек в науке, он рассказывал, что иногда бывают проверки. Если найдут что-то такое… Сейчас такие времена, что с этикой очень строго. Хотя бы на секунду представь, что Марк может оказаться за решеткой. Он же слабый, он этого не выдержит. А мы можем сделать так, чтобы этого избежать. Наверняка есть что-то, что Марк не хочет никому показывать. Есть же? Расскажи. Если в этом нет ничего такого, я перестану волноваться. Если есть, у меня появится причина поговорить с ним более основательно.
Ассистент молчал.
– Ты сам говоришь, что Марк доверяет мне. Это значит, что ты тоже можешь мне доверять.
– Я обязан поговорить с ним.
– Ладно. – Анна медленно встала. – Но хорошо подумай. Возможно, Марк перестанет мне доверять и отберет пропуск. Я уйду, он снова останется один наедине со своим разбитым сердцем. Мне кажется, Марк уже привязался ко мне. Он будет страдать, и виноват в этом будешь ты.
Он не ответил, вернулся в кабинет. Немного спустя Анна получила уведомление, и улыбнулась: он скинул ей два файла. Она скачала их себе и решила, что в следующий раз поймает момент и на всякий случай удалит из истории запросов этот разговор с роботом.
Глава 6
Первый файл представлял собой текст без пробелов, который состоял всего из четырех букв: А, С, G и Т. Анна знала, что так зашифровывается геном. Но чей? Он может быть чей угодно, ведь гены абсолютно любого организма на земле можно представить в виде цепочки из четырех видов нуклеотидов, зашифрованных четырьмя этими буквами.
Трудно было сходу сделать какие-то выводы. Нужен доступ к программе, считывающей геном, а значит, нужно или обратиться к отцу, или искать другую лабораторию, которая занимается генетическими исследованиями. В том и другом случае придется объясняться и передавать находку третьим лицам, чего Анна не хотела. Она металась между этими двумя вариантами, пока не сообразила, что можно для начала сравнить этот код со своим геномом, который хранится у нее в медкарте. Возможно, для начала этого будет достаточно.
Различие между ними составило чуть менее половины процента. Анна знала, что в среднем люди генетически идентичны на девяносто девять и девять десятых процента и отличаются от ближайшего родственника – шимпанзе – более чем на один процент. Из этого следовало, что найденный геном с большой вероятностью человеческий, если организм с такими геномом в принципе можно назвать родственником человека. Помимо того, что отклонение превысило среднее значение в пять раз, сама цепочка букв А, С, G и Т была немного короче, будто кто-то прошелся по нити жизни ножницами и убрал ненужные куски.
Неужели Марк занимается теми самыми экспериментами, о которых пару раз заикался? Вот почему он вел себя подозрительно, и Анна думала, что за этим что-то есть. Или же файл просто поврежден, и это вовсе не рецепт генно-модифицированного человека? Анна была так потрясена находкой, что так и не заглянула во второй документ: то ли забыла, то ли боялась узнать что-то пострашнее. Мало ли сколько скелетов в шкафу у такого неприметного человека.
Тем временем университетская жизнь продолжалась, и она, как и прежде, старалась не отставать. Очередное занятие проходило в лаборатории инновационной трансплантации. За стеклянными стенками находились имитации человеческих органов от костей до сердца. Несмотря на то, что технологии выращивания частей тела из стволовых клеток давно вошли в обиход, картина не оставляла никого равнодушным.
– Итак, уважаемые студенты, подытожим, – сообщил робот с предзаписанным голосом преподавателя. – Единственное, до чего пока не дошла регенеративная медицина, – это человеческий мозг. С подробным устройством этого чрезвычайно сложного органа вы познакомитесь в следующем семестре, в рамках другого курса. А теперь объявляю десятиминутный перерыв. Можете ознакомиться с экспонатами, а затем вас ждет небольшая практика. Просьба ничего не трогать.
Анна подошла к секции с сердцем и протянула руку. Ладонь остановилась в сантиметре от стекла. Орган был подключен к искусственной системе кровообращения и бился, совсем как настоящий.
– Как думаешь, – обратилась к ней Вероника, – можно ли будет собрать все эти органы воедино и сотворить человека, когда мы научился выращивать мозг?
«Кажется, я понимаю, почему Марк боится людей, – подумала Анна. – Каково жить с мыслью, что о твоих темных делах однажды все узнают? Это какая же шумиха начнется».
– Анна?
Анне вдруг стало не по себе, и она сбежала, боясь, что ее вырвет в лаборатории на глазах у всех.
Вот почему Марк спрашивал, как она относится к экспериментам над людьми. Вдруг он проверял ее? И что она ответила? Что для этого нужно согласие самого пациента. Но дело обстоит иначе, если человек родится в ходе вмешательства в геном. Что эти люди будут чувствовать? Будут ли они чувствовать? Смогут ли осознавать, кто они? Смогут ли принять тот факт, что их создали люди?
Анна нависла перед зеркалом в туалете, когда к ней подошла обеспокоенная соседка.
– Ты в порядке?
– Наверное, не то съела.
– Или это твой Марк на тебя плохо влияет?
– Нет. – Анна крепко взялась за край раковины.
– Не знала, что ты такая слабонервная.
– Нет, все в порядке. Кому-то эти технологии спасут жизнь. Мы знали, куда поступали.
– Выглядит жутко, с этим согласна. Но ты на себя не похожа.
– Думаешь, все-таки будет когда-то искусственный мозг? Его, наверное, невероятно сложно создать. Да и зачем? Вряд ли кому-то нужна пересадка головы. Впрочем, кому-то не помешала бы. Бывают же, не знаю, больные на голову… Слушай, Ник, можно сколько угодно отрицать это и читать ученым мораль, но настанет день, и они перевернут мир с ног на голову и никого не спросят. Когда-нибудь люди создадут себе подобных просто потому, что смогут.
– Но существует же этика.
– Законы никого не остановят. Общество всегда подстраивалось под прогресс, а не наоборот. Кто-нибудь осмелится и сделает дело. Вы его осудите, запрете в клетку, но пока вы будете заняты бюрократией, мир изменится, и факт в том, что вы к этому не готовы.
– А ты что, не осудишь?
Анна смотрела на свое отражение и спрашивала себя, встанет ли на сторону Марка, если ее догадка окажется правдой, будет ли осуждать его вместе со всеми, если эта страшная тайна станет достоянием общественности.
– Не знаю, – честно ответила она.
Глава 7
Перед полной аудиторией стоял мужчина лет тридцати пяти и с интересом разглядывал студентов. Он смотрел на них, как в зеркало, в котором человек видит собственное прошлое, и едва заметно улыбался, как улыбаются люди в минуты раздумий и сожалений.
– Я прочитаю всего одну лекцию, – начал он, – так что мое знакомство с большинством из вас будет коротким. Я занимаюсь коммерческим разведением крыс с измененным геномом. На сегодняшний день моя лаборатория не единственная в своем роде, но когда-то мы были первыми, кто за это взялся. Про саму лабораторию расскажу чуть позже, после вводной части. И, кстати, мы открыты для студентов как в рамках экскурсии, так и в рамках научно-исследовательской работы. Кому интересно – пишите. Контакты на экране.
– Этот молодой человек действительно твой отец? – прошептала Вероника.
– Ты можешь потише?
– Значит, ты у нас Анна Викторовна?
– Для тебя просто Анна.
– Не понимаю, почему ты этого стыдишься. Наоборот, здорово, что вы почти одного поколения. Представь, как сложно найти общий язык с родителем, который на полвека старше.
– Если у тебя молодые родители, в подавляющем большинстве случаев это означает, что ты незапланированный.
– Скольких ты вообще знаешь, у кого есть отцы? Полных семей не так уж и много.
– С чего ты взяла, что моя семья полная? – усмехнулась Анна. – Мой бы тоже ушел, но мать опередила и не оставила ему выбора.
– Ты не говорила. Прости.
Виктор поручил презентацию своему роботу-ассистенту, роботу нового поколения, а сам сел на краешек стола спиной к экрану и засунул руки в карманы белого халата.
– У вас, я так понимаю, разный уровень подготовки, так что я попробую начать с простого, – сказал он. – Вы, конечно, знаете, что все живое состоит из клеток и что в ядре большинства из них, в хромосомах и отчасти в митохондриях, хранится рецепт жизни. Если взять клетку любого из вас и перепечатать информацию, которая заключена в ней, вы получите книгу из ста шестидесяти двух тысяч листов. Из них всего двести страниц – это ваши личные главы. Да, вы отличаетесь друг от друга всего на десятую долю процента.
Ассистент Виктора листал слайды, пока хозяин стоял к экрану спиной и не давал никаких указаний. Создавалось впечатление, что ассистент лучше студентов понимает, о чем идет речь.
Виктор продолжал:
– Если вы начнете сравнивать свой геном с геномом любого другого организма, будь это животное, растение или даже одноклеточное существо, вы и с ним найдете много общего, потому что все мы произошли от одного общего предка и состоим из одинаковых кирпичиков. И да, пока я вас не утомил…
Ассистент отнес контейнеры с крысами на первый ряд.
– Образцы в первом контейнере отличаются друг от друга на сотую долю процента, но вы видите, как сильно они отличаются внешне. Одна из крыс обычная, другая модифицированная: у нее тело меньшего размера, более длинные конечности и сплюснутая мордочка. Во втором контейнере внешне совершенно одинаковые крысы, но они отличаются на целых два процента. Все зависит от того, что именно мы меняем в коде. Долго ходила легенда, что можно выбросить восемьдесят процентов ДНК человека и построить его почти идентичную копию из остатков. Все потому, что большую часть генетической информации составляет так называемый мусор, который накопился в процессе эволюции, и только небольшая часть ДНК отводится на гены – участки, которые кодируют белок, а значит участвуют в работе клеток.
– То есть лишнюю часть можно выбросить? – спросил студент с первого ряда. – Мы же тратим восемьдесят процентов энергии впустую при каждом делении ДНК.
– Во-первых, какие-то из участков этого так называемого «мусорного ДНК», как оказалось, участвуют в управлении генами, а какие-то еще не изучены. Увы, мы рискуем выбросить что-то важное. Во-вторых, сегодня у нас не так много инструментов, с помощью которых мы могли бы вносить значительные изменения в геном. Мы можем вставить, заменить и удалить какое-то число нуклеотидов, но для того, чтобы работать на больших масштабах, нам нужны технологии другого уровня.
– То есть мы не можем расщепить все водородные связи и собрать из кирпичиков свой собственный образец?
– Дело не в водородных связях. Они очень слабы и даже без нашего участия легко рвутся: так молекула ДНК делится на две части для деления клетки, например. Но ладно, суть вопроса от этого не меняется. Нет, конечно, мы не настолько всесильны, чтобы воссоздать жизнь из отдельных нуклеотидов, мы можем только изменять готовую молекулу.
– Но теоретически это возможно? В будущем мы сможем создать более совершенную версию человека?
– Вы задаете вопросы, на которые нельзя отвечать. – Виктор улыбнулся.
– Хорошо, у меня есть еще один вопрос. Чтобы получить еще одну крысу с заданными свойствами, вы заставляете пару таких крыс размножаться?
– Конечно, так как все изменения вносятся в зиготу. – Ассистент включил анимацию превращения одной клетки в целый организм. – Отдельно поясню, чтобы все понимали разницу. – Он обратился к аудитории. – Сразу после слияния половых клеток отца и матери человек (или крыса) представляет собой одну-единственную клетку с одной копией ДНК. Из нее в процессе деления образуются все остальные клетки. Во взрослом организме большинство клеток соматические, они не участвуют в размножении. Мы меняем геном на стадии одной-единственной клетки, и все клетки организма, в том числе половые, которые получаются копированием, генетически идентичны. Если же мы производим манипуляции на соматических клетках, то есть на клетках взрослого организма, мы не трогаем половые клетки, а значит внесенный признак не наследуется. Короче говоря, почти все крысы, которые рождаются в нашей лаборатории, рождаются естественным путем от модифицированных родителей. Можно, конечно, каждую крысу «подправлять» вручную, но это трудозатратно и нецелесообразно.
– С человеком в этом плане будет сложнее, верно? – спросил тот же студент. – Проще будет клонировать один удачный образец, чтобы получить серию. Технология клонирования давно известна.
– Да, – нехотя ответил Виктор. – Скорее всего, все подопытные будут на одно лицо. Еще вопросы?
– Что вы думаете о гуманности использования крыс в экспериментах? – спросила Вероника.
– А что такое гуманность, по-вашему?
– Соблюдение законов этики.
– Гуманизм, от латинского humanus, то есть «человеческий». Зачем вы очеловечиваете животных?
– Я говорю не только от себя, но и от лица тех, кто выступает против жестокого обращения с животными. Что о вашей лаборатории думает Международный Совет по этике, в котором вы, кстати, состоите?
– По последним подсчетам, одна моя крыса стоит девяти обычных крыс. Использование модифицированных крыс вместо обычных уменьшает количество смертей почти в десять раз. Совет по этике давно признал мой вклад в решение проблемы, о которой вы говорите с таким энтузиазмом.
– Проблема не в количестве жертв, – сказала Вероника, – а в том, что мы допускаем такую несправедливость. А что вы думаете про имитатор? Он ведь полностью вытеснит настоящих крыс: и обычных, и модифицированных.
– Вы про так называемую цифровую крысу? Я не знаю ученых, которые всерьез, – он сделал акцент на слове «всерьез», – этим занимаются. Это мертворожденный проект. Даже если кому-то чудом удастся спрограммировать имитатор, без квантовых компьютеров он будет работать очень медленно. Мало создать такую программу, что само по себе невероятно сложно, ее еще и нужно оптимизировать до такой степени, чтобы на обычных компьютерах она выдавала результат не через десять лет. Я ответил на ваш вопрос?
– Да, спасибо.
Контейнеры с крысами дошли до их ряда, и Вероника взяла один из них в руки.
– Мне их так жалко. Ан, ты только посмотри, какие они живые и любопытные.
– По-твоему, я впервые их вижу?
– Ты злишься из-за того, что я спросила про имитатор? Я думала, он знает.
– Заткнись.
– Слушай, а ты можешь все-таки поговорить с Марком?
– Нет.
– Наверняка он найдет какую-нибудь работу для меня. А вместе мы быстрее справимся. К этому проекту можно подключить много людей, и тогда… Ты же так хочешь, чтобы имитатор тоже получил патент.
– Я не хочу, чтобы мое имя затерялось в огромном списке.
– Ты все равно будешь как минимум второй. Ты не хочешь быть тенью своего отца, но готова стать тенью малоизвестного ученого. Почему? Зачем ты вообще этим занимаешься, если тебе безразлична судьба этих бедолаг? Я не понимаю.
– С чего ты решила, что я буду тенью?
– Но…
– Ты, наверное, не расслышала, что я попросила тебя замолчать.
Анна, поняв, что повысила голос, подняла голову и столкнулась глазами с отцом. Она успокоила себя тем, что с такого расстояния он не мог расслышать, о чем они говорили.
– А теперь я расскажу вам про лабораторию, – сказал он, дождавшись тишины, и продолжил лекцию.
Глава 8
– Что ты на самом деле думаешь про генетически усовершенствованных людей? – спросила Анна отца после лекции в его машине.
– И ты туда же.
– В последнее время слишком много разговоров про это. Я хочу разобраться. Если такая лаборатория существует, мы узнаем о ней тогда, когда будут результаты, верно? Или никогда не узнаем, если эксперимент окажется неудачным… Тебя не смущает факт, что ты можешь узнать первым? Что ты сделаешь? Вмешаешься? Осудишь?
– Пусть Совет решает, что с этим делать.
– Но ты состоишь в Совете.
– У меня не так много влияния. И вообще, за этими делами наверняка будут стоять люди, с которыми нельзя шутить. Ни один ученый не провернет такой эксперимент в одиночку. Зачем мне с ними связываться? У меня и своих забот полно.
– Все говорят, что это плохо, потому что боятся осуждения. Человечество всегда боялось нового и казнило тех, кто не боится и рискует.
Виктор удивленно посмотрел на дочь и спросил:
– А что, по-твоему, это не плохо?
– Помнишь, ты сам рассказывал про китайского ученого, который вылечил близнецов от ВИЧ? Кажется, в каком-то восемнадцатом году.
– Да. Это был первый случай, когда генетические изменения вносились в человеческие клетки зародышевого пути.
– Дети родились здоровыми, но карьера ученого все равно пошла вниз из-за общественного резонанса. Никто больше не рискнул повторить. А все могло быть иначе, если бы люди не демонизировали ученых и лояльнее относились к новому.
– Я согласен, но людей можно понять. Одно дело применять методы генной инженерии на соматических клетках готовых людей, другое – вносить правки на этапе раннего развития эмбриона. Как я говорил, во втором случае любая ошибка экспериментатора скажется на следующих поколениях, так как изменения коснутся половых клеток и будут наследоваться.
– Пап, хватит говорить общими фразами, лекция закончилась. Скажи лучше, тебя не воодушевляет идея, что человека можно улучить? Людям нового поколения в чем-то повезет: они не будут такими ограниченными и посредственными, как мы. А как сильно такой человек будет отличаться от нас? Я смогу понять, модифицирован человек или нет, по его ДНК?
– Не знаю. Для этого нужно быть специалистом. Различия могут объясняться естественными мутациями.
– А если их будет много? Скажем, если он будут отличаться от меня на полпроцента?
– Потребуется сложный анализ. Ты не справишься сама.
– Ты опять во мне сомневаешься.
– Скажи лучше, дочка, когда ты вернешься домой?
– Зачем? – Анна вжалась в кресло и скрестила на груди руки.
– Не поверишь, но такие черствые люди, как я, тоже умеют скучать.
– Я не хочу тебе мешать. Женись во второй раз, заводи других детей, ты же еще молод.
– Ну начинается. С чего ты взяла, что мешаешь? Я тебе хоть раз так говорил?
– Говорил.
– Когда?
– Когда я собрала вещи и заявила, что поступила в универ и переезжаю в общагу.
– А как я должен был отреагировать, по-твоему? И я всего лишь сказал, что ты такая вся неблагодарная. Это не значит, что я хочу от тебя избавиться. Я только хочу, чтобы ты ценила то, что я для тебя делаю.
– Я разозлилась и сказала, что ты ничего для меня не сделал. Затем ты подлил масла в огонь и сказал, что ты сделал больше, чем моя мать.
– Анна, я погорячился. Неужели не очевидно, что в этой ситуации я не мог не сорваться? Ты понимаешь, каково приходить домой после тяжелого рабочего дня и выслушивать твои претензии? Думаешь, мне было приятно? Я девятнадцать лет пахал без выходных, чтобы у тебя все было. А ты мало того, что уехала, так еще и оказалась слишком гордой, чтобы хотя бы раз за все это время самой позвонить и спросить, как я!
– Какая разница, как много ты работаешь, если ты бьешь иногда по самому больному?
– Я уже не знаю, как с тобой разговаривать. Когда ты уже повзрослеешь?
– Я давно повзрослела.
– Нет, Анна. Человек взрослеет в тот момент, когда берет ответственность за свою жизнь и перестает видеть в других людях причины своих проблем. В тот момент, когда он готов простить родителей за то, что они не идеальны.
– Я всегда чувствовала себя ошибкой…
– Анна.
– Ладно, я промолчу.
– Молчание не выход. Я хочу, чтобы ты поняла, что ты не права.
– Хорошо.
– Дома без тебя пусто. Пообещай, что подумаешь.
– Ладно.
– А сейчас хочешь, куда-нибудь поедем? Ты не голодная?
Анна отрицательно помотала головой.
– Ну что с тобой еще? – Отец заботливо хлопнул по ее плечу.
– Я знаю ученого, который работает над имитатором.
– И как? Уже устроилась в его лабораторию?
– С чего ты взял?
– Я хорошо тебя знаю.
– Допустим, устроилась.
– Познакомишь меня с ним?
– Почему ты так спокойно реагируешь? Потому что ты не веришь в успех имитатора, да?
– Ну раз уж ты за него взялась, мне точно конец. – Виктор едва сдерживал смех.
– Тебе, значит, смешно?
– Нет, что ты. Просто у тебя такое серьезное лицо.
«Очевидно, в меня он тоже не верит, – думала Анна. – Но я докажу, что он не прав».
Глава 9
И вот настал тот самый день, который у многих остается в памяти на долгие годы, – день первого экзамена. Взволнованные первокурсники занимали ряды большой аудитории, перед которой стоял старик в костюме и потрепанной шляпе. Он смотрел на студентов, поглаживая белые усы, и не спешил начинать. Только когда в зале воцарилась полная тишина, он заговорил:
– Уважаемые студенты, я рад видеть вас в полном составе, в живой аудитории, как в старые добрые времена. – У него было лицо человека, у которого выдался самый счастливый день в году. – Я знаю, как вам сейчас непросто, и обещаю, что экзамен сдадут все.
В аудитории снова стало шумно.
– Прошу внимания! – сказал преподаватель тем же понимающим голосом. – Так уж вышло, что нам поставили экзамен тридцать первого декабря… Что ж… С другой стороны, вы только подумайте, как это символично! Сегодня тридцать первое декабря сорок девятого года, через считаные часы мы окажемся во второй половине столетия. Мы живем в удивительное время. Мир меняется очень быстро. Ох, мне порой страшно представить, что будет лет через десять.
– Еще одна лекция, – тихо выдохнула Анна. – Мог бы предупредить, что не нужно готовиться.
– Многие из вас пропускали занятия, – продолжил старик, – поэтому я хочу использовать это время, чтобы поговорить о важных вещах, которые вы могли упустить. В конце я попрошу вас написать небольшое эссе – слушайте внимательно. Знаете, такой дисциплины как этика десять лет назад не существовало, хотя сам термин возник давно, еще в Древней Греции. Уже тогда люди рассуждали о ценности человеческой жизни, а сегодня это как никогда актуально. – Он включил презентацию. – Давайте-ка рассмотрим такую задачку. Знакомы с проблемой вагонетки? Это такой мысленный эксперимент. Итак, представьте, что вы управляете поездом, который мчится на большой скорости. На рельсах лежат пять человек, они связаны по рукам и ногам. Они умрут, если вы ничего не предпримете. Вы подъезжаете к развилке. Остановить поезд нельзя, но можно свернуть налево. И вот незадача: слева лежит шестой человек, тоже связанный. Вы можете спасти тех пятерых ценой его жизни.
Профессор сделал паузу, чтобы дать время студентам осмыслить задачу, а затем продолжил:
– Итак, вопрос ясен. Вы бы повернули налево? Отвечайте быстро, в реальной ситуации у вас было бы мало времени на подумать.
На маленьких экранах перед каждым студентом появилось окно с вопросом, и почти все выбрали вариант «да».
– А теперь давайте все же подумаем. Кто-нибудь хочет прокомментировать?
Анна подняла руку и ответила:
– Выбор очевиден. Чем меньше жертв, тем лучше.
– Принимается. Кто-нибудь хочет возразить?
– Задача сложнее, чем кажется на первый взгляд, – отозвалась Вероника. – Моральные принципы запрещают нам брать ответственность за чужие жизни. Мы не можем выбирать, кому жить, а кому нет.
– Но вы тоже выбрали повернуть налево. Почему?
– Потому что… – Вероника виновато опустила взгляд.
– Нет ничего страшного в том, что вы сомневаетесь. В любом случае, спасибо за ответ. – Старик переключил слайд и обратился к аудитории: – Давайте продолжим. Подумайте на досуге, изменится ли ваш ответ, если среди жертв будут дети или ваши родственники. А теперь немного изменим задачу. Вы стоите на мосту, под котором проезжает этот поезд. На пути – те же пять человек. Рядом с вами находится шестой. Предположим, если вы толкнете его на рельсы, он остановит движение поезда, и пятеро будут спасены. Формально ничего не изменилось, но готов поспорить, большинство из вас ничего не предпримет и не толкнет невинного человека. Ваши мысли по этому поводу?
– Можно спрыгнуть самому, – ответила Анна.
– Но это совсем не разумно, – растерялся старик.
– Зато я не нарушу ваши законы этики.
– С точки зрения этики любая жизнь представляет ценность, в том числе ваша.
– И все равно того, кто толкнет, осудят, а того, кто прыгнет, – нет. Разве я не права?
– Понимаете, Анна, мы не можем менять одну жизнь на пять жизней. У задачи с вагонеткой нет правильного решения, как бы мы ее ни сформулировали. Мы возводим неприкосновенность жизни каждого человека в ранг принципа, ведь только так мы можем существовать как общество. Мы не можем обезличить людей и работать с количествами, не можем говорить на языке выгоды. Вероятно, даже самый неэтичный эксперимент можно рационально оправдать. Но как только мы забудем о том, что мы люди, все изменится. Если мы перейдем черту, откажемся от принципов, в конечном счете никто не выиграет. Я хочу, чтобы вы запомнили это.
Когда студенты сдали работы и ушли, старик долго стоял у микрофона и смотрел на ряды опустевшей аудитории. В то время как Анна хотела проявить себя и не видела преград на пути к цели, он мечтал о том, чтобы мир никогда не погрузился в хаос.
Глава 10
После экзамена студенты разошлись по домам и комнатам общежития, а Анна сидела на скамейке перед учебным корпусом. Она была в трауре: черная куртка, черный шарф, под темно-серой шапкой темные волосы, покрытые белыми хлопьями снега. Черные глаза равнодушно смотрели, как кружат в вальсе крупные снежинки и как ветер лениво качает ветви разукрашенных елей. Все, что радовало окружающих, не приносило ей никакого удовольствия. Как ни странно, даже закрытый экзамен.
Анна долго ломала голову над содержимым первого файла. Ключом к разгадке был сам Марк. Нужен был только подходящий момент, чтобы спросить, что это все значит. Может быть, рано или поздно он сам признается. Марк ведь такой доверчивый, думала Анна. И пусть! Пусть это и есть тот самый рецепт нового человека, о котором все говорят. Анна больше не боялась этого. Она долго думала и пришла к выводу, что наука стоит жертв, даже если этими жертвами будут живые люди. Сколько можно стоять одной ногой в прошлом и прислушиваться к мнению этих стариков? Если поначалу Анна пыталась вообразить себе трагедии этих несчастных, теперь ей было все равно. Она готова была поддержать Марка, если это окажется правдой.
Анна долго не притрагивалась ко второму файлу, который прислал ассистент. В итоге он озадачил ее не меньше первого. Это был конспект с химическими формулами, заметками и какими-то расчетами. Как она поняла, Марк изучал свойства некоторого вещества. Поиски в просторах сети ни к чему не привели: никаких данных про это вещество не было в открытом доступе.
И теперь, после экзамена, Анна думала о том, что ей удалось выяснить. «Если верить этим выводам, – рассуждала она, – то вещество, которое вывел Марк, блокирует часть сигналов в миндалину и гипоталамус – области мозга, которые отвечают за эмоции, сон и так далее. В итоге свободные ресурсы мозга идут в ствол и префронтальную кору, то есть идут на контроль над основными жизненными функциями и умственную деятельность. Разве это не то, что мне нужно? Я же смогу вовремя остановиться. Эффект зависит от количества употребленного вещества прямо пропорционально, а химическая зависимость не возникает. Почему не смогу?»
В руках Анны было решение всех ее проблем. Дело оставалось за малым: добыть реагенты, найти лабораторию, где можно получить это вещество – и оно изменит ее жизнь. Она была уверена, что справится с синтезом сама: не зря столько лет учила химию.
От размышлений о том, как все изменится, если рискнуть, прервал звонок Марка, и Анна нехотя взяла трубку.
– Как все прошло? – спросил он.
– Ты о чем?
– У тебя же был экзамен.
– Какой же это экзамен? Так, еще одна лекция.
– А ты так переживала.
– Ты знаешь о проблеме вагонетки?
– Что? А, да, конечно.
– У нее есть решение?
– Нет.
– А подробнее?
– Ну, ответ зависит от подхода. В консеквенциальном подходе этичность поступка определяется по его результатам, и тогда выбор очевиден: одна жертва лучше нескольких. Если рассматривать категорический подход, то нужно руководствоваться принципами, которые общество определяет с помощью законов морали, и тогда ответ противоположный.
– То есть оба ответа правильны?
– И одновременно нет. В этом и заключается дилемма.
– Эксперименты над людьми запрещены, хотя они могут спасти еще больше жизней.
– В отношении людей категорический подход оказывается сильнее. А зачем ты спрашиваешь? Скажи лучше, ты приедешь сегодня? Мы так давно не виделись.
– Мне сейчас не до работы, – пробурчала Анна и отключила телефон.
***
Марк открыл шкаф – и вещи одна за другой полетели во все стороны.
– Вы уверены? – спросил ассистент. – В последний раз вы покидали институт седьмого сентября прошлого года.
– Вот именно. Я так больше не могу.
– На улице минус десять градусов по Цельсию, а вы оставили зимнюю куртку в квартире.
– Лучше замерзнуть, чем встретить еще один Новый год с тобой.
– Вы можете отпраздновать его с коллегами.
– Как ты себе это представляешь? – Он рассмеялся.
Марк числился в отделе из тридцати шести сотрудников. Наука – отрасль специфичная. В большинстве своем в нее идут заряженные люди, энтузиасты, а до реальной работы в лабораториях доживают единицы из них. Одного таланта или большой любви к науке недостаточно: нужно годами трудиться не покладая рук, чтобы заслужить право называться настоящим ученым. А долгий совместный путь и общее дело сближают людей. Научный коллектив нередко бывает сплоченным. Однако Марк держался особняком. Многое было иначе, пока мать была жива и работала с ним бок о бок. Она умерла через несколько дней после совершеннолетия сына и оставила его без карты и компаса.
Марк тяжело сходился с людьми. Человек социализируется с малых лет: общество то и дело вынуждает нас иметь дело друг с другом. Детский сад, школа, колледж, институт, работа, друзья – мы редко задумываемся, каково приходится тем, кто идет окольным путем. В век, когда выходить из комнаты необязательно для выживания, одиноких людей стало намного больше.
Марк стоял у выхода исследовательского института, и внимательный прохожий заметил бы на его лице неуверенную улыбку. О чем он думал? Как мало мы иногда знаем о том, что скрыто в человеке. Порой мы уверены, что знаем о нем почти все, и не подозреваем, как много еще не рассказано. А как часто мы сами молчим? Мы легко придумываем причины, почему молчать правильно: боимся, что не сможем подобрать нужных слов, что нас не поймут или поймут неправильно, осудят, засмеют, покажут пальцем. А чего боялся он?
Темнело. Город жил своей жизнью. Марк шел мимо старых зданий, которые стоят здесь, видимо, уже триста лет, и чего только не видели на своем веку. Он шел очень медленно, останавливаясь и разглядывая каждую мелочь и красиво одетых людей. Порой они все-таки замечали человека в осеннем пальто и с красными руками: кто-то косился, кто-то ускорял шаг, какая-то женщина подошла и спросила, не заблудился ли он.
Под землей жизнь тоже била ключом. За последний год в метро появилось еще несколько станций. Здесь были те же люди, но какие-то уставшие, и даже ожидание праздников не сказывалось на их серьезных лицах. Они куда-то спешили, о чем-то беспокоились. Все они, должно быть, искали счастья, и каждому чего-то недоставало. Наверняка они, как и Анна, знали, что им нужно, и даже не смотрели по сторонам.
Глава 11
Длинная аллея вела к университетскому кампусу. Над ней висело «звездное небо» – до разноцветных огоньков, казалось, можно дотянуться рукой. И люди здесь не такие холодные, как в городе. Марк подумал, что есть в студенческой жизни что-то притягательное. Сам он прошел все ступени образования экстерном из-за того, что осваивал программу слишком быстро. Мать им гордилась, но часто он думал о том, как хорошо было бы родиться заурядным человеком и прожить жизнь по самому обыкновенному сценарию.
– Анна в последнее время без настроения, – поделилась Вероника, у которой Марк взял адрес общежития. – Хорошо, что ты приехал.
– А что случилось?
– Не знаю. Она не рассказывает. Вы не ссорились?
– Вроде нет.
– А с тобой все хорошо?
– Да, конечно. – Марк выдавил улыбку.
– Сегодня холодно, а ты в пальто. И выглядишь неважно.
– Я думаю, она… волнуется из-за экзаменов. Да? Поэтому у нее нет настроения.
– Чувствую, дело не только в этом. Давай я впущу тебя по своему пропуску. Я еду к себе домой, так что комната ваша.
– Я ненадолго. Наверное. Впрочем, спасибо.
– Долго думала, говорить тебе или нет, но Анна сегодня такое выкинула… Она сказала лектору, что у дилеммы с вагонеткой есть еще одно решение: самому прыгнуть под поезд. Представляешь?
– Она так сказала?..
– Именно так. Еще и с таким довольным лицом. С ней что-то происходит. Причем с тех пор, как вы познакомились.
– А что еще ты заметила?
– Она изменилась. Вечно о чем-то думает. Иногда такая вся счастливая, иногда подавленная, иногда грубит, срывается, кидается вещами.
– Может, с ней происходит то же, что и со мной?
– А что происходит с тобой?
– Не знаю.
– Ты страннее, чем я думала. Ладно, дальше иди сам, – Вероника показала рукой направо, – триста тридцать шестая комната.
– Спасибо.
Оказавшись у заветной двери, Марк почувствовал привкус крови во рту – еще один симптом тактильной дисфункции и знак того, что он переволновался. Он медленно протянул руку к звонку и, пока Анна не подошла к двери, терзал себя мыслями о том, не зря ли приехал.
– Я думала, это не ко мне, – сказала она растерянно. – Что-то случилось?
– Нет, все в порядке.
– Я разве говорила, где живу?
– Говорила, с кем.
– Ну заходи.
– Мне немного неудобно, что я без приглашения. У тебя было то же самое?
– Нет. – Анна окинула его взглядом с ног до головы. – Замерз?
– Не знаю. Завтра будет видно.
– Я… поставлю чайник, пожалуй.
– Твоя подруга сказала, что едет к себе.
– И что?
– Вдруг она тебя не предупредила.
– Вообще-то мы не настолько близки. Мы слишком разные. Иногда приходится жить с людьми, с которыми мало общего.
Комната была разделена на две половины. Если у Вероники было убрано, то у Анны наоборот: ее стол и кровать были завалены вещами, дверь шкафа распахнута, с полок свисала мятая одежда.
– Знаешь, это так необычно: впервые за столько времени увидеть, как ты живешь. –Марк подошел к столу, над которым висела доска с большим количеством заметок, сделанных размашистым почерком, перечеркнутых и выделенных по несколько раз. – Вот почему ты иногда сходишь с ума.
– Да.
– А что значит «прочитать больше про № 2»? Или зачем тебе это: «Сравнительная геномика: изучение эволюционных связей между видами»?
– Ну что ты там рассматриваешь? Нужно было для учебы, очевидно же.
– Ты тут всю жизнь распланировала.
«И меня в этих планах нет, – подумал Марк. – С другой стороны, что в этом удивительного?»
– И что? – раздалось с кухни.
– Ты правда думаешь, что можешь ее контролировать?
– А кто, если не я? Только держи за ручку, а то обожжешься. – Анна положила на стол кружку с чаем.
– Я могу уронить. – Марк крепко сжал ее между ладонями. – Так даже лучше. – Он закрыл глаза. – Если сосредоточиться, я чувствую, как тепло проникает в меня. Это приятно.
– Что у тебя с руками опять?
– А, да…
– Опять кровь. Ну сколько можно?
– Да.
– Уже обработал?
– Нет.
– Где-то тут была перекись. – Анна поискала ее в ящике под столом. – Давай сюда. – Забрала кружку и взяла Марка за руку.
Анна решила задернуть рукава рубашки и оценить масштаб проблемы, но Марк встрепенулся:
– Там ничего нет.
– Ты чего так дергаешься?
– Ничего.
– Рассказывай, что на тебя нашло, – сказала Анна, обрабатывая раны.
– Я же сказал, ничего.
– Я имею в виду, с чего вдруг ты решил приехать.
– Это ты скажи, что с тобой происходит. Ты совсем пропала. Я понятия не имею, что происходит в твоей жизни.
– Мне сейчас не до диссертации.
– Со мной можно общаться не только о диссертации.
– Я еле успеваю готовиться к экзаменам.
– У меня такое чувство, что ты что-то скрываешь.
– Если уж на то пошло, мы ничего друг о друге не знаем, – фыркнула Анна.
– Но я хочу быть с тобой честным. Есть вещи, о которых трудно говорить, но я хочу, чтобы ты все знала…
«Неужели он сейчас во всем признается? – спрашивала себя Анна. – Он вот-вот расскажет и про код, и про формулу, и про то, что там он еще скрывает».
– И что же ты думаешь про эксперименты над человеческим геномом? – спросила она, не выдержав его молчания.
Марк долго изучал ее лицо, затем спросил:
– Что?
– А что не так?
– Я не понимаю.
– Что именно?
– Почему из миллиарда вопросов ты выбрала именно этот?
– Многие об этом говорят после того, как Совет по этике пригрозил ужесточить законы. Вот если бы знал технологию и знал бы, что тебя не осудят, ты разве не решился бы попробовать?
– Нет, конечно.
– Мне кажется, люди должны смотреть вперед, а не держаться за привычную реальность, – говорила Анна с воодушевлением. – Каждая новая технология открывает перед человечеством массу возможностей. Задача ученого – открывать эти возможности, а не думать над рисками. Это неправильно, что все возлагают ответственность на самих ученых. Это только связывает им руки.
– Представь, какая жизнь ждет этих… редактированных людей. Они будут страдать от ощущения, что с ними что-то не так. Я уже молчу про то, что за каждым удачным экспериментом скрывается серия неудач. Что делать с теми, кто родится неполноценным? И все ради чего? Ради любопытства? Ради того, чтобы сделать это первым? Потешить свое самолюбие? Привлечь внимание?
– Если мы научимся редактировать геном, мы победим множество болезней.
– Это только в теории звучит красиво. Ты бы сама взялась за такое?
– Возможно, – ответила Анна не сразу. – Так в чем ты хотел признаться?
– Ни в чем.
«И почему так сложно сказать правду? – думала Анна. – Я же сказала, что буду на его стороне».
– Какие у тебя планы на вечер? – спросил Марк.
– Я хочу съездить к отцу.
– Вместе отмечаете?
– Наверное. Да и просто давно не виделись. А что?
– Может быть, ты нас как раз познакомишь?
– В смысле?
– Ну, рано или поздно…
– Ты хочешь, чтобы я вас познакомила?
– Да. Ты столько рассказывала про лабораторию, что… Если он, конечно, будет не против. Думаешь, будет?
– Марк, я тебя не узнаю.
– Я хочу начать год с чистого листа. Я хочу измениться, понимаешь?
Глава 12
Вестибюль был вымощен белой плиткой и освещен ярким светом. За панорамными окнами – ночной, но беззвездный город со своими искусственными разноцветными огоньками. Марк шел медленно, с недоверием смотрел по сторонам и едва поспевал за Анной, которая знала отцовскую лабораторию как свои пять пальцев.
Анна всю дорогу спрашивала себя, зачем согласилась. Отец-то был не против, даже сам просил познакомить его с потенциальным конкурентом. Но ей зачем это? Почему она не подумала семь раз, прежде чем взять Марка с собой? Как она его представит? Странно тащить коллегу знакомить с родителями в новогоднюю ночь. Это была какая-то минутная слабость. Слишком уж неожиданно. Да и что оставалось? Бросить Марка одного в такой день? Пойти-то ему некуда. С другой стороны, почему это должно ее волновать? Сам виноват, что годами не выходит на белый свет и не общается с людьми. Неудивительно, что он потом навязывается первому встречному, который обратил на него внимание. Но она-то почему повелась? Может быть, расслабилась в преддверии праздников. Или пожалела. Конечно, пожалела. Как можно его не пожалеть?
Даже поговорить было не о чем. В надежде немного разбавить неловкую тишину Анна спросила:
– Говоришь, она поехала домой?
– Ты о чем?
– О ком.
– А, о Веронике. Да, она так сказала. А что?
– Да странно немного. Она просто не совсем ладит с родителями.
– Почему?
– Старая история. Помнишь времена, когда детский контент еще не запретили? Тогда ее родители сколотили состояние и до сих пор живут припеваючи. Вероника выросла перед камерами на глазах у миллионов зрителей, а тот канал, про который она вечно говорит, как раз достался ей, скажем так, в наследство. Вместе с поломанной психикой. Она уже уломала тебя на интервью?
– Пыталась.
– Хотя нет, нет ничего странного в том, что Ника поехала. Она слишком мягкотелая, чтобы обижаться или включать гордость. Ладно, зачем я это рассказываю. – Анна повернулась к Марку лицом. – Скажи лучше, как тебе лаборатория.
– Ну, здесь все какое-то искусственное…
– А чего ты ожидал? Побольше зелени, как в твоем логове? Зато вид вон какой.
«На такой же искусственный город», – подумал Марк.
Мимо проехал робот со стеклянным контейнером, битком набитым крысами. Они ползли от стенки к стенке, спотыкаясь друг об друга. Марк остановился, растерянно посмотрел им вслед.
– Если живой уголок, то только такой, – отметила Анна.
– У них нет отдельных клеток?
– А зачем осложнять логистику? И вообще, что бы мы об этом ни думали, за всю историю ни одна крыса не прожила счастливую жизнь. Нет, когда я была маленькой, я тоже их жалела. Но ко всему привыкаешь. – Она остановилась. – Мы дошли. Спрашиваю в последний раз. Ты точно этого хочешь?
– Ты же уже написала, что придешь не одна. Вряд ли у меня есть выбор.
– Если надо, я что-нибудь придумаю.
– Просто скажи, что ты этого не хочешь.
Анна не знала, что ответила бы, если бы в этот момент дверь кабинета не распахнулась и отец не вышел навстречу.
Виктор встретил Марка доброжелательной улыбкой, какой встречают долгожданных гостей, и протянул руку. Знал бы он, как трудно Марку ответить: ведь нужно сделать это не так сильно и не так слабо. И в обычной ситуации ему сложно найти баланс, а тут – земля уходит из-под ног и Анна смотрит так, будто он сейчас выкинет какую-нибудь глупость.
– Я о вас наслышан, – сказал Виктор.
Это было правдой. Хотя на людях Виктор открещивался от вопросов про цифровую крысу, он, конечно же, знал про имитатор. Он был бы некомпетентен, если бы не изучил работы коллеги, которые в перспективе могли разрушить его карьеру. Однако не любому бы он так льстил. Была ли это та же минутная слабость, которая посетила Анну? Марк умел расположить к себе, неосознанно создавая впечатление человека, от которого не ожидаешь никакой подлости в ответ на уступку. Скорее всего, нет, не слабость. Виктор тем и отличался от Анны, что не отключал холодную голову и во всем, что не касалось дочери, руководствовался расчетом.