Конан-Киммериец и Соломон Кейн

Руководитель международного литературного проекта “К западу от октября”, вёрстка, дизайн книг. Составитель: Артур Коури

Художник. Оформил посвящение Роберту Ирвину Говарду; автор иллюстраций к рассказам: "Соломон Кейн в долине статуй", "Соломон Кейн и пророчество цыганки", "Потерянные души", "Конан и Молах", "Конан на острове сирен", "Мерцающий свет" и "Кровавая невеста" Александр Крынкин

Художник. Автор иллюстрации перед содержанием Сергей Антипин

Художник. Автор иллюстрации перед информацией про Конана и Соломона Павел Перовский

Хужожница. Иллюстрация на обложке (рисунок из стока) Janny Torres

Помощница Артура Коури Юлия Лихачёва

ISBN 978-5-0067-1128-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление и предисловие

Дамы и господа, у вас в руках книга международного литературного проекта "К западу от октября" (2016—2022), который я спонтанно решил возродить этой весной. Раньше в рамках одноимённой серии вышло больше дюжины разных концептуальных хоррор-антологий про хэллоуин, лепреконов, шумеров, мавок-русалок… каждое наименование в среднем 60 экземпляров, которые из-за широкой географии участников разлетелись по всему миру; публиковал также авторские повести писательниц, нашедших затем путь в АСТ, крупнейшее в России издательство (речь о произведениях Дианы Чайковской и Яны Совы). В 2021-м году проект "К западу от октября" заочно принял участие в престижных литературных выставках вроде ММКЯ, Книжный Салон, Non/fiction. А юбилейный номер "Готика", отмеченный блербом мистера Эдварда Ли непревзойдённого мастера хардкор сплаттерпанка, оказался также в руках сэра Ричарда Чизмара. Соавтор Стивена Кинга и владелец культового издательства Cemetery Dance любезно оценил привлекательное оформление.

Тематика нового конкурса героическое фэнтези, а антология посвящённая двум легендарным героям увлекательных приключенческих саг Роберта Ирвина Говарда. Продолжений приключений Конана и Соломона много, но исключительность нашему эксклюзивному сборнику даёт внимание легендарного мистера Рэмси Кэмпбелла величайшего писателя ХХ и ХХI века. Рэмси – эталон классического хоррора. Он настолько крутой, что однажды даже работал с оригинальными черновиками Роберта Говарда и завершил его очерки "Дети Ашшура", "Ястреб Басти" и "Замок дьявола". Права на эти произведения остались у наследников Роберта, зато Рэмси заинтересованный нашим проектом, согласился благословить сборник, если соберётся достойный материал. Кроме того мистер Кэмпбелл всемирно признанный мастер, переписывался десять лет с Августом Дерлетом, лучшим другом самого Говарда Лавкрафта, создал множество историй важных и значимых для жанра ужасов, определяющих его направление, за что удостоен множеством самых крутых литературных наград.

Для меня такое издание одобренное величайшим из современных писателей – грандиозное достижение. Его ставят в один ряд со Стивеном Кингом, но Стивен Кинг с глубоким уважением считает Рэмси лучшим из лучших. Мистер Кэмпбелл пишет с самого детства и будучи фактически подростком, уже покорил издательство Аркхем-Хаус, где кроме межавторских публикаций в 1964-м году вышел его сборник "The Inhabitant of the Lake and Less Welcome Tenants". Затем Рэмси познакомился лично с главным редактором Аркхем-Хаус и… На сегодняшний день мистер Кэмпбелл без преувеличений является самым титулованным автором тёмной литературы: Гранд-Мастер мирового конвента любителей ужасов, лауреат русской премии "Мастера Ужаса", дважды лауреат международной премии "Дети Ночи", трижды лауреат "Bram Stoker Awards", четырежды лауреат "Международной Гильдии Ужаса", пятикратный лауреат "World Fantasy Awards", обладатель рекордных тринадцати статуэток "British Fantasy Awards"! А о доброй сотне (если не больше) номинаций я вообще молчу.

И этот человек, давным-давно покоривший все возможные литературные вершины, человек, на которого равняются даже известные профессиональные писатели, остался по-прежнему простым приятным парнем, который не только уделил внимание, но и оценил наш абсолютно любительский и некоммерческий проект!

Я очень рад и просто счастлив. Благодаря таким невероятным людям как мистер Кэмпбелл, продолжаешь верить в чудеса. Огромное спасибо творческому коллективу "Конан-Киммериец и Соломон Кейн" за то, что помогли осуществить мечту. Знакомство и общение с культовым титаном пера в первую очередь и вдохновило меня собрать под вывеской старого проекта нечто совершенно особенное.

С уважением и наилучшими пожеланиями, Артур Коури

04. 04. 2025

Список официальных антологий серии «К западу от октября»

© "К западу от октября 2016" (февраль, 2017) – hardcover. Другие номера pocket. Ведущая тема – Хэллоуин. С ISBN.

© "К западу от октября 2017" (декабрь, 2017) – №2. С ISBN.

© "К западу от октября 2018" (декабрь, 2018) – выпуск посвящён 210-и летию со дня рождения Эдгара По. С ISBN.

© "† Жатва †" (январь, 2020) – К западу от октября #4 | при сопровождении издательства Перископ.

© "Лучшее" (февраль, 2020) – выпуск свёрстан для ярмарки интеллектуальной литературы Non/fiction №21. С ISBN.

© "Будет ласковый дождь" (март, 2020) – К западу от октября #6. Выпуск посвящён столетию со дня рождения Рэя Брэдбери | совместно с Дальиздат. С ISBN.

© "– Вызов —" (ноябрь, 2020) – К западу от октября 7. Выпуск посвящён демонам и 130-илетию со дня рождения Говарда Лавкрафта. С ISBN.

© "~ Плоды осени ~" (февраль, 2021) – К западу от октября №8 | Участник ярмарки интеллектуальной литературы Non-fiction №22. С ISBN.

© "♦ Хэллоуин ♦" (декабрь, 2020) – К западу от октября 9. По сути вторая часть сборника "– Вызов —". С ISBN.

© "Лепреконы" (февраль-март, 2021) – первый русскоязычный сборник о главном персонаже ирландского фольклора. С ISBN.

© "₪ Избранное ₪" (апрель, 2021) – К западу от октября / 12 – представитель выставки XVI Международный Книжный Салон. С ISBN.

© "Мавки и Русалки. Ивана Купала" (июль, 2021) – К западу от октября №17/ Cлавянский фольклор. Участник Международной Московской Книжной Ярмарки (сентябрь, 2021). С ISBN.

© "† Готика †" (октябрь, 2021) – юбилейный выпуск серии. К западу от октября №20. С ISBN.

Первая книга с переводными произведениями. Благословил Эдвард Ли.

© "Трансильвания" (ноябрь, 2021) – продолжение "† Готики †". С ISBN.

© "Шумеры. Персия. Вавилон" (январь, 2022) – антология древневосточной мифологии. С ISBN.

Неофициальные электронные антологии:

В этом мире, ты – человек (февраль, 2022) – К западу от октября / 26. В честь 120-и летия Джона Стейнбека.

Из бездн Р`льеха (ноябрь, 2023) – К западу от октября-27. Лавкрафтовский сборник.

11 друзей Андрея Миллера (январь, 2024) – #28. Мемориальный сборник в честь самого первого автора серии.

* * *

Мы никогда не ограничивались только рассказами, в сборниках серии публиковалась как проза, так и поэзия: фрагменты романов, повести, стихи, поэмы, пьесы, очерки, эссе и рецензии. Всегда с обильными иллюстрациями. А после 10-го номера между антологиями начались реализации авторских книг, после – публикация переводов Чарльза Роберта Мэтьюрина ирландского классика и непревзойдённого мастера готической литературы.

Слова благодарности

Благодарю дружеский литературный портал Лаборатория Фантастики fantlab.ru в целом и лично Lunettу Марию Румянцеву за публикацию приглашения на сайте! Спасибо огромное Левченко В. Ю., который поддержал не только дюжиной превосходных произведений на выбор, но также пригласил всех желающих с главного русскоязычного Хайборийского форума cimmeria.ru.

Спасибо Эдуарду Мухамедьярову за публикацию приглашения на конкурс в его тематическом паблике vk.com/litcontest. Также приглашением поделился Марк Каллас в сообществе vk.com/swordandsorceryclub – спасибо. И конечно же огромная благодарность Миру Роберта Говарда vk.com/roberthoward, прорекламировавших наше возрождение буквально на второй день.

Ещё в начале февраля я влюбился в увлекательную красотку-рокершу Lzzy Hale из Halestorm и её захватывающий очаровательный голос сопровождал меня на протяжении всего приёма произведений, отбора и во время вёрстки книги. Сначала увидел логотип Halestorm на афише прощального концерта Black Sabbath, затем включил их кавер на песню Dio и меня унесло ♥

Клянусь Кромом, с вашей поддержкой получилось собрать отличную книгу!

Артур Коури

Конан-Киммериец и Соломон Кейн. Несколько слов о бессмертных героях Роберта Говарда

Конан. Он был вором, воином-наёмником, вождём, корсаром и королём, оставаясь в любой ипостаси бесхитростным искателем приключений, не лишенным человеческих недостатков. Однако суровый гигант имеет свой кодекс чести – неприятие интриг, верность данному слову, ответственность за доверившихся ему людей. Из любой передряги Конан выходит победителем и ведомый фантазий Роберта Говарда (а также его последователей) оказывается в новом диком уголке древнего мира, где его ожидают драматичные и полные тайн приключения.

Внешность Конана описывалась Говардом часто и подробно. Это высокий мускулистый человек с длинными чёрными волосами и ярко-синими глазами. Бороды и усов Конан не носит. Конан обладает огромной физической силой и звериной выносливостью, но при этом ловок и проворен подобно дикой пантере. Привлекателен для женщин. Он хорошо владеет большинством видов оружия, но чаще всего использует меч или топор. Одежда Конана, не считая доспехов, меняется в зависимости от текущего рода деятельности и места жительства – как правило, он приспосабливается к местной военной моде.

Характер. Конан лишён сантиментов и слабостей цивилизованного человека. Он не брезгует преступными промыслами, воровством и пиратством, не слишком разборчив в средствах, груб, резок на словах, мстит своим обидчикам с крайней жестокостью и без промедления. При этом ему присущ свой кодекс чести, от которого он никогда не отступает, а также своеобразное обаяние, грубое, но действенное чувство юмора.

Конан – воин-варвар из Киммерии, придуманный Робертом Ирвином Говардом в цикле повестей о Хайборийской эре, написанных в жанре фэнтези для Weird Tales. Персонаж книг, комиксов, кинофильмов и компьютерных игр, один из наиболее популярных фантастических персонажей XX века. В книгах Говарда Конан описан как умелый воин, наёмник и путешественник, любимец женщин, сражающийся ради богатства и развлечения, но не лишённый благородства. В адаптациях его образ часто делали более героическим, представляя Конана как борца со злом.

Конан наделён способностями прирождённого лидера и полководца; он быстро завоёвывает расположение воинов и командуя армиями, одерживает часто блестящие победы, командуя ими, при этом Киммериец фактически полностью лишен амбиций, например: будучи в подчинении у других, он исполняет их приказы и легко оставляет даже перспективную службу, едва она ему надоест. Конан имеет пристрастие к красивым женщинам и выпивке, что нередко оборачивалось против него.

Несмотря на варварское происхождение, в ходе своих странствий Конан побывал в самых разных уголках мира и приобрёл обширные познания как в географии, так и в укладе жизни разных народов и рас, а также неплохо изучил человеческую психологию. Он знает все основные языки Хайбореи и умеет на них читать. С детства Конан исповедовал традиционную для Киммерийцев веру в воинственного бога Крома, относясь к другим религиям с терпимостью, присущей варварам. Однако в поздний период он признавался в симпатии к культам Митры и Асуров. Конан не лишён черт расизма, явно характерного для Говарда.

Биография Конана. Сын Киммерийского кузнеца, родился прямо на поле боя. Конан участвовал в битвах с тех пор, как смог держать в руках меч. Несколько лет Конан занимался пиратством, прославившись среди жителей Чёрных королевств как Амра (Лев). После гибели его пособницы Белит и их команды сошёл на берег и стал наёмником. Служил сперва под началом принца Амальрика, вскоре сам стал военачальником, часто меняя хозяев. После свержения королевы Тарамис, у которой он служил, стал вождём кочевников. Враждовал с Туранскими властями. Позднее люди Конана были разбиты войсками царя Йездигерда, и их атаман некоторое время бродил по южным землям в поисках сокровищ.

Вернувшись на север, Конан завербовался в армию Аквилонии и покрыл себя славой, сражаясь против пиктов, быстро дослужившись до генерала. Король Нумедидес, опасаясь его растущей популярности, бросил Киммерийца в тюрьму Железная Башня. Конан бежал и вместе с графом Троцеро возглавил мятеж, закончившийся свержением и убийством Нумедидеса. После чего сорокалетний варвар был коронован как Конан I и правил Аквилонией до старости, несмотря на многочисленные покушения и заговоры. В поздние годы Конан посещал Кхитай и Гирканию, малоизвестные области к северу и к югу от них, а также безымянный континент в западном полушарии.

Соломон Кейн. Литературный герой приключенческого фэнтези цикла мистических рассказов и стихотворений, созданных Робертом Говардом. Англичанин-пуританин XVI века, спокойный, мрачно выглядящий человек, который блуждает по миру без определённой цели, уничтожая зло во всех его проявлениях. Самая частая эмоция, которую он проявляет – это праведный гнев. Высокий мрачный и бледный человек с измождённым лицом, широкоплечий, жилистый ("поджарый, словно леопард"), с длинными и крепкими руками, с железными мускулами, и ледяным взглядом. Носит лишенные украшений чёрный камзол и чёрную фетровую шляпу, подвязан зелёным кушаком.

Вооружение. Рапира в кожаных ножнах, два кинжала, два длинноствольных кремнёвых пистолета. Во время одного из приключений Кейна, африканский шаман Н’Лонга подарил ему посох-амулет для защиты от тёмных сил, который можно использовать как оружие.

Биография Соломона. Действие рассказов разворачиваются в Англии, Шварцвальде (на границе Германии и Франции) и Африке. Соломон Кейн родился в 1549 году, в Девоншире (Англия), по вероисповеданию он протестант. В юности он нанимается на торговое судно, путешествует в Индию и Китай. Потом становится капером, грабит испанские суда. Воюет за гугенотов (собратьев по вере) во Франции.

В 1575 году Кейн путешествует по Шварцвальду: переживает приключения в трактире "Раскроенный череп" и в замке барона фон Сталера. Во время путешествия по Средиземному морю Кейн попадает в плен к туркам, а после на галеры. Вернувшись в Англию, нанимается в экспедицию Фрэнсиса Дрейка.

В 1579—1580 годах Кейн мстит за убийство случайно встреченной девушки; в погоне за убийцей, которого зовут Ле Лу, он едет в Африку, где знакомится с колдуном вуду по имени Н’Лонга. После этого Кейн вместе с сэром Ричардом Гленвиллом отправляется в Новый Свет.

После участия в разгроме Непобедимой армады Кейн в 1588—1590 годах расправляется с прибывшей в Англию командой пиратов, своими бывшими товарищами. Потом снова служит с сэром Гленвиллом и попадает в руки испанской инквизиции.

В 1592—1605 Кейн в Африке: попадает в затерянную страну Негари, при помощи Н’Лонги уничтожает вампиров-магруду, помогает своему другу Джереми Ястребу захватить трон в стране Басти, уничтожает летающих чудовищ гарпий, некогда изгнанных Ясоном и освобождает захваченных арабами невольников…

* * *

Кулл. Несколько слов о ещё одном известном персонаже. Он обладал гигантским ростом, хорошо сложен, поджар и жилист, внешне напоминал тигра. Одет в набёдренную повязку из кожи, непревзойдённый воин.

Кулл родом из допотопной Атлантиды, из Долины Тигров. Отверженный изгнанник, пленник лемурийцев, гладиатор, солдат, военачальник. И под конец король Валузии. Там при поддержке пиктского советника Ка-ну он сражался с змее-людьми и постигал древнюю магию зеркал Тузун-Туна.

Несколько самых первых оригинальных произведений про Кулла: "Королевство теней", "Король и дуб", "Сим топором я буду править!"

Также в книгах о Конане несколько раз упоминается о том, что Кулл – его давний предок, а киммерийцы – потомки атлантов.

Про Роберта Говарда

"В литературе Роберт Говард ставил мужество выше хитрости и полностью отвергал модернизм. Он придерживался либеральных политических взглядов и был заклятым врагом социальной несправедливости. Развлечением ему служили занятие спортом и путешествия. Причём последние вдохновляли его на увлекательные письма в которых изображение очаровательных пейзажей совмещалось с углублением в историческое прошлое посещаемой им местности" – Говард Лавкрафт

Среди самых любимых писателей Роберта Говарда сэр Артур Конан Дойл, Генри Райдер Хаггард, Марк Твен, сэр Вальтер Скотт, Амброз Бирс, Э. Гоффман Прайс, Эдгар По и Г. Ф. Лавкрафт (с которым он состоял в длительной переписке), творчество этих авторов произвело огромное впечатление на него, а он в первую очередь на самых преданных последователей Лин Картера и Лайон Спрэг де Кампа.

За свою короткую жизнь Роберт Говард создал множество произведений о приключениях отважных воинов: Король Валузии Кулл, Джентльмен с медвежьего ручья Брэкинридж Элкинс, Бран Мак Морн и Кормак Мак Арт, Джеймс Эллисон, Турлоф О`Брайан, Бристон Макграт, Билл Кирби, Исайя Кэрн, Джон Рейнольдс, Джеймс Конрад, Агнес де Шатильон, Эйс Джессел, Бакнер Граймс (список можно продолжить), но самыми легендарными остаются Конан-Киммериец и пуританин Соломон Кейн!

Роберту Ирвину Говарду

Река эпох течёт потоком вдаль.

Осталась наплаву лишь горсть имён.

Бряцает в вечности, звучащее как сталь,

Его героев эхо: битвы звон,

Рык из пещер, злой пиктский барабан,

Труб аквилонских рёв… Пронзив туман,

Горит во мраке памяти огонь:

Он негасимо будет освещать

Вид Киммерийских гор и озарять

Атлантов колыбель под сенью волн.

Река эпох течёт потоком вдаль;

Дар Мастера в ней блещет как хрусталь.

Автор: Марк Каллас

«Феникс на мече» – Роберт Ирвин Говард

(Переводчик: Левченко В. Ю.)

I

«Знай, о принц, что меж временем, когда океаны поглотили Атлантиду и сверкающие города, и годами возвышения Сынов Ариаса, была потрясающая эпоха, которая не пригрезится и в мечтах, когда сияющие королевства раскинулись по всему миру, словно голубые мантии под звёздами – Немедия, Офир, Бритуния, Гиперборея, Замора с её темноволосыми женщинами и таинственными башнями, населёнными пауками, Зингара с её рыцарством, Котх, граничащий с пастбищами Шема, Стигия с её охраняемыми тенями гробницами, Гиркания, чьи всадники носили сталь, шелка и золото. Но самым гордым королевством в мире была Аквилония, безраздельно правившая на дремлющем западе. Сюда, дабы попирать украшенные драгоценностями троны Земли своими обутыми в сандалии ногами, пришёл черновласый Конан-киммериец с угрюмым взором и мечом в руке – вор, грабитель, убийца, подверженный безграничной меланхолии и безудержному веселью.» – Немедийские хроники

Призрачная темнота и тишина, обычно царящие в предрассветное время, нависли над затенёнными шпилями и сверкающими башнями. В тёмном переулке, одном из сущего лабиринта таинственных извилистых проходов, из двери, украдкой приоткрытой смуглой рукой, торопливо выскользнули четыре фигуры в масках. Не произнеся ни слова, но, плотно закутавшись в плащи, они поспешно и бесшумно сокрылись во мраке, словно призраки мертвецов. Позади за их спинами в полуоткрытой двери показалось сардоническое лицо; пара злобных глаз злобно сверкнула во тьме.

«Бредите в ночи, порождения тьмы!» – Насмешливо произнёс чей-то голос. – «О, глупцы, судьба рыщет по пятам, как кровожадный пёс-ищейка, а вы этого не знаете!». Заявивший закрыл дверь и запер её на засов, затем повернулся и пошёл по коридору со свечой в руке. Это был мрачный гигант, смуглая кожа которого выдавала его стигийскую кровь. Он вошёл во внутренние покои, где высокий худощавый мужчина в поношенном бархате, развалившись на шелковом ложе, словно большой ленивый кот, потягивал вино из огромного золотого кубка.

– Что ж, Аскаланте, – поизнёс стигиец, ставя свечу на стол, – твои простофили выползли на улицы, словно крысы из своих нор. Ты орудуешь странными инструментами.

– Инструментами? – Переспросил Аскаланте. – Это они воспринимают меня таковым. Вот уже несколько месяцев, с тех пор как Мятежная Четвёрка вызвала меня из южной пустыни, я проживая в самом сердце своих врагов, днём прячусь в этом неприметном доме, а ночью крадусь по тёмным переулкам и ещё более тёмным коридорам. И я добился того, чего не смогли добиться те мятежные дворяне. Действуя через них и через других агентов, многие из которых никогда не видели меня в лицо, я посеял в империи мятеж и беспорядки. Короче говоря, работая в тени, я подготовил почву для свержения короля, восседающего на троне под солнцем. Клянусь Митрой, я был государственным деятелем до того, как стал преступником.

– А те простаки, мнящие себя твоими хозяевами?

– Пусть думают, что я служу им, пока наша нынешняя задача не будет выполнена. Кто они такие, чтобы соперничать в хитроумии с Аскаланте? Волмана, низкорослый граф из Карабана; гигант Громел, командир Чёрного Легиона; Дион, толстый барон из Атталусса; спятивший менестрель Ринальдо. Я – сила, сковавшая воедино сталь в каждом из них! И, клянусь глиной в нутре каждого из них, когда придёт время, я повергну их. Но это в будущем; сегодня ночью король умрёт.

– Несколько дней назад я видел, как имперские эскадроны выезжали из города, – заметил стигиец. – Они направились к границе, атакованной язычниками-пиктами – благодаря крепкому пойлу, тайно провозимому мной через границу, чтобы взбудоражить умы дикарей. Огромное богатство Диона сделало это возможным. А Волмана позволил избавиться от остальных имперских войск, остававшихся в городе. Через его княжеских родственников в Немедии было легко убедить короля Нуму о приглашении графа Троцеро из Пуатена, сенешаля Аквилонии; и, конечно, дабы оказать ему почести, сопровождать вельможу направят императорский эскорт, а также его собственные войска и Просперо, правую руку короля Конана. Таким образом, в городе остаётся только личная охрана короля, не считая Чёрного легиона. С помощью Громеля я подкупил расточительного офицера этой охраны, чтобы он в полночь отвёл своих людей от королевских дверей.

Затем с шестнадцатью моими отчаянными разбойниками по потайному туннелю мы проникнем во дворец. После того, как дело будет сделано, даже если народ не проявит радости приветствуя нас, чтобы удержать город и корону Чёрного легиона Громеля будет достаточно.

– А Дион надеется, что корона достанется ему?

– Да. Толстый дуралей убеждён в этом из-за того, что в нём течёт королевская кровь. Конан совершил грубую ошибку, оставляя в живых людей, всё ещё могущих похвастаться своим происхождением и родством с прежней династией, у которой варвар вырвал корону Аквилонии.

– Волман хочет вновь обрести королевскую благосклонность, какой он обладал при старом режиме, чтобы вернуть своим обнищавшим поместьям былое величие. Громел ненавидит Паллантидиса, командующего Чёрными Драконами, и жаждет командовать всей армией со всем упрямством боссонца. Ринальдо единственный из нас, не имеющий личных амбиций. Он видит в Конане жестокого варвара с окровавленными руками, пришедшего с севера, чтобы разграбить и растоптать цивилизованную страну. Менестрель идеализирует короля, которого Конан убил, чтобы заполучить корону, памятуя лишь о том, что прежний монарх иногда покровительствовал искусству, и забывая о пороках его правления, и он заставляет людей позабыть об этом. Они уже открыто поют «Плач по королю», в котором Ринальдо восхваляет святость злодея и называет Конана «жестокосердным немытым дикарём из чёрной бездны». Конан смеётся, но народ огрызается.

– Почему он ненавидит Конана?

– Поэты всегда ненавидят власть имущих. Для них совершенство всегда за последним поворотом или за следующим. Они убегают от настоящего в мечтах о прошлом и будущем. Ринальдо – пылающий факел идеализма, стремящийся, как он думает, свергнуть тирана и освободить народ. Что касается меня, то несколько месяцев назад я начисто утратил все амбиции и мысленно надеялся только на то, чтобы всю оставшуюся жизнь совершать успешные налёты и грабежи караванов; теперь во мне просыпаются старые мечты. Конан умрёт, Дион взойдёт на трон. И тогда он тоже умрёт. Один за другим все, кто выступит против меня, умрут – от огня, или стали, или от тех смертоносных вин, которые ты так хорошо умеешь варить. Аскаланте, король Аквилонии! Как тебе это нравится?

Стигиец пожал широкими плечами и признал с нескрываемой горечью:

– Было время, когда у меня тоже были свои амбиции, по сравнению с которыми твои кажутся безвкусными и детскими. До чего же я докатился! Мои старые приятели и соперники вытаращили бы глаза, если бы увидели, что Тот Амон, владыка Кольца, служит рабом у чужеземца, к тому же преступника, и помогает мелочным амбициям баронов и королей!

– Ты уповал на магию и лицедейство, – небрежно парировал Аскаланте. – Я доверяю своему разуму и мечу.

– Разум и мечи – всё равно что соломинки против мудрости Тьмы! – прорычал стигиец, и в его тёмных глазах заплясали угрожающие огоньки и тени. – Не утрать я Кольца, наши позиции могли бы поменяться местами.

– Тем не менее, – нетерпеливо оборвал разбойник, – на твоей спине отметины от моего кнута и, вероятно, это продолжится далее.

– Не будь так уверен! – дьявольская ненависть стигийца на мгновение вспыхнула красным в его глазах. – Однажды, каким-то образом, я снова найду Кольцо, и когда это сделаю, клянусь змеиными клыками Сета, ты заплатишь…

Вспыльчивый аквилонец вскочил и сильно наотмашь врезал слуге по губам. Тот отшатнулся, из его губ потекла кровь.

– Ты слишком осмелел, псина! – прорычал разбойник. – Поостерегись, я все ещё твой хозяин, знаю твою жуткую тайну. Поднимись на крыши домов и крикни, что Аскаланте в городе строит козни против короля – если посмеешь.

– Я не осмелюсь, – пробормотал стигиец, утирая кровь с губ.

– Нет, ты не посмеешь, – мрачно усмехнулся Аскаланте. – Ибо, если я погибну из-за твоей хитрости или предательства, жрец-отшельник в южной пустыне узнает об этом и сломает печать на рукописи, которую я оставил у него в руках. И после прочтения в Стигию пронесётся шёпоток, и к полуночи с Юга подует ветер. И где же ты спрячешь свою голову, Тот Амон?

Раб вздрогнул, и его смуглое лицо стало пепельным.

– Хватит! – Аскаланте резко сменил тон. – У меня есть для тебя поручение. Я не доверяю Диону. Я велел ему ехать в его загородное поместье и оставаться там, пока не закончатся сегодняшние дела. Толстяк-дуралей сегодня не смог скрыть своего волнения перед королём. Поезжай за ним, и если ты не нагонишь его по дороге, отправляйся в его поместье и оставайся там, пока мы не пошлём за ним. Не упускай его из виду. Он обезумел от страха и может сбежать – может даже в панике броситься к Конану и раскрыть весь заговор, надеясь таким образом спасти свою шкуру. Вперёд!

Затаив ненависть в глазах, раб поклонился и отправился исполнять приказанное. Аскаланте снова занялся своим вином. Над украшенными драгоценными камнями шпилями поднимался рассвет, алый, как кровь.

II

Когда-то воином был я, в литавры били для меня,

а люди пыль златую ссыпали пред копытами коня;

но вот могучим королём стал я,

И люди принялись преследовать меня —

Мгновенно в винном кубке яд,

А сзади в спину мне вонзить кинжалы норовят!

– Дорога Королей

Зала была просторной и богато украшенной, с роскошными гобеленами на стенах, отделанных полированными панелями, толстенными коврами на полу цвета слоновой кости и высоким потолком, украшенным замысловатой резьбой и серебряными завитками. За письменным столом, инкрустированным слоновой костью и золотом, сидел мужчина, чьи широкие плечи и загорелая кожа казались неуместными среди этой роскошной обстановки. Он скорее казался частью солнца, ветров и высокогорья дальнего чужеземелья. Малейшее его движение говорило о стальных мускулах, органично связанных с острым умом и координацией прирождённого воителя. А в жестах человека не было ничего обдуманного или размеренного. Либо он был совершенно спокоен – неподвижен, как бронзовая статуя, – либо двигался, но не с судорожной быстротой перенапряженных нервов, а с кошачьей быстротой, затуманивающей зрение любого, пытавшегося уследить за ним.

Облачение мужчины состояло из дорогой, но обычно не вычурного, кроя материи. На нём не было ни перстней, ни украшений, а его ровно постриженную чёрную гриву перехватывала лишь серебряная лента.

Теперь он отложил золотое перо, которым что-то старательно выводил на вощёном папирусе, опёрся подбородком на кулак и с завистью уставился своими горящими голубыми глазами на мужчину, стоявшего перед ним. В данный момент он занимался своими делами, поскольку перебирал шнурки на своих украшенных золотой чеканкой доспехах и рассеянно насвистывал – ведя себя довольно необычно, учитывая нахождение в присутствии самого короля.

– Просперо, – произнёс человек за столом, – эти вопросы государственного управления утомляют меня так, как никогда не утомляли все сражения, в которых я участвовал.

– Это часть игры, Конан, – пояснил темноглазый пуатенец. – Ты король – и должен играть свою роль.

– Хотел бы я отправиться с тобой в Немедию, – с завистью обронил Конан. – Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз брал лошадь под уздцы, но Публиус убеждает, что дела в городе требуют моего присутствия. Будь он проклят!

Когда я свёрг старую династию, – продолжал говорящий с той непринуждённой фамильярностью, которая существовала только между ним и пуатенцем, – это было довольно легко, хотя в то время казалось очень трудным. Сейчас, оглядываясь назад на тот дикий путь, который я преодолел, все те трудные дни интриг, кровавой резни и невзгод кажутся сном.

Я тогда много не задумывался о будущем, Просперо. Когда король Намедидес1 мёртвым слёг у моих ног, и я сорвал корону с его окровавленной головы и самолично водрузил на себя, то достиг наивысшего предела своих мечтаний. Я готовился к тому, чтобы завоевать корону, а не удерживать её. В старые добрые времена всё, чего я хотел, – это острый меч и прямой путь к своим врагам. Теперь прямых путей нет, и мой меч бесполезен.

Когда я свёрг Намедидеса, то был Освободителем, а теперь люди плюют в мою тень. Они установили статую этого борова в храме Митры, ходят, ноют и причитают перед ней, приветствуя её и обожествляя изображения святого монарха, убитого кровожадным варваром. Когда я наёмником вёл армии королевства к победе, Аквилония игнорировала то, что я чужестранец, но теперь не может простить меня.

Теперь в храм Митры, чтобы воскурить благовония в память о Намедидесе, приходят люди, которых его палачи искалечили и ослепили, – те, чьи сыновья умерли в его застенках, чьих жён и дочерей насильно затаскивали в его гарем. Забывчивые дурни!

– Во многом виноват Ринальдо, – пояснил Просперо, затягивая пояс с мечом ещё на одну петлю. – Он распевает песни, сводящие людей с ума. Вздёрнуть его в шутовском наряде на самой высокой башне в городе! Пусть сочиняет рифмы стервятникам.

Конан мотнул своей львиной гривой. – Нет, Просперо, он для меня недосягаем. Великий поэт могущественнее любого короля. Его песни сильнее моего скипетра, ибо, когда он решил спеть для меня, сердце чуть не вырвалось из моей груди. Я умру и меня позабудут, но песни Ринальдо останутся жить вечно.

– Нет, Просперо, – продолжал король, и в его глазах проскользнула тень мрачного сомнения, – здесь кроется что-то иное, некое подводное течение, о котором мы не подозреваем. Я чувствую это, как в юности чуял тигра, затаившегося в высокой траве. Во всём королевстве неспокойно. Я подобен охотнику, сидящему на корточках у своего костерка в лесу и слышащему тихие шаги во тьме и почти различающего блеск горящих глаз. Если бы я только мог ухватиться за что-нибудь осязаемое, – то, что мог бы разрубить своим мечом! Уверяю, это не случайность, что пикты в последнее время так яростно нападали на границы, а боссонцам пришлось обратиться за помощью, чтобы отразить их атаки. Мне самому следовало отправиться туда вместе с войсками.

– Публиус опасался заговора с целью заманить тебя в ловушку и убить на границе, – пояснил Просперо, разглаживая шелковую накидку поверх блестящей кольчуги и любуясь своей высокой гибкой фигурой в серебряном зеркале. – Вот почему он уговаривал тебя остаться в городе. Эти сомнения порождены твоими варварскими инстинктами. Пусть люди огрызаются! Наёмники за нас, и Чёрные Драконы, и каждый негодяй в Пуатене клянётся тебе в верности. Единственная опасность для тебя – покушение, но оно невозможно, ибо люди из императорских войск охраняют тебя днём и ночью. Чем ты там занимаешься?

– Картой, – с гордостью ответил Конан. – На дворцовых картах достоверно изображены страны юга, востока и запада, но на севере они расплывчаты и неточны. Я сам добавляю северные земли. Вот Киммерия, где я родился. И…

– Асгард и Ванахейм, – Просперо взглянул на карту. – Клянусь Митрой, я почти верил, что эти страны лишь легенды!

Конан свирепо ухмыльнулся, невольно коснувшись шрамов на своём смуглом лице. – Ты бы знал, что это не так, если бы провёл свою юность на северных границах Киммерии! Асгард находится к северу, а Ванахейм – к северо-западу от Киммерии, и на границах постоянно идут войны.

– Что за люди эти северяне? – поинтересовался Просперо.

– Высокие, светловолосые и голубоглазые. Их бог – Имир, ледяной исполин, и у каждого клана есть свой король. Они своенравны и свирепы. И способны сражаться целыми днями, пить эль и всю ночь горланить свои дикие песни.

– Тогда, я думаю, ты такой же, как они, – рассмеялся Просперо. – Ты много смеёшься, много пьёшь и горланишь залихватские песни; хотя я никогда не видел другого киммерийца, пьющего что-нибудь, кроме воды, или который хотя бы рассмеялся, либо запел что-то, кроме заунывных песнопений.

– Возможно, это влияние земли, на которой они живут, – объяснил король. – Более мрачной местности никогда не бывало – сплошь холмы, покрытые тёмными лесами, под почти извечно серыми небесами, с тоскливыми ветрами, стонущими в долинах.

– Неудивительно, что люди там становятся угрюмыми, – пожал плечами Просперо, думая о залитых солнцем равнинах и синих ленивых реках Пуатена, самой южной провинции Аквилонии.

– У них нет надежды ни здесь, ни в будущем, – ответил Конан. – Их боги – Кром и его мрачная раса, правящие бессолнечным местом вечного тумана, миром мёртвых. Митра! Образ жизни и верования асиров мне более по нраву.

– Что ж, – ухмыльнулся Просперо, – мрачные холмы Киммерии остались далеко позади. А теперь я ухожу. Я осушу за тебя кубок белого немедийского вина при дворе Нумы.

– Хорошо, – буркнул король, – но целуй танцовщиц Нумы только украдкой, не привлекая внимания и не смешивая это с государственными делами!

Его раскатистый смех последовал за выходящим из залы Просперо.

III

Под сводами пещер старинных пирамид,

свернувшись кольцами, Сет-повелитель спит;

Среди теней гробниц народ его зловещий по-прежнему скользит.

Из скрытых бездн, не ведающих солнца, я Слово оглашу,

Услышь меня, Чешуйчатый, сияющий! Молю я и дрожу!

– Пошли слугу мне ради излияния ненависти моей, прошу!

– Дорога Королей

Солнце садилось, ненадолго окрашивая зелень и дымчато-туманную синеву леса в золотистый цвет. Угасающие лучи светила поблескивали на толстой золотой цепи, которую Дион из Атталусса непрестанно покручивал в своей пухлой руке, сидя в пышущем буйством красок саду распустившихся бутонов и цветущих деревьев. Он поёрзал своим толстым телом на мраморном сиденье и украдкой огляделся, словно в поисках затаившегося врага. Вельможа находился в окружающей роще стройных деревьев, чьи переплетающиеся ветви отбрасывали на него густую тень. Неподалёку серебристо журчал фонтан, а другие невидимые фонтаны в разных уголках огромного сада выводили нескончаемую симфонию.

Дион был один, если не считать огромной смуглой фигуры, которая, развалившись на мраморной скамье, наблюдала за бароном глубокими мрачными глазами. Дион почти не обращал внимания на Тот Амона, смутно осознавая, что это раб, которому Аскаланте очень доверял. Однако, подобно многим богатеям, Дион почти не обращал внимания на людей из низших социальных слоёв общества.

– Тебе не стоит так нервничать, – высказался Тот. – Заговор не может провалиться.

– Аскаланте может ошибаться так же, как и любой другой, – отрезал Дион, обливаясь потом при одной мысли о неудаче.

– Только не он! – свирепо ухмыльнулся стигиец, – иначе я был бы не его рабом, а его хозяином.

– Что это за разговоры? – раздражённо отозвался Дион, лишь наполовину погружаясь в суть сказанного.

Глаза Тот Амона сузились. Несмотря на все его железное самообладание, он был близок к тому, чтобы лопнуть от долго сдерживаемого стыда, ненависти и ярости, готовый рискнуть и пойти на любой отчаянный шаг. Чего он не учёл, так это того факта, что Дион видел в нём не человека с мозгами и сообразительностью, а обычного раба, и как таковое, существо, не заслуживающее внимания.

– Послушай меня, – сказал Тот. – Ты станешь королём. Но ты плохо знаешь Аскаланте. Ты не сможешь доверять ему, как только Конана убьют. Я могу помочь тебе. Если ты защитишь меня, когда придёшь к власти, я помогу тебе.

Выслушай меня, милорд. На юге я был величайшим колдуном. Люди говорили о Тот Амоне так же, как и о Раммоне. Король Стигии Ктесфон оказал мне великую честь, низвергнув магов с высот, чтобы возвысить меня над ними. Они ненавидели меня, но боялись, ибо я управлял существами Извне, приходящими по моему зову и выполнявшими мои приказы. Клянусь Сетом, мой враг не ведал часа, когда он мог проснуться в полночь и почувствовать когтистые пальцы безымянного ужаса на своём горле! Я творил чёрную и ужасную магию с помощью Змеиного кольца Сета, которое нашёл в тёмной гробнице в лиге под землёй, забытое ещё до того, как первый человек выполз из моря слизи.

Но вор украл Кольцо, и моя сила была сломлена. Маги восстали, чтобы убить меня, и я бежал. Переодетый погонщиком верблюдов, я путешествовал с караваном по земле Котх, когда на нас напали разбойники Аскаланте. Всех в караване перебили, кроме меня; я спас свою жизнь, открыв Аскаланте, кто я такой, и поклявшись служить ему. Горьким было это рабство!

Чтобы удержать меня в повиновении, он написал обо мне на пергаменте, запечатал его и отдал в руки отшельника, обитающего на южных границах Котха. Я не осмеливаюсь вонзить в спящего Аскаланте кинжал или выдать его врагам, ибо тогда отшельник разломит печать, вскроет пергамент и прочтёт – так наставлял его Аскаланте. И он произнесёт слово по-стигийски…

Тот снова вздрогнул, и его смуглая кожа приобрела пепельный окрас.

– Людям в Аквилонии я неизвестен, – признался он. – Но если мои враги в Стигии узнают о моём местонахождении, то даже полмира, разделяющего нас, не уберегут меня от такой участи, которая вырвала бы душу и из бронзовой статуи! Только король, у которого есть замки и полчища воинов, мог бы защитить меня. Итак, я раскрыл тебе свой секрет и настоятельно прошу заключить со мной соглашение. Я могу помочь тебе своей мудростью, а ты сможешь защитить меня. И однажды я найду Кольцо…

– Кольцо? Кольцо? – Стигиец недооценил абсолютный эгоизм аристократа-собеседника. Дион даже не вслушивался в слова раба, настолько он был поглощён своими мыслями, но последнее слово всколыхнуло его эгоцентризм.

– Кольцо? – повторил он. – Это заставляет меня вспомнить о моём кольце удачи. Я купил его у вора-шемита, который клялся, что украл его у волшебника далеко на юге и что оно принесёт мне удачу. Митра свидетель, я заплатил ему достаточно. Клянусь богами, мне нужна вся возможная удача, учитывая, что Волмана и Аскаланте втягивают меня в свои кровавые интриги – я позабочусь о кольце.

Тот Амон вскочил, кровь прилила к его лицу, а глаза вспыхнули ошеломлённой яростью человека, внезапно осознавшего всю глубину непроходимой свинской глупости болвана-собеседника. Дион не обратил на него внимания. Подняв потайную крышку мраморного сиденья, он некоторое время рылся в куче всевозможных безделушек – варварских амулетов, кусочков костей, безвкусных украшений – талисманов и заклинаний, которые суеверная натура этого человека побудила его собирать.

– А, вот и оно! – Дворянин торжествующе поднял кольцо необычной формы. Оно было сделано из металла, похожего на медь, и имело форму чешуйчатой змеи, свернувшейся в три кольца и держащей хвост во рту. Его глаза походили на жёлтые драгоценные камни, которые зловеще сверкали. Тот Амон вскрикнул, как будто его ударили. А Дион обернулся и разинул рот, его лицо внезапно побелело. Глаза раба сверкали, рот широко раскрылся, а огромные смуглые руки вытянулись, словно когти.

– Кольцо! Клянусь Сетом! Кольцо! – Вскричал он. – Моё кольцо, которое у меня украли! – В руке стигийца блеснула сталь, и поведя своими могучими смуглыми плечами, он вонзил кинжал в жирное тело барона. Высокий тонкий визг Диона перешёл в сдавленное бульканье, и всё его дряблое тело обмякло, как растаявшее масло. Оставаясь тупицей до конца, он умер в безумном ужасе, сам не зная почему. Отшвырнув в сторону скрюченный труп, уже забыв о нем, Тот схватил кольцо обеими руками, его тёмные глаза полыхали безграничной алчностью.

– Моё кольцо! – прошептал он в исступлённом возбуждении. – Моя сила!

Как долго он склонялся над зловещим артефактом, неподвижный, как статуя, впитывая его зловещую ауру в свою тёмную душу, не знал даже стигиец. Когда он очнулся от своих мечтаний и отвлёкся от ночных поисков в безднах, где блуждал его разум, взошла луна, отбрасывая длинные тени на гладкую мраморную спинку садовой скамьи, у подножия которой распростёрлась тёмная тень, некогда бывшая повелителем Аттала.

– Хватит, Аскаланте, хватит! – прошептал стигиец, и его глаза во мраке вспыхнули красным, как у вампира. Наклонившись, он зачерпнул пригоршню запёкшейся крови из лужи, в которой лежала его жертва, и втёр её в глаза медной змеи, пока жёлтые искры не скрылись под тёмно-красной маской.

«Закрой свои глаза, мистический змей, – произнёс он нараспев леденящим шёпотом, от которого кровь застыла в жилах. – Закрой свои глаза от лунного света и открой их на более тёмные бездны! Что ты видишь, о змей Сета? Кого ты зовёшь из бездн Ночи? Чья тень падает на угасающий Свет? Призови его ко мне, о змей Сета!»

Поглаживая чешую особым круговым движением пальцев, – движением, всегда возвращавшим пальцы в исходное положение, он ещё больше понизил свой голос, шепча тёмные имена и ужасные заклинания, забытые во всём мире, кроме мрачных глубин мрачной Стигии, где чудовищные фигуры монстров скользили в сумраке гробниц.

В воздухе вокруг колдуна возникло какое-то движение, похожее на водоворот, возникающий в воде, когда какое-то существо всплывает на поверхность. Безымянный леденящий ветер на мгновение подул на стигийца, словно из открытой двери. Тот Амон почувствовал чьё-то присутствие у себя за спиной, но не оглянулся. Он не сводил глаз с залитого лунным светом мраморного пространства, на котором парила едва заметная тень. По мере того, как маг продолжал шептать заклинания, тень становилась всё больше и отчётливее, пока не обрела различимые и ужасающие черты. Её контуры мало чем отличались от очертаний гигантского бабуина, но ни один подобный бабуин никогда не ступал по земле, даже в Стигии. Тот Амон по-прежнему не присматривался, но, вытащив из-за пояса сандалию своего господина, которую всегда носил с собой в смутной надежде, что сможет использовать её подходящим образом, бросил её за спину.

– Запомни это получше, раб Кольца! – воскликнул он. – Найди того, кто носил это, и уничтожь его! Загляни в глаза и забери его душу, прежде чем разорвёшь глотку! Убей его! Да, – возопил маг в слепом порыве страсти, – и всех остальных, оказавшихся вместе с ним!

На залитой лунным светом стене Тот Амон увидел, как чудовище наклонило свою бесформенную голову и принюхалось, словно какая-нибудь отвратительная гончая. Затем жуткая голова откинулась назад, существо развернулось и унеслось сквозь деревья, словно ветер. Стигиец вскинул руки в безумном ликовании, и его зубы и глаза зловеще сверкнули в лунном свете.

Солдат, стоявший на страже у стен, вскрикнул от ужаса, когда огромная скачущая чёрная тень с горящими глазами перемахнула через стену и пронеслась мимо него в вихре порывистого ветра. Но это исчезло так быстро, что ошеломлённый воин остался гадать, не было ли это всего лишь сном или галлюцинацией.

IV

Когда мир был молод, а люди столь слабы,

и демоны Ночи гуляли по свету свободно, я стал избранником Судьбы —

сражался с Сетом сталью я, огнём и соком дерева анчара;

сплю в чёрном сердце я горы и не подвержен чарам.

Века берут своё… Неужто битвы древности пропали даром?

А все воспоминания о том, кто душу человечью спасал,

когда в сражениях со Змеем древним совладал,

Истаяли, развеясь вместе с тем кошмаром?

– Дорога Королей

Один в огромном спальном зале с высоким золотым куполом король Конан дремал и видел сны. Сквозь клубящийся серый туман он услышал странный зов, слабый и далёкий, и хотя не понимал его, казалось, не мог ему противостоять и игнорировать. С мечом в руке киммериец пошёл сквозь серый туман, как человек может идти сквозь облачную дымку. И по мере того, как он продвигался вперёд, голос становился всё отчётливее, пока варвар не разобрал произнесённое им слово – это было его собственное имя, которое произносили через бездны Пространства и Времени.

Теперь туман рассеялся, и Конан увидел, что находится в огромном тёмном коридоре, казалось, вырубленным в цельном чёрном камне. Света здесь не было, но благодаря какому-то волшебству варвар мог всё ясно рассматривать. Пол, потолок и стены выглядели тщательно отполированными и тускло поблескивали, на них виднелись высеченные горельефы древних героев и полузабытых богов. Киммериец содрогнулся, увидев огромные тёмные очертания Безымянных Древних, и каким-то образом осознал: ноги смертных не ступали по этому коридору уже столетия.

Он наткнулся на широкую лестницу, вырубленную в цельной скале, а стены шахты виднелся орнамент из эзотерических символов, столь древних и ужасающих, что кожа короля Конана покрылась мурашками. На каждой ступеньке имелось вытесанное отвратительное изображение Древнего Змея, расположенное таким образом, что при каждом шаге варвар наступал пяткой на Змеиную голову, как это задумывалось с давних времён. Но от этого он чувствовал себя не менее непринуждённо.

Но голос продолжал призывать его, и наконец, в темноте, которая была бы непроницаема для его обычного взора, киммериец вступил в странный склеп и увидел смутную белобородую фигуру, сидящую на надгробии. Волосы Конана встали дыбом, и он схватился за меч, но фигура заговорила замогильным голосом.

– О, смертный, ты меня узнаёшь?

– Только не я, клянусь Кромом! – выругался король.

– Смертный, – заявил старец, – я Эпемитреус.

– Но Эпемитреус Мудрый мёртв уже полторы тысячи лет! – пробормотал Конан.

– Слушай! – повелительно произнёс собеседник. – Как камешек, брошенный в тёмное озеро, посылает рябь к дальним берегам, так и события в Невидимом мире, подобно волнам, разбиваются о мой сон. Я хорошо запомнил тебя, Конан из Киммерии, и на тебе лежит печать великих событий и деяний. Но по земле бродят роковые силы, против которых твой меч бессилен.

– Ты говоришь загадками, – с обеспокоенностью произнёс Конан. – Дай мне увидеть моего врага, и я раскрою ему череп до зубов.

– Выплесни свою варварскую ярость на врагов из плоти и крови, – ответил старец. – Я должен защищать тебя не от людей. Существуют тёмные миры, о которых человек едва догадывается, где бродят бесформенные монстры – дьяволы, которые могут быть привлечены из Внешних Пустот, дабы по приказу злых магов обретать материальную форму, разрывать и пожирать. В твоём доме завёлся змей, о король, – гадюка в твоём королевстве, пришедшая из Стигии, с тёмной мудростью теней в своей мрачной душе. Как спящему человеку снится змея, которая проползает рядом с ним, так и я ощутил отвратительное присутствие неофита Сета. Он опьянён страшной силой, и удары, которые он наносит своему врагу, вполне могут разрушить королевство. Я призвал тебя к себе, чтобы даровать тебе оружие против него и его своры адских гончих.

– Но зачем? – недоуменно вопросил Конан. – Люди говорят, что ты спишь в чёрном сердце Голамиры, откуда посылаешь свой призрак на невидимых крыльях, чтобы помочь Аквилонии в трудную минуту, но я… я чужеземец и варвар.

– Успокойся! – призрачный голос эхом разнёсся по огромной тёмной пещере. – Твоя судьба связана с Аквилонией. В паутине и лоне Судьбы происходят грандиозные события, и обезумевший от крови колдун не встанет на пути имперского предначертания. Много веков назад Сет обвился вокруг мира, как питон вокруг своей добычи. Всю свою жизнь, продолжительностью с жизни троих обычных людей, я сражался с ним. И загнал его в тени таинственного юга, но в мрачной Стигии люди по-прежнему поклоняются ему, – тому, кто для нас является архидемоном. Сражаясь с Сетом, я сражаюсь с его почитателями, приверженцами и аколитами-прислужниками. Протяни свой меч!

Удивляясь, Конан так и сделал, и на огромном клинке, рядом с тяжёлой серебряной гардой, старец начертал костлявым пальцем причудливый символ, который в темноте воссиял белым пламенем. И в тот же миг склеп, гробница и старец исчезли, а сбитый с толку Конан вскочил со своего ложа в огромном зале с золотым куполом. И пока ошеломлённый варвар стоял, ошарашенный странностью своего сна, он осознал, что сжимает в руке свой меч. И волосы у киммерийца на затылке встали дыбом, поскольку на широком лезвии был начертан символ – очертания Феникса. И варвар вспомнил, что на надгробии в склепе он видел нечто, показавшееся ему похожим на фигуру, высеченную из камня. Теперь киммериец задавался вопросом: была ли это всего лишь каменная фигура, и от странности всего произошедшего кожа Конана покрылась мурашками.

Затем, пока киммериец стоял, тихий звук из коридора снаружи вернул его к реальности, и, не останавливаясь, чтобы разобраться в причине происходящего, Конан принялся надевать доспехи; он снова стал прежним варваром, подозрительным и настороженным, как загнанный в угол серый волк.

V

Что ведомо мне о развитии людей, культуре, позолоте, ремесле и лжи?

Рождённому средь голых пустошей и росшему под небом, ответь мне и скажи!

Людские вероломства, и клятвопреступленья, и словопренья лжи —

обречены на неудачу, едва лишь песнь свою заводят палаши;

Врывайтесь и умрите, псы, —

Я отрублю вам головы, хвосты! —

Был воин я, потом стал королём,

Не раз сражался я с врагами, и всё мне нипочём!

– Дорога королей

В мертвенной тишине, окутавшей коридор королевского дворца, тихонько пробиралось двадцать крадущихся фигур. Их бесшумные шаги, босые или обутые в мягкую кожу, не порождали ни звука ни на толстом ковре, ни на мраморной плитке. Факелы, стоявшие в нишах вдоль коридоров, мерцали ало-кровавым на кинжалах, мечах и остро отточенных топорах.

– Полегче! – прошипел Аскаланте. – Прекратите это проклятое громкое дыхание, кто бы это ни был! Командир ночной стражи удалил большинство часовых из этих залов и напоил остальных, но мы всё равно должны соблюдать осторожность. Назад! А вот и стражник!

Они отступили за скоплением вычурно изукрашенных колонн, и почти сразу же мимо размеренным шагом прошли десять гигантов в чёрных доспехах. Когда они смотрели на офицера, уводившего их с поста, на лицах гвардейцев отразилось сомнение. Этот офицер заметно побледнел; когда стража проходила мимо укрытий заговорщиков, было видно, как он трясущейся рукой вытирает пот со лба. Офицер выглядел молодо, и это предательство короля далось ему нелегко. Он мысленно проклял свою тщеславную расточительность, вогнавшую его в долги перед ростовщиками и сделавшую пешкой в руках интриганов-политиков.

Стражники с лязгом прошли мимо и скрылись в коридоре.

– Хорошо! – ухмыльнулся Аскаланте. – Конан спит без охраны. Поторопитесь! Если они поймают нас за его убийством, мы пропали, но мало кто поддержит дело мёртвого короля.

– Да, поторопимся! – воскликнул Ринальдо, и блеск его голубых глаз слился с блеском меча, которым он взмахнул над головой. – Мой клинок жаждет! Я слышу, как собираются стервятники! Вперёд!

Они помчались по коридору с бешеной скоростью и остановились перед позолоченной дверью, на которой красовался королевский символ Аквилонии – дракон.

– Громел! – рявкнул Аскаланте. – Открой мне эту дверь!

Гигант глубоко вздохнул и навалился всем своим могучим телом на панели, застонавшие и прогнувшиеся от удара. Он снова пригнулся и ринулся вперёд. С лязгом засовов и треском ломающегося дерева дверь раскололась.

– Внутрь! – взревел Аскаланте, охваченный стремлением завершить намеченное.

– Вперёд! – завопил Ринальдо. – Смерть тирану!

И вдруг все резко остановились и застыли. Перед ними стоял Конан – не нагой безоружный человек, разбуженный от глубокого сна для, чтобы быть зарезанным, словно овца, а бодрствующий и настороженный варвар с длинным мечом в руке, частично облачённый в доспехи.

На мгновение всё замерло – четверо мятежных дворян в проломленной двери и толпа диких волосатых лиц, толпящихся за ними, – и все они на мгновение застыли при виде гиганта с горящими глазами, стоящего с мечом в руке посреди озаряемой свечами комнаты. В этот момент Аскаланте разглядел на маленьком столике возле королевского ложа серебряный скипетр и тонкий золотой обруч – корону Аквилонии, и это зрелище свело его с ума от исступлённого вожделения.

– Вперёд, негодяи! – завопил разбойник. – Он один против двадцати, и на нём нет шлема!

Верно, киммерийцу не хватило времени надеть шлем с тяжёлым плюмажем или застегнуть боковые пластины кирасы, да и времени на то, чтобы снять со стены огромный щит, тоже не было. Тем не менее, Конан оказался защищён лучше, чем кто-либо из его врагов, за исключением Волмана и Громеля, полностью закованных в доспехи.

Король свирепо взирал на вломившихся, недоумевая, кто они такие. Аскаланте он не знал; а также не мог разглядеть заговорщиков сквозь закрытые забрала, а Ринальдо до глаз надвинул свою широкополую шляпу. Но времени на догадки не было. С криком, от которого зазвенел потолок, убийцы ворвались в комнату, Громел первым. Он бросился, как атакующий бык, опустив голову и занеся меч для разящего удара. Конан прыгнул ему навстречу, и вся тигриная сила варвара сосредоточилась в руке, взмахнувшей мечом. Огромный клинок со свистом описал дугу в воздухе и обрушился на шлем боссонца. Клинок и шлем дрогнули, и Громел безжизненно покатился по полу. Конан отскочил назад, всё ещё сжимая сломанную рукоять.

– Громел! – сплюнул киммериец, его глаза сверкнули от изумления, когда из-под разбитого шлема показалась расколотая голова; затем на Конана набросилась остальная свора. Острие кинжала скользнуло по его ребрам между нагрудником и щитком на спине, перед глазами сверкнуло лезвие меча. Киммериец отбросил в сторону противника левой рукой и ударил в висок мечника своей сломанной рукоятью, как цестусом2.

Мозги мужчины брызнули ему в лицо.

– Вы, пятеро, следите за дверью! – кричал Аскаланте, приплясывая на краю поющего стального водоворота, так как боялся, что Конан может прорваться сквозь них и сбежать. Разбойники на мгновение отступили, когда их предводитель схватил нескольких из них и толкнул к единственной двери, и в эту короткую передышку Конан подскочил к стене и сорвал с неё древний боевой топор, который, не тронутый временем, висел там уже полвека.

Прижавшись спиной к стене, варвар на мгновение оказался лицом к лицу со смыкающимся кольцом, а затем бросился в самую гущу. Он не защищался; даже перед лицом превосходящих сил противника киммериец всегда атаковал врага. Любой другой человек уже умер бы там, да и сам Конан не надеялся выжить, но он яростно жаждал причинить как можно больше урона, прежде чем падёт. Его варварская душа пылала, а в ушах звучали песнопения о древних героях.

Когда киммериец отпрыгнул от стены, его топор сразил разбойника с разрубленным плечом, а ужасный ответный удар слева размозжил череп ещё одному. Вокруг варвара злобно взвизгнули мечи, но смерть проскользнула мимо него, он едва успевал перевести дух. Киммериец двинулся вперёд, почти не уловимый для взоров на ослепительной скорости. Он был подобен тигру среди бабуинов, когда прыгал, отступал в сторону и вращался, представляя собой постоянно движущуюся мишень, в то время как его топор оплетал его сверкающим колесом смерти.

Какое-то время убийцы яростно теснили его, осыпая ударами вслепую и сдерживаемые собственной численностью; затем они внезапно отступили – два трупа на полу стали немым свидетельством ярости короля, хотя сам Конан истекал кровью из ран на руках, шее и ногах.

– Негодяи! – завопил Ринальдо, срывая с головы шапку с перьями, его безумные глаза сверкали. – Вы уклоняетесь от боя? Даёте деспоту выжить? Займитесь им!

Он бросился вперёд, бешено рубя, но Конан, узнав его, коротким страшным ударом разбил меч менестреля вдребезги и мощным ударом раскрытой ладони отправил его, пошатывающегося, на пол. Король перехватил удар Аскаланте в левую руку, и разбойник едва спас свою жизнь, пригнувшись и отпрыгнув назад от взмаха топора. Волки снова набросились на варвара, и топор Конана запел и обрушился на него. Волосатый негодяй пригнулся под его ударом и нырнул к ногам короля, но, поборовшись краткое мгновение с тем, что показалось прочной железной башней, поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть падающий топор, но не успел уклониться от него. Тем временем один из подельников обеими руками поднял широкий меч и рассёк левую наплечную пластину короля, ранив плечо под ней. В одно мгновение кираса Конана наполнилась кровью.

Волмана, в диком нетерпении раскидывая нападавших направо и налево, прорвался вперёд и нанёс смертоносный удар по незащищённой голове Конана. Король глубоко поднырнул, и меч, просвистев над ним, срезал прядь его чёрных волос. Конан развернулся на пятках и нанёс удар сбоку. Топор с хрустом пробил стальную кирасу, и Волмана рухнул, весь его левый бок был проломлен.

– Волмана! – выдохнул Конан, затаив дыхание. – Я узнаю этого карлика даже в аду… – Он выпрямился, чтобы отразить безумный натиск Ринальдо, который бросился на него, широко раскрыв рот, вооружённый только кинжалом. Конан отскочил назад, поднимая топор.

– Ринальдо! – в его голосе звучала отчаянная настойчивость. – Назад! Я не хочу убивать тебя…

– Умри, тиран! – Вскричал безумный менестрель, бросаясь на короля. Конан оттягивал удар, который ему не хотелось наносить, пока не стало слишком поздно. Только когда киммериец почувствовал укол стали в свой незащищённый бок, то в приступе слепого отчаяния нанёс удар.

Ринальдо рухнул с проломленным черепом, а Конан отшатнулся к стене, кровь хлынула между пальцами, зажимавшими рану.

– Сюда, немедля! Убейте его! – завопил Аскаланте.

Конан прислонился спиной к стене и поднял топор. Он стоял, как воплощение непобедимого первобытного воителя – широко расставив ноги, наклонив голову вперёд, одной рукой держась за стену для опоры, а другой высоко подняв топор, с мощными мускулами, выступающими железными буграми, и его черты застыли в предсмертном оскале ярости, а глаза ужасающе сверкали сквозь кровавый туман, который их застилал. Мерзавцы заколебались – какими бы дикими, преступными и кровожадными они ни были, но всё же, принадлежали к породе людей цивилизованного происхождения, здесь же сражался варвар – прирождённый убийца. Они отпрянули назад – умирающий тигр всё ещё мог нести смерть.

Конан почувствовал их неуверенность и усмехнулся безрадостно и свирепо. «Кто умрёт первым?» – пробормотал он разбитыми и окровавленными губами.

Аскаланте прыгнул, как волк, с невероятной быстротой завис в воздухе и упал ниц, чтобы избежать смерти, которая с шипением приближалась к нему. Он отчаянно взмахнул ногами и откатился в сторону, когда Конан выпрямлялся от нанесённого помимо цели удара и ударил снова. На этот раз топор вонзился в полированный пол на несколько дюймов глубже, чем вращающиеся ноги Аскаланте.

Ещё один отчаянный головорез выбрал этот момент для атаки, за ним без особого энтузиазма последовали его соратники. Он намеревался убить Конана до того, как киммериец поднимет свой топор с пола, но его решение было ошибочным. Красный топор взметнулся вверх и обрушился вниз, и багровое подобие изуродованного человека отлетело назад, ударив нападавших по ногам.

В этот миг разбойники у двери издали страшный вопль, и на стену упала чёрная бесформенная тень. Все, кроме Аскаланте, обернулись на этот крик, а затем, завывая, как собаки, они слепо ворвались в дверь беснующейся, богохульствующей толпой и с криками бросились врассыпную по коридорам.

Аскаланте не смотрел в сторону двери; его взгляд был прикован только к раненому королю. Он предположил: шум схватки наконец разбудил дворец и верные стражники бросились сюда, хотя даже в этот момент заговорщику показалось странным, что его закоренелые негодяи столь жутко вопят, спасаясь бегством. Конан не смотрел в сторону двери, поскольку следил за злоумышленником горящими глазами умирающего волка. В этой крайней ситуации циничная философия Аскаланте не изменила ему.

– Кажется, всё потеряно, особенно честь, – пробормотал он. – Однако король умирает, стоя на ногах, и… – Какие ещё мысли могли прийти ему в голову, неизвестно; оставив фразу незаконченной, он прытко бросился на Конана как раз в тот момент, когда киммериец был вынужден воспользоваться рукой с топором, чтобы утереть кровь с ослепших глаз.

Но как только разбойник ринулся в атаку, в воздухе пронеслось что-то странное, и нечто тяжёлое с ужасающей силой ударило его между лопаток. Злодей полетел вниз головой, и огромные когти мучительно вонзились в его плоть. Отчаянно извиваясь под напавшим, разбойник повернул голову и взглянул в лицо кошмару и безумию. Над ним склонилось огромное чёрное существо, которое, как он осознал, не было рождено ни в нормальном, ни в человеческом мире. Чёрные слюнявые клыки твари оказались у его горла, а из-за блеска жёлтых глаз перекручивались его конечности, как смертоносный ветер скручивает поросль пшеницы.

Уродство морды превосходило обычное звериное. Это могло быть лицо древней злой мумии, оживлённой демонической жизнью. В этих отвратительных чертах расширенные глаза злоумышленника, казалось, уловили сквозь тень охватившего его безумия, слабое и ужасное сходство с рабом Тот Амоном. Затем циничная и самодостаточная философия Аскаланте покинула его, и с жутким криком он испустил дух прежде, чем эти слюнявые клыки коснулись его.

Конан, стряхивая капли крови с глаз, застыл на месте. Сначала ему показалось, что над искалеченным телом Аскаланте стоит огромная чёрная гончая, но когда зрение прояснилось, варвар увидел – это не гончая и не бабуин.

С воплем, подобным эху предсмертного крика Аскаланте, киммериец отскочил от стены и встретил прыгающее чудовище ударом топора, в котором была вся отчаянная сила его перенапряжённых нервов. Летящее оружие со звоном отскочило от скошенного черепа, который должно было размозжить, а короля ударом гигантского тела отбросило через половину зала.

Слюнявые челюсти сомкнулись на руке, которую Конан вскинул, чтобы защитить своё горло, но чудовище не предприняло ни малейшей попытки вцепиться мёртвой хваткой. Из-за искалеченной руки оно дьявольски впилось взором в глаза короля, в которых начал отражаться тот же ужас, что был в мёртвых глазах Аскаланте. Конан почувствовал, как его душа съёживается и начинает выходить из тела, тонуть в жёлтых колодцах космического ужаса, призрачно мерцающих в бесформенном хаосе, разраставшегося вокруг него и поглощал всю жизнь и здравомыслие. Эти глаза увеличились и стали гигантскими, и в них киммериец узрел реальность всех бездонных и богохульных ужасов, таящихся во Внешней Тьме бесформенных пустот и тёмных пропастей бескрайней ночи. Он открыл окровавленные губы, чтобы выкрикнуть всю свою ненависть, но из его горла вырвался только сухой хрип.

Но ужас, который парализовал и уничтожил Аскаланте, пробудил в киммерийце неистовую бешеную ярость, граничащую с безумием. С невероятным усилием всего тела он бросился назад, не обращая внимания на агонизирующую боль в израненной руке, увлекая чудовище за собой. И вытянутая рука варвара наткнулась на нечто – распалённый безумием схватки разум распознал это как рукоять сломанного меча. Инстинктивно Конан схватил обломок и изо всех сил саданул, как человек, наносящий удар кинжалом. Сломанный клинок вонзился глубоко, и рука Конана разжалась, когда отвратительная пасть раззявилась, словно в агонии. Короля с силой отбросило в сторону, и, приподнявшись на одной руке, он, как в тумане, увидел кошмарные конвульсии чудовища; из огромной раны, оставленной сломанным клинком, хлестала густая кровь. И пока киммериец наблюдал, тварь прекратила сопротивление и лежала, судорожно подёргиваясь, уставившись вверх своими жуткими мёртвыми глазищами. Конан моргнул и стряхнул кровь с собственных глаз; ему показалось, что существо тает и распадается на осклизлую неустойчивую массу.

Затем до его слуха донёсся гомон голосов, и комната наполнилась окончательно проснувшимися придворными – рыцарями, пэрами, дамами, ратниками, советниками – все они что-то бормотали, кричали и мешали друг другу. Чёрные Драконы были уже рядом, обезумевшие от ярости, ругающиеся и взъерошенные, держа руки на рукоятях своих мечей и цедя сквозь зубы иностранные ругательства. Молодого офицера стражи у дверей никто не видел, и ни тогда, ни позже его не нашли, хотя и усердно искали.

– Громел! Волмана! Ринальдо! – воскликнул Публий, верховный советник, заламывая толстые руки среди трупов. – Чёрное предательство! Кому-то придётся ответить за это на виселице! Позовите стражу.

– Стража уже здесь, старый дурак! – бесцеремонно рявкнул Паллантидес, командир Чёрных Драконов, забыв в напряжённый момент о звании Публиуса. – Лучше прекрати свои кошачьи вопли и помоги нам перевязать раны короля. Он вот-вот истечёт кровью и умрёт.

– Да, да! – воскликнул Публиус, бывший человеком скорее планов, чем действий. – Необходимо перевязать его раны. Пошлите за каждым придворным лекарем! О, милорд, какой позор для города! Ты, похоже, чуть не до смерти истекаешь кровью?

– Вина! – выдохнул король с ложа, на которое его уложили. Царедворцы поднесли кубок к его окровавленным губам, и он выпил, как человек, полумёртвый от жажды.

– Хорошо! – проворчал Конан, откидываясь на спину. – Убийство – это проклятое иссушающее дело на износ.

Кровотечение удалось остановить, и врождённая жизненная сила варвара давала о себе знать.

– Сначала осмотрите рану от кинжала у меня в боку! – приказал он придворным лекарям. – Ринальдо записал мне там свою предсмертную песнь, а стилосом был кинжал!

– Нам давно следовало его повесить, – пробормотал Публиус. – Из поэтов ничего хорошего не выйдет… О, кто это?

Он нервно коснулся тела Аскаланте носком сандалии.

– Клянусь Митрой! – воскликнул командир. – Это Аскаланте, бывший граф из Туна! Какое дьявольское дело заставило его покинуть свои пустынные владения?

– Но почему он так жутко выглядит, а в глазах застыл невыразимый ужас? – прошептал Публиус, отстраняясь, его глаза расширились, а короткие волоски на затылке жирной шеи странно зашевелились. Остальные примолкли, поглядывая на мёртвого разбойника.

– Если бы вы все увидели то, что довелось мне с ним! – Грозно рыкнул король, садясь, несмотря на протесты лекарей, – то бы не удивлялись. Разрази вас гром, если вы сами взгляните на… – Он резко замолчал, разинув рот и бессмысленно указывая пальцем. Там, где издохло чудовище, его взору предстал лишь только голый пол.

– Кром! – выругался Конан. – Тварь снова растворилась в грязи, которая её породила!

– Король бредит, – прошептал один из дворян. Конан услышал это и разразился варварскими ругательствами.

– Клянусь Бадбом, Морриган, Махой и Немайн! – гневно выпалил варвар. – Я в здравом уме! Это было нечто среднее между стигийской мумией и бабуином. Оно влетело в дверь, и негодяи Аскаланте разбежались от неё. Тварь убила Аскаланте, который собирался проткнуть меня насквозь. Затем нечисть набросилась на меня, и я убил её – не знаю, как, потому что мой топор отскочил от бестии, как от камня. Но думаю, что к этому приложил руку мудрец Эпемитреус…

– Послушайте, он называет Эпемитреуса, умершего полторы тысячи лет назад! – зашептали друг другу царедворцы.

– Клянусь Имиром! – прогремел король. – Этой ночью я разговаривал с Эпемитреусом! Он призвал меня в моих снах, и я пошёл по чёрному каменному коридору, украшенному изображениями вытесанных древних богов, к каменной лестнице, на ступенях которой виднелись очертания Сета, пока не оказался в склепе и гробнице с вырезанным на ней Фениксом…

– Во имя Митры, милорд король, замолчи! – Возопил верховный жрец Митры, и лицо его стало пепельно-серым.

Конан вскинул голову, подобно льву, откидывающему назад гриву, и его голос звучал хрипло, как рычание разъярённого льва.

– Разве я раб, обязанный закрывать рот по твоему приказу?

– Нет, нет, милорд! – Верховный жрец дрожал, но не от страха перед королевским гневом. – Я не хотел никого обидеть. – Он склонил голову к королю и заговорил шёпотом, слышным лишь Конану.

– Милорд, это дело выходит за рамки людского понимания. Только узкому кругу жрецов ведомо про коридор из чёрного камня, вытесанный неизвестными руками в чёрном сердце горы Голамира, или об охраняемой Фениксом гробнице, где полторы тысячи лет назад был похоронен Эпемитреус. И с тех пор ни один живой человек не входил в туда, ибо избранные им жрецы, поместив мудреца в склеп, завалили внешний вход в коридор, дабы никто не мог его отыскать, и сегодня даже верховные жрецы не знают, где он находится. Только из уст в уста верховными жрецами немногим избранным это передаётся и ревностно охраняется – лишь ограниченный круг служителей Митры знает о месте упокоения Эпемитреуса в чёрном сердце Голамиры. Это одно из таинств, на которых зиждется культ Митры.

– Я не могу объяснить, какой магией Эпемитреус привёл меня к себе, – ответил Конан. – Но я побеседовал с ним, и он оставил отметину на моём мече. Почему этот символ сделал клинок смертельным для демонов, или какая магия скрывалась за ним, я не знаю; но хотя меч сломался о шлем Громеля, всё же осколок оказался достаточно длинным, чтобы убить чудовище.

– Дай мне взглянуть на твой меч, – прошептал верховный жрец внезапно пересохшим горлом.

Конан протянул сломанное оружие, а верховный жрец вскрикнул и пал на колени.

– Митра, защити нас от сил Тьмы! – выдохнул он. – Этой ночью король действительно беседовал с Эпимитреусом! Там, на мече, – тайный знак, который никто, кроме него, не мог нанести, – символ бессмертного Феникса, вечно парящего над его гробницей! Свечу, быстро! Осмотрите ещё раз то место, где, по словам короля, издохла нечисть!

Оно находилось в тени разломанной ширмы. Придворные отбросили ширму в сторону и залили пол потоком света от свечей. А когда все разглядели это, средь людей воцарилась гробовая тишина, и задрожал сам воздух. Затем некоторые упали на колени, взывая к Митре, а другие с криками выбежали из зала.

Там, на полу, где подохла тварь, словно осязаемая тень, запечатлелось широкое тёмное пятно, которое невозможно было смыть; тварь оставила свои очертания, чётко отпечатавшиеся в её крови, и этот контур не принадлежал существу из разумного и нормального мира. Грозное и вселяющее непостижимый ужас, оно нависало там, словно тень, отбрасываемая одним из обезьяноподобных богов, которые восседают на погружённых в тени алтарях зловещих храмов в мрачных землях Стигии.

«Черепа среди звёзд» – Роберт Ирвин Говард

(Переводчик: Артур Коури)

И он поведал о том мне,

Как убийцы скитаются по Земле,

Отмеченные Каиновым проклятием.

Багрянец заслоняет их глаза

И ярость воспаляет разум.

На их несчастных душах грех

Оставил свой кровавый след.

I

В Торкертаун ведут две дороги. Один более короткий и прямой маршрут следует через бесплодную горную пустошь, а другой гораздо более длинный петляет среди кочек и трясин болот, огибая невысокие холмы на востоке. Это была опасная и утомительная тропа, поэтому Соломон Кейн остановился в изумлении, когда запыхавшийся юноша из деревни, которую он только что покинул, догнал его и умолял ради Бога, свернуть на болотистую дорогу.

– На болотную дорогу? Ты серьёзно? – Кейн уставился на мальчика. Соломон был высоким и стройным мужчиной, а его смугло-бледное лицо и глубокие задумчивые глаза казались ещё более мрачными из-за чёрной пуританской одежды.

– Да, сэр, это гораздо безопаснее, – ответил юноша смущённо на его удивлённое восклицание.

– На пустошах, должно быть, обитает сам Сатана, раз ваши крестьяне предостерегали, чтобы я не свернул туда…

– Сэр в такой темноте чего доброго угодите в лапы нечистого. Переночуйте в деревне, а на рассвете спокойно продолжите свой путь.

– По болотам?

– Да, сэр.

Кейн пожал плечами.

– После наступления сумерек взойдёт луна. При её свете перейдя через вересковые пустоши, я могу добраться до Торкертауна за несколько часов.

– Сэр, вам лучше не делать этого. Все избегают этого пути. На вересковой пустоши ведь даже никто не живёт, а на болоте есть дом старого отшельника Эзры. Он обитает там в полном одиночестве с тех пор, как его двоюродный брат недоумок Гидеон заблудился и умер среди болот, но тело его так и не нашли. Хоть старый Эзра тот ещё скряга, он не откажет вам в ночлеге, если вы решите остановиться до утра.

Кейн, прищурившись, пристально посмотрел на мальчика. Тот заметно нервничал и переминался с ноги на ногу.

– Раз уж пустошь так неприветлива к путникам, – сказал пуританин, – почему жители деревни не рассказали мне всю историю целиком, вместо того чтобы распускать неоднозначные слухи?

– Люди предпочитают не говорить об этом открыто, сэр. Мы надеялись, что вы пойдёте по болотной дороге, как вам советовали крестьяне, но когда мы увидели, что вы не сворачиваете на развилках, они послали меня догнать вас и умолять, чтобы вы передумали.

– Во имя дьявола! – выругался Кейн, раздраженный. – Расскажи наконец-то, в чём кроется истинная опасность, раз я должен сделать в объезд огромный крюк.

– Сэр, – понизив голос, мальчик придвинулся ближе, – мы простые деревенские жители не любим говорить о таких вещах, чтобы с нами не случилось беды, но верхняя дорога явно проклятый путь, и никто из местных жителей не проезжал по ней уже год или даже больше. Бродить по вересковым пустошам ночью – верная смерть, в чём убедились несколько десятков несчастных. Мерзкое чудовище… охотится там на людей.

– Что же это чудовище из себя представляет?

– Никто не знает, сэр! Те, кто его видел – мертвы. Мы слышали только ужасный смех твари и вопли её жертв. Сэр, ради Бога, возвращайтесь в деревню, переночуйте там, а завтра отправляйтесь по болотной тропе в Торкертаун.

В глубине мрачных глаз Кейна забрезжил искрящийся огонёк, словно ведьмин факел, мерцающий под толщей холодного серого льда. Его кровь забурлила. Приключения! Соблазн жизни – риск и драма!

– Проделки нечистого. Проклятие владыки Тьмы. Чтобы противостоять Сатане и его могуществу, нужен сильный человек. Поэтому я снова брошу ему вызов!

– Сэр, – начал возражать мальчик, но затем умолк, поняв, что это бесполезно.

Он стоял на перекрёстке и с сожалением вздыхал, наблюдая за высокой стройной фигурой, шагавшей по дороге, ведущей к вересковым пустошам.

Солнце уже клонилось к закату, когда Кейн перевалил через гребень холма, переходившего в высокогорные вересковые пустоши. Багряное солнце опускалось за угрюмый горизонт, казалось, огнём касаясь густой травы; так что на мгновение наблюдателю причудилось, что он смотрит на море крови. Затем с востока наползли мрачные тени, пламя на западе угасло, а Соломон Кейн смело шагал в сгущающеюся темноту.

Не смотря на то, что проклятой дорогой давно не пользовались, он всё же отчётливо видел её очертания. Кейн шагал быстро, но осторожно, держа рапиру и пистолеты наготове. Звёзды погасли, и ночной ветер шептал в траве словно заблудший дух. Начала подниматься измождённая луна похожая на череп среди звезд.

Вдруг Кейн резко остановился. Откуда-то спереди до него донеслось странное и жутковатое эхо чужой поступи, или что-то похожее на топот. Снова, на этот раз громче. Его преследуют? Кейн двинулся вперёд. Неужели чувства обманули его? Нет!

Вдалеке раздался звук, похожий на жуткий смех. И снова на этот раз ближе. Ни одно человеческое существо никогда так не смеялось – в дьявольском смехе не прозвучало и нотки веселья, только ненависть и разрушающий душу ужас. Кейн остановился. Он не испугался, но на секунду ему стало не по себе. Затем, прорезав этот устрашающий смех, раздался крик, который, несомненно, принадлежал человеку. Кейн двинулся вперёд, ускоряя шаг. Он проклинал призрачный свет и мерцающие тени, которые застилали вересковую пустошь в лучах восходящей луны и делали невозможным что-то рассмотреть. Смех продолжался, становясь всё громче, как и крики. Жертве похоже удалось вырваться.

Кейн тоже бросился бежать. Там на пустоши тварь охотилась за человеком. Топот бегущих ног внезапно прекратился, и невыносимый вопль усилился, смешавшись с другими отвратительными звуками. Очевидно, человека настигли, и Кейн, чувствуя, как по его телу пробегают мурашки, представил себе, как какой-то ужасный рогатый демон Тьмы с перепончатыми крыльями сидит на спине жертвы, скорчившись и терзает её.

Затем в полной тишине ночи отчётливо послышался шум короткой борьбы и снова шаги, но на этот раз спотыкающиеся неровные. Крики продолжались, но сменились хриплым бульканьем. На лбу и теле Кейна выступил холодный пот. Будоражащая жуть росла в геометрической прогрессии. Боже, хоть на мгновение прояснилось! Ужасная драма разыгрывалась совсем рядом с ним, судя по тому, с какой лёгкостью до него доносились звуки. Но этот адский полумрак окутывал всё зыбкими тенями, так что вересковые пустоши казались дымкой размытых иллюзий, а чахлые деревья и кусты гигантами.

Кейн закричал, переходя на бег. Вопли неизвестного превратились в отвратительный пронзительный визг; снова послышались звуки борьбы, а затем из тени высокой травы, пошатываясь, вышло изодранное существо, которое когда-то было человеком, – покрытое запёкшейся кровью, ужасное существо, которое упало к ногам Кейна, корчась и пресмыкаясь от боли. Оно поднимало ужасное лицо к восходящей луне, бормотало что-то невнятное, снова падало и умирало в жуткой агонии.

Наконец-то взошла луна, и стало лучше видно. Кейн склонился над телом, которое было изуродовано до неузнаваемости. Не смотря на то, что ему приходилось видеть последствия жестоких пыток испанской инквизиции и охотников на ведьм, он содрогнулся от отвращения.

– Несчастный бродяга, – предположил он. Затем, словно ледяная рука легла ему на спину, он осознал, что не один здесь. Тот рогатый демон Тьмы с перепончатыми крыльями бродит рядом. Соломон поднял голову, и его холодные глаза пронзили тень, из которой, пошатываясь, вышел разорванный в клочья человек, умерший у его ног. Соломон ощущал, что другие глаза смотрят на него в ответ, ужасные глаза, не принадлежащие этому миру. Он выпрямился и вытащил пистолет, выжидая. Лунный свет разливался по пустоши, как озеро бледной крови, а деревья и трава приобретали свои обычные размеры. Тени растаяли, и Кейн увидел! Сначала он подумал, что это всего лишь тень болотного тумана, который колыхался в кустах перед ним. Он пригляделся. Ещё одна иллюзия, подумал он. Затем предмет начал обретать очертания, смутные и нечёткие. На него уставились два отвратительных глаза переполненных первобытной яростью, глаза страшные и безумные. Очертания этого существа были туманными и расплывчатыми, потрясающая пародия на человеческий облик… Сквозь существо отчётливо виднелась трава и кусты.

Кейн чувствовал, как кровь стучит у него в висках, но оставался холодный, словно лёд. Он не мог понять, как такое призрачное существо, колеблящеесь перед ним, могло причинить физический вред человеку, но лужа крови у его ног безмолвно свидетельствовала о том, что существо свирепое и крайне опасное.

Кейн сразу решил, что не стает жертвой, которую будет преследовать призрак, он не станет убегать и не позволит охотиться за собой, он столкнётся с неведомым существом лицом к лицу и будь что будет.

Неясный и ужасный рот широко раскрылся, и снова раздался демонический пронзительный смех, потрясая душу своей близостью. В разгар смертельной угрозы Кейн намеренно поднял пистолет и выстрелил. В ответ на выстрел раздался безумный вопль ярости и насмешки, и существо набросилось на него, как летящий клуб дыма, вытянув длинные призрачные руки, чтобы утащить его вниз.

Кейн, двигаясь с динамичной скоростью голодного волка, выстрелил из второго пистолета так же безрезультатно, выхватил из ножен длинную рапиру и вонзил её в центр туманного противника. Лезвие просвистело, проходя насквозь, не встретив сопротивления, и Кейн почувствовал, как ледяные пальцы сжимают его конечности, звериные когти рвут одежду и кожу под ней.

Он выронил бесполезную рапиру и попытался врукопашную схватиться с врагом. Это было похоже на борьбу с плывущим туманом, с летящей тенью, вооруженной когтями, похожими на кинжалы. Его яростные удары сотрясали воздух, его могучие руки сметали и сжимали пустоту. Всё тело твари было призрачным, кроме скрюченных обезьяноподобных пальцев с кривыми когтями и безумных глаз, которые прожигали содрогающиеся глубины его души.

Кейн понял, он действительно в отчаянном положении. Его одежда уже превратилась в лохмотья, а из множества глубоких ран текла кровь. Но он ни разу не дрогнул, и мысль о бегстве даже не пришла ему в голову. Он никогда не убегал ни от одного врага.

Теперь он не видел иного выхода, кроме как лечь рядом с останками другой жертвы, но эта мысль не внушала ему ужаса. Его единственным желанием было сражаться до последнего, пока не наступит конец, и если удастся, нанести хоть какой-нибудь урон неземному врагу.

Там, над растёрзанным телом мертвеца, человек сражался с демоном при бледном свете восходящей луны, с демоном, который во всём его превосходил. Во всём кроме одного. И этого одного оказалось достаточно, чтобы одолеть тварь. Ибо если абстрактная ненависть может материализовать когти призрака, то не может ли мужество, столь же абстрактное, дать слепой ненависти отпор? Кейн отбивался руками и ногами, а затем понял, что призрак начал пятиться, и страшная резня сменилась криками бессильной ярости. Ибо единственное оружие человека – это мужество, которое не отступает перед вратами самой преисподней, а против такого не устоят даже адские легионы.

Когти, которые терзали его, казалось, становились всё слабее и неувереннее, а дикий огонёк всё разгорался и разгорался в ужасных глазах. Шатаясь и задыхаясь, он бросился вперёд, наконец схватил это существо и швырнул его, и пока они кувыркались по пустоши, а оно извивалось и обвивало его конечности, как дымная змея, по его телу пробежали мурашки, а волосы встали дыбом, потому что он начал понимать загробное бормотание. Он не слышал и не постигал так, как человек слышит и постигает человеческую речь, но страшные тайны передаваемые в воплях, ледяными щупальцами проникали в его душу, и он всё понял.

II

Хижина старого Эзры скряги стояла у дороги посреди болота, наполовину скрытая растущими вокруг угрюмыми деревьями. Стены прогнили, крыша осыпалась, огромные бледные и зелёные грибы-переростки цеплялись за неё и извивались вокруг дверей и окон, словно пытаясь заглянуть внутрь. Деревья склонились над хижиной, и их серые ветви переплелись так, что скорчившаяся в полумраке хижина казалась карликовой.

Дорога, петлявшая по болоту среди гниющих пней кочек и грязных луж, кишащих змеями, тянулась мимо хижины. В эти дни по дороге проходило много людей, но мало кто видел старого Эзру, разве что только мельком показывалось его желтое лицо, выглядывающее из заросших грибами окон, само похожее на уродливый гриб.

Старый Эзра был таким же скрюченным, сгорбленным и угрюмым как всё вокруг; его пальцы походили на кривые ветки, а локоны свисали, как тусклый мох над глазами, привыкшими к болотному мраку. А глаза словно у мертвеца, но в то же время таили в себе бездонную глубину, омерзительную, как трясина на болотах.

Сейчас эти глаза смотрели на человека, стоявшего перед его хижиной. На высокого стройного и бледно-смуглого человека, с измождённым лицом со следами когтей, а руки и ноги пришедшего были забинтованы. Из-за спины этого человека украдкой выглядывали несколько жителей деревни.

– Ты Эзра с болотной дороги?

– Да, чего ты хочешь от меня?

– Где твой кузен Гидеон недоумок, который раньше здесь жил с тобой?

– Гидеон?

– Да.

– Он забрёл в трясину и не вернулся. Без сомнения, он заблудился, и на него напали волки, или его укусила гадюка. Какое вам до него дело?

– Как давно он пропал?

– Больше года тому назад.

– Послушай, Эзра скряга. Вскоре после исчезновения твоего кузена на одного крестьянина, возвращавшегося домой через вересковые пустоши, напал какой-то неизвестный демон и разорвал его на куски, и с тех пор переходить через пустоши стало смертельно опасно. Сначала деревенские жители, затем незнакомцы, бродившие по болотам, попадали в лапы этой твари. Со времени первого нападения погибло много людей.

Прошлой ночью я пересекал вересковые пустоши и услышал бегство и преследование новой жертвы, незнакомца, который не знал о местном зле. Эзра скряга, это было страшное зрелище, потому что несчастный дважды вырывался из рук дьявола раненный, и каждый раз тот ловил его и снова тащил вниз. И в конце концов несчастный упал замертво к моим ногам, умерщвленный таким способом, от которого застыли б статуей даже святые.

Жители деревни беспокойно зашевелились и испуганно зашептались друг с другом, а старый Эзра-Каин украдкой отвёл взгляд. Однако мрачное выражение лица Соломона Кейна не изменилось, и его пристальный взгляд кондора, казалось, пронзил скрягу насквозь.

– Да, да! – торопливо пробормотал старый Эзра. – Это плохо, очень плохо! Но почему ты пристал ко мне?

– Да, печальная история. Слушай дальше, Эзра. Дьявол вышел из тени, и я сражался с ним над телом его жертвы. Не знаю, как я его преодолел, ибо битва была тяжелой и долгой, но на моей стороне силы добра и света, которые могущественнее адской бездны. В конце концов, я оказался сильнее, тварь убежала, а я последовал за ней. Настигнуть призрака не получилось, но прежде чем убежать, он… поведал мне чудовищную правду.

Старый Эзра вздрогнул.

– Я вернулся в деревню и рассказал людям что к чему, – сказал Кейн, – ибо я знал, теперь у меня есть сила навсегда избавить поселенцев от этого проклятия. Эзра, пойдём с нами!

– Куда это? – выдохнул скряга.

– К гниющему дубу на вересковой пустоши.

Эзра пошатнулся, как от удара; он бессвязно закричал и повернулся, чтобы бежать. В тот же миг, по резкому приказу Кейна, двое крепких крестьян бросились вперёд и схватили скрягу. Они забрали у него кинжал и связали ему руки, вздрогнув, когда их пальцы коснулись его липкой плоти.

Кейн жестом велел им следовать за собой и, повернувшись, зашагал вверх по тропе, сопровождаемый жителями деревни, которые напрягали все силы, неся извивающегося пленника. Они пересекли болото и вышли на тропу, которая вела через невысокие холмы к вересковым пустошам.

Солнце опускалось за горизонт, и старый Эзра уставился на него выпученными глазами – уставился так, словно не мог насмотреться. Далеко на вересковых пустошах возвышался огромный дуб, похожий на виселицу, от которой теперь осталась только гниющая оболочка. Там Соломон Кейн остановился.

Старый Эзра неистово роптал.

– В прошлом году, – начал Соломон Кейн, – когда полоумный кузен хотел пожаловаться на твоё жестокое обращение с ним, ты увёл его по этой самой тропе и убил здесь.

Эзра съёжился и зарычал.

– Вы не сможете доказать эту ложь!

Кейн приказал одному деревенскому юноше вскарабкаться на гнилой ствол старого дуба. Юноша вскарабкался, а затем вытащил что-то из расщелины и бросил на землю. Человеческий скелет с рассечённым черепом упал к ногам скряги. Эзра с ужасным воплем обмяк.

– Ты… как ты узнал об этом? Ты Cатана! – пробормотал старый Эзра.

Кейн скрестил руки на груди.

– Существо, с которым я сражался прошлой ночью, поведало мне правду. Это был призрак Гидеона.

Эзра снова закричал и начал яростно отбиваться.

– Ты знал, – мрачно сказал Кейн, – ты знал, кто мстит за братоубийство. Гидеон не блистал умом при жизни, так и его призрак не знает, где искать убийцу; иначе он давным-давно пришел бы к тебе в хижину. Он ненавидит только тебя, но не может отличить от других. Ненависть отрастила его призраку твёрдые когти. И он больше тебя не боится. Он должен встретиться с тобой, чтобы обрести покой.

Кейн взглянул на солнце.

– Всё это я узнал от призрака Гидеона, только истинная месть его остановит.

Эзра-Каин, затаив дыхание, слушал слова приговора.

– Ты умрёшь не от петли, пули или рапиры, а от когтей своей жертвы.

При этих словах колени Эзры подогнулись, и он упал, пресмыкаясь, умоляя содрать с него кожу и сжечь на костре. Лицо Кейна застыло и жители деревни, охваченные страхом, усилившим их жестокость, привязали визжащего негодяя к дубу. Один из крестьян предложил Эзре примириться с Богом. Но Эзра ничего не ответил, он кричал высоким пронзительным голосом с невыносимой монотонностью. Тогда крестьянин хотел ударить скрягу по лицу, но Кейн остановил его.

– Пусть отправляется к Вельзевулу, – мрачно сказал пуританин. – Солнце вот-вот сядет. Можете немного ослабить верёвку, пусть его терзает надежда на спасение.

Когда они повернулись, чтобы уйти, старый Эзра начал бормотать нечеловеческие звуки, а затем умолк, уставившись на заходящее солнце с ужасающим напряжением.

Они пошли прочь через болото, и Кейн бросил последний взгляд на гротескную фигуру, привязанную к дереву, которая походила на гриб приросший к стволу. И вдруг скряга пронзительно закричал:

– Смерть! Смерть! Я вижу череп среди звёзд!

– Жизнь его и так щадила долго, – вздохнул Кейн. – Возможно, у Бога есть место для таких душ, где огонь и жертвоприношения могут очистить их от зла, как огонь очищает лес от грибов. И всё же мне немного жаль дурака.

– Нет, сэр, – сказал один из жителей деревни, – Вы исполнили волю Божью, и преумножили добрые дела. Вы ведь не язычник.

– Нет, – тяжело вздохнул Кейн.

Солнце зашло, и ночь наступила с поразительной быстротой, как будто огромные тени спустились из неведомых глубин, чтобы окутать мир торопливой тьмой. Сквозь густую ночь донеслось странное эхо, и люди остановились и оглянулись в ту сторону. Вересковая пустошь казалась океаном теней, а высокая трава вокруг них изгибалась длинными волнами под лёгким дуновением ветра, нарушая мёртвую тишину тихим шелестом.

Затем вдалеке над болотом поднялся багряный диск луны, и на мгновение на его фоне чёрным пятном вырисовался мрачный силуэт. По лику луны промелькнула фигура – согбённое гротескное создание, чьи ноги казалось, едва касались земли; а совсем рядом появилось нечто похожее на летящую ужасную бесформенную тень.

Мгновение мчащаяся парочка выделялась на фоне луны; затем они слились в одну безымянную массу и исчезли в тенях.

Далеко над болотом разнёсся жуткий хохот.

«Королевские амбиции» – Левченко В. Ю.

«…Какова дальнейшая судьба Конана? Честно говоря, я и сам этого пока не знаю… Конану было сорок, когда он надел корону Аквилонии. У моего варвара не было потомков мужского пола, поскольку он не удосужился найти время и, соблюдая все формальности, сделать какую-нибудь женщину королевой, а его сыновья от наложниц (их у него было внушительное количество) не могли считаться наследниками престола…»

Р. И. Говард: Письмо П. Шуйлер-Миллеру, 10 марта 1936 года3.

Пролог

Первичный прозрачно-зелёно-голубоватый земной океан сейчас пенился, бурлил и клокотал, словно адское варево зловещего демиурга. Багрово-лиловые небеса непрерывно полыхали зигзагами разноцветных сверкающих молний. Мерцающие и переливающиеся невообразимыми красками плазменные искрящие сфероиды поодиночке и соцветиями вырывались как из-под кипящей поверхности, так и пикировали с грозового наэлектризованного небосвода, иногда с треском сталкивались, уничтожая друг друга в ослепительных вспышках… Взвихрялись беснующиеся чёрно-зелёные волны, образуя чудовищные водовороты; на огромной скорости закручивались низвергающиеся с небес серебристо-голубые газовые вихри, сметающие всё на своём пути и пронзающие насквозь бурлящую массу, перемешивая существующее с вновь прибывающими космическими частицами в дьявольском коктейле. Безжалостно палило ультрафиолетовое излучение Солнца… Но всё же светило не могло испепелить или иссушить пресыщенное энергиями космоса и разгулом древнейших стихий варево…

Так миллиарды лет назад из хаоса и буйства космических стихий на Земле формировались зачатки жизни…

А спустя миллионы лет, когда уже зародились и начали развиваться робкие подобия собственно земных первоклеток, из далей межгалактического пространства поверхность Земли хлестануло охвостьем зловещей дымчатой кометы, зацепившейся за неё своим шлейфом, светящимся рассеянным красновато-голубоватым. Так были привнесены и заронены семена иной чужеродной жизни. Той, что на первых порах принялась имитировать и воспроизводить уже имеющуюся, а затем и взявшуюся немилосердно вытеснять её, стремясь в извечной схватке обрести наиболее совершенные и развитые из земных форм… Однако агрессивность межзвёздных созданий словно компенсировалась недолговечностью и непрочностью создаваемых ими «подобий» земных организмов. Успешно копируя внешние формы, пришельцы из глубин Вселенной не могли удачно воспроизводить действующие адекватно им внутренние структуры. И, соответственно, устойчивость таких «копий» оказалась весьма хлипкой, легко распадающуюся под воздействием неблагоприятных факторов на бесструктурную студенистую массу – первичную протоплазму…

* * *

Эпоха сменялась эпохой, одни тысячелетиями царящие на Земле причудливые и жуткие аморфные грязе-слизевые создания сменялись другими, порой ещё более кошмарными… Наконец, жизнь за эоны лет эволюции стала обретать некие устойчивые формы и очертания… Образовывались и распадались на части континенты, вздымались и опускались острова, наполнялись водами и пересыхали моря и океаны, извергались лавой и застывали под километрами льда вулканы. Огонь и лёд поочерёдно захватывали господство над планетой, безжалостно уничтожая не сумевшие адаптироваться к разгулу стихий формы жизни…

…Со временем на смену некогда полновластно и казалось навечно господствующим над планетой разумным гигантским крылатым и прямоходящим ящерам явились свирепые зловещие обезьяны-крыланы, благодаря природным и космическим катаклизмам сумевшие повергнуть прежних (кажущихся несокрушимыми) рептильных титанов в прах. Но и власть самих обезьяноидов оказалась недолговечной пылинкой, почти не оставившей следа в земной истории.

Множество невероятнейших разумных форм жизни, включая как гуманоидные, так и не имеющие даже отдалённого сходства с грядущим человечеством, возникало и исчезало бесследно. Правда, изредка некоторым типажам удавалось весьма удачно мимикрировать, становясь внешне неотличимым от господствующего вида. А отдельные реликты или популяции человекоподобных (но абсолютно не имеющих никакого родства с людьми) особей, многократно уменьшив ареал своего обитания или даже вовсе уйдя с земной поверхности в подземные или подводные глубины, полностью или наполовину деградировали и ещё влачили жалкое существование, не рискуя открыто состязаться с новыми видами, но иногда вступая с ними в контакты, причём даже противоестественного характера, ведущих к появлению кошмарнейшего потомства…

Затем на праисторической арене появились змеелюди со своим ужасающим колдовством… Но в итоге и их коварную расу в безжалостных бойнях на истребление вытеснили люди, заняв почти на всей земной поверхности планеты доминирующее положение…

Однако параллельно естественной эволюции, смешению и вымиранию видов иногда случались и всплески аномалий, вызванных попытками адаптаций и мутаций чужеродных семян вселенской жизни, иногда привносимых кометами и падающими метеоритами из мрака космоса…

* * *

В центре истерзанных гиборийских королевств, благодаря царящим сумятице и неразберихе, решили проявиться таинственные силы, издревле бывшие иными по сути, чем все земные обитатели…

Так, несмотря на то, что Конан-киммериец уничтожил и воскрешённого Сердцем Аримана могущественного ахеронского мага Ксальтотуна, и ждущую вторжения Владык Небес зловещую секту Т’л’гхара, и выродка-колдуна Уталоса, над опустошённым войнами и междоусобицам землям Аквилонии и Немедии вновь нависла нешуточная угроза.

1.

Небосвод полыхал оранжевым закатным заревом, словно высь пламенела где-то на далёком юге, в краю бескрайних знойных саванн. Синий сумрак опускался на окрестности Альты непроницаемой завесой. Её плотный полог сейчас разрывал единственный мощный источник света в округе – гигантский, сложенный из брёвен, янтарно-алый погребальный костёр. В нём пылали изувеченные останки прежней владычицы Альты – баронессы Тилайи – любовницы Конана и некогда бывшей опытной наёмницы и ловкой воровки. Сейчас в чудовищно искорёженном и разорванном изнутри остове тела, вдобавок искажённом и охваченном языками ненасытного пламени, прежняя светловолосая, сероглазая, белокожая бритунка была абсолютно неузнаваема.

Отблесками извечных гиперборейских льдов светились голубые глаза Конана. Рвущиеся ввысь языки огня окрашивали кожу лица варвара, замшевые куртку и штаны в оранжевый цвет, идентичный необычному неба, а чёрным волосам придавали каштановый окрас.

У погребального костра монарх-воитель был один. Так решил он сам, и никто не посмел ему перечить…

Когда останки Тилайи догорели, а угли ещё тлели, варвар позволил порыву внезапно налетевшего предутреннего ветра развеять её прах и пепел.

Киммериец редко скорбел о прошлом и утратах. И ещё реже бездействовал, предаваясь мрачным тризнам, пьянству и праздным воспоминаниям о навеки потерянных подругах или погибших соратниках. Подобные обычаи и поступки были свойственны большинству презираемых варваром цивилизованных людей, когда тех постигали невосполнимые утраты. Конан, напротив, предпочитал действовать, причём зачастую вопреки крайне неблагоприятным обстоятельствам. Поэтому по праву монарха, победителя и прежнего приятеля погибшей баронессы Тилайи принялся распоряжаться в Альте (клочке земли на крайнем северо-востоке Аквилонии и стыке Пограничного королевства и Немедии), как полновластный владелец поместья. Разумеется, никто из замковой прислуги, челяди и двух десятков солдат не осмелился перечить прославленному своей неукротимостью королю-варвару… К тому же оказавшемуся здесь в компании двух своих не менее мрачных и внешне крайне опасных дикарских соратников. Сухощавого аэсира Алгунда с жёлтыми волосами и жёстким взором синих глаз и светловолосого голубоглазого здоровяка Холтара – полуаэсира-полунемедийца. Он выглядел как старший и более мощный брат третьего компаньона Конана – эзотерика Тейдрика. Этот пока не пришёл в сознание, но и в таком состоянии будто излучал таинственную настораживающую ауру, несвойственную обычному человеку…

Теперь Конан даже внешне выглядел уверенно и властно. Хотя ещё полдня назад, с трудом выбравшись из коварного петляющего подскального потока, мокрый, голый и кровоточащий из многочисленных ран и шрамов (полученных в ходе почти неравной и безнадёжной схватки с бурным течением и острыми камнями) киммериец скорее напоминал дикаря-неудачника. Изгоя, отвергнутого племенем и попавшего в передрягу. Впрочем, почти так и было. Особенно когда варвар обнаружил разорванные изнутри и опалённые снаружи останки Тилайи. А возле них обожжённого от шеи до пояса бессознательного гандера Тейдрика, осунувшееся лицо которого окрасом почти сравнялось с его пепельными волосами. Конан самолично понёс на плечах еле дышащего приятеля в замок, оставив бренные останки подруги на месте. Ведь той было уже не помочь. Лучше скорее придать изуродованное тело огню. А для этого, как минимум, нужна немалая поленница дров и пламя. Этого не миновать. Для рубки и подготовки необходимых дров погребального помоста есть простолюдины. Но сейчас тратить усилия попусту или праздно заламывать руки в отчаянии, стенать и рыдать, как было свойственно в подобных ситуациях многим цивилизованным титулованным людям, киммериец не собирался. Сначала стоило позаботиться о живых, том же Тейдрике, а мертвецы подождут. Также в подобной ситуации поступила бы и сама Тилайя. Поэтому северянин лишь зло стиснул зубы, напряг свои силы и жилы. Нервы были натянуты, словно корабельные канаты при шторме. Сердце бешено колотилось, будто готовилось вырваться из груди. Кровь стучала в висках и бурлила в венах. Мускулы грозили лопнуть. На душе его было совсем невесело. Почти звериные инстинкты Конана словно вопили. На него словно водопадом обрушивались напасти. Хотя вполне вероятно, это всё происки той особы, представившейся «богиней Алтэйей, Владычицей жизни и Света», чьи заманчивые для любого обычного смертного предложения о любви и чертогах он отверг. Кем бы на самом деле та не была, но имея даже подобие женской сущности, она наверняка ревнива и мстительна… Как и обычная отринутая девка…

2.

Струйки воды стекали по многочисленным (умело закамуфлированным под узоры) желобкам на сизовато-голубоватой мраморной блестящей поверхности стен полукруглой залы, представляющей собой глубокий бассейн с единственным вертикально-овальным входным порталом и пологими ступенями, нисходящими с него прямо в воду. Несмотря на полное отсутствие видимого освещения, мрамор и вода в чашевидном резервуаре мерцали серебристым отливом. На поверхности, погружённые по горло, плескались две обнажённые мужские фигуры атлетического телосложения, продолжая беседу на немедийском.

– … Повторяю: задача не просто попасть в Тайное хранилище королевского архива Тарантии, также известное как Хранилище артефактов… Основное – суметь беспроблемно (а главное: не привлекая внимания!) извлечь и перевезти к нам оттуда то, что мистики седой, догиборийской, старины именовали Семя Шэр’гхазура. Это объёмный (в полтора роста здоровенного мужчины) кристалл. Он внутри гигантской овальной, снаружи испещрённой вязью загадочных орнаментов и рун, монолитной бочки, изготовленной ахеронскими магами алхимическим путём из сплава серебра, стали и ртути. – Пояснял седоволосый бородатый мужчина в летах более юному и явно несогласному собеседнику. – Это некогда упавший с неба метеорит, внутри которого содержалась необычайная сердцевина. Чьё влияние при близком непрерывном воздействии (четыре-пять дней) на нас позволит сохранять стабильную форму… И не только! А поможет не просто сохранять форму при опаснейших ранах и внешних неблагоприятных воздействиях, но даже и регенерировать… Не зря с ним так долго и, стоит особо отметить: весьма небезуспешно, вёл свои изуверские эксперименты ахеронский изгой Шэр’гхазур, чьим именем позже людишки прозвали артефакт!

– Это всё сказки! – Презрительно фыркнул, брызгая водой зеленоглазый блондин.

– Нет! – Зло оборвал седовласый, а его узкие серо-водянистые глаза яростно блеснули. – Чти Завет Зэтха! И знай, что лишь благодаря ему, твоему пращуру Зэтху, которому по счастливой случайности удалось оказаться вблизи артефакта и напитаться его силами, мы можем относительно свободно ходить среди людей, не вызывая подозрений. А вот твоей сестричке, как и большинству наших, не так повезло! Видать, полученные от артефакта силы передаются лишь по мужской линии… И то, не каждому из его потомков.

– Почему нашим самим нельзя вытащить из Хранилища это Семя Шэр’гхазура? – Не прекращал донимать пожилого расспросами юноша.

– Глупец, не знающий преданий! – Оскалил перламутрово блестящие и не по возрасту ровные зубы седовласый. Первоначально воздействие на нас этого кристалла вызывает эффект, сравнимый с сильнейшим наркотическим дурманом или опьянением у людей. Начисто дня на три лишая воли, сил и разума. Зато потом…

– Разве никому и никогда больше подобный артефакт не попадался? Он что – уникален? – Перебил зеленоглазый и, не дождавшись ответа, глубоко нырнул под воду.

– Лишь благодаря тому, что ты, Йортикс – мой двоюродный племянник, я ещё сношу твои дерзости! – Воскликнул седой, когда нахал вновь вынырнул, а сам же откинулся на спину, демонстративно погружаясь под солоноватую воду с головой.

* * *

– …Возможно, когда-то кто-то из наших и сумел обзавестись, использовать и утаивать крупицы вещества, попавшие из космоса и обладающие аналогичным воздействием… Однако, похоже, если такое и случалось, оно имело или имеет узко локальное воздействие. Иначе наверняка это стало бы известно.

– …Прости, Лидус, я же тоже обеспокоен не менее твоего. Но поговаривали, что некогда чародеям Туле удалось создать магический артефакт, воздействием, как я понял, подобный Семю Шэр’гхазура? – Парень подплыл к седовласому почти вплотную, и в тоне его слов не слышалось издёвки или иронии. – Неужели ещё никому за всё время не удалось отыскать или создать нечто, обладающее сходным эффектом?..

– О Кристалле Заргала из проклятого Даар'Шадара ходят разные слухи. Мистики и посвящённые этот артефакт также именуют Камнем Преобразований и Кристаллом Преображений. Однако, его подлинные свойства нами не изучены. А вдобавок загадка его недолгого обретения и исчезновения опять-таки связана с пресловутым Конаном-киммерийцем! Нынешним сумасбродным дикарём на троне Аквилонии. Поэтому от намеченного плана отступать нельзя! – Уверенно заявил седовласый и с головой погрузился в мерцающую воду.

– Почему моя сестра и я?.. – Разинув тонкие белесые губы и оскалив ровные белые зубы возопил Йортикс, едва только мокрая голова собеседника появилась над поверхностью.

Лидус презрительно сплюнул струйками воды, хищно, уподобясь акуле, ощерился и властно оборвал: – Не зарывайся! Твоего и её согласия никто не спрашивает! Кроме того, она уже идеально играет свою роль! Твоё дело лишь всё как следует обставить и обеспечить… При удаче мы, Зэлрэтхи, из вынужденно таящихся или скрывающих своё естество изгоев станем для ничтожных людишек не просто королями и владыками… А богами!

3.

Робкие розоватые лучи рассвета уже пытались развеять остатки серой предутренней хмари. Лазурный окрас небес сулил неплохой денёк. Безветрие и безмятежность словно изливались по окрестностям, явясь на смену минувшим кошмарам зловеще мерцающей звезды Альты.

Киммериец спокойно и уверенно шагал к замку, намереваясь в его стенах устроить тризну по Тилайе. Однако ещё при подходе к замковой стене Конана насторожила нетипичная для местных неторопливых провинциальных обитателей оживлённость. Замковая челядь с вещами, пешими и конными, группами и поодиночке без оглядки явно поспешно покидала поместье Альта. Причём, на вопросы киммерийца никто из встречных не отвечал. Кто-то отворачивался, иной отводил или опускал глаза, либо делал вид, что вообще не замечает и не узнаёт варвара… Наконец, такое отношение к себе северянину, никогда не отличавшемуся долготерпением, надоело. Поэтому, когда очередной уходящий прочь с узлом вещей за плечами – тощий темноглазый шатен в сером суконном плаще с капюшоном – попытался увернуться, игнорируя прямо обратившегося к нему Конана, варвар рассвирепел. И резко выброшенной левой схватил за полу длинного плаща бедолагу, неуспевшего ускользнуть.

– Стой!

– Я…я…я… – Испуганно заблеял пойманный, одновременно пытаясь выпростаться из плаща и сбежать. Однако у труса этот фортель не прошёл. Цепкий и ловкий варвар давно напрактиковался в поимке и удержании людей. Остальные проходящие с мешками и проезжающие мимо на лошадях и телегах со скарбом простолюдины упорно делали вид, что происходящее их вовсе не касается.

– Отвечай своему королю! – Грозно потребовал киммериец, глядя прямо в побелевшее костистое лицо безусого парня. Тот, бьющийся в руках варвара, как вытащенная из воды рыба, осознав абсолютную тщетность прилагаемых усилий, залепетал:

– По древним аквилонским и местным традициям… Раз наша нанимательница мертва и погребена, мы все свободны… И вольны уйти, куда захотим. Никто не смеет нас задержать и вынудить служить дальше. Д-д-аже м-монарх. С-с-спроси управителя Гэлиута… Он вместе Мильфусом, жрецом Митры, ожидает т-т-тебя…

Варвар брезгливо выпустил заикающегося парня и, наполняясь праведным негодованием, более не спрашивая никого, решительным размашистым шагом направился к цитадели.

* * *

Оказавшись в полуопустевшем замке, Конан первым делом отправился в покои нанятого Тилайей для присмотра за поместьем управителя Гэлиута – уроженца Пограничного королевства. Он распоряжался здесь на время, пока сама владычица пребывала в столице или путешествовала. Правда, прежде чем войти внутрь, северянин сначала пристально осмотрелся. Вроде бы ничего подозрительного. Лишь на стене, облокотясь о зубцы лениво болтали трое солдат-наёмников с традиционными для Пограничного королевства короткими железными копьями и мечами. Ещё пятеро вояк, в кольчугах и с арбалетами под руками, развалясь во дворе прямо на мостовой на нескольких брошенных медвежьих шкурах, играло в кости. А возле них похохатывало трое раскрасневшихся разбитных двадцатилетних служанок-кухарок. Их грязно-серые, некогда белые, плотные туники провоцирующе обтягивали крутые бёдра и налитые груди…

Наёмники при виде вошедшего варвара-короля вообще никак не отреагировали. Девки заглядывались заискивающе и похотливо. Если первое пришествие Конана и его спутников переполошило всю местную челядь, то сейчас ажиотажа явно не наблюдалось. Напротив, от оставшихся обитателей замка веяло чем-то вроде холодного безразличия. Киммериец почти был уверен, что за всем сейчас творящимся непотребством (уходом челяди и равнодушием оставшихся) стоял нынешний амбициозный управляющий. О его напыщенной гордыне и надменности свидетельствовали как постоянно высокомерное выражение сухощавого сероватого лица с горбатым носом, так и неизменно надеваемые плотные гиперборейские парчовые плащи с отливом и носимый на голове массивный серебряный обруч, подхватывающий редкие пего-рыжеватые волосёнки.

* * *

– Что за бардак тут творится, Гелиут? – Вместо приветствия мрачно поинтересовался Конан, войдя в покои управителя и намеренно при этом громыхнув обитой железом дубовой дверью.

Квадратную комнату с плотно занавешенными чёрными бархатными портьерами окнами тускло освещала единственная зажжённая в массивном медном канделябре на дубовом столе свеча. Её отблески отражались от объёмного бронзовых кувшина и двух бокалов и медного подноса с остатками закуски. Кроме самого управляющего здесь на резном стуле восседала ещё одна невзрачная фигура с замызганной голубой рясе – местный жрец Митры – тщедушный лысоватый краснолицый забулдыга-пропойца с водянисто-бесцветными глазами. Его круглый выпуклый лоб и почти симметрично столь же вогнутый плоский широкий нос, мясистые губы, оттопыренные уши и при безволосости округлого лица были скорее характерны для пигмеев Чёрных Королевств, чем для гиборийцев.

– Король, всё происходит по аквилонским законам. – Словно нехотя, даже не привстав и не предложив Конану присесть к столу на один из трёх свободных стульев, проронил управляющий.

Однако варвара такое пренебрежение этикетом не покоробило. Он сам плюхнулся на ближайший стул так, что под его массой древесина жалобно затрещала.

– Хочешь, чтоб я свернул тебе шею прямо здесь? – Зловеще поинтересовался северянин, глядя прямо в наглую рожу Гелиута.

Тот даже не шелохнулся, но насмешливо сквозь узкие белесые губы процедил: – Если не дорожишь жизнью своего бессознательного дружка! Ему тут же перережут глотку, если кто-то из нас двоих, я или жрец, не выйдет отсюда!

– А если этот пропойца захлебнётся вином или подавится собственной блевотиной? Либо спьяну вывалится из окна? – Издевательски кивнул киммериец в сторону жреца.

Тут покрасневший от гнева жрец Мильфус словно с цепи сорвался: – Может, ты и твои приятели вообще – порождения Бездны? Исчадия гнусного колдовства? Двойники настоящей владычицы Тилайи и короля? А если и нет, то всё одно – на вас – проклятье богов! Никто из местных с вами не свяжется и никуда ни поедет ни за какие деньги!

Управляющий при этом довольно ухмыльнулся. А вскочивший Конан левой схватил жреца за треснувшую у горла тунику: – Вырву твою поганую глотку! – Один из источников, переполошивший нелепостями местных обитателей выявился сам собой. И вскипевшая натура северянина требовала немедленной расправы.

Мильфус выкатил водянистые глазки, тщетно сучил ногами и ручонками в воздухе и трепыхался, хрипя и силясь что-то сказать. Северянин напротив свирепо молчал, будто испепеляя оппонента взором. Наконец изрядно позабавившийся зрелищем разъярённого варвара и перепуганного священника Гелиут хмыкнул, великодушно придя незадачливому напарнику на помощь.

– Остынь, король! Нельзя же всё решать насилием. Можно же договориться на взаимовыгодных условиях…

* * *

– А-а-а… Думаешь, найдутся знать или воины в Пограничном королевстве, из тех, кто тебя лично знает и охотно поддержит? А разве там также немало и тех, кто с радостью насадит тебя на кол, четвертует, придаст длительным мучениям?.. – Продолжал убеждать Конана управляющий. – И вообще-е-е… вас в замке всего трое! Тот обморочный не в счёт!..

Северянин на миг призадумался. Действительно, единственные прежние, известные местным обитателям его спутники, – воины из владений Альты – Ингольд и Ранхард уже вынуждено отлучились. Их сопровождал неразговорчивый светловолосый всадник – сероглазый аквилонец Валтис. Ингольд на телеге повёз раненного в правое бедро Ранхарда к одной хорошо знакомой лишь ему самому травнице-целительнице. Причём наотрез отказался отвезти к ней бессознательного Тейдрика. И пояснил, что та знахарка магией и колдовством не владеет, а напротив чурается их и тех, кто им поражены… Валтису же Конан сам поручил потом немедля отправиться в Тарантию с известиями о произошедшем. Северянин был уверен, что нелюдимый, но выносливый опытный воитель и в одиночку справится с непростым заданием.

– Смеешь мне угрожать? – Рыкнул Конана и его глаза вспыхнули опасным синим пламенем. А правая рука сжала медный кубок, мгновенно превращая его в искорёженный никчёмный металл, молниеносно отброшенный на пол.

Устрашённый жрец заранее боязливо сжался почти в комок и весь покрылся бисеринками пота.

– Нет, нет! – Не на шутку перепугался и сам Гелиут, в чьих тёмных глазах промелькнул неподдельный ужас. – Я лишь хочу соблюсти все необходимые формальности и вас обеспечить всем необходимым для мирного, но скорейшего отъезда… К тому же, вашему приятелю Тейдрику явно срочно необходима весьма непростая,.. – акцентировал на этом слове, – …помощь. А в здешних окрестностях хорошего целителя или знахарку с магическими способностями днём с огнём не сыщешь! Разве что шарлатаны, вроде этого! – Презрительно хохотнул оправившийся управитель, мотнув головой в сторону и без того обиженного притихшего жреца.

* * *

Пройдя в стражницкую, Гэлиут удовлетворенно хмыкнул. Пусто! Зато именно тот, кто ему был так необходим, находится здесь один.

– Крифус, немедля вместе с Мэтасом верхом кратчайшей тропой отправляйтесь в Немедию к лорду Лидусу. Он, скорее всего, находится в своём, тебе хорошо известном, поместье. Сообщи: Конан завтра направится в Тарантию. – При этом управитель левой полез за пазуху своего помпезного камзола. Прытко вытянул оттуда туго набитый монетами кожаный мешочек, подбросил его на ладони. И кинул в вальяжно развалившегося на лавке крепкого светловолосого парня в куртке из серого волчьего меха и одноцветных ей суконных штанах и коротких меховых полусапогах.

Крифус, озорно блеснув светло-зелёными глазами, на лету правой молча подхватил цинкнувший кошель. Затем пружинисто встал с лавки, слегка кивнул, подхватил свой прислонённый к лавке короткий меч в ножнах, пристегнул его к широкому кожаному поясу и, почти сбив с ног едва попятившегося Гелиута, вышел. При этом злорадно ухмыльнувшись.

Отдавший поручения Гелиут даже не подозревал, что его слова дошли до посторонних ушей…

* * *

Напряжённые дрожащие женские руки ладонями упирались в каменную стену. Широко расставившая стройные мускулистые ноги и отклячившая упругие ягодицы (которые обнажила задранная до пояса голубая туника) статная женщина содрогалась от наслаждения, выгибалась, кратко охала, иногда в экстазе закусывая свои узкие розовые губки и встряхивая копной льняных волос. Позади неё, периодически сдавливая и приотпуская соски крепких женских грудей, пронзал упругое лоно киммериец. Он также, как и партнёрша, не удосужился снять свои одежды. Лишь немного приспустил свои штаны…

– …Я-то зашла, надеясь попрощаться,.. – прильнула к варвару красотка-аквилонка, удовлетворенно поблескивая глубокими серо-зелёными очами, которые на её бело-мраморном лице сияли, подобно двум мерцающим звёздам, – …но вот так, сразу… по-варварски…

– У короля свои прихоти! – Хохотнул Конан. Потом, пристально взглянув в очаровательное личико своей слегка наморщивший изящный носик любовницы, добавил: – Ну, расскажи-ка, что там за гнусность затеял Гелиут.

* * *

Немногочисленные обитатели замка безмолвно, словно погребальную процессию, проводимую по традициям Золотых Королевств, провожали взорами четверых отъезжающих. Трое рослых мужчин были облачены в одинаковые (местной выделки) плотные бурого цвета плащи с капюшонами. На четвёртого, лежащего в телеге и укутанного в шкуры серого медведя, такой же плащ был наброшен сверху. Мужчины напоминали полудикарей-лесорубов, везущих своего занемогшего товарища на разномастных конях куда-то на излечение. Однако внешность бывает весьма обманчива. Поскольку одним из всадников, голубоглазым черноволосым здоровяком, был сам аквилонский монарх. А остальные – его спутниками-воителями и авантюристами.

Конан восседал на рыжем могучем жеребце, Холтар – на белом коне и держал ещё одного жёлтой масти под уздцы; Алгунд (вместо возницы) правил телегой с чёрной и каурыми кобылами, везущей так и не пришедшего в сознание Тейдрика и запасы провизии…

На взгромождённым на четыре неказистых дубовых столба балконе из местной лиственницы (явно неуклюже приделанном к древнему камню замка местными кустарями) за процессией с нескрываемым наслаждением триумфально наблюдал Гелиут. Компанию ему составил жрец Мильфус, облачившийся по такому поводу в свою лучшую (весьма потасканную!) шубу из голубых горностаев, водящихся в Пограничном королевстве.

Внезапно Конан приостановил скакуна и обернулся.

– Жители Альты! – Загромыхал его властный голос, выводя присутствующих из подобия полудрёмы. – Знаю: вас и ваших близких намеренно запугивали и потчевали всяческими нелепыми слухами и небылицами обо мне и моих спутниках, представляя нас отродьями Тьмы! Тем не менее, по старинным законам и исконному праву короля Аквилонии я вступил во владения поместьем неоставившей прямых наследников леди Тилайи. И вчера передал управление им хорошо известному вам Гелиуту, лично подписав соответствующий эдикт…

Услышав своё имя, управитель самодовольно осклабился. Его тёмные глаза блеснули, а облачённая в скроенный наподобие мантии синий бархатный длинный плащ фигура приосанилась.

– Но королевская благосклонность, как и многие людские симпатии, недолговечна… – Ехидно продолжал варвар, приметив, как напрягся Гелиут. – Сегодня я оглашаю вам своё новое монаршье решение!..

Перед глазами управителя всё поплыло, а ноги предательски подкосились. Если бы не поддержка подсуетившегося жреца-пропойцы, Гелиут пожалуй свалился бы наземь.

– …И представляю нового, мной назначенного, управителя Альты. Известного вам ранее капитана наёмников Аскольдиса! И, заодно, его возможного преемника – сестру Диту! Им уже вручены мои новые эдикты, отменяющее прежнее назначение Гелиута. А гонцы с копиями этих документов уже ускакали в Тарантию.

При этих словах из дюжины наёмников вперёд уверенно выступили двое в синих длинных плащах, под которыми позвякивала кольчуга. Высокие, светлокожие блондины-аквилонцы, внешне похожие друг на друга. С одинаковыми серо-зелеными глазами. Так, королевской волей, к правлению Альтой приступили новые, поименованные киммерийцем, лица. В это время ещё один, их явный союзник-наёмник, словно невзначай разрядил свой арбалет прямо в направлении смещённого Гелиута. Стрела, тренькнув, вонзилась в пол прямо у ног пошатнувшегося и посеревшего предателя-прохиндея.

А король-варвар громко расхохотался…

* * *

– Мы едем не в Тарантию! – Не слезая с могучего рыжего скакуна, вполголоса сообщил своим спутникам Конан, когда все они уже оказались довольно далеко от замка.

Холтар и Алгунд насторожились. Впрочем, решения варвара бывали порой весьма парадоксальны, но впоследствии оправданы.

– Распрячь лошадей. Нет! – Прервал вдруг сам себя северянин. – Сначала пересадите Тейдрика из телеги ко мне за спину, покрепче привязав верёвками. Разумеется, припасы из телеги сначала перевьючьте на жёлтую конягу, чёрную кобылу и каурую лошадь. Жёлтую и каурую лошадь я сразу поведу за собой. А саму телегу потом отгоните-ка подальше. И там найдите место, где незаметно свернув с дороги, сбросьте ненужную колымагу в овраг поглубже… Так запутаем возможных преследователей. Максимально скрывайте все следы! Затем догоните меня. Я же с гандером и вьючными лошадьми далеко не уеду. Потом двинемся по следу двоих посланцев коварного управителя в Немедию тропой, о которой мне успела рассказать одна симпатичная разговорчивая поселянка… – Подмигнул двум своим несколько опешившим спутникам северянин.

4.

Крадущаяся по тёмному коридору подобно вору фигура остановилась перед массивной медной дверью, поверхность которой испещрял орнамент волнообразных линий и загадочных архаичных символов. Сутулый бледнолицый немедиец в тёмно-зелёной ливрее до пят боязливо озирался по сторонам, тщетно прищуривая и пяля свои светло-серые глаза, тщетно стараясь приспособить их к окружающему мраку. Затем мужчина перевёл дыхание и осторожно постучал. Потом с натугой приоткрыл створку двери на себя и осмелился заговорить.

– Лорд Лидус, простите за беспокойство! Поступило два важных послания. Одно из них безотлагательно!

– Разве это не могло подождать, Зиград? – Недовольно пророкотал не соизволивший даже приподняться вельможа, даже не откидывая тяжёлого бархатного полога балдахина над своим ложем, представляющим собой наполненную водой глубокую ванну. Она, как и всё помещение, была выложена тёмно-зелёным мрамором.

– Нет! – Дрожащим, но в тоже время убеждённым в своей правоте голосом пояснил слуга. – Из Альты прибыли посланцы с сообщением: король Конан возвращается из их захолустья в столицу. Но вот второе более важно…

– Так почему не начал с него? – Раздражённо рявкнул Лидус, ударив левой ладонью по воде, и жидкость выплеснулась на мраморный пол.

– Простите, – вновь заблекотал перепуганный Зиград, продолжив, пыхтя от волнения и задыхаясь: – Я сразу не осмелился… Поступило известие про караван, везущий Зенобию к королю Конану… Все убиты на месте… и ограблены… И немедийцы, и аквилонцы… в нескольких днях пути от Тарантии… Возле Рутглатского леса… Там явно не обошлось без колдовства! От вашего племянника вместо тела вообще осталось какое-то жуткое месиво. А Зенобия исчезла…

От дикого нечеловеческого рёва Лидуса ужаснувшийся и вдвое согнувшийся слуга зажал себе руками уши. Сильный удар кулака правой аристократа обрушился на стоящий у ванны изящный столик из вендийской слоновой кости, превращая его в труху и рассыпая по мрамору ранее лежащие на нём разноцветные мерцающие камушки, шкатулки, флакончики и различные предметы таинственного предназначения.…

5.

Вечерело. Под сумрачным пологом густого тёмно-зелёного хвойного леса под поступью идущих хрустела рыжевато-коричневая опавшая хвоя. И раздавались приглушённые мужские проклятия. Чаще других поминали Крома, Имира и Митру. Изредка Сэта и Нергала. Пешие Алгунд и Холтар, почти волоча за собой упирающихся коней, бранили упрямо ведущего всех за собой (и также вынужденно спешившегося) Конана.

– Кто бы мог подумать! Это ж надо! Заблудиться в собственном королевстве!.. Прославленный следопыт-киммериец!.. Блуждаем пятый день подряд! Нигде ни дороги, ни тропки, ни захудалой деревни, ни даже хижины отшельника или шалаша охотника!

Лишь кулём свисающий поперёк одной из лошадей Тейдрик хранил молчание. Его странствия в мире бессознательного продолжались. За всё время путешествия приятелям лишь иногда удавалось влить меж его воскоподобных губ несколько глотков густого пряного медового вина, поставляемого в Альту из Пограничного королевства.

– Сдаётся, нас будто кто-то или что-то намерено водит за нос… – Задумчиво проронил киммериец.

– Это ты у Тейдрика эзотерики набрался? – Мрачно пошутил Алгунд. При этом взгляд его был хмурым.

– Небось, та твоя «симпатичная поселянка», сообщившая о короткой дороге, оказалась колдуньей?.. – Издевательски начал Холтар.

Однако резко остановившийся Конан на колкости спутников не ответил, а указал левой чуть вправо вперёд. Там, в сумевших пробиться сквозь лесной покров последних лучах заходящего солнца, что-то блеснуло.

«Туда!» – Так и не обернувшись, процедил северянин. – «Устроим привал, а поутру рассудим, что дальше делать!»

* * *

Дремлющего киммерийца вывели из полузабытья необычные звуки. Какие-то присвисты или хрипы. Даже не шелохнувшись, сквозь прищуренные веки варвар окинул окрестность, пытаясь в свете почти догорающего костерка выявить источник этих встревоживших звуков. Их издавал Тейдрик! Северянин резко откинул плащ и поднялся с земли, с негодованием заметив без зазрения совести дрыхнувших (вместо того, чтоб одному из них сторожить лагерь!) спутников. Их издаваемые гандером сипы даже не пробудили.

Вокруг не заметно ничего настораживающего. Напротив, всюду словно разлилась убаюкивающая нега и дремота. Спокойно поблескивала оранжевыми отсветами пламени поверхность привлёкшего его сюда небольшого округлого родника, а чуткие к опасностям стреноженные кони мирно дремали. Инстинкты варвара угроз также не обнаружили. Решив пока не будить засонь-спутников, северянин приблизился к приятелю и склонился над ним. Отблески костра придавали бледному лицу так и неоткрывшего глаз оккультиста румянец. Хотя, судя по всему, несколько влитых глотков из лесного родника также пошли гандеру на пользу. Раз он заговорил!

Сперва варвар не поверил своим ушам. Ведь издаваемое не было речью в прямом смысле и вообще казалось бессвязным бормотанием или бредом. Однако что-то Конана заставило прислушаться повнимательней.

«Шэр’гхазур… Павшая звезда… Исчадия Внешней Бездны… Нет… Зэлрэтхи… Зенобия…»

Последнее слово невольно заставило Конана вздрогнуть словно от удара молнией. Это же имя той служанки из свиты Тараска, что помогла ему сбежать от Ксальтотуна!

Вдруг прилив крови к голове заставил варвара резко встряхнуться, но всё перед глазами помутилось и закружилось. А из-за внезапно волной накатившей слабости тело Конана обмякло, шатнулось и рухнуло ничком.

* * *

«Конан, спаси!.. Я рядом… Скала… Поспеши… Я – жертва… Ты же обещал вернуться за мной…» – Молящий и звенящий отчаянием знакомый девичий голосок настойчиво пробивался сквозь непроглядную тьму.

С трудом разлепив набрякшие слипающиеся веки и выплёвывая набившуюся в рот землю, киммериец с большим трудом мотнул отяжелевшей головой и попытался напрячь свои почти окаменевшие мускулы и несгибающиеся задеревеневшие члены.

«Зенобия? Где ты?!..» – Буквально вопило всё его естество. Но ослабленное влиянием неведомой магии тело отказывалось повиноваться…

* * *

Мутными взглядами качающийся из стороны в сторону северянин осматривал поляну перед собой. Вдруг его неясный взор зацепился за какой-то престранный чёрный пенёк, который раскинул вокруг себя корневища, напоминая раскинувшего щупальца осьминога. Вдобавок, на этом, неведомо как оказавшемся тут срубе дерева, вроде бы открылись глаза, подобные зенкам головоногих моллюсков! Обозлённый варвар, спотыкаясь и шатаясь, нетвёрдой походкой устремился к непонятному, непослушной правой пытаясь вытащить из-за пояса кинжал…

Когда Конан оказался у пенька и придавил его левой ногой (поскольку северянину на миг показалось, что этот «остаток дерева» пытается убежать), пень жалобно и пронзительно заплакал. От резанувших уши волны звуков и сильной вибрации воздуха киммериец вновь лишился сил и брякнулся навзничь…

* * *

– …Говорю вам: здесь творится мерзкая волшба! Но она явно связана лишь со мной! – Горячился Конан, убеждая неверящих полусонных и, похоже, ещё не до конца избавившихся от дремотной полускованности какими-то жуткими чарами Алгунда и Холтара.

По-прежнему бредящего и бормочущего нечто бессвязное или трудно различимое Тейдрика происходящее вокруг очевидно не могло вырвать из обморочного состояния.

Рассвет понемногу вытеснял сизый туманный предутренний сумрак, но изгнать ужас, воцарившийся в душе киммерийца был не в силах.

– Оставайтесь здесь с Тейдриком! Ждите меня два дня! Если не вернусь, искать не пытайтесь! Немедля езжайте прочь! Да, я уйду один и пешком. – Уверенно договорил северянин. – Кстати, постарайтесь почаще поить гандера из родника. Кажется, ему это помогает.

Могучая, облачённая в замшевые куртку и штаны фигура удалялась в предрассветную, ставшей розоватой, дымку. Варвар шёл отыскивать и спасать Зенобию. Он никому не хотел признаваться в том, что её голос по-прежнему звучал у него в голове, молил и звал на помощь…

* * *

Одинокая, почти голая (поросшая лишь чахлым кустарником) краснокаменная скала вздымалась над лесом, подобно цитадели какого-нибудь колдуна, решившего самоизолироваться от окружающего мира. Киммериец не верил своим глазам. На каменной вершине озарённой всходящим солнцем виднелось то, от чего мучительно сжалось сердце варвара. Нагая худенькая изящная фигурка, распятая на эбеновом каменном треугольном алтаре вниз головой с широко разведёнными в стороны ногами и бесстыдно выставленным напоказ темнеющими оволосенным лоном и сосками грудей… Даже издали зоркому Конану были заметны сверкание тёмных очей жертвы и отливающую изысканным мрамором тональность белоснежной кожи. Также знакомо блестел каскад однотонных глазам блестящих волос.

Зенобия!

Варвар сперва хотел безоглядно рвануться к ней, ведь в голове по-прежнему настойчиво звучали её призывы… Но всплеск опрометчивости длился лишь миг. Потом недоверчивая натура дикаря взяла своё. Ловушка!.. И северянин начал настороженно присматриваться, озираясь, словно пронырливо-наглый воришка, вознамерившийся обокрасть королевскую казну в замке, полном стражи…

* * *

Ослепительно полыхающее в голубых безоблачных небесах жёлтое солнце. Лязг скрещивающихся клинков. Тусклый блеск необычного чешуйчатого доспеха из синеватой стали и полностью скрывающего голову до плеч ведрообразного шлема (лишь с узкими прорезями для глаз и круглыми отверстиями у носа и рта), такие изготавливались и были в ходу только в Пограничном королевстве… Пыхтение и хрипы сопящего и топочущего по скале под ногами здоровяка-соперника. Наконец-то Конан рубился с реальным противником, а не порождением больных фантазий божка или спятившего чернокнижника. Хотя внешне рослый соперник был под стать варвару – ниже всего лишь на ноготь, и с головы до колен защищён металлом, северянину он явно не был ровней. И вообще в манере сражаться и держаться неизвестного было нечто весьма необычное. Правда, северянина ещё постоянно отвлекали от схватки непрекращающиеся ни на миг и всё более усиливающиеся стенания Зенобии, перешедшие в рыдания и истошные вопли, похожие на те, которые издаёт несчастный, сжигаемый заживо. К тому же внезапно почему-то резко завоняло горелой рыбой… Но варвар сконцентрировался на поединке и сверкании стремительно мелькающих мечей. Несмотря на то, что он занимал невыгодную позицию – солнце светило прямо в глаза, северянин ничуть не отчаивался. Отбив очередной удар клинка и приметив, как противник споткнулся о каменную выемку, киммериец решился. Нанёс правой обманный удар мечом в лицо оступившегося, но всё-таки сумевшего противопоставить кинжал в левой, а потом Конан выпустив своё оружие резко кувыркнулся вперёд вбок и оказался за спиной врага, где мгновенно встав на ноги, но даже не обернувшись, мощно ударил пяткой своей обутой в сапог правой в сгиб левой ноги соперника. Нога неприятеля ожидаемо подломилась, а он, хрипло вскрикнув и потеряв равновесие, нелепо взмахнув руками, хрястнулся на спину. Ни мешкая ни секунды, варвар с разворота прыгнул на грудь поверженного и рывком содрал шлем. И изумлённо остолбенел.

Под сорванным шлемом оказалось светлокожее тонкогубое скуластое лицо, обрамлённое коротко стриженными бледно-жёлтыми волосами. С мужеподобными чертами, но всё же женское, внешне имеющее отдалённое сходство с воительницами Нордхейма. Однако относительно небольшой округлый череп, глубоко посаженные каре-зелёные глаза, коричневатые брови и заострённый короткий нос указывали на иное происхождение неизвестной. А надменность, жёсткость и ко всему окружающему свету были сравнимы разве что с холодной отчуждённостью мраморных статуй, изображающих равнодушных, презирающих ничтожных людишек, богинь.

«Подонок!» – Вдруг харкнула слюной прямо в глаза Конана незнакомка и одновременно попыталась ударить варвара лоб-в-лоб, а змеино извивающимся могучим телом вырваться. Но опомнившийся варвар уже крепко сдавил пленнице горло. И этим ненадолго отправил её в забытье. Надо было помочь Зенобии, чьи вопли почему-то внезапно прервались. В пылу схватки северянин даже не смотрел на алтарь с нагой прелестницей. Миг невнимательности мог стоить жизни. И вот сейчас…

Поражённый киммериец с ужасом взирал на то место, где ещё недавно была распята девушка. Однако вместо неё на чёрном алтарном камне осталась лишь желтовато-белесая слизь, да небольшая мерзостная желеобразная масса у подножия и поднимающаяся к лазоревым небесам сизоватая дымка…

* * *

– …Слепец! Грязный дикарь! – Продолжала бранить северянина лежащая на камнях мужеподобная воительница, извиваясь и тщетно пытаясь высвободиться из мастерских пут киммерийца. Он предусмотрительно и умело связал ей руки за спиной, а также и крепко стянул длинные мускулистые ноги. – Ты должен благодарить меня, Въюртис, за освобождение мира от той твари!

– Ты спятила, ведьма? – Рявкнул Конан, гневно сверкнув голубыми глазами.

– Я ведьма? – Обозлилась беснующаяся пленница. – Та, чья родословная, в отличие от твоего безродства восходит к вельможам Немедии и Аквилонии и гиборийской старине! Да у меня больше прав на трон, чем у тебя, варвар! Знаешь, разделавшись здесь, на древнем алтаре Глуброца с этой нечистью Зенобией, я на самом деле оказала тебе и ей услугу…

– Совсем сдурела? – Остервенел северянин и едва сдержался, чтобы не отвесить нахалке увесистую оплеуху.

Однако та, явно упиваясь яростью Конана, продолжила: – Мои сородичи и сторонники в Тарантии намеревались отравить эту дрянь (а в случае удачи и вместе с тобой заодно!) едва та потаскуха окажется в столице! А на случай неудачи, располосовать вас обоих на части, изрубив прямо на брачном ложе!

– Что я и особенно она-то тебе сделала? – Поразился столь искренней ненависти Конан.

Въюртис в ответ злорадно и в тоже время горько хохотнула. Затем пояснила: – Несколько лет назад у форта Тускелан на Чёрной реке ты убил моего дядю Гэдрика, за что тебя при Намедидесе едва не казнили! Причём ты обвинял моего родича в нечеловеческом происхождении! А сам же растаял, примчался сюда невесть откуда на зов нечеловеческой дряни, собираясь пригреть на своей груди ту нелюдь, которую все считали обычной служанкой Зенобией! Ведь почти сделал мне подарок – сам попал ко мне в руки!..

– Тебя подослал Гелиут или Лидус? – Перебил киммериец.

– Лорд Лидус,.. так вот кто за этим стоит… – Сменив тон и словно говоря сама с собой, задумчиво вымолвила Въюртис, и её взор чуть затуманился. – Нелюдь!.. Могла б и сама догадаться… – Затем полуответила: – Знать не знаю никакого Гелиута! А тебя презираю!..

Конан на этот раз лишь сардонически хмыкнул. А женщина, прекратив извиваться, воспалённо изливала из себя признания, будто хотела избавиться от непосильного груза: – Никакого колдовства с моей стороны не было! Скорее всего, сюда тебя привело воздействие той, кого ты считал Зенобией или её мерзких сородичей!..

Северянин не верил почти ни единому слову разгневанной пленницы. Но той этого явно не требовалось. Повествование истекало, будто речная стремнина.

– Да, я и действующие по моему приказу люди у Рутглатского леса напали на выслеженный совместный караван из немедийцев и аквилонцев, везущий «Зенобию». Впрочем, эти глупцы настолько не доверяли друг другу из-за недавней войны, что сами по дороге едва не перебили друг друга! При атаке наши лучники случайно огненной стрелой ранили одного особенно усердно защищающего Зенобию дворянина-немедийца. А тот вдруг, почти на глазах, начал трансформироваться. Когда ж его всё-таки добили, он стал тем же месивом, в которое обычные лучи солнца превратили твою потаскуху Зенобию! Ведь для большинства этих тварей огонь и яркие лучи солнца смертельны!.. Правда, сперва я не знала, что сама Зенобия из таких. Ведь сначала просто хотела отомстить тебе. И не только за Гэдрика, но и за моего мужа и родственников по обе стороны границы, убитых как твоими сторонниками, так и противниками, но всё из-за тебя, дикарь!.. А когда у нас оказалась Зенобия… Вскоре несколько моих людей с мечами внезапно накинулись на меня, пытаясь убить. Я и остальные тогда смогли с ними разделаться. Затем и с несколькими другими, ранее преданными воинами, произошли похожие вспышки немотивированной агрессии, сравнимой с исступлением или яростью берсерков… Наконец, от нескольких умирающих мне удалось выяснить: именно Зенобия соблазняла их на мятеж – влияла, отдавая мысленные приказы, которым те слабаки не могли не повиноваться! А потом я случайно прижгла той мерзости палец… И вспомнила древние легенды о нелюдях – проклятых оборотнях, иногда именуемых Зэлрэтхами…

При последнем слове киммериец, ранее принимавшей слова пленницы за безумный полубред, насторожился. Ведь это произнёс недавно и Тейдрик, долгое время пребывавший в беспамятстве!.. И ещё что-то вроде об Исчадиях Внешней Бездны и… Зенобии!

Услышанное, увиденное и недавно пережитое могло взорвать мозг и свести с ума любого цивилизованного человека. Однако за свою наполненную невероятными событиями и приключениями жизнь северянин не раз сталкивался с необъяснимым и сверхъестественным. Поэтому Конан принял решение. Правой достал свой кинжал и занёс блеснувший серебром в лучах ослепительного солнца клинок над женщиной. Та хрипло захохотала: – Убей меня, дикарь!

Но северянин поступил иначе: присел и принялся методично разрезать штаны на пленнице, полностью оголяя её белую плоть. Сначала женщина недопонимала происходящего. Однако когда варвар стащил с её длинных икр сапоги и вдобавок грубо задрал кольчужный подол, обнажая бёдра, плотный живот и лоно, почти истерично (наподобие склочных базарных заморанских торговок) заверещала побелевшими пересохшими губами: – Мерзавец! Отсохни твои яйца и член!.. – Но дальше договорить не успела.

Варвар молниеносно плотно заткнул рот нагой пленнице тряпками, нарезанными от её же штанов. Затем северянин ехидно и многозначительно пояснил покрасневшей от гнева и позора воительнице-мстительнице: – Я – король! И волен карать пойманную разбойницу так, как захочу!..

* * *

На старинном, с остатками ещё невысохшей слизи, чёрном алтаре давно забытого божества второй раз за день оказалась новая жертва с кляпом во рту. Полностью голая статная желтовласая женщина, подвешенная вниз головой с широко расставленными мощными ногами, раскинутыми в стороны мускулистыми руками и раскрытым солнцу лоном, обильно заросшим густыми рыжими волосами. Белая человеческая фигура на тёмном фоне напоминала перевёрнутую навершием вниз пентаграмму.

Конан, верша своё королевское правосудие (несмотря на отчаянное, хоть и безуспешное, оказываемое сопротивление при раздевании пленницы), подвесил беснующуюся Въюртис на место Зенобии…

Эпилог

Тейдрик полурасслаблено лежал у костерка на медвежьих шкурах, правой иногда поднося к своим белесым губам кожаный мех с водой из родника и отхлёбывая жидкость. Однако горящие янтарно-зеленые глаза высокого мускулистого парня контрастировавшие с бледностью его лица и пепельным окрасом волос, уже излучали ясность и уверенность.

Киммериец сидел возле приятеля и, пока Алгунд и Холтар охотились, слушал повествование о том, что Тейдрик увидел и почерпнул, находясь в Запределье, на границе между жизнью и смертью…

– …Я благодарен тебе, Конан, за то, что не бросил меня среди тех мужланов в Альте. Наверняка тот забулдыга жрец Мильфус, который в пьяных откровениях также представлялся некоторым местным мирским имечком Битликус, меня бы уморил или предал кошмарным мукам. Он не так прост, как кажется на первый взгляд. И гораздо опасней прежнего управителя Гелиута!

Заметив удивлённый взгляд северянина, гандер пояснил: – Я не мог шевелиться и говорить, но понимал и слышал почти всё, что происходило поблизости. И даже более… На грани жизни и смерти открывается многое такое, чего нельзя постичь даже опытному мистику, намеренно вводящему себя в состояние транса и отрешённости… Да, я живуч и вынослив, но… особо признателен за то, что ты интуитивно догадался напоить меня водой из этого источника. – Кивнул в сторону лесного водоёмчика. – Видать сама Судьба привела сюда, к Роднику слёз или Источнику прозрений, чьи воды исцеляют. Правда не всех, а лишь тех, чьи помыслы, сердце и намерения чисты. Остальных же вода попросту сводит с ума… – Тейдрик вдруг закашлялся – многодневное вынужденное молчание сказывалось на голосовых связках. Поэтому вновь ополоснул першащее горло. Затем резко перешёл на пояснение того, что (в пересказе варвара) узнал из сообщений Въюртис.

* * *

– Про Зэлрэтхов (хоть нелюдей и именовали по-разному), – сведения многочисленны, но отрывочны и неполны. Словно кто-то намерено искажал их или подчищал. О них упомянуто в бесчисленных разноязыких оккультных свитках, книгах, и фолиантах где высказано предположение, что те могли быть вероятными родоначальниками оборотней. Что-то, возможно благодаря встречам и стычкам с ними, даже вошло в людские сказки, легенды, предания и баллады…