Корона Золотого леса

Глава 1. Бабушкин сад

Из глубины протягивают руки

Два эльфа. И навстречу мне летят.

Я захожу в волшебный сад несмело,

Как много здесь невиданных плодов.

На узенькой дорожке ярко-белой

Стоит вдали изящное ландо.

Светлана Юлина. Волшебный сад

Когда я добралась до Уиклоу, небо было затянуто низкими серыми тучами с редкими просветами. Над обочинами поднималась пыль вперемешку с пыльцой. Лето в Уиклоу было диким, сырым и далеким от Дублинского шума. Окончив семестр, я собрала все свои вещи в небольшую сумку и взяла ближайший билет на поезд.

Теперь же автобус высадил меня на безымянной остановке и уехал дальше развозить пожилых леди и джентльменов. Ржавым днищем он отстукивал по ухабистой дороге, пока не скрылся за поворотом.

Я шагала по гравийной дорожке в сопровождении пения птиц. Бабушкино поместье осталось таким, каким я помнила его из детства: массивный дом из светлого камня, с выцветшими ставнями и заросшими дорожками. Ворота украшали кованые фигурки фей и странных существ, похожих то ли на жаб, то ли на крабов. Дом был тем же, только теперь казался больше, чужим, будто вырос, пока меня не было.

Я потянула кованую ручку, и ворота со скрипом отворились, впуская меня в место, где я провела своё детство. На пороге меня встречал Джон – единственный, кто разделял бабушкино одиночество в этом огромном доме.

– Добрый день, госпожа, – Джон забрал мою сумку и исчез в глубине дома, оставив на меня тяжелый засов.

– Шарлотта? – где-то за поворотом коридора послышался тихий гул мотора – затем со стороны гостиной появилась она, тонкая, седая, с мягкими глазами, в синем шерстяном пледе. Её руки покоились на подлокотниках инвалидного кресла, пальцы с тонкими кольцами дрожали от усилия.

– Ну наконец. Ты стала ещё больше похожа на мать, – сказала она и улыбнулась.

Я подошла, обняла её осторожно, стараясь не надавить. Она пахла лавандой и аптекой, как всегда.

– Ты не должна была встречать меня у двери, – сказала я, – Я бы сама…

– Не глупи. В этом доме каждый шаг имеет значение. Даже на колёсах, – подмигнула она.

Сколько я себя помню, бабушка всегда была немного странной, а дом для неё выступал скорее сожителем, чем просто родовым гнездом. Поэтому, когда она говорила что-то, чего я не понимала, я просто пропускала это мимо.

Мы прошли на кухню, где всё было на своих местах: фарфоровые баночки с чаем, пёстрые салфетки, старый чайник с расписной ручкой. Джон уже подготовил для нас чай, и мне оставалось лишь накрыть на стол под его недовольное ворчание – юным леди не стоило напрягаться по таким мелочам. Бабушка лишь смеялась. Мы устроились за столом. Вооружившись ножом для масла, я смазала первый тост и положила его бабушке на тарелку. Наш маленький ритуал с тех пор, как мне исполнилось тринадцать.

Бабуля, вдохновившись моим приездом, рассказала о соседях, которых я не помнила, о кошке, которая сбежала в лес и не вернулась, и о том, как у неё снова заклинило лестничный подъёмник, но «дом всё равно знает, где она».

– Ты ведь собираешься немного здесь пожить? – спросила она небрежно.

– Да, – ответила я. – Немного. Нужно… отдохнуть. Подумать.

Бабушка кивнула. В её глазах промелькнуло что-то, чего я не могла понять. Что-то вроде печали.

– Тогда тебе стоит прогуляться по саду. Он теперь не тот, что был. Но в нём ещё что-то осталось. Иногда… кажется, будто он зовёт.

Я засмеялась – немного натянуто.

– Он весь зарос.

В детстве я немало времени проводила в саду, играла среди подстриженных кустов и пряталась от родителей за старым фонтаном.

– Тем больше причин пройтись, – сказала бабушка, и её голос стал немного тише. – Там, за беседкой, есть тропка. Если не боишься потеряться – ступай. Сад многое расскажет. Особенно тебе.

После обеденного чая мы переместились в гостиную. Бабушка жила на первом этаже – старый дом, как и она, приспособился к переменам. Вслед за бабушкой вся жилая часть дома спустилась вниз. Лестница была перекрыта бархатной лентой, как музейный экспонат. Она отмахнулась, когда я спросила, что наверху.

– Там всё мёртвое. Старые комнаты, старые вещи. Пусть пылятся. Нечего туда соваться.

Раньше на втором этаже была моя комната. Я проводила там многие часы, читая книги и разрисовывая стены детскими красками.

– Но ведь наверху моя комната, – возразила я. Бабушка нахмурилась, её кресло покатилось дальше по коридору.

– Не стоит, мы уже приготовили тебе комнату на первом этаже.

Я поспешила следом, отметив про себя, что бабушка не смотрела в сторону лестницы. Будто боялась встретиться с чем-то взглядом.

Мне отвели комнату с окнами на сад. Она была совсем небольшой и находилась в дальнем крыле дома. Признаться честно, как ни пыталась, я не могла вспомнить, почему совершенно не замечала эту комнатку раньше. Словно она по волшебству появилась там, где раньше был лишь узкий тупиковый коридор.

Позже, раскладывая вещи в комоде, я обнаружила коробку. Коричневая крышка была поцарапана и плохо держалась. Внутри оказались письма. Им явно было много лет: бумага пожелтела и растрескалась, у некоторых писем были разорваны края. И хоть бумага хранила запах трав, чернила на ней выцвели. Почерк был не бабушкин – он был мужской, изящный, слегка косой. Первое письмо начиналось со слов: "Моё сердце в Лесу. Моё тело – здесь. Я всё ещё слышу, как он зовёт…".

Прочитав вслух, я почти услышала тихий шепот, зовущий меня.

Находиться в комнате стало неуютно, и я поспешила вернуться к бабушке в гостиную. Коробка с письмами всё ещё была в моих руках. Увидев её, бабушка медленно откинулась в кресле и прикрыла глаза.

Я ждала, пока она не заговорит. Спрашивать не было смысла, она уже знала, о чем я хочу услышать. Всегда знала.

– Не всё в жизни можно объяснить словами. Иногда мы просто… бываем там, где быть не должны. Или наоборот – где нам предначертано быть. Но поздно. Или слишком рано.

– Это писал дедушка? Ты никогда не говорила о нём.

Она усмехнулась – печально.

– Можно сказать и так. У меня не было мужа. Но были… другие узы. Глубже крови. Я давно думала, что они разорваны. Ошибалась, как видно. Так странно, что они оказались у тебя. Они должны были оставаться наверху.

– Может, Джон принёс их?

Бабушка покачала головой, но ничего не сказала. Её взгляд устремился в окно, туда, где деревья трепал ветер.

И тогда она заговорила. Словно невзначай. Словно речь шла о давнем сне или сказке, услышанной в детстве.

– Сад – лишь граница. Он разросся слишком сильно. Глупо было сажать там ясеневую арку, но я тогда не знала, что уже знаю. – Она посмотрела на меня пристально. – Ты ведь чувствуешь, да?

Я кивнула, не зная, почему.

Так было в детстве – она говорила, и я не могла не соглашаться, не слушать. Лишь с возрастом её рассказы стали для меня просто детскими сказками. Но сейчас всё было как раньше.

– Оно тянется к тебе, – прошептала бабушка. – Ветви… голоса… Не иди, если не уверена. А если уж пойдёшь – не возвращайся с пустыми руками. Нельзя входить просто так. Всё требует плату. Даже память.

От её слов мне стало не по себе. Но бабушка была стара, и с возрастом всё чаще несла несусветную чушь.

Вот только беспокойство не оставляло меня до самого вечера.

На ужин Джон подал нам овощной суп и хлеб с тмином. Я ела молча, разглядывая отблески света на поверхности супа. Бабушка не спешила нарушать тишину – она будто прислушивалась к дому. Или к саду за окном.

– Знаешь, – сказала она вдруг, – когда мне было столько, сколько тебе, я тоже приехала сюда одна. И думала, что всё будет по-моему. Как же я тогда ошибалась.

– Ты родилась здесь? – спросила я.

Она покачала головой.

– Нет. Я прибыла сюда по зову. А потом решила остаться. Остаться – это ведь тоже выбор.

Она отломила кусок хлеба и поднесла ко рту, но не съела. Просто держала в руках.

– Здесь ничего не умирает окончательно, Шарлотта. Даже время. Оно путается в корнях, обвивает стены и подслушивает наши разговоры.

Я поёжилась.

– Это поэтично. Или пугающе. Не знаю.

– Это правда, – просто ответила она.

На стене тикали часы. Механизм в них заедал, и стрелка каждую минуту дергалась, как будто сомневалась в своём праве идти дальше.

– Если вдруг услышишь имя, шепчущие листья или запах яблочного цвета ночью – не зови. И не отвечай, – бабушка смотрела прямо на меня, её глаза стали тёмными, почти бездонными. – Есть сущности, что живут между сном и явью. Они не злы. Но они дикие. И если ты станешь для них интересной… они найдут путь.

– Это просто сказки, – попыталась я улыбнуться. Это она мне уже рассказывала много лет назад.

– В этом доме ничего не бывает просто. Ты поймёшь.

Она замолчала и, наконец, съела хлеб. Вся сцена, весь вечер – казалось, он был не для еды, а для чего-то другого. Как будто мы соблюдали старый ритуал. Суп был не просто супом. А слова – не просто словами.

Позже, отмывая тарелки, я услышала, как она напевала себе под нос. Мелодия была простая, тянущаяся – как корень, как лоза. Я никогда не слышала её раньше, но почему-то знала, что это колыбельная.

И почему-то захотелось плакать.

Всю ночь я не могла уснуть. Стоило закрыть глаза, как мне казалось, что кто-то чужой стоит у моей постели и пристально смотрит. В оконных щелях свистел ветер. Казалось, кто-то тихо напевал за окном. Когда я выглянула – сад был тёмным, но словно живым. Ветви не качались.

Утро встретило меня гулом со двора и собачьим лаем. Не помню, чтобы в поместье когда-либо водились собаки. Может, чей-то чужой пес забежал к нам?

Наскоро натянув на себя рубашку и бежево-зеленый сарафан в мелкую клетку, я подвязала волосы в хвост и вышла в кухню.

– Джон? – позвала я, но никто не откликнулся. На улице продолжала заливаться лаем собака.

Ни бабушки, ни дворецкого в доме не обнаружилось. Я вышла на улицу в надежде, что они просто совершают утренний променад.

– Джон? К нам забежала собака, Джон! Её нужно увести!

Но мне никто не ответил. Лай тем временем отдалялся – собака убегала. Оставлять её здесь было плохой идеей. Решив, что ничего страшного не случится, если я разберусь с этой проблемой сама, я побежала на звук.

Мелкая облезлая собачонка мелькнула прямо перед моим носом и скрылась на садовой дорожке. Воздух был влажным, с привкусом земли. Я шагала вдоль облезлых клумб, сквозь туннели из плюща, мимо беседки, которую едва не поглотили кусты.

– Ко мне, малыш, ко мне! – я тщетно звала собаку. Будто издеваясь, она то вертелась под ногами, то отбегала дальше вглубь.

Она выскочила на соседнюю тропу и, радостно гавкнув, ринулась туда. Почти не думая, я свернула.

Ветка ударила по лицу, трава хрустнула под ногами. Собака сидела возле старого дуба как ни в чем не бывало. Её желтые глаза хитро смотрели на меня. Она уместилась посреди грибов. Серо-белых, тонконогих, то ли поганок, то ли другой лесной дряни.

Я сделала ещё один шаг вперёд, подхватила несопротивляющегося пса на руки, и почувствовала, как кружится голова. Я падала, проваливаясь куда-то далеко. И собаки в моих руках уже не было.

– Давай заберемся ей в ухо и высосем мозги! – существо говорило громким визгливым голосом. Оно, голое и бесполое, с сероватой кожей и словно слоновьими ушами, носилось у меня под ногами. Щетинистый жёлтый хвост то и дело бил по носкам моих кед.

Оно все бегало и верещало о мозгах и косточках. Происходящее казалось бредом воспалённого воображения.

Может, я случайно уснула на поляне? Или где-то здесь росло что-то, вызывающее галлюцинации? Иначе как ещё объяснить появление четырех существ у меня под ногами, что окружили меня и рассуждали, что можно было со мной сделать так, словно я совершенно не могла их понять.

– Эй! Мне это надоело! – я топнула ногой, не нарочно наступив на жёлтый хвост.

– Аааа! Гадина! Гадина! Мой хвостик, мой бедный хвостик! – я тут же подняла ногу, и ушастый схватил свой хвост руками, забаюкал.

– Прошу прощения, – ошарашенно сказала я.

– Она нас понимает! – взвизгнул другой, весь шерстяной, с длинными шестипалыми руками и короткими когтистыми чешуйчатыми ногами.

Самое высокое из четверки существо, которое я могла бы назвать дамой из-за платья из листьев и длинных спутанные волосы, ростом было мне до колен. Она, а я думаю, это была именно она, бесцеремонно потрогала меня за коленку и неожиданно низким голосом сказала:

– Конечно понимает, дурачина. Она же уже у нас.

Ушастый подпрыгнул и ткнул перепончатыми ладонями мне в живот. Приземлился с глухим шлепком и задумчиво протянул:

– Да, определенно у нас.

Я дернулась и сделала шаг назад. Ступор, сковавший мое тело и разум, не давал осознать,  что же со мной происходит.

– Что значит – «у нас»? – спросила я. Голос предательски дрожал, но я старалась держать себя в руках.

– Значит, теперь ты в Золотом Лесу, – пояснила существо в платье из листьев, слегка поклонившись. – А раз ты уже здесь, назад дороги нет. Или, по крайней мере, не будет, пока мы этого не захотим.

– Мы?! – повторила я, теперь уже почти выкрикивая.

– Ну конечно, мы! – взвизгнул тот, что шерстяной с шестью руками, и вдруг безумно быстро начал вращаться, как юла. – Мы, мы, мы! И вся магия, и все правила, и всё, что тебя теперь ждёт!

Я почувствовала себя дурно. Отступившая было тошнота усилилась. Всего было слишком много. Головная боль, незнакомые запахи, чудики, трогающие меня, какой-то Золотой Лес… Откуда вообще взялся лес?! Я всего-лишь гуляла по бабушкиному саду!

– Магия?! Лес… – я схватилась за голову. – Это… это не может быть реальностью. Я просто… Я заблудилась в саду. Я…

– …ступила в круг, – перебила меня дама в листьях. – И Лес принял тебя. Ну, почти. Он забрал тебя, значит, ты должна быть здесь. Пока ещё мягкая, хрупкая и не проснувшаяся. Но уже внутри.

– Что значит «не проснувшаяся»? – Я прищурилась. Упрямство возвращалось вместе со способностью соображать. В любом случае, даже если это был дурной сон, я могла хотя бы попытаться разобраться, что здесь происходит.

– То и значит, – прозвучал ещё один голос, более глубокий, спокойный. Из тени корявого ствола дерева вышло четвёртое существо – похожее на корягу с лицом. Его тело казалось сотканным из корней, и от него пахло мхом и дождём. – Ты ещё не знаешь, кто ты. Но узнаешь. Золотой Лес не принимает случайных. Мы все здесь, потому что должны быть.

Я решила, что лучше будет присесть на ближайший древесный корень, высоко выпирающий над землей. Надеюсь, этот корень не окажется очередным… кем-то.

Ощущение влажной коры, в которую уперлись мои ладони, было отрезвляющим. Чувствуя что-то привычное, обыденное, я начала успокаиваться. Существа окружили меня и продолжали извиваться. Они будто не могли замереть и нуждались в постоянном движении. Будто в странном танце они кружились вокруг меня, причудливо меняясь местами.

– А вы кто? – Я переводила взгляд с одного на другого, пытаясь сфокусироваться хоть на ком-то. – Я хочу знать, с кем имею дело.

– Ах, как мило! – обрадованно захлопал в ладоши ушастый. – Представление! Представление! Барабаны, фанфары, кабан в плаще!

– Никаких кабанов, – отрезала дама в листьях, – ты сам знаешь, чем это в прошлый раз закончилось.

– Я – Финиг, – сказал ушастый, поклонившись, при этом едва не свалившись вперёд. – Специалист по… эм… мышлению., – последнее слово далось ему с трудом. – И по хвостикам, если они в наличии.

– Зовите меня Могра, – зашуршала дама, расправляя подол своего нарядного платья. – Если ты вдруг почувствуешь шепот в своих снах – это я. Или не я.

– Я Туил, – заговорил шерстяной, остановив кружение, вместо этого он закачался с бока на бок. – Я из рода многоруких. Знаю, как добраться до любой тропы, если она есть. А если нет – сделаю новую.

– А меня зовут Хрус, – произнёс корягоподобный. – Я древний. Не спрашивай, насколько. Я помню, как росло первое дерево в этом лесу. Или второе. Может, третье. В любом случае, я здесь, чтобы напомнить тебе, что время здесь течёт иначе. И ты должна быть осторожна с желаниями.

– Вы… странные, – выдохнула я.

– Благодарю, – Финиг склонился в комичном реверансе. – Мы стараемся.

Я встала с корня, вытерла ладони о подол своего сарафана. На бежево-зеленой клетке остались темные разводы от влаги и, кажется, мха. Я оглянулась, но никакого мха на дереве не увидела.

Стоило мне сделать шаг вперед, как четверка обступила меня, преграждая путь. Я стояла перед ними, ощущая себя то ли пленницей, то ли гостьей, и внутри меня всё ещё зрело сомнение – на самом ли деле это происходит.

– И что теперь? – спросила я наконец. – Что вы собираетесь со мной делать?

– Ах, бедняжка, – Могра улыбнулась почти с сочувствием, зеленоватый рот растянулся, а всё лицо на несколько секунд растрескалось паутиной, – мы ничего не собираемся с тобой делать. Вопрос в том, что теперь будешь делать ты.

– Но я не знаю, где я. Я не знаю, как отсюда выйти.

– А мы знаем, – вставил Хрус. Его мшистое лицо моргнуло – да-да, именно моргнуло, как будто на мгновение его кора стала мягкой. – Но ты не должна уходить. Ещё нет.

– Почему?

– Потому что ты нужна Золотому Лесу, – сказал Туил, и впервые в его голосе не было ни смеха, ни вихревого безумия.

Финиг подпрыгнул и забарабанил кулачками по груди:

– Лес не пускает просто так! Он зовёт! Он шепчет! Он выбирает!

Мне вновь стало не по себе, и я отшатнулась назад. Корень больно уперся в колени. Существа наступали на меня, и теперь мне казалось, что я в опасности. Хоть новые знакомые и были малы, я не могла и подумать, что смогу сбежать от них и остаться невредимой.

– Ты думаешь, что всё это случилось случайно? – продолжила Могра. Она подошла ближе, её глаза сверкали, как капли росы на рассвете. – Что просто заблудилась в саду и оказалась здесь? Нет, девочка. Ты перешла границу. Ты открыла дверь. А теперь должна пройти путь до конца.

От взгляда Могры сводило желудок. В моем горле будто застрял камень – он царапал глотку, я захрипела, пытаясь вдохнуть, и Могра отвела свой взгляд. Дышать сразу же стало легче.

– Путь? О чем ты вообще?

Существа обменялись взглядами, потом синхронно кивнули – и Могра заговорила:

– Четыре Двора, четыре правды, четыре искушения. Ты должна пройти их все, чтобы узнать, кто ты. Чтобы вспомнить, что ты должна сделать.

– Я и так прекрасно знаю, кто я, – возразила я, хоть и слабо. – И мне определенно пора домой.

В ответ на мои слова Финиг захихикал:

– И кто же ты?

Я распахнула рот, чтобы ответить, но поняла, что мало что помню. Воспоминания в моей голове смешались: вот смеющееся лицо бабушки, к которой я приехала, чтобы… чтобы? Не помню… Вот я маленькая бегу по старому саду и зову родителей посмотреть на огромную рыжую бабочку с золотистым тельцем…

«Шарлотта, не убегай, потеряешься!» – словно издалека, слышу я голос мамы.

«Милая, не забудь вернуться к чаю,» – а это бабушка скрипит колесами инвалидной коляски, съезжая по ведущей к резной беседке дорожке.

– Шарлотта. Я – Шарлотта, – я облизала сухие губы. – И я… я… должна была уже вернуться к бабушке… Мне нужно вернуться!

– Да, – ответил Хрус. – Но лесу всё равно. Он уже выбрал тебя.

– А если я откажусь?

– Тогда за тобой придут другие, – сказал Туил, на этот раз тихо. – И они не будут такими дружелюбными.

Могра вытянула руку, и из складок её наряда выпал сверкающий зелёный лист. Он не падал – он парил в воздухе, кружа, пока не завис перед моим лицом. Я пораженно застыла, кажется, с открытым ртом. Поймала лист руками. На первый взгляд обычный кленовый листик. Маленький такой, зеленый. Я перевела глаза на Могру, вопросительно приподняв брови.

– Возьми, – пояснила она. – Это первый знак. Он откроет тебе врата Весеннего Двора. Если откажешься – он сгорит, и ты останешься здесь навсегда. В тени между временем.

– А где именно… «здесь»?

– Между сном и явью, – прошептал Хрус. – Между дыханием и словом. Ты ступила в пространство, где желания становятся тропами.

– Звучит… жутко, – пробормотала я, но руку протянула.

Лист в моих пальцах стал тёплым, как только что выпеченный хлеб. Он зашевелился, словно узнал меня, и прилип к моей ладони. Я вздрогнула.

Моей ноги коснулось что-то лохматое и холодное. Меня передернуло от омерзения, и я попыталась отпихнуть это нечто от себя как можно дальше. Однако моя нога не смогла сдвинуть это ни на миллиметр. Холодным лохматым оказался Туил, который вплотную прижался ко мне.

– Всё, – Могра вывела на земле несколько символов, отдаленно напоминавших смятые тыквы. – Теперь путь открыт. Пошли!

– И куда мы идём? – никуда идти мне не хотелось, но моё мнение здесь никого не интересовало, а вероятность остаться в незнакомом месте в одиночестве нравилась мне ещё меньше.

– К первым Вратам, – хором отозвались все четверо.

Финиг уже прыгал взад и вперёд, словно заведённый.

– О, будет весело! Столько всего покажем, расскажем, напугаем и порадуем! А ещё цветы, песни, страсть, потерянные короны и влюблённые сердца!

– Помолчи, – буркнул Хрус.

И прежде чем я успела снова спросить, что, чёрт побери, они имеют в виду, существа уже пошли. Не просто пошли – они двигались, как тень и свет, как ветер в траве: легко, неестественно и словно вне времени. Я осталась стоять, держа в руке таинственный лист.

Мир дышал. Под ногами зашевелились корни. В небе появились крошечные огоньки – или это были звёзды?

И тогда я пошла за ними.

***

Существа оказались невероятно быстрыми и проворными. Могра то мелькала совсем рядом, то обнаруживалась далеко впереди, и её платье сливалось с густыми кустами. Хрус двигался так, будто его корни сами выбирали путь. Я старалась не отставать, одновременно пытаясь не потерять остатки здравого смысла.

Мои кеды довольно быстро испачкались. Белые носы измазались в земле и траве, между шнурками забилась трава. В лесу было душно, и мне приходилось вдыхать через рот – в противном случае мне начинало казаться, что я задыхаюсь. На языке скопилась горечь.

Я никак не могла понять, как долго мы шли и сколько сейчас было времени. В один момент лес светился как в ясный солнечный полдень, в другой наступал сумрак. В конце концов я просто выбилась из сил. Я плюхнулась на траву: сарафан всё равно был безнадежно испачкан. Ноги гудели и ощущались ватными.

Четверка же ничего не заметила и продолжала отдаляться, норовя вот-вот раствориться среди деревьев и оставить меня в одиночестве.

– Подождите, – окликнула я их.

Хрус в тот же миг оказался возле меня. Ощупал мое плечо гибким корнем.

– Прости, мы… успели забыть, что люди такие слабые.

В любой другой раз я бы поспорила, но сейчас слабость подходила как нельзя лучше. Я действительно была слабой. И ужасно вымоталась. В горле было сухо.

– Я устала, – согласно кивнула я, – И хочу пить. Давайте сделаем перерыв.

Над моей головой пролетел Финиг.

– О, сейчас-сейчас, это мы можем, это мы устроим, – беспрестанно лепетал он, то зависая в воздухе вниз головой, то прыгая по стволам деревьев, пока не пропал где-то за моей спиной.

Могра подплыла к нам, её длинные листья заволновались в воздухе, будто на ветерке.

– Нам пришлось долгое время находиться у круга, так что сейчас мы можем подождать, пока ты отдохнешь, – она зависла у моего плеча. Её сухая морщинистая кожа источала приятный освежающий холодок.

– Вы… Вы что, просто бродили здесь и ждали, пока кто-то вроде меня попадёт в ведьмин круг?

– Мы не просто ждали, Шарлотта. Мы были поставлены на стражу.

– Стражу чего?

– Пророчества, – прошептал Хрус. Голос его стал почти пением, и вокруг послышались странные звуки: скрип деревьев, шелест коры, шорох лап по мху.

О нет! Вот уж настоящий бред! И ладно бы попасть в такую неурядицу, так теперь ещё и пророчество образовалось. И что, сейчас окажется, будто я какая-то там особенная девушка, которой суждено спасти их мир? Я, конечно, любила в подростковом возрасте почитывать такие книжки, и иногда даже представляла себя их героиней, вот только… Это же были книжки.

Может, я на самом деле лежу в больнице? Ударилась головой, упала с балкона или бабушка сбила меня своим инвалидным креслом? В любом случае, после слов о пророчестве мне меньше всего хотелось верить в реальность происходящего. Поэтому, слушая Хруса, я отстраненно надеялась в любой момент проснуться на больничной койке или на собственной постели в бабушкином поместье.

– Давным-давно, –  напевал тем временем Хрус, – Золотой Король собрал нас четверых у истока реки Бойн. Он говорил, что настанет день, когда лес начнёт просыпаться. Когда его сердце начнёт биться сильнее, потому что чужая кровь вступит на его землю.

– Чужая, – повторила я, чувствуя, как всё внутри сжалось.

– Ты не одна из нас, – сказал Туил мягко, – но ты… из старой линии.

– Какой ещё линии?

Существа переглянулись. Могра сделала шаг ко мне, и её взгляд стал тяжёлым, почти серьёзным:

– Твоя бабушка – не просто старушка с садом. Её настоящая жизнь осталась здесь, в Лесу, много лет назад. Она ушла в человеческий мир, но связи не порвались. Ты её кровь. Ты – напоминание. И, быть может… искупление.

– Это бред… – прошептала я. Но голос дрогнул.

– Это легенда, – поправил Хрус. – И не мы её придумали. Мы – только Стража.

Я подумала, что толку от такой стражи, но вслух ничего говорить не стала.

– Мы ждали не тебя, – добавил Туил, – но кого-то, кто сможет стать ключом. Врата могли бы остаться закрытыми навсегда… если бы не ты.

– И что теперь? – выдавила я. – Я должна спасти мир?

– Возможно. Или уничтожить, – сказал Хрус. – А может, ты просто должна была оказаться здесь и что-то изменить. Кто знает. Мы нет. И ты тоже. Наше дело сопроводить тебя, твоё принимать решения. Здесь желания сильнее стали. Они могут сотворить, но могут и разрушить.

Могра кивнула на сверкающий лист у меня в ладони.

– Весенний Двор – первый, потому что он искушает мягко. Тебе покажется, что всё легко. Но помни, Шарлотта: не всё прекрасное безопасно. И не всё доброе – честное.

Вернулся Финиг. Перепрыгивая с лапы на лапу, он тащил нечто крупное и синее, похожее на яблоко. Таинственность обстановки разбилась.

– На, – большеухий торжественно уронил на мои колени плод. – Пей.

Наощупь кожа плода была мягкой и резиновой, сминалась как шарик, наполненный водой.

– Я не умру от этого? – я скривилась. Пах плод соответствующе, синий цвет и вовсе не придавал его виду аппетитности.

Финиг оскорбленно заворчал и развернулся ко мне спиной. Что ж. Воды здесь не предвиделось, а горло скребло от сухости. Пришлось рискнуть. Придерживая подобие яблока двумя руками, я надкусила кожицу. В рот мне хлынула вязкая как кисель жижа вполне приятного вкуса. На воду она не походила, но после первого же глотка жжение в горле прошло.

Когда плод опустел, я мягко поблагодарила Финига и вернулась к разговору:

– Итак. Весенний Двор. Что там будет?

Финиг прищурился и цокнул языком:

– Один раз ошибёшься – и можешь не выйти обратно. Дворы любят играть. Особенно с теми, кто им интересен.

– А я им интересна?

– Ты огонь в их холодной крови, – прошептал Хрус. – Ты живая. А мы… мы слишком давно связаны с Лесом.

Туил рассмеялся:

– А ещё потому, что ты симпатичная. Для смертной. Если уж на то пошло.

Я хотела возразить, но внезапно почувствовала, как окружающий воздух изменился. Всё стало чуть ярче, словно лес затаил дыхание, наблюдая за нами.

Могра снова махнула рукой, и тропа перед нами стала светиться, будто кто-то просыпался в глубине земли и освещал нам путь снизу.

– Пора, – сказала она. – Пока весна зовёт – надо идти. Иначе она обидится. А тогда даже мы не спасём тебя.

Я кивнула. Рука сжимала лист.

Мы шли вглубь. И лес смотрел мне в спину.

Нас окружали тени. Они не были темными, но переливались зелёными, бирюзовыми и золотистыми оттенками. Сам воздух имел цвет. Я пыталась понять, что же мне напоминает всё это. Ведьмины круги, волшебные Дворы, странные существа, к которым не попасть, если они тебя не позовут… Осознание так ударило меня, что я снова застыла.

– Так вы… фейри? – задала я вертевшийся в голове вопрос. Мысль о том, что все байки и сказки оказались правдой, и теперь я оказалась среди Холмов, я постаралась пока отодвинуть.

– Ши, – поправила меня Могра. Ши называли сидов в некоторых регионах, и это название было знакомо мне с детства. Леприконы, феи, банши, все они были частью сказок, которые знали все дети в округе, а теперь… теперь я говорила с настоящими сидами. Маленький добрый народец оказался далеко не таким притягательным и красивым, как всегда представлялось.

– Ага, – только и смогла выдавить я. Вокруг шумели деревья, будто заговаривая с нами на древнем языке, и, казалось, сами подталкивали нас вперёд.

Наконец, деревья расступились Прямо перед нами лес открывался в круглую, идеально симметричную поляну, окружённую плотно сплетёнными ветвями. Сверху сквозь них пробивался свет – не просто солнечный, а почти жемчужный, как будто лучи проходили через воду и отражались от серебряного стекла. Воздух здесь был прохладнее, чище и звенел тишиной, от которой закладывало уши.

Я делала судорожные вдохи, пытаясь надышаться после душного лесного воздуха. Привычно вытерла вспотевшие ладони о юбку сарафана. Из-за волнения, появившегося, как только мы вышли на поляну, одежда сейчас казалась мне неудобной. Рубашка поло, надетая под сарафан, давила и душила, гольфы кололи ноги. Пояс сдавливал живот.

Я с ужасом осознала, что прямо сейчас произойдет нечто, чего я никогда не могла себе нафантазировать.

В центре поляны, точно в самой её сердцевине, возвышалась арка. Не человеческая, не рукотворная. Она была создана из переплетённых стволов, витых корней, тяжёлых цветов, которые пульсировали светом. Всё казалось живым. Арка дышала – я почти физически ощущала, как от неё исходило тепло, как с каждой секундой оно становилось всё настойчивее. Внутри арки не было ни леса, ни поляны. Только туман. Мягкий, золотисто-зелёный, завораживающий.

– Вот оно, – тихо произнесла Могра, – Первая поляна. Первая граница.

Я сделала шаг ближе, но Туил остановил меня – как бы между делом положил свою холодную, шершавую лапу мне на колено.

– Не спеши. Врата нужно пройти только тогда, когда зов внутри тебя совпадёт с зовом Леса.

– И как я пойму, что внутри меня есть этот зов? – я сморщилась, переступила с ноги на ногу. Под правый кед попал камушек, и стопа подвернулась на бок. Щиколотку неприятно потянуло, но я постаралась выровнять ногу и сделать вид, что ничего не случилось.

– Почувствуешь, – ответили мне так, будто это всё объясняло. И что я должна почувствовать?

– А если не совпадёт?

– Тогда Врата не впустят. Или впустят… но не туда.

Я невольно сглотнула.

– Мы не знаем, куда именно тебя позовёт Лес, – сказал Хрус. – Каждый, кто входит, видит свой путь. Ты увидишь то, что должна увидеть.

Звучало ни разу не обнадеживающе.

Могра склонила голову, её голос стал похож на шелест и пение одновременно:

– Но помни: Весна – это не только цветение. Это ещё и возрождение, и обман, и первая кровь. Будь осторожна, когда тебя будут встречать. Улыбки там могут быть острыми.

– Спасибо за воодушевление, – пробормотала я, чувствуя, как ноги становятся ватными.

Туил посмотрел на меня пристально, даже серьёзно:

– У тебя всё ещё есть выбор. Ты можешь вернуться. До того как войдёшь. После – пути обратно не будет, пока ты не пройдёшь все Четыре Двора. Лес не отпускает тех, кто коснулся его сердца.

– Совсем недавно вы говорили, что выбора у меня нет, – припомнила им я. – Вернуться к кругу не тоже самое, что вернуться домой. Вы сказали, что если я не пойду, за мной придут другие. Тогда в чём разница?

– В том, что ты выбираешь сама, – Финиг дернул шнурок на моём кеде. – Но ты не можешь выбрать то, чего не даст тебе Лес.

Я опустила взгляд на сверкающий лист в своей руке. Он больше не светился – он будто слился с кожей моей ладони. Был пульсирующим.

– Я… не знаю, зачем я здесь. Не уверена, что это вообще реально. Но если я уйду – я буду жалеть. А если останусь – возможно, пожалею ещё больше.

Финиг радостно подпрыгнул:

– Прекрасно сказано! Значит, ты уже наша!

– Я ещё не вошла, – тихо ответила я. Но уже знала: мне лучше идти сейчас, чем ждать, когда некто страшный и жестокий придёт на смену этим ребятам.

Я не знала, что за зов должен быть от Врат и внутри меня, поэтому просто шла вперёд.

– Вы… не идёте со мной?

– Нет, Шарлотта, – покрытые мелким пушком ладони Могры коснулись моих ушей, – Не сейчас. Но мы обязательно скоро встретимся вновь. Мы оставляем тебя ненадолго. Не бойся. Тебя там встретят.

И я, зачарованная её словами и голосом, пошла дальше. С каждым шагом листья на арке начинали светиться сильнее. В воздухе закружились лепестки, которых не было мгновение назад. Они обвивали меня, ласкали щёки, путались в волосах.

Когда я ступила на порог между двумя корнями, Врата дрогнули, и я, не удержавшись, закрыла глаза.

Тепло ударило в лицо. Запах цветущей сирени, сырой травы и меда ударил в ноздри.

И всё исчезло.