Заброшка

Эра Думер

Цикл «Игла и ключ». Часть вторая:

ЗАБРОШКА

ПОСВЯЩЕНИЕ

Посвящается моему редактору Юле, которая прошла со мной огонь, воду и медные трубы. Ты была с героями «Иглы и ключа» еще тогда, когда не было их самих. Спасибо за твой труд, железные нервы и годы дружбы!

Далеко бежит дорога (впереди веселья много)…

Вера Беляева, продавщица из подземного перехода, узнает, что все население людей заменено на «макеты» – биороботов, а сама Земля вот-вот продастся с молотка новой цивилизации. Она – единственная выжившая, случайно втянутая в глобальный план по «перезагрузке» Земли. Известие об этом обрушивается на нее вместе с загадочным сотрудником Агентства Иномирной Недвижимости (АИН), способным открывать любые двери и владеющим запретной магией – Яном.

Вместе они отключают семь систем энергопитания мира, называемых Этажами, и сражаются с Хранителями, чтобы подготовить мир к новым жильцам. Однако скрытность Яна и возникшие к нему чувства вынуждают Веру заключить сделку с неким Чернобогом (Кощеем), чтобы раскрыть сущность Двуликого Януса. По мере спуска она понимает, что Земля не заслуживает своей участи, а макеты способны на человеческие чувства. Герои тяжело переживают потерю «осознанного макета» Дианы, правда они не знают, что она не биоробот, а Догу – существо, созданное демиургом из глины.

Между Верой и Яном вспыхивает любовь, но с погружением в биографию Белого Вейнита Инития девушка понимает, что напарник и АИН опасны.

Чернобог – на самом деле списанный нулевой Хранитель, созданный по образу брошенного Яном консультанта. В финале истории Вера едва не погибает от его клинка, Янус пересекает терминус и становится антидемиургом: это фаза полного расщепления личности мага. Джа-и – экс-наставник Белого Вейнита – оказывается демиургом Земли, но помочь героям не в силах.

Вера проживает несколько лет в альтернативной реальности, где ее жизнь сложилась идеально, папа жив, она учится в медицинском институте и встречается с бывшим одноклассником, но реальное прошлое, которое она забыла, манит ее. Так она попадает в заброшенный мир, где ее встречают Вельзевулы – коллеги по подземке – и макет Януса. Вера все вспоминает и узнает, что отец ее возлюбленного Дайес Лебье с помощью настоящего Чернобога заточил землянку в вымышленном мире, а сам ради неизвестной цели завладел сыном-антидемиургом…

Глава I. Заброшенное кладбище

– Меня посмертно обдурили, и я поцеловалась с другим, потом прожила несколько лет с третьим в альтернативной реальности, а тосковала по первому, – довершила исповедь я и устремила взор к обрыдлому небесному куполу, – по тебе, Ян. И по тебе, Ян, и по тебе, и по тебе.

С этими словами позволила себе погрузиться в братскую могилу макетов: изломанные и ветхие, они заскрипели несмазанными конечностями. Лакированные руки перекрестили мою грудь, а плечи уместились среди монолитных лиц и клочков искусственных светлых волос. Ночные светила окрасили вершину моей личной горы Фудзи в седину.

Восхождение на Яникул – как я обозвала свалку однотипных макетов Яна – вошло в список ежедневных ритуалов с тех пор, как наша экспедиция впервые натолкнулась на аномалию. Честно говоря, мы обследовали лишь малую часть континента, зато времени потратили будь здоров и не пришли к конкретным выводам. В иных мирах мне доводилось бывать лишь в виртуальном пространстве, поэтому исследователь из меня был, как из ЦеЦе – бабочка. Вельзевулы днями напролет обследовали Яна, убежденные в том, что наша буковая кукла – мессия, способный вывести многострадальную бригаду неудачников из заброшенных пустынь. Клон моего любовника, в свою очередь, строил кислые мины и демонстративно игнорировал мое присутствие. Как пубертатная язва, ей-богу. Веля советовала относиться к нему толерантно: во-первых, макет Яна – пустоголовый манекен, во-вторых, душа куклы – потемки, и никто не мог с точностью сказать, почему спортивная географичка скатывалась на алкогольное дно, а влюбленный наполнялся ненавистью к объекту чувств. Разгадка словно лежала на поверхности: если ЛжеЯн, которого я для удобства звала все-таки Яном, принимал Т-позу от вопросов о любви, не становилось ли логичной его неприязнь?

А вот и наша белокурая Барби. Легок на помине. Я притворилась, что сплю, прислушиваясь к шорохам полуночного гостя у «подножия» Яникула. Слившись с окружением, лежала тихо, не шелохнувшись. Ветерок, или, вероятно, его цифровая пародия, принес воспоминания о московском октябре, и я поежилась, допустив здоровенный просчет в укрытии. Один из макетов Яна покатился под откос и рухнул прямо под ноги живой копии.

Я уселась на деревянной спине в позе йога и спросила:

– Что, не спится?

Ян осмотрелся, и до моих вершин долетел вздох неудовольствия: макету не улыбалось оставаться тет-а-тет с чужемиркой. Сердце по-прежнему мучительно сжималось при виде лихой придурковатости родного облика, но разум всегда спешил убаюкать наивную мышцу:

«Вера, это не Янус. Это просто копия копии… Как Ян назвал Бо? Симулякр? Симулякр».

– Я понять не могу, красотка, – с гонором ответили мне, – чего тебе от меня надо?

– Ты видишь в округе кого-то еще, с кем можно мило побеседовать? – спросила я, получая удовольствие от хмурой мордашки. – За комплимент спасибо. Льстишь.

– Отчитываюсь, командирша! Решил подышать свежим воздухом. Погодка – загляденье, – мелодично протянул макет и окинул острым взором. – Разве что гора тел с моим лицом портит ландшафт. А ты, верхом на этом безобразии, усугубляешь картину. Стоит представить, что поехавшая девчонка пополнит коллекцию мной, становится не до сна.

– Я не более, чем ворон над грудой черепов, – пожала плечами. – «Апофеоз войны».

– Вот и как с тобой можно общаться, если ты сыплешь иномирными отсылками? – Ян с досадой махнул на меня и, вложив руки в карманы пальто, засобирался прочь.

Мне захотелось продлить наше общение, потому что оно напоминало дуэль с языкастым АИНовским напарником:

– Так ты сыпь своими. – Завладев его вниманием, я встала и, как сноубордист, скатилась с горы, в конце запнулась и, пару раз споткнувшись, подлетела к спутнику. Посмотрела, как и прежде, снизу вверх. – Мне интересен локальный юмор. Как шутят на твоей родине?

На меня посмотрели холодно и отстраненно, но ночная синь его радужек грела не по-детски – я млела, улыбалась не в тему и кратко вздыхала. Наверное, мои расширенные зрачки и учащенное дыхание отпугнули неискушенного макета; Ян целомудренно отступил на шаг назад и оттянул пальцами уголки губ:

– У нас на родине никто не смеется, – шепеляво сказал он и указал на Яникул. – Все, как видишь, заняты тем, что формируют трон хозяйки мертвецкой горы.

Мое лицо озарилось улыбкой:

– Это была отсылка на «Хозяйку Медной горы», да? Делаешь успехи.

– Это была отсылка на «Иди к черту, приставучий репейник».

– Я тебя и не держу, Ян, – развела руками. – Гуляй себе в гордом одиночестве. Этот мир к твоим услугам.

– Спасибо за дозволение, – выпалил он, но уходить, однако, не спешил.

Эксперименты уже давали первые плоды, но не в пользу заложников заброшки: они сказывались на ментальном состоянии макета. Ян становился раздраженным и мог подолгу ни с кем не разговаривать. Андрей объяснял, что мозги макета слабые, потому как созданы исключительно в декоративных целях – на время проживания покупателей вторички. Проводить «риэлторские каникулы» иномирные делегаты могли год, а то и два, преследуя цель погрузиться в историческую эпоху, научиться чему-нибудь, что пригодилось бы в адаптации к климатическим условиям, и реконструировать быт почившей цивилизации.

Вопреки расхожему мнению о пустоголовости, макеты носили слепки знаний прототипов, но в сжатом качестве. Понятия же справедливости, мечты, любви и прочие были табуированы, ибо подрывали самосознание макета, который ловил когнитивный диссонанс и принимал Т-позу.

ПсевдоЯн едва ли обладал хотя бы четвертью знаний Януса, и в целом они разнились не только в отношении ко мне. Например, деревянный товарищ никаких каштанов не ел, зато галлонами поглощал сладкую газировку. Руки за спиной не держал и вообще был прямолинеен как шпала – и в позах, и в словах. Где-то проходила черта, что разделяла персоны прототипа и шаблона. Но в какой плоскости? Сродни вопросу «что есть „я“?».

Ян молчал с плохо скрываемым неудовольствием, обхватив себя за локти. Вдалеке зеленели трофейные палатки, в которых ночевала наша группа странников; коричнево-красные кусты усеивали неблагодатную почву, а редкие билборды врастали в разрыхленный асфальт, поросший травой. Пасмурное небо висело над степью, как наполненный дождевой водой брезент. Чужеродные звезды затянули тучи.

Мне казалось, что я уже видела эту картину раньше.

– Зябко, – обратилась я к притихшему Яну. – Давай разведем костер.

Уже в лагере достала из рюкзака кубик парафина и зажигалку необычной формы, которую стащила с кассы одного из супермаркетов. Из-за нескончаемого дождика бревна отсырели: парафин не возвращал костру огня. Я потерла веко, придумывая, как быть, но в ноги обрушились деревянные конечности, заставив отпрянуть и воззриться на Яна. Он отряхнул руки и сказал:

– Даже не вздумай делать такое лицо.

Присев над своеобразными дровами, я вытянула марионеточную голень и скривила рот:

– Тебе самому от себя не противно?

– Хамка. – Макет подбоченился, пнул конечности и добавил ворчливо: – Верно говорят, не хочешь зла – не делай добра.

Я старалась не смотреть в голубые глаза, словно боялась поднимать взгляд на покойника, как на отпевании из прошлой жизни. Впрочем, раз альтернативная вселенная – всего лишь комфортная золотая клетка господина Лебье, то мои родители мертвы в реальности. Ни к чему было тешить себя пустыми надеждами. Красная, кроваво-красная таблетка, Нео. Но почему у меня сохранялось стойкое чувство, что все вокруг нереально?

Подул сырой ветер, выдернув из думы и заставив поторопиться с костром. Решение принято – пришлось жечь останки макетов, и это было жутким зрелищем. В отличие от меня, Ян, на лице которого развернулся спектакль теней, равнодушно взирал на то, как копии ликвидатора АИН плавятся в огне.

Дело шло к рассвету, когда, изможденная бессонной ночью, я клевала носом под треск догорающих дров. Макет ворошил их палкой, которую раздобыл в лесу пару дней назад и с которой с тех пор не расставался. Фрейд бы назвал это сублимацией: Янус без ключей, зато с посохом.

Так, глядишь, дойдем и до Хаоса с Порядком… Выберемся отсюда. Но куда? Пастись на иллюзорных лугах родного мира не тянуло, несмотря на «воскресших» близких – «Нео» уже вкусил запретный плод красной таблетки и стремился пробить дно кроличьей норы. Бороздить космические просторы с бандой аутсайдеров, чтобы вернуть Аэлиту? Но справлюсь ли я?

– Нет, – произнесла я с зевком, бросив попытки уснуть, и укуталась в куртку. – Ни в одном глазу. У нас еще, – глянула на наручные часы, которые показывали земное время, – пара часов до подъема. Надо чем-то себя занять.

– Валяй, – покрутил ладонью Ян, – но без моего участия.

– Почему ты настроен против меня?

Собеседник засмотрелся на мою родинку под правым уголком губ, собираясь с ответом.

«Мне не стоит дискутировать с ним на тему чувств, – предостерегла себя я. – На мне будто свет клином сошелся. Может, вопрос в ревности?»

– Ты хотел пойти с Вельзевулами, а я спутала планы? – спросила я в попытке угадать.

– Веля сказала, что ты едва не сломала меня, – Ян скользнул взглядом к глазам. – Не знаю, что это значит, но от тебя исходит угроза. Я не намерен делить путь с маньячкой.

Взглянув на ситуацию под углом макета, даже пожалела его и поняла: со стороны навязчивая иномирка и впрямь казалась опасной фигурой. Опустив голову, я собрала в кучку мысли, которые из-за недосыпа разлетались роем мух, и поднялась с земли. Подхватив сидушку, застегнула на поясе, осмотрела Яна и с вызовом бросила:

– Кто из нас маньяк, если ты выглядишь, как дальнобойщик-убийца?

– Чего? – нахмурился макет, вставая на ноги.

Погладила себя по щекам:

– Давно бритву с расческой в руки брал?

Я обратила внимание на отросшие золотые кудри и вспомнила, что когда-то сама лохматила их… Что ж, раз дала себе зарок не унывать, значит, буду строго придерживаться его.

Макет похлопал ресницами и оттянул одну прядь. Ему было нечего ответить, он стал мрачнее тучи и, послав меня, ушел в палатку.

Стоило остаться наедине с собой, как гора с плеч упала. Общение с этой куклой напоминало прогулку по минному полю. Вельзевулы научили меня оказывать первую помощь при «любовной лихорадке» макета, но подсчеты сложных уравнений помогают лишь в первые секунды превращения. Да и не факт, добавила тогда Веля, что в следующий раз подействует, так что рисковать было ни в коем случае нельзя.

Промозглая погода вынудила разобрать подножье Яникула – прости, Ян! – и развести костер побольше. Кощунственно, но, во-первых, я будущий врач, а медикам свойственен здравый цинизм, а во-вторых, макеты – опустевшие оболочки, которые уже никогда не примут человеческий облик. Оно и к лучшему: меня один-то с ума сводил, а тут целая прорва янов. В общем, таская дровишки, я согрелась, а огонь прибавил тепла – и настала пора приниматься за завтрак. В нашей разношерстной компании потребность в утолении голода была только у меня, а мухи с Яном ели ради забавы. Порывшись в походном рюкзаке, раздобыла консервы со странным длинношеим маскотом на упаковке и вскрыла их. Установив банку в костре на своеобразных палках-рельсах, дождалась, когда суп вскипит, молясь про себя, чтобы он не оказался кормом для животных. Уже проходила через это.

Спустя полчаса молния мужской палатки поехала вверх, и я подпрыгнула на месте. Нечто надвигалось на меня, злобно потрясая ладонями над ухом:

– Ты специально бренчишь посудой? Я не выспался!

– Вы поглядите, – собрала руки на груди я, – у палаты номер шесть подъем.

– Что за шум, а драки нет? – прозвучала коронная фраза. Из той же палатки показалась курчавая голова Андрея Зевакова. Как хомячок, он поводил носом и сонно улыбнулся. – Пахнет вкусно. Верун, ты шеф-повар!

– Заткнись, Зева, – «заговорила» наша с Эвелиной палатка. – Твой голос с утра пораньше – спица, вонзающаяся в ухо!

– Какое… живое описание, – не сдержала смешка я. Подняла взгляд на макета, который, к моему изумлению, причесал непослушные локоны. – Эй, Ян.

Мне адресовали взор, выражающий весь апофегей к моей персоне.

– Оставь щетину, если хочешь казаться брутальным, – сказала я и запустила руку в рюкзак, шаря среди содержимого. – Просто… Ян, которого я знаю, наложил бы на себя руки, если бы у него выбилась прядь из укладки.

– Я – не тот Ян, которого ты знаешь. – В голосе макета прозвучало что-то звонкое, как пощечина, и у меня неприятно защекотало в груди.

– Лови компенсацию за моральный ущерб. – Я бросила спутнику банку с рисунком незнакомого мне фрукта, похожего на черную костянку шиповника с Четвертого этажа Земли, окруженную пузырьками. Ян молниеносно словил газировку и, покачав ее в ладони, заострил на мне взгляд.

– Аттракцион невиданной щедрости, – прокомментировал он, вздернув брови.

– Оф, Ферун, аф аппетит рафыграфся. – С зубной щеткой во рту, Зева пружинисто шел к нам. Сплюнув, он со скрипом потер зубы пальцем и улыбнулся. – Угостишь?

– Падай, – кивнула я на место у костра и вытянула реи, на которых пеклись консервы. Пахнуло чем-то, напоминающим смесь индейки и свинины, отчего желудок отозвался спазмом голода и сомнения. – Ложку взял?

– Сам бы себе и приготовил, чертеныш, – с зевком сказала Веля, застегивая на ходу молнию комбинезона. Она уселась прямо на землю, подавшись к огню. – Ох, как хорошо-то… До соплей продрогла.

– Ты хотя бы спала, – заметила я, помешивая варево складной ложкой. – Мы с Яном были лишены такой роскоши.

– Ага, держи карман шире, – поморщилась Веля и вновь зевнула. – Проворочалась всю ночь.

– Забавно, ведь и я толком не спал, – сказал Андрей, подсев поближе к моим консервам. Я подала ему порцию с ложечки, и он разинул рот, но захлопнул, не попробовав еды, и хмыкнул. – А ведь если подумать, то мы неделю страдаем массовой бессонницей! Чудно.

– Чего чудного? – Яну не сиделось на месте: он описал полукруг. – Ты же сам сказал, что не спишь, – в меня, жующую соевое мясо, ткнулся палец, – когда пялишься на нее через свою муху.

Зева покрылся красными пятнами и гротескно захохотал, затыкая макет. У меня глаза на лоб полезли.

– Андрей, ты следишь за мной через ЦеЦе? – спросила я, смущенно перебирая в голове самые вольные сцены моей жизни. – Ты офигел?

– Первый этаж я проматываю, – запротестовал Вельзевул, заикаясь и таращась то на Велю, то на меня. – Я… я же сказал, я не такой. Мне не нравится подглядывать! Тем более за хорошенькими девушками – со стыда же сгорю. Просто «Вторичка» – одно из моих любимых свидетельств Жизнеописания уроженки отсталого мира, столкнувшейся с неурядицами, судным днем, внешним и внутренним конфликтом. – Увлекшись, Андрей вскочил на ноги и заговорил увереннее: – Она втянута в опасное противостояние высоковибрационных существ, но не боится принять вызов и, раздираемая внутренними противоречиями, дерзко врывается в игру и тасует карты. Ух!

– «Вторичка»? – ухмыльнулась Веля, занятая приготовлением кофе из зерен местного дерева. – Отстой.

– Да почему же отстой-то? – Зева подавился воздухом. – Серии файлов надо давать звучные имена, чтобы запоминались! Выделяем новый вид искусства – жанровый сталкинг.

– Ты следил за нашей подругой, чертеныш, и это ни разу не круто. – Эвелина опустошила вторую бутылку и подвесила котелок с водой над костром. – ЦеЦе не предупреждает об особенных сценах, мы же сами настроили его так, чтобы шокировать клиентов. Выходит, чтобы перемотать сцену Первого этажа, ты должен был застать ее начало. Как минимум.

– Велечка, ну какая же ты, – простонал Зева и плюхнулся обратно, поникнув.

Переваривая выступление Повелителя мух и покрываясь шипами смятения, воспоминаний и негодования, я ковыряла завтрак, пока прямо у самого уха не раздалось приторное:

– А что случилось на Первом этаже?

Ян выпрямился, не прекращая издеваться одним своим существованием, а я со стуком вонзила ложку в мясо и, закрывшись руками, пробормотала:

– Все это время там была функция перемотки…

– А, ты про Тийю Серенай? – спросила будничным тоном Эвелина и расколола булыжником несколько бежевых зерен изогнутой формы. – Я не перематывала. Занятный эпизод – и есть, чему поучиться. Если проводить переговоры в постели, большинство из них проходили бы успешно.

Напрасно надеялась, что медицинский институт убьет моего внутреннего нелепого тинейджера. Впустую рассчитывала, что после нескольких пар по анатомии человеческое тело и его потребности станут для меня лишь предметом научного интереса, а не ассоциациями с чем-то волнительным и непристойным. После отката памяти убедилась в двух вещах: первая – моя зачетка, как и остальные достижения, фикция; вторая – ступор при упоминании инитийского Ромео неизлечим. Что мне удалось вызубрить на фальшивой кафедре фальшивого вуза фальшивой Земли? Что я неизлечимо больной янусофреник.

– Ты тоже… смотрела, значит, да? – выдавила я, тушуясь.

– Я модерирую контент, особенно со звездами, – ответила она. – Кромешный снафф не пропускаю. Да и у Цельнометаллического Церебрума стоят предохранители на случай жести.

– Раз стоят предохранители, то и смысл в твоей модерации отпадает, – заметил Ян. – Ты просто собираешь сплетни.

– Каюсь, грешна, – все с тем же равнодушием пожала плечами Повелительница мух. – Впрочем, в случае с файлами Януса любопытство оправдано: мы пытаемся взломать его макет, а на войне все средства хороши. Я не знаю, кто собирал эти занятные эпизоды, но работа скрупулезная.

А ведь верно, вопрос с Гостем Ли-хе так и не был закрыт. Если Чернобог оказался Нулевым консьержем, что имитировал Пятого, не значило ли это, что сведения о своем ученике собирал Джа-и, и муху передал мне именно он, через третьи руки? Секретики Яна менторскому закулисью и в подметки не годятся – вот, кто точно отличился: темное прошлое, имитация самоубийства, внезапное появление на арене «вторички». Точка в его истории еще не поставлена.

– Давайте вернемся к нашим баранам, – нарушила тишину я, когда бодрящий, по заверению Повелительницы мух, напиток подошел, и мы расположились вокруг костра с кружками. – Вы не просто следили за мной, а еще и вели запись, да?

– Угу, но это делали не мы, а ЦеЦе, – рассмеялся Зева. Он нервно потирал шею. – Мы с Велей – мастера метаморфоз. Закончили ашернскую школу – Ашерна, да будет тебе известно, взращивает самых престижных мастеров. Альма-матер, с их сумбурной программой и разделением божественных и созидательных практиков, кусает себя за хвост. То ли дело ашернские школы мастерства! Целевые потоки, строгая система и ученическое самоуправление.

Отпив кисло-горький напиток, я не сдержала ироничной улыбки, вспомнив, что также рассуждали многие ровесники о престижных вузах, куда не удалось поступить. Как оказалось, я недалеко ушла от правды. Веля прервала Андрея:

– Не придумывай. Ашернские школы предназначены для менее богатых сынков и девиц, – она пожала плечами и обратила взор на меня. – Мы с братом – аларинкийцы, безмирные кочевники. К нам относятся предвзято во многих мирах, но на Ашерне, если не претендовать на резидентство, в твоем статусе муха носа не подточит.

– Все хотела спросить: была ли толика правды в твоем рассказе про родителей и институт? – спросила я, вспоминая мечту Эвелины Ктыриной из подземки. – И про кафе?

Веля помешала «кофе» и сделала несколько глотков. Я еще ждала, когда она ответит, но отрешенный вид, с которым она пила, говорил сам за себя. Зева поспешил перенаправить разговор в другое русло:

– Мы рано бросили курс, научившись разве что в мух обращаться. Вообще-то, – Андрей заговорщически подмигнул, – еще школярами поняли, что тяготеем к научной магии.

– Магической науке, – поправила Эвелина.

– Точно-точно, доктор Шайдэ мне бы голову отвинтила, – хихикнул Зева. – Наша первая с сестрой махинация – присоединиться к Школе Порядка, не имея образования.

– Порядка? – переспросила я и зыркнула на Яна, но макет и бровью не повел: потягивал газировку и слушал нас вполуха. – Значит, извращенские мухи были созданы на Инитии?

– Первые прототипы – да, – согласно кивнул Зева, – но и там мы быстро смекнули, что на микро-роботах можно заработать гораздо больше, чем на государственных грантах.

– К тому же, наша система гениально проста, – кивнула с улыбкой Веля. – Каждый новый Гость пополняет ряды жертв слежки. Круговорот подглядывающих за подглядывающими. Таким образом, мы быстро накинули сети на добрую часть Конфедерации и навели шороху.

– Почему в рассылке с ориентировкой меня рисуют таким пухлым? – проныл Андрей, щупая себя за щеки. – Уж не такой я толстяк.

– Следуя вашей логике, Ян тоже пользовался вашими услугами, – смекнула я.

– А вот тут биться об заклад не стану, – ответила Эвелина. – Видишь ли, дронов перепрограммируют и используют в своих целях не только такие пацифисты, как мы с братом. Члены преступных группировок, – она начала загибать пальцы, – запрещенных культов, междумирных секретных организаций… Тайная канцелярия – не исключение. Они получили наших роботов, а мы – слитую базу их сотрудников.

– Вообще-то это уже совсем незаконно, – сказал Зева шепотом, будто это что-то меняло. – Мы стараемся уничтожать такие сведения. Просто схему уже не переделать, и наши нерадивые клиенты, даже крупные организации, попадаются на уловку, как мухи в паутину.

Его слова навели меня на другую мысль:

– Послушайте, а как вы следите за прошлым объектов? Не знаю, как все устроено у аларинкийцев, но с трудом верится, что вы живете сотни лет.

Собеседники уставились друг на друга, как будто услышали несусветную глупость, и со смешком сказали:

– Она землянка.

– Вера не знает, – заявил с такой надменностью Андрей, что мне непременно захотелось его стукнуть, – какое открытие принесла Конфедерации миров Ра Лебье, первооткрывательница Школы Порядка.

«Сегодня что, какой-то день чествования этой семейки?» – подумала я, закатывая глаза.

– Ликвидатор не рассказывал тебе про интерфейсное восприятие? – спросила Эвелина, но сама же ответила на свой вопрос: – Впрочем, на неподготовленный ум и впрямь нельзя такое вываливать. Я лучше покажу… – Повелительница мух вырвала из рук Яна банку недопитой газировки, за что ее окатили убийственным взглядом. – Какой формы предмет?

– Ну… цилиндр, – ответила я, предвкушая подвох.

– А это? – Веля указала на тусклый билборд, рекламировавший содовую: гигантская банка «дрейфовала» на волнах прозрачной пузырчатой жидкости.

– Тоже.

– А вот и нет, это же плоское изображение, – покачала головой Вельзевул. – То, что ты видишь, лишь проекция. Тебе никогда не увидеть все грани кирпича одним махом, но ты знаешь, какой он формы. Зачем тебе наблюдать объективный мир, если это энергозатратно? Это бессмысленно.

– Так мы приходим к тому, – выставил указательный палец Андрей, – что под Сердцем мира понимается не коробка с чипами в ядре планеты, а «наброшенная на мир ткань восприятия»… Все твое окружение – интерфейс, Верун. Интерфейс, скрывающий сложность процессов. Представь, что ты открываешь ВЕБ-страницу на компе – кликаешь мышкой и ждешь, когда экран спроецирует картинку страницы. А в реальности задействованы процессы передачи тока от электростанций по микросхемам, работа программных команд, распределение каналов Интернета и не только. Но зачем тебе это видеть, знать, контролировать это? Не проще ли сжать вселенную до точки восприятия?

Я коснулась лба и помассировала морщинку меж бровей, укладывая информацию в своем «отсталом» котелке.

– Приблизительно понимаю, но это не дает ответа на мой вопрос: как вы следите за тем, что было в прошлом?

– Расстояние, время, пространство – такие же «иконки» интерфейса восприятия, – пояснил Зева. – То, что хаоты использовали как пространственно-временной портал, – Амброзия – просто экспресс, доставляющий богов и демиургов в первоначальные точки пространства, где время только зарождалось. В сущности, время – и есть вопрос дистанции, причем между строками кода. Вселенная смоделирована Абсолютом. А миры – демиургами. Все, что произойдет, уже произошло. Понимаю, – покачал ладонями Повелитель мух, – понимаю, как дико это звучит, но ты быстро втянешься. Ведь ты уже, Верун, узнала, что твоя родная Земля спроектирована как наслоение этажей, отвечающих за точки восприятия.

Энергетический план, время, материя, бессознательное, общество, живая природа, неживая природа. Все, как говорил Ян. Семь этажей – слоев, планов, ступеней – это семь текстур, которые воспринимаются обитателями мира в упрощенном варианте. На лекциях нам рассказывали, что человек с эволюцией потерял нехилую часть массы мозга. Не значит ли это, что мы стали воспринимать мир не так, как наши предки? Они освоили огонь и придумали, как смягчать пищу, а мы боимся рисунка зачеркнутого костра. Кажется, мы стали жить в системе знаков. Быть может, взломав ее, иномирцы преодолели ограниченный вопросами выживания мозг и узнали, что магия – тоже знаковая система.

«Мы похоронили Неживую природу под завалами тоннелей метро. Общество заперли в Нехорошей квартире. Живая природа отключена под сводами каталонского собора. Стрела пронзила Материю, и мы отбросили материальное. Железной птицей прорвали Энергетическую завесу. Под рыдания угнетенных и смерть макета, бросившего вызов предначертанной судьбе, завершился цикл Времени».

«Дальше нас ждет Бессознательное, да?»

Ликвидация, отключение слоев… Ян сказал, что мир подстраивается под наблюдателя, а на Земле остался только один, и им была я. Это значило, что «интерфейс» этажей – продукт моего внутреннего мира, натянутый, как простынь, на объективную реальность.

– Молодец, загрузил девчонку, – Ян похлопал Зеву по плечу. – Теперь ее кукуха окончательно съедет, и она, уверовав, что мир – симуляция, кого-нибудь зарежет на радостях!

– Ой, прости, – потупился Андрей, но я остановила его:

– Не слушай Яна. Я примерно поняла, о чем вы говорите. Жалею, конечно, что земляне не успели достичь таких научных высот, а талантов много было, – вздохнула и поднялась на ноги. – Кое-кому пора на процедуры, чтобы языком попусту не молол.

Веля оживилась и подергала макет за рукав:

– За дело. Раздевайся.

Наворачивая круги по лагерю, я неизменно возвращалась к кострищу. Мухи суетились над по пояс голым макетом, стойкости которого позавидовали бы топовые манекенщицы. Силясь не засматриваться на рельефы соблазнительного тела, подошла и с видом врача на обходе спросила Вельзевулов:

– Удалось что-нибудь найти?

– Ума не приложу, что это за серийный номер, – Веля навела ультрафиолетовый фонарик на ребра Яна, и в свете проявились какие-то закорючки. – Зев, это АИНовский новодел?

– Ничего подобного, – отозвался Андрей, печатающий что-то на полупрозрачном коммуникаторе; он то и дело поглядывал на символы, светящиеся на коже, хмурился, наводил экран, чтобы отсканировать, но терпел неудачу. – Мне неизвестна эта языковая система, сестренка. Да и всей АКАШИ в придачу.

– Черт-те что. – Эвелина погасила фонарик и грубовато подхватила Яна под подбородок. Она повернула его голову и убрала с заушной косточки волосы. Осветила ультрафиолетом, и я, подойдя ближе, разглядела точку в центре окружности. – У старых моделей здесь значился логотип. После ряда реформ против монополий такую практику запретили. А это что за знак?

– Циркумпункт, – как будто разочаровавшись в сестре, ответил Андрей. – Это же символ Всесоздателя.

– Я не религиозна.

– Да и что с того! Архитекторы миров есть? Есть. Значит, и Вселенная спроектирована.

– Будет вам, – осадила я. – Но, если так подумать, «скромненький» символ они выбрали. АИН, как я понимаю, на многие запреты плевали с высокой колокольни.

– Агентство не маркирует макетов, руку на отсечение даю, – запальчиво покачал головой Зева. – По локоть в крови все вокруг них, но наши добродетели, наши аисты, никогда не запятнают честь связью с посредниками. Макетов им якобы предоставляют сердобольные меценаты. Чушь!

– На Земле аист – хищная птица, – напомнила я, и мне показалось, что я повторялась. – Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать?

Вельзевулы обменялись взглядами, и Веля, поджав на миг губы, предложила мне пройтись, приобняв за плечо. Мы забрались на возвышенность, откуда открывался вид на разбитое шоссе, уводящее к городку, где я впервые наткнулась на ребят. Вдали простирались гектары степей, выжженные кустики которых прижимались друг к другу, чтобы согреться в мерзлоту, прибиться к своим, разделить надежду на то, что мир снова станет прежним; на пастбища вернутся аналоги наших коров и коз, по отремонтированной дороге поедет транспорт, выцветшие билборды сменит реклама, изображающая счастливые лица здешних существ.

Глядя на запущенные просторы, поневоле вспоминала вторичку, которая оказалась заброшкой с натянутой на мертвую планету тканью моего наивного восприятия. Чтобы сбросить оковы иллюзии, мне стоило наткнуться на аномалию, ломающую безупречную картинку, намалеванную на стенках моего загона. Зеркальце, которое выпало из кармана ведомой на убой малолетки, напомнило, что жизнь, как ни крути, – велосипед на квадратных колесах. Либо изобретай новую форму, либо остерегайся крутых гор. Или спешься и шуруй пешком, пока не сотрешь ноги до кровавых мозолей – и никакой гарантии, что тебя не обгонят велосипедисты на квадратных колесах.

Эвелина приземлилась на спрессованную траву и, сорвав стебелек неизвестного растения, пожевала его край. Бычок, наш завуч, в те краткосрочные периоды, когда бросала курить, частенько грызла ручку, держа ее как сигарету. Повелительница мух была полна тайн.

– Что сделаешь первым делом, как мы отсюда выберемся? – спросила она. – Ты одна против всего мира, и у тебя даже нет суперспособностей. Бедняжка.

– Я найду Дайеса Лебье и заберу у него Яна, – тяжко выдохнула. – Звучит просто, а на поверку плана у меня нет. Вдруг Лебье уже убил Яна? Или что хуже?

– Неизвестно, что на уме у главы, но если бы он хотел заняться детоубийством, давно бы Яна прикончил. Лебье такой… – Веля усмехнулась, намотав прядь черных волос на палец. – Извини. Я не мастер утешать.

– Он отвратительный отец, – пожала я плечами, – но я с тобой согласна. Что до меня – мне плевать, что он может прибить меня одним пальцем. Я просто хочу к Яну.

Веля больше ничего не ответила.

Я отвернулась от степных равнин, щурясь от белизны неба, набухшего от дождевой воды, и устроилась напротив Вели. Меня восхищала ее готическая красота: в ней что-то было от Кейт Бекинсейл из «Другого мира» в роли воительницы-вампирши, возможно, благодаря стильному комбинезону из черной кожи, малахитовым глазам и строгому каре цвета вороньего крыла. Повелительница мух держала колосок в уголке рта с застывшим взглядом.

– Они не знают, – произнесла она, и ее взору вернулась осмысленность. – Наши с Зевой старики не знают, что мы – одни из самых разыскиваемых междумирных преступников. Я отправляю им сообщения с проекциями, созданными нейросетью, где мы с братом наслаждаемся жизнью в кампусе Альма-матер, куда нас взяли экстерном из школы метаморфоз благодаря нашим вымышленным высоким баллам.

Не удивила – я давно подозревала, что у ребят семейная драма. С одной стороны, их мухи – настоящее информационное оружие, которым пользуются шпионы, извращенцы и ревнивцы, так что Вельзевул недаром наречен адским князем, навоза на их лапках предостаточно. С обратной стороны, повелители – мега-талантливые робототехники, и с этим трудно спорить. Тяжело жить как на пороховой бочке, когда просыпаешься и не знаешь, какое известие получишь сегодня первым: родители узнали правду и померли от инфаркта или вам вынесен пожизненный приговор. Моральный облик – понятие чересчур неоднозначное, чтобы браться судить кого-то, забывая при этом выстирать свое белое пальто.

– Ты переживаешь за их здоровье, Веля, – сказала я, подобрав колени, – а значит, облегчаешь им ношу. Короче, я считаю, что это вынужденная мера.

Повелительница мух дернула плечом и насупилась; побыв с настоящей Эвелиной, а не с образом попрошайки из глубинки, я углядела в ней авантюристку и интеллектуалку, которая дорожит семьей и способна ее защитить.

– Порой мы делаем выбор в свою пользу, – сказала Веля и подставилась ветру. – Идеалы, которыми мы прикрываемся, будь то семья, дети или искусство – всего лишь инструмент для манипуляций.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – произнесла я, морща лоб. – Да и ты уже это говорила. Разве мы не пришли к чему-то тогда?

Повелительница мух посмотрела на меня как на умалишенную, мотнула головой и схватила меня за запястья:

– Нам нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало, – выпалила она, – потому что мы не можем выйти на связь с воспитателями, и я переживаю за них.

Сконфузившись, молча смотрела в ее зеленые, как седая трава, глаза, пока меня не одолело гнусное озарение: я не разделяла их стремлений спастись. Как только мы доберемся до заветной двери на выход, макет Яна примет Т-позу, если не раньше, а Вельзевулы упорхнут к родителям, имитируя академический отпуск. Я останусь предоставлена сама себе – в одинокой Вселенной, полной властных богов, где нам с Яном не суждено встретиться. Потому что я не обладаю магией и не умею ходить сквозь стены. О, черт, какой же бардак в голове.

Когда мы вернулись спустя полчаса, обсуждая нелепые привычки Зевы, которые веселили нас, он как раз закончил манипуляции над макетом. У меня екнуло сердце, стоило увидеть тело, закутанное в спальный мешок. Я направилась к Яну, но Андрей преградил мне дорогу, раскинув руки, и с мягкой улыбкой шепнул:

– Перезагружается. Не будем будить.

«Перезагружается». Как машина, компьютер – коллеги по подземке совсем не скрывали, что относятся к манекену, как к старенькому ноутбуку, которого и сдать в утиль жалко, и использовать ни с руки. Вот и выжимали последние силы. Пусть я так думала, но вслух не произносила. Кто я, в сущности, чтобы указывать ученым, какими путями добиваться открытий? То, что в родном мире я могла выпить парацетамол и сбить температуру или принять обезболивающее, заслуга исследователей и сотни загубленных подопытных животных. Психологически проще ставить эксперименты над неодушевленным предметом, а не над пушистым крольчонком.

– Как результаты? – спросила Веля, когда мы зашли за бетонное сооружение, напоминавшее то ли маяк, то ли водонапорную башню, выкрашенную в зеленый.

Зева развел руками. Веля с шумом выдохнула, потирая рот.

– Не хочу лезть со своим уставом в чужой монастырь, – нашлась я, – но вы не пробовали сменить тактику?

– И чем же плоха тактика анализа? – поспорил Андрей. Он поправил очки и подпер бока. – Я подключаю персональный контактер к макету и навожу порядок в его файлах, тем самым разгребая гигабайты барахла, которое закачал в него мастер. Да я полезен как дятел для дерева!

Эвелина покусала губы и перевела тему разговора:

– После выхода проблемы не закончатся. Нас разыскивают, Зева, и я даже благодарна тому пропойце, что отправил нас сюда.

После того, как я морально отошла от эпизода с Ателланой и главой Школы Порядка, спутники поведали мне, что сразу после того, как я умерла, Джа-и настиг их в одном из бесчисленных подъездов и со словами «вас спасет только вера» открыл портал и бросил их в неизвестности. Демиург произнес фразу на инитийском, поэтому Вельзевулы не сразу осознали грандиозную игру слов, но вскоре до них дошло, что Джа-и имел в виду меня. Конечно, надежды на мертвую землянку повелители не питали – правда у них возникло предположение, что я все-таки осталась жива, так как ЦеЦе в моем ухе подавал слабый сигнал. Ведь кого тогда отправили в симулятор студентки меда?

– Послушай, – она перебила его попытку возразить, – мы с тобой увидели лишнего. К нам обращаются…

– …если очень хочется глянуть, – довершил не своим голосом Андрей и сглотнул.

Мой тяжкий вздох интерпретировали как критику имиджа Вельзевулов – повелители смущенно шаркнули ногой, пробубнив что-то про ребрендинг.

– Помимо очевидных рисков, – продолжила Эвелина, – мы можем оказаться под перекрестным огнем разборок вселенского уровня. То, что нам удалось записать на ЦеЦе аферу Дайеса Лебье и того паренька Шредингера, что и жив, и мертв, – вершина айсберга. В дело вступает Эйн-Соф, которая не допустит утечки информации. А мы, Зева, – утечка информации на ножках! Капец.

– Я бы не стал так преувеличивать. Подумаешь, есть записи каких-то темных делишек Школы Порядка и АИН.

– «Каких-то»? – прогрохотала Эвелина, сделав страшные глаза. – ЦеЦе уже радостно разносит молву среди наших ВИПов, что Агентство Иномирной Недвижимости подделывает апокалипсисы!

– Пока нет доказательств, – вставила я свои пять копеек. – Как и сказал Зева, вас не за что притянуть.

– Ве-ра, – обратилась ко мне Повелительница мух, – ты не понимаешь, что происходит? Белый Вейнит Инития, суперзвезда, во всеуслышание обвинил АИН в мошенничестве. Это межмировой скандал. Если бы такую информацию дал бы рядовой разведчик, никто бы и не заметил. А теперь…

– Удалите эпизоды из ВИП-доступа, – робко предложила я.

– Ой-ей, Верун, если бы это было так просто! Они уже в АКАШИ… – сказал Зева. – Пиратскую запись раннего доступа моментально сливают в общую сеть. Поздняк метаться, как сказал бы Олежа: не сомневайтесь, что копию видели существа со всей Конфедерации. Ее сохраняют, пересылают, ей делятся. О, Всесоздатель. Нам кранты.

Повелители мух не на шутку трухнули. Я предложила им решать проблемы по мере поступления и тем успокоила Вельзевулов; им было, о ком беспокоиться, потому они и пасовали перед сильными мира сего. Моя же живая, что не факт, единственная родная душа плевала господам в лица, что «капельку» усугубляло нашу линию защиты.

Через час по земному времени мы выдвинулись в очередной изнурительный поход. Инфраструктура государства – если разделение на страны практиковалось на «заброшке» – многое рассказала о быте почившей цивилизации. Например, информация с вывесок и рекламных щитов дублировалась на инитийском наречии, что наталкивало на предположение о колониальности. В глаза бросались признаки культа потребления: мы не встречали столько жилых домов, сколько супермаркетов, магазинчиков, базаров, торговых рядов и центров. Хижины круглой формы, объединенные в замкнутые жилые комплексы, достигали максимум пяти этажей, а удобства располагались во внутренних дворах. Популярность маркетов уступала только обилию молельных домиков с жутковатыми идолами – божки, отлитые из мягкого металла, водруженные на каменные пьедесталы, купались в подношениях, причем довольно креативных: косметика, детские игрушки, пакеты, ароматизаторы, прозрачные карточки, которые Вельзевулы определили как архаичные кредитки, купоны на скидки и всякое прочее. Святилища ассоциировались у меня со столиком для покупок в магазине, а не с местом, где возносились молитвы. Магические покровители нередко изображались с мешками, забитыми хламом, и напоминали гибридов японских морских демонов и коренастых человечков.

Мне было легко адаптироваться – сутки, по моим подсчетам, делились на день – десять часов от рассвета до заката – и ночь, которая была на сорок минут длиннее. Основных светил было два: крупное, желтоватое, давало теплый мягкий свет, а его спутник излучал призрачный серый свет и угрожающе зависал над горизонтом в ночное время.

«Как же нам свезло, – подумала я, когда, запыхавшиеся, мы вошли в городишко, нашпигованное маркетами и аттракционами странной, вытянутой формы, – куда ни плюнь, магазины».

Среди высоченных стеллажей, набитых снедью, гулял сквознячок. Я отстала от Яна с Велей, разглядывая покрытые плесенью холодильные полки в жестком освещении. Электричество, как объяснили повелители, напрямую зависело от энергоблока Сердца мира, питающего этажи.

Откуда ни возьмись на меня выпрыгнула пучеглазая морда:

– Вэ-р-ра… – прогудел рогатый уродец.

Я успела только приложить ладонь к груди, испугавшись. Андрей с хохотом убрал жестяную маску существа, подавился слюной и закашлялся.

– Идол тебя проклял, – фыркнула я.

– И за что он отвечал, по-твоему? – Зева посадил маску на руку и показал ей язык.

– Он покровительствовал невероятно смешным пранкерам, которые считают, что выскочить из куста и напугать кого-то – верх юмора. – Я выхватила у Вельзевула предмет и поднесла к лицу. Понизила голос и протянула: – Голым ты был бы смешнее…1

– До твоего жреца из «Бургер Квин» мне далеко, о, великий, – Повелитель мух сложил ладони лодочкой и поклонился.

Я опустила маску, и мои плечи поникли. День ото дня не становилось легче – и лицо макета, и комментарии ребят о «вторичке» – все напоминало о дурилке с Инития. Мухи всерьез озаботились и вбили все возможные гвозди в мой гроб: показали не только историю Януса, но и то, как ему представилась консультант Земли в нашу первую встречу. Роза ветров мне бы сейчас не помешала; я хотела отыскать того, кому благодарна, чтобы больше с ним не расставаться. Но магический символ, как и «Барса», стал неисправен и сбился с пути.

– Верун, – сочувственно похлопал по плечу Зева, но я покачала головой:

– Все пучком.

Андрей с готовностью кивнул, заметно расслабившись. Ну чего он, в самом деле, ожидал? Плача Ярославны? К счастью, это было не в моем стиле. Я любила копить в себе негатив, чтобы случайно сорваться в безудержные рыдания над разбитой кружкой или фильмом про собачку, оставшуюся без хозяина.

Мы разбрелись по внушительному торговому залу. Снаружи супермаркет походил на многоподъездный дом, которые в моем дворе принято было называть китайскими стенами. Окутанный призрачной неоновой подсветкой – натурально энергетическим освещением, – маркет занимал половину поселения и смотрелся зловещим бельмом посреди оставленного парка. Внутри здание состояло из клубка нескончаемых рядов, и я утомилась, как в детстве, когда родители брали меня с собой в гипермаркет. Теряешься, найтись не можешь, а люди и полки – такие большие.

В аптечном отделе я набрала необходимые гигиенические принадлежности и даже выбрала зубную щетку покороче, судя по всему, детскую, потому как остальные подошли бы разве что крокодилам. Я обратила внимание на главную деталь заброшки – вокруг не было ни единого изображения существ. Ни на этикетках, ни на рекламных щитах, ни на флаерах, нигде. «Человечков» даже не изображали схематически: все указатели ограничивались условными символами и неизвестными мне знаками.

«Какой стремный мирок», – поежилась я и вытянула с полки упаковку влажных салфеток.

– Господи! – воскликнула я от неожиданности.

– Зови просто Ян, – сказал макет, показавшийся в зазоре между полок. Он стоял в соседнем отделе.

– Ты сбрил щетину? – спросила я, очерчивая свой подбородок; мой взгляд устремился выше, и я не сдержала вздоха. – А вот это внезапно.

Макет что-то нечленораздельно пробормотал и скрылся между полок. Правда почти сразу появился в моем ряду: бритый под «троечку». Он выкинул портативную бритву за плечо и вразвалочку дошел до меня.

– Твои локоны… – произнесла я, вздернув брови.

– Так я точно не буду ассоциироваться у тебя с типом из твоих больных фантазий, – Ян погладил «ежик» и ухмыльнулся. – Я – совсем другой человек. Оставь меня в покое.

«А эмоциональный интеллект этого макета оказался выше моего», – удивилась я, порадовавшись своей «френдзоне».

Свет погас, и у меня сперло дыхание. Я машинально схватилась за Яна, скомкав футболку на груди; он подхватил меня под локти, и мы несколько секунд напряженно вглядывались во тьму.

Зеленым неоном высветились слова, которые стали мне понятны, несмотря на языковой барьер.

«Вы проиграли!»

– Ату его, ату! – кричала я в охотничьем кураже. Мой конь энергично маневрировал в лесной чаще, перепрыгивая кочки. – Загоняй! Загоняй!

Пес, заходясь в слюнявом лае, почти укусил роскошный хвост седой лисицы, и я была этим псом. Я клацнула зубами по опаленной кисточке, пока в загривок прилетало раскатистое: «Ату!»

Лис нырнул в ямку, и я – вслед за ним. Когда мы упали и скатились по землистому желобу, я уменьшилась и оказалась под когтями синеглазого лиса: из его световых очей валил серый пар. Чревовещанием он сказал: «Вспомни, в чем ты хороша, Иголочка».

Чьи-то руки схватили меня за загривок, а я лила собачьи слезы, но только уже не была псом, а каким-то беззащитным зверьком – кроликом или крысой – и меня подняли над землей два больших человека. Их лица прорезали жуткие ухмылки, а глаза, фасеточные, таращились с научным интересом.

– Сколько парацетамола ты выпила? – спросила страшная Веля, поднося к моей шее шприц.

Я засучила лапками.

– Как часто красила губы? – протянул Зева, подводя к моей шейке провода.

– У обезьян неприятное выражение морды, – скривилась Эвелина, сдавливая длинные уши в кулаке, – когда они понимают, что Белый Кролик опоздал на прием к Королеве.

– Обращайтесь… если очень хочется глянуть.

Окутанная катетерами, как стеблями роз с шипастыми иглами, я покатилась по тоннелю; мелькал свет и клубилась пыль, и я росла, становясь человеком, но плита давила, а билборды, расставленные за пределами трубы, изображали смеющиеся лица. Они смеялись надо мной, пусть я их не видела, зато слышала. Они лечились эссенцией из моих слез и красились красками моей души. Как же я безобразна.

«Попробуйте заново».

Вернулось дыхание, и меня обуяла паника: я переживала этот день уже двадцать семь раз. Двадцать семь проклятых дней, похожих один на другой, и я все время проигрывала – каждый день моя память обнулялась, но росли подозрения и состояния, которые я путала с дежа вю. О боже, я сейчас опять все забуду. У меня считанные секунды на то, чтобы вырваться из дня сурка, но я решительно не понимаю, в чем дело! Что я должна устранить, чтобы вырваться?

Меня обдурили. Меня посмертно обдурили…

– Меня посмертно обдурили, и я поцеловалась с другим, потом прожила несколько лет с третьим в альтернативной реальности, а тосковала по первому, – довершила исповедь я и устремила взор к обрыдлому небесному куполу, – по тебе, Ян. И по тебе, Ян, и по тебе, и по тебе.

Глава II. Заброшенная водонапорная башня

– Я понять не могу, красотка, чего тебе от меня надо?

Сама не знала. Энное количество дней назад мы вышли из лесной глуши, держа курс на север. Идея Вельзевулов – опытных исследователей заброшек – была в том, чтобы двигаться к более густонаселенным, богатым и продвинутым регионам. Когда мы наткнулись на Яникул, как я назвала капище макетов с лицом Яна, мне показалось, что мы стали заложниками аномалии, и с тех пор начались странности.

Мы с макетом обменялись колкостями. В процессе разговора я никак не могла оторвать взгляд от его волос – приснилось, что он сбрил локоны, и во сне меня это покоробило. Я связалась не просто с Двуликим Янусом, а с многоликой сущностью, осколки лиц которой впиваются мне в пятки на вселенских дорогах. Белый Вейнит, Двуликий, ликвидатор АИН, разведчик Тайной канцелярии, макет… Сколько их – и все ли из них настоящие?

Ян потерял интерес к нашему разговору и прогуливался в стороне. Разогнав массажными движениями кровь по рукам, я предложила разжечь костер. Мой буковый друг не придумал ничего лучше, кроме как использовать тела макетов в виде дров.

– Даже не вздумай делать такое лицо.

– Тебе самому от себя не противно? – меня что-то кольнуло под ребра, и я встала, а затем в нерешительности опустилась на место. – Они же тоже когда-то были…

Я хотела сказать «тобой», но смолчала.

– Хамка. Верно говорят, не хочешь зла – не делай добра.

Время текло не торопясь, веки тяжелели, и я периодически прикрывала их, но в голове, как водоросли на мотор, наматывались тошнотворные образы, тормозя мой мозг как лодку. В памяти всполохами возникали обрывки сна про опыты и парфорсную охоту в тонах «Алисы в Стране Чудес», но чересчур мрачной для детской сказки. Еще там были Вельзевулы, и воспоминания о них вызывали головокружение.

К завтраку выползли и Повелители мух. От запаха суповых консервов мне стало совсем не по себе – от приступа тошноты я выронила ложку, которая шлепнулась в банку, обдав руку брызгами. Меня скрутил кашель, и Эвелина, прищурившись, посмотрела на мой живот и на меня. Пресекая ее очевидно несуразный в нынешних условиях вопрос, я процедила:

– Нет, Веля. Даже не думай об этом. Дело в том, что… у меня впечатление, что я ела эти консервы сотню раз.

Повелительница мух изменилась в лице. Я отдала подсуетившемуся Зеве свой завтрак и отодвинулась подальше от мясного душка; Андрей принялся уплетать за обе щеки, на что Веля заметила:

– Сам бы себе и приготовил, чертеныш.

Я проартикуллировала ее слова одними губами и накрыла пальцами рот. Вот-вот Эвелина скажет: «Продрогла до соплей» и вытянет ноги поближе к костру. Эпизод столь яро впился в разум, что я с минуту ждала, когда сбудется мое пророчество, но так не случилось. Много потрясений и скопившийся стресс – вот мозг и путает долгосрочную память с краткосрочной.

Засмотревшись на костер, в котором тлели останки макетов, я растворилась в кратковременном безмолвии. Друзья поддались мистической утренней тишине, но Ян, воплотившись за моей спиной, заговорил, вырвав меня из тишины:

– Вы хоть спали. Мы с этой, – кивнул макет на меня, – были лишены такой роскоши.

– Ага, держи карман шире, – отозвалась Веля. – Проворочалась всю ночь.

– Забавно, ведь и я толком не спал, – ввязался Андрей. – А ведь, если подумать, то мы неделю страдаем массовой бессонницей! Чудно.

– Чего чудного? – спросила я вдруг. – Ты же сам сказал, что не спишь, когда пялишься на меня через свою муху.

Воцарилась тишина. Ян задержал на мне взгляд, но хмыкнул и был таков. Вельзевулы отреагировали ярче: Зева побагровел и поднял мои слова на смех, а я тщетно силилась вспомнить, когда он мне такое говорил. Не говорил ведь! Стал бы Андрей признаваться в том, что следил за мной через ЦеЦе?

– Постельные сцены тоже? – поинтересовалась Веля и вытянула губы трубочкой. – У-ля-ля. Первый этаж горяч.

– Первый этаж я проматываю, – возразил пристыженный Повелитель мух, а я даже не удивилась, что могла промотать пленку с Тийей Серенай, как будто бы знала об этой функции, но почему же я ей тогда не воспользовалась? – Я… я же сказал, я не такой. Мне не нравится подглядывать! Тем более за хорошенькими девушками – со стыда же сгорю. Просто «Вторичка» – одно из моих любимых свидетельств…

Андрей пустился в пространный отзыв о моих земных приключениях.

– «Вторичка»? Отстой, – сказала Веля.

Зеву это возмутило:

– Да почему же отстой-то?

– Ты следил за мной, – сказала я со вздохом. – И Первый этаж, – запнулась, бросив взгляд на Яна, – ты не мог промотать, пока не дойдешь до… ну, самой сути.

Повелители мух вытаращились на меня в недоумении. Откуда мне известны секреты разработчика ЦеЦе? Я тоже была ни сном, ни духом. Предположить, что ЦеЦе рассказывал мне о такой возможности, тогда почему я не воспользовалась ей во время постельной сцены Белого Вейнита с ашерн-а?

– А что случилось на Первом этаже? – шепнул Ян, обдав дыханием мое ухо.

Я откинула голову и усмехнулась перевернутому лицу макета. Он отшатнулся. Пустоголовому манекену удалось совершить феноменальный прорыв и откатить мое отношение к Яну-точка-Индастриз до уровня земного Седьмого этажа, когда он напрягал и раздражал меня.

– Если я расскажу, – ответила я, придавая голосу зловещие нотки, – ты умрешь.

– Верун, ну в самом-то деле, – всплеснул руками Андрей, пока Ян, грозя мне пальцем, пятился назад. – Ты сегодня сама не своя.

– Иди сюда, золотой, – Веля притянула Яна к себе за талию, как байкер – хрупкую подружку. – Вера пошутила, правда же, да?

Голова закружилась, стоило мне вернуться в привычное положение. В животе зашевелился комок адреналина. Склонив голову к правому плечу, взглянула на Яна: с собранными на груди руками макет смерил меня ответным колким взором. Эвелина обняла его, и вроде картина привычная – ну как не украсить свой фон красоткой! – а я не узнала их. Всего на миг меня охватило чувство, будто я впервые их вижу: не узнала ни Вели, вздернувшей в претензии тонкие брови, ни Яна, пояс которого обвивала ее рука, даже Зевы, что со смешным выражением лица стоял между нами, как секундант.

– Я не помню этого, – прошептала я и сморщилась: теперь точно запишут в сумасшедшие. – Не берите в голову. Бессонница свое дело делает.

Вращая кистью у виска, села на место и перекрестила руки. Спутники выжидательно молчали, и я, закатив глаза, нехотя пояснила:

– Многое из нашего утра мне как будто бы снилось.

– А-а, – Зева поскреб ногтем щеку, – я думал, ты просто экстрасенс. Например, знаешь, что мы с Велей – хельты.

– Аларинкийцы, – поправила я и растерянно посмотрела на соратников, которые резко перестали улыбаться, и на автомате повторила: – Вы – аларинкийцы.

– Это похоже на баг, – Веля показала на меня острым ногтем, обратившись к брату. – А я, черт побери, говорила, что макетный холм – бельмо на глазу. Сами посудите, – Повелительница мух обратилась ко всем, – «заброшку» вряд ли населяли клоны Белого Вейнита. Это какая-то ловушка, замануха на живца.

Ее взгляд заострился на мне. Я повела плечом:

– Я, может, и иголка в ботинке Дайеса Лебье, но вряд ли он бы потратил столько энергии на то, чтобы создать мне Нарнию внутри иллюзии. Сдается мне, фокус с «перемоткой времени» – изобразила кавычки пальцами – не самая дешевая затея, к чему ее усложнять? Разве что…

– Что? – спросил в нетерпении Зева, когда я застряла в глубокой думе.

– Что, если вы – галлюцинации? Ведь любой бред основан на пережитом опыте, а я видела и Яна, и вас, работала с вами, может, не мир иллюзорен, а и «вторички» никогда не было… – черная сеточка затянула зрение, в висках застучала кровь от приближающейся панической атаки, и я заставила себя ощутить давление подошв на землю, но тут Ян сказал:

– Молодцы, загрузили девчонку. Теперь ее кукуха окончательно съедет, и она, уверовав, что мир – симуляция, кого-нибудь зарежет на радостях!

Веля обхватила мои плечи и заглянула в лицо, в котором не осталось ни следа страха – ведь мы вернулись в колею сюжета моего сна. Да и сон ли это был? В общем, надолго отходить от намеченного пути не стоило, иначе пророчество макета могло и сбыться. Я не душевнобольная, просто интерфейс восприятия обнажил недочеты устройства.

– Кое-кому пора на процедуры, чтобы языком попусту не молол, – съязвила я, собрав руки на груди.

– За дело. Раздевайся, – сказал Зева Яну.

Я считала ворон в отдалении. Все равно ничего не смыслила в манипуляциях Вельзевулов: они просвечивали кожу макета специальным фонариком, что-то записывали и, хмурясь, тут же зачеркивали. Когда я подошла, Веля почесала нос фонариком и вернула луч на оголенный торс, на котором я старалась не акцентировать внимание. Подойдя ближе, я разглядела рунопись на ребрах Яна.

– Ума не приложу, что это за серийный номер. Зев, это АИНовский новодел? – спросила Веля.

И опять я предсказала, что они не знают значения цифр. Андрей быстро ввел данные в контактер, опустил плечи и на выдохе произнес:

– Ничего подобного. Мне неизвестна эта языковая система, сестренка. Да и всей АКАШИ в придачу.

Эвелина выругалась и повернула голову Яна, чтобы открыть обзор на символ за ухом, походивший на точку, вписанную в окружность.

– У старых моделей здесь значился логотип, – пояснила она. – После ряда реформ против монополий такую практику запретили. А это что за знак?

– Циркумпункт, – прошептала я. – Символ Всесоздателя.

Брови Вели взметнулись вверх:

– О, вау, да вам есть что обсудить с религиозным фанатиком Зевой.

– Да и что с того! Архитекторы миров есть? Есть. Значит, и Вселенная спроектирована, – возмутился Андрей.

Я попыталась вразумить брата с сестрой и заметила, что АИН веников не вяжет, раз маркирует манекенов печатями Абсолюта.

Веля скривила губы, покачав головой:

– Прям уж… Они не помечают макетов, чтобы не запятнать репутацию. Лгут, что макетов им поставляют по благотворительности – все-таки аисты помогают змеенышам найти новый дом, а эверий на кукол не хватает, плак-плак, – Повелительница мух притворно поводила кулаками у глаз.

– На Земле аист – хищная птица, – сказала я, хотя неоднократно это, вроде бы, повторяла. А вроде и нет. – Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать?

Брат с сестрой обменялись подозрительными взглядами, и Зева вызвался прогуляться со мной по округе, чтобы поискать зацепки и разузнать побольше о той местности, куда нас забросило. В душу закрались сомнения, что меня пытаются отвлечь от мучительного зрелища, но я мотнула головой: вдруг они, ну, скажем, не хотели делать из близкого свидетеля препарирования лягушки? Эта «лягушка» была идентична той, кого я любила. Повелители мух просто берегли мою психику.

И все-таки я плелась вдоль обочины за Зевой с тяжелым сердцем. Он выкладывал всю подноготную их с Эвелиной семьи – как они вынуждены скрывать преступный род деятельности и имитировать счастливые студенческие годы перед воспитателями. Андрей вырвался вперед и, сцепив ладони на затылке, бодро шагал по пустоши и в какой-то момент, увлекшись болтовней, перестал кидать на меня взгляды через плечо. Не сказать, что я черства к проблемам других, но почему-то история повелителей мух мне приелась, будто я неоднократно слышала ее, поэтому двигатели моей эмпатии сработали вхолостую.

Я отстала, засмотревшись на изваяние, жившее в маленьком «домике», поросшем мхом. Столбик, воткнутый в гравий, в вышину не более полутора метров, слегка покосился, и башенка с циклопом, усевшимся в позе лотоса, опасно склонялась вправо. Циклоп смотрел выпученным глазом, в центре которого зияла выемка зрачка. Его пухлое тельце покрывала шерсть, изображенная умелым мастером в виде тоненького ворса.

– Ой, Верун, ты чего это тут? – ко мне подлетел Андрей и, поправив очки, оглядел содержимое домика. – Ого, сколько ништячков!

Зева говорил про дары, которыми был окружен пучеглазый божок: драже в глазури, тянучки, жевательные резинки, батончики, похожие на шоколадные, орехи, неопознанные сласти в разноцветных упаковках. Я только успела рот открыть, как ненасытный Повелитель мух уже слопал какую-то конфету и тут же выплюнул, скособочив рот:

– Горечь, – сказал он, потирая губы.

– Зачем ты это съесть-то пытался? – спросила я, помассировав висок. – Просрочено же. Или несъедобно вовсе.

Андрей пожал плечами и улыбнулся так, что на щеках выступили ямочки. Инфантильный-таки братец достался Эвелине, но она его любила, а он – ее, и вместе они составляли ту пару костылей, на которую опирались на сложном жизненном пути.

Мой взор упал на горизонт дороги, у которой, казалось, не было ни начала, ни конца, как у этого утра. По сердцу скоблили ржавые гвозди беспокойства, и я не могла найти этому объяснения, лишь сказала Зеве, что нам пора возвращаться в лагерь. Напоследок взглянула на циклопа: с нижнего века стекала густая капля меда, будто циклоп им мироточил, но наваждение пропало, стоило моргнуть.

По возвращении нас встретила Эвелина и, пока Ян «перезагружался», мы обменялись парой слов. Как я поняла, Повелители мух обеспокоены тем, что эпизод в Пролете Земли завирусился в АКАШИ – все верно, наши горе-робототехники и без того под прицелом. А тут предаются огласке грехи праведных аистов, отраслевой корпорации, единственной во всей Вселенной, у которой наверняка найдутся средства и ресурсы, чтобы прихлопнуть двух мух.

«Надо решать проблемы по мере их поступления, – подумала я, сворачивая спальник рулетом и засовывая его в мешок. – Сегодня главный вопрос – куда занесет нелегкая четверых неудачников?»

Волосы мешались, и я убрала их за уши, кряхтя в попытках упаковать спальный мешок. Что на Земле, что на «заброшке» – чехлы в два-три раза меньше содержимого, как по закону подлости.

– Дай сюда. – Ян, внезапно подошедший, вырвал мешок у меня из рук и в два счета справился с задачей. Он затянул веревки и пихнул мешок мне, а я едва успела его подхватить.

– Спасибо, – процедила, сжав мешок до обескровленных пальцев.

– Я это сделал, – ответил, обернувшись, макет, – потому что не в силах смотреть на твои жалкие потуги. И где тебя откопали Вельзевулы? Балласт. Несмышленое одноклеточное.

У меня загорелись щеки, я швырнула мешок в дорожную пыль и подняла тяжелый взгляд на макета; вспышка удивления на его лице сменилась надменным видом. Он спросил, наклонившись ко мне, как тогда, на Седьмом этаже, нависая птицей-падальщиком:

– Что такое, мелочь? Задел за живое?

Я проигнорировала едкие слова, находя себя в отражении голубых глаз: задвоилась, тяжело дыша от нахлынувших чувств, все судорожней и судорожней вздымались мои плечи, а после я резко развернулась, хлестнув Яна по лицу волосами, и зашагала к водонапорной башне. Не пикнув – а это дорогого стоило.

Забравшись по аварийной лестнице на верхнюю площадку сооружения, взялась за решетку и опустилась на клетчатый пол. Ветряные потоки тревожили сердце, заставляя его биться чаще, и сдували с глаз слезы. Я дважды кратко вдохнула и, подобрав колени, спрятала лицо. Поддаваться унынию – последнее дело, особенно той, что пережила все на свете. Мистер Уайльд, вы были не правы – пережить можно все, включая собственную смерть.

«Несмышленое одноклеточное на месте героини меча и магии, так еще и макет на меня взъелся. Он говорит мне гадости его языком, и от этого так фигово на душе».

– Эй, нам пора выдвигаться.

Я быстро протерла глаза и подняла взгляд на макета: Ян стоял на последних ступенях винтовой лестницы, не решаясь ступить на платформу. Как только наши взоры схлестнулись, он отвел глаза и прочистил горло. Я еще раз насухо вытерла глаза рукавом – раскисла и сломалась под плетью бесконечной дерзости манекена, с кем не бывает. Для меня, может, и редкость распускать нюни, но по ощущениям я будто бы застряла в жерновах этого утра, и как Сизиф, вынуждена бесконечно перемалываться. Откуда эти чужеродные мысли – не знаю. Ян прав? Я схожу с ума?

– Ты что, плачешь здесь? – спросил макет, не выдержав тишины.

– А надо в другом месте? – ровным голосом парировала я. – Я сейчас спущусь. Идите без меня, догоню.

Ян дернулся, чтобы спуститься, но повис на перилах и подтянулся. Он уставился на меня, терроризируя взглядом чужих глаз.

– Ну, чего завис? – пощелкала пальцами. – Иди.

Макет ретиво приблизился ко мне, заставив отшатнуться. Он неожиданно обхватил меня за кисти рук и, припав на колено, сказал:

– Мне не шибко хочется быть с тобой грубым. Я сам не знаю, почему ты так злишь меня.

– Ч-что на тебя нашло? – я оцепенела, срубаемая под корень серпами лазурных глаз. Мне так хотелось обмануться, как на шоу иллюзиониста – повестись на фокус. – Будь кем хочешь.

Сказав это, я прикусила язык. Он должен был быть Янусом, к чему эти разделения? То, что Вельзевулы пытались приблизить, я отдаляла своими непрошенными психологическими сеансами. Макет обязан откатиться в воспоминания моего бога, чтобы воспользоваться магией и вытащить нас отсюда. То, что на уме у выдумки, волновало в последнюю очередь.

Ян отпрянул, одернул порывисто «косуху», и, нахмурив густые брови, вкрадчиво произнес:

– Не надо лгать мне в лицо. Я же не круглый идиот.

Я медленно поднялась на ноги.

– О чем ты, Ян?

– Только ты одна из-за своего безумия и хочешь, чтобы я оставался самим собой. – Макет будто процеживал слова через грязную марлю. – Остальные – нет. Задача Вельзевулов превратить меня в телефон, через который можно связаться с нормальным Яном. И когда твое тело подвергают этому, – он стянул воздух в канат, – ты перестаешь быть собой.

Меня захлестнула жалость к макету, и слова вырвались сами по себе:

– Ты все равно будешь ассоциироваться с ним… Мне жаль, что тебе приходится проходить через это.

Свет оборвался так резко, что подумалось, будто ослепла. Заглушив крик ладонью, я ударилась во что-то твердое, и оно обхватило меня – это был Ян. Мы остались в кромешном мраке, настолько густом, что тело сдавливало в его тисках. Я ухватилась за кожаную куртку макета, но она рассыпалась в моих руках на пиксели, а в воздухе возникла преследующая неоновая фраза:

«Вы проиграли!»

Минуло мое тридцать девятое «утро сурка» у подножия Яникула. Следующее – юбилейное, и если оно не будет особенным, я буду подавлена. Как же так? Герой Билла Мюррея хотя бы помнил, что застрял во временной петле, да и наказан был за скотское отношение к окружающим. А я пытаюсь поддержать всех и каждого, но терплю неудачу за неудачей. Если теория о Колесе Сансары верна, то, чтобы выбраться, я должна отринуть страдания и помочь людям, вернее, демонам и макету, тогда я спасусь. Такой вот кармический договорняк.

Что-то я делаю не так.

– Ты смотришь, но не видишь, – произнес полярный лис.

Хрустящий снег, разукрашенный под стать его шерсти, заволакивает мою тушку дикобраза. Снежинки нанизываются на иголки.

– Кончай умничать и скажи как следует – что я должна сделать? – фыркаю я.

– Не много ли ты хочешь? – лис гулко смеется, и ветра подхватывают его смешки, вторя им. – Нынче консультанты не справляются без ликвидаторов.

Луна светит фонариком врача, проверяющего реакцию зрачка. Я щурюсь, чтобы рассмотреть силуэт лиса, но, призрачный, он растворяется в ночи.

– Ты все равно в моей голове. Я сама себе и ликвидатор, и консультант.

– В точку, Иголочка. В яблочко.

Прежде, чем я прыгнула на лапки, чтобы догнать лиса и никогда с ним не разлучаться, тотем прыжками преодолел звездную дорогу и нырнул в лунную нору.

«Сама себе и ликвидатор, и консультант…»

«Попробуйте заново».

– Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать? – сказал, словно зачитывая реплику из моей головы, Зева.

Не дожидаясь, когда меня спровадят, я подхватила изумленную Велю под локоть и увела к холму, не проронив ни слова. С момента, как очнулась на вершине Яникула, молчала – а окружающие трещали без умолку, и самое смешное было то, что я знала наизусть весь сценарий их полилога, и даже мои фразы обязательно кто-то произносил. Мало того, я предугадывала даже те линии «сюжета», что так и не наступили, но я могла с точностью пересказать, что ожидало нас в будущем или альтернативной его вариации.

– Что с тобой сегодня? – спросила Эвелина, поддавшись моему напору. – Куда мы?

Я показала на водонапорную башенку. Молча – не хотелось играть по заданному сценарию, ведь я не марионетка, как местный Ян. Пусть мои соратники разговаривают по указке, пока я пытаюсь в очередной раз лопнуть мыльный пузырь выдуманного мира.

– Порой мы делаем выбор в свою пользу, – сказала Веля, когда мы забрались на верхний этаж. – Идеалы, которыми мы прикрываемся, будь то семья, дети или искусство – всего лишь инструмент для манипуляций.

Отвинтив кран металлического люка, я пропустила Повелительницу мух внутрь и захлопнула дверь за ней. Под вопли Эвелины провернула затвор два раза по часовой стрелке и отряхнула руки от облупившейся краски.

«Теперь я поняла, о чем ты говоришь, Веля. Вы сделали выбор в свою пользу, а я хочу развязать кармический узел и выиграть».

Сбежав по шаткой лесенке, сотрясавшейся под моим динамичным шагом, я помчалась обратно к месту проведения экспериментов. По мере приближения мой слух улавливал едва различимый скулеж, что будто вовсе не принадлежал человеку. Я вбежала на территорию лагеря и обомлела: макет, прикованный к бетонному столбу, подвергался ударам током; из подведенных к его черепу, шее, конечностям и груди проводам выходил заряд, который и срывал с губ несчастного стоны. Всякий раз, когда вспышка света сканировала его тело, я видела, что внутри вместо скелета – деревянная безликая болванка. Гудение, стоявшее вокруг, напоминало гул линий электропередач. Зева расположился на складном кресле в отдалении, жевал похищенный из божественного домика мармелад и переключал тумблеры на пульте, усиливая подачу электричества.

Я с головы до пят покрылась шипами. Не раздумывая, подбежала к Андрею и выбила из рук аппарат; сорвав с его ремня резиновые перчатки, суетливо натянула их и выдрала из тела Яна провода с корнем.

– Верун! Ты чего?! – Андрей, свалившийся вместе со стулом, подполз к устройству и обрубил подачу тока.

Ян лихорадочно дышал, дрожа от напряжения и боли. Я сбросила цепи с его рук и ног, и кукла обмякла; мы опустились на землю, и я обняла его, нащупывая задеревеневшие мышцы под кожей. Глупая марионетка раздражала меня, хамила и бередила раны, но даже шарнирная пустышка не заслуживала страдать во славу эксперимента. Он спрятал мокрое от пота и слез лицо на моем плече, и я поднесла руку к затылку, чтобы зарыться в мягкие локоны и распотрошить их в утешении, но пальцы дрогнули в сантиметрах, и я сжала кисть в кулак.

– Ты же могла пострадать. – Совершенно растерянный, Зева озирался в поисках более сильного игрока, которого я заперла в башенной операторской. – Зачем полезла?

– Ему больно, – произнесла я, но интонации придали голосу больше жалостливости, чем упрека. – Вы прикрываете свои преступления пожилыми родителями. Цель не оправдывает средства.

– А вот и нет, мать твою. – К нам шагала, спалывая каблуками землю, озлобленная Повелительница мух. Она закрыла собой брата и с вызовом посмотрела на меня. – Ты нарушила технику безопасности. Ты заперла меня. У тебя с головой все в порядке?

Я еще крепче обняла Яна, будто он был плюшевой игрушкой для ребенка и единственным аргументом моего инфантильного поступка.

– А если не в порядке? И меня шоковой терапии подвергнете? – выплюнула я.

Вельзевулы вздрогнули, как по команде. Морщинки, придававшие лицу Эвелины суровость, теперь подчеркивали усталость. Ян расслабился в моих руках и задремал. Долговязое тело отдавило мне руки и ноги, поэтому я тихонько, стараясь не потревожить его сон, усадила макет спиной к столбу и прикрыла своей курткой. Вспыхнули нехорошие ассоциации с красной курткой и квадратным шиповником, но я погнала их прочь. У нас новые проблемы – и, как мне казалось, Лимб здесь и рядом не стоял.

Подойдя к повелителям мух, я сказала:

– Перезагружается. Не будем будить.

– Ты что, обнаружила какой-то баг? – поинтересовался Зева. – Жуть как странно себя ведешь.

– Это ты жуткий, – отразила я, вспоминая, с каким безразличием он жевал конфеты, накидывая вольтов на тело подопытного макета. Я потерла веки и выставила ладони: – Ребят, серьезно. Я не знаю, что со мной, но поверьте, вам стоит задуматься о морали. Не смейтесь, но мне кажется, очищение кармы – путь на выход из петли, в которой мы застряли. Освободимся от аномалии.

Эвелина приоткрыла рот и схватила меня за запястья, заставляя глубже заглянуть в малахитовые глаза Повелительницы мух:

– Только не говори мне, что…

«Вы проиграли!»

Вьюга заматывала мою игольчатую сущность в кокон. Крепче, плотнее; снежное ватное одеяло фиксировало мои лапки и ломало иглы. Мороз кусался – больно щипал за бока, щеки и нос. Из груди рвался вой отчаяния, но я держалась, чтобы дождаться спасительных маячков. Вот, два синих огонька продрали пелену снега, и на пепельном холсте вырисовался силуэт – он затрясся, не то от смеха, не то для того, чтобы отряхнуть шерсть.

– Чудны дела твои, Иголочка… – лис в два прыжка преодолел расстояние и описал круг вокруг меня, принося на хвосте январскую метель. – Ты спасла макет от участи лабораторной мышки. Нехило на тебя повлиял сон про охоту и шприцы.

Я была не в силах пошевелиться. Лишь пыталась поймать в поле зрения заостренную морду лиса, но хищник ускользал всякий раз, когда я замечала его. Мне никогда не поймать его, даже если натравлю на него целую псарню и роту охотников.

– Довольно, – взмолилась я.

Вмиг распогодилось: улегся снег, оседая на прозрачной льдине, рассекавшей космическое полотно надвое. Мерцание звезд захватило меня, и я не сразу осознала, как осыпались иголки и вытянулись руки, потерявшие шерсть. Я снова была собой, а лис обратился Янусом, который сидел на невидимом троне, закинув ногу на ногу. Он улыбнулся мне, и я поверила на секунду, что не сплю вовсе, поэтому слабо улыбнулась в ответ.

– Это намек? – спросила я.

– Это, как бы выразился Ясень, спойлер. – Ян прислонил палец к губам, поправив выдуманную корону, и пружинисто спустился с незримых ступеней. Подхватив меня за запястья, он заключил мое тело в клетку из наших рук, и приложился щекой к щеке. – Соскучилась?

– Дурень, – сказала я, глядя на горизонт бесчисленных звезд, и прижалась спиной к его груди. – Ты всего лишь тульпа2, которую создал мой бедный разум, проигравший полусотню раз какому-то…

Наши покачивания в такт едва различимым космическим мелодиям прекратились. Я выпуталась из рук Яна, и он убрал руки в карманы, глядя на меня сверху вниз с фирменной улыбочкой. Я обвела пальцем губы по контуру, выпалив на выдохе:

– О нет-нет-нет-нет.

– О да-да-да-да! – передразнил Ян. – Брось, ты это умеешь. Более умной девочки я в жизни не встречал.

– Подхалим. – Я ущипнула его за руку, но без веселья. Моя гуманоидная ножка ступала на извилистый путь. – Предположим, моя догадка верна, тогда аномалию следует рассматривать со стороны единственного выжившего в апокалипсисе, но не с моей.

Иллюзия бога медленно кивала и в конце моих рассуждений посмотрела исподлобья:

– Ты прожила более полутора месяцев в мире, который поклоняется божкам-чревоугодникам, Иголочка. Неужто наша блистательная мисс Марпл не догнала, что Хранителю плевать на опыты над макетом Яна – он для местных такой же чужак, как и ты. Их же сакральное попрали – вот, где собака зарыта…

«Попробуйте заново».

Эвелина с Яном вырвались вперед; я брела по порталу торговых полок, что возвышались по обеим сторонам великими стенами. Досчитав от трех до одного, я обернулась, содрала с лица прыгнувшего на меня Зевы маску рогатого бога и, протерев ее рукавом, поставила среди упаковок сухих завтраков. Наклоняя голову вправо-влево, рассматривала импровизированный храм и отлучилась на минуту. Андрей потащился за мной, вытаращив глаза – он даже не нашелся, что сказать, а только втихомолку наблюдал, как я отрезаю секатором искусственные цветы. Перенеся декорации к хлопьям, среди которых корчила рожи демоническая маска, я облагородила алтарь и, стушевавшись, сложила ладони, слегка поклонившись. Для верности наклонила Зеву, который без лишних слов поддался.

Гримаса сменилась: маска усмехалась, но по-прежнему зловеще.

«Уровень 1 пройден!»

Я воздела кулак с победоносным «йес!», и эфир наполнили хлопки – Ян аплодировал, а после достал из-за спины крохотный плеер с наушниками и под мой вопросительный взгляд надел последние мне на голову. Обхватив динамики, спросила:

– Это к чему?

– Ты должна сделать это под «Свит дримс».

– Ян, ты даже выдуманный умом не блещешь, да? – усмехнулась я. – Я же не в кинематографичной нарезке. Вообще-то для меня несколько часов проходит.

Бог повел плечом:

– Сделаем так, что запомнишь только самый эпичный кусок, где на припеве ты даешь Андрюхе по лицу. – Ян изобразил пощечину с разворота и засмеялся. Он вложил мне в руку MP3-плеер, нажал «пуск» и легонько подтолкнул в плечо. – Вперед, ликвидатор Иголочка. Из этого созданы сладкие сны…3

«Уровень 2».

…В этом споре уступаю…

– Ой, Верун, ты чего это тут? Ого, сколько ништячков!

Развернувшись – не так вальяжно, как это проделал Ян в моем сне, но довольно резво, – я шлепнула Андрея по ручонкам, которые он протянул к подаянию для моноглазого бога.

– Верун?..

– Кривоват ты, дружочек… – прищурилась, выставив большой палец и направив его на покосившийся столб. – Зева, без лишних вопросов: помоги мне.

Мы выровняли храмовый домик. Циклоп показался мне довольным: по крайней мере, он больше не рыдал смолой, а камень столба моментально очистился от мха и посветлел.

Меня принесли семь морей и холмы.

Ищущие обретают.

«Уровень пройден!»

Воспользуюсь тобой и затравлю,

Изучу внутри, подставляйся острию.

«Уровень 3».

– Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать? – спросила я, едва восстанавливая дыхание после бега.

Вельзевулы дали друг другу сигнал к действию, и Веля вышла к ликовавшей мне, чтобы сопроводить на «холм откровений», пока Зева терзал бы нашего бедолагу-макета, но не судьба. Словно герои полотна «Последний день Помпеи», мы обернулись на мощный скрежет и бульканье, раздавшееся со стороны водонапорной башни. Эвелина по-моряцки выругалась и схватила меня за одежду, чтобы убраться в безопасное место: волна хлынула из пробоины в корпусе, сделать которую я едва уговорила белобрысый макет, и, разумеется, нарушила планы повелителей мух как на манипуляции с электричеством, так и на поедание божественных даров.

«Уровень пройден!»

Только вперед:

С гордо поднятой головой – вперед.

«Уровень 25». «Уровень пройден!» «Уровень 31». «Уровень пройден!» «Уровень 37». «Уровень пройден!» «Уровень 44». «Уровень пройден!» «Уровень 50».

Устроив голову на животе Яна, я смотрела на стразы звезд, отраженные в бесконечности под нами. «Тульпа» принял человеческую форму, был теплым, словно в лисьей шубке, и просыпаться я не торопилась. Растягивала мгновения блаженства перед вынужденным пробуждением и, я надеюсь, расставанием с вымышленным персонажем, основанным на реальной «исторической» персоне.

Прикрыв глаза, я подергала плечами, укладываясь, и услышала смешки Яна; подложив ладони под затылок, он лежал на льдине, покачивая ногой, закинутой на колено другой, в такт «Сладких снов».

– Итого сто идентичных дней на «заброшке», не считая тех, что я провела тут до аномалии, – произнесла я и устало выдохнула. – То ли еще будет. Как думаешь, я сошла с ума? – я посмотрела на Яна через плечо и со стоном упала на место. – Глупый вопрос. Я спрашиваю об этом тебя.

Ян засмеялся и помассировал мне макушку одними пальцами. Заметно расслабившись, поддалась настроению и кратко улыбнулась:

– Ты – мой оптимистичный Тайлер Дерден4. Пользуясь случаем, спрошу у тебя: как считаешь, мы с Яном еще встретимся?

– Сомневаюсь.

Я запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза:

– Все, что идет до слова «но», не имеет значения.

– Сомневаюсь, – повторил собеседник с улыбкой, – но судьба благоволит храбрецам.

Поднявшись с его помощью, я поджала губы и помахала двумя ладонями со словами:

– Прощай, глюк.

– До новых встреч, Иголочка.

Уверенным шагом – вперед,

Веря в себя – вперед.

Ян отбросил портативную бритву, провел ладонью против роста волос, демонстрируя короткую стрижку, и сказал с усмешкой:

– Так я точно не буду ассоциироваться у тебя с типом из твоих больных фантазий. Я – совсем другой человек. Оставь меня в покое.

Придержав себя за локти, просканировала макет взглядом и постаралась разорвать болезненную связь макет – равно – Янус. В ум ворвались нахрапом пытки электричеством: от некоторых я спасла марионетку, а остальные теперь выгравированы на позорной табличке Яникула. Не держала зла на повелителей мух, ведь как бы они ни пытались скрыть сей факт – в душе переживали, что творят зло под личиной благих намерений. Прикрывали зло заботой о родителях? Нет же. Они делали то, на что не была способна я, хоть и «прикрывала глаза на зло», оправдываясь тоской по Яну. Мое преимущество заключалось лишь в том, что макет носил его облик, и я не была готова препарировать любовника. В общем, я отреклась от ассоциации, но марионетка не потерял в моих глазах личности: еще во «вторичке» убедилась в том, что куклы способны на чувства. Только гуманное отношение – а доброе слово и кошке приятно. И макету.

Из-за угла показались Вельзевулы. Повелители мух обступили Яна, и Веля, расхохотавшись, потеребила его за плечо:

– Правду говорят, что девчонки стригутся под каре, когда хотят начать жизнь с нуля.

Макет тут же нашелся с ответом:

– Спасибо за слезливую историю твоей стрижки, Веля. – Уперев в меня прямой взгляд, пока Зева давился со смеху, а Эвелина раздавала ему подзатыльники, макет сказал: – Вера пообещала, что прекратит лезть ко мне, если я слегка изменюсь.

В подтверждение слов я кивнула, изобразив полуулыбку. Собственное имя звучало из его уст чужеродно, и меня согрело это чувство. Хлопнув в ладоши, я призвала соратников к вниманию и вкратце рассказала, что стряслось. Повелители мух остановили дурачества и внимательно меня слушали; Андрей принялся конспектировать мой рассказ в контактере, а Эвелина смурнела, становясь чернее тучи. Ян слонялся вдоль полок, периодически грея уши, но без энтузиазма, пока я не схватила его за рукав. Одними пальцами, как при арочном переходе – это заставило нас обоих отстраниться друг от друга.

– Ты чего? – недоуменно спросил он. – Мы же порешили…

– А тебя, Ян, я попрошу остаться, – без улыбки сыронизировала я. – Пока я крутилась во временном беличьем колесе, у меня было время раскинуть мозгами. И у меня появился план, как нам спастись с «заброшки».

Взгляд Яна стал более заинтересованным: еще бы, никакой больше электрошоковой терапии – только старая добрая смекалка. Зева посмотрел на меня поверх роговой оправы, а Веля прищурилась, словно ожидая момента, чтобы вступить в спор.

– Мы на неотключенном Этаже, – сказала я, окончательно смирившись с обстоятельствами. – Так?

– Похоже на то. – Эвелина опустила уголки губ, расслабившись. – Ты попала в аномальную воронку. Но какой по счету этот План – мы не в курсе, так как среди нас нет мастера арочных переходов.

Зева метнул взгляд на Яна и посмотрел на меня по-новому, расплываясь в азартной улыбке:

– О, Верун, да ты гений! – Андрей оживленно застучал стилусом по экрану.

Макет хмуро переводил взор с него на меня. Мне польстило, что ученые так отозвались о моей идее, даром, что вынашивала ее почти четыреста идентичных часов при помощи голубоглазого оборотня.

– Мы проведем ликвидацию, – объяснила я Веле с Яном.

– А Агентство Иномирной Недвижимости, – Андрей обнял меня за шею, повисая и подпрыгивая, как безумец, – зафиксирует активность и пришлет флотилию, чтобы разведать, кто выключает планы мира, числящегося в реестре заброшенных!

Повелитель мух повернул экран к нам, и ребята придвинули лица. Я выглянула из-за плеча Вели: Зева прокручивал внушительный список взломанной базы; рядом с каждой из строчек серела выпуклая кнопка, кроме одной, сияющей кирпично-оранжевым.

– Стоять… – сведя брови к переносице, Веля отмотала обратно и постучала по строке с закорючками. Повелительница мух прочла название и ударила ладонью по лбу: – Вашу налево! Мы в колониальном мире – Ро-Куро.

– Колония? – переспросила я. – Чья?

– В нескольких световых минутах от Инития, – возбужденно ответила Эвелина и широко улыбнулась. – Мы в колонии Инития, Вера.

Я уже по-другому посмотрела на Яна. Тогда, быть может, его нахождение на Ро-Куро могло иметь обоснование – но оставались вопросы: почему только он? где остальные? Как они выглядели, в конце концов?

– Может, отпустишь меня наконец? – макет дернул рукав, что непроизвольно сжимали мои пальцы. – Вы что-то разгадали, молодцы, только мне от ваших «эврик» ни горячо, ни холодно.

С беспристрастным лицом я сжала ткань куртки и потянула Яна на себя – сказать, что Повелители мух опешили, ничего не сказать. Марионетка от неожиданности вылупился на меня, а я, натянув между щек оскал, протянула не своим голосом:

– Какой же ты грубиян, Лисенок.

– Сдурела? – прошептал Ян.

Проигнорировав, отпустила замолкнувшего макета, махом стерла с лица жуткую ухмылку, которая вышла вместо сладенькой улыбки, и отошла к полкам. Пошарив в поисках косметических товаров, нашла набор со стержнями, заряженными чем-то вроде хны; вскрыв под гробовую тишину упаковку, вынула перо и нанесла на пальцы правой руки кривой ключик и вопросительный знак вместо цифры. Обернувшись к друзьям, которые безотрывно наблюдали за моими действиями, показала размалеванную кисть:

– Значит так, расклад следующий. – Мой взгляд упал на Яна. – Твоя задача – оказывать содействие в ликвидации последствий апокалипсиса. Будешь консультировать красотку-ликвидатора по аномалиям, следить за исполнением нашим подрядчиком – в моем по-прежнему красивом лице – юридических норм и свидетельствовать отключение систем энергетического снабжения реальностей. – Подойдя к макету вплотную, вскинула подбородок. – Непыльная работенка, Лисенок.

– Вот умора! – засмеялся Андрей, тыча в нас пальцем. – Пасхалки ко «Вторичке»!

Веля прыснула в кулак, вскинув брови:

– Это какой-то прикол?

Не отрывая взгляда от изумленных лазурных глаз, я ответила:

– Это реверсивная психология. Безопасный электрошок.

Глава III. Заброшенный супермаркет

– Еще раз меня так назовешь, и я… – разогнался Ян, но Веля по-свойски облокотилась о его плечо и подмигнула мне:

– Растешь на глазах. Мне нравится твоя мысль – давай испытаем ее в деле. – Повелительница мух потеребила макет за плечо. – Не дрейфь, никто не узнает про твое милое погоняло. Я бы тоже не отказалась на денек махнуться ролями с братишкой. Не хватает, знаете ли, беспечности от слова «ненадежность».

Андрей неловко засмеялся, снял очки, попытался протереть, но в процессе не определился и нацепил их обратно. Он попросил меня подождать, снял с плеч рюкзак и поставил в ноги. Открыв несколько карманов, пока я переглядывалась с его сестрой, Зева наконец-то достал плоскую пластиковую коробочку с закругленными краями и, поднеся к моему лицу, открыл, как мужчина, делающий предложение:

– Новая модель, собрал из запчастей ЦеЦе и К-тыря, – пояснил Андрей и погладил муху, похожую на осу, по полосатой спинке. – Модель Сирфида – голосовой ассистент.

– К чему это? – я протестующе помахала руками. – Мне ваш ЦеЦе мозг через соломинку высосал, спасибо.

– Это моральная компенсация, – сказала Веля, выйдя вперед. – Мой братец помотал тебе нервы и разгневал местных божков – а ты разгребала последствия. Тебе, Вера, полагается презент, да и вещица полезная.

Повелительнице мух я не горела желанием отказывать: слишком уж грозно она выглядела. К тому же, меня заинтересовало нано-насекомое, и я взяла футляр в руки, ответив:

– Я не знаю, как им пользоваться.

Андрей постучал по уху:

– Думаешь, мы говорим по-русски? Нет, это Сирфида. Она предзаписывает голосовые интонации носителя вплоть до особенностей – способна имитировать болезненную хрипотцу или пение – улавливает мысли, которые ты собираешься озвучить, и перекодировывает их в звуки, подстраиваясь под речь собеседника. Все это происходит очень быстро, даже сейчас я беседую с тобой через Сирфиду!

– Вау, ну… Возможно, мне это пригодится.

– Тебе это точно пригодится, – кивнула Эвелина. – Твой путь только начался, и чтобы сойти за свою, следует мыслить, как враг. И говорить на его языке.

Я метнула беглый взор на Велю: кажется, она говорила серьезно. Тяжело не согласиться – мне предстояло межпространственное путешествие, и неизвестно, в чьи паучьи сети мне доведется попасть; силой я не обладала, магией и подавно, а вот дипломатия не раз спасала мне жизнь. Вавилонская башня – серьезное препятствие при космических разборках, не так ли? Так что я приняла презент.

– Сирфи перекодировывает речь окружающих, кроме песен, магических заклинаний и надписей, – добавил Андрей.

Испытав ряд неприятных ощущений, я таки затолкала громоздкую по сравнению с ЦеЦе Сирфиду в левое ухо и, морщась от щекотки ее лапок, дождалась, пока гаджет угомонится и запустит синхронизацию. Благо, она делала это фоном.

Вельзевулы направили шаг к брошенным у полок походным рюкзакам, набитым под завязку. Я последовала за ними, бросая в свою сумку то, что успела набрать. Едва не врезалась в Яна, но вовремя остановилась и, изображая претензию на «ликвидаторской» физиономии, взглянула на него. Марионетка направил два пальца на глаза и перевел их на меня, жестом предупредив, что следит за мной. Вычурно поклонившись, я присоединилась к повелителям мух.

Перевесив сумку на другое плечо, я размялась и обернулась: вдаль уплывали бескрайние полки с пестрым ассортиментом; под ногами мельтешила вереница плитки, отполированной посетителями, а над головами тянулись сетчатые потолки, в «сотах» которых горели встроенные светодиоды. В определенном смысле привычная картина супермаркета – ассортимент смахивал на земной. Но стоило вглядеться в надписи, как во время предыинсультной ауры, чужеродную грамоту было не распознать.

Вдобавок, будучи ребенком, я теряла среди торговых рядов маму. И вот мягкие игрушки меняли улыбки на усмешки, посетители проплывали мимо, походившие на армию безразличных духов, а будоражащий мир подарков и сладостей сужался до пульсирующей точки кошмара. В глазах кололо, а родителей и след простыл. Куда идти? К кому податься?

«Я заблудилась».

Мысль пронзила меня, и я замедлила шаг, а после встала между полкой с приправами, бутылочками с густыми соусами и стеллажом с праздничными украшениями. Я проходила его раз десять, пока находилась в своих мыслях.

Ян, отмеряя широкими шагами зациклившийся проход, зазевался и сбил меня с ног – свет померк.

По ощущениям, прошло не более минуты, как я очнулась: голубоватый свет по-прежнему озарял отдел специй и праздничного хлама, но я почему-то лежала сверху, словно сама Яна и сбила. Щурясь, я протерла глаза и протянула:

– Смотри под ноги, Лисенок. – Уставившись на ладони, я вскрикнула, закрыла не свой рот руками и похлопала себя по телу. – Вот дерьмо…

– Не выражайся моими сахарными устами, – произнесла… я. Только не свою реплику. Кто-то в облике Веры Беляевой пихнул меня локтем в живот. – Слезь с меня. Ты тяжелая.

Я отползла на карачках, пошатнув конструкцию, с которой на меня посыпались спрессованные колпаки и залежавшееся конфетти. Смахнув блестки с макушки, я похолодела: в ладонь врезались острые короткие волосы.

– Ян, я в твоем теле, – сказала я онемевшими губами и показала на «Веру», – а ты в моем.

Макет пощупал тело в более-менее праведных точках, и я отвернулась; поднявшись на ноги, осмотрелся и хмыкнул:

– Низковато.

Он подал мне руку, и я, едва не уронив его, легкого, как перышко, вытянулась в полный рост. Тут же оперлась о стеллаж, покачнув его, вновь сбивая метель блестящего конфетти, и отвернула полыхнувшее румянцем лицо. Какой высокий. Какой… Я в мужском теле, оно даже дышит по-другому – животом, и вообще, все это казалось до одури неправильным.

– Высоковато, – буркнула в ответ я. – Сдается мне, в Ро-Куро фанатеют по дурацким фильмам про обмен телами.

Мы неловко помолчали. В груди – поверить не могу, в мужской груди – бултыхалось сердце, пока я, покусывая в панике кожу большого пальца, раздумывала над ситуацией.

– Прекрати портить мне руки, – Ян шлепнул по пальцам. Я поглядела на малявку сверху вниз. – Где Вельзевулы? Они умные. Придумают что-нибудь. Пойдем поищем их.

Чувствуя, как нехорошо шевельнулось нутро, я заметила:

– Вообще я давно потеряла их из виду. Сдается, мы бродим по одному и тому же участку.

Макета, может, и подмывало перечить, но он поджал губы и потащил за собой. Я освободила запястье из захвата, приложив чрезмерные усилия, которые обернулись тем, что мое тело припало к груди чужого – мы оказались в любопытной позе, словно со страниц романтической манги. Придержав Яна под поясницу, я с минуту смотрела в свои-его глаза, которые затянуло тонкой поволокой, свойственной куклам, и мы оба разомкнули неловкие объятия.

– Куда же ты прешь как танк, дорогуша? – спросила я, поражаясь, как мои слова гармонично ложатся на сладчайший тембр его голоса. – Хочешь ты этого или нет, но мы с тобой тандем, а крутить педали в разные стороны я не намерена. Предупреждай, что собираешься делать, прежде чем совершать глупость. Что, – я развела руками, покачавшись на каблуках, – хотел пересечь лабиринт напролом?

Макет не без усилий проигнорировал мой яновский нарратив и спросил:

– С чего ты взяла, что это лабиринт?

– Мне так удобнее думать. – Я покрутила головой и достала с праздничной полки пакетик цветных лент. Распаковав его, вытянула желтую. – Прошлый спуск по этажам научил меня во всем искать скрытый смысл. Каждый план – отдельная легенда. Представить, что мы, скажем, в мифическом лабиринте Минотавра – и отталкиваться от этой идеи.

– Не думаю, что на Ро-Куро знают про твоего Минотавра, – заявил Ян. Он огляделся и постучал ребром ладони по шее. – Ты давно пила? Во рту пересохло.

Живот «арендованного» тела был наоборот наполнен газировкой. Я закатила глаза:

– Не уходи далеко. Впрочем, и не выйдет. – Я подумала и попросила его задержаться. Связав декоративные ленты в канат, вручила макету конец, а сама схватилась за второй. – Пока идешь до холодильника, проведем эксперимент – проверим, как далеко тянется наше пространство.

Ян пожал плечами и взялся за ленточку. Не спеша он отправился на поиски разноцветной дряни, а я принялась подвязывать новые ленты, потом пустила в ход растяжки флажков, поглядывая на подтопленную в полутьме «нить Ариадны».

Этаж не удивлял меня даже переселением душ, и я ловила себя на мысли, что неизвестность теряла свои позиции в борьбе за причину моего сердечного приступа. Со времен ликвидации земного армагеддона минуло три года, двадцать один из которых держу в уме как вымышленные – тогда я всякого натерпелась и стала тверже стоять на ногах.

Мой опыт как рельсы, ведущие в разные стороны света, но при этом проложенные параллельно, так что я действительно не могла с точностью идентифицировать свое «я», потому что опыт Веры Беляевой из подземки и из Страны Чудес не состыковывались между собой. Пусть я упорно называла жизнь с живыми родителями, Ди, Гришей Любимовым и медицинским универом пустышкой, отчасти обманывала себя. Да и кто захочет будучи в добром здравии принимать в себе депрессивную торговку с багажом нереализованных потребностей?

«М-да, в вопросе самоопределения мы с Яном породнились», – подумала я и спохватилась: лента предельно натянулась, и я вскрыла зубами упаковку новых флажков, чтобы сцепить с кончиком «нити». Мужские пальцы казались непривычно неповоротливыми, то ли дело мои цепкие ручонки.

Ян все не возвращался, и я предупредительно дернула за канат, ожидая ответа. Когда его не последовало, повторила жест, но пустое. «Нить Ариадны» перестала натягиваться, и я подумала, что напарник привязал ее и ошивался у холодильников с напитками. Посмотрев на то, как покачиваются треугольнички с поздравительной абракадаброй, перевела взгляд на противоположную сторону. Белые, под стать больничным, поверхности в неприятном освещении довлели, напоминая, что храбрится иногда ни к чему. Я сглотнула. Все-таки оставались явления, пугавшие на подсознательном уровне.

Не желая оставаться одной, даже в физически сильном теле, приняла стратегическое решение отправиться вслед за Яном. Наматывая ленту на локоть, старалась смотреть прямо, но затылком ощущала чужое внимание. Оборачиваясь, наблюдала бесконечные стеллажи, искаженные в перспективе, и поспешно возвращала взгляд на дорогу.

Сколько пути бы ни преодолевала, канат не заканчивался. Я шагала минут двадцать, но ни макета, ни края страховочного троса не встретила.

– Все-таки плохая была идея разделяться, – прошептала я, все еще пугаясь с непривычки нового голоса. Цыкнула языком. – Ошибка персонажей хоррора…

Воровато глянула через плечо – все тот же бесконечный коридор. Ком в горле зрел, а паника наслаивалась слизью глубоко внутри, где только что обитал полный штиль. Сама себя не узнавала, ведь не так давно, в присутствии Яна, полагала, что готова к любым напастям Этажа, но не тут-то было. Жутковатое место – а уж мысли об иномирности аномалий, прибавлявшие градус накала, гнала прочь.

Канат, натянутый между мной и напарником, не имел конца и края. Посреди перекрестка, где путь между стеллажей пересекал отдел весовых товаров, лежал какой-то предмет – проходила этот участок не единожды, но не замечала этого: с непонятным волнением я остановилась, отпустила «нить» и приблизилась к вещице.

– Коммуникатор Вельзевулов! – взволнованно прошептала я, повертев выключенное устройство. Потыкала в экран, просвечивавший мою ладонь, но он не отреагировал. – Что это значит?..

От увиденного душа ушла в пятки: на кафельных плитках неподалеку от находки – три кляксы подозрительной жидкости, похожей на кровь. Не успев как следует ужаснуться, я услышала:

– Эй, Лисенок! – едва не уронила контактер; голос принадлежал мне, то есть мне в теле Яна. – Не помирай тут. Консультант нужен мне живым. Ну, – раздались хлопки, – аккуратнее надо.

С рваными прыжками сердца я поискала укрытие и притаилась за ячейками сушеных трав; пришлось в три погибели согнуться: все время вылетало из головы, что я теперь каланча. Во время маневров боялась даже вдохнуть, чтобы не побеспокоить ту, что выдавала меня за себя. Еще и в яновом теле – для пущей путаницы.

Приложившись ухом к пластиковому контейнеру, напичканному ароматными веточками, прислушалась: диалог продолжался, и я испытала облегчение, что осталась не обнаруженной.

Макет в теле Веры дождался, когда кашель кончится, и сипло заметил:

– Подумаешь, подавился. – Макет справился с новым приступом. Если мой организм выдержит невезение Яна, отмечу дату возвращения в родное тело, как второй день рождения. – Так что у нас по плану? Коридорчики здесь стремные, но и ты со своей фальшивой улыбкой – моей, – выдавил он, –пугаешь нехило.

– Что ты взъелся? – засмеялась ложная я. – Впрочем, консультант, тебе повезло, что я чуточку прозорливее тебя. По пути сюда я увидела дверь запасного выхода. Мне кажется, наш случай аварийный.

Преодолевая страх, я слегка высунулась, чтобы проверить, в какую сторону направилась пара: Ян привязал «нить Веры Беляевой» к конструкции с рекламным баннером, изображавшим мультяшного героя в виде одного из местных божеств, и отправился вслед за незнакомцем.

«Дуралей, даже не догадался спросить у якобы меня, где конец веревки!» – раздраженно подумала я, бросив взор на оставленный поблизости праздничный канат, похожий на сброшенную шкурку тропической змеи.

Они не успели отойти на большое расстояние, когда произошло страшное. Я и сама сначала не разобрала, что нараставший, как дельфиний вопль из океанских глубин, ультразвук исходил от меня. А если точнее, звук исходил из контактера – оцепеневшая, я опустила взгляд на прибор Вельзевулов: края стекла мерцали радужными переливами, как глаза мухи, а по экрану ползали «червячки»-руны.

– Это что за чертов визг? – пожаловался Ян, а чужак, не теряя времени, побежал в мою сторону.

«Все пропало», – пролетело у меня в голове.

Я крутилась на месте с коммуникатором, как обезьяна с гранатой в одной лапе и чекой – во второй. Предприняв отчаянную попытку достучаться до напарника, я выскочила на середину перекрестка, помахала сверкающим устройством повелителей мух и завопила, что было сил:

– Эй, Ян! Это я – Вера! А она, – как регулировщик, показала контактером на бегущего ко мне незнакомца, – самозванка!

Но ультразвук заглушал мои слова – даже то, что я сунула его в глубокий карман пальто, не спасло ситуацию. Он становился все громче и невыносимей, пока лампочки в светильниках не взорвались и не посыпались стеклянным градом на наши головы. Под собственный возглас, который я не узнала, закрылась руками – и супермаркет погрузился во мрак. Несколько мгновений я слушала свое дыхание; нащупав перекрытия стеллажа, прислонилась щекой к металлу, силясь хоть что-то углядеть в густой тьме.

– Надо найти клона, – отчетливо сказал чужак. – Это может быть Консьерж Этажа.

«Какой умник, даже мой лексикон подрезал», – с некоторым уважением подумала я.

Выдавать свое местоположение не торопилась. С детства была талантливым игроком в жмурки, чего не скажешь о голосистом пришельце, укравшем мою личность: только и слышала его треп о том, что я где-то поблизости. Полностью обратившись в слух, распознала, что Ян находился дальше, чем враг. Я разработала план, чтобы добраться до макета раньше и смыться с ним, и прикинула, что мне нужна «нить», чтобы держаться определенной дороги. А еще выдержка и, к несчастью, ловкость, которой похвастать в таком состоянии не могла.

Встав на четвереньки, приняла позу неторопливого варана и поползла к предполагаемой праздничной ленте. Стараясь мести перед собой ладонью, чтобы не напороться на осколки энергетических ламп, я морщилась от еще стоявшего в ушах рингтона. Вельзевулы совсем больные ставить такой кошмар на звонок? И… кто им звонил? Сюда, в Ро-Куро? Междумирный роуминг не напугал, значит. Или это был вовсе не звонок, а хитроумная функция – Зева частенько возился со своим сотовым.

«Неужели кровь принадлежала кому-то из Вельзевулов? – занервничала я. – Надо во что бы то ни стало их отыскать. Но для начала…»

Нашелся шнурок растяжки, который я оторвала и припрятала: вдруг пригодится, чтобы связать кое-кого. Мне несказанно повезло, что удалось проделать этот фокус, не напоровшись на моего пародиста. Я слышала, как в другом конце коридора он окликнул Яна и сказал:

– Это я. Я настоящая. Не теряйся.

Над ухом раздался сдавленный кашель, послуживший ответом. Удача. Я вытянулась в прыжке, на ощупь схватила Яна за лицо, зажала рот и, словно маньяк, без особых усилий утащила брыкавшегося напарника в противоположную сторону. Перед глазами пролетели эпизоды, в которых настоящий Ян устраивал мне полеты в лучших традициях воздушной гимнастики, швыряя то с крыши поезда в метро, то ловя на эскалаторе терминала… Тыльной стороной ладони коснулась щеки – горячая. Краснею от посредственных сценариев, как три года назад, словно не расту, а деградирую.

Вжав Яна в замурованную дверь подсобки, что едва освещалась теплым аварийным светом, я прошептала ему на ухо:

– У той в кавычках «меня» не было другого конца каната.

Пихавшийся всеми конечностями сразу макет угомонился. Пронзив меня испытующим взором, кивнул, дернув головой как ржавый робот. Я выдохнула и медленно отвела ладонь, освобождая поток брани:

– Я тебе что, игрушка – таскать меня? Могла бы сразу доказать, что ты – это ты.

С брезгливостью вытерла ладони о толстовку.

– Алло, Лисенок недалекий, как ты себе это представляешь? – и саркастически изобразила: – «Я настоящая Вера, та самая сестричка Олсен; о, нет это я, а она – моя, мать вашу, тень». Так, что ли?

– Не паясничай, – фыркнул Ян.

– Уберемся подальше от злобного близнеца… – сказала я, отступая в тень. – Есть идеи?

Напарник покрутился и остановился лицом к двери. Потерев подбородок, важно изрек:

– Первая дверь за весь «лабиринт». Однозначно куда-то ведет.

Услышав возню в глубинах тоннеля, я подозвала макет махами рук. Он провернул ручку и толкнулся плечом, но дверь ответила лишь скрипом крепежей. Состроив гримасу, попросила хрупкое тельце посторониться и разбежалась, но перед самым ударом затормозила и, легко открыв дверь на себя, поманила Яна. Спасовавший перед детской задачкой, макет побагровел от стыда и нырнул в проход. Слабо улыбнувшись, я пошла следом и предусмотрительно закрыла за нами дверь.

Свет нового пространства заставил зажмуриться. Глаза постепенно привыкли к блеклому освещению квадратных ламп, встроенных в подвесные потолки. Желтизна линялых стен, расположенных в имбалансной планировке, и песочный ковролин, спрессованный от времени, свели бы с ума любого работника. Ян уже куда-то почесал, мне пришлось нагнать его, и теперь мы оба шагали по заброшенному офису из кошмарных снов белого воротничка.

– Что за поганое местечко? – макет заглянул за поперечную стену, но за ней не оказалось ничего. – И ковры, наверное, подбирал дизайнер с диагнозом.

– Супермаркет был более… – я постучала пальцем по губам, подбирая слово.

– Обнадеживающим, – помог Ян и с короткой ухмылкой обернулся на меня. Я ответила взаимностью, хотя даже в теле харизмата владела арсеналом разве что в полторы мимические реакции. По сердцу пробежала электрическая рябь, когда наши взгляды задержались друг на друге дольше положенного, и макет, прочистив горло, убрал руки в карманы и ускорился. – Чую, если идти прямо, мы поддадимся архитектору. Будто он обвешал офис огромными неоновыми стрелами, указывающими направление.

– Ты про Архитектора Ро-Куро? – спросила я, поравнявшись с напарником.

– Нет. Да. Какая разница? – махнул он рукой и снова спрятал ее в кармане. – Я просто не хочу жить по чьей-то указке. Мне тошно следовать приказам. Помнишь, я отказался мыть посуду на перевале?

Я кивнула, воспроизведя в памяти картину из далекой – для меня, прожившей сотню одинаковых дней, – первой ночевки. Тогда, остановившись в невысоких горах, мы измотались так, что едва успели раскинуть лагерь, а наутро поставили дежурным макета. Он исправно выполнил обязанности, всех разбудил и набрал воды для кофе. Но только речь зашла о мытье посуды, Ян напрочь отказался.

– Я ведь уже пошел ее мыть, – признался напарник, приглаживая длинные волосы, – но когда Веля обратила внимание, когда спросила, не хочу ли я помыть посуду, да еще в таком тоне, будто я ребенок, мне тут же расхотелось. Понимаешь, о чем я?

– Приблизительно.

Макет замедлил ход, и я оглянулась: он вытянул руки вдоль швов, покусал нижнюю губу и выдавил из себя:

– Это была моя инициатива – помыть посуду. Когда ее присвоила Веля, она превратилась в плеть в ее руках. Я хочу, чтобы мои желания принадлежали мне.

«Уровень психологических загонов подростковый, – подумала я, глядя на то, как переминается с ноги на ногу Ян, – но что-то в этом есть».

Подойдя к напарнику ближе, я заметила:

– Все упирается в то, что ты хочешь владеть своими желаниями. Быть индивидуальностью.

Он посмотрел на меня: в глазах вспыхнули и тут же угасли огоньки, природа которых была недоступна моему пониманию. Ян недовольно вздохнул:

– Я забыл, что у тебя такое тело.

– Это какое же? – спросила я, приподняв бровь.

– Ну, человеческое, – процедил напарник в ответ и развел руками. – Я выпил много газировки.

Клянусь, мои глаза вот-вот вывалились бы из орбит и покатились по страшному ковролину. Вновь мысленно отругала себя: столько лет и опыта за плечами, а превращалась в старую монахиню рядом с этим недоразумением. Вернее, копией недоразумения в моем теле. В моем теле, которое очень не вовремя услышало зов природы.

Словно потрясений мне мало, макет брякнул:

– Отлить хочу.

– Спасибо за подробности, – ответила я, прикинув, что в некоторых раздражающих аспектах кукла прототипу не уступала. Потерев переносицу, спрятала розовые щеки, и на выдохе произнесла: – Зайди за стенку. Я отвернусь. – «Хотя к чему это, если это мое тело?» – И сам не подглядывай.

– Одна нога здесь, другая там. – И напарник смылся, а я отвернулась.

Переступила с одной ноги на вторую, а затем повторила действие в обратном порядке. Руки тоже некуда было деть – я подняла их, чтобы поддержать под локти, и в поле зрения попала кофта. Вернее, пятна, оставленные на ней.

– Я все, идем. – Напарник постучал меня по плечу, и я уронила руки, повернувшись. Он удивленно ткнул пальцем в грудь. – У тебя кровь.

Взглянув на толстовку, на которой розовели кровавые разводы, помедлила с ответом, а потом кивнула и сказала:

– Она не моя. Натолкнулась по пути. Возможно, наши друзья в беде.

Мы продолжили путь. Декорации упорно не сменяли друг друга, чтобы раздражать желтизной и пустотой. В альтернативной жизни мы с вымышленной подружкой Ди шатались по заброшкам и однажды проникли в здание проектно-изыскательского института – гидропроекта, открытого в пятидесятых годах и прикрытого в девяностых. Из-за судебных тяжб с владельцами земли двадцатисемиэтажное здание много лет стояло в запустении. Его охраняли ЧОПовцы, но ленивые неповоротливые вахтеры не могли побороться с рвением двух девчонок. В пыльном здании законсервировался затхлый воздух, и, если б не отсутствие мебели, местное пространство чем-то походило на конструктивистские лабиринты – там мы находили металлические шкафы со склянками и пробирками, журналы, справки, книги и мусор. Лестница выше пятого этажа была завалена, как нам показалось, искусственным образом – насыпь не давала пройти выше. Мы изрядно утомились, в частности потому, что избегали шума, чтобы не вызвать подозрений у охраны.

По пути мы встречали пыльные матрасы и иные свидетельства ночлежек для бродяг, но не придавали этому значения. А зря. Когда на третьем этаже раздались мужские голоса, нам стало не до смеха. По закону подлости, охранники даже не шелохнулись, а мы оказались заточены в здании с кем-то еще. Мы испугались, но выбираться как-то стоило. Поэтому пришлось выползать через окно на пожарную лестницу и, дрожа от страха и холода, спускаться по ней в вечерней темноте, стараясь не привлекать внимания ЧОП. Какое-то время мне снились кошмары об этом месте.

Когда мы шагали с напарником вдоль одинаковых стен и открывали бесполезные двери; когда поворачивали по указателю и выходили в идентичный коридор, а тусклая пустота не прекращала преследование, подогревая эффект присутствия кого-то еще, от которого стесняло грудь, я убедилась в том, что попалась в ловушку. Уткнулась в насыпь, как в здании гидропроекта. На моих губах мелькнула усмешка: я специально попалась в сети, трепыхалась для вида, хотя по сути приметила птицу, что съест моего паука и терпеливо ждала.

– Ян, – сказала я, резко остановившись. – Отсюда нет выхода.

– Гм, твоя правда… – протянул он.

– Шея болит? – спросила я, уставившись на зеленую аварийную табличку выхода. Уголок губ непроизвольно поехал вверх. – Ты все время трогаешь горло.

– Простудился. Горло, – ответил Ян. – А что?

– А то! – я сцепила руки в замок и дала ему с локтя в живот. Изо рта противника вырвался хрип, и он просипел, потеряв весь воздух и согнувшись.

– Что…

– А то, – повторила я, подходя к жертве. Я схватила его за волосы, испытывая приступы эмпатии к своему телу – отвращение к собственным действиям едва удалось подавить. Достала из кармана растяжку флажков и намотала на шею. Потянула за концы. – То, Консьерж, что ты свою же кровь не признал.

Вспышка сознания: я убираю руку от губ Яна и вытираю ладони о кофту. В темноте. Это была его кровь.

Тварь закашлялась, попыталась снять с себя удавку, но не вышло. Тогда она уставилась на меня с нахальным видом, намекая, что я не смогу убить. Боже, тупица, конечно же я не способна на это – но я знаю сотню способов лишить тебя сознания. У медиков свои секреты.

– Тебе тесно в теле, так покажись, – произнесла я как будто чужим голосом.

– Сдья’й стхва-нна… – изрыгнул монстр, и шея его принялась удлиняться, а голова неминуемо стала приближаться ко мне. От испуга я бросила удавку и выбежала в аварийную дверь.

Через несколько секунд монстр вырвался и стал нагонять меня. Страх полностью завладел мной, и я судорожно перебирала варианты отступления: безграничная лестница не имела конца и края, а мои ноги заплетались, цепляясь между собой, и я задыхалась. Проскакивала пролет за пролетом, мысленно благодаря Яна за физическую выносливость – я бы уже выдохлась.

Разок кинув взор через плечо, испугалась лица, которое было через шаг от меня, пока тело уродца петляло сзади. Под барабанный ритм сердца я встала в одном из проемов и опустилась низко к земле; монстр по инерции влетел лицом в стену, но это не остановило его надолго, шея, подобная нашей «нити Ариадны», шевельнулась, а искаженный лик, не похожий на мой, подлетел к моему, не похожему на мое, чтобы замотать меня в смертный саван. Теперь точно конец – я зажмурилась и приготовилась к поражению.

– Пригнись! – выкрикнули из глубин нижних этажей, и я повиновалась.

Произошел толчок, твари прорычали и заскулили, как псы, а на меня бросился напарник и накрыл сверху, обнимая. Он был меньше, так что особо и не прикрыл, но я была так счастлива, что он жив и пришел на выручку.

Когда все стихло, я позволила себе открыть глаза.

– Я подумал, что было бы неплохо столкнуть их вместе, – пояснил напарник, показывая на разбитых противников, шеи которых переплелись и поломались в нескольких местах, как у борющихся змей. – Бежать наверх было куда труднее, между прочим. Так ты еще и слабачка.

Обуяло чувство, что я где-то уже это видела. Глядя на то, как копошатся монстры, вспоминала подобную картину. Макет потряс меня за плечо:

– Помоги мне выбросить их за борт.

Проследив за пальцем Яна, указавшим на один из фальшивых выходов, я подобралась к кучке и без труда подтащила их к открытой макетом двери. Монстры еще пытались добраться до нас, но выли от переломанных шей и злобно пялились, пока мы отправляли их восвояси.

Захлопнув дверь, я съехала по ней спиной. Нервы шалили – я хохотнула, сцепляя дрожащие пальцы, и подняла взгляд на Яна, который стоял надо мной со скрещенными на груди руками.

– У меня на лице что-то написано? – выпалил он, изгибая бровь.

– Ты сейчас… – сглотнула. – Повторил победу над фамильярами Дежурной по станции, Консьержа Седьмого этажа, понимаешь?

– Что ты несешь?

Я усмехнулась и покачала головой:

– Ты действительно не понимаешь, что с тобой происходит? – снова посмотрела на него, заметив в глазах напротив мыльный блеск. – Ты кашляешь кровью, Ян.

Манекен отступил на пару шагов, будто я представляла угрозу. Я не сходила с места; приложившись затылком к двери, рассматривала серый потолок.

– Рак? – спросил он ровным голосом, как на телевизионной викторине.

– Болезнь макета, – поставила я свой первый за медицинскую карьеру диагноз и поджала губы, вспомнив про лихорадку Дианы и последствия ее болезни. – Мы начали спуск по этажам, а он тлетворно влияет на организм куклы. Иными словами, – вновь посмотрела Яну в глаза, – следующий Этаж может стать для тебя последним.

Пальцы макета дернулись к уголку губ, он коснулся подушечкой запекшейся капли крови и прежним безразличным тоном ответил:

– Тогда чего мы расселись, дуралейка? Не будем терять времени. Давай придумаем, как перейти на следующий уровень.

Подогнув колени, я уронила в них лицо.

– Я не ценила, как было просто мотаться по этажам, открывая дверки… – подумав о друзьях, добавила: – Надеюсь, Вельзевулы в порядке. Кровь принадлежала не им, но контактер они потеряли. Где их черти носят?

– Кстати, об этом. Все хотел спросить – к чему был тот перфоманс с будильником?

Я вопросительно посмотрела на напарника:

– С каким будильником?

– Повелителей мух, тупица, – вякнул Ян. – Ты же установила будильник, ультразвук Зевы, который бесил меня каждое утро. Веля хотя бы без него просыпалась, поэтому твой день начинался куда прелестней моего. Надеюсь, я останусь в твоем теле и смогу спать с ней, а ты будешь пробуждаться от этой дьявольской машины.

Под трескотню Яна в душе забрезжил свет надежды. Я встала на ноги и обхватила его руки своими, заставив замолчать и с вызовом на меня посмотреть.

– Ты гений. – Вынув из кармана контактер, я вложила его в руки макета. – Умеешь устанавливать будильник?

Ян с сомнением на меня поглядел, но взял прибор и с кивком потыкал ногтем по экрану. Не отрывая головы, спросил:

– А ты?

– А я свой… – тяжело вздохнула. – Напою.

Напарник со смешком взглянул на меня, уколов хитринкой, что обычно была частым гостем в глазах оригинального бога, и сказал:

– Я бы это послушал.

Мои губы дернулись в саркастической усмешке. Лицо снова обрело серьезность:

– Мы вернемся в свои тела, чтобы выключить Этаж, и это, – я коснулась груди ладонью, – начнет разрушаться. Тебе придется не сладко.

Он посмотрел куда-то в сторону, качнулся с пятки на носок, и тихо произнес:

– Это лучше, чем всю жизнь спать. Пора просыпаться.

Я открыла рот, но ультразвук спицей ворвался в наше пространство – напарник начал исчезать, и я, не теряя времени, затянула простой мотив будильника со своего сотового. Миди-бренчалка заставляла меня отлипать от подушки каждое утро, чтобы ехать к первой паре. Ян уже растворился в световом облаке, а я даже не заблестела.

– Не сработало… – с липким кошмаром в животе прошептала я. Воспроизвела слова макета: – «Это лучше, чем всю жизнь спать».

Точно. Я спала – и мне снился сон про Веру-студентку. Про несчастную Веру, для которой удирать от охранников по заброшкам – высшая степень приключений. Про Веру Беляеву, которая так и не повстречалась с Янусом Двуликим.

Мои губы разомкнулись, кончик языка лег в выемку за зубами, и я затрещала. Затрещала, как будильник, который звонил в пустой комнате – пока я сидела на кухне и через окно наблюдала сине-оранжевую долину промышленных зон. Вдыхала табачный и алкогольный запахи, эту вонь. Будильник звонил, и я отчетливо слышала его, но не просыпалась, потому что привыкла жить во сне, который был, в свою очередь, сном, который снился кому-то еще. У сна был иной свидетель, он просто ждал своего появление в конце моего подземного перехода.

И это сработало – я растворилась под потусторонний бинауральный ритм, в который превратился мой собственный голос. А когда материализовалась, с облегчением ощупала тонкие запястья, тощие бедра, обтянутые джинсами, и погладила себя по своим щекам. Вид снова с полутораметровой высоты, а не как с маяка.

Освещение нормализовалось, и звуки сложились воедино; тогда-то я и поняла, что мы попали по полной программе.

– Ян? Ребята? – окликнула я, пробираясь через пеструю толпу длинношеих существ. – Вы где?

Прохожие, галдящие на местном диалекте, недовольно обступали чужемирку и шли дальше. Их тела были обмотаны тонкими тканями удивительных цветов, напоминавшими индийские сари, а головы крепились к человеческим телам на длинных подвижных, как змеиные тела, шеях. Дети, взрослые, старики – и у всех жирафьи комплекции. По обочинам грунтовой дороги, по которой ступали подошвы их деревянных сланцев, торговали утварью и продуктами, как на популярной точке в московской подземке.

То и дело торговцы выкрикивали несуразицу, поднимая на головах корзины с невиданными фруктами, коробки с барахлом, демонстрационные установки с контактерами, портативными устройствами, неизвестными мне, и коробочками, подозрительно напоминавшими футляры с ЦеЦе.

– Ребят… Вот же. – Искусству ора была не обучена, да и перекричать толпу казалось невозможным.

– Вера! – послышался голос Яна. Я высматривала его между разноцветных прохожих и заприметила на другой стороне. Он махал мне.

– О, Ян, я сейчас…

Вспомнив, как делала это в час-пик в метро, я стала протискиваться напролом – существа роптали, но не давили, и вскоре я пересекла массу и оказалась лицом к лицу с Яном. Его вид меня отпугнул: бледный, как поганка, с темными кругами под глазами. Переход на новый Этаж выжал из него жизненные соки – и эта игра продолжает забирать его силы, потому что макеты примитивны и не готовы к таким перегрузкам. Как кесонная болезнь у водолазов5.

– С возвращением, – улыбнулся он мне. – Могла еще дольше чваниться? У нас проблемы вообще-то.

Закатив глаза, я посмотрела в невидимую камеру, словно саркастический персонаж ситкома.

– А я кто, решала?

– Ну не он же, девка, он же макет, вейнит мне в рыло! – гаркнул кто-то.

Я напряглась и автоматически коснулась руки Яна. Мы оба посмотрели на говорившего: жилистый мужчина с седой аккуратной бородкой, подкрученными усами и облезлым носом. Его сопровождал молодой человек, кожа – кофе с молоком, будто восточных кровей – густые волосы цвета вороньего крыла, а глаза, отливающие янтарем, подведены. Оба были одеты в тактическую черную форму, застегнутую на ремни с пряжками, обуты в высокую обувь – на шеях повязан походный плащ с меховым воротником, подбитый красным.

– Не выражайся, Партизан. В присутствии девы следует подбирать выражения, – осадил попутчика молодой; его голос лился как ручей и рыцарские замашки располагали к себе, чего нельзя было сказать о хамстве усача в широкополой шляпе.

– Кто вы? – спросил Ян и вышел вперед. Он понизил голос: – Вы из АИН?

Тот, кого назвали Партизаном, захохотал, а «рыцарь» представился:

– Мое имя Гильгамеш, а это мой соратник – Партизан Харот.

Харот потянулся, чтобы поцеловать мне руку, но я спрятала ее за спиной, чем рассмешила пузана еще сильнее. Ян заскрежетал зубами. Гильгамеш улыбнулся, и на его щеках проступили ямочки:

– Как правильно заметил ваш друг, миледи, у вас большие неприятности.

Глава IV. Заброшенная деревня

На приеме в Резиденции имени Ра Лебье Инитийской собралась научная делегация из ста-хе6 миров-конфедератов, включая Альянс Ай-Хе. Инитий, безусловно, представлял молодой глава Школы Порядка. Дайес Лебье созвал конференцию, на которой светлые умы обсуждали вопросы междумирной безопасности, и стратегическая сессия проходила за закрытыми дверьми, не протоколировалась и не освещалась средствами массовой информации. Лебье предусмотрительно изъял у делегатов средства связи и, извинившись для вида, попросил пройти проверку у наемных охранителей порядка. Гости смущались секретности, подозревая коллегу в помешательстве, но конференц-зал покидали с лицами светлее отбеленных вейнитов в саду около Резиденции. Некоторые из них учтиво отказались от истоя и угощений, предпочтя незамедлительно отправиться в родной мир или в гостиницу. Те немногие, что остались, быстро напились истоя и рассредоточились по галерее, сбегая от реальности в иллюзорные миры искусства.

Янус выбрался из маминых рук, свесил ножки, что не доставали до пола, и обернулся на нее. Не просыпаясь, Нокс-Рейепс поморщилась, ощупывая воздух на месте, где она недавно обнимала сына. Мальчик подсунул ей подушку, и красивое лицо женщины вновь разгладилось, а на губах появилась улыбка.

Мальчик спустил поочередно ноги, наступая в белые ботиночки, которые мать заботливо оставила на коврике у постели. Он зазевался на приеме, и Нокс отнесла его в кровать, но от усталости уснула рядом с ним.

Привыкший к уходу, Янус не смог нормально обуться, поэтому сунул пальцы в обувь, как в сандалии, и, заплетаясь в золотых шнурках, вышел к лестнице. Там ребенок, цепляясь за резные перила, начал преодолевать широкие ступени, прислушиваясь к тихим голосам гостей. Смысла взрослых слов он не разумел, но и не стремился. Целью Януса был нантви – так называли напиток из молока орехов ашернского тропического дерева. Посол из Ашерны привезла его с собой в качестве подарка, и отец угостил сына на свою беду – весь вечер Янус просил еще и еще.

– О-ой! – только и выпалил мальчик, наступив на шнурок одной ногой, пока поднимал вторую.

Ожидая удара, закрыл глаза, но вместо этого полетел стремительно вверх, как на высокоскоростном лифте.

– Папа! – открыв глаза, засмеялся Янус.

Дайес, державший ребенка на вытянутых руках, покачал головой:

– Неугомонное дитя. Что ты опять выдумал? – Лебье взял сына на руки, и тот обвил его шею, пока они не спеша спускались вниз. – Будешь пить много нантви, превратишься в слабовольного толстяка.

– Хочу! – засмеялся Янус.

– Потолстеть? – спросил отец, поставив ребенка на ступеньку.

Мальчик помотал головой и, воздев руки, воскликнул:

– Нянтви!

– Умно. – Дайес опустился на одно колено и подхватил золотые шнурки. Он бережно затянул их и перевязал.

Янусу не терпелось воспользоваться тем, что папа наконец-то ниже него, и он вонзил пальцы в тонкие волосы цвета песков райских островов, гладкие, пахнувшие ароматной водой; этот запах источала вся фигура отца, он был как скульптуры в галерее – поначалу Янус их боялся и начинал безудержно рыдать, когда узнавал, что они с семьей едут в Резиденцию имени основательницы Школы Порядка. Она, с суровым ликом и в божественных одеждах, с тяжелой книгой и жезлом в руке, который венчал обруч бриллиантов, смотрела так высокомерно, что даже взрослый напугался бы. Но как-то раз отец привел бьющегося в истерике Януса к ней и показал кое-что.

Это были инициалы, вырубленные на пятке великой женщины. Дайес рассказал, что ребенком он оставил эту метку, за что ему устроили порку, но он не жалел. Тогда он и сам поборол страх и оставил свою метку. С тех пор Янус не боялся основательницы и первым делом по прибытии бежал к ней, чтобы ощупать рубцы на мраморной ноге и убедиться, что печать отца еще сдерживает ее злобный дух.

– Тебе уже ий-ла эхина7. Ты достаточно взрослый, чтобы осознать мои слова. С завтрашнего дня, – произнес Лебье, и его пальцы на мгновение застряли в клубке золотых шнурков, – начинается самое суровое испытание твоей жизни, Янус.

– Почему? – спросил, хохоча, ребенок, продолжая ворошить строгую укладку папы.

Дайес бросил взгляд на дверь спальни, за которой дремала супруга, и, притянув ребенка к груди, обнял его. Янус прижался щекой к ледяным украшениям парадного одеяния отца и ошарашенно моргнул. Острые лепестки броши раздражали нежную кожу.

– Запомни, Янус: каждый раз, когда сердце твое будут наполнять сомнения, когда ты будешь терзаться и задаваться вопросом, любим ли мы с матерью тебя – знай, что ответ – да, – шептал Лебье. – Я не бросаю слов на ветер, сын, таково кредо моего клана. Я говорю по существу. С завтрашнего дня мы объявим великий обет. Ты можешь посчитать, что мы разлюбили тебя, но это не так. Мы будем любить тебя до скончания веков, до того дня, как все до единой звезды погаснут на небосводе – и дальше, и в следующих жизнях. Ты дорог нам.

Дайес отвел Януса за плечи и, сжав их, посмотрел в глаза – водянисто-голубыми очами Порядка:

– Пусть доказательством моих слов послужит отсутствие брата или сестры. Ты единственное дитя, единственное и неповторимое, самодостаточное, как слившиеся воедино близнецы Инь и Ян. И мы воспитаем из тебя величайшего демиурга всех времен и миров.

– Ладно, – Янус шаркнул носком ботинка, что теперь крепко сидел на его ножке, – я тоже вас люблю.

У Лебье дрогнул уголок губ. Ребенок прежде не видел улыбки отца.

– Береги это чувство. Когда будет особенно горько, вспоминай наш разговор. – С этими словами Дайес отколол с мундира брошь в форме белого вейнита и осторожно нацепил на лацкан блузки Януса. – Эта брошь исполнит твое желание. Любое.

– Ого! – личико ребенка озарилось, и он покрутился вокруг своей оси, наслаждаясь блеском переливающихся камней. – Я красивый!

Дайес вздохнул, и о чем он размышлял в тот момент, никому доподлинно не было известно. Он взирал на сына, как Ра Лебье Инитийская – на посетителей галереи, и тогда глава Школы Порядка полностью порос камнем, что отвергает любые отметины. Однако, Дайес Лебье оставил ахиллесову пяту, чтобы однажды кто-то начертил на ней свои инициалы и перестал его бояться.

– Желаете продолжить просмотр, о загадочный из загадочнейших, Гость-Ай-Хе8?

– Нет. Не желаю.

ЦеЦе намотал невидимый клубок из своих перемещений и мигнул фиолетовыми огоньками:

– Жаль мне слышать отказ твой, почтенный! Мне приказано показывать различные эпизоды жизни объекта внимания твоего, пока они, – пискляво откашлялся прибор, – не польются у тебя, о свет фасеточных очей моих, из носа и ушей. Представь, Гость-Ай-Хе, о мудрейший из жертв пыток.

Гость-Ай-Хе спрятал лицо в руках. Он оттянул кожу, поглядев на муху исподлобья.

– Мне плевать на жизнь твоего объекта, – процедил он. – Но, если мы так ничего не решим, а я буду вынужден слушать твой невыносимый писк, лучше продолжай показ.

* * *

Передо мной поставили миску, по краям которой расплескался ароматный бульон – ложки не выдавали, и я осмотрелась, чтобы не выделяться из толпы: длинношеие опускали головы к самым тарелкам и, обхватив их, выпивали суп через край, а после, обмочив пальцы в емкостях с мыльной водой, доедали мясо и клейкое зерно руками. Так себе удовольствие, но живот урчал как умирающий кит, поэтому пришлось повиноваться местным традициям. Я робко попробовала бульон, но, восхитившись его вкусом, выпила все до остатка. Когда осталась только изогнутая кость с волокнистым мясом и клейкие бобы, остановила себя: кто знал, чем питаются местные – вдруг, не знаю, домашними кошками? А бобы выглядели ничего, но руками есть не горела желанием.

Пока спутники наслаждались едой, я пила странный сок, по вкусу напоминавший березовый с нотками бузины, и рассматривала забегаловку. Сколотый из досок навес был затянут плотным тентом, и помещение свободно продувалось ветерком. В углу около замызганного кухонного оборудования стоял рокурианец – новые знакомые называли их так, – и его голова терялась где-то под потолком. Видимо, время от времени шеи приносили хозяевам дискомфорт, и они нуждались в том, чтобы вытягивать их и разминать. Необычные существа.

Я перевела взор на спутников, что сидели напротив нас с Яном. Партизан Харот уничтожал порцию за порцией – в его арсенале числилась стопка мисок, и он опустошал четвертую. Харот выбрал пенистый напиток зеленоватого оттенка, который превращал его обгоревшее лицо в малиновое нечто. Чего не скажешь о напарнике Партизана – элегантный Гильгамеш, чья кожа переливалась благородной бронзой под звездами, чинно наслаждался тем же напитком, что и я, периодически ловя мой взгляд и мимикой извиняясь за поведение старика.

Прежде чем мы пошли на мировую и вместе отправились на обед, Гильгамеш предупредил нас, что внештатная ликвидация «заброшки» привлечет не только Агентство Иномирной Недвижимости, но и иных лиц. Он предположил, что можно ждать кого угодно, включая послов соседних миров. Я сразу подумала об Инитии – как о метрополии Ро-Куро.

– То есть вы типа как пираты? – спросила я, и Партизан Харот зыркнул на меня, как на врага. – Что?

– Каперы, – с улыбкой поправил Гильгамеш. Его ладонь легла на плечо борова, который вернул морду в миску и продолжил набивать желудок.

– Те же грабли, вид сбоку, – отозвался Ян. Он не притронулся к еде и вызывал у меня опасения, что превратится в шаблон прямо здесь, за столом. Хорошо хоть дерзить сил оставалось. – По мне, сталкеры – грабители и клептоманы, и не так важно, ради каких медведей они ворошат пчелиные гнезда. – Макет взял салфетку и прикрыл ей рот. Шумно выдохнув, добавил: – Все ради меда.

– Ой, кто это там воздух сотрясает? – Харот приложил к уху ладонь, делая вид, что не слышит. – Один черт языка детских куколок не понимаю!

– Остынь, Партизан, – сказал Гильгамеш. Подперев ладонью щеку, он улыбнулся Яну. – Ты, видно, высокоморальная личность. Я называю тебя личностью, потому что ты индивид. У тебя свой, не похожий ни на какой другой, фатум, а у Януса – свой.

Я округлила глаза:

– Вы знаете Януса?

– Мы каперы Альянса Ай-Хе, миледи, – улыбнулся Гильгамеш. – Нам известно, кто такой Белый Вейнит, ибо мы чтим семью Лебье-Рейепс.

Признаюсь, в животе защекотало: мне льстило, что моего парня знали в иных мирах, и чувство гордости вернуло меня в беззаботные времена, когда пускала на стервятника слюну, будучи мышкой. Ничего, выходит, не меняется.

– А вы не знаете, – ответ взволновал меня, – где бы он сейчас мог находиться?

Гильгамеш проникновенно заглянул мне в глаза и покрутил головой. На выдохе он произнес:

– Из-за строгих законов Конфедерации о междумирной рекламе пресса не терпит упоминания Агентства Иномирной Недвижимости, куда Белый Вейнит устроился наперекор влиятельным родителям. Одним выстрелом, можно сказать, убил двух зайцев: и скрылся, и заслонился информационным щитом. – Капер одарил меня ободряющей улыбкой. – Вы работали вместе?

Я отреагировала кривой усмешкой – не спешила выкладывать военные тайны, как бы выразился Чернобог, кому ни попадя. Не глупая, понимаю, что мы нажили предостаточно врагов, так что следовало держать язык за зубами.

– Вы здесь по приказу инитийцев? – спросил Ян, сменив тему, за что я готова была его расцеловать.

Гильгамеш медленно перевел взор с меня на макет, а потом вновь заглянул мне в глаза:

– Вы кажетесь мне порядочными существами, что не станут распускать грязных сплетен о великих мирах. – Он метнул взгляд в сторону, наклонился над столом и поманил нас жестом. Мы с Яном подались вперед. – Инитий, как бы выразились на ваших землях, миледи, находится между Сциллой и Харибдой: с одной стороны, как флагманский поставщик оружия…

– Так, стоп. – Я выставила ладонь перед улыбающимся лицом. – Оружия? В ваших высших планах разве не решают духовная революция, пацифизм и наука?

Партизан Харот резко захохотал, и я непроизвольно встрепенулась.

– Послушай, мелюзга, – прокаркал он, – ты наивная, если веришь, будто наука и магия – это финтифлюшки для поиска истины, Абсолюта мне в каюту! Броня, предупредительный удар, гонка вооружений… Лишь бы показать конфедератам средний палец.

– В кои-то веки я согласен со своим нетрезвым другом, – подтвердил Гильгамеш. – Альянсы – это вынужденная мера, и такая возникает, как правило, в нестабильное время. Для многих конфедератов объединение Хельта, родины Храма Хаоса, в союз с Инитием, столицей Школы Порядка, и Ашерной, владеющей сетью школ мастерства и организованной преступностью, – не иначе как вызов. Они готовы к войне, и войне быть.

– Альянс хочет войны? – спросила я, чувствуя, как нехорошо слипается нутро.

– Непосредственным участникам война не выгодна, миледи, а создание мощного союза лишь свидетельствует о темных временах. Маркер ее неизбежности.

Ян принял исходное положение, а я задержалась, плененная взглядом Гильгамеша. Шумерский герой, если не ошибаюсь, так почему его руки – я опустила взгляд на идеально подточенные ногти и пальцы, закольцованные в перстни, – пусты? Осведомленность в космополитике говорила о том, что он не первый год путешествует по мирам. Неужели Гильгамеш когда-то тоже лишился своей родины и теперь вынужден пиратствовать?

Зацепив мой взгляд, Гильгамеш собрал руки в кулаки, а улыбка, не тронувшая его глаз, засияла добродушием.

– Но вы не ответили на вопрос Яна, – сказала я. – Вы прибыли на Ро-Куро от Инития?

– Да, – честно ответил Гильгамеш. – Ваш макетный друг прав, мы сталкеры, ищейки. Ходим по заброшенным мирам, собираем барахло и выкачиваем остаточную энергию. Услуги каперов на черном рынке не дешевые, но Альянс Ай-Хе развернул целую сеть сталкеров, которая расхищает земли, когда-то принадлежавшие членам союза. На войне все средства хороши, так говорят.

– Война кого против кого?

Капер допил сок, слизнул капли с губ и задумчиво изрек:

– Стрелки часов судного дня сдвинулись с мертвой точки: ни для кого не секрет, что Дайес Лебье завладел мощным информационным оружием против частной корпорации по продаже миров. Теперь мирам предстоит сделать выбор, на чьей они стороне, потому что в нейтрале отсиживаться не выйдет. – Гильгамеш остановился, но все-таки сказал то, от чего у меня шевельнулось сердце: – Не удивлюсь, что глава Школы Порядка и нанял нас с Партизаном Харотом через третье лицо.

– Лебье? – не поверила своим ушам.

– Просто слухи, миледи.

«Неужели я близка к своей цели?»

– Ясен свет, надо примыкать к капиталистическим сволочам, отжившие консервы вроде Инития закатать в нафталин и выбросить на помойку истории. – Партизан Харот стукнул себя кулаком в грудь. – Я сам с Гвиндельских туманностей, а это, яд мне в кружку, по мнению традиционалистского ложа из Конфедерации, мир-табула!

По моим сведенным бровям Гильгамеш прочитал, что термин я считать не смогла. Он объяснил:

– Табулы – обозначение для миров-паразитов, не имеющих собственных земель, тех, которые наслаиваются энергетическим планом поверх существующего. Порой это приводит к жутким последствиям, если вовремя не наладить баланс и не очертить границы. Нередко случалось, что граждане потустороннего мира прорывали завесу и бесчинствовали в мире физическом. Планеты, обтянутые двумя и более слоями, прикрываются на карантин, а Конфедерация на скорую руку уничтожает свидетельства их существования. – Гильгамеш говорил со звонкими нотками сочувствия. – Харот имеет право злиться.

Мне не терпелось расспросить кочевников больше о мироустройстве и современных веяниях, чтобы быть готовой ко всему, когда пойду против крутого отца Яна, но кашель макета перенаправил ход мысли. Нет, это был не кашель, а шквалистый ураган, сносивший шаткие конструкции, хрип, раздиравший бедному существу легкие. Я в беспокойстве коснулась его запястья, но Ян, заткнувший рот, из которого обильно текла кровь, выбежал из-за стола и покинул забегаловку. Ринулась за ним, но Гильгамеш сказал:

– Оставь его одного.

– А если умрет?

«В одиночестве, как Ди. Я не прощу себе».

– Сдохнет, как пить дать, – вставил опьяневший Харот, за что мне захотелось дать ему с ноги в табло, хоть я и не терпела насилия. – Но прежде сослужит службу, как порядочный макет: нам бы к Сердцу Мира пробраться, энергию сцедить, но это надо сделать в обход Агентских свистунов. Если этот, – указал большим пальцем за плечо, – копия сынишки Лебье-Рейепс, его можно использовать как боевую единицу. Перед кончиной они становятся особенно рефлексирующими падлами, надо хватать удачу за хвост и прокачать его ручонки до мастерских. Моя знакомая нелегально конструирует таких уродцев, и я знаю, о чем талдычу, апокалипсис мне в мир! Единожды он свою способность проявить может…

Я ударила по столу и под ошарашенные взгляды каперов встала. Не в силах терпеть беседы, в которых моего друга держали за вещь, произнесла:

– Мне пора. Не провожайте.

Изо рта рвалось столько оскорблений в адрес старого хрыча, возомнившего себя вершиной пищевой цепи, которая может распоряжаться теми, кто слабее, но я промолчала. Партизан Харот походил на Олежу – любая агрессия порождала агрессию, а он только этого и добивался, чтобы вывести меня. Поведусь – проиграю. Но и продолжать разговор с позиции слабых было нельзя.

Оттолкнув ногой табуретку так, что она с грохотом свалилась, напугав длинношеих посетителей, я убралась вон. В спину вонзились осколки гадкого Харотского смеха и тяжелого взгляда золотых глаз его спутника.

«Где же вы, Вельзевулы, когда так нужны?» – сетовала я, ощущая, как тектонические плиты в глубине моего подсознания сдвинулись. Волнению нельзя давать бразды контроля – я остановилась, сделала глубокий вдох и со свежей головой пошла искать Яна.

Поиск закончился у торца здания закрытой таверны: макет прислонился к бетонной стене и отрывисто дышал, держась за грудь. На подходе я услышала хрипы и свист, как у запущенного астматика. Как и с Дианой, я запрещала себе привязываться к кукле, но, как и с Дианой, мои попытки не увенчались успехом.

«Сдохнет, как пить дать».

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, заглянув в лицо, которое от меня отворачивали.

– Тошнит от этой парочки, – напарник оскалил окровавленные зубы. – Токсичные, что аж выворачивает.

– Гильгамеш вроде ничего. – Я метнула взор через плечо: нас никто не преследовал, видимо, каперы оставили нас в покое. – От того, что они рассказывают, мурашки по коже. Если Конфедерация на пороге войны, выбор «вторички» для жилья для меня сокращается.

– Меня твои барские проблемы волнуют в последнюю очередь. Гады правы в одном: скоро Ро-Куро станет центром притяжения для космических проходимцев, а нас минус два адеквата, плюс два неадеквата.

– Плюс два энергошотгана. – Послышался металлический стук: Гильгамеш, обнаруживший нас, похлопал по плотной кобуре, из которой торчала белоснежная рукоятка огнестрельного оружия. Он прикрыл бедро плащом и улыбнулся. – А ваших друзей мы найдем. Они пропали на предыдущем плане?

Ян запротестовал уже в середине реплики; качая пальцем, как маятником, приближался к каперу, пока их плечи не поравнялись. Макет засунул руки в карманы косухи и усмехнулся:

– Пушками будете размахивать в своих Фигодельских туманностях, а у нас на вечер запланирован ужин при свечах с Консьержем… – манекен осмотрелся, ища подсказку.

– Второго слоя, – подключился Гильгамеш. Он подцепил клочок бумаги из нагрудного кармана и остановил взгляд на лице Яна. – Позволишь? Я передам кое-что твоей чудесной спутнице.

Макет, напомнивший мне того самого ликвидатора во время монолога, облизнул губы и уступил со словами:

– Валяй, милсдарь.

Гильгамеш воодушевленно вручил мне записку и, пока я разворачивала ее, откашлялся и заявил:

– Письмо с извинениями от Партизана Харота с уважением к землянке на вашем родном языке.

Вертя бумажку, всматривалась в клинопись, которая разве что ненормальному напомнит русский язык. Издав сухое «м-м», вернула письмо вручителю и сложила руки на груди.

– Везде узнаю знакомую с первого класса аккадскую азбуку.

Гильгамеш неловко посмеялся, спрятав записку в руках за спиной, и примирительно поклонился:

– Уличила меня во лжи. Думал, на Земле и по сей день говорят на языке моего экс-пантеона.

– Сладкую ложь или горькую правду?

– Ложь.

– Говорят, – кивнула я с равнодушным выражением лица, чем вызвала неподдельный смех у собеседника. Мы переглянулись с Яном, и я задержала на нем взгляд; в ответ макет лишь махнул рукой, мол, делай, что пожелаешь. Я обратилась к Гильгамешу: – Ты сказал, мы на Втором этаже. Откуда тебе это известно?

– Партизан нашел в Черном АКАШИ слитую базу Агентства Иномирной Недвижимости и сумел синхронизировать программу таким образом, чтобы она показывала актуальную информацию. – Капер покрутил кистью у уха. – Прошу прощения за пространные речи – резюмируя сказанное, мы заранее знали, что попадем на Ро-Куро в разгар ликвидации.

Я не шибко стремилась объединяться с кем-то, принимая важные решения за спинами Вельзевулов, но, пока их рядом не было, ситуация выходила из-под контроля, поэтому я положилась на русское «авось». АИН вряд ли обрадуется, что спутница засланного казачка бегает по его объектам и ликвидирует этажи, объединившись с пиратами, преступниками и списанным макетом. Неминуемая стычка с Агентством сулит неприятности, так что вооруженные каперы в союзниках – какая-никакая стратегия.

«К тому же, – я поглядела на Яна, который выглядел как ходячий мертвец, и прикрыла глаза, – времени мало».

– Объединимся, – произнесла я. – Так как мы все еще здесь, а не в безопасном месте, делаю вывод, что у вашего «пиратского судна» есть ограничения по перемещению.

Гильгамеш расцвел и показал палец:

– Нам нужно провести ликвидацию. По уговору, заказчик предоставит нам мост Амброзии на Базар, где наши пути разойдутся. Наша задача – выкачать энергию из Великого Компьютера и не опростоволоситься.

«Инитий настолько отчаялся, что обдирает до липки свои же разоренные колонии… Куда же нам податься с Яном, когда все закончится?»

– Возьмете нас собой? – спросила я. – Мне бы с этого Базара на Инитий попасть.

– Разумеется, я вам помогу. На Базаре работают наемные мастера арочных переходов – они могут перемещать попутчиков на приличное расстояние. Перебежками. Инитий недалеко, дорого не возьмут. – Гильгамеш наклонил голову. – Почему вы держите путь в сердце Альянса?

– Не важно.

«Лучше не трепаться лишний раз…»

Втроем мы подошли к обрыву, чтобы спуститься по металлической лестнице, разделявшей верхнее поселение и низинную равнину. Подернутая дымкой долина простиралась далеко вперед, только мгла лишь поначалу напоминала туман, а если приглядеться – облака пыли, поднимаемые сухими ветрами с песчаной поймы грязной речонки. Узкие переулки, заполненные лавками и палатками, пролегали между приземистыми домиками с плоскими крышами. Каждый дом украшала резьба по камню, а пороги охраняли идолы, которых мы встречали на предыдущих этажах. Боги коварно глядели из-под глиняных лбов, призывая заключить как можно больше торговых сделок, будто рокурианцы не погибали вовсе и продолжали цепляться за пожитки.

– Партизан Харот с нами не пойдет? – спросила я, когда мы вернулись на рынок, где впервые встретились.

Голоса торговцев и покупателей сливались в единый гвалт, и мне приходилось напрягать слабые связки, чтобы его перекричать.

– Каперы работают в паре, – ответил через некоторое время Гильгамеш, – один – мозги, другой – руки. Харот – хакер, его задача взломать Слой и перекинуть нас к Сердцу Мира, чем он сейчас и занимается. А я работаю в полевых условиях, защищаю тылы. Простите за такую грубую формулировку, но на ликвидации каждый сам за себя.

– Ваши роли как будто перепутаны, – заметил Ян. – Ты выглядишь как зазнайка, а твой партнер – наоборот.

Гильгамеш подзастрял с рокурианкой-подростком, с которой они станцевали забавный зеркальный танец, прежде чем разминуться, и смущенно улыбнулся:

– Видишь ли, для взлома планов необходима запретная магия. Партизан Харот – здоровяк, но мастер ментальных воздействий, что помогает ему в технологиях, а я знаками не владею. Я, в общем-то… – Гильгамеш болезненно поморщился. – В общем, у меня не задалось с магией. Когда ты лишен чего-то, наверстываешь в других навыках, вот я и прокачал ловкость и физическую выносливость, чтобы компенсировать. Поверьте, друзья, я надежный проводник. Очень постараюсь не быть для вас обузой.

«Где-то я уже все это слышала», – подумала я со вздохом.

В воздухе витал аромат специй, смешанный с запахом жареной, слегка подгоревшей пищи. Звучала далекая мелодия, едва уловимая слухом: мальчишеский голос, высокий, как у юного хориста, печальный.

Коммуникатор капера чирикнул, Гильгамеш снял его с пояса и произнес с облегчением:

– Партизан Харот разгадал код Второго плана, он пишет… – глаза капера, бегущие по строкам, расширились и стали похожи на две золотистые точки.

– Говори уже, – не выдержал Ян.

Песня мальчика оборвалась сиреной, и поднялась паника. Рокурианцы разбежались в разные стороны, и наша тройка оказалась посреди пустыря. Плакали дети, которых тут же подхватывали матери и забегали с ними в дома; иные молились наспех богам, оставляли скромное подношение и забирались по лестнице на возвышенность. Настойчивое завывание тревожного сигнала, что лился из систем оповещения, закрепленных на деревянных столбах, леденило кровь. Я обратилась к Гильгамешу, который был растерян не меньше моего:

– Это… Харот сделал?

Он повернулся ко мне и медленно покачал головой:

– Нет, миледи. Хранитель Плана – и есть План. И сейчас на нас надвигается кислотное цунами.

– Кислотное? – Ян состроил такую физиономию, будто говорил с умалишенным. – И что значит «Хранитель Плана – и есть План»?

– Это все, что нам известно на данный момент, друзья, и я настаиваю, чтобы мы нашли укрытие, иначе от нас останутся рожки да ножки.

В нос ударил резкий кислый запах – от него стеснило дыхание. Прищурилась: воздух над горизонтом переливался, а река начинала тихонько бурлить. На берег надвигался прилив бесцветной жидкости, от которой плавился воздух, и жар долетал до нас, предупреждая о том, что нам не пережить и «первой волны».

– Делаем ноги, – сказал Ян и подхватил меня за руку, как рокурианские мамы своих детей.

Мы побежали к подножью лестницы, но тут же наткнулись на препятствие: спины местных, которые выкрикивали гневные реплики в адрес тех, кто оцеплял вершину и не пускал их на лестницу.

– Продолжите рваться сюда – отвинтим лестницу! – выкрикнули с вершины. – Прячьтесь в низине! На всех провизии не хватит!

Слова возымели негативный эффект – существа запротестовали, кто-то заплакал от страха, а кто-то вырвался вперед, но их сталкивали массивными дубинами, которыми вооружились рокурианцы с возвышенностей. Что отличало их, только что гулявших по земле, как по своей, от тех, кому не посчастливилось остаться внизу? Я обернулась к парням и сказала:

– Я не знаю, какая кислота на нас надвигается, но уверена, что большинство здешних зданий не выстоит.

У Гильгамеша образовалась морщинка меж бровей, и он предложил найти углубление или пещеру. Мы с Яном поддержали идею – не время для споров. Местность гористая, расчерченная рекой, – поблизости наверняка можно было найти какой-нибудь грот.

Ян не отпускал моей руки, когда мы во всю прыть помчались через долину к реке. Гильгамеш вырвался вперед, чтобы направлять нас, а я, подпрыгивая на кочках, не могла оторвать взгляда от слизи, что медленно, но неотвратимо шла на нас издали. Кислота ошпаривала деревянные столбы, свергала тотемов вместе с их эбонитовыми домиками, плавила мусор, кусты и деревья, разъедала опоры моста, брошенного через речонку, которую вспенивала; она поглотила тенты палаток, овощи, антиквариат, башни контейнеров и даже высоковольтные провода, что падали мертвыми змеями и скукоживались в бурлящей реке.

– Сюда! – Гильгамеш делал махи руками с края обрыва и показывал в сторону входа в пещеру.

Рваное дыхание раздирало легкие, которые, будто карамелизированные, приклеились к грудной клетке. Я не могла бежать так быстро и долго по высоким холмам – часто спотыкалась и повисала на руке макета, для которого была скорее тяжелым спортивным снарядом.

– Перебирай ногами, Вера, иначе останешься без них! – подбадривал меня Ян.

К перешейку, отделявшему нас от подножья горы, на уступке которой нас ждал капер, я открыла «второе дыхание» – втопила быстрее напарника, пока кислота «наступала» нам на пятки, поднимаясь волнами и обрушиваясь на долину. Но только на середине пути, перепрыгнув с одного камня на другой, поняла, что не я побежала резче, а макет отстал. Его рука ослабла, и наши пальцы разъединились.

– Ян! – я поскользнулась на камне, но устояла. Макет лежал ничком в воде, течение лизало ему щеки и уносило разбавленное облако крови. – Плохи дела.

Кислота поднималась над нами валом, как обезумевший конь, вставший на дыбы. Я подчинялась только рассудку, не велась на поводу у эмоций – даже влюбившись в странного ликвидатора из иного мира, не дала чувствам вскружить мне голову и честно развинчивала культ его личности в своей голове – чем это закончилось, известно, пусть все и перевернулось с ног на голову, но я собой довольна. История моей вторичной Земли ясно показывала, что я умела сказать своему сердцу «нет».

Я прокляла все на свете, но уже по пути: метнулась к недвижимому Яну, попыталась поднять, накинув руку на свое хилое плечико.

– Дав-вай, – прокряхтела я, со страхом перед неизбежным глядя на прозрачную мутную слизь, от которой разило удушьем и смертью. – Вставай, вставай же…

– Держитесь! О, Владыка… – Гильгамеш побежал к нам что есть мочи, но он проигрывал кислоте.

Над нами нависла тень, в нос ударил резкий запах. Я накрыла собой макета, подыхавшую несчастную куклу, который и живым-то никогда не был, а девчонка с синдромом восьмиклассника погибнет из-за его лица и никчемного принципа милосердия.

Зажмурившись, услышала щелчок, напомнивший дверной замок. Меня схватили за плечо и втащили в новое пространство. Я открыла глаза и увидела лишь, как волна кислоты обрушивалась на дверной проем, который тут же закрылся металлической дверью. Она растворилась, отрезая убийственной кислоте путь в иное пространство. Тишина ударила по барабанным перепонкам.

Первым делом я убедилась, что напарник рядом. Лицо бледное, как в белилах, а сам вялый, но зато в сознании.

Я огляделась: освещение было мощным, будто помещение само по себе являлось источником света. Пол – белоснежный пластик, мерцавший белым свечением, стены ребристые, собранные из металлических листов, спаянных друг с другом, как внутренности торгового контейнера. Комната была меблирована, и со вкусом: белые футуристичные стулья овальной формы были придвинуты к прозрачному столу на извилистых ножках; стеллажи, заставленные необычайными цветами, формировали купол, под которым растянулся экран, похожий на гигантский контактер, на котором переливалась абстрактная заставка.

– Безумная вселенная не перестает удивлять, – произнесла я, засмотревшись на цифровые фонтанчики в виде колец, вращавшиеся поодаль, в зоне отдыха, где стояли друг напротив друга белоснежные диванчики. Сама безмятежность, как в массажном салоне, а не посреди нигде.

– Мы вроде сдохли, а до сих пор… паршиво… – Ян медленно поднялся на ноги, но едва не упал, и я подскочила, чтобы подставить плечо, но получила тычок в спину:

– Руки. – Следом толкнули макет: – И ты.

Ощутив заряженный, словно током, комок в районе поясницы я поддалась и вытянула дрожащие руки. Ян повторил за мной. Заряд, направленный в спину, сократился до нуля, и я украдкой выдохнула.

– Где ваши знаки? – спросил нас низкий женский голос.

– Мы не владеем ими, – ответила я, побоявшись, что Сирфида сломалась, но напрасно: чужачка меня поняла и сказала:

– Садитесь за стол. Сейчас к вам выйдут.

Я набралась мужества и бросила взгляд на того, кто целился в нас черте-чем: высокая девушка в черной униформе, с закрытым, как у ниндзя, лицом, развернулась и военной походкой зашагала прочь. Когда я увидела шеврон с аистом и гнездом, кишащим змеями, сомнения отпали.

– Это АИН, – шепнула я напарнику, пока мы, как заведенные куклы, шагали на свои места. – Не ожидала, что они прибудут так быстро.

– Еще бы. Это же не раненую девушку спасать, тут дела посерьезнее, – Ян уселся и панибратски закинул ноги на безупречную поверхность стола, – нужно прессануть двух магически неполноценных простаков.

До меня не сразу дошел смысл слов, а когда я поняла, что происходит с макетом, у меня перехватило дыхание. Он откатывался в прототип. Он вспоминал детали, о которых мог знать только Янус.

– Раненую девушку? – переспросила я, и тут под ухом разлетелась ваза, будто в ней разорвалась граната, испугав до чертиков. На адреналине я возмутилась: – Да что ж сегодня за день!

Последнее вырвалось машинально: во мне вскипела и тут же угасла злоба. Я вжала голову в плечи, когда синекожий мужчина, похожий на земляков Серенай, обошел нас по кругу и, поставив саквояж, упер кулаки в край стола. Знак молнии на фаланге его указательного пальца сиял, угасая. Разбитый горшок дымился, а земля ссыпалась на пол, роняя вместе с собой иссушенный побег.

– Простите, – повесила голову я.

Незнакомец потряс кулаками, но окружающее пространство заполнилось мятным светом; заливисто зачирикали неземные пташки, выдерживая интервал, похожий на автомобильную сигнализацию, заиграла медитативная стереомузыка, а женский голос, обволакивающий материнской заботой, прошептал:

– Милый, справедливый Раум, зачем же ты разбил вазочку? Зачем пугаешь этих добрых существ? Вспомни об обете своем, данном на наших курсах по контролю гнева. Ты плакал, дорогой Раум, рыдал аки дитя и приговаривал: «О, матушка, почему ты так жестоко наказывала меня? Вот, погляди на меня, теперь я такой злой из-за твоего консервативного воспитания!»

Мы переглянулись с Яном, и это не ускользнуло от ашерн-и – не будь он синим, наверняка покраснел бы. Угораздило же нас попасться клоуну.

Раум вытянул руки по швам и сомкнул кулаки. У него была такая мина, будто он проглотил огромный кусок мяса, который медленно продвигался по пищеводу, причиняя боль. Наконец АИНовец выдавил:

– Понял, Наставница. На паузу. – Свет вернулся в белоснежный. Каштановые глаза смотрели с негодованием, а их контраст на фоне сапфировой кожи придавал его виду экстравагантности. Его лицо разъехалось в карикатурной улыбке, посланной макету: – Изволь убрать ноги со стола. Ты же в гостях.

– Премиленькое у вас отношение к гостям! – Ян в таком состоянии заводился с полтычка. Я накрыла глаза ладонью. – Буду сидеть так, как удобно мне. Как закончишь паясничать и метать молнии, объяснись, будь добр.

«Ты с головой в ладах?» – спросила я одними глазами, прикрыв их от АИНовца рукой.

Макет ответил мне безразличным взглядом грязно-голубых глаз, застланных болезненным блеском, и с вызовом посмотрел на ашерн-и. Ног он не убрал.

Иномирец раздумывал, как лучше ответить, но выбрал пойти на мировую и начать сначала: придвинув стул, он присел, открыл саквояж, достал пульт и, наведя на экран позади себя, щелкнул. Мы с Яном безотрывно следили за процессом, но ничего не произошло. Раум повторил процедуру, но с бóльшим чувством. Отругав хромую технику, ашерн-и запульнул вещицу в угол, едва не лишив стеллаж еще одного растения, выудил из саквояжа контактер-планшет и кинул на стол. Экран проехался и коснулся пальцев Яна.

– Поступим по протоколу ликвидации. Читайте, – сказал ашерн-и.

Я закусила внутреннюю сторону щеки. Сирфида не переводила визуальные материалы – я в западне. Но мой друг сыграл на опережение: отпихнув планшет, ответил:

– Давай-ка ты сам, приятель. Мы что, в литературном клубе?

Раум поскрежетал зубами, но поддался и зачитал:

– «Код объекта: ий-тэ ои-лэ ви-хе, местное наименование: Ро-Куро. Население – информация засекречена властями Инития. Два крупных континента-государства разделены океаном; оба сосуществовали в мире около ста шестнадцати местных лет, обрастая торговыми связями и общей религией – капиталией. Климат первого материка более засушливый, а ландшафтам свойственны горные цепи и пещеры, тогда как земли второго континента простираются в умеренной полосе, обладают третью речного стока Ро-Куро. Статус: ликвидация приостановлена».

– Послушай, дядя, у нас мало времени, – процедил Ян. Он навел на агента палец и нарисовал окружность в воздухе. – Мы проводили ликвидацию лишь для того, чтобы вы доставили нас в безопасное место.

Ашерн-и подбоченился:

– Да что вы говорите!

– Мы подстроили ликвидацию, чтобы использовать ваш экипаж как попутку, – объяснила я и собрала руки в замок. – Без вас нам не выбраться. Нам нужно на Инитий…

Змеевидная тень обвила физиономию агента. Он отмерил пол тяжелым шагом и, коснувшись уха, сказал:

– Раум на связи. Докладываю, что нашим неопознанным добровольцам пришло в голову, что транзитан9 Агентства – покатушки… Да, ильде Гос, все верно. Что мне с ними делать? – Раум отвернулся и прошептал: – Они без знаков. Отбитые наглухо – раз сунулись сюда. Не сталкеры, нет, без награбленного… Вы не ослышались, ильде Гос, без знаков. Я зачитал им справку, пусть ликвидируют до конца. Еще бы! Что нам сделает Инитий? Это ведь… ликвидация ради хобби каких-то двух дикарей.

Муха с комплексом неполноценности, читавшая пояснение к иномирному словечку, сбила меня с толку. Я не знала, что она тоже выдает уведомления. Так наш Раум с кем-то связывался, пока я выслушивала хныкающую Сирфиду?..

Раум сказал что-то еще и спешно оборвал связь. Он сложил указательные и большие пальцы прямоугольником и, посмотрев через отверстие на нас, сказал:

– Улыбочку! – знак молнии засветился, и я услышала серию щелчков, похожих на звук затвора фотокамеры.

– Ты нас сфоткал? – спросил Ян, приподняв бровь. – Для чего?

– Не переживай, красавчик, не для корпоративной стенгазеты про неудачников. – Ашерн-и подцепил планшет и коснулся угла. Между корпусом и пальцами пробежала искра – и Раум, зайдя за спины, положил перед нами экран: на нем тянулись ряды незнакомых символов, похожих на каракатиц, танцующих «Лебединое озеро», а в углу красовались наши фото. – Подписывайте.

– Это еще зачем? – спросила я и поджала губы. Не первый раз подписываю сомнительные контракты, а здесь и вовсе кот в мешке. Я влипла. – Не поймите неправильно, но я не заключаю договоров с сомнительными организациями. Меня так ма… воспитательница научила.

– Абсолют ты мой, – запричитал Раум и постучал по моей мордашке на фото. – Как же с вами трудно! Это договор гражданско-правового характера. Вы обязуетесь провести ликвидацию, а мы обеспечим вас транзитаном до вашей остановки. Ну, ударим по рукам?

– Я тебя сейчас ударю, – ответил Ян, обернувшись через плечо. – Хочешь нашими руками грязную работенку сделать?

Раум пожал плечами, не став спорить. В вопросах сделок АИН мне даже симпатизировало – если выбросить из головы тот факт, что оно стерло с лица Земли мою цивилизацию. А так да, деловые ребята.

– Давай ручку, – обронила я и, пока лицо ашерн-и вытягивалось от изумления, закатила глаза и поправила себя: – Так выражаются на моей родине. Где подписать?

Раум что-то пробормотал, с переводом чего не справилась даже Сирфида, и отлистав документ до конца, показал на символ отпечатка пальца. Я приложила свой – кожу слегка укололо в нескольких местах; агент выхватил контактер из-под моих рук и, убрав его за спину, мерзко улыбнулся, показав жемчужный ряд зубов:

– Наш транзитан, – ашерн-и обвел взглядом контейнерное помещение, – в межпространственном кармане Ро-Куро. Как отключите Сердце Мира, совершите арочный переход – и добро пожаловать на борт.

У меня перехватило дыхание от возмущения. Ян рывком подошел к Рауму и навис над ним хищной птицей. Агент не стер улыбки, никак не показывая испуга: смотрел прямо в глаза, покачиваясь от безмятежности.

Я вышла из-за стола и, чувствуя себя глупой маленькой девочкой, стояла и заламывала руки. Нет, не везет мне с договорами, не везет – и всякий раз я влипаю, порой даже смертельно, как было с Бо, а теперь решила пободаться с АИН на полигоне, где только оно правит бал. Какая же я балда, и что теперь делать?

– Я вас на дух не переношу, – выплюнул Ян.

– Ха! Иначе быть не может.

К нашей шумной компании подошла «ниндзя», которая целилась нам в спины: мой взгляд выцепил ключ и римскую цифру на ее пальцах. В негодовании я махнула на сотрудницу рукой:

– Мы не сможем совершить переход, и вам об этом известно. Предоставьте это мастеру арочных переходов.

Раум кивнул агенту, и она с готовностью оттащила макет за плечо. Я вросла в пол, стараясь не шевелиться, чтобы пуще не накалить обстановку. Напарник брыкался, но мастер подхватила его под подбородок и надавила на заушную косточку: в том месте появился циркумпункт. Ашерн-и с победным видом произнес:

– Списанный макет, жутко похожий на коллаборациониста, укрывающегося от Эйн-Соф, да будет сияние ее души чище энергетического истока, – пробормотав последнее, Раум нарисовал на лбу треугольник. Тот же палец показал на меня: – И магически неполноценная аборигенка с нулевым моджо. Так что, милый мой, – агент похлопал Яна по груди, вынудив его низко наклониться, чтобы побороть кашель, – ни с чего тебе любить АИН, а ему – тебя.

«Отпустите его, – мысленно попросила я, ощущая слабость во всем теле, мерзкую, невыносимую немощность. – Ему и без вас недолго осталось…»

Прикрыв глаза, я улыбнулась одним уголком губ и без колебаний произнесла:

– Нет никакого Госа, да? Вы болтали сами с собой, разыгрывая спектакль.

Карие глаза Раума метнули в меня молнии, словно являлись продолжением мастерства его природных сил, и загустели, налившись кровью. Его пальцы затряслись, а на виске вздулась венка – у этого парня все на лице было написано. Ашерн-и сузил глаза до злобных щелочек и спросил:

– Откуда выводы?

«Ну, Беляева, раз нарываешься на конфликт с плохишом – доведи до конца», – подбодрила себя я и ответила с холодным выражением:

– Возможно, вы обладаете тем, что отличает вас от управленческого аппарата АИН, поэтому вы не оставили нас в беде и не подали главным блюдом к столу Эйн-Соф.

– И чем же? Милосердием? – изогнул бровь Раум.

– Меркантильностью.

Агент захлебнулся гневом, и я вновь испытала триумф: Иголочка неплохо находит иголки истины в запутанном стоге ситуаций.

Когда «котелок» ашерн-и вскипел под самой «крышкой», помещение транзитана окрасилось в нежно-розовый, а слуха коснулось проникновенное пение иномирной певицы. Голосовой помощник, который Раум окрестил Наставницей, по-родительски упрекнул:

– Раум, твои физиологические показатели демонстрируют, что ты опять обезьянничаешь. Прекращай злиться, дружок, иначе быстро окажешься на обочине Вселенной, раздавленный прессом деструктивных эмоций. Еще и с морщинками.

Надо было видеть, как резко изменился в лице ашерн-и; он прочистил горло, заглянув каждому из присутствующих в глаза, будто проверяя, не смеется ли кто над его отношениями с виртуальной мамулей, и, стоило пению прекратиться, а обстановке вернуться в норму, дал ответ:

– Твоя взяла, аборигенка. Я перехватил сигнал о зачистке Ро-Куро, но никому не доложил о нем, чтобы разведать тут все и в случае вашей победы забрать лавры себе.

Отпущенный Ян, которому даже любезно поправили воротник, покачал кистью:

– Подавитесь. И даром не нужны.

– Пф, да плевал я на ваше мнение. – Раум сморщился, ожидая проповеди электронного наставника, видимо, но ее не последовало. – В общем, я хочу отвезти семью в отпуск, а не за сумасшедшими блондинами гоняться. Не столько уж мне платят, чтобы я служил Агентству верой и правдой.

– Мы проведем ликвидацию, а вы подбросите нас до ближайшей станции, – вмешалась я и протянула Рауму руку для рукопожатия. – Получите премиальные, или что там выдают примерным чистильщикам, и забудете, что видели клона Двуликого и его спутницу.

Агент посмотрел на руку, поднял глаза на меня и, вскинув ладонь за рукав, припал к ней щекой. Пусть с видом пренебрежения, интимность его жеста все же выбила меня из колеи – руку я резко убрала за спину.

– Что? – спросил ашерн-и непонимающе. – Никогда не закрепляла сделок с ашерн-а и ашерн-и?

– Не доводилось, – тихо отозвалась я.

Раум фыркнул, но скорее для проформы. Он подозвал мастера арочных переходов и представил ее:

– Инанна будет вас сопровождать. Зачистите План – и Инанна перенесет вас в транзитан, а я отключу Сердце. И волки сыты, и овцы целы.

Я заглянула в серебряные глаза Инанны, которые передавали прямолинейную покорность. Удобный молчаливый напарник, который, возможно, даже крохи с барского стола не получит, но и жаловаться не станет. Машинально посмотрела на Яна, перебиравшего листочки растений и скрытно кашлявшего в локоть, покивала:

– Договорились.

Я подозвала напарника, и мы направились к потенциальному «трапу» с транзитана, но Раум положил нам с Яном руки на плечи и развернул к себе.

– Вы недослушали презентацию Ро-Куро. А зря. Так вот слушайте…

На Ро-Куро мы вернулись к ночи – стихийное бедствие перестало, а жители долины робко выбирались из убежищ. Они вращали подвижными шеями, разглядывая последствия – как жилища стыли, покрытые пленкой слизи. Каменные и железные сооружения накалились, как под солнцем пустыни, дерево разъело, а от тех пострадавших, кому не повезло спастись, остались обрывки тканей и украшения. Проходя по мертвой земле, крепко сжимала руку Яна и смотрела прямо в затылок Инанны; в область бокового зрения попадали цветные тряпки, следы праздника – обрывки растяжек, баннеров и палаток – и убитые горем рокурианцы. Я отказывалась верить в то, что они были когда-то живыми. Четко слышала, что апокалипсис не миновал их. Раум сказал, что у местного населения был «культ астрала» – днем длинношеие ходили по многочисленным магазинам и работали, а ночью посещали страну снов – мир-табулу, никем не заселенную.

Видимо, по причине того, что Ро-Куро оказался «киндер-сюрпризом» с четырнадцатиэтажной высоткой вместо стандартного мира на семи слоях, его и забросили ликвидировать.

И население давно мертво. Кругом – макеты. Макеты, макеты.

«Как мне осточертела тяга к морализаторству всего того, что я встречаю на своем пути, – думала я, отворачиваясь от погребенных под руинами низин. – И спросила кроха: если помер манекен, разве это плохо?»

В пучине мыслей я не заметила, как к нам подбежал мальчик. Его шея закручивалась любопытной спиралью, а черные волосы лоснились от пота – только это и плохо скрываемая одышка выдавали его беспокойство.

– Хотите с нами? – ребенок показал на горстку существ, погружавших котомки и ящики в кузов замаранного авто, больше похожего на броненосца о шести колесах. – Поедем на юг?

Я наклонилась к мальчику, коснувшись коленей, и спросила:

– А что на юге?

– Говорят, туда не доходит кислота. Туннану гневается, потому что летит на север, поэтому там на нас обрушается его желудочный сок. А на юге, ближе к выходу, – рай.

– Рай? – Ян наклонился следом и издевательски усмехнулся. – В зад…

Окончание фразы утонуло в моей ладони. Я улыбнулась мальчишке и настолько приветливо, насколько умела, сообщила:

– Мы присоединимся к вам.

– Поторопитесь. Наша труппа – кочевая, желающих присоединиться к путешествию всегда много. Вот, иномирцы вроде вас помогают погрузить вещи. – Мальчик указал извилистой головой на место сборов, где я разглядела вдруг Партизана Харота с ящиком в руках и Гильгамеша, что раскланивался женщине в алой юбке. – Приходите.

Я кивнула и, когда рокурианец скрылся, обхватила Яна за локти:

– В этом есть доля смысла. Этот специфический запах… слизь… соляная кислота. Нас словно пытаются переварить.

– Конспирология тем и хороша, что все легко объясняет. – Он потер подушечки пальцев друг о друга. – Кому выгодно рассказывать местным жителям сказки про летающих зверей?

Я обратила взор к Инанне: мастер молча разглядывала нашу пару, не вмешиваясь в дискуссию. Подумала бы, что немая, если б при первом знакомстве она не выдала весь дневной запас реплик.

– О табулах нам известно только то, что населения на стыке миров враждуют за земли, – сказала я, изобразив «терки» пальцами. – В справке о мире говорилось, что уровень аномалий высокий – возможно, речь как раз о Туннану.

– Ты у нас ликвидатор АИН, раз подписалась на это. Ликвидируй.

В мое солнечное сплетение прилетел мягкий тычок пальцем. Погладив живот в задумчивости, я все-таки спросила:

– Сомневаешься, что мы справимся?

Макет усмехнулся, и, нависнув над ухом, сказал:

– Еще как.

Скорчив мину, обошла напарника и перебежками добралась до кочевников.

– Дайте-ка еще одну стяжку, я попробую закрепить вот здесь. – Гильгамеш спрыгнул с панели, фиксировавшей систему колес. Он оценил крепления багажа на крыше и, отходя спиной, врезался в меня. Не глядя, произнес: – Прошу прощения.

– Прощаю.

Капер обернулся, и его лицо засияло улыбкой. Открытый, как южанин, он заключил меня в объятия и не сразу отпустил.

– Поверить не могу, ты жива! Я нашел Партизана и сообщил ему, что, как все уляжется, мы должны похоронить вас с почестями, но кислота и не думала убывать, а в долине мы наткнулись на обоз кочевников, среди которых я узнал мальчика-певца – пришлось поторапливаться.

Я подивилась, что ангельский голос, который я услышала на базаре, принадлежал уличному пацану.

Взгляд Гильгамеша налился темной смолой:

– А Ян?..

– Еще всех нас переживет, – сказала я, однако не поверив своим словам.

Полночи караван жукообразных бронированных машин пересекал степь. На небосводе сияли плеяды звезд, одна из которых была Эхо, что светила инитийцам. Я оседлала ящик и держалась за веревки, которые его фиксировали. Глухо замотанная в местное «сари», разглядывала серебристые узоры, что пронизывали сиреневую парчу, затянутую на талии широким пепельным поясом, свои ноги, обутые в изящные сапоги на шнуровке, на которые поменяла изношенные зимние ботинки. Ветер трепал высокий хвост: его собрала кочевница, ее расписанные мандалами руки формировали мелкие косички, в которые она вплетала золотые цепочки и инкрустированные драгоценностями украшения. Когда волос цеплялся, я вздрагивала, а рокурианка со смешком извинялась и просила потерпеть.

Инанна с Яном ехали в прицепе, сдавленные грудой музыкальных инструментов, в компании мальчика-певца, который представился Ионой, и шумного барда с сизым носом и нескончаемым запасом баек. Каперы и Симия, что колдовала над моей прической, составили компанию мне.

Я покрутила кончик упавшей на лоб пряди и услышала:

– Ты просто красавица, Вера!

Поблагодарив Симию, я отметила, что выгляжу соответствующе дальнейшим планам – прибывать на Инитий в рваных джинсах не стоило. Это как запереться в роскошный ресторан в потной футболке и попросить стакан воды и бесплатные гренки. На месте Дайеса Лебье я бы даже словом с таким отребьем не обменялась.

– Так… У Ро-Куро есть мир-табула? – Гильгамеш коснулся губ. – Это многое объясняет.

– Ну, «изнанку» вы не шибко давили, жили в содружестве, да? – Партизан Харот закутался в одеяние и надвинул на глаза шляпу. Он устраивался вздремнуть и говорил медленно, позевывая. – Счастливчики.

– А с кем воевать? – благодушно улыбнулась Симия. – Жители внешнего мира просто пересекали границу мира снов, который никто не населял. Вроде отпуска. Правда вот теперь… – Симия помялась и вздохнула. – Оба мира уничтожены.

– Вы из АИН, верно? – подал голос Иона. – Приехали сбывать наши миры?

Я обернулась, покачала головой и ответила неопределенно:

– Не все из нас.

Мальчуган усмехнулся: он выглядел в тот момент старше своих лет, хотя внешне тянул годков на двенадцать. Если бы не лиановидная шея, то сошел бы за чернявого пацана, которые жили в каждом дворе.

Я посмотрела в упор, ожидая, что нас погонят вон, сбросят с механической «брички» или, хуже того, убьют, но попутчики расправили плечи и смотрели уже надменно.

– У вас ничего не выйдет, – сообщил Иона и покачался, держась за носки сапог.

Партизан Харот прыснул со смеху и воскликнул:

– Какая самонадеянность! Расовая черта?

– Вы правы, мы – необычная раса, мы – паразиты, населяющие желудок Туннану, и порой она принимает нас за еду, тогда на Ро-Куро и обрушивается великий потоп. Он – возмездие за наш паразитизм и напоминание о том, что мы приносим Туннану не только чистоту организма, но и нестерпимую боль.

– Вы так самонадеянны, – сказал Гильгамеш с такой мягкой улыбкой, что его слова как будто поддались и зазвучали слаще. – Или же чересчур верите своему Зверю. Ведь если мы отключим Сердце Мира, то вы лишитесь резервов, которые могли бы питать вас дольше положенного срока. Иными словами, вы бы получили отсрочку гибели, что неминуемо идет на вас.

– Господин Гильгамеш, мы ведь уже мертвы. Мы варимся в соках Туннану. Страх конца света для тех, кто обитает внутри космического пожирателя подобен бессоннице в гробу. Бессмысленная суета.

Я усомнилась в возрасте Ионы: он говорил как древний старик, прошедший теологический курс, далеко не как двенадцатилетний босяк. От Ионы мои сомнения не укрылись, и он подмигнул:

– Я беглый монах. Нас, мальчиков касты Кабиллов, отнимают у матери в младенчестве и отдают на воспитание и последующее служение в Хоре Ви-гэ-хор-ла, взывающему к Туннану. Мы как бы спасаем ее от одиночества, исполняя псалмы через усилитель, который вещает на волне пятидесяти двух герц. Он нас слышит. Так что… – Иона пожал плечами. – Можно сказать, я просто пересказываю все то, чем нас пичкали.

– А сам во что веришь? – спросила я.

– Дай подумать… – протянул Иона. – Да, в общем-то, в то, что нас сварила заживо Туннану, потому что они создали себе кумиров-торгашей, проклятых идолов, за которые Туннану их и покарала. Отправились на корм космическим рыбам, госпожа Вера.