Здравствуй, пышка, новый год!

Глава 1

– Спасибо, Сереженька, – перебиваю я, пылающего оттопыренными ушами мальчишечку, гордо стоящего на небольшой табуреточке возле шикарной, но отнюдь не дизайнерской елки.

– Там еще есть. Я сейчас… – принимает позу декламатор. Как пережить эти восхитительные празднества, я даже примерно не представляю.

– Мы уже поняли, что ты отлично знаешь стишки. И, наверняка ты вел себя отлично весь год, поэтому, дедушка Мороз тебе подарок приготовил. Боря, где подарок? – шиплю я, роясь в огромном бархатном мешке, от чего-то жутко воняющем копченой скумбрией. Я точно помню, что Сереженька должен получить боксерские перчатки и грушу. Но обнаруживаю лишь огромную дыру в днище мешка. О, мой, бог.

– Я еще песенку про лучики знаю, – фонтанирует мелкий артист. Два подарка дадите?

Два? Тут один то пропал. Два. Сначала меня наверное убьет папа малолетнего паваротти, который как раз сейчас начинает выводить «Владимирский централ»

– А чего это, ик, внученька, ты не дала стишок дорассказать этому лопоухому соплезвону? Нехорошо это.

Нехорошо. Но еще больше нехорошо то, что у нас еще остался последний на сегодня заказ, а сволочь Борька уже еле вяжет лыко. Вот уж мне повезло, так повезло с напарником. Но выбора то особого у меня не было. Потому что и Снегурочка то из меня так себе. И работать со мной, все остальные «добрые новогодние волшебники», отказываются, ссылаясь на то, что в ТЮЗе, в котором я служу, играя сотую лебедь в пятом ряду, ну еще иногда печку, нет костюмов моего формату. Ну разве может Снегурочка, которая по сказке тоненькая и воздушная, быть похожа на половину распухшего снеговика в синей шубке на размер меньше ее нормального? Не может. И я бы не стала позориться, но мне очень нужны деньги.

– Папа, а этот бородатый… меня соплезвоном обозвал, – тоненький голосок вырывает меня из тяжелых дум. Я тут же вспоминаю папулю симпатичного малыша, больше похожего медведя шатуна, наряженного в белоснежную рубашку и спортивные штаны, и начинаю поднимать разомлевшего в тепле «Дедушку Мороза», который уже, кажется местами начал таять. – И где мой подарок? Гдееее? – захлебывается ревом мальчик, ожидающий чуда. Что же делать?

– Слышь, отвали, Ляська, – отмахивается от меня посохом Борька. Дал бог напарничка. – Ты деньги взяла с Бармалея этого, папани ушастого этого матерщинника? Чек ему не забудь пробить. В бубен. Ха-ха.

– Боря, ты потерял подарки. Дай бог, чтобы в машине, – стону я. Этот вечер просто не может быть ужаснее. – Нас ведь сейчас размажут по стеночке. Ты это понимаешь?

Боже мой. Какие деньги? Ноги бы унести живыми. Судя по тяжелым шагам, приближающимся, со скоростью эпидемии черной чумы, осталось нам недолго. Но, скорее всего, нас быстро прикончит любящий папуля, это немного меня примиряет с действительностью.

– Да я его размотаю, ик. Как барана, ик.

Я не Снегурочка. Я не могу растаять и испариться, хотя сейчас я очень мечтаю о такой суперспособности.

– Слышь, толстая, мой сын расстроен, – папа Сереженьки по градусу чуть уступает Борюсику, уже сладко спящему в прихожей у порога. Слава богу великан не слышал Бориных безумных угроз. – Радуйся, что подарок вы выронили возле тубзика, а то бы я вас порвал, радостно гогочет хозяин дома, – я на камеру все заснял. Ржака. Дедушка мороз дохлый в валенках измазанных собачьими какахами, похожий на сушеного кузнечика, и снегурочка бомбовоз. Комический дуэт, блин. Вам бы поменяться монтажами. Титек у тебя кот наплакал, все в зад сползло. Ты бы лучше за бородатого холодильника проканала чем этот. И как только таких доходяг допускают до такой работы важной? С детьми, это вам не кот начхал. Слушай, даже не жалко было пятихатку накинуть, но сорян, за соплезвона штраф.

– Спасибо, – лепечу я, чувствуя, как разжимается ледяная лапа ужаса, сжимающая мою душу. – Слушайте. Помогите мне, пожалуйста, дедушку до машины дотащить.

Я не знаю, что делать дальше. Звонить начальству… Меня лишат даже того, что я уже заработала. И промохать заказ нельзя ни в коем случае. Тогда нас точно четвертует Давыдыч. Он нас предупредил даже, конкретно про радость, которую мы должны принести в последний дом наступающего нового года, будь он неладен. И радость эта должна быть фееричной, иначе, цитирую, он с нас спустит шкуры и заставит до конца жизни играть в постановках ТЮЗа кусты и пни.

– Не на лосях прискакали, значицца? – хмыкает амбал, сгружая на заднее сиденье моего «Матиза», бесчувственного волшебника, воняющего как спиртзавод имени «Бухарина». – Непорядок.

– На оленях, вообще-то приезжает Санта, надо бы знать уже отличия. А наш, настоящий и волшебный, добрый дедушка является послушным детям на санях, запряженных тройкой снежных коней, – вздыхаю я, поворачивая ключ в замке зажигания. Моя коняшка пожарного цвета, недовольно фырча, ловит искру. – Спасибо, что помогли.

– Ой, делов то. Носи не стаптывай, – хмыкнул Сереженькин папаня и испарился в безумном танце вихрящихся снежинок. Он сейчас придет домой, сядет за стол, включит телевизор. Елка будет мигать, отражаясь огоньками в сияющих фужерах. И мужик с женой будут умильно наблюдать, как их Сереженька колотит боксерскую грушу и радоваться наступлению нового года. Который обязательно будет лучше предыдущего. Я откинулась на спинку сиденья. А ведь мне и идти не к кому. Праздновать чудесное волшебство положено в семейном кругу, а я… Я не хочу ехать к маме и брату. На подарки которым я, как ни старалась, так и не заработала. Слишком у них велики запросы. А я слишком неудачница. Мужа у меня нет и не было никогда. Работа так себе. Тело пятьдесят четвертого размера. Образование смешное. В общем я вечное разочарование моей семьи. И не ждет меня никто. Им и так весело.

– Добрый дедушка, подари мне, пожалуйста в этом году мешок любви, – бурчу себе под нос, выруливая на обледеневшую, пустынную дорогу, которая обычно битком забита машинами. Но не сегодня. Все уже едят оливье, бутерброды с икрой, утку и загадывают желания.

– Будет исполнено, ик. Три мешка подарков тебе и, ик… Гони, снегурка, всю тройку под гору. Маненькой йолочкееее… Хррррр, хррррр.

Я вздрагиваю. Богатырский храп Борюсика означает только одно, последний наш заказ останется неисполненным. А это означает, что все наши предыдущие похождения напрасны. Давыдыч нам просто не заплатит ни копейки. Ну, хоть Борис получил удовольствие.

Я паркуюсь у обочины, прекрасно понимая, что разбудить напразновавшегося напарника не сможет даже разорвавшийся над нашими головами метеорит.

– Боря, миленький, ну очнись. Соберись. Немножко осталось.

– Да пошла ты, ик… Тебе надо ты и корячься. Эти сопляки, ик… И стишки у них, ик… Фуфлыжные. Разве что ушастый порадовал.

«Вам бы поменяться, цены бы не было. Ну какой Дед Мороз из этого дохлого кузнечика?» – звучит в голове голос Сереженькиного папы. А что? Это мысль. Ватная борода воняет луком, зато шуба и валенки садятся на меня как влитые. Борька в Снегурочкиной шубе выглядит весьма кокетливо. Спит, подложив под щеку кулачок, губками причмокивает сладко. Ну, сорян, Борюсик, не могу не сфоткать для истории. Вот уж Лидуся порадуется, когда я доставлю ее муженька.

– Адрес какой? – тормошу красавчика снегуркА, как грушу его трясу.

– Какой в пень адрес? Лесная избушка, блин на опушке.

– Боря, соберись. Последний адрес. Он у тебя где записан?

– Вот тут, – стучит себя пальцем по виску чертов придурок. Это же фиаско. Зря я только ворочала этого идиота. Вроде мелкий, а тяжелый, блин, как чугуняка. – Улица Лосиная, дом три. Ик. Отвали, – попытался меня лягнуть Борька. Гад такой. Все мои проблемы из-за него. Ладно, сейчас по-быстрому завезу его домой, вот уж жена то его обрадуется счастьюшку. И поеду на заказ. Странный адрес. Смешной. Даже представить не могла, что в нашем городе существует такая улица. Слава богу навигатор придумал какой-то добрый человек.

Глава 2

Навигатор, конечно, вещь, если нужный вам адрес находится не в ужасном медвежьем углу. Оказывается, бывают улицы с одним домом. И улицы эти расположены в густой лесной чаще, куда на машине доехать практически нереально. А идти в валенках сорок пятого размера по сугробам, при условии, что у тебя нога тридцать шесть в шерстяном носке, то еще удовольствие.

– И зачем я поперлась сюда? Надо было развернуться еще на повороте в это непроглядное никуда, – буркнула я себе под нос, раздвигая покрытые инеем еловые лапы. Как в сказке, ей-богу. Что ни дальше, то страшнее «Тепло ли тебе девица, тепло ли красная?». Жаль только, что не примчу я к мамулиному дому в шубе из соболя баргузинского, с женихом и сундуками полными добра на санях самоходных. Так и останусь «разочарованием», потому что скорее всего Давыдыч оштрафует нас на всю сумму наколымленную. И свитер с оленем – единственное, чем я смогу одарить брата любимого, под насмешливо-ехидный мамулин взгляд. Эх… А ведь я бы могла сидеть сейчас дома у телевизора, наедаться медовиком, смотреть вечную комедию, про алкаша из Москвы и… Жалеть себя, блин. Как обычно. Подводить итоги неутешительные моего бестолкового существования и стараться не плакать.

А тут красотища же. Вьюга, грозящая перерасти в пургу, заметающую все следы. Я так к машине не вернусь, не найду дороги. А в сущности, зачем мне туда? Матиз все равно завяз в огромном сугробе. Наверняка до весны. И я, кажется, действительно провалилась в какую-то страшную версию «Морозко». Попаданка, блин.

Дом я нашла после получасовых блужданий по непроглядно темному лесу. Странный дом, скорее усадьба, как мне показалось, жуткая и «фильмоужасная». Ни фонарика, ни огонечка, ни елочки украшенной во дворе. Только черный дом в завихрениях снежных и забор высокий. Кольев только не хватает с головами врагов. Ну разве может в таком месте жить ребенок, ждущий поздравлений от Дедушки Мороза? Если только это не дитя тьмы.

Я нажала на пимпочку звонка на калитке. Простой такой, неприметной, не украшенной горгульями и не вымазанной кровью несчастных путников. Не вяжущейся с общим антуражем. Подождала немного. Дом не вспыхнул окнами. Никакого движения. И вот тут бы мне надо было бежать. Но, видать, права моя мамуля, глуповата я. Следуя всем законам малобюджетных хорроров, я нажала на ручку калитки. Дверь приветливо распахнулась. Я сунула любопытный нос в чужую собственность. Тишина. Огромное пространство двора совсем не показалось мне сейчас полным опасностей и ловушек. Ели по периметру дома шикарные, словно сказочные великаны охранники, наоборот выглядели волшебно. И дом затихший. Будто спящий, в снежной пелене. Ну и я…

В общем я дошла почти до середины «запределья» когда услышала тихий рык за своей спиной. Замерла на месте, боясь оглянуться назад. Ну конечно, господи, какая я дура, ясно же, что вот так просто дверь держат открытой только очень уверенные в своей безопасности люди. Ну, или существа из параллельной вселенной. А вдруг…

Я медленно повернула голову, открыла рот, но заорать не смогла, потому что…

Потому что.

На меня из темноты смотрели огромные, светящиеся зеленью, похожие на плошки, глаза в количестве четырех штук. Я попыталась предствить, что это может быть за существо, не смогла, прижала к груди мешок, готовясь к маршброску по пересеченной местности, поняла что чертовых валенках мне не светит убежать от…

Снег захрустел под ногами неведомого монстра. Странно так захрустел, слишком часто.

– Ааааааа! – прорезался у меня голос, когда навстречу мне шагнули две… Собаками то назвать двух адских тварей, размерами превосходящих среднестатистического теленка, язык у меня бы не повернулся. Пасти приоткрыты, с клыков капает раскаленная слюна. Валенки бы не наполнить со страху. Господи, спаси меня, я обещаю, я буду хорошей. Маме буду помогать. Брату отдавать все, что у меня есть, как мама велит.

Псы медленно подошли ко мне и… Вцепились клыками в мои валенки. Молча, и так, словно они это делают каждый день. Жрут чокнутых плюшек, начиная с ног. Один в один, другой, в другой. Простите, если я сумбурно описываю происходящее. Мозг отключился и информацию почти не оцифровывает.

– Ракшаса, Бантик, фу, – раздался злобный рык, как мне показалось, отовсюду. – Что вы все время в рот тащите всякую гадость? Я вас лечить задолбался.

Бантик, надо же, интересно, какое из этих чудищ носит шикарно кокетливую кличку? Не то ли, у которого возле обрубка хвоста белое пятно в форме Италии в масштабе один к одному?

Додумать я не успела, замычала, увидев перед лицом ружейное дуло. Даже, кажется почувствовала запах пороха, гари и зверя, пострашнее милых песиков.

– Ты кто? И какого хрена шаришься по моему участку?

Я скосила глаза к переносице, в которую уперлась стальная смерть, и проблеяла.

– Я это, чтобы малыша поздравить вашего. Вот, – тряхнула своим дурацким мешком. Наверняка выглядела как косая слюнявая дебилка. Но кто может меня за это осудить.

– Малыша, говоришь? – хмыкнул ужасный зверь. Наверное сам Фернир. Рассмотреть мне его еще не удалось. Только огромную косматую тень я смогла идентифицировать, как моего собеседника. – Я его не всем показываю. Да и штаны снимать лень. Холодно, понимаешь, боюсь простату застудить. Ну и баб в бороде я не очень…

– Вы ненормальный? – он что? Он что подумал? Он…. Вот ведь. Да я…

– Я то? Я то как раз вроде в себе. А вот ты кто? Кто послал? – прорычал нахал. – Бантик, Ракшаса, свободны.

Я почувствовала, как гидравлические клещи, сжимающие мои валенки, ослабли. Собаки виляя обрубками хвостов уселись по бокам своего хозяина. Где-то вспыхнул свет, тусклый, в котором заплясали бешеные снежинки. Я наконец смогла рассмотреть моего мучителя. Черт, он страшнее бантика. Физиономия бородатая, взъерошенная, как у дикаря. Шапка эта… Ее малахаем, вроде, называют. Огромная шапка, огромный мужик, собаки как из огнива. Мамочка.

– Никто, – пискнула я. – Я сама.

– Что сама? Из шарабана выпала? – захохотал мужик с ружьем, так, что с елей посыпался снежок.

– Из какого простите?

– Из того, что цирк уродов на гастроли перевозил. Как они без бородатой бабы теперь будут? Гастроли насмарку.

– Вы больной. Точно, – ну, конечно. Он поэтому и живет в лесной чаще, потому что нельзя ему к нормальным людям. Только кто сумасшедшему ружье доверил? Боже, это даже страшнее, чем техасская резня бензопилой. Вот именно так и начинаются все триллеры про маньяков. – Это, ружье не надо.

– Надо, Федя, надо, – перед моим лицом снова заплясало дуло, – подельники твои где?

– Какие? Уроды? – глупо икнула я. Всегда ведь говорят, что с ненормальными нельзя спорить. Надо усыпить бдительность и…

– Боже. Ты же не одна тут?

– Да одна я. Машина застряла. Я пешком пришлда. А Борька, козел, нажрался. А мальчика же надо поздравить, а то нас Давыдыч…

Мужик опустил ружье и, прищурившись, посмотрел на меня, как на дуру. Ну, в принципе, понять то его можно тоже.

– Одна. Ночью. В лесу. В буран. Класс. Везет мне на слабоумных. Я то думал, хоть тут от идиотов отдохну.

Шапка у него конечно, бомба просто. Теплая наверное. Я вот только сейчас почувствовала, как задубела. Или это меня от страха колотит. Надо бежать. Скорее всего и ребенка тут нет никакого. Это просто…

– Пора мне, – вякнула я вдруг, сорвалась с места и метнулась сама не знаю куда, к спасению, наверное. В кусты, растущие у забора. Не разбирая дороги. Наверное собаки то меня не догонят, ага. Валенки еще эти чертовы.

Я ожидала погони, криков, чего угодно. Но, оглохла от тишины, как мне показалось.

Вломилась в живую изгородь, даже примерно не представляя что делать дальше. В панике и истерике не сразу поняла, что что-то клацнуло с металлическим лязгом.

Боль пришла тоже не сразу. Но когда она пришла я взвыла, мне показалось, что я ослепла, сначала. А потом…

Глава 3

В лесу родилась еолочкаааа.

– Класс. Нашелся таки. Я уж думал все, промохал один, – сквозь боль, сквозь снежную слепоту, сквозь ужас, проник в мой вопящий мозг, мерзкий мужской голос. Так наверное говорит сам дьявол. Басом шикарным, с нотками насмешки и уверенности в себе. – Слушай, а ты вообще как дожила до лет своих, с таким то везеньем, а Баба Морозиха?

– Я не баба, – ну конечно, вот именно сейчас я должна объяснить этому хамлу правила общения с дамой в бороде и валенках, у которой от боли летят меред глазами разноцыетные веселые шары. – И что там у вас нашлось?

– Капкан. Дорогущий, блин. Я его на… лису поставил бешеную. Повадилась, чертовка, в мои владения лазить. Наглая еще такая, падла, караул просто. В валенках… Ну, точнее я по всему периметру двора поставил, а этот вот, как-то…

Боже. Боже, это просто сюр. Это мне снится, наверняка. Ну не может такого со мной случиться на самом деле. Лес, пурга, капкан, маньяк в малахае, бородатый, с юмороком как у зеленого болотного огра.

– Лиса в валенках? – всхлипнула я, прижав к груди мешок так, будто он последний оплот нормальности в этой ужасной ночи.

– Ага, и с бородой, – хмыкнул огр, склоняясь к моей ноге, горящей огнем. Дать бы ему чем-нибудь сейчас тяжелым по башке, может тогда шанс у меня появится…

– Голова у меня крепкая, – хмыкнул сам черт. Наверняка у него в этих, как их там называют, сапоги меховые такие. Унты. Вроде Точно, унты. Правильно, когда бы я еше вспонила название этих говнодавов, как не сейчас, когда мне, наверное, отрежет ногу громадный дядька, с гглазами Ганнибала Лектера. – Так что не дури. Неприятно тебе будет, когда бантик увидит, что ты задумала.

– дяденька, миленький. Отпустите меня, – взмолилась я, пытаясь надавить на то. Чего у мужика отсутствует, как атавизм. На жалость, короче. – Новый год. Ждет меня мама и братишка. Очень ждут, сидят бедные, голодные. Я честно честно больше не буду детей поздравлять. Вообще уволюсь из театра. Даже печку не стану играть. «Напекла я пирогов, для друзей не для врагов» – заголочила я из последних сил. Мужик крякнул, расцепил на моей ноге страшные стальные зубья и я чуть не свалилась на землю, оборвав свое шикарное пение хриплым воплем. Боль стала одурительной.

– Там в мешке то у тебя чего, что ты в него вцепилась, как в последний оплот добродетели?

– У меня там ценный…

– Веник?

– Вас это не касается, – всхлипнула я, и поползлак забору. Надо бежать. Надо уносить ноги. Плевать, что вьюга усиливается, и я уже не вижу даже псов за стеной снега. Хотя точно слышу, что они совсем рядом сопят и рычат. И насильника маньяка не вижу, а это плохо. Значит я не контролирую ситуацию. Черт, я ее давно не контролирую, так-то.

– Эй, не баба, ты где? Ты отзовись лучше. Все равно ведь твои убогие родственнички не дождутся кормилицу. Замерзнешь под елкой, и капут, праздничек блызнул. Идти ты не можешь. Ползаешь бодро, правда. Красиво. Зад у тебя в этом «пальте» просто мишень.

– Я лучше под елкой сдохну, – дура. Боже, я дура. Ну чего мне не молчится? Он бы сейчас плюнул и ушел. И я бы… Сдохла под елкой. На глаза слезы наворачиваются. Страшно то как. И выбор у меня так себе. Может даже под елкой то не так болезненно будет.

Хруст приближающихся шагов по снегу, звучит как приближение рагнарека. Хруп-хруп-хруп. А потом… Я в воздух взлетаю, легко, как снежинка. Впервые в жизни. Еще никому не удавалось поднять на руки мои сто кг.

– Бантик, Ракшаса, в дом. Да не дергайся ты, дура, слышишь?

Я слышу, конечно. Вой ветра, даже как снежинки сталкиваются в безумном танце снежного бурана, кажется слышу. И ели сейчас становятся не на великанов похожи, а на кланяющихся своему хозяину рабынь. Мамочка, роди меня обратно.

– Сам дурак, – бубню я. Мне от чего-то становится очень спокойно в руках этого черта, даже боль в ноге затихает. Ну да, у него наверняка в унтах копыта раздвоенные, и шапка огромная ткакая, чтобы рога прятать. Сейчас самое время для таких как он, еще Гоголь писал, а он то толк знал.

– Неожиданно, – хмыкнул мой визави, таща меня как трофейного маонта. – Дураком меня еще никто не называл. Особенно тетка с красным носом в дешевом халате.

– Куда вы меня несете? В сарай? Там у вас циркулярка? Вы меня порубите на куски и в моем же мешке…

– Фантазия – огонь. Звучит как план, – захохотал маньяк, так, что кажется буран передумал ломать вековые деревья в лесу. – Но ты же тут, чтобы моего малыша порадовать? А я, знаешь, подумал, что…

– Лучше верните меня подл елку. Я там сдохну тихонечко, и все… Малыша… Вы… Слушайте, я вообще не такая. Я старая дева, у меня в мешке знаете что? Свитер с оленями. Я брату купила. У меня брат и мама. Я просто подзаработать хотела, чтобы… У них запросы. А я разочарование. Я и вас разочарую. В этом деле, ну в радости малыша, я профан. И вообще…

– Что, даже стихов не знаешь? – озадачил меня вопросом огр. Я представила, как во время процесса, буду декламировать Бродского, нервно хрюкнула и решила, что не дамся. – Да ты не думай, я заплачу. За целую ночь. Сколько там ты стоишь, ну с бородой, конечно. Слушай, а посох у тебя есть? Посох то самое важное в этом деле.

– Пусти, – хныкнула я, дернулась, взвыла от прострелившей ступню боли. – Я не хочу посох. Я домой хочу к маме.

– Поздняк, – рявкнул огр и распахнул двойные дубовые двери, ведущие в… Боже. Там наверное цепи на стенах, кандалы и дыба стоит в углу. И в потолок крюки вбиты. Наверняка. – И не ори. Не дай бог напугаешь моего…

– Он у вас еще и пугливый? – перебила я монстра в шапке, стараясь рассмотреть помещение, в которое он меня приволок, через полумрак. Тепло, огонь в камине пляшет не яркий. Обычный дом, богатый. Только нет ни одного символа приближающегося праздника. Странно.

Глава 4

А зовут меня Николь. Вот такая у меня мама затейница. Николь, Николетта. Дурацкое имя. В школе меня дразнили Колькой, Колючкой и Колягой. В ТЮЗе все зовут Ляськой, уж не знаю почему. Никому не пришло в голову Никой меня обозвать, или Никки. Все таки имя определяет судьбу. Поэтому я такая вот. Ляська.

– Ляся, – всхлипнула я, развалившись на диване в позе «Лягушка готовящаяся к прыжку». Бородатый монстр шапку так и не снял, может плешь у него во всю башку, стесняется бедняга, ну или дыра в башке. Зато стащил с себя тулуп, и явил моему неискушенному взору шикарный торс, затянутый в футболку цвета неба и плечи как у Зевса громовержца. И что это он делает, интересно. Склонился к моей ноге и…

– Только не ори, – предупредил меня маньяк и вцепился пальцами в валенок. – Напугаешь мне Барбоса. Я тебя… Сейчас осмотрю, и если порядок, позову его. Чудо просто, что ты явилась. Как из… Слушай, лыж то тоже нет у тебя?

О, боже. Тут еще и барбос есть. Зачем? Господи, он меня раздевать собрался. Ооооо.

– Учтите, я уйду в астрал, и буду лежать бревном. Удовольствия вы не получите, – пробухтела я, пытаясь свиться улиткой.

– Да на черта ты мне сдалась? И так холестерин высоковат. Барбоса позабавишь, и все. Я ему обещал в этом году праздник, – хмыкнул бородатый. У меня все внутри заледенело от ужаса и отвращения. Мерзавец резко сдернул с меня валенок, я закусила губу. Может, если я буду послушной, он меня отпустит с миром? Хоть бы, хоть бы. – Лю, аптечку мне.

Из полумрака огромной комнаты тут же появилась крошечная тень, наряженная в строгое платье с белым передником. Маленькая азиаточка молча скользнула к дивану, на который сгрузил меня мясник в малахае. Надежда появилась у меня. Ну не станет же бородатый при посторонних непотребаства творить? Или…

– Чего рот открыла. Лю тайка. Мне нравится обслуга оттуда. Тихие, незаметные, молчат. А я люблю тишину. Свободна.

Горничная исчезла. Так же как и появилась. Словно в воздухе растаяла.

– Скажи. Прямо ниндзя, – я задохнулась. Нет, никто мне не поможет. Бородатый содрал с меня носок и нахмурился. Странное у него, конечно, отклонение. Я слышала, что есть те, кому ноги нравятся женские, но тут… Нога раненная капканом, да еще наверняка сморщенная от того что валенки чертовы промокли. И физиономия извращенца мне сейчас вот совсем не понравилась. Слишком сосредоточенная и напряженная.

– Нет перелома, ушиб сильный. Но печку играть сможешь, тюленя еще, наверное. Слушай, а Ляся это что, настоящее имя или в сценический псевдоним?

– А вы доктор, или это часть вашей игры?

– Был когда-то, – совершенно серьезно ответил хозяин дома. – Хирургом был. Хорошим, оперирующим. А потом… Да пошла ты.

Я угрюмо уставилась на громозепу в дурацкой шапке. Да нет, я привыкла уже, что меня все подкалывают по поводу имени, по поводу моего веса, за мою неуклюжесть и дремучесть в некоторых аспектах жизни, которая как-то вот не задалась у меня. Но вот от чего-то из уст именно этого мерзавца подколки мне слышать обиднее всего. Тюлень, надо же. Уж лучше пусть меня быстрее отдаст Барбосу, и все это закончится. И настроение у него меняется, как погода у моря. Что он озлился то? Я так устала, просто ужасно. И страшно хочу спать. И…

– Папа, – звонкий детский голосок прозвучал так неожиданно, что я подскочила на своем прокрустовом ложе не меньше чем на полметра. – Ух ты, ты что Деда Мороза словил? Ни фига себе.

– Геморрой я себе словил, – пробубнил по нос малахаистый великан. И полную шапку проблем, похоже. Улыбайся, а то морда у тебя сейчас, как у Гринча, а не как у доброго волшебника.

Под потолком вспыхнула люстра. Я ослепла на мгновение всего, а когда сфокусировала свои ясные очи, увидела крошечного рыжего мальчика, с интересом и восторгом глядящего на мою потрепанную персону. Ребенок, похожий на Антошку, любителя картошки, из мультика, конопатый и смахивающий на солнышко, рассматривал меня как диковинную зверушку. Только что не потыкал кочергой, которую зачем-то держал в руке.

– Па, а это нормально, что у деда мороза тетенькина грудь? – поинтересовался потомок Огра, который замер у камина, сложив на могучей груди огромные руки. – А ты говорил, что он не придет без елочки. Дед Мороз, а что у тебя с ногой? Ты из саней выпал, да? Ух ты, круть. А папа не верил, что ты прилетишь. А я загадал. А ты точно настоящий? – напрягся мальчик и почесал крохотный нос кочергой.

– Я помощник его, – вздохнула я, поправляя «Дедморозный» халат на груди, – дедушка не успевает везде сам. Поэтому нас отправляет проверять, как ведут себя хорошие мальчики. Ну и подарки передает с нами. Вот ты, например, что бы хотел в подарок?

– Я…? – в глазах ребенка зажглись искорки надежды. И нос он насупил, как Огр в малахае.

– Да. Я же к тебе приехал… приехала, – ну не обманывать же мальчика, так доверчиво на меня смотрящего. Он не глупый же, сразу понял, что я тетенька. Тетенька, блин. Я то все себя считаю девушкой.

– Я хочу маму, настоящую только, а не няню Гаджан, которая «р» не выговаривает и готовит гадский суп, а еще она не разговаривает со мной почти. Чтобы мама была красивая хочу. И чтобы у нас был стол новогодний, как в кино. Салаты чтобы с горохом, и пюре картошка. И еще… Чтобы папа в новый год…

– Так, Барбос, бегом переодеваться Сто раз тебе говорил, чтобы босиком не ходил по голому полу, – рявкнул бородатый, я уж и забыла что он тут, заслушавшись мечтами ребенка, который как мне показалось, страшно несчастен. Ну не будет счастливый малыш мечтать о таких простых радостях как салат. И дом богатый, вроде, а все в нем какое-то неживое. Нет елочки в доме, где живет ребенок, нет гирлянд веселых. И снеговика нет в огромном дворе. Только злобный мужик в малахае с ружьём, зовущий своего ребенка собачьей кличкой и тени в фартуках.

– Почему Барбос? – проводив взглядом крошечную фигурку, взлетевшую по лестнице с какой-то невероятной скоростью.

– А ты почему Ляся? – хмыкнул дьявол, наконец содрав с головы шапку.

Глава 5

Я теперь поняла. Почему он не снимал шапку. Варвар похож на яркий апельсин шевелюрой. Странное сочетание темной бороды, которая у него еще и кучерявится, явно от влаги, оставленной на ней озорными снежинками и лохматой копны волос цвета перезревшего на солнце апельсина.

– Чего? – прорычал мой пленитель, увидев, что я уставилась на него открыв рот. – Скажи красавчик.

– Я бы даже сказала, огонь, – хмыкнула я, спуская с дивана отогревшиеся ноги. Ступня тут же отдалась ломотой. Поморщилась и почувствовала, как чешется мое лицо от чертова клея, которым я присобачила бороду. На резинке носить дедморозный знак отличия нам категорически запретил Давыдыч. А клей купил самый дешмански, старый сквалыга. – Слушайте, а можно я бороду сниму?

– Опа, стриптиз будет? – Приподнял бровь огр. Красивый мужик, но какой-то… За маской напускной удали скрывается странная тоска. С чего бы ему депрессовать? У него все есть, о чем мне даже мечтать не приходится. У него есть чудесны маленький сын, дом. Деньги, власть, скорее всего. Слишком уж он самоуверен. И от чертова бородача за версту воняет мужиком. Настоящим таким самцом, который мне не светит никогда. Мой потолок Саня Ежиков, с которым мы играем в постановке колобка и облезлого зайца. При чем я заяц. Так что представьте…

– Слушайте, вам не надоело? Мальчик хочет праздник, а вы, вместо того, чтобы хотя бы елочку нарядить упражняетесь в остроумии.

– В этом доме не бывает елок, – он хмурится? Странно. И что за фобия у здорового дядьки, похожего на сказочного рыжего медведя, интересно? – Мы не празднуем новый год. Это ясно?

– Вы сектант?

– Почему?

– Потому что новый год это праздник, который помогает людям стать счастливее, – вздыхаю я, хоть и сама не верю в постулаты, что пытаюсь вложить в мохнатую рыжую башку маньяка. – И ваш сын ждет сказку. И все ваши загоны ему по барабану. Потому что он просто ребенок. Ребенок, который еще не разучился верить в чудо. Вы же не хотите, чтобы он вырос таким же толстокожим Бармалеем, кошмарящим чертову бородатую бабу, случайно не сдохшую в лесу? Такие, как вы.

Боже, что я несу? Сейчас Бармалей достанет свое ружье, а потом сожжет мои косточки в камине. Ну, или достанет кривой нож. А нет, он подошел к камину, взял в руки огромный колун, подкинул в руке. Больно, наверное, топором то…

– Новый год – это… Ну ты и наглая, – махнул рукой мужик. Схватил с кресла свой тулуп. Снова натянул на голову чертов малахай и быстрым шагом пошел к двери.

– Вы куда? – вякнула я в широкую спину. – Между прочим…

– Ты же сказала, что нужна елка.

– Вы что же рубить елочку собрались? Вы что… Вы варвар.

– Нет, блин, я ее уговорю, чтобы она сама из земли выкорчевалась ненадолго. Ты меня достала. Не искушай судьбу, – рыкнул отец Барбоса, выскочил за дверь, в завихрения воющей на улице вьюги.

Я вздохнула, стащила с себя чертов халат, расшитый белой мишурой, пайетками и рыбьим мехом, бросила его на диван, дернула себя за бороду, ослепла от боли, всхлипнула. Вот ведь угораздило меня. Но с другой стороны, это даже лучше, чем сидеть за накрытым столом в квартире мамы, есть набившие оскомину салаты и слушать, какая я дурная сестра. Что я должна съехать из квартиры, которую подарила мне бабуля, и отдать ее брату. Потому что у меня нет личной жизни и не будет никогда с такой толстой жопой, а Костику нужно устраивать судьбу. Но он несчастный бедолага, двухметровый, ищущий себя и не находящий. Ни дня в жизни не работавший. А я просто эгоистка и жадина. И это страшно обидно потому что я вечно верчусь колбасой. Чтобы погасить долги брата, коммунальные платежи мамули и ее желания быть светской дамой. А сама… Я забыла уже, когда баловала себя хоть чем-то, кроме жирных тортов после работы, дешевых и отвратительных. А тут хоть и страшно, но приключение. Наверное единственное в моей идиотской жизни. Завтра я вернусь в свои однокомнатные хоромы, выслушаю отповедь родственников. Получу по шапке от главного режиссера ТЮЗа и… Дальше ничего нового. Все по кругу.