Галантные гиганты Ганимеда

Пролог

Посвящается моей жене Лин, доказавшей, что и своя трава может стать зеленее, чем у соседа

Лейел Торрес, командующий наблюдательно-исследовательской базой, расположенной вблизи экватора Искариса III, закрыл последнюю страницу отчета и, облегченно вздохнув, потянулся в кресле. Какое-то время он просто сидел, наслаждаясь ощущением расслабленности, пока кресло подстраивалось под его новую позу, а затем встал, потянулся к столику позади рабочего места, взял с подноса одну из фляжек и налил себе выпить. Прохладный и освежающий напиток быстро развеял усталость, которая уже начала проявляться спустя два часа сосредоточенной работы. «Еще немного», – подумал он. Всего два месяца, и они навсегда попрощаются с этим бесплодным шаром из обожженного камня и вернутся в чистую, свежую, усеянную звездами черную бездну, отделявшую их от родного дома.

Он обвел взглядом интерьер кабинета, который занимал часть жилого модуля внутри комплекса из куполов, наблюдательных строений и коммуникационных антенн, вот уже два года служившего Торресу домом. Он уже порядком устал от тянувшейся месяцами однообразной, бесконечной рутины. Да, проект будоражил и подстегивал к работе, но всему есть предел; лично он не стал бы горевать, выпади ему шанс вернуться домой хотя бы на день раньше.

Торрес медленно прошел в боковую часть комнаты и пару секунд пристально разглядывал пустую стену. Затем, не поворачивая головы, сказал вслух:

– Смотровая панель. Прозрачный режим.

Стена тут же стала прозрачной с одной стороны, открыв Торресу вид на поверхность Искариса III. Здесь, на краю скопища сооружений и машин, составлявших исследовательскую базу, сухие, единообразные красновато-бурые скалы и валуны тянулись до самой линии горизонта, но за ее отчетливым изгибом резко сходили на нет, уступая место черному бархату неба, усеянному огоньками звезд. Высоко над ними безжалостно пылала огненная сфера Искариса, отраженные лучи которого наполняли комнату теплым оранжево-красным светом. Оглядев пустошь, Торрес почувствовал, как внутри нарастает внезапная тоска по простым радостям: гулять под голубым небом, вдыхать забытые порывы пьянящего свободного ветра. Да, все верно: возможности вернуться домой раньше срока он был бы только рад.

Его размышления прервал донесшийся из ниоткуда голос:

– Командующий, Марвил Чарисо просит соединить с вами. Говорит, дело срочное.

– Разрешаю, – ответил Торрес.

Он повернулся лицом к огромному экрану, занимавшему большую часть противоположной стены. Экран моментально ожил, и на нем появилось изображение старшего физика Чарисо, который в этот момент находился в лаборатории контрольно-измерительных приборов, входящей в состав обсерватории. На его лице проступила тревога.

– Лейел, – без лишних вступлений начал Чарисо. – Можешь прямо сейчас спуститься сюда? У нас проблемы – серьезные проблемы.

Об остальном говорил сам тон его голоса. То, что могло до такой степени взбудоражить Чарисо, явно не сулило ничего хорошего.

– Иду, – ответил Торрес, направляясь к двери.

Спустя пять минут, он уже входил в лабораторию, где его лично поприветствовал физик; к этому моменту тот был встревожен как никогда. Чарисо проводил командующего к монитору, расположенному перед целой батареей электронных устройств; Галдерн Брензор, еще один из ученых, с мрачным видом изучал кривые и результаты анализа данных на экранах компьютеров. Когда они подошли ближе, Брензор поднял голову и угрюмо кивнул.

– В фотосфере наблюдаются мощные эмиссионные линии, – сообщил он. – Линии поглощения быстро смещаются в сторону фиолетовой части спектра. Сомнений нет; в ядре звезды развивается крупная нестабильность, и она уже выходит из-под контроля.

Торрес перевел взгляд на Чарисо.

– Искарис вот-вот станет новой, – объяснил Чарисо. – С проектом что-то пошло не так, и звезда начала быстро расширяться. Фотосфера уже захватывает окружающее пространство, и, судя по предварительным расчетам, взрыв накроет нас в течение двадцати часов. Нам нужно эвакуироваться.

Торрес ошеломленно уставился на Чарисо, не веря его словам.

– Но этого не может быть.

Ученый широко развел руками:

– Допустим, но таковы факты. Позже у нас будет достаточно времени, чтобы разобраться в своих ошибках, но прямо сейчас нам нужно улетать… и как можно скорее!

Торрес пристально разглядывал мрачные лица собеседников, пока его разум, повинуясь инстинкту, пытался отмежеваться от слов Чарисо. Он перевел взгляд на еще один большой экран, где транслировалось изображение из космоса с расстояния в шестнадцать миллионов километров. Перед ним находился один из трех гигантских гравилучевых проекторов, представлявших собой цилиндры больше трех километров в длину и в полкилометра шириной; их построили на орбите звезды в пятидесяти миллионах километров от Искариса и расположили так, чтобы их оси были нацелены точно на центр звезды. Огненный шар Искариса за силуэтом проектора и сейчас казался совершенно нормальным, но Торрес уже представлял, как диск звезды едва заметно набухает и начинает угрожающе растекаться в стороны.

На мгновение его мозг буквально затопило эмоциями: сущая непосильность рухнувшей на них проблемы, безнадежность рационального осмысления при чудовищной нехватке времени, тщетность усилий, впустую потраченных за последние два года. Но затем это чувство испарилось так же быстро, как возникло, и командующий снова взял себя в руки.

– ЗОРАК, – обратился он, слегка повысив голос.

– Командующий? – ответил тот же голос, который разговаривал с ним в кабинете.

– Немедленно свяжись с Гарутом на «Шапироне». Сообщи ему, что возникла ситуация чрезвычайной важности и всем командирам экспедиции необходимо срочно выйти на связь. Я прошу его объявить экстренный сбор и приказать им подключиться к видеоконференции в течение пятнадцати минут. Кроме того, включи по всей базе сигнал тревоги и дай персоналу указания сохранять готовность и ожидать дальнейших распоряжений. Я подключусь к конференции с мультиконсоли в четырнадцатом зале главного наблюдательного купола. На этом все.

Спустя немногим более четверти часа Торрес и двое ученых уже находились перед батареей настенных экранов, транслировавших лица остальных участников видеоконференции. Главнокомандующий экспедиции Гарут сидел перед дисплеем в сопровождении двух адъютантов; на связь он вышел из самого сердца «Шапирона», флагманского корабля, располагавшегося в трех с лишним тысячах километров над Искарисом III. Он, не перебивая, выслушал доклад о ситуации. Научный руководитель миссии, подключившийся к конференции из другого места корабля, подтвердил, что за последние несколько минут сенсоры на борту «Шапирона» выдали показания, аналогичные данным приборов на поверхности Искариса III, а интерпретация ученых подтверждалась результатами компьютерного анализа. Проекторы гравилучей привели к непредвиденному эффекту, вызвав катастрофический сдвиг внутреннего равновесия Искариса и спровоцировав превращение звезды в новую. Время поджимало, и сейчас нельзя было думать ни о чем, кроме спасения.

– Нам нужно эвакуировать всех с планеты, – заключил Гарут. – Лейел, первым делом мне нужен отчет о том, какие корабли сейчас находятся на Искарисе III и сколько человек они смогут вывезти на орбиту. За остальными мы вышлем дополнительные шаттлы, как только выясним, насколько велик дефицит провозоспособности. Мончар… – обратился он к заместителю на одном из экранов. – Есть ли корабли, находящиеся от нас более чем в пятнадцати часах лета с учетом максимальной скорости?

– Нет, сэр. Самый дальний сейчас рядом со вторым проектором. На возвращение ему потребуется чуть больше десяти часов.

– Отлично. Немедленно вызовите их сюда, с экстренным приоритетом. Если данные, о которых нам сообщили, – правда, то единственный шанс сбежать от взрыва – это воспользоваться главными двигателями «Шапирона». Подготовьте расчетный график прилетов и убедитесь, что мы готовы принять остальные корабли.

– Да, сэр.

– Лейел… – Гарут снова перевел взгляд и теперь смотрел прямиком из экрана в четырнадцатом зале наблюдательного купола. – Приведи все доступные тебе корабли в состояние готовности к вылету и немедленно приступай к планированию эвакуации. Через час сообщишь о ходе операции. Каждому разрешается взять по одной сумке с личными вещами.

– Позвольте напомнить вам об одной проблеме, – добавил находившийся в двигательном отсеке главный инженер «Шапирона» Рогдар Джассилейн.

– В чем дело, Рог? – лицо Гарута повернулось к очередному экрану.

– Мы все еще не разобрались с неисправностью первичной тормозной системы в тороидах главного двигателя. Если мы запустим двигатели, то сбавить ход они смогут лишь со своей естественной скоростью. Вся тормозная система сейчас в разобранном состоянии. За двадцать часов мы даже не успеем ее собрать, не говоря уже о том, чтобы найти и устранить причину сбоя.

Гарут ненадолго задумался.

– Но запустить их все-таки можно?

– Да, – подтвердил Джассилейн. – Но как только черные дыры внутри тороидов раскрутятся, накопленный ими момент импульса достигнет феноменальных величин. Без тормозной системы нам придется ждать несколько лет, прежде чем они замедлятся до скоростей, при которых их можно будет отключить. Все это время главный двигатель будет активен, и заглушить его мы не сможем. – Он изобразил жест беспомощности. – Мы можем оказаться где угодно.

– Но выбора нет, – заметил Гарут. – Тут или пан, или пропал. Нам придется задать курс домой и двигаться по орбите вокруг Солнечной системы, пока не сбавим скорость. Разве есть другое решение?

– Я понимаю, к чему клонит Рог, – вмешался научный руководитель. – Но все не так просто. Видите ли, при скоростях, до которых корабль разгонится за несколько лет непрерывной тяги на маршевых двигателях, мы испытаем колоссальный эффект релятивистского замедления относительно систем отсчета, движущихся со скоростью Искариса или Солнца. Поскольку «Шапирон» будет находиться в ускоренной системе координат, на борту корабля пройдет гораздо меньше времени, чем у нас дома; мы знаем, где в итоге окажемся… но плохо представляем когда.

– На деле все может оказаться даже хуже, – добавил Джассилейн. – Маршевые двигатели работают за счет создания локального искажения пространства-времени, в которое корабль непрерывно «падает» под действием гравитации. Это также приводит к замедлению времени. Так что в итоге оба эффекта усиливают друг друга. Что произойдет, если главный двигатель будет работать на максимальной скорости, сказать не могу – не думаю, что подобное случалось раньше.

– Я, конечно, еще не успел проделать точных расчетов, – сказал научный руководитель. – Но если мои оценки соответствуют действительности, то суммарное замедление времени может достигать величин порядка нескольких миллионов.

– Миллионов? – ошеломленно переспросил Гарут.

– Да. – Научный руководитель миссии смерил остальных степенным взглядом. – Каждый год, потраченный на то, чтобы сбить скорость, без которой мы попросту не сможем сбежать от новой, по возвращении домой может обернуться для нас миллионами потерянных лет.

Долгое время никто не решался заговорить. Наконец тишину нарушил тяжелый и мрачный голос Гарута:

– Пусть так, но, если мы хотим выжить, другого выбора у нас нет. Мой приказ остается в силе. Главный инженер Джассилейн, подготовьтесь к вылету в глубокий космос и приведите главный двигатель в состояние готовности.

Спустя двадцать часов «Шапирон» на полной мощности уже мчался к глубинам межзвездного пространства, когда первый фронт взорвавшейся новой обжег корпус корабля и бесследно распылил ему вслед пепел, некогда бывший Искарисом III.

Глава 1

За время, которое в масштабах Вселенной не превышало одного удара сердца, удивительное животное под названием Человек успело спуститься с деревьев, открыть огонь, изобрести колесо, научиться летать и покинуть Землю в поисках других планет.

Изменения, к которым привело появление Человека, стали настоящим водоворотом бурной деятельности, приключений и неутомимых открытий. Невиданное дело для предшествующих эонов спокойной эволюции и неторопливого хода событий.

Так, по крайней мере, считалось долгое время.

Но когда Человек наконец достиг Ганимеда, самой крупной из юпитерианских лун, то волей случая ему открылась правда, не оставившая и камня на камне от веры, пережившей столетия неуемной любознательности. Оказалось, что Человек отнюдь не уникален. Двадцать пять миллионов лет тому назад все его достижения уже превзошла другая раса.

Четвертая пилотируемая миссия к Юпитеру, стартовавшая в начале две тысячи двадцатых годов, ознаменовала начало масштабного исследования внешних планет и строительство первых долговременных баз на юпитерианских лунах. Наблюдательные приборы на орбите вокруг Ганимеда засекли массивное скопление металла под ледяной коркой на поверхности спутника. Для изучения этой аномалии под специально выстроенной на спутнике базой пробурили систему шахт.

Космический корабль, который обнаружили застывшим в этой ледяной могиле безвременья, оказался настоящим исполином. Взяв за основу найденные на борту скелетированные останки, ученые Земли сумели реконструировать внешний вид гигантов, которые построили это судно и чей уровень технологий, по оценкам, примерно на сотню лет опережал уровень землян. В знак памяти о месте их открытия гигантов окрестили ганимейцами.

Родиной ганимейцев была Минерва – погибшая планета, некогда находившаяся между Марсом и Юпитером. Большую часть ее массы выбросило на экстремально вытянутую орбиту у границ Солнечной системы, и впоследствии она стала Плутоном, а прочие обломки, рассеянные под действием приливных сил Юпитера, образовали пояс астероидов. В ходе многочисленных исследований, включавших эксперименты по воздействию космическими лучами на образцы материалов, добытых в поясе астероидов, было установлено, что распад Минервы произошел около пятидесяти тысяч лет назад, спустя миллионы лет после того, как Солнечную систему – судя по известным данным – бороздили корабли ганимейцев.

Открытие технически развитой расы, существовавшей двадцать пять миллионов лет назад, произвело фурор само по себе. Но еще более захватывающей, хотя и отчасти ожидаемой, стала новость о том, что ганимейцы бывали и на Земле. Среди грузов, которые вез найденный на Ганимеде корабль, оказалась коллекция растительных и животных образцов, которых прежде не видел ни один человек, – показательный срез сухопутных форм жизни, населявших Землю на рубеже олигоценовой и миоценовой эпох. Некоторые из образцов прекрасно сохранились в герметичных канистрах, другие же, по всей видимости, содержались в специальных загонах и клетках и были живы, когда корабль потерпел крушение.

В момент совершения этих открытий на лунной орбите как раз шло строительство семи кораблей, которым предстояло войти в миссию «Юпитер-5». Когда миссия отправилась в путь, к ней присоединилась команда ученых, горевших желанием поскорее углубиться в заманчивые дебри ганимейской истории.

Программа обработки данных, запущенная в вычислительном центре двухкилометрового командного корабля миссии «Юпитер-5», который двигался по орбите в трех с лишним тысячах километров над Ганимедом, перенаправила результаты приоритезатору сообщений. Далее информация при помощи лазерного пучка была передана трансиверу главной базы на поверхности спутника и ретранслирована на север посредством цепочки станций-повторителей. Спустя несколько миллионных долей секунды и тысячу километров компьютеры на базе «Копёр» декодировали получателя сообщения и вывели сигнал на монитор, занимавший стену небольшого конференц-зала в секции биологических лабораторий. На экране появилась замысловатая комбинация символов, используемых генетиками для обозначения внутренней структуры хромосом. Пять человек, сидевших по периметру стола в тесной комнате, внимательно изучили картинку на дисплее.

– Прошу. Если хотите ознакомиться с проблемой в деталях, то выглядит все именно так.

Говоривший был высоким, худощавым, лысеющим мужчиной в белом лабораторном халате и старомодных очках с золоченой оправой. Он стоял перед монитором и чуть сбоку от самого экрана, указывая на него одной рукой, а другой тем временем легонько сжимал лацкан халата. Профессор Кристиан Данчеккер из Вествудского института биологии в Хьюстоне, входившего в состав Подразделения биологических наук КСООН, возглавлял команду биологов, прибывших сюда на борту «Юпитера-5» для изучения древней фауны Земли, обнаруженной внутри ганимейского корабля. Сидевшие перед ним ученые обдумывали картинку на экране. Через некоторое время Данчеккер снова резюмировал проблему, которую они обсуждали в течение последнего часа.

– Надеюсь, большинству из вас очевидно, что подобная молекулярная структура указывает на ферментативные свойства. Одна и та же разновидность этих ферментов была обнаружена в образцах тканей, взятых у множества видов животных, которых к этому моменту успели изучить в орбитальных лабораториях «Ю-4». Повторяю, множества видов животных, множества… – Данчеккер ухватился обеими руками за лацканы халата и выжидающе посмотрел на собравшуюся мини-аудиторию. Его голос почти превратился в шепот. – И все же ничего подобного или хотя бы отдаленно похожего не встречается ни у одного из современных нам представителей земной фауны. Джентльмены, стоящая перед нами задача довольно проста – дать этим странным фактам хоть какое-то объяснение.

Пол Карпентер, моложавый, светловолосый и самый юный из присутствующих, откинулся на спинку кресла и, развернув руки ладонями вверх, вопросительно посмотрел по сторонам.

– Видимо, я не очень понимаю суть проблемы, – открыто признался он. – Этот фермент встречался у животных, которые существовали на Земле двадцать пять миллионов лет тому назад, верно?

– Все так, – подтвердила с легким кивком Сэнди Холмс, сидевшая по другую сторону стола.

– Значит, за двадцать пять миллионов лет они просто мутировали до неузнаваемости. Со временем все меняется, и ферменты не исключение. Производные варианты той же структуры, скорее всего, встречаются и сейчас, но выглядят иначе… – Он заметил выражение на лице Данчеккера. – Нет?.. В чем проблема?

Профессор ответил вздохом бесконечно терпеливого человека.

– Мы это уже проходили, Пол, – сказал он. – Во всяком случае мне так казалось. Позволь напомнить: за последние десятки лет энзимология достигла колоссальных успехов. Практически каждый тип ферментов так или иначе классифицирован и занесен в каталоги, но только не этот – ничего подобного нам раньше не встречалось.

– Не хочу спорить ради спора, но так ли это? – возразил Карпентер. – Я к тому, что… за последние пару лет каталоги неоднократно дополнялись, разве нет? Шнелдер и Гроссман из Сан-Паоло с серией P273B и ее производными… Брэддок из Англии с…

– Да, но ты упускаешь главное, – перебил его Данчеккер. – Верно, это действительно были новые разновидности ферментов, но все они прекрасно вписывались в стандартные семейства. Их характеристики четко указывали на принадлежность к известным родственным группам. – Он снова указал на экран. – Но с этим ферментом все иначе. Он выбивается из остальных. На мой взгляд, он указывает на совершенно новый класс, который состоит из одного представителя. Подобной метаболической функции мы не встречали ни у одной из известных форм жизни.

Данчеккер обвел взглядом небольшой круг лиц перед собой:

– Каждое из известных нам животных принадлежит к известному семейству, а его предки и родственные виды прекрасно поддаются идентификации. То же самое верно и на микроуровне. Весь наш предшествующий опыт показывает, что, даже если этот фермент действительно существовал двадцать пять миллионов лет назад, мы все равно должны были распознать характерные особенности его семейства и найти связь с современными белками. Но это оказалось невозможным. Лично я считаю, что это указывает на весьма необычные обстоятельства.

Вольфганг Фихтер, один из старших биологов Данчеккера, потер подбородок и с сомнением взглянул на экран.

– Крис, я согласен, что шансы такого сценария крайне малы, – заметил он. – Но можно ли с уверенностью говорить о его невозможности? Ведь за двадцать пять миллионов лет?.. Фермент мог мутировать под влиянием новых факторов среды. Скажем, изменений в рационе питания… или вроде того.

Данчеккер решительно покачал головой.

– Нет. Я считаю это невозможным. – Он поднял руки и принялся загибать пальцы. – Во-первых, даже если бы он мутировал, мы бы все равно смогли идентифицировать базовое строение исходного семейства белков по аналогии с фундаментальными свойствами, которые, скажем, объединяют всех позвоночных. Но мы не можем.

Во-вторых, если бы этот фермент появился только в одном из видов олигоцена, я бы еще мог согласиться с тем, что он возник в результате мутации и впоследствии произвел на свет множество вариантов, которые мы наблюдаем в современном мире, – иначе говоря, представляет собой предковую форму, общую для целой группы современных организмов. Будь это так, я был бы готов признать, что некая сильно выраженная мутация могла и правда скрыть от нас взаимосвязь предковой формы и ее потомков. Но на деле все иначе. Один и тот же фермент встречается у множества разных, неродственных видов эпохи олигоцена. Чтобы твоя гипотеза имела место, один и тот же маловероятный процесс должен был повториться много раз – независимо и одновременно у разных видов. Я считаю это невозможным.

– Но… – возразил было Карпентер, однако Данчеккер продолжал говорить.

– В-третьих, хотя этот фермент не встречается на уровне микрохимии ни у одного из современных животных, все они прекрасно без него обходятся. Многие из них являются прямыми потомками олигоценовых видов с корабля ганимейцев. Замечу, что некоторые из этих линий наследования были сопряжены с быстрыми мутациями и адаптацией к меняющимся рационам и условиям среды – некоторые, но далеко не все. В ряде случаев переход от олигоценовых предков к современным формам происходил крайне медленно и привел лишь к незначительным изменениям. Мы провели детальное сравнение микрохимических процессов у предковых особей эпохи олигоцена, которых обнаружили на корабле ганимейцев, с уже известными данными по животным, которые существуют в наше время и произошли от тех же предков. В общем и целом, результаты оправдали наши ожидания: никаких существенных отличий, с одной стороны, и четко прослеживаемые связи между обеими группами – с другой. Каждую функцию, проявлявшуюся в биохимии предка, можно без труда распознать у его потомков – иногда с небольшими отличиями. – Данчеккер бросил беглый взгляд на Фихтера. – По эволюционным меркам двадцать пять миллионов лет не такой уж большой срок.

Судя по всему, возражений ни у кого не нашлось, и тогда Данчеккер снова взял инициативу на себя.

– Но в каждом случае мы неизменно сталкивались с одним исключением – тем самым ферментом. Все указывает на то, что если этот фермент встречался в организме предка, то либо он сам, либо близкая к нему разновидность должна легко обнаруживаться и у потомков. Однако ни одна проверка не дала положительного исхода. Лично я счел бы такое невозможным, и все же это свершившийся факт.

Пока группа переваривала слова Данчеккера, в комнате ненадолго стало тихо. Наконец Сэнди Холмс осмелилась высказать свою догадку:

– Может ли речь все-таки идти о радикальной мутации, но в обратную сторону?

Данчеккер смерил ее хмурым взглядом.

– Что значит в обратную сторону? – уточнил Анри Руссон, еще один из старших биологов, сидевший рядом с Карпентером.

– Что ж, – ответила она, – все животные на ганимейском корабле попали туда с Минервы, так? Скорее всего, они родились там от предков, которых ганимейцы перевезли с Земли. Мог ли какой-то фактор минервианской среды вызвать мутацию, которая в итоге привела к появлению этого фермента? По крайней мере, это бы объяснило, почему его нет у современных земных животных. Ведь ни они, ни их предки никогда не были на Минерве.

– Та же проблема, – пробормотал Фихтер, качая головой.

– Какая проблема? – спросила она.

– Один и тот же фермент обнаружен у множества разных, не связанных близким родством видов времен олигоцена, – ответил Данчеккер. – Да, я готов допустить, что особенности минервианской среды могли привести к мутации одного из вариантов земного фермента в то, что мы наблюдаем сейчас. – Он снова указал на экран. – Однако с Земли на Минерву попало множество разных видов – разных видов, каждый из которых отличался особенностями метаболизма и конкретными группами ферментных вариантов. Предположим теперь, будто нечто в минервианской среде заставило эти ферменты – подчеркну, разные ферменты – мутировать. Неужели ты на полном серьезе предполагаешь, что все они могли независимо друг от друга превратиться в один и тот же конечный продукт? – Он помедлил с секунду. – Потому что именно с этой ситуацией нам приходится иметь дело. На корабле ганимейцев сохранилось множество образцов разных видов, но каждый из них обладает ровно одним и тем же ферментом. Не хочешь ли ты в свете сказанного пересмотреть свою гипотезу?

Секунду женщина с беспомощным видом разглядывала стол, после чего изобразила отрешенный жест:

– Что ж… если смотреть с этой точки зрения, видимо, особого смысла в ней нет.

– Благодарю, – с каменным лицом отозвался Данчеккер.

Анри Руссон наклонился вперед и налил себе воды из кувшина в центре стола. Он сделал продолжительный глоток, пока остальные продолжали задумчиво глядеть сквозь стены или на потолок.

– Давайте на секунду вернемся к основам и посмотрим, что нам это даст, – предложил он. – Мы знаем, что ганимейцы возникли на Минерве, так? – Головы вокруг него кивнули в знак согласия. – Мы также знаем, что ганимейцы наверняка посещали Землю, потому что иначе земные животные никак не смогли бы оказаться на борту их корабля – если только мы не собираемся выдумать для объяснения еще одну гипотетическую расу инопланетян, а я такими вещами точно заниматься не собираюсь, потому что для этого нет никаких предпосылок. Далее, мы знаем, что обнаруженный здесь корабль попал на Ганимед с Минервы, а не напрямую с Земли. А если корабль прилетел сюда с Минервы, значит, оттуда же прибыли и земные животные. Это подтверждает идею, к которой мы пришли раньше – что ганимейцы по какой-то причине стали перевозить с Земли на Минерву самые разные формы живых существ.

Пол Карпентер поднял руку:

– Постой-ка. Откуда нам знать, что корабль у нас под ногами прилетел сюда с Минервы?

– Растения, – напомнил Фихтер.

– Ах да, растения. Совсем забыл… – С этими словами Карпентер умолк.

В загонах и клетках для животных на ганимейском корабле имелись запасы растительного корма и подстилки, прекрасно сохранившиеся под слоем льда, который образовался, когда из остывшей атмосферы корабля сконденсировался водяной пар. Используя добытые из них семена, Данчеккер сумел вырастить живые растения, совершенно не похожие на когда-либо существовавшую земную флору и, судя по всему, представлявшие коренные виды минервианской экосистемы. Их листья имели очень темную – почти черную – окраску и поглощали каждую подвернувшуюся частичку солнечного света, по всему видимому спектру. Что подтверждалось независимыми выводами об удаленности Минервы относительно Солнца.

– Как далеко, – спросил Руссон, – мы продвинулись в ответе на вопрос: зачем ганимейцам было ввозить всех этих животных? – Он широко развел руками. – Должна же быть причина. У нас есть успехи на этом фронте? Лично я без понятия, но фермент может иметь к этому какое-то отношение.

– Что ж, давайте вкратце подытожим, что нам известно на этот счет, – предложил Данчеккер. Он отодвинулся от экрана и примостился на краю стола. – Пол. Не будешь так любезен поделиться ответом на вопрос Анри?

Карпентер с секунду почесал затылок и скорчил гримасу.

– В общем… – начал он, – во-первых, у нас есть рыбы. Мы уже установили, что они принадлежат к числу исконно минервианских видов, и именно благодаря им у нас есть связь между Минервой и ганимейцами.

– Верно, – кивнул Данчеккер, немного смягчив свой брюзгливый настрой. – Продолжай.

Карпентер имел в виду хорошо сохранившуюся разновидность консервированной рыбы, происхождение которой удалось со всей достоверностью отследить до минервианских океанов. Данчеккер доказал, что структура их скелета в общем и целом коррелировала с останками ганимейцев, находившихся на корабле, который покоился под слоем льда на базе «Копёр»; примерно тот же уровень сходства наблюдался, к примеру, между строением человека и мамонта, что доказывало принадлежность рыбы и ганимейцев к одной и той же эволюционной ветви. А значит, если рыба родом с Минервы, то же самое можно сказать и о расе ганимейцев.

– Проведенный вами анализ основополагающей клеточной химии рыб, – продолжил Карпентер, – указывает на то, что неотъемлемой особенностью этого вида была низкая устойчивость к ряду токсинов, включающих, помимо прочего, двуокись углерода. Насколько мне известно, вы также выдвинули предположение, что рыбы могли унаследовать эту базовую химию от своих ранних предков – еще на заре минервианской истории.

– Именно так, – согласился Данчеккер. – Что еще?

Карпентер помедлил.

– А значит, низкой устойчивостью к CO₂ должны были обладать и сухопутные виды Минервы, – предположил он.

– Не совсем так, – возразил Данчеккер. – Ты упустил одно связующее звено. У кого-нибудь есть мысли?.. – Он взглянул на немца. – Вольфганг?

– Придется сделать допущение, что проявления низкой устойчивости к углекислому газу впервые возникли у отдаленного предка – который существовал еще до того, как на Минерве появились сухопутные виды животных. – Фихтер сделал паузу, после чего продолжил: – Тогда можно утверждать, что эта древняя форма жизни была общим прародителем всех более поздних сухопутных животных и морских видов – к примеру, той самой рыбы с корабля. Исходя из этого допущения, можно сделать вывод, что тот же признак был унаследован и всеми наземными животными, которые появились после них.

– Никогда не забывайте о сделанных допущениях, – призвал их Данчеккер. – Именно эта простая ошибка стала причиной многих проблем в истории науки. Заметьте также вот что: если низкая устойчивость к CO₂ действительно проявилась уже на ранних этапах минервианской эволюции и сохранилась вплоть до времен, когда была жива эта рыба, значит, ответственный за нее признак обладал высокой устойчивостью – если, конечно, наши знания земной эволюции могут служить здесь хоть каким-то ориентиром. Это повышает правдоподобность гипотезы о том, что данный признак мог стать общей особенностью, которая распространилась среди сухопутных видов по мере их естественного отбора и дивергенции и по сути оставалась неизменной на протяжении целых эпох – по аналогии с тем, как в течение сотен миллионов лет оставалось неизменным общее строение земных позвоночных, несмотря на их поверхностные отличия в форме, размере и структуре.

Данчеккер снял очки и принялся протирать линзы платком.

– Что ж, хорошо, – добавил он. – Давайте рассмотрим это допущение и, как следствие, заключим, что двадцать пять миллионов лет назад – к тому моменту, когда на Минерве появились ганимейцы, – планета была населена множеством исконных форм жизни, и все они, помимо прочего, отличались низкой устойчивостью к диоксиду углерода. Есть ли у нас другие факты, которые помогли бы выяснить, что именно тогда происходило на Минерве?

– Мы знаем, что ганимейцы пытались покинуть планету и переселиться в другое место, – подкинула идею Сэнди Холмс. – Скорее всего, в другую звездную систему.

– О, неужели? – Данчеккер улыбнулся, на миг обнажив зубы, после чего снова дыхнул на линзы очков. – И откуда нам это знать?

– Ну, во-первых, прямо здесь, подо льдом, лежит их корабль, – ответила она. – Судя по характеру и объему груза, можно предположить, что это было судно колонизаторов, которые явно не собирались возвращаться обратно. И с какой стати корабль вообще оказался именно на Ганимеде? Он ведь не мог совершать перелет между внутренними планетами Солнечной системы, верно?

– Но за пределами минервианской орбиты колонизировать попросту нечего, – вмешался Карпентер. – Если, конечно, не рассматривать другие звездные системы.

– Вот именно, – мрачно заметил Данчеккер, обращаясь к девушке. – Ты говоришь «можно предположить, что это было судно колонизаторов». Не стоит забывать, что именно к этому и сводятся все имеющиеся у нас факты – к предположению, не более того. Само по себе это еще ничего не доказывает. На базе полно людей, которые утверждают, будто теперь нам известно, что ганимейцы покинули Солнечную систему и взялись за поиски нового дома, потому что в атмосфере Минервы – в силу причин, которые нам только предстоит выяснить, – стала повышаться доля углекислого газа. Разумеется, если все, о чем мы только что говорили, – правда, то ганимейцы должны были обладать той же чувствительностью к углекислому газу, что и прочие сухопутные виды Минервы, и любой рост его атмосферной концентрации мог вызвать серьезные проблемы. Но, как мы только что выяснили, подобных знаний у нас нет; мы лишь обратили внимание на пару допущений, из которых в сочетании с прочими данными может следовать такой вывод.

Профессор умолк, видя, что Карпентер собирается что-то сказать.

– Но ведь этим дело не ограничивается, не так ли? – уточнил Карпентер. – Мы более чем уверены, что все сухопутные виды минервианских животных довольно быстро вымерли двадцать пять миллионов лет тому назад… все, за исключением, пожалуй, самих ганимейцев. Именно такого эффекта следовало бы ожидать в том случае, если концентрация CO₂ действительно поднялась и ни один из видов не смог к ней приспособиться. И это прекрасно сочетается с нашей гипотезой.

– Думаю, в словах Пола есть свой резон, – присоединилась Сэнди Холмс. – Все сходится. И к тому же укладывается в гипотезу о том, зачем ганимейцам было перевозить всех этих животных на Минерву.

Она повернулась к Карпентеру, как бы предлагая ему перенять эстафету.

Карпентера, как обычно, не нужно было просить дважды.

– По сути, ганимейцы пытались компенсировать дисбаланс CO₂, покрыв планету земной флорой, которая поглощает углекислый газ и вырабатывает кислород. Животных же завезли для того, чтобы создать сбалансированную экосистему, в которой могли бы существовать растения с Земли. Как и сказала Сэнди, все сходится.

– Вы пытаетесь подогнать факты под ответы, которые хотите доказать, – предостерег их Данчеккер. – Давайте еще раз отделим данные, которые представляют собой неоспоримый факт, от данных, в основе которых лежит какое-либо допущение или простая догадка.

В продолжение дискуссии Данчеккер принялся за разбор принципов научной дедукции и методов логического анализа. Все это время человек, молчаливо наблюдавший за ходом обсуждения с самого дальнего от экрана кресла, продолжал неспешно покуривать сигарету, впитывая каждую деталь разговора.

Доктор Виктор Хант также сопровождал команду ученых, которые больше трех месяцев назад прибыли сюда с миссией «Юпитер-5» для изучения ганимейского корабля. И хотя за это время не было сделано ни одного выдающегося открытия, исследователям удалось собрать гигантские массивы данных о внутреннем устройстве, конструкции и содержимом инопланетного корабля. Каждый день свежеизвлеченные устройства и детали машин изучались в лабораториях, оборудованных внутри баз на поверхности спутника, а также командных кораблей «Ю-4» и «Ю-5» на орбите Ганимеда. Пока что эти эксперименты принесли лишь фрагментарные знания, но в процессе изысканий начали мало-помалу всплывать подсказки, из которых в итоге могла сложиться осмысленная картина ганимейской цивилизации и таинственных событий, произошедших двадцать пять миллионов лет тому назад.

В этом и заключалась работа Ханта. Изначально он был теоретическим физиком со специализацией в математической нуклонике, пока не переехал из Англии по приглашению Космических сил ООН, чтобы возглавить небольшую исследовательскую группу; ее задача состояла в поиске связей между между изысканиями разных специалистов, работавших над общим проектом как на самом Ганимеде и его орбите, так и на Земле. Специалисты рисовали отдельные детали пазла; группа Ханта собирала их в единое целое. Такое разделение труда придумал непосредственный начальник Ханта, Грег Колдуэлл, занимавший пост исполнительного директора в Подразделении КСООН по вопросам навигации и коммуникации со штаб-квартирой в Хьюстоне. План уже принес свои плоды, дав им возможность раскрыть тайну, окружавшую судьбу и само существование Минервы, и, судя по первым признакам, был готов принести их снова.

Виктор продолжал слушать, а дискуссия между биологами тем временем успела сделать полный круг и в итоге сосредоточилась на том самом неизвестном ферменте, с которого и началась.

– Увы, боюсь, что нет, – сказал Данчеккер, отвечая на вопрос Руссона. – Пока что его назначение остается для нас тайной. Некоторые факторы в его уравнении реакции указывают на то, что фермент мог участвовать в процессе модификации или распада некоего белка, но какого именно и для какой цели – мы все еще не знаем.

Данчеккер оглядел комнату в поисках комментариев, но собравшимся, похоже, было нечего добавить к его словам. В зале стало тихо. Впервые за все время стал слышен легкий шум установленного неподалеку генератора. Хант неторопливо затушил сигарету, а затем откинулся на спинку кресла, оперевшись руками о его подлокотники.

– Что ж, отлично, похоже, у нас задачка так задачка, – прокомментировал он. – Ферменты не моя стезя. Так что этот вопрос я оставлю целиком на вас.

– А, приятно видеть, что ты все еще с нами, Вик, – заметил Данчеккер, поднимая взгляд, чтобы охватить им дальний конец стола. – За все время, что мы здесь сидим, ты ни слова не проронил.

– Слушаю и учусь. – Хант широко улыбнулся. – Пока что мне особо нечего добавить.

– Звучит как довольно-таки философский подход к жизни, – заметил Фихтер, перетасовывая лежащие перед ним бумаги. – Много у тебя таких идей?.. Может, даже наберется на маленькую красную книжицу, как у того китайского джентльмена в тысяча девятьсот… каком году?

– Боюсь, что нет. Излишние философствования по какому бы то ни было поводу не лучшая идея. Рано или поздно начинаешь противоречить самому себе. А это подрывает доверие.

Фихтер улыбнулся.

– Значит, просветить нас насчет этого дурацкого фермента ты не можешь, – добавил он.

Хант ответил не сразу: вместо этого он поджал губы и склонил голову набок на манер человека, который сомневается, разумно ли делиться своими знаниями с другими людьми.

– Что ж, – наконец ответил он, – вам с этим ферментом и без того забот хватает.

Его голос казался слегка игривым и в то же время непреодолимо вызывающим. Лица всех присутствующих моментально повернулись в сторону Ханта.

– Вик, ты играешь с нами в молчанку, – заявила Сэнди. – Выкладывай.

Данчеккер смерил Ханта молчаливым испытующим взглядом. Хант кивнул и потянулся к клавиатуре, утопленной в ближайший к нему край стола. На его запрос ответили компьютеры «Юпитера-5», который парил над противоположной стороной Ганимеда. На экране в конференц-зале появилась убористая таблица из чисел.

Хант дал остальным время изучить данные.

– Это результаты серии количественных испытаний, которые были недавно проведены в пятнадцати лабораториях. Эксперименты подразумевали стандартный анализ химического состава клеток, взятых из выборочных органов животных, о которых только что шла речь, – животных с корабля ганимейцев. – Помедлив с секунду, он как ни в чем не бывало продолжил: – Судя по этим данным, в образцах раз за разом встречаются определенные комбинации химических элементов – и всегда в одних и тех же пропорциях, которые недвусмысленно указывают на продукты известных нам процессов радиоактивного распада. Складывается впечатление, будто эти радиоизотопы были отобраны в процессе синтеза ферментов.

Спустя несколько секунд ответом на его слова стала пара хмурых, озадаченных взглядов. Первым заговорил Данчеккер.

– Хочешь сказать, что фермент… выборочно включал в свою структуру определенные радиоизотопы? – уточнил он.

– Именно.

– Но это же просто смешно, – твердо заявил профессор. Его тон не оставлял места для возражений.

Хант лишь пожал плечами:

– Похоже, что таковы факты. Просто посмотри на цифры.

– Но такой процесс просто не мог сложиться в природе, – продолжал настаивать Данчеккер.

– Знаю, но все-таки сложился.

– Чисто химические процессы не могут отличить радиоактивные изотопы от обычных, – раздраженно заметил Данчеккер. – Но именно такие процессы отвечают за образование ферментов. Они не способны отбирать радиоизотопы, которые будут использоваться для ферментного синтеза.

Хант отчасти ожидал, что первой реакцией Данчеккера станет абсолютное и бескомпромиссное отрицание гипотезы, которую он только что высказал вслух. Проработав с ним бок о бок больше двух лет, Хант уже привык к склонности Криса всякий раз инстинктивно прятаться за баррикадой общепринятых воззрений при встрече с чуждой его взглядам идеей. Но Виктор знал, что, как только у Данчеккера появлялась возможность как следует поразмыслить над вопросом, его способность выдавать инновационные идеи оказывалась ничуть не хуже, чем у окружавших его ученых младшего поколения. Поэтому Хант решил на мгновение промолчать: он рассеянно барабанил пальцами по столу, беззаботно насвистывая нестройную мелодию.

Данчеккер ждал и, судя по его виду, с каждой секундой злился все больше и больше.

– Химические процессы не умеют отличать радиоизотопы, – наконец повторил он. – Следовательно, получить фермент способом, который ты только что описал, просто невозможно. И даже если бы и было возможно, такой процесс не преследовал бы никакой цели. С химической точки зрения фермент будет вести себя одинаково – неважно, есть в нем радиоактивные изотопы или нет. То, что ты говоришь, противоречит здравому смыслу!

Хант вздохнул и усталым жестом указал на экран.

– Крис, об этом говорю не я, – напомнил он профессору. – А сами данные. Таковы факты – вот их и проверь. – Хант подался вперед и склонил голову набок. На его лице изобразилась хмурая гримаса, будто Виктора внезапно посетила какая-то мысль. – Что ты там минуту назад говорил о людях, которые подгоняют факты под собственные убеждения?

Глава 2

В возрасте одиннадцати лет Виктор Хант покинул бедлам родного дома в лондонском Ист-Энде и переехал к дяде и тете в Вустер. В семействе Хантов его дядя был сродни белой вороне: он работал инженером-проектировщиком в располагавшейся неподалеку лаборатории одного из ведущих производителей компьютерной техники, и именно под его терпеливым руководством мальчик впервые познакомился с захватывающим и таинственным миром электроники.

Спустя какое-то время юный Виктор впервые испытал на практике свое новообретенное увлечение законами формальной логики и методами проектирования логических схем. Он сам разработал и смонтировал специализированный процессор, который по любой дате, начиная с принятия в 1582 году григорианского календаря, выдавал соответствующий ей день недели в виде числа от 1 до 7. Когда, затаив дыхание от предвкушения, он в первый раз включил устройство, система не ожила. Оказалось, что он перепутал выводы одного из электролитических конденсаторов и попросту закоротил источник питания.

Этот случай научил его двум вещам: во-первых, многие проблемы можно решить малой кровью, если кто-нибудь сумеет взглянуть на них под нужным углом, а во-вторых, восторг от победы в конце концов с лихвой окупает все усилия. Помимо прочего, это укрепило его интуитивное представление о том, что единственный способ доказать или опровергнуть неплохую с виду идею – это найти способ проверить ее на практике. По мере того как дальнейшая карьера вела его от электроники к математической физике, а затем – нуклонике, эти базовые установки стали основой его неизменной ментальной конституции. За прошедшие с тех пор без малого тридцать лет Виктор не утратил ни капли пристрастия к последним минутам напряженного ожидания – когда подготовка к важному эксперименту позади и действо идет к своей кульминации.

То же самое чувство он испытывал прямо сейчас, наблюдая, как Винсент Каризан вносит последние правки в настройки усилителя. Этим утром центром притяжения в главной лаборатории электроники на базе «Копёр» стал один из агрегатов с корабля ганимейцев. По форме он напоминал цилиндр размером с бочку для нефти и, судя по всему, выполнял некую сравнительно простую функцию, учитывая небольшое количество входов и выходов; скорее всего, это был не компонент более крупной и сложной системы, а самодостаточное устройство.

Его назначение, впрочем, оставалось тайной. Инженеры базы «Копёр» пришли к выводу, что разъемы предназначались для подачи энергии внутрь устройства. Проанализировав изоляционные материалы, схемы фиксации напряжения, а также защитные и сглаживающие контуры, они определили характер источника питания, для работы с которым была предназначена инопланетная штуковина. Это дало им возможность смонтировать нужную цепь трансформаторов и частотных преобразователей. Сегодня был тот самый день, когда они решили включить устройство и выяснить, что произойдет.

Помимо Ханта и капитана, в лаборатории находились еще двое инженеров, задачей которых было наблюдение за измерительными приборами, смонтированными специально для этого эксперимента. Заметив удовлетворенный кивок Каризана, Фрэнк Тауэрс отошел от панели усилителя и спросил:

– Контроль перегрузок готов?

– Ага, – отозвался Каризан. – Попробуй-ка его коротнуть.

Тауэрс щелкнул переключателем на другой панели. С резким секундным лязгом где-то в шкафу позади нее сработал автомат, разомкнувший цепь.

Сэм Маллен, стоявший у приборной панели в боковой части комнаты, бегло взглянул на показания одного из дисплеев.

– Аварийное размыкание работает исправно, – объявил он.

– Раскороти его и увеличь напряжение, – велел Тауэрсу Каризан; тот поменял на панели пару настроек, затем снова щелкнул переключателем и перевел взгляд на Маллена.

– Ограничитель на пятидесяти, – сообщил Маллен. – Верно?

– Верно, – отозвался Тауэрс.

Каризан взглянул на Ханта:

– Все готово, Вик. Мы сделаем первый прогон с ограничителями силы тока, но, что бы ни произошло, наше оборудование это не затронет. Последний шанс передумать; после ставки приниматься не будут.

– Я до сих пор думаю, что оно играет музыку. – Хант широко улыбнулся. – Это электрошарманка. Поддайте ей тока.

– Компьютеры? – Каризан взглянул одним глазом на Маллена.

– Работают. По всем каналам данных – норма.

– Ну что ж, ладно, – сказал Каризан, потирая ладони. – А теперь гвоздь программы. На этот раз под напряжением, Фрэнк, первая фаза по графику.

Когда Тауэрс сбросил настройки и снова переключил главный рубильник, в лаборатории воцарилась напряженная тишина. Показания цифровых дисплеев, встроенных в его приборную панель, моментально изменились.

– Напряжение есть, – подтвердил он. – Устройство потребляет мощность. Ток на максимуме с учетом ограничителей. Похоже, ему нужно больше.

Глаза участников эксперимента переключились на Маллена, который напряженно изучал выходные данные на компьютерных мониторах. Тот покачал головой, не оглядываясь по сторонам.

– Я против. С задержкой на отпадание может неслабо полыхнуть.

Акселерометры, закрепленные на ганимейском устройстве, которое было прикручено к стальной удерживающей раме с резиновыми амортизаторами вибраций, не засекли внутри него никаких механических движений. Чувствительные микрофоны, установленные на его корпусе, не зафиксировали никаких шумов – ни в слышимом, ни в ультразвуковом диапазоне. Тот же результат выдали сенсоры тепла, детекторы излучения, электромагнитные зонды, магнитометры, сцинтилляционные счетчики и самые разнообразные антенны. Тауэрс пытался менять частоту источника питания в пределах всего испытательного диапазона, но вскоре стало ясно, что на исход эксперимента это никак не повлияет. Хант подошел к Маллену и молча изучил вывод компьютерной программы.

– Похоже, нам придется чуть выкрутить фитилек, – заметил Каризан. – Вторая фаза, Фрэнк.

Тауэрс повысил входное напряжение. На одном из экранов Маллена появился ряд из чисел.

– На седьмом канале что-то есть, – сообщил он. – Акустический сигнал. – Он набрал на клавиатуре консоли короткую последовательность команд и внимательно изучил форму волны, которая появилась на вспомогательном экране. – Периодический сигнал с сильным искажением по четным гармоникам. Низкая амплитуда… Основная частота около семидесяти двух герц.

– Это частота питающего тока, – пробормотал Хант. – Скорее всего, где-то возник резонанс. Но вряд ли из этого можно сделать какой-то вывод. Что-нибудь еще?

– Нет.

– Прибавь-ка еще, Фрэнк, – сказал Каризан.

По ходу эксперимента они проявляли все большую осторожность и пробовали на каждом шагу все больше и больше вариантов. В итоге характеристики питающего тока указали им на то, что устройство близко к насыщению и, по-видимому, вышло на расчетный уровень эксплуатации. К этому моменту оно вбирало в себя значительные объемы мощности, но, если не считать все тех же слабых акустических резонансов и незначительного нагрева отдельных частей корпуса, показания измерительных приборов упрямо держались на нуле. Под конец первого часа Хант вместе с троицей инженеров КСООН смирились с необходимостью более долгого и кропотливого исследования, в ходе которого артефакт наверняка придется разобрать на части. Но, как и Наполеон, пришли к мнению, что удача благоволит тем, кто дает ей шанс себя проявить; попытка явно того стоила.

Впрочем, ни один из их инструментов не был рассчитан на фиксацию возмущений, созданных ганимейским прибором. Рябь из сферических волн, образованных мощными, но сильно локализованными искажениями пространства-времени, начала расходиться во все стороны от базы «Копёр», пронизав Солнечную систему со скоростью света.

В тысяче с лишним километров к югу сейсмографы на главной базе Ганимеда буквально сошли с ума, и программы валидации данных, запущенные на журнальном компьютере, прекратили работу, чтобы сообщить о системном сбое.

В двух тысячах километров над поверхностью спутника, датчики на борту флагмана «Юпитер-5» определили, что источник аномальных данных находится на базе «Копёр», и передали предупреждение дежурному контролеру.

С того момента, как на вход устройства в лаборатории «Копра» была подана максимальная мощность, прошло больше получаса. Хант затушил сигарету, а Тауэрс тем временем отключил питание и со вздохом откинулся на спинку кресла.

– Вот, пожалуй, и все, – заключил Тауэрс. – Так мы ничего не добьемся. Похоже, что придется покопаться в нем поглубже.

– Десять баксов, – заявил Каризан. – Видишь, Вик, никакой музыки.

– Но и ничего другого, – возразил Хант. – Пари отменяется.

Маллен за приборной панелью завершил процедуру сохранения тех скромных данных, которые им удалось собрать за время испытаний, выключил компьютеры и присоединился к остальным.

– Ума не приложу, на что ушла вся эта мощность, – хмуро заметил он. – Тепла выделилось слишком мало, так что явно не на нагрев, а ничего другого мы не зафиксировали. Бред какой-то.

– Там, наверное, черная дыра, – предположил Каризан. – Вот что это такое – мусорное ведро. Идеальное мусорное ведро.

– Ставлю на это десятку, – с готовностью отозвался Хант.

В поясе астероидов на расстоянии пятисот шестидесяти миллионов километров от Ганимеда один из роботов КСООН засек серию кратковременных гравитационных аномалий, которые вынудили его главный компьютер приостановить выполнение всех системных процессов и запустить процедуру полной диагностики и поиска неисправностей.

– Без шуток – прямо как в мультиках Уолта Диснея, – сказал остальным Хант, сидя за столом в углу общей столовой «Копра». – Никогда не видел муралей с животными, как в той каюте на ганимейском корабле.

– Звучит бредово, – заметил сидевший напротив Ханта Сэм Маллен.

– Как думаешь, они с Минервы или откуда-то еще?

– Точно не с Земли, – сказал Хант. – Но, возможно, они вообще ниоткуда… в смысле, ненастоящие. Крис Данчеккер уверен, что они никогда и не существовали.

– Что значит не существовали? – переспросил Каризан.

– В смысле они не выглядят настоящими, – ответил Хант. Он нахмурился и покрутил руками в воздухе. – Они слишком яркие… слишком неуклюжие… и несуразные. Сложно представить, что их могла произвести на свет реальная эволюционная система…

– Хочешь сказать, они не прошли отбор на выживание? – подсказал Каризан.

Хант быстро кивнул:

– Да, именно. Не приспособлены для выживания… ни камуфляжа, ни способности сбежать – ничего похожего.

– М-м-м… – Каризана это не смутило, но он явно был заинтригован. – Есть идеи?

– Ну, вообще-то есть, – ответил Хант. – Мы уверены, что та каюта была чем-то вроде ганимейских яслей. По идее, это все объясняет. Эти животные и не должны быть настоящими, они всего лишь персонажи ганимейских мультиков. – С секунду помедлив, Хант рассмеялся. – Данчеккер недавно спрашивал, могли ли одного из них звать Непту. – Двое собеседников смерили его вопросительным взглядом. – Он решил, что Плуто у них быть не могло, потому что тогда еще не существовало самого Плутона, – объяснил Хант. – Но, возможно, они назвали одного из персонажей в честь Нептуна.

– Непту! – во весь голос расхохотался Каризан, хлопнул по столу. – Мне нравится… Никогда бы не подумал, что Данчеккер может выдать такую шутку.

– Ты удивишься, – заверил его Хант, – но порой он тот еще кадр, стоит только узнать его получше. Немного занудный поначалу, но не более того… А на те рисунки стоит взглянуть. Я принесу распечатки. Один из этих зверей похож на громадную голубую свинью с розовыми полосками по бокам. Да еще и с хоботом!

Маллен состроил гримасу и прикрыл лицо рукой.

– Блин… Мне от одной этой мысли хочется на всю жизнь завязать с выпивкой. – Он повернул голову и посмотрел на линию раздачи блюд. – Где там Фрэнка носит?

И как бы в ответ на вопрос Тауэрс появился у него за спиной, держа в руках поднос с четырьмя чашками кофе. Он поставил поднос на стол, втиснулся в кресло и принялся передавать напитки остальным.

– Два белых с, один белый без и один черный с. Так? – Он устроился в кресле и взял протянутую Хантом сигарету. – Будем здоровы! Парень за той стойкой говорит, что ты нас ненадолго покидаешь. Это правда?

Хант кивнул:

– Всего на пять дней. Надо заглянуть на «Ю-5». Вылетаю послезавтра с главной базы.

– Один? – уточнил Маллен.

– Нет, всего нас пятеро или шестеро. Данчеккер тоже летит. Да и я не против сменить обстановку.

– Надеюсь, погода не подведет, – саркастически заметил Тауэрс. – Будет очень жаль, если ты пропустишь сезон отпусков. Смотрю я на это место и думаю, откуда столько ажиотажа вокруг Майами-Бич.

– Там скотч подают со льдом, – предположил Каризан.

Над столиком нависла чья-то тень. Подняв взгляд, они увидели дородного мужчину с окладистой черной бородой, одетого в клетчатую рубашку и синие джинсы. Это был Пит Каммингс, строительный инженер, прибывший на Ганимед вместе с командой специалистов, в которую входили и Хант с Данчеккером. Он развернул стул и сел на него верхом, вперившись взглядом в Каризана.

– Как успехи? – поинтересовался он.

Каризан скривился и покачал головой:

– Без толку. Чуть нагрелось, чуть пожужжало… а в остальном ничего интересного. Так и не смогли ничего выудить.

– Жаль. – Каммингс ответил сочувственным жестом. – Значит, это не вы устроили весь этот переполох.

– Какой еще переполох?

– А вы не слышали? – удивленно спросил он. – Недавно с «Ю-5» поступило сообщение. Похоже, что они засекли какие-то странные волны, которые шли с поверхности спутника… и источник, судя по всему, находился где-то здесь. Командир опрашивает весь персонал базы, чтобы выяснить, кто чем занимался и что могло вызвать такой эффект. Они там в башне переполошились, как будто к ним в курятник залезла лиса.

– Держу пари, это и было то самое оповещение, которое мы слышали, когда уходили из лабы, – заметил Маллен. – Говорил же, что это может быть важно.

– Черт возьми, иногда человеку позарез нужен кофе, – ответил Каризан. – К тому же мы здесь ни при чем. – Он повернулся к Каммингсу. – Прости, Пит. Спроси как-нибудь в другой раз. Сегодня у нас день фиаско.

– Вся эта история – большая загадка, – заметил Каммингс, потирая бороду. – Почти все остальное уже исключили.

Хант хмурился про себя и задумчиво потягивал сигарету. Затем он выдохнул облако дыма и посмотрел на Каммингса.

– Не знаешь, когда именно это произошло, Пит? – спросил он.

Каммингс скорчил мину.

– Дай-ка подумать, меньше часа назад. – Он повернулся и крикнул группе из трех мужчин за другим столиком. – Эй, Джед. Когда на «Ю-5» засекли эти странные волны? Не в курсе?

– Десять сорок семь по местному, – отозвался Джед.

– Десять сорок семь по местному, – повторил сидящим за столиком Каммингс.

Среди мужчин вдруг наступила зловещая тишина.

– И что вы на это скажете, а, народ? – наконец спросил Тауэрс. Будничный тон не скрыл его удивления.

– Это может быть простым совпадением, – неубедительным тоном пробормотал Маллен.

Хант обвел взглядом круг лиц за столом и прочел в каждом из них одну и ту же мысль. Все они пришли к одинаковому выводу; спустя несколько секунд Хант озвучил общее мнение.

– Я в совпадения не верю, – сказал он.

В восьмистах миллионах километров от них профессор Отто Шнайдер, работавший в радиооптической обсерватории на обратной стороне Луны, направлялся в один из залов компьютерной графики, куда его вызвала ассистентка. Та обратила его внимание на беспрецедентные показания прибора, отвечавшего за измерение космических гравитационных волн – в особенности тех, источник которых, как считалось, находился в центре галактики. Сигналы были идентифицированы со всей достоверностью, но их направление оказалось совершенно другим. Источник возмущений располагался неподалеку от Юпитера.

На Ганимеде прошел еще час. Хант вместе с инженерами вернулись в лабораторию, чтобы переосмыслить эксперимент в свете сказанного Каммингсом. Они вызвали командующего базой, объяснили ситуацию и согласились подвергнуть ганимейский прибор более серьезным проверкам. Тауэрс и Маллен занялись повторным анализом собранных данных, а Хант и Каризан тем временем обошли базу в попытке выпросить, одолжить, а то и вовсе взять без спроса подходящее оборудование для наблюдения за сейсмической активностью. Наконец нужные детекторы обнаружились на одном из складов, где их держали в качестве резерва для наружной сейсмической станции, располагавшейся примерно в пяти километрах от базы, и команда приступила к планированию работы на вторую половину дня. Азарт быстро набирал силу, но даже он не шел ни в какое сравнение с их любопытством; если машина действительно действовала как излучатель гравитационных импульсов, то какую цель преследовали ее создатели?

Коммуникационный процессор, находившийся в двух с половиной миллиардах километров от Ганимеда, вблизи усредненной орбиты Урана, прервал работу супервизорного компьютера. Тот, в свою очередь, активировал процедуру кодового преобразования и передал главному системному монитору сообщение первостепенной важности.

Приемник зафиксировал сигнал стандартного аварийного маяка модели «17-Марк- 3B».

Глава 3

Плавно поднявшись над нескончаемой пеленой аммиачно-метановой дымки, окружавшей базу «Копёр», приповерхностный транспортер перешел в горизонтальный полет. Почти два часа он скользил к югу над неизменной пустошью бурного моря, высеченного во льдах Ганимеда и наполовину погруженного в настоящий океан зловещих туманов. Изредка попадавшиеся скалы придавали пейзажу текстуру, выделяясь своей чернотой на фоне призрачного сияния, порожденного безмятежным светом огромного радужного диска Юпитера. Наконец на экране в салоне появилась плотная группа где-то с полдюжины серебристых шпилей, которые тянулись к небу, слегка выступая над линией горизонта, – исполинские термоядерные шаттлы «Вега», охранявшие покой базы «Ганимед-Центр».

Подкрепившись на базе, команда Ханта присоединилась к другим группам, которые также направлялись на «Ю-5», и заняла места на борту одной из «Вег». Вскоре они уже неслись в открытый космос, а оставшийся позади Ганимед быстро превращался в гладкий и совершенно невыразительный снежный шар. Тем временем крупинка света впереди постепенно вытягивалась в линию, становилась все крупнее, а затем и вовсе обернулась величественной, поражающей воображение двухкилометровой громадой командного корабля миссии «Юпитер-5», который одиноко парил посреди космической пустоты; за неделю до этого «Юпитер-4» отбыл к Каллисто, где ему предстояло занять постоянную орбиту. Компьютеры и причальные радары аккуратно притормозили «Вегу» внутри просторного приемного отсека, и уже спустя несколько минут ее пассажиры входили в исполинский металлический город.

Данчеккер тут же удалился, чтобы обсудить с учеными «Ю-5» последние детали экспериментов над образцами земных животных с базы «Копёр». Хант безо всякого стыда и зазрений совести решил расслабиться и провел целые сутки в блаженном ничегонеделании. Он с удовольствием пропускал стаканчик за стаканчиком и травил байки с экипажем «Юпитера-5», которые стали его друзьями за время долгого пути от Земли до Ганимеда, и безгранично наслаждался почти забытым ощущением свободы, которую приносила простая беспрепятственная прогулка по нескончаемым громадам корабельных коридоров и бескрайних палуб. Хант был буквально опьянен радостью жизни. Простое возвращение на «Юпитер-5» будто приближало его к Земле и всему, что он знал. В каком-то смысле он снова оказался дома. Крошечный рукотворный мир, островок света, тепла и жизни, дрейфующий посреди бесконечного океана пустоты, уже не казался ему той холодной и чуждой скорлупой, которая больше года назад приняла его на борт в небе над Луной. Теперь Хант воспринимал его как часть самой Земли.

Второй день Хант посвятил дружеским встречам кое с кем из научных сотрудников «Ю-5», тренировкам в одном из роскошно оборудованных спортзалов, а после, чтобы немного остыть, устроил заплыв в корабельном бассейне. Вскоре после этого, наслаждаясь заслуженным пивом в одном из баров и обдумывая планы на ужин, он вдруг увлекся беседой с офицером медицинской службы, которая зашла в бар, чтобы перекусить после смены. Ее звали Ширли. К их взаимному удивлению, оказалось, что Ширли училась в английском Кембридже и арендовала квартиру всего в двух минутах ходьбы от съемного жилища самого Ханта. Не успели они оглянуться, как дружеская симпатия, которая порой возникает между людьми на пустом месте, расцвела во всю силу. Они вместе поужинали, а весь остаток вечера болтали, смеялись, пили, и так по кругу. К полуночи стало ясно, что уходить никто из них и не думал. На следующее утро Хант был готов поклясться, что так хорошо он себя не чувствовал уже неприлично долгое время. «С другой стороны, – сказал он самому себе, – для того на корабле, по-видимому, и нужны офицеры медицинской службы».

К Данчеккеру он присоединился днем позже. К этому моменту результаты двухлетней работы, начатой их совместными усилиями, получили всемирное одобрение, а имена двух ученых, как следствие, оказались в центре внимания. Когда руководителю миссии «Юпитер-5» Джозефу Б. Шеннону, который пятнадцать лет назад, до всемирного разоружения, имел чин полковника военно-воздушных сил, сообщили об их присутствии на корабле, он пригласил обоих составить ему компанию во время обеда. И вот, в середине дня, полного официальных встреч, они оказались за столиком в директорской столовой и, смакуя благодушную эйфорию, сопровождающую послеобеденные сигары и бренди, услаждали слух Шеннона рассказами о сенсационной новости, которая потрясла научный мир за эту пару лет, – об открытии Чарли и расы лунарианцев. Поднятой шумихой она могла сравниться разве что с обнаружением ганимейцев.

О ганимейцах стало известно позже, когда в процессе бурения льда под базой «Копёр» люди наткнулись на инопланетный корабль. За некоторое время до этого при изучении лунной поверхности были обнаружены обрывочные сведения о еще одной технологически развитой цивилизации Солнечной системы, достигшей расцвета задолго до того, как это удалось человеку. Раса получила имя «лунарианцы», опять-таки в знак памяти о месте первых открытий, и, как оказалось, находилась на пике своего развития примерно пятьдесят тысяч лет тому назад – во время последнего оледенения эпохи плейстоцена. Чарли, труп которого находился в скафандре и хорошо сохранился под обломками и камнями неподалеку от кратера Коперник, стал первой из подобных находок и снабдил человечество подсказкам, ознаменовавшими ту самую отправную точку, вслед за которой в итоге и была реконструирована история лунарианцев.

Лунарианцы во всех отношениях оказались такими же людьми, как и сами земляне. Как только этот факт был доказан, сам собой встал вопрос о том, где именно зародилась их раса. Либо они возникли на самой Земле как доселе неизвестная цивилизация, существовавшая еще до появления современного человека, либо в каком-то другом месте. Иных доступных к рассмотрению возможностей просто не оставалось.

Тем не менее в течение долгого времени оба варианта казались невозможными. Если бы в прошлом Земля была родиной некоего развитого общества, то за столетия археологических раскопок накопилось бы более чем достаточно доказательств в пользу его существования. С другой стороны, предположив, что подобная раса могла возникнуть в другом месте, мы были бы вынуждены допустить возможность параллельной эволюции, что стало бы нарушением общепринятых постулатов о случайных мутациях и естественном отборе. Таким образом, ни Земля, ни любое другое место не могли быть их родиной, а значит, не могли существовать и сами лунарианцы. И все же их существование было непреложным фактом. Разгадка этой неразрешимой, на первый взгляд, загадки, свела Ханта с Данчеккером и на два с лишним года обеспечила работой и их самих, и еще не одну сотню специалистов, представлявших главные научные учреждения со всех концов света.

– Крис с самого начала настаивал на том, что у нас с Чарли – и, надо полагать, всеми остальными лунарианцами – обязательно должны быть общие предки. – Хант говорил сквозь клубящуюся табачную дымку, а Шеннон слушал его с напряженным вниманием. – Я не хотел спорить с ним на этот счет, но в то же время не мог и согласиться с выводом, который, судя по всему, следовал из этого допущения – что родиной лунарианцев непременно должна быть Земля. Будь это так, они бы оставили после себя хоть какие-то следы, но ничего подобного найти не удалось.

Данчеккер, попивая свой напиток, сочувственно улыбнулся самому себе.

– Все верно, – подтвердил он. – Помнится, в те далекие дни наши обсуждения проходили, ах, в довольно-таки прямолинейной и язвительной манере.

Глаза Шеннона на секунду сверкнули, когда тот представил многие месяцы жарких дебатов и разногласий, на которые намекал осторожный выбор эвфемизмов во фразе Данчеккера.

– Я помню, как постоянно об этом читал, – кивнув, заметил он. – Но тогда было столько разных отчетов и столько журналистов, сбитых с толку в своем изложении обстоятельств, что мы так и не смогли как следует разобраться в первопричинах. Когда вы впервые поняли, что лунарианцы были родом с Минервы?

– Это длинная история, – ответил Хант. – Долгое время во всем этом царил феерический бардак. Чем больше мы узнавали, тем больше казалось, что факты противоречат сами себе. Дай-ка подумать… – Он сделал паузу и с секунду потер подбородок. – Обрывки информации об экспериментах над лунарианскими останками и древностями, которые начали всплывать после Чарли, проникли во все уголки мира. Плюс сам Чарли, с его скафандром, ранцем и всеми сопутствующими артефактами… потом новые находки в районе Тихо и других местах. В итоге все эти факты начали срастаться друг с другом, и постепенно нам удалось не только соорудить из них на удивление полную картину Минервы, но и довольно точно рассчитать ее местоположение.

– Когда ты устроился в НавКомм, я работал на КСООН в Галвестоне, – сообщил Ханту Шеннон. – Эту часть истории в прессе осветили как нельзя лучше. «Тайм» выпустил о тебе статью под названием «Шерлок Холмс из Хьюстона». Но объясни мне один момент: то, что ты сейчас рассказал, как будто бы не решает проблему целиком; даже если тебе удалось отследить лунарианцев до Минервы, разве это дало ответ на вопрос о параллельной эволюции? Боюсь, что это так и осталось для меня загадкой.

– Так и есть, – подтвердил Хант. – Это лишь подтверждало существование самой планеты. Но никак не доказывало, что именно на ней возникли лунарианцы. Как ты и сказал, проблема параллельной эволюции оставалась нерешенной. – Он стряхнул сигарету в пепельницу и со вздохом покачал головой. – По рукам ходили самые разные теории. Кто-то говорил о цивилизации из далекого прошлого, которая колонизировала Минерву, а после каким-то образом потеряла связь со своей родиной; другие утверждали, что лунарианцы возникли там независимо от землян в силу какого-то конвергентного процесса, суть которого до сих пор оставалась неясной… Жизнь превращалась в настоящий бедлам.

– Но именно в тот момент нам несказанно повезло, – добавил Данчеккер. – Ваши коллеги с «Юпитера-4» обнаружили корабль ганимейцев – прямо здесь, на Ганимеде. Как только стало понятно, что на борту находились земные животные возрастом двадцать пять миллионов лет, объяснение, которое могло бы адекватно свести воедино все факты, сложилось само собой. Вывод казался невероятным, но ситуацию объяснял прекрасно.

Шеннон энергично кивнул, показывая тем самым, что ответ подтвердил его подозрения.

– Конечно, дело наверняка было в этих животных, – сказал он. – Я так и подумал. Вы не могли связать лунарианцев с Минервой, пока не выяснили, что ганимейцы перевезли туда их земных предков. Верно?

– Почти, но не совсем, – ответил Хант. – О связи между лунарианцами и Минервой мы знали уже тогда – точнее, мы знали, что лунарианцы имеют к этой планете какое-то отношение, – но не могли объяснить, как именно они там эволюционировали. Но ты прав в том, что разгадать эту загадку в итоге помогли животные, которых ганимейцы переправили туда задолго до всех этих событий. Правда, первым делом нам нужно было связать с Минервой самих ганимейцев. Видишь ли, поначалу мы знали лишь, что на Ганимеде заглох один из их кораблей. И совершенно не представляли, откуда он мог там взяться.

– Разумеется. Все так. Ведь не было причин считать, будто ганимейцы имеют к Минерве хоть какое-то отношение, верно? Тогда что же в итоге подтолкнуло вас в правильном направлении?

– Очередное везение, надо признать, – ответил Данчеккер. – Среди запасов провизии на разрушенной лунной базе лунарианцев была обнаружена идеально сохранившаяся рыба. Мы успешно доказали, что эта рыба родом с Минервы и на Луне оказалась, благодаря самим лунарианцам. Более того, исследования показали, что с точки зрения анатомии ее строение родственно ганимейским скелетам. Отсюда, понятное дело, следовало, что ганимейцы должны были произойти от той же эволюционной линии, что и сама рыба. И поскольку рыба была родом с Минервы, значит, там же зародились и сами ганимейцы.

– Другими словами, оттуда же должен был прибыть и сам корабль, – заметил Хант.

– И животные у него на борту, – добавил Данчеккер.

– А попасть туда они могли только в одном случае – если их забрали сами ганимейцы, – договорил Хант.

Шеннон поразмыслил над сказанным.

– Да, понимаю, – наконец сказал он. – В этом есть смысл. А об остальном все уже знают. Итогом стали две независимые популяции земных животных: первая никогда не покидала Землю, вторая – сложилась на Минерве, благодаря ганимейцам, и включала в себя высокоразвитных приматов. За последующие двадцать пять миллионов лет от них на Минерве произошли лунарианцы – отсюда и их человеческий облик. – Шеннон затушил сигарету, положил обе руки перед собой на стол и взглянул на обоих ученых. – Ну а ганимейцы, – добавил он. – Что с ними стало? Они бесследно исчезли двадцать пять миллионов лет тому назад. Вы хоть немного приблизились к ответу на этот вопрос? Может, поделитесь загодя толикой информации? Мне было бы интересно узнать.

В ответ Данчеккер лишь развел руками.

– Поверь, лично я был бы только рад. Но, честно говоря, никаких серьезных подвижек в этом направлении пока нет. То, что ты сказал, – правда; примерно тогда вымерли или исчезли с планеты не только сами ганимейцы, но и все исконно минервианские формы сухопутной жизни, причем за очень короткий срок – по относительным меркам, разумеется. Завезенные на Минерву земные организмы успешно заняли их место, и в конечном итоге именно от них произошли лунарианцы. – Профессор снова продемонстрировал открытые ладони. – Что именно случилось с ганимейцами и почему их постигла такая судьба? Это все еще остается загадкой. О… у нас есть кое-какие теории – или, говоря точнее, возможные объяснения. Похоже, что самая распространенная гипотеза связана с ростом концентрации атмосферных токсинов, в частности углекислого газа, которые оказались смертельными для коренных видов, но не принесли вреда завезенным организмам. Хотя если говорить по правде, то однозначных доказательств у нас нет. Только вчера я разговаривал с молекулярными биологами здесь, на «Ю-5», и в свете недавних исследований эта теория кажется мне менее состоятельной, чем два или три месяца назад.

Шеннон, казалось, был слегка разочарован, но к ситуации отнесся философски. Прежде чем он успел что-то ответить, к столику подошел стюард в белом пиджаке и принялся собирать пустые чашки из-под кофе и смахивать крупинки пепла и хлебных крошек. Когда все трое откинулись на спинки кресел, чтобы дать ему больше места, Шеннон взглянул на самого стюарда.

– Доброе утро, Генри, – как бы невзначай сказал он. – Сегодня мир к тебе благосклонен?

– О, грех жаловаться, сэр. Мне доводилось работать и на компании похуже КСООН, – весело отозвался Генри. Хант был заинтригован, уловив в его речи акцент восточного лондонца. – Перемены никогда не бывают во вред – так я всегда говорю.

– Чем раньше занимались, Генри? – поинтересовался Хант.

– Был бортпроводником на авиарейсах.

Генри ушел, чтобы убрать соседний столик. Шеннон заметил взгляд двух ученых и наклонил голову в направлении стюарда.

– Удивительный он человек, этот Генри, – заметил он, слегка понизив голос. – Вы не встречали его, когда покидали Землю? – Его собеседники покачали головой. – Действующий чемпион «Юпитера-5» по шахматам.

– Господи боже, – удивился Хант, проследив за его взглядом с еще большим интересом. – Серьезно?

– Научился играть в шесть лет, – поведал Шеннон. – У него настоящий дар. Наверное, Генри мог бы заработать на этом кучу денег, если бы воспринимал игру всерьез, но он, по его же словам, предпочитает относиться к шахматам, как к простому хобби. Главный штурман корпит день и ночь, и все ради того, чтобы отобрать у Генри его титул. Но, если начистоту, сдается мне, что для этого ему потребуется целая прорва везения, а ведь шахматы – это игра, в которой удача, по идее, не должна иметь никакого значения. Верно?

– Именно так, – согласился Данчеккер. – Просто невероятно.

Руководитель миссии взглянул на часы, висевшие на стене столовой, после чего расставил руки вдоль края стола, намекая на конец беседы.

– Что ж, джентльмены, – сказал он. – Было приятно наконец-то с вами познакомиться. И спасибо за эту на редкость увлекательную беседу. Нам точно нужно встречаться почаще.. В ближайшее время меня ждут дела, но я не забыл о своем обещании показать вам командный центр корабля. Так что, если готовы, мы отправимся туда прямо сейчас. Я представлю вас капитану Хэйтеру, который устроит вам экскурсию. Но после этого, боюсь, мне придется откланяться.

Пятнадцатью минутами позже, совершив внутри капсулы поездку по коммуникационным туннелям корабля в другую часть судна, они оказались в зале, где их с трех сторон окружали захватывающие дух ряды консолей, пультов и мониторов на корабельном мостике; ниже разворачивалась ярко освещенная панорама командного центра «Юпитера-5». Группы из рабочих станций операторов, батареи кубиклов, заполненных разного рода оборудованием, и целые ярусы приборных панелей составляли тот самый нервный узел, откуда в конечном счете осуществлялось управление работами в рамках миссии и всеми функциями корабля. Постоянная лазерная линия связи, обеспечивающая обмен данными с Землей; каналы данных, соединявшие флагман с различным постройками на поверхности спутников и рассеянным в космосе флотом КСООН, сновавшим по всей юпитерианской системе; силовая установка судна, системы навигации и пилотирования; нагрев, охлаждение, освещение, жизнеобеспечение, вспомогательные компьютеры и машины и еще сотни и сотни других процессов управлялись и координировались из этого умопомрачительного средоточия умений и технологий.

Капитан Рональд Хэйтер стоял позади двух ученых и ждал, пока те созерцали вид, открывавшийся с высоты мостика. В силу организации самой миссии и иерархической структуры ее командования, все операции в конечном счете выполнялись с указания Гражданского подразделения КСООН; наивысшие полномочия были сосредоточены в руках Шеннона. Многие умения, необходимые для операций КСООН, включая подбор экипажа космических кораблей, а также безопасное и эффективное ведение работ в незнакомой и чуждой для человека среде, требовали подготовки и дисциплины, которых можно было достичь лишь в рамках военоподобной иерархии и организационной структуры. В ответ на эти потребности было создано Форменное подразделение Космических сил, благодаря которому – отчасти случайно, а отчасти и по задумке – многие представители молодого поколения с их тягой к приключениям нашли мирную отдушину для собственных амбиций, ведь масштабные регулярные армии для них стали уделом прошлого, которому было лучше таковым и оставаться. Хэйтер возглавлял все находившиеся на борту «Ю-5» форменные чины и отчитывался непосредственно перед Шенноном.

– Сейчас здесь довольно тихо, но бывает и совсем наоборот, – наконец заметил Хэйтер, делая шаг вперед и становясь между Хантом и Данчеккером. – Как видите, некоторые секции внизу никем не обслуживаются; причина в том, что многие системы сейчас либо выключены, либо их работа контролируется автоматически, пока корабль остается на орбите. Даже здесь присутствует лишь минимальный экипаж.

– Похоже, там что-то происходит, – заметил Хант. Он указал на группу консолей, операторы которых деловито просматривали экраны, время от времени что-то набирали на клавиатуре, говорили в микрофоны и обменивались репликами друг с другом. – Что происходит?

Хэйтер посмотрел туда же, куда указывал его палец.

– Мы на связи с крейсером, который уже какое-то время обращается вокруг Ио. Они размещали серию космических аппаратов на околоюпитерианских орбитах, и следующий этап их задачи требует высадки на поверхность. Прямо сейчас зонды проходят подготовку над Ио, и вся операция будет контролироваться с находящегося там корабля. Ребята, на которых вы смотрите, просто наблюдают за ходом подготовки. – Капитан указал на другую секцию, располагавшуюся правее предыдущей. – Это космодиспетчерская служба… которая следит за всеми перемещениями кораблей вокруг спутников и между ними. Они никогда не сидят без дела.

Данчеккер пристально осматривал командный центр, не говоря ни слова. Наконец он повернулся к Хэйтеру с выражением неприкрытого изумления на лице.

– Должен сказать, я крайне впечатлен, – сказал он. – Весьма и весьма впечатлен. Боюсь, что по пути сюда мне довелось неоднократно назвать ваш корабль адской железякой; похоже, что теперь я вынужден взять свои слова обратно.

– Называйте его как хотите, профессор, – ответил Хэйтер с широкой улыбкой на лице. – Но из всех когда-либо построенных железяк эта, пожалуй, самая безопасная. Все ключевые функции, которыми мы управляем отсюда, полностью продублированы в аварийном командном центре, занимающем другую часть корабля. Даже если это место будет уничтожено, мы все равно сможем вернуть вас домой в целости и сохранности. А если случится что-то настолько масштабное, что из строя будут выведены оба командных центра, что ж… – Он пожал плечами. – Полагаю, тогда и от самого корабля мало что останется, и возвращаться домой будет просто не на чем.

– Поразительно, – задумчиво произнес Данчеккер. – Но скажите…

– Прошу прощения, сэр, – раздался голос дежурного офицера, пост которого располагался в паре футов позади них.

Хэйтер обернулся к нему:

– В чем дело, лейтенант?

– У меня на связи начальник службы радиолокации. Система дальнего наблюдения засекла неопознанный объект. Он приближается на большой скорости.

– Активируйте пост третьего пилота и переключите вызов на него. Дальше я поговорю с ним сам.

– Так точно, сэр.

– Прошу прощения, – пробормотал Хэйтер.

Он подошел к пустому креслу перед одной из консолей и, сев в него, включил основной монитор. Хант и Данчеккер сделали несколько шагов и остановились чуть позади капитана. Глядя через плечо, они увидели, как на экране появилось лицо офицера, возглавлявшего радиолокационную службу корабля.

– Капитан, творится что-то странное, – сообщил он. – К Ганимеду приближается неопознанный объект. Расстояние сто тридцать две тысячи километров; скорость восемьдесят километров в секунду, но падает; солнечный телескоп ноль-ноль-шесть дает пеленг в двести семьдесят восемь градусов. По ходу движения. Расчетное время контакта чуть больше тридцати минут. Сильные эхо седьмого класса точности. Показания проверены и подтверждены.

С секунду Хэйтер просто смотрел на него в ответ.

– В этом секторе у нас запланированы полеты?

– Никак нет, сэр.

– Есть отклонения от намеченного плана вылетов?

– Никак нет. Все корабли проверены и учтены.

– Профиль траектории?

– Недостаточно данных. Наблюдение продолжается.

Хэйтер ненадолго задумался.

– Оставайтесь на связи и докладывайте обстановку. – Следом он обратился к дежурному офицеру. – Вызовите дежурный персонал мостика на посты. Найдите руководителя миссии и предупредите, чтобы был готов к вызову на мостик.

– Да, сэр.

– Радар. – Хэйтер снова переключил внимание на расположенную перед ним экранную панель. – Подключите оптические сканеры к системе дальнего обнаружения. Отслеживайте пеленг на НЛО и выводите на третий экран, B5. – Помедлив секунду, Хэйтер снова обратился к дежурному офицеру. – Предупредите космодиспетчерскую службу. Все запуски откладываются до дальнейшего распоряжения. Кораблям, которые по графику должны прибыть на «Ю-5» в течение ближайшего часа, оставаться на месте и ждать приказов.

– Хотите, чтобы мы ушли? – тихо спросил Хант.

Хэйтер огляделся по сторонам.

– Нет, все в порядке, – ответил он. – Оставайтесь. Может, увидите что-нибудь интересное.

– Что это? – спросил Данчеккер.

– Понятия не имею, – с серьезным лицом ответил Хэйтер. – Раньше ничего подобного не случалось.

Напряжение росло с каждой минутой. Члены дежурного экипажа быстро прибыли на мостик и заняли отведенные им посты у консолей и приборных панелей. Несмотря на тишину, атмосфера была будто заряжена тревожным ожиданием; тем временем идеально смазанная машина завершила подготовку и принялась ждать.

Считанное оптическими сканерами телескопное изображение выглядело четко, но совершенно не поддавалось интерпретации: в целом объект имел округлую форму, из которой как будто бы выдавались четыре тонких протуберанца на манер креста, причем одна пара на вид была чуть длиннее и толще другой. Это мог быть диск или сфероид, а возможно, и нечто иное, просто наблюдаемое во фронтальной проекции. Точнее сказать было невозможно.

Затем по лазерной связи с «Юпитером-4», находящимся на орбите вокруг Каллисто, поступило первое изображение. Благодаря относительному расположению Ганимеда и Каллисто и быстро сокращавшейся дистанции до незваного гостя, телескопам на борту «Юпитера-4» удалось запечатлеть объект в косой проекции на некотором расстоянии от его предполагаемой траектории в направлении Ганимеда.

Наблюдатели на «Юпитере-5» ахнули, когда на экране появилась картинка с «Ю-4». Единственными кораблями КСООН, которые могли летать в планетарной атмосфере, были «Веги», спроектированные с учетом обтекаемой формы корпуса; но этот корабль явно не входил в их число. Эти плавные линии и тонко сбалансированные плавники с изящными контурами явно не были продуктом земного воображения.

Лицо Хэйтера слегка побледнело, когда он, недоверчиво глядя на экран, вдруг осознал весь масштаб последствий. Тяжело сглотнув, он обвел взглядом окружавшие его восторженные лица.

– Направьте людей к постам на командной палубе, – почти шепотом приказал он. – И немедленно вызовите на мостик руководителя миссии.

Глава 4

Паривший среди звездной пустоты инопланетный корабль едва заметно поворачивался на большом настенном экране, транслировавшем изображение на мостик «Юпитера-5». С того момента, как новоприбывшее судно сбавило относительную скорость до нуля и заняло параллельную орбиту вокруг Ганимеда, прошел почти час. Корабли разделяла дистанция чуть больше восьми километров, и теперь судно пришельцев можно было без труда рассмотреть во всех деталях. На нем не было опознавательных пометок, знаков и почти ничего, что могло бы нарушить обтекаемые контуры его фюзеляжа и плавников. В некоторых местах, впрочем, виднелись обесцветившиеся пятна, которые вполне могли быть остатками стершейся или даже сожженной маркировки. По сути, весь внешний вид корабля каким-то образом выдавал в нем износ и деградацию, от которых судно пострадало за время долгого и тяжелого путешествия. Внешняя оболочка была шероховатой, покрытой вмятинами и по всей длине обезображена размытыми полосами и пятнами, будто весь корабль подвергся воздействию экстремально высоких температур.

Стоило появиться первым осмысленным изображениям, как «Юпитер-5» превратился в настоящее средоточие бурной деятельности. Пока что было рано судить о том, находился ли на борту корабля экипаж, а если и находился, то каковы могли быть его намерения. Сам «Юпитер-5» не был оснащен ни оружием, ни системой обороны; планировщики миссии просто не рассматривали подобный сценарий всерьез.

К этому моменту экипаж занял все имеющиеся посты на командной палубе, а также назначенные каждому сотруднику аварийные станции, которые были рассредоточены по всему кораблю. Переборки закрылись, а главный двигатель был приведен в состояние готовности. Флагман прекратил связь с базами на поверхности Ганимеда и находившимися поблизости кораблями КСООН, чтобы случайно не выдать инопланетянам не только их расположение, но и сам факт наличия дочерних судов. Корабли, которые можно было подготовить к вылету за доступное время, рассеялись в окружающем пространстве; некоторые оставались под удаленным контролем командного корабля, который при необходимости мог использовать их в качестве таранных снарядов. Сигналы, переданные инопланетному кораблю, спровоцировали ответную трансляцию, но компьютеры «Ю-5» не смогли выудить из нее никакой вразумительной информации. Оставалось только ждать.

На фоне всеобщего ажиотажа Хант с Данчеккером были ошеломлены до потери дара речи. Среди всех, кто сейчас находился на мостике, лишь им выпала честь наблюдать за происходящим, не отвлекаясь на выполнение полагавшихся по должности обязанностей. И, возможно, только они сейчас были в состоянии как следует поразмыслить над разворачивающимися событиями.

После открытия первых лунарианцев, а следом за ними и ганимейцев идея о том, что человечество далеко не первая раса, достигшая высокого технологического уровня, получила всеобщее признание. Но сейчас все выглядело совершенно иначе. Всего в восьми километрах от них находились вовсе не реликвии прошлых времен и не останки древнего крушения. Перед ними была действующая, рабочая машина, которая прибыла сюда из иного мира. В этот самый момент она контролировалась некой формой разума и подчинялась его приказам; уверенным и решительным маневром корабль вышел на свою текущую орбиту и незамедлительно ответил на сигналы «Ю-5». Неважно, были ли на его борту пассажиры, эти события уже внесли вклад в первый за всю историю контакт между современным человеком и разумом внеземного происхождения. Момент был по-настоящему уникален; какая бы долгая история ни ждала человечество в будущем, повториться ему было уже не суждено.

Шеннон стоял в центре мостика, пристально глядя на главный экран. Рядом стоял Хэйтер, который просматривал сводки данных и прочие изображения на вспомогательных экранах, занимавших ряд под основным дисплеем. На одном из них была установлена видеосвязь с Гордоном Сторрелом, вице-руководителем миссии, который в этот момент находился в резервном командном центре с собственным офицерским составом. Все детали по-прежнему передавались на Землю вместе с исходящим сигналом.

– Анализаторы только что засекли новую компоненту, – сообщил со своего поста в боковой части мостика офицер-связист. Затем он объявил об изменении формы сигналов, полученных с инопланетного корабля. – Передача узким пучком по аналогии с радаром в K-диапазоне. Частота следования импульсов – двадцать два целых и тридцать четыре сотых гигагерца. Без модуляции.

Миновала еще одна бесконечная минута. Затем уже другой голос доложил:

– Новый захват цели. От инопланетного судна отделился небольшой объект. Он движется в сторону «Ю-5». Корабль сохраняет прежнее положение.

По наблюдателям на мостике прокатилась волна паники, которую они даже не осознали, а скорее, почувствовали всем нутром. Если объект – это реактивный снаряд, защититься от него они, скорее всего, уже не смогут; ближайший таранный корабль находился в восьмидесяти километрах, и на перехват ему, даже с максимальным ускорением, потребуется полминуты. Капитану Хэйтеру было некогда жонглировать цифрами.

– Огонь «Тараном-один», – рявкнул он.

Секундой позже пришел ответ с подтверждением:

– «Таран-один» запущен и наведен на цель.

На нескольких лицах перед экранами проступили капли пота. На главном дисплее еще не появилось четкое изображение объекта, но один из вспомогательных мониторов показывал график с двумя кораблями, между которыми двигалась маленькая, но хорошо заметная точка.

– По показаниям радара, скорость сближения постоянна и равна двадцати семи метрам в секунду.

– «Таран-один» приближается. Двадцать пять секунд до столкновения.

Шеннон облизал высохшие губы, бегло просматривая данные на мониторах и пытаясь переварить нахлынувший поток отчетов. Хэйтер сделал правильный выбор, отдав приоритет безопасности корабля. Но дальнейшее решение целиком лежало на плечах руководителя миссии.

– Тридцать миль. Пятнадцать секунд до удара.

– Объект держится курса и сохраняет прежнюю скорость.

– Это не ракета, – решительным и безапелляционным тоном заявил Шеннон. – Капитан, отмените перехват.

– «Таран-один», отбой, – приказал Хэйтер.

– «Таран-один» выведен из боя и меняет курс.

Судя по долгим выдохам и резко смягчившимся позам, атмосфера в зале наконец разрядилась. Прочертив след из глубокого космоса, «Вега» сделала пологий разворот, пронеслась в тридцати километрах от цели и снова затерялась в бесконечных декорациях звездного неба.

Хант обратился к Данчеккеру, понизив голос:

– Знаешь, Крис, вот что забавно… Мой дядя живет в Африке. И он рассказывал, что в некоторых местах есть обычай приветствовать незнакомцев, запугивая их криками, воплями и угрожающей демонстрацией копий. Это признанный способ установления статуса.

– Возможно, они видят в этом всего лишь разумную меру предосторожности, – сухо заметил Данчеккер.

Наконец оптические камеры заметили яркую точку, появившуюся на средней дистанции между «Ю-5» и инопланетным кораблем. Увеличение показало, что она имеет вид гладкого серебристого диска без выступающих частей; как и раньше, картинка не давала представления о его настоящей форме. Объект продолжал неспешное движение, пока не оказался примерно в восьмистах метрах от командного корабля; там он остановился и повернулся широкой стороной – в профиль, имевший простую яйцеобразную форму без каких-либо деталей и изысков. В длину яйцо достигало чуть больше девяти метров и, по-видимому, целиком состояло из металла. Спустя несколько секунд объект начал испускать вспышки ярко-белого света.

В последовавшей за этим дискуссии было решено, что яйцо запрашивало разрешение на вход в корабль. Немедленное обращение к вышестоящему руководству было невозможно из-за задержки в обмене данными с Землей. В итоге Шеннон переслал на Землю полный отчет о происшествии по лазерной линии связи, после чего объявил о решении дать инопланетному кораблю зеленый свет.

Для встречи пришельцев была спешно организована специальная группа, которую направили в один из стыковочных отсеков «Юпитера-5». Внутри отсека, предназначенного для обслуживания дочерних кораблей «Ю-5», имелась пара огромных внешних ворот, которые обычно оставались открытыми, но могли закрываться, если внутреннее пространство нужно было по каким-то причинам заполнить воздухом. С основной частью корабля его связывали небольшие вспомогательные шлюзы, располагавшиеся на равных расстояниях вдоль внутренней поверхности стыковочного отсека. Оказавшись на одной из исполинских рабочих платформ, члены встречающей группы в скафандрах разместили внутри отсека маяк, настроенный на мерцание с той же частотой, что и свет, который по-прежнему пульсировал на поверхности яйца.

На мостике «Юпитера-5» вокруг экрана, транслировавшего видео из стыковочного отсека, выстроился полукруг из людей в напряженном ожидании. Серебристый овоид проплыл к центру звездного ковра, разделявшего зияющие тени наружных дверей. Яйцо, свет которого уже погас, медленно опустилось, но затем повисло над платформой, будто настороженно оценивая ситуацию. Крупный план показал, что в некоторых местах над его поверхностью приподнялись круглые секции, образовавшие серию приплюснутых выдвижных башенок, которые, по всей видимости, сканировали внутреннее пространство отсека при помощи камер и других инструментов. Затем яйцо возобновило спуск и аккуратно остановилось примерно в десяти метрах от сгрудившейся команды встревоженных землян. Наверху зажглась дуговая лампа, обозначившая на полу пятно белого света.

– Итак, посадка завершена, – объявил по аудиоканалу голос вице-руководителя миссии Гордона Сторрела, который добровольно вызвался возглавить встречающую группу. – В нижней части яйца выдвинулись три посадочных платформы. Других признаков жизни нет.

– Дайте им две минуты, – велел в микрофон Шеннон. – А затем медленно направляйтесь к средней точке. И ждите там.

– Вас понял.

Спустя шестьдесят секунд второй источник света выхватил из темноты команду землян; кто-то предположил, что крадущиеся во мраке темные силуэты могут весьма некстати произвести на гостей зловещее впечатление. Реакции со стороны яйца не последовало.

Наконец Сторрел обратился к своей команде:

– Ладно, время вышло. Выдвигаемся.

На экране появилась группа неуклюжих, медленно шагавших фигур в шлемах; у той, что впереди, на плечах красовались золотые знаки различия Сторрела, а с обеих сторон шествовало по старшему офицеру КСООН. Они остановились. Затем сбоку яйца плавно отодвинулась панель, за которой оказался люк примерно в два с половиной метра высотой и не меньше метра в ширину. Фигуры в скафандрах заметно напряглись, а наблюдатели на мостике мысленно подготовились к худшему, но других действий со стороны пришельцев так и не последовало.

– Возможно, они сомневаются насчет протокола или вроде того, – предположил Сторрел. – Как-никак они заявились в наше логово. Может, так они намекают, что сейчас наш ход.

– Не исключено, – согласился Шеннон. Уже тише он спросил Хэйтера: – Есть новости сверху?

Капитан активировал новый канал связи, чтобы переговорить с двумя сержантами КСООН, которые занимали технические мостки, располагавшиеся высоко над платформой в стыковочном отсеке.

– Мостки, ответьте. Что вы видите?

– С этого ракурса видно часть внутренней обстановки корабля. Там темно, но у нас есть картинка с усилителя. Пусто, если не считать бортового оборудования и крепежных деталей… похоже, что внутри довольно тесно. Никаких движений или признаков жизни.

– Никаких видимых признаков жизни, Гордон, – передал в стыковочный отсек Шеннон. – Похоже, что у тебя два варианта: либо стоять там до скончания веков, либо заглянуть внутрь. Удачи. Если увидишь что-нибудь подозрительное, отступай без лишних сомнений.

– Маловероятно, – заверил его Сторрел. – Ну ладно, парни, вы все слышали. И не говорите потом, что КСООН не выполняет рекламных обещаний. Миральски и Оберман, со мной; остальные – ждите здесь.

Три фигуры отделились от общей группы и подошли к небольшому трапу, выдвинувшемуся из нижней части люка. На мостике загорелся еще один экран, который транслировал изображение с ручной камеры одного из офицеров КСООН. На секунду камера показала зияющий вход и верхнюю часть трапа, а затем обзор заслонила спина Сторрела.

Сторрел описывал происходящее по аудиосвязи:

– Сейчас я нахожусь наверху трапа. Вниз, на палубу, ведет ступенька сантиметров тридцать высотой. С внутренней стороны тамбура есть дверь, и сейчас она открыта. Похоже на воздушный шлюз.

Оператор встал рядом со Сторрелом, и камера взяла план покрупнее; картинка подтверждала как его слова, так и общее ощущение тесноты и захламленности, сложившееся у офицеров на мостках. Из комнаты за дверью пробивался теплый, желтоватый свет.

– Я собираюсь войти во внутреннее помещение… – Пауза. – Похоже на кабину управления. В ней есть два кресла, стоят рядом друг с другом и обращены вперед. Вероятно, они предназначены для первого и второго пилота… вижу всевозможные органы управления и измерительные приборы… Но признаков жизни нет… только закрытая дверь, которая ведет в заднюю часть. Кресла очень большие, сделаны в том же масштабе, что и все остальные части корабля. Похоже, ребята они крупные… Оберман, иди сюда и сделай снимок для остальных.

Перед зрителями появилась описанная Сторрелом сцена, после чего камера начала медленно обходить кабину по кругу, снимая крупный план инопланетного оборудования. Хант вдруг указал на экран.

– Крис! – воскликнул он, хватая Данчеккера за рукав. – Та длинная серая панель с переключателями… ты ее заметил? Я уже встречал такие обозначения! Они были на…

Он резко осекся, когда камера резко вильнула вверх и сфокусировалась на большом дисплее, установленном перед двумя пустыми креслами яйца. На нем что-то происходило. Секундой позже они, потеряв дар речи, вперились взглядами в изображения трех инопланетных существ. Каждая пара глаза на мостике «Юпитера-5» ошеломленно распахнулась, не веря увиденному.

Среди присутствующих не нашлось никого, кто не был бы знаком с этими очертаниями: длинное, выступающее лицо, переходящее в вытянутый и более широкий череп… массивный торс и невероятные шестипалые руки с двумя большими пальцами… Данчеккер лично разработал первую полноразмерную модель этой фигуры высотой в два с половиной метра – вскоре после того, как «Юпитер-4» переслал на Землю подробные сведения о своих находках. Люди собственными глазами видели, как в представлении художника должны были выглядеть обладатели подобных скелетов.

Художники потрудились на славу… теперь это было ясно всем.

Пришельцами оказались ганимейцы!

Глава 5

Судя по накопленным к тому моменту данным, ганимейцы исчезли из Солнечной системы около двадцати пяти миллионов лет назад. Их родной планеты не существовало уже пятьдесят тысячелетий: от нее остался лишь ледяной шар за пределами нептунианской орбиты и мириады обломков, составляющих нынешний пояс астероидов. Как же тогда ганимейцы могли появиться на экране? Первое из возможных объяснений, промелькнувших в голове Ханта, заключалось в том, что картинка была всего лишь древней видеозаписью, которая автоматически начала проигрываться при входе в яйцо. Но отказаться от этой идеи пришлось почти сразу. Позади троицы инопланетян виднелся огромный дисплей, отчасти напоминавший главный экран на мостике «Ю-5»; на нем транслировалось изображение «Юпитера-5» – с того самого ракурса, под которым и располагался ганимейский корабль. Прямо сейчас трое ганимейцев находились у него на борту… всего в нескольких километрах отсюда. А затем внутри яйца произошло то, что и вовсе не оставило места для каких бы то ни было философских измышлений о смысле увиденного.

Никто не мог сказать наверняка, что именно выражали переменившиеся лица пришельцев, но общее впечатление было таково: случившееся поразило ганимейцев не меньше, чем самих землян. Инопланетяне принялись жестикулировать, и в ту же секунду из динамиков донеслись звуки бессмысленной речи. Внутри яйца не было воздуха, который мог бы стать проводником звука. Ганимейцы явно наблюдали за передачами группы и теперь пользовались теми же частотами и модуляцией.

Изображение инопланетян сосредоточилось на центральной фигуре трио. Затем внеземной голос заговорил снова, выдав всего два слога. Он произнес нечто, напоминающее «Га-рут». Фигура на дисплее слегка наклонила голову в жесте, явственно выражавшем учтивость и достоинство, которые нечасто встречались среди землян.

– Га-рут, – повторил инопланетный голос. Затем еще раз: – Гарут.

Аналогичным образом представились и двое его спутников, после чего картинка расширилась, показав трех ганимейцев разом. Они продолжали неподвижно стоять и просто смотрели с экрана, будто чего-то ждали.

Сторрел быстро догадался, в чем дело, и встал прямо перед экраном.

– Сторрел. Сторрел. – Затем, поддавшись импульсу, добавил: – Добрый день.

Позже он признался, что это звучало глупо, но его мозг на тот момент был немного не в себе. Изображение на экране яйца тут же поменялось, и Сторрел увидел самого себя.

– Сторрел, – отозвался инопланетный голос.

Произношение было идеальным. Кое-кто из зрителей в тот момент и вовсе решил, что это говорил сам Сторрел.

Ганимейцам по очереди представили Миральски и Обермана, что потребовало изрядных уверток и толчков и лишь усугублялось тесным пространством кабины. Затем на экране промелькнула серия картинок, в ответ на каждую из которых Сторрел произносил по одному существительному: ганимеец, землянин, корабль, звезда, рука, нога, кисть, ступня.

Так продолжалось несколько минут. Судя по всему, ганимейцы решили взять бремя обучения на себя; и вскоре стало ясно почему: тот, кто вел с ними разговор, мог с поразительной быстротой усваивать информацию и воспроизводить ее по памяти. Он никогда не просил повторить определение слова и не забывал ни одной детали. Поначалу он делал немало ошибок, но те исчезали после первого же исправления. Его голос не был синхронизирован с артикуляцией трех ганимейцев на экране; судя по всему, говоривший был одним из тех, кто остался на корабле и наблюдал за ходом встречи.

На небольшом дисплее рядом с основным экраном яйца неожиданно появилась какая-то диаграмма: небольшой круг с ореолом радиальных пиков, а вокруг него – серия из девяти концентрических окружностей.

– Что это еще за чертовщина? – пробормотал Сторрел.

Шеннон нахмурил брови и вопросительно оглядел людей вокруг.

– Солнечная система, – предположил Хант.

Шеннон передал информацию Сторрелу, а тот, в свою очередь, сообщил ее ганимейцам. Картинка на экране изменилась: теперь она показывала пустой круг.

– Кто это? – спросил ганимейский голос.

– Поправка, – ответил Сторрел, следуя уже принятой договоренности. – Что это?

– Где «кто»? Где «что»?

– «Кто» – это ганимеец или землянин.

– Ганимейцы или земляне – одним словом?

– Люди.

– Ганимейцы и земляне люди?

– Ганимейцы и земляне – это люди.

– Ганимейцы и земляне – это люди.

– Верно.

– «Что» – это не-люди?

– Верно.

– Не-люди в целом?

– Вещи.

– «Кто» – люди, «что» – вещи?

– Верно.

– Что это?

– Круг.

Затем в центре круга появилась точка.

– Что это? – спросил голос.

– Его центр.

– «Его» обозначает предыдущее слово?

– «Его» обозначает предыдущее слово.

На экране снова появилась схема Солнечной системы, но теперь в ее центре мигал какой-то символ.

– Что это?

– Солнце.

– Звезда?

– Верно.

Далее на экране стали поочередно загораться символы небесных тел, а Сторрел в ответ называл соответствующую планету. Диалог с инопланетянами казался все таким же медленным и неуклюжим, но прогресс все же был налицо. В процессе обмена репликами ганимейцы сумели выразить недоумение из-за исчезнувшей планеты, некогда располагавшейся между Марсом и Юпитером, что оказалось не такой уж сложной задачей, ведь земляне этого ожидали изначально. Потребовалось немало времени, прежде чем они смогли объяснить, что Минерва взорвалась и единственным, что от нее осталось, были обломки-астероиды и Плутон, который уже получил название и, по понятным причинам, еще больше озадачил ганимейцев.

Когда ганимейцы после многократных вопросов и перепроверок наконец смирились с тем, что правильно поняли слова землян, пришельцами завладел подавленный и молчаливый настрой. И хотя наблюдавшие за этим земляне не знали ганимейских жестов и мимики, они были поражены явственным ощущением полнейшего отчаяния и безграничной скорби на корабле инопланетян. Они чувствовали боль, отпечатавшуюся в каждом движении этих вытянутых и теперь казавшихся печальными ганимейских лиц, будто сами их кости были тронуты горестным воплем, пришедшим от начала времен.

Продолжить диалог инопланетяне смогли не сразу. Заметив, что ожидания ганимейцев основывались на знаниях о древней Солнечной системе, земляне пришли к выводу, что их раса, как уже давно подозревали на Земле, действительно мигрировала в другую звездную систему. В таком случае их внезапное появление, скорее всего, было чем-то сродни сентиментальному путешествию к планете, на которой миллионы лет тому назад возник их биологический вид и которую никто из них не видел собственными глазами – кроме как, пожалуй, на тщательно сохраненных видеозаписях, с незапамятных времен передававшихся из поколения в поколение.

Но когда земляне высказали идею о том, что ганимейцы прибыли сюда с другой звезды и попытались разузнать о ее местоположении, то встретились с реакцией, которая, по-видимому, означала твердый отказ. Судя по всему, пришельцы пытались объяснить, что их путешествие началось в далеком прошлом на самой Минерве, что по понятным причинам было сущей нелепицей. Но к этому моменту Сторрел безнадежно запутался в хитросплетении грамматических конструкций, и на ближайшее время тему решили закрыть из-за трудностей в общении. Рано или поздно ситуация должна была проясниться – как только ганимейский переводчик станет лучше понимать их язык.

Заметив неявную связь между словами «Земля» и «земляне», переводчик решил вернуться к этой теме, чтобы удостовериться, действительно ли его собеседники были жителями третьей планеты от Солнца. Когда земляне дали утвердительный ответ, ганимейцы на экране заметно взбудоражились и пустились в пространные обсуждения, которые, однако же, не были слышны по радио. Почему эта новость вызвала столь бурную реакцию, никто не объяснил. Спрашивать об этом земляне не стали.

В заключение пришельцы сообщили, что их путешествие заняло колоссальное время и многие ганимейцы на борту погибли или пострадали от болезней. Их припасы были на исходе, оборудование – в плачевном состоянии и большей частью уже не подлежало ремонту, а сами они изнемогали от физического, ментального, эмоционального и духовного истощения. Складывалось впечатление, что преодолевать немыслимые трудности им помогала лишь мысль о возвращении домой; теперь, когда эта надежда разлетелась вдребезги, ганимейцы оказались на грани жизни и смерти.

Оставив разговор с инопланетянами на Сторрела, Шеннон отошел от экрана и жестом подозвал несколько человек – включая и Ханта с Данчеккером, – которые собрались вокруг, устроив короткое импровизированное совещание.

– Я собираюсь отправить на их корабль команду землян, – сообщил он им, понизив голос. – Ганимейцам требуется помощь, и, насколько я могу судить, мы единственные, кто способен ее оказать. Я отзову Сторрела из стыковочного отсека и велю ему возглавить нашу группу; похоже, что он с ними неплохо поладил. – Он мельком взглянул на Хэйтера. – Капитан, приготовьте транспортер для срочного вылета. Отрядите десять человек, которые отправятся вместе со Сторрелом, включая как минимум трех офицеров. Я хочу, чтобы все участники вылазки собрались на летучку в шлюзовом тамбуре перед транспортером, который сможет вылететь в ближайшее время… скажем, через тридцать минут. Естественно, все должны быть в полном оснащении.

– Без промедления, – отозвался Хэйтер.

– Кто-нибудь хочет высказаться? – обратился к собравшимся Шеннон.

– Вы не хотите выдать личное оружие? – спросил один из офицеров.

– Нет. Еще предложения?

– Только одно. – Говорившим оказался Хант. – Просьба. Я бы хотел к ним присоединиться. – Взглянув на него, Шеннон замешкался, будто вопрос застал его врасплох. – Меня прислали для изучения ганимейцев. Таково мое официальное задание. А что как нельзя лучше поспособствует его выполнению, если не это?

– Что ж, даже не знаю. – Шеннон скорчил гримасу и почесал затылок, будто пытаясь найти повод для возражения. – Полагаю, причин отказывать нет. Да – думаю, это можно устроить. – Он повернулся к Данчеккеру. – Как насчет вас, профессор?

Данчеккер вскинул руки в знак протеста.

– Очень любезно с вашей стороны, но я пас, благодарю покорно. Пожалуй, на сегодня с меня переживаний хватит. К тому же мне и без того потребовался целый год, чтобы почувствовать себя в безопасности на борту этой железяки. Боюсь даже представить, каково оказаться внутри ее инопланетной кузины.

В ответ Хэйтер лишь улыбнулся и покачал головой.

– Что ж, отлично. – Шеннон еще раз обвел присутствующих взглядом, предлагая людям высказаться. – Значит, на этом все. Давайте вернемся к нашему парню на передовой. – Он вернулся к экрану и подтянул к себе микрофон, соединявший его со Сторрелом. – Гордон, как там дела внизу?

– Нормально. Я учу их считать.

– Ясно. Но попроси одного из сопровождающих тебя подменить, хорошо? Мы отправим тебя в небольшое путешествие. Через секунду капитан Хэйтер сообщит тебе подробности. Ты станешь послом Земли.

– И сколько за это платят?

– Дай нам время, Гордон. Мы еще над этим работаем.

Шеннон улыбнулся. Впервые за долгое время он чувствовал себя по-настоящему расслабленным.

Глава 6

Транспортер – небольшой летательный аппарат для перевозки личного состава, при помощи которого пассажиров доставляли между спутниками и орбитальными судами, – приближался к кораблю ганимейцев. Хант сидел в тесном пространстве между еще двумя грузными фигурами в скафандрах, на одной из скамеек, идущих вдоль стен; со своего места он видел встроенный в дальнюю стену небольшой экран, на который выводилось изображение приближавшегося к ним судна.

Вблизи возраст и изношенность корабля производили еще более сильное впечатление. Узоры обесцвеченных пятен, покрывавших его от носа до хвоста, были не до конца различимы с «Ю-5» даже при сильном увеличении, но теперь стали отчетливо видны и местами напоминали камуфляжную раскраску из фильмов. Поверхность корабля неравномерно усеивали круглые вмятины разных, хотя и не слишком больших размеров: каждая из них была окружена вздувшимся ободком из округлого металла и по виду напоминала миниатюрный лунный кратер. Казалось, будто корабль подвергся бомбардировке тысяч крошечных частиц, двигавшихся с колоссальной скоростью – настолько большой, что они смогли пробить его оболочку и рассеять достаточно энергии, чтобы расплавить окружающее вещество. «Либо корабль преодолел громадное расстояние, – подумал Хант, – либо КСООН предстоит еще многое узнать о космосе за пределами Солнечной системы».

Сбоку «Шапирона» – теперь они знали, что именно так свой корабль называли ганимейцы – открылось прямоугольное отверстие, достаточно большое, чтобы через него мог пролететь транспортер. Внутри зажегся мягкий оранжевый свет, а примерно посередине одной из длинных сторон проема замигал белый маячок.

Когда транспортер осторожно повернулся, направляясь к открывшимся воротам, из интеркома раздался голос пилота:

– Держитесь за сиденья. Мы идем на сближение без стыковочного радара, поэтому полагаться нам придется исключительно на зрение. Пока не совершим посадку, шлемы оставьте в держателях.

Транспортер филигранными движениями прошел сквозь ворота, полагаясь на маневровые двигатели. Большую часть посадочного модуля занимал стоявший у внутренней переборки округлый корабль с черно-синим отливом. В оставшееся пространство врезались две больших и крепких на вид платформы, расположенных под прямым углом к главной оси корабля; на одной из них лежали два серебристых яйца, вторая же оказалась пустой, если не считать маяка, который был сдвинут ближе к краю, чтобы освободить больше места для посадки. Развернувшись вдоль нее, транспортер подлетел ближе и завис примерно в трех метрах над платформой; затем судно осторожно опустилось вниз и наконец остановилось.

Хант тут же почувствовал в происходящем некую странность, но ему потребовалось еще несколько секунд, прежде чем он понял, что именно его насторожило. То же озадаченное выражение застыло и на паре окружавших его лиц.

Кресло оказывало на него давление. Хант ощущал более или менее привычный вес, но не видел и намека на механизм, при помощи которого можно было бы достичь такого эффекта. В отдельных секциях «Юпитера-5» гравитация имитировалась при помощи непрерывного вращения, но в некоторых частях корабля невесомость поддерживалась намеренно – для тех или иных целей. Инструменты, которые приходилось нацеливать на неподвижные объекты – скажем, камеры, следившие за «Шапироном» в течение последних нескольких часов, – монтировались на консольных балках, которые для компенсации можно было вращать в противоположном направлении – по аналогии с наземными астрономическими телескопами. Но изображение ганимейского корабля, которое они видели на экранах «Ю-5», не выдавало никаких признаков вращения. Более того, когда транспортер уже готовился причалить в посадочном отсеке и, стало быть, сохранял неподвижность относительно ворот корабля, фоновые звезды тоже стояли на месте; а это указывало на то, что пилоту не требовалось синхронизировать траекторию с вращательным движением цели. Другими словами, ощущение веса могло означать лишь, что создавать искусственную гравитацию ганимейцам помогала некая революционная технология. Занятно.

Когда пилот заговорил снова, догадка Ханта подтвердилась.

– Что ж, похоже, сегодня мне везет. Мы на месте. – Тягучий южный выговор стал настоящим даром небес. – Кое-кто из вас, наверное, уже обратил внимание на гравитацию. Не спрашивайте, как они этого добились, но явно не за счет центробежной силы. Внешний люк закрылся, и, судя по приборам, давление снаружи растет, а значит, они закачивают сюда воздух – ну или чем они там дышат. Когда мы проведем кое-какие тесты, я сообщу, потребуются ли вам шлемы. На это уйдет не больше минуты. Связь с «Ю-5» здесь все еще работает. Похоже, что наши друзья перехватывают радиопередачи, а затем транслируют их внутрь корабля. «Ю-5» сообщает, что режим ЧС снят и уже восстановлена связь с другими локациями. Сообщение от «Ю-4»: «Передайте, что мы махали, когда они пролетали мимо».

Воздух был пригоден для дыхания и мало чем отличался от земного. Для Ханта это не стало большим сюрпризом; скорее всего, атмосфера на корабле напоминала минервианскую, а земные организмы там прекрасно прижились. Люди внутри сохраняли внешнее спокойствие, но суетливость и поспешные хлопоты с оснащением корабля выдавали нарастающее нетерпение и ажиотаж.