Мечтатель

Всё началось с того, что я выиграл. Не деньги, как мог бы подумать мой дедушка. Деньги у нас давно ничего не значат. Слышал, где-то в глубинке сохранились пережитки товарно-денежных отношений, но в крупных городах их давно нет. Я выиграл грант от университета: два года работы над любым проектом. Мне выдали двухкомнатную квартиру в центре Москвы и неограниченный доступ к любым цифровым ресурсам. Я, наконец, смог погрузиться в изучение истории и литературы. Мечтал со школы, но пришлось поступать на инженера. Кому сейчас нужны историки и литераторы? Похоже, я такой же пережиток прошлого, как и деньги. Мечтатель, как прозвали меня в универе.

Квартира, которую выделил университет, оказалась донельзя странной. Внутри просторная двушка с современным ремонтом, но почему-то в полуподвальном помещении. Не знал, что такие дома ещё сохранились. Мой находился в одном из переулков у старого Арбата. Вход прятался в подворотне, а окна выходили прямо на улицу. Правда, всё, что я мог видеть, – это ноги прохожих.

Мог, но не видел. Зачем наблюдать за чьими-то ногами, когда есть неограниченный доступ в любые архивы и библиотеки? Да и прохожих зимой было немного, хотя, говорят, раньше Арбат кишел людьми в любую погоду. Архивные фото не лгут: уличные музыканты, художники, толпы туристов. Мой дед успел застать в детстве немного старой Москвы, а я – уже нет.

Я хотел бы понять, что случилось. Почему мир так изменился за несколько десятков лет. Но ещё больше – написать роман. Самостоятельно, без помощи искусственного интеллекта. Так уже давно никто не делает. А я хочу. Поэтому и мечтатель. Или потому что мечтатель.

Первый год я провёл в архивах. Тщательно изучал и собирал информацию, искал нестыковки в исторических источниках, пытался найти наиболее правдивые. Пора было приступать к роману.

– Катюша, – обратился я к голосовому помощнику, – создай текстовый документ.

– Чем хотите воспользоваться для генерации текста? Я могу предложить…

– Нет-нет, стой, я сам буду писать, просто создай текстовый документ.

Если бы Катюша была человеком, она пожала бы плечами. Или это я додумываю и приписываю ей человеческие эмоции?

– Новый текстовый документ создан.

– Спасибо, Катюша.

– Пожалуйста, Лука Ильич.

Поморщился.

– Катюша, а можно называть меня просто Лука, без Ильича?

– Нет, Лука Ильич, я запрограммирована называть вас по имени-отчеству, чтобы приучить к официальному обращению в университете после защиты диссертации.

– Да-да, конечно.

И зачем спросил? Мог бы уже привыкнуть за год к такому обращению, но всё равно каждый раз передёргивает. Если бы мой научрук знал, чем я занимаюсь вместо работы над диссертацией! А может, он знает. Не уверен, что Катюша умеет хранить секреты. Или у меня развивается паранойя?

День за днём, буква за буквой, слово за словом мой роман двигался вперёд. Катюша ежедневно предлагала помощь нейросетей, я продолжал отказываться. Но однажды вместо привычного «чем хотите воспользоваться для генерации текста», она произнесла:

– Лука Ильич, среднесуточная температура превысила плюс десять градусов, ваша система кондиционирования неисправна. Я уже отправила заявку на ремонт, а вам рекомендую временно открыть окно. В душном помещении вам будет тяжело полноценно работать, и вы можете не успеть закончить свой проект в срок, учитывая вашу скорость письма.

– Эээ, спасибо, Катюша, – промямлил и машинально пошёл в сторону окна.

С каких это пор искусственный интеллект начал проявлять такую заботу? Или у меня старая версия умного дома, а новые Катюши умеют заботиться, чувствовать, проявлять эмпатию? Андроиды же давно умеют. Почему нет?

Пододвинул табуретку, дотянулся до форточки, открыл. В комнату ворвался прохладный ветер и запах улицы. И тут я увидел её. Сначала не всю, только ноги, но понял: я должен её догнать, она – та самая, единственная, моя.

Засунул ноги в беговые кроссовки, выхватил ветровку из рук Степана, выскочил на улицу. Я бы обошёлся и без ветровки, но Степан запрограммирован заботиться обо мне, он не выпустил бы из дома без верхней одежды.

Она никуда не торопилась, медленно шла, а в руках держала какие-то отвратительные жёлтые цветы. Они напоминали сборище мохнатых насекомых. С детства терпеть не могу насекомых. Понимаю, их оставили для поддержания экосистемы, но насколько же они омерзительны!

Она свернула в сторону Тверской. Я шёл поодаль и не мог налюбоваться на тонкую фигуру, маленькие ножки в туфлях на каблуках. На каблуках! Я видел их только на бабушкиных фотографиях. Кому придёт в голову носить такую неудобную обувь? Только такому же мечтателю, как я.

Она остановилась в середине Тверского бульвара, обернулась.

– Нравятся? – кивнула на цветы.

– Нет.

Она нажала кнопку на браслете, и голограмма исчезла.

– А какие нравятся?

– Розы.

Снова нажала на кнопку, и в её руках расцвёл букет роз. Я улыбнулся. Мы шли рядом в сторону Кремля. Молчали.

– Я искала тебя всю жизнь.

С тех пор она стала приходить ко мне каждый день. Спорила со Степаном, что мне лучше есть. Андроид настаивал на сбалансированной еде из тюбиков, которой я всегда и питался. Она хотела готовить сама. Умудрилась договориться с Катюшей, чтобы та называла меня только по имени, без отчества. Молча сидела рядом в глубоком кресле и обучала ИИ или что-то читала. Она поджимала под себя ноги и казалась совсем подростком в лёгких платьях из искусственного хлопка, хотя была старше меня на пять лет: в начале лета ей исполнилось тридцать.

Она стала моей музой. Рядом с ней писалось невероятно легко и свободно. Катюша перестала доставать советами обратиться за помощью к нейросетям, Степан научился выращивать овощи и резать салаты. Она преображала всё, к чему прикасалась. Я хотел жениться на ней, чтобы провести вместе всю оставшуюся жизнь. Но между нами стоял её отец: Леся боялась разговора с ним.

– Потерпи немного, хороший мой, – уговаривала она, в очередной раз упархивая домой вечером.

– Леся, тебе тридцать, ты можешь сама строить свою жизнь.

– Я знаю, знаю, но мне так жалко папу: два года назад умерла мама, и он никак не оправится. Всё время на работе. У него никого больше нет, кроме меня.

Мы договорились, что Леся поговорит с отцом, когда я закончу роман и вернусь к диссертации. Астрофизик должен понравиться ему больше, чем литератор. Леся работала тренером в центре обучения андроидов, поэтому так ловко могла договориться и со Степаном, и с Катюшей. Она приходила каждый день: после офиса или с самого утра, когда была на удалёнке, и по выходным. Каждый вечер уезжала домой, чтобы вернуться на следующий день. Привозила с собой что-нибудь вкусное: конфеты, печенье, кексы, которые готовил их домашний андроид.

– Как ты уговорила андроида на всё это? – удивлялся я. – Это же противоречит первому закону роботехники. Сахар вреден для здоровья.

– В наших десертах нет сахара, так что противоречия тоже нет.