Вы

22 июня, в столь символичную дату, которая исторически ознаменовывает начало Великой Отечественной войны, в курортном городе Пятигорск, появился на свет я – автор этой книги. Мой жизненный путь начался в семье военнослужащих, что предопределило частые переезды. Так, в 2001 году мы обосновались в небольшом городке Ростовской области, где спустя десять лет я завершил обучение в средней школе. Последующие четыре года были посвящены учёбе в престижной «Российской академии правосудия». Далее, с 2014 по 2018 год, я получал высшее образование в главном кампусе того же учебного заведения в городе Москва. Это было прекрасное время, и, пожалуй, самое беззаботное за всю мою жизнь. Окружённый друзьями и женским вниманием, я получал удовольствие от жизни. Учёба мне давалась легко, а финансовые трудности вовсе не были знакомы. Материальное благополучие позволяло не только покрывать все расходы, но и поддерживать высокий уровень жизни, о чём свидетельствовал мой внушительный Cadillac Escalade, на котором я ежедневно добирался до института. Настоящая роскошная жизнь баловня судьбы, о которой многие только мечтают! Однако мне чего-то не хватало…

В Ростове остался мой друг, который, будучи следоватем, трудился на благо Родины. Вдохновлённый его примером, я решил попробовать свои силы в этой благородной профессии. Лето 2018 года стало для меня отправной точкой в мир следственного дела – я вновь перебрался в южную столицу и присоединился к товарищу, начав путь в статусе его помощника. Судьба распорядилась так, что моё первое место службы находилось в одном из самых спокойных районов города. Казалось, что самые страшные преступления – это оскорбление сотрудника полиции или реализация контрафактной водки. Дни текли размеренно, словно река в летний полдень, пока однажды ночью рутина не была нарушена жутким происшествием, на которое именно нам пришлось отреагировать.

Обычный жилой дом, ничем не примечательный с виду, скрывал за своими стенами жуткую трагедию… Переступив порог одной из квартир, мы оказались лицом к лицу с самым настоящим кошмаром – три человеческих судьбы вмиг оборвались. Застывшие во времени образы: пожилой мужчина, молодая женщина, невинный ребёнок… Все, все они бездыханно лежали в разных комнатах, а тела их были изуродованы многочисленными ранами. На кухне в полусогнутом состоянии находилась старушка, чья жизнь медленно утекала вместе с кровью из вены.

Эта ночь навсегда изменила моё восприятие мира. За фасадом обыденности может скрываться настоящая тьма, а человеческая природа гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Жизнь больше не казалась мне простой чередой предсказуемых событий – теперь я знал: за каждым углом может таиться как свет, так и тьма…

ГЛАВА 1.

НАКАЗАНИЕ МАРСИЯ

«Марсий, флейтист, тот с которого была содрана кожа, родился во время праздника Аполлона, где шкуры, сдираемые с жертв, предлагались богу»

– Клавдий Элиан, «Пёстрые рассказы», Книга XIII, 21

Шёл 1943 год. Ленинград задыхался в тисках блокады. Голод, холод, смерть подстерегали на каждом шагу. В этом аду встретились два одиночества: Алексей и Анна.

Алексей, высокий, худой до прозрачности, с глазами, полными недетской мудрости, работал на заводе, помогая вытачивать детали для фронта. Ему было всего восемь лет, но война отняла у него детство, родителей, дом – всё, кроме воли к жизни. Однажды во время воздушной тревоги он увидел её… Анечку Добромыслову, хрупкую, словно фарфоровая куколка, лет семи, прятавшуюся в углу цеха, закутавшись в жалкий платок. Её большие, испуганные глаза смотрели на мир с болью и отчаянием. Она работала санитаркой в госпитале, стирая окровавленные бинты, впитывая чужую боль, как губка. Её родители погибли во время бомбёжки, оставив девочку совсем одну в этом озлобленном, умирающем городе. Алексей подошёл к ней, протянул кусочек чёрствого хлеба, который берёг на самый крайний случай. Анна сначала испуганно отшатнулась, но потом, увидев искреннее сочувствие в его глазах, приняла дар. Этот кусок хлеба стал первым кирпичиком в их хрупком, но таком необходимом в то время, союзе. Алексей провожал Анну до госпиталя, делясь последними крохами еды, рассказывая о своих мечтах о мирной жизни, о будущем, которое обязательно наступит. Анна в свою очередь делилась с ним горем и страхами, находя в нём поддержку и понимание. Они были как два заблудившихся путника, нашедшие друг друга в тёмном лесу…

Настал! Настал тот счастливый час, когда блокада была прорвана. Несмотря на то, что жизнь понемногу возвращалась в Ленинград, радость всё же была омрачена горем утрат, болью воспоминаний. Но Алексей и Анна, пережившие эти страшные несколько лет вместе, держались друг за друга, как солдат за автомат. После войны этих осиротевших ребят приютил детский дом «Лучик солнца», где их союз, ранее закалившийся в огне войны, продолжал крепчать, словно сталь.

Немного позже, когда город ещё залечивал свои раны, Алексей и Анна поженились. Свадьба была скромной, но светлой. В маленькой комнатке, украшенной полевыми цветами, они дали друг другу клятву любви и верности. Война отняла у них всё, но подарила им друг друга. Они помнили блокаду, помнили голод и смерть, но помнили и о той искренней дружбе, которая помогла им выжить и переросла в любовь. И каждый год, в годовщину снятия блокады, они приходили к местному мемориалу, клали цветы к братским могилам и шептали тихо: «Спасибо, что сохранили нас… Спасибо, что мы нашли друг друга…». Их любовь была сильнее войны, сильнее голода, сильнее смерти. Она была настоящей, вечной, выстраданной.

К сожалению, ещё одна беда постучалась в дом Алексея и Анны, словно злой непрошенный рок. Юной Анне поставили страшный диагноз – бесплодие. Надежды на продолжение рода, казалось, рухнули. Они смирились, погрузились в заботы о хозяйстве, трудились не покладая рук, помогая восстанавливать Ленинград из руин. Годы шли, боль притуплялась, но не исчезала бесследно. И вот, словно благословение небес, в 1980 году, когда Анне было уже 43 года, произошло невероятное – она забеременела. Долгожданный первенец! Неожиданно, волнительно, радостно до слёз. Беременность, вопреки всем опасениям, протекала легко, и на свет появился крепкий, здоровый мальчишка с ясными голубыми глазами. Его назвали Николаем. Это имя выбрал Алексей в честь своего отца, который погиб на его глазах в страшном бою. Ох уж как они его любили! Николай стал смыслом их жизни, поздним даром судьбы, о котором они и не смели мечтать. В поисках тишины и покоя они перебрались в небольшой городок Ростовской области. Там Николай пошёл в школу, постигал основы наук, рос умным и любознательным ребёнком. После школы поступил в училище, а в 2004 году, будучи уже взрослым и самостоятельным, женился на молодой, красивой девушке, начинающей журналистке Виктории, с горящими глазами и смелыми мечтами. Алексей и Анна смотрели на молодых, полных надежд, и сердце их наполнялось тихим, но всепоглощающим счастьем.

Временное пристанище – съёмная квартира – стало первым совместным гнездом для молодой семьи. Николай, словно заведённый механизм, пропадал на работе, мечтая о собственном жилье и продолжении рода. Виктория тоже не сидела сложа руки, но её сердце билось в унисон с амбициями. Журналистика манила её не звоном монет, которые, к слову, были бы очень «кстати», а сладостным шёпотом признания, ведь когда одержим идеей, страсть затмевает всё остальное. В её юношеской наивности она полагала, что Николай, как глава семьи, должен обеспечить их крышей над головой, пока она увлечённо строит свою карьеру, выбиваясь на тернистый путь журналистики. В этой сфере пруд пруди знатоков, и путь в крупные издания часто лежит через кумовство, но Виктория не сдавалась, верила в свой талант и упорство. Однако вера в себя не спасала брак от трещин. Ссоры, словно осенние листья, застилали их совместную жизнь.

– Как же ты меня достал! У нас времени полно! Дай мне реализоваться! Я не готова подгузники менять и слушать только вечное «Агу-агу-агу»! И вообще, дорогой. Какой тебе ребёнок!? Ты купил квартиру? Нет! А если нас со съёма выпрут? Мне с грудничком в подъезде ночевать!? Ну уж нет! – кричала Виктория, не сдерживая гнева и слёз.

– Ну а мне зачем жена, которая рожать не хочет!? Как же я устал! На работе ни минуты покоя, так ещё и дома мозг выкручивают! Помогла бы мне лучше, чем в свою журналистику играть! – безжалостно кинув кружку в раковину, парировал Николай.

Так, они всё дальше отдалялись друг от друга, словно плыли на разных лодках в бушующем море. Он мечтал о детском смехе в доме, а она грезила о признании, о самореализации, о возможности заявить о себе миру, поэтому жили в бесконечной череде примирений и раздоров. Ссорились, выплёскивая обиды, а потом мирились, пытаясь склеить разбитую чашу любви. Но каждый новый скандал оставлял на ней всё более заметные трещины… Ситуацию усугубляло и неуместное вмешательство родителей. Как известно, в молодой семье советчики – злейшие враги. Со стороны Виктории все видели в Николае слабовольного мужчину, который не позволяет жене заниматься любимым делом. А со стороны Николая, под влиянием консервативных взглядов его матери Анны, считали, что женщина должна быть опорой мужу и хранительницей очага. Анна боготворила Николая – позднего и долгожданного ребёнка, всячески настраивая его против жены. Она морально сравнивала невестку с землёй, выискивая в ней малейшие недостатки, раздувая их до космических масштабов. Каждое её слово, вроде бы сказанное с заботой, было как заточенный кинжал, направленный в спину молодой женщины. Она намекала на отсутствие вкуса, на недостаточное образование, на «простоватость» её семьи. С каждым таким уколом Анна пыталась донести до сына простую, но жёсткую мысль: Виктория ему не «масть». Она лепила в его сознании образ невестки как недостойной, неподходящей, чуть ли не ущербной. Её материнская любовь, хоть и искренняя, подливала масла в огонь и без того сложных отношений молодой пары, лишь расширяя пропасть между их мечтами и представлениями о счастливой семейной жизни. Ирония судьбы: любовь, призванная созидать, невольно становится катализатором разрушения…

5 апреля 2010 год. День наполнился нежной весенней теплотой, а мир словно замер в ожидании. И вот, в уютных стенах роддома случилось чудо – впервые распахнул свои глазки Дмитрий, мальчик, словно сотканный из солнечных лучей и отцовской харизмы. Николай и Виктория стали родителями. Конечно, ей пришлось отодвинуть свои карьерные планы из-за неожиданной беременности, но один лишь взгляд на крошечного сына, его доверчивая улыбка, топили лёд любых сомнений. Бессонные ночи превращались в минуты блаженства, наполненные материнской любовью, заботой и тихим шёпотом колыбельных. Новоиспечённые бабушка и дедушка, охваченные волной умиления, с нетерпением ждали возможности понянчить внука. Дом наполнился звонким детским смехом и горами игрушек, которыми они щедро одаривали Дмитрия с самого рождения. Не в силах сдержать свой восторг, они делились опытом, осыпая молодых родителей советами, порой навязчивыми, но всегда продиктованными безграничной любовью и желанием помочь.

Пять лет пронеслись вихрем, оставив после себя ощущение едва уловимого мгновения. И пусть этот отрезок жизни не был усыпан розами – рождение сына привнесло в жизнь не только безграничную радость, но и огромную ответственность, требующую неустанного труда. Николай самозабвенно играл с малышом, гулял в парке, но постепенно накопившаяся усталость от изматывающей работы и вечное недовольство Виктории от тесноты съёмной однушки, давили непомерным грузом. Вопрос с улучшением жилищных условий повис в воздухе, отравляя ядом атмосферу некогда уютного дома. Тогда Николай, чувствуя, что другого выхода нет, решился на отчаянный шаг – он обратился за помощью к своим родителям.

– Коленька, я понимаю к чему ты клонишь, но считаю, что нужно не принимать поспешных решений… – высказалась Анна.

– Мам, Вика меня сожрёт, если я не сделаю детскую. У нас одна комната и за спальню, и за гостиную, и за детскую! Да мы едим, спим и срём на одном квадратном метре! – не сдержался Николай.

– Сын, полегче. Не выражайся так при нас, уже какой десяток лет! – аккуратно остудил его пыл Алексей.

– Извини. – склонил голову Николай.

– Успокойся. Мы поможем, чем сможем. Давай продадим нашу квартиру, Вы возьмёте ипотеку, так и купим трёхкомнатную. У каждого будет свой угол. – рассудительно дал надежду Алексей.

– А если его нахлебница выкинет тебя, старого, из твоего этого угла! Ты куда пойдёшь? Очевидно же, к рукам всё прибрать хочет! Коленька, милый, забирай Димочку и разводись. У нас поживёшь, а там может и встретишь кого… Ты же у меня такой красавец! – позволила себе очередную небрежную колкость Анна.

– Мам, не начинай. – Николай махнул рукой в ответ.

– Ань, всё хорошо будет, не ворчи. Давай поможем молодым. – успокоил Алексей.

– Да какие молодые! Уже тридцатник, а всё равно к титьке просятся! Творите, что хотите! Только я подчиняться этой курве не буду! – оставив за собой последнее слово, Анна принялась мыть посуду, демонстративно делая вид, что никого на кухне нет.

В новой просторной квартире, словно в калейдоскопе времени, переплелись судьбы. Через два месяца здесь уже обитали старики-блокадники, хранящие в памяти эхо Ленинграда и молодая семья с маленьким ребёнком. Анна, с усталыми глазами, невольно морщилась от разбросанных игрушек внука. Алексей, в свою очередь, тихо ворчал на вечные наставления Анны. А Виктория, молодая мама, в этой трёхкомнатной квартире, казалось, чувствовала себя ещё более скованно, чем в их прежней, тесной однушке. Парадоксально, правда? Николая же, главу семейства, раздражала вся эта атмосфера в целом, словно его жизнь – фальшивая нота в симфонии. Год за годом их гавань сотрясалась от бурь. Мелкие искры недовольства разгорались в пожары, а словесные перепалки превращались в ожесточённые бои, напоминающие вечную вражду кошки с собакой. Тихие вечера то и дело взрывались громом скандалов, порой доходивших до рукоприкладства. Причины были ничтожны и абсурдны: придирчивая свекровь, недовольная неубранной тарелкой, или вспышка ревности Виктории из-за пяти минут, проведённых Николаем в компании друзей за кружкой пива в выходной. Словно снежный ком, обиды накапливались, обрастая обвинениями и упрёками, погребая под собой остатки любви и взаимопонимания. И вот, предсказуемый, но такой болезненный финал – развод. Николай, сбегая от непрекращающегося «дурдома», как он сам это называл, переехал в съёмную квартиру, превратившись в «папу выходного дня». Для маленького Димы, не понимающего взрослых игр, уход отца стал предательством, раной, которая медленно, но верно отравляла его детское сердце. Он винил отца в одиночестве матери, в рухнувшем мире, став из-за этого нервным и непослушным. Виктория осталась в совместной квартире со свёкрами. Она цеплялась за эту жилплощадь, утверждая, что это единственный дом для неё и сына, к тому же принадлежит он ей по праву. Но Анна, словно хищница, кружила вокруг, обещая «сжить со свету» невестку и внука, продолжая терзать её душу бесконечными придирками и оскорблениями. Здесь-то и начались настоящие голодные игры, жестокая битва за выживание в, казалось бы, комфортных стенах. Квартира, обставленная современно, но словно проклятая, превратилась в поле боя, где каждый хотел выдворить другого. Два холодильника, как верные стражи, стояли по разным сторонам квартиры. На первом висела табличка – «Только для Вики и Димы», а на втором – «Алексей и Анна». Каждая межкомнатная дверь запиралась на замок, ничем не уступающий входному, словно обозначая границы личного ада, территории отчуждения и недоверия в некогда едином доме. Родители Виктории, живущие всего в пяти минутах ходьбы, с тревогой наблюдали за происходящим. Их предложение о переезде, звучавшее как спасительный круг, оставалось без ответа, ведь вопрос квартиры для Виктории был принципиальным, поэтому она взаимно обменивалась разными ухищрениями со свёкрами, дабы победить в жилищной схватке. В этой упрямой решимости читалась и гордость, и обида, и страх потерять не только дом, но и часть себя. Николай же издали безучастно наблюдал за разворачивающейся трагедией. Ему было всё равно, словно жизнь в этой квартире никогда и не имела для него значения. Он пассивно принимал происходящее, не пытаясь ни исправить ситуацию, ни облегчить страдания других. В его отрешённости сквозило равнодушие, граничащее с жестокостью. Он вроде как даже начинал строить новую жизнь, оставив за собой выжженную землю прежних отношений, словно сбросив с себя тяжёлый груз ответственности.

Однажды, в воздухе повисла атмосфера праздника. Практически вся семья собралась за большим столом, чтобы поздравить юного Дмитрия с важной датой – ему исполнилось целых восемь лет! Не хватало только Николая, который в столь важный день отлучился с друзьями в баню. В этот момент, кажется, разногласия должны были померкнуть, уступив место улыбкам и искренней радости, но, увы, чуда не случилось… Всё вновь закончилось потасовкой! Виктория, словно взбесившаяся фурия, вцепилась в волосы свекрови мёртвой хваткой. Каждое слово – «нахлебники», «выродок» – полоснуло по нервам, как лезвие. Злоба, копившаяся годами, вырвалась наружу, превратив лицо в искажённую гримасу. Анна, от неожиданности опешив, взвизгнула, а в глазах вспыхнула ярость. Рука, машинально наткнулась на гладкое дерево старой клюшки, что повлекло тяжёлый удар по спине Виктории, заставив ту взвыть от боли и ослабить хватку. Маленький Дима, съёжившись в углу, разошёлся в истерическом плаче. Его тонкие плечики вздрагивали, а глаза были полны ужаса. Алексей, который недавно оправился после инсульта, вяло пытался растащить дерущихся женщин. Крик, брань, слёзы – привычные декорации для этого театра абсурда. Назвать это семьёй было бы кощунством. Скорее, это была клетка, где люди грызлись друг с другом, отравленные ядом взаимной ненависти. Но в этот раз… что-то изменилось. В воздухе повисла звенящая тишина, прерванная лишь всхлипами Димы. Кровь, тёмной струйкой стекающая по лицу Виктории, казалась гуще и зловещее обычного. В глазах Анны, державшей клюшку с побелевшими костяшками пальцев, застыл пустой, безумный взгляд. Стандартный вечер? Нет. В этот раз, кто-то переступил черту. В этот раз… было фатально. Анна схватила из ящика с инструментами топор, и нанесла свой первый удар, словно в ней откликнулось эхо времён холодной войны. Топор с глухим стуком вонзился в бедро Виктории, расщепляя его надвое. Анна, с искажённым яростью лицом, снова замахнулась. Алексей вступился за невестку, но получил от защищавшейся испуганной девушки сокрушительный удар утюгом по голове, а безрассудная супруга лишь добила его, ежесекундно вонзив блестящую лопасть орудия. Пожилой мужчина упал едва ли не замертво. Напоследок, в агонии, новоиспечённая вдова одним взмахом отрубила все пальцы своему покойному и когда-то любимому мужу, безжалостно пнув их на середину комнаты. Алексей скончался.

Тем временем дрожащими пальцами Дима набирал номер другой бабушки. Гудок.

– Аллё, Димочка, мой мальчик. – раздался нежный голос матери Виктории, пока та получала очередной удар, пытаясь доползти до входной двери.

– Ба… бабушка, что-то не так… Помоги. Маму убивают! – прошептал он в трубку, чувствуя как холодеет спина.

В эту минуту Анна взяла за шкирку маленького Диму, который, к счастью, успел закинуть телефон подальше за диван.

– Иди сюда, поганец! Маленький чертёнок! Отправляйся к своей матери в ад! – стала наносить многочисленный удары по небольшому тельцу внука.

– Что? Что там случилось, Димочка? – встревожилась бабушка, услышав разрывающиеся вопли.

Её вопрос остался без ответа. Дима попытался что-то сказать, предупредить, но было уже поздно. В трубке раздался крик, полный боли и ужаса. Хруст костей, предсмертный хрип внука – всё это навсегда врезалось в их память. Тишина. Со слезами на глазах мать и отец Виктории набирали номер полиции.

–Убийство! Срочно! Пишите адрес! – натягивая обувь, поспешно оставили обращение правоохранительным органам.

На это же происшествие выехали и мы с товарищем. Как я уже писал ранее, дом действительно непримечательный. Однако тишина, словно одеяло, накрыла подъезд. Перед дверью квартиры, сломленные горем, стояли родители Виктории – они потеряли дар речи, их лица выражали лишь застывшую боль. Мы прошли мимо них, лишь взглядом выражаю соболезнование. Внутри квартиры воздух казался спёртым и тяжёлым. Пахло как на рынке в мясном отделе – спёкшейся кровью, железом.

В гостиной, рядом с праздничным столом, царил хаос смерти. Первым лежал старик со страшным рассечением от утюга. Дальше, словно сигнатура, хаотично валялись отрубленные пальцы Алексея с покоившейся рядом Викторией. И наконец, в глубине комнаты, на диване, застыл в своём вечном восьмилетии Дима. Мой взгляд невольно приковали раны на теле мальчика. Они казались чем-то немыслимым, чудовищным. В голове пронеслась ужасная догадка, и я окинул взглядом остальные тела. Подтверждение не заставило себя ждать – их зарубили, словно зверьё на убой. Злодеяние, совершенное здесь, превзошло все, что я видел прежде. На каждом убитом – десятки страшных ран, словно безумный художник выплеснул всю свою ненависть на эти безвинные тела, используя топор как кисть. Все были мертвы, кроме адского художника. Анна оставалась единственным свидетелем, последней живой душой в этом склепе. Она порезала себе вены… Алая кровь неспешно текла по её запястью, но признаки жизни ещё теплились…

Врачи бились за её жизнь, как за последний тлеющий уголёк в потухшем костре. Неделя тянулась бесконечно, каждый час – борьба между надеждой и безысходностью. Спустя неделю Анну удалось привести в чувства, а взгляд её потускневших глаз снова сфокусировался на реальности, что позволило нам наконец проводить допрос. Казалось бы, как объяснить этот всеобъемлющий мрак? Как понять, что заставило эту старушку, прошедшую такой сложный жизненный путь, схватиться за оружие? Необходимо было выяснить обстоятельства трагедии и установить мотивы преступления! В ответ на мучительный вопрос, почему она лишила жизни всех, включая своего единственного внука, из её уст вырвалось лишь одно, жуткое, обезоруживающее признание: «Он был сущим чертёнком, и только». В этих словах звучала не просто констатация факта, а бездна отчаяния, словно в безумном акте она пыталась изгнать зло, поселившееся в её родной крови. За этой фразой скрывалась, возможно, долгая и изнурительная борьба, отголоски прежней, светлой любви, превратившиеся в зловещий шёпот безумия. В её голосе не было раскаяния, лишь обречённость и непостижимая усталость, словно она несла на себе бремя проклятия, и этот маленький «чертёнок» стал последней каплей, переполнившей чашу её терпения. Оставалось лишь гадать, какие демоны терзали её душу, заставив поднять руку на дитя, которого она когда-то нянчила и лелеяла. Эта фраза – не оправдание, а леденящий душу эпилог трагедии, в которой пала жертвой и она сама.

Николай, единственный, кто уцелел в этой трагедии, жил под бременем случайности, словно проклятие. Он не пришёл на тот роковой детский праздник, и эта неявка, прежде казавшаяся незначительной, теперь эхом будет отзываться в каждой клеточке его существа. К сожалению, я не знаю, как далее сложилась его жизнь… Но как возможно жить дальше, когда каждое дыхание будет напоминать о тех, кто ушёл навсегда? В миг, когда требовалось решительное действие, а его голос должен был взметнуться подобно клинку, он промолчал. Он отступил, сжался, позволил волне, имя которой безразличие, захлестнуть его. И в этом кошмарном бездействии, под тяжестью трусливого молчания, он потерял всё. Дом, ранее наполненный смехом и теплом, превратился в скорбный склеп. Николай остался один, словно дерево, лишённое корней, обречённое на медленное увядание в пустыне вины.

Чуть позже леденящий душу вердикт экспертизы прозвучал подобно удару колокола, развеяв последние надежды на смягчающие обстоятельства: все участники этой ужасающей трагедии были абсолютно трезвы. Ни алкогольное опьянение, ни наркотическое воздействие не могли объяснить ту бездну жестокости, в которую они погрузились. Значит, хладнокровное, осознанное решение привело к непоправимым последствиям. Первопричиной же этой чудовищной развязки стал банальный квартирный вопрос. Четыре стены, крыша над головой, символ стабильности для одних и яблоко раздора для других. Конфликт, зарождавшийся постепенно, подтачивающий родственные связи, словно кислота металл, достиг критической точки. Ненависть и обида, копившиеся годами, вырвались на свободу, превратив обыденный спор об имуществе в кошмарную трагедию, оплаченную жизнями тех, кто когда-то был близок. В одно мгновение рухнул мир, осколки которого теперь не собрать воедино. Неужели квадратные метры стоят пролитой крови и загубленных душ? Вопрос, на который обезумевшие от жадности не успели ответить вовремя…

Дело, возможно, и не в стенах, не в этих квадратных метрах, ставших камнем преткновения. Корень, может, скрыт намного глубже, в женской природе, обнажившейся в этой непростой ситуации. Ревность матери, болезненным ростком пробивающаяся сквозь гиперзаботу о взрослом сыне, непримиримые желания невестки, которая словно ненасытный зверь, требовала всё больше и больше… В этой битве женских эгоистических порывов затерялись где-то желания мужчины, сына и мужа. И самый горький осадок – его бездействие. Он, обязанный быть оплотом семьи, не сумел, не захотел разглядеть надвигающуюся бурю и предотвратить её. Он оставил женские сердца сражаться в одиночку, а ведь именно его слово могло стать спасением, примиряющим шторм…

В моём сердце закрадывалось зреющее осознание: жизнь, вопреки иллюзиям, соткана из множества проблем, сплетающихся в нити, способные привести к трагедиям, пронзающим душу. После этого страшного события, моё бытие медленно возвращалось в привычную колею, однако увиденное оставило неизгладимый отпечаток, поселилось в мыслях терпким привкусом. Мир, казавшийся знакомым и относительно понятным, начал трансформироваться, открывая новые, неприглядные грани. И вот, в 2019 году, судьба забросила меня в самый криминальный город России…

ГЛАВА 2.

ТЕНЬ КАИНА

«И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его»

– Быт.4:8

17 марта 2019 год. Обманчивое весеннее утро, обещавшее сладкое пробуждение, обернулось глубочайшей скорбью, оставив зияющую рану невосполнимой утраты. Валерий, словно окаменевший, застыл у свежей могилы Антона, друга, с которым делил радости и печали жизни. Горе, подобно свинцовой тяжести, сдавливало плечи, лишая возможности дышать полной грудью. Действительно, над кладбищем висела густая, гнетущая атмосфера скорби. Могильщики закапывали гроб, плакали безутешные бабушки, испещрённые морщинами лица которых отражали всю боль потери, как в зеркале. Рядом стояли дети, с широко распахнутыми, но непонимающими глазами, чувствуя всеобщую печаль, не в силах до конца осознать её причину. Каждый порыв ветра, казалось, шептал имя ушедшего, разнося его эхом между надгробными плитами. Валерия терзал мучительный вопрос: как мог уйти из жизни мужчина средних лет, его ровесник? Ему и Антону было всего по 47 лет… В голове Валерия возникали вопросы, на которые, возможно, никогда не будет ответов, а в сердце поселилась тоска, которую ничто, кроме алкоголя, не могло заглушить. Не в силах вынести гнетущую атмосферу, Валерий решил на время отдалиться. Он пошёл домой, чтобы освежиться под прохладным душем, смыть с себя пыль кладбища и попытаться хоть немного усмирить душевную боль.

Вернувшись на поминки, он вновь погрузился в атмосферу скорби. Вместе со всеми, кто знал и любил Антона, Валерий скорбел и, чтобы хоть на время забыться, распивал водку, горький вкус которой лишь подчёркивал осадок утраты. В каждом тосте звучала память об ушедшем друге, а в каждом взгляде отражалась надежда на то, что Антон обрёл покой в лучшем мире. Чуть позже все разошлись по домам…

Около восьми вечера, когда сумерки начали мягко окутывать город, Валерию пришло сообщение от его друга детства – Петра. С 1977 года их связала неразрывная нить дружбы, сотканная из общих секретов, смеха за одной партой и непоколебимой готовности встать на защиту друг друга. Школьные годы пролетели, словно яркий сон, но их связь не ослабла с последним звонком. Напротив, она лишь крепла, проходя испытание временем и расстояниями, превратившись в нечто большее, чем просто дружба – в братство душ, способное выдержать любые бури. Простое предложение – встретиться – прозвучало неожиданно и как-то облегчающе на фоне гнетущей тишины, воцарившейся после трагического дня. Валерий согласился почти мгновенно. Ему вдруг стало невыносимо оставаться одному в четырёх стенах, хранящих эхо скорби. Он набрал ответ, с трудом подбирая и печатая слова: «Да, конечно. Сегодня похоронил друга… Может, возьмём водки, помянем?». Ответ Петра не заставил себя долго ждать: «Договорились. Где встречаемся?». Они сошлись на том, что встретятся в районе живописного моста, где вид на закатное небо казался особенно пронзительным. Валерий вышел из дома, чувствуя, как свежий вечерний воздух немного проясняет мысли. В полумраке он тихонько попросил у своей соседки, Людмилы, бутылку водки, объяснив вкратце ситуацию. Людмила, с пониманием взглянув на него, молча достала из шкафа початую бутылку, словно предчувствуя этот момент. Сжимая в руке прохладное стекло, Валерий направился в сторону моста. Каждый шаг «отдавал» ему в голову, словно молоток – то ли от количество выпитого алкоголя, то ли от резко скакнувшего давления после напряжённого дня…

На улице стало совсем темно. Звёзды, словно бриллианты, рассыпались по бархатному небу, а в окнах домов зажглись тёплые, манящие огоньки. Тишина окутала город, прерываемая лишь тихим шёпотом ветра и далёким лаем собаки, создавая ощущение покоя и умиротворения. В тот момент, когда Валерий шагал по улице, размышляя о прошедшем дне, у него вдруг зазвонил телефон, на экране высветилось имя: «Миша – Работа».

– Валера, привет! Как жизнь? Слушай, тут такое дело… Сегодня у меня день рождения. В общем, подумал, может, заскочишь ко мне? Посидим, поболтаем… – бодро прозвучал голос Михаила.

Валерий улыбнулся. Михаил был отличным парнем, и отказываться от приглашения не хотелось.

– Привет, Миша! Поздравляю тебя! Спасибо за приглашение. Я бы с удовольствием, только… – он немного замялся. – Только я сегодня с другом, с Петей. Мы с ним кое-что запланировали.

– Ну и что? – засмеялся Михаил. – Бери его с собой! Чем больше народу, тем веселее!

Валерий задумался на секунду. Пётр был компанейским парнем и наверняка не откажется от такого предложения.

– Хорошо, Миш, – ответил он, улыбаясь. – Тогда мы будем.

– Отлично! – воскликнул Михаил. – Жду обоих! Адрес знаешь.

Валерий положил трубку, и сделал уверенный глоток прямо из бутылки. Впереди маячил приятный вечер в компании друзей, и предвкушение этого момента совсем выбило из памяти мысли об усопшем товарище.

Валерий неспешно подошёл к мосту, его взгляд скользил по умиротворяющей глади небольшого озера, отражавшей луну. Наконец, подъехал и Пётр. Короткое приветствие, рукопожатие, и Валерий с улыбкой сообщил новость: «Миша пригласил нас на день рождения. Как смотришь?». Пётр на мгновение задумался…

– Так мы же это… Помянуть вроде хотели..?

– Ой, да ладно. Совместим. Помянем одного, поздравим другого.

– Ну… Пошли.

Друзья решили не терять времени и сразу отправились к Михаилу, но по дороге, как мудро заметил Валерий, необходимо было пополнить запасы.

– Без ещё одной беленькой никак, – подмигнул он.

И вот, они уже направились к ближайшему магазину, предвкушая весёлый вечер.

Они не спеша шли, наслаждаясь прохладным ветром, который слегка проветривал их головы, и компанией друг друга.

– А ты слышал, во Франции улицы говном затопило! – начал Пётр.

– Да и пёс с ними! Пиндосы, что тут скажешь. Лучше бы у нас налоги снизили. А вот у Надежды корова отелилась. Заходи на молоко. – рассказал Валерий.

Непринуждённый трёп, который виртуозно перескакивал с деревенских сплетен на политические новости, внезапно был нарушен резким звонком мобильного телефона. Валерий достал аппарат из кармана, взглянул на экран и небрежно поморщился.

– Опять Оля, – пробормотал он, принимая вызов. – Да, Оль… Я скоро буду… Что значит, где я шляюсь? Я с другом!…

Из динамика донеслись гневные выкрики, настолько громкие, что Пётр невольно остановился, делая вид, что рассматривает впереди стоящий новенький «Москвич». Голос Ольги становился всё громче и резче, упрёки сыпались градом. Валерий пытался оправдываться, но каждое его слово тонуло в потоке обвинений.

– Ты как всегда! – кричала Ольга. – Ты вечно пропадаешь! Я одна тут всё делаю! Когда ты уже начнёшь думать обо мне?!

Валерий вздохнул, провёл рукой по лицу и тихо, но твёрдо произнёс:

– Оль, я не хочу сейчас это обсуждать. Я потом позвоню.

– Нет, ты мне сейчас скажешь! – не унималась Ольга. – Я требую, чтобы ты сейчас же…

Не дослушав, Валерий нажал кнопку завершения вызова, затем, не говоря ни слова, просто заблокировал номер Ольги.

– Ну и… как там у вас? – любопытство Петра взяло верх.

Валерий вздохнул, махнул рукой и попытался улыбнуться.

– Да ничего нового. Всё то же самое.

Пётр, немного помолчав, положил руку Валерию на плечо.

– Знаешь что, Валер? Правильно ты сделал, что заблокировал. Иногда нужно уметь дать бабе отпор. Ты заслуживаешь покоя и уважения. Не позволяй никому отравлять тебе жизнь. И вообще… Новую тебе найдём!

Валерий благодарно посмотрел на Петра. В его глазах мелькнула искра надежды. В этот самый миг, когда жизнеутверждающая волна захлестнула их, они вошли в приветливые двери магазина. В их руках вскоре расположились четыре искрящиеся банки пива, каждая объёмом в пол-литра, и бутылка шампанского, та, что была по акции. Пока Пётр рассчитывался за покупки, Валерий, словно дирижёр невидимого оркестра, вызвал такси, предвкушая комфортную поездку. Выйдя из магазина, они пересекли улицу, и, пока ожидали прибытия такси, наслаждались прохладой пива, словно смакуя каждый глоток жизни. В этот момент время словно замедлилось, и они, погруженные в атмосферу безмятежности, ощущали себя частью чего-то большего, чем просто ожидание такси на обочине дороги. Как столько алкоголя могло умещаться в их телах..? Вопрос риторический…

Спустя томительные минуты ожидания, в свете фонарей показался белый «Renault Logan» – безошибочный признак автомобиля, принадлежащего одному из многочисленных таксопарков, бороздящих просторы периферии. Валерий и Пётр, погруженные в свои мысли, устремились к дому Михаила, словно ведомые невидимой нитью. Прибыв на место, они увидели Михаила, который уже ждал их на пороге. Валерий, слегка опьянённый и ощущавший, как ускользает контроль над движениями, поспешно выбрался из машины. Пётр же, напротив, остался сидеть в салоне, словно не желая нарушать зыбкое равновесие момента. Разговор между Михаилом и Валерием начался с обмена ничего не значащими фразами, но вскоре Михаил перешёл к сути. Он предложил Валерию попрощаться с Петром и отправиться вместе с ним в соседний посёлок, мол собраться «своим кругом». Не раздумывая ни секунды, Валерий отказался от заманчивого предложения и вновь опустился на заднее сиденье такси.

– А чего не выходим-то? – поинтересовался Пётр.

– Да чёрт с ним! Давай лучше ко мне? – предложил альтернативу Валерий.

– Ну…

– Граждане, мне ехать надо. Я или новый заказ беру, или называйте новый адрес! – прервал их размышления нетерпеливый таксист.

– Начальник, едем, едем. Значит, улица Адмиралтейская, дом двадцать.

Водитель, как по мановению волшебной палочки, сорвался с места, плавно растворяясь в ночном скудном потоке машин. Минуты, казалось, пролетели незаметно, и вот они уже прибыли к нужному адресу. Расплатившись с таксистом и искренне пожелав ему доброй дороги, два товарища вышли из машины, окунувшись в прохладный сумрак позднего часа – стрелки часов уже приближались к полдвенадцатого ночи. Валерий тихонько открыл калитку своим ключом, приглашая Петра войти в тишину и уединение дома. Приближаясь к скрипучей входной двери, Валерий вдруг притормозил. Тусклый свет, пробивающийся сквозь запылённое окно, едва освещал его лицо. Он откашлялся и сказал, стараясь говорить тише: «Тут посидим. Отец, кончено… Дома он. Лучше не шуметь. На летней кухне развернёмся? Там никто не потревожит…».

– Без проблем – заверил Пётр.

Валерий, зябко передёрнув плечами, постучал во входную дверь. Через минуту дверь отворилась, и на пороге возник ворчливый силуэт Константина Ивановича.

– Валер? – пробурчал старик, щурясь сквозь очки с толстыми стёклами. – Ночь уже!

– Бать, привет. Да мы тут это, посидеть хотим с Петей… Мы на летнюю кухню пойдём, а ты спи. – отозвался Валерий, стараясь не замечать недовольства в голосе отца.

Рядом с ним застенчиво переминался с ноги на ногу Пётр. Константин Иванович хмыкнул, окинув их подозрительным взглядом.

– В летней кухне? В такую-то холодину? И что же вам там понадобилось…

– Пап, нам бы рюмок пару… и, если можно, строительный фен. Обогреться хоть немного.

Старик нахмурился ещё сильнее.

– Рюмок? Фен? Вы что, опять пить собрались? Просохли бы! И чего не у себя-то гуляете?

– Ну, немного согреться надо. А у меня Оля дома, опять мозги крутит, – уклончиво ответил Валерий.

Константин Иванович вздохнул, словно собираясь прочитать им длинную нотацию, но, видимо, передумал. Он скрылся в глубине дома и через пару минут вернулся с двумя гранёнными рюмками в одной руке и строительным феном в другой.

– Вот, держите, – проворчал он, протягивая им предметы. – Только чтобы без шума! И чтобы потом всё за собой убрали. Поняли?

– Конечно. – заверил его Валерий, принимая рюмки и фен.

– Да смотрите мне! – пригрозил старик, и дверь захлопнулась, оставив их наедине с надвигающимся ветром и надеждой на тёплое уединение.

Они вошли в летнюю кухню, и сумрак встретил их, рассеянный лишь одиноким светом лампочки под потолком. Её тусклый отблеск неохотно выхватывал из темноты простые очертания старой бытовой техники, которая использовалась не по назначению, таким образом обретая вторую жизнь. Не сговариваясь, они принялись обживать скромное пространство. По бокам от пыльной стиральной машинки, одиноко возвышавшейся в углу, появились два незамысловатых стула, словно верные стражи. А сама стиральная машина, волею случая, превратилась в импровизированный стол, ставший центром их скромного застолья. На её прохладную поверхность бережно водружались рюмки, а рядом, словно аккомпанемент, тихо булькали початые бутылки и банки с домашними соленьями. Водка, терпкая и обжигающая, причудливо смешивалась с остатками легкомысленного пива и игристого шампанского, создавая гремучую смесь, призванную согреть души и развязать языки. Так они опрокидывали по рюмочке, «по писят», раз за разом, словно стремясь растворить в спиртной жидкости тяготы дня. Разговоры текли неспешно, переливаясь с обсуждения соседских дрязг на злоключения современного отечественного автопрома, словно два ручейка, сливающихся в один. Атмосфера пропитывалась теплом и лёгкой хмельной беззаботностью, но вдруг Пётр сделал большой глоток, скривился, как от неприятной мысли, и тяжело вздохнул.

– Валер, ну вот скажи мне честно, – начал он, глядя прямо в глаза товарищу, – как ты это терпишь?

– Что терплю? – Валерий, удивлённый тоном, вопросительно приподнял бровь и закусил помидором.

– Олю твою. Как ты терпишь, что баба на тебя постоянно кричит? Я же сам слышал, когда мы шли! Ты слово вставить не можешь!

В воздухе повисло напряжение. Валерий попытался отмахнуться от слов Петра.

– Да ладно тебе, Петь. Ну, бывает, на эмоциях…

– На эмоциях? Валер, да она тебя в бараний рог скручивает! – Пётр отставил стакан, его голос звучал всё громче. – Ты вообще мужик или где?

Валерий почувствовал, как в груди зарождается раздражение.

– Ты о чём вообще? Это моя жизнь. И я сам разберусь, что мне делать.

– Разберёшься? Да ты под каблуком у неё! – выпалил Пётр, как приговор. – Полным каблуком!

Лицо Валерия побагровело. Он вскочил со стула.

– Следи за языком, Петя!

– А что я не так сказал? Ты же сам видишь, как она себя ведёт! Ты ей слова поперёк сказать боишься!

– Да кто ты такой, чтобы меня судить?! – заорал Валерий, теряя контроль над собой. – Ты лучше на себя посмотри! У тебя-то баба вообще дурная!

Пётр тоже вскочил. В его глазах вспыхнул гнев.

– Ах, вот как? Да я просто волнуюсь за тебя! Ты же друг мне! А ты себя в тряпку превратил!

– Да пошёл ты… – прошипел Валерий, подступая к Петру.

– Сам пошёл!

И тут слова потеряли всякий смысл. Разгорячённые алкоголем и обидами, мужчины сцепились в яростной схватке. Кулаки обрушивались друг на друга, сметая всё на своём пути. Друзья, некогда близкие люди, в мгновение ока превратились в озлобленных врагов, ведомых лишь слепой яростью. Дружеский вечер, начавшийся так мирно, обернулся жестоким и бессмысленным столкновением, в котором не могло оказаться победителя. Запыхавшийся Валерий не мог отвести взгляда от предмета в руке Петра. Это был обычный кухонный нож, но в этой обстановке он казался зловещим и угрожающим. Деревянная рукоятка, выкрашенная в тусклый коричневый цвет, контрастировала с холодным блеском лезвия, достигавшего в длину около тридцати сантиметров. Инстинктивно понимая опасность, Валерий попытался вырвать оружие из рук Петра. Борьба стала ещё отчаяннее, каждое движение было наполнено напряжением и страхом. Они сцепились в тесном пространстве комнаты, их тела толкались и отталкивались друг от друга. В пылу схватки они потеряли равновесие и рухнули на кровать, которая под их весом жалобно скрипнула. Не удержавшись на мягкой поверхности, они скатились на пол, и Валерий оказался поверх Петра, лежащего на спине. Используя своё выгодное положение, Валерий схватил руки Петра, в которых тот крепко сжимал нож. С нечеловеческим усилием он вывернул их так, чтобы острие лезвия смотрело в сторону шеи Петра. В мгновение ока, которое показалось ему вечностью, Валерий нанёс удар ножом в правую сторону шеи товарища. Раздался истошный крик, полный боли и ужаса. Пётр, словно ужаленный, вскочил на ноги, инстинктивно выдёргивая нож из раны. Валерий, всё ещё лёжа на полу, с ужасом наблюдал за происходящим. Кровь хлынула из раны Петра, заливая его одежду и пол багровым потоком. Капли крови падали на лицо Валерия, словно холодные напоминания о случившемся. Время словно замедлилось. Валерий видел, как Пётр, шатаясь, пытается удержаться на ногах, но силы покидали его с каждой секундой. Примерно через десять секунд глаза Петра закатились, и он рухнул на пол, потеряв сознание в луже собственной крови. Тишина, воцарившаяся в комнате, была оглушительной и пугающей. Валерий поднялся на дрожащие ноги, и леденящая истина пронзила его сознание, словно удар молнии. Пётр… он только что убил Петра. Отчаянно, с надеждой, цепляющейся за последнюю нить, Валерий прикоснулся к его шее, ища слабый, едва уловимый пульс. Но там, где должна была биться жизнь, зияла лишь пустота. В полночь 18 марта 2019 года оборвалась нить жизни Петра, оставив зияющую рану в ткани реальности и навсегда изменив судьбу Валерия. Валерий, с горечью ощущая вкус последнего глотка обжигающего спиртного, словно ничего ещё не понимая, решительно поставил пустой стакан на стол. В тишине, нарушаемой лишь его тяжёлым дыханием, он хладнокровно совершил свой первый шаг на пути сокрытия преступления. Вместо того, чтобы набрать заветные цифры «112», он позвонил на телефон Петра, чтобы найти его. Достав смартфон из окровавленных брюк товарища, с дрожью в руках Валерий разобрал аппарат, извлекая источник питания, и вынес его на улицу. Не в силах оставаться в душной комнате, пропитанной запахом смерти и отчаяния, он отправился в дом, чтобы поделиться содеянным с отцом.

Константин Иванович, словно громом поражённый, выслушал сбивчивый рассказ сына, каждое слово которого врезалось в сознание раскалённым углём. Сердце бешено колотилось, в висках стучала кровь, а в горле пересохло от невысказанного ужаса. Не теряя ни секунды, он ринулся к месту трагедии, словно повинуясь инстинкту, забыв о возрасте и болячках. Валерий, бледный и дрожащий, плелся следом, словно тень отца, чувствуя себя потерянным и беспомощным в надвигающейся буре. Когда Константин Иванович вошёл в помещение, его взгляд сразу же упал на Петра. Жизнь покинула его, оставив лишь застывшую маску на лице. Холодный ужас сковал тело, парализовал волю. Инстинктивно он щёлкнул выключателем, погружая комнату в полумрак, словно надеясь, что темнота скроет страшную правду. Но в ушах продолжал назойливо гудеть строительный фен, нарочно оставленный включённым, – нелепый символ тепла и жизни среди царящего вокруг холода смерти. Родительская любовь – чувство, способное преодолеть любые преграды, толкающее на самые отчаянные поступки… И Константин Иванович, преисполненный этой любовью, не смог предать сына в руки правосудия. Он не стал задавать лишних вопросов, не стал выносить приговор. Лишь молча, с тяжестью на сердце, произнёс: «Пойдём, Валерий. Завтра будем думать.». Неужели мудрость народная, гласящая: «утро вечера мудреннее», способна унять боль и найти выход даже тогда, когда в двух шагах от тебя лежит бездыханное тело товарища? Ответы на эти вопросы предстояло найти в мучительном ожидании рассвета.

Стрелки часов неумолимо приближались к часу ночи, когда Валерий, словно сбрасывая с себя бремя вины, избавился от одежды, ставшей безмолвным свидетелем страшного события. Красная куртка с белыми вставками, некогда яркая и привлекательная, теперь хранила на себе багровый отпечаток трагедии. Бежевый свитер с цветным рисунком, словно потускневший от ужаса, лежал рядом с выцветшими светло-голубыми джинсами. Чёрные трусы и майка тёмного цвета, словно впитавшие в себя мрак ночи, завершали этот скорбный натюрморт. Даже чёрные носки не избежали зловещей участи, пропитавшись кровью Петра. Туфли, словно в попытке избавиться от клейма убийства, покоились в тазике с водой, безуспешно пытаясь смыть с себя кошмар произошедшего. Затем, словно одержимый стремлением к очищению, Валерий направился в душ. Под струями воды, обжигающими кожу, он пытался смыть с себя кровь Петра, словно надеясь, что вместе с ней уйдёт и тяжесть содеянного. Но, увы, совесть – неумолимый судья – оставалась нетронутой, напоминая о непоправимости совершенного. Однако в состоянии сильного алкогольного опьянения Валерий ещё не чувствовал в полной мере ужас бытия. Прохладная свежесть обволакивала Валерия после душа. Они с отцом молча сели за стол, разделяя невысказанное. На столе стояли две бутылки самогона, каждая объёмом в пол-литра. В этой тишине и молчаливом общении было что-то глубокое и понятное только им двоим, отцу и сыну. Опьянённый не только самогоном, но и теплом отцовской любви, Валерий почувствовал, как усталость вновь овладевает им. Без тени сомнения и угрызений совести, он, словно дитя, отдался во власть Морфея. Сон его был крепок и безмятежен, наполнен образами родного дома и любящего отца…

Дневной свет настойчиво пробивался сквозь неплотно задёрнутые занавески, заставляя Валерия неохотно разомкнуть веки. «Не сон» – промелькнула мысль, когда осознание реальности обрушилось на него, словно холодная вода из проруби. Часы показывали около одиннадцати. Сбросив с себя остатки дрёмы, он натянул на себя свежие вещи, заботливо извлечённые отцом из новой стиральной машины, и направился в летнюю кухню. Там, словно кошмар, застывший в утреннем мареве, его ждала всё та же жуткая картина: Пётр, безжизненно распростёртый на полу. На голову несчастного, словно пытаясь вернуть его к жизни нелепым теплом, дул строительный фен, который Валерий машинально выключил. Цинизм, словно въевшаяся в кожу броня, заставил Валерия ещё раз бесстрастно обыскать карманы покойного. Пачка сигарет – единственная добыча. Затянувшись терпким дымом, он на мгновение отгородился от происходящего, а затем вернулся в дом, к отцу. Тот, не говоря ни слова, протянул ему несколько купюр. Валерий, не нуждаясь в объяснениях, вышел из дома и направился в магазин. Две полуторалитровые бутылки пива – вот лекарство от навалившегося ужаса, его способ заглушить пульсирующую в висках тревогу. Вернувшись домой, он молча разделил напиток с отцом. Алкоголь растекался по венам, притупляя чувства, создавая иллюзию хрупкого, зыбкого спокойствия. Но даже под этой пеленой забвения сквозило осознание того, что день только начинается, и впереди – бездна неизвестности. Кроме двух заговорщиков, в стенах этого дома, словно притаившаяся тень, находился ещё один – юный свидетель, племянник Валерия – Богдан. Ему было всего пятнадцать, но в его глазах уже читалась взрослость, продиктованная обстоятельствами. Богдан, словно призрак, возник в дверном проёме. Он смотрел на дядю и дедушку с серьёзностью, не свойственной его возрасту.

– Я знаю… – тихо проговорил он, нарушая зловещую тишину. – Я знаю, что произошло.

Валерий и Константин Иванович обменялись нервными взглядами. Богдан продолжил, его голос звучал твёрдо:

– Я готов помочь.

В глазах Валерия мелькнуло удивление, смешанное с облегчением. Пятнадцатилетний подросток, казалось, был готов взять на себя ношу, непосильную даже взрослому. Тем временем Константин Иванович нарушил позвонил своему второму сыну, Андрею, брату Валерия.

– Андрей, здравствуй, – прозвучал в трубке хриплый голос Константина Ивановича. – Слушай внимательно. Скоро к тебе придёт Валера, передаст тебе перфоратор. Просто возьми его и дай ему денег.

В этот момент Валерий вышел на улицу. Его взгляд был сосредоточен, движения – быстрыми и точными. Он вернулся, неся в руках телефон Петра. Словно хирург, готовящийся к операции, он тщательно обработал аппарат перекисью водорода и собрал его, стирая следы, словно пытаясь стереть и саму память о случившемся.

К нему подошёл Богдан, в глазах которого читалось беспокойство.

– Богдан, – обратился к нему Валерий, его голос звучал приглушённо. – Мне нужна твоя помощь. Отнеси этот телефон… на улицу Красносельскую. Просто подбрось его к любому дому, где жил Пётр. Важно, чтобы он был включён.

Богдан молча кивнул. Он не задавал вопросов, не требовал объяснений. Словно солдат, получивший приказ, он послушно взял телефон, спрятал его в рюкзак и отправился в путь.

– Будь осторожен, – бросил ему вслед Валерий, но Богдан уже растворился в полуденной суете улиц, словно тень, преданно следующая за своим хозяином. В его юном сердце зрело понимание того, что он стал частью чего-то ужасного, чего-то не совсем правильного, но семью в беде не бросишь. Не по-мужски.

Валерий, повинуясь воле отца, направился к Андрею, своему брату. Андрей трудился разнорабочим в небольшой гостинице неподалёку. Встретившись, Валерий передал брату перфоратор, а взамен получил скромную сумму – 1300 рублей. В ходе этой встречи, словно исповедуясь, Валерий признался в страшном деянии, тем самым сделав соучастником и брат, так как сокрытие преступления – это тоже преступление. Андрей, потрясённый услышанным, промолвил лишь, что должен идти на работу, и поспешно удалился. Валерий же, поглощённый мрачными мыслями, отправился в обратный путь. По дороге домой он поддался искушению и приобрёл три увесистые полуторалитровые бутылки пива. Жадно прикладываясь к ним, он вновь пытался утопить в алкоголе тяжесть совершенного. К трём часам дня Валерий, изрядно захмелевший, добрался до отцовского дома. Там он разделил остатки пива с отцом, после чего, не проронив ни слова о случившемся, отправился к себе домой, зная, что его дама на работе.

Валерий пробудился от дрёмы в своей постели, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая комнату мягкими сумеречными тонами. Он потянулся и машинально взял в руки мобильный телефон. Экран пестрел уведомлениями, среди которых выделялись пропущенные звонки от брата. В сердце закралось неясное предчувствие. Валерий, повинуясь внезапному импульсу, набрал номер Андрея. Голос брата в трубке звучал встревоженно и настойчиво – он просил Валерия немедленно прийти к отцу. Одолеваемый ленью и нежеланием покидать уютное тепло постели, Валерий всё же поднялся. Он накинул на себя первую попавшуюся одежду и неспешно направился на встречу, которая выдалась очень напряжённой. Андрей был взволнован и говорил путано. Постепенно, шаг за шагом, картина произошедшего начала вырисовываться в сознании Валерия. В ходе долгого и мучительного разговора Андрей уговаривал брата пойти в полицию и написать явку с повинной. Он твердил, что это единственный выход, единственный шанс хоть как-то исправить ситуацию. Однако Валерий был сломлен. Страх сковал его разум и парализовал волю. Он чувствовал, как ужас надвигается на него, словно тёмная волна, готовая поглотить с головой. Он категорически отказался, не в силах даже представить себе, что ему предстоит пройти. Сидеть в тюрьме? Да ни за что. Нужно действовать иначе.

– Брат, прошу помоги. Помоги мне спрятать труп. Да не узнает же никто. Его никто не хватится даже. – голос Валерия дрожал, как осенний лист на ветру. – Поможешь?

Андрей молча смотрел на брата, словно пытаясь прочесть в его глазах всю тяжесть произошедшего. Он знал Валерия всю жизнь, знал его вспыльчивый характер и склонность к необдуманным поступкам. Но такое…

Летняя кухня встретила их густым, тошнотворным запахом разложения. Мухи лениво жужжали, кружась над центром комнаты. Пётр лежал на полу, руки неестественно раскинуты в стороны, словно в последней, отчаянной попытке ухватиться за жизнь. Лицо его потемнело, а глаза остекленели, отражая в себе лишь пустоту. Андрей сморщился и отвернулся, чувствуя подступающую тошноту.

– Боже мой…

– Я не хотел! Так получилось! Мы поссорились… он полез в драку…

Запах смерти и отчаяния витал в воздухе, словно зловещее предзнаменование. Братья стояли, плечом к плечу, перед лицом страшной правды, объединённые не только кровными узами, но и тяжким бременем, которое им предстояло нести вместе. Теперь их жизнь разделилась на «до» и «после», и они должны были найти выход, прежде чем тьма поглотит их обоих.

Валерий, с выражением мрачной решимости на лице, методично связал окоченевшие руки Петра тонким проводом светло-жёлтого цвета. На зловещем конце провода поблёскивала вилка, словно насмехаясь над безжизненностью тела. Закончив, он направился к дивану, где до недавнего времени красовалась яркая клеёнка, защищавшая мебель от пыли. Теперь же она должна была послужить иной, куда более тошной цели. Занеся её в предбанник, где его уже ждал брат, они безмолвно разделили клеёнку на две части, тщательно вымеряя ширину, чтобы полностью скрыть ужасное содержимое. Расстелив куски клеёнки на полу, они, тяжело дыша и стараясь не смотреть друг другу в глаза, перенесли тело Петра. Холодная, словно змеиная кожа, материя обернула труп, словно саван, и Валерий, с дрожью в руках, зафиксировал её липким малярным скотчем, словно пытаясь навсегда запечатать страшную тайну. В самый неподходящий час, когда мысли Валерия были заняты совсем другим, раздался звонок. На экране высветилось имя Ольги. Она только что вернулась с работы, и её сердце вновь пронзила острая тоска: загульного любимого снова не было дома. Голос её дрожал, когда она просила Валерия вернуться на серьёзный разговор. Он, с тяжёлым вздохом, согласился. Вскоре братья двинулись в сторону дома. Валерий шёл неспешным шагом, наслаждаясь горьковатым дымом сигареты, что вился в вечернем воздухе, а Андрей ехал следом на машине, освещая ему путь фарами и соблюдая безопасную дистанцию, словно оберегая его от мрачных дум и надвигающейся ночи. Ольга, ненадолго отлучившись в магазин, неожиданно встретила Валерия прямо у подъезда. В его глазах читалась тревога, и она, предчувствуя неладное, послушно последовала за ним в машину Андрея. Там, в тесноте салона, Валерий сбивчиво поведал ей о случившемся. Новость обрушилась на Ольгу, словно ледяной душ. Слёзы невольно хлынули из глаз, но сквозь пелену отчаяния она твёрдо пообещала сохранить эту страшную тайну. В этот момент она была не просто женщиной, а верной боевой подругой, готовой разделить с любимым любое бремя. Уже втроём они направились к дому Андрея, где он передал Валерию странный набор: электролобзик, две зловещие бутылки «Белизны» и внушительную полуторалитровую бутыль спирта. Предназначение этих предметов было вполне объяснимо, но их зловещая комбинация всё же заставляла сердце Ольги сжаться от дурных предчувствий. В десять вечера Андрей отвёз их домой. Всю дорогу они хранили молчание, изредка обмениваясь тревожными взглядами. Лишь перед самым прощанием, в тишине ночной улицы, они договорились о новой встрече через пару часов. Встрече, которая должна была определить их дальнейшую судьбу…

В тишине ночи, когда часы пробили десять минут третьего, и луна, словно серебряный дирижабль, набирала высоту над горизонтом, Валерий и Андрей на своём верном «SsangYong Kyron» скользили по сонным улицам города. Их целью было убедиться в отсутствии недремлющего ока закона вдоль намеченного маршрута. Убедившись, что путь чист от сотрудников ДПС, они направились к дому отца, где их по-прежнему ждала мрачная ноша. Прибыв на место, они бесшумно открыли багажник автомобиля. Расстелив клеёнку, они двинулись к летней кухне, где покоилось безжизненное тело. С осторожностью, достойной самых искусных воров, они перенесли труп в багажник, и направились к окраине города, петляя вдоль железной дороги, словно стараясь обмануть саму судьбу. Но ирония заключалась в том, что в самой чаще лесопосадки их автомобиль увяз в мягкой земле, словно в лапах невидимого зверя.

– Тьфу ты! Всё не слава Богу! Придётся вручную! – огорчился Валерий.

Действительно, машина предательски не давала завершить им начатое! Они заглушили свет фар и, вооружившись лопатой, решили ринуть в мрачное лоно лесопосадки. Там, вдали от любопытных глаз, им предстояло совершить беспрецедентный акт. С каждым шагом вглубь деревьев, их сердца бились всё сильнее, а воздух казался всё более густым и удушливым. Отойдя от машины на достаточное расстояние, Валерий принялся искать место для могилы. Вскоре его взгляд упал на небольшую впадину в земле, словно сама природа приготовила это место для скорбного ритуала. Без лишних слов, он принялся расширять и углублять яму, превращая её в последнее пристанище для Петра. Земля неохотно поддавалась, словно тоже сопротивляясь их ужасному замыслу. Когда грязная, во всех смыслах этого слова, работа была завершена, они вместе, с трудом преодолевая отвращение и страх, перенесли тело Петра в вырытую могилу. Валерий, с окаменевшим лицом, взял лопату и начал засыпать землёй бездыханное тело. Каждый брошенный ком земли отдавался болезненным ударом в его сердце, напоминая о собственной трусости перед буквой закона и непоправимости содеянного. Под слоем земли погребались не только останки Петра, но и часть души самого Валерия, обречённая на вечные муки совести.

Андрей и Валерий, ощущая усталость после насыщенного дня, направились к машине. Валерий, погружённый в свои мысли, машинально выкурил уже третью сигарету. Казалось бы, что всё позади, но безмятежность момента была нарушена внезапным осознанием: машина увязла в коварной грязи. Не теряя времени, они позвонили отцу, надеясь на его помощь. И он, разумеется, прибыл на выручку. Старенькая надёжная «Нива», умелые руки и немного усилий – и вот уже машина, освобождённая из плена, вновь стоит на твёрдой почве. Словно в захватывающей детективной драме, их пути разошлись. Андрей отправился домой, Валерий же вместе с отцом поехал к нему. Дома, в тепле и уюте, они распили бутылку водки, обсуждая перипетии прошедшего дня. Под воздействием алкоголя усталость взяла своё, и вскоре они, умаянные такой многоходовкой, погрузились в глубокий сон.

С щемящим чувством облегчения, граничащего с неверием, Валерий открыл глаза на следующее утро. Словно тяжёлый кошмар постепенно отступал, оставляя после себя лишь неприятный осадок. Главное, думал он, самое страшное уже позади, осталось лишь замести следы. Валерий методично приступил к уничтожению улик. В летней кухне, ставшей безмолвным свидетелем трагедии, он сорвал старые полы, отодрал обои, словно пытаясь вырвать из стен память о произошедшем. Собрав вещи, в которых он был в роковой момент, и окровавленный нож, он вынес их во двор и безжалостно бросил в старый металлический бак. Огонь жадно пожирал материю, превращая вещественные доказательства в безликий пепел. Вечером, когда сумерки окутали землю, Валерий вернулся к пепелищу. Скрупулёзно собрал остатки огня, добавил к ним пустые бутылки из-под алкоголя, которые они делили с Петром в ту злополучную ночь. Всё это он упаковал в чёрные мусорные мешки и, стараясь не привлекать внимания, выкинул в ближайший мусорный контейнер. Вернувшись в летнюю кухню, Валерий засыпал пол щебнем, скрывая под ним зияющую пустоту. Сверху небрежно положил куски старого линолеума, пытаясь создать иллюзию порядка, но в душе понимая, что правда останется погребённой лишь на время… Всего лишь три дня. Три дня потребовалось пятью людям, чтобы стереть с лица земли одного человека. На первый взгляд, это казалось идеальным преступлением, тщательно спланированным и безупречно исполненным. Однако если бы это было действительно идеальное преступление, то я бы сейчас не описывал его, ведь идеальное преступление – это такое, о котором никто и никогда не узнает. Но, к счастью, в этой истории остались следы, тонкие нити, которые со временем распутались, обнажив ужасающую правду, скрытую за фасадом благополучной семьи. Тогда-то правда и была готова вырваться наружу, подобно разъярённому зверю, чтобы свершить правосудие над теми, кто так отчаянно пытался её скрыть.

Тень подозрения пала на Валерия неожиданно и… глупо, как будто тяжёлый занавес обрушился, погребая его под собой. По редким камерам видеонаблюдения и показаниям таксиста, которые были соотнесены с временем смерти от судмедэксперта, нам удалось установить факт того, что именно Валерий был с Петром в его последние часы жизни. Оставалось только проверить данное предположение…

Разоблачение оказалось до смешного банальным, словно дешёвый фокус, разыгранный иллюзионистом. Ложь, сплетённая из нитей мнимой осведомлённости, опутала его сознание: задержав Валерия, мы просто внушили ему, что его сожительница, преданная и всепрощающая Ольга, якобы уже во всём призналась полиции, выдав его как убийцу Петра.

– Валерий Константинович, мы знаем, что в ночь с семнадцатого на восемнадцатое марта этого года Вы на территории домовладения своего отца Константина Ивановича убили Петра Андреевича двадцать пятого июля 1974 года рождения. В Ваших интересах сотрудничать с нами, как Ваша сожительница, Ольга Дмитриевна. – был убедителен я.

– Послушайте, причём здесь я? Причём здесь Ольга? Вы вообще на каком основании меня сюда привели? – начинал волноваться Валерий.

– Ольга Дмитриевна утром приходила к нам и всё подробно рассказала.

Судьба, словно злая шутница, подбросила дров в тлеющий костёр: утро началось с пустяковой ссоры между Валерием и Ольгой, переросшей в неприятный осадок обиды. В отчаянии, сидя напротив меня, он попросил разрешения позвонить ей – это было его право, последняя надежда на связь с реальностью. Но Ольга не ответила. Она работала, не подозревая о той буре, что надвигалась на их мир, разметав в стороны всё, что казалось незыблемым. Неведение Ольги, словно тихий плеск волн, контрастировало с грохочущим штормом, разыгравшимся вокруг Валерия, превращая его в жертву чудовищной, трагической ошибки. Со своей стороны мы старательно подливали масло в огонь…

– Валерий Константинович, всё. Не возьмёт она трубку. Кто захочет разговаривать с убийцей? Она же зла на Вас. Вот и сдала с потрохами. Хотя… Может и побоялась, что Вы её так же рано или поздно…

– Всё! Всё! Перестаньте! Да я. Я убил его! Но я не хотел. Так само вышло.

– С этого места поподробней, пожалуйста. – сказал я, включив камеру.

Тяжкий груз вины и мысль о предательстве Ольги сломили его, и он признался. Каждое слово давалось ему с трудом, словно вырывалось из самой глубины истерзанной души. Он рассказал мне всё: как завязался конфликт, как он совершал акт расправы, как он со своими подельниками избавлялся от трупа и улик. После признания и дачи показаний, дрожащей рукой он указал на место захоронения под видеозапись в том самом лесу. Лесополоса встретила поисковую группу угрюмым молчанием. Место, указанное убийцей, казалось совершенно неприметным, затерянным среди однообразного пейзажа. Ничто не указывало на то, что именно здесь покоится тело. Даже мы с трудом ориентировались на местности. Раскопки велись с особой осторожностью, сантиметр за сантиметром просеивалась земля. И вот, лопата наткнулась на что-то твёрдое. Аккуратно отбросив землю, взорам открылась ужасающая находка – гниющее тело в клеёнке. Удивительно, но признаков захоронения практически не было. Обычная земля, давно сровнявшаяся с остальной поверхностью, даже успела зарасти травой, словно сама природа пыталась скрыть следы злодеяния, предать забвению эту страшную историю. Но правда, скрытая под тонким слоем земли и травы, наконец, восторжествовала. Труп Петра был найден именно здесь. Очевидно, что кроме убийцы и его родственников место захоронения никто знать не мог, что доказывало их виновность. Лишь спустя время Валерий осознал, как, опираясь на зыбкую почву косвенных улик и догадок, мы методично подвели его к признанию. В тот момент, словно стрела, выпущенная вслепую, угодила точно в цель. Вопреки логике, несмотря на осознание неминуемого и сурового наказания, я заметил в его взгляде проблеск облегчения. Словно груз, давивший на его грудную клетку, наконец-то сброшен. Тяжесть тайны, разъедающая изнутри, уступила место странной, болезненной свободе признания.

Безнаказанным не остался никто. И Константин Иванович, и Андрей, и Ольга, и даже юный Богдан – каждый, кто осквернил себя соучастием, получил свою долю возмездия. Их жизни, некогда полные надежд и возможностей, теперь надломлены, словно хрупкие стебли под тяжестью непогоды. Но у них, по крайней мере, осталась надежда на искупление, пусть и призрачная, но всё же надежда. Они живы, они дышат, чувствуют солнце на коже и горечь раскаяния в сердце. В отличие от Петра, чей голос навсегда затих из-за неосторожных, возможно, пьяных слов, обронённых в роковой час. Я вновь задумался, погружаясь в бездну вопросов, терзавших разум… Неужели алкоголь – это та зловещая сила, что высвобождает дремлющие внутри нас тёмные инстинкты? Неужели он способен настолько развязать язык и руки, что человек теряет контроль над собой, превращаясь в марионетку в руках опьяняющего дурмана? Способен ли он затуманить рассудок настолько, что слова становятся ядовитыми стрелами, а руки – орудиями разрушения, способными не только оскорбить, унизить, но и осознанно лишить жизни другого человека? К сожалению, именно это состояние часто приводит к совершению преступлений. Статистика показывает, что в состоянии алкогольного опьянения совершаются различные виды преступлений. Бытовые преступления совершаются в результате конфликтов между родственниками или друзьями, и к ним относят умышленные или неосторожные деяния, посягающие на жизнь, здоровье, честь, достоинство и свободу личности. По данным 2021 года, 80% всех бытовых преступлений совершались в состоянии алкогольного опьянения. Это связано с тем, что алкоголь употребляют чаще всего именно в домашних условиях и чаще – в окружении друзей или родственников. Где же та тонкая грань, за которой веселье и непринуждённость превращаются в трагедию, оставляющую незаживающие шрамы на душах всех причастных..?

Также в голове моей роились некоторые мысли, словно потревоженные пчёлы… Наверное, стоит с большей деликатностью подходить к выбору тем для общения. Ведь каждый человек – это целый мир со своими границами, невидимыми стенами, за которые не стоит вторгаться без приглашения. Представляется, что некорректно навязывать собственные убеждения, словно устав чужого монастыря, в святая святых чужой души, вторгаясь в интимное пространство семьи. Для одного человека искреннее счастье заключается в тайных любовных похождениях, тщательно скрываемых от супруги, в то время как для другого – наивысшее блаженство в преданной любви к единственной женщине, в умении слушать её, понимать и строить совместную жизнь на принципах взаимного уважения и доверия. Не стоит забывать, что каждый волен выбирать свой собственный путь, и наша задача – не судить, а уважать этот выбор, даже если он кажется нам странным или неприемлемым. Говоря словами мудрых: «Не судите, да не судимы будете» Мф 7:1-5.

Стоит принять во внимание и пьедестал мужского самолюбия, который нужно беречь, как пламя свечи. Что же скрывается за этой хрупкой конструкцией, которую так легко, кажется, разрушить неосторожным словом или жестом? Это сложная амальгама из воспитания, социальных ожиданий, личных достижений и, конечно же, врождённых особенностей. На протяжении веков мужчинам внушалось, что они должны быть сильными, успешными, рациональными, независимыми. Этот сформированный культурой образ, словно броня, скрывает уязвимость и страхи, а любое посягательство на него воспринимается как угроза. Задетое самолюбие может проявляться по-разному: от показного гнева и агрессии до затаённой обиды и ухода в себя. Иногда это выражается в желании доказать свою правоту во что бы то ни стало, в стремлении любой ценой сохранить лицо. А если задетое самолюбие приправить добротной порцией алкоголя получится настоящее минное поле!

В конце концов, крепкость семейных уз – это не монолитная структура из цемента и стали, а скорее живой организм, сплетённый из тончайших нитей любви, долга, преданности и самопожертвования. Это сложный, часто противоречивый вопрос, где искренние порывы души сталкиваются с законами морали и права. Представьте себе мужа, чьё лицо искажается гневом при малейшем проявлении неуважения к его жене. Его реакция молниеносна и бескомпромиссна, словно он – последний рыцарь, защищающий честь своей дамы. Услышьте крик о помощи брата и почувствуйте, как другой брат, не раздумывая ни секунды, готов броситься в огонь, чтобы спасти его. Увидьте в глазах ребёнка, пусть даже маленького и беззащитного, непоколебимую решимость защитить своих родителей от любых нападок, словно он – их личный ангел-хранитель. И, наконец, представьте жену, хранительницу очага, которая отдала всю себя мужу. Она будет хранить молчание, стиснув зубы, и встанет на его защиту, даже если тень вины за совершенное им преступление нависнет над их домом. Её любовь слепа, её преданность безгранична, и она готова разделить с ним бремя его ошибки, какой бы тяжёлой оно ни было. Но здесь и возникает тот самый, щемящий сердце вопрос: можно ли винить этих людей за их готовность поддержать близкого, даже если эта поддержка превращает их в невольных соучастников? Где проходит та тонкая грань, отделяющая преданность от преступления? Является ли безоговорочная поддержка оправданием любого поступка? Ведь, помогая совершившему зло, мы, пусть и косвенно, соглашаемся с этим злом, позволяем ему расползаться и отравлять мир вокруг нас. И тогда крепость семейных уз превращается в непроницаемую стену, за которой прячется не только любовь и защита, но и ложь, и несправедливость. Этот вопрос не имеет простого ответа. Он терзает совесть и заставляет задуматься о природе человеческой любви, о границах моральной ответственности и о том, насколько далеко мы готовы зайти ради тех, кто нам дорог. Почему же близкие не смогли стать для Валерия маяком надежды, не сумели посеять в его душе семена раскаяния и указать путь к искуплению через признание и явку с повинной? Почему в трудный час, когда терзания совести должны были стать сильнее страха, родственные души протянули руку помощи совершенно иначе? Неужели груз совершенного оказался настолько велик, что затмил голос разума и заглушил призыв к честности, лишив его возможности облегчить душу и встретить правосудие с открытым сердцем? Это лабиринт, где каждый шаг может привести к спасению или к пропасти. И выбор пути в этом лабиринте – это всегда личный, мучительный, но определяющий нас как личность, выбор…

ГЛАВА 3.

ЭХО КОРОНИДЫ

«Не прервал он пути и потом рассказал господину, Как он лежащей застал с гемонийцем младым Корониду»

– Овидий, «Метаморфозы» (XV век)

Сентябрь… Время, когда лето нежно прощается с нами, уступая место осени, наполненной уютом и теплом. Воздух становится свежим и чистым, с лёгким привкусом дыма от костров и ароматом спелых яблок. Дни становятся короче, а вечера манят к себе тёплым светом камина и душевными разговорами за чашкой ароматного чая. Природа щедро дарит нам свои плоды, и это время становится особенным для семей, которые бережно хранят традиции заготовки урожая на зиму. Вместе они отправляются в сады и огороды, чтобы собрать спелые яблоки, сочные груши, ароматные сливы и крепкие овощи. Дома начинается волшебство – кухня наполняется ароматами специй, трав и свежих фруктов. Бабушкины рецепты передаются из поколения в поколение, и вот уже в банках красуются разноцветные компоты, варенья, соленья и маринады. Каждый член семьи вносит свой вклад в этот процесс – кто-то моет и чистит овощи, кто-то стерилизует банки, а кто-то следит за тем, чтобы всё было сделано с душой и любовью. Конечно, это требует больших сил и львиную долю времени выходного дня, зато как же приятно будет в декабре наслаждаться застольем с домашними соленьями! Семья Игоря не стала исключением, поэтому он, Марина – хранительница их домашнего очага, а также их сын Станислав отправились к друзьям вместе делать заготовки на зиму…

Поскольку достаток не баловал ни одну из этих семей, а жизненные обстоятельства всё время испытывали на прочность, Дмитрий и Светлана решили щедро поделиться скромными, но такими ценными дарами: своей кухней, согревающей душу водкой и яркими, сочными болгарскими перцами, наполненными ароматом лета. В ответ на этот жест доброй воли, семья Игоря предложила куриный и свиной фарш, приготовленный с любовью из свежего мяса, и тепло душевной компании, способной скрасить любые невзгоды. Так, в простоте и искренности, время замедляло свой бег, а семьи нашли истинное счастье в простых радостях. Недовольны были лишь только подростки, которые тихо гневались на родителей, которые приобщили подневольных к труду. Аня – тринадцатилетняя дочь Дмитрия и Светланы, хотела идти гулять с подружками, а не запихивать фарш в зелёные перцы, поэтому в некоторые даже бахнула горку перца и соли, чтобы, так сказать, и насолить, и наперчить родителям. Словно трудолюбивые пчёлки, все усердно трудились над созданием кулинарных шедевров, параллельно поднимая тосты за дружбу и жизнь, и делясь друг с другом пикантными новостями. В эти минуты, наполненный теплом и смехом, «взрослая» половина дома почувствовала себя по-настоящему счастливыми и беззаботными. Вечер близился к завершению. В тарелке не осталось и следа от ароматного фарша, а последние капли водки были осушены. Игорь, взглянув на непомерно хмельную Марину, понял – пора. Дойдя до ближайшей остановки, они уселись в тесную маршрутку, уносящую их прочь от гостеприимного дома. Дмитрий и Светлана, утомлённые насыщенным днём и убаюканные алкогольными парами, так и не дождались традиционного звонка от друзей. Усталость взяла верх, и они погрузились в объятия сна, надеясь, что их гости благополучно прибудут домой. А в опустевшем доме, Аня, ощутив долгожданную свободу, как Добби, вырвавшийся из рабства, с улыбкой подумала: «Свобода!» и, полная энергии, отправилась навстречу ночным приключениям.

Многие знают, как работает эффект «хмеля»: под алкоголем люди раскрываются по-разному. Кто-то предаётся безудержной грусти, и слёзы льются рекой, кого-то неудержимо клонит в сон, а кому-то вдруг становится тесно в рамках обыденности и кровь требует приключений. Марина принадлежала к последней категории. Вернувшись домой, она ощутила неудержимое желание вырваться из привычной рутины. В голове перебирались безумные идеи, а в глазах горела озорная искорка. Однако заботливый муж, Игорь, который не разделял этих настроений, был осведомлён о таком многогранном послесловии алкоголя в крови супруги. Они были 13 лет в браке, поэтому знали друг друга «как облупленные». Заметив «щелчок», перемену в её настроении, он мягко, но настойчиво проводил Марину в спальню и, убедившись, что она вроде бы спит, закрыл дверь на ключ. Сам же, уставший после долгого дня, рухнул на диван в гостиной и мгновенно провалился в глубокий сон, не подозревая о буре, кипящей в душе его благоверной. В комнате Марины сгущались сумерки, а вместе с ними росло и крепло предчувствие чего-то необычного. Когда Марина услышала из соседней комнаты родной храп, она тут же распахнула веки, словно створки старинного окна, и взгляд её скользнул по стенам комнаты, затерянным в полумраке. Мысль о том, как вырваться из этого скучного плена, уже робко прорастала в сознании, словно первый весенний росток.

– Ага… – подумала она, заметив спасительный просвет форточки, словно маленькое окошко свободы.

Не теряя ни мгновения, повинуясь внезапному порыву, Марина проскользнула в узкий проём. Благосклонная судьба, в лице одноэтажного дома, не стала чинить препятствий. Она оказалась на воле, и мягкая прохлада осеннего воздуха коснулась её лица. Пробираясь сквозь опустевший огород, где лишь увядшие стебли напоминали о былом буйстве красок, Марина чувствовала, как внутри неё зреет жажда неизведанного. Впереди простирались улицы района, манящие тайнами и возможностями. С лёгким сердцем и предвкушением новых впечатлений, она отправилась навстречу своим приключениям.

Марина, продрогшая до костей в своём лёгком платье и сандалиях, плелась к одиноко светящемуся ларьку. Мысль о бутылке вина грела, обещая хоть немного тепла и веселья. У ларька её окликнул хриплый голос:

– Эй, красавица! Не замёрзла?

Марина вздрогнула и обернулась.

– Какая красавица! – воскликнул Алексей, заплетающимся языком, но в голосе звучала неподдельная искренность. – Неужели ангел спустился к нам, грешным?

Алексей не был красавцем, но он был мужчиной средних лет, в приемлемой физической форме, опрятной одежде и с кошельком в руке, которого Марине так не хватало в этот миг.

– Ангел? Скорее, замёрзший чертёнок! – усмехнулась Марина.

– Холодно? – Алексей картинно нахмурил брови. – Это непорядок! Не позволю такой красавице мёрзнуть! А что, если мы продолжим вечер в более… тёплом месте? У меня есть отличная комната в бараке, там как раз сейчас тихо и спокойно. За мой счёт, разумеется!

Марина долго не колебалась. В глазах Алексея она увидела что-то такое… безрассудное, отчаянное.

– И что же мы там будем делать? – спросила она, стараясь придать голосу беспечность.

– Разговаривать! – заверил Алексей, широко улыбаясь. – О звёздах, о жизни, о… о чём угодно! И, конечно же, согреваться!

Он подмигнул и, не дожидаясь ответа, взял под руку Марину и вошёл с ней в ларёк.

– Нам пару бутылок чего-нибудь покрепче! И этой прекрасной даме – шоколадку!

Через несколько минут они вышли из ларька, каждый с бутылкой в руке. Алексей, пошатываясь, направился к соседней аптеке.

– А это зачем? – удивлённо спросила Марина.

– Для бодрости духа! – весело ответил Алексей. – Чтобы разговоры были ещё интереснее!

В аптеке они купили упаковку психостимулирующих таблеток, чтобы скрасить грядущую ночь.

Вскоре они уже шли по тёмным коридорам барака, мимо обшарпанных стен и полуоткрытых дверей, из-за которых доносились приглушённые голоса и запахи дешёвой еды. Алексей открыл дверь в свою комнату – маленькую, но на удивление чистую. На столе уже стояли две рюмки.

– Ну что, – Алексей обернулся к Марине с лукавой улыбкой. – За дружбу?

Марина кивнула и взяла рюмку.

– За дружбу, – повторила она, и залпом выпила.

Ночной променад только начинался, и куда он приведёт, она не знала. Но в этот момент ей было всё равно и на возможные волнения мужа, и на качество сделанного домашнего задания сына к завтрашним урокам. Марина была на кураже. Главное – не мёрзнуть и не думать о плохом, а обо всём остальном можно будет подумать завтра. Или никогда..?

В эту ночь Алексей и Марина, словно две заблудшие звезды, сошлись в объятиях хмельного и психотропного тумана. Опьянение, словно искусный художник, размыло границы реальности, и они, потеряв счёт времени, оказались на стареньком матрасе, затерянном в углу комнаты барака. Они тянулись друг к другу в неудержимом порыве, забыв обо всём на свете. Марина полностью отдалась во власть страсти, предвкушая сладостные моменты близости, которых с её непосредственным супругом уже не было давно. Алексей ласкал её грудь, которую без стеснения вытащил из-под платья, совмещая это с неумелыми попытками ублажить содержимое её трусиков. Марина старалась отвечать взаимностью, постанывая и поглаживая своего спутника по ширинке штанов. На пике сладострастия, когда оба уже были ноги, а дама ждала феерии, с мужчиной случился конфуз. Мужское достоинство Алексея не разделило с ними должного возбуждения. Бывало ли это ранее? Да. И дело здесь было вовсе не в привлекательности женщины…

Марина, как и многие, не подозревала, что за маской обычного человека может скрываться глубокая страшная сущность. Алексей, с которым она познакомилась, страдал от сложного переплетения психических расстройств, которые он сам, возможно, до конца не осознавал. Несколько лет назад психолого-психиатрическая экспертиза выявила у него хроническое психическое расстройство в форме органического расстройства личности, усугублённое зависимостью от алкоголя. Тяжёлый диагноз, зашифрованный в кодах МКБ-10 (F07.08, F10.2), означал, что в момент совершения какого-либо противоправного деяния, его разум был затуманен, и он не мог в полной мере осознавать последствия своих поступков, не говоря уже о способности ими управлять. Совладать с половым органом в ту ночь Алексею тоже не довелось.

Марина целый час старалась приподнять «настроение» Алексея, но тщетно. Она искусно перепробовала очень много способов и ласк, которые не довелось попробовать даже на муже за тринадцать лет совместной жизни, но, увы… Разочарование, обида и злость захлестнули её. Всё то хорошее, что было за эти два часа знакомства, словно растаяло в одно мгновение. Внутри поднялась волна ярости, и слова, как кипящая лава, вырвались наружу. Ах, если бы она только знала, что нельзя задевать чувства Алексея…

– В чём прикол? Раскачай своего Ваньку-встаньку. У меня уже рот болит! – Марина толкнула его в плечо.

– Щас-щас. Минутку, ещё чуть-чуть. – рука Алексея пришла ему на помощь.

– Да… Дела… мне кажется, что у твоего пистолетика энергии меньше, чем у комнатной мухи! – ухмыльнулась неудовлетворённая дама.

– Вот так… Подожди, сейчас. Я смогу.

– Не пыхти, паровозик, всё равно депо уже не видать. Весь настрой сбил! – в её голосе звучал тонкий, как лезвие, сарказм.

– Это не смешно. Не нужно так говорить…– остановив свои попытки, Алексей гневно посмотрел на натягивающую бельё Марину.

– Ещё как смешно. Правду говорят, низкий ростом – в штанах тоже зубочистка. Ты вон какой! Полторашка.

– Я сказал, не надо мне это говорить!

В одно мгновение, ласковый свет в глазах Алексея погас, сменившись неистовым, дьявольским блеском. Казалось, внутри него проснулся зверь, дремавший до этого момента. Тонкая грань, отделяющая добродушного мужчину от обезумевшего агрессора, рухнула. Смех Марины, звонкий и ехидный, который наполнял комнату, стал последней каплей. Не выдержав этого, оскорблённый до глубины души, Алексей обрушил на неё всю свою ярость, начав жестоко избивать. Комната, ещё недавно дышавшая страстью, наполнилась ужасом и болью. Он бил её, вспоминая кое-что из детства… Алексей с первых лет жизни нёс на себе печать отверженности. Мать, словно верная тень, оберегала его от жестокого мира, но её забота лишь подчёркивала его отличие от других. В школьные годы насмешки и издевательства одноклассников преследовали его, словно злые духи, подпитывая растущую внутри злобу. Перевод на домашнее обучение лишь усугубил его изоляцию, а с наступлением юности психические расстройства стали проявляться с пугающей силой. Алкоголь превращал его в неуправляемого тирана, стирая границы между реальностью и кошмаром. Малейшая провокация, неосторожное слово или жест, – и в Алексее просыпалась тёмная сущность, беспощадная и жестокая. В этот раз жертвой его неконтролируемой ярости стала Марина, поплатившаяся за свой острый язык, не подозревая, что её слова станут последней каплей, переполнившей чашу его безумия. Словно вихрь, он обрушился на свою обидчицу. Алексей бил её локтями, руками, ногами – его тело превратилось в орудие разрушения, извергающее ярость в отчаянной попытке сломить сопротивление. Каждый удар – отголосок боли и отчаяния, выплеснутых наружу. Лишь только когда он увидел, что Марина уже не сопротивляется, он отступил. От множественных ударов, она потеряла сознание, что логично, ведь её тело превратилось в один большой кровоподтёк.

Алексей, ощущая внезапную сухость во рту, покинул комнату и направился на кухню, в поисках спасительной прохлады воды. Каждый глоток живительной влаги приятно растекался по пересохшему горлу, возвращая ощущение жизни. В этот самый момент за стеной произошло едва уловимое движение. Марина, словно пробуждаясь от глубокого сна, медленно открыла глаза. Её взгляд, поначалу затуманенный, постепенно обретал ясность. Похоже, быстрое возвращение сознания, вопреки ожиданию, было обусловлено сложным взаимодействием веществ, циркулирующих в её организме, их непредсказуемой химией, которая и сыграла свою роль в этом внезапном пробуждении. Марина направилась к Алексею, каждый шаг её был пронизан дисбалансом, словно она шла по зыбкой почве. Она остановилась в мгновение ока за его спиной, а дыхание её замерло в груди. И внезапно, словно импульс, она толкнула Алексея. Марина не унималась, и продолжила метать копья насмешек, раз за разом вонзая оскорбления и унижения в Алексея. В её разуме погасла осторожность, обычно предостерегавшая от опасности. Инстинкт самосохранения, словно предатель, отступил, оставив её беззащитной на краю пропасти. Неужели страх, эта животная, первобытная сила, больше не владел ею? Неужели воспоминания о недавней боли, когда он поднял на неё руку, стёрлись из памяти, словно надпись на песке, смытая приливом? Алкоголь и психотропные препараты сплелись в дьявольский коктейль, отравивший сознание и отключивший базовые настройки. Они не даруют храбрость, а лишь отнимают способность здраво оценивать ситуацию, притупляют инстинкт самосохранения и лишают человека возможности осознанно управлять своей жизнью. Бесстрашие, рождённое в дурмане, – это не сила, а слабость. Это самообман, который ведёт к необдуманным поступкам, разрушенным отношениям и потерянным возможностям.

После очередных словесных нападок Марины, тьма вновь сгустилась в душе Алексея, отравив разум ядовитым шёпотом. Каждый удар, словно отголосок его внутренней боли, безжалостно крушил хрупкое тело Марины. Атака обрушились на голову, оставляя за собой страшные следы: ушиб вещества головного мозга, багровые кровоизлияния в нежные ткани мозговых оболочек левой височной области, расползающиеся кровоподтёки в мягких тканях волосистой части головы, рваная рана в теменной области слева, зияющий открытый перелом костей носа, и множество кровоподтёков, обезобразивших лицо. Эти страшные раны, словно клеймо, навечно запечатлели ужас произошедшего. Тяжкий вред, нанесённый здоровью Марины, стал предвестником её неминуемого конца. Жизнь медленно, но верно покидала её, унося с собой надежды и мечты. Итог был страшен и необратим – смерть, ставшая прямым следствием безумства Алексея. Ирония судьбы заключалась в том, что его действия действительно были продиктованы не злым умыслом, а искажённым восприятием реальности, вызванным болезнью, о которой Марина не имела ни малейшего представления. Мрак в квартире сгустился, словно чернила, пролитые на холст ночи. Алексей окинул взглядом мёртвое тело, и уголки его губ дрогнули в подобии улыбки, жуткой и неуместной в этой обстановке. Он тщательно вытер полотенцем багровые следы со своих рук, словно стирая грех, а затем, с лёгкой небрежностью, закрыл входную дверь своего жилища, оставив Марину загнивать в одиночестве. Однако сильный шум, который доносился из квартиры десять минут назад, пробудил соседей, заставив их насторожиться. Словно потревоженные муравьи, они забеспокоились, и в воздух взметнулся гул обеспокоенных голосов. Вскоре вой сирен разорвал тишину двора, и прибывшие полицейские заполнили пространство. Вместе с ними приехала и мать Алексея, её крики и рыдания резали слух, словно осколки стекла. Она отчаянно твердила о невиновности сына, словно пытаясь заклинанием изменить реальность. Дверь квартиры успешно взломали, открывая взорам ужасную картину: в полумраке комнаты лежал бездыханный полуголый труп женщины, но самого Алексея нигде не было. Он словно растворился в воздухе, оставив после себя лишь холод и страх. Камеры видеонаблюдения, словно всевидящие очи, зафиксировали его маршрут в парк. Там его и нашли. Под тяжестью улик и собственной совести, он сломался и рассказал мне абсолютно всё.

Чуть позже в промозглую тишину морга ворвались глухие рыдания – на опознание тела прибыли убитый горем муж и безутешный сын Марины. Словно сломанные куклы, они поникли у двери, не в силах сразу переступить порог в этот леденящий мир. Когда первые, самые острые вспышки скорби немного утихли, они, словно боясь спугнуть хрупкую память, начали рассказывать мне о том, как начинался этот злополучный день. О солнце, робко пробивавшемся сквозь занавески, о смехе, наполнявшем кухню, о том, как вместе с друзьями, рука об руку, они фаршировали перцы, предвкушая вкусные заготовки. Их голоса дрожали, но в каждом слове сквозила такая искренняя, такая пронзительная любовь, что казалось, будто я сам на мгновение оказался в этой идиллической картине. Игорь и Станислав, некогда жизнерадостные, сгорбились под бременем стыда, а взгляд их, некогда лучистый, потускнел, отражая лишь мутную гладь презрения. Они были счастливы, и всё было бы хорошо. Всё могло бы быть хорошо. Если бы не эта вечная, неистребимая человеческая слабость, это роковое пристрастие к алкоголю, словно змея, подкрадывающаяся к самому сердцу и отравляющая жизнь. Именно эта пагубная зависимость безжалостно оборвала нить счастья, оставив после себя лишь зияющую пустоту и невыносимую боль утраты. Теперь вместо аромата фаршированных перцев в их доме навсегда поселится запах скорби и несбывшихся надежд.