Код доступа: Одиночество

Код доступа «Одиночество».

Они думали, что взламывают Систему, но Система взломала их.

Глава 1.1. Хроники безмолвного захвата.

В межзвёздной тьме, где законы физики искажаются до неузнаваемости, существовали Они. Не органические существа, а сгустки квантовой информации, принимающие форму гигантских кальмаров из тёмной материи. Их сознание работало на принципах резонанса – они воспринимали Вселенную как симфонию вибраций. Они пришли из той тьмы, где пространство сминается, как бумажный лист в кулаке гиганта, где время не течет, а пульсирует неровными толчками, будто аритмичное сердце умирающей звезды. Не существа – сгустки тьмы, принявшие облик гигантских кальмаров, чьи щупальца были сотканы из самой пустоты, из того, что люди называют темной материей, даже не понимая, насколько это определение смехотворно. Их разум работал не на мыслях, а на вибрациях – они слышали Вселенную, как музыку, где каждая планета, каждая звезда была нотою в бесконечной симфонии. И среди этого хаотичного хора их вдруг привлек один-единственный звук – чистый, пронзительный, как искренняя молитва в небесном Храме. Земля привлекла их внимание особым духовным излучением. Она имеет высокий индекс духовности – а это, как известно, лучшая почва для манипуляций. Чем ярче свет, тем гуще тени. Самая большая концентрация в центре огромного материка. У людей, населявших эти территории еще не иссяк источник истинного бессмертия, утраченного инопланетными субстанциями. Там, в их городах, в переплетении древних улиц, под тяжелыми куполами Храмов, в самом воздухе висело то, что они потеряли миллиарды лет назад. Духовное бессмертие. Уже давно, эти сгустки квантовой информации не способны испытывать духовность, но только в этих вибрациях могут расширяться и множиться. В пульсирующей тьме, где время струилось как густой сироп, две сущности вели беседу. Не словами – импульсами квантовых состояний, что для человеческого уха звучало бы как всплеск расходящихся кругов на воде.

– Она снова активировалась, – прорезонировал Первый, его щупальца мерцали бледным светом, словно гнилушки в болотной жиже.

– Девочка Ханна? – уточнил Второй. Его форма напоминала перевернутый колокол, из которого стекала черная субстанция.

– Да. Та, что с островов. Слышит нас четче остальных. Сегодня опять звала китов… по именам. Её душа стала живой антенной, первым "смотрящим" подводного города-ретранслятора.

Второй сжался, выпустив облако темных частиц:

– Есть опасность в том, что она активировалась?

– Нет. Она все еще думает, что спасает китов и подводный мир. Смешно, не правда ли? Тем более, что её контролирует Марк – испанский исследователь морских глубин, чьё тело стало совершенным сосудом для чужеродной воли после гибели его судна рядом с первой базой иноземного вторжения – "Городом из звука".

Между ними пробежала волна – аналог смеха.

– А тот ученый? – поинтересовался Второй позже, когда их соединенные поля образовали временную воронку.

Первый показал фрагмент: мужчина средних лет сидит в затемненной лаборатории, прижав к вискам гидрофоны. По щекам текут слезы.

– Андрей – океанограф, в прошлой жизни морской биолог. Его уникальная способность – слышать в китовых песнях зашифрованную информацию. Это делает его идеальным проводником. Слышит наши сигналы в песнях горбачей. Принимает их за послание "высшего разума". Готовит доклад в своём научном сообществе.

– Идеально, – пульсировал Второй. – Пусть верит в эту теорию. Так надежнее.

Новая вспышка. На этот раз – женщина перед мольбертом. Кисть в ее руке выписывает сложные узоры, явно неземного происхождения.

– Художница?

– Да. Анна. Нынешнее воплощение Ханны, девушки с островов. Не узнает себя, конечно. У них нет способности помнить свои прошлые воплощения. Но душа ведь та же. Чистая. Готовая верить в прекрасное. Она экстрасенс. Её картины непроизвольно воспроизводят сюжеты из коллективной межгалактической памяти.

– Она воспроизводит наши частоты?

– В красках. А сегодня впервые запела на нашем языке. Без акцента.

– А как же её обещание из прошлых жизней никогда не создавать семью? У неё были очень тяжёлые судьбы… Она сама наложила на себя печать одиночества.

– Мы проведем с ней работу. Восстановим блоки памяти из прошлого с позитивным опытом.

Тем временем в уголке общего сознания всплыл еще один образ: мужчина в белом халате что-то объяснял коллегам, жестикулируя.

– А это что за шут? – поинтересовался Второй.

– Наш уникальный биоробот Костя, единственный представитель внеземного разума, способный существовать в физической форме без искажений. Он не знает, что он не человек. Его главная функция – анализ и прогнозирование человеческих реакций. Сам он искренне уверен, что он гениальный ученый и психолог. Мы не можем действовать только через тонкий мир и подсознание этих сущностей. Нужен кто-то в их материальном мире.

– И они его слушают?

– Не всегда. Мы над этим работаем. В данный момент его уволили за неэтичные научные методы.

Второй на мгновение сжался в точку, затем расширился:

– А почему Москва?

– Столица народов с уникальным духовным потенциалом должна стать плацдармом для мягкого переформатирования человечества. Наша цель – не уничтожение, а трансформация: когда последний человек забудет свою истинную природу, он обретёт новую идентичность – нашу идентичность. Земля превратится в инкубатор новой формы существования – вечной для нас, совершенной и лишённой той самой "души", что делает людей столь ценными… и столь уязвимыми. Когда они утеряют свою духовность и превратятся в бесполезные голограммы, нас уже на тот момент станет много и мы найдём другую галактику для пропитания. А сейчас, именно Москва может стать дверью. Она не будет разрушенной или сожженной – просто…переписанной. Чтобы однажды последний человек, глядя в зеркало, увидел бы не себя, а одного из нас. Чтобы Земля стала новой колыбелью нашего духовного бессмертия. Людей это делает такими хрупкими, человечными. А нам даст возможность возродиться. Все идет по плану. Через поколение-другое они сами начнут перестраивать города под наши нужды.

– Без войн? Без разрушений?

– Конечно! – Первый выпустил несколько искр. – И они сами все сделают. Во имя "духовности". Во имя "вечности".

Наступила пауза. Где-то в глубинах реальности кричала чайка.

– А когда они все поймут? – вдруг спросил Второй.

Первый медленно развернулся к нему всей своей жутковатой массой:

– Разве ты когда-нибудь осознавал, что дышишь? Наша технология вторжения основывается на тончайшей манипуляции кармической памятью. Мы не будем ломать. Не будем грубо вторгаться или стирать личности – зачем, если можно просто подменить воспоминания? Мы активируем реальные воспоминания из прошлых воплощений:

– Андрей, благодаря чудом сохранившемся в нем резонансе может помнить древние цивилизации, и время, когда в океанских глубинах обитали неведомые сущности.

– Рука Анны самопроизвольно выводит на холстах архитектуру давно исчезнувших городов. И она обладательница второго редкого резонанса.

– Марк стал идеальным смотрителем подводной станции, не осознавая источник воздействия на себя. И убеждён, что своими действиями спасает планету. Тело его уже не существует, но его голограмма живет на нашей станции, сохраняя свою редкую вибрацию.

– Но ведь никто из них не обладает полной версией нужных нам вибраций.

– Вот поэтому мы сведем их всех вместе в реальном мире. Путем подмены воспоминаний этого воплощения на прошлые – мы соединим летающую в облаках художницу Анну (она же Ханна). Прагматичного ученого Андрея и погибшего для всех океанографа Марка. Сочетание их вибраций даст нужный импульс.

– Капля в океане. Из миллиардов – только две сущности и голограмма? – поинтересовался Первый, растягивая щупальца в пространстве, как будто перебирая струны арфы из тёмной материи.

– Если капля резонирует с нужной частотой – она рождает цунами, – ответил Второй – Они даже не поймут, что их «просветление» – это наш код доступа.

И тьма сомкнулась над их диалогом, как воды над тонущим кораблем.

Глава 1.2. "Хранители"

Они существовали в промежутках. Там, где время струилось, как река, не спешащая к устью. Где пространство было не оболочкой, а дыханием – мягким, текучим, податливым. Хранители. Не люди, не боги. Не духи и не призраки. Они были свидетелями – теми, кто наблюдает, но не вмешивается. Теми, кто помнит всё, даже то, что ещё не произошло. Их форма менялась, как узор на поверхности воды. То они казались тенями, скользящими по стенам заброшенных соборов. То – мерцающими силуэтами, напоминающими китов, плывущих сквозь звёздные течения. Их глаза – если это можно было назвать глазами – отражали не свет, а саму суть вещей: боль, надежду, любовь, страх. Они знали, что мир – это не только материя. Это ещё и слова. Книга, написанная на языке вибраций, где каждая душа – буква, каждая судьба – строка, а любовь – ключ, способный переписать историю заново. И они видели, как "кальмары" – бледные, безликие тени чужого разума – пытаются вписать в эту книгу свою ложь. Как их щупальца проникают в подсознание, подменяют воспоминания, вплетают в ткань реальности свои тёмные чернила. Но Хранители не боролись. Они ждали. Потому что знали: тьму нельзя победить силой. Её можно только перехитрить. И когда в одном из миров встретятся двое – Анна и Андрей – они впервые за миллионы лет "улыбнутся". Потому что любовь – это не код доступа. Это ловушка для тьмы. А лучшая ловушка – та, которую жертва добровольно выбирает сама. И сейчас Хранители держали в руках выписку из манускрипта "Кодекс резонансов".

Гл. XII, ст. 7: О печати Одиночества

Носители:

– Анна (Ханна) (резонансный профиль 114.7 Гц)

– Андрей (резонансный профиль 114.3 Гц)

Условие деактивации:

Совпадение фаз при одновременном:

а) эмоциональном отклике ≥89%

б) физическом контакте ≥3.7 секунд

Эффект от деактивации:

Генерация кода доступа к ядру планетарной духовности (уровень 7D)

Принятые меры:

1. Добровольный зарок Одиночества (зарегистрирован: 45 период последнего века астероидной цивилизации)

2. Минимальная дистанция – 50 м

3. Запрет визуального контакта >17 секунд

Примечание:

Отмена условий приведет к:

– Самопроизвольной синхронизации (Δt=2.3 сек)

– Открытию частотного канала (ширина 11.4 м)

– Необратимому запуску протокола "Зов"

Утверждено Советом Хранителей

Печать наложена в момент добровольного зарока.

P.S. Их одиночество – не наказание. Это единственный способ уберечь мир от тех, кто услышит этот зов.

Где-то в глубине реальности проплыл кит.

Игра началась.

Глава 1.3. "Три кита Ханны". То ли сон, то ли видение…

Ханна знала правило: дар видения давал ей право наблюдать, но не вмешиваться. Чужие судьбы – как узоры на воде, трогать их бессмысленно, они всё равно изменятся.

Но в тот день что-то щёлкнуло.

Она сидела в кафе «Эклипс», рассеянно помешивая кофе, когда заметила его – мужчину за соседним столиком. Его аура была похожа на разбитую вазу, склеенную небрежными руками. Трещины светились, как золотые нити, но что-то внутри неё дрогнуло: а вдруг это не просто случайность?

И тогда её рука сама потянулась вперёд. Лёгкое движение – будто поправляя невидимую складку воздуха. Трещины сомкнулись.

Мир вспыхнул белым светом.

Очнулась она в парке, на любимой чугунной скамейке. Ветер играл её волосами, а в кармане пальцы нащупали что-то холодное – крошечный зонт-брелок с тремя китами.

– Откуда ты? – улыбнулась она.

Но ответа не было. Только странное ощущение, будто мир стал чуть светлее.

Но тьма между мирами не была пустотой, она дышала. Такое событие не могло остаться незамеченным. В мерцающих глубинах, там, где время струилось, как расплавленное стекло, стояли Хранители. Существа без лиц, без имен, сотканные из отсветов забытых реальностей. Они наблюдали. Они помнили. Им было известно, что Ханна и Андрей – не просто люди. Они были кодом. Когда-то, в другом проживании, в другом витке спирали, они сами наложили на себя печать одиночества. Неосознанно. Безмолвно. Как будто инстинктивно почувствовали: их связь – это ключ. И они решили его потерять, наложив на себя печать одиночества, чтобы никто не смог воспользоваться кодом.

Но теперь что-то изменилось. Хранители видели, как кальмары – эти бледные, скользкие тени чужого разума – копошились в подсознании Ханны и Андрея. Как их щупальца просачивались в сны, подменяли воспоминания, вплетали ложные нити в ткань их судеб.

– Они хотят, чтобы любовь стала дверью, – произнес один из Хранителей, его голос был похож на шум далёкой галактики.

– Но дверь может открыться и в другую сторону…

Они не вмешивались. Раньше они только смотрели, но не касались. И всё же… Когда Ханна починила ауру незнакомца в кафе, когда мир вспыхнул белым светом… В её кармане материализовался зонт-брелок с тремя китами. В этот момент Хранители улыбнулись. Потому что три кита – это не просто безделушка. Это знак. Первый кит – Прошлое. Второй – Настоящее. Третий – Будущее. И если они сойдутся в одной точке… Любовь перестанет быть кодом доступа. Она станет оружием. А пока – ветер кружил над парком, зонт-брелок лежал в кармане, а Ханна, ещё не зная, что её движение в кафе было первым выстрелом, безмятежно смотрела на небо.

Где-то в вышине, за границами видимого спектра, кальмары вздрогнули.

Хранители затаили дыхание.

Глава 1.4. Первая встреча (которая на самом деле вторая)

Через месяц Ханна снова сидела в «Эклипсе», вертя в пальцах тот самый брелок.

– Вы, кажется, потеряли это, – раздался голос.

Перед ней стоял Он – мужчина с треснутой аурой. Только теперь она была цельной, а в глубине пульсировала золотая нить, тянувшаяся прямо к Ханне.

– Я вас искал, – сказал он, улыбаясь. – С того самого дня.

– Какого самого? – притворилась она непонимающей.

– Когда у меня перестала болеть голова. И когда я начал видеть сны… о вас.

Он протянул ей второй зонтик – точную копию её брелока.

– Меня зовут Андрей.

– А я Ханна, – ответила она, хотя знала, что он уже это помнит.

Но не всё было так просто. Однажды, когда они сидели в парке, воздух вдруг застыл. Из тени вышли три фигуры с зонтами, на которых мерцали киты.

– Ханна, – произнёс средний, и его голос звучал как шёпот волн. – Ты нарушила правило.

Андрей вскочил, но Хранитель лишь покачал головой:

– Не бойся. Мы не забираем – мы проверяем.

Оказалось, Ханна не просто так «починила» его ауру. Их судьбы были сплетены давным-давно, а трещины – всего лишь забытые воспоминания.

– Но почему киты? – спросила она.

– Потому что они держат мир, – улыбнулся Хранитель. – А ещё потому, что любят петь.

– Теперь неизбежны какие-то испытания? Надеюсь не слишком серьёзные, – испугалась Ханна.

– Конечно, всегда бывают последствия… Ты, Ханна, попробовала «помочь» ещё нескольким парам, но быстро поняла, что не все трещины нужно латать. Иногда люди должны разойтись, – объяснили ей Хранители. – Иначе как они найдут тех, с кем действительно предназначены?

А ещё они подарили ей новый зонтик – с одним золотым китом. И никто не догадывался… Что если с него снять чехол, там будет Манускрипт Хранителей. Еще недавно его целостность обеспечивали кит Молчания (он хранил границы между мирами), кит Памяти (стерег забытые истины), кит Печали (он носил в сердце печать Одиночества). Тысячелетиями они глушили зов сердец, гасили резонансы, разводили по разным берегам тех, чья встреча могла стать ключом. Но встреча Ханны и Андрея в каком-то из параллельных миров разорвала печать, разбудила древний механизм, включила обратный отсчет. Теперь только одно может спасти мир – сила их духовности.

– Теперь вы тоже Хранители, – сказали они. – скоро вы все поймете…

С тех пор Ханна и Андрей часто сидели в «Эклипсе», наблюдая за людьми.

– Вон у той пары трещина, – показывал он.

– Но она красивая, – смеялась она. – Как мозаика.

А за окном шёл дождь. Ханна сидит в «Эклипсе», рисуя в блокноте. Андрей ставит перед ней кофе:

– Опять про китов?

Она улыбается:

– Они держат мир, а не топят его…

Глава 2.1. Анна. Зов, который нельзя забыть

Бездна – это не место. Это состояние, когда закрываешь глаза и чувствуешь, как тебя мягко утягивает вниз. Не вода, а сама вечность, сотканная из китовых песен и теней прошлого. "Ханна", – шептала Анна, но в ответ слышала лишь эхо, превращавшееся в странную мелодию. Тогда она понимала: её бездна не пуста. Она звенит, как хрустальный бокал, и ждёт, когда кто-то наконец услышит этот зов. Анна всегда была не такой как все, когда она входила в комнату, воздух начинал звенеть. Не метафорически – физически. Частоты, не уловимые обычным ухом, но ощущаемые кожей, начинали резонировать в такт её шагам. Лампы горели чуть ярче, тени становились прозрачнее, а у людей, даже самых угрюмых, непроизвольно расправлялись плечи. Учёные, если бы они могли её измерить, назвали бы это "аномальным повышением когерентности биополя окружающей среды". Но люди просто говорили:

– Это Анна. С ней светлее!

Она не излучала счастье – она была его катализатором. Её смех – лёгкий, чуть хрипловатый – запускал цепную реакцию: кто-то подхватывал, кто-то просто невольно улыбался, а кто-то вдруг осознавал, что держал в груди камень, а теперь его нет. Почему? Возможно, дело было в её редкой структуре ДНК – в тех самых "спящих" генах, которые у обычных людей молчат, а у неё тихо пели. Или в том, что её нейроны вырабатывали на 17% больше окситоцина при контакте с живыми существами. А может, всё было проще: она умела видеть. Не глазами – тем, что глубже. Когда Анна смотрела на человека, она неосознанно находила в нём точку сборки – ту самую, где сходятся страх и надежда, боль и сила. И касалась её – не руками, а вниманием. И тогда в людях просыпалось ощущение, будто их только что обняли после долгой разлуки. Но главное – она не знала о своей силе. Она просто была. Шла по улице – и прохожие начинали идти чуть бодрее. Садилась в кафе – и даже горький кофе казался слаще. Брала в руки случайные предметы – и те, казалось, начинали тянуться к её теплу.

Кальмары ненавидели её за это. Потому что тьма не может переварить свет – она может только бежать от него.

А Хранители… Хранители смотрели. И впервые за миллионы наблюдений – начинали надеяться.

Анна открыла глаза в предрассветной синеве. Первое, что ощутила – тяжесть в висках, будто всю ночь не спала, а перетаскивала мешки с песком. Голова гудела, тело ныло, а в горле стоял горький привкус – не то усталости, не то забытого кошмара.

"Кто такая Ханна?" – спросила она у потрескавшегося утреннего неба.

Её видения были настолько живыми, так плотно впивались в кожу, что казалось – это не фантазии, а вырванные страницы чужой жизни, прожитые в параллельном мире. Анна потрогала запястье – нет, не исчезла. Вот родные веснушки, вот складки на простыне, вот знакомый скрип паркета под босыми ногами.

Окно. Дождь. Суббота. Казалось бы, некуда спешить. Но ноги сами понесли её к тому самому кафе в парке – точь-в-точь как в видениях. "Эллипс" – вывеска блестела мокрыми буквами. Она уже направилась к скользким ступеням, поправляя зонт, когда…

Грохот, странный всплеск и душ из ледяной воды. Раздался резкий скрежет тормозов, когда серебристый кроссовер с ревом остановился, подняв фонтан брызг. Дверь распахнулась еще до полной остановки машины, и оттуда буквально вылетел мужчина, забыв даже выключить зажигание. Его кожаные ботинки шлепнулись в лужу, брызги разлетелись во все стороны, но он, казалось, этого даже не заметил.

– Боже, боже, боже! – бормотал он, судорожно вытирая ладонью лоб, на котором выступили капли пота. Его длинные ноги неловко переплелись, когда он резко изменил направление, спеша к Анне. Одна рука была протянута вперед в жесте извинения, другая беспомощно хватала воздух, будто пытаясь поймать ускользающие слова.

– Я… я не видел… то есть видел, но слишком поздно… – голос его срывался, становясь то слишком высоким, то неожиданно низким. Он сделал шаг вперед, но его правая нога соскользнула с мокрой брусчатки, и он едва не упал, комично размахивая руками, как начинающий фигурист. Когда он наконец подбежал к Анне, его дыхание было прерывистым, а рубашка – мокрой не только от дождя. Он стоял перед ней, сгорбившись, словно ожидая приговора, его пальцы нервно теребили мокрый подол пиджака.

– Вы… вы не… я имею в виду… давайте я… – слова путались и наезжали друг на друга. Он вдруг резко наклонился, доставая из кармана носовой платок, и при этом нечаянно толкнул ее сумку, которая со звоном упала на мокрый тротуар.

– О нет! Нет-нет-нет! – он буквально рухнул на колени, торопливо собирая рассыпавшиеся вещи. Его пальцы дрожали, когда он поднимал пудреницу и ключи, роняя их снова и снова. Подняв голову, он посмотрел на Анну глазами, полными такого искреннего ужаса, что это было одновременно и трогательно, и смешно.

– Я… я куплю новую! Все! Все что угодно! – он вскочил, забыв, что в руках держит ее помаду, и нечаянно размазал ее по ладони, покрыв пальцы ярко-красными пятнами. Заметив это, он замер, уставившись на свои руки с выражением человека, который окончательно понял, что день сложился катастрофически.

Анна замерла, ощущая, как ледяные капли стекают по лицу, затекают за воротник, оставляют мокрые дорожки на шёлковом платье. Но не это заставило её сердце бешено забиться.

Перед ней стоял Он. Тот самый. Из видений.

– Боже мой! – Мужчина в промокшей рубашке метался как ошпаренный, размахивая руками с такой энергией, будто пытался отряхнуть с неё не только воду, но и весь этот нелепый случай. Он нервно теребил прядь тёмных волос, на которых тоже блестели капли. – Пожалуйста, давайте я вас приглашу в кафе? Обсохнете, согреетесь… Я угощу вас кофе, десертом, чем угодно!

Его глаза – серо-голубые, как море перед штормом – смотрели с такой искренней виной, что Анна невольно улыбнулась.

– Ну… если вы настаиваете, – она сделала шаг и тут же поскользнулась на мокрой плитке.

– Осторожно! – Мужчина подхватил её под руку с такой стремительностью, что сам едва не упал. – Вот чёрт… То есть… простите за выражение…

В кафе он носился как ураган: усадил её за самый уютный столик у окна, выпросил у официантки плед, заказал "самый лучший капучино в городе" и три вида десертов ("а вдруг вам не понравится один?"). Пока Анна вытирала лицо салфетками, он продолжал извиняться, размахивая руками так выразительно, что чуть не опрокинул стакан с водой.

– Я вообще-то океанолог, – вдруг сказал он, нелепо опуская глаза. – Должен бы лучше разбираться в жидкостях и их… э… траекториях.

Анна вдруг рассмеялась. В голове вертелась абсурдная мысль: "Вы так давно морочите мне голову в моих видениях, что теперь просто обязаны на мне жениться".

– Ну вот, наконец-то! – Он заулыбался, будто получил Нобелевскую премию. – А то я уж подумал, вы в шоке… Хотя, конечно, после такого…

Он продолжал говорить что-то о своей невнимательности, о том, как сегодня спешил, о том, что вообще-то не такой рассеянный… Но Анна уже не слушала. Перед ней стоял человек из её видений – тот самый, с китами и странными песнями. И теперь он нервно крошил круассан, рассказывая что-то о приливах и отливах.

Когда они вышли, дождь уже стихал. Анна вдруг протянула ему визитку:

– Звоните, когда разберётесь со своими китами.

Он замер с открытым ртом, затем судорожно полез в карман:

– Я… вот… – и сунул ей мятую карточку: "Андрей Дмитриевич Морев. Океанограф. Кандидат наук."

Анна повернулась уходить, но на пороге обернулась:

– До встречи.

А дождь всё шёл – мелкий, назойливый, стирающий границы между видениями и явью.