Откровение

Пролог

Я приземляюсь в аэропорту Москвы, в потрепанной и выжженной солнцем футболке и шортах, с листом бумаги заменяющим мне заграничный паспорт. До центра Москвы пришлось добираться автостопом. У меня не было ни денег, ни документов, ни телефона, все было оставлено в Индии, в которой я прибывал паломником пол года и последние дни нахождения в ней, спал у посольства на улице, для того чтоб мне выдали справку на вылет. Добравшись до центра Москвы, я бродил по московской брущатке, наслаждался архитектурными видами, суетящимися прохожими, арбатскими запевалами и беззаботностью времени. Состояние нищеты и отсутствие возможностей важно для людей озабоченных этим состоянием, человеку ищущему иные ответы и размышлениями в себе, такое наличие обстоятельств не вызывает дискомфорта. Что во мне вызывало состояние скрытого недоумения, так это то что Москва стала другой. В тот раз, когда я улетал из нее в Индию, оставляя карьеру, квартиру в центре Москвы, высокую зарплату и определенность бытия, она не казалась мне такой одинокой. В этот раз упорядоченный хаус столицы, нес в себе лишь слабый отблеск безумия, безумия в котором и есть жизнь.

В состоянии утомляемости, присев на корточки в переходе метро, я уснул. Проснулся от толчка в плечо, женщина протянула мне сторублевую купюру и молча пошла дальше. Я и не успел понять что произошло и благодарности тоже не высказав взял, встал, разлепил глаза полностью, осмотрелся и увидел газетный киоск, в котором продавались лотереи и на все деньги приобрел счастливый билет. У случая не было шансов обойти момент стороной, и стоять на месте человеку ищущему, жизнь не позволить. Как через участников в наличии сознания вселенная осознает саму себя так и через момент случая идущего- жизнь течет и движется. Выиграв сумму достаточную на проезд в Санкт- Петербург, приобрел билет на самолет и полетел. Летел по наитию в понимании что там вместе с творчеством города, наличием безумия у людей, есть и возможность найти знания необходимые в заполнении разрушенных прошлых убеждений и взглядов. Встретившись с другом, в первый час нашего общения, получил предложение грабить банки и конечно же согласился. Возможно этот момент событий стал отправной точкой к дальнейшим событиям: побег от тюремного заключения, рабство в Афганистане, убийства и любви. Ну начну свой рассказ с того момента, где и этот момент начала брал свое начало.

Перемена

Какой-то необычной судьбы или положения с рождения я не имел и может даже все иначе, сама судьба предрасположена была на скучную, однообразную, а может и вовсе недолгую жизнь. Но моя романтическая основа и чувство прекрасного, вкупе с любовью к жизни изменили ход судьбы и пошло все тропой романтики, авантюр и любви.

К восемнадцати годам, меня дважды отчислили из образовательных учреждений. Сначала отчислили из школы за плохую успеваемость по русскому языку и литературе, а затем и из техникума за не посещаемость. Особых горестей на сей счет не испытывал и свою отправку в армию воспринимал как должное. Худощавого телосложения, ростом последним в любом строю, при этом интеллектуально сам по себе был развит хорошо и за счет возможности придумывания идей в обогащении солдатской жизни, занимал среднее значение в армейской иерархии. Мы прошли первые пол года учебной подготовки и нас отправляли дальше- в войска. Группой солдат мы отправились в Читу, с нее начиналась пересылка по разным родам войск. В этом пересылочном пункте, в холодных бараках находилось больше нескольких тысяч человек. Мы оказались своей группой из двадцати восьми человек, в одном таком бараке, в расположении которого находились двухъярусные шконки, бетонный пол, деревянные скамейки и примерно триста человек. Среди общей численности людей, особо выделялись объединенные в одну группу, лица кавказской национальности. Держались они претенциозно- нагло и более того, своей группой- человек пятидесяти, подходили к той или иной компании и забирали все что пожелают, вплоть до одежды и отпора им совершенно никто не оказывал. Чаша сия не минула и нас, окружив нас плотным кольцом: крепкие, бородатые мужики, нарочито демонстрирующие ножи, начали снимать с нашей компании одежду и личные вещи. У меня никто ничего не просил, да и одежда моя явно не подходила никому из них по размеру, и потому оскорбленности за себя не испытывал, а коллективное унижение глубоко переживать и ощущать не мог, потому как сам коллектив не поднимая глаз с полу, что-то невнятно проговаривая отдавал ту или иную вещь или одежду. Бог его знает почему, может потому как я стоял молча и просто за всем наблюдал, не опуская глаз в пол, а может и действительно понравилась моя деревянная расческа торчащая из нагрудного кармана и один из горцев ее взял пальцами и с кавказским акцентом сказал- давай ее мне. Переговоры и договоренности, в тот момент не имели никакого смысла, и если была возможность это действие остановить, то только демонстрацией силы. Стоит учесть, что это только сейчас рассуждаю с холодным умом, в тот момент, в моей голове не возникло и мысли,. Я рефлекторно защищая свое достоинство схватил лавочку двумя руками и начал крутится как «волчок», целясь своим новым орудием им в лицо и при этом неистово кричал. Я смог обернутся таким образом раза три, все отступились от нас, успели оправится от такого отпора и самый старший из них крикнул громко «Стой!», перебивая мой гортанный вопль и негодование с угрозами летящих в мой адрес от кавказских бойцов. Я остановился, поставил лавочку и должно быть мои глаза выражали непреклонность в сдаче и ярость, потому как дипломатия между ними и мной состоялась. Меня пригласил выйти наружу тот самый коренастый и бородатый кавказец останавливающий меня криком. Вышел я один, в очередной раз меня обступили со всех сторон кавказцы и хоть и были подначивания и смех, но угрожать уже никто не стал. Мы договорились, что ребят с которыми я прибыл никто трогать не будет, а мы в свою очередь мирно ждем своей отправки. Условия были шикарные, потому как мы на большее не претендовали да и желания у нас такого не возникало и конечно я пожал руки на таких договоренностях. Я уж было посчитал, что этот прецедент мог обернутся общим бунтом со стороны других групп, но никакого отпора от других ребят не было, а нас кавказцы обходили стороной, будто нас и не было вовсе. Я стал в некотором смысле героем для своих, все вещи нашему коллективу вернули и многие из наших шуткой обращаясь ко мне проговаривали произошедшее. Но были и другие, те кто меня возненавидел, их было немного, но они были. Возненавидел за свою собственную слабость, ведь если бы смирение высказали бы все и все бы подчинились, то и их гордость не страдала, а так выходит, что отпор дать можно было, но страх не позволил, а значить те кто считал себя не трусами, трусость свою увидели именно только потому что самый щуплый смог дать бой, и забыть случай уже было тоже нельзя. В силу того что переложить вину на случай было невозможно, то виноватым в их глазах был я. Я пробыл там еще сутки и меня отправили по месту моей дальнейшей службы. Оставшиеся служба протекла однообразно- скучно, изменения произошли лишь в моем росте от ста пятидесяти семи я набрал до ста семидесяти пяти сантиметров и по окончанию службы, я отправился по месту рождения- север.

Спустя год жизни на севере случился первый поворотный сюжет, который мог сильно изменить мою судьбу и сделать ее менее прозаичной.

Мое окружение представляло из себя тюремное сословие и одним из вечеров, мы крепко пили водку, у меня дома. Как это обычно бывает, водка закончилась и вместе с одним товарищем, мы отправились за следующей порцией алкоголя. Уже у магазина, к нам прицепились молодые люди и стали словесно задирать, времени прошло немного и молодые люди добились чего хотели- нашего внимания. После объяснений что так вести себя нехорошо, и выхода в позицию нашей доминации, один из молодых людей был взят мной в качестве заложника, а других мы отправили за деньгами, в качестве выкупа за этого молодого человека. Деньги у нас были, но простить оскорбления в свой адрес я не мог позволить ни себе, ни им. Озвучив им адрес, куда требовалось принести деньги и уже группой из трех человек, с нашим подневольным товарищем мы отправились дамой продолжать пить. Прошло часа три, водка в очередной раз закончилась. Направляясь вновь в магазин, я зашел в спальню и даже слегка удивился неизвестной мне персоне сидящей на диване, а потом вспомнил историю произошедшую в прошлую прогулку и понял, что денег никто не принес, а наш заложник так и просидел на диване все это время, боясь шевельнутся. Отправив его дамой, я пошел в очередной раз в магазин. Я был настолько пьян, что когда вернулся к дому с покупками, то лишь иронично улыбнулся трем стоящим у подъезда полицейским машинам, а поднимаясь по ступенькам и осматривая выстроенных по всей лестнице от третьего этажа до пятого людей в балаклавах лишь приветливо им улыбался и здоровался. У меня и мысли не возникло, что все эти крепкие ребята приехали ни на вечеринку, а по наши души. Мысли, что они приехали за мной, не возникало кажется и у них, таким беззаботным и спокойным я был, что они меня молча осматривали взглядом и пару человек даже поздоровалось кивком в ответ. Уже находясь у самой квартиры и вставляя ключь в замочную скважину, под взгляды все тех же полицейских я начал понимать что здесь какая-то история связанная именно со мной, потому как они как-то начали оживать и переглядываться именно в тот самый момент когда я открывал свою квартиру. И да, я совершенно в этот момент не ошибся- «они пришли за мной», и утвердился в этом понимании вместе с ударом по моему затылку. Пакет с водкой пропев канонаду смерти начал раскрашивать бетонный пол в мягкий цвет, следом последовал шквал ударов по всему телу и вот я уже лежу на пропитанном водкой бетоне, силясь понять «что происходит», мгновение и меня уже несут вниз за руки и ноги. Лишь мельком смог увидеть, направляя голову назад, что там за мной, выносят и остальных людей с которыми мы еще пол часа назад пили водку и смеялись. Нас всех привезли в отделение полиции, и начались допросы.

Холод пробежал по моей спине, в тот момент когда молодой следователь озвучил мне статью, связанную с похищением человека и срок, внушительные пятнадцать лет грозили нам за нашу легкомысленную авантюру. Меня стошнило, благо руками закованными в наручники я притянул к себе мусорное ведро и опражнился в него, иначе свои перспективы найти проявление лояльность к себе исчезли бы вовсе. Кажется в этот момент я полностью протрезвел и поднимая голову, единственное что смог проговорить:

-Неожиданный поворот событий.

В ответ услышал вопрос.

– Вы его били?

– Нет

– Деньги или вещи забирали?

– Нет

– Вы родились в рубашке, можете считать что жизнь вас уж очень любит если ты мне не врешь. А если уж врешь, так я сам лично тебе физическую трепку устрою, за то что посмел соврать. И свои пятнадцать ты обязательно тогда получишь.

Я молча выпучил на него глаза.

Он открыл мне уголовный кодекс и дал прочесть статью, в конце которой была сноска: в случае, если к заложнику не применялись насильственные меры и он был добровольно отпущен, действие статьи аннулируется. Я тряхнул головой, выдохнул и повторил

–Никто не трогал.

Была очная ставка, на которой мои слова подтвердились. Отпускать нас сразу не думали и в качестве воспитательной меры дали по пятнадцать суток. Что там пятнадцать суток, по сравнению с пятнадцатью годами. Именно в такие моменты видимой разницы мы и считаем что держим удачу за руку и меньшее зло, которое нам выпало взамен большего уже рассматриваем вовсе ни за зло, а во благо.

Меня посадили в одиночную камеру, в то время как остальных держали вместе. Мне показалось, что таким образом ужесточают наказание, ведь я являлся главным действующим лицом истории. На следующий день, ко мне в камеру зашел тот молодой следователь и дружеским тоном проговорил: «С твоими подельниками все ясно, ни сегодня так завтра свои пятнадцать лет они получат. А тебе это зачем? Ты умный парень, ни губи себя. Это я тебя отдельно от них посадил. Посиди- подумай.», и ушел. Я начал задумываться над своей жизнью да и что мне было делать, в камере был я, два двухъярусных шканоря и окно с решеткой. Думал над возможностью которую получил, над словами следователя который не имел к моей жизни никакого участия, но суть его человеческая, все таки хотела меня как-то оградить и защитить. Я не думал в каких-то деталях, просто понимал, что то что есть, действительно никуда не годится и надо что-то менять, а что и как совершенно было не ясно.

Я не просто так поднимаю в моменте повествования незначительные сюжетные линии своей жизни, а для возможности читателя отследить динамику перемены личности и судьбы. Случай казалось бы имеет свою серость в рассказе, лишь потому как в заключительном эпизоде не несет концентрированного сюжета, а значить и представляемое о нем может иметь характер бессодержательный. В этом случае тюрьмы я миновал, но тем и сильнее сам случай, что он несет в себе действие освободительное, а вместе с ним и начало свободной мысли в перемене личности. И эти перемены начались с того, что сразу по выходу с суток, я собрал сумку и отправился в Москву.

Становление.

Не знаю, существуют ли люди которых Москва принимает радушно и сразу предоставляет им шанс постичь ее комфорт и перспективы, но меня она совершенно не щадила. В Москве у меня никого не было, да и денег тоже в своих запасах не имел и потому, по прибытию в столицу устроился сторожем на замороженной стройке на которой и поселился. Сколоченный топчан и фанера заменяли мне кровать и матрас, рюкзак был использован в качестве подушки. Полы бетонные, отопления не было и каждый день, я засыпал и просыпался в едком от холода помещении, напоминающий более холодильник нежели чем жилое помещение. Питание мое представляло из себя скудный ассортимент состоящий из некондиционных остатков и в лучший день, в товарах продаваемых по акции. Мне приходилось работать: грузчиком, уборщиком, строителем, раздавать листовки у метро, продавать саженцы и в целом я брался за любую работу чтобы выжить. Приходя в свое логово, у меня не было сил на то чтобы выразить недовольство своим пристанищем, я добирался до кровати и падал без ног. Воскресный день являлся для меня праздником, именно в этот день я отправлялся в баню, чтобы смыть с себя весь смог и грязь которые въедались в меня за трудовую неделю. Вещи стирал на стройке, в тазике холодной воды, которую приходилось приносить от жилого дома стоящего рядом, а умывался со шланга ведущего в сливной бачок унитаза являвшимся единственной сантехникой которая была на всей стройке. Был унитаз лишь потому как вакансия сторожа все таки была в штате и обеспечить туалетом была необходимость, но вот проживание сторожа никто не рассматривал и остального сервиса под проживание заложено не было. Отложить денежные средства для переезда в более благополучные условия возможности у меня никакой не было. Причиной являлись карточные игры, в большей степени покер. Не то, чтобы я был азартным, а по сформированному внутреннему устою в понимании жизни. Я считал, что работая и откладывая рубль к рублю, копеечка к копейке хоть и дает возможность в накоплении, но самой жизни в дыхании полной грудью как таковой и не видишь и потому пытался выиграть одним разом и получить всю жизнь целиком. Мои старания являлись тщетными и от месяца к месяцу, от года к году, продолжая жить на стройке, я не оставлял надежды на крупную победу. В вечном круговороте событий не меняющихся обстоятельств я прожил три года.

 Одним днем, разгружая машину с товаром в офисе иностранной компании, спросил у принимающего выгрузку: «Как к вам устроится?», спросил шуткой, в деликатном поощрении его места работы. Он на меня оценивающе посмотрел и сказал- приходи завтра, на собеседование, будь к восьми утра, может и возьмут тебя к нам, я поговорю чтоб пособеседовали. И я был! Я максимальным образом постарался одеться соответствующе, но с учетом отсутствующих финансовых возможностей, брюки пришлось купить детского размера, потому как денег хватало только на них. Как я ни старался слиться с работниками суетящимися по офису, у меня ничего не выходило, я чувствовал себя глупо в брюках «малышок», но пренебрегая стыдом, стоял и ждал своего часа собеседования и дождался. Меня пригласили в шикарный кабинет двое мужчин, одетые настолько идеально, что за свой наряд я покраснев почувствовав жар по всему телу. Я и не смел поднял глаз во время приветствия и как мне указали на кожаное кресло, за дубовым столом так не поднимая глаз и боясь осмотреться в него и сел. Боже, после сна на фанере, жизни в полном дискомфорте, в принятии душа водой из сливного бачка унитаза, в мечтах изменить свою жизнь, оказаться в кожаном кресле- часть счастливой жизни. Не смогу пересказать диалога, потому как для меня все происходящее внутри было сплошным потрясением и я лишь отчетливо помню, что не имея проблем с дикцией, некоторые ответы давал заикавшись. Так мне не хотелось упустить момент возможности, что от этого внутренне меня сдавливало. Во мне видимо обнаружили потенциал работника, потому как после непродолжительного собеседования вынесли вердикт- принят. Я был на седьмом небе, все равно что после прохождения мытарств попасть в рай, да и зарплата была положена такая, что о таких деньгах даже в своих представлениях лучшего и не мечтал. Денег по подсчетам хватало на жизнь без ограничений с возможностью покупки квартиры в видимом времени, а значить играть мне больше не требовалось, потому с карточными играми, с новым местом работы я завязал окончательно.

 С первой зарплаты переехал в лучшие условия жилья, прикупил пару костюмов, перестал смотреть в магазинах ценники на продукты, смог позволить сходить в кафе и кинотеатр, что для меня было небывалой роскошью которую не мог позволить себе в течении предыдущих трех лет. Я отдавался работе полностью и в течении года достиг высоких результатов с двухкратным повышением по карьерной лестнице. В следующий год, меня повысили еще. Я приобрел аттестат об окончании одиннадцати классов и поступил в институт. Квартира в Москве, машина, рестораны, лучшая одежда, красивые женщины, я ни в чем себе не отказывал и получал все желаемое. То что являлось моей мечтой в состоянии нищеты, теперь было банальностью, но к моему сожалению к концу второго года перестало приносило должного удовлетворения. И даже перспективы дальнейшей карьеры не возбуждали во мне тяги к дальнейшей такой жизни. Любой человек, не имеющий таких внутренних потребностей в любви каковы были у меня, получил бы в моем положении счастливую жизнь до самой смерти, с возможностью еще больших улучшений карьеры и жизни. Но судьба, к моей персоне была иная и во мне теплился, а затем и вовсе загорелся ряд недовольных моментов. Через критику мы отдаляемся от объекта критики, чтобы критикуемый момент совершенствовать, как бы заявляя, что знаем как лучше, а то и вовсе что способны на лучшее. Думаю еще здесь, в этом моменте, можно было отказаться от всех этих безумных мыслей и все было бы как у всех: карьера, дом, семья и стабильность. Но и в этом моменте, расскажи мне что меня ожидает: паломничество, нищета, ограбление банков, плен, убийства и прочее, то и тут, скорее всего, я не смог бы обуздать свою волю к познанию, жизни и тягу к искренней любви. Толчком к переменам служат волевые поступки неконтролируемые мыслительной деятельностью либо мысли отправляющие нас к волевым поступкам. В моем случае мысли подкрепились волевым согласием к действиям.

Началось все банально, с недовольства к своим отношениям с девушкой. Я понимал что любви нет и возможно, можно было просто покончить с существующими отношениями и найти свою, с которой бы любовный покой был бы найден, но скорее я чувствовал потребность в любви, к которой был сам не готов. Не готов потому что любить не умел, не любил себя и саму любовь в другом понять не смог бы, а значить и свою любовь в другом человеке разглядеть бы не вышло. На этом и решил, что чего-бы мне не стоило, перемены будут, пусть даже и радикальные. Тем же днем расстался с девушкой, а на следующий день поехал в офис для увольнения. Написав заявление, дал ответы руководству относительно своего ухода, попросил не отрабатывать установленный срок, так как работать совершенно не в состоянии по причине апатии и внутренней депрессии. Руководство вошло в положение и этим же днем я уволился.

Для меня, в тот момент деньги являлись обузой. Я совершенно не отрицал их наличие, но основательно решил, что нельзя постичь глубину сути жизни, если ты хоть чем-то тяготеешь или имеешь. И раз я искал не материальные богатства жизни, то от материальности необходимо было избавится. Нельзя было не рубить так с горяча и основательно. Ведь выходило бы, что все это лишь полумера и не по настоящему, ни до конца. Если я не готов отказаться от всего, то и права получить все не имел. С такими мыслями и приобрел билет в один конец до Индии. Индию выбрал по причине теплого климата, в нем была возможность отречься полностью, скинуть с себя ненужное, уйти в джунгли, спать лицом в песке, страдать, мыслить, размышлять и искать.

Оставалось закончить одно дело- раздать нажитые сбережения: машина, квартира, деньги, все это в моей идеи должно было быть роздано. Надо было найти человека, которому все это принесет счастье. Безусловно, я знал, что в мечтах людей существует вымышленный день, в котором он как божественный дар получает в руки вдруг упавшие богатства. Но, мое решение основывалось не на даре прохожему, а на поиске человека воюющего с нищетой. Видимо мысленно я выбрал прототип прошлого себя, только приехавшего в Москву и борющегося с нищетой и страданиями. Я разъезжал по городу отыскивая в самых злачных местах либо в местах излишни дискомфортного труда человека, который мог бы претендовать на получение мною заработанного. Натыкаясь на того или иного подходящего персонажа, отправлялся вслед за ним и смотрел со стороны где он живет, как проводит досуг и даже с кем общается. Мой интерес был не из праздного любопытства, а в понимании того, что могу ошибиться в выборе, в силу разношерстность общества. Нищета и общее желание денег не являются цензором, в получении этих самых денег и выхода из нищеты. Один человек может быть внутренне беден и нищета явится отражением его личности, которая не приносит ему страданий, ведь он находится в своем естественном состоянии мира и удовлетворен таким течением жизни. В тот момент как богатство личности, в силу своего внутреннего несоответствия внешними обстоятельствами- нищетой, будет приносить страдания носителю внутреннего богатства, заставляя человека бороться с ними, в попытке выйти из мира бедного человека и попасть в свой мир богатства, являющиеся не прихотью, а потребностью личности. Одним утром, я нащупал пульс такого человека, обнаружив средь мусорных уборщиков молодого парня, лет двадцати двух. Я остановился на нем как на нужном для меня человеке из-за одной скрытой, но важной детали- белые носки. Если бы он был офисным сотрудником или работником не связанным с грязью и физическим трудом, в этой детали не явилось бы ничего примечательного, но белые носки для уборщика- патология. Белый цвет требует большей заботы о себе, при этом он отражает внутреннюю чистоту, эстетику и богатство, которое пусть себя еще и не нашло в мире, но теплится внутри. Я начал наблюдать за ним, он трудился очень усердно и не на показ, не там где за ним наблюдает общество, а всегда, в любом месте он был старателен, его честность являлась не социальным обязательством, а самобытным состоянием. После работы он отправлялся дамой и по дороге приобретал лишь еду для себя и кошки. Жил в комнате снятой в квартире бабушки, с которой я проговорил следующим днем представившись работником социального фонда и от нее и узнал все эти и другие подробности. Она характеризовала его как тихого, не пьющего и очень усердного парня, который все свободное время посвящал книгам и подработкам. Выбор был сделан и тем же вечером встретив его у подъезда начал разговор из далека и мелкими деликатными шагами подошел к тому, что нужды его больше нет и завтрашним днем я перепишу на него квартиру, машину и деньги которых должно будет хватить на обучение в институте и какие-то другие жизненные издержки. Молодой человек мне не поверил и со смехом сказал.

–Вы издеваетесь надо мной, у вас какое-то чувство юмора очень странное, будто хотите чтобы я вам поверил. Не могу понять только для чего вы выбрали такое необычное занятие? Что Вы хотите? У меня совершенно ничего нет, я убираю мусор!

Чтобы утвердить его в своих намерениях я достал из кармана портмоне и вынув все купюры протянул ему. Он смотрел на меня нерешительно и всячески отказывался их брать, считая что за эти деньги он должен будет что-то сделать. Спустя пару минуту переубеждения его в том что в моих помыслах нет корысти и злых намерений, я все таки сумел всучить ему деньги и заявив, что завтра к семи утра буду здесь, сел в машину и уехал. Следующим утром, в семь утра я стоял у его подъезда и как только он вышел из подъезда, открыл пассажирскую дверь автомобиля, жестом приглашая его садится. Как только он сел в кресло, то тут же мне сообщил о том, что он попросил бабушку запомнить номера машины и если с ним что-то случится, то она сообщит об этом в полицию. Дав ему договорить, я как-то слишком цинично сказал, что если бы его хотели похитить или совершить с ним что-то негативное, то конечно же не поступали таким открытым образом. Именно этот рациональный цинизм его успокоил и мы поехали пить кофе, а затем отправились к нотариусу. Я полностью как и планировал переоформил на него имущество и по выходу на улицу, перевел ему практически все свои финансы, оставив себе лишь на жизнь до отлета в Индию и там на первое время. Мы с ним согласовали, что в квартиру он заедет после даты моего вылета, а машину забрал прям у дверей нотариальной конторы. Пожав ему руку, я не стал его задерживать и отправился дамой.

До отлета мне оставалось пару дней, их я провел за чтением Байрона «Манфред» и «Корсар». В день вылета, взял рюкзак с одеждой лишь за тем, чтобы на пограничном пункте Индии не вызывать подозрения, я должен был сойти за обычного туриста.

Красная черта.

На пункте досмотра сообщил пограничнику о том, что цель моей поездки туризм и я собираюсь на Гоа. Офицер хлопнул штемпель в мой паспорт и проговорив «Добро пожаловать», пограничная застава перед мной отварилась. Переступив порог выхода из аэропорта, я почувствовал жару и если бы не имел встроенного иммунитета к повышенной температуре, то скорее всего, там на выходе из аэропорта получил бы нокаут и все мои замыслы пошли бы прахом, но мой организм быстро адаптировался и удар на выходе в солнечное сплетение, прилипшая рубашка от пота и потерявший сознание метрах в десяти от меня турист летевший со мной одним бортом лишь это сообщало мне, что здесь нестерпимо жарко. Помимо жары, в Индии есть еще одна особенность- специфический запах. Никогда прежде я не чувствовал смеси такого количества ароматов в одном флаконе и будь я парфюмером, то с большим любопытством попытался бы расщепить этот стойкий индийский аромат. Он содержал в себе должно быть больше миллиарда оттенков: от человеческого пота, гари, лактозы, фруктовых ароматов, мусора, всевозможных масляных запахов, специй, аммиака выжженного солнцем и прогретого песком до температуры тления. Его невозможно забыть и воссоздать на другой части земной карты тоже не получится, этот запах принадлежит Индии, он часть нее.

По выходу из аэропорта, я приступил к воплощению своего замысла в жизнь и стал искать такси, чтобы добраться до железнодорожного вокзала. В поиске машины скинул нищему просящему милостыню свой телефон и портмоне, отсчитав несколько купюр для того чтоб доехать до места назначения. Следующему бедняку положил свой рюкзак с вещами и прыгнул в стоящее у обочины такси, направляя водителя на вокзал. Мой план был доехать до Ришикеша и там начать свой путь. Когда происходят новые действия, то всеми силами пытаешься проникнуться ими, поездка по Индии не стала для меня исключением и наблюдая из салона автомобиля за движением обнаружил разнотипное общество: здесь были нищие, йоги, богатые персоны, люди одетые в европейский стил, наряженные в традиционную одежду, коровы, собаки, крысы, лачуги, небоскребы, рынки, магазины, все что можно и нельзя представить- было в Индии. Индия пестрила разнообразием и казалась уникальной вселенной с обложки комиксов. Даже после Москвы, Индия для меня явилась достаточно шумной страной, но уже на вокзале, я настолько свыкся с этим гамом, что на него не обращал никакого внимания. Простояв тысячекилометровую очередь, я приобрел билет до пункта назначения- Ришикеш и отправился на платформу ожидать поезд. В ожидании продолжал наблюдать за обществом: залазящими в поезда и просто расхаживающими по вокзалу, пробегающими перед поездами, будто инстинкт самосохранения у них отсутствовал вовсе, люди носили на своих головах чаны, корзины и прочую утварь, здесь были все, включая заклинателей змей. С учетом того, что я являюсь белым человеком, меня всячески атаковали своим вниманием бродяги, дети, женщины, а также с пристрастием вглядывались и многие мужчины. Как некая достопримечательность я простоял до прибытия поезда и ожидая, что в поезде у меня появится возможность отдохнуть, садился в него с некой надеждой спокойствия. Каково было мое удивление, когда уже на входе, в тамбуре обнаружил десятки людей, сидящих на корточках, на простыне облокотившись о стену тамбура, а кто-то и вовсе свернувшись калачиком спал. Мне стало еще более любопытно что внутри и нырнув в сам вагон понял, что спокойной поездки у меня не получится, людей было столько, что яблоку негде было упасть буквально. На втором ярусе сидений, друг на друге сидело человек по семь, на нижних полках людей было значительно больше и при этом они так гармонично восседали, что казалось что так и должно быть. Внизу между сиденьями на полу расположилась мать держа на руках младенца, а между ее ног сидел еще один малыш, а весь проход и любой сантиметр пространства был обязательно занят кем-то. Я даже не стал пытаться пролезть глубже в вагон потому как это было невозможно! Но как только я так решил, то тут же опровергая мое мнение, в вагон зашел торговец бананами. На его голове стояла огромная корзина и он как ловкий циркач пробираясь сквозь людскую чащу, одной рукой доставал из корзины бананы протягивая их покупателям, а другой собирал деньги за выданный продукт и его казалось ничего не смущает, но что более странно его движение заставляющее людей вдавливаться друг в друга не смущало и их самих. Я наблюдал за ним пока он совсем не скрылся в людском массиве, а затем я вышел в тамбур и там прижавшись к стене обратил свой взор в окно несущего поезда. За окном была соткана абсолютная нищета из свалки на которой располагались целлофаново-коробочные лачуги, рядом с которыми купались в грязной жиже дети, среди них находились коровы, кошки, крысы и собаки. Рассматривая нищее население и их образ жизни по неволе начинаешь им сочувствовать и рождается желание как-то им помочь. В невозможности помощи на меня нашла тоска, боль и грусть за жизнь этих людей и уже осознанно, чтобы не испытывать муки сострадания я отвернул свой взгляд от окна и смотрел в стену напротив, у которой спала женщина. Во взгляде в стену я наблюдал только свои отчаянные попытки найти такой жизни объяснение и в оценке счастливого случая тому, что я родился не среди этой нищеты.

Через пару часов, людей в поезде стало значительно меньше и я улегся в освободившимся пространстве тамбура и тут же уснул. На станции Ришикеш меня разбудил какой-то мужчина, улыбающийся во все свои двенадцать зубов красного оттенка и качнув ему головой в знак благодарности, я вышел в город. Я знал куда иду- в сторону Гималаев, решив что в этой прогулке смогу найти одиночество и ответы на вопросы которые я еще не знал и даже не догадывался. Проходя по мосту Рам Джула, я выкинул в Гангу свой паспорт и остатки денег. И уже совершенно пустой, без возможности сделать обратный ход отправился дорогой в направлении лесного массива джунглей. Не могу точно сказать как долго я шел, но город за моей спиной скрылся, после чего я свернул в направлении джунглей и уже непосредственно в них, где нет признаков жизни человека, средь сени деревьев и прыгающих мартышек наткнулся на деревянную лачугу стоящую в полном одиночестве. Меня встретили лаям три щенка сбегающие сверху от хижины ко мне, рассматривая мохнатых друзей умиление наполнило меня и я улыбаясь протягивал им руки, в знак своего радушия, но они лишь бегали виляя хвостом и желания быть поглажены и не проявляли. Уверенным шагом я направился к дому от которого они бежали. Приближаясь к избушке отшельника я увидел старика сидящего в позе лотоса, одетого лишь в черной футболку и черные трусы. Я шел к месту его восседания и поднявшись совсем вплотную обнаружил, что дом стоит посреди огромной поляны конопли, а у входа в сам дом были выкопаны две ямы, где одна являлась емкостью для разведения костра, а вторая алтарем. Отшельник совершенно не разговаривал, лишь издавал протяжный звук «Ом», причем издавал он его постоянно и всегда. Радушным взмахом руки он пригласил меня сесть за стол, который представлял из себя вытоптанную поляну. Я не смел отказать ему в гостеприимстве и конечно безоговорочно сел за стол и первым делом получил от старца в свои руки трубку Шивы. Пока я разбирался с курительным аппаратом, старик скрылся внутри дома. Первый раз в своей жизни я получил неописуемое бескрайнее спокойствие восседая в этой отшельнической обители и наблюдая как внизу вороным конем бежит Ганга, а средь густо населенных пальм птицы щебечут свою трель переговариваясь друг с другом и обезьяны прыгающие от одной пальмы к другой казалось таким образом находят свое радушие к новому гостю в моем лице. Спустя минут тридцать, отшельник вынес две миски на которой находился рис и бананы. Я с большим удовольствием вкушал эту пищу богов и даже в моменте поглощения еды продолжал созерцать волшебный мир джунглей. В какой-то момент, старик вынес очень древнее радио из которого доносилась музыка «Битлз». Уже под музыку я закончил трапезу и кивком головы указывая на поляну, вопрошая у старца разрешение на возможность лечь, он жестом руки указал на свободную площадь и как до моего прихода вновь расположился в позе лотоса и смотрел на бегущий Ганг. Уже лежа я думал, что возможно, этот монах был когда-то хиппи и на всю катушку отрывался на Гоа, а со временем в изменении взгляда на жизнь, решил постигать Бога в своем одиночестве в джунглях, за такими мыслями, глядя в небо и осязая конопляный аромат я уснул. Проснулся с рассветом, вместе со мной проснулись щенки и поиграв с ними, не став дожидаться когда встанет старик и не позавтракав отправился гулять по джунглям. Я не искал какой-то цели, ровно как и не ставил себе никаких задач, а просто шел наслаждаясь видами. Казалось я не шел, а катился, перебирая на манер мартышек своими руками пальмы. Кто бы знал, что в праздной прогулке по джунглям можно не заметить как бежит время и к моменту захода солнца мне стало понятно, что забрел я глубоко не помня обратной дороги и наверняка не сумею вернутся до ночи. Решение было принято заночевать там где я уже находился. По звуку бега Ганга можно было определить где находится водная гряда из которой можно напится. Спустившись к воде, утолив жажду и начал искать место для ночлега. Его себе определил меж двух валунов стоящих близ берега Ганги и создав из хвороста лежанку нырнул в свою природную гостиницу созерцая звездное пространство и в таком положении уснул. Проснувшись ночью, я решил побродить по берегу реки, но не сделав и десяти шагов, увидел свет фонаря, там в глуши джунглей и хоть я и прилетел в Индию, в мыслях одиночества, но полностью одичать еще не успел и мне стало весьма любопытно узнать кто в этом диком крае может находится, а помимо любопытства еще являлась возможность узнать дорогу к той лачуге, где жил одинокий монах. Я начал взбираться по лесному массиву, в сторону света фонаря и хоть звезды и создавали светлый фон в небе, но под ногами не было видно ничего и в какой-то момент, услышав хруст под ногами, а затем и вовсе ощутив пропажу твердыни под ногами я рухнул вниз, собирая своим телом на пути камни и ветки. Я встал, прищурился и увидел над собой сопку метров семи, с которой и совершил свой акробатический кульбит и в этот момент почувствовал как теплая струя катится по моей щеке. В поисках причины кровоподтека нащупал рукой рассечение в области глаза, а также проведя языком по губам понял что губы также разбиты в кровь, подвернутая лодыжка о своей травмированности заявила в момент движения и вместе с ходьбой на меня накатила боль в области глаза сообщая о том, что рассечение достаточно глубокое, а с болью пришло понимание, что дальнейший путь к источнику фонарного света прекращен. Я вновь спустился к Гангу, умылся, сел обдумать происходящее и как быть дальше. Никакого решения принять не смог и определив, что утром будет более понятно, лег снова в свою самодельную кровать и уснул. Я проснулся с восходом солнца и сразу почувствовал боль по всему телу, которое было в ссадинах, а при осмотре глаза рукой, понял что глаз нужно зашивать, потому как кровь за ночь так и не остановилась, а в саму рану уходил палец по корень ногтя. Хромая, я направился в обратную сторону, там где был Ришикеш и прошагав таким образом длительное время вышел на дорожное полотно, по которому возвращался в город. Войдя в сам город, встретил на себе любопытствующие взгляды прохожих, они сбавляя шаг с любопытством рассматривали мое разбитое лицо, а буквально минут через десят кровавой городской прогулки, ко мне подошел мужчина предложивший отвести меня в больницу. В больнице как я и предопределил ранее мне понадобилось наложить швы на глаз. Мужчина оказавший мне содействие в доставке в больницу, оплатил услуги врача и как только договоренности о лечении были достигнуты, похлопав меня по плечу скрылся в дверном проеме выхода из больницы. Врачи меня осмотрели, зашили, ссадины на теле смазали мазью и указав на выход из палаты дали понять, что работа завершена и я могу следовать дальше. Когда я вышел из больницы, то понял, что с подвернутой лодыжкой, ссадинами по всему телу и рассечением на глазу возвращается в джунгли не стану, но денег, паспорта и телефона у меня не было. Не было ничего, но мое желание постигнуть бытие никуда не делось оно осталось при мне, единственные перемены состояли в том, что мне пришлось изменить планы жизни на местности и отменить Гималаи. Оставшись в Ришикеше я начал искать место для пристанища. Я не ел сутки, но при этом был не особо голоден и по большей части меня беспокоила только боль по всему телу, которая не давала мне побуждений к движениям. Еле передвигая ногами, я двигался только для того, чтобы найти место для сна и обнаружив более менее спокойный закуток между домами, расположился в нем и спустя недолгое время уснул. Возможно действительно, ищущим истину благоволит сам Бог, потому когда я проснулся, то обнаружил рядом с собой лежащий пакет с рисом, банан и лепешку. Забегая наперед скажу, что во все свое время путешествий и нищеты, мне ни разу не пришлось просить милостыню, люди или сами мне предлагали еду или оставляли рядом со мной съестные припасы. Если и существуют выходы из зон комфорта, то я нашел самый радикальный и эффективный, потому как с этого моего нового утра в качестве нищего, с еды оставленной мне как бродячему человеку, с отсутствием возможности в покупке билета или звонке друзьям и родственникам, с невозможностью быстрого возвращения дамой и начались мои глубокие перемены личности. Следующие двое суток я почти все время спал, просыпался, ел то что мне оставляли не равнодушные люди, доходил до близлежащего рынка, протягивал кружку которую мне любезно оставила одна женщина, мне наполняли ее водой и отправлялся на свое прежнее место для сна. На третий день я почувствовал себя значительно лучше и решил, что следующим днем отправлюсь в дальнейший путь, только в этот раз решение было принято отправится не дорогой джунглей, а странствовать по Индии. Еще солнце не успело встать в полный рост как я водрузил за пояс кружку отправившись дорогой через подвесной мост Рам Джула, в сторону выхода из города. Первую неделю я шел и рассматривал окружающий мир, спал лицом в песок, смотрел на восход и заход солнца, посещал ашрамы, заходя в деревни, усаживаясь в тени строений или деревьев наблюдая внутренний порядок жизни. Индусы, несли в себе умиротворяющее спокойствие, казалось они никуда не спешили и можно было наблюдать разговор двух или группы людей около часа. В чайных всегда было много народу, а рынки представляли из себя огромный громкоговоритель с тысячью дикторов, где каждый за счет эмоционального фона старался быть громче остальных. В каждом месте меня окружали дети и с любопытством рассматривая в попытках разговора со мной, к сожалению хинди я не знал и потому лишь с доброжелательным видом поощрял их любознательность. За таким незамысловатым временем я провел семь дней.

В дальнейшем пути моя прогулка явилась бы не такой красочной на действия, не имей я внутренних изменений в своих мыслях, но по большей части, после недельного созерцания я стал только ими и занят. Именно мысли заставляют совершать безрассудные, но вместе с тем твердые с характером действия. Мыслей было много, но все они были новыми, инфантильными и неизвестно с чего бы вдруг, но я уцепился за мысль, что только через боль мы постигаем истину и как следствие начал искать саму боль. Мысль казалось бы имеет специфически разрушительный окрас, но вместе с тем и сердцевину рационализма. Сейчас уже не смогу найти корень зарождения самой мысли, потому как в тот момент старый мир, а вместе с ним и убеждения рухнули и образовалась огромная внутренняя пустота желающая себя заполнить. Первым выступил отказ от воды и еды и таким образом, под палящим солнцем я прошел три дня, губы начали лопаться и признаться есть совершенно не хотелось, в то время как пить ужасно и дошло до того, что окружающая действительность начала расплываться и плыть. На четвертый день мне и этого показалось мало и я скинул с себя сланцы. Я шел по горячему как лава асфальту босыми ногами. Чувствовал как асфальт впивается в мясо, как ноги что есть сил заявляют мне что такого не должно быть, что не должен я оглядываясь назад, наблюдать кровавый след на асфальте, но если мысль вошла в фазу убежденности то никакие крики собственной боли не могли остановить убеждения. Таким разрушительным образом я бы довел себя до состояния невозврата, если бы не произошедшая ситуация. Я был в полном изнеможении и проходя по проезжей части на пустынной местности соединяющей города, не видел вокруг ни души, и в какую-то секунду услышал эхом визг тормозов, свет и удар который пришелся мне по касательной в левое плечо и только в этот момент обнаружил свет фар в двух метрах от меня и стоящий автомобиль из которого выбирались люди и бежали ко мне. Я стоял посередине дороги, мужчины из машины добегая до меня начали меня избивать руками и ногами. Никогда прежде я не чувствовал такого равнодушия к ударам. Меня били и каждый старался вложить в удар все свои силы для того чтобы свалить меня с ног, я видел в их взгляде и оскале ярость и злость, но я стоял и как безумный смеялся и в один момент как по команде они остановились. Хоть кровь на лице была у меня, но опустошенными и проигравшими казались они, они смотрели на меня, переглядывались друг с другом и не понимали как дальше поступить. Ситуацию спасло то, что в один момент, рядом с их автомобилем остановилась полицейская машина и мужчины громко, перебивая друг друга начали рассказывать полицейским историю случившуюся в этом месте, после чего селе в свою машину и уехали. Полицейские осмотрели меня, посадили в автомобиль и увезли. Как только я оказался на заднем сидении сразу уснул. Проснулся от того, что меня толкали в плечо, это были те же полицейские, а за их спинами стояла женщина в белом халате. Я был настолько уставшим, что молча прошел за врачом, которая отвела меня в палату. Меня осмотрели, вынули нить из глаза, перевязали ноги, накормили и уложили спать. Весь следующий день не вставая с кровати я обдумывал произошедшее. Я осознал, что человек имеющий убеждения любой породы, в том числе и деструктивные, готов и способен идти за этими убеждениями на любой крест либо убийства других и никакая боль, страдания других, никакие удары окружающих и судьбы не способны перевернуть в нем его собственный взгляд на эти убеждения, их перевернуть способен только он сам разобрав свои убеждения на детали и рассмотрев их с точки зрения должного реального. Еще одно знание которое явилось мне аксиомой- я стал мыслить. Мыслил я и ранее, но сами мысли были второстепенными, имеющие связь лишь с объектами моей деятельности, подковерными играми и в направляющей прибыльности. Теперь мысли явились в оторванности от сущего, во взаимосвязи с пустотой, пусть они были в безобразном состоянии, но они были! Спустя четыре дня я полностью оправился и язвенные ссадины на ногах настолько были не значительными, что они мне не приносили дискомфорта и одним днем, отправившись на прогулку я покинул больницу, в своих новых больничных сланцах выданных мне врачом.

С уходом из больницы я шел и казалось совершенно не замечал мир. Окружающая реальность была прежней: солнце, песок, дороги, люди, но поменялся я и мое понимание о том что я изменился, явилось догмой для меня. На вид я тоже был прежнем: лицо, руки, ноги, голос, но изменения были внутренние и глядя вслед, тому ушедшему себя, понимал что нельзя вернуть прошлое, невозможно получить обратно того беззаботно-радостного человека, есть новая реальность и новый я и внутреннее несогласие с изменениями бурлило, било в отчаянном порыве в попытке вернуть прошлое состояние. Было настолько одиноко-больно, что и в голове и в сердце раздавался ни собственный крик отчаяния, а через воспоминания с детских времен на кладбище, когда мы хоронили четырнадцатилетнего друга и крик нестерпимой боли его матери на все кладбище: «Так его же больше нет!». Вот и сейчас, голос его матери звучал в моей голове, в прощании о себе прошлом. Избавится от голоса не было возможности и желания, потому как только он передавал все действенные эмоции в прощании о себе прошлом. Меня начало лихорадить, но причиной явилась не температура или другая хворь, а скорбные прощальные мысли. Продолжать идти я уже не мог и сойдя с дороги, усевшись на песок, смотрел в горизонт, периодически оглядываясь назад как бы в попытке обнаружить хотя бы тонкую нить возможности все вернуть в исходное положение, но возможностей не находил. В безнадежности я упал на спину и вспоминая строки из «Отче наш» начал их проговаривать вслух, повторяя раз за разом, но и они не помогали, внутри все колотилось и разбивалось со страшным треском ломающегося бетона, скрежета метала и бьющегося стекла. В таком состоянии, я пролежал до поздней ночи и уже под утро, совсем выбившись из сил уснул. Новый день встречает новую реальность и боль уже не казалась такой беспощадной, но в голове продолжалась сутолока мыслей, рассматривающих мир под новым углом и с беспощадностью в своей настойчивости переходила из одной в другую. Я шел от города к деревни, от деревни к городу и все время находился на краю бездны: спал на песке, питался тем что оставляли или давали люди, шел под палящим солнцем, но боль являлась не от внешних факторов, а от внутреннего состояния психики и мыслей, разбивающих мое нутро на пазлы.

Одним днем нагрянуло сострадание ко всему живому. Мне было больно наступать на траву, видеть как старики переносят кирпичи на своей голове, как рождается ребенок обреченный в круговороте событий нести свое страдание в борьбе за жизнь, к дереву ожидающего дождя, к людям и животным идущим к часу смерти. Боль пришла настолько неимоверная и нестерпимая, что спроси меня в тот момент, хочу ли я быть убитым через распятие на кресте или линчевание, то в освобождении себя от боли выбрал бы линчевание будучи распятым на кресте. Спустя недели боли я понял, что страдая мы находясь в критическом состоянии боли и быстрее развиваемся тем, что ищем пути решения в нахождении выхода из состояния страдания, а при сострадании пытаемся найти ответ как избавить субъекты от страдания, а вместе с ответами избавляемся от своего страдание и тем самым снижая эгоизм, расширяем собственный разум. Могу заметить, что в тот момент, до конца мне еще ничего не стало ясно, полная картина прорисуется позже, значительно позже.

Мое паломничество в Индии состояло из однообразной формулы: просыпаясь, передвигаясь под палящим солнцем, засыпая на рынке либо вне города на песке или в подворотне и просыпаясь, чтобы снова совершить замкнутый дневной круговорот. При этом внешнем однообразии, внутри меня каждый день сдвигались тектонические плиты в переменах и создании своей новой личности. Всех мыслей сейчас не упомнишь, но моя голова ими была переполнена. Спустя пол года такой жизни, я решил вернутся на родину, в Россию и отправился в Нью-Дели в посольство. Я находился в момент решения в Хайдарабаде и хоть до Дели и было не близкое расстояние, но мой путь явился быстрым, в этот раз помимо пешего шага, я не пренебрегал автостопом и с помощью неравнодушных водителей спустя пять дней оказался в Дели у посольства.

Было четвертое мая, когда я по утру, подошел к посольству, объясняя на входе человеку произошедшее по утере паспорта и что мне требуется возможность вылета. Спустя некоторое время ко мне вышел посол. Он ничуть не удивился моему внешнему виду: вещи которые хоть периодически и подлежали стирки, но беспощадно выцвели на солнце, полугодичная небритость, лицо будто слившееся в песочную форму. Я даже задал ему вопрос относительно моего внешнего вида на что он с улыбкой ответил, что такие как я у него появляются здесь практически каждый месяц. После деликатного разговора он собрал мои данные, взял фамилии и имена родственников которые готовы подтвердить мою принадлежность как гражданина России и попрощавшись скрылся за воротами. Следующие дни я проводил в парке находящегося близ посольства и совершенно не хотел ни о чем думать и как только появлялась любая мысль всеми возможными силами гнал ее от себя прочь, а вечером возвращался к посольству в ожидании вылета и у него спал. Спустя три дня мне была выдана справка заменяющая паспорт и билет до Москвы. Следующим днем, добравшись до аэропорта, я сел в кресло самолета и с бесконечно пустыми глазами прослушивал информацию от стюардессы на предмет как поступать в случае аварийного происшествия. Как только самолет набрал высоту, подозвал к себе стюардессу и попросил принести вино.