Пробудитель. Между сном и смертью

Глава 1. Зыбкое Возвращение.

Белая, безжизненная пустота, казавшаяся Глебу вечностью, наконец отступила, словно по мановению невидимой руки. Она сменилась зыбким, неопределенным состоянием, похожим на переход между глубоким сном и пробуждающейся явью. Больше не было ощущения беспомощного парения в безграничной белизне.

Слабое, едва уловимое чувство собственного тела постепенно возвращалось, словно отдаленное эхо, напоминая о его физическом существовании, словно о тонкой пленке сознания, колеблющейся на границе двух миров. Но внутри зрело твердое, пусть пока и еле ощутимое намерение – вернуться.

Первой, инстинктивной мыслью была связь. Он отчаянно попытался нащупать ментальные нити, связывавшие его с теми, кому он когда-то помог, с теми, чьи сны он когда-то вел к свету.

Лев, с его детской непосредственностью и внезапно обретенными воспоминаниями; Эмма, хрупкая и сильная одновременно, чьи чувства к нему были такой яркой нитью; Тимур, с его рациональным умом, столкнувшимся с необъяснимым; Алексей, чья внутренняя борьба нашла отражение в его сновидениях…

Их образы проносились в его сознании, словно далекие звезды на ночном небе, но связь казалась слабой, неустойчивой, словно тонкие оборванные провода.

Первым, к кому он решил обратиться, был Дмитрий. Последнее погружение в его сознание оставило странный, липкий след, ощущение болезненного контакта и яростного пробуждения, словно незавершенная мелодия, звучащая на фальшивой ноте.

Глеб интуитивно чувствовал, что связь с сознанием гонщика может быть сильнее, живее, возможно, из-за той яркой эмоциональной бури, которую они пережили вместе. К тому же, Дмитрий видел Тёмного Глеба, пусть и в искаженном восприятии пробуждающегося сознания.

Дмитрий мог дать ключ к разгадке – что именно держал в руках его темный двойник, покидая реальность клиники? Ему отчаянно нужен был якорь, какая-то зацепка, чтобы вырваться из этой зыбкой ловушки небытия.

Чтобы добраться до Дмитрия, Глеб понимал, что единственный шанс застать его – в мире сновидений, в той пограничной области сознания, где мысли и образы еще не оформились в четкую реальность. А поскольку Дмитрий был гонщиком, скорость и рев мотора были неотъемлемой частью его сущности.

Образ его любимой красной гоночной машины болезненно всплыл в сознании Глеба, яркий и отчетливый, словно вспышка молнии. Машина… она уже здесь, в этом странном промежуточном состоянии, словно призрак, сотканный из воспоминаний.

Силой мысли Глеб попытался материализовать знакомый салон, жесткое спортивное сиденье, запах бензина и жженой резины, въевшийся в обивку.

Он «сел» на заднее сиденье, чувствуя под собой лишь зыбкую, податливую субстанцию, но упорно воображая упругую кожу и ощущение поддержки спортивного кресла.

Нужно ждать. Но ожидание в этом безвременье было мучительно, каждая минута тянулась как вечность. Чтобы хоть как-то занять ускользающее сознание, удержать его от растворения в серой пустоте, Глеб вспомнил уроки, которые ему давали редкие энтузиасты сновидений, те немногие, кто пытался понять хрупкую и изменчивую природу этих пограничных состояний.

Закрываешь глаза… Он мысленно сомкнул веки в этой бескрайней серости, пытаясь создать хоть какую-то иллюзию темноты. Представляешь помещение или транспорт вокруг себя… Он сосредоточился на деталях: кожаный спортивный руль с удобными выступами для пальцев, длинная рукоятка переключения скоростей с необычной, словно отполированной костью, рукоятью, ручник, выполненный в виде миниатюрного японского меча – странная прихоть Дмитрия, врезавшаяся в память Глеба во время их последнего погружения.

Начинаешь обращать внимание на все мелочи… Глеб углубился в детали, словно рассматривая под лупой: потертость кожи на руле в местах хвата, едва заметная царапина на металлической рукояти переключателя, тусклый блеск полированной стали ручника, отражающий невидимый свет.

Потом начинаешь менять цвета на каждом предмете… Руль вспыхнул неестественным, пульсирующим ярко-синим цветом, рукоять скорости запульсировала ядовито-зеленым, ручник окрасился в багровый, словно раскаленное железо. Вокруг словно завихрились невидимые потоки энергии, подчиняясь его воле.

И вдруг, словно по волшебству, зыбкая материя вокруг начала меняться, обретая форму и очертания. Машина словно провалилась сквозь невидимую завесу, и перед глазами Глеба возникла знакомая гоночная трасса, залитая ярким полуденным солнцем, с раскаленным асфальтом и ревом невидимых трибун. А на водительском сиденье появился Дмитрий, сосредоточенно смотрящий вперед.

Неожиданность была настолько внезапной, что у Глеба невольно вырвалось: – О привет! Я тебя заждался!

Дмитрий вздрогнул. Глаза его распахнулись, как у человека, увидевшего призрака. Он резко повернул голову. – Что за… – Но договорить не успел. Его лицо дрогнуло. Веки сомкнулись. Он исчез. Проснулся. Реальность.

Дмитрий резко сел на кровати, обливаясь потом. Сердце колотилось в груди, как бешеное. Он провёл ладонью по лицу и несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.

– Это что, чёрт возьми, было?..

Он уставился в точку на стене, словно пытался просверлить её взглядом. Сон. Просто сон. Но Глеб был там. Он говорил с ним. Слишком отчётливо. Слишком реально. И почему он выглядел таким… обычным? Не как из сна – как живой.

Он вытер пот со лба. Остаточное явление? Последствия комы? Или Глеб всё ещё… связан с ним как-то?

Он взял телефон, пролистал контакты. Нашёл: Анастасия Коваленко.

Пару секунд колебался, потом нажал на вызов.

– Да? – голос Анастасии был чуть охрипшим, она, кажется, только проснулась.

– Это Дмитрий. Прости, что рано. Слушай… у меня был сон. Очень странный. Там был Глеб.

Пауза.

– И?

– Он говорил со мной. Словно… осознанно. Как будто он знал, что делает. Не просто образ – как будто сам Глеб. Это… нормально?

Снова тишина. Анастасия вздохнула.

– Слушай, это может быть просто сновидческое эхо. Подсознание перерабатывает опыт. Ты же только недавно вернулся. Мозг восстанавливается, могут быть всякие сюжеты.

– Но он… был слишком реальным. Он сел ко мне в машину. Разговаривал. Как вживую. Это не ощущалось как обычный сон.

– Дмитрий… – голос стал мягче, но твёрдый. – Не накручивай себя. Это просто сон. Такие вещи случаются. Не нужно волноваться.

Дмитрий сжал губы. Хотел возразить, но сдержался.

– Ладно… прости. Просто показалось важным.

– Отдохни. Если что – я всегда на связи.

Звонок завершился. Дмитрий уставился в экран.

Просто сон… – повторил он про себя, но внутри всё зудело от сомнений.

В мире снов.

Глеб болезненно застонал в зыбком небытии. Вот черт. Снова дал маху. Придется ждать дальше, но теперь он понимал, что его ментальные способности ослабли, нуждались в восстановлении и усилении, словно мышцы после долгой неподвижности.

Он вспомнил уроки старого друга, Изотерика Артёма, эксцентричного исследователя изнанки сознания, который учил его подчинять мысли своей воле, концентрироваться и управлять потоком сознания.

Обращаешь внимание на все действия, которые совершаешь. Даже здесь, в этом бесплотном состоянии. Как дышишь… Он попытался ощутить несуществующее движение воздуха в легких, сосредоточившись на самом ощущении дыхания, даже если физически его не было. Как управляешь рукой… пальцами…

Глеб сосредоточился на ощущении движения фантомных пальцев, пытаясь почувствовать, как сгибаются суставы. Как движешь головой… Легкое покачивание в серой пустоте, усилием воли созданное ощущение движения. Это нужно для того, чтобы заглушить свой внутренний голос.

Этот неумолчный поток мыслей, болезненно переключающий внимание с одной мимолетной идеи на другую, мешающий сосредоточиться, словно рой назойливых мух. Мысли должны быть чистыми и от начала и до конца, не меняя своей значимости, словно сфокусированный луч света.

Тем временем, в реальном мире, Тёмный Глеб, освоившись с управлением чужим телом, осторожно пробовал свои силы. Мир вокруг был ошеломляюще новым, наполненным таким количеством стимулов – яркие огни, громкие звуки, запахи, прикосновения, – что его мысли болезненно метались от одного к другому, мешая сосредоточиться, как дикий зверь в незнакомой клетке. Он инстинктивно вспомнил тактику Глеба Светлого, его умение концентрироваться и отсекать лишнее, но в шумном городе эта практика работала плохо, требуя постоянных усилий.

Внезапно зазвонил телефон Глеба, лежавший на прикроватной тумбочке. На экране высветилось «Анастасия К.». Тёмный Глеб машинально принял вызов, следуя мышечной памяти чужого тела.

– Глеб? Ты как себя чувствуешь? Выйдешь сегодня на работу? – в голосе Анастасии звучала легкая тревога.

– Нет… неважно, – хрипло ответил Тёмный Глеб, стараясь скопировать тембр и интонации оригинала, но его голос звучал неестественно и глухо.

– Мне нужно отдохнуть. И… ты не могла бы посоветовать… куда можно уехать на месяц? В какое-нибудь уединенное место, где вообще никого нет?

Анастасия на мгновение замолчала, явно удивленная странным вопросом и несвойственной Глебу просьбой.

– Ну… у моего дяди есть старенький домик в Сибири, в лесу. Там в радиусе десяти километров вообще ни одной живой души. Тебе подойдет?

– Да, идеально, – с неожиданной живостью ответил Тёмный Глеб, почувствовав возможность уйти от пристальных взглядов и сосредоточиться на изучении своего нового тела и его возможностей. Он понял – уединение вдали от любопытных глаз даст ему возможность спокойно тренировать свои новые способности, не опасаясь разоблачения.

И пока Тёмный Глеб собирался в далекую сибирскую глушь, Глеб Светлый, все еще запертый в зыбком небытии, продолжал свои ментальные упражнения в салоне воображаемой машины. У него уже появились первые, слабые успехи: он мог телепортироваться с одного сиденья на другое, передвигать мелкие воображаемые предметы в салоне, ручник сам собой затягивался и отпускался обратно.

Это начинало нравиться Глебу, давало слабую надежду на возвращение, но этого было явно недостаточно, чтобы вырваться из этого странного не-досна.

В салоне снова появился Дмитрий. На этот раз Глеб действовал осторожнее, стараясь не спугнуть хрупкое состояние сна.

– Вот тут поверни, – тихо сказал он с заднего сиденья, стараясь слиться с фоном сновидения.

Дмитрий без удивления ответил: – Да, конечно, – и плавно повернул руль, словно так и должно было быть. Глеб знал: любое несоответствие сну, любая резкость или неожиданность могли спровоцировать пробуждение Дмитрия и обрушить хрупкую связь.

– Слушай, скажи мне, в клинике ты случайно не видел, что у меня было в руках? А то мне что-то дали, а я совсем не помню, куда закинул. А сейчас отдавать надо, а я не знаю что.

Дмитрий на мгновение задумался, глядя в зеркало заднего вида, словно пытаясь восстановить ускользающие воспоминания.

– Да вроде ничего особенного не видел. Блокнот какой-то в руках был, с ручкой.

Блокнот с ручкой… он всегда со мной. Я туда стараюсь записывать все необычное, что происходит, даже сны, которые помню. Это помогает контролировать свои сны… – подумал Глеб.

– А может, был какой-нибудь медальончик? – осторожно спросил Глеб, пытаясь натолкнуть Дмитрия на нужный образ.

– Да нет, – ответил Дмитрий, внимательно глядя на дорогу, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Не видел. Хотя… может, он был на руке и поэтому я не заметил, ну или на шее под рубашкой.

Контакт во сне прошел относительно нормально, без резкого пробуждения. Когда Дмитрий погрузился в более глубокую фазу сна, он начал рассказывать Глебу о своих смутных воспоминаниях, о странном поведении Тёмного Глеба, о его неестественной уверенности и холодном взгляде.

– Мне показалось… будто это был не ты, не тот что во сне когда мы встретились – неуверенно пробормотал Дмитрий, словно сомневаясь в собственных словах.

Дмитрий, казалось, начинал что-то понимать, чувствуя неладное на интуитивном уровне. – Чем я могу помочь?

Глеб вздохнул, чувствуя слабую, но все же зародившуюся надежду.

– Для начала… расскажи все Анастасии. Может быть, ее рациональный ум найдет какое-то решение. И… если ты не боишься… позволь в следующий раз Анастасии войти в твой сон вместе с тобой. Она должна увидеть своими глазами, что происходит. Это может быть нашим единственным шансом.