Домино. Цена трона

Пролог

Окружённый пустотой отчаяния, у материнского гроба стоял мальчик. Ему было всего три года, а он уже познал самую страшную в мире тайну: тайну смерти. О чём он сейчас думал, не угадал бы и мудрейший. Думал ли он о чём-нибудь вообще? Трудно сказать. Горе убаюкало, охватило его мягкими волнами: опутало руки, застелило взор, смешало мысли. Незамеченные, проходили мимо оцепенелой детской фигурки мгновенья, минуты, часы. Он стоял неподвижный, как изваяние, пока стук затворившейся двери не возвестил малыша о приходе отца. Вскинулся – оленем – и опрометью кинулся он прочь, затаив в янтарных своих глазах жгучий огонёк страха.

Проходили годы. Малыш становился старше. Мальчишка взрослел. Юноша сравнялся с отцом. Мужчина встал на отцовское место. Но никому не поведал он о своей тайне, ни с кем не поделился самым дорогим, что у него было. За всё это время ни единой душе он не отдал ни крупицы своего горя.

Глава 1

Аги-Ло повезло больше других. В наследство от родителей она получила дом с обилием всяческой утвари. Когда денег, заработанных портняжеством, не хватало, Аги-Ло относила на рынок или в лавку торговцу очередную вазу или картину. Даже если бы Аги-Ло не работала, имущества в доме хватило бы ещё лет на десять умеренной жизни. Поэтому двенадцатилетняя Аги-Ло, день ото дня совершенствующая навыки швеи, чувствовала себя вполне уверенно.

Каждый день Аги-Ло начинала с того, чтобы разнести по хозяевам готовое платье и найти новые заказы. При необходимости она отправлялась к знакомому уже торговцу за тканями, заходила на рынок за продуктами. Кроме того, она регулярно покупала в дорогой лавке шоколадные конфеты в картонной коробке. Завершив этот утренний выход, девочка устраивалась завтракать в уютной, залитой солнцем комнате с окнами в сад. Это были любимые её мгновенья, светлые и беззаботные, когда девочка позволяла себе смело, горячо мечтать, сочинять сказочную небылицу своей будущей счастливой жизни. Но вот завтрак кончался, и разрумянившаяся задорная девчушка вновь превращалась в деловую молодую женщину.

Аги-Ло тщательно прибирала в приёмной, выкладывала в вазочку купленные конфеты, протирала табличку на двери и подметала дорожку перед домом. Оставшуюся от конфет картонную коробку она аккуратно разрезала на небольшие карточки. Эти карточки с помощью самодельного штампа она превращала в визитки. Если бы одна из них попала к вам в руки, то вы прочитали бы следующее:

На самом деле никакого дядюшки Жарима, конечно, не было. Аги-Ло же чудом не забрали в приют. А чтобы избежать лишних вопросов, девочка всегда и всюду притворялась немой. Для общения она носила с собой небольшую меловую дощечку, а все заказы записывала в специально для этого купленную записную книжку в кожаном переплёте. Эта роскошная книжка и быстрое, грамотное письмо девочки, вкупе со строгим и опрятным внешним видом, производили крайне благоприятное впечатление на заказчиков. Даже уличные мальчишки, часто встречавшиеся ей на улице, проявляли к девушке уважение. Они не дразнили и не донимали её, как других своих сверстниц, но неизменно приветствовали взмахом сдёрнутой с головы бескозырки. Аги-Ло отвечала кивком головы и немой своей, милой улыбкой. Она знала, кто заступится за неё перед чужаками, если представится такая необходимость.

Глава 2

И стучит пулемётом дождь,

И по улицам осень идёт.

И стена из кирпичей-облаков крепка…

А деревья заболели чумой,

Заболели ещё прошлой весной.

Вниз летят ладони-листья, махавшие нам свысока.

Если вы решили, что Аги-Ло вовсе не произносила ни звука, то вы ошибаетесь. Девочка часто, примостившись у зеркала, говорила сама с собой, пела песни, читала наизусть стихи, разыгрывала сценки из любимых пьес, читала вслух сказки.

Больше всего она любила рассказы о чудесной стране Домино, спрятавшейся среди высоких гор, непроходимых лесов и неспокойных морей. Снова и снова разглядывала Аги-Ло страницы старой, но удивительно красивой книги. Трава на картинках выглядела такой сочной, будто художник не рисовал, а положил её, живую, чудесным образом внутрь страниц. Аги-Ло представляла, как в один прекрасный день она сбросит на пол свои красные туфельки и шагнёт босой ногой прямо в эту траву. Она побежит, всё выше и выше, наперегонки с ветром, туда, к милым белым домикам, сложенным из громадных костей домино… И тогда девочка неизменно вспоминала тот день, когда книга попала к ней в руки. Но чтобы вы лучше понимали происходящее, необходимо рассказать вам кое-что о городе, в котором жила Аги-Ло.

Жемм был построен на месте древней крепости, некогда стоявшей на берегу реки. Во время одной из войн крепость сильно пострадала, городок пришёл в запустение. Когда же пересохла река, там и вовсе никого не осталось. Прошло много лет, прежде чем в этом месте снова обосновались люди. Один за другим меж холмов стали селиться гончары из соседних сёл – пересохшее русло было богато глиной. За ними пришли и каменщики, и кузнецы… Вскоре Жемм стал известен далеко по округе своими мастерами. Пришельцы построили вдоль старых улиц новые дома, восстановили крепостную стену. И вот тогда произошло нечто, о чём сейчас уже никто ничего не знает. Те же, кто знал, не помнят. А те, кто помнит, – молчат. С тех пор ночью в город выходить стало строго запрещено. За час до наступления темноты стражи обходили улицы с трубным сигналом и разгоняли людей по домам. Тех, кто оставался на улице после сигнала, больше никто не встречал. Страх овладел городом.

Аги-Ло, как и другие жители Жемма, никогда не выходила из дома без часов и всегда строила свой вечерний маршрут мимо таверн и гостиных домов, где в случае необходимости можно было бы укрыться на ночь.

В один из особенно пасмурных осенних дней девочка вовсе не выходила из дома. Она сидела у окна и довязывала тёплый шерстяной шарф на продажу. Провязывая петлю за петлёй, Аги-Ло тихо напевала и покачивала в такт музыке своими красными туфельками. Услышав звук трубы, девочка выглянула в окно: посмотреть на чинно вышагивающих по улице солдат. Но не успела она подсчитать нашивки на погонах, как нечто более интересное привлекло её внимание. На другой стороне улицы, не обращая внимания на окрики служивых, стоял неподвижно высокий и крепкий на вид старик. Будто выточенный из камня король из древних легенд, он смотрел куда-то вдаль: сквозь стражников, сквозь стены, сквозь время. Аги-Ло взглянула на часы. Оставалось полчаса до захода солнца, а путнику явно некуда было идти. Уже два года Аги-Ло жила одна, и ни единый человек не оставался в её доме более часа. Она была слишком мала. Они ничем не могла помочь. Солдат перешёл дорогу. Он гневно что-то говорил старику, понукая его убираться с улицы. Старик молчал. Старик не двигался с места. Тогда второй стражник, ожидавший до той поры, спешно приблизился к товарищу. Разом, как один, подхватили они старика под руки. Старик молчал. Всё сжалось внутри у Аги-Ло. Она смотрела, как медленно отделилась от стены усталая фигура, как шаг за шагом стала удаляться. Аги-Ло в ужасе отпрянула от окна и прибилась к стене, словно ища защиты. Слёзы, горячие, как воск стоящей на окне свечи, катились по щекам девочки. Ещё мгновение – и она уже стояла в дверях. Дождь бил её по лицу, ветер рвал тонкое домашнее платье. «Стойте! Это мой дедушка! Он заблудился! Дедушка, скорее иди домой!» Так хотела она крикнуть вслед страже, растворяющейся в серой мгле. Но нет, и этого сделать она не могла. Навеки немая для всех людей, Аги-Ло не смела ни слова произнести на улице. Шаг, ещё шаг. Стража поторапливает пленника. Шаг, ещё шаг. Едва различимы тени. «Почему же так больно? – думается Аги-Ло. – Почему так больно, будто это я сейчас исчезну навеки, и мой дом остынет в тишине и одиночестве мглистых улиц?» Не могла Аги-Ло кричать. Не могла разрушить свою маленькую крепость, которую с таким трудом строила. Старой сосной скрипнула дверь, листьями кленовыми понеслись по ветру лёгкие красные туфельки. Аги-Ло бежала вслед призрачным фигурам, а перед глазами её стояли отец и мать. Они стояли в дверях, они звали её домой, но никто не откликнулся на их зов. Болью отлиты их фигуры, болью очерчены лица. Не разбирая дороги от слёз и дождя, Аги-Ло вслепую бежала вперёд, на звук шагов. Наконец, она ухватилась за жёсткую рубаху старика. Словно вынырнув из воды на сушу, вновь увидел ребёнок строгие, грубые лица, острия штыков. Крепко уцепившись одной рукой в рукав старика, она тянула его за собой, другой указывая на свет в дверях своего дома. Нахмурились стражники. Не отпустят. Не поверят. Не помилуют.

Часы на башне бьют новую четверть часа. Надо спешить. Солдаты тоже боятся остаться на улице. Солдаты должны вернуться в срок.

Скорее, скорее! Теперь уже Аги-Ло торопит старика. Теперь она тянет его за собой. Оглядываясь, заглядывая в глаза: скорее, скорее!

Глядя на вымокшего до нитки ребёнка, старик хмурился и качал головой. Но Аги-Ло не позволяла ему сказать ни слова. Не выпуская его рукава, маленькая хозяйка ввела гостя в гостиную, усадила у камина и тотчас исчезла. Через несколько минут она вернулась и повела старика в комнату, где с робким, но не лишённым хозяйской гордости жестом она представила ему свежую постель, сухую одежду и разгоревшееся уже пламя очага. Спешно, слегка хлопнув дверью, девочка побежала на кухню, и когда старик вернулся в гостиную, его уже ждало ароматное горячее молоко со сливочным маслом, мёдом и мягким ещё утренним хлебом. Расположившись на другом конце стола, Аги-Ло тоже пила молоко. Изредка она бросала на гостя цепкий, любопытный взгляд, по крупице собирая его образ: нависшие брови, крупный нос, морщины, прорезавшие высокий лоб. Лицо выражало спокойствие, уверенность и благородство, какие редко встречались Аги-Ло в городе. Наконец, незнакомец заговорил.

– Что ж, доброе дитя. Я благодарю тебя за данный мне приют и столь тёплую встречу. Могу ли я узнать твоё имя?

Аги-Ло принесла свою меловую дощечку.

– Так ты немая! Бедное дитя… Но не может быть, чтобы ты жила одна. Где твои родители?

Этот вопрос был самым очевидным из всего, что могло произойти, – и самым неожиданным для Аги-Ло. Она привычно вводила в заблуждение заказчиков и торговцев, которым, в сущности, было всё равно, как она живёт. Но теперь она лишь растерянно помотала головой.

– Значит, ты сирота… – Старик тяжело вздохнул. – Как же ты живёшь?

Аги-Ло подала ему шарф, завершённый каких-нибудь полчаса назад. Своими большими, мозолистыми руками гость бережно и чутко разгладил шарф на коленях, любуясь ровными рядами петель.

– Славная работа, – сказал он тепло и поднял голову к Аги-Ло. – Не бросай своего дела, дитя. Ты станешь хорошей мастерицей.

Старик хотел было вернуть шарф хозяйке, но Аги-Ло яростно замотала головой, призывая странника принять подарок.

– Что ж, спасибо, дитя. Тогда позволь, – он улыбнулся, – и мне сделать тебе подарок. – Опёршись о ручки кресла, гость встал и отправился в свою комнату. Оттуда он вышел с большой, тяжёлой книгой. – Уверен, тебе понравится эта книга. Красивее и интереснее ты вряд ли где отыщешь. Смотри.

И старик стал, страница за страницей, показывать девочке дивные картинки. На одной из них он остановился особо.

– Видишь эти домики в горах? Считаешь, это выдумка? Нет. Эти дома такие же настоящие, как и твой. И построены они из настоящих костей домино. – Гость взглянул на нахмурившуюся Аги-Ло. – Ты мне не веришь. Но я расскажу тебе, как всё произошло, и сомнения оставят тебя.

Давным-давно, когда люди ещё не пришли в наши края, там жили великаны. И любимым их занятием было играть в домино. Огромными ножами вырезали они из скал гладкие прямоугольные камни, украшали их узорами необыкновенной красоты, расставляли точки и шли играть с соседями, хвалясь своим искусством. Но вот однажды какому-то мальчишке-великану вздумалось построить из костей городок. И получилось у него так красиво, что все великаны увлеклись новым занятием. За один день они построили города, выложили дороги, возвели высокие крепостные стены, сплошь выложенные из домино. Созданная ими страна была так прекрасна, что великаны не стали рушить творения своих рук и поселились в соседней долине. Потом в Домино пришли люди…

Странник ещё довольно долго рассказывал Аги-Ло о своей родине. Но вот взгляд его упал на часы.

– Что ж, мне нужно идти, Аги-Ло. Я снова благодарю тебя за твою доброту и смелость. Позволь.

Аги-Ло не смела перечить. Медленно отложила она книгу, медленно прошла к двери. Тоскливый взгляд её выражал тревогу. Старик, склонившись, заглянул девочке в лицо.

– Не бойся за меня, доброе сердце. Ночь на улицах вашего города не так ужасна, как о ней говорят. От солдат ты меня спасла, а больше здесь страшиться нечего. Когда-нибудь ты узнаешь.

Улыбнувшись бодро, он поплотнее укутался в подаренный девочкой шарф и шагнул в темноту.