Между строк и лжи. Книга II

ГЛАВА 1

Бостон

ноябрь 1908 года

Оглушающий треск выстрела ворвался в тесное пространство старого кэба, эхом отскочил от глухих кирпичных стен пакгаузов и растворился в сырой ночной тишине так же внезапно, как и возник. Запах пороха, едкий и горький, смешался с тяжелым, тошнотворным металлическим запахом крови и вездесущим смрадом портовой гнильцы, висевшим в неподвижном воздухе этого заброшенного тупика.

Вивиан лежала на грязном, затоптанном полу экипажа, оглушенная, с трудом ловя ртом воздух, который обжигал легкие. Боль пульсировала в виске и жестоко отдавала в шее, там, где еще мгновение назад ее сжимали чужие безжалостные пальцы. Перед глазами все еще плясали красные, мутные круги, но сознание, цепляющееся за реальность, медленно возвращалось. Она услышала короткий, булькающий хрип, затем – глухой стук падения чего-то тяжелого рядом с ней.

Мужчина. Тот, что пытался ее убить. Он больше не двигался.

Сквозь туман боли и шока она увидела, как в узком дверном проеме кэба возникла темная, высокая фигура. Человек шагнул внутрь, его силуэт почти полностью сливался с ночным мраком, лишь чуть более темное пятно на фоне серой пелены тумана, затянувшего выход из тупика. Шляпа была надвинута так низко, что лица было почти не разглядеть, а длинное черное пальто скрывало очертания фигуры, делая ее похожей на бесплотную тень, явившуюся из ниоткуда.

Незнакомец на мгновение склонился над распростертым телом нападавшего, быстрым, почти неуловимым движением коснулся его шеи, словно проверяя пульс, или, может быть, просто убеждаясь, что дело сделано. Затем он выпрямился и повернул голову к Вивиан, все еще скорчившейся на полу.

Она не могла видеть его глаз, скрытых тенью от полей шляпы, но чувствовала его взгляд – тяжелый, пристальный, изучающий. Секунды тянулись, наполненные звенящей тишиной, нарушаемой лишь ее собственным прерывистым, судорожным дыханием и далеким, тоскливым гудком парохода, доносящимся с гавани.

Чего он ждал? Что собирался делать?

– Кто вы? – прохрипела она едва слышно.

Но незнакомец не двинулся с места, продолжая смотреть на нее из темноты. Вивиан заставила себя пошевелиться, превозмогая боль и слабость, попыталась приподняться, опираясь на локоть. В этот момент слабый порыв ветра, заблудившийся в узком тупике, донес до нее едва уловимый, но безошибочно знакомый аромат. Тонкий, сложный букет дорогого одеколона – ноты сандала, кожи, может быть, ветивера, и едва различимый, горьковатый запах хорошего кубинского табака. Аромат, который она ощутила тогда, в его кабинете, аромат, который невозможно было спутать ни с каким другим.

Сердце Вивиан пропустило удар, затем заколотилось с новой силой, но теперь уже не только от страха, но и от острого, почти болезненного недоумения. Сент-Джон? Это он? Тот, кого она считала своим главным врагом, своим потенциальным убийцей… он спас ее? Но зачем? С какой целью?

Она подняла на него взгляд, пытаясь разглядеть лицо, подтвердить свою догадку, задать вопрос, но было поздно. Он уже сделал шаг назад, выходя из кэба, его высокая фигура на мгновение заслонила тусклый свет, пробивавшийся с улицы, а затем растворилась во тьме так же бесшумно и стремительно, как и появилась. Словно его здесь никогда и не было.

Оставшись одна в пропахшем кровью и порохом кэбе, рядом с остывающим телом, Вивиан несколько долгих, мучительных мгновений не могла пошевелиться. Мир качался, звуки – далекий гудок парохода, собственный рваный вздох, шорох дождевых капель по крыше экипажа – доносились словно сквозь толщу воды. Боль тупым, назойливым молоточком стучала в виске, а шея горела огнем там, где ее только что сжимали стальные пальцы.

Но инстинкт выживания, древний и могучий, оказался сильнее шока. Она должна была убираться отсюда. Немедленно. Пока не вернулся кучер, пока не появились случайные прохожие или, хуже того, ночной патруль, который непременно заинтересуется трупом в наемном экипаже и одинокой, растрепанной женщиной рядом.

Собрав все силы, превозмогая тошноту и головокружение, Вивиан с трудом выползла из кэба на скользкие, холодные булыжники тупика. Ноги подкашивались, но она заставила себя выпрямиться, судорожно вдыхая влажный, тяжелый воздух, пахнущий гнилью, смолой и близкой водой. Она мельком оглянулась на темный проем кэба, где в неестественной позе застыло тело ее несостоявшегося убийцы, и содрогнулась, отворачиваясь.

Кто этот человек, что спас ее?

Аромат дорогого одеколона, мимолетный, почти призрачный, все еще стоял в памяти, смешиваясь с запахом крови и пороха. Сент-Джон? Этого не может быть. Зачем ему спасать ту, которую, как она подозревала, он сам же и пытался сначала запугать, а потом убрать? Или тот, кто стрелял, был кем-то другим? Кем-то, кто следил за ней? Или за ее преследователем?

Мысли путались, разбегались, ускользая, как вода сквозь пальцы. Голова гудела. Единственное, что было ясно – она в смертельной опасности, и угроза нависла не только над ней.

«…иначе пострадают те, кто вам дорог».

Тетушка Агата. Образ ее, строгий, но любящий, вспыхнул перед глазами, заставив сердце сжаться ледяными тисками. Слава Богу, она сейчас далеко, вне досягаемости этих негодяев, наслаждается морским воздухом в Марблхеде. Эта мысль принесла слабое, но все же облегчение.

Нужно было спрятаться. Найти убежище. Но где?

Дом на Маунт-Вернон-стрит был пуст. Возвращаться туда одной, зная, что за ней охотятся, было бы верхом безрассудства. Они знают ее адрес, они знают, что тетушки нет дома – пустой дом мог стать ловушкой. Редакция? Заперта на ночь. Полиция? Вивиан горько усмехнулась сквозь боль. Обратиться к ним – все равно что самой выдать себя своим врагам или, в лучшем случае, стать героиней скандальной заметки в конкурирующей газете, которую они же, возможно, и оплатят.

Дэш. Его имя, как спасательный круг, всплыло в сознании. Дэш поможет. Он всегда помогает, несмотря на их вечные перепалки, несмотря на его невыносимый сарказм. Он поймет, он защитит… Но гордость, уязвленная, но не сломленная, восставала против этого. К тому же… он был так взбешен, когда узнал о том нападении на нее, как винил себя, что не уберег ее тогда. Узнав о том, что произошло сейчас, о том, как близко она была к смерти, он мог потерять голову, броситься мстить, подвергая опасности и себя. Нет, она не могла, не имела права втягивать его в это еще глубже. Она должна справиться сама. Или найти помощь в другом месте.

Куда же тогда? Кто еще в этом огромном, враждебном городе, где тени кажутся гуще света, мог – или захотел бы – ей помочь?

И тут, словно странный, почти нелепый ответ на ее безмолвный вопрос, в сознании всплыло другое имя, другое лицо – умные, чуть насмешливые карие глаза, спокойная улыбка, уверенная грация женщины, знающей себе цену. Мадам Роусон. Хозяйка «Розы и Лилии». Женщина с репутацией, о которой не принято говорить в приличном обществе, но единственная, кто за последние дни взглянул на нее не с осуждением или любопытством, а с каким-то странным, проницательным пониманием. Она знала Сент-Джона. Она знала тайные тропы этого города. Ее заведение, обитель порока, возможно, парадоксальным образом было самым безопасным местом, где ее враги не догадаются ее искать. Местом, где умеют хранить тайны и где слово «репутация» имеет совсем иной смысл.

Это был шаг отчаяния, прыжок в неизвестность, поступок, который сама Вивиан еще вчера сочла бы немыслимым. Но сейчас, стоя на холодной, мокрой брусчатке портового района, ощущая липкий страх и ноющую боль во всем теле, она чувствовала, что выбора у нее нет.

Выбравшись из зловонного тупика на чуть более широкую, но не менее пустынную улицу, Вивиан, пошатываясь от слабости и стараясь не привлекать внимания редких ночных гуляк, побрела вдоль темных стен складов. Каждый шаг отдавался болью, но страх перед тем, что ее могут преследовать, гнал ее вперед. Наконец, она увидела впереди тусклый свет газового фонаря и услышала отдаленный цокот копыт. Кэб.

Собрав последние силы, она вышла из тени, подняла руку. Экипаж нехотя остановился. Кучер, плотный мужчина с красным, обветренным лицом, закутанный в старый тулуп, сонно и недовольно посмотрел на нее сверху вниз.

– Куда прикажете, мэм? – пробурчал он, явно не ожидая увидеть в столь поздний час и в таком неподходящем месте даму, пусть и одетую элегантно, но с явными следами недавней передряги на лице и в глазах.

Вивиан назвала адрес «Розы и Лилии» – негромко, но твердо, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она увидела, как кучер удивленно вскинул брови, окинул ее быстрым, оценивающим взглядом с головы до ног, но, к ее облегчению, промолчал, лишь пожал плечами и нехотя открыл дверцу.

Она почти рухнула на жесткое, пахнущее кожей и сыростью сиденье, ощущая, как волна слабости снова накатывает на нее. Кэб тронулся, подпрыгивая на разбитой мостовой, унося ее прочь от места ее кошмара – навстречу новой неизвестности, в сомнительное убежище дома греха. Она плотнее запахнула пальто, спрятала лицо в высокий воротник и закрыла глаза, молясь лишь об одном – чтобы Мадам Роусон оказалась дома. И чтобы она не отказала ей в помощи.

Кэб остановился у невысокого крыльца дома, чьи окна были плотно зашторены тяжелым темно-красным бархатом, не пропускавшим ни единого луча света, но само молчаливое присутствие которого в этом тихом переулке говорило о многом. Вивиан торопливо расплатилась с кучером, не обращая внимания на его плохо скрытое любопытство, и почти выпрыгнула из экипажа на мокрый, блестящий от измороси тротуар. Кэб тут же тронул с места и, прошуршав колесами, скрылся за углом, оставив ее одну перед массивной дубовой дверью без вывески, лишь с начищенной до тусклого блеска медной ручкой-молотком в виде сплетенных розы и лилии.

На мгновение она замерла, сердце гулко стучало о ребра. Шагнуть за эту дверь – значило переступить невидимую черту, отделявшую ее респектабельный мир от мира теней, греха и опасных тайн. Что сказала бы тетушка Агата, увидев ее здесь? Что подумали бы ее коллеги, мистер Грэм? Да и сам Дэш… Но воспоминание о ледяных глазах нападавшего и его безжалостных пальцах на ее горле отмело последние сомнения. Страх был сильнее стыда.

Собрав остатки решимости, Вивиан подняла руку и неуверенно дернула за витой шнурок старинного колокольчика рядом с дверью. Мелодичный, чуть дребезжащий звон нарушил ночную тишину, и почти сразу за дверью послышались тяжелые шаги. Замок щелкнул, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель просунулась голова – крупная, бритая голова мужчины с непроницаемым лицом и тяжелой челюстью. Он молча окинул Вивиан оценивающим взглядом – ее дорогое, хоть и помятое, пальто, модную шляпку, сбившуюся набок, бледное лицо и, главное, ту отчаянную решимость, что горела в ее глазах.

– Мне нужно срочно видеть Мадам Роусон, – голос Вивиан прозвучал хрипло, но на удивление твердо. – Скажите, что это Вивиан Харпер.

Имя, похоже, было ему знакомо. Швейцар (ибо это, несомненно, был он, хоть и без привычной ливреи, скорее похожий на вышибалу из портового кабака) помедлил секунду, затем молча кивнул и распахнул дверь шире, пропуская ее внутрь.

Она шагнула в полутемный холл, и ее тут же окутал густой, душный воздух, резко контрастирующий с промозглой сыростью улицы. Здесь пахло тяжелыми, сладковатыми духами – жасмином, розой, мускусом, – смешанными с запахом дорогого табака, пропитавшего бархатные портьеры, и едва уловимым ароматом пролитого вина или бренди. Тусклый свет единственной газовой лампы в бронзовом плафоне выхватывал из мрака фрагменты обстановки: мягкий ковер с восточным узором, заглушавший шаги, зеркало в массивной золоченой раме, отражавшее искаженные тени, резные ножки столика у стены. Из-за тяжелых портьер, отделявших холл от внутренних покоев, доносился приглушенный гул голосов, тихий смех, едва слышные звуки фортепиано – жизнь здесь продолжалась и в этот поздний час, скрытая от посторонних глаз.

Швейцар молча указал ей на обитый потертым зеленым бархатом диванчик у стены и исчез за одной из портьер. Вивиан осталась ждать, чувствуя себя невероятно неуютно и чужеродно в этой атмосфере приглушенной роскоши и порока. Она плотнее запахнула пальто, стараясь не думать о том, кто еще мог находиться за этими тяжелыми занавесями.

Прошло несколько минут, показавшихся ей вечностью. Наконец, портьера снова отдернулась, и вместо швейцара появилась горничная – молодая девушка в строгом черном платье и белоснежном накрахмаленном переднике, с бесстрастным лицом. Она молча кивнула Вивиан и жестом пригласила следовать за ней.

Они прошли по длинному, тускло освещенному коридору, где ковер был еще толще, а воздух – еще гуще от смеси ароматов. Вивиан старалась не смотреть по сторонам, но краем глаза улавливала приоткрытые двери, ведущие в комнаты, обставленные с показной, кричащей роскошью – альковы с тяжелыми балдахинами, зеркала, мягкие кушетки.

Наконец, горничная остановилась перед дверью в конце коридора, отличавшейся от остальных – из темного полированного дерева, без лишних украшений. Она тихо постучала и, услышав негромкое «Войдите», приоткрыла дверь, пропуская Вивиан вперед, а сама тут же бесшумно исчезла.

Вивиан шагнула внутрь и замерла на пороге. Это была не спальня и не гостиная для приемов, а скорее, кабинет или личный салон хозяйки. Комната была обставлена дорого, но со вкусом, без той вульгарной помпезности, что сквозила в остальном доме. Стены были обтянуты шелком глубокого винного оттенка, на полу лежал мягкий персидский ковер. В камине из темного мрамора тихо потрескивал огонь, освещая резной письменный стол, несколько удобных кресел, обитых бархатом цвета мха, и книжный шкаф, заполненный рядами книг в кожаных переплетах. В воздухе пахло воском, старыми книгами и тонкими французскими духами.

У камина, в одном из кресел, сидела Мадам Роусон. На ней был длинный пеньюар из тяжелого темно-зеленого шелка, расшитый золотыми драконами, из-под которого виднелся край тонкой батистовой сорочки. Ее волосы цвета красного дерева были аккуратно уложены даже в этот поздний час, а на пальце сверкал неизменный рубин. Она держала в руке тонкий бокал с янтарной жидкостью – вероятно, бренди – и медленно подняла голову, когда Вивиан вошла.

На ее лице мелькнуло нескрываемое удивление, сменившееся острым, проницательным любопытством. Она отставила бокал и медленно, не отрываясь, окинула Вивиан взглядом с головы до ног, задерживаясь на ее бледном, испуганном лице, растрепанных волосах, смятом пальто. Ее карие глаза сузились, словно она пыталась прочесть всю историю по этим немым знакам. Во взгляде ее не было осуждения, скорее – трезвая, почти циничная оценка ситуации и, возможно, едва уловимая тень… беспокойства? Или просто профессионального интереса к неожиданной драме?

– Мисс Харпер? – наконец произнесла она своим низким, чуть хрипловатым голосом, в котором слышались нотки недоумения. – Какая неожиданность… Что привело вас ко мне в столь поздний час, да и вид у вас… прямо скажем, не для светского визита. Рассказывайте, что стряслось?

Прямой, без обиняков, вопрос Мадлен застал Вивиан врасплох, но одновременно и принес странное облегчение. Здесь, в этом кабинете, пропахшем дорогими духами и сигарами, в присутствии женщины, чья профессия исключала всякое лицемерие, можно было, наконец, сбросить маску светской сдержанности, которую она так упорно пыталась носить.

Она опустилась в предложенное ей глубокое кресло, обитое мягким бархатом цвета мха, чувствуя, как ноет каждая клеточка измученного тела. Мадам Роусон тем временем подошла к небольшому резному столику из палисандра, где стояли хрустальные графины и бокалы, и плеснула в два из них янтарную жидкость.

– Выпейте, мисс Харпер, – сказала она, протягивая Вивиан тяжелый бокал с бренди. Голос ее звучал ровно, но во внимательных карих глазах читалось нечто большее, чем простое любопытство. – Вам это сейчас не повредит. Нервы нужно успокоить. А теперь рассказывайте. Без утайки.

Вивиан сделала глоток. Обжигающее тепло медленно разлилось по телу, притупляя дрожь, но не страх. Она подняла глаза на Мадлен, сидевшую напротив в таком же кресле, – спокойную, внимательную, с легкой ироничной складкой у губ, словно она уже видела в своей жизни все и удивить ее было трудно.

– На меня… напали, Мадам, – прошептала Вивиан, голос предательски дрогнул, и она снова отпила бренди, чтобы смочить пересохшее горло. – Незадолго до того, как я приехала сюда. В переулке, недалеко от доков…

Она заставила себя говорить, слова выходили с трудом, обрывками, перемежаясь с судорожными вздохами, но она рассказывала все – о кэбе, который повез ее не туда, о ловушке в темном тупике, о высоком мужчине в плаще, о его холодных глазах, о безжалостных пальцах, сжимавших ее горло, выбивая воздух, о страшной, леденящей душу угрозе ее тетушке.

– Он сказал… чтобы я прекратила расследование… Забыла… иначе… иначе пострадает тетушка Агата… – Вивиан замолчала, чувствуя, как слезы снова подступают к глазам, но на этот раз это были слезы не только страха, но и бессильной ярости.

Она рассказала и о том, как, защищаясь, ударила нападавшего ножом – своим маленьким перламутровым ножом из портсигара, – и о том, как он, раненый, взревев от боли, едва не убил ее в ответ.

– А потом… раздался выстрел, – закончила она почти шепотом, глядя в пол. – Кто-то выстрелил из темноты. Нападавший… упал. А тот, кто стрелял… он исчез.

Она намеренно умолчала о запахе одеколона, о своем страшном подозрении насчет Сент-Джона. Рассказывать об этом Мадам Роусон, которая, по ее же словам, была ему чем-то обязана, казалось слишком опасным. Вдруг она передаст ему? Или станет защищать его? Нет, эту часть истории Вивиан пока решила оставить при себе.

Мадам Роусон слушала ее не перебивая, ее лицо оставалось почти непроницаемым, лишь тонкие брови слегка сошлись на переносице, а пальцы с рубиновым кольцом медленно вращали ножку бокала. Когда Вивиан закончила, Мадлен еще несколько мгновений молчала, задумчиво глядя на огонь в камине.

– Да, мисс Харпер, – наконец проговорила она тихо, но веско. – Похоже, вы действительно боролись с Дьяволом. И вам невероятно повезло остаться в живых. Тот, кто напал на вас, явно не собирался оставлять свидетелей.

Она сделала глоток бренди, ее взгляд снова стал острым, оценивающим.

– Угрожать вашей тетушке… – Мадам Роусон покачала головой, и в ее голосе прозвучали нотки презрения. – Это грязно. Очень грязно. Не похоже на… некоторых джентльменов, которые предпочитают более тонкие методы. Хотя, – она усмехнулась, но усмешка вышла безрадостной, – когда речь идет о больших деньгах или власти, многие забывают о чести.

Она помолчала, словно взвешивая что-то.

– Вы сказали, он схватил вас за горло? – спросила она вдруг, ее взгляд стал еще более внимательным.

Вивиан кивнула, невольно коснувшись шеи под высоким воротником платья.

– Покажите, – коротко приказала Мадлен.

Вивиан колебалась, но во взгляде Мадам Роусон была такая спокойная уверенность, что она подчинилась. Дрожащими пальцами она расстегнула несколько верхних пуговичек на воротнике и слегка оттянула ткань. Мадлен наклонилась ближе, внимательно разглядывая багровые, уродливые следы. На ее лице не отразилось ни ужаса, ни брезгливости – лишь мрачная сосредоточенность.

– Да, – проговорила она глухо. – Рука была сильной. И намерения – самыми серьезными. Вам действительно повезло, что кто-то оказался рядом в нужный момент. Кто бы он ни был.

Она снова откинулась в кресле.

– Что ж, мисс Харпер, ясно одно: вам нельзя возвращаться домой. По крайней мере, сегодня. И в вашу редакцию тоже лучше пока не соваться. Вы останетесь здесь. У меня есть свободная комната, тихая и незаметная. Здесь вас искать не станут. Мои стены, – она обвела взглядом свой кабинет, – умеют хранить секреты получше, чем церковная исповедальня. Отдохнете, придете в себя. А утром решим, что делать дальше.

Она встала, давая понять, что разговор на сегодня окончен. Ее движения были плавными и полными достоинства, несмотря на домашний наряд.

– Я прикажу приготовить вам комнату и принести горячей воды. И постарайтесь поспать, дитя мое. Хотя бы немного. Завтра будет новый день. И новые проблемы, – добавила она с кривой усмешкой, но в глазах ее Вивиан неожиданно увидела тень искреннего, почти материнского сочувствия.

ГЛАВА 2

Когда Вивиан открыла глаза, первые мгновения она не могла понять, где находится. Тяжелые портьеры из терракотового – или как называли этот цвет «индийский красный» – бархата плотно закрывали окна, погружая комнату в густой, непривычный полумрак, сквозь который лишь тонкими золотыми иглами пробивались редкие лучи запоздалого рассвета. Воздух был неподвижным, теплым и густо пропитанным незнакомым, сложным ароматом – смесью дорогих духов с восточными нотами, воска от догоревших накануне свечей и чего-то еще, неуловимо-сладковатого, возможно, запаха пудры или цветочных эссенций, которыми здесь, казалось, пропитано было все, от шелковых обоев на стенах до мягкого ворса ковра под ногами.

Она лежала на огромной кровати под пышным балдахином из того же коричневато-красного бархата, утопая в непривычно мягких подушках и ощущая под щекой прохладную гладкость тончайшего шелкового белья – роскошь, разительно контрастировавшая со скромной обстановкой ее собственной спальни на Маунт-Вернон-стрит или спартанской простотой гостевой комнаты в пансионе миссис О’Мэлли.

Затем воспоминания о прошлой ночи – страшные, обрывочные, как мутные картины дурного сна, – обрушились на нее с новой силой. Темный, зловонный тупик, ледяной ужас, безжалостные пальцы на горле, хриплый голос, шепчущий угрозы, блеск стали, оглушающий выстрел… Она резко села на кровати, чувствуя, как закружилась голова, а тело отозвалось тупой, ноющей болью. На прикроватной тумбочке из темного полированного дерева лежало небольшое ручное зеркальце в тускло поблескивающей серебряной оправе, оставленное здесь, вероятно, для удобства постоялиц. Движимая скорее болезненным любопытством, чем тщеславием, Вивиан дрожащей рукой взяла его. Холодное стекло отразило скудный утренний свет, пробивавшийся сквозь щели в тяжелых портьерах. С замиранием сердца она поднесла зеркало к лицу, а затем медленно опустила его ниже, к шее. Зрелище оказалось даже хуже, чем она ожидала. Щека, куда пришелся сокрушительный удар кулаком, безобразно распухла, кожа натянулась и горела огнем, отливая нездоровым багровым пятном, которое к вечеру, без сомнения, превратится в лиловый синяк. Но страшнее всего была шея. К темным отметинам от первого нападения добавились новые – широкие, темные, почти чернильные кровоподтеки там, где ее вчера сжимали безжалостные пальцы, прерывая дыхание. Кожа была воспалена, и даже легкое прикосновение кружевного ворота одолженной ночной рубашки вызывало острую боль. Это были не просто синяки – это была безобразная, унизительная печать жестокости, клеймо, оставленное на ее теле теми, кто хотел ее сломить, заставить замолчать. Она смотрела на свое отражение – на бледное лицо с распухшей щекой, на изуродованную шею, на темные круги под покрасневшими глазами – и чувствовала себя разбитой, униженной, но главное – загнанной в угол. Мысль о тетушке Агате снова сковала сердце холодом. Угроза была реальной, и отступать ей было нельзя. Но и двигаться вперед казалось почти самоубийством.

А Сент-Джон? Его странная реакция, его ярость при виде ее синяков, его загадочная наводка про «Atlantic Cargo» и столь же внезапное предостережение… Был ли он спасителем? Или хитроумным манипулятором, дергающим за ниточки из тени? Она вспомнила аромат его одеколона, который почудился ей в тупике… Или это была лишь игра воображения, подогретого страхом? Голова шла кругом от неразрешимых вопросов.

Тихий стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

– Войдите, – проговорила она севшим голосом.

Дверь приоткрылась, и в комнату бесшумно вошла молодая горничная в строгом черном платье и белоснежном фартуке – та самая, что проводила ее вчера к Мадлен. В руках она держала серебряный поднос, накрытый накрахмаленной салфеткой. На подносе стояла чашка с дымящимся кофе, маленький кувшинчик со сливками, сахарница и тарелка с несколькими тонкими ломтиками поджаренного хлеба и крошечной баночкой апельсинового джема – завтрак, достойный дорогого отеля.

– Мадам Роусон велела передать вам, мэм, – тихо проговорила горничная, ставя поднос на столик у кровати и избегая смотреть Вивиан в глаза. – И спрашивала, не нужно ли вам чего-нибудь еще.

– Нет… благодарю вас, – ответила Вивиан, чувствуя странную неловкость от этой заботы в стенах подобного заведения.

Горничная молча кивнула и так же бесшумно вышла, притворив за собой дверь. Вивиан отпила глоток горячего, крепкого кофе. Он немного взбодрил ее, прогоняя остатки тяжелого сна. Она заставила себя съесть кусочек тоста, хотя аппетита не было совершенно. Нужно было собираться с силами, нужно было думать, что делать дальше. Сидеть здесь, в этой «позолоченной клетке», она не могла.

Не успела она допить кофе, как дверь снова тихо отворилась, и на пороге появилась сама Мадам Роусон. Она была уже одета – в элегантное, но строгое платье из темно-серого кашемира с отделкой из черного бархата. Ее волосы были безупречно уложены, а на лице лежала привычная маска спокойной, чуть ироничной деловитости. Лишь внимательный взгляд ее умных карих глаз выдавал интерес к состоянию ее неожиданной гостьи.

– Доброе утро, мисс Харпер, – произнесла она ровным голосом, подходя к кровати. – Надеюсь, вы смогли хоть немного отдохнуть? Хотя, судя по вашему виду, ночь была не из легких.

Она окинула Вивиан быстрым, оценивающим взглядом, задержавшись на мгновение на ее шее, которую Вивиан инстинктивно прикрыла рукой.

– Как вы себя чувствуете? Боль сильная?

– Терпимо, – тихо ответила Вивиан, опуская руку. – Спасибо вам… за все, Мадам Роусон. Я… я не знаю, что бы я без вас делала.

– Не стоит благодарности, дитя мое, – Мадам Роусон слегка пожала плечами, но в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. – В нашем деле иногда приходится помогать друг другу выживать. Особенно женщинам. Вы собираетесь уходить?

– Да, – твердо кивнула Вивиан. – Я не могу здесь оставаться. Мне нужно в редакцию. Мое отсутствие не останется незамеченным.

– Понимаю, – кивнула Мадлен. – Но будьте осторожны. Тот, кто напал на вас вчера, вряд ли действует один. В этом городе, мисс Харпер, у стен есть уши. И даже глаза. Не доверяйте никому. Даже тем, кто кажется благородным спасителем.

Ее слова прозвучали многозначительно, и Вивиан почувствовала, как холодок снова пробежал по спине. Уж не намекает ли она на Сент-Джона?

– Но, дитя мое, в таком виде вам не стоит показываться на улице, – произнесла Мадлен, задумчиво разглядывая кровоподтеки на ее опухшей скуле. – Особенно, перед стаей алчущих репортеришек, – добавила она презрительно.

Вивиан растерянно кивнула. Она и сама понимала, что ее распухшая щека и синяки на шее привлекут ненужное внимание и вызовут вопросы.

Мадам Роусон словно прочла ее мысли.

– Подождите здесь, – сказала она и вышла из комнаты, вернувшись через пару минут с небольшой лакированной шкатулкой в руках. Она поставила шкатулку на туалетный столик и открыла ее. Внутри, на бархатной подкладке, оказались баночки с пудрой разных оттенков, крошечные коробочки с румянами, карандаши и кисточки.

– Я немного разбираюсь в искусстве грима, мисс Харпер. Это часть моей профессии – иногда нужно уметь скрывать то, что не предназначено для чужих глаз. Позвольте мне помочь вам.

Она умелыми, легкими движениями принялась колдовать над лицом Вивиан. Прохладная пудра легла на воспаленную кожу щеки, немного скрадывая красноту и отек. Тонкий слой румян на здоровой щеке отвлек внимание. Капелька тонирующего средства, нанесенная на синяки на шее и тщательно растушеванная, сделала их менее заметными, хотя и не скрыла полностью.

– Вот так, – сказала Мадам Роусон, удовлетворенно оглядывая свою работу. – Идеально не будет, но, по крайней мере, вы не будете выглядеть так, словно только что сбежали с поля боя. Теперь высокий воротник и, возможно, легкий шарф…

Затем Мадлен подошла к комоду из резного орехового дерева, стоявшему у стены, и достала что-то из выдвинутого ящика.

– Вот, возьмите, – сказала она, протягивая Вивиан небольшой медный ключ на шелковом шнурке. – Это ключ от этой комнаты. Пусть будет у вас. На всякий случай. Если вам снова понадобится убежище, вы знаете, где его найти. Мои двери для вас открыты. Но надеюсь, до этого не дойдет.

Вивиан с благодарностью взяла ключ, ощутив его прохладную тяжесть в ладони.

– А это… – Мадам Роусон достала из шкафа темный, почти черный плащ из плотной шерстяной ткани с очень глубоким капюшоном. – Наденьте. Он поможет вам выйти незамеченной. Лучше воспользоваться задним выходом, я прикажу вас проводить. И возьмите кэб на соседней улице, не прямо отсюда. Вам ведь не нужны грязные пересуды.

Она помогла Вивиан надеть плащ, глубокий капюшон почти полностью скрыл ее лицо и волосы.

– Удачи вам, мисс Харпер, – сказала Мадлен на прощание, ее голос снова стал ровным и деловым. – И будьте начеку. В Бостоне выживает тот, кто умеет смотреть в оба и никому не верит до конца.

Вивиан молча кивнула, еще раз поблагодарив хозяйку взглядом, и, следуя за бесшумной горничной, покинула комнату, снова погружаясь в лабиринт коридоров этого странного, опасного, но неожиданно ставшего спасительным дома.

Плотно закутавшись в тяжелый шерстяной плащ с глубоким капюшоном, подаренный Мадлен, Вивиан выскользнула через неприметную боковую дверь «Розы и Лилии», которую ей указала молчаливая горничная. Оказавшись снова на улице, она поежилась – не столько от утренней промозглой сырости, сколько от резкого контраста между душной, пропитанной тайнами атмосферой заведения Мадам Роусон и обыденной жизнью просыпающегося города. Небо было затянуто низкими серыми тучами, моросил мелкий, надоедливый дождь, превращая пыль на тротуарах в жидкую грязь. Глубокий капюшон плаща, одолженного хозяйкой заведения, скрывал ее лицо, а шелковый шарф, повязанный поверх высокого воротника простого темного платья (также любезно предоставленного Мадлен взамен ее испорченного), маскировал предательские следы на шее. Благодаря гриму Мадам Роусон легкий слой пудры и румян почти скрыл отек и синяк на щеке, придавая лицу лишь вид усталой бледности.

Она быстро прошла до соседней улицы, стараясь не привлекать внимания редких прохожих – рабочих, спешащих на фабрики, или торговок, развозивших молоко. Подняв руку, она остановила свободный кэб и, назвав адрес редакции, забралась внутрь, благодарная за временное укрытие от дождя и любопытных взглядов. Капюшон она не снимала, низко опустив голову и делая вид, что дремлет, хотя сон был последним, о чем она могла думать сейчас. В голове навязчиво звучали слова Мадлен: «У стен есть уши… Не доверяйте никому».

Редакция «Бостон Глоуб» встретила ее привычным гвалтом и суетой, которые сегодня, после пережитого ужаса и бессонной ночи в странном убежище, показались ей особенно оглушающими и бестолковыми. Стук пишущих машинок сливался с трелью телефонов, пахло типографской краской, пылью и кисловатым ароматом дешевого кофе, который уже разливала по чашкам вечно занятая Джинни Марлоу.

Вивиан сняла плащ Мадлен, аккуратно сложила его и, стараясь держаться как можно увереннее, прошла к своему столу у окна. Она чувствовала на себе несколько любопытных взглядов – Фрэнк Дойл оторвался от своей трубки, Дженна Моррис окинула ее быстрым оценивающим взглядом с ног до головы, – но никто не задавал вопросов. Возможно, ее бледность и некоторая отрешенность были списаны на обычное для журналиста переутомление после сдачи срочного материала. Она села за стол, достала блокнот, но пальцы плохо слушались, а строчки расплывались перед глазами. Нужно было собраться, взять себя в руки.

И тут она увидела Дэша. Он стоял у стола редактора, спиной к ней, что-то обсуждая с мистером Грэмом. Вид у него был усталый, плечи напряжены. Он резко обернулся, словно почувствовав ее присутствие, и их взгляды встретились через весь редакционный зал. Огромное, почти детское облегчение затопило его лицо, сменив мрачную озабоченность, но тут же уступило место новой волне тревоги и немого вопроса. Он коротко кивнул Грэму и быстрыми шагами направился к ней, лавируя между столами.

– Харпер! Наконец-то! – он остановился у ее стола, понизив голос до хриплого шепота, но напряжение в нем было почти осязаемым. Его серые глаза внимательно, лихорадочно ощупывали ее лицо. – Где ты была?! Я утром звонил на Маунт-Вернон-стрит, миссис Эллиот сказала, что ты не ночевала дома. Я чуть с ума не сошел! Я уж думал… Черт возьми, Вив, что случилось после того, как я вчера уехал от этого старого лиса-адвоката? Где ты пропадала всю ночь?!

Его беспокойство было таким искренним, таким неподдельным, что Вивиан почувствовала острый укол вины за свою ложь, которую приготовила заранее. Но страх – за него, за себя, за тетушку – перевешивал.

– Все в порядке, Уиттакер, успокойся, – постаралась она улыбнуться как можно беззаботнее, хотя губы ее дрожали. – Ничего страшного не случилось. Просто… после библиотеки мне стало не по себе. Понимаешь, тети нет дома, а после всего, что было… мне показалось, что за мной следят. – Она сделала паузу, стараясь придать голосу убедительности. – Я испугалась возвращаться на Маунт-Вернон одна. Взяла кэб и поехала… к одной старой знакомой тети, миссис… Эванс, она живет недалеко, на Бикон-стрит. Решила переждать у нее до утра. Не хотела тебя беспокоить по пустякам, ты и так был занят этим адвокатом.

Она отвела взгляд, боясь, что он прочтет правду в ее глазах. Дэш несколько секунд молчал, его брови были сдвинуты, он явно взвешивал ее слова. Он знал ее слишком хорошо, чтобы поверить безоговорочно.

– Знакомой тети? – наконец медленно переспросил он, и в голосе его прозвучал неприкрытый скептицизм. – И ты всю ночь провела у этой… миссис Эванс, не удосужившись даже сообщить мне, что жива и здорова, зная, что я буду сходить с ума от беспокойства? Харпер, ты держишь меня за идиота? Ты выглядишь так, словно провела ночь не в гостях у благовоспитанной дамы, а в лапах у самого Люцифера. Что случилось, Вив? Почему ты так кутаешься в этот чертов шарф?

Он шагнул еще ближе, его серые глаза внимательно изучали ее, подмечая и бледность, и напряженную позу, и то, как она инстинктивно прикрывала шею. Однако, благодаря искусному гриму Мадам Роусон, следов на щеке Дэш не заметил.

– Я же сказала – ничего! – она попыталась отмахнуться, но голос дрогнул.

– Харпер… – начал он тем тихим, опасным тоном, который она так хорошо знала, и протянул было руку к ее шарфу, но тут же отдернул ее, словно боясь причинить боль или услышать правду. Он глубоко вздохнул, провел рукой по своим растрепанным волосам. – Ладно. Не хочешь говорить – не надо. Но если с тобой что-то случилось… если тебе снова угрожали… ты должна мне сказать, Вив. Черт возьми, мы же договорились держаться вместе!

Его внезапная смена тона, усталость и искреннее беспокойство в голосе тронули ее сильнее, чем могли бы тронуть любые упреки. Ей отчаянно захотелось рассказать ему все – о нападении, о страхе, о Мадлен, о Сент-Джоне… Но она сдержалась. Нет, нельзя. Ради него же.

– Все в порядке, Дэш, правда, – сказала она уже мягче, стараясь улыбнуться. – Просто я очень устала и нервы ни к черту после всего. Давай лучше о деле. Ты узнал что-нибудь у адвоката Кроули?

Дэш мрачно покачал головой.

– Старый хрыч заперся в своей конторе и твердит одно: «Ничего не знаю, ничего не помню». Явно запуган до полусмерти. Или ему очень хорошо заплатили за молчание. Тупик. А ты? Что с директорами «Atlantic Cargo»?

Вивиан открыла блокнот, благодарная за смену темы.

– Кое-что есть. Чендлер умер в конце 1907-го, официально – «несчастный случай». Пайк, второй совладелец, разорился и исчез в 1908-м, сразу после того, как Кроули отозвал свой иск. А третий, Блэкмор… он вообще, как призрак, почти никаких следов в архивах.

В этот момент к их столу подошел Эд Фаррелл, неся стопку бумаги для рисования. Он остановился, окинув Вивиан долгим, маслянистым взглядом, который неприятно скользнул по ее лицу и шее, прикрытой шарфом.

– Что-то вы, Харпер, неважно выглядите сегодня, – протянул он с притворным сочувствием. – Уж не переутомились ли на светском приеме у Трасдейла? Или, может, ночные прогулки по Бостону плохо сказываются на цвете лица? Некоторые леди забывают, что темные переулки – не место для одиноких прогулок…

– Заткнись, Фаррелл, – ледяным тоном оборвал его Дэш, вставая и делая шаг навстречу карикатуристу. – И проваливай отсюда, пока я тебе нос не сломал.

Фаррелл побледнел, отступил на шаг и, пробормотав что-то невнятное, поспешил скрыться в другом конце редакции.

– Следит, гадина, – процедил Дэш ему вслед. – И слишком много знает. Или думает, что знает. Я почти уверен, что это Рэндольф держит его на коротком поводке. Нужно будет им заняться…

Дэш несколько мгновений молча смотрел вслед удаляющемуся Фарреллу, его челюсти были плотно сжаты. Затем он снова повернулся к Вивиан, взгляд его серых глаз был жестким и сосредоточенным.

– Ладно, с Фарреллом разберемся позже, – проговорил он, снова опускаясь на стул рядом с ее столом. – Сейчас главное – «Atlantic Cargo». Мертвец, банкрот и призрак… – он мрачно потер лоб. – Картина вырисовывается все более неприглядная. Кто-то очень методично убирал всех, кто мог что-то знать или рассказать. И этот кто-то теперь явно переключился на тебя.

Он взял из ее рук блокнот и еще раз пробежал глазами имена директоров.

– Арчибальд Чендлер… «Несчастный случай» в собственном доме, как раз тогда, когда дело с Кроули замяли. Слишком удобно, чтобы быть правдой. Джонатан Пайк… Разорился и исчез. Куда исчезают разорившиеся бизнесмены, Харпер? Либо бегут от кредиторов куда подальше, либо… их «уходят». И Сэмюель Блэкмор – человек-невидимка. Ни адреса, ни упоминаний. Может, вымышленное имя? Или он был теневой фигурой, финансистом?

– Я не знаю, Дэш, – Вивиан устало покачала головой. – Но я чувствую, что ключ где-то здесь. В судьбе этих троих. Если мы поймем, что с ними случилось, мы, возможно, поймем, кто и почему уничтожил «Atlantic Cargo». И кто теперь пытается заткнуть рот мне.

– Согласен, – кивнул Дэш. Его пальцы нервно барабанили по столу. – Значит, нужно копать по каждому из них. Как предлагаешь разделить работу?

– Я могу заняться Чендлером, – предложила Вивиан, стараясь говорить как можно более деловым тоном, чтобы скрыть остатки страха и усталости. – Он был человеком светским, членом клубов. Наверняка остались вдова, дети. Нужно найти их адреса в старых справочниках, проверить архивы завещаний, может быть, поискать упоминания о миссис Чендлер в светской хронике после его смерти…

– А я займусь Пайком, – подхватил Дэш. – Попробую раскопать что-нибудь о его банкротстве, аукционах. Возможно, удастся найти его последний известный адрес. Загляну в портовые кабаки, поспрашиваю у старых знакомых – может, кто-то слышал, куда он мог податься. Или что с ним стало на самом деле.

– А Блэкмор?

– А Блэкмор пока остается загадкой, – Дэш пожал плечами. – Будем держать ухо востро. Может, его имя где-то всплывет в связи с Чендлером или Пайком.

– Хорошо, – Вивиан взяла свой карандаш, ощущая, как возвращается привычный азарт расследования, немного оттесняя страх. – Я начну с редакции, пороюсь в городских справочниках и архивах некрологов. Потом, возможно, продолжу в Городской библиотеке.

– Одна? – резко прервал ее Дэш, его брови снова сошлись на переносице. – Харпер, ты меня вообще слышала? После того, что случилось… дважды! Ты никуда не поедешь одна. Ни в библиотеку, ни тем более по каким-то старым адресам в поисках безутешных вдов!

– Но, Дэш, я не могу сидеть здесь под замком! – вспыхнула Вивиан, ее упрямство взяло верх над осторожностью. – Я журналист, это моя работа! Я не могу позволить этим… этим негодяям запугать меня до такой степени, чтобы я боялась выйти на улицу!

– Речь не о страхе, а о здравом смысле, черт возьми! – его голос снова начал набирать силу, и он заставил себя понизить его, заметив любопытный взгляд Дженны Моррис, сидевшей за соседним столом. – Они охотятся на тебя, Вив! Они чуть не убили тебя! Ты хочешь дать им еще один шанс?

– А что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, пока ты один будешь рисковать? Мы же договорились…

– Мы договорились, что будем действовать вместе, – перебил он ее жестко. – А это значит – думать головой и не подставляться по глупости. – Он вздохнул, пытаясь взять себя в руки. – Хорошо. Делай, что решила. Но! – он поднял палец, его взгляд не предвещал ничего хорошего в случае неповиновения. – Если тебе понадобится ехать по какому-либо адресу – к вдове Чендлера, к старому дому Пайка, куда угодно – ты сначала скажешь мне. И поедем мы вместе. Без всяких «я сама». Это понятно?

Вивиан закусила губу. Его требование было унизительным для ее независимой натуры, но она понимала, что сейчас он прав. К тому же, мысль о том, чтобы отправиться одной по незнакомому адресу, возможно, в дом, где ее мог ждать кто угодно, вызывала у нее вполне объяснимую дрожь.

– Хорошо, Уиттакер, – наконец кивнула она, стараясь придать голосу безразличие. – Начну с архивов здесь и в библиотеке. Если понадобится ехать по адресам, я дам тебе знать. Но, – добавила она с вызовом, – только если ты не будешь дышать мне в затылок и мешать работать.

– Постараюсь вести себя прилично, мэм, – криво усмехнулся Дэш, немного расслабившись. – Встретимся здесь вечером? Сравним наши… трофеи. Если они будут. Договорились?

– Договорились.

Он еще раз посмотрел на нее долгим, тревожным взглядом, словно проверяя, не передумает ли она, затем кивнул и направился к своему столу, уже на ходу доставая блокнот и что-то быстро записывая.

Вивиан проводила его взглядом, затем решительно открыла нужную страницу в своем блокноте. Вдова? Дети? С чего начать? Она поднялась и направилась к выходу, чувствуя спиной чей-то любопытный взгляд.

ГЛАВА 3

Вивиан решила начать с архива самой «Бостон Глоуб» – возможно, в старых подшивках светской хроники или некрологах найдется что-то о семье Чендлер.

Спустившись в подвальное помещение, где воздух был густым от запаха старой бумаги и клея, а тишина нарушалась лишь шелестом переворачиваемых страниц да недовольным покашливанием мистера Финнегана, бессменного стража этих пыльных сокровищ, Вивиан почувствовала себя почти как дома. Этот мир пожелтевших газетных листов, громоздких переплетов и бесконечных стеллажей был ей знаком и понятен.

– Снова вы, мисс Харпер? – проворчал мистер Финнеган, не отрываясь от каталожных карточек. – Что на этот раз? Надеюсь, не решите перетряхивать архивы времен Гражданской войны?

– Пока нет, мистер Финнеган, – с легкой улыбкой ответила Вивиан, стараясь расположить к себе старого ворчуна. – Мне нужны подшивки «Бостон Транскрипт» за последние два года. Раздел светской хроники.

Архивариус вздохнул, но указал на нужный стеллаж. Вивиан поблагодарила его и, найдя тяжелые тома, устроилась за длинным дубовым столом под одинокой электрической лампочкой, бросавшей на страницы желтоватый круг света.

Она начала методично просматривать колонки, испещренные именами бостонской элиты. Поиски Элеоноры Чендлер, вдовы Арчибальда, требовали терпения. Ее имя мелькало редко. Вот она в списке гостей на открытии выставки в Музее изящных искусств – через полгода после смерти мужа… Вот упоминание о ее пожертвовании на нужды церкви Старого Юга… А это список патронесс благотворительного бала, в котором среди прочих числилась и миссис Чендлер… И, наконец, то, что Вивиан искала – короткая заметка в «Транскрипт» о том, что «миссис Элеонора Чендлер, вдова покойного Арчибальда Чендлера, покинула свой дом в Бэк-Бэй и переехала в более уединенный особняк на Бикон-стрит». Адрес прилагался. Вивиан аккуратно записала его в блокнот. Она также нашла сообщение о состоявшейся год назад свадьбе ее дочери Эмили с неким Чарльзом Лоуренсом, адвокатом из Филадельфии, куда молодая пара и отбыла после венчания. Значит, вдова живет одна. Или с прислугой. Это упрощало, но одновременно и усложняло задачу – одинокая женщина могла быть более напугана и менее склонна к откровениям.

После полудня, сжав в руке свой блокнот и стараясь придать лицу выражение деловой сосредоточенности, Вивиан направилась в Городскую публичную библиотеку на Копли-сквер. Величественное здание из милфордского гранита и сиенского мрамора, с его строгими аркадами и рядами высоких окон, отражающих хмурое небо, казалось ей сейчас единственным надежным оплотом спокойствия и порядка посреди враждебного, полного скрытых угроз города.

Она миновала бронзовые врата, поднялась по широкой мраморной лестнице, украшенной фигурами львов, и вошла в гулкую тишину знаменитого Бэйтс-холла. Этот огромный читальный зал, со сводчатым кессонным потолком и бесконечными рядами длинных дубовых столов, за которыми под тусклым светом легендарных зеленых лампионов склонились над фолиантами студенты Гарварда и седовласые исследователи, всегда внушал ей благоговейный трепет. Воздух здесь был особенным – прохладным, чуть разреженным, пахнущим старой бумагой, кожей переплетов и неуловимым ароматом знаний, накопленных за десятилетия. Тишина, почти абсолютная, нарушаемая лишь осторожным шелестом переворачиваемых страниц да скрипом паркета под ногами редких посетителей, действовала на удивление успокаивающе после утреннего напряжения в редакции.

Найдя свободное место за одним из столов в дальнем конце зала, откуда открывался вид на затянутую дождевой дымкой Копли-сквер, Вивиан запросила у служителя в строгой униформе необходимые ей материалы: архив некрологов и несколько томов городских справочников «Blue Book». Ей нужно было найти хоть малейшую зацепку о семье Арчибальда Чендлера – вдове Элеоноре, детях, их нынешнем адресе, любых упоминаниях после его столь внезапной и подозрительной «скоропостижной кончины».

Работа была кропотливой и требовала терпения. Листая пожелтевшие страницы, Вивиан чувствовала, как постепенно отступает напряжение последних дней. Тишина и размеренный ритм библиотеки действовали успокаивающе. Она погрузилась в поиски, выписывая адреса, имена, даты, пытаясь составить картину жизни семьи Чендлер после внезапной смерти ее главы.

Она так увлеклась, что вздрогнула от неожиданности, когда тень упала на раскрытую страницу справочника. Вивиан резко подняла голову.

Уоррен Блэквуд стоял, небрежно прислонившись к краю стола, и смотрел на нее с той же ироничной, чуть вызывающей усмешкой, что и на приеме у Трасдейла. Его холодные голубые глаза насмешливо изучали ее, задержавшись на легком шарфе, все еще прикрывавшем ее шею. Вид у него был слегка растрепанный, словно он провел утро не за редакционным столом, а где-то в менее приличных местах.

– Какая прилежность, мисс Харпер! – протянул он своим низким, с легкой хрипотцой голосом, который Вивиан находила особенно неприятным. – Репортер «Глоуб» изучает светскую хронику? Готовите материал о том, кто из бостонских матрон заказал самое дорогое платье из Парижа? Или ваши интересы простираются глубже? Возможно, вас интересует судьба безутешных вдов, чьи мужья имели неосторожность… слишком много знать?

Его появление здесь, в этом святилище тишины и знаний, было вызывающим и неуместным. Вивиан почувствовала, как внутри закипает раздражение, смешанное с неприятным холодком узнавания – он снова намекал на Чендлера. Откуда ему известно, что именно она ищет?

– Боюсь, мистер Блэквуд, мои занятия вас не касаются, – холодно ответила она.

– О, как жаль! – он театрально вздохнул, но глаза его насмешливо блестели. – А я было подумал, что наши интересы могут совпадать. Ведь прошлое некоторых уважаемых семейств Бостона хранит столько пикантных тайн… Например, семья Чендлер. Говорят, покойный Арчибальд был связан с некоторыми… сомнительными сделками в порту. Возможно, с компанией под названием «Atlantic Cargo»? Не слышали о такой?

Он произнес это название – «Atlantic Cargo» – с особым нажимом, глядя ей прямо в глаза, и Вивиан поняла: он знает. Он знает гораздо больше, чем показывает. Ее сердце пропустило удар. Неужели он тоже расследует это дело? Или он здесь по чьему-то поручению – чтобы выяснить, что известно ей?

– Не понимаю, о чем вы, – солгала она как можно убедительнее, хотя чувствовала, как предательский румянец заливает щеки.

– Неужели? – Блэквуд усмехнулся, явно не поверив ей. Он чуть наклонился над столом, понизив голос до вкрадчивого шепота. – А имя Сент-Джон вам о чем-нибудь говорит, мисс Харпер? Говорят, вы пользуетесь его… особым расположением. Интересно, знает ли он, как усердно его протеже роется в грязном белье его деловых партнеров? Или врагов? В случае с Сент-Джоном это часто одно и то же.

Его слова были наглыми, оскорбительными, но главное – они были опасны. Он явно пытался ее спровоцировать, выведать информацию, возможно, запугать.

Он снова наклонился, почти касаясь ее щеки своим дыханием, от которого пахло дешевым табаком. Удивительно, но впервые близость человека вызывала в ней столь неприятные чувства и желание оттолкнуть.

– Вы думаете, ваш благородный спаситель всегда будет рядом? – прошептал он, и в голосе его послышалась откровенная издевка. – Боюсь, у него сейчас другие заботы. Прелестная невеста, семейные дела… Ему может быть не до вас, когда придет время платить по счетам. А платить придется, мисс Харпер. За все.

Вивиан резко встала, опрокинув стул, который с грохотом упал на пол, нарушив благоговейную тишину читального зала. Несколько человек удивленно подняли головы.

– Мистер Блэквуд, я попросила бы вас оставить меня в покое! – ее голос дрожал от сдерживаемого гнева. – Ваши инсинуации отвратительны!

– Отвратительны? – он выпрямился, и на его лице появилось выражение почти искреннего удивления, которое, впрочем, тут же сменилось прежней кривой усмешкой. – Полноте, мисс Харпер. Я всего лишь пытаюсь вас предостеречь. Из самых добрых побуждений, уверяю вас. Этот город – опасное место для таких любопытных молодых леди. Особенно для тех, кто задает слишком много вопросов не тем людям. Вы играете с огнем. И рискуете обжечься так сильно, что никакой… благородный покровитель вас уже не спасет.

Он сделал шаг назад, картинно поклонился и, бросив на нее последний насмешливый взгляд, неторопливо пошел прочь, его шаги гулко отдавались под высокими сводами читального зала.

Вивиан осталась стоять посреди зала, дрожа от гнева и отвращения. Ее щеки горели, руки сжимались в кулаки. Этот человек… он был омерзителен. Его цинизм, его наглость, его неприкрытая враждебность к Сент-Джону, его явное удовольствие от того, что он ее унизил и напугал…

«Никто еще не вызывал у меня такого омерзения, – подумала она, с трудом переводя дыхание. – Даже Рэндольф со своими угрозами не был так гадок».

И в этот момент холодная, злая решимость охватила ее. Она должна узнать о нем все. Кто он такой на самом деле? Каковы его истинные мотивы? Почему он так ненавидит Сент-Джона? И откуда ему известно об «Atlantic Cargo» и ее интересе к Чендлеру? Да, она займется им. Обязательно займется. Раньше ей было не до этого, были дела поважнее. Но теперь… теперь это стало делом принципа. Она выведет этого наглеца на чистую воду.

С этой новой, мстительной решимостью она подняла упавший стул, и, закрыв оказавшейся бесполезной подшивку, на мгновение задумалась. Встреча с Блэквудом не давала ей покоя. Его слова, его вызывающая манера, его очевидная неприязнь к Сент-Джону… Что за тайны их связывали? Движимая внезапным импульсом, она решила проверить еще одну ниточку.

Она запросила у служителя подшивки конкурирующей «Бостон Дейли Ньюс» за последние пару лет. Найдя колонку Уоррена Блэквуда, она начала просматривать его статьи. Он писал остро, хлестко, часто выбирая темы, связанные с социальной несправедливостью, критикуя городских чиновников за расточительство или неэффективность. Стиль его был далек от сдержанной респектабельности «Бостон Глоуб», в нем чувствовалась какая-то злая энергия, неудовлетворенность, вызов существующему порядку.

«Неудивительно, что они с Сент-Джоном так не ладят», – подумала Вивиан.

Она решительно направилась к стеллажам, где хранились подшивки театральных журналов и газет за последние тридцать лет. Ее интересовал раздел «Искусство и развлечения».

Поиски оказались еще более утомительными. Имя Сильвии Блэквуд встречалось крайне редко и лишь в рецензиях на постановки небольших, второсортных театров или мюзик-холлов, популярных в менее респектабельных районах города. «Миловидная мисс Блэквуд была весьма жива в роли горничной…», «…голос мисс Блэквуд приятен, но ему недостает силы для этой партии…». Ничего существенного. Вивиан уже готова была бросить эту затею, как вдруг в колонке светских сплетен одной из бульварных газет за 1878 год ее взгляд зацепился за короткую, но интригующую фразу:

«Говорят, сердце одного весьма известного и несвободного джентльмена с Бикон-Хилл, большого ценителя искусств и завсегдатая театральных премьер, было пленено чарами юной актрисы из театра «Элизиум» на Тремонт-стрит. Инициалы прелестницы – С.Б. – уже шепотом передаются из уст в уста в гостиных, вызывая ревнивые вздохи законных супруг…»

Имя лорда не упоминалось, но Вивиан почувствовала, как кровь застучала в висках. Лорд Филипп Сент-Джон, отец Николаса, был известен своим увлечением театром и богемной жизнью… Если Уоррен Блэквуд – его незаконнорожденный сын, это объясняет многое: его фамилию, его очевидную неприязнь к законному наследнику Николасу, его намеки на «семейные грехи». Это была бомба замедленного действия, способная взорвать респектабельный фасад семьи Сент-Джон.

Она почувствовала азартное возбуждение первооткрывателя. Эта ниточка могла оказаться не менее важной, чем история «Atlantic Cargo». Если Уоррен – непризнанный сын лорда Филиппа, он может многое знать о тайнах семьи Сент-Джон, о делах отца… возможно, и о делах, связанных с судоходной компанией?

Она торопливо, стараясь, чтобы ее рука не дрожала, переписала текст заметки в свой блокнот. Это была опасная информация. Опасная для Сент-Джонов. Опасная для Блэквуда. И опасная для нее самой, если кто-то узнает, что она это раскопала.

Она закрыла тяжелый том, чувствуя, как усталость смешивается с азартным возбуждением. Расследование приобретало новый, неожиданный оборот, уводя ее от портовых махинаций в темные закоулки семейных тайн самой влиятельной династии Бостона.

***

Пока Вивиан погружалась в пыльные тайны генеалогических справочников в тишине Городской библиотеки, а затем выводила на чистую воду мистера Блэквуда, Дэш Уиттакер окунулся в совершенно иную атмосферу – густую, просоленную и пропахшую дешевым виски реальность бостонских доков. Ему нужно было найти следы Джонатана Пайка, второго директора «Atlantic Cargo», который, согласно найденным в архивах сведениям, разорился и бесследно исчез два года назад. Интуиция подсказывала Дэшу, что такое исчезновение вряд ли было добровольным.

Он направился к Атлантик-авеню, туда, где гранитные фасады банков и контор сменялись приземистыми кирпичными зданиями складов, портовыми управлениями и бесчисленными салунами, двери которых почти никогда не закрывались. Воздух здесь был густым, тяжелым, несущим в себе резкие запахи рыбы, дегтя, сырого угля и чего-то еще – кисловатого и затхлого, как трюм давно не чищенного судна. Здесь, среди грохота повозок, скрипа погрузочных кранов и хриплой ругани грузчиков, Дэш чувствовал себя в своей стихии. Он вырос в подобных кварталах Нью-Йорка, и этот мир грубой силы, быстрых денег и опасных тайн, где информация ценилась не меньше золота, а порой могла стоить и жизни, был ему понятнее и ближе, чем накрахмаленные воротнички и фальшивые улыбки респектабельного и чистоплотного Бикон-Хилл.

Его путь лежал в «Пьяный якорь» – портовый кабак с дурной репутацией, где собирались и докеры после тяжелой смены, и мелкие клерки из судовых контор, и личности куда более сомнительные. Именно здесь, по его сведениям, можно было встретить Пита «Крюка» Макгвайра – бывшего боцмана, потерявшего руку в какой-то заварушке на Карибах и теперь промышлявшего тем, что собирал и перепродавал слухи портовым репортерам и частным сыщикам.

Дэш толкнул тяжелую, рассохшуюся дверь и шагнул в полумрак, наполненный густым сизым дымом дешевых сигар и трубок, запахом пролитого пива и немытых тел. За длинной стойкой из темного, исцарапанного дуба угрюмый бармен с лицом, напоминавшим старый морской узел, протирал мутные стаканы. В зале стоял гул голосов, прерываемый взрывами грубого хохота и стуком пивных кружек. Дэш заказал стакан ржаного виски – здесь важно было не выделяться – и, прислонившись к стойке, стал осматривать зал цепким взглядом.

Пит Макгвайр сидел в самом темном углу, за столиком, залитым пивом, в компании двух мрачных типов, похожих на стивидоров. Вместо руки у него действительно был железный крюк, которым он время от времени постукивал по столу. Дэш дождался, пока собеседники Пита поднимутся и уйдут, затем подошел и без церемоний опустился на стул напротив.

– Макгвайр, – сказал он тихо, но так, чтобы Пит услышал. – Мне нужна информация.

Пит медленно поднял голову. Его маленькие, глубоко посаженные глазки внимательно, без всякого дружелюбия, уставились на Дэша. На щеке виднелся свежий синяк.

– Уиттакер? Какого дьявола репортеру из «Глоуб» понадобилось в моей скромной компании? – прохрипел он, сплюнув на грязный пол. – Снова ищешь сенсацию про наших доблестных городских отцов?

– Ищу человека, Пит. Старая история. Джонатан Пайк. Из «Atlantic Cargo». Контора их тут неподалеку была. Слышал о таком? Говорят, разорился и исчез года два назад.

При упоминании имени Пайка лицо Макгвайра дернулось. Он быстро огляделся по сторонам, словно боясь, что их подслушивают, хотя в общем гаме их тихий разговор вряд ли кто-то мог разобрать, затем наклонился к Дэшу, понизив голос. От него несло перегаром и дешевым табаком.

– Пайк… – прошипел он. – Опасное имя ты вспомнил, репортер. Очень опасное. Зря ты его ворошишь.

– Мне нужно знать, что с ним стало. Куда он делся? Уехал? Или?..

– Или его «уехали», хочешь сказать? – Макгвайр нервно потер свой крюк. – С такими делами, как у «Atlantic Cargo», люди просто так не исчезают. Пайк… он болтливый был, особенно когда выпьет. Говорят, после того, как его из компании выкинули, он грозился рассказать кое-что… О грузах, которые шли не по тем документам… О больших людях, которые за этим стояли…

– Каких людях? – быстро спросил Дэш, чувствуя, что напал на след. – Имя, Пит! Мне нужно имя!

Макгвайр испуганно отшатнулся.

– Ты спятил, Уиттакер?! Я жить хочу! Нет у меня никаких имен! – он снова огляделся, его взгляд стал затравленным. – Знаю только, что Пайк был не дурак, но и его заткнули. Быстро и тихо. Пропал человек – и концы в воду. Будто и не было его никогда. А те, кто его искал… ну, скажем так, они не из тех, с кем стоит связываться. Один мой знакомый клерк из конторы напротив тоже что-то видел или слышал… так его через неделю нашли в заливе. Несчастный случай, конечно. Утонул по пьяни.

Он нервно рассмеялся, но смех прозвучал фальшиво.

– Так что мой тебе совет, репортер, – он снова наклонился к Дэшу, его голос упал до шепота, – бросай это дело. Забудь про Пайка, про «Atlantic Cargo». Оно того не стоит. Некоторые тайны лучше оставить на дне гавани. Вместе с теми, кто их знал.

Он залпом допил свое пиво, поднялся и, не оглядываясь, быстро зашагал к выходу, растворившись в толпе у стойки.

Дэш остался сидеть за столом, задумчиво глядя в свой опустевший стакан. Слова Макгвайра, хоть и туманные, подтверждали его худшие опасения. Пайка не просто разорили и выгнали – его, скорее всего, убили, чтобы он не смог рассказать правду о махинациях «Atlantic Cargo» и тех влиятельных людях, что стояли за ними. И теперь те же самые люди, без сомнения, шли по следу Вивиан. Холодная ярость смешалась с тревогой, сдавившей горло. Он допил остатки виски одним глотком, бросил на стойку монету и вышел из кабака на сырую, промозглую улицу, чувствуя себя так, словно только что заглянул в пасть к самому дьяволу. Нужно было срочно связаться с Вивиан.

ГЛАВА 4

Ближе к вечеру, когда поток посетителей в Городской библиотеке иссяк, а за окнами Копли-сквер окончательно стемнело и пошел нудный, мелкий дождь, Вивиан почувствовала, что больше не в силах сидеть над пыльными томами. Голова гудела от обилия информации и недостатка свежего воздуха, а находки дня – смерть Арчибальда Чендлера, туманная история его вдовы Элеоноры, призрак Сильвии Блэквуд и ее возможная связь с отцом Сент-Джона – требовали немедленного обсуждения с Дэшем.

Она собрала свои записи, вернула книги смотрителю и вышла на улицу, поежившись от сырого, промозглого ветра. Напротив библиотеки располагался отель «Brunswick», известный своим роскошным вестибюлем, где, как знала Вивиан, имелся общественный телефонный аппарат – привилегия, доступная в те годы далеко не везде. Решив, что звонить из уличной будки в такую погоду будет неудобно, а возвращаться в редакцию уже поздно, она решительно пересекла площадь и вошла под своды отеля.

Вестибюль отеля встретил ее теплом, приглушенным светом хрустальных люстр, запахом дорогих сигар и тихим гулом респектабельных голосов. Найдя в дальнем углу за колонной вожделенный телефонный аппарат в полированной дубовой кабинке, Вивиан опустила монетку и попросила телефонистку соединить ее с редакцией «Бостон Глоуб». После недолгого ожидания и нескольких щелчков на линии она услышала знакомый голос Джинни Марлоу.

– Джинни? Это Вивиан Харпер. Соедините меня, пожалуйста, с мистером Уиттакером, если он еще на месте.

– О, мисс Харпер! – в голосе секретарши послышалось удивление, смешанное с любопытством. – Минуточку… Да, он еще здесь. Кажется, только что собирался уходить. Соединяю!

Снова щелчки, и вот в трубке раздался голос Дэша – усталый, но с узнаваемыми нетерпеливыми нотками:

– Уиттакер слушает! Харпер? Это ты? Ну что там у тебя? Нашла что-нибудь стоящее?

– Кое-что нашла, Уиттакер, – ответила Вивиан, стараясь говорить тихо и быстро, чувствуя себя неуютно в этой стеклянной будке на виду у холла отеля. – Адрес миссис Чендлер, вдовы Арчибальда. Живет на Бикон-стрит.

– Бикон-стрит? Отлично! – в голосе Дэша послышался азарт. – Это уже что-то. А у меня… – он вздохнул, – пока глухо. Пайк словно в воду канул. Ни единого следа, кроме сообщений о банкротстве. Но я тут копнул поглубже в старые портовые декларации «Atlantic Cargo»… И знаешь, чье имя там пару раз всплыло в связи с какими-то уж очень странными, «особыми» грузами из Южной Америки незадолго до краха компании?

– Чье? – Вивиан затаила дыхание.

– Имя лорда Филиппа Сент-Джона, – голос Дэша в трубке стал напряженным. – Отца нашего сиятельного Николаса. Похоже, папаша был не только любителем театралок, но и не брезговал… контрабандой? Или чем похуже. И я почти уверен, что Чендлер и Пайк знали об этом. И кому-то очень не хотелось, чтобы они заговорили.

Вивиан молча слушала, чувствуя, как волосы шевелятся у нее на голове. Отец Сент-Джона… Сильвия Блэквуд… «Atlantic Cargo»… Мистер Блэквуд, который тоже интересуется этим делом… Нити сплетались в тугой, зловещий узел, и центр этого узла, похоже, находился в самом сердце семьи Сент-Джон.

– А теперь слушай еще кое-что, Харпер, – продолжал Дэш тем же напряженным шепотом. – Я тут поболтал с одним своим старым знакомым… ну, ты понимаешь, из тех, кто много слышит и мало говорит… Так вот, он шепнул мне, будто Уоррен Блэквуд из «Дейли Ньюс» тоже последнее время очень активно интересуется этой историей. Задает вопросы о Пайке, об «Atlantic Cargo», пытается раскопать старые грехи…

– Блэквуд?! – выдохнула Вивиан. Значит, ее встреча с ним в библиотеке не была случайностью! Он действительно что-то ищет. Но что? И на чьей он стороне?

– Да. Странно, не правда ли? Зачем ему это? – в голосе Дэша звучало подозрение. – Ладно, Харпер. На сегодня, думаю, хватит новостей. Собирайся и поезжай домой. Нужно все это обдумать. А завтра утром, часов в десять, я заеду за тобой, и мы отправимся с визитом к миссис Чендлер. И будь начеку. Мне все это очень, очень не нравится. Слишком много теней вокруг этого дела.

– Хорошо, Дэш. И ты… береги себя, пожалуйста.

– Непременно, Харпер. До завтра, – бросил он, и в трубке раздались короткие гудки.

Вивиан медленно повесила трубку, чувствуя, как дрожат руки. Отец Сент-Джона, замешанный в темных делах «Atlantic Cargo»… Уоррен Блэквуд, ведущий собственное расследование… Смерть одного директора, исчезновение другого…

Вернувшись на Маунт-Вернон-стрит, Вивиан с трудом заставила себя подняться по ступеням крыльца. Дом тети Агаты, обычно наполненный скрипом паркета под ее размеренными шагами, запахом лаванды и звуком тикающих часов, теперь казался непривычно тихим, пустым и холодным. Миссис Эллиот, домоправительница, встретила ее в холле с подносом, на котором стоял ужин, но Вивиан лишь устало отмахнулась, сказав, что не голодна, и поднялась к себе в комнату.

Она зажгла газовый рожок над туалетным столиком, но его шипящее пламя лишь подчеркивало гулкую пустоту спальни, где все напоминало об уехавшей тете. Дождь монотонно барабанил по стеклу, ветер завывал в каминной трубе, и каждый шорох в доме заставлял ее вздрагивать. Чувство одиночества было почти невыносимым, но возвращаться в редакцию или искать общества Дэша ей не хотелось. Ей нужно было время, чтобы побыть одной, чтобы разложить по полочкам все то, что она узнала и пережила за последние дни.

Она села за свой письменный стол, заваленный вырезками из газет и исписанными листами бумаги. Достала блокнот и разложила перед собой свои заметки, пытаясь увидеть общую картину в этом хаосе имен, дат и событий.

«Atlantic Cargo». Компания, процветавшая, а затем внезапно исчезнувшая. Арчибальд Чендлер, ее директор, погибший при «несчастном случае» ровно тогда, когда компания начала тонуть. Джонатан Пайк, второй директор, разорившийся и пропавший без вести. Сэмюэль Блэкмор – третий, неуловимый, как тень. Иск Кроули, таинственно отозванный.

Теперь к этому добавились новые нити. Лорд Филипп Сент-Джон, отец Николаса, респектабельный аристократ, меценат… и, как выяснил Дэш, возможно, контрабандист, связанный с темными делами «Atlantic Cargo». И его предполагаемый внебрачный сын – Уоррен Блэквуд, репортер-конкурент, который почему-то тоже роет землю под этой историей, и который так откровенно ее ненавидит… или ненавидит ее возможную связь с Николасом? И Сильвия Блэквуд, его мать, давно забытая актриса варьете…

Голова шла кругом. Слишком много вопросов, слишком мало ответов. Но одно Вивиан чувствовала ясно: все эти нити – смерть Чендлера, исчезновение Пайка, тайные дела лорда Филиппа, враждебность Уоррена – так или иначе сплетались вокруг семьи Сент-Джон. И, возможно, вокруг Николаса.

Его образ снова встал перед ее глазами. Его холодная ирония. Его внезапная, необъяснимая ярость при виде ее синяков. Его странное предупреждение в кабинете. И тот запах… запах дорогого одеколона в темном тупике… Был ли он ее спасителем? Или он просто убрал ненужного исполнителя, который вышел из-под контроля? Или это была еще одна часть его сложной игры, цель которой она пока не могла понять? «Не доверяйте никому», – сказал он. Но можно ли доверять ему самому?

А Блэквуд? Его поведение в библиотеке – наглое, провокационное – вызвало в ней не столько страх, сколько волну ледяного гнева. Его намеки, его знание деталей ее расследования… Он явно что-то знал. Или выполнял чье-то поручение? Чье? Рэндольфа? Или кого-то еще, кто хотел использовать ее или Сент-Джона? Нет, решила Вивиан, с Блэквудом нужно разобраться отдельно. Она найдет способ узнать о нем больше.

Дождь за окном усилился, его капли монотонно стучали по карнизу. Вивиан посмотрела на мокрые, темные улицы Бостона. Город хранил свои тайны, опасные, смертоносные. Но она не отступит. Встреча с миссис Чендлер завтра – это шанс. Шанс приоткрыть завесу над прошлым «Atlantic Cargo», узнать правду о смерти ее мужа. Это было опасно, она знала. Но страх уже уступил место холодной решимости.

Она встала и подошла к комоду из темного вишневого дерева. Выдвинула нижний ящик, где среди старых писем и засохших цветов лежал знакомый серебряный портсигар. Ее пальцы нащупали холодный металл. Она открыла его. Тонкое перламутровое лезвие складного ножа тускло блеснуло в свете газового рожка. Она провела пальцем по холодной стали. Это не было оружием нападения, но это был ее последний аргумент, ее безмолвный ответ на угрозы. Она тихонько щелкнула портсигаром, закрывая его, и положила обратно в ящик, под стопку писем. Нет, она спрячет его в ридикюль завтра утром, перед выходом.

***

Первые лучи ноябрьского рассвета, бледные и нерешительные, словно призраки, прокрадывались сквозь неплотно задернутые шторы спальни на Маунт-Вернон-стрит, рисуя на полу вытянутые, дрожащие полосы света. Город за окном только начинал пробуждаться от ночного оцепенения, его далекий гул – стук первых экипажей по булыжной мостовой, хриплый крик молочника, гудок парохода с гавани – доносился сюда, в тишину старого дома, приглушенно и нереально. Вивиан открыла глаза, и тяжесть непрожитой ночи, наполненной тревожными снами и обрывками воспоминаний, обрушилась на нее с новой силой. Голова гудела, словно в ней все еще отдавался оглушительный треск выстрела или жестокий удар, бросивший ее на холодные камни переулка.

Она с трудом повернулась на подушке, и тупая, ноющая боль в шее мгновенно вернула ее к реальности вчерашнего кошмара. Пальцы сами собой потянулись к горлу, ощупывая под тонким батистом ночной рубашки болезненные уплотнения и воспаленную кожу – немые свидетельства безжалостной хватки. Во рту все еще стоял привкус страха и горечи. Она вспомнила лицо Сент-Джона – его внезапную ярость, его странное предупреждение, его глаза цвета темного янтаря, в которых на мгновение мелькнуло что-то живое, почти человеческое, прежде чем снова скрыться за привычной маской холодной непроницаемости.

«Вам нужно немедленно прекратить это расследование. Не из-за меня. Из-за вас самой… Они не играют по правилам… Не доверяйте никому…»

Собрав всю волю, Вивиан заставила себя сесть на кровати. Комната, еще вчера казавшаяся уютным убежищем, теперь, в отсутствие тетушки Агаты, выглядела пустой и холодной. Тишина давила, подчеркивая ее одиночество и уязвимость. Но времени на жалость к себе не было. Сегодня предстоял визит к Элеоноре Чендлер, вдове одного из таинственно исчезнувших директоров «Atlantic Cargo». Шаг в неизвестность, возможно, опасный, но необходимый.

Она подошла к умывальнику, плеснула в лицо ледяной водой, смывая остатки сна и тяжелых мыслей. В зеркале над мраморной столешницей отразилось бледное, осунувшееся лицо с темными кругами под глазами. Следы на шее все еще были заметны – темные, уродливые пятна проступали сквозь нежную кожу. Нужно было выбрать платье, которое надежно скроет их, платье-броню, которое не выдаст ни ее страха, ни ее боли.

Ее взгляд скользнул по гардеробу. Легкое платье цвета морской пены? Слишком несерьезно. Изумрудное, которое она так любила? Слишком ярко и неуместно. Ее рука остановилась на платье из плотной шерстяной ткани приглушенного оливкового оттенка. Оно было строгим, почти деловым, но с изящной деталью – высоким стоячим воротником из плотного кремового кружева, который доходил почти до подбородка, надежно скрывая все следы. Длинные узкие рукава с такими же кружевными манжетами подчеркивали тонкость запястий, а юбка, гладкая и прямая, ниспадала тяжелыми складками, придавая фигуре собранность и строгость.

Она быстро оделась, застегнув мелкие пуговицы. Подошла к зеркалу. Да, это то, что нужно. Сдержанно, профессионально, с едва заметной элегантной ноткой. Она собрала свои темно-каштановые волосы в привычный узел на затылке, стараясь на этот раз закрепить непокорные пряди как можно надежнее. Ей пришлось зайти в небольшую аптеку «Root & Herb Apothecary» на Чарльз-стрит, где, чувствуя себя ужасно неловко под любопытным взглядом пожилого аптекаря в пенсне, она купила самую дорогую французскую пудру плотного, маскирующего оттенка и крошечную баночку розовых румян. Мысль о том, что ей приходится прибегать к таким уловкам, чтобы скрыть следы насилия, была унизительной, но Вивиан понимала: появляться где-либо с явными синяками – значит вызвать волну пересудов, ненужных вопросов и, что хуже всего, жалости. Она не могла себе этого позволить. Поэтому она потратила почти полчаса перед зеркалом, тщательно маскируя следы нападения. Немного румян на щеки, капля духов с ароматом вербены – и она готова. Готова к встрече с прошлым миссис Чендлер и с неизвестностью, которую сулило это расследование. В ридикюль, рядом с блокнотом и карандашом, лег знакомый серебряный портсигар.

Внизу ее уже ждал Дэш. Он стоял в холле, нетерпеливо постукивая тростью по наборному паркету, и вид у него был хмурый и встревоженный. На нем был темно-серый костюм-тройка, который сидел на нем на удивление ладно, хотя галстук был слегка сбит набок, а светлые волосы взъерошены еще сильнее обычного. Увидев Вивиан, спускающуюся по лестнице, он шагнул ей навстречу, и в его серых глазах мелькнуло облегчение, смешанное с тревогой.

– Харпер, ты готова? – спросил он чуть более резко, чем следовало, словно пытаясь скрыть свое беспокойство за привычной манерой. – Кэб ждет. Пора ехать, если мы хотим застать миссис Чендлер до полуденного чая.

Он внимательно оглядел ее – платье, прическу, бледное лицо, задержав взгляд на высоком воротнике. Она почувствовала этот взгляд и невольно коснулась шеи, хотя знала, что следов почти не видно. Его беспокойство было почти осязаемым, но основанным лишь на части правды – на том, что она рассказала ему вчера в редакции, умолчав о самом страшном.

– Все в порядке, Уиттакер, – стараясь говорить спокойно, ответила она. – Я готова.

Их взгляды встретились, и на мгновение между ними повисло неловкое молчание. Дэш первым отвел глаза.

– Пойдем, – буркнул он и, взяв ее под руку чуть крепче, чем требовалось, повел к выходу.

Поездка в кэбе прошла почти в полном молчании. Экипаж катил по улицам Бэк-Бэй, мимо внушительных особняков из песчаника и красного кирпича, чьи строгие фасады смотрели на мир с холодным достоинством. Утро было серым и промозглым, низкие тучи висели над городом, грозя пролиться дождем. Воздух пах сыростью и дымом. Эта респектабельная тишина, этот парадный фасад бостонского благополучия казались Вивиан особенно фальшивыми на фоне той опасности, что таилась где-то рядом, за этими безупречными стенами. Дэш молчал, глядя в окно и хмуро сжимая челюсти. Вивиан знала, что он думает о том же – о расследовании, о возможных угрозах, но он не знал всего, и от этого ей было еще тревожнее.

Кэб, прогромыхав по булыжной мостовой Бикон-стрит, свернул на одну из тихих, респектабельных улиц Бэк-Бэй, где воздух казался чище, а шум большого города – далеким и приглушенным. Экипаж замедлил ход и остановился перед высоким четырехэтажным особняком из темно-красного кирпича, чьи строгие, симметричные линии и большие окна с тяжелыми рамами из темного дерева говорили о богатстве и солидности его владельцев. Фасад, украшенный скромной, но изысканной лепниной и небольшим кованым балконом на втором этаже, смотрел на улицу с невозмутимым спокойствием, присущим старым бостонским семьям. Перед домом располагался крошечный, ухоженный палисадник, где почерневшие от сырости ветви гортензий и роз скорбно склонялись под моросящим ноябрьским дождем, роняя последние жухлые листья на идеально подстриженный, но уже пожелтевший газон. Дом казался спящим, погруженным в тишину и собственное прошлое, и лишь слабый дымок, вившийся над одной из многочисленных труб, говорил о том, что внутри теплится жизнь.

– Кажется, приехали, – тихо сказал Дэш, первым выходя из кэба и протягивая Вивиан руку.

Она приняла его помощь, стараясь скрыть легкую дрожь в пальцах. Поднимаясь по невысоким гранитным ступеням к массивной входной двери, отполированной до темного блеска и украшенной тяжелым бронзовым молотком в виде львиной головы, она почувствовала, как сердце снова учащенно забилось.

Дэш решительно нажал кнопку электрического звонка рядом с дверью. Мелодичный, но короткий звон нарушил утреннюю тишину. Прошла минута, показавшаяся Вивиан вечностью, прежде чем за дверью послышались тихие шаги, и замок щелкнул.

Дверь приоткрыла немолодая горничная в строгом черном платье и белоснежном накрахмаленном переднике и чепце. Ее лицо, худое и бледное, было непроницаемым, а глаза – маленькие, серые, смотрели на посетителей без всякого выражения, лишь с легким оттенком усталого любопытства.

– Мисс Харпер и мистер Уиттакер из «Бостон Глоуб», – представился Дэш прежде, чем горничная успела задать вопрос. – Мы хотели бы видеть миссис Чендлер.

Горничная на мгновение поджала губы, ее взгляд скользнул по Вивиан, оценивая ее элегантное, но строгое платье, затем снова вернулся к Дэшу. Было видно, что визит журналистов не вызывал у нее восторга.

– Миссис Чендлер сейчас… отдыхает, – произнесла она тихо, но твердо. – Боюсь, она не сможет вас принять.

– Наш визит не займет много времени, – настойчиво, но вежливо продолжал Дэш. – Речь идет о памяти ее покойного мужа, мистера Арчибальда Чендлера. Мы готовим статью о его вкладе в развитие бостонской торговли, и нам бы очень хотелось услышать несколько слов от его супруги.

Упоминание имени покойного мужа и столь благовидный предлог, похоже, возымели действие. Горничная колебалась, затем, вздохнув, неохотно посторонилась.

– Пройдите, пожалуйста, в холл. Я доложу миссис Чендлер.

Они шагнули внутрь, и тяжелая дверь бесшумно закрылась за ними, отрезая их от сырой улицы и погружая в совершенно иную атмосферу. Холл был просторным, но казался темным и сумрачным из-за массивных дубовых панелей, покрывавших стены до самого потолка, и тяжелых бархатных портьер глубокого винного цвета, плотно задернутых на высоких окнах. Воздух здесь был неподвижным, прохладным, с легким запахом полироли для мебели, воска и чего-то неуловимо-старинного, словно запах времени, впитавшийся в дерево и ткани.

Пол был выложен черно-белой мраморной плиткой, уложенной в строгий геометрический узор, но блеск камня потускнел, а в центре лежал толстый персидский ковер с выцветшим рисунком, поглощавший звук их шагов. Тишину нарушало лишь мерное, гипнотизирующее тиканье высоких напольных часов из темного дерева, стоявших в углу, их медный маятник раскачивался с монотонной неизбежностью, отсчитывая утекающие секунды.

Вдоль стен располагалась тяжелая, резная мебель – консольный столик с мраморной столешницей, на котором стояла пустая бронзовая ваза, пара жестких стульев с высокими спинками, обитых темной кожей. На панелях висели портреты предков в массивных золоченых рамах – строгие мужчины в париках и напудренных камзолах, дамы в кринолинах с непроницаемыми лицами – их глаза, казалось, следили за вошедшими с молчаливым осуждением или равнодушием из глубины веков.

Горничная, попросив их подождать, бесшумно скрылась за одной из дверей в глубине холла, оставив Вивиан и Дэша наедине с тенями прошлого и этой гнетущей, торжественной тишиной. Вивиан сделала едва заметный вдох, мысленно отмечая детали обстановки – потускневшее золото рам, тяжесть дубовых панелей, запах воска, – все то, что могло пригодиться для статьи, если из этого визита выйдет нечто большее, чем просто заметка о наследии судостроителя. Она ощущала тяжесть атмосферы этого дома, пропитанного скорбью и, возможно, застарелыми тайнами, но ее репортерское любопытство и решимость были сильнее мимолетного дискомфорта. Она бросила быстрый взгляд на Дэша. Он стоял неподвижно, его взгляд цепко сканировал холл – не с праздным любопытством, а с вниманием хищника, оценивающего территорию. Лицо его было серьезным, собранным, серые глаза – острыми и наблюдательными. Эта гнетущая тишина, эта атмосфера застывшего времени лишь обостряли их профессиональные инстинкты, подсказывая, что здесь нужно действовать осторожно и взвешенно.

ГЛАВА 5

Прошло не более пары минут, наполненных лишь мерным боем старинных часов, когда дверь, в которую скрылась горничная, тихо отворилась. На пороге стояла женщина средних лет, облаченная в строгое платье из черного шелка с отделкой из матового крепа у ворота и на манжетах. Это была Элеонора Чендлер. Год прошел со смерти мужа, но ее облик все еще хранил печать траура, хотя и смягченную временем и требованиями светского этикета. Она была довольно высока, худощава, с прямой, даже жестковатой осанкой, которая, казалось, была призвана скрыть внутреннюю хрупкость или нервозность. Ее светлые волосы, тронутые первой сединой у висков, были аккуратно уложены в гладкую прическу, открывая высокий лоб. Лицо, вероятно, когда-то красивое, теперь казалось бледным и утомленным, с тонкими морщинками у глаз и плотно сжатыми губами. Но глаза ее, светло-голубые, почти прозрачные, смотрели на посетителей с неожиданной твердостью и настороженностью, в них не было ни слез, ни апатии – лишь глубоко запрятанная боль и, возможно, страх.

– Мисс Харпер, мистер Уиттакер? – голос ее прозвучал ровно, но чуть глухо, словно она давно не разговаривала громко. – Прошу вас, пройдите в гостиную.

Она жестом указала на двойные двери из полированного ореха справа от холла и, не дожидаясь их, сама направилась туда медленным, размеренным шагом. Вивиан и Дэш переглянулись – во взгляде вдовы не было ни враждебности, ни явного нежелания говорить, но ощущалась холодная дистанция и настороженность.

Они последовали за ней в гостиную – просторную комнату, обставленную с той же тяжеловесной, чуть старомодной роскошью, что и холл. Высокие окна были задрапированы тяжелыми шторами из темно-зеленого бархата, пропускавшими скудный дневной свет. Стены, оклеенные обоями с тисненым золотистым узором на кремовом фоне, были украшены несколькими пейзажами в массивных рамах и большим портретом покойного Арчибальда Чендлера над камином. С холста на них смотрел мужчина средних лет, с уверенным взглядом, крепко сбитой фигурой и начинающей редеть шевелюрой, – и смотрел так, словно все еще был хозяином этого дома и этой жизни.

В камине из белого мрамора тихо потрескивал огонь, хотя в комнате не было холодно. Перед камином на толстом ковре с восточным орнаментом стояли глубокие кресла и диван, обитые шелком цвета старого золота. Миссис Чендлер указала им на кресла, а сама опустилась на диван, сохранив свою прямую, напряженную осанку. Ее руки в тонких черных митенках неподвижно лежали на коленях.

– Итак, господа журналисты, – начала она, прежде чем Вивиан успела сформулировать первый вопрос, и в ее голосе послышалась едва заметная ирония. – Вы сказали, что пишете статью о вкладе моего покойного мужа в торговлю Бостона? Весьма… неожиданно, учитывая, что со дня его смерти прошел уже год, и пресса до сих пор не проявляла к его делам особого интереса. Что же именно вас интересует?

Прямой вопрос застал Вивиан врасплох, но она быстро собралась.

– Миссис Чендлер, ваш муж действительно был заметной фигурой в деловом мире Бостона, – начала она мягко, но уверенно. – Мы бы хотели осветить историю его компании, «Atlantic Cargo», понять причины ее… – она запнулась, подбирая слова, – …внезапного ухода с рынка. Возможно, вы могли бы рассказать нам немного о последних месяцах работы вашего мужа? Были ли какие-то трудности, о которых он упоминал?

Она внимательно наблюдала за реакцией вдовы, стараясь уловить малейшие изменения в ее лице или голосе. Дэш молчал, но его присутствие ощущалось – он сидел чуть поодаль, его взгляд был так же внимателен и сосредоточен. Они были здесь не как сочувствующие визитеры, а как репортеры, ищущие правду, какой бы неудобной она ни была.

Прямой вопрос Вивиан повис в тяжелой тишине гостиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем часов и тихим треском поленьев в камине. Элеонора Чендлер не отвела взгляда, ее светло-голубые глаза, до этого момента казавшиеся почти бесцветными, на мгновение потемнели, словно отразив тень давней боли или страха. Ее тонкие пальцы в черных митенках чуть заметно сжались на подлокотнике дивана. Она сделала едва уловимый вдох, прежде чем ответить, и голос ее прозвучал еще более ровно и отстраненно, чем прежде, словно она воздвигла невидимую стену между собой и назойливыми вопросами посетителей.

– Трудности, мисс Харпер? – она слегка склонила голову, и в этом движении было что-то отстраненно-вежливое, как у человека, привыкшего скрывать свои истинные чувства за безупречными манерами. – Боюсь, я мало что могу вам рассказать о делах моего покойного мужа. Арчибальд был человеком… сдержанным. Он не имел привычки посвящать меня в тонкости своих коммерческих предприятий. Он всегда говорил, что бизнес – не женское дело, и старался оберегать меня от лишних волнений.

Она произнесла это с достоинством, но Вивиан уловила легкую нотку горечи или обиды в ее голосе – горечи женщины, которую держали в стороне от жизни собственного мужа.

– Мы понимаем, миссис Чендлер, – мягко вмешался Дэш, его голос звучал на удивление сочувственно, без обычной иронии. – Но, возможно, вы замечали какие-то перемены в его настроении незадолго до… трагедии? Он не казался вам встревоженным или подавленным?

Миссис Чендлер на мгновение прикрыла глаза, словно пытаясь воскресить в памяти образы прошлого. Линии у ее рта стали резче.

– Арчибальд всегда был серьезным человеком, мистер Уиттакер, – медленно проговорила она, снова открывая глаза. Ее взгляд был устремлен куда-то мимо них, на портрет мужа над камином. – Последние месяцы… да, пожалуй, он был более молчалив, чем обычно. Часто запирался в кабинете, подолгу сидел над бумагами… Иногда я слышала, как он разговаривает по телефону – голос у него был напряженным, резким… Но он уверял меня, что все в порядке, лишь временные деловые затруднения.

Она сделала паузу, провела кончиком пальца по резному краю подлокотника.

– Он никогда не говорил о своих партнерах? – осторожно спросила Вивиан. – О мистере Пайке или мистере Блэкморе?

При упоминании этих имен лицо миссис Чендлер неуловимо изменилось. Она слегка нахмурилась, словно пытаясь вспомнить, или, возможно, решая, стоит ли говорить.

– Мистер Пайк? Джонатан Пайк? – переспросила она, и в голосе ее послышалось легкое пренебрежение. – Да, Арчибальд упоминал его несколько раз. Кажется, он не слишком ему доверял. Говорил, что Пайк человек… – она помедлила, подбирая слово, – …не слишком щепетильный в делах. Азартный, кажется. Арчибальд опасался, что его рискованные махинации могут повредить репутации компании.

– А мистер Блэкмор? Сэмюэль Блэкмор? – настойчиво повторила Вивиан.

Миссис Чендлер покачала головой, ее лицо снова стало отстраненным.

– Блэкмор? Нет, этого имени я не припомню. Арчибальд никогда не упоминал его при мне. Возможно, это был какой-то мелкий служащий? Или… – она замолчала, пожав плечами.

Вивиан и Дэш переглянулись. Либо миссис Чендлер действительно ничего не знала о таинственном третьем директоре, либо имя Блэкмора вызывало у нее воспоминания, которыми она не хотела делиться.

– А что насчет иска от компании Кроули? – решил перейти к делу Дэш. – Ваш муж говорил что-нибудь об этом? О «Морских перевозках Кроули»?

Вот тут реакция вдовы была мгновенной и явной. Она вздрогнула, ее бледные щеки покрылись легким румянцем, а пальцы крепче стиснули подлокотник. В глазах мелькнул неподдельный страх.

– Кроули… – прошептала она, ее голос дрогнул. – Да… да, он говорил… Это… это было ужасно. Арчибальд был вне себя. Он кричал в трубку, говорил, что это шантаж, что Кроули пытается его разорить… Он почти не спал тогда, все сидел в кабинете… А потом… потом все внезапно прекратилось. Он сказал, что… вопрос улажен. Что ему удалось договориться.

– Договориться? – переспросила Вивиан, чувствуя, как бешено колотится сердце. – Как именно? Он заплатил Кроули?

– Я… я не знаю, – миссис Чендлер отвела взгляд, ее дыхание стало прерывистым. – Он не сказал. Он вообще стал очень… замкнутым после этого. Словно чего-то боялся. А через неделю… через неделю его не стало. Несчастный случай… упал с лестницы в собственном доме… – последние слова она произнесла почти шепотом, и в голосе ее прозвучали слезы.

Она достала из кармана маленький батистовый платочек с вышитой монограммой «ЕС» и прижала его к губам. Вивиан увидела, как дрожат ее руки.

Вот оно. Связь. Иск Кроули, нервное состояние Чендлера, его внезапная смерть и последующее исчезновение компании. Все это произошло в очень короткий промежуток времени. Дэш бросил на Вивиан быстрый, многозначительный взгляд – невербальный сигнал, понятный им обоим: они на верном пути. Они нащупали то, что искали.

– Миссис Чендлер, – Вивиан наклонилась вперед, ее голос звучал мягко, почти сочувственно, но в серо-зеленых глазах горел неутомимый огонек репортера, учуявшего след. – Скажите, после смерти мужа… не происходило ли чего-нибудь странного? Не пытался ли кто-нибудь связаться с вами по поводу его дел? Возможно, его бумаг?

Вдова подняла на нее заплаканные, но внезапно ставшие еще более испуганными глаза. Ее рука, сжимавшая батистовый платочек, замерла.

– Бумаг?.. – повторила она, и голос ее снова дрогнул, на этот раз не от горя, а от явного страха. – Да… Да, был один человек… Вскоре после похорон… Он приходил сюда, спрашивал про деловые записи Арчибальда… Сказал, что он… душеприказчик или что-то вроде того… Но у него был такой… неприятный вид… И глаза… холодные… – Она говорила быстро, сбивчиво, словно боялась вспоминать. – Я сказала, что ничего не знаю, что всеми делами теперь занимается наш поверенный… мистер Абингдон… Он ушел, но мне было… страшно. Он смотрел так… будто искал что-то конкретное.

– Как он выглядел, этот человек? Вы помните? – быстро, но стараясь не напугать ее еще больше, спросил Дэш.

Миссис Чендлер нахмурилась, прижимая платок к губам, ее взгляд блуждал по комнате, словно пытаясь ухватить ускользающий образ.

– Он был… высокий… темный плащ… шляпа, низко надвинутая… Лица я почти не видела… Но голос… ровный, спокойный… – она содрогнулась, невольно обхватив себя руками. – Как у того… кто привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно.

Вивиан и Дэш снова обменялись быстрыми взглядами. Описание было пугающе знакомым, но слишком расплывчатым, чтобы делать выводы. Неужели тот самый человек, что напал на Вивиан позавчера, приходил и сюда, к вдове, сразу после смерти ее мужа?