Пьяный мастер: дорога сна

От автора

Дорогой друг, в твоих руках заключительная часть дилогии «Пьяный мастер».

Эта книга подарила мне целый мир, наполненный древними тайнами. С каждой написанной главой я вместе с Росом находил ответы на вопросы, которые зародились в наших душах во время его первого приключения.

На страницах этой книги ты найдешь новых друзей, чья история не менее захватывающая и интересная. Желая найти ответы, я осознал, что Ци наполняет не только мир Мастера Ро, но и наш с тобой. Все вокруг пропитано этой волшебной силой.

В этой книге я приоткрыл дверь, к которой не решался подступиться раньше, опасаясь, что за ней пусто. Но, как оказалось, белизна, которая проявлялась – это не пустота, а яркий свет огромного мира. Мир набрал силу и расширился, сделав шаг навстречу к нам.

Рос смог увидеть этот свет, показав его и мне. И я всем сердцем полюбил Эрию, Сонный остров и Великое море Зорг.

Приглашаю тебя, мой друг, ступить за порог маленького сельского домика, который укрылся в весеннем вишневом саду. Нужно лишь открыть глаза, чтобы увидеть прекрасный мир,

Я хотел бы посвятить эту книгу тем, кто был со мной. Без их поддержки я бы не решился продолжить историю Пьяного Мастера. Образы этих людей я сохранил в любви к персонажам дилогии. Надеюсь, что ты тоже их полюбишь.

С уважением, Юрий Новиков.

Краматорск, 2024 год

Глава 1. Она

Всепоглощающая тьма пыталась обуять неестественный ослепляющий свет одинокой свечи, стоящей на простом деревянном столе. Все остальное пространство подчинялось ей, а эта свеча, этот островок противного ей света, посмела возражать и не принимать веление госпожи. Сопротивлялась. Свеча дрожала, но не поддавалась. Как и тот, кто, не отрываясь, смотрел на ее пламя.

Мужчина в монашеской кашае сидел на каменном полу, погруженный в свои размышления. Его лицо, испещренное морщинами, застыло в одухотворенной улыбке.

Где-то рядом шел дождь. Он барабанил по крыше, стучался в окна. Но в комнате не было ни крыши, ни окон. Была только темнота, которая играла со своим пленником, вызывая у него неземные галлюцинации, разрушая остатки здравого рассудка.

Тьма не была холодна – она была тьмой. В ней не было ничего, лишь бесконечность вечности. Ведь времени в ней тоже не существовало. Оно боялось ее, изначальной и вечной. Той, что практически смирилась с протестом свечи и растеклась по миру, занимая все пространство вокруг дрожащего островка света, уснула, окутав собой пленника.

Тьма вдруг встрепенулась и прислушалась. Шаги! Они тут! Они реальны! Звуки эти не были созданы ею для игры со своим пленником. Тихие, но в то же время оглушающие, созданные более сильными, потусторонними силами. Теми, что посмели посягнуть на ее господство, вытеснив из мира, оставив лишь ночь, в которой огня становилось все больше и больше.

Тьма потянула свои черные щупальца, пытаясь схватить за ноги нежданного гостя, который прервал ее сон. Но безуспешно. Наглый гость шел по ступеням, с каждым шагом приближаясь к сокровищнице, к ее собственности, желая посягнуть на права вечной тьмы. Права на того, с кем тьма любила играть, рисуя в отблесках свечи то волшебные манящие узоры иных миров, то пугающие картины древности.

Монах неподвижно сидел и смотрел на скромный танец дрожащей свечи. Его тело и душу поглотила тьма, но в глазах еще плясали искорки огня. О чем думал пленник неведомо было даже его тюремщице. Как ни старалась, она не могла подчинить себе его пламенный взор. Тысячи щупалец оплели его руки, ноги, грудь и шею, но боялись подняться выше, к испещренному морщинами лицу старика. Мужчина улыбался, глядя в спасительный свет. Он не осознавал, где находится, как попал сюда и что ждет его впереди.

Тьма склонилась над стариком, ласково проведя дымчатой рукой по сгорбленной спине, поцеловала иссохшие пальцы и замерла, прислушиваясь к далеким шагам. Казалось, что незваный гость остановился, затаившись там, за дверью, не решаясь войти. А может, он принес с собой свет? Мерзкий свет синих кристаллов, что росли у ее порога.

Тишина. Тьма любила свою сестру, но и презирала, ведь та не боялась Врага. Тишине были не страшны ни темнота, ни яркий свет, что вечно воевали между собой. Вот и теперь, предательски укрыв чужака от острого слуха тьмы, она беззвучно смеялась над сестрой.

Легкая улыбка скользнула по сухим губам узника, подобно искорке, которая тухнет, не успев разгореться.

– О чем ты думаешь, старик? – закричала тьма.

Ответа не было. Пленник нем, как и всегда. Давно, очень давно он лишил себя голоса, не в силах побороть тьму криком.

– Ты меня слышишь? – не унималась хозяйка.

Но он не слышал, ведь звенящая темнота давно оглушила его. Мало кто из смертных мог выдержать ее пение. Вот и он не смог.

Тюремщица задрожала, подобно той одинокой свечи, которая не подчинялась ей. Страх сковал щупальца. Тьма обратилась в слух, пытаясь расслышать хоть что-то, кроме этого ужасного треска сгорающего воска, который от сотворения мира был рядом.

– Он пошевелился? Он вздрогнул? Да! Но как? Пленник принадлежит мне! – сотни маленьких черных мотыльков ринулись к огню, исчезая в слабом пламени.

Шорох. Гость там, за дверью. Он тихий, но опасный. Подобно затаившемуся зверю, чего-то ждет. Выбирает момент, когда напасть, озарив ее покои ужасным светом, уничтожая мир вечного сна. Но, она готова его встретить, поглотив каждую искорку ненавистного света.

– Свет? Почему враг явился без него? Где ненавистные отблески? Где жадные языки огня или мерзкие лучи синих кристаллов? Этот глупец явился безоружным? Или скрывает разящий клинок в тесных ножнах, ожидая, когда я дам слабину? Что он задумал? – вопросы наполняли гудящую тьму.

Немного успокоившись, она вновь прислушалась. Тихо. Лишь редкие звуки падающих с потолка капель да потрескивание огня свечи. Тьма вновь вернулась к своему пленнику, стараясь лишить его этого гадкого света. Обнять, как сына или любовника. Слиться с ним, с тем, кто принадлежал ей всегда.

Ее руки обняли дряблые плечи, уста коснулись груди, целуя истерзанную шрамами кожу. Он принадлежал ей, но не любил. Ей осталось так мало, чтобы овладеть им полностью, но она не могла этого добиться. Губительный свет плясал на щеках и губах, а главное – в глазах. Тьма мечтала посмотреть ему в глаза. Как тогда, давно, в далеком детстве старика, взглянуть из колодца. Уловить страх и интерес в бездонных карих глазах под тихую песнь свирели. Но не могла. Не смела.

За дверью раздался тихий шорох, нарушив их извечную церемонию. Вновь не позволив ей коснуться своего мужчины. Огонь тоже услышал гостя, встрепенувшись набрался силы, отвоевывая шею, сбрасывая с нее оковы темных щупалец. Но через миг вновь вернулась тишина, и госпожа вернула себе господство, коснувшись ласковой рукой мочки уха пленника.

– Кто ты? – закричала тьма.

Но он молчал, скрываясь за гранью, оставаясь неузнанным. Щупальца потянулись к двери, готовые распахнуть и впустить того, кто так долго беспокоит покой хозяйки подземелья. Тьма коснулась ледяного металла, в попытках провернуть ручку, но та не поддалась. Хозяйка заперта тут не по своей воле. В этом подземелье ее вотчина, ее храм, ее мир, но и ее тюрьма. А надзиратель там, в центре пустого зала, на простом деревянном столе.

Пленник шевельнулся. Тьма была уверена, что видела, как он слегка повернул голову в сторону запертой двери, но сейчас, глядя на старика в упор, она сомневалась. Неужели кошмары, что насылала на него, вернулись к ней?

Старик, не моргая, всматривался в пламя свечи. Тьма не понимала, как он может настолько долго смотреть на свет, ведь она так любила смотреть в его глаза, темные и бездонные.

Скрежет разорвал ее задумчивую настороженность. Ужасный лязгающий звук металла о металл. Серебряный ключ с таким звуком поворачивается в замочной скважине, когда тот, кто запер ее тут, возвращался вновь.

Тьма сжалась, подобно пружине, готовясь вырваться за пределы тюремного зала, чтобы заполнить собой все вокруг, окутав мир своими нежными объятиями. Она ждала, как и множество раз до этого. И, каждый раз частичка ее прорывалась за дверь, но теряла связь с первозданной тьмой, с матерью.

– Ну же, чего ты ждешь? Чего не открываешь эту проклятую дверь? – тьма металась, подобно зверю в клетке.

Казалось, что она забыла и о пленнике, и о надзирателе, почувствовав пьянящий запах свободы. Дверь же оставалась мертвой и неподвижной.

– Эй, монах, хочешь я освобожу тебя? Хочешь вновь увидеть солнце? Хочешь пройтись босиком по нескошенной траве? Тебе только и надо, что загасить это жалкое пламя, принять меня и… И открыть эту чертову дверь!

Но старик молчал, как и всегда. Казалось, что он не замечает кромешную тьму, видя только свет, растворяясь в нем.

– Я ненавижу тебя, глупец! Презираю настолько сильно, что не могу без тебя! Ответь мне! – стонала тьма, не в силах защититься от того, кто стоял около ее двери.

Как вдруг, дверь распахнулась, и яркий белый свет ударил из проема, озарив зал, заставив тьму сжаться в самом дальнем углу бесконечной камеры.

Я открыл глаза. Холодный пот ручьями стекал на подушку, напоминая о недавнем кошмаре. Резко поднявшись, я закричал от нестерпимой боли в груди и вновь рухнул на подушку. Мир закружился в диком танце, отказываясь хоть на миг замереть. Закрыв веки, я глубоко задышал, стараясь заглушить боль и остановить мир хоть на мгновенье. Когда пляска улеглась, я прислушался, пытаясь понять, привлек ли я к себе внимание хозяев. Подобно монаху из ночного кошмара, я не понимал, где нахожусь и как давно.

Повторив попытку, я медленно открыл глаза и слегка приподнялся. Грудь перебинтована белой тканью, руки и ноги покрывали ссадины, как будто я скатился с горы. Воспоминания ускользали, оставляя меня наедине с туманной неизвестностью.

Оглядевшись, понял, что нахожусь в маленьком покосившемся деревянном доме. Центр комнаты занимал большой, накрытый белоснежной скатертью, дубовый стол, по центру которого стояла высокая ваза, заполненная полевыми цветами, наполняющими небогатый дом приятным ароматом утреннего луга. У стола хозяева расположили две длинные лавки, бережно застелив их льняными вышитыми полотенцами. Моя кровать стояла около огромной белоснежной деревенской печи, расписанной голубыми узорами. Я вспомнил, что в родительском доме тоже была печь, но значительно меньшего размера. Подле нее, на небольшом столике, аккуратно расположилась вымытая глиняная посуда. Казалось, что если по ней провести рукой, то раздастся знакомый приятный скрип чистоты.

Стены, хоть и не могли похвастаться ровностью, были выбелены и расписаны разнообразными узорами. Я мог поклясться, что различаю в замысловатых сплетениях образы драконов, морских змеев, животных и людей. Но, присмотревшись повнимательней, понял, что это лишь игра моего воображения.

В дальнем правом углу, у самого потолка, висела какая-то картина. Рисунок на потемневшей деревянной табличке разглядеть было сложно. Я еще больше приподнялся, опершись рукой о кровать. Собрав силы в кулак, подавляя боль в груди, встал, касаясь голыми ступнями теплого глиняного пола. Мой взгляд не отрывался от странной таблички. Она манила меня к себе.

Я, опираясь руками сначала о кровать, потом о печь, а потом и о стол, подошел к картине, накрытой вышитым полотенцем. На полочке под ней стояла лампада, плошка с солью и две нераскуренные палочки благовоний.

– Возможно, это место молитвы местным богам? – едва открывая губы, произнес я.

Образы и письмена на картине были мне неизвестны. Это говорило о том, насколько далеко я был от дома. Все тут было настолько непонятно и чуждо мне. Но это не пугало, а наоборот привлекало.

– Где я? – вопрос сам собой сорвался с губ.

Я не ждал ответа, ведь кроме меня в доме никого не было. Через аккуратные белые окошки, украшенные вышитыми занавесками, в комнату с улицы лился дневной свет и доносились детские голоса.

– Проснулся? – раздалось за спиной.

Я повернулся настолько быстро, насколько мог, то есть очень медленно. И тут же мой взгляд встретился с карими смеющимися глазами добродушной сельской женщины.

Глава 2. Завтрак для бродяги

Я стоял и смотрел в ее теплые большие глаза, не в силах отвернуться. Незнакомку окружал аромат луговых цветов и свежего хлеба. Ее каштановые волосы были аккуратно заплетены в косу, а голова покрыта белоснежным платком. На вид женщине было лет сорок, но сельская жизнь могла накинуть год-другой к ее возрасту.

Длинное льняное платье, подпоясанное бечевкой, подчеркивало ее женственность. А удивительный фартук, накинутый поверх, был сшит из множества маленьких, ярких, разноцветных лоскутков. Я бы не смог найти двух одинаковых ни по форме, ни по цвету. Казалось, что они были пропитаны непонятной магией, скользя и перемешиваясь, оставаясь неподвижными. Или это просто у меня еще кружилась голова от слабости.

Женщина молча стояла напротив меня и ласково улыбалась, но при этом ее глаза быстро оценивали мое состояние.

– Простите, пожалуйста, но совсем не помню, как я к Вам попал. Вообще мало чего помню. Что это за место? – я медленно и осторожно задал один из вопросов, что мучил меня с момента пробуждения в неизвестном доме.

Ее улыбка стала еще теплее, а нежная ладонь коснулась моей щеки. От этого прикосновения голова закружилась, и я слегка покачнулся, едва устояв на ногах.

– Ты, наверное, голоден? – спросила незнакомка, проигнорировав мой вопрос.

В ее словах звучала легкая, еле заметная, но от того и более прочная нотка стали. С ней невозможно было спорить, как и с любой женщиной и матерью, когда дело касалось распорядка дня. Я вновь ощутил себя ребенком и тут же согласно кивнул.

– Тогда, пока я накрою на стол, пойди умойся, – она рукой указала на деревянную кадушку с хрустально чистой водой.

– Простите, пожалуйста, а где моя одежда? – смущаясь, спросил я, только сейчас осознав, что стою перед хозяйкой в бинтах на груди и льняной повязке на бедрах, что заменяла мне белье.

– Ах да, – звонко рассмеялась женщина.

Я потупил взгляд, подобно ребенку, который был настолько невнимателен, что забыл, где лежит его одежда.

– Твоя одежда давно в выгребной яме. Этим лохмотьям там самое место. Как ты вообще их носил? Все в дырках. Ткань плывет под иглой. Ужас, одним словом.

Я смотрел ей в глаза, пытаясь понять, ругает она меня или жалеет. Голос был нежным и сочувствующим, но та самая стальная нить, которую и раньше было слышно, напоминала про мою безответственность по отношению к одежде.

– Возьми на полке рубаху и штаны моего мужа. Он не будет против, – женщина слегка улыбнулась, но глаза были наполнены странной грустью.

Поймав ее взгляд, я задумался. Неужели она сама, без мужа, растит детей? В том, что у нее есть дети, я не сомневался, ведь своими ушами слышал их смех с улицы. Но та грусть, что промелькнула в ее глазах, не похожа на боль вдовы.

– Очень странная женщина, – подумал я, подходя к бадье.

Несмотря на то, что в доме было очень тепло, вода оказалась ледяной. На дне лежало с десяток черных крупных голышей. Наверно, это именно они сохраняют воду холодной.

Умывшись, я выпрямился, и протянул руку к расшитому полотенцу, но тут же замер. Из отполированного овального листа металла, что заменяло семье зеркало, на меня смотрел косматый черноволосый мужчина.

– Не понимаю, как я не обратил внимание на длину волос, они же ниспадали до плеч? А борода? – мысли забили тревогу.

Стоял и смотрел на незнакомца, не узнавая в нем себя. Темные длинные волосы, густая седая борода, обветренное морщинистое лицо, тело, покрытое старыми и свежими шрамами. Это не мог быть я. Но, это был я – бродяга, бездомный скиталец, которого приютили чужие люди. Они меня выходили, дали кров, а сейчас накормят.

– Чего застыл, горемычный? Или вспомнил чего? – ее приятный, слегка строгий голос, вывел меня из ступора.

– Скорее, забыл, – буркнул я себе под нос.

Я взял белоснежную рубаху и синие шаровары, которые, аккуратно сложенные, лежали на полке у кровати, где я проснулся. Ткань благоухала чистотой и свежестью. С моей стороны, было бы кощунством, марать ее своим несвежим потным телом.

Заметив мою заминку, женщина понимающе улыбнулась, сказав, что купаться мне еще нельзя.

– Раны еще свежие. Повязку лучше не снимать. А одежду я постираю, не переживай, – ее слова успокоили мою возмущенную совесть.

Натянув рубаху и штаны, я оглядел себя, удивляясь, насколько подошел размер и фасон непривычной для меня одежды.

На столе уже стояли глиняная тарелка с супом, большая синяя луковица и несколько кусочков свежего хлеба, которые с интересом изучал белоснежный, но абсолютно лысый кот, расположившийся на лавке.

– Шась, – прикрикнула женщина, когда маленькая лапка, выпустив острые коготки, потянулась к столу.

Это ничуть не смутило воришку. Он лишь демонстративно выгнул спину, потянулся, с вызовом глянув на меня голубыми, как небо, глазами, и, подняв тонкий крысиный хвост, гордо отправился на улицу.

– Какой у Вас умный кот, – попробовал я поддержать беседу.

– Умный? Нет. Скорее – хитрый. Приблудился недавно. Детям он так понравился, что мы с мужем не смогли его выпроводить. Вот и живет, хозяин, – звон ее голоса был подобен первому весеннему ручью.

Через открытую дверь просунулись три веснушчатых детских лица, с любопытством наблюдая за мной.

– А ну! Кыш во двор. Наш гость еще слишком слаб, чтобы играть с вами, – хозяюшка выпроводила малышей на улицу, плотно затворив дверь.

– Ваши? – я улыбнулся, пытаясь показать, что подобное внимание меня совсем не напрягает.

– Младшие, – ответила женщина, вытирая руки о фартук.

Иса сказала это с такой гордостью, не оставляя сомнения, что она самая счастливая женщина в мире. Она – мама. И это простое слово характеризовало ее наилучшим способом.

– Хватит болтать. Пора завтракать, – и спорить с ней не было ни сил, ни желания.

Я аккуратно сел на лавку, сразу ощутив боль от ран, что бережно прикрывала плотная льняная повязка. Память скрывала от меня все, что было связано с ними. Мою голову затянул густой туман забвения.

– Ты спрашивал, как к нам попал? – начала хозяйка, когда первая ложка вкуснейшего супа коснулась моих губ.

Я лишь кивнул, не в силах оторваться от потрясающего яства. В этот миг, все вопросы ушли на задний план, уступив пространство аромату свежей еды.

– Меня зовут Иса, а моего мужа – Грох. Он рыбак и часто уходит в долгое плаванье, а я остаюсь с ребятней, ожидая его возвращения. Иногда, муж выходит в море на месяцы, выслеживая особо крупную рыбу Катрис, что водиться у наших берегов. Суп из этой рыбы ты сейчас ешь, – начала женщина.

– Уха неподражаема. Никогда такой вкусной не ел, – честно ответил я.

Иса вновь улыбнулась, одарив меня добрым взглядом, хоть и тронутым легкой вуалью грусти.

– Так вот, однажды, Грох принес не улов, а грязного, окровавленного бродягу, одетого в лохмотья, заросшего, как Дэв с попойки, – ее глаза наполнились укором.

– Так понимаю, что этот бродяга… – потупив взгляд в полупустую миску, тихо произнес я.

– Верно, – она звонко рассмеялась.

Я ошарашено поднял глаза, меньше всего ожидая такой реакции от строгой женщины. Она же, не обратив внимания на меня, продолжила свое повествование.

– Грох рассказал, что нашел тебя на берегу в луже крови, когда они утром высадились в порту. Твое тело было покрыто порезами и ссадинами, а в груди зияла открытая рана, как будто ее проткнули деревянным колом. Казалось, что ты был мертв и не дышал. Но, когда мой муж склонился над тобой, чтобы убедиться в этом, ты выплюнул ему в лицо струю морской воды, принявшись неистово кашлять.

Я замер с ложкой в руке, не в силах не то что продолжить завтрак, даже пошевелиться.

– Я умер? – лишь смог выдавить из себя.

– Я бы сказала, что ожил. Мертвые не лопают с таким удовольствием мою уху, – как ни в чем не бывало пошутила Иса.

– Но, перед тем я умер, – подытожил я настолько тихо, что женщина этого не услышала и спокойно продолжила свой рассказ.

– Он перевязал тебя своей рубахой, изорвав ее полосками. Тем самым спас тебе жизнь. Но, я думаю, что мы не в силах ни дать, ни забрать жизнь, если нет на то воли судьбы. Тебе суждено было выжить, а моему мужу – тебя найти.

– Вы говорите о судьбе, как о живой. Как будто уверены в ее существовании. А может, встречались с ней? Там, откуда я родом, всем повелевают боги.

– Про богов я не скажу, ведь никого из них я не видела. А вот с судьбой знакома лично, – ее глаза вновь прикрыла вуаль грусти.

– Лично?

– Да. Когда дашь жизни стольким детям, как я, а еще больше потеряешь, то поймешь, что у каждого своя судьба, своя дорога.

– Простите, я не хотел потревожить Ваши раны, – мне стало очень неловко, когда затронул настолько личную и горестную тему.

– Не переживай о тех, кто ушел, помни о тех, кто рядом, – невзначай проронила она.

Но, в ее словах было столько мудрости, что я задался вопросами: «Сколько веков она живет на этой земле? Сколько поколений детей вышло из этого покосившегося маленького домика?».

– В то утро, я ждала Гроха у ворот, чувствуя, что наша жизнь уже изменилась. Не понимая, откуда взялось такое чувство, но зная, что это Ее воля. Едва завидев его, несущего на спине тебя, я все поняла, не став противиться судьбе.

– Я создал Вам столько неудобств, – осознание накрыло меня, как те прибрежные волны, в которых я лежал, готовясь принять смерть.

– У меня много помощников. Вчера мы помогли тебе, а завтра ты поможешь нам, – и с этим невозможно было поспорить.

Я готов был хоть сейчас сделать все для этой семьи, все, что они попросят. Даже сорвать луну с неба, если бы мне намекнули, что так нужно.

– Долго я был без сознания?

– Девять дней.

– Девять? Но как?

– Да, девять. Ведь Грох неделю назад вышел в море, а до этого два дня он пытался разузнать в порту про тебя. Но ничего. Никто не знает, кто ты, и откуда пришел.

– Девять дней, – эта цифра крепко зависла в моем сознании.

– Так кто ты? Как тебя звать? Откуда ты? Что с тобой произошло на берегу? Кто напал на тебя? – град вопросов посыпался на меня от спокойной и рассудительной, как мне казалось, женщины.

Но я лишь пожимал плечами. Ни на один вопрос у меня не было ответа. Я не знал, кто я и откуда, не помнил, как попал на тот берег, и уж тем более что там произошло. Моя память была покрыта белым льдом забвенья, с алыми и черными прожилками.

– Ты все вспомнишь, если на то будет Ее воля. А если нет, то напишешь свою жизнь с чистого листа.

Моя тарелка опустела, а голова заполнилась вопросами, которые не только не были озвучены, но и не были придуманы.

Глава 3. Корабли

В доме воцарилась тягучая, гнетущая тишина. Иса смотрела на меня, надеясь получить ответы, а я – на нее, боясь спросить.

– Мама, мама, а Кир сказал, что… – в дом вбежала миловидная девочка с заплаканными глазами и замерла в дверях, поймав строгий взгляд матери.

– Коко, я же просила погулять во дворе, пока мы с нашим гостем поговорим – она замялась.

– Рос. Меня зовут Рос, – вспоминал я имя, которое дали мне родители при рождении.

Женщина снисходительно улыбнулась мне, получив ответ хотя бы на один из вопросов. Она понимала, что это большее из того, что я способен сейчас дать.

Черноволосая девчушка, шмыгнув носом, выбежала из дома. Иса сохраняла видимость спокойствия, хотя я ощущал, что ее сердце взволновано.

– Вам нужно поговорить с дочерью, – вежливо кивнул я, показывая, что считаю это правильным.

Женщина молча поднялась, вытерла руки фартуком и направилась к выходу.

– Мы еще поговорим, Рос. Всему свое время. Память вернется. Такое бывает, – не поворачиваясь, тихо произнесла Иса.

Складывалось ощущение, что сказала она это не мне, а себе, как бы в оправдание. Постояв на пороге, она вышла во двор.

– Коко! Коко, ты где? – услышал я ее мелодичный голос.

Я же, оглядевшись, не зная, зачем, приподнял рубаху, осматривая слегка порыжевшие бинты. Меня так и подмывало сорвать их, чтобы посмотреть, насколько серьезна моя рана. Поймав команду этого желания, забинтованное тело принялось зудеть, испытывая мою силу воли. Безумно сложно было сдержаться. Руки сами собой принялись почесывать кожу, приближаясь к запретной зоне.

– Вдох-выдох, Рос, вдох-выдох, – принялся я успокаивать себя.

Десяток повторений, и напряжение стало спадать, а зуд затих. Тело вернулось под мой контроль, наполняясь умиротворением и спокойствием. Вдохнув и задержав дыхание, я приказал себе выкинуть из головы те вопросы, ответы на которые я не имел.

– Всему свое время, – повторил я слова доброй женщины, вставая из-за стола.

Собрав посуду, я отнес ее к кадушке, заполненной мыльной водой. Помыв, оставил сушиться у теплой печи, а сам начисто протер стол, не оставив ни одной крошки. Оглядевшись вокруг, я порадовался тому, что смог помочь хоть чем-то этой доброй семье.

Открыв покосившуюся деревянную дверь, я зажмурился от яркого дневного солнца после приятного полумрака дома. Постояв с закрытыми глазами несколько секунд, я медленно приоткрыл их, привыкая к свету. Во дворе играла дюжина детей, а Иса о чем-то перешептывалась с черноволосой малышкой, ласково вытирая ей слезы расшитым платочком. Группа мальчишек и девчонок, заметив меня, звонко рассмеялись, принявшись что-то горячо обсуждать, время от времени указывая на меня руками.

Судя по всему, интерес я хоть и вызывал, но не стал «главной новостью столетия», потому что дети уделили мне лишь пару минут своего драгоценного времени, принявшись играть в салки. Казалось, что я для них стал чем-то обыденным, как дождь или холод – временным неудобством. Ну, а коль так, то мне сами боги велели осмотреться, возможно, что-то подтолкнет мои воспоминания. Хотя, в этом я сильно сомневался.

Маленький, аккуратный дворик прилегал к белоснежному дому, покрытому соломенной крышей. Тоненькая, мощеная дорожка, вела от крыльца, где я стоял, к воротам, расходясь паутинкой вытоптанных в траве тропинок, которые вели в цветущий вишневый сад.

– Весна, – выдох осознания сорвался с моих губ.

Все вокруг цвело и благоухало, наполняя воздух приятным цветочным ароматом, заглушая привычный запах села. Я слышал пение неведомых птиц, что доносилось из сада, а еще звук…

– Ручей! Весенняя капель! – эту мелодию я не спутаю ни с одной другой.

Ноги сами собой направили меня в сторону сада. Я ощущал необходимость прикоснуться к цветущим лепесткам, выпить ледяной воды, слиться с природой, стать частью чего-то большого и вечного. Незаметно для себя, я покинул маленький дворик, не сводя глаз с молодой зелени недавно проклюнувшейся листвы.

– Ты, как и я, только проснулся, – моя рука нежно коснулась ярко-зеленого листочка.

Лист задрожал, то ли от неожиданного порыва ветра, то ли от наглости человека, который мог причинить ему боль.

– Не бойся, малыш. Я хоть и космат, но зла тебе не причиню, – как будто услышав мои слова, листочек замер.

Я улыбнулся и продолжил свой первый путь в незнакомом мире. Подобно ребенку, который делал свои робкие шаги, я любовался окружающей природой, аккуратно ступая, чтобы не навредить молодому, как и я, миру.

Покружив вслед за тропой по саду, я вышел в то место, которое так громко звало меня своим мелодичным шепотом. Маленький ручеек выбивался из-под покрытого мхом камня и, пробившись сквозь палую листву прошедшей осени, стремился к небольшому круглому озерцу, над которым склонилась многовековая ива. Дерево было настолько большим, что его ветви практически закрывали от посторонних глаз голубой, как небо, водоем.

– Как я не увидел иву со двора? Она ведь возвышается над низенькими вишнями, как гигант над полуросликами, – вопрос без ответа пронесся в моей голове.

Я аккуратно отодвинул полог ветвей и вступил в святую святых, в самое сердце этого сада. Тонкие веточки, покрытые молодой продолговатой листвой, ласково коснулись моих щек, и, подобно женской руке, скользнули по косматым волосам.

– Как давно я не был так близок с природой? Когда я последний раз оставался с ней наедине? – мысли щекотали мое сознание.

Шаг. Еще шаг. Ветви старой ивы сомкнулись за моей спиной, погрузив в легкий зеленоватый сумрак. Мои босые ноги ступали по прошлогодней листве, что сбереглась тут, вдали от прикосновения зимы. Озеро звонко пело многоголосием, втекающих в него, молодых весенних ручьев. По старой, шрамированной коре, сновали вверх-вниз недавно проснувшиеся белки, вновь осваивая прилегающие угодья. Высоко в кроне, пели птицы, настраивая на игривый лад все вокруг. Даже я не выдержал, насвистев пару нот знакомой мне мелодии.

Озеро, скрытое под кроной, было больше, чем казалось снаружи. Оно поражало воображение удивительной лазурью, походя больше на гладко отполированное зеркало, чем на поверхность воды. Я медленно опустился на травяной ковер, проведя пальцами по грани берега и воды. По руке пробежал приятный холодок от соприкосновения с живительной влагой.

– Почему же ты такое холодное, Озеро? – обратился я к новому знакомцу, как к некогда близкому другу.

– Оно всегда холодное. Даже летом, – чужой, незнакомый голос вывел меня из естественной эйфории.

Я весь сжался, ожидая удара в спину или петли на шее. Резко развернувшись, я огляделся, но за спиной лишь мирно покачивались ветви ивы.

– Тут подземные родники, поэтому и вода холодная. Купаться, даже летом, нельзя. Ноги сводит так, что можно утонуть. Вот и весь секрет, – вновь услышал я спокойный, задумчивый голос.

В этот раз я все понял и поднял глаза. На толстой ветке, болтая ногой, сидел черноволосый мальчик лет десяти. Он даже не смотрел на меня, полностью поглощенный своим занятием. В его руке, подобно бабочке, порхал нож, умело обтачивая деревянную заготовку. У мальчика это получалось настолько ловко, что я не мог отвести взгляд, наблюдая, как из бесформенной деревяшки проступают очертания борта кораблика.

Заметив мой неподдельный интерес, парнишка, сдув непокорную прядь, что так и норовила закрыть ему левый глаз, ловко спрыгнул ко мне на землю. На парне была серая льняная рубаха, подпоясанная обычной пеньковой веревкой, и штаны, закатанные до колен. Через грудь была переброшена простая холщовая сумка. Оценивающе осмотрев меня, он смело протянул руку.

– Меня зовут Юго.

– А меня…

– Вас зовут Рос. Я уже знаю, – в голосе этого мальчишки чувствовалась вековая мудрость.

– Подслушивал? – решил я подколоть его.

– Нет. В этом нет смысла. Для этого созданы младшие сестры, – он звонко рассмеялся, вновь превратившись в маленького непослушного ребенка.

Я, глядя на него, тоже не смог сдержать улыбки, которая переросла в искренний смех. Мне показалось, что белки и птицы смеялись вместе с нами, а старая ива весело качала веточками, поддерживая наше безудержное веселье. Ветер трепал волосы, а вода холодила ступни, накатываясь на берег.

Подобно бризу, смех стал затихать, оставив нас в штиле безмолвия. Ненадолго, ведь мальчишка явно хотел меня спросить о чем-то, но не успел.

– Ловко ты с ножом обращаешься. Папка научил? – взял я инициативу в разговоре, и парнишке не оставалось ничего, кроме как идти в моем фарватере.

– Не. Сам. С малышней скучно, со старшими… не берут. Вот и начал вырезать, – он вытянул из кармана несколько свистулек и фигурок животных.

– Ого! Да ты мастер! – рука сама собой потянулась к игрушкам на детской ладони.

Но Юго, быстро сжав их в кулак, отправил свой скарб обратно в сумку, переброшенную через плечо.

– Хотите, я Вас научу? – улыбнувшись, спросил он.

– Конечно. Но боюсь, что мои пальцы не такие ловкие, как твои, – я выставил перед собой ладони, покрытые множеством шрамов и морщин.

– Это ничего. Главное усердие. Папа Грох всегда говорит, что талант – лишь малая часть успеха. Куда важнее упорство на пути к цели.

Наблюдая за мальчишкой, за его мимикой и жестами, я все больше и больше вдохновлялся его запалом. Я искренне поверил в то, что смогу овладеть этим мастерством, пусть и не на таком уровне, как он.

– Но, у меня нет ножа, – безуспешно дал заднюю я.

– У меня есть, – на свет из сумки появился маленький нож и лег мне в ладонь.

Я покрутил его в руках, пристально изучая. Толстое короткое черное лезвие выходило из простой деревянной рукояти. Дерево было темным, а местами виднелись пропаленные проплешины. Судя по всему, рукоятку обжигали над обычным костром. Пара позеленевших медных колец и заклепок, говорили о том, что Юго редко использовал этот нож, в отличие от отполированной рукояти его любимого инструмента, что сжимали детские пальцы.

– Можете пока взять этот. Я редко им пользуюсь, а ножи не любят такого обращения. Им нельзя тупиться без дела. Заточите его, пока я подыщу нам пару подходящих деревяшек, – он поднял с земли небольшой камешек и протянул мне.

Убедившись, что я понял, чего от меня хотят, он исчез за стволом ивы, а я сел на землю, рассматривая грубое, но прочное, лезвие и камень. Я смиренно принялся выполнять команду мальчишки, чувствуя себя матросом на его фрегате.

– Юнга с боцманом не спорит, – повторял я каждый раз, как лезвие проходило по камню, оставляя равномерные бороздки.

Простой, монотонный процесс, полностью захватил меня. Казалось, что время остановилось, позволяя мне с головой погрузиться в освоение нового умения. Пальцы сами собой поворачивали лезвие под нужным углом, чтобы камень, время от времени, рождая искры, мог придать заточке первозданный вид. Снова и снова я проводил подушечкой пальца по кромке, чтобы оценить прогресс. Все мои мысли сконцентрировались на ноже, что я даже позабыл о желании побыть одному, под пенье ручьев и шелест листвы. Лезвие пело, заставляя меня насвистывать ему в такт.

– Что Вы делаете? Кто так точит? – резкий окрик отвлек меня, и я неловким движением рассек палец.

Алая кровь проступила на подушечке, и тонким ручейком побежала по руке, стремясь влиться в озеро, как родниковая вода. Я машинально облизнул палец.

Нож выпал из моей руки. Юго поднял его и рассмотрел лезвие поближе. После чего почесал за ухом, взъерошил копну непослушных волос и обратился ко мне.

– Ну, может, я и не прав. Вполне хорошая кромка получилась. Но, за это время, можно было постараться лучше.

– Я бы не сказал, что кромка туповата, – я улыбнулся маленькому командиру.

– Простите, дядя Рос.

– Не беда, Юго, – я протянул руку, чтобы получить назад нож.

Черное лезвие, подкинутое юным ловкачом, блеснуло на солнце острой кромкой, переворачиваясь в воздухе. И, вот уже, деревянная рукоятка легла в мою ладонь.

Мальчик протянул мне два сухих чурбачка, похожих, как братья близнецы, предлагая сделать выбор.

– А разве есть разница? – недоумевая спросил я.

– Конечно. Всегда есть выбор.

– Ох уж этот прищур, – мысль скользнула в моей голове.

Я чувствовал, что мальчишка явно, что-то задумал, но что именно я понять не мог.

– Они же одинаковые. Или нет? – я решил ответить тем же прищуром.

– Они разные. В природе все разное и все похоже. Невозможно найти две одинаковые заготовки. Каждая из них хранит в себе свою тайну, тот образ, который предстоит еще извлечь.

Пока Юго, как опытный учитель, раскрывал мне «тайны мироздания», я вглядывался в чурбачки, пытаясь рассмотреть, что именно в них скрыто.

И вдруг из левой заготовки на меня посмотрела голова змея. Я резко отпрянул, то ли испугавшись острых клыков, то ли не ожидая такой реалистичности видения.

– Дерево хранит в себе все то, что видело, чего касалось или о чем грезило в своем дремотном существовании. Папа говорил, что мы лишь инструмент в руках природы. Мы извлекаем только то, что она желает нам показать, – не обращая на меня внимания, продолжал свой рассказ парень.

Я потряс головой, отгоняя такой реалистичный образ, не понимая, почему увидел именно змея.

– Что именно мне хотела показать природа? Почему я узнал этот хищный оскал? – вопросы, подобно пчелам в банке, кружили в моей голове.

Образ развеялся так же мгновенно, как и возник. А я внимательно принялся рассматривать вторую заготовку. Казалось бы, она, на первый взгляд, ничем не отличалась, но скрывала в себе совершенно иной образ.

Волна за волной набегали и разбивались о борт белоснежного корабля. Алые паруса были наполнены попутным ветром, неся судно навстречу мечте, в далекую бухту. За огромным штурвалом стоял молодой, отважный капитан, а команда носилась по палубе, неукоснительно соблюдая его приказы.

– Нельзя взять у природы больше, чем она желает тебе дать. Если брать силой, то ничего не получится. Даже, если покажется, что ты победил, она, рано или поздно, укажет тебе на твое место, – закончив говорить, Юго посмотрел на протянутую мною заготовку, и улыбнулся.

– Твоему кораблю нужен попутчик? – спросил я, указывая на недоделанный борт, который аккуратно лежал средь корней вековой ивы.

Мальчик ничего не ответил, лишь согласно кивнул, и мы приступили к следующему этапу обучения.

– Сначала необходимо снять кору, не повредив самой древесины. Снимайте плавно и аккуратно, ведь в природе все для чего-то создано, всему есть свое применение, – его маленькая ладонь легла на мою руку, направляя острое лезвие под нужным углом.

Шаг за шагом, касание за касанием, – кора принялась медленно отходить, оголяя сокрытую под ней древесину.

– Всмотритесь в него. Найдите нос и корму. Не спешите резать, но и не ждите, пока за Вас создадут корабль. Вы его капитан. И он уже Ваш, – странно было слушать такие взрослые рассуждения от маленького мальчика.

Я не только слушал, но и следовал всем его советам. Юго чувствовал, что его слова мне нужны именно сейчас.

Нож не резал дерево, не пытался забрать у природы что-то, причиняя ей боль. Он лишь давал свободу тому, что было сокрыто от посторонних. На моих глазах рождалось чудо, оживая в неопытных руках.

Мы потеряли счет времени, завороженно помогая белому кораблю с алыми парусами стать на воду, чтобы отправиться к гавани, где его ждут. Солнце скользило по небосклону, стремясь укрыться за далеким морем, где отец Юго так же мечтал о доме и о своей семье, как несуществующий капитан маленького кораблика, который я сжимал в своих пальцах.

– Красивый получается, – одобрительно покачал головой мой юный учитель.

– Благодаря Вам, Мастер, – слова сами собой сорвались с моих губ, удивив не только Юго, но и меня.

– Завтра продолжим…

– Юго!!! Сынок!!! Ты там с нашим гостем? – звонкий голос Исы вырвал нас из «магического купола».

Судя по хрусту ломаемых веток, не только нас выкинуло в реальный мир. Белый лысый кот рухнул наземь, приземлившись, как и положено, на четыре лапы, и юркнул прочь в темноту ночи.

Глава 4. Артей и «Лисандра»

Переглянувшись, мы с Юго отправились к дому, где на пороге нас ждала Иса, уперев руки в бока. У ее ног уже сидел тот самый кот. Дождавшись нашего приближения и гордо подняв хвост, он медленно и грациозно покинул полоску света, что лилась из открытой двери.

– Мам… – начал оправдываться мальчик.

– Бегом в дом. Ужин стынет, – оборвала его мать.

Не сказав ни слова, мы, понурив голову, пошли за ней. Незаметно я кивнул собрату по несчастью, в ответ на что получил хитрую, едва заметную улыбку.

Когда переступил порог, меня окутало множество разнообразных приятных запахов. Огромный стол был накрыт белоснежной льняной скатертью, а на лавках вдоль него расселись мальчишки и девчонки, с ожиданием глядя то на нас, то в свои пустые тарелки.

– Рос, Вы мне поможете? – услышал я голос Исы.

– Конечно, – радостно ответил я, понимая, что сталь в ее голосе сменилась теплом матери.

Я подхватил с печи огромный глиняный казан, и тут же пожалел об этом. Резкая боль множеством разрядов пробежала по моему телу, сковывая мышцы. Голова закружилась, а мир вокруг поплыл. Пошатнувшись, я с трудом удержался на ногах, но смог вернуть казан на место. Взявшись за пристенок, я обернулся. Дети, как ни в чем не бывало, весело общались, делясь друг с другом впечатлениями минувшего дня.

– Не заметили, – успокаивающая мысль коснулась моего сознания.

– Рос, с Вами все хорошо? – голос женщины был подозрительно спокоен.

– Да, да. Чем мне Вам помочь? – я сделал вид, что не пытался казаться сильным в глазах той, на чьих плечах лежит ежедневная забота о дюжине детей и немалом хозяйстве.

– Насыпьте детям каши вот из этого казана, – она небрежно указала рукой и отвернулась, продолжив нарезать хлеб.

– И как же мне тебя поднять? – пробурчал я, понимая, что если повторю глупую попытку, то точно распластаюсь под ним.

Понимая, что эта ноша не по мне, я принялся искать выход. Самым простым решением, было бы предложить Исе другую помощь, но я даже не мог себе представить, как буду выглядеть в ее глазах. Я огляделся в поисках того, что мне сможет помочь. Мой взгляд задержался на пустых глиняных тарелках, которые стояли перед детьми.

– Ну, конечно. Как же я сразу не догадался? Первое – не значит верное. Всегда есть другой путь. Нужно посмотреть – и увидеть его, – вспомнил я слова Юго, когда принялся собирать тарелки со стола.

Дело спорилось. Пустые миски сменялись полными с парующей ароматной кашей. Я смог различить запахи масла, кориандра, муската, а также еще нескольких, неизвестных мне специй.

Гордость наполняла мое сердце. Я смог найти выход из безвыходной, как казалось, ситуации.

Наполнив последние две тарелки, свою и Юго, я сделал шаг к столу. Моя нога встретила препятствие, которое, громко зашипев, юркнуло под стол, а я, покачнувшись, начал свое падение. Пол приближался с огромной скоростью, как вдруг время замедлилось, а воздух стал похож на густой кисель. Я развернулся, выгнул спину, выставив руки перед собой. Тарелки плавно спикировали в них. И, как только мои пальцы коснулись шершавой глины, время вновь вернуло себе нормальный бег.

Я лежал на полу. На моих, выставленных вперед руках, покоились две полные миски каши, а вокруг сгрудились дети.

– Ого.

– Как это он так?

– А ты так не умеешь, Кир?

– А сама?

– Вы видели, как он в воздухе развернулся?

– И тарелки поймал на лету!

– Я думала, что не сможет.

– Наверное, он в цирке выступал.

– Не, папа говорил, что все моряки так умеют. Он моряк.

– У него нет татуировок. Значит, не моряк!

– А кто тогда?

Десяток детских голосов слились в единый шум, а я искал глазами Ису, и нашел. Женщина смотрела на меня, но в ее взгляде не было укора, лишь теплота улыбки и искреннее переживание.

Мое тело само собой выгнулось, в мышцах появилась неизвестная мне сила, и я легким, неуловимым движением встал на ноги, не выпуская тарелки из рук. Тем самым заслужив бурные овации от детей и легкое покачивание головы от женщины, которая явно не одобряла такого бахвальства. Я понимал ее переживание, но очень хотелось порадовать ребятню. И у меня это получилось.

На столе, помимо каши, уже стояли несколько мисок с весенним салатом, пара кувшинов молока и, конечно же, ароматный белый хлеб с хрустящей корочкой. Заняв свои места, дети смотрели то на меня, то на маму, чего-то ожидая. Над столом витала магическая тишина, пришедшая на смену веселью.

Я, в недоумении, посмотрел на Ису и обнаружил, что она также смотрит на меня. Прислушавшись к внутреннему голосу, я отломил хлеба, взял ложку и зачерпнув каши, направив ее в рот. Вкус был непередаваем. Я не мог сказать с полной уверенностью, но складывалось впечатление, что если я и ел раньше такую вкуснятину, то это было в далеком детстве. Моя рука потянулась за чашкой молока. Холодное, жирное, оно придало мне еще больше сил. Утерев губы, я поставил пустую чашу на стол и в тот же миг услышал, как дюжина ложек ударилась о глиняную посуду.

– Дяденька Рос, а Вы правда моряк? – услышал я голос белокурой девчушки, что сидела напротив меня за столом.

– Нет. Он в цирке выступал, – возразил ей веснушчатый рыжий мальчик.

– Не похож он на циркача, Кир. Не похож! – девочка высунула язык, повернувшись к брату.

– Не спорь с братом, Сойка! – мальчишка угрожающе показал сестре кулак.

– Не ссорьтесь. Я, правда, не помню. Может быть, выступал в морском цирке? – вступил я в их перепалку, не давая конфликту разрастись.

– А такой бывает? – кто-то потянул меня за рукав рубахи.

Повернувшись, увидел совсем маленького мальчика лет шести с черными раскосыми глазами. Я замер, понимая, что именно было не так. Если встретить их играющими на улице, то не догадаешься, что они родня. Я поднял глаза на Ису, случайно выдав свое замешательство. Женщина ответила без слов, но я все понял.

– Всему свое время. Каждому вопросу – свой ответ в свой час, – мне показалось, что услышал в своей голове ее голос.

Я вновь опустил глаза на соседа, который спокойно ждал.

– В мире много всего бывает, – я потрепал его непослушные волосы.

– Я Лыкас, – мальчишка смело протянул мне руку.

– Очень приятно, Лыкас, – ответил я ему рукопожатием, удивившись, сколько силы в этой маленькой ладони.

– А это правда, что папа нашел Вас в луже крови мертвым? – Кир проигнорировал брата.

– Наверное. Я же был мертв, – решил отшутиться я, но его явно это не устроило.

– Если Вы были мертвы, то как тогда…?

– Кир, умерь напор. Нехорошо себя так навязчиво вести. Наш гость только пришел в сознание, а ты накинулся на него с расспросами, – прервала его Иса, для убедительности пристукнув ладонью по столу.

Рыжий мальчишка потупился в тарелку, а вот его сестричка, напротив, перехватила инициативу.

– Когда тятя Вас принес, я помогала маме омывать ваши раны травяным отваром. Вы постоянно бормотали что-то странное, на непонятном языке, – она шептала, придвинувшись поближе, практически лежа на столе.

– Вы с далекой страны, правда? – я узнал этот голос – это была Коко.

– Наверное, девчонки. Я, правда, ничего не помню, – ответил таким же заговорщическим тоном.

– Совсем-совсем? – Сойка покачала головой.

– А сказки? – большие черные глаза Коко смотрели прямо мне в душу.

– Сказки… сказки помню, – сами собой слова сорвались с моих губ.

– Ура! Дядя Рос расскажет нам сегодня сказку из своей далекой страны! – ее звенящий голос привлек всеобщее внимание.

И я понял, что уже не отвертеться. Дюжина пар глаз повернулись ко мне, дюжина сердечек замерли в предвкушении. Как же я мог их обмануть? Не мог.

– Какую сказку вы бы хотели услышать? – спросил я, понимая, что не знаю ни одной.

– Про героя!

– Про любовь, – знакомый голосок Сойки.

– Про монстров, – вставил свои «пять копеек» Кир.

– Не надо про монстров.

– Надо, – поддержал брата неизвестный мне паренек.

– А я не хочу! Я попросила дядю Роса рассказать сказку, значит мне решать.

– Девчонки ничего не смыслят в настоящих историях!

– Мы понимаем лучше вас!

Чувствуя, что перепалка может перерасти в скандал и слезы, я решил вмешаться.

– Давайте так. Сейчас мы вместе поможем маме убрать со стола, умоемся, а потом я расскажу вам сказку.

Под радостные крики одобрения, мы принялись наводить порядок. В мгновение ока, стол очистился от посуды, а кадушка заполнилась мыльной водой; с пола были подметены все крошки, а дети забрались на огромную белоснежную печь. Глядя на их одухотворенные лица, я понял, что все они ждут мой рассказ.

Иса расположилась у окна, подле танцующей лучины, вооружившись иглой и ниткой, латая детские рубахи и штаны. Даже белый лысый кот, выбравшись из-под стола, смотрел на меня пронзительными синими глазами. Дом погружался в дремоту, в ожидании истории странного гостя. Я присел на край лавки и, поглаживая седую бороду морщинистой рукой, начал свой рассказ.

«Прохладный океанический ветер трепал широкие поля черной шляпы, а теплый плащ надежно защищал от холода того, кто пристально всматривался в горизонт. Цель пути так близко и так далеко, и от того легкий озноб сводил пальцы под тонкими кожаными перчатками. Артей не находил себе места, прохаживаясь по палубе, отбивая мерный стук подкованными ботфортами.

– Земля! – раздался крик юнги.

Мужчина резко обернулся, и ветер сорвал с него шляпу, подставляя холодным каплям абсолютно лысую голову, усеянную паутиной шрамов. Огромная золотая серьга, в левом длинном заостренном ухе, качнулась в тот момент, когда эльф на лету поймал свой головной убор. Стальная шпага, висящая на бедре, звякнула эфесом о серебряную пряжку ремня.

Направив подзорную трубу в сторону, куда указывал юный моряк, эльф выругался, уже понимая, что ближе не получается подойти. Множество острых скальных клыков топорщились из воды.

– Капитан, мы не… – Артей поднял руку, показывая выбежавшему к нему рулевому, что и так знает то, что ему хотел тот сказать.

– Т’Кар! – эльф окриком подозвал боцмана – огромного полуорка, который отдавал быстрые и четкие команды матросам на странном каркающем языке.

– Да, кэп. Какие будут распоряжения? – Арт и сам был не маленького роста, но рядом со старым другом всегда ощущал себя полуросликом.

– Прикажи спустить шлюпку на воду. Дальше я направлюсь сам. А ты отведешь «Лисандру» к южному берегу, чтобы пополнить запасы провизии и воды. И будете ждать моего возвращения там, – не дав полуорку вставить и слова, скомандовал капитан.

– Ты с ума сошел? – шепотом, насколько позволял громогласный бас, спросил Т’Кар.

– Я должен это сделать сам, – не терпящим возражения тоном отрезал Артей.

– Я и не спорю. Но ты же можешь взять пару матросов. С ними ты легко преодолеешь рифы. А потом, там… – попытался тот воззвать к голосу разума эльфа.

– Нет. Это опасно! – рука скользнула по гладко выбритой щеке, и пальцы прикоснулись к черному родимому пятну, частично прикрытому черной повязкой, которая закрывала левый глаз.

– Парни с нами много лет. Каждый из них настоящий боец. А за тебя… – голос Т’Кара стал просящим, ведь он точно знал, что именно задумал его друг.

– Дружище, не спорь со мной. Это мой путь. Только если сделать все правильно, мы сможем добыть лекарство для Санни. Верь мне, – одинокая капля на щеке блеснула граненым бриллиантом.

Полуорк лишь пожал плечами и прикрикнул на двух моряков, все на том же каркающем языке.»

– Он такой смелый, – услышал я голос Сойки, переведя дух и пригубив воды.

– Тссс, – кто-то шикнул на нее.

Я не спеша поставил чашку на лавку подле себя и немного помолчал, на ходу сочиняя продолжение. История рождалась сама собой, скрывая свою суть даже от меня. Дюжина пар глаз с печки смотрели на меня, ожидая продолжения. И я, откашлявшись, продолжил.

«Лодка, с тихим всплеском, коснулась невысоких волн, покачиваясь на них. Т’Кар подал другу руку, помогая эльфу шагнуть на веревочную лестницу, сброшенную с борта.

– Береги себя, Арт. Если, к концу второго дня, ты не прибудешь в порт, то мы с парнями отправимся на помощь. Хочешь ты того или нет!

Спорить с другом эльф не стал, понимая, что упертый громила все равно поступит по-своему. Два дня должно было хватить на то, что задумал старый морской волк. За свою длинную, по меркам людей, жизнь он с друзьями побывал и не в таких передрягах. Сейчас же, ситуация была немного другой: берсерк Рэм мертв; лучница Санни прикована к постели; а лучшего водного мага и друга, Т’Кара, он сам оставляет на борту, встречая неминуемую опасность в одиночестве. Но Артей не мог поступить иначе, ведь если они оба погибнут, то никто не сможет найти лекарство.

Спустившись в лодку, эльф двумя пальцами взялся за поля шляпы, показывая другу, что услышал его. После чего развернулся, привычным движением откинул плащ за спину и, сев, взялся за весла. Легкие волны на миг замерли, подождали, а потом направились против течения, неся лодку к берегу, плавно обходя рифы.

– Не смог удержаться, – улыбнулся Арт понимая, чьей воле подчиняются волны.

Чем ближе одинокий путник был к берегу, тем темнее становились тучи, а ветер пронзительней. Казалось, что сама природа предупреждала Артея о затаившемся зле на скалистом берегу далекого северного острова.»

– Когда я вырасту, то тоже стану боцманом, как Т’Кар, – прокомментировал историю Юго.

– Отец не возьмет такого хлюпика на борт. Боцман должен быть сильным, – даже не глядя, я мог угадать, кому именно принадлежали эти слова.

– Боцман должен быть умным, так что заткнись, Кир. Из Юго получится отличный боцман, – кто-то пнул парня в бок, отчего тот закашлялся, но язвить перестал.

Я повернулся и посмотрел в сторону окна, где в кресле сидела Иса, а на ее коленях дремал белый лысый кот. Женщина внимательно слушала мою сказку, как и ее дети.

«Артей сошел на берег в полной темноте, хотя, еще несколько минут назад, над его головой светило солнце. Остров казался вымершим несмотря на то, что на южной его стороне, сейчас вовсю кипела жизнь. В бухту заходили чужеземные корабли, а из распахнутых дверей кабаков и трактиров, доносились хмельные песни пиратов и честных каперов. Но тут все было по-другому: из звуков лишь шум ударяющихся о камни волн и скрип кожаных сапог Арта по черному песку побережья. Оттянув лодку подальше от воды и закрепив веревкой, эльф присел на покрытый водорослями валун. Первая часть плана выполнена – он прибыл на Сонный остров, но это лишь начало. Теперь нужно найти вход в затерянные туннели, а это может быть не так легко, ведь вокруг царила вечная тьма. Но Артей не зря сыскал славу выдающегося авантюриста. В книгах, которые эльф изучал в библиотеке адмиралтейства, было сказано, что сила тьмы на острове велика, мол, ни один факел не сдержит ее напора. Поэтому, их он и не стал брать, хоть Т’Кар и настаивал. Вместо этого он приготовил хозяйке острова другой сюрприз.»

– Масляную лампу?

– Она бы там не зажглась, глупая!

– А что тогда, умник? Скажи!

– Заклинание, разгоняющее тьму, вот!

– Откуда ему его взять? Орк – маг воды, а не света.

– Купил у магов!

– У каких? – перепалка вновь грозила превратиться в ссору.

– «Арт извлек из кошеля на поясе продолговатый синий кристалл, который на его родине называли Читальным камнем», – продолжил я, привлекая внимание спорщиков.

Дети затихли, ожидая объяснения, что это за камень такой, и откуда у него силы противостоять тьме. Даже кот, прислушавшись, повел ухом в мою сторону, не открывая глаз.

«Слабый синий свет принялся теснить тьму вокруг себя, окутывая Арта легкой голубоватой дымкой.

– Ответ всегда рядом. Как бы удивились книжные мужи, узнай они, что ключ к Сонному острову всегда был у них под рукой, – засмеялся эльф, поправляя повязку на слепом глазу.

Маги и библиотекари использовали эти кристаллы, чтобы изучать старинные фолианты там, где нельзя зажигать лампы и факелы. Камни давали ровный и безопасный свет, защищая книги и свитки от случайного огня. Именно это свойство кристаллов и подтолкнуло Арта к такому рискованному эксперименту. Доказательств теории не было до этого момента, но он не скажет об этом никому, ведь великие тайны любят великую тишину. Когда-нибудь, до умников дойдет это простое решение, а пока у хитрого авантюриста будет возможность хорошенько исследовать этот берег острова, который скрывает вечная тьма от посторонних глаз.»

Глава 5. Кольцо и танец

Я потянулся за кружкой, но она оказалось пуста. Медленно поднявшись – тело ныло, а шрамы зудели – я подошел к ведру и зачерпнул прохладной ключевой воды. Обернувшись, наткнулся на дюжину пар глаз и приоткрытых ртов. Даже Кир молчал, что для него, как я понял, было не свойственно. Залпом выпив чашку воды, я обратился к детям.

– Детвора, время позднее, а день завтра длинный и нелегкий…

– Не, – хором протянули ребята.

– Нам всем нужно хорошо выспаться. А завтра, обещаю продолжить сказку, – расплылся я в добродушной улыбке под косматой бородой.

– Дядя Рос, расскажите еще немного. Самую малость. А мы обещаем, что утром все-все сделаем. И маме поможем, и Вас уважим, – украдкой обратилась ко мне девчушка с огненно-красными волосами, самая старшая из ребятни.

– Жарна дело говорит, – поддержал ее Лыкас.

– Ну, хорошо. Только сейчас свет потушим, чтобы не отпугивать объятия сна и ночи. Мы ведь, не Артей на мрачном острове, нам столько света ни к чему, – я погладил бороду, давая себе зарок утром привести ее в надлежащий вид.

Дети загомонили, как стайка воробьев, готовясь к приходу ночного мрака. Я подошел к лучине, но она сама собой уменьшила огонек, принявшись еле тлеть. Угли в камине также чуть заметно подрагивали, лишь изредка просыпаясь маленькими язычками огня.

– Магия, – случайная мысль проскочила в моем сознании, заставив замереть, встретившись с большими карими глазами красноволосой Жарны.

Умостившись поудобнее прямо на полу, я продолжил рассказ о странном лысом эльфе, чью голову венчала паутина шрамов, прикрытых кожаной широкополой шляпой, а слепой глаз закрывала черная повязка, проходящая через большое родимое пятно на щеке.

«Артей огляделся, рассматривая голубую дымку, что окружала его. Свет дрожал, сражаясь со все подступающей к нему тьмой, но не сдавался. Эльф разжал ладонь, и кристалл вспыхнул ярче, оттолкнув хозяйку острова на пару метров в разные стороны. Авантюрист покрылся живым, не обжигающим, синим пламенем, что надежно защищало его от мрака.

– Это я так стану отличной мишенью для тех, кому тьма дом родной.

Арт почесал гладковыбритый подбородок свободной рукой и тут же сжал кристалл в кулак. Свет моментально рассеялся, погружая эльфа в кромешную тьму. Постепенно разжимая руку и давая свободу читальному камню, путешественник заметил, как растет сила света в его пальцах.

– Ага. Так вот, как ты действуешь. Чем больше у тебя свободы, тем сильнее свет. Занятно, – обратился эльф к камню, едва не касаясь того узкими губами.

Поправив шпагу на левом бедре и дагу на правом, Арт довольно улыбнулся, ведь все пока шло по его плану, но расслабляться было нельзя. Остров, хоть и не ожидал, что кто-то решит пристать к его правому берегу, был готов встретить путника множеством коварных ловушек. Поэтому, эльф спрятал читальный камень в нагрудный карман куртки, и отстегнул от перевязи, которая опоясывала его грудь от бедра до плеча, маленький замшевый мешочек. Аккуратно развязав и высыпав содержимое на ладонь, он попробовал рассмотреть свой нехитрый скарб. Но тьма, обиженная его наглым вторжением, сгустилась настолько, что Арт не мог различить даже собственные пальцы.

– Ну что ж, я хотел подружиться и не пугать тебя светом, почем зря. Но, если ты так решила, то мне ничего другого не остается, – прошипел он окружающей его темноте.

Ловким движением пальцев эльф вновь достал кристалл, и свет моментально отвоевал себе жизненное пространство, оттолкнув шипящую тьму от несостоявшегося любовника. Поместив кристалл между указательным и безымянным пальцами, для надежности прижав средним, Арт добился нужной ему интенсивности света, так, чтобы видеть, но не привлекать к себе внимание. На ладони лежала пара десятков причудливых колец, выполненных из золота, серебра, платины, мифрила, стали и даже черного необработанного железа. Все они были инкрустированы разнообразными камнями: агаты и топазы, изумруды и рубины, бриллианты и ониксы, бирюза и лунный камень. По каждому кольцу шла умелая гравировка из переплетенных ветвей и скрещенного оружия, замковых стен и ощетинившихся игл, а также множество других изображений. На камнях же, гравировщик оставил странные, непонятные простому обывателю, символы – руны силы и концентрации. Каждый такой перстень стоил целое состояние, а у Арта они валялись в маленьком потертом мешочке, ожидая своего часа. Эльф бережно хранил свою коллекцию, пополняя ее в каждом путешествии. Сам он не умел создавать подобных украшений, но как никто другой знал, что истинная цена этих безделушек – его жизнь. Уже не раз они приходили к нему на помощь в самых сложных ситуациях. Поэтому, он платил любые деньги, если встречал у торговца такое вот потемневшее, никому не нужное колечко. Прочность кольца предугадать было трудно: одни ломались после первого же применения, другие же служили верой и правдой много лет.

– Ты со мной уже лет триста? – обратился он к черному железному кольцу, украшенному гравировкой в виде веточек ивы и маленьким рыжим агатом, в чьих волнах покоилась великая тайна древних времен.

Сегодня, именно этот старый друг, отправился первым на палец эльфа. Силы, что он давал, были не высоки, но надежны. Руна «Огненный танцор» позволяла повысить врожденные умения эльфа в боевой ловкости.

– А битвы не миновать, – констатировал Арт.

Следом, свои места на пальцах, заняли еще пять колец. Это было расточительством, но жизнь Санни стоит всех потраченных сил, а если не будет другого выхода, то и жизни одного безумного эльфа.»

– А какие кольца он выбрал? – голос Кира был настолько тих, что я понял, насколько зацепила его эта часть истории.

– Тссс, – кто-то шикнул в темноте на брата.

– Сама тссс, – мальчик огрызнулся.

Я не видел его глаз, но мог поклясться, что в них жарким горном горел неподдельный интерес к работе древних волшебных мастеров. Но я лишь хлебнул воды, смочив пересохшее горло, и продолжил историю, оставив Кира наедине с его вопросом. Мне хотелось сохранить в тайне выбор Артея, ведь я и сам не знал, что именно пригодится авантюристу в его опасном приключении.

«Временно оставшиеся не у дел украшения, отправились в мешочек, а тот – на ремневую перевязь. Сжав читальный камень в левой руке, а шпагу в правой, Арт отправился к скале, что возвышалась над северным берегом такого милого острова в глазах тех, кто приставал к нему с юга.»

Я встал под гробовое молчание притихшей малышни, которая непонимающе взирала на меня с высокой печи. Медленно подойдя к кадушке с водой, я сполоснул чашку и поставил ее к другой посуде на просушку.

– А дальше? – несмелый девичий голосок прозвучал с печи.

– А дальше завтра, как мы и договаривались, – с добродушной улыбкой ответил я

– Ну пожалуйста! – хор тихих голосов поддержал сестру.

– Спать, – хлесткой ветвью запрета, успокоила детей Иса.

Спорить никто не решился. Лишь недовольное сопение наполняло тишину засыпающего дома. Угли в камине и лучина погасли сами собой, погружая мир в царство сна и ночи.

Сняв рубаху и штаны, я улегся в постель, закрывая уставшие глаза после длинного дня. Кот забрался на кровать и улегся у моих ног, по-хозяйски водрузив лапу на мою лодыжку. Пьянящая темнота обняла меня за плечи, затягивая в водоворот странных видений.

Одинокий, несломленный огарок свечи, дрожал стойким тусклым пламенем, с трудом освещая фигуру, застывшую на полу. Тьма, подобно пантере, кружила вокруг пленника, опасаясь подступиться поближе. Лишь изредка кладя лапы то на колени, то на спину пленника, когда лучезарный страж отворачивал свой взор.

Мужчина сидел спокойно, не шевелясь, полностью погрузившись в пучину своих грез. Его астральное тело смогло покинуть застенки этой тюрьмы в тот момент, когда «враг» открыл дверь, напугав местную хозяйку и пленницу. Но ни тьма, ни свет не знали об этой тайне монаха. Лишь кроткая улыбка могла раскрыть секрет, но они не умели читать лица.

Пламя, предательски задрожав, лишь на миг осело, но этого времени хватило, чтобы воспрянувшая тьма обвила своими руками шею пленника, впившись поцелуем в тонкие губы мужчины. Пальцы пленницы пробежали по густой черной бороде и по лысому затылку монаха, но в это время свет свечи, вновь набрав силу, жарко хлестнул ее. Тихо шипя от боли, она отскочила прочь, давая возможность стражнику не только восстановить баланс сил, но и отвоевать больше жизненного пространства. Узник теперь был полностью освещен. Даже жалкого клочка кашаи или подошвы его сапог не осталось во власти темноты. Все то, что она долгими ночами отвоевывала себе вернулось в свет.

– Ничего… Ничего… Ничего не осталось! Все… Все… Все отобрали, – причитала тьма, бродя у самых стен бесформенными тенями.

Несмотря на поражение, она знала, что через недолгий срок пламя ослабнет, и она вновь коснется своего любимого. Хозяйка чувствовала тьму в его груди, слышала зов и не могла отступиться. В этом мужчине хранилось семя, которое он берег для нее. Именно оно породит ту жизнь, которая вырвется из этой ловушки.

Но, всему свое время. Нужно лишь оторвать взгляд монаха от света и обратить в тьму. У нее это получилось один раз, когда он дрогнул. Получится и снова. Но, в этот раз, тьма не упустит своего. Проникнет в него, заполнит полностью и получит заветное семя. А пока, нужно ждать.

Тьма решила немного отвлечься и сыграть со стражником в игру. В ту самую, которой лет больше, чем сотворенному богами миру. Она старше самих богов. В нее играли свет и тьма на скорлупе первого Змея, рисуя узоры судьбы его мира. Этой же игрой, они провожали его в последний путь, ожидая прихода его дитя.

Тьма и свет переплелись, и в тот же миг; прекрасные рисунки появились на стенах камеры. В вихре их танца возникали образы рождения и смерти, танцев и битв, дружбы и вражды. На одной стене, большой сильный олень щиплет высокую траву, не подозревая, что его окружает стая поджарых волков. На другой – прекрасная дева плетет венок из полевых трав, укладывая его на голову суженного. Вот храбрый отец бросается в горящий дом, спасая детей и жену от неминуемой гибели в жерле яркого огня. А вот вор под покровом тьмы выносит из бедного дома последние ценности, обрекая мать и ее детей на голодную смерть. Свет и тьма – лишь инструменты в руках тех, кто творит добро или зло. Ночь приносит покой, а свет – бодрость дня. Ночь порождает жизнь, но и забирает ее. Свет дарит силу урожаю, но может и погубить его. Странник, бредущий по жаркой пустыне под палящим солнцем, мечтает о спасительной тени, но ночью разводит жаркое пламя, чтобы не замерзнуть в ее объятьях. Все это – танец, игра, что началась задолго до появления миров, а стихнет лишь тогда, когда исчезнут свет и тьма.

За дверью раздались шаги. Тьма встрепенулась и замерла, затаившись, подобно хищнику. Свет свечи склонился в сторону двери, почувствовав приближение свежего воздуха, так необходимого для роста. Оба ждали. Но, в этот раз, хозяин не спешил отпирать запоры. Подобно кошке, он терся о дверь, точил когти о прочный камень, но не заходил. Пленница и страж знали того, кто там, за дверью. Но если первая ждала его со страхом, то второй – с надеждой.

Монах не шевелился. В глазах плясали огни, которые не потушить ни одной тьме, а на груди, в открытой ране, кипела та, кого не смог бы развеять даже самый сильный свет.

Звякнули ключи. Заскрежетал замок, поддаваясь напору стального стержня. Засов, тихо скрипнув, подался в сторону, давая возможность открыть хозяину некогда запертую дверь. Тьма сжалась в комок мышц, готовясь распрямиться, подобно хищной спирали капкана. Свет же, замер по стойке смирно, готовясь встретить гостя, как полагается верному стражу и слуге – с почтением. Лишь мужчина продолжал сидеть спиной, оставаясь безучастным перед лицом того, кто повелевал тьмой и светом.

Дверь распахнулась. Свет ударил в камеру, отталкивая пленницу к стене и напитывая стража новой силой, дабы сохранить баланс.

Одинокий рассветный лучик коснулся моей заросшей щеки, подсказывая, что начался новый день. Хотелось отмахнуться, повернуться на бок и продолжить спать. Мне нужно увидеть того, кто может, лишь одним своим присутствием, напугать тьму и вдохновить свет.

Я встал, понимая, что свет и тьма, из древней камеры, еще не раз вернутся в мои сны. Кота рядом не было, дети мирно спали на печи, а Иса уже чем-то занималась на улице.

– Она вообще спит? – странная мысль посетила мою голову, но не найдя там ничего интересного, отправилась дальше.

Тихонько, чтобы не разбудить детвору, я встал, натянул рубаху и штаны. Не спеша отворив дверь, юркнул на улицу.

Солнце, пение птиц, аромат трав и цветов наполнили меня силой и хорошим настроением. Для полного осознания простого счастья мне нужно было так немного, и эту малость я намеревался получить.

Обойдя дом, ведомый запахом поднимающегося теста, я вышел к маленькой белоснежной печи, около которой трудилась Иса, готовя завтрак для всей семьи. Время от времени, она подкидывала дрова, поддерживая необходимый уровень жара. Я вежливо поклонился, когда женщина повернулась ко мне, услышав мое приближение.

– Доброе утро, хозяюшка, – улыбнулся я заспанной улыбкой.

– И Вам доброе утро, Рос. Как спалось? – ответила она мне.

– Спасибо, отлично выспался.

– Вам спасибо. Мои чертята так вчера выдохлись, что до сих пор спят. Дают мне возможность отдохнуть, – Иса продолжала помешивать огромный казан супа.

– Отдохнуть? – я указал на кастрюли и казаны на плите.

– Да. Очень сложно заниматься детьми и готовкой одновременно. Кто-то или что-то обязательно сбежит, – она звонко рассмеялась.

– Я бы хотел… – неловко начал я.

– Поговорить? – она задумалась.

– Нет. Поговорим тогда, когда у Вас будет время и желание.

– А о чем тогда Вы хотели попросить? – смутилась женщина.

– Мне нужны ножницы. А еще мыло, если у Вас найдется кусочек, – я неловко улыбнулся.

– Всего-то? Сейчас принесу. А Вы пока последите за готовкой, чтобы не сбежала, – Иса торжественно передала мне большую деревянную ложку, а сама скрылась в небольшом домике, который прятался в тени густых деревьев и кустов.

– Магия, – вновь поймав себя на этой мысли, я машинально помешал суп.

Через пару минут, я стал обладателем блестящих стальных ножниц и крупного куска мыла, явно ручной работы.

– Спасибо за помощь, Рос. Кадушка у дома, а колодец в саду. Справитесь?

– Конечно. Спасибо большое, Иса, – я отправился в сад, прихватив с собой деревянное ведро.

Набрав полную кадушку холодной воды, я принялся приводить себя в порядок. Сначала, начисто вымыл тело и волосы, на что ушел весь не маленький кусок душистого мыла. Потом аккуратно постриг бороду, придав ей достойный вид. А с волосами же, вышла проблема – я никак не мог их выровнять. Наверно, раньше кто-то другой стриг меня или, вместе с памятью, я потерял этот навык. Поэтому, вытянув из ворота рубахи тонкий кожаный шнурок, я собрал волосы в хвост и обвязал их, тем самым выйдя из сложившейся ситуации.

Я был практически счастлив. Но тело ныло, намекая, что я еще не все сделал, чтобы удовлетворить его потребности. Мышцы требовали нагрузки – слишком долго я лентяйничал. И выход был найден.

– Вот. Спасибо, – я протянул женщине ножницы, когда она отвлеклась от готовки.

– Оставьте себе. Вам нужнее.

– Может, я смогу чем-то помочь, в ответ на Вашу доброту и приют? – женщина задумалась, оценивающе оглядывая меня.

– Знаете что?.. Сможете, – она ласково улыбнулась.

– Говорите, я все сделаю. Все, что угодно.

– Натаскайте воды вот в эту бочку, – она указала рукой.

– Понял, сделаю.

– Дровишки заканчиваются, – Иса задумалась.

– Нарубаю, – воспрянул я.

– Ну и все, пока что, – женщина вскинула руками, потому что, в этот момент, из небольшого казана намеревалась сбежать каша, но не тут-то было.

Понимая, что не стоит более отвлекать хозяюшку, я скрылся в тени весеннего сада. Бочка была очень большой, да и стояла на высоких козлах. Для того, чтобы вылить принесенную воду, необходимо было залезть на лестницу в два моих роста. Судя по всему, эта странная конструкция служила душевой для всей семьи, но сейчас бочка была совсем пуста. Ведро за ведром, я наполнял огромную бочку. Мне даже показалось, что она бездонна. Но, через несколько дюжин ходок, когда ноги уже болели от постоянного взбирания по лестнице, все-таки удалось ее наполнить.

– Так, воды принес. Теперь нужно заняться дровами, но где они? – произнес я вслух.

– Дровяник пристроен к дому, – то ли услышав меня, а то ли прочитав мои мысли, ответила женщина.

Поблагодарив Ису, я приступил к восстановлению мышц рук, нанося сначала неумелые, но потом все более точные и сильные удары. Чурка за чуркой, колода за колодой разлетались под напором старого, но все еще крепкого, колуна. Я ощущал, как сила возвращалась ко мне, наполняя мышцы энергией и приятной томящейся болью.

Спустя несколько часов, около меня выросла приличная горка нарубленных дров, а со двора донеслись детские голоса. Двор ожил, одновременно с моим телом.

Глава 6. Юный знахарь

Переполненным энергией и оттого безумно довольным я предстал перед детьми. Борода расчесана, волосы собраны в конский хвост, морщины разгладились, а глаза горели непостижимой силой.

– Я жив! – кричал мой внутренний голос.

Сегодня дети разбрелись по двору небольшими группками. Кир о чем-то спорил с Жарной, активно жестикулируя руками. Но девочка лишь покачивала головой, всем своим видом показывая, что абсолютно не согласна с братом. Парня это явно злило. Он снова и снова начинал что-то объяснять, но результат был таким же. Потом, он зло сплюнул и присел, принявшись что-то рисовать на земле отломленной вишневой веточкой. Жарна призадумалась и, присев рядом, принялась указывать пальцем на рисунки брата, согласно кивая. Копна ее красных волос заструилась по плечам, подобно водопаду. Парочка перестала спорить, обсуждая какой-то очень важный план.

Сойка поливала цветочную клумбу. Казалось, что она разговаривает с едва раскрывшимися бутонами. Маленькая глиняная лейка аккуратно устремляла свой носик к земле, когда девочка приподнимала грунт серебристой трезубой вилкой. В гомоне детских голосов я слышал, что белокурая малышка тихонько напевает какую-то песню. Слова разобрать было очень сложно, но мотив завораживал. Незаметно я сделал несколько шагов, чтобы лучше слышать, но песенка, подобно обманчивому весеннему ветерку, вновь ускользнула от меня. Сойка же, закончив полив, принялась маленькой тряпочкой аккуратно и трепетно протирать ярко-зеленые листочки. Этот процесс походил на ежедневный ритуал, который девочка проводила с радостью и любовью.

Я огляделся, наверное, ища глазами ее – ту, которую увидел первой; ту, которая прервала наш с Исой разговор; ту, что появилась в тот самый момент, когда ее не ждали, но при этом, как раз вовремя. Она, вместе с другими детьми, играла в салки. Малыши бегали меж вишневых деревьев, чем вызывали у Кира бурю негодования, используя как бурчащее укрытие. Коко же, пряталась от заводилы на ветке самой большой вишни и хитро улыбалась.

– Мне показалось, или я в первый раз вижу, как она смеется? – странная мысль пришла ко мне в голову.

Коко была похожа на маленькую пантеру, затаившуюся меж ветвей: то ли выслеживая добычу, то ли укрываясь от еще более опасного хищника. Несмотря на свой возраст, выглядела она подтянутой и сбитой. Я мог поклясться, что вижу плотную мускулатуру, как у настоящей хищницы. С виду, девочка казалась щуплой и несуразной, но это было обманчивое впечатление.

– Да, не позавидую я тому, кого этот черноволосый ангел выберет своей целью, – я погладил свою подстриженную седую бороду.

Юго нигде не было видно – что и не удивительно. Я уже успел понять, что этот будущий морячок не любил шумной компании своих братьев и сестер, предпочитая уединение в тени столетней ивы, скрывающей его от посторонних глаз. Наверное, он продолжал работу над своим фрегатом, предаваясь фантазиям о том, как бороздит просторы великого океана.

– Нужно заглянуть к нему и нарушить заведенную традицию. Ведь мой корабль тоже ждет своего часа, – я решительно направился в глубь сада.

Петляя меж деревьев и обходя играющую детвору, я, как бы случайно, прошел мимо Кира и Жарны, попытавшись посмотреть, чем они заняты. Мой план был обречен на провал. Когда я замедлил шаг, чтобы прислушаться и присмотреться, дети замолчали, раскусив мое любопытство. Ускорившись, чтобы отвести от себя подозрения, я миновал этих заговорщиков, которые хранили гробовое молчание. Но тут раздался окрик, заставивший меня вовсе остановиться.

– Дядя Рос, а Вы куда? – я обернулся и увидел Лыкаса.

Мальчик стоял на пороге дома, держа в руках большой поднос, заполненный разнообразными свертками и инструментами. Поднос был настолько большим, что маленький Лыкас скрывался за ним практически полностью.

– К Юго, – я крикнул через весь сад, желая продолжить свой путь.

– Успеете. Он под ивой целыми днями сидит, а у меня дел много. Идите сюда, – в словах этого мальчишки столько стали, что я не смел возразить.

– Дел у него много. Как же. В шесть то лет. Какие могут быть дела? В саду играть? – бурчал я себе под нос, когда возвращался к дому.

Проходя мимо большой вишни, в ветвях которой пряталась Коко, я поднял глаза в надежде заметить ее там и, может быть, даже подсказать щупленькому мальчугану, где ее логово. Но девочка давно сменила дислокацию, замерев в кустах, что росли в нескольких метрах от того места, где брат искал ее, в надежде осалить. Коко, глядя прямо мне в глаза, медленно подняла руку, приложив указательный палец к губам, намекая, что мне следует молчать, а лучше топать прочь. Спорить с «опасным хищником» я не стал, продолжив свой путь, чем заслужил теплую улыбку.

– Молодой человек, а Вы не слишком заигрались? – начал я, но был тут же прерван строгим взглядом раскосых детских глаз.

– Дядя Рос. Мама попросила сменить вам повязку и обработать раны. Это важно делать своевременно, а не пускать на самотек, – со знанием дела ответил мальчишка, расставляя на уличном столе баночки с мазью, мотки льняной ткани и странные инструменты.

– А у тебя получится? – решив отшутиться, я стянул рубаху, наслаждаясь видом окрепших после утреннего труда мышц.

– Не знаю, – ответил Лыкас, ловко подбросив в руке блестящие ножницы с длинными и узкими лезвиями.

Сарказм был понят, а моя язык спрятан за зубами. Я сел на лавку около стола, чтобы малолетнему знахарю было удобнее разрезать повязку, скрывающую мои раны. Любопытство овладело мной. Ловкие пальчики медленно отодвинули ткань, запуская под нее холодную сталь, заставив мою кожу покрыться мурашками. Надрез, еще надрез, и ножницы отправились на поднос, звонко звякнув о другие, менее понятные мне инструменты. Аккуратно сняв ткань, мальчик взял в руку что-то, похожее на миниатюрные щипчики, плавно снимая пересохшие мотки какой-то травы, прилипшие к моей телу. Снятые растения отправлялись в пиалу со странной синеватой жидкостью, где на глазах растворялись, усиливая и без того яркий пряный аромат. Лыкас внимательно осмотрел затянувшиеся шрамы.

– Нужно, чтобы кожа подышала. Посидите так несколько минут, я пока подготовлю ткань, – в его голосе звучала задумчивость и умудренность больше свойственная старому лекарю, чем шестилетнему мальчишке.

– Странно все тут, – украдкой скользнувшая мысль, заставила меня напрячься, но через миг испарилась без следа.

Я оглядел свою грудь и ужаснулся. Множество порезов и ссадин, хоть и затянулись, но привлекали к себе внимание белизной свежей кожи на смуглом и морщинистом теле старика. Складывалось впечатление, что кто-то волок меня через кусты шиповника или по каменистому берегу. Но в одном я был уверен – это не следы ударов. Если это не так, то нападающие были вооружены очень маленькими ножами, больше похожими на когти птиц или, например, кошки. Странно было то, что за десять дней от них остались только следы, хотя вряд ли я мог сейчас сказать, сколько времени нужно для того, чтобы все затянулось. Но я не врач, а вот из Лыкаса знахарь будет отменный, если уже в этом возрасте он обладает такими навыками врачевания.

Мне было страшно опустить глаза и посмотреть туда, где должна была зиять дыра от кола, если верить словам Исы. Я боялся не крови и не загноившихся краев плоти. Я опасался, что добродушная женщина могла смягчить ту картину, что откроется передо мной. Что рана там намного страшнее, ведь боль не только не стихла за эти дни, но и напоминала о себе при каждом шаге или неловком движении, особенно сейчас, когда сдерживающая повязка снята. Я ощущал сладковатый запах мертвой плоти, понимая, что он исходит из моей груди, из того места, которое мне нужно увидеть. Собираясь с духом, я наблюдал за тем, как Лыкас вымачивает льняные повязки в прозрачной, приятно пахнущей жидкости. Процесс настолько занимал мальчишку, что он, казалось, забыл о моем существовании. Время от времени, мальчик добавлял в раствор разноцветные порошки, зачерпывая их из глиняных баночек странной плоской ложечкой, плавно размешивая по часовой стрелке. Он, как истинный алхимик, творил настоящую магию, а я отвел глаза, готовый сделать тот самый главный шаг – посмотреть вниз.

Моему взору открылась ужасная картина. Это была не рана от удара колом – это была развороченная дыра. Множество рваных шрамов, подобно щупальцам, расходились в стороны, поблескивая на солнце белесыми пятнами подгнившей плоти. Чем ближе к солнечному сплетению, тем большего размера были раны. А, в самом центре, зияла не дыра, а ужасный шедевр маньяка. Казалось, что злой гений не просто пырнул меня, а долго и методично вырезал что-то. Возможно, свое имя, а может и узор, готовый стать основой в нечестивом обряде жертвоприношения.

– Жертвой должен был стать я, – холодный пот побежал с затылка на мою спину.

– Что? – Лыкас поднял глаза, оторвавшись от смешивания дурно пахнущей мази с лепестками каких-то цветов в маленькой пиале.

– Ничего, мой доктор. Не смею Вас отвлекать, – в надежде скрыть свое волнение, я отшутился, но это не сильно помогло.

– Да. Я тоже подумал, что отец украл Вас у островных оккультистов, когда… – он замолчал, явно сболтнув лишнего.

– Когда что, Лык? Можно, я буду тебя так называть? Скажи, пожалуйста, – я посмотрел в его глаза, надеясь хотя бы увидеть ответ, если мальчик не решиться его произнести.

– Когда принес Вас, – мальчишка отсек любые дальнейшие расспросы, опустив глаза, продолжая перемешивать мазь.

Поняв, что время вопросов еще не наступило, я оперся спиной о стол и принялся разглядывать умиротворяющую природу этого странного дома. Казалось, что никому не было дела до меня, но это было обманчивое впечатление. Дети усердно делали вид, что заняты делами или играми, но, время от времени, я ловил их быстрые взгляды то на своем лице, а то и на развороченной груди. Не могу не признать того факта, что с такой раной долго не живут. Значит, Лыкас, несмотря на малый возраст, знает свое дело. Его мази сотворили чудо. Я выжил.

– Интересно, а сколько мне лет? – прошептал я себе под нос.

Мальчик не услышал моего нарочито тихого вопроса, а может, сделал вид, что не услышал. Он лишь пододвинул к себе миску с красными водорослями и, вооружившись длинным пинцетом, принялся крутить уже знакомые мне пучки, время от времени окуная их в пиалу с мазью. Получившиеся мотки он бережно складировал на деревянную дощечку.

– Замрите, пожалуйста. Сейчас будет больно, но так надо. Эхенция очень неприятное, но полезное растения. Она вытянет остатки гноя, чтобы рана быстрее затянулась, – на меня смотрели твердые, как камень, глаза маленького мальчика.

– Эхенция? – переспросил я, услышав неизвестное мне слово.

– Да. Это водоросль. Моряки ее вытягивают сетями и выбрасывают. А папа приносит мне. Мало кто тут разбирается в лечении, – гордо выпятив подбородок, похвастался юный лекарь.

И, в этот момент, я взвыл от боли, распугав птиц, что гнездились на крыше и в кронах деревьев. Мое тело обожгло, как будто к нему прикоснулись раскаленным металлом. Лыкас, ловкими движениями, отправлял мне в рану новые и новые мотки странных лечебных водорослей. Хотелось оттолкнуть его, закричать, но я держался, до скрежета сцепив зубы. Мальчик умело поджимал края растерзанной плоти, направляя их так, чтобы тем было удобнее срастаться. Когда с этой мучительной процедурой было покончено, Лык быстро обмотал мою грудь самой пропитанной лентой льняной ткани. Подобно разгоряченному клинку, меня опустили в леденящий холод.

– Остальное не станем бинтовать. Кожа срослась, так что дальше организм справится сам. Не напрягайтесь больше так, как сегодня. Телу нужен покой, а то, иначе, заживление будет долгим и болезненным, – прозвучал ответ на мой немой вопрос.

– Конечно, доктор. Обещаю, – вновь попытался съязвить я.

– Я не доктор. Только учусь, – улыбнулся Лыкас, и от его суровости не осталось и следа – передо мной вновь сидел шестилетний черноволосый ребенок.

Поблагодарив мальчишку, я помог занести поднос в дом, а сам отправился вглубь сада. Очень хотелось продолжить вырезать ту шхуну, которая отвезет меня домой.

Юго встретил меня добродушной улыбкой. Казалось, что он даже не слышал моего крика боли при перевязке. Не успел я присесть и опереться о толстый ствол столетней ивы, как мальчик протянул мне нож и заготовку кораблика, ловко спрятав в кармашек что-то маленькое. Не споря с учителем, я, все еще дрожащей рукой, принялся медленно снимать стружку с борта.

Время от времени, Юго останавливал меня и смотрел внимательно на заготовку. Благодаря своевременным советам и замечаниям мальчика, я закончил работу даже раньше, чем ожидал. Все детальки выглядели так же, как в моем видении. Не хватало лишь капитана, но мне кажется, что я знаю, где он и чем занят.

– Нужно дать шхуне имя, – услышал я задумчивый голос Юго.

– «Лисандра», – не задумываясь вырезал я маленькие буквы на борту.

Когда я спускал шхуну на воду, заметил, что рядом маленький фрегат, разрезая гладь и поднимая волны, устремился вперед. Провожая его глазами, я прочел «АРТ», а еще странный, неизвестный мне символ, сильно смахивающий на руну одного из перстней бесшабашного авантюриста.

– Нужно идти домой. А то, мама Иса заругает, – Юго поднялся, повернувшись спиной к озеру, по глади которого мчался вперед фрегат «Арт» и покачивалась шхуна «Лисандра».

– Ты не хочешь понаблюдать за ними? – недоуменно спросил я.

– Нет. Дальше у них своя жизнь, своя история, – я заметил маленькую хрустальную слезу в уголке его левого глаза.

– Что ж, пошли домой, – я бессильно пожал плечами, жалея, что даже легкий ветерок не наполнил паруса моего корабля.

– Это Вам, – он протянул мне сжатую в кулак руку.

Я непонимающе протянул ладонь, и на нее, из детского кулачка, упала маленькая свистулька в виде белоснежного кота, облизывающего переднюю лапу. Я машинально поднес ее к губам и дунул в хвост, который был предназначен для этого, но свистулька сохранила молчание. Я повторил еще раз, но меня снова ждала лишь тишина.

– Она не работает. Не получается. Может, потом смогу доделать. Или Вы сможете, – он шмыгнул носом и зашагал вперед.

А я стоял и смотрел, как поднявшийся ветерок погнал мою шхуну навстречу приключениям, вслед за «Артом».

Глава 7. Тень во мгле

«Арт огляделся по сторонам и заметил аморфную дымчатую тень, что скользнула меж камней. Она лишь на миг задержалась, чтобы оценить незваного гостя, и тут же направилась к нависающей над морем скале.

Старый потертый перстень засветился. Легкий рыжеватый свет исходил из агата. Эльф активировал перстень, как только тот оказался на его пальце. Нужно всегда быть настороже, особенно, когда добровольно, в одиночку, лезешь в пасть монстру из детских сказок и портовых баек. Но Артей знал, что сказки и байки всегда хранят в себе зерно правды, а ложь копится, как налет, когда история многократно пересказывается.»

– И что же нас ждет на этом неведомом острове, – обратился я к расположившемся на печи детям.

– Дракон?

– Гигантский паук?

– Страшная сороконожка. Они ведь любят воду и камни.

– А может это банши? Страшный дух, что поджидает путников в тени.

– Это лич, мертвый колдун. Он заклинанием сгустил тьму над островом, – Кир свысока посмотрел на братьев и сестер, показывая, что есть лишь одно правильное мнение, и оно не может быть другим.

– Заткнись Кир, – Юго оборвал его рассуждения.

– Не ссорьтесь, – голос Исы в момент остудил буйные головы сыновей.

Детей так захватила история Арта, что они наперебой стремились внести свою лепту в нее. Я улыбнулся, промочил горло и продолжил свой рассказ.

«Остров уже заметил присутствие чужака, а это значит, что тысячи неприятных сюрпризов будут ждать на пути. Все те истории, что эльф слышал, рассказывали об ордах живых мертвецов, которые бродят по берегу, в ожидании случайно заплывших моряков.»

– Лич! – влез Кир, но выражения лиц его родни заставили мальчика замолчать.

«С этим фактом, взятым из пьяных россказней пиратов, спорить Арт не стал, ведь только глухой мог не услышать равномерный скрип стали о песок. По меньшей мере десяток немертвых стражей, охраняют покой острова, встречая гостей добродушными улыбками и острыми клинками.

Прислушавшись, эльф различил в шуме волн шаркающие походки – минимум троих. Двое служили Хранительнице довольно давно, о чем говорило постукивание отбеленных ветром и песком костей о поржавевшие доспехи. А вот третий… Он был явно призван на службу несколько недель назад. Это может быть один из моряков шхуны «Виктория», которая пропала близ острова в прошлом месяце. Арт, стараясь не издавать шума, прижался спиной к огромному валуну, что-то бубня себе под нос.

– Как же банально. Ты действительно поставила на охрану нежить? Серьезно? Хотя, вряд ли ждала меня в гости. Так ведь? – эльф, подобно кошке, напрягся и замер, готовясь к прыжку.

Шорох шагов приближался. В нос проникал сладковатый запах гниющей плоти. Арт задержал дыхание, чтобы не потерять сознание.

Подобно спущенной пружине взведенного арбалета, он метнулся из-за своего укрытия, рассекая воздух и плоть зомби сверкнувшим во тьме лезвием широкого кинжала. Его целью стал зомби-пират, в серой рубахе и черных шароварах. Босые ноги беспомощно заскользили по песку, и мертвец рухнул на спину, открываясь для следующего удара. Артей наносил удары за ударами, но длилось это не долго. Пират при жизни явно отличался недюжинной силою, поэтому одним точным ударом прогнившей руки отпихнул эльфа, после чего, ловким прыжком встал на ноги.

– Силен, – констатировал неприятную новость авантюрист.

Зомби замахнулся, но его палаш был принят на верный клинок кинжала. При жизни моряку, наверное, не встречались бойцы, которые в совершенстве владеют оружием левой руке. А вот Артей был именно таким. Он перебросил кинжал в левую руку, воспользовавшись секундным промедлением врага, и продолжил бой. Многие его противники считали, что шпага на его бедре обещает бой с правшой, но это не так. Чаще всего, эльф использовал именно кинжал, скрытый в ножнах, закрепленных на пояснице за спиной и прикрытых плащом.

Выпады, удары и уколы сыпались на зомби со всех сторон, ведь под действием руны «Огненный танцор», эльф мог развивать бешеную скорость. Но и пират был не юнцом безусым, а матерым морским волком. Он явно долго боролся за свою жизнь, оказавшись на этом проклятом острове, но не смог победить такого же стражника.

Понимая, что удары широкого лезвия лишь терзают мертвую плоть, но не способны ликвидировать врага, Арт, отражая удары абордажного палаша кинжалом, извернулся и набросил на противника свой плотный плащ, лишая нежить обзора. У эльфа было лишь мгновение, поэтому он коснулся губами серебряной печатки, которую венчал необработанный кристалл харкимертского кварца, и прошептал:

– Касание духа.

Кривая, словно нацарапанная когтем, руна принялась пульсировать, выталкивая из себя серебристую дымку. Подобно живому огню, она объяла сначала перстень, украшенный такой же дымчатой гравировкой, потом ладонь, которая сжимала кинжал, плавно перебираясь на его лезвие. Через мгновение, дым впитался в оружие, наполнив его лунным свечением.

– Вот теперь, поговорим на равных, – Артей улыбнулся врагу окровавленной улыбкой.

Эльф перехватил кинжал обратным хватом и, подобно юле, закрутился на месте, уворачиваясь от ударов взбешенного пирата и награждая того ответной серией. Мертвец все слабее и слабее оказывал сопротивление, все чаще лезвие достигало цели, отсекая плоть, каждый раз оставляя на теле серебристую дымку. Такое оружие могло показать свою мощь только на врагах, чей дух давно покинул тело.

Арт несколько раз использовал эту руну, пытаясь зачаровать арбалетный болт – ну или хотя бы метательный кинжал -, но всякий раз эксперимент заканчивался оглушительным провалом. Кольцо могло питать лишь то оружие, что сжимает рука с перстнем, при чем, только стальное.

В старинном фолианте, найденном вместе с кольцом в харкимертских джунглях, Артей прочитал, что эта серебристая дымка возвращает умертвиям чувство боли. Возможности спросить у противника, так ли это, эльфу не выпадало, но он не очень-то и жалел. Руна работала как надо, и это отлично.

– Чего ты шумишь? Ночь на дворе! Соседей разбудишь, негодяй – приговаривал Арт, вонзая лезвие кинжала в открытую пасть зомби.

Тяжелый абордажный палаш рухнул на черный песок в тот самый момент, когда серебристое пламя охватило тело моряка, даруя ему вечный покой. Истлевшие рубаха и шаровары упали следом, припорошенные серо-черной золой. Это все, что сила кольца оставляла от поверженного врага.

– Ашер цу ашер, – произнес эльф, собирая в маленькую баночку остатки той пыли, которую еще не успел разнести морской бриз по песчаному пляжу.

Крик твари явно привлек товарок, а значит, Арта ждал новый бой. Скелеты менее проворны, но у них есть одно преимущество по сравнению с зомби – взаимозаменяемость. Эти творения черной магии могли не только использовать части тел поверженных противников, но срастаться в более смертоносную тварь – костяного голема. Поведение и стиль боя такого уродца сложно предсказать заранее, ведь количество конечностей, скорость и ловкость такой твари зависели от того, сколько и каких костей станет строительным материалом. Но эльфа успокаивало то, что для такого колдовства нужно присутствие мага совсем близко, а Хозяйка вряд ли прибудет сама, поприветствовать наглого гостя. Так что, эльфа ждала неприятная битва, но без сюрпризов.»

– Он такой смелый, – шепотом произнесла Сойка.

– Ловкий и красивый, – поддержала ее сестра.

– Ну да, ну да, – попытался съязвить Кир.

– Ты бы лучше справился? Да? – Жарна поставила брата на место.

– Против скелетов хорош кузнечный молот. Вряд ли они смогли бы собраться из пыли, – не унимался мальчишка.

– У него нет молота, – вступился за сестер Юго.

– Ножа у него тоже не было, но он же появился, когда дядя Рос понял, что шпагой из зомби можно сделать лишь сито. Так что, все может быть, – такая несправедливость явно зацепила Кира.

– Что за моряк без кинжала? В море он необходим, – парировал юный морячок.

– Ну да, ну да…

Парни затихли в тот момент, когда я поставил пустую чашку на край стола и пристально посмотрел на них. Оказалось, что мой взгляд умеет решать споры малолетних знатоков не хуже, чем окрик их мамы. Незаметно улыбнувшись себе в усы, я продолжил рассказывать сказку.

«Арт скользил по песку, подобно пауку-водомерке, умело обходя препятствия из покрытых водорослями камней и остовов перевернутых лодок и сокращая расстояние с медленно бредущими в его сторону скелетами. Читальный камень еле заметно пульсировал в его правом кулаке. Свет сейчас мог стать лишь помехой, открывая стражам местоположение эльфа. Артей умел сражаться как в темноте, так и с умертвиями, ведь он с друзьями не раз грабил древние могильники.

Стук костей был очень близко. Авантюрист присел около груды тюков, занесенных черным песком, и осмотрелся, слегка разжимая правую руку и давая свету немного свободы. На ящиках и тюках он приметил печати «Западной торговой компании» – маленького мышонка в широкополой шляпе, вооруженного тонкой шпагой.

– А вот и пропавший груз с «Виктории». Но зачем морякам складировать его на этом острове? Они ведь не могли не знать о дурной славе этого места, – эльф готов был к бою – оставалось только ждать.

Моряки часто называли коллег, что работали на «Мышей» – пиратами, ведь лучшая оборона для груза – это нападение. Оплату команда получала за счет ограбленных кораблей конкурентов. Вот такой, цивилизованный подход к бизнесу. Тебя не грабят до тех пор, пока ты позволяешь грабить других.

Арт приметил небольшую шкатулку, которая укрылась между двумя огромными тюками. Машинально, он отправил ее за отворот куртки. Хотя его цель на этом острове и благородна, но о финансовом благополучии забывать нельзя. И, именно в этот момент, из-за ящиков с дорогим ромом вышел высокий скелет, одетый в ржавую стальную кирасу и шапель.

– Шапель – самый лучший шлем, – нарочито громко прошепелявил эльф, привлекая внимание стража.

Как только скелет опустил пустые глазницы вниз, к источнику звука, тут же получил кулаком в незащищенную шлемом нижнюю челюсть. Удар был таким сильным, что шлем слетел с лысого черепа, загрохотав об ящики. В тот же миг, эльф подсечкой повалил скелета на песок и обрушил на него один из мешков, дробя кости многовекового умертвия.

– Молот? Т'Кар, зачем мне молот, если вокруг так много тяжелых вещей? – Арт вытер пот со лба, обращаясь в голове к старому зануде, что, по недоразумению, уже много лет находится рядом.

Расчеты эльфа оправдались. Скелету была не одна сотня лет, а значит кость, хоть и сохраняла прочность, но против дробящего урона устоять ей было сложно. Сейчас же, древний страж лежал на песке, накрытый тяжелым тюком. Конечно, это не убило его, но вывело из строя на какое-то время. И этого времени хватит, чтобы Арт сменил позицию и нейтрализовал второго противника. Совершив кувырок в ноги бредущему неподалеку скелету, эльф оторвал едва держащийся череп, отшвырнув тот в море. И не дожидаясь, пока волна вернет стражу его голову, рванул к скале, где непроглядной чернотой виднелся проход.»

Я встал, потянулся и, глядя на детей, зачерпнул воды из кадушки. На сегодня история подошла к концу, хотя мне и самому было интересно, что именно ждет авантюриста в темных тоннелях Сонного острова.

– Так нечестно. Это я придумал, – забурчал Кир.

– Не придумал, а угадал, – со спокойной улыбкой ответил я и улегся в постель, затушив свечу.

Глаза слипались, но сквозь наступающую тьму забвения я слышал, как дети шепотом обсуждали мою историю и Арта. Безумно хотелось спать, но мысли, подобно мотылькам, летели на угасающее пламя моего сознания.

– Малыш, ты так устал. Позволь мне обнять тебя. Позволь коснуться твоего лица, – тьма дрожащей дымкой окружала монаха.

Сегодня свет подпустил соперницу так близко, что она смогла коснуться губами ушей пленника, уговаривая его отвернуться от мерзкой свечи.

– Ро, проснись! Рос! – голова гудела, когда я открыл глаза.

Я тихо встал и, заправив постель, вышел во двор. Мир был наполнен тишиной, только пение цикад нарушало ее господство. Солнце лишь слегка поднялось, украдкой лаская просыпающуюся природу, как любящий мужчина будит спящую женщину. Его лучистые руки обнимали землю, а губы целовали кроны деревьев.

Наколов дров и принеся свежей воды, я отправился к иве. Хотелось побыть там, пока мир и дом еще спят.

Глава 8. Музыка ветра

Чем ближе я подходил к древнему древу, тем отчетливее ветер доносил мне нежную мелодию. Я мог поклясться, что так звучит деревянная флейта, но не мог бы ответить, откуда это знаю. Музыка гармонично дополняла шелест утреннего весеннего ветерка и пение ручьев. Незаметно для себя, я замедлился, чтобы не нарушить гармонию природы. Шаг за шагом, приближаясь к пологу ветвей ивы, я задержал дыхание, наслаждаясь волшебной мелодией. Отодвинув тонкие ветви, заглянул за занавес. В длинной ночной рубахе, с распущенными волосами и спиной ко мне, на корне, который поднялся над землей, сидела Сойка. Босые ноги девочки омывала ледяная вода озера, а ветер ласково трепал ее белоснежные кудри. Сойка играла на простой деревянной флейте, перебирая тонкими пальчиками по маленьким отверстиям музыкального инструмента. Казалось, что она не заметила, как слушателей стало на одного бородатого бродягу больше. Маленькие птички подпевали, сидя на плакучих ветвях, зайцы настукивали лапками, а ежики фыркали в такт этой идиллии. Я тоже не удержался и принялся насвистывать простую мелодию, стараясь не сильно фальшивить. Музыка была очень знакома мне, я слышал ее не раз, но где и когда – вспомнить был не в силах. В голове, подобно бабочке, порхала одна мысль: «Музыка волн-музыка ветра».

Не привлекая к себе внимания, я опустился на сырую землю, вслушиваясь в парящие в воздухе ноты. Волны кругами разбегались каждый раз, когда девочка опускала пяточку в воду. А ивушка качала ветвями, когда малышка откидывала непослушные белые кудри назад, движением головы, не прекращая играть. Мне показалось, что я вижу, как молодая трава колышется в такт мелодии, ускорив свой рост, стремясь не к солнцу, а к хрупкой девочке с деревянной флейтой.

Приглядевшись, я заметил тонкий, похожий на крысиный, хвост белоснежного лысого кота. Странное животное, клубком свернувшись на коленях, погрузилось в дрему, наслаждаясь теплом ребенка и красотой музыки. Чувствуя себя полновластным хозяином, кот вытянул лапы, поднялся, потянулся и снова улегся; при этом Сойка не прервала мелодию. Наоборот, мелодия стала красивее и сложнее, подобно плетеному кружеву, она развивалась от простых узоров к сложным. Я мог различить в ней не только шелест листвы и звон капели, но и весенний дождь, и щебетание прилетевших птиц, и даже рокот реки, что сбросила ледяной панцирь, устремляясь навстречу морю. С каждой нотой усиливался и ветер, но, при этом, он оставался таким же ласковым.

– Ой, – произнесла Сойка, когда отложла флейту.

– Прости, я не хотел тебя напугать, – я почтительно опустил голову.

– Я… Я не ожидала, что Вы проснетесь так рано, – ее огромные серые глаза смотрели на меня так пристально, что хотелось бегом вернуться в дом, улечься под одеяло и уснуть, лишь бы не расстраивать малышку.

– Не спалось.

– И мне.

– Ты красиво играешь, – не сдержал я слов, что мотыльками вспорхнули с моих губ.

– Спасибо. Оно само собой так получается, – белоснежная кожа щек, налилась румянцем смущения.

– Флейту Юго сделал?

– Да. А как Вы догадались? – в ее глазах блеснул огонек живого интереса.

– Узнаю руку мастера, – непонятно для чего, я приложил кулак к раскрытой ладони и поклонился.

Малышка звонко рассмеялась и повторила мой жест, при том так грациозно, что я прямо замер, наслаждаясь гармонией ее движения. Кот же, наоборот, не оценив излишние движения «удобной утренней лежанки», демонстративно поднялся и, гордо подняв хвост, отправился восвояси. Мы проводили его долгими взглядами. А когда ветви за ним сомкнулись, громко рассмеялись. В ответ донесся долгий недовольный кошачий «Мяу».

– Вот и пообщались, – констатировал я, когда смех отступил.

– Да. Он у нас с характером, – согласилась Сойка.

– Не помню, где, но я точно видел этого кота. А давно он у вас живет? – спросил я.

– Он не живет у нас. Приходит иногда по утрам ко мне. Поесть заглядывает. Ну и иногда обходит двор, как будто хозяин. Он сам по себе, – улыбка не сходила с ее губ.

– Так он не ваш?

– Не. Но он добрый, хоть и бывает вредным, мышей ловит, – грусть украдкой коснулась ее лица.

– А это плохо? Ну, в смысле, что он мышей ловит.

– Мышки же такие хорошие: глазки-бусинки, лапки цепкие, а шерстка мягкая и пушистая, – в этот момент, из-под корня, как будто услышав свое описание, высунулась полевая мышь.

Обнюхав воздух, поведя тонкими усами и удостоверившись, что опасный зверь ушел, мышка засеменила к озеру, напиться ключевой воды. Сойка, приложив палец к губам, указала на серую гостью.

– Ну, разве она не милашка? У нее тут, под ивой, семья живет. Наверное, это не лучшее место, но это их дом. Скоро мышата подрастут и будут гулять, а я с ними играть, – девочка светилась от счастья.

– А ты тут каждое утро играешь? – спросил я.

– Да. Настраиваюсь на работу. Тут так тихо и спокойно. Понимаю, почему Юго тут весь день пропадает, – кивнула Сойка.

– А можно, я буду приходить по утрам тебя послушать? Уж больно красиво играешь.

– Конечно, – она вновь звонко рассмеялась.

– Спасибо, Сойка. А можно еще вопрос? – подобно ребенку, я не решался спросить, но очень хотел.

– Конечно, дядя Рос. Что Вы хотели спросить?

– Ты говорила, что так настраиваешься на работу. Но тебе ведь не больше восьми лет. Ты же еще ребенок. Какая работа?

Она наигранно сурово посмотрела на меня, а потом прыснула.

– Мы же не малыши. Нас много. Мама Иса сама не справится. Вот, каждый из нас, и помогает ей. Кто есть готовит, кто стирает, кто поле пашет, а кто и узлы вяжет.

– Узлы? – смущенный своей недалекостью, переспросил я.

– Да. Папа Грох же рыбак. Сетки рвутся иногда. Вот и чиним. Точнее, я чиню, – мне показалось, что она чуть не плачет.

– Ты не хочешь, чтобы папа ловил рыбу?

– Я люблю рыбок. Они такие красивые и живые. Плещутся в воде и радуются жизни, но людям нужно что-то кушать. Поэтому, не ловят больше, чем нужно, – легкая улыбка скользнула по ее губам.

Сойка рассказала мне, что, в тайне от родителей, делает ячейки сетки крупнее, чтобы маленькая рыбка могла свободно проплывать. А еще, узлы вяжет так, чтобы сеть выдерживала лишь столько рыбы, сколько нужно, чтобы рыбаки могли прокормить свои семьи.

– Только маме не говори, – девочка заговорщицки приложила палец к губам.

– Конечно, не скажу, – я тоже приложил к губам свой морщинистый палец.

Смех вновь накрыл поляну у пруда, под раскидистой ивой, что безмятежно мочила свои ветви в озере.

– А хотите, я и Вас научу плести узлы? Это, правда, очень интересно. А еще воспитывает смирение и концентрацию. Так мой папа говорит.

– Смирение и концентрацию? – переспросил я.

– Аха, – белокурая девочка закивала головой.

– Ты преуспела, как я погляжу, в этой науке, – я не сводил глаз с подвижного ребенка.

– Папа говорит, что я – как юла; мол, если разгонюсь, то плохо будет всем. Вот и учат, с мамой, меня концентрации и смирению, – я ощутил, как вдруг поднявшийся ветер, щекочет мне спину.

Ива тоже ощутила резко поднявшийся ветер и недовольно затрясла ветвями, будоража, некогда спокойную, гладь озера. Поднявшиеся волны напугали мышку, окатив ее холодной водой, отчего та метнулась обратно под корень, недовольно пища.

– Пойдемте. Пойдемте. Тут недалеко. Там, за вишневым садом. Вместе будем плести узлы. Вместе! – ветер все больше набирал силу.

– Идем, Сойка, идем, – я протянул ей старческую руку, и мы покинули, некогда тихую, поляну.

Мы шли по просыпающемуся саду, меж деревьев и кустов, которые, как мне показалось, встречали нас поклонами.

– Старик и ребенок. Такие разные, и так похожи, – поймал я себя на этой мысли.

Детская ручка сжимала старческую ладонь. Сойка рассказывала, что раньше, когда она заигрывалась, то поднимался сильный ветер, а когда расстраивалась – начинался проливной дождь.

– А сейчас, так бывает очень редко. Только от песни может покапать дождик или налететь ветерок. Наверное, природе нравится моя мелодия. Как Вы думаете? – девочка подняла на меня свои глаза.

– Хорошую музыку любит и человек, и зверь. Своя мелодия есть и у ветерка, и у ручейка. Все вокруг – музыка. Вот так думаю я.

– И я так же думаю, дядя Рос. Музыка, как узелки сети, – ее нужно плести правильно. Нельзя сильно затягивать, ведь тогда она порваться может, но и отпускать нельзя, чтобы не упустить главных нот, – задумчиво рассуждала Сойка.

Минут через пять, мы вышли к небольшому сарайчику, увешанному рыболовными снастями. Две старых плоскодонки подпирали стену, не давая домику завалиться набок. В глаза сразу бросились сети. Казалось, что они были тут везде: подобно паутине громадного паука оплели они и сарай, и дворик около него, и, даже, деревья.

– Ого, – выдохнул я.

– Аха, – ответила Сойка.

– Ты все это должна починить? – я был в шоке от объема работ маленькой девочки.

– Это последние. Их было больше, но тятя забрал их с собой, чтобы наловить рыбы. А эти нужно успеть закончить до его возвращения, – она пожала тонкими плечами.

– Если хочешь, то я тебе помогу, – подбодрил ее я.

– Конечно, хочу! Ура! – девочка запрыгала на месте, радостно хлопая в ладоши.

Миллионы розовых вишневых лепестков сорвались в пляс, подхваченные теплым ветром. Мы стояли в центре волнующегося океана цветов и лепестков, на маленьком островке тишины. Лишь легкий ветерок щекотал мою бороду и взъерошивал ее белоснежные волосы.

– Только я не умею, – продолжил я, когда малышка успокоилась, стоя под дождем кружащихся лепестков.

– Я научу. Я хороший учитель. Я, даже, Юго научила… – тут она смущенно замялась.

– Чему научила? – уловил я самое главное.

– Обещаете, что не скажете брату? – прищурившись и наклонив голову, она хитро посмотрела на меня.

– Обещаю, – я вновь сложил руки на груди и поклонился.

– Магии. Только тссс, – она перешла на шепот.

– Магии? – переспросил я.

– Аха. Магии ветра. Чтобы надувать паруса и кораблики запускать по озеру, – гордо подбоченясь, объяснила мудрая Сойка глупому старику.

– Значит, не показалось. Юго же делал пассы рукой перед тем, как ветерок поднялся, – вспомнил я, но ничего не сказал.

– А он, за это, вырезал для меня флейту, – тонкая трубочка в ее ручке поражала простотой и изяществом одновременно.

– А меня научишь? – обратился я к Сойке.

– Посмотрим, как Вы узлы вяжете. Ведь, весь секрет в них. Нужно понять, как плетутся нити сети, чтобы сплести ветер. Что угодно можно сплести, – ее глаза на миг покрыла белизна тумана, скрыв, и без того, светлые зрачки.

Я не успел испугаться, как все вернулось на круги своя: в глаза – блеск, а на губы – улыбка.

– Давайте, сначала я Вам объясню, как плести, а потом попробуем вместе, – предложила Сойка.

Я согласно поклонился и приготовился внимать знаниям моего нового учителя, желая постичь концентрацию и гармонию плетения.

– Для начала, нужно научиться видеть, а не смотреть. Нити сети могут быть очень тонкими, и не сразу поймешь, где произошел обрыв. Еще труднее заметить то место, где сеть вот-вот лопнет. Кажется, что все хорошо, но это лишь на первый взгляд. Умелый глаз заметит, что там, где тонко – там и рвется. Узор нарушен, плетение сбилось, а значит – жди беды. Приглядитесь внимательно. Это не сложно, – она рукой указала на огромную сеть, растянутую на рейках, которые опирались о стену сарая.

– Вот же, – я рукой указал на зияющую дыру посреди сети.

Сойка покачала головой, явно ожидая от меня иного ответа. Попросив меня посмотреть внимательней, она подбоченилась, наблюдая за моими глазами.

– Вот эти три дыры. Что поменьше. Около большой. С них начнем?

– Вы смотрите, но не видите. Вы, как многие, пытаетесь решить проблему, но не то, что ее породило. Подумайте, лопнула бы сеть тут, если бы крепки были нити, если бы узор был верен? Что вынудило ее разорваться?

– Большая рыба? – не подумав, ответил я.

– И рыба тоже. Но, не она причина, – малышка грозно топнула ножкой, и мне показалось, что травинки отпрянули в стороны.

Я подошел ближе и всмотрелся в нити – в тонкие веревочки, что сплетались в дивный узор. Всю свою жизнь я думал, что сеть состоит из обычных квадратов, но сейчас, глядя душой, как учил меня Юго, я начал понимать, что все намного сложнее. Нити переплетались между собой, собирались в веревки, пересекались с такими же, обвязывались друг вокруг друга, сплетались узлами. Все это и порождало замысловатый узор, хоровод потоков и цельность сети. У каждой нити, каждого узелка, было свое место. Они поддерживали друг друга, укрепляли. Осознание этой простоты, и, в то же время, сложности ошарашило меня. Казалось, что может быть проще сети? Но маленькая девочка открыла мне глаза, указав на то, что сложнее нет ничего.

– Нити лопнули. И узлы, тут и тут, разошлись, нарушив симметрию. Это натянуло сеть, позволив рыбе ее прорвать, – я повернулся к Сойке, поймав ее одобрительный взгляд.

– Верно. Вы увидели. Вы поняли. Гармония нарушена, а значит, нет баланса сил, – она опустилась на колени, и ее пальчики скользнули по сети, вплетая нити на замену лопнувшим и поправляя узлы.

У нее это так ладно получалось, что несколько минут я просто стоял и завороженно следил за работой искусной мастерицы. Потом наваждение спало и я, присев рядом, принялся за работу. Мои пальцы были грубы и неловки. Казалось, что вреда от меня больше, чем пользы. Нити рвались, узелки путались, сеть расплывалась, как нечаянно тронутая паутина. Но Сойка лишь поправляла меня и поддерживала дельными советами. Она ловко страховала плавающие узлы, чтобы я смог их затянуть.

Время текло быстрой рекой. Постепенно, у меня начало получаться. Я начал понимать узор, а не просто его повторять. Она хвалила меня тихо и незаметно, кроткой улыбкой. А я плел и плел. Меня так захватил этот процесс, что оторваться было выше моих сил. Я лишь слышал, переходя от одного прохудившегося участка к другому, как за моей спиной тихо поет простая деревянная флейта. Однажды, к нам заглянула Иса, принеся кувшин молока и буханку теплого ароматного хлеба. Молоком пришлось поделиться с белым котом, который, как оказалось, наблюдал за моим учением с крыши сарая. От хлеба тот демонстративно отказался, а вот молочко пришлось когтистому по вкусу. Откушав, четырехлапый разбойник улегся около ног Сойки, уложив голову на ее босую ступню.

– Ох, засиделись мы. Цветы еще полить нужно. Да двор подмести. И Вам отдохнуть не мешало бы, – вскинула девочка руки, отложив флейту.

– Если можно, то я бы хотел еще немного задержаться тут. Мне нужно собрать свои мысли. Моя голова сейчас, как эта сеть: нити спутаны и порваны, узлы сбились в кучу, а дыры такие, что кит пройдет и не заметит, – попросил я.

– Конечно. Если это Вам помогает, то плетите. А еще… – она замялась.

– С чем-то еще нужна помощь?

– Нет. У меня… Я хотела… Вот, – она зарделась, протягивая мне моток толстых ниток и крючок.

– Спасибо, Учитель, – я поклонился, машинально сложив руки.

Сойка засмеялась и, подобно пташке, упорхнула по своим делам. А я остался у маленького сарая, обвешанного рыбацкими снастями, который подпирали две плоскодонные старые лодки. Мои руки чинили и плели сеть, а память латала воспоминания. С сетью все было намного попроще.

Глава 9. Пещера зыбких голосов

Время текло неспешной рекой, пальцы скользили по нитям и узлам, чиня прорехи и дыры. А я пытался вспомнить хоть что-то из моей жизни – то, что даст мне зацепку, вернет мне себя. Но память была подобна старому ржавому замку: сколько бы я ни лил на нее масла, сколько бы ни подбирал отмычки – все было безрезультатно. В моем подсознании возникали силуэты людей, дома и храмы, фантастические существа и животные… Но все они были подобны дыму, моментально разлетающемуся, как только подносишь к нему руку. Крики, огонь, боль чередовались со смехом, умиротворением и радостью. Иногда всплывали, совсем уж фантастические, образы магических котов и зеленых лисов. А еще, что более странно и необъяснимо – каждый раз, когда я пытался упорядочить образы, ощущал запах вина, медовухи или чего-то более крепкого, меня тянуло выпить. Мой мозг вопил о том, что в этом и есть разгадка.

Оставив безуспешные попытки вернуть свою память, я сконцентрировался на плетении. Этот процесс умиротворял и успокаивал мою больную душу. На какое-то время, я выпал из реальности. Мне показалось, что нити сети сплетались в образ огромного кристалла, обвитого сонмом щупалец, что тянулись ко мне из мрака пещеры. Вскрикнув, я отпрянул, отползая прочь.

– Нет! Нет! Нет!!! – орал я, закрываясь рукой от дикого оскала кристальной пасти.

– Ро, очнись, – услышал я знакомый голос, и наваждение ушло, оставив меня сидеть на траве около покосившегося сарая.

Передо мной, легкий ветерок колыхал сеть, под умиротворяющий шепот листвы. Я огляделся, пытаясь найти того, кто звал меня. Но рядом никого не было.

– Что это было? – задав себе вопрос, я услышал голос Лыкаса.

– Дядя Рос, подойдите ко мне, пожалуйста. Нужно сделать перевязку.

Мальчик стоял у дома и махал мне рукой. Я встал, подхватил моток ниток и крючок, подаренные Сойкой, и направился к юному знахарю.

– Может, это Лыкас звал меня? Может, просто мое сознание подшутило надо мной? Почему голос был так знаком? Почему? – вопросы роились, подобно пчелам у растревоженного улья.

В этот раз, я был готов к тому, что увижу под бинтами. Раны еще больше затянулись, приближая день, когда я смогу вдохнуть воздух полной грудью, свободной от сжимающих ее льняных оков.

Лыкас аккуратно разрезал ткань, обработал шрамы, снял белесые пятна гноя. А я рассматривал двор, по которому носились, играя в салочки, самые младшие дети Исы. Юго, Сойки, Кира и Жарны среди них не было. Лишь Коко, вновь притаившись за деревом, поджидала свою «жертву».

– Дядя Рос, вы так кричали. Все хорошо? Или, может, загнали крючок в палец? Давайте, я Вас осмотрю, – предложил мальчишка.

– Просто плохой сон. Прикорнул ненадолго, вот и привиделся кошмар, – от сердца сразу отлегло.

– Понятно. Но, если нужна будет моя помощь, то обращайтесь без стеснения, – тонкие пальчики ловко подхватили странный инструмент, похожий на остро отточенный нож с длинной рукояткой и лезвием не больше ногтя.

– А где ты научился знахарскому ремеслу? – спросил я, желая поддержать разговор.

– Мама научила, а папа привозит все, что мне нужно, чтобы самосовершенствоваться, – не отвлекаясь от срезания моей подсохшей кожи ответил Лыкас.

– А что именно он тебе привозит? – я продолжил расспросы.

– Книги, инструменты, травы и порошки. Все, что вы видите перед собой – все это привез он, – отложив инструмент, мальчик принялся перемешивать ту самую, дурно пахнущую, мазь.

Мы болтали о нем и обо мне, о свойствах растений, о том, как делаются растворы и мази. С каждой минутой общения, интерес накрывал меня с головой. Все, что Лыкас говорил, мне было знакомо. Складывалось впечатление, что я это знал в другой жизни.

Мальчишка подходил к делу с полным пониманием всех процессов, поэтому имел право на эксперименты. С такими ранами, как у меня, он никогда не сталкивался, поэтому пробовал различные подходы, чтобы достичь наилучшего результата. И у него это получалось. Если бы я верил в сказки, то мог бы сказать, что это магия. Хотя, как без нее я смог выжить с такой раной?

– Везение или магия? – случайно озвучил я свою мысль.

– Судьба, – не поднимая глаз, ответил Лыкас.

– Судьба? Наверное, – задумчиво повторил я его ответ.

Когда перевязка была закончена, я вернулся к сараю, где меня ждал прохладный кувшин молока и свежий хлеб. Наверное, Иса или ее дети побеспокоились, чтобы я не голодал.

С сетью я провозился до самого вечера. Удовлетворенно осмотрев плоды своего труда, отправился к дому, где вся семья ждала меня за накрытым столом. Я задержался у озера, под плакучей ивой, вдыхая аромат весеннего вечера. Одинокие звезды не спеша зажигались над засыпающей землей. На глади воды, покачивались два кораблика – «Арт» и «Лисандра», напоминая мне о странной сказке, что рождалась в моей голове каждую ночь, радуя детей и увлекая нас в далекий мир, где магия реальна. Проведя рукой по воде, я создал пару волн, которые отправили деревянные кораблики в путь.

– Вот, если так задуматься… Что такое жизнь? Наверное, это движение по волнам, созданным кем-то другим. А может, мы и сами создаем волны, плывя навстречу своей судьбе и подставляя паруса попутному ветру? Но кто или что создает ветер, делая его попутным? И что такое попутный ветер, ведь путь у каждого свой? Возможно, мы сами выбираем свой ветер, свои волны и свою… судьбу, – рассуждал я, глядя на убегающих вдаль «Арта» и «Лисандру».

Когда корабли скрылись за пологом ветвей, я поднялся, чтобы продолжить свой путь к дому, но мои глаза приметили в траве маленькую скрюченную палочку. Рука сама собой подхватила ее, и я вгляделся в причудливый изгиб. Четкий образ возник перед глазами, показав того, кто был заключен и ждал освобождения из плена.

Плотно поужинав и убрав со стола, я достал нож, который подарил мне Юго, и принялся высвобождать увиденный мною образ из деревяшки, попутно рассказывая детям продолжение истории Арта на Сонном острове.

«Артей, проблеснувшей во тьме молнией, влетел в черный зев пещеры. За спиной слышался недовольный рев тварей побережья, которые упустили свою добычу. Эльф отчетливо слышал, как что-то гигантское, вынырнув из моря, ударило по берегу, подняв облако из мелкого черного песка. После чего, тварь скрылась в пучине вод.

– Чего же ты ждала? – спросил Артей у скрывшейся в морской пучине твари.

Ответа не было. Лишь волны мерно били о камни берега. Береговые стражи, наоборот, никуда не делись; они медленно, но уверенно шли туда, где скрылся нарушитель, собираясь со всех сторон, подобно рою мерзких мотыльков, манимых еле заметным светом читального кристалла.

– А вот это – не по плану уже. Вы же не должны покидать своих маршрутов. Вот так и доверяй книгам и басням. Все переврут, – Арт зло сплюнул наземь.

Авантюристу приходилось бывать и не в таких передрягах. Всякий раз, когда он с друзьями разрабатывал идеальный план, что-то меняло все, и приключенцам приходилось импровизировать. Наверное, это и стало их особым почерком, их фишкой. Воспоминания всегда помогали Артею сосредоточиться. Опыт прошлого сохранял, ни один раз, его жизнь в настоящем.»

– Нужно чем-то перегородить проход, – знакомый девичий голос разорвал, сгустившуюся в доме, тишину.

– Чем ты ее перегородишь? Может, еще предложишь сбегать за грузом на пляж, кишащий скелетами и зомби? Скажешь им: «Простите, я на секундочку, нужно кое-что забрать,» – я не мог не узнать голос Кира.

– Но, нужно же что-то делать! Они же сожрут Арта, – в голосе Сойки появилась слезная нотка.

– Не плачь, сестренка, Арт что-нибудь придумает, – Юго обнял девочку, и та уткнулась ему в грудь.

– Баррикада могла бы ему помочь, но из чего ее сделать? Может, завалить проход камнями? – Кир понял, что перегнул палку.

– А может в пещере склад? На берегу ведь, были бочки, ящики и тюки. Возможно, что-то прятали в пещере, – Лыкас впервые высказал свое предположение.

Я смотрел на детей и улыбался. Еще вчера, ложась спать, я знал об этой проблеме. Артей поступил опрометчиво, оставляя врага за спиной, ведь раньше эти проблемы решали Рэм и Санни, в крайнем случае – Т’Кар, но сейчас он был один. Эльф всегда скрывался в тени в то время, как оборотень – шумел и привлекал внимание. Сейчас же, его рядом не было.

«Арт огляделся, но пещера, как назло, была пуста. Голые стены и низкий потолок, окаймляли узкий проход. Что скрывала тьма дальше, понять было невозможно. Читальный кристалл, едва тлел, в раскрытой ладони эльфа.

– Что ж, план ни к черту. Придется импровизировать.

Он коснулся пальцем малахитового камня, увенчанного руной, которая походила на девять сплетенных языков огня. Позеленевший от времени, медный перстень задрожал, гравировка пришла в движение, выпуская на свободу множество щупалец, что сплетались в нечто ужасное. Мерзкий вой оглушил эльфа, наполняя округу пением сотен неупокоенных духов. Превозмогая страх и отвращение, Арт прошептал: «Образ Кумихо», и, в тот же миг, звенящая тишина пришла на смену вою.

– Придется внести в план… небольшое… так сказать, изменение, – хищные улыбки замерли на лицах эльфа и огромного зеленого девятихвостого лиса.

Едва заметный дымок поднимался от меха твари, рождая образы мучающихся грешников в чертогах Маман Бриджит. Зверь был просто гигантским, он с трудом мог развернуться в узком пещерном проходе. Если бы лис просто лег у входа, то ни один стражник бы не прошел. Но вежливости умертвия не обучены, а значит, рано или поздно, минуют эту преграду.

– Так… Клац, а ты отожрался с нашей последней встречи. Нужно подумать о низкокалорийной диете, – эльф потрепал лиса за ухом.

Огромный лис повернул морду к хозяину и жалобно заскулил. В его глазах читалось неприкрытое удивление, вызванное инсинуацией лысого эльфа.

– Ладно, ладно. Никакой диеты, – зверь радостно замахал всеми девятью хвостами.

Арт не стеснялся в выражениях, ведь давно сдружился с этой потусторонней тварью. Кольцо с Кумихо авантюрист получил задолго до того, как познакомился со своей будущей командой. В те времена, он был простым бродягой, что шел на поклон к мудрецам в далекую горную твердыню. Эльф решил заночевать в мшистом гроте, чтобы укрыться от дождя. Разведя костер, Арт понял, что до него тут побывали многие, но не всем удалось уйти. Обглоданный труп замер у дальней стены, безжизненно глядя в пустоту. Эльф лишь успел активировать руну «Огненный танцор», как огромный медведь закрыл своею тушею слабый свет звезд.

Сейчас Арт бы сказал, что это была плевая битва, но тогда, будучи молодым неопытным бойцом, вооруженным лишь старым ржавым ножом, он молился всем богам. Наградой стало небольшое медное колечко, что застряло у гиганта между зубами. Артей сразу понял, что кольцо непростое. Оно явно скрывало в себе тайну. Богам нравятся те, кто преодолевает невзгоды, поэтому, в кармане одного из трупов, эльф нашел описание активации кольца.

– Помнишь, друг, каким ты был тогда? – зверь смотрел на хозяина дымными глазами, слегка склонив морду в сторону и зевая пастью, наполненной тысячей острых, как иглы, зубов.

Активировав руну в первый раз, Арт чуть не оглох; впрочем, этот эффект кольца, не только не исчез с годами, но и становился все громче. Придя в себя, он увидел маленького зеленого лисенка, что взирал на чужака черными бусинками глаз. С каждой битвой, зверь становился все больше, пожирая души врагов.

– С этим, все-таки, нужно что-то сделать.

Его рука прикрыла перстень, губы принялись произносить что-то неразборчивое, и Кумихо задрожал, покрываясь зеленой дымкой. Мгновение – и перед Артом стоял внушительных размеров зверь, который с легкостью сможет вести бой, пока хозяин продолжит путь.

– Охраняй, – больше слов не нужно было.

Лис одним прыжком покинул узкий коридор, сбивая с ног подоспевшего зомби и опутывая хвостами нескольких скелетов. Закипела жаркая битва, между лишенными душ телами и наполненным силой духов зверем.»

Я замолчал, разглядывая маленькую деревянную статуэтку девятихвостого лисенка, которую сжимали мои пальцы. Отложив нож, я поднялся и подошел к печи, где замерли дети, не решаясь нарушить тишину.

– Возьми. Это тебе. Пусть он бережет твой сон, как верный друг, – я протянул лиса Сойке.

Девочка заулыбалась и, поблагодарив меня, прижала подарок в щеке. Я никогда раньше не видел такого счастливого ребенка.

– Дядя Рос, а нам ты тоже вырежешь такие игрушки? – с подозрением спросила Коко.

– Конечно. Завтра же поищу заготовки, – я улыбнулся в ответ.

Вернувшись за стол, я продолжил историю, ведь дети не собирались спать, пока не узнают, что скрывала тьма туннеля.

Глава 10. Хранитель

«Оставив за спиной нешуточную битву, Арт шагнул во тьму, которую не мог развеять даже читальный камень. Умертвия, хоть и нападали толпой, но причинить серьезного вреда Кумихо, они явно были не в силах. Эльф был уверен в силе своего астрального питомца, ведь и не таких тварей он побеждал без особых проблем. Да, следовало помнить, что нежить постоянно оживает, но это лишь увеличивало продолжительность их мучений.

– Интересно, а испытывают мертвые боль?

Вряд ли он это узнает. Хотя авантюрист помнил, на чей остров он вторгся без приглашения, чьих слуг сейчас, по косточкам, разбирает его зверь и о чьей величественной силе не стоит забывать, как те глупцы, что были тут до него. Возможно, эльфу удастся получить то, за чем он прибыл сюда, и, может быть, цена не будет настолько высокой. Арту очень хотелось в это верить.

Маленький кристалл дрожал, пульсируя голубоватой дымкой свечения. Тьма намеревалась потушить, ненавистный ей, источник света. Эльфу показалось, что пару раз, что-то невидимое, с силой ударило по его ладони, отчего камень чуть не выпал. Новая опасность ждала его, буквально, через несколько шагов, которые он успел сделать, переступив порог вечной тьмы. Земляной пол резко обрывался, преграждая эльфу путь глубокой пропастью. У всех духов, что покровительствовали лысому эльфу, замерло дыхание, когда тот сделал шаг и застыл.

– Вот так, значит, встречаем гостей? – словно не замечая, что стоит в шаге от гибели, произнес Арт.

Тьма хрипло засмеялась осыпающимися в пропасть, камушками и грудками земли. Ожидаемый ответ от той, кто не любит, когда вторгаются в ее владения, смея оставаться живыми. Тьма шептала, уговаривала, стонала, но не могла остановить того, кто шел за последней надеждой. Ему нечего было терять: верный друг мертв, а любимая женщина спит беспробудным сном. Арт понимал, что ему и Т’Кару осталось немного времени, чтобы победить болезнь, которая, с каждым днем, все больше и больше ослабляла их, маня в свои смертельные объятия. Наверное, не стоило им тогда брать тот заказ на похищение из Северного Храма этого, проклятого всеми Ратх, свитка. Кто же знал, что все так обернется? И вот теперь Артей стоит в полушаге от смерти, но быстрой и практически безболезненной.

– Сделай шаг… Сделай… Все кончится… Она все равно умрет… Она уже мертва… Рэм мертв… Орк тоже умрет… Ты же видел его болезнь… Видел, как она его меняет… Тебя тоже… Сделай шаг… – шептала тьма, легким ветерком на ухо Арту.»

– Борись! Ты сможешь! Борись! – я услышал тихий голос Кира. В этот раз с ним никто не спорил – дети были единодушны.

– «Да, ты права! Рэм мертв. Санни скоро умрет. Я и Т’Кар практически ходячие мертвецы… – он сделал шаг.»

– Нееет, рано еще! – вскрикнула Коко.

«Тьма сгустилась еще больше, приняв шаг, уверенного в себе, глупца. Того, кто готов идти через тьму и свет не ради себя, а ради тех, кого любит. Хозяйка понимала, что этот безумный эльф пройдет свой путь, даже если умрет. Он слишком хорошо знает мир духов, мир вечных душ, чтобы не найти выхода из него. Если болезни, до сих пор, не удалось сломить его, то вряд ли на это способны острые камни. Арт медленно шагал по затвердевшей пустоте, до боли сжав в кулаке читальный камень. Свет повредит той, кто пропустил эльфа так далеко в поисках лекарства.»

– Фух, – хором выдохнули дети, замерший в легких, воздух.

«Если бы, кто-то умел смотреть сквозь тьму, то увидел бы, как безумец шагает по воздуху. А он лишь позволил тьме обнять себя. Страха не было, ведь когда ты все потерял, за свою жизнь уже не боишься. Тьма принимает и поддерживает только тех, кто не боится дышать, ведь им легко – они, наконец, сбросили все то, что им могло мешать.

– Остаемся одни. Поспешно гасим огни. И ни о чем не скучаем… – шептал Арт, делая каждый следующий шаг.

– А если встал в полный рост, то можно дотянуться до одной из белых звезд… – вторила ему тьма.

Когда мелкие камушки захрустели под подошвой его ботфортов, Артей открыл глаза и разжал кулак, выпуская на свободу мерный синий свет.

– Прости, дружба дружбой, а табачок врозь, – улыбнувшись, он процитировал любимую фразу одного ворчливого орка.

Сделав несколько шагов, Арт кубарем покатился по земле, споткнувшись о что-то, лежащее во тьме. Лоб разбит, шрамов добавилось, а вокруг лишь тьма и одинокий свет кристалла, что так и не покинул руки хозяина.»

– Это монстр, – чей-то тихий голос донесся с печки.

– Будет битва? – спросил второй.

– Точно будет! – заверил его третий.

Я не поднимал глаза, пытаясь разобраться с крючком и запутавшейся нитью. Узелки получались правильные, но при свете одинокой лучины сложно было понять плетущийся узор. Не выдержав, я поднял глаза в поисках Сойки. Наши взгляды встретились. Она кивнула, одобряя мои попытки в плетении, и улыбнулась. Тут же нить распрямилась, и я заметил прорехи, которые нужно было поправить.

– Важно видеть то, что ты стремишься создать, – услышал в голове я голос Юго.

– Сплести воедино можно лишь то, что целостно, – вторил ему голос Сойки.

– Живое с живым, а мертвое – отрезать, – присоединился к ним голос Лыкаса.

Я видел узор, сплетая воедино нити, отсекая те места, что отмирали в неумелых руках. Я создавал кружево так, как Боги творили мир.

«Артей приподнялся и сел, пытаясь понять, обо что споткнулся, ощупывая, покрытые песком и тьмой, камни. И вот, его рука коснулась твердой шершавой поверхности того, что стало причиной падения. Рядом с Артом, сидел скелет в позе лотоса. Казалось, что столкновение с наглым эльфом не только не навредило, изъеденным временем и ветром, костям, но, даже, не сдвинуло их с места. Поднеся кристалл поближе, Арт оглядел мужчину. Да, он мог поклясться, что рядом с ним сидит именно скелет мужчины. Высокий черный цилиндр, зажатая в зубах сигара, а в руке пустая бутылка рома. Это мог быть только мужчина.

– И что ты тут забыл? – спросил эльф, глядя в пустые глазницы белого черепа.

Ответа не было. Но Арт и не ждал его. Во всяком случае сейчас. Но он знал, как заставить эти старые кости заговорить. Укротители духов умели разговорить любого, кто пытается скрыться от беседы за такой непрочной стеной, как смерть.

Палец скользнул по костяному кольцу, выполненному в виде двух рук, что сжимают черный звездчатый сапфир, увенчанный руной, так похожей на раскрытый, в безмолвном крике, рот.

– Давай поговорим, мой мертвый друг. Давай поговорим о вечном. Глас тишины взывает к тебе, Вечный, – глаз эльфа залил белоснежный туман.

Дымка, подобная табачному дыму, бережно коснулась потрескавшегося черепа, наполняя опустевший сосуд нежизнью, открывая путь к перекрестку, на котором ждет тот, кто уводит за собою тех, кто ночью не спит.

Пещеру наполнили мерный рокот маракасов, и пьянящий запах табака и горького рома. Синеватое пламя зажгло недокуренную сигару. Белоснежная дымка заструилась из глазниц скелета, когда тот, костлявой рукой поправив цилиндр, вытянул изо рта окурок.

– Твою ж, бога мать, ты под ноги смотришь, хоть иногда, сын собаки?! – выругался он.

– Прошу простить меня, Барон, – Арт слегка склонил голову.

– Я, мля, спрашиваю, длинноухий урод, ты смотришь, куда идешь?

– Было темно.

– Темно? Да ты знаешь, где на самом деле темно, лысый ты гоблин? – не унимался скелет.

– В Ваших чертогах?

– Даже там не так темно, как в твоей жопе, животное, – Дух явно был недоволен.

– Я все понимаю. Вы разозлены, что я потревожил тело. Взбесило, что я воззвал к Вам, Барон. Но, мать твою Богиню, я же извинился. Я сказал, что не хотел, так вышло. Я призвал Вас, мужа той, что мстит за смерть, не для того, чтобы выслушивать скулеж загнанной шавки. Я имею к Вам разговор. Правила знаю. Подношения тоже. Так что, прекратите строить из себя девицу, которая давно ублажает моряков в портовых кабаках, но все еще держится за руку со своим ухажером из деревни, – взорвался эльф.

Скелет опешил, от такой наглости, но не мог не оценить прекрасные метафоры в речи наглеца. Поскребя, костистыми пальцами, лысый череп под цилиндром, он затянулся, выпуская клубы дыма через межреберные щели.

– Мда, ну и народец пошел. Никакого уважения, мля.

– Вы знаете, что уважаю я Вас всей душой. Да и рома выпито немало, с Вами и за Вас. Я не взываю по пустякам, Барон. И, если сделал это, то, явно, имею к Вам дело, – рокот маракасов был едва слышен.

– Никак ты решил стать моим хунганом, Артей?

– Мне казалось, что мы закрыли тему в прошлый раз, – улыбнулся эльф, но в его задымленных глазах не было покладистости.

– Тогда зачем, облезлый кот, ты воззвал ко мне? Или скучно стало? – скелет огляделся, со скрипом поворачивая голову.

– Мне нужно поговорить с тем, о чьи кости я споткнулся. Он явно служил Вам… – начал Арт излагать суть просьбы.

– Нет. Так у нас, мля, дела не делаются, – облако дыма ударило в лицо эльфа, окутав того полностью.

– Простите, Барон, – из внутреннего кармана камзола появилась небольшая фляжка.

Откупорив, эльф протянул ее собеседнику. Скелет принюхался провалом, который ранее был носом, глубоко вздохнул, отчего, из его грудной клетки, в разные стороны рванулись сотни маленьких паучков, и залпом ополовинил флягу. Затянувшись сигарой, он вернул напиток Арту.

– Хорош ром, ядрена мать. Уххх, пробирает до костей. Хотя, до чего же пробирать скелета? Ведь, кроме костей, ничего не осталось, – рассмеялся он.

Артей тоже хлебнул рома, крякнул и занюхал рукавом, втянув запах запыленной кожи, чем вызвал уважительный кивок древнего Духа.

– Здоров ты пить, лысый. Ох и здоров, – попыхивая сигарой, подытожил скелет.

– Учитель хороший был, – вернул ему колкость эльф.

– Говори, что ты хочешь, сын собаки. Я выслушаю тебя. Может быть, помогу, если плата будет достойной, – скелет материализовал дымчатую трость, оперся о нее руками и положил сверху голову.

– Это тело, было раньше Вашим хунганом?

– Было, есть и будет. Он ведь – мой хунган.

– Я бы хотел с ним поговорить. Задать несколько вопросов об этом месте. Бедолага явно принял смерть сам, а значит, смог договориться с Хозяйкой. Он, явно, знает то, что мне интересно, – предположил Артей, но сделал вид, что уверен в своих словах.

– Хммм… Хитер, чертяка. В обход решил идти. Могу немного поднапрячься, но найти тебе этого сосунка, – блеск в глазах скелета сочился алчностью.

– Цена? – Арт оборвал предвкушение наживы собеседника.

– Кольцо. Вот это. То, что на пальце, – он указал на костяной перстень.

– Барон, как можно? Неужели, Вам не нравятся наши посиделки? – улыбнулся эльф понимая, чего хочет дух.

– Почему же, бледнолицый? Становись хунганом, и кольцо будет не нужно. Сможем говорить всегда…

– Когда Вы захотите, – поправил собеседника Арт.

– А разве, это важно? – эльф мог поклясться, что сейчас этот трикстер смеется, во все тридцать два зуба.

– Для меня – да. Очень жаль, что не договоримся. Пойду я, наверное, – Артей встал, поклонился и зашагал прочь.

Он понимал, что сейчас сильно рискует. Если бы Барон был не в духе, то точно проклял бы наглеца, но сегодня все было иначе. Арт довольно давно знал этого Духа, чтобы научиться считывать его настроение.

– Ладно. Не время, тварь ты живая. Я понял. Давай договариваться, коль уж отвлек меня от важных дел, – эльф услышал голос за спиной, такой тихий, что даже тьма прислушалась.

Развернувшись, Арт достал из кармана пять леденцов, завернутых в тростниковую бумагу. Кости аж затрясло, когда Барон увидел оплату.

– По вопросу за каждую, – выпалил он, всем телом потянувшись к сладостям.

– По два! – отрезал эльф делая вид, что не готов торговаться.

– Ты что думаешь? Думаешь, что взял меня за яйца? Хрен тебе! Не по рангу плата. Два вопроса за конфету! Одурел ты, что ли? Или мозги из головы в жопу сбежали? – разродился, тирадою возмущений, скелет.

– Как знаете, Барон, – Арт сохранял ледяное спокойствие.

– Сколько их у тебя? – совсем другим голосом спросил Дух.

– Пять, – эльф подбросил конфеты на ладони.

– Значит, десять вопросов? Почему так много?

– Имею, что спросить, – спокойно произнес Артей, слегка улыбнувшись.

– Давай так… ну ты и крыса… ты задашь этому хунгану десять вопросов, но я не гарантирую, что ответы будут правдой. Или… скажем так… Вопроса три, но я прослежу, чтобы этот урод не вздумал лгать тебе, – казалось, что скелет прищуривается, глядя в глаза эльфа, который наполнял такой же белый туман.

– Пять и правду! По рукам? – Арт протянул руку, понимая, что лучше торга не придумаешь.

Барон, хоть и был чистейшим воплощением трикстера, в его первозданной сути, но договор для него – это святое. Эльф уже, не один раз, в этом убеждался. Главное – быть бдительным, ведь трактовать договор Дух умел в выгодную для себя сторону. Костяная рука крепко сжала ладонь Арта, подтверждая сделку.»

– Вот дурак. Духам нельзя верить. Особенно таким, как этот, – услышал я шепот Кира.

– А мне показалось, что он веселый, – ответила ему Коко.

– И что, что веселый? Он лжец, – не унимался рыжий мальчик.

– Будто ты всегда правду говоришь, – парировала девочка.

– Это другое, – буркнул тот.

– Ну да, ну да. Другое, – дети дружно рассмеялись.

Я мог бы поклясться, что среди детских голосов, слышу смех самого Барона.

Прервав историю на самом интересном моменте, я медленно встал, разглядывая получившийся узор. Плетение было не очень умелое, но уже четко вырисовывалось что-то, до боли в груди, знакомое. Я был уверен, что понимаю рисунок, но не осознавал это. Дети, привыкшие к моим особенностям повествования, даже не возмущались. Иса дремала в кресле, а рядом с ней, горкой, покоилась заштопанная детская одежда. Я погасил лучину, разделся и аккуратно сложил вещи на стуле, около кровати. Усталость брала свое, погружая меня в пучину сна, который из кошмара превратился в милый тихий дом, где меня ждали три старых друга.

Пламя свечи плясало, рождая на стенах причудливые узоры и картины далеких стран и чужих приключений. Монах так и сидел, глядя в глаза тьме, которая танцевала для него зажигательный танец. Казалось, что дикие шаманы, далекого островного племени, плясали у костра, призывая из мрака веков тех, кто любит ром и крепкий табак. Обнаженные черные тела мужчин и женщин, скользили по неровной каменной кладке, лишь слегка освещенной, трепещущим языком пламени, одинокой свечи. Тот, кто видел эту пляску в первый раз, мог бы испугаться, но монах не повел даже бровью, всматриваясь в вечность, откуда, постукивая тростью, вышел высокий мужчина в черном цилиндре и с сигарой во рту. Рядом с ним шла та, кто величием своим могла затмить любого.

– Мама, – выдохнули аборигены.

– Мама, – вторила им тьма.

– Мама, – мужчина целует ей руку.

– Мама, – стонет свеча.

Я открыл глаза в тот момент, когда шорох маракасов перерос в грохот, а смех – в стоны. За окном, на небе, завис огромный диск луны, освещая спящие дом и двор. Хозяйка шла по небосклону, величественно и гордо, а ее приветствовал одинокий волчий вой.

– Тут есть волки, – спросонья подытожил я и, повернувшись на бок, оставил их наедине.

В мире сна, меня встретили тишина и спокойствие: монах – все так же смотрел на пламя свечи, а тьма укрывала его пологом вечной дремоты. После танцев и веселья всегда приходят сон и безмятежность.

Глава 11. Танец с дождем

Утро встретило меня прохладой и легкой моросью. Холодные капли, подобно маленьким льдинкам, ожигали мое лицо и грудь. Весна – обманчивое время. Она может ласкать тебя теплым солнцем днем, а ночью сковывать хладным безразличием луны. Утро же – это как настроение девушки, никогда его не угадаешь: сегодня она страстно целует тебя в губы, а завтра прогоняет прочь. Я протянул руки навстречу прохладному моросящему дождю, показывая, что рад ему. Тот отпрянул, замер, будто размышляя над моим жестом, а после припустил в полную силу. Крупные капли, барабанной дробью, били по проснувшимся листочкам вишневого сада, наполняя их живительной силой. Двор погрузился в мерный рокот природы, в ее безмятежность и баланс созерцания. Воздух звенел музыкой дождя, благоухал запахом трав и цветов, пьянил свободой и вечностью.

Сделав шаг, я расправил руки и подставил лицо весеннему дождю. Плавно присев, я перенес вес на левую ногу, выставив ее вперед. Руки сами собой описали круг, сложившись у груди. Еще шаг. Глубокий вдох. Мерный и спокойный выдох. Вес перенесен на вторую ногу. И снова по кругу. Я чувствовал, как неведомая сила просыпается во мне. Подобно густому киселю, она медленно заполняла мою грудь, руки и ноги, оставляя голову легкой и освобожденной от ночного сна. Боль и тревога уходили, смываемые потоками дождя. Просторные штаны промокли, прилипнув к пульсирующей коже ног. Дождь смывал с меня усталость прожитых лет, унося с собой груз непознанных мыслей. Шаг за шагом, я повторял и повторял забытое мною упражнение, будто танец с плавным ритмом. Мое тело помнило все, хоть память и утратила знание. Передо мной появился образ, подобный тому, который возник в моей голове тогда, когда Юго показал мне, как извлечь корабль из дерева. Странное, мохнатое зеленое существо, лишь отдаленно напоминающее человека, танцевало рядом со мной. Оно повторяло каждое мое движение, каждый пас руками, каждый вдох и выдох.

– Или это я повторяю за ним? – пронеслось в моей голове.

Иногда, образ исчезал, рассеченный потоками дождя. Словно что-то я делал не так, как должен. Будто связь рвалась, подобно ветхой ткани. Я, на миг, замер, пытаясь понять, что именно не так. Нужно увидеть «сеть» целиком.

– Тело подобно рыболовной сети. Мы ловим то, что имеет значение здесь и сейчас, не замечая мелочей. Напрягаемся, чтобы получить наилучший улов, забывая, что рвется там, где тонко. Мы не обращаем внимание на узлы нашей энергии до тех пор, пока они не натянут сеть настолько сильно, что достаточно будет, лишь удара, чтобы прорвать нас. Достаточно, лишь удара…

Прокрутив в голове эти мысли еще раз, я понял, что именно делаю не так. Мое тело повторяло заученные движения, подобно юному моряку, что забрасывает сеть в море так, как сказал боцман. Но мальчишка не понимает, почему нужно делать именно так. Просто закидывает и ждет команды. Я, как и он, не задавался вопросами: почему именно так я должен двигаться, почему моему телу становится лучше или хуже? Я лишь закидывал сеть, ловя энергию. Тело, как тот боцман, отдает приказы, а я им следую. Но, пришло время все изменить. Я закрыл глаза, отделяя образ от тела, как тогда, когда вырезал фигурку лиса из перекрученной деревяшки.

На миг, мне показалось, что вижу себя: замершего на полушаге, с вытянутыми вперед руками – подобно восковой кукле, под безжалостными ударами ливня, в который превратился весенний легкий дождь. Миг стал вечностью. Образ поплыл, стал полупрозрачным и невесомым. Мое тело накрыла старая сеть, с сонмом дыр и прорех. Множество красных и черных точек пульсировали, в хаотичном безумии. Не было ни одной целой нити, что связывала бы их воедино. Оценив увиденное, я плавно провел рукой, разглаживая сбитое воедино скопление узлов и нитей, ощущая жар и боль. Восковая кукла изогнулась, беспомощно опустив руки. Не смотря ни на что, я продолжал, вплетая нити мыслей в ослабленные потоки. Правя узлы мантрами чувств, я охлаждал их, разглаживал и укреплял. Шаг за шагом, перебирая сеть, вновь приводил куклу в движение. Движения все еще оставались робкими и нерешительными, но в них стал появляться, отчетливо читаемый, ритм, как будто дождь настукивал его по моим мышцам. Снова и снова, я правил скомканные участки, иногда случайно разрывая их, но тут же латая силой мыслей и чувств. Все больше узлов занимали свое место: меняя цвет из красного и черного, на лазурный, зеленый, желтый и белый. Сеть переливалась, радуясь потокам дождя и энергии, но все же не была готовая к использованию.