Око Сахары

Глава 1. Зов пустыни

В детстве я до ужаса боялся пустынь. Знаете, бывают у людей фобии разные, кто-то змей и пауков не переносит, кто-то высоты боится или глубины, или потеряться в темноте. Ну а моим кошмаром была смерть от жажды в пустыни. Конечно, этот страх возник не на пустом месте. Одно время о разрастании пустынь трубили на каждом углу. Но это произошло уже после того, как катастрофа свершилась, и человечество признало, что наша планета из голубой райской дивы давно превратилась в желтую иссохшуюся старуху. Я еще застал Средиземное море, тогда мне было пять. Оно уже не было бескрайним, и больше напоминало большое бирюзовое озеро. Каждое лето мы выезжали с родителями к воде. Мать говорила:

– Смотри, Алекс, это большая вода. Да, так и говорила: большая вода. Сейчас мне сорок пять, и матери уже нет и большой воды тоже.

Сахара, захватив весь африканский континент, подступила к Европе. Планета высохла меньше, чем за полвека. Никто из нас не думал, что все произойдет так быстро. Каждый втайне мечтал, что на его век водных ресурсов хватит. Мы были слишком наивны и беспечны, и, главное, варварски расточительны, за что и поплатились. Земля повела себе как настоящая женщина, дотерпев до предела и вконец отчаявшись, она начала стремительно сохнуть. И казалось, не произошло ничего такого, что могло бы побудить ее так усиленно испарять влагу, но, кажется, она приняла решение изгнать человеческую вошь со своей истерзанной кожи. Поспешно сбросив ледниковый покров, как скидывает с себя одежды одержимая похотью шлюха, она ощетинилась пустынями, позволяя им жадно поглащать все живое.

В детстве мне казалось, что пустыня – это раскаленный песок, ядовитые скорпионы и непременно мучительная смерть от жажды. Наверное, в глубине души я что-то предчувствовал, поэтому так отчаянно держался вблизи большой воды. Я и предположить не мог, что однажды окажусь в Сахаре, и эта величественная пустошь, лишенная влаги небес, станет моим последним пристанищем и лучшим собеседником.

Когда ледники растаяли на треть, меня отправили следить за пустыней в Африку, так я оказался в Сахаре. До этого я работал гидрометеорологом на севере. Мне нравилась это занятие, по большей части потому, что давало возможность прокормить себя, совмещая работу с творчеством. К сорока годам я стал неплохим фотографом, известным в узких кругах, благодаря моим снимкам Крайнего Севера, но я никогда не пытался сделать хобби профессией. Я продолжал оставаться ответственным гидрометеорологом, в свободное время занимаясь фотографией и немного живописью. Больше всего я любил игру света и тени, и мог часами наблюдать, как солнце, описывая дугу по небу, кидает на землю снопы лучей. Я исследовал палитру цветов и оттенков, теней и полутонов, затрудняясь дать название каждому из них, пытаясь лишь запечатлеть красоту на снимках и иногда передать кистью. Родись я лет на сто раньше, непременно бы стал художником. Знаю, что во мне еще жив этот талант. Но сейчас совсем неподходящее время для этой блажи. Красота – потребность мира, а на войне важно одно – выжить любой ценой. Сейчас человечество воюет с засухой, всеми правдами и неправдами, пытаясь убедить эту планету, сохранить нам жизнь. У нас еще есть надежда, что климатические установки АО"Заслон" сумеют замедлить таяние последних ледников и частично сохранить некоторые территории пригодными для жизни людей. Я активно слежу за деятельностью этой компании в сетях, и хочу верить, что у них получится осуществить задуманное.

Еще год назад я и не предполагал, что стану участником одного из проектов, который они реализуют в Сахаре. В то время я уже полгода жил и работал на метеостанции в Нуакшоте 2, каждый день глотая пыль великой пустыни. Единственное, что скрашивало мое существование в этот тяжелый период адаптации после севера к югу – это надежда увидеть "Купол". В те первые дни зноя, обливаясь потом, проклиная всю эту Мавританскую желтизну с ее песками, сводящими с ума удушьем и приставучими мухами, я с пристальным вниманием и одержимостью маньяка следил за проектом "Купол 12". В рамках этой программы в районе плато Адрар, недалеко от города призрака Уадан, в семистах километрах от атлантического побережья, АО "Заслон" установило один из двенадцати куполов. Гальб-Эр-Ришат больше известное, как "Око Сахары", выбрали не случайно. Гигантскую конструкцию диаметром в пятьдесят километров возвели в аккурат над этим мистическим местом, которое много лет притягивало внимание ученых и историков, так и не раскрыв до конца своей тайны. Когда я узнал, где именно установили купол, я даже усмехнулся той грандиозности, на которую эти титаны осмелились замахнуться. Не шутка ли?!

– Неужели, когда мир на грани гибели, вы намереваетесь возродить Атлантиду? Что позволяет вам мечтать об утопающем в зелени городе-государстве. Кто вы? Безумцы? Романтики, оторванные от реальности, закапывающие тонны ресурсов в прожорливый, вечно ненасытный песок, стремительно разрастающейся пустыни? Или талантливые ученые, неустанные труженики, окрыленные смелостью своих прогнозов?

– Безумие, – бормотал себе я, ощущая, как бессознательная радость затопляет меня изнутри. Проект "Заслона" в Сахаре казался мне утопией, но именно тогда я отчаянно захотел увидеть это чудо Света своими собственными глазами, пока еще мог ими видеть. Ведь теперь я был как никогда близок к Оку. Нас разделяло лишь семьсот километров пустыни.

Мысли о мифическом и величественном городе новых атлантов занимали мое воображение безраздельно, отвлекая от зноя и надоедливых мух. Я даже взялся за кисть, желая вылить свою фантазию на холст, что со мной не случалось после переезда в город песков. И да, у меня появилось жгучее желание увидеть масштаб будущей Атлантиды, и кто знает, может быть, посильно поучаствовать в ее творении, да хотя бы запечатлев ее лик на своих снимках для более счастливых потомков. Мне снова захотелось жить, и мое закованное в лед многих лет одиночества сердце, неожиданно встрепенулось.

– Красота спасет мир? – усмехнулся я. Сложно спасти мир, когда само человечество активно так много лет пыталось его уничтожить. Но мне хотелось верить в чудо спасения. Похоже, так устроен человек. Если бы мы не имели веры и каплю надежды, мы бы давно вымерли как вид.

– И да, пускай сейчас красота неуместна, – решил я для себя, – но помнить о ней и запечатлеть ее, я просто обязан!

Так родилась моя мечта попасть под купол в Сахаре.

"Купол" – это климатическая установка, представляющая собой нечто вроде оазиса. Благодаря сверхпрочным светоотражающим материалам с использованием специального оборудования, внутри сферы поддерживается оптимальная температура, позволяющая воссоздавать тропический климат. Влагу обеспечивает конденсат, аккумулирующийся в ночное время с помощью купола, но я подозреваю, что есть и другие источники воды. Я слышал о проекте: "Великая рукотворная река", который в прошлом веке пытались реализовать на востоке. Могу предположить, что "Заслон" пытается создать подобное на западе, ведь "артезианское море" продолжает безмятежно покоится, скрытое толщей песка Сахары. Также мне известно, что водоносные слои расширили свои площади к западу. Вполне возможно, что Око Сахары станет новой Атлантидой, и пускай это дерзкий, но, вероятно, вполне осуществимый проект, иначе они бы просто не получили фин поддержки.

Атлантида в Сахаре! От этой мысли мурашки бегут по коже. Каким масштабным мышлением нужно обладать, какой смелостью и безрассудством, чтобы замахнуться на такой проект? Как мал и слаб человек, и в то же время, как велик творец внутри него!

Я читал, что реализация проекта "Купол 12" в полном масштабе займет не менее десяти лет. Хватит ли им финансирования, чтобы довести задуманное до конца? Но может быть эти "Купола" есть последняя надежда нашей цивилизации, и пришло время идти ва-банк?

От вопросов пухла голова. Нужно было что-то предпринять, чтобы прикоснуться к чуду. И пускай наш мир, задыхаясь от жажды, медленно умирал, но интернет продолжал работать исправно, и виртуальная жизнь, расцветшая в этот период бурным цветом, позволяла сохранять спокойствие масс, впавших в анабиоз в своих сетевых грезах.

В последние годы я тоже проводил много времени в сети, но когда зрение стало падать, я усилием воли ограничил свою виртуальную жизнь, оставив лишь как лакомство на завтрак несколько блогов, которые меня насыщают. Моя реальная жизнь после снижения дозы виртуальности в первое время напоминала похмелье. У меня была настоящая ломка, но я пережил и это, ведь у меня оставалась мечта о "Куполе".

Я следил за страницей проекта каждый день, и иногда даже позволял себе писать комментарии. Организаторы периодически устраивали конкурсный отбор, приглашая желающих поучаствовать в проекте. Они искали талантливых, смелых, молодых людей. Я не подходил ни под один из вышеперечисленных пунктов, но втайне питал надежду. И вот однажды, по одним из конкурсных постов про восстановление водных ресурсов в блоге проекта я написал:

– Я хочу, чтобы море вернулось! – И приложил фотографию Ледовитого океана, сделанную мной год назад на севере.

"Я хочу, чтобы море вернулось!" Прямо как в той песне: "Пусть всегда будет солнце!"

Как-то по-детски, глупо я написал. Плевать! Главное,  моя фотография передала то, что я был неспособен выразить словами. На снимке океан выглядел словно живое существо. Когда я смотрел на него, то чувствовал его дыхание и мощь и  тайное послание, вселяющее надежду в голубое будущее планеты. Все это я чувствовал, глядя на фотографию, ощущали это и другие. Этот снимок был одним из моих лучших. Почувствовав импульс, я отдался ему и отправил фото на конкурс.

Сама судьба вела меня этим путем. Через неделю мне позвонили из "Заслона" и пригласили принять участие в проекте в качестве фотографа.

– Чудо свершилось! – ликовал я, возбужденно потирая вспотевшие ладони. Неужели это и в самом деле произошло? Еще ни разу не сбывалось ничего из того, о чем я мечтал, о чем яростно молился, грезил, чем болел. И вот, на закате моей неудавшейся жизни неожиданный сюрприз.

Судьба не баловала меня подарками, я никогда не был везунчиком. Я рано потерял всех, кого любил, и часто мне казалось, что себя я потерял еще раньше, продолжая влачить бессмысленное существование просто по инерции. Поэтому я и любил свою работу, она позволяла мне находиться в уединении, в отдаленных от цивилизации точках планеты, и для большинства живых существ своего вида я как будто и не существовал никогда.

Связи с другими себе подобными делают нас людьми, заставляя чувствовать себя живыми. Если где-нибудь в этом мире тебя хоть кто-нибудь ждет и ты хоть капельку кому-то нужен, значит, еще не все потеряно. Меня никто и нигде не ждал, только мои приборы, чтобы я вовремя снимал показания. Я сознательно не желал больше вступать в какие-либо отношения, посвятив себе наблюдениям за единственным теперь родным мне существом – нашей умирающей планетой. И когда возник "Купол", дарующей ей надежду на исцеление, у меня как будто снова появился сто́ящий смысл. И теперь мне даже казалось, что всю свою жизнь я шел именно к этой цели – оказаться в Сахаре, чтобы запечатлеть лик планеты в момент попытки зачатия новой цивилизации. Это именно то, чего я хотел для себя в финале своей, по большей части, бессмысленной жизни, надеясь успеть запечатлеть главное – и быть ему свидетелем, до тех пор, пока я способен сопротивляться тьме.

Не мешкая, я собрал все необходимые документы. Правда, пришлось изрядно повозиться с медосвидетельствованием, но я справился: имел полезные контакты. Еще перед переездом в Африку, буквально за два месяца до того, как я принял это решение, мне поставили диагноз, обозначив срок моей конечности. Помнится, тогда я сначала жутко испугался и долго сидел в каком-то полузабытьи, обхватив голову руками.

– Ну вот и все, вот и все, – бормотал я, судорожно глотая ртом воздух, пытаясь почувствовать тот эпицентр боли, в котором болезнь уже начала свой пир. Так продолжалось примерно пару дней, но не ощутив пока ничего необычного, за исключением сонливости, не покидавшей меня последние месяцы, и неуемной тоски, уже давно и привычно скребущей мне грудь, я успокоился, а когда эмоции улеглись, даже обрадовался. Когда нет никаких сроков, болтаешься, как бревно в проруби, и кажется, что так будет продолжаться вечно. Беспечная наивность! Но когда срок так неотвратимо обозначен, появляется нереальная, словно высеченная на гранях кристалла ясность.

Помню, тогда я сказал себе:

– Ну что ж, Алекс, дружище, тебе не придется долго мучиться. Сорок пять лет, плюс минус год, не такой уж и малый срок! И ты его почти отмотал. Признайся, ты же сам этого хотел?

Да, на севере долгими полярными ночами, когда накатывала тоска и одиночество, я часто размышлял о смерти. У нас не принято о ней говорить вслух, но думать не воспрещается. Я много передумал о ней тогда. Тело заболевает, когда ум теряет все смыслы, а душа умолкает, забывшись тяжелым сном. По прогнозам врачей мне оставалось около года. Я бодрился, конечно, но на самом деле умирать страшно, сразу появляется миллион смыслов, о которых и не подозревал!

– Отчего только они не возникли раньше? – возмущался я, пакуя вещи для переезда.

Мне предложили перевод в Мавританию, им требовался гидрометеоролог на станции Нуакшот 2.

– Сахара – идеальное место для смерти, – решил я.

Пришло время увидеть другую пустыню. Что такое ледяное безмолвие, арктический холод, пение льдов, бесконечно тянущиеся белые ночи, я узнал сполна, теперь предстояло выяснить, чем живет африканская пустыня, и каков настоящий испепеляющий зной. В один из особо тоскливых моментов я вдруг четко осознал, что если ослепну раньше, чем умру, то уйду в пустыню, чтобы никого не обременять своей неприкаянной беспомощностью.

Признаюсь, моя бравада была напускной, и как бы я ни крепился снаружи, все же умирать страшно, хотя это именно та неизбежность, которая ждет каждого из нас в конце пути. Помню, получив заключение врачей вместе с результатами анализов, я долго сидел на берегу Ледовитого океана и смотрел на белое пространство льдов, простирающихся до горизонта. Я плакал, ощущая кристаллы слез на щеках. В детстве я боялся умереть от жажды, потерявшись в песках африканской пустыни, и потому жил в пустыне арктической. Но в итоге оказалось, что боялся я совсем не того. И когда мне предложили поехать в Сахару, я, не раздумывая, согласился. Я решил умереть от жажды, не дожидаясь, пока стану слепым и беспомощным, разлагающимся калекой. Я понял, что больше всего теперь я боюсь кромешной темноты без возможности снова увидеть свет.

Глава 2. Люди в масках

Я стоял на автобусной остановке и курил, выпуская сизые клубы дыма. С удовольствием затягиваясь и ощущая приятную горечь во рту, наслаждался моментом. Мое внимание привлекла свалка справа от дороги, в Нуакшоте они были повсюду, составляя естественный элемент городского пейзажа. Я курил, с интересом наблюдая, как горячий ветер играет пакетами, то подбрасывая их к небу, то кружа в золтом песчаном вихре, то равнодушно бросая на раскаленную землю. Упав на смолистый асфальт, пакеты словно живые продолжали слегка подрагивать, с нетерпением ожидая продолжения игры.

Я ощущал себя таким же, видавшим виды, дырявым пакетом, с надеждой и нетерпением ожидающим ветра перемен. Трансфер к Гальб-Эр-Ришат, к вожделенному Оку Сахары, обещали подать к восьми утра. Нас разделяло семьсот километров пустыни и моя прогрессирующая болезнь. Но я чувствовал, что успею выполнить миссию, став фотографом проекта "Купол 12", а после, с чувством полного удовлетворения, погружусь в темноту небытия. Таков был план моего финального путешествия к всевидящему Оку.

Жизнь – такая странная штука и такая короткая… Ты всегда знаешь, что умрешь, но откладываешь свою настоящую жизнь до тех пор, пока не станет слишком поздно. Мое "поздно" уже наступило, и лишь тогда, я как будто заново родился, начав жить, ощущая всю эту непостижимую красоту вокруг, впитывая ее каждой клеткой своего стремительно разрушающегося тела. И да, я снова начал курить, возобновив это медитативное занятие, спустя десять лет ЗОЖа, теперь уже не опасаясь умереть от рака легких. Смешно, мы все время боимся одного, а догоняет нас совсем другое.

Курю и наслаждаюсь. Однозначно в этом процессе есть кайф замедления и созерцания. Когда осталось жить шиш да маленько, хочется с какой-то яростной жадностью наслаждаться всем тем, в чем раньше себе отказывал. Я наблюдаю, словно со стороны, как тает моя жизнь, осыпаясь пеплом на безжизненную землю, в которой я не оставил семян. Жалею ли я об этом? Может быть, совсем чуть-чуть. Может быть… И такая приятная горечь сжимает мое сердце, и глаза слезятся от слепящего их солнца. У меня есть еще один день, великий день!

Ветер играет пакетами, теребит мой бурнус, развивая края легкой куфии. Переехав в Африку, я кардинально поменял прикид, сменив тулупы и шапки-ушанки на легкие хлопчатобумажные рубахи – дишдаши, закрывающие тело от стоп до горла. Я приобрел практичные бурнусы – плащи с капюшонами, позволяющие укрыться от палящего солнца и песчаных бурь, и, конечно же, куфии – традиционный головной убор арабов. Я довольно быстро оценил преимущества одежды людей пустынь, хотя все еще не мог до конца привыкнуть ходить в этих платьях-рубахах, то и дело путающихся между ног.

И тут я увидел эту процессию. Приставив ладонь к лицу, я без стеснения уставился на группу людей в черном, которых мое пристальное разглядывание никак не могло бы смутить.