Проклятый

1

И разверзся ад.

Ни берега, ни дна…

Океан имеет границы: они определены широтой и долготой.

Пропасть была пугающей. Ты можешь упасть через двести, двадцать тысяч футов. И через два.

И я падал….

Ну, давай же!

Где дно?!

Я взорвался. Реально. На маленькие атомы. Не осталось меня. Не осталось ничего. Только боль.

Я понял, что чувствуют бактерии, когда их настигает волна от взрыва атомной бомбы. Бактерии умирают. Все было болью. Всепоглощающей.

Когда я перестал существовать, боль должна была закончиться. Но она переместилась из каждой клеточки организма в самую невероятную, самую немыслимую точку вселенной. Вся боль сосредоточилась в самой важной части человеческого тела.

Я не был верующим человеком. Для меня существовала высшая сила, но я не знал, как ее можно называть. Поэтому не верил. Я не верил в рай, будучи заключенным в собственном аду. Я видел ад.

Времени еще не существовало, но боль пробудила во мне интерес, если не к жизни, то к смерти уж точно. Ведь если я умер, почему так больно?

Мысли, агонизирующие в аду, натыкались на царапины, оставленные в моей жизни какими-то событиями, чувствами.

Часть мозга, не задействованная в агонии, слышала скрежет металла. Сквозь скрежет раздавался чей-то истошный крик. Я даже не мог определить, кто это кричал.

Вопросы всплывали плотным строем. Я еще не успевал обдумывать ответ, как возникали еще более страшные вопросы. И не менее странные ответы.

Страшно было сознавать, что ни на один вопрос ответов не было. Даже на такой простой, как «кто я». Я не знал.

Больше всего в агонии казался странным чей-то крик. Боль колотилась в виски, и не давала попытки идентифицировать кричавшего: человек или животное.

Внезапно над ухом раздался чей-то голос. Это было настолько странно, что я успел запомнить, о чем меня спросили.

–  Ты еще жив?

Нет. Я сдох. Вернее, пытаюсь это сделать. Но такого царского подарка я, скорее всего, не дождусь. Я хочу умереть. Отпустите меня. С этой мыслью пришло понимание, что меня что-то держит. Накатила волна тошноты, и я понял, что внутренности остались при мне.

Уже лучше. Значит, меня не разобрали на донорские органы. Но если эта боль продлится еще хоть долю секунды, я завещаю свою голову в музей естествознания. Может, там ее отрежут, и она не будет болеть.

Какое-то чувство пробилось сквозь толщу чего бы там ни было, и я понял, что это голод. Это удивило меня настолько, что я сел.

Сразу же произошло три вещи одновременно: меня стошнило, я даже не посмотрел куда, голова перестала болеть, и меня толкнули обратно.

– Парень, ты жив!

Теперь я узнал этот голос, он задал мне первый вопрос. Но он был не один. Четыре человека столпились возле кровати. Белые, голубые и зеленые халаты. Я еще не успел сформулировать вопрос, как уже понял, что знаю ответ: в госпитале, в реанимации. Хотелось бы знать, что я здесь делаю, ведь у меня ничего не болит.

Казалось невероятным, что когда-то я испытывал боль, был в агонии. Не реагируя на восторженные восклицания врачей, я содрал с себя иголки, которые были прикреплены ко всем конечностям моего организма. Бегло оглядев себя, я заметил, что никаких видимых увечий на моем теле нет. Только что-то мешало дышать. Через пару мгновений дошло – запах. Воняло металлом и жареным мясом. Запах был застоявшимся, словно в палате готовили барбекю. И очень-очень сильно передержали мясо на открытом огне.

Этот запах перебивал запах химикатов и чего-то кислого, скорее всего рвоты. Но заново блевать не потянуло. Уже плюс.

– Я могу идти? – спросил я у щебечущих в приступе восторга врачей. Одного взгляда хватило, чтобы зафиксировать их внешность. Три убеленных сединами и важностью патриарха и, неровная кожа, испещренная рытвинами, испуганные глаза, аспирант. Или молодой сотрудник. Все равно он смотрелся как младенец, писающий в штаны под пристальным взглядом седовласых профессоров.

Мой вопрос заставил их переглянуться, а молодой выкатил еще более испуганные глаза на меня и икнул. Вот сейчас меня чуть не стошнило.

– Молодой человек, чудо, что вы остались в живых. По всем показаниям, вы труп. – Патриарх с наименьшим количеством волос на круглой голове повернулся ко мне. Даже не двигаясь, создавалось впечатление, что он подпрыгивал, как мячик. Я засмеялся.

– Поверьте, я почти оправдал эти показания.

– Как вы себя чувствуете? – Задал вопрос аспирант. Видимо хотел показаться заботливым. Или профессионалом.

– Как будто меня долго жарили. – Желая приободрить новичка, я ответил правду. Я действительно чувствовал себя так.

В разговор вступил третий старец. В его взгляде угадывался величайший ум, кипучий ум, и я заранее решил для себя согласиться с тем, что он скажет, как бы абсурдно это не звучало.

– Вы умерли четыре дня назад.

Ага. И это тоже. ЧТО? А, он, наверное, имеет в виду клиническую смерть. Сейчас- то я жив. Хотя… я бросил быстрый взгляд на врачей, они со мной не согласны.

– Вы живы. – Добавил умник. Давно бы так! Трупы не разговаривают. Мало ли что покажут в кино! – Сейчас.

Заметив мой недоуменный взгляд, умник пояснил.

– Как долго вы будете живы, мы не знаем. Никто не знает.

Потрясение оказалось достаточным для того, чтобы перестать прикалываться. Эта фраза уже не была смешной, она была… трудной. По крайней мере, для меня.

– Может, лучше присядете? – добавил «мячик». Бейджик на его халате сообщил, что это кандидат наук, доктор и все это в обличии одного мячика. Пришлось замаскировать смех под чих. Патриархи переглянулись.

Я сделал себе похоронный вид и попытался выслушать все, что они мне хотели сказать с приличествующей событию миной. Оказалось очень трудно. Я ни на чем не мог сосредоточиться, и в то же время я замечал все. Такая внимательность расслабляла.

– Доктор Слейден, а в какой области вы специализируетесь? – почему-то этот вопрос оказался важнее предстоящего объяснения. От меня не укрылось, что два других обменялись мрачными взглядами, в которых, однако, присутствовала доля юмора.

Они, по-прежнему считают, что я задаю не те вопросы. Или просто предпочитают, чтобы я замолчал?

– М..м – промычал «мячик» Слейден. – Скажем, медицина катастроф.

Интересно. Ладно, зайду с другой стороны.

– Что со мной случилось такого страшного, что светила медицины созывают консилиум?

Интересно, я смогу заткнуться, чтобы выслушать хоть кого-то? Или буду продолжать прикалываться?

– Молодой человек, мы не знаем, кто вы. – Умник посмотрел на меня своими кипучими глазами, и я (наконец-то!) замолчал. – Мы знаем лишь то, что четыре дня назад вас доставили в центральную больницу Колорадо-Спрингс мертвым.

А это уже интересно! Я почти полюбил этих восторженных и настороженных одновременно патриархов. С аспирантом похуже, но умник мне нравился. Только он говорит не те вещи, которые могут нравиться.

– Ну, я так думаю, что имела место клиническая смерть, но меня же откачали! – Иначе быть не может… или может?

– Хм… в этом весь вопрос. – Слейден нахмурился. – Вы были мертвым уже в первые секунды. Вы не должны были быть живым ни сейчас, ни четыре дня назад. – А вот здесь поподробнее.– Был один шанс из миллиарда, что вы выживите, поэтому вас сразу доставили в …морг. – Меня передернуло.

– Доктор Слейден, вы патологоанатом? – я понял его смущенный взгляд. Медицина катастроф, как же!

–Вы пытались вскрыть меня? Не важно, просто объясните, почему я жив.

– Мы пытались понять, почему у вас открыты глаза, и ….

Представив картину, я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться вслух

– И вы кричите. – Совершенно не смешно! Но теперь я знаю ответ на этот вопрос. Как я мог кричать, если я был… это не мои слова, а мнение компетентных лиц! почти мертв. По всем показаниям.

– Я умер четыре дня назад. Кто мне объяснит, почему я умер.

Умник посмотрел на меня своими умными глазами, и я почувствовал себя неуютно. Настолько, насколько может быть неуютно полутрупу. Кто я?

– Опуская медицинские термины, можно сказать с девяносто процентной уверенностью: вы попали в аварию. Машину смяло, как гармошку. Но этим не ограничилось. Вы врезались в линию электропередач. Удар был настолько мощным, что столб, вопреки законам физики, упал в обратную сторону. Провода оборвались и задели машину. Как вы остались живы после разряда электричества свыше десяти тысяч вольт, остается загадкой.

– Не совсем так. – Поправил я его. – Я умер. Давайте остановимся на этом.

Я не понял, что сказал, но это уже не было важным настолько, чтобы я заинтересовался. – Почему я еще жив? Почему сейчас я стою и разговариваю?

– Почему-то у вас нет ни одного перелома. Вы очнулись. Не как сейчас, но у вас заработало сердце, мозг. У вас восстановились практически все функции организма.

– Какие остались в прошлом?

– Пока не знаем, вы ведь только очнулись. Поэтому постарайтесь понять нас, вы останетесь в больнице под наблюдением. Ваш мозг может отказать в любую, я еще раз подчеркну, в ЛЮБУЮ секунду. И вам самому будет спокойней, когда мы сможем что-то ответить вам наверняка.

– Я так понимаю, что буду подопытным кроликом. Хорошо. Только.... – желудок судорожно сжался, и меня замутило. Нет, сейчас я тупо хочу жрать. И сказал почти жалобно. – Я есть хочу.

Умник насупился.

– Молодой человек, вы пережили смерть, воскрешение из мертвых… и даже я не знаю, что заставляет функционировать ваш мозг. Вы живы, но сколько это будет продолжаться – неизвестно.

Я несколько задумался, вопросов было много, но я решил задать один из первостепенных

– Как зовут меня? – и пожалел, что задал его. Светила нахмурились. Сосредоточившись на ответе, я услышал

– Мы не знаем этого.

– Вы не знаете, кто я, как умер, как выжил. Что вы знаете?

–Что ваш мозг подобно…. – Умник замолчал, но продолжил через пару секунд. – К сожалению, мы не знаем, когда он откажет. Стресс, смерть или что-то иное заставляет его сжиматься подобно сердечной мышце. Он пульсирует. Периодически включаются и выключаются отдельные зоны, области.

Теперь я решил присмотреться к нему. Но это ничего не дало. То ли я не мог сфокусироваться, то ли он расплывался перед глазами. Скорее всего, мой многострадальный мозг отказывался работать в этом направлении.

– Мы пришли к выводу, что ваше поведение в последующем будет обусловлено тем, какая из зон в настоящий момент активизирована.

– То есть вспышками. – Подвел итог я. – Сейчас я хочу жрать.

Светила наконец-то прислушались к тому, что я говорю. Может, все не так плохо? Я накинулся на еду и долго не вслушивался в их бред сумасшедшего, который они деликатно называли анамнез. Я съел все и меня даже не стошнило. Я уже приготовился отпустить какой-то умный комментарий в адрес этих пессимистов. Но не успел.

2

Когда я пришел в себя, хотя это и звучало несколько схематично, то понял, что светит солнце. Интересно. В палате такие мелочи не ощущались.

Я потерял сознание, обожравшись овсяных хлопьев. Очень интересно. Ну, и где медицинские светила? С ними интересно поболтать, столько всего интересного узнаешь о себе. Да, я вспомнил свое имя. Надо будет сказать жерди, похоже, он у них там главный психиатр. Его имя я так и не смог прочитать. Может, сегодня мне будет легче сосредоточиться, и я смогу это сделать.

Вместе с именем пришло воспоминание, как я выглядел, когда последний раз смотрелся в зеркало: метр семьдесят девять, темные волосы, довольно правильные черты лица, серые глаза. Фигура, конечно не как у Шварцнеггера, слишком жилистый, но и не задохлик. Руки мускулистые, со вздутыми венами. В общем, можно смотреть и не особо тошнит.

Кстати, насчет еды. Я есть хочу. Вот только солнце мешает. Откуда оно в палате? Вчера не было заметно. Или было пасмурно? Я с наслаждением потянулся. Что за черт?!

Больше всего остального впечатлило солнце. Нет, серьезно, как я раньше на него не обращал внимания? Оказывается, ощущений больше, если открыть глаза. Я открыл, и, несмотря на слепящий свет, не зажмурился.

Второй мыслью было: где я? То, что я не в госпитале, я уже сообразил. Только… как я очутился здесь?

«Ваш мозг сокращается подобно сердечной мышце. Он пульсирует».

Кажется, я начал понимать. Я ни черта не понял! Но приходится мириться с реальностью. Я не помню, как я оказался… где?

Видимо, заработала доселе неизвестная часть этого недоразумения, гордо именуемого «серыми клеточками», и все мои последующие действия стер из памяти этот многострадальный кусок…. Чтобы не выругаться, как больше всего хотелось, пришлось по буквам произнести слово «мозг».

Кусок дерьма!

Все-таки не сдержался. Ну что ж, дерьмо как дерьмо. Как вся моя прошлая жизнь. Про нынешнюю ничего вразумительного сказать не могу. Пока сам не пойму во что вляпался.

Пока я тупо смотрел на солнце, желудок заурчал. Чтоб тебя!

Я огляделся. Просто супер! Даже на рекламных проспектах Ямайка казалась слишком далекой, чтобы просто хотеть быть здесь .

Да, и еще.… Откуда я знаю, что я на Ямайке? Наверное, все-таки мозги что-то запомнили. Возник и другой вопрос. Кто это?

Девушка лежала на животе, подставляя палящим лучам свою кожу цвета сливочного крема. Оченно интересно. Не похоже, что в прошлой жизни у меня были девушки. По крайней мере, не такие… Она выглядит, как супермодель.

Пока она не заговорила со мной, как минимум, нужно вспомнить, как ее зовут. И какого дьявола я делаю на Ямайке в обществе такого совершенства.

Что-то есть хочется…. Мой желудок издал дребезжание, отдаленно напоминающее «Love is forever». Все-таки интересно, всякую хрень мозги помнят, а то, что нужно отказываются…

– Видел бы ты свое лицо!– засмеялось совершенство. Я бы тоже не отказался, чтобы освежить память… – Все в порядке?

– Можно сказать и так. – Пробормотал я, скорее всего себе.

Совершенство перевернулось на спину, и я даже вытянулся, чтобы посмотреть на ее лицо. Словно почувствовав мое желание увидеть себя, совершенство откинуло платиновую гриву волос, и посмотрела на меня.

А. Сестренка. А я уже подумал…. Значит, в остальном все по-прежнему. Чуть ли не впервые в жизни мне стало грустно.

Запоздало почувствовал облегчение. Прогресс, вспомнил сестру. Лили.

– Дэн, тебе нельзя сейчас есть! Я отсюда слышу, что ты голоден. Нельзя пока! Потерпи!– воскликнула она.

Резко поднялась и рысью пробежала в дом. Мне осталось только обмозговывать увиденное.

Я лежал на шезлонге возле круглого бассейна. Это – во-первых. Нет, во-вторых. Во-первых, я на Ямайке. С Лили. А если точнее, Лили Латс. А я, соответственно, Дэниэл Латс. Почувствовав себя немного уверенней, я огляделся.

Похоже, этот дом либо наш, либо мы его снимаем. Интересно, на какие центы? Не припоминаю, чтобы я выиграл триллион долларов. Хотя моя память на данном отрезке времени ненадежная штука.

И какого черта мне нельзя есть? Врачи что ли запретили? Да начхать на врачей! Я уже поднялся, чтобы закинуть в себя хоть что-то, но от дома отделился какой-то парень. По мере приближения я все четче узнавал своего сводного брата. Вот уж кого совершенно не рад видеть. Но если исходить из сознания того, что в бессознательный период я был достаточно благодушен, если приехал сюда с Лили и Рональдом, то перемены могли коснуться не только моего отношения к ним.

– Слышь, братишка, – обратился Рон ко мне. С каких это пор я для него братишка? Меня передернуло. – Подкинь бабок.

Совсем уже интересно.

Я не хочу сказать, что был безденежным, но чтобы Рон просил денег у меня?

Я пристально смотрел на это чудо пластической хирургии. Чем-то он мне напомнил последнюю, крайне неудачную пластическую операцию Майкла Джексона. Чем дольше я смотрел на него, тем старательнее пытался вспомнить, как Рональд выглядел до своего первого знакомства со скальпелем, и с какого возраста. Получалось, с первого юношеского прыща. Не успев подумать, я засмеялся.

– Что смешного? – разозлился Рон.

– Я что, по-твоему, их печатаю?– уже без иронии спросил я. Это было неправильным ответом, и Рон надулся.

– А то, что братишке плохо, тебя уже не интересует? – его накачанные силиконом губы готовы были лопнуть. Я пожал плечами: если он собирался деньги потратить на наркоту, то в этом я ему не помощник.

– Смотря, на что ты их потратишь. – Я даже не успел понять, что такого сказал, как Рон, обливаясь слезами из подкрашенных (фу, какая гадость!) глаз и воя, как раненый лось, унесся в дом.

Тьфу, ты черт! Я и забыл, что он нетрадиционный. Интересно. С каких это пор я стал таким любопытным? И голодным…

Вот бы еще вспомнить, откуда у меня деньги. И почему я здесь, а не в госпитале под наблюдением умника и жерди. Слейдена я уже не брал в расчет, так как его пациенты уже мертвы, а умник пришел к выводу, что это меня не касается. Пока.

Ладно, на Ямайке, так на Ямайке. Только какого черта здесь Лили и Рон? Сначала поем, потом поспрашиваю.

Я прошел на кухню, и, пока Ли не начала орать насчет врачей, быстро попросил себе омлет с сыром.

Умяв омлет с чеддером, и выхлебав литра полтора грейпфрутового сока, я пришел в настолько благодушное настроение, что заговорил с Рональдом, все еще кидавшего на меня взгляд оставленного хозяином на обочине песика. Вздохнув, я спросил Рона

– Сколько?

Даже не переспрашивая, Рон завизжал от восторга, и, подскочив ко мне, впился в мои губы силиконовым поцелуем. Мой желудок не выдержал такого проявления любви. Я едва успел отвернуться, чтобы не забрызгать его. Но ему все равно досталось.

– Еще раз так сделаешь, утоплю в блевотине.

Но Рон уже не обращал на меня внимания, выуживая из моего кармана портмоне, и вытаскивая банковскую карточку. Ага, разбежался!

Переступив через отвратительно воняющую лужу, я аккуратно выудил из рук братца карту, и засунул обратно. Мимолетного взгляда хватило понять, что это не простая кредитка, а платиновая. Краем глаза заметил свое имя, выгравированное на лицевой стороне. Именная?!? Меня усыновил Билл Гейтс? Или арабский шейх? В голове почему-то запрыгали смазанные картинки из прошлого и точно такое же ощущение дежа вю.

– Сколько? – повторил я вопрос. Рон неверяще уставился на меня. Но деньги ему нужны были позарез, иначе он давно бы плюнул на меня и ушел. Он помялся, но все-таки ответил

– Двести.

Пошуршав бумажками, я отделил несколько купюр, но сотенных среди них не было. Только пятисотки и тысячные. Нахмурившись, я вытащил пятьсот долларов и протянул Рону. Он смотрел на меня и кривился от отвращения

– Извини, меньше нет. Купи себе новую тушь.

Рон от такой наглости опешил настолько, что долго не мог ничего ответить, а его нижняя губа выпячивалась все дальше. Умора…

– Ты издеваешься? – заорал он. Чего это он? Я же дал ему денег !– Такого барахла у меня самого навалом!

Я прищурился, все четче понимая, что что-то пропустил. Он же просил двести, я дал пятьсот.

– На хрена мне эти бумажки! Свои не знаю куда пихать! – бушевал он.

В задницу, Рон.

От ехидного замечания меня отвлек звонок где-то в глубине дома. Еще не хватало! Какие, нахрен, гости? Знать бы, что тут делает Рон.

– Кто еще здесь?

– Конец веселья, братиш. Я имел в виду, что у означенной цифры должно быть еще шесть нулей.

Двести миллионов ????!!! Рон, ты совсем с катушек слетел?

Нет, я понял. Я тоже был бы не очень рад, если бы вместо чемодана бумажек, мне дали одну. Теперь понятно его желание овладеть кредиткой. В портмоне столько нулей бы не уместилось.

Я задумчиво смотрел на своего «любимого» родственника и чувствовал только одно желание: подумать. Мне это надо было обдумать. Рон все еще брызгал слюной и топтал несчастные пятьсот долларов. Я расплылся в улыбке.

– Ронни, ты знаешь, такие деньги еще нужно заработать. – Хотя судя по его раздражению, раньше я действительно не спрашивал о количестве нулей на нужной ему сумме.

Очень странно…

Рон равнодушно пожал плечами и, нацепив похотливую улыбку, направился ко мне. Что за хрень? Отпрыгнув как можно дальше, я даже не стал убирать с лица отвращение. Он что пытается своей задницей выторговать у меня двести МИЛЛИОНОВ баксов?

– Подойди ближе, и ты труп. – Как можно презрительнее предупредил я.

А в голове мелькали не самые приятные вопросы: на какие такие движения ему внезапно понадобилось столько денег? Меня затошнило сильнее. Нужно срочно подумать.

Где на Ямайке можно подумать, находясь на вилле, стоимостью около ста сорока миллионов? Только в своей комнате. Кстати, где это?

Метнувшись на кухню, и распугав трех работников (с ума сойти!) я сорвал с кого-то из них полотенце и помчался на пляж. Странно еще было сознавать, что ноги сами меня вынесли в нужном направлении. Выходит, я частенько спасался бегством.

Плюхнувшись на песок, я попытался отключить все свое воображение, и собрать воедино факты.

Обстоятельства таковы, что я Дэниэл Латс. Мне двадцать два года. У меня есть родная сестра Лили и сводный брат Рональд Латс.

Некоторое время назад я попал в аварию, пережил клиническую смерть, и выжил. Это если опустить кучу подробностей. Последнее воспоминание было зафиксировано в больнице: я собирался отмочить шутку. После чего я оказался на Ямайке. На вилле стоимостью «много миллионов». И в обществе сестры и братца гомосексуалиста. Это если не обращать внимания на кучу вопросов. Например, откуда у меня столько денег, что, будучи в бессознательном состоянии (так я про себя называл периоды, про которые мне никто рассказать не мог) я не спрашивал у Рональда о количестве денег. Или откуда у меня столько денег, или ….

Нет, вопросов много больше. И первоочередная задача, стоящая перед моим воспаленным мозгом, это найти того, кто расскажет мне об этом.

3

Рон еще дулся, когда я «разодетый в пух и прах», решил прошвырнуться до цивилизации. Цивилизацией я определял нечто, находящееся за пределами виллы. Из одежды на мне были джинсы и футболка. Почему-то только эта одежда казалась настоящей.

Рональд попытался отвоевать свои позиции, и крикнул мне вслед

– Дай мне сегодня хотя бы «Порше»!

«Порше»?! Размечтался! Не удостоив его ответом, я проскользнул в гараж.

Последней машиной в моем воспоминании был «БМВ». Судя по всему, именно в ней я и разбился. Думать об этом не очень хотелось.

Но сейчас я немного ошалел. Передо мной стояли три машины: «Порше» (не буду говорить дальше, так как в голове уже засветилась приблизительная стоимость этого совершенства), «Роллс-ройс» – кабриолет, и «Феррари». В гараже в один ряд стояло около полутора миллионов долларов!

Я прислонился к «Порше» и думал, как вылезти из осознания того, что не помню, за какие такие заслуги мне достались эти три повода для счастья.

Хорошенько обдумав следующие свои шаги, я вернулся в дом и заорал

– Рональд!

Он свесился с лестницы. Наверное, слышал, поганец, что я из гаража. И размечтался… Я состряпал самую ангельскую улыбку.

– Если увижу тебя за рулем «Порше», будешь оставшийся год ездить в инвалидном кресле. – От обиды он снова раскричался, но я его уже не слушал.

Хотя… скорость лучше не превышать.

На полном автопилоте, но все-таки наслаждаясь мягким урчанием мотора, я вел «Феррари» в город. Да, я поступил из вредности, знаю. Но уж больно привычно Рон направился ко мне. Меня в который раз передернуло.

Какая херня случилась, что я ни черта ничего не помню? Я помню сестру, Рона. Но на всём остальном стоял громадный блок беспамятства.

Я помнил только боль и тошноту. Это было после аварии. Саму аварию я не помню совершенно. Наверно, мой мозг заблокировал ненужные воспоминания, как мозг молодой девушки, которую изнасиловали, а она не понимает, почему ее платье порвано. Нужно только решить для себя, вытаскивать эти воспоминания на свет Божий, или нет. В том, что Бог существует, я уже не сомневался.

Внезапно я отвлекся от дороги. Перед глазами вспыхнуло что-то из отголосков прошлого: метель. Еще не соображая, что делаю, рывком нажал на тормоз. Машину занесло, и я перегородил дорогу. В следующую секунду в меня влепилась другая машина.

Да, уж. И скорость, вроде, не превышал, и все-таки умудрился создать аварийную обстановку. Я, кряхтя, вылез из «Феррари», превращенного моей старательностью в груду металлолома. Если «Феррари» уже металлолом, то что же с другой машиной?

Ужаснувшись, я задвигался активнее, а из головы все не вылезали обрывки воспоминаний: крутящиеся снежинки в свете фонаря. Из прошлого меня вырвал тихий стон. Проклятье! Как сильно они пострадали? Только с одной стороны дверь еще можно было открыть.

Я распахнул ее, и на меня уставились полные ужаса глаза цвета расплавленного серебра. Боги, они прекрасны! Я коротко выдохнул. От охватившего меня облегчения я едва не упал на колени и не вознес благодарственную молитву. Хотя, в данный момент честность была предпочтительнее: я помолился мысленно. Девушка, однако, молчала не долго.

– Если ты всегда так тормозишь, почту за счастье подвезти. – Высокомерно бросила она, а я уже, наверно, седьмой раз за десять секунд успел восхититься ее красотой. Но, имея перед собой пример сестренки, могу сказать уверенно, красота – далеко не главное. К тому же… возраст у меня такой, что все девушки (до тридцати) всегда обращаются ко мне на «ты».

– С вами все в порядке? – уточнил я, рассматривая еще один повод для восхищения. Второй повод, смятый в лепешку, стоял чуть в стороне.

– А разве со мной может быть в порядке? – судя по нескрываемому сарказму, она либо еще не отошла от испуга, либо не успела как следует испугаться.

Не отвечая на этот, явно риторический вопрос, я, не особо церемонясь, вытащил ее из покореженного авто. И окинул внимательным взглядом это совершенное лицо.

– С вами все в порядке? – еще раз настойчиво спросил я.

– Дэн, ты повторяешься… – с улыбкой ответила мисс совершенство. Интересно…. Она знает меня?

– Мы знакомы? – осторожно переспросил я.

Девушка хмыкнула, и кивнула на сиденье, приглашая присоединится к ней. А что, я не против…. Вот только машина…. А, все равно сервис в городе. Как и прием металлолома.

– Если подзабыл, то я не обижаюсь… – Ее полные алые губы изогнулись в

усмешке, понятной только ей.

Она повторила кивок, и я, не заботясь о дальнейшей судьбе «Феррари», втиснулся через разбитое стекло на переднее сидение «Ауди». У нее шикарная тачка! Надо обзавестись… и вспомнить, откуда у меня деньги на «Ройс» и «Порше».

Я вздохнул, оплакивая «Феррари».

– Дэн, ты меня не помнишь. – Произнесла очень тихо мисс Совершенство.

Я замялся. Ну что я ей отвечу: да? нет? Непростой выбор. Обижать не хотелось, но я действительно не понимал, как мог забыть такую красоту.

– Не помнишь. Я знаю. Твой мозг в сытом состоянии отключается надолго.

Совершенство сосредоточенно вела машину, но я не сразу сообразил, о чем именно она. Сейчас я хотел есть. И при чем тут мое состояние? Неужели так заметно, что мне хочется прикоснуться к ней? Вот еще вопрос, она знает про аварию. Странно все это…

Я краем глаза следил за дорогой. Но большая часть мозга активно следила за девушкой и строила вопросы в хронологическом порядке. Какой же задать первым? Ведь очевидно, что она знает меня. И совершенно непонятно откуда нахлынуло желание сжать ее в объятиях и не отпускать. Что ж, если она меня знает, то, я, возможно, попытаюсь это провернуть. Хотя вообще ничего не помнил о прошлых своих отношениях с кем-либо. Но девушка мне нравилась. Очень. Я еще раз взглянул на нее, и едва сдержал порыв дотронуться до нее. Пришлось сжать руки в кулаки, потому что пальцы так и ломило от желания коснуться ее.

– Не стесняйся, – внезапно сказала Совершенство, бросив быстрый взгляд на меня – я же вижу, как ты сжимаешь руки. – Охренеть! Читает мысли, что ли? Или это уже было....Однако я не воспользовался предложением.

В голове опять заплясали вопросы и я потратил определенное количество времени на определение первоочередности.

Совершенство резко затормозило, раскидав в неизвестном направлении весь упорядоченный строй вопросов. Я выглянул в окно. Мы остановились у ресторана, где основным меню числится рыба и различные морепродукты.

– Я не люблю рыбу! – проблеял я, но Совершенство не обращало на мои возмущенные вопли ровно никакого внимания.

Все-таки воспитание дало о себе знать, и прежде чем девушка успела выйти из авто, я распахнул дверь и галантно предложил ей руку. Она уверенно вложила свою руку в мою ладонь, и улыбнулась швейцару, чуть ли не размазанному по ступенькам в приступе услужливости.

Я засмеялся.

– Мистер Латс, мы рады видеть вас в добром здравии. – Начал он, а я задумался. Девушка холодно кивнула ему, но я успел заметить, как она повела сведенными плечами в ответ на вопрос бедолаги. – Как обычно?

Совершенство дернулось, и перевела на меня вопросительный взгляд.

– Ты голоден? -лучше бы спросила, хочу ли я поцеловать ее. Я потерял половину своей самоуверенности, которая, впрочем, и так была ниже плинтуса.

– Я не люблю рыбу. – Сказал я. Девушка фыркнула

– Ты голоден? – повторила вопрос она. Черт, да кого же это волнует? Лично меня во вторую очередь! Но задать этот вопрос еще раз я не позволил.

– Если в меню перечислены вы, то да. – Я улыбнулся ей самой наглой из своих улыбок. Она пристально посмотрела на меня, и увиденное, судя по всему, ее устраивало.

– Я подумаю. – Она кивнула швейцару, вполне понимающему, в чем заключался ее вопрос, но я ни черта не понял. Что ж, я не понимал целое утро, подожду еще немного.

Метрдотель проводил нас к столику, укромно спрятанному в зашторенной нише. Что ж, время задавать вопросы.

– Кто ты? – вопрос сорвался с языка раньше, чем она успела сесть за стол.

– Милана …Дэвис. – Имя совершенно ни о чем мне не говорило, но на всякий случай я покопался в собственных ассоциациях, безнадежно надеясь на воспоминание.

– Ты знаешь, что со мной?– напряженно поинтересовался я.

– Только то, что сказал доктор Коллен, и… собственные наблюдения. – Коллен…Это же умник из госпиталя! Значит, и его она знает…. – Ты пережил невероятное. – Как ни в чем ни бывало продолжила Милана. Красивое имя… А лицо… Точеные скулы и облако иссиня черных волос. Они мягкие или просто кажутся такими? – Прецедентов не было…

– Это я уже слышал. Только при чем здесь ты?

Милана дождалась, когда принесут заказ, не обращая внимания на мое нетерпение. Прежний порядок вопросов меня совершенно не устраивал. Мне хотелось узнать, что ее связывает со мной.

– В удовлетворенном состоянии твой мозг отключается. –Удовлетворенном?!– Когда ты насыщаешься…

Да что же это она про еду? Я придвинул к себе тарелку с чем-то и принялся жевать. Милана бросила на меня едва ли не испуганный взгляд. Я заработал вилкой оживленнее.

– Дэн, прошу… – Ее голос охрип, и она перевела панический взгляд с меня на мою тарелку. Ну уж нет! Я хотел, чтобы смотрели только на меня! Попутно запихал в себя еще одного кальмара. Так бы и сожрал их килограмма два…

– Дэниэл Латс! – внезапно ее голос стал тверже металла. – Прекрати лопать, и выслушай меня! – паника пробилась сквозь ледяное спокойствие, и я поперхнулся, отложил вилку и уставился на нее.

– Дэн, это не женский каприз. – Продолжила она, успокаиваясь. – Просто твой мозг действительно отключается, когда ты наедаешься. Морепродукты действуют медленнее, чем…, скажем, мясо или что-то еще. И врачи предупреждали, что такое возможно.

Я стал складывать услышанные слова в отдельные фразы. Мой мозг (кусок чего бы то ни было!) получает сигналы из желудка о насыщении и перестает функционировать как следует. Я перестаю помнить. И понимать. Я накушался каши, и вырубился в больнице.

И очнулся на Ямайке, когда проголодался….

– К чему ты это? – мой севший голос явно дал понять, что если не все, то частично я начал соображать.

– У тебя отключается все: тормоза, рефлексы, память… – Она еще не договорила, а меня накрыло еще одной догадкой.

Будучи без сознания (это реально бессознательный период!), то есть, обожравшись, я превращался в человеческий овощ с минимальными потребностями.

Милана накрыла своей ладонью мою руку.

– Не я должна тебе это говорить, Дэн....Но что-то было с Лили. И да, мне это известно. – Я задохнулся от отвращения. – Хотя я в этом неуверена. Как, впрочем, и она сама. Так что лучше выяснить это. Сейчас ты еще соображаешь, но примерно, через полчаса, ты отключишься. И тебе крайне необходимо найти какое-то решение, чтобы больше ничего не происходило. Иначе ты сам не найдешь покоя.

– Ты сказала, что морепродукты действуют медленнее. – Я понимал, что цепляюсь за соломинку.

– Но они действуют. – Поправила она.

Мне захотелось завыть, как волк. Теперь я почти был благодарен братишке и его силиконовому поцелую, который исторг из моего желудка весь завтрак. Ведь, если бы он это не сделал, последствия были бы непредсказуемыми.

Мне захотелось вскрыть себе вены, но я понимал, что в столь многолюдном месте это заранее безвыигрышный вариант.

– Ты здесь примерно два месяца. – У меня перехватило дыхание. – Я нашла тебя, когда ты … – Тут она запнулась, а в глазах появилось какое-то странное выражение, а мои мысли разбежались в самые темные уголки человеческого сознания. – В общем, три недели назад.

– Но я ничего не хочу! – я держал соломинку, скорее всего из упрямства.

– Пока. – Ее твердый голос и понимание в глазах не оставляли компромиссов. – Дэн, уйдём отсюда.

От полученной информации мозги скручивались штопором. Нестерпимо захотелось блевануть. Но даже я понимал, что уже поздно. Четырех кальмаров я уже съел. Теперь моя «отключка» это вопрос нескольких минут.

Может, я успею добежать до сортира? Попытаться надо… я резко отодвинул стул, но меня перехватила Милана.

– Поздно. Следующее «включение» примерно через пару часов. – Заметив мой недоуменный взгляд, она усмехнулась.Ей смешно??!!! – Все зависит от количества съеденного.

Она вытянула меня из общего зала в небольшой номер, рядом с которым стоял метродотель. Сопротивляться сил не было, мое внимание ослабевало. Как же я не хотел верить, но Милана прошептала:

– Поцелуй меня. – Я даже не помнил, как я подошел к ней. Но я подошел

4

Я начал хватать воздух, приходя в себя.

Следующее ощущение было не самым приятным: меня тошнило. Кажется, тошнота – мое второе состояние.

Я приходил в себя и постепенно мои глаза сфокусировались на Милане. Что за…?

Я убил ее – это была первая мысль. Я и не мог подумать иначе, глядя в эти глаза цвета расплавленного серебра.

Я скатился с нее и отбежал как можно дальше. Милана однако, не пыталась сбежать и я думать не хотел по какой именно причине. А я напряженно думал. И ничего приличного не получалось.

Сейчас, судя по солнцу, около семи вечера. Получается, в отключке я был около трех часов. Не очень приятный факт. Но факт. Далее, следует учесть, что когда я в отключке, заботит меня только одно и очевидность это подтверждала.

– Мerde! – в отчаянии воскликнул я, и метнулся в ванную.

На этой ноте я уставился в зеркало около умывальника, и очень сильно (очень-очень) пытался сдержать рвотный позыв. Глаза бы мои не смотрели на себя!

Милана, уже приведшая себя в пристойный вид, появилась на пороге ванной комнаты, и мне пришлось собраться силами, чтобы не упасть на колени и не вымаливать прощения.

– Тебе больно? – выдохнул я.

Пожалуйста! Умоляю, скажи, что нет! Или хотя бы скажи, что не так сильно, как мне кажется! Меня рвало на части от сожаления. Я клялся себе, что больше стакана молока больше никогда в жизни не съем. Все, что угодно, только не делать больно ей! Почему мне это было так важно, я не понимал. Знал только каждой клеткой своего тела, что ей не должно быть больно и отныне я всеми силами не допущу повторения случившемуся.

Милана поняла мое состояние, и улыбнулась, качая головой. Она еще пытается сгладить ситуацию. Уму непостижимо!

– Нормально.

– Три часа для тебя нормально? – Я еще хватал воздух короткими порциями, но нашел в себе силы удивиться.

– Ну, не за один раз – она улыбнулась каким-то своим мыслям, а я внезапно рассмеялся.

– Ты ненормальная! – воскликнул я в невольном восхищении, а потом подумал кто этот счастливчик, что способен на такие подвиги

– Я это уже слышала. Дэн, ты не виноват. – Она еще пытается оправдать меня! Дерьмо! Уже не по-французски. А как по-испански? – Дэн, ты выжил, но твой организм стал другим. Доктор Коллен меня предупреждал.

Коллен…. Он знал. Знал, чего ожидать. Только не знал, почему я жив. Надо бы с ним побеседовать. Может, специальная терапия, или электрошок. Все, что угодно!

– Мне нужно с ним побеседовать. – Я не понял, что высказал желание вслух.

– Дэн, я не думаю, что… он скажет тебе что-то новое. – Вздохнула она. Этот вздох выдвинул на первый план другой вопрос.

– Если ты знала, какой я, то почему просила поцеловать тебя? Чтобы я превратился в чудовище? – я бросал рублеными фразами, искренне не понимая, почему она сознательно увела меня, чтобы выпустить наружу монстра.

Милана подняла на меня удивленные глаза, как будто спрашивая, почему я задаю идиотские вопросы. Но я был непреклонен. Мне нужно было знать ответ. Или она мазохистка?

– Дэн, я тебя люблю. – Просто ответила она. А я просто стоял и тупо рассматривал ее совершенное лицо. Я мог бы простоять до утра, но раздражение пробило толщу апатии.

– Любишь? – я даже не заметил, как сорвался на крик. – Ты любишь меня? Я овощ!Я даже не помню, как я очутился здесь! И тебя не помню!

Моя гневная тирада даже не напугала ее как следует.

– Дэн, ты не виноват…

Я бросил на Милану взгляд полный отвращения, и она поняла, что защита меня от воплей не самая лучшая тактика.

– Твои родители умерли, и оставили тебе все, что расположено на Ямайке. – Известие вышибло меня из колеи, и я нахмурился.

– Мои… родители? – Новость была настолько ошеломляющей, что я не сразу понял, почему держусь за раковину. Надо же! Даже не вышел из ванной. Вторым осознанием было то, что я о родителях совершенно забыл.

Марианна и Картер Латс были владельцами сети банков, расположенных на Ямайке. И тут я вспомнил. Латс. Наша семья владела всем, что только есть в Кингстоне и еще трех округах. И, насколько я понял, я наследник. Охренеть.

Я рухнул на кровать, и обхватил голову руками, пытаясь не думать о потере родителей. Что произошло? И почему я ни черта не помню?

Я должен знать все, что только возможно.

– Милана, я не помню ничего, кроме больницы. Расскажи, что знаешь! – умолял я.

Милана подошла ко мне. До этого момента она стояла в дверях, то ли боясь подойти ближе, то ли просто из нежелания двигаться. Но она подошла, и я заметил, что ее походка слегка скована, и мысленно проклял себя еще раз.

– Дэн, тебе не двадцать два, а двадцать три. Тебе исполнилось двадцать три в прошлом месяце. – Я метнул в нее напряженный взгляд, но не перебивал. – Ты теперь официально наследник империи «КейЛа» и опекун Лили и Рона.

– Merde! – Еще один пункт встал на свое место. Рональд действительно выторговывал лучшие условия для себя. Я выматерился, надеюсь, достаточно тихо. Милана улыбнулась. Значит, не так тихо.

– Не знаю, в чем причина, но пока управление в городе не на Латсе, Лили взяли в оборот на двести миллионов. По крайней мере, так я поняла из ее истерики. – Милана докладывалась по полной программе, уверенная, что эту часть жизни я не помню. Надо сказать, она права.

– На сколько? – перехватило дыхание. Получается, сестренка не выступала против меня только из расчета на погашение долга. Что ж… дважды дура! Но я был в отключке… – Сколько ей осталось?

– Около сорока. – Я поморщился. – А Рон… Я не уверена.

– Что ты знаешь? Он хотел в открытую вытащить двести миллионов, а я не знаю на что – Решив попросту игнорировать всех своих родственников с их проблемами, я все-таки хотел узнать, инвестором каких проектов «братишки» являюсь.

– Ты его знаешь,– ага, гомосексуалист-наркоман, чего тут сложного? – постоянно тянет деньги с «КейЛа». Не знаю, как сейчас, но наркотики на Ямайке появились благодаря ему. Скорее всего, находясь в « отключке» он брал у тебя разные суммы, но видимо, не сообразил, что ты .... пришел в себя. Прости, подходящего термина я не могу подобрать, я не медик. И окружают его довольно-таки темные личности, но из мелких, крупные ждут твоего прихода. Он практически все время под кайфом, мне кажется, он даже сам не въезжает, во что впутывается. Но в доме он только после аварии, до этого никто не зал, где он шляется. Как и Лили. Они были вместе.

Чего, блядь? Рон и Лили? Что этот чмошник задумал? Почему Лили? Я нахмурился, и сообразил. Ах, да. Деньги. У Рона собственный наркобизнес, а Лили очень удобно просить о мелких и крупных одолжениях. Я давно говорил отцу, что надо хотя бы основные понятия о семейном деле доводить и до женских ушей. Иначе, они остаются легкими мишенями. А уж для Рона с его способностями и подавно.

–  Ты знаешь…?

– Я не дура. И простите за то, что из-за меня тут начнётся. – голос до жути знакомый, вот бы вспомнить кто это.

–  Casus belli.

Повод к войне. Отец объявлял войну. Кому и из-за кого? Я не помню. Продираться сквозь воспоминания оказалось совсем нелегко. Я чувствовал физически, что мозг отключается от напряжения. И решил не усугублять ситуацию Как сказали врачи, мой мозг может отказать в любую секунду. Не надо насиловать его. Постепенно я вспомню.

– Что еще я не знаю?

Милана нахмурилась, но быстро отогнала грусть с безупречного лица

– Меня. Мы познакомились с тобой в десятом классе школы. – И я мог

это забыть?!!! – Начали встречаться. А потом ты разбился. – Она задохнулась, а я даже не мог подойти и утешить ее. Что я ей скажу? Не помню?!

– И ты нашла меня сейчас. Зачем? – требовательно воскликнул я.

– Дэн, мы вместе с десятого класса! Как ты не понимаешь!

– Нет, как раз эту часть я понимаю. – Смущенно начал я. – Но к чему такие сложности?

– Должен же кто-то был тебе рассказать! Хотя бы часть. – Возмутилась Милана.

– Мила… – Я вздохнул и развел руками. Она разрыдалась, а я опять запаниковал. – Что?

Сквозь всхлипы я разобрал почти заглушенные слова

– Так ты меня назвал в шк… школе. – Она подняла на меня глаза сияющего серебром неба, и меня затрясло. Но я же ничего не жрал!!

Реакция собственного организма меня несколько напрягала, что я почел за благо переместиться на противоположный конец комнаты. Меня трясло от желания заняться сексом с ней.

Милана удивленно приподняла брови, интересуясь, почему это я так резво ускакал так далеко, но я замотал головой. Надеюсь, отрицательно…

Мысленно проклиная себя и называя животным, я, заикаясь, попытался продолжить допрос.

– Мила, а если… я не совсем уверен, но теоретически… если я не буду питаться, как это на мне отразиться?

Я мучительно пытался отвлечься от требовательных призывов тела, и соображал вдвое медленнее. Если не втрое.

Милана забралась на кровать, и встряхнула волосы. Сейчас практически без косметики она выглядела настолько убийственно хорошо, что я почти сорвался со своего места. Но я удержался, и, развернувшись, отошел на те два шага, которые все-таки успел сделать в ее направлении.

Интересно, она не слышала, как я скрипнул зубами? Мне показалось, что я это сделал чересчур громко.

Милана помедлила, но ответила

– Дэн, еда – это основная потребность любого биологического вида.

Я прервал экскурс в зоологию: я уже сообразил, что это был очень глупый вопрос, питаться необходимо.

– Если что, у меня всегда был зачет по биологии. – И я, наконец, сообразил, кто счастливчик, способный на подвиги. Вот только нихрена не помню этого. Интересно, а если я в сознании, как это все будет происходить, чисто механически или с вариациями?

Милана рассмеялась. Она перестанет? Я и так едва стою на ногах!

Решив проигнорировать все до единого требования своего тела, я медленно подошел к кровати и улегся на нее, перевернувшись на живот. Да, так определенно лучше. Напряжение не так ощущается. И Милу не видать. Подальше от искушения. Так не проще ли вернуться на исходную позицию?

Подсознательный голос ухохатывался над моими жалкими попытками не замечать ее. Если не помнишь, думаешь, ты не знаешь?

Кровать несколько просела в неопределенном направлении. Наверное, Милана решила не искушать судьбу, и держится подальше от меня. Я был с ней солидарен.

Подсознание, однако, выкручивало мои мозги в противоположном направлении: ты хочешь узнать, какая она? Ты не помнишь, а я ощущаю шелк ее волос на твоем теле. Ты хочешь это узнать. Ты хочешь… Хочешь…

Не выдержав, я поднял голову и встретился взглядом с ней. Меня едва не отнесло на другой конец комнаты. Милана улеглась так, чтобы наши лица были на одной линии. Она улыбалась.

Впервые находясь в полном сознании, я дотронулся до нее.

Сдав свою машину и машину Милы в автосервис (мою в металлолом и на запчасти), мы унеслись гулять по Карибам. Солнце еще не село, но воздух стал одновременно еще более плотным и в то же время освежающим.

Мы отрывались по полной программе: гуляли, говорили и целовались. Мне было настолько необычно, что я не замечал взглядов прохожих.

Единственные места, которые мы обходили стороной, это рестораны и иже с ними. Правда, ближе к полуночи я все же уговорил Милу перекусить. Сам же обпивался йогуртом. Это единственный продукт, который не «выключал» меня совершенно, и я почти уверился, что можно питаться только этим.

Пока выживу, а там… Я знал, что первые часы после «объедаловки» меня заботит только один вопрос. Но втайне от Милы надеялся, что она меня еще захочет, и я смогу позволить себе пару кальмаров. Всего на пару часов, убеждал я себя. Или один. Или легкий салат из морепродуктов. Не больше 100 грамм, или сколько мне нужно на час?

Прислушиваясь к своим ощущениям, я чувствовал только голод и полное отсутствие желания. Значит, я хочу только во время и первый час после «включения». Необычно. Я планировал завести этот разговор ближе к утру, но мои намерения совершенно расходились с желаниями Милы.

– Дэн, ты не хочешь перекусить? – этот вопрос раскидал все мои попытки посидеть на диете.

Я посмотрел на нее, она улыбалась во весь рот. Жадина…

Пары кальмаров хватило на полтора часа. Мила улыбалась, как кошка, дорвавшаяся до клетки с семьей попугайчиков. И еще полчаса в полном сознании.

5

Всю дорогу до дома меня терзали противоположные по значению и сути вопросы.

Милана Дэвис. Это имя ничего мне не говорило. Я не помню ничего, что бы могло связать меня с ней. Кроме секса. Возможно, в прошлом, и определенно в настоящем.

Ее чувства ко мне были искренними, во всяком случае, казались таковыми. Но что-то удерживало меня от настоящего потрясения – падения в любовь. Этому не было объяснения, но…я ей не верил. Наверное, у меня психоз на фоне недавних открытий. А возможно, она просто не говорит мне всего, что знает, и бог знает, по какой причине. Ладно. Пока что уподоблюсь Скарлетт О,Хара и «подумаю об этом завтра». Сегодня уже нечем.

Другой вопрос более приземленный, чем вышестоящий: чем и когда я должен питаться. Организму после хорошей встряски просто необходимо было подкрепиться, но терзать Милу после не самого легкого дня было, как минимум, эгоистично.

Я хотел есть. А после еды мне хочется…. Нет! Единственный вариант литра два йогурта или кефира.

Ого! Еще одно желание налетело, и руки затряслись как у наркомана: мне захотелось выпить.

Интересно, если слопать курицу в винном соусе, выхлебать бутылку виски и попросить охрану привязать меня к кровати, будет не так страшно? Идея! Хотя…лучше проконсультироваться у Коллена.

Коллен… умник из госпиталя многое знал, о многом догадывался. Как много он знал? О каких догадках он сообщил Милане и о скольких умолчал?

Милана…

Сообразив, что совершаю «двадцать тысяч лье вокруг себя» по второму кругу, сумел отбросить (на время) все горькие мысли.

Такси остановилось за две мили от дома. Таксист, веселый малый, всю дорогу трещавший о трудностях извозчичьего дела, внезапно притих, поглядывая то в темноту, то на меня, наконец, он хлопнул себя по фуражке.

– 2148. Точно! Вы к Латсам? – собственное имя заставило меня повнимательнее прислушаться к монологу водителя. Я утвердительно кивнул, не вполне понимая к чему эти вопросы. Как будто своих не хватало!– У них сегодня вечеринка!

Я его уже не слушал: вечеринка! Дьявол бы побрал всех, кто эту вечеринку придумал!

Мысленно проклиная Лили, Рона и себя за компанию, я пробирался через воплощение мечтаний любого автолюбителя-механика: «Порше», «Ягуары», «Ауди», «Мазды», «Хаммеры», «Феррари» всех расцветок и моделей, «Мерседес» … Мерседес?!

Несмотря на занимаемый им сенаторский пост графства Сарри, Келлан Джейл сохранил привычку посещать спортивный зал. Его физическая форма и мужественное, но открытое лицо всегда приводили в восхищение женскую половину избирателей. Молодежь же он подкупал своей демократичностью, и длинными волосами, которые он по давно укоренившейся привычке поколения «металлистов» собирал в конский хвост. Седина, слегка тронувшая его волосы, только оттеняли его очарование для взрослой части населения и поколения «NEXT». Но не только внешность и демократичность помогали ему обойти конкурентов на политическом Олимпе. Он умел заставить слушать и воплощать в жизнь решения и пункты своей предвыборной программы. Его любили, и что самое важное, он любил своих избирателей. И делал все, что мог для их блага. Правда, о методах история деликатно умалчивает. И насколько я понимаю, методы обеспечивала наша семья.

Я заторопился, но не успел как следует разогнаться и опрокинуть еще пару- тройку официантов, как сенатор уже сам разыскал меня и стиснул в медвежьих объятиях. Интересно, как он умудряется меня находить? На запах, что ли?

– Дэн, мальчик мой! Как ты? О Лили и Роне не спрашиваю, их такие вещи мало волнуют, пока есть пара другая миллионов долларов в чьем-нибудь кармане. Как ты, сынок? – сенатор весь лучился добродушием и участием. Я с заметным опозданием вспомнил, что он брат моей матери. Горло перехватило, но я максимально честно ответил

– Не знаю. Еще не понял.

Дядя Келлан меня похлопал по плечу и отвел в сторону.

– Да, удар неожиданный. Но мне кажется, сейчас ты более… – Он замялся, а я понял, что когда обрушилось известие о гибели родителей, я был малость в отключке.

– В этом смысле точно. – Я скинул кроссовки и носки, и окунул ноги в теплую воду бассейна. – Нет, тогда я вообще не соображал ничего.

Я подозвал официанта и ухватил с его подноса бокал с виски скорее по привычке. Другая же привычка заключалась в том, что я не мог пить при родителях и дяде. Поэтому я просто перекладывал бокал из рук в руки, все четче понимая, что пить не хочу и не могу.

Дядя скинул туфли, носки и примостился рядом. Со стороны мы, наверное, напоминали двух подростков на вечеринке без родителей: девочки, компьютерные игры, алкоголь и свобода, но это мой дядя.

Сенатор доверительно наклонился и произнес, больше обращаясь к бокалу в моей руке.

– Мне показалось, что ты…– он умолк, а я взорвался от любопытства

– Ой, дядя, не тяни! – а про себя подумал, что ни одна выдумка не может быть хуже того, что творилось со мной в реальности.

– Ты на колёсах? – выпалил он, и уставился на меня.

– А? Чего? – я расхохотался, а дядя продолжал угрюмо рассматривать меня, все больше убеждаясь в своей правоте. – Дядя, ты меня с кем-то путаешь!

Я еще фыркал, пока он неодобрительно рассматривал мое истерическое веселье. Но, похоже, я его не убедил.

– Нет, серьезно. Наркота меня никогда не привлекала. Просто… после аварии на меня как будто ступор нашел. Если абсолютно честно, только вчера до меня дошло, что я опекун Лили и Рональда.

Сенатор нахмурился и вытащил ноги из воды.

– В этом я солидарен с решением твоих родителей. Ни Лили, ни Рон не могут ничем распоряжаться.

– Почему? – возразил я. – Могут. Собой.

Дядя скривился и улыбнулся, заметив, что я скопировал его выражение. – 

Я ведь тоже ненормальный. –Когда поем. И снова скривился.

Сенатор еще не снял своих подозрений на мой счет, о чем незамедлительно проинформировал меня.

– И все-таки ты другой. Я впервые вижу тебя смеющимся.

Я успокаивающе похлопал его по руке.

– Дядя Келлан, я изменился, но это…– я кивнул на бокал виски в своей руке – мой первый бокал с алкоголем за пять месяцев. Интересно, что со мной будет после него? – я задал свой вопрос вслух и задумался, не замечая, как на мое признание отреагировал дядя.

Мое желание пошутить сенатор явно воспринял как издевательство. Он напрягся и вскочил с бортика, а я не на шутку перепугался. Что с ним? Дядя заговорил, чеканя каждое слово

– ПЕРВЫЙ БОКАЛ С АЛКОГОЛЕМ ЗА ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ?!

Он что, хотел, чтобы я бухал? Что-то я не въезжаю…

– Ты хочешь сказать, что держишь свою первую дозу алкоголя с аварии?

Сбитый с толку я кивнул

– Ты хочешь сказать…. – у него не хватило дыхания, а я все еще туго соображал, что он хочет услышать. – Хочешь сказать, что месяц назад, находясь в здравом уме и твердой памяти, ты посетил ИТАКУ?

Я не сразу расслышал кавычки в названии острова и равнодушно пожал плечами

– Возможно.

– «ИТАКУ»?

Он сорвался на визг, и я начал соображать. От неожиданности меня повело в сторону, и я опрокинул бокал. Голова раскалывалась…

«ИТАКА».

Клуб для очень богатых людей с определенными желаниями и наклонностями. За определенную сумму равную годовому доходу американской семьи можно получить любое тело, находящееся на территории клуба: женщина мужчину, и наоборот, мужчина мужчину, женщина женщину. Любого, кого захотел.

Половина законников и обычных граждан требовали закрыть этот бордель, но вторая половина были завсегдатаями «ИТАКИ», и выступало против этого, так как клуб юридически являлся местом встреч по интересам, а плату за услуги посетители не брали. Только за вход.

Вторая часть этого осознания заключалась в том, что я был хозяином «ИТАКИ».

Сенатор Джейл тем временем окончательно вышел из себя: воспользовавшись нашим удаленным расположением от основной массы гостей, он пнул меня ногой, добиваясь ответа. Мне повезло только в том, что он был разут. В противном случае я давно бы уже принимал незапланированный душ.

– Дядя, что ты хочешь услышать?– устало спросил я, морально уничтожая себя.

– Ну, ты и нахал, Дэниэл Латс! – от такой наглости дядя растерял все свое желание поорать еще суток трое.

– Дядя, я совершил много худшее, чем посещение «ИТАКИ» без маски. – Опережая его вопли, перебил я, стискивая голову как в тисках, пытаясь вытравить из нее ощущение дерьма, в которое вляпался. – Дядя, я не колюсь и не нюхаю.

Я не могу рассказать всего, потому что сам мало что понимаю . После аварии у меня бывают провалы, я не помню ничего. Прости. Поэтому мой ответ: возможно.

Дядя снова уселся рядом со мной. Он долго молчал.

– Дэниэл, я могу помочь?

Я еще не рисковал смотреть ему в глаза.

– Вряд ли. Я сам не знаю, что творится.

Теперь дядю терзало любопытство

– А что ты сделал настолько плохого, что посещение «ИТАКИ» стало как бы возможным?

Я усмехнулся, но говорить правду все равно нельзя.

– Переспал с Миланой… – пробормотал я себе под нос.

Дядя вскинул брови

– Так вы с ней же… – Дядя спохватился и умолк, а я невольно вздохнул с облегчением.

Ну, хотя бы убедился, что мы действительно знакомы.

– Спасибо. Но я ее не помню – Признался я.

– Мдааа- с некоторой долей сарказма протянул он.

– Угу. Дядя, я надеюсь, ты не обидишься, но мозги реально закипают. – И я не знаю, смогу ли уснуть на пустой желудок. Я поднялся с бортика бассейна, засунул носки в карман джинсов. Дядя тоже встал, и перехватил у пробегающего официанта полотенце для ног.

– Дэн, остался только ты. – начал он. – Тебе нужно заняться «КейЛа». Там скоро начнётся бардак.

– Догадываюсь. – Я могу рассчитывать на него. – Пока, дядя Келлан!

Мне стало легче: Келлан Джейл мужик то, что надо!

На ходу раскланиваясь с гостями (краем глаза я заметил, что Лили уже купается в вечернем наряде в бассейне), я направился к дому.

Ноги на автопилоте привели меня в мою спальню. Я, наверное, еще не вышел из подросткового возраста, но постеры с изображением моих любимых «MUSE», « ACDC» и Мика Джаггера подействовали успокаивающе.

Я доковылял до постели и, не донеся голову до подушки, вырубился.

6

Кто сказал, что миллионы не нуждаются в пересчете, даже если их много?

Изобилие ведет к беспечности, а беспечность часто наказуема. Особенно в отношении миллионов и финансовых проверок.

На данном отрезке времени именно в моих руках сосредоточилось состояние семьи Латс. И только от меня зависит, будет ли это доверительным, другими словами, беспечным управлением, или нужно все-таки научиться считать их?

Сначала проверим, в каком состоянии эти миллионы, а потом решим.

Эта мысль разбудила меня около девяти утра. Немедленно забурчал изголодавшийся желудок. А вот и нет! Сначала дела, потом…. Поживем – увидим.

Зная, какой дресс-код принят в деловом мире, я, тем не менее, переступил эту черту – деловые костюмы не для меня. Порывшись в гардеробе, я наткнулся на серую рубашку, и, невесть как туда завалившиеся, брюки относительно строгого покроя. Сойдет! Главное, не заправлять рубашку, навыпуск она смотрится лучше. Мельком глянул в зеркало.

Спустившись вниз в поисках небольшой спортивной сумки, не утерпел и выпил литр йогурта. На всякий, как говорится, пожарный случай, захватил с собой еще пару бутылок.

Как только закончил комплектовать «провизионную корзинку», на пороге появилась Лили, умопомрачительно красивая, но … «Но» решало многое.

И почему-то мне стало неуютно от предубеждения насчет неё. Как будто мне искусственно внедрили информацию о том, какая она сволочь. Но я не помнил ее такой. Я попробовал отрешиться от всего что знал, и воспринимать ее здесь и сейчас. Я ведь действительно не помнил, почему так зол с ней. Я помнил, что любил ее. Но абсолютно не мог представить причину того, чтобы переспать с ней. Она же сестра. Как я мог это сделать? И почему она позволила?

– Дэн, – меня перекосило, и я поспешил отвернуться. – Мне нужны деньги.

Вот и причина. Только не объясняет ни хрена ничего.

– И?

Лили вышла из себя за долю секунды, а я все равно не мог относится к ней предвзято.

– Блядь, Дэн, мне уже тоже остохренело клянчить у тебя! Почему ты не выдашь мне мою карту? –потому что понятия не имею, на что тебе нужны деньги, если мы с тобой трахались. И слава Богу, что я ни черта не помню этого.

Вслух однако сказал

– Ли, давай договоримся, что не будем разговаривать на эту тему, пока я не въеду во все, что там творится. Я ведь даже не знаю, что на тебя записано. ОК?

Изобразив на лице святую невинность, она приоткрыла губы в милой очаровательной улыбке и капризным тоном произнесла

– Ну, ты же не продинамишь свою любимую сестренку?

Я коротко усмехнулся, но все-таки выпустил «парфянскую стрелу»

– Не сейчас! – и выскользнул за дверь.

Вслед мне донесся грохот и проклятия, которые совершенно не соответствовали сыгранному ей образу пай-девочки. Еще раз улыбнувшись, я загрузил спортивную сумку с йогуртом в «Порше» и отчалил в головное управление «КейЛа» в деловом центре.

Управляющий Марк Кори готов был растечься киселем при виде меня: весь его облик говорил об услужливости и желании быть полезным, но я коротко кивнул на его приветствие, и мы заторопились в его кабинет. Кабинет президента пустовал, я не мог заставить себя переступить порог. Пускай остается как есть. Я еще не готов….

Каждый в головном управлении «КейЛа» занимался доверенным участком: Джаспер Харпер – порты и мусоропереработка, Элис Грин – рестораны, гостиницы и казино, Эдвард Дредд – автосервисы и строительство, торговые центры, Джейн Ривер – больницы, стоматологии и аптеки, Джеймс Хейл – банки и все клубы. Мне стоило огромных трудов не опустить пристыженные глаза: Хейл, скорее всего, знал о моем визите в «ИТАКУ». А мы с ним не настолько знакомы, чтобы я мог просить его о чем-то: он работает чуть больше года, и я не мог спросить его, что именно я там вытворял.

Помимо управления на каждом из участков работало около двухсот человек, и за всем этим нужен был глаз да глаз. Как только отец с этим справлялся! Спазм сжал горло, и пришлось откашляться, благодаря сотрудников за участие и поддержку в этот нелегкий период.

Разобравшись с официальной частью, я приступил к деталям своего посещения. С шестнадцати лет отец определил мне сферу ответственности – ночные клубы и «ИТАКУ». Поэтому все, что там творилось: напитки, еда, охрана, девочки, и прочие сопутствующие моменты- за все отвечал я. Сейчас приходилось в экстренном порядке вникать во все остальное.

Через несколько часов мне осталось сказать самое главное. Не вставая, я крутанулся на кресле, поворачиваясь к сотрудникам, что было не совсем вежливо по отношению к Кори, так как он оставался в стороне.

– Я знаю, что, скорее всего, не соответствую вашему представлению о руководителе «КейЛа», вам многое не нравится во мне. Некоторым не нравлюсь лично я как досадное вмешательство в охраняемую империю. – Кори хотел было возразить, но я жестом попросил его помолчать. – Но одно вы должны усвоить прочно: я любопытен.

Я немного помолчал, ожидая прямых вопросов, но видел только нескрываемое уважение, если не ко мне, то к моим действиям точно. Единственные, кто не был заинтересован, так это Кори и Хейл, но Хейла я успею обработать, он гибкий, а с Кори определенно возникли осложнения. Но мои наблюдения прервал высокий смех Элис Грин.

Я искоса взглянул на нее, и, не успев подумать, широко улыбнулся. Элис смутилась, но я уже отпустил их. Мне просто необходимо было переговорить с Кори. С Кори, который был управляющим более семи лет. Очень трудно, но… «Но» решало многое…

Если бы не авария, то в мое тридцатилетие я встал бы во главе «КейЛа», а отец стал бы управляющим, или, как мы его называли, исполнительным директором. Все нити Кингстона, политические и административные были бы у него, а я продолжал бы управлять всем остальным, советоваться с отцом, если случалось что-то из ряда вон выходящее. И отдавать приказы.

– Мистер Кори… – начал я, но Марк меня перебил

– Дэниэл, что это за спектакль вы устроили? – вторая ошибка за сегодня. Мне стало трудно дышать от тех слов, которые я должен был сказать, но…. Кажется, этот предлог сегодня претендует на девиз дня. – Вы, молодой человек, опозорили меня перед коллективом! Как будто не я отвечал за компанию перед вашим отцом…

Он мог продолжать еще долго, но я достаточно жестко перебил его

– Довольно! – не обращая внимания на его явное желание выдать мне по полной программе за то, что бесцеремонно оборвал его, я уселся в его кресло и пристально разглядывал его, со злорадным удовлетворением замечая, что лоб Кори покрылся бисеринками пота. Похоже, до него дошло, что он разговаривает с Латсом.

– Довольно. – Уже мягче сказал я. – Мне нужны подробные отчеты об официальной и не очень деятельности «КейЛа». Также будьте добры, передать мне абсолютно весь список «паутины», включая шестерок.

Кори удивленно вскинул брови, но свое мнение предпочел оставить при себе. Мудрое решение…А я продолжал

– Мне нужны отчеты с разбивкой по статьям расходов, и отчеты, которые мы предоставляем в органы по финансовому мониторингу. Да, и еще. Они должны быть разбиты поквартально и итоговые. За период, м-м-м…скажем, лет семь.

Тут уже он удивился настолько, что решил уточнить

– Семь?

Я широко улыбнулся, и доверительным голосом сообщил

– Мне нравится эта цифра. Скажем через неделю. Опять цифра семь… Люблю ее.

Оставив его удивляться дальше в одиночестве, я решил пробежаться по отделам, мысленно поздравляя себя со столь удачным решением.

Первым на моем пути был седьмой этаж. Банки. Отлично!

Я засунул голову в приоткрытую дверь и спросил, уточняя

– Можно?

Джеймс вскочил из-за стола и удивленно приподнял брови. Нет, конечно, он не возражал, а я скромно примостился в конце стола для переговоров напротив кресла управляющего. Джеймс испытующе смотрел на меня, и различные эмоции сменялись на его лице, пока он не совладал с собой.

– Меня не нужно бояться. – Успокоил я его. – Я не питбуль. У вас оригинальный кабинет: сначала вы, затем основной персонал.

Кривая усмешка скользнула по его лицу, когда Джеймс понял, что я выбрал, в общем-то, нейтральную тему. Я хотел услышать его голос. Ему любопытно? Он молчал, но я был терпелив.

– Хозяин обычно спрашивает с управляющего, а не с уборщиц.

Плюс сто. Я рассмеялся.

– Так держать! Мы сработаемся, обещаю.

И выскочил из кабинета, хихикая как ненормальный. Впрочем, я им и был. Решив больше не трепать нервы сотрудникам, как минимум, еще неделю, я выскочил из лифта сразу в гараже, и перемахнул через дверцу авто, даже не удосуживаясь открыть ее. Впрочем, «Порше» с откидным верхом позволял делать такие маневры.

Через десять минут я уже на сумасшедшей скорости несся к дому. Но еще через минуту я остыл, и понял, что дома меня ожидает Лили. Резко нажал на тормоз и развернулся в обратную сторону.

Все, что угодно, только не Ли. Я не знал с чего начинать разговор с ней. И мне нужно было знать для чего ей нужны деньги. А этот вопрос я не успел обсудить ни с Хейлом, ни с Кори.

Я нарезал круги по городу, но ничего не помогало вылезти из ощущения провала, ничто не помогало вспомнить….

Я помню практически все, что связано с моей семьей, но не помню других. Как будто я сознательно закрыл дверь в подсознание для них.

Однако я понял, куда я хочу попасть. Я стремился туда, не отдавая отчет в своих действиях, и был уже на месте.

Я набрал номер Миланы.

– Алло… – робко ответила она, я немного помолчал, собираясь с мыслями.

– Привет.

Неужели она думала, что я не позвоню? Я в жизни не был заинтересован в ком-то так сильно. И дело даже не в том, что она единственная, кого я знаю, но не помню. А дело в том, что… Нет. Не время для признаний. Хотя на языке оно вертелось, готовясь сорваться в любой момент.

– Дэн… – Мила не удержала ровный голос и всхлипнула.

– Это же всего навсего я. Прекрати реветь, прошу! – я постарался сделать голос как можно соблазнительнее, хотя убей не знаю, чем он отличается от обычного. -Сколько тебе нужно времени, чтобы быть ярче солнца?

Я добился своего и в трубке раздался мелодичный смех.

– А почему ярче солнца?

– Луну и звезды ты уже затмила. – Я не кривил душой. В трубке воцарилось молчание, а я ждал, потихоньку теряя терпение: так сильно я хотел ее увидеть. Про другие желания я не вспоминал. Я просто хотел увидеть ее и услышать ее голос.

– Двадцать минут? – это прозвучало как вопрос.

– Полчаса. – Великодушно разрешил я.

За пятнадцать минут я объехал все цветочные салоны, пока не нашел то, что искал: белоснежную розу на длинном стебле, источающую неповторимый аромат цветка высшего сорта.

Наверное, я смотрелся весьма странно, восседая на капоте «Порше» с розой, но мне было в высшей степени безразлично, даже если проезжающие на пляж туристы и местный бомонд выразительно крутили пальцем у виска.

Я стоял у парадного входа двухэтажного особняка и ждал Милану. Я уже знал, что купил ей этот дом, но не помнил этого. Мне нестерпимо захотелось увести ее к себе, но тогда ей пришлось бы общаться с Лили и Роном, а общение с моим «любимым» родственником всегда казалось мне подвигом.

Я опешил. Я никогда в своей жизни не видел ничего более совершенного и прекрасного, чем Милана в коктейльном платье и волосами цвета зимнего ночного неба. Как и на небе, сияли звезды – ее глаза. Черный атлас оттенял ее белоснежную кожу, и казалось, свет искрился, отражаясь от ее волос.

Перед глазами возникло видение: Даная, ожидающая своего повелителя Зевса – Милана, не менее прекрасная, в ожидании любви. Она казалась спящей, но трепет ее тела, ее отклик на прикосновения рассеивали эту иллюзию. Мои пальцы очерчивали ее совершенные формы. Я обводил пальцами ее губы, скулы, шею, плечи, грудь. Рука спускалась все ниже, пока не коснулась самого сокровенного тайника ее тела. Ее губы слегка приоткрылись, выпуская на волю вздох удовлетворенной страсти, удовлетворенной, но еще жаждущей. Я приподнялся на локте, с нескрываемой нежностью взирая на нее, и прошептал что-то.

Мне хватило вдоха, чтобы вернуться обратно. Я шагнул к ней, и она, смущенная, приняла цветок.

Я мог бы простоять так еще немного, но Мила отступила на полшага, высматривая что-то, чего ожидала.

– Я ошибался. – Мой голос был хриплым от потрясения. – Ты не ярче солнца. Ты новая Вселенная.

Она рассмеялась, и мы поехали в самый шикарный из ресторанов «КейЛа». Я намеревался провести романтический вечер, впрочем, ужин предполагался только для Милы.

Как обычно, у нее в отношении моей диеты были свои планы.

Ее волосы в беспорядке лежали на подушке, навевая непристойные мысли. Но я хотел в точности знать, что именно говорил ей тогда.

Мои пальцы заново открывали знакомые, но не менее загадочные уголки моей Данаи. Так же как тогда, я прошелся по всем изгибам трепещущего тела, и так же как тогда, понимание пришло в обход мысли. Я склонился над ней, ловя ее вдох своими губами. Я узнал, что сказал тогда. Но тогда это было утверждение, сейчас эти слова звучали в моей голове как вопрос. Наверное, слишком много оставалось вопросов, но ответ на самый главный из них я узнал.

Я приподнялся на локте, с нескрываемой нежностью взирая на нее, и подумал те слова, что шептал ей в воспоминании «Люблю тебя».

7

А так ли важно вспоминать?

Можно ведь жить сегодня, и не окунаться в тревожащее сознание прошлое. Тем более ответы равнозначны по определению: я любил Милану и тогда, и не сомневался, что люблю сейчас.

Я был умиротворен этой мыслью настолько, что даже не заметил, как подъехал к дому.

Все-таки память странная штука: я вспомнил себя с Милой, но совершенно упустил из виду другое.

Это я понял тогда, когда открыл дверь и со всего размаху врезался в какую-то штуковину. Я покачнулся, и второй снаряд достиг меня. Я не успел увернуться, а Лили уже схватила следующую фарфоровую статуэтку.

– Ты чего творишь? – взревел я, отмахиваясь от еще одного снаряда и, кажется, сломал пальцы…

– Ты – мразь, Дэниэл Латс! Ах, вот как мы заговорили!

– Ли, я не убью тебя сейчас только потому, что еще надеюсь выдать замуж. Так же надеюсь, что всех денег, которые лежат на моем – я подчеркнул это слово – счете хватит, чтобы убедить этого несчастного в том, что ты идеальная супруга.

Лили опешила настолько, что разжала руку, и статуэтка (я узнал голландский фарфор, который мать привезла из поездки по этой стране) покатилась по полу. Мне хватило времени как раз настолько, чтобы, не подвергаясь обстрелу, подняться на вторую ступеньку.

И голова раскололась надвое.

Я еще не успел сообразить, что рано списал сестренку из снайперов, как уже оказался около нее, и схватил, намереваясь задать трёпку. И успел заметить вызов в ее глазах.

Оттолкнув ее, я пулей взлетел наверх и чуть не выломал дверь, пытаясь закрыть ее за собой.

В бешенстве пересекая комнату, я пинал ни в чем не повинную мебель, даже если она стояла в стороне от моего «бегового трека». Голову саднило и, проведя рукой по шевелюре, я обнаружил довольно глубокую ссадину на виске.

Обматерив и себя, и Лили, и вообще все на свете, я скатился вниз в поисках аптечки, напугав (уже который раз!) весь обслуживающий персонал. Тщетно переворошив комнату, используемую нами как склад для всякой всячины, я метнулся на кухню

– Где аптечка? – процедил я сквозь зубы.

Испуганная мулатка жестом указала на дверцу какого-то шкафчика. Я распахнул дверцу, схватил легко узнаваемую автомобильную аптечку, и выскочил из кухни, начисто игнорируя тот факт, что от моего неистового вмешательства шкаф сорвался со стены и рухнул на пол, сея обломки и осколки. Работники в испуге прижались к прочей мебели, которую я еще не обрушил.

Вихрем взметнувшись на второй этаж, я растрепал аптечку. Еще раз выматерился: в аптечке не было спирта. Ругнувшись, уже более спокойно (не двести тридцать, а двести пятнадцать километров в час) спустился в гостиную и захватил все бутылки виски из бара.

Работники меланхолично кружились, приводя и гостиную и кухню в порядок, талантливо делая вид, что не видят меня.

Щедро плеснув виски в широкий бокал, я всю эту порцию ливанул себе на висок и зашипел от боли. Когда боль от спиртового ожога утихла, я уже приканчивал четвертый бокал виски. Но совершенно успокоился я только после второй бутылки.

Я в жизни руку на женщин не поднимал. А на Лили и подавно. И все же она ждала удара. Значит, ей знакомы неприятности. Интересно, кто ее просветил? И какого черта я ничего не помню об этом? Видимо, прошлое намного темнее, чем я представлял себе.

Почему-то алкоголь не оказывал на меня совершенно никакого действия. А ведь раньше хватало всего бутылки, чтобы почувствовать, что мне достаточно.

Я расправлялся с третьей по счету, сидя на полу, когда дверь тихонько скрипнула, и в комнату скользнула Лили. Ее появление не произвело на меня ровно никакого впечатления. Я знал, что это возможно: деньги ей еще нужны были. Безразлично кивнул ей, показывая, что она может присоединяться.

Она села по-турецки на пол и плеснула себе виски в мой же бокал, даже тот факт, что она одним глотком прикончила полный бокал, не впечатлил меня. Я продолжал смотреть перед собой.

Я молча потянулся за бокалом, и Ли, так же молча, протянула мне его. Опорожнив его, я налил и ей, она, не поморщившись, проглотила содержимое, внимательно разглядывая меня.

– Сколько тебе нужно?– Безразлично спросил я, и Ли просияла

– Дэн, я знала, что ты прелесть!

Лили решила проявить великодушие, но я прекрасно видел, что только правила приличного поведения не позволяли ей в открытую обыскивать меня в поисках портмоне, как сделал Рон. Она протянула руку и слегка коснулась ссадины на моем виске

– Не болит?

Это была не реакция, это была необходимость. Такая же важная, как необходимость дышать. Я прекрасно сознавал, что творится, но я не мог остановиться! Все мое существо отчаянно сопротивлялось, но тело жило собственной жизнью. Я мучительно пытался сказать «Ли, останови меня», но спазм сжал горло, и говорить я не мог в принципе.

Ужас того, что случится вот прямо сейчас, взорвало мой мозг вполне осязаемым похмельем. Я протрезвел в считанные секунды, хотя похмелье надвигалось неотвратимо. Однако, я смог оттолкнуть сестру

– Какого хрена ты творишь? – мы творим ..... Мысленно поправился я.

Ли подняла голову и тут я впервые увидел ее глаза так близко. Без признаков радужной оболочки и мыслей. Ее трясло. Она пожала плечами и потянулась за оставшейся бутылкой виски, доставая из кармана почти содранных шорт какие-то таблетки

– Какого хрена! – взорвался я и выбил из ее рук и таблетки и выпивку. – Ты совсем ёб.. свихнулась? – я испытывал огромное желание нахлестать ее по щекам, но боль похмелья вытесняла остатки разума. Еще чуть-чуть, и я буду выть от боли, и знал это, как и то, что передо мной не Лили Латс.

– Мне нужны деньги – ломким голосом протянула девушка, в которой я не узнавал сестру.

– Так ты из-за денег чуть было..... –я задохнулся, все четче понимая, что еще одна подобная фраза, и я просто вытащу ремень и отстегаю ее.

– Какая разница, Дэн. – сказала она, шатаясь. – если уже было, то почему бы не сделать снова.

Боже мой! Вот это все сейчас говорит МОЯ СЕСТРА. Ее штормило по всей комнате, а я соображал, что мне нужно сделать. И знал, что не успею ничего, так как боль уже была прямо в моей голове. Я стал задыхаться

– Возьми карту, и чтобы я не видел тебя больше.

Кивнув в сторону стола, на котором лежал портмоне, я стиснул голову, пытаясь раздавить ее как орех. Сдохнуть! Прямо сейчас!!!

Лили, все еще качаясь, умчалась, сжимая в руках свою добычу, и зовя Рона.

Почему Рон? Зачем ей деньги? Какого хрена я сейчас чуть было не устроил? Что, блядь, творится? Ли на наркоте. И у нее какие-то дела с Роном.

Эта мысли жалили меня как пчелы. Нет, пчелы умирают после первого укуса, а меня жалили одни и те же змеи. Меня даже не тошнило. Получается, алкоголь для меня хуже еды.

Услышав шум двигателя, я даже не повернул голову, невзирая на то, что узнал мурлыкание «Порше».

Я сидел и думал…

Тягуче в голову вползла непрошенная мысль, что получив деньги, их еще долго не будет дома. Чувствуя себя слабаком и деградирующей личностью, я, тем не менее, откупорил последнюю бутылку, и выхлебал ее из горла, предварительно заперев дверь.

Меня накрыло жаркой волной, я не сопротивлялся. Все равно не забуду, вот только Милана…

Я воскресил в своей памяти Милану, все четче понимая, что я в заднице. Она мирилась с моими провалами, но ей было не совсем уютно со мной, зная, на что я способен, когда поем. Теперь же мне надо смириться с тем, что я чуть не сотворил, будучи пьян и в полном сознании…. Возникает другой вопрос: стоит ли Миле знать об этом. Выбора не существовало.

Она должна знать и это.

Боль не утихала. Она переплывала из одной половины черепной коробки в другую. От боли мне хотелось кататься по полу. Вторя волне, я закричал. Я подчинился боли. Она была настолько эгоистичной, что мне удавалось не думать о своей чудовищной природе и своих поступках. Я выл от боли.

Как сквозь вату слышал стуки в дверь и испуганные возгласы.

Милана, люблю тебя!

Сквозь боль пришло воспоминание моих прикосновений к ее телу. Я вспоминал и плакал.

Боль, совершив чудовищный рывок, вторглась на запретную территорию, и память скользнула в неизвестном направлении. Я помнил…

Я очень молодой стоял в гостиной и ждал кого-то, критически разглядывая себя в зеркале. Смокинг туго облегал мое молодое (я понимал это), мускулистое, но еще несовершеннолетнее тело, но я не выглядел молокососом. Скорее, был просто юным. Я провел рукой по лицу, проверяя, гладко ли выбрит, и тут услышал стук каблучков на лестнице. Я отшатнулся от зеркала, и рука рванулась за спину, пряча что-то колючее. Цветок.

Я во все глаза смотрел на Милу, спускающуюся в вечернем платье. Меня захлестнуло понимание, что платье на ней тогда было точной копией вчерашнего наряда. Точнее, наоборот. Даже волосы были уложены также. Теперь я понимал, что она хотела увидеть вчера. Я вспомнил, но не совсем то, что она ожидала.

В своем воспоминании я онемел. Немного робея, я вытянул из-за спины руку с белоснежной розой на длинном стебле, и так же смущаясь, она приняла цветок. Я наклонился и приложился губами к ее руке. Мила зарделась, а я охрипшим от желания голосом, (тогда это было осознанное неприкрытое желание!) пробормотал

–  Богиня Луны, побледнев от зависти, скрылась с небосклона…

Как и вчера, необходимость дышать вытолкнула меня и скрутила жгутом потерявшая свои позиции боль. Я же хотел вспоминать…

Снова засвербело обожженное горло. Похмелье… давно ли я последний раз чувствовал его?

–  Готовь попку, сладкий, сегодня ей придется много работать.....

–  У тебя маленький рот. Интересно, его член помещается полностью?

Господи, а это что за срань господня? Фразы всплывали в голове хаотично, без привязки к воспоминаниям. И во всех выражениях я слышал голос Рона. Это были его слова. Во рту стало кисло от подступившей тошноты.

На ватных ногах я побрел в ванную и подставил голову под кран с холодной водой.

–  Ты вернулась?

– Разумеется …

Боль, терзавшая мою голову, совершив последнее отчаянное усилие и постепенно утихая, выбросила напоследок мне еще одно воспоминание: снежинки, воронкой кружившиеся в свете одинокого фонаря. И спина мужчины, постепенно удалявшаяся от меня. Я знал его, но память, действительно, ненадежная штука.

Озаренный догадкой я медленно поднял лицо над раковиной.

Боль утихла, и я рухнул на пол, отделанный кафельной плиткой.

Боль возвращает память! С этой мыслью я вырубился на ледяном полу.

8

Кажется, я предусмотрел все: недельный запас йогурта, три ящика виски и, самое главное, полное уединение. Правда, для выполнения этого пункта пришлось приобрести крохотный островок Карибского бассейна с не менее микроскопической хижиной. Единственным условием была полнейшая изоляция и наличие электричества, чтобы йогурт не испортился.

А для гарантии отсутствия всяких «нехороших» желаний я решил навестить Милану. Абсолютно эгоистично и абсолютно неромантично, но безопасно для окружающих. На данном этапе меня это устраивало. Как только память восстановится (я искренне надеялся на это), я извинюсь перед ней.

И срочно надо избавится от Ли. Я не узнавал ее. Я глядел на нее и видел дно. То, что было моей сестрой – не она. Я не знал эту женщину. Знал только одно – это не могла быть Лили Латс. Лили Латс в жизни бы не стала бы терпеть попытку изнасилования. А ведь то, что произошло, не было ничем иным. Тем более ради денег. И черт! Я ведь ее брат. Что с ней случилось? Она стала почти проституткой, только тарифом была не сотни, а миллионы.

Хотя… я же тоже не подарок, однако, Мила терпит это. Только каких душевных сил ей стоит это терпение, я не представлял

На мое радостное приветствие Мила отреагировала более чем специфично: подошла ко мне вплотную и вдруг с гримасой отвращения оттолкнула меня

– Яд! – выплюнула она на прощание и скрылась в комнате.

Я стоял, мучимый непониманием. Я даже подумал о том, что она с кем-то другим

Ревность сожгла все на своем пути, включая гордость. Гордость… такое же несовременное понятие, как ревность и супружеская верность. Но именно гордость (или самолюбие?) мешала мне спросить, чем вызвано это отторжение. А раз она мешала, значит надо от нее избавиться.

Наступив на горло желанию послать всех и вся по известному даже ребенку адресу, я осторожно постучал в дверь комнаты, за которой скрылась Милана. Отбросив подальше все то, что в нормальном мужчине считалось достоинством, я тихо сказал, обращаясь к дверной коробке

– Милана, я не помню с чего у нас все начиналось. Знаю только, что не могу и не хочу отпускать тебя сейчас. … – ревность еще сковывала язык, и слова получались другими. Не такими, какими я хотел сделать предложение любимой девушке. – Меня не будет ровно неделю. Прошу, подумай! Я прошу стать моей женой.

Секунду спустя до меня дошло, что я прошу выйти за меня замуж женщину, которая возможно пару минут назад вылезла из постели другого мужчины. Мне было все равно. Или нет?

Я пулей вылетел из дома Милы, словно все черти преисподней устроили погоню за моей персоной, и рухнул на заднее сидение такси, которое должно было доставить меня к пирсу.

Чтобы добраться до одного из островов Горда, я нанял яхту, чтобы максимально снизить порог искуса.

Наказав капитану вернуться ровно через неделю, я принялся осматривать свои владения.

Остров полностью оправдал мои надежды: около сорока миль в окружности, изолированный от туристических маршрутов, он был бы находкой для потерпевших кораблекрушение и для запоев.

Искупавшись в лагуне с кристально чистой водой, я сообразил, что допустил небольшой промах – смены белья и одежды я не взял. Ну и черт с ними! Все равно меня никто здесь не увидит, кроме представителей местной фауны.

Скинув с себя черную футболку и шорты, я остался нагишом и растянулся на белоснежном песке, раздумывая над диллемой – выпить сейчас же или отложить начало запоя на завтра.

Мысли, посетившие меня в тот момент, были настолько отвратительными, что я даже не стал додумывать их, а устремился в хижину за бутылкой.

Мысли- змеи терзали меня, причиняя физическую боль. Как припев песни на несколько часов оккупирующей мозг, он долбил по одним и тем же нервным окончаниям, вызывая одни и те же мучения.

Даже по прошествии суток боль от осознания не притупилась, ведь я же прекрасно сознавал, что делаю. Только…

Лили….Милана….Рональд…

Я думал обо всем этом одновременно.

Тут я мысленно споткнулся… и огляделся. Я лежал на циновке, заменяющей мне постель, в окружении десяти?! бутылок. Неверяще глянул на экран мобильного телефона и понял, что окончательно свихнулся. Я был на острове уже четыре дня!

Где похмелье? Где боль?! Где, в конце концов, воспоминания?!!!

Я рванулся наружу, но порыв ветра зашвырнул меня обратно. Над островами Горда бушевал тропический шторм!

Углубившись в свои не самые приятные мысли (меня мимоходом хлестнула вероятность наличия у Милы другого мужчины) я пробыл на острове в одиночестве четыре дня. Я выпил десять бутылок, и не чувствовал ни опьянения, ни похмелья, ни времени. Интересно, я спал?

Я отвлекся на тропическую птицу, с интересом рассматривавшую такую диковинную (для нее) вещь, как человек в этом царстве дикой природы, со своей наблюдательной позиции, с подоконника.

Птичка что-то щебетала и к ней присоединилась вторая такая же, только с более вызывающим оперением. Вместе они пропели какую-то сложную композицию и, мгновенно меняя направление своих действий, начали…

О, ЧЕРТ!!!

Меня ветром сдуло с циновки, но было уже поздно! Я пытался взять себя в руки и успокоится, но понимал тщетность своих попыток. Все тело жгло огнем, я не мог думать ни о чем связно. Только одно сжигало кровь в моих венах, только желание…

Я выскочил под бушующий шторм и подставил пылающее тело под струи воды. Дождь был настолько теплым, что этот естественный душ не оказал на меня того действия, которым славился ледяной душ.

Я не мог думать ни о чем другом, кроме как утолить похоть.

Отчаявшись успокоиться (хоть немного!) я ринулся в пенящиеся волны. Вода из-за шторма была градусов пятнадцать. Этого хватило, чтобы покрыться гусиной кожей, но недостаточно, чтобы перестать думать о всевозможных способах удовлетворить свою потребность. Оставалось только одно, и пришлось в экстренном порядке заниматься собой.

Резко выдохнув, я вышел под теплый дождь и терпеливо ждал, когда вода омоет меня.

Проблема.

Отныне, когда люди будут говорить о проблемах, я буду слушать внимательнее, чем делал вид до сих пор. Раньше мне всегда казалось, что люди просто выдумывают себе неприятности, чтобы всегда была отмазка, если что-то не получается. Нет, конечно, существовали глобальные проблемы: болезни, бездомные, безработные, войны. Но это глобальные проблемы! Все остальные просто для того, чтобы свалить с себя груз ответственности за происходящее.

У меня же есть дом, есть деньги, есть семейный бизнес, охватывающий практически все сферы жизнедеятельности человека в пределах четырех графств острова, есть не слишком удачные брат с сестрой, есть относительно здоровое молодое тело. Жизнь, в конце концов! Но сейчас у меня проблема, которая заключалась в том, что я находился на необитаемом острове (живность не в счет! я надеюсь…), с нетронутым недельным запасом йогурта и восемью бутылками виски. И огонь, продолжавший жечь вены.

Самоудовлетворение, конечно, выход, но это молодое здоровое тело (мозги не считаются) требует «продолжение банкета». Я не хотел ни есть, ни пить. Даже память отошла на второй план, а если честнее, о воспоминаниях в данный момент я не думал совершенно.

Можно, конечно, на время отодвинуть желание, выхлебав оставшийся виски, но как выкручиваться потом, я не имел никакого представления. Я пожалел, что не снял ни одну из жриц любви. О Милане думать пока не хотелось. К тому же с моей стороны это была бы уже наглость.

Так как воспоминания пришлось отодвинуть в Никарагуа, то есть подальше, я решил не мучиться и сгонять еще за бутылкой. Пить ее я вышел под дождь. Все равно ведь мыться надо!

Еще три дня! Господи дай мне силы!

Всю ночь я провел в компании виски, занимаясь только собой. Утро не принесло никакого намека на удовлетворение. И только ближе к обеду возникшая из тумана яхта заставила меня одеться. Я вышел из хижины, мучительно пытаясь вытряхнуть из головы абсолютно все мысли.

К счастью, по трапу спускался сенатор Джейл. Я успокоился совершенно. Дядя точно был в безопасности. В случае чего, он мигом приведет меня в сознание, даже если, перестаравшись, и отправит в нокаут на пару суток. Я повеселел.

– Шикарно выглядишь, Латс! – он критично рассматривал меня, а до меня дошло, что, будучи здесь, ни разу не брал в руки расческу, про бритву и не говорю. Попытался пригладить лохмы.

– Дэн, ты воняешь! – заявил он мне, я попытался улыбнуться. Получилось, по-моему, убедительно.

– Я отдыхаю.

– Ну, разумеется! Что стряслось?

Все-таки я не актер. Дядя раскусил меня за тринадцать секунд. Рекорд. Раньше хватало на минуту.

– Дядя, это сложно… – вздохнул я.

–А ты попробуй рассказать все, пока демонстрируешь свои владения. Ведь, насколько мне известно, ты приобрел этот райский уголок?

Я помялся, но на меня нахлынуло желание рассказать хоть кому-то этот бред, в который превратилась моя жизнь. И я рассказал.

От потрясения дядя отказался от прогулки, и мы остались стоять на скале, живописно спускающейся в океан. Правда, дядя попытался спасти мое самолюбие и притворился, что у него разболелись ноги. У человека, который спокойно отжимает девяносто килограмм на плечах вприсядку в течение пятнадцати минут. Я вздохнул.

– То есть…

– Дядя, я не хочу повторять этот абсурд.

Он смотрел на меня, словно пытаясь переварить сказанное

– Значит, во время похмелья ты чувствуешь такую же боль как тогда, и память возвращается.

– Да. Но оказалось не все так просто…Память возвращается, но…

– Да не мнись ты! – воскликнул дядя, угрюмо глядя на меня.

– Я все помню, все понимаю, но не могу остановиться… – Сенатор озадаченно смотрел на меня. – У меня как у животного остаются только одно желание. – пробормотал я тихо.

– Насколько я понимаю, – Сенатор помолчал, насвистывая что-то. – тебе хочется женщину. – Сделал он вывод. – Ну ты вполне справился с этим.

Я кивнул, морщась.

– То есть именно тогда ты и посетил «ИТАКУ».

– Нет, в «ИТАКЕ» я был в отключке.

– Я не понимаю…

Я тоже.

– Я был дома.

Дядя продолжал освистывать океан, и вдруг смолк. Не уточняя, что именно я имел в виду, он с разворота влепил мне хук. Я не сопротивлялся даже когда охрана, напуганная разворачивающимся побоищем, прибежала с яхты и оттащила его от меня. Я встал на четвереньки и, сплевывая кровь, попросил:

– Исчезните.

Аргус внимательно смотрел на вырывающегося хозяина, и, дождавшись властного кивка, отпустил его. Дядя тут же врезал мне по почкам. Охрана метнулась обратно. Я заорал им

– Пошли прочь! – и они растворились в темноте, оставив меня один на один с дядей, который продолжал утюжить меня.

Наконец, он выдохся. Кряхтя, я принял более-менее вертикальное положение. Я еще хрипел, но эта боль ни в какое сравнение ни шла отвращением.

– Я не могу ни поесть, ни напиться. – Продолжил я каяться, видя что сенатор не реагирует- После обоих действий мне хочется только одного. Единственное отличие, это то, что еда «отключает» меня совершенно, а алкоголь – контроль. В принципе, находясь в алкогольном опьянении, я могу сдержаться, даже если постоянно думаю о сексе. Главное, не трогать меня и все обойдется.

Сенатор что-то сосредоточенно обдумывал. Когда, казалось, он решил уже послать меня ко всем чертям, дядя, еще хмурясь, спросил меня

– Чем ты занимался до моего приезда?

Упс! Я покраснел

– Ты сюда кого-то притащил…

Я горел от смущения, но покачал головой, а дядя зашелся хохотом. Откашлявшись и отдышавшись, он уже хотел хлопнуть меня по плечу, но я отпрыгнул раньше, чем его рука начала опускаться

– Пойдем – выпьем! – дядя даже не удивился.

Я безумно был рад, что дядя сумел перебороть отвращение ко мне, но вышесказанное пока только теория, а использовать дядю как подопытного кролика с огромной вероятностью комы после того, как тот меня остудит, по-моему, не лучший вариант

– Дядя Келлан, я не думаю, что это хорошая идея!

Дядя расхохотался снова и пошел к хижине.

– Не празднуй труса! Я с тобой справлюсь. К тому же у меня хорошая интуиция… – добавил он едва слышно.

Прикончив всю мою партию виски, и, окончательно придя в себя, дядя потребовал подробного пересказа обрывков моей памяти. Я рассказал все, что помню.

Когда стемнело, дядя спохватился

– Ты скоро вернешься?

–Ну, мой первый блин, как всегда, вышел комом, так что попробую снова. – Честно сказал я. – Только все равно меня никто не ждет так рано. Так что буду просто отдыхать. Йогурта у меня предостаточно.

Дядя хохотнул

– Вот-вот! – обрадовался он. – А теперь помоги старику подняться. Все-таки пятый десяток!

Я рассмеялся и отошел к циновке.

– Да уж! Лучше не стоит. – Дядя ухохатывался глядя, как я занавешиваю окно, чтобы не повторилась та же история, что и вчера. Все-таки странно, но восхитительно было видеть, как этот могучий человек поднимается с пола: еще мгновение назад он сидел, скрестив ноги, а сейчас уже подпрыгивал на одной ноге, вытряхивая песок из туфель.

Я открыл дверь, и на нас пахнула густая ночь, терпкая после шторма. Я глубоко вздохнул, и дядя последовал моему примеру. В полной тишине мы шли к яхте. В темноте уже вырисовывался ее силуэт, искаженный причудливыми тенями. Сенатор, несмотря на три выпитые бутылки, шел поступью уверенного в себе и жизни человека.

– Эх, люблю себя! – прогрохотал он и я подпрыгнул от неожиданности.

– А есть за что? – подколол я его.

– Моей интуиции тебе не достаточно? – надулся он. В темноте проще быть собой самим. Не так противно.

– Дядя, я не помню дежурную шутку насчет интуиции. – Признался я. Он опять расхохотался

– А ее и нет. Это экспромт. Я просто подумал, что тебе это будет нужно и, как понимаю, не ошибся

– Ты что имеешь в виду?

– Тебе будет, чем заняться сегодня ночью.– Воскликнул дядя, вручая мне две бутылки виски

Я вспыхнул, но дядя уже не обращал на меня внимания, отдавая распоряжения к отплытию.

Я уже почти спустился по трапу, когда мою шею обвили женские руки. Дядя отсалютовал мне бокалом шампанского и крикнул

– Можешь даже не спрашивать, как ее зовут!

Можно подумать, оно мне надо…

9

Я с нетерпением ожидал яхту, которая должна была приплыть к закату. Говорить с Диадой не хотелось, хоть я и не возражал относительно ее присутствия. Надо будет поблагодарить дядю.

Я сильно сомневался, что эта девушка из высших слоев общества, и она подтвердила это, когда по истечении почти суток я смог спросить ее. Она была местной, в семнадцать лет, отчаявшись найти работу, она приехала в Кингстон и стала отираться на улице.

Ее извилистая дорожка закончилась бы практически сразу же, если бы она не увидела объявление о свободной вакансии в клубе «Соната». Проверившись на всевозможных тестах, она прошла довольно жесткий отбор в клуб и стала официанткой.

Управляющая клубом не терпела ни проституцию, ни свободные нравы большинства своих посетителей. Внешность же Диады была более чем яркой, и стали происходить нежелательные инциденты, после чего ее вызвали к управляющей, которая предложила ей составить компанию одному из своих друзей в его поездке.

Диада согласилась, ей казалось, что выбора нет. Но она не пожалела об этом. Друг хозяйки, чином обязанный иметь подругу, но не терпящий женщин в своей постели, нуждался просто в представительской поддержке. Она имела головокружительный успех.

Красота и ум, которыми обладают далеко не все представительницы прекрасной половины человечества, помогли ей выйти из этой поездки с высоко поднятой головой, ни разу не оступившись. Друг был в восторге: когда было нужно, Диада умолкала или оставляла мужчин в узкой компании, была гостеприимна, умела держать беседу, блеща потрясающим интеллектом. За последние три года она сменила только двух любовников, и все были не просто щедры.

Сейчас же она оказывала услугу сенатору, который захватил ее только для меня. Даже если бы я отказался, дядя ее предупредил о том, что самому ему она без надобности. Я же пытался сообразить, почему так много думал о Диаде, и покопавшись в себе, сообразил, наконец, что это мой первый, почти осознанный, и, дай боже, последний, поход налево от Миланы, по крайней мере, после аварии. Я собирался выкинуть Диаду из головы раньше, чем расплачусь с ней.

И хорошо, что у любой эскортницы с собой запас резинок, потому что у меня с собой абсолютный голяк, я не планировал никакого секса, только запой. Она была поначалу напугана, когда, не говоря ни слова, я навис над ней, но страх быстро прошел. Единственное, что ее беспокоило, это отсутствие на острове еды, и я поделился с ней йогуртом.

Сегодня я допил последнюю бутылку виски, но попросил Диаду обходить меня стороной, что она успешно и делала, оставаясь на расстоянии.

Оставшееся время я бродил по острову, то и дело натыкаясь на банановые «пальмы» и ананасовые грядки. Желудок судорожно сжимался, ведь со вчерашнего вечера я не ел даже йогурт: в приступе джентльменства я отдал последние две бутыли Диаде, которая не привыкла себя ограничивать в еде, и сейчас был голоден как койот.

Голод опрокинул меня на обе лопатки, и я сожрал целых десять бананов. Эти бананы только растравили аппетит, и я принялся за ананасы и прочие фрукты, которые только попадались в мои жадные руки.

Через полчаса я почувствовал, что меня сейчас стошнит. Я был сыт настолько, что мне стало несколько неудобно. Причем не последнее место занимала мысль, что сейчас сорвусь на Диаде.

К моему удивлению я соображал как всегда. Я задумался: может, я постепенно прихожу в себя, и мозги встают на место? Маловероятно.

Яхта пришла по расписанию, и я затащил свои сумки в каюту и первым делом пошел в душ.

Посмотрев в зеркало, я ужаснулся. Неделя была жестокой для моей внешности: волосы всклокочены, словно щетка трубочиста, недельная щетина угрожала превратиться в полноценную средневековую бороду, синяки под глазами от недосыпа и определенных занятий. В общем, налицо все признаки деградации.

Я вымылся, побрился и пошел в кают-компанию на ужин. Диада отсутствовала. Впрочем, сейчас мне ее общество не требовалось. Я решил провести небольшой эксперимент.

Я сытно отужинал (знаю, знаю!) и выпил бутылку легкого вина. Крепкие спиртные напитки для меня потенциально проблематичны. Исходя из этого соображения, а так же то, что алкоголь различается только градусами, я отдал ключ капитану и попросил его не открывать никому, только мне и только утром. Как бы я не возмущался ночью! Он согласно кивнул, а я в полном сознании пошел спать. Удивительное состояние!

Я приготовился к бессонной ночи и нестерпимому желанию. Я готов был доплачивать капитану, только чтобы он привел ко мне Диаду, на деле же…

Я проснулся при входе в порт. В полном сознании. Единственным ощущением было легкое возбуждение. Как нормальный мужчина. Господи!

Расплатившись с капитаном, я заглянул в небольшой ресторанчик и заказал коктейль из морепродуктов и кружку пива. Рисковать еще не стоило, так, небольшая проверка. Я оставался нормальным!

Добравшись до дома, я переоделся и попросил на обед омлет.

Я понимал, что впадаю в крайности. Да, конечно, здорово, что алкоголь в сочетании с едой не вырубает меня, но перебарщивать тоже нет необходимости.

Я спросил, где Ли и Рон, на что мне ответили, что их нет уже более недели. То есть, с того вечера. Прелестно! Никто не треплет нервы. Я пообедал и пошел спать. Как и вчера, вырубился на счет раз.

Проснувшись, ощутил легкий дискомфорт: легкое возбуждение, сопровождавшее меня в течение всего дня, угрожало перерасти в нечто более значимое. Значит, перебарщивать точно не стоит. Приняв холодный душ, я почти успокоился.

Около «КейЛа» я картинно остановился и стремительно поднялся на этаж управляющих.

Я застал их всех вместе в кабинете Кори и, еще задыхаясь от быстрого шага, выпалил

– О, отлично! Все на месте. Приступим?

Кори был не очень рад меня видеть, но мне на его чувства было глубоко…, pardonnez-moi, начхать!

Управляющие дружно отключили мобильные телефоны, и уселись как на конференции, приготовившись давать объяснения и записывать замечания. Мне понравилась эта синхронность и их готовность всегда отвечать за свои действия. Кори же засуетился в поисках отчетов, и когда нашел необходимые папки, заметно поскучнел.

Я углубился в чтение, не обращая внимания на внимательные взгляды. Только один взгляд меня несколько раздражал, я не понимал эту агрессивность Хейла по отношению к Кори. И подчеркнутое безразличие Грин к Хейлу. Когда я уже приготовился высказаться относительно того, что мне надоело находиться под обстрелом, глаза зацепили небольшую заметку, нацарапанную от руки. Я еще раз перечитал и сверил данные. Мне это не нравится! Ох, как мне это не нравится!

Я вздохнул и повернулся к Хейлу, не сводившего тяжелый взгляд с Кори. Я оторвался от бумаг и уставился в пространство, соображая, что мне нужно делать в такой ситуации.

Из задумчивости меня вывел кашель Марка Кори, я поднял на него глаза, продолжая молчать. Решаться надо, но как же трудно!

– Все свободны! – выдохнул я, и теперь на меня устремились непонимающие взоры. Мне не хотелось отвечать им. Не сейчас.

Обмениваясь недоуменными взглядами, управляющие покинули кабинет Кори, а я еще обдумывал свои шаги. Тишину нарушил Марк.

– Дэниэл, ваше молчание должно что-то означать или у меня разыгралась фантазия? – спросил он с жутким сарказмом, видимо, еще не понимая, что именно над ним сгустились тучи.

– Насколько мне известно, Картер Латс отзывался лестно о вас, мистер Кори. – То, что я назвал отца так официально, просто обязано было его насторожить, но он усмехнулся, и, усевшись в свое кресло, взгромоздил ноги на стол. Я подавил вздох – терпеть не могу эту паскудную американскую привычку.

– Он прекрасно знал, что я не позволю никому причинить вред его компании. Он мне доверял.

Я решился. Слишком вольно он интерпретировал мои слова.

– А я нет! Вы должны покинуть компанию. И только из уважения к вам за годы, проведенные в «КейЛа», я не стану отдавать соответствующий приказ. – Я выпалил это на одном дыхании, вполне закономерно ожидая взрыва.

Сказанное его не сильно задело. Он только переменил позу, а я приготовился ко всевозможным ударам.

– Дэн, неужели ты думаешь, что за полчаса чтения, ты смог бы распознать все махинации, осуществлять которые я научился еще тогда, когда тебя на свете не было?

Он думает, я совсем кретин? Читать- то я умею. Следующая мысль была посвежее. Совсем охамел?

– Я тоже не такой дурак, как вы думаете. Я вижу все несоответствия, поэтому, к сожалению, мы должны расстаться.

Он не слышал практически ни слова, наливаясь краской. Я встал, а он уже подскочил ко мне и, брызжа слюной, заорал мне прямо в лицо

– Дурак?! Разумеется, дурак! Только полному идиоту могло прийти в голову среди бела дня посетить собственный бордель!

Он, видимо, хотел устроить мне удар под дых, но я уже научился держать удары. Поэтому я только отошел на пару шагов, и обогнул его стол, вставая во главе.

– Возможно, следует его посещать вечером, как вы.

Он почувствовал, что такими шпильками меня не проймешь, гримаса ярости исказила его уже немолодое лицо, и он плюнул мне в ноги. Я безразлично повел плечами, и вышел из кабинета, даже не взбесившись.

В приемной Кори я увидел секретаршу и твердо сказал ей

– Собери всех управляющих в кабинете отца. – От удивления глаза секретарши готовы были вылезти из орбит, но ослушаться она не посмела.

Я пересек холл и рывком распахнул дверь президентского кабинета. В воздухе пахнуло застоявшимся запахом алкоголя и духов. Получается, Кори использовал кабинет в собственное удовольствие. Оригинально.

Я широкими шагами пересек кабинет отца, приходя в полноценную ярость. Все, что было до этого – только какое-то отражение этого неуютного чувства. И только запах долбил молоточками по обонятельным рецепторам.

Да, запах раздражал до потери контроля. Такой навязчивый, такой приторный, такой знакомый… А я все равно не мог вспомнить, откуда знаю этот парфюм. Странно, если не сказать пугающе, не помнить даже название…

Я нажал кнопку селекторной связи и, сдерживая злость, процедил

– Срочно откройте окна!

Управляющие стояли, переминаясь с ноги на ногу и поводя носом. Единственным, кто никак не отреагировал на запах и оставался невозмутимым был Хейл.

– Назревают перемены. Не все касаются вас лично. Я ознакомился с отчетами и выявил тенденцию. Наверное, не стоит объяснять вам, в чем она выражается?

Все отрицательно покачали головой. Я походил взад и вперед, не решаясь сесть в кресло отца, вместо этого я примостился на край стола.

Я пристально разглядывал всех и понимал, что все они профессионалы до мозга костей, но нужно сделать единственный верный выбор.

Надо будет присмотреться к новенькому, Хейлу. Пока еще не знаю, что от него можно получить, но чувствую, что многое. Когда отец сказал это, я не помнил, но интуитивно и на основе собственных наблюдений, и какой-то чёртовой тяги, я думал тоже самое. Вот прямо сейчас я думал о нём.

Что ж, в семье Латс не только дядя Келлан и отец доверяли своей интуиции.

– Джеймс Хейл, на пару слов. Никого из вас я не отпускаю. Располагайтесь.

Оставив ошеломленных сотрудников перешептываться и переглядываться, я размашистым шагом вышел из кабинета, провожаемый подобострастными взглядами секретарши Кори.

Я знал, куда направляюсь, Джеймс едва поспевал за мной. Не доходя до его кабинета, я свернул в неприметную дверь, и оказался в отделе, где менеджеры, бухгалтеры и прочие офисные сотрудники управляли довольно запутанными нитями банковских служб. Я коротко кивнул вставшим при виде меня сотрудникам и, оставив их в полнейшей прострации, завернул в кабинет управляющего. И задохнулся на входе – вонь стояла несусветная! За что?! Запах был тот же, только чуть слабее, чем в кабинете отца, но я все равно старался дышать ртом.

Хейл невозмутимо прошествовал до окна и открыл его, предоставив полуденному зною и смогу вносить собственную лепту в мои мучения. Я постарался переместиться ближе к окну и осторожно попробовал вдохнуть носом.

– Не сильно помогает, но все же…

Интересно, к чему это? Я задумался над этими словами, и пристально разглядывал кабинет. Казалось, он изменился за неделю, хотя нет, наверное, все дело в том, что тут словно в спешке наводили порядок. Оченно интересно…

– Сколько у вас людей под началом, Джеймс?

Он хмуро на меня смотрел, не понимая, для каких целей я устроил весь этот демарш.

– Двести пятнадцать. По пять человек на участке.

Он еще не понимал, что я от него хочу добиться, а я еще сам не знал, что хочу получить от него. Запах слишком сильно сбивал с толку.

Я сел во главе стола для переговоров, и жестом пригласил его занять свое место. Он подчинился, но уже взял себя в руки и передо мной сидел человек вполне уверенный в своих действиях. В каких?

– За что ты не любишь Кори?– Джеймс пропустил удар. Он не думал, что я отвлекусь от темы. Надо же! А мне казалось, я предупреждал, что любопытство моё второе имя. – Ты сдал его с потрохами. Для этого должна быть веская причина. Ты метишь на его место?

Такого он точно не ожидал, и, поперхнувшись, сбросил маску вежливого безразличия.

– Отнюдь. Я знаю, что меня ждет за записи на полях.

Я кивнул, соглашаясь. Да, за сдачу директора дорога только одна. Что же тогда? Я повторил вопрос вслух. Джеймс замкнулся, а я готов был побить его, чтобы растормошить немного: деревяшка не отражала никаких человеческих чувств. Словно нехотя он заговорил

– Ваша сестра тоже Латс.

А при чем здесь Ли? Теперь удар пропустил я, подняв на него заинтересованные глаза. Он тут же понял, что я не в курсе

– То есть?

– Она была здесь с вашей карточкой. – Я поморщился, но я же сам ей дал ее. – И просила допустить ее к наличным средствам.

Я все еще не соображал

– Мистер Латс открыл эту карточку с неликвидной суммой в десять миллионов и оборотными средствами в размере трех миллионов. Она просила допустить ее к неликвидным. Мистер Кори требовал, чтобы я провел операцию.

И все равно объяснение никуда не годилось. Я не понимал, зачем ей нужно было трогать лимит и почему его так это задело. И почему Кори требовал совершить сделку.

– Я не понимаю. – Сдавшись, признался я.

– Мистер Латс запретил снимать лимит всем, кроме вас.

А.

– Зачем ей тринадцать миллионов? – В принципе, ее долг около сорока, если я правильно помню, но наличка?!

– Я не знаю. Но наличные в таком количестве, в любом случае, недопустимы.

Это я понимал, только… Я присмотрелся к нему повнимательнее, соображая, что такого важного я упустил.

Передо мной было довольно красивое мужское лицо: высокий шатен с зелеными глазами, нос с горбинкой и родинкой на носу, деловой костюм туго обтягивает сильное тело. И все-таки что-то не так.

Я пристально смотрел на него, пытаясь найти логическое объяснение его поступку. Он выполнял распоряжение главы фирмы. После смерти отца никто это распоряжение не отменял. С этой точки зрения все верно. И тут я сообразил единственную причину, почему Кори настаивал на нарушении приказа. И кажется, насчет отсутствия приказа в устранении бывшего управляющего я поспешил.

– Ли трахалась с Кори. – Блядь, Ли, какого хрена ты творишь? Неужели ты все-таки опустилась до секса за деньги?

Он сухо кивнул, подтверждая мою догадку, но удержать лицо не сумел. Я чуть было не подпрыгнул от удивления, он влюблен в Лили! В то, что с нею стало?!!!! Осторожно подбирая слова, я спросил

– Ты не пытался… подкатить к ней…

Многое можно получить только от заинтересованных, а заинтересовать нам его нечем. Кажется, это говорил я сам. В плане не надо покупать сестре мужика. Но если она ему небезразлична настолько, что он знает про Кори, и все еще любит ее......Я едва не начал потирать руки от желания прямо сейчас решить часть проблем, но сначала надо выяснить все обстоятельно. Я же не собираюсь рисковать сестрой. Проблем с ней мне хватило до конца жизни.

Он мигнул, поражаясь моей проницательности, но я его раскусил. Теперь надо сформулировать все, что назревало подспудно. Видя, что я еще дожидаюсь ответа на вопрос, он ответил

– Как вы себе это представляете? – но выглядел чересчур смущенным, и я надавил посильнее

– Вы переспали, хорошо, и…? –ох ты ж, ё-моё, шустренько у них решилось и без меня.

Джеймс вспыхнул. Все-таки я нахал каких свет еще не видывал: вгоняю в краску человека старше себя лет на десять!

– И все. – Просто ответил он.

Хммм......

Я обдумал этот вариант более тщательно. Лили попыталась получить доступ к наличке. Не добившись успеха у Марка Кори, Ли, не задумываясь, опрокинулась на спину перед человеком, во власти которого было допустить ее к миллионам. И потерпела поражение.

Я молчал, взвешивая все за и против. Джеймс, выложив все, теперь маялся от волнения.

– Как понимаешь, ты здесь – я сделал пальцем круговое движение – больше не работаешь. Кого можешь оставить вместо себя?

Джеймс Хейл съежился от моих слов и от моего тона, но быстро взял себя в руки. Выдохнув, он посмотрел на фальшивое зеркало, призванное скрывать от сотрудников неослабевающее внимание руководства

– Скотт Флосс. И мозги, и интуиция, и ответственность.

Молодец! Быстро справился с собой.

– Зови его!

Хейл открыл дверь и позвал

– Скотт! Зайди!

– Не стоит! – остановил я его, передумав. – Мы все вместе пройдем в мой кабинет.

Надо же! Даже не заметил, как сказал «мой». Отдел банковских операций во все глаза смотрел на нашу троицу.

Скотт Флосс оказался молодым человеком лет тридцати с густой вьющейся гривой иссиня черных волос, которые он, подобно сенатору Джейлу, стягивал в конский хвост. Он метал недоуменные взгляды с моей спины на Хейла, но, ручаюсь, не приблизился ни на йоту к правильному ответу.

Управляющие еще шептались, не решаясь высказать свои догадки более громким голосом. Что ж, пришло время развеять сомнения. Я сел в кресло отца и посмотрел прямо в недоумевающие лица подчиненных.

– Мистер Флосс теперь возглавляет седьмой отдел. Его кандидатуру поддержал мистер Хейл. Я одобряю. – Все взгляды вперились в позеленевшего от такой новости Скотта. Я же невозмутимо продолжал. – Марк Кори больше не исполнительный директор. Его место с сегодняшнего дня занимает мистер Джеймс Хейл. Все вопросы, стоящие выше рамок, установленных вашими обязанностями и должностями, задавайте мне.

10

Оставив их приходить в себя от обрушившихся новостей, я поманил опешившего Хейла за собой в кабинет бывшего управляющего Кори.

Джеймс шел за мной на деревянных от напряжения ногах.

– Удивлен? – не оборачиваясь, спросил я его.

– Не то слово. – Пробормотал он.

Я расхохотался, но мы уже подошли к Джейн Аро, секретарше Кори, которая с неослабевающим вниманием следила за каждым нашим движением. Глаза за стеклами прямоугольных очков опасно поблескивали. Почему-то меня всегда бесили женщины, подобные Джейн Аро. В них чувствовалась железная воля, но эта воля слишком сильно давила на окружающих.

Я остановился около ее рабочего места

– Мистер Хейл утвержден в должности исполнительного директора. Теперь вы подчиняетесь ему. И еще, подберите мне секретаря.

Как громом пораженная Аро сузившимися от неприязни глазами смотрела, как мы исчезаем за дверями теперь уже моего кабинета.

Слава Богу, окна уже открыли, и смог густыми слоями вползал в не завоеванную территорию. Еще чуть-чуть и нечем будет дышать. Но все лучше, чем запах духов Ли. Настоящая отрава! Как дом Диор мог создать что-то настолько гадостное! «Poison», яд. И тут пришло понимание. Ли, «Poison», запах…

ЯД! Черт! Вот о чем говорила Мила! Яд. Запах этих духов не смывается с кожи до двух суток. О, черт! Она почуяла запах духов на мне, и, естественно, сделала выводы. Мысли-змеи потекли по привычному руслу, но из задумчивости меня вывел тихий голос Хейла. Я уже забыл о нем.

– Ей надо сменить парфюм.

Умен. Я подошел к окну и захлопнул его.

Усевшись в кресло президента, я, тем не менее, не произнес ни слова. Мысли, хаотично разбегающиеся от посетившей меня идеи, начали группироваться в отдельные кучки. Я методично раскладывал их по признакам. Наконец, я был готов к дальнейшим действиям. Рука потянулась к селекторной связи, но вовремя вспомнил, что у меня нет секретаря. Достал мобильный телефон и нажал кнопку быстрого вызова. Надеюсь, она не сменила номер. В трубке пропело жеманное

– Алло…

Не тратя времени на церемонии, я бросил в трубку

– Дуй в офис! Надеюсь, еще не забыла, где это? – было бы интересно, если бы она забыла сегодняшний «забег» по двум кабинетам. То, что это случилось сегодня я понял по бардаку в кабинете Хейла и его смущению.

– Зачем?

– Денег хочу дать!

– Уже еду… – прочирикала Лили и отключилась.

Джеймс делал вид, что обмен любезностями его совершенно не касается. Вот только он ошибался.

– Джеймс, теперь ты управляющий, поэтому являешься самым близким и абсолютно доверенным человеком. Поэтому давай на «ты». Я все равно терпеть не могу всю эту китайскую церемонию. Сейчас приедет Ли, готовь бабки, всю сумму, сколько она скажет, но в последний раз…И чтобы на острове больше не было тех, кто меня «раздел» на хренову тучу лямов. – Он кивнул, а я подумал, что одним решением избавляюсь от двух проблем разом. Что ж, раньше такими вещами занимался Кори, теперь это работа Хейла. Каким образом Джеймс это сделает меня не волновало абсолютно. Я подумал и добавил

– Хейл, я еще не вполне разобрался с нюансами, но постарайся, чтобы расходы по этим – я обвел строчки его отчета – статьям не превышали в общей сложности четырех миллиардов. Я думаю, это вполне возможно, раз Кори завышал их в шестнадцать раз.

Джеймс удивленно приподнял брови

– То есть, вы допускаете минимальное отклонение?

– Я допускаю, что отклонение может иметь место. – Поправил я его: лучше сразу определить порог воровства, чем закрывать глаза на многомиллиардные потери. – Только прошу не наглеть. У меня есть еще одно пожелание.

– Все, что угодно! – воскликнул он, справедливо предполагая, что я заранее оговорю свои требования. Я перебил его.

– Не бросайся обещаниями, придется выполнять! У меня…

Нас прервала Лили, вихрем ворвавшаяся в кабинет, и распространяя за собой удушающий шлейф «Poison». Я встал и опять открыл окно.

– Садись! – я кивнул ей на кресло около Хейла. Джеймс посмотрел на меня сердито, но промолчал, а я не стал заострять на этом внимание.

– К чему столько официальности? Или ты решил примерно наказать этого бюрократа за то, что он отказался выдать мне денег? – Лили тарахтела, не останавливаясь, но бросала быстрые, и какие-то странные взгляды на пунцового от смущения Хейла. А он так же старательно скрывал свои желания и мысли, которые для меня уже не секрет. Я старался не смотреть, но видел. Пиздец какой-то.....

Джеймс плотно сжал челюсти, а у меня в голове зашумело от запаха и ее трескотни. Я последовал примеру Хейла и глубоко вдохнул ртом.

– Ли, умолкни, пожалуйста– Попросил я, и она обиженно надула губки, бросая недовольные взгляды на меня.– У меня предложение.

– Я слушаю.

Я бросил на нее взгляд, призывающий заткнуться, и она символически заперла рот на замок. Жаль, что ненадолго.

– Сколько тебе осталось?

Ли, радостно взвизгнув, повисла на моей шее. Я чуть не сдох от густого тягучего облака парфюма, окутавшего меня. Я расцепил ее руки на своей шее, и отошел на более безопасное расстояние поближе к окну.

– Сколько? – повторил я и Джеймс достал блокнот и приготовился записывать мои распоряжения.

– Ну, – Ли подняла на меня глаза в поисках поддержки. – Сорок три.

Я кивнул, и Ли обрадовано засучила ногами, обутыми в дизайнерскую обувь.

– Хорошо. Я погашаю твой долг при одном «непременнейшем» условии.

– Ну, не тяни! – Получив деньги, Ли позволила себе более капризный тон. Что ж, сестренка…

– Ты выйдешь замуж.

Я наслаждался кратким мигом тишины, подозревая, что сию секунду попаду в центр шторма. Ли выглядела настолько потрясенной, что тишина растянулась еще на пару мгновений. Джеймс стиснул зубы так, что я слышал их клацанье. Ли обрела голос

– Ты серьезно? -Да. – Ты издеваешься?! – завизжала она, вскакивая с кресла и надвигаясь на меня. Определенно да.

Я кивнул, со злорадством наблюдая за сменой эмоций на лице сестренки.

– Ты выходишь замуж -я погашаю твой долг. – Не давая времени опомниться, я продолжал говорить, чтобы она оценила всю полноту моей заботы о ней. – Это еще не все…

– Ты чокнутый ублюдок! – Я начинал злиться, но все еще держал себя в руках. Наверное, просто не хотел говорить вслух то, что думал о ней сейчас. Ли видела, что я не отступлю, но сорок миллионов ей просто неоткуда взять.

– Кроме вышеперечисленного, за тобой будет прямая обязанность.

Ли побледнела, я бил наверняка. Она обязана будет спать с мужем. А кто он – она еще не знает.

– В течение пяти лет после супружества ты просто обязана будешь родить пятерых детей.

– Нет!– выдохнула она и осела на пол без сознания. Джеймс отмер и кинулся к ней.

Я знал, что переборщил, но я знал и другое: Лили никогда в своей жизни не сделает аборт.

Я знал, что делаю. Она выйдет замуж и родит детей. После аварии я на себя не рассчитывал. Я просто не знал, что еще во мне изменилось, кроме очевидного.

Джеймс тем временем аккуратно устроил Ли на диване и повернулся ко мне с еле сдерживаемой яростью.

– Мистер Латс…

– Давай без этого. – Вполне миролюбиво предложил я, напоминая о доверительных отношениях, и он, получив почти официальное разрешение, врезал мне в скулу. Я покачнулся и смерил его долгим взглядом. Он сник

– За что?

– Ты думаешь, я жесток к ней? Моя сестра нашла в себе силы раздвинуть ноги для того, чтобы получить деньги. А как ты знаешь, их могу дать только я. Замужество ее не убьет.

Джеймс выглядел оглушенным. Пересилив себя, он выдохнул

– А ты…

– А у меня в тот день были три бутылки виски и ахеренный бардак в голове после аварии. – Увидев, что Хейл отшатнулся, я добавил – И счастье, что моего поджаренного мозга хватило, чтобы остановиться. Иначе был бы вообще пиздец! И еще.... То, что я называю словом «пиздец» возможно, я говорю, возможно, уже было, когда я был совсем в отключке. Я не знаю. Она не уверена.

Он замотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее сказанное.

– А почему ты не отпустил меня? Ведь, насколько я могу судить, это сугубо семейное дело. Я здесь причем?

– А я еще не сказал, что она выходит замуж за тебя?

Джеймс присел около еще не пришедшей в себя Лили и с тревогой вглядывался в ее совершенное лицо.

– Почему я?

Хороший вопрос.

– Ты умен и, несмотря на все, все еще.....

Я не закончил фразу, потому что видел, что Лили смотрит на Джеймса. И этот взгляд мне тоже был как-будто знаком. Значит, то, что было в его кабинете, ей понравилось. Вот нахрена я об этом думаю, одернул я себя, а потом понял, что действительно рисковать сестрой не намерен, и я должен быть уверен, что мужчина, которому ее передам завтра, ее устраивает, хотя бы в постели.

– Ты мог бы выбрать кого-то другого. – Еще держал свои позиции Хейл.

– Зачем? Вы уже знакомы, даже трахались. И несмотря на это, ты остался верен решению руководителя. Но если она тебе не безразлична, то ты забудешь все, что было до сегодняшнего дня.

– Даже тебя?

Особенно меня.

От необходимости отвечать меня отвлек яростный крик Лили.

– Ты мразь! – она вскочила и оттолкнула предложенную Хейлом руку.

– Это мы уже давно выяснили – От моего тона Лили потеряла свое последнее очарование и всхлипнула. Я знал, что она слышала все, о чем мы говорили, и оружия у нее не осталось.

– А если я откажусь? – она решила прояснить этот вариант.

– Тогда я расторгаю договор с твоими телохранителями, и будешь ублажать всех, кого увидишь за сорок миллионов. А я сильно сомневаюсь, что даже с учетом того, что ты проживешь девяносто лет, на тебя будет спрос еще в течение пяти лет, если будешь продолжать в том же духе. Я не сильно загнул? По мне, так лучше выйти замуж, рожая детей, чем провести пусть даже насыщенную жизнь на панели.

– Почему он? – она пренебрежительно кивнула на стоящего в стороне Хейла. Ли, хорош играть, я уже вычислил все, что мне нужно.…

– Он умен и он мой новый исполнительный директор. Это раз. Два – вы обвенчаетесь завтра. Возражения не принимаются. Все свободны. Да, и еще. Хейл, медовый месяц проведете на моем острове.

Лили, плача, убежала, когда услышала, что уже завтра станет замужней дамой. Я проследил за ней глазами и тяжело вздохнул.

– Чтобы ни случилось, Хейл, не вспоминай обо мне и ней. Это было, возможно, но будь я проклят, если еще раз повторится. Ты меня услышал? – Хейл посмотрел на меня и медленно кивнул. – И выясни, какого хрена с ней творится. Потому что то, что отсюда вышло – не моя сестра.

11

Я машинально глянул на часы: одиннадцать вечера. Где она?

Я ждал уже семь часов, и не было ни малейшего движения в темных окнах. Мысли текли по давно протоптанной дорожке, вот только облегчения они не приносили никакого.

Я не помнил ничего о ней и не знал, где ее искать. Стиснув голову руками, я пытался пробиться через темноту, окутывающее прошлое, но зациклился на своих ощущениях. Я не делал ни шага вперед, вытаптывая полянку в дебрях дремучего леса.

Продравшись сквозь толщу времени и беспамятства, я вспомнил себя с Милой и остановился. Я решил не вспоминать, ведь это не может быть настолько важным, чтобы я изменил свои чувства к ней.

Где она?

Неужели она приревновала меня к Ли настолько, что предпочла уйти?… Нет, это не объяснение. Она знала, что инциденты уже были, хотел я того, или нет. Здесь что-то другое. Что случилось? Я просто не понимал.

Я знал, что должен пойти и отдохнуть перед завтрашней церемонией. Ли не сбежит, в этом я был уверен совершенно точно. По моему распоряжению ее заперли в собственной комнате и не реагировали на более чем оскорбительные реплики. Я знал, что, в конце концов, Джеймс ее сломает, причем такими методами, о которых я даже не догадывался. Хейл умнее меня в отношении женщин, поэтому он справится с ней. В этом я не сомневался.

Я не был уверен насчет прошлого, но в настоящем, невзирая на мои похождения, удовольствие в постели я старался доставить только Милане. Даже Диаду я просто использовал по назначению. Обошлось всего двумя резинками и двумя часами. А в голове засела не совсем уютная мысль, если бы она не повисла бы на моей шее, я почти спокойно обошелся и без нее.

Когда я очутился дома, на меня обрушилась лавина упреков и оскорблений, слегка приглушенных закрытой дверью. Ли в своем репертуаре. Даже не вслушиваясь, можно с уверенностью сказать, что ничего нового я не пропустил. Поэтому я прошел прямиком в душ.

Бессонная ночь давала о себе знать, но я знал, что если перекушу, то, скорее всего, вырублюсь, поэтому обрадовался приходу Джеймса Хейла, который через двадцать минут будет моим зятем.

Джеймс заметно волновался, но я его успокоил, сказав, что на острове есть достаточный запас еды и воды (на полгода) и дизеля для заправки генератора (на случай аварийного отключения электричества).

Откровенно зевая, я дождался выхода Лили, которая бросала попеременно бесячие взгляды то на меня, то настороженные на Хейла.

В честь свадьбы Ли надела короткий белый сарафан без бретелек и мне стало искренне жаль Хейла, который едва нашел в себе силы отвести жадный взгляд от ее ног. Оставалось всего десять минут до прихода священника, и я позволил себе прикрыть глаза.

Разбудила меня вонь.

Закашлявшись, я отпрянул в сторону от источника запаха. Надо мной стояла Лили с непривычно довольным видом и подсовывала мне ватку с диоровским кошмаром.

– Братик, ради меня, пожалуйста!

– Знаешь, Ли, что я сделаю сегодня, когда вы уедете? – Я нацепил самое зловещее выражение лица, которое только смог раскопать в своем арсенале, чтобы замаскировать улыбку. Ну не могу я злится на эту девчонку!

– Ну? – настороженно уточнила она, оценив серьезность ситуации

– Переверну весь твой шкаф с духами и выкину этот парфюмерный ужас!

– Тебе список дать, от чего можно еще избавиться? – совсем по-нормальному спросила она, и я вспомнил, почему люблю ее.

Я кивнул, уголок губ Хейла дернулся, а Лили надулась.

– Дэн, у меня сегодня свадьба. Будь милым. – Чувствовалось, что ей нелегко далась эта просьба.

Я разлепил глаза и уставился на Ли, старательно принимающую безразличный вид. Это что-то новенькое!

И тут до меня дошло, что, несмотря на более чем идиотское поведение, Ли в душе осталась девчонкой и сейчас, даже за неимением права выбора, как любая девушка, радуется собственной свадьбе. Этим и объясняется ее довольно простой, хотя и чересчур откровенный наряд, полное отсутствие косметики и желание, чтобы на ее свадьбе присутствовали родные, и желательно в сознании. Хотя вслух она никогда не признается или перевернет все так, что ты почувствуешь себя сентиментальным олухом.

И Хейл это тоже понял. В его глазах зажглась невиданная ранее решимость, и он согласно кивнул мне из-за ее спины.

Когда их объявили мужем и женой (по принятому в средние века обычаю текст вместо невесты читали ближайшие родственники, брат в данном случае), я улучил момент и вручил ключ от хижины на острове Джеймсу, прошептав на прощание:

– Надеюсь, ты знаешь, что делать

И получил достойный умиления (или паники?) ответ

– Я тоже на это надеюсь.

Через три часа я получил сигнал с мессенджера.

Блядь, Ли, серьёзно ?......

ДЖЕЙМС

Лили игнорировала меня, как умела, но нет – да нет, на лице проскальзывал замаскированный безразличием интерес. Жаль, что она не хочет говорить со мной, ведь она могла продолжать молчать, но по ее лицу я мог отвечать на все ее невысказанные вопросы

Я полюбил ее, как только впервые увидел в головном офисе «КейЛа». И стоял как дурак около кабинета Кори, чтобы увидеть ее еще раз. И долго смотрел из окна как она уезжает.

Я продолжил работать, хотя с того дня вместо документов видел ее лицо, словно оно было выжжено на сетчатке глаз. Вместо Элис Грин, с которой я жил уже два года, я видел Лили. Я спал с ней, бывал в ресторанах, на мероприятиях, устроенных «КейЛа», но всюду меня сопровождала не Элис, а Лили. Признаюсь, я даже не мог вспомнить лица девушки, с которой живу несколько лет.

Когда ей понадобились деньги, Лили пришла ко мне, заручившись приказом Марка Кори. Я думал, что встреча была случайной возле кабинета, я как раз выходил из него и столкнулся с ней. Я едва успел подхватить ее на руки. Она меня поцеловала. И твёрдой рукой втолкнула меня обратно в кабинет.

Такого со мной еще не было, но я мгновенно забыл и про время, и про место, где нахожусь. Была только Лили. Которая после всего достала карту, принадлежащую Дэниэлу и попросила обналичить всё. Я словно с размаху влепился в бетонную стену. Я долго смотрел на нее, всё еще не веря в произошедшее. И отказал. Тогда она прямо сказала, что Марк Кори уже согласился, и требует, чтобы я обналичил карту. И я понял тогда, что она была с ним. Прямо перед тем, как прийти ко мне. Она снова попыталась быть обольстительной, и моя хвалёная выдержка разбилась вдребезги, так сильно я хотел ее. И когда я уже снова был внутри, в кабинет зашла Элис.

Да, дерьмо. И я нарушил все правила, трахнув сестру владельца в своём кабинете, и практически был готов к тому, за что обычно люди исчезали с лица земли, к нарушению приказа. И дерьмом было то, что Элис устроила погром в кабинете, ведь ещё утром между нами все было почти нормально, если не считать того, что я не знал как она выглядит. И потом снова был Кори, который орал на меня, требуя провести обналичку.

Я выстоял против Марка Кори и Лили. И именно я выписал на полях собственного отчета проведенные махинации Кори, чтобы привлечь внимание молодого Латса. Ревность, а может, безумие? толкает на безумные поступки. Я знал, что меня ждет увольнение. Но на подарок судьбы я не рассчитывал совершенно. Вместо «волчьего билета», который я вполне заслуживал за «сдачу» директора, я получил Лили в свое полное и безраздельное пользование.

Эта мысль заставляла меня улыбаться по дороге к острову. Лили определенно ждал сюрприз, а я в курсе. Ведь именно я вел переговоры о покупке острова и знал все его особенности. Только тогда я не понимал, для чего этот остров понадобился Латсу. Теперь я знаю, что не все мысли нуждаются в людской компании.

Лили вся извелась, пытаясь разгадать, о чем я думаю с такой улыбкой. Решив поддразнить ее, я широко улыбнулся и Лили, чертыхнувшись, спустилась в свою каюту. Если бы она только знала, что единственный выход с острова это я, она бы сбежала, призывая на мою голову и голову брата всех отродий Тартара.

Но она не знает. Я же всегда считал, что чем меньше знаешь, тем с меньшими угрызениями совести миришься. Поэтому я улыбался. Пока мы плыли, я не делал попытки прикоснуться к ней.

Течение уже влекло нас к острову, до которого осталось около четырех миль. Его силуэт смутно угадывался в дымке. Еще пара минут, и горизонт будет кристально чистым. И Лили взбесится, осознав, что на таком микроскопическом клочке суши ей не уйти от меня.

Спустившись на нижнюю палубу, я вежливо стукнул костяками пальцев в ее дверь, и на предложение идти к чертям собачьим (в редакторе, разумеется!), сказал

– Прибыли.

Я знал, что любопытство выгонит ее наружу, поэтому спокойно прошел в свою каюту и взял спортивную сумку, в которой уместилось все, что было необходимо лично мне. Об остальном позаботился Дэниэл. Интересно, он догадывается, что мне придется «сломать» Лили? Наверное, да.

Удивительно, я очень много думал о себе, о Лили, даже Марк Кори довольно прочно угнездился в моем подсознании, но Дэниэл… Загадка. Открытая книга – любые эмоции практически сразу находят отражение на его выразительном лице, но что-то заставляет его скрывать какую-то основную мысль. Что-то, чего не должен знать никто. То, чего он сам не понимает.

«У меня в тот день были три бутылки виски и ахеренный бардак в голове после аварии» всплыли в голове его слова.

Я думать не хотел почему так произошло с Лили. Но три бутылки виски уже могло быть оправданием, он вообще, должно быть, был невменяемым. А что творилось у него с головой после удара током… Вообще после всего, что случилось с ним.

Оставалась только одна вещь, которую я не мог рассказать Дэниэлу. Я дал слово никогда об этом не говорить. Даже не думать, чтобы не спровоцировать собственные угрызения совести. Ведь я нарушил основное правило «КейЛа», приказав провести члена их семьи в «ИТАКУ». И Дэниэл, узнав об этом, буквально оторвет мне голову. И так же знаю, что поступить иначе я не мог.

Я перестал думать о Дэне. Теперь мне нужно вытаскивать его сестру из дерьма, и если есть вероятность изменить что-то, то я это непременно сделаю.

Погрузив сумку в лодку, я увидел, что Лили высокомерно разглядывает видимый участок острова.

И только потом заметил, что на ней надето: белоснежное платье в пол, сквозь невесомую газовую ткань просвечивало молодое соблазнительное тело. Она распустила волосы и подвела блеском губы, делая их еще более чувственными. О, она знала, что я ее хочу. Что она задумала?

– Эй, ты, как там тебя! – я не сразу понял, что это мне. Вот как! Поиграем в незнайку? – Где я буду жить?

– Понятия не имею. – Ответил я.

Остров все четче вырисовывался перед нами, и Лили уже не сдерживала слез. Она оценила масштабы.

Яхта отчалила, как только Лили спустилась на берег и оглядывалась в поисках коттеджа. Я нарушил затянувшееся молчание

– Если хочешь, могу тебя донести до дома на руках.

Она очнулась, и закусила полную губку. Пришлось покрутить головой, словно я сам не знал, где находится хижина

– Где здесь дом?

Я прав, она ожидала увидеть что-то более значимое. Я махнул рукой в сторону ананасовых грядок и ее глаза округлились

– Это же конура! – в отчаянии воскликнула она

– Это дом. – Поправил я и, повесив сумку через плечо, подхватил ее на руки.

– Я не буду с тобой спать! – воскликнула она, но я не отвечал. Только распахнув дверь и перенеся ее через порог, как и полагается молодоженам, я ответил.

– Нет, ты не будешь. – Ли заметно обрадовалась. – Я буду. – Твердо закончил я и, насвистывая марш Мендельсона, начал раздеваться. Ли в ужасе отшатнулась от меня, но я ее не трогал.

Оставшись в костюме Адама и так же насвистывая, я спросил, стоящую ко мне лицом Лили и окидывающую меня оценивающим взглядом. Что ж, в кабинете я был при полном параде.

– Я собираюсь поплавать. Присоединишься? А то, извини, душа нет. – Я ерничал, но мне не хотелось, чтобы меня разглядывали как лошадь на воскресной ярмарке.

Не дожидаясь ответа, я выскочил из хижины и четко осознал одно: невозмутимость может оказаться испытанием.

Я прекрасно выкупался и легкой трусцой побежал к хижине в расчете подкрепиться.

Разогрев рыбное жаркое я принялся уплетать его с таким энтузиазмом, что вызвал невольную усмешку Ли, уже поужинавшую фруктами и обезжиренным творогом. Ей срочно надо пересмотреть свою диету, иначе после медового месяца ее отвезут в отделение для дистрофиков.

До заката оставалось еще полно времени, и я рухнул на двуспальную кровать, заблаговременно доставленную с материка, и приготовился вырубиться.

– А я? – в мои фантазии вторгся голос Ли, и я поморщился.

– Что ты? – изображая невинность, спросил я,

– Я где должна спать?

– А есть варианты? – вопросом на вопрос ответил я и Ли, полыхая справедливым, как ей казалось, гневом умчалась купаться. Я, предоставленный самому себе, посмотрел в окно и стиснул зубы.

Лили скинула свое, язык не поворачивается, платье и, оставшись нагишом, плескалась в океане, подобно наяде. Мне нестерпимо захотелось присоединиться, но я не допускал даже мысли о таком варианте.

Если я не хочу показать ей, как именно я к ней отношусь, придется завести влажное полотенце. Времени хватило и я, слегка дезориентированный, рухнул на кровать и тут же уснул.

В тропиках ночь наступает за доли секунды. Еще минуту назад светило тягучее закатное солнце и вот уже луна выплыла и желания, навеянные ее магнетизмом, вырываются на волю.

Лили сладко спала, свернувшись клубочком, и мне стоило определенного труда осторожно выпутаться из простыни. Обтеревшись полотенцем, я приступил к исполнению своего плана.

Легкими касаниями языка я пробежался по доступному участку тела Лили. Я слышал, как ускорилось ее сердцебиение. Возбуждение ласкало ее, следуя по пятам за моими губами. Она притворяется? Не похоже. Она хочет любви. Я не давал воли даже своим рукам, только губы. Лили проснулась и отпрянула от меня.

– Я знала мужчин. И тебя в том числе. – Она явно хотела задеть меня, но у меня тоже есть оружие. – Я не буду сопротивляться. Просто заранее предупреди, когда будешь делать больно.

«Предупреди, когда будешь делать больно????!!!!!!»

Я опешил. В жизни никому не делал больно физически. Да, драки были, особенно в подростковом возрасте. Но женщину бить? У меня на этот счет определенный пунктик. Я переставал общаться и с лучшими друзьями, если узнавал, что они поднимали руку даже на шлюх.

Неужели кто-то из ее мужчин бил ее?

И тут же возникла непрошенная мысль, что ее брату это нужно знать. Только эту ее фразу. Что он с этим будет делать, он мне скажет.

– Нет, – наконец выговорил я. – Больно не будет. Но ломать тебя будет не по-детски. – Предупредил я честно.

Лили грустно улыбнулась, и развела ноги в сторону.

– Делай что хочешь. Хуже мне уже не будет. Только предупреди, когда…– Я прервал ее. Больше никогда не хочу слышать эту фразу.

– Не сейчас. Покажи мне, как надо любить тебя.

– Любить?

– Покажи! Я обещаю, что не буду с тобой заниматься сексом.

– Совсем? – она расплылась в улыбке, и я чуть было не забрал слова обратно.

– Пока ты сама меня не попросишь. – Пообещал я, и Лили выгнулась, погружая пальцы в собственную плоть.

Я чувствовал ее запах, желание охватило меня с головой, оставив на поверхности только инстинкт самосохранения. Я знал ,что если поддамся возбуждению, то никогда не получу Ли. Она была чувственной и неистовой, но ей абсолютно не хватало нежности и любви. В ней не было страсти, была только похоть. Ее мужчины были плохими учителями, я же поддался порыву и тоже не был чуток. Сейчас все изменилось. У меня в запасе много времени.

Она застонала и извлекла пальцы, окропленные соком ее экстаза.

– Ты красивая! – слова вырвались прежде, чем я успел сообразить, что хочу что-то сказать.

Лили облизнула пересохшие губы и протянула руку ко мне. Самоудовлетворение только разжигает желание, это я понял уже в девятом классе, но сейчас у меня другие планы. Прежде чем Лили успела присвоить себе победу, я прижал ее гибкое тело к себе и спросил

– Можно попробовать?

Она кивнула, и я начал воплощать свои безумные фантазии. Ни с одной женщиной я не проделывал ничего подобного, но они не были Лили. Я ласкал ее всюду, куда мог проникнуть мой жаждущий язык и жадные руки. Почувствовав по трепету ее тела волну оргазма, который и я всеми силами старался сдержать у себя, я отпрянул.

Лили подняла на меня пылающие глаза, но я проигнорировал их призыв. Находясь на грани потери сознания от желания вонзиться в ее глубины, я, скрывая свое возбуждение, отошел от постели и, почти срывая дверь с петель, процедил

– Меня зовут Джеймс Хейл.

Только окунувшись с головой в океан, взявший на себя роль влажного полотенца, я понял, что только что чуть не облажался. Чуть было…Уф!

Через полчаса, совершенно успокоившись, я вернулся. В хижине стоял терпкий запах секса и я понял, что Ли довела начатое мной до конца. Хм.. Мне это не нравится! Мне это совершенно не нравится!

– Ты решил преподать мне урок? – донесся из темноты дрожащий голос Ли.

– Да. И ты должна его усвоить. – Как можно безразличнее ответил я. – Тебе понравилось?

– Иди ко мне, Джеймс Хейл. – позвала она. – Я хочу тебя.

Первую часть она усвоила, вот только слова очень сильно походили на насмешку. А я обещал себе вытравить эти нотки из ее голоса. Я подошел к Ли, и она откинула простыню. Я прошептал

– Покажи мне, как ты меня хочешь!

– Джеймс, я… – смущенно начала она и я понял, что достиг своего. Она не уверена в том, что получит меня.

Я накрыл ее губы своей рукой и чувственно облизал ее соски. Теперь Ли жадно ловила каждое мое движение и мой язык скользил по ее плоти, не встречая сопротивления. Я чувствовал, что ее оргазм уже близок, но разряжаться в океане я не хотел. Я вспомнил, что Дэн говорил о детях и понял, что это выход. Но не сегодня. Еще несколько дней я продержусь. Должен.

Я отпрянул и Ли, задыхаясь, попыталась захватить меня врасплох. Но я рухнул на нее, придавив своей тяжестью, и она не могла пошевелиться. Она отбивалась и пыталась освободиться, но как она не могла столкнуть с себя медведя, так и со мной это было бесполезно. Она рыдала на моей груди, прося, чтобы я взял ее.

Я пытался взять себя в руки. Ее попытки отбиться возбуждали и без того неудовлетворенное желание, но я терпел. Наконец, она затихла.

Занимался рассвет. Я уснул, не вставая с Ли.

Меня разбудил довольно чувствительный тычок в бок, и я отпрянул. Лили кидала на меня разъяренные взгляды, но меня они мало задевали. Пока она готовила обед, я обратил внимание, что ее руки тряслись, и ей было ощутимо неловко встречаться со мной взглядом.

Я спросил ее, не составит ли она мне компанию в океане и получил слабый кивок. Присмотревшись, я заметил, что в глазах ее зажглась надежда на удовлетворение.

Сегодня она решила сыграть роль соблазнительницы. Я позволил ей увлеченно целовать меня, пока мы плескались в волнах, но как только мы добрались до пирса, я приподнял ее над водой и уложил на досках. Она светилась торжеством победы и была раскована как никогда. Я же возбудив ее до предела, подхватил ее на руки и швырнул на постель, впечатав в подушки своим телом. Она проплакала до утра.

К концу недели такой пытки я решил немного ослабить вожжи: Ли стала более нервной и все чаще плакала днем. От ее слез мне становилось совсем уже хреново, но оставлять ее наедине с самой собой я не спешил. Я знал, что оставшись в одиночестве, она сорвется и мне придется начинать чуть ли не с нуля.

Нестерпимое желание светилось в ее глазах постоянно, но помимо желания, в них все сильнее вырисовывалась симпатия, которая исчезала, как только я оставлял ее под собой, неудовлетворенную. До последнего мгновения она ждала, что я дам всё. И плакала почти постоянно.

– А что бы ты хотела сделать со мной? – спросил я ее вечером, в очередной раз оставив извиваться подо мной в обжигающем жаре

– Убить! – всхлипнула она.

– А если я дам тебе себя, как бы ты смогла любить меня?

Она неверяще уставилась на меня, но дрожащая рука уже коснулась моей груди. Черт! Я не удержался, и мышцы конвульсивно сжались. Лили провела пальцам по моим соскам, вызывая трепет моего тела.

– Ты хочешь меня? – выдохнула она удивленно.

Чертова девка! Конечно!

– У меня две недели не было женщины, а ты довольно подходящий вариант. – Я пожалел об этих словах тут же, и уже было неважно, что последней, с кем я занимался сексом, была она сама, в моем кабинете. Лили отшатнулась от меня как от прокаженного, забралась на кровать и съежилась в дальнем углу, обнимая колени.

– Чего ты от меня добиваешься? – со слезами в голосе спросила она, сжимаясь в комок.

– Я хочу, чтобы ты разделась и любила себя так, как хотела бы, чтобы любил тебя я.

Она не верила, но страсть уже охватывала ее тело и она с надеждой посмотрела на меня

– Я хочу тебя. – Всхлипнула она и предалась любви.

Я разделся и уселся по-турецки перед стройными ногами своей жены. Она не тянула ко мне руки, она впервые испытала подобие оргазма и выдохнула, сознавая это. Я знал, что это подобие, настоящий возможен только в соитии.

Как и прошлые ночи и дни я ласкал ее средоточие. Она рыдала в голос от желания и молила подарить ей хоть что-то. Я знал что именно. Я лег на нее напряженный до предела и коленом раздвинул ей ноги. Ее затрясло от возбуждения, раньше я не позволял себе ничего подобного. Запечатлев на ее лоне жадный поцелуй, я вошел в нее и … кончил. Она рванулась было навстречу, но я уже не шевелился.

Я знал, что это жестоко.

Мне самому было интересно, почему именно я решил выбрать секс, точнее, его отсутствие, как наказание. И сам себе признался, что это моя месть за Марка Кори. Не за Дэна. Я знал, что она с ним была, по пьяни, или нет, это было уже неважно. А вот за Кори она расплачивалась каждый день. И я сам не знал, сколько еще буду держать ее на голодном пайке. Хотя уже месяц кончал в нее, не трахая. И я не удивлялся отсутствию у нее месячных, о которых она напрочь забыла. Она уже была беременной.

В какой-то момент, я уже не помню, в какой именно, она призналась, что у нее было всего трое мужчин. И у меня что-то перестало стыковаться. Кори. Я. Дэн. Тупо что-то не сходилось. Значит, был еще кто-то. Кто-то, кого она боялась. Пусть будет четверо. Если когда-то подтвердится моя догадка насчет четвертого, я уже буду знать это.

Я понимал, что надо возвращаться, но не мог уехать с острова, не сделав ее своей по-настоящему.

Я умышленно сбежал от нее в джунгли. Я знал, что она не будет заниматься самоудовлетворением, с недавних пор я языком доводил ее до оргазма, растягивая его на всю ночь. Она стала настолько чувственно прекрасной, что я с трудом не поддавался искушению. Я научил ее обращаться со своим телом, не давая самого главного, но теперь ее радость при виде меня обнаженного была окрашена искусом. Она точно знала, как именно надо ласкать меня руками и губами, не затрагивая член, чтобы я возбудился, и с радостью делала это.

Она должна научиться любить меня, а это возможно только в одном варианте. Я показывал ей все, чему научился у других, но ни разу не испробовал того, о чем догадался сам. Я ласкал ее лоно с неистовой страстью, впервые спустив себя со всевозможных тормозов и Ли, за месяц привыкшая к ограничениям в любви, выдыхала мое имя, лаская мое тело только что обретенными, но все еще неуверенными навыками. Она стонала, забывая о сдержанности, и я понял, что сейчас она взорвется и ослабит накал желания. Я отстранился и погрузил в нее самый край своей плоти. Дразнящими движениями я входил и выходил, погружаясь в нее ровно на дюйм, и она кричала от оргазма.

Я был уже не вправе удерживать ее и поэтому когда она, взорвавшись, рванулась мне навстречу, прижимаясь всем телом, я удержался и впервые не отстранился. Она, трепеща, привыкала к новым для нее ощущениям, но я уже потерял остатки самообладания и швырял ее на себя до тех пор, пока она обессиленная не прошептала «Я люблю тебя».