Дирижер. Перстень чародея

© Елена Грановская, 2025

ISBN 978-5-0067-2361-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Chapter 1

Все мои приключения в волшебном мире Изнанки продолжились и все великие спасения и сражения там же так и закончились, если бы не судебный процесс.

Через неделю после премьеры, открывшей новый театральный сезон, в мой выходной в квартиру, как и несколько месяцев назад, заявился Улло. Всё так же молча и всё так же внезапно, как говорится, без объявления какого-либо ультиматума. Он, серый как туча, держа в руке контрабасный футляр с волшебным миром внутри, тихими шагами вошел в гостиную, где я со своей семьей смотрел полнометражный мультфильм, и встал в позу, в упор глядя почему-то не на меня, а на Лизу. Ага, подумал я, значит, уже по пути навеял на моих родных чары, включил им участок мозговых нейронов, отвечающих за якобы его, Милиана, «узнавание». Потому все мы крайне удивились его появлению. Младшая дочка, крохотная Танечка, спала в соседней комнате, нашей с супругой спальне. От недоброго вида своего магического наставника я малость стушевался, хотя должен был уже привыкнуть.

Супруга словно бы поняла Милиана без слов и встала с дивана, пристально глядя на Улло. У них что, поединок «Кто кого пересмотрит»? О, ну если безмолвному сражению не миновать, тогда подождите, не начинайте без моего присутствия, я должен отлучиться! Ведь, так понимаю, дело, какое бы оно ни было, касается меня – иначе стал бы Милиан соревноваться с Лизой за внимание ко мне! Я поднял указательный палец, оповестив всех молчаливых и восторженных, что ненадолго покидаю гостиную, чтобы проверить в кроватке Танюшу. Под контролирующий взгляд супруги и возбужденный – Ариши я максимально осторожно поднялся с дивана и поковылял в спальню. Милиан даже не моргнул, не одарив меня провожающим взглядом.

Ариша разрывалась на части: либо последовать за мной и, если что, помочь несчастному покалеченному раненому отцу уложить свою внезапно проснувшуюся (если так и будет) сестренку, либо остаться в гостиной и наблюдать за волшебным дедом: вдруг он сотворит что-то чудеса́тое. Но семейная ответственность и взаимовыручка взяли верх, и дочка в два прыжка достигла меня, не успел я на своих полутора достичь дверного косяка. Я улыбнулся и последовал за дочкой в спальню. Там мы вдвоем склонились над нашей Таней, укутанной ярким одеяльцем с принтами мишек-тедди, включили ночник в виде пухлого кролика, который был ровесником Ариши и до сих пор исправно работал, и поспешили вернуться в гостиную. Танечка, радость папина, тихо-мирно спала и посапывала.

А нас словно ждали: молчание прерывалось лишь репликами мультперсонажей из телевизора. Игра в гляделки продолжалась. Оп, Лиза моргнула! Мы с Аришей протиснулись к дивану, сели, потерли коленки и внимательно уставились на Улло. Тот дернул крыльями носа. Мы чуть суровее посмотрели на Лизу. Та вздернула подбородок. Несколько раз с разным выражением лица я и дочка крутили головой из стороны в сторону, следя за изменениями в лицах визави. Следили до тех пор, пока в один прекрасный момент Милиан и Лиза, словно сговорившись, перевели взгляд на меня и уставились в упор. Я вздрогнул и похолодел. Даже больная нога заныла. Ариша решила не быть крайней и тоже вытаращилась на меня. Теперь я ощущал на себе взгляды трех пар глаз. Была бы у меня способность, я и сам на себя посмотрел, но без помощи зеркала это никак. Хорошо, что в гостиной нет кота, я бы не пережил еще один осуждающий взор.

Как вскоре оказалось, я стал жертвой собственной же рассеянности, сейчас обернувшейся неприятностью. Мой еще не испорченный таких будто далеких четыре месяца назад мозг, во время той самой первой встречи с Милианом, ожесточенно орал мне из черепной коробки: ну не ходи ты за ним, ну наделаешь глупостей, ну чертовщина же явно какая-то будет твориться! Но, как известно… За время знакомства с Улло и другими волшебниками Изнанки, проведя не один день среди умельцев магической страны, на своей собственной шкуре испытав в прямом и переносном смысле тяготы кудесничества, став волшебником, сразившимся с одним из самых заклятых и сильных врагов моего наставника и победившим его – за эти недели я открыл для себя потрясающую, фантастическую вселенную, новый мир, в нарушении тайны о котором и оказался теперь повинен. Все мои скромные регалии о сане победителя сильнейшего и зловещего мага сейчас совершенно не имели значения, чтобы я отмазался от обвинения, которое мне предъявил Милиан. Точнее, не он, а Совет Элдеров вместе с местным, изнаночным, судом.

А обстояло всё до боли нелепо и чуть ли не смешно.

Ясно, что Амарад на самом деле, каким по себе является – государство, с сетью органов, в том числе надзорных и карательных. Соответственно, там тоже высшей правящей властью установлены правила поведения, специальные для носителей и обладателей волшебной мощи, даже прибывших из нашего мира, за исполнениями которых следят так называемые блюстители и за нарушение которых так называемые пуни́ры по голове тебя не погладят. И вот сейчас Милиан заявляется ко мне и говорит: вы, мол, Константин, в первые буквально дни, как научились применять магию, совершили запрещенный Изнанкой прием – применили волшебные силы, обнаружили свое чародейство на чужеземной территории, проще говоря, вне Изнанки, у себя в Москве.

Я вспомнил. Это тот самый дурацкий случай, когда на следующий день после первого посещения Изнанки и Дворца я, еле живой и вымотанный после всех творившихся ужасов, казавшихся мне нереальными, пришел на очередную репетицию с моими музыкантами и когда, обозленный по пустяку, совершил совершенно случайно магический акт в сторону нерадивых оркестрантов. Магия была применена в присутствии не-жителей Изнанки, не волшебников. Волшебство заметили, хоть и по сей день не разобрались, свидетелями чего стали. За это мне и предстояло поплатиться.

Вам это ничего не напоминает? Где-то вы могли это уже слышать, да? Ага, всё, вспомнили! Нельзя творить магию вне школы чародейства и волшебства – так, кажется, говорил старейший, мудрейший и опытнейший маг с длинной седовласой бородой, директор вышеупомянутой школы. Такое ощущение, что эта самая английская писательница, что придумала серию книг о мальчике-волшебнике, учившемся в этой самой школе магии, и является гражданкой Изнанки и просто взяла и выпотрошила все правила и привычки волшебной земли на страницах своих книг, выдав произведения за несуществующую историю, сказку, фэнтези! Это не литературное художество – это реальность! Сам ведь маг и волшебник, я разбираюсь!

– Но Милиан! А где же все ваши раньше были! Почему только сейчас, спустя столько времени! Всё давно полынью поросло, а они только-только спохватились! – Я досадливо хлопнул себя по здоровому колену и покачал головой, одновременно смеясь и тревожась.

– На это закрывали глаза. Да, так долго, – Милиан сам был не в восторге и хмурился, развернув ко мне свое упрямое лицо. – Сам помнишь, дела ведь вчерашние, какие темные дни нависали над нами в Изнанке. Было пока не до этой ситуации. Сейчас же, когда всё стихло, придется отвечать по заслугам.

– Каким таким заслугам! Лиза! Ты понимаешь?! – Я взвинтился и вскочил с дивана. Искалеченная нога тут же заныла, напоминая о себе в моменты напряжения. Я обхватил бедро, утихомиривая пульсацию. Лиза в жесте поддержки коснулась моего плеча, Ариша, сидя на диване, протянула ладошки и держала меня за руку.

– Тебя в чем-то обвиняют. И что-то требуют, – утвердительно произнесла супруга, переводя взгляд с меня на Милиана, который отступил на пару шагов и положил футляр у двери на балкон.

– Да. Обвиняют. За случайные ошибки прошлого.

Я разогнулся и посмотрел на Лизу. Та понимала, что нечто, о котором говорит Милиан, сулит мне нехорошее, но представить не могла, что бы это могло быть. Я размышлял, стоит сейчас объясниться или нет, ведь я не поделился с ней, что произошло минувшим летом на репетиции, с поджиганием оркестранта. Тем более она тогда бы меня не поняла: осознанные разговоры о магии в присутствии Улло она ведет лишь тогда, когда он сам рядом – ведь это Милиан, как и все другие чародеи Изнанки, «включает» и «выключает» у непосвященных воспоминания о волшебстве.

В одну секунду, одновременно, вдруг проснулась Танюша и заплакала, требуя к себе внимания; Ариша состроила удивленное личико, обрабатывая в своей головке вспыхнувшую безумным огоньком информацию, что ее папу, нарушившего магический закон, оштрафуют на много-много денег либо – того хуже – могут посадить в волшебную тюрьму; а супруга переводила со всех нас взгляд в сторону спальни, думая, как бы не разорваться: нужно и младшую дочку успокоить, и как-то рассудительно и адекватно отреагировать на внезапно возникшее положение дел. Милиан стоял, поджав губы и глядя на меня и Лизу поверх стекол своих бессменных очков. Завершающим аккордом почти немой сцены вступил кот: вбежал на своих мягких и пухлых лапах в гостиную и, сев возле меня, протяжно мяукнул.

– Покорми его, – только и смогла произнести супруга и спешно вышла в спальню к Танюше. Я так понял, это было ко мне обращение, поскольку вряд ли наш старший четырехлетний ребенок достанет до полки навесного шкафа, где лежит упаковка корма, когда он даже стоя на табуретке до створки не достает.

– Ариш, смотри мультик, мы скоро вернемся, – вздохнув, сказал я дочери и, кинув приглашающий взгляд на Улло, вышел в кухню. Маг проследовал за мной, по пути взглянул на Аришу и подмигнул ей, улыбнувшись. Дочка подтянула к лицу коленки, скрестила на них ручки и уставилась в телевизор.

Милиан прижался к холодильнику, не спуская глаз с кота, на которого смотрел с опаской. Животное извивалось у моих ног и облизывалось, предвкушая славный ужин.

– Это всего лишь кот, Милиан. Он мирный и ненамного опаснее бутерброда с сыром. Куда страшнее ваши изнаночные драконы, – усмехнулся я.

Милиан покашлял в кулак и отлип от холодильника.

– Давайте. Рассказывайте всё. Куда вы меня обязаны отвести. И что со мной будет, – вздохнул я и сел за кухонный стол, приглашая Улло упасть на табурет рядом.

Взглянув на пышный кошачий зад, Милиан бесшумно сел напротив, положил руки на столешницу и обратил ко мне лицо. Я выражал внимание и тревогу одновременно. Я не знал, чего хотел и не хотел больше: быть наказанным и по вынесенному приговору больше не возвращаться в Изнанку (ну вдруг!) – либо быть оправданным и вновь по первому зову бросаться очертя голову на подмогу добрым магам и чародеям, к тем страшным опасностям, что таятся чуть ли не за каждым поворотом. Не хотелось расставаться ни со спокойной и достаточно обычной жизнью с гарантией на продолжительное музыкальное творчество и умиротворение, ни с приключениями волшебного и неизведанного мира, хоть порой и подкидывающего ужастики.

Это был один из немногих случаев, когда я действительно разрывался. Когда есть только один выбор – но ты хочешь оставить оба. При этом многое, даже почти всё, зависело не от меня, а от судей и адвокатов (назовем их так) чародейского измерения.

– Я буду выступать на стороне защиты в качестве свидетеля. Суд этот проще в процедуре, чем за более тяжелые деяния. Знай, что ты не совершил особо опасного преступления. Но твой случайный проступок тоже можно назвать из рода далеко не желательных, – спокойно и с расстановкой объяснил Милиан, порой отводя взгляд на кота. Конечно, ему легко об этом всём так говорить, не о его судьбе ведь речь!

– А я что? Так и буду всё заседание молчать? – вздохнул я.

– Нет, тебе дадут слово. Когда к тебе обратятся, ты обязан правдиво и без утайки всё рассказать.

– Но Милиан, я уже и сам не помню, как это вышло! Это было настолько случайно, нелепо, неожиданно, что я ничего не успел понять! – Я взмахнул руками и бессильно уронил их на колени. – Я был разбит, много думал о событиях, что произошли со мной за несколько часов до этого, был зациклен на переживаниях. Я не смогу достоверно и точно воспроизвести всё то, что произошло в один миг почти пять месяцев назад…

– В качестве доказательств в случае чего воспользуемся твоими воспоминаниями, – сказал Милиан.

– Это как? – не понял я, но в следующий момент подумал, что начинаю догадываться.

– Вытянем из тебя. Этот момент остался в твоей долговременной памяти. Даже если ты вспомнить не можешь, он всё равно глубоко в тебе хранится. Тем более он отпечатан твоей магической аурой там, в Амараде. Это может понадобиться в процессе… Вообще, если честно, я не должен был с тобой встречаться до суда, вне территории Изнанки, – вздохнул Милиан. – Могут подумать, что я подскажу тебе, как ты должен говорить, чтобы оправдаться.

– Тогда почему вы всё-таки пришли?

– Хотел предупредить, чтобы ты был просто морально готов. И просто… посмотреть на тебя еще раз, увидеть, после всех тех безумных дней. И еще. – Милиан поднялся из-за стола и теперь смотрел на меня сверху. – Я не буду тебя выгораживать, несмотря на то, что я твой наставник и заинтересованное в твоей невиновности лицо. Я буду говорить только то, что точно знаю и вижу сам. Поэтому не обижайся на меня, если что будет не так.

– Да еще ведь ничего не было, что уж таить заранее… – Я вздохнул и досадливо потер шею ладонью, склонив голову и скосив глаза на кота.

Усатая сытая морда облизнулась и, не поблагодарив, вильнула хвостом, засеменила в гостиную.

– А когда суд? – я посмотрел на Милиана.

– Через неделю. Завтра тебе должно прийти уведомление. А в день заседания ты должен быть в Изнанке. За тобой придут.

Последнее прозвучало устрашающе, словно из лихих репрессивных сталинских тридцатых. Но я не знал, как мне правильно бояться и волноваться, потому что не мог оценить важность и сложность процесса, ведь еще никогда не был участником чародейского суда. Мне кажется, даже бессмысленно пересматривать телевизионные передачи про судебные заседания, потому что не знаешь, насколько схож либо различен процесс в России и Изнанке. У нас вон судьи молотком бьют, а у них, поди, артефактами машут.

Через семь дней я опять окажусь в Изнанке, где не был почти месяц. Стоп! Я ж играю в этот день премьеру сезона, у меня очередной спектакль! Дирекция мне не простит!

– Милиан! Суд надолго? У меня опера вечером, я веду, – взволнованно произнес я. Вот что-что, а премьерный спектакль мне важнее проблем волшебного мира! Может, они подождут?

– Должен быть утром, часов в девять. Вряд ли надолго. У тебя не тяжкое преступление. Вероятно, часа на два, три, ну до четырех в среднем такие дела разрешаются, в тот же день, – сказал Милиан.

Я мотнул головой.

– Если бы ты знал, как я тебя понимаю. Несмотря на всю твою святую веру, что я, мол, наоборот, ничего не смыслю, – произнес Улло после недолгого молчания, но тщательного обдумывания. – Я вижу, всегда видел, как ты разрывался. Вроде бы и стремился познать все прелести волшебного мира, проявлял искреннюю любознательность, проводил время порой в ущерб своему личному по нашим порядкам. И в то же время оттягивал возвращение в Амарад, потому что в твоем мире есть то, чем не мог жертвовать. И дело даже не только в семье, но в работе. Видно, что любимой.

Пожилой чародей многозначительно усмехнулся. Я не мог с ним не согласиться. И по поводу того, как очевидно он разгадал мое отношение к Изнанке, и как прочувствовал, чем я дорожу. Да, я одинаково сильно люблю и свою семью, и свою музыкальную стезю. Этим главным моим страстям я обязан своим успехам и удачам по жизни.

Я не знал, что еще мог и хотел спросить у Улло. Вот он, мой Проводник и учитель, помощник и спаситель. Я долго не видел его. Уместны ли сейчас словно бы приятельские вопросы типа «как дела», «что нового» после всего, что он мне сейчас рассказал? Весь диалог с Милианом последние минуты, с момента его появления в квартире, строился так, будто мы расстались накануне, будто виделись несколько часов назад, и вот он спустя непродолжительное время рассказывает мне новый поворотный виток событий, что должны случиться в скором времени. Хотя тогда, при расставании прощались так, словно никогда больше не увидимся. Венди даже не вытирала слезы, катившиеся из глаз, и крепко обняла меня, но потом сама засмущалась, скромно опустив взгляд. Никто из нас тогда не знал, когда Улло вновь окажется в моем мире, когда я вновь понадоблюсь, хотя я гостеприимно говорил ему, что он может навещать меня просто так, когда захочет (точнее нет, смысл фразы в том, чтобы когда было удобно мне).

Жаль, что я не обладаю способностью заглядывать в Изнанку из Москвы сам – почему-то эта «функция» у не-граждан волшебного мира отключена. Но вот не успел я заново и тщательно посмаковать все передряги и впечатления, которые вынес с Изнанки, как неожиданно в мою жизнь вновь врывается она – магия. Вновь я вижу Милиана с неизменным «саквояжем» и понимаю, что волшебство опять, так скоро возвращается в мою жизнь, но оборачивается не в мою пользу. Что-то готовит грядущее, неизведанное. Так, ладно, всё, хватит выдумывать! У меня фантазия – дай бог, и уж если начну выстраивать цепочки в голове, то могу дойти до такого нереального, что мама не горюй!

– Я сделаю всё, что в моих силах, – произнес Улло.

Я не понял, к чему он это сказал.

– Через неделю мы вновь увидимся. Оденься прилично. А пока – до встречи.

Милиан посмотрел на меня и коротко улыбнулся. Я ответил ему молчаливым взглядом в глаза.

– Венди, кстати, передает тебе большой привет. И он настолько огромный, что, мне кажется, я где-то по пути к тебе обронил его половину, – пошутил Улло на прощание, оборачиваясь ко мне спиной и выходя из кухни.

Я улыбнулся, вспоминая его задорную внучку.

В глубине квартиры на секунду что-то ярко вспыхнуло, а затем щелкнул небольшой замок. Стало слышно только телевизор, который смотрела Ариша. Это Милиан, покидая чужое ему измерение, по обыкновению затуманил разум моей семье, «выключая» воспоминания о произошедшем, и скрылся в своем волшебном контрабасном чехле.

Что ж, Константин, дирижер номер один. Вот ты и попал. Разок тебя штрафовали за несоблюдение ПДД. А теперь тебе еще достанется за несоблюдение законов волшебного мира.

Мне уже начинать злиться и волноваться?

Chapter 2

С моей стороны, как позже оказалось, было опрометчиво и наивно думать и верить, что за некоторое время до волшебного суда, как якобы утверждал Милиан, меня оповестят, ведь Изнанка – мир непредсказуемый даже для самого себя. Я до конца надеялся, ну, не то чтобы на сову с письмом в клюве с печатью Совета, которая врежется в балконные стекла, нет, конечно, но хотя бы рассчитывал обнаружить внезапное уведомление в почтовом ящике в одной куче с рекламными брошюрами и квитанцией за коммуналку.

Все дни до суда я был на взводе. Настроение в течение суток стремительно менялось. Каждое утро за завтраком до дня «икс» я чувствовал себя прескверно и на замечания Лизы отмахивался, что просто не выспался. В театре мучительные думы, с которыми я приезжал на репетиции, сменялись, однако, позитивным настроем, но ненадолго – ровно на время, отведенное на занятия с оркестрантами и артистами. Я творил, фантазировал, плыл по течению музыки, но когда наступало время обеда или перерывов, в своей дирижерской каморочке пытался не пасть под власть волнения, думая о предстоящем суде. Однако это у меня не получалось, и я, бросая косые взгляды на дирижерскую палочку, еще сильнее сгущал краски. Из театра выходил бодрый, но, когда возвращался к семье, чем ближе подбирался к своему дому, тем чаще и чаще наседали те же самые мысли, которые ходили по кругу с самого утра, грустные, нехорошие. Что если меня лишат магии? Что если суд будет не в мою пользу? Что если меня больше никогда не пустят в Изнанку, я лишусь общения с Милианом, к которому всё равно прикипел, как бы он меня ни раздражал? А что если вообще меня посадят в волшебную тюрьму, и я проведу там не просто месяцы, а годы? Так было много этих «если», и в моих представлениях они все против меня.

Оповещения я так и не получил.

Сутки перед судом прошли, как обычно – то есть в тревоге и волнении. Сова не прилетела, почтальон подозрительный конверт не принес. Зато, как потом выяснилось точно, в пять тридцать утра по московскому времени, когда за окном еще было сумеречно, я проснулся оттого, что мужской голос негромко позвал меня по имени со стороны приоткрытой двери в спальню. Я резко распахнул глаза, вывернул голову и вздрогнул от испуга, совершенно неготовый увидеть в полутьме силуэт Милиана, его блестящие, заглядывающие в спальню зрачки и стеклышки очков. Конечно, это был он, иначе как и кому еще понадобится показаться у меня в предрассветный час! Я еще подивился, как умудрился не вскрикнуть и не разбудить весь дом. В следующую секунду уже переключился на моменты личного характера: одной рукой молниеносно натянул одеяло на Лизу повыше, закрыв ей плечи, – нечего чужим глазам, пусть даже и Улло, на мою жену смотреть! – а второй подтянул оставшуюся часть одеяла на себя до горла. Было сложно делать три вещи одновременно: пытаться продрать глаза и представить по ощущениям, который час; постараться понять, надо ли начинать волноваться уже сейчас или еще рано, и прятаться под одеялом.

– Милиан… Не могли бы вы… Прошу, – пролепетал я нечленораздельно сиплым, еще не проснувшимся голосом в надежде, что чародей поймет, что я от него хочу.

Милиан сверкнул глазами, послышалось шевеление, и искорки у двери исчезли: Улло отошел в сторону.

Меня всегда поражала его бестактность, которая обнаруживалась даже в диалоге. Может, в Изнанке это нормально, но он в Москве, на моей территории, так пусть будет любезен соблюдать человеческие нормальные земные пристойные и уважительные правила! Надо будет сказать ему об этом при случае в ближайшее время. А пока…

Пока я медленно сел, стараясь не разбудить Лизу, и сдвинул одеяло в сторону. Но супруга заворочалась, шевельнула рукой и поймала мою ладонь в свою. Я нежно высвободился и встал, ища на полу тапки.

– Ты куда… Еще рано… Который час… – прошептала Лиза, не открывая глаз, находясь в полудреме.

– Спи. Мне надо уйти раньше. Всё хорошо, не волнуйся. – Я перегнулся через половину кровати к супруге, поцеловал ее в лоб. Схватив с напольной вешалки футболку, натянув ее поверх майки, вышел к Милиану, прикрыв дверь в спальню.

Маг замер возле гостиной, приложив чехол к тумбе, и, кажется, смотрел в мою сторону, насколько я мог видеть, привыкнув глазами к темноте.

– Ты так пойдешь на суд? В Изнанке «прилично» не значит «просто», – усмехнулся Улло, просканировав взглядом мои футболку, шорты и тапочки. Ой, вот мне сейчас совершенно не до его шуточек, не до разряжения обстановки.

– Почему так рано? – лишь спросил я, потирая глаза и зевая. Сразу, без приветствий, как и он.

– Потому что не я должен прийти за тобой. Это сделает конвоир. Я лишь пришел сказать, чтобы ты меньше думал и не волновался понапрасну, – произнес Милиан. – Я никогда не был на ваших судах и мне не удалось о них разузнать от других учеников с вашей планеты, но представляю, что они отличаются, наш и ваш. Каким бы ни был результат суда, знай, Константин. Ты хороший волшебник. И я горжусь, что стал твоим Проводником и наставником.

Милиан протянул руку. Я благодарно пожал его ладонь.

– Спасибо, Милиан. Мне важна ваша… поддержка.

Улло скривил губы в подобии улыбки, разжал руку и посмотрел на наручные часы.

– Человек придет через десять минут. Сейчас у вас половина шестого. До встречи.

Милиан раскрыл свой кейс. Внутри было непроглядно: дом чародея погружен во тьму.

– Я могу увидеться с Венди? – шепотом выпалил я, когда Милиан спускался в свою домашнюю кладовку, перешагнув бортик чехла.

– У нас тоже еще ночное время. Она спит, – ответил Улло, не взглянув на меня.

Когда в квартире осталась только его голова, а тело уже находилось в Изнанке, маг посмотрел на меня так, словно радовался какой-то моей победе, которой никогда не было, ну, разве что посчитать победу над Морсусом, крайне важное событие для волшебного мира. Посмотрел так, словно суд уже прошел и я вышел сухим из воды, вышел оправданным. Милиан одарил меня взором несомненным, будто всё окей уже и так, что бы ни случилось.

Через секунду кейс захлопнулся и так и остался лежать у моих ног. Я уже знал, что сколько на него глаза ни таращи, под взглядом он не исчезнет, свидетелем волшебной пропажи ты не станешь. Поэтому я развернулся обратно в спальню, даже не оглянувшись, уже выучив железное правило Изнанки, а точнее – Правило Исчезающего Кейса: только он хотя бы на краткий миг, на долю доли секунды и еще меньше пропадает из поля твоего зрения, не преминет испариться, словно его никогда не существовало в заданном месте секунду назад.

Я располагал несколькими минутами до появления стража Изнанки. Стараясь бесшумно передвигаться по спальне, периодически заглядывая в кроватку Танюше, на ощупь нашарил джинсовые брюки и пиджак. Надел рубашку, которую можно было не гладить, натянул носки, прихватив трость. Быстро освежив лицо в ванне, обулся в прихожей и сел на тумбу нога на ногу, пристроив на коленях трость и пялясь в экран заблокированного смартфона на свое едва различимое отражение.

Чем меньше минут оставалось до часа «икс», тем больше нарастало волнение. Ноги холодели, в горле образовывался и застывал комок. Я не узнавал себя: открытый, харизматичный, берущийся за любую музыкальную работу, каждый день принимающий овации благодарного зрителя вдруг испугался такого простого публичного мероприятия, как магический суд, ну не смешно ли? Надо было успокоиться, еще давным-давно. Пока осталась пара минут, стоит привести себя в порядок, душевный имею в виду. Подумать о чем-то хорошем. Или о ком-то. Вот, например, Танечка, наша младшая Татьяна Константиновна. Хорошо, что она спит. Славная и умная девочка – разрешает родителям вздремнуть почти всю ночь. Не то что Аришка – та вот правда каждый час верещала, будучи младенцем. И сейчас до сих пор активничает: то часы напролет фантазирует про сказочные миры и нарекает сама же себя волшебной феей, главной в ее же придуманном королевстве, то так быстро дарит цвета недавно купленным детским картинкам-раскраскам, что уже надо покупать новые. Еще бы, конечно, нам одного мужчину в семью, но я всё как-то не могу намекнуть об этом Лизе, а тем временем она вон вторую дочку-красавицу родила. Понятно, сейчас не время: сперва на ноги поставим Танюшу, поучим ответственности Аришу, а потом, может, дело и дойдет.

На таких мыслях закончилось мое душевно обманчивое равновесие. Я весь напрягся, когда услышал щелчок во входной двери, с каким обычно проворачивается ключ. Я моментально вскочил, убрав телефон в карман, встал лицом к двери и сильнее сжал трость, поднимая с ней руку, готовый к отражению потенциального нападения. Не ожидавшая от меня прыти, еще не полностью зажившая рана на ноге всколыхнулась небольшой болевой пульсацией.

Пару секунд ничего не происходило. Мои нервы напряжены до предела.

Вдруг через замочную скважину просочилась струйка полупрозрачного заклинания и зависла перед моим лицом, приняв форму печати Совета Волшебников. Я помотал головой, взглянув в сторону детской и спальни: не проснулись ли мои девочки, но нет – в обеих комнатах тихо. Когда я вновь развернулся к метке в воздухе, та уже испарилась. Через мгновение входная дверь открылась без всяких посторонних шумов, и в неярком свете лампы на лестничной площадке я увидел шагнувшего в квартиру и тут же закрывшего за собой дверь человека.

– Константин, от имени Совета Волшебников территории Амарад приветствую вас, – тихо произнесла фигура.

Послышалось шевеление, и над нашими головами зажегся слабый синий огонек-фонарик. Я опустил руку с тростью и посмотрел в глаза гостю. Ночным сменным конвоиром оказался молодой мужчина с бородкой в форменном костюме.

– Властью, данной мне, и по поручению Верховного Комитета Обвинения довожу до вас сведения о предъявлении обвинения и обязан сопроводить до зала, где пройдет заседание по вашему делу, – произнес конвоир с серьезным лицом, заложив руки за спину. – Любое сопротивление будет расцениваться как препятствие власти Комитета и Совета. Есть ли у вас вопросы?

Я молча кивнул и в волнении потер руки.

– Да, вопрос, да… – промямлил я. – В чем конкретно заключается моя вина?

– На это, а также на другие вопросы, касающиеся именно характера обвинения, вам ответит следственный обвинитель и ваш защитник, – бесстрастно произнес мужчина, не глядя на меня, сконцентрировавшись на одной точке где-то на стене.

Я кивнул, не вполне понимая, зачем тогда мне можно было задавать вопросы, если на них здесь и сейчас не могут ответить. И вообще изначально не странно ли, что следствие (если оно вообще в каком-либо виде в отношении меня велось) происходило в Изнанке без моего участия. Тем самым они нарушили мои права как подозреваемого и обвиняемого, по крайней мере, у нас в стране так не делается, это не по закону, не справедливо! Я буду жаловаться, я подам чародейскую апелляцию! Я пройду, если надо, все волшебные инстанции, но докажу, что сделал то, в чем меня обвиняют, случайно и ненамеренно и это не причинило никому вред! Разве что я так и не смог потом починить изувеченный магией инструмент и никто из руководства не понял, из чьего оклада вычесть материальный ущерб, поэтому так и ничего ни у кого и не отняли.

Все мои рьяность и пыл, с которыми я думал про апелляцию, как позже окажется, мгновенно сдуются воздушным шариком с характерным звуком. Это лишь только в момент встречи с конвоиром я ощутил себя ущемленным, а потом уже ни до каких апелляций не стало.

– Прошу за мной. – Ночной визитер указал на входную дверь моей квартиры.

Я помедлил несколько секунд, обернувшись на комнаты, где спали мои девочки. Ариша недавно приучилась спать без ночника и сейчас в ее комнатке было темно. Супруга вновь быстро заснула. Танюша не плакала. До встречи, Лиза, родная. До встречи, дочки, мои хорошие. У вашего мужа и отца будет волшебная судимость.

Сжав губы, я решительно кивнул. Огонек встрепенулся и на всей скорости врезался во входную дверь, которая тут же покрылась свечением, будто засияла. Конвоир раскрыл ее передо мной, сделав приглашающий жест. Шагнув вперед, я оказался не на лестничной площадке своего подъезда, а в комнате с пыльно-желтыми обоями. Развернулся и увидел стальную темную дверь, в проеме которой стоял мой конвоир. Я быстро огляделся вокруг.

В помещении размещались четыре простых кресла и невысокий столик, две неглубоких выемки в стенах: похоже, что одна заменяла умывальник, а вторая, зарешеченная, служила камином; длинный жесткий диван, на котором при желании можно вытянуться во весь рост. Одна пустая навесная полка, настенные часы, тонированное окно в темной раме. Комната освещалась маленьким огоньком-фонариком под потолком.

– Скоро вам принесут ранний завтрак. Через час подойдут помощник обвинителя и защитник, – произнес конвоир.

Я кивнул и сел в одно из кресел лицом к двери. Маг удалился, наложив на дверь со своей стороны заклинание-печатку. Я увидел в двери окошко, встал и подошел посмотреть, что творится снаружи. Прислоняясь к окошку и так и сяк, смог увидеть лишь пустой широкий коридор с высокими потолками. Не отметив ничего интересного, отошел к окну и, обхватив раму, посмотрел на улицу.

Комната, как оказалось, на четвертом этаже. Внизу разбит небольшой прогулочный садик с клумбами, карликовыми деревьями и кустарниками. Он был окружен зданиями: тем, где сейчас находился я, двумя жилыми домами и одноэтажной постройкой, за которой виден поворот речного канала. В небе несла ночную стражу пыльно-серая луна. Линия горизонта подернута ранней и еле заметной, тонкой, точно ниточка, полоской приближающегося рассвета.

Я вздохнул и вернулся в кресло. Вообще комната с минимальной обстановкой, без лишних удовольствий и соблазнов, пространство в целом просторное. Только вот что мне делать оставшиеся часы? «Человеческого» интернета нет, и мой телефон совершенно не применим для связи в этой волшебной стороне – так, безделушка, разве что в игры поиграть да музыку послушать. Да и волшебной палочки с собой нет, только трость… Стоп. Трость! Большая, неудобная, но подвид палки! Поколдуем?

Сидя в кресле, я взрезал воздух перед собой тростью, которая в последние недели стала для меня своеобразной палочкой-выручалочкой, пробормотав заклинание. И – ничего не произошло. Я насторожился, выпрямился и попробовал пару других заклинаний. Вновь никакого эффекта. На свой страх и риск (но ведь для проверки, чем сам себя оправдывал) я замахнулся тростью в дверь атакующим колдовством. Ровно ничего.

Ошеломленный, я прислушался к себе в надежде понять, что́ со мной не так и куда пропали магические силы. Милиан не упомянул, куда истратятся мои способности. Намеренно ли, случайно, знал он или правда не знал? В чем же дело? Во мне, в трости, в чем-то стороннем? На время это лишение или навсегда? Я и представить себе теперь не мог, что лишусь магических способностей так легко и просто, враз. Я был не готов к этому, меня словно опустошили, отняли что-то важное. Прозвучит странно, но я уже действительно не мыслил себя без магии! Да, хотя пользовался ею редко, только в Изнанке, но я же знаю, что она со мной, всегда во мне.

К раздумьям о магии, лишился я ее навсегда или нет, добавились мысли о предстоящем суде. Раз суд гражданский, почему меня ограничивают в перемещении? Ну и что, что понятия судебных процессов у нас и в Изнанке отличаются! Это совершенно не значит, что надо лишать меня свободы передвижения! Это насилие над личностью! Я потом засужу всех, судящих сегодня меня! У меня приятельница юридический оканчивала! Я позвоню ей в Таганрог и всем тут будет не поздоровится!

Чем заняться целый час до посещения «гостей»? Когда принесут перекусить? Я же исстрадаюсь весь от безделья. На телефоне не так много зарядки, а желудок начинает звать на помощь, чтоб ему кинули гастрономический спасательный круг. Магии я лишился, книг и журналов в комнате нет.

В двери щелкнуло, словно кто-то на расстоянии прочитал мои жалобные мысли. Нанесенная конвоиром печатка сорвалась, дверь открылась, и вошла высокая женщина в длинном томатного цвета платье по щиколотку с рукавами ниже локтей. С шеи свисала цепочка с серебристым кулоном. Ее волосы необычного темно-изумрудного оттенка собраны на затылке в объемный пучок. В руках она держала поднос, который заставлен блюдцами, какими-то бумажными свертками и непрозрачным стаканом. Вошедшая приветственно кивнула и проследовала к столику. Я хотел встать и принять поднос из ее рук, но она быстро пересекла комнату и, поставив поднос на столик, развернулась ко мне:

– Доброго раннего утра. Это небольшой завтрак. Приятного аппетита.

– Спасибо, – произнес я, прочистив горло.

Незнакомка приятно улыбнулась и удалилась. На дверь снова была наложена печатка.

Я придвинулся вместе с креслом к столику и нагнулся над подносом, рассматривая, что мне принесли. Надеюсь, не отраву. Хотя какой резон меня травить, если здесь, в Изнанке, я, чувствую, стану чуть ли не национальным героем, после того как одолел (не без помощи Милиана, конечно) злого опасного мага, много лет терроризирующего жителей этого волшебного мира? Интересно, эта женщина, этот конвоир, что доставил меня сюда, знают, кто я такой? Если да, то хотя б автограф попросили, что ли, ведь не каждый день берешь под стражу и приносишь завтрак национальному чужеземному герою, который спас твою страну! Ну, ладно, не о том речь. Сейчас не лучшее время вызнавать, какое ко мне здесь отношение (но всё же надеюсь, что уважительное и почитаемое) и хотят ли со мной познакомиться. Сейчас главное поесть и морально подготовиться к суду. Что еще я могу!

Ранним утренним завтраком оказался какой-то бодрящий морс, съедобная сытная смесь по типу каши из мультизлаков местных, изнаночных, производств и ароматных трав с добавлением хрустящих кусочков овощей и фруктов и сэндвичи с мясным паштетом. Окончив трапезничать, я снял пиджак и, оставив его на спинке кресла, подошел к окну, опираясь на трость. Светлая полоса рассвета стала шире, луна побледнела. Внизу в садике уже работали садовники: подметали дорожки, опрыскивали цветочные бутоны, подравнивали листья на кустах и деревцах. На крыше длинного здания двое в рабочей одежде растягивали то ли толстый шнур, то ли шланг. Их выкрики, правда, неразборчивые, были слышны даже мне, через довольно большое расстояние и при закрытых окнах. Я потрогал рамы в надежде найти защелку, чтобы можно было открыть окно и вдохнуть свежий утренний воздух Изнанки. Но рамы словно вмонтированы наглухо.

Держат взаперти. Магии лишили. Окна запаяли и затонировали. Двери охраняют заклинанием. Это все такие комнаты? Это везде такие правила? Это со всеми подозреваемыми и обвиняемыми так обращаются? Или только со мной?

Я вынул из кармана телефон. На дисплее было одно время – когда за мной в квартиру пришел конвоир. На настенных часах в комнате – другое, ушедшее много вперед. Разблокировав смартфон, я открыл приложение с музыкой и включил повтор треков, медленно расхаживая по помещению, пока в ногах были силы.

Если вы думаете, что музыканты, по долгу театрального служения плавая по волнам классических композиций, слушают тоже одну только классику, ну, или по большей части точно ее, это не так. Вернее, не в режиме нон-стоп. В моем плейлисте найдется почти всё, я меломан: от Джо Дассена и «The Beatles» до Стинга и «Train». Конечно, у меня есть десятки вальсов, адажио, тарантелл, пасторалей, симфонические, балетные, оперные музыкальные картины, начиная с Баха и Моцарта, заканчивая Стравинским и Таривердиевым. Есть у меня и отечественные треки а-ля «дискотека девяностых и двухтысячных». Но сейчас ничего лучше, чем кантатное «O Fortuna» Орфа, не описывает мое состояние. А его у меня в плейлисте нет. А связь здесь не работает. И аккумулятор разряжать зазря не хочется. Хотя плевать! У меня сегодня стресс, я чувствую себя максимально не в своей тарелке, поэтому кто, как ни я сам себе, устроит прощальные и пышные музыкальные проводы своей обвиненной и неповинной личности! Я готов потратить всю энергию телефона, чтобы продлить эти прекрасные, оставшиеся минуты до осуждения меня во всех смертных магических грехах.

Я не успел прослушать и четвертой части музыкальных треков. Не успел ощутить ноющую усталость в поврежденной ноге, вышагивая по комнате зигзагами. Время пролетело так быстро, что я его отчего-то и не заметил. Но именно в тот момент, когда я не ожидал, ко мне заявились гости.

Chapter 3

Защитная печатка с двери со стороны коридора была снята, и вскоре в комнату вошли двое. Я остановился у камина, глядя на вошедших.

– Здравствуйте, Константин. Мое имя Серк. Я обвинитель по вашему делу, – сказал пухлый маг в изумрудном костюме-тройке с красными полосами и отличительными служебными нашивками на кителе. – Лайдж, ваш защитник. – Обвинитель указал ладонью в сторону второго, молодого волшебника невысокого роста с редеющими волосами в бежевых брюках и кофте цвета баклажан. – Надеюсь, вы успели перекусить.

– Да, спасибо. Насытился. – Я посмотрел на поднос, и оба мага взглянули туда же.

– Просим вас сесть, чтобы мы ввели вас в курс дела. – Лайдж указал на кресла возле столика и вместе с Серком подошел ближе.

– Да уж, пожалуйста! А то без меня тут ведут мое же дело, а я ничего не знаю! – Активно закивав, я вернулся к креслам и сел в одно из них, приставив трость к спинке. Маги остались стоять.

– А могу сначала я́ задать вопросы? – спросил я, переводя взгляд с одного чародея на другого, не зная, к кому лучше и правильнее обращаться. Обвинитель и защитник одновременно кивнули.

– Почему дело против меня велось без меня? Почему меня держат взаперти, я ведь не уголовник… надеюсь? Могу ли я подать апелляцию при любом исходе дела? Почему вообще я оказался виноват по маленькому поводу? – Задавая очередной вопрос, я загибал новый палец на руке. – И если я буду виноват, меня оставят здесь, до тех пор пока не возмещу ущерб, не отбуду наказание?

– Вас обвиняют в использовании магии в присутствии граждан вашего же мира, не являющимися инициированными волшебниками и ничего не знающих о природе магии, – не резко, но твердо произнес обвинитель, глядя на меня сверху вниз.

– Возможно, вы применили магию непреднамеренно и случайным образом, – тут же добавил Лайдж, чтобы смягчить обвинительную речь Серка.

Конечно же случайно! Тогда прошло всего полдня с момента, как мне сказали, что я могу колдовать! Я был на взводе и естественно из меня выпорхнуло чудо-чу́дное, потому что переживал сильнейшие эмоции и страшно волновался, не умел контролировать вызов магии.

– Дела против таких, как вы, то есть инициированных из других миров, ведутся в упрощенном судебном порядке. Все доказательства изымаются тут же, на заседании, в присутствии участников процесса и, конечно, обвиняемого. Инициированным не вменяются такие же тяжкие наказания, как гражданам Изнанки, но самым жестким служит лишение магии и стирание памяти. При необходимости повинный иноземец остается здесь, как вы правильно поняли, до исполнения наказания. Возможно как длительное нахождение в Изнанке, так и с перерывами, в зависимости от характера наказания, то есть можно возвращаться в свой мир и по требованию службы исполнения наказаний вновь исполнять не до конца отбытое, – четко и без запинки сказал обвинитель.

Блеск! Хорошо, что можно будет возвращаться в Москву. Плохо, что я вообще опять думаю про то, что меня призна́ют виновным и заставят батрачить на Амарад.

– Часть документов, касающихся обвинения, его сути, то есть экземпляры для вас, передаю вам в присутствии защитника. – Серк шагнул ко мне и протянул принесенную с собой красную папку, запечатанную клейкой лентой с четырех сторон. Я принял ее обеими руками, а обвинитель коснулся ее своим кулоном. Папка в моих руках мигнула синим свечением. То же самое сделал и Лайдж: приложил к ней свой кулон, папка вновь осветилась.

– Это – свидетельство того, что бумаги вручены вам в присутствии защитника, что удостоверено. Когда откроете папку и будете знакомиться с содержимым, срывайте знаковую печать. Если оформление документов прошло без процессуальных нарушений, знак загорится зеленым, если с нарушениями – красным. В таком случае данные будут считаться недействительными и их нельзя будет использовать в качестве доказательств или иной информации, прилагаемой к делу, – объяснил Серк. Ну типичный юрист: всё так подробно, четко.

– У меня, кстати, магия не работает, – не зная, как выразить свою проблему, сказал я. – У вас артефакты исправны. А у меня трость, – я тронул ее, прислоненную к креслу, – не действует, я не могу колдовать.

– Подозреваемые и обвиняемые инициированные на время процесса лишаются возможности питаться магией и использовать свои личные артефакты, а также производные их форм. Всё, что сходно с палками, палочками и указками, шестами заколдовано, вы не можете использовать эти предметы как колдовские, – пояснил Лайдж.

– Мы оставим вас. Вы вправе ознакомиться с документами до начала процесса, – добавил Серк, разворачиваясь к выходу.

– Я навещу вас позже, перед заседанием. Удачи. – Лайдж наклонил в мою сторону голову и вышел вместе с прокурором.

Я остался сидеть в кресле, глядя на запечатанные бумаги. Что там они вообще насобирали на меня без меня?! Я быстро сорвал ленты, раскрыл папку и оборвал все печатки, тут же полыхнувшие зеленым. Затем погрузился во внимательное изучение уголовно-магического досье на меня, пытаясь вникнуть во все нюансы.

Сперва шли мои личные и профессиональные данные – то, что выдало обо мне Провидение Изнанки. И оно знало обо мне не всё, ну, или блокировало часть ненужных магическому миру сведений (по крайней мере, между строк не было написано, что у меня аллергия на некоторые продукты). Затем – характеристики как мага, собранные в ходе наблюдения элдерами, лекарями, «силовиками», в общем, всеми теми, с кем я тут, на магической земле, успел контактировать даже немного. Я не увидел свои характеристики со слов Венди и Милиана, но, может, так и надо, чтобы их не спрашивали как действительно лично заинтересованных в моей судьбе лиц? Были экспертные бумаги с оценкой моих действий, рассмотренных в двух разных ключах: что это было случайное стечение обстоятельств или осознанно исполняемый акт. Дальше имелась выписка из правил, которые должны соблюдать маги Изнанки и инициированные в местах, не снабженных чародейскими материями, вместе с пунктами нарушений и ответственности. В нарушение данных правил я применил магию в присутствии более двух человек, причинив ущерб имуществу. Наказаний за это дело было несколько: штрафные обязательные работы на территории Изнанки в назначенных судом учреждениях, штрафные валютные сборы и – заключение под стражу на срок до пятидесяти дней без права пользования магией. Я бы не хотел ничего из вменяемого испытать на себе. Меньшим злом мне тут не казалось ничего. Мне было страшно всё из-за незнания, неведения. Ознакомившись с документами, я кинул папку на столик и устало провел рукой по лицу.

За окном в это время рассвело. Я даже не заметил, как свет искусственной лампы-огонька погас, сменившись естественными солнечными лучами. К зданию подходили люди и скрывались за дверьми. Кто-то оставался на улице и дежурил под окнами, перебрасываясь фразами с такими же несчастливцами, не сумевшими попасть внутрь.

Как только в дверях вновь показался Лайдж с конвоиром, меня охватило волнение. Хотя чего я боялся? Не на расстрел ведь ведут. Я не сумел выдавить ни слова, когда защитник спросил, хотелось бы мне что-то прояснить и уточнить среди прочтенного из бумаг. Чувство опустошенности не покидало меня, когда я шел по коридору за конвоиром. В то же время ощущал дававшее некоторое упокоение присутствие Лайджа, когда поднимались в кабине на два этажа выше и входили в зал заседаний. С каждой секундой пути сердце стучало быстрее, выбивая бесконечную маршировку.

Втроем мы вошли в зал. Я заозирался вокруг, надеясь найти среди присутствующих Милиана. Сейчас только он один, в мире Изнанки, был моей поддержкой. Подумал о Лизе. Сердце заныло сильнее.

Когда на нас обратили внимание, в зале, до этого момента полного лишь умеренными шорохами и шепотками, поднялся гул голосов. Около полусотни присутствующих (кто они: слушатели? газетчики? те и другие?), разместившихся по обеим сторонам зала на рядах скамеек, поднимались с мест и смотрели на меня, не скрывая неподдельного изумления, указывали в мою сторону и произносили мое имя. Я и смутился, и запаниковал: почему все так на меня среагировали? откуда знают по имени? что я реально такого ужасного и чудовищного натворил? Совсем недавно думал, как хорошо, если бы тебя узнали в благоприятном свете, но сейчас, помещенный в условия суда, настроение резко сменило вектор и дух подъятый ухнул куда-то вниз, хватаясь за последнюю спасительную соломинку на краю пропасти.

Конвоир провел нас с Лайджем за большой круглый стол в центре зала, поделенный на три сектора. Защитник глазами указал на ближний к нам сектор. Мы сели, Лайдж разместил перед собой пухлый блокнот и положил на него свой кулон. Сопроводивший нас конвоир отошел к рядам присутствующих, у которых стояли еще двое в форменной одежде, и призывал магов успокоиться. В это же самое время в зал спешно зашел Серк и, еще раз кивнул нам с Лайджем, сел напротив, за второй сектор стола, и выдохнул, глядя в сторону дверей в другом конце зала. Я оглядывался по сторонам на чародеев, прислушиваясь, пытаясь разобрать в общем гомоне, что они говорят.

Зал был достаточно просторным помещением со светлыми стенами, высокими окнами с витражным изображением какой-то птицы и большой объемной люстрой под потолком. Одна дальняя стена расписана красками и изображала стилизованные образы Континента, разделенного на подконтрольные Советам территории. Часть Континента, обозначающая Амарад, изрисована несколькими абстрактными волшебниками вокруг явно угадывающегося Дворца Советов. Над всей этой картиной протянулся текст: «Из памяти прошлого, в действительность настоящего, ради общего будущего».

Гул голосов подпитывал мое волнение, которое становилось тем больше, чем я осознавал, как не получается разобрать, что обо мне говорят присутствующие. Не удалось найти Милиана: волшебники так суетились на местах, что заслоняли друг друга. Но я хотел верить, что Улло здесь. Но если вдруг его нет, мне всё равно будет легче внушать себе, что он присутствует, даже пусть мысленно.

Послышался звук раскрываемой двери, мягкий стук каблуков по полу. В зале мгновенно установилась тишина. Все посмотрели в сторону противоположной от входной в зал двери. Я тоже посмотрел туда.

Впереди шел высокий мужчина в горчичном пиджаке, за ним следовали женщина, что приносила мне завтрак, а по другую руку шагала элдер Фор. Женщины сели на огражденную пустую боковую скамью, стоящую несколько в стороне от рядов. Мужчина же прошел к столу и сел за третий сектор, потратив некоторое время, чтобы разложить перед собой какие-то бумаги и водрузить на нос очки. Судья.

– Стороны обвинения и защиты присутствуют. – Маг посмотрел на Серка и Лайджа. Те кивнули. – Обвиняемый тоже. – Судья, не наклонивший голову в сторону защитника и обвинителя, первым кивнул мне. Я стушевался, но потом тоже нагнул голову. – Третьи лица присутствуют. – Взгляд на сопровождавших его женщин. Те слегка наклонили головы. – Все, кто находится в зале, попрошу выпустить удостоверяющие огни и не гасить их до конца заседания.

Волшебники, в том числе конвоиры и сам судья, зашевелились и выпустили над своими головами белые огоньки.

– Это необходимо, чтобы не нарушать ход процесса, – быстро наклонившись ко мне, шепнул Лайдж. – Как только кто-то будет нарушать порядок, его выведут из зала или наложат штраф. При этом у виновного огонек окрасится, чтобы быстрее его вычислить.

– В упрощенном порядке слушается и разрешается дело инициированного мага Амарада, Константина Анатольевича Покровского, жителя планеты Земля, по обвинению в применении магии в присутствии не-магов на его же территории с причинением имущественного ущерба, – громко и звучно огласил судья, оглядывая зал. Потом посмотрел прямо на меня. – Но прежде чем начать процесс, хотелось бы всё-таки отметить важный факт, который, хоть и имел место месяц назад, несмотря на нарушение протокольного ведения заседания, невозможно обойти стороной. Факт, хорошо известный нам всем. Сегодняшний обвиняемый оказал сопротивление, вступив в бой с известным темным магом Морсусом, и одолел его. (Спиной я чувствовал, как нарастало людское оживление.) Мы благодарим вас, Константин. Вы оказали Изнанке бесценную услугу.

Тут судья встал и подошел ко мне, протянув руку. Растерявшийся от неожиданного поворота событий, под звуки громких и молчаливых аплодисментов я, опираясь на трость, поднялся не сразу и обменялся с судьей рукопожатием. Рука у него крепкая, жилистая.

– Все знают, что было? – спросил я вполголоса.

– Не только знают. Народная молва записала вас в героя страны. Вам не успели сказать? Вы, вероятно, уже были у себя, в своем мире, как здесь творилось что-то невообразимое. – Судья оказался на удивление разговорчив. – Милиан Улло рассказал о том дне. Сегодня вы можете найти не один десяток статей и репортажей в вашу честь. О вас узнали. Вас хотели видеть. Вы оказались сильным волшебником, несмотря на то, что познакомились с магией совсем недавно.

– Да, это… Спасибо. Неожиданно, – промямлил я, посмотрев на судью. Ни единый мускул на его лице не дрогнул. Лишь глаза не выглядели бесчувственными, в них читался интерес.

Я повернулся в сторону присутствующих в зале магов. Все стояли и аплодировали, улыбаясь, наконец-то обрадованные вживую видеть своего героя (ох, ну надо же, даже как-то непривычно говорить о самом себе такое! Но об этом хотелось думать!), хоть и предстающего сегодня в необычном амплуа местного уголовника.

И тут я увидел его, Милиана. Он стоял в дальних рядах, на время показавшись из-за спин впереди стоящих. Но мне хватило пары секунд, чтобы улыбнуться ему и успокоиться. Он одобрительно кивнул, гордо (я верно прочитал его взгляд?) глядя на меня. Несмотря на то, что он порой раздражает и требует то, чего я не хочу или не могу, сейчас я как никогда был рад его присутствию.

Совершив легкий наклон головы, судья вернулся на свое место и сел. Я вслед за ним, приятно удивленный и одновременно обрадованный своему триумфу. Ну надо же! Сразу веселее стало на душе! Аж дух захватило! Я – герой Изнанки! Нет, я, конечно, это знал, хотел знать, но услышать искреннюю благодарность от волшебников, оценивших твой безумно важный вклад в сохранение здешнего мира и спокойствия; восхваливших тебя, чуть не отдавшего концы за чужое благо, – это, скажу я вам, мощную энергетику вручает. Во мне проснулся эмоциональный подъем и раздулась самость. Я еще не мог вернуться в судебное русло тоски и уныния, меня разрывало и распирало от красочного буйства геройского призвания. Какое там наказание! Да мне уже всё равно. Я рад и горд изнаночным призванием: я – местный чтимый герой!

– Так или иначе, вернемся к делу, дамы и господа, – объявил судья.

Шевеление вокруг стихло. На меня накатило новое беспокойство. Лавры кончились, сейчас победные ковры будут поверх застелены обвинительными речами, и мой путь закончится не пойми чем: тюремным заключением? штрафом? лишением магии навсегда?

Сперва встал и выступил Серк, зачитав почти подробное описание тех особенных минут дня, когда я случайно вызвал какое-то несильное, неопасное заклинание и опалил инструмент, породив этим невероятнейшие домыслы у оркестрантов. Я уже совсем не помнил в точности, что и как было, и сильно подивился тому, что все события оказались известны волшебникам, до этого мне не знакомым, пусть даже они и были представителями особых структур, призванных расследовать преступления и назначать наказания. Но тут же с описанием вызванного мною заклятия Серк с примечанием объявил (и у меня теперь не осталось вопросов), что природа выпущенной из палочки магии стала известна благодаря исследованию артефакта на предмет производимых им заклинаний за всё время пользования. Когда магию засекают вне Изнанки, в других мирах, об этом становится известно службам отслеживания применения чародейства, и начинается расследование: ищут магов, волшебство применивших, ищут артефакт, которым совершен незаконный акт, и из последнего «выкачивают» всю подробную информацию о последовательно применяемых заклинаниях – словно историю в Интернет-браузерах просматривают, условно говоря. Со мной, да и со всеми другими такими же преступниками, применившими магию при не-магах в прошедшие летние месяцы, история следствия затянулась: весь волшебный мир те недели был обеспокоен историей с Жилой и Морсусом, поэтому на нас, таких мелких хулиганов, просто-напросто решили не обращать внимание и отложить на потом.

Когда Серк закончил описывать выпущенное мною заклинание, он коротко кивнул судье и, посмотрев на меня и Лайджа, вернулся на место.

– Далее слово предоставляется обвиняемому. – Судья внимательно посмотрел на меня, держа спину прямо, сложив руки на столе. – Вам предлагается рассказать, что было в тот день.

– Нужно встать, – быстро шепнул мне Лайдж. Я поднялся, оправив пиджак и прокашлялся, удобнее обхватив трость.

– В то утро я был не в своей тарелке. Разбит, что ли. Я только что узнал, что стал магом. Стал свидетелем нападения Морсуса на Дворец Совета. – Я говорил осторожно, обдумывая каждую фразу, поскольку не хотел, что, как говорится в фильмах, всё сказанное было бы использовано против меня. – Всё было похоже, как пишут в книгах, на страшный сон, и тем не менее это оказалось правдой. У меня не было настроения, я уехал в театр – я дирижер, как вам известно. Во время репетиции с музыкантами переживал всё, что со мной случилось, и думал, насколько это всё ужасно невероятно. И… я злился на… Милиана Улло, моего Проводника.

У меня было жгучее желание обернутся на присутствующих и найти взглядом Милиана, но не сделал этого, думая, что помешаю правилам процесса. Но ощутил нечто вроде душевного дискомфорта, так нелестно отозвавшись о наставнике в его же присутствии. Хотя это и было правдой.

– Я злился, взмахнул своей, дирижерской, палочкой. И в это время вылетела вспышка, инструмент упал, он был весь в пламени. Все удивились, никто, я в том числе, не понял, что произошло. В следующую секунду я выбежал из зала, чтобы никто не стал у меня ничего спрашивать, поскольку сам бы не смог ничего объяснить. Вот, всё. Вряд ли что-то смогу добавить другое.

– На тот момент, когда произошло преступление, вы уже знали хотя бы одно, какое бы то ни было заклинание, используемое в Изнанке? Может быть, знали о воспроизведении частных колдовских импульсов? – спросил судья.

– Нет. – Я помотал головой.

– Однако же за несколько часов до этого, находясь во Дворце Совета, при нападении темного мага Морсуса вы выпустили из палочки несколько частных вспышек. Об этом есть показания свидетелей. Это инициированные, маги Совета и Проводники инициированных, – сказал судья, быстро взглянув на документы перед собой.

Я подумал, что попал в ловушку, потому что не смогу объяснить, как вышло, что, не зная заклинаний, выпустил что-то разрушающее.

– Приглашается элдер прошлого и нынешнего состава Совета Фор и Проводник обвиняемого инициированного Милиан Улло, – объявил судья.

Я сел и вывернул голову в сторону зрительских рядов, следуя взглядом за Милианом. Тот не смотрел на меня: спускаясь со своего места, он устремил взгляд под ноги, чтобы не наступить на обувь сидящих. Элдер с первого ряда поднялась и прошла к площадке по правую руку судьи, встав лицом к зрителям и столу, за которым сидели мои защитник и обвинитель. Улло прошел мимо меня за спиной. Я пожирал его взглядом. Он не наклонился в мою сторону, а уверено прошел к площадке и встал рядом с волшебницей. Только сейчас Милиан посмотрел на меня. Его взор не выражал ничего. Он был бесстрастным свидетелем. Над его и элдером головами плавали маячки, следовавшие за ними, когда они проходили к площадке.

– Мастер Фор, мое почтение. Вы ознакомлены с десятой статьей Порядка ведения судебных разбирательств в отношении обвиняемых? Согласны ли вы и обязуетесь говорить всё достоверно, без сокрытия каких-либо фактов, содержательно относящихся к чародейскому поведению обвиняемого?

– Ознакомлена. Соглашаюсь и обязуюсь. – Фор кивнула.

Те же два вопроса судья задал Милиану. Тот смотрел только в его сторону. Он также, как и волшебница Совета, ответил утвердительно.

– Мастер, расскажите о том дне, когда вы наблюдали, как обвиняемый, который, по его словам, в свой первый день пребывания в Амараде не знал ни одного заклинания, применил магию в отношении колдуна Морсуса при его внезапном нападении на Дворец.

Ох. Настали минуты моего позора. Я вжался в стул и опустил глаза, хотел исчезнуть, стать невидимкой или хотя бы превратиться в табурет. Сколько бы времени ни прошло, а я, кажется, так и не выкину из памяти и много времени буду переживать тот мой непутевый и непрофессиональный поступок. Взрослый мужик давно, а стыд ощущаю перед магами за тот случай. Ну я же не виноват! Меня можно понять: я впервые в жизни столкнулся с реальной опасностью и мог погибнуть. Как я тогда во время короткой схватки выпустил парочку шариков и молний… Вот это, как говорит гражданин Каневский, совсем другая история, и мне совершенно непонятная. Может, элдер сейчас просветит меня в своих показаниях?

– Это нередкие случаи: когда новоизбранный, инициированный может колдовать без знаний заклятий. Всем нам известно, насколько это возможно, благодаря тем знаниям, которыми обладаем, как магический эфир вплетается в нас и обволакивает, как сам воздух, атмосфера. Магические заряды оседают на руках, ладонях и пальцах, поэтому не так уж сложно, взяв в руки артефакт, тут же вызвать эфирный всплеск. Континенту известно, что магия может твориться без произнесения целевых заклятий. То есть без конкретного заклинания материя встрепенется и истрактует действие как ложный удар, поэтому выпущенная вспышка не будет полна заряда, который мог бы навредить, но тем не менее обретет форму. В тот день Константин об этом, конечно, никак не мог знать.

Судья кивнул. Не знаю, как я это понял по выражению его лица, но догадался, что ему самому, да и всем присутствующим здесь, точно известно всё то, что сейчас объяснила элдер: что магия выбрасывается и без заклинания. Судья просто действовал по правилам опроса свидетелей, не более, следовал здешним нормам, хотя заранее, давно, всегда знал об этом явлении, поэтому вопрос было необходимо задать только чисто с точки зрения следованию правилам. Ах, правила, правила… Везде они. В школе, университете, на работе. Даже в магическом мире!

– Что касается того дня… – начала элдер и кратко оглянулась на меня. Я поймал ее взор. Она тепло улыбнулась. Я ей невольно тоже. Но приготовился слушать о себе как о трусишке-психопате.

Ничего подобного. Она очень дипломатично высказалась, так что в итоге я не предстал перед обвинительно-защитным составом и зрительской общественностью максимально растерянным, испуганным и истеричным. Да, в показаниях я вышел (цитирую) «столкнувшимся с новым и неизведанным, опасным и пугающим любого новичка магическим смыслом Провидения человеком, который за короткое время, в условиях напряженных и сложных всё же оказал некоторую посильную помощь». Это прямо достойно прозвучало, конечно, лучше, чем «чуть не отдал концы от страха, стоял столбом, тупил, дрожал как осиновый лист, съехал с катушек».

Фор завершила речь и посмотрела на судью.

– Спасибо, можете вернуться и занять свое место. Милиан Улло. – Судья посмотрел сперва на моего наставника, а затем, сцепив руки в замок на столе, протяжно вздохнул и пробежал глазами по строкам лежащего перед ним листа. – В прошлом – управляющий отделом транспортных перевозок. Сейчас – консультант охранной службы Дворца. Проводник Константина. – Маг помолчал пару мгновений, а затем поднял глаза на Улло. – Что можете про него сказать? Предупреждаю, сейчас вы должны быть максимально бесстрастны и говорить об обвиняемом не как человеческой личности, с набором качественных характеристик и эмоций, а как маге.

Я навострил уши и немигающим взором уперся в Милиана, впитывая каждое его слово. Что ж, сейчас я, наконец, узнаю о себе всю правду от него: то, что он на самом деле обо мне думает – Улло не отвертеться от обязательной истины, которую нужно поведать суду. Я подозреваю, что рождал у Милиана негативные эмоции по отношению к себе, которые он не выговаривал вслух. Покажите мне хоть одного наставника, учителя, ментора, которого бы ни разу не бесил ни один его ученик! Совершенно естественно, что Улло кипел в то же время, когда я дулся и на него тоже.

Проводник посмотрел на меня, задержал взгляд: добрый, ободряющий. Мне это было очень важно – получить от него внимание, хоть даже малое, в то время, когда сам волновался. Но я не успел выразить Милиану какую бы то ни было эмоцию или короткий жест благодарности – он уже повернулся к судье и выражение его лица сменилось на серьезное.

Улло открыл мне новый и неожиданный пунктик. Я был шокирован, узнав от него только сейчас, почти через пять месяцев после нашего знакомства, да и то в условиях судебного процесса, а не частной беседы, что он мог не быть моим проводником, а я – его учеником. Мои глаза с каждой новой минутой округлялись от получаемой дозы удивительных для меня вестей. Я смотрел на Милиана и поражался – не знаю, чему или кому: наверно, вообще всей этой ситуации, начиная с указанием Провидения на меня. Мне был назначен совершенно другой Проводник! Но Улло уломал тогдашних магов Совета отдать меня ему. Так можно делать, но обычно никто из потенциальных наставников таким правом не пользуется – им на самом деле всё равно, кого обучать, мальчика или женщину, пекаря или физика-ядерщика. Милиана подстегнуло, что моя эфирная магия – некая аура каждого, пребывающего на Континенте, – указанная Провидением, оказалась сильнее других избранных вместе со мной в тот день, поэтому Улло хотел поработать именно со мной. (Он же у нас максималист, любит действовать напрямую, дерзко и резко, ударно.) Так я оказался под его началом.

– Для подтверждения слов Милиана Улло в судебном заседании выносится постановление о поверке сказанного им для приобщения к материалам дела, – огласил судья, когда Проводник завершил слово о моей ауре, и махнул артефактом. Тут же он обернулся в сторону утренней незнакомки в томатном платье, сидевшей рядом с Фор, и кивнул ей. Дама, видимо, поняла суть вопроса, без лишних уточнений встала и через весь зал вышла в дверь, откуда появился судья в начале суда. Присутствующие в зале на местах оживились и зашуршали, негромко переговариваясь. Судья не делал никаких замечаний, лишь осматривая цвета маячков волшебников.

– Что происходит? – шепотом спросил я своего защитника, пытаясь поймать взгляд Милиана, но тот смотрел в сторону Фор.

– Ничего страшного, сейчас с вас снимут ауру.

В моих глазах, видимо, настолько ярко считалась паника, что Лайдж успокаивающе произнес:

– Никакого волнения, это обычный процесс, больно не будет. К вам просто применят заклинание, которое обнаружит ваше силовое магическое поле для понимания уровня ваших способностей к колдовству.

Ага, типа рентген.

– А для чего это необходимо? – спросил я.

– Чтобы при назначении меры наказания делать ставки на мощь вашей магии и вынести справедливый приговор соразмерно вашим способностям. Могу добавить, что страшное для вас позади: обычно если с чародея снимают ауру, значит, его не будут лишать магии.

Вот это самая расчудесная новость! Какое облегчение! Я останусь при магии! Плевать, что кинут разгружать вагоны или копать в шахтах. Главное, я не лишусь магических сил. А они ох как важны и нужны в Амараде! Уже успел познать, что ты без волшебства в Изнанке – как музыкант в оркестре без инструмента.

Незнакомка вернулась меньше чем через минуту. Перед собой на передвижной подставке на колесах она катила прозрачный куб словно изо льда. Присутствующие зрители притихли.

– Константин, попрошу вас для снятия магической ауры встать и пройти к кубу, выполнить все указания, – сказал судья.

Я поднялся и, опираясь на трость, вышел к стойке, встав перед женщиной.

– Как ваша нога? – спросила она, касаясь своим кулоном граней куба.

– Спасибо, ничего, почти не беспокоит, – ответил я, чуть нервничая.

– Не волнуйтесь. Это быстрая процедура. Коснитесь куба одной рукой и просто не отпускайте, пока я не скажу, – произнесла женщина, убирая кулон. Внутри куб заполнила какая-то дымка.

Я сглотнул и накрыл куб сверху левой ладонью. Он оказался не холодным, как я ожидал, а комнатной температуры, и даже несколько податливым, как размягченный пластилин. Едва я коснулся его, серая дымка внутри всколыхнулась и заметалась из стороны в сторону, будто засомневалась, что ей предстоит делать. Но потом из одного угла она распространилась по всему кубу, заполняя все его пределы, и начала формировать какие-то разноцветные, меняющиеся в объеме и окраске сгустки. Судья, защитник и обвинитель внимательно следили за изменениями внутри куба. Я сам практически не дышал, думая, что ненароком спугну и взволную дымку, которая может сказать обо мне что-то не то, что пыталась изначально. Грань куба под ладонью потеплела. Через полминуты мечущаяся дымка в последний раз вспыхнула и застыла красочным взрывом, пульсируя. Я не знал, что это означает, хорошо или плохо. Незнакомка разрешила убрать руку и возвращаться на место. На грани остался отпечаток моей ладони и пальцев. Я сел за стол, а дама вернулась к Фор и заняла место рядом с ней, оставив куб с моей снятой аурой позади судейского стола.

– Скажите, Милиан, этот отпечаток соответствует тому, как и в день указания на Константина Провидением? – Серк развернулся к Улло, постукивая ручкой по блокноту с записями.

– Да. Несмотря на то, что я видел его отпечаток лишь однажды и месяцы назад, всё же уверенно утверждаю, что это – отпечаток Константина, – подтвердил Милиан.

Позже я узнал, что магический отпечаток чародея – как его собственноручная подпись: у каждого своя индивидуальная и отличительная, неизменная.

– Но за прошедшие месяцы, думается, он сам мог научиться многим новым заклинаниям, тем самым повышая свой магический потенциал и, соответственно, изменяя структуру ауры.

– Лишь увеличивая ее объемы в заданном месте. Это видно даже сейчас. – Милиан обратил внимание присутствующих на три увеличенных узла. Сам же я не понял, что они значат, пока Улло не продолжил: – Да, я точно знаю о трех сторонних заклятиях, которым научился Константин в мое отсутствие, когда обучался, предоставленный самому себе. Этим заклинаниям я его не учил. Одно из них весьма сложное – создание клона. Эти узлы – те заклятия. Вы видите их наложение на ауру.

Судья, обвинитель и защитник посмотрели на меня с какой-то непонятной мне эмоцией: словно знали, что я умею клонировать, но хотели удостовериться еще раз, услышав подтверждение от меня лично.

– Константин, правда ли, что вы самостоятельно обучились вызывать клона? – спросил судья.

Я кивнул:

– Совершенно так, я пытался применить это заклинание во время драки с Морсусом, ну, той, о которой все только и говорят, и, кажется, думаю, исполнил его, ну, заклинание. Потому что клон действительно вызвался, но… я не увидел, к сожалению.

Судья кивнул, попросил Милиана занять свое место и объявил о переходе к новой стадии разбирательства.

Соревнование Серка и Лайджа – отметелить ли меня или, наоборот, выставить молодцом – длилось около получаса. Во время их хлестких, но уважительных к участникам процесса заявлений оба демонстрировали подозрительную осведомленность по отношению к моему чародейскому, здесь, в Изнанке, поведению. Опять же спустя время (я всё узнал только позже, когда отбывал наказание) я выяснил: в день указания Провидением на инициированного отпечаток будущего мага Амарада снимается с Чаши (это огромный глубокий сосуд, где «замешивается» магическая судьба нового чародея) и хранится в базе, банке, фонде – называйте как хотите – в помещении необъятного и кажущегося бесконечным пространства с пронумерованными стеллажами и указателями, где чей отпечаток размещен. Отпечаток, будто аура, связуется через миры и расстояния с его обладателем, поэтому его легко использовать в качестве изучения или понимания поведения и эмоций, будто сам человек находится здесь и сейчас и в режиме реального времени объясняет свои поступки. Когда готовилось судебное заседание, где я представал обвиняемым, дабы собрать материалы дела, необходимые для процесса, в таинственное хранилище отпечатков наведывались мои защитник и обвинитель и каждый изучил мой отпечаток со своей точки зрения и тактики. Серк судил мою неосмотрительность, хотя при должной внимательности я бы мог предвидеть или хотя бы допустить возможность произошедшего казуса. Лайдж настаивал на непреднамеренной и уж тем более не охваченной умыслом случайности события, видя в случившимся обычную реакцию нормального здорового человека на сильное потрясение, в моем примере – атаку Морсуса на Дворец.

Я пытался вслушиваться и понимать защитные и обвинительные выпады Серка и Лайджа, которые под конец схватки друг с другом превратились в профессиональных упрямых баранов, старающихся каждый со своей стороны доказать мою виновность и невинность. В зале суда явно что-то распыляли, что действует на поведение людей: такие вежливые и обходительные в моей комнате «заключения» и в первые минуты суда, сейчас они вели себя так, будто никогда друг друга не видели и топили противника имеющимися у них подручными средствами.

Никто не заявлял отводов и ходатайств, как это делают в телепередачах. Судья обладал стальной выдержкой и профессиональной усидчивостью: нудное дело или азартное, тоскливое и тягучее либо перспективное и с подводными камнями – он должен был оценивать всех и всё бесстрастно, отключив сердечность, включив рассудок, смотреть на всех с высоких вершин и составить картину, которая не расцвечена чувствами и эмоциями, а описана формулами и буквами законов Континента и Амарада в частности.

За всё время процесса, который ни разу не прервался, мои эмоции менялись со скоростью метеорита в небе: я успел нагнать на себя страх и утешиться в надежде на лучший исход, во рту пару раз пересыхало, а тело обдавал неприятный холодок, сменяющийся на горячий пот. Одно неизменно – сердце стучало и гремело как попадающие на стыки между рельсами колеса мчащегося метропоезда. Несколько раз обвинитель и защитник задавали мне быстрые вопросы, и я на них кратко отвечал: голос мой не дрожал, хотя губы, казалось, шевелились с трудом, будто их свело.

– Суд выслушал доводы стороны защиты и обвинения, опросил свидетелей и обвиняемого, в связи с чем удаляется для вынесения приговора. Возобновление заседания назначить через полчаса, – услышал я твердый голос судьи, взметнувшего в воздух сноп искорок. В следующее мгновение он, не глядя ни на кого из сидящих за столом, быстро собрал документы, свои и протянутые им Серком с Лайджем, и покинул зал, не оглядываясь. Незнакомка, что привозила куб, ушла вслед за судьей, толкая перед собой стойку на колесах.

Так понимаю, теперь присутствующим волшебникам можно немного нарушать правила: зал зашумел. Часть магов тут же реактивно выскочила в коридор через дополнительную дверь рядом с занимаемыми ими рядами: это оказались новостные корреспонденты и они спешно покидали зал, чтобы, думается, подловить меня на выходе. Зрители загалдели, обмениваясь впечатлениями, и, еще не покинув зал, вслух, не стесняясь моего присутствия, рассуждали, какое мне вменят наказание. Кто-то назвал меня по имени и крикнул слова поддержки, зааплодировав; магу подхватили многие другие. Я в сердечном жесте приложил ладонь к груди, чуть наклонив голову в сторону чародеев, повернувшись к ним в своем кресле.

– Не волнуйтесь, всё идет лучшим образом, – кивнул мне Серк, вставая и быстро удаляясь в коридор, смешиваясь с толпой выходящих волшебников.

Это в его, обвинительном, понимании или по отношению к моей личности всё хорошо складывается?

– Серк знает, что говорит. У него не столько профессиональная, сколько личностная чуйка. Всё отлично, Константин, – подбодрил меня Лайдж, протянув ладонь для рукопожатия. Я пожал его руку, взволнованно вздохнув, и заозирался в поисках Милиана, но нигде его не увидел.

– Вам придется на время вновь пройти в комнату. Таковы правила, – добавил мой защитник. Я встал и в сопровождении пары конвоиров, стоявших по другую сторону зала, вышел в коридор.

Тут же меня оглушил гвалт голосов, гораздо громче, чем в зале заседания, взорвавшись этажом ниже. Через высокую балюстраду этажа, вынырнув головой из-за плеча служащего, я посмотрел вниз на галерейный ярус и увидел десятки магов, тыкающих в мою сторону каким-то местными, изнаночными, изобретениями, в которых периодически порхал огонек. Секунды спустя я узнал стремительно выскочившую из зала первее всех группу спецкоров, отряженных от инфоагенств освещать судебный процесс. Они уже желали заполучить мои комментарии, но я не хотел их давать, потому что был не готов. Ни сейчас, ни потом, никогда. Я вообще не был готов к суду над собой! Я не знал, когда на душе было паршивее: в день моего инициирования, в день последней драки с Морсусом или сейчас.

Гул голосов оставался позади и смолкал только лишь потому, что мы удалялись в противоположный конец здания. Вновь оказавшись в «камере», я прошел к окну и выглянул на улицу. И не ожидал увидеть столько магов под окнами. Обычные прохожие, не служащие при суде, не садовники и не привратники – простые горожане: кто шел сюда специально, зная о заседании, кто-то по пути на работу не смог пройти мимо, и все они ожидали вынесения приговора. Резонансный, я смотрю, процесс у вас тут, граждане! Судят супергероя, что надавал лещей вашему злейшему врагу. Ну, ладно, да, слишком пафосно и страшно громко сказано: никакой я не «супер» и наподдать самолично не успел – меня отправили в отключку. Благодарю Милиана, что тот вытащил нас обоих. Однако – на минуточку – без моего отвлекающего маневра с клоном могло ничего и не выйти.

Всё время до возобновления заседания я сидел, меняя позы, на подоконнике и изучал чародеев на улице. Очередное привычное рабочее утро магов всколыхнула новость о моем обвинении и, заинтригованные, понимая, что это момент, можно сказать, исторический и может не выпасть ничего подобного на их оставшиеся годы, толпились в саду и у ворот здания. Охрана никого не прогоняла, лишь указывала на соблюдение порядка (я это понимал по предупредительным жестам). Волшебники шептались кучками, переходили друг к дружке, стояли в сторонке и думали только об одном. Интересно, меня видно с улицы? Кто-то догадается посмотреть в угловое окно, а не прожигать взглядом центральные? А, впрочем, ладно, мне тоскливо и не до всеобщего внимания.

Боже, быстрее бы всё закончилось.

Дверь открылась. Я вскинул голову. В проеме показались Лайдж и один конвоир. Защитник молча указал мне в коридор. Я переложил трость из одной ладони в другую и, резко выдохнув, смело направился к выходу, несмотря на неизвестность, что ждала меня впереди.

Chapter 4

– Во имя стабильности Провидения суд Амарада, рассмотрев дело инициированного мага Покровского Константина Анатольевича, землянина, постановил: назначить упомянутому инициированному наказание в виде одного месяца ограничения свободы и обязательных работ на тот же срок с отбыванием наказания в избранном учреждении категории «А». Направить инициированного осужденного на выполнение работ в течение трех суток со дня выбора учреждения отбывания наказания. На период отбывания наказания осужденный лишается магического артефакта и права колдовать. Первым днем для исчисления срока утверждения учреждения считается день вынесения настоящего постановления. На постановление может быть подана жалоба в течение трех суток.

Голос судьи, огласившего приговор, будто увеличился, расширился и поглотил собой всё пространство судебного зала. Слушающие, свидетели, Серк и Лайдж, а также я стояли при оглашении. Судья не успел дочитать последнее предложение приговора, как за спиной послышались крепкие, одобрительные хлопки: кто-то не забоялся, что на него наложат штраф за нарушение порядка.

Судебный акт зачитан. Папка с ним захлопнута. Кресла, стулья, скамьи скрипят из-за оживившихся магов. Новые и частые аплодисменты. Судья жмет руку Серку и Лайджу. Уверенно кивает мне. Я сухо сглатываю, отвечая слабым кивком, не разбирая слов, что мне сказали. Ухаюсь обратно в кресло, перебирая в руках трость.

Голова распухла. В ней смешалось всё. И страх, и облегчение, и волнение. И вроде гора с плеч свалилась. И вроде камень на душе.

С одной стороны, досадно, что лишают возможности применять волшебство: я уже привык колдовать, свыкся с этой особенностью магического мира, когда ступаю в его реальность! Но в то же время безумная радость, что не лишают насовсем, что память не сотрут и я буду помнить все колдовские чудеса.

Месяц ограничений. Месяц работ в каком-то назначенном учреждении. Но хотя бы не тюрьма. А вдруг эта упомянутая «А» -категория – и есть места не столь отдаленные? Вдруг я напрасно радуюсь и всё намного хуже? Но нет, не может этого быть – ведь в наказание дали такой маленький срок. Ведь не садят в тюрьму на тридцать жалких дней! Или же могут?

Незнакомка в красном подошла к судье, оба о чем-то зашептались. Дама с какой-то опаской поглядывала на меня. Серк, обогнув стол, подошел к Лайджу и звонко хлопнул его ладонь в рукопожатии, потрясая руку. Оба о чем-то быстро и задорно поговорили, затем выросли передо мной. Я поднял на них глаза, не вставая с кресла.

– Поздравляю, Константин. Всё в порядке. Как я и говорил. Знал с самого начала, что худого конца в этом деле не будет. У вас случай в целом простой и обычный. Свою роль сыграла, конечно, и ваша заслуга перед Амарадом, – произнес обвинитель. – А теперь сожалею, но вынужден попрощаться с вами. Дела, служба. Был рад знакомству, хоть и состоялось оно при весьма неожиданных для вас обстоятельствах. Для меня действительно честь познакомиться.

– Спасибо. Взаимно. Удачи вам. – Я нерадостно улыбнулся Серку, еще не переварив приговор, тяжело возвращаясь в реальность.

Серк кивнул и, перемигнувшись с Лайджем, отошел к судье и его собеседнице.

– Константин. Сперва поздравляю. – Мой защитник потряс сжатыми кулаками в знак успеха. – Приговор мягкий, сроки малые, но право обжаловать у вас в любом случае есть. Как и у обвинителя Серка есть возможность направить отзыв, где он может потребовать увеличить срок наказания. Поэтому нам надо подготовиться. Вы доверитесь мне?

– Обжаловать… – протянул я, не вполне соображая, что говорю и что думаю.

– Да. У нас есть три дня. Я максимально быстро постараюсь успеть получить ответы от всех учреждений, где доступны вакансии для…

– Это у вас так называется – «вакансии», то рабочее место, где сроки мотать? – Я недоуменно воззрился на Лайджа. Тот выразительно кивнул, будто прощал мне неосведомленность. – «А» -категория. Это не тюрьма?

– Нет, ну что вы! Общественно-полезные точки, можно так сказать. Безобидные, – поспешил успокоить защитник. – Хотя сдается мне, для вас уже без вас работу присматривают.

Лайдж неопределенно хмыкнул, посмотрев в сторону судьи и дамы в красном, удаляющимся из зала вместе с Серком. Я не успел уточнить, что имелось в виду, как он мягко потянул меня за локоть, поднимая:

– Пойдемте. Всё уже закончилось. Последние детали и формальности – и окажетесь у себя дома.

Я так желал это услышать! Встал и вместе с Лайджем проследовал к выходу, не обращая внимания на провожающие нас одобрительные голоса и аплодисменты магов, еще присутствующих в зале.

– В течение трех дней или на четвертый к вам прибудет маг, чтобы сопроводить до избранного места отбывания наказания. В те же обозначенные сроки также прибуду я, чтобы обжаловать приговор. Если, конечно, вы захотите это сделать, узнав характер работ, которые будете исполнять.

– А куда могут отправить? – спросил я и отвлекся, приветственно помахав рукой верхним рядам волшебников.

– Спектр обширный. Подсобные, хозяйственные работы. Заполнение бумаг. Регистрация. Уборка. Нечто не сильно напряженное морально и физически.

Уф, успокоили. Главное, чтобы не монотонное занятие попалось, могу не высидеть – я люблю активность, подвижность.

Выйдя из зала, я подумал, что у кого-то день рождения: в воздухе разнеслась пронзительная, взрывная волна счастливейших улюлюканий, свиста и аплодисментов, которые атаковали со всех сторон. В нашу сторону потянулись десятки магов с ручками, альбомами и артефактами: этажом ниже корреспонденты в ожидании получения горячего репортажа с места событий и удивительным образом просочившиеся в здание зеваки с улицы желали первыми увидеть меня и узнать о справедливости приговора, пожать мне руку или взять автограф. Жуть какая! Жутко приятно и жутко страшно одновременно. Товарищи волшебники, вы что! У меня нервы, стресс! Всё потом! Мне приятно, но – позже, извините!

Выкрикивали мое имя и закидывали вопросами. Воздух звенел. Дежурные судебного зала, рассредоточенные по коридорам, сдерживали проход разрешенных и незапланированных посетителей дальше в здание суда. Мы с Лайджем ускорили шаг. Я всё же притормозил и развернулся к толпе: мне было неловко уйти вот так, по-английски, ничего не сказав этим чародеям, которым моя судьба оказалась небезразлична.

– Приветствую, спасибо, мне приятно ваше внимание, но сейчас я не готов, извините, комментариев не даю, но всё хорошо! – протараторил я, подняв ладонь.

Волшебники взорвались аплодисментами точно моя театральная публика на поклонах после спектакля, будто я толкнул оглушительную речь с жаром Мартина Лютера Кинга.

Меня вновь подвели к «комнате для осужденных одиночек».

– Побудьте здесь еще некоторое время. К вам зайдут и принесут перекусить. Ожидайте, – сказал дежурный, открывая дверь.

Лайдж улыбнулся мне и, не останавливаясь, прошел дальше по коридору. Я кивнул защитнику, дежурному, вошел в комнату и тут же воскликнул, увидев посетителя:

– Милиан!

Улло приветственно распахнул руки и по-доброму усмехнулся. Я прошел к нему, и мы крепко сцепили ладони, потрясая ими.

– Рад вас видеть! – горячо произнес я, глядя на наставника. – Вы были такой серьезный на суде, я даже испугался, не собираетесь ли вы меня оговорить!

– Ну что ты. Ты не сделал ничего плохого. Я верю тебе, знаю. – Милиан ободряюще тронул мое плечо.

– Спасибо. Почему было так мало свидетелей? Почему из обвинения только Серк?

– Процедура суда над инициированными несколько иная, упрощенная, ты уже знаешь. Свидетелей всегда как минимум двое – его Проводник и один из элдеров. При разных обстоятельствах может быть больше. Только обвинители в единственном числе представляют вторую сторону. Им передается вся информация от служб расследования и анализа, они знакомятся с собранными данными, совершают что-то дополнительное, но в целом на их плечи ложится эмоциональная, а не доказательственная составляющая. Против мага могут быть и сильные, и слабые аргументы, но вот как их подаст обвинитель – играет многое.

– Понимаю. Кажется, я импонировал Серку, – хохотнул я.

– Все знали, точнее, были уверены, что с тобой ничего плохого не будет. – Улло улыбнулся и кинул быстрый взгляд к окну. Я прошел к нему, вспомнив, как много людей видел на улице.

Сад и входные ворота оживились: вышедшие из суда спешили делиться эмоциями со знакомыми и незнакомцами. Их обступали и жадно слушали, садясь друг другу чуть ли не на головы. Десятки чародеев всех возрастов бегали от одного к другому, по несколько раз произнося вслух одно и то же – как я отделался малым сроком и не сильно тяжкими работами.

– Милиан, кто та женщина, в красном платье? – Я обернулся к наставнику.

Улло широко улыбнулся – будто засмеется в следующую секунду. Но нет, его непонятная мне улыбка скоро спа́ла, и он ответил:

– Можно назвать экспертом среди чародеев в своей области. Временами присутствует на судах инициированных. И твой процесс пропустить было никак нельзя.

– Она мне завтрак приносила, – задумчиво произнес я вслух, не понимая, зачем эксперту в чем бы там ни было приносить мне еду.

В ответ на мою мысль защитная печатка на двери сорвалась, и в комнату вошла – кто, вы думаете? – та самая дама. Сейчас она несла в руках поднос с высокими стаканами, полными свежевыжатого сока, и графином воды, а под мышкой зажала какую-то тоненькую папку. Опустив поднос на столик, она приблизилась к нам и протянула Милиану прозрачную папку с единственным листом внутри.

– Это уже первые учреждения, предварительно готовые принять осужденного. Лишь для справки и понимания вами.

«Осужденный», «отбывание», «наказание». Чем чаще прогоняешь эти слова в мыслях, вслух произносишь и смакуешь, тем больше кажется, что ты уже сидишь в полосатой пижаме с номером где-нибудь в мурманской колонии, брр. Тоску и боль наводят.

Дама обвела нас заинтересованным взглядом и, развернувшись, вышла. Загадочная особа.

Я еще думал про нее, глядя уже на закрывшуюся дверь, опираясь одной рукой на трость, как вдруг почувствовал острую, почти невыносимую боль в своей раненой ноге, будто в ней пробурили узкий тоннель, влили обжигающее, расплавленное железо и провели через эту лаву разряд тока, способный напитать энергией пол-Москвы. Всё случилось быстро, но, самое чудовищное, я прочувствовал этот ад каждым атомом кожи и мускула.

Я взвыл от резкого болевого всполоха, что прошил ногу до самой пятки, и выронил трость. Подкосился и едва не рухнул на пол, всё же удержав себя в стоячем положении, согнув ногу в колене. Обхватив бедро в месте почти зажившей раны, я приглушенно выл, сомкнув губы, надеясь мычанием быстрее погасить пульсирующую, медленно затухающую боль.

– Что это! Что с ногой! – выдавил я через силу на крикливых нотках, стискивая зубы и пытаясь не закричать в голос, пережидая, когда боль стихнет. Даже слезы на глазах выступили.

– Прости, я не знал, как ты перенесешь заклинание. Извини, что пришлось стерпеть, – сказал Улло.

Я увидел в его руках волшебную палочку. Мерзавец! Какое еще заклинание?! Оздоровительное?! Вот что-то не верю! Наоборот! Покалечил еще больше, кажется! Зачем?! Как он мог?! Он же знает, что в эту ногу меня ранил Морсус!

– Милиан!!!.. Вы!!!.. Как могли!!!.. Так внезапно!!!.. Вы совсем, что ли!!!

– Я ведь не обещал, что не будет больно.

– Вы вообще ничего не говорили!!!

– Зато скоро должно пройти.

Печатка на двери опять сорвалась, и к нам влетели двое дежурных с зажженными в атакующем заклятии артефактами. Они не увидели явных недоброжелателей и уставились на меня, в муках бодающего воздух и обхватившего ногу, и Милиана с волшебной палочкой в руке.

– Всё нормально, он сейчас взбодрится, – заверил дежурных Улло, вытянув к ним руку. – Я был рядом, ничего серьезного.

– Да уж. Немного подустал. Выдохнуть решил после нервного денечка, – буркнул я и всё решил ослабить пальцы, уже не чувствуя пульсацию в ноге.

Перемигнувшись с Улло и друг с другом, дежурные молча удалились.

Я же, начиная осознавать и понимать произошедшие перемены, разжал на бедре руки, осторожно разогнул колено и присел, с удивлением уставившись на свою ногу. Я ощущал, что она совершенно здорова. Мускулы не тянет, кожу не стягивает, ставшей привычной тяжести нет. Неужто и шрамов не осталось тоже?

– Вы меня починили! – восхищенно произнес я, похлопав по бедру? поднимая глаза на Улло.

– Не благодари, – улыбнулся тот.

– Нет, нет, извините, но спасибо, правда! Вы прямо как действительный врач, а не логистик!

Я смело перенес на «исправленную» ногу вес тела. Наконец-то, как приятно вновь шагать на своих двоих! И не нужна теперь трость! На радостях я оттанцевал какую-то пятисекундную импровизированную чечетку и несколько раз согнул ногу, будто разминающийся перед забегом спортсмен.

– Но почему вы не сделали этого раньше? Еще… тогда? – Я поднял с пола оброненную трость и положил ее на кресло.

– Перед твоими родными нужно было выставить тебя пострадавшим. Не может же быть такого: человек получил серьезную рану, а на следующие сутки ее уже не стало.

Собственно, да, логично. Я наконец обратил внимание на листок, который Милиан держал в руках. Водрузив на нос очки, он пробежал по нему глазами всего за пару секунд и, спустив оправу на цепочке на грудь, вложил лист в папку.

– Что на бумаге? – спросил я, не успев заметить текст.

– Осужденным не должно быть известно содержание учреждений, куда его могут направить по приговору, – ответил Улло, не глядя на меня, и поднял с подноса принесенный стакан сока.

– А Проводникам можно? – Я тоже, взяв сок, отпил из стакана.

– Проводник ведь имеет право голоса в обсуждении мест отбывания наказаний инициированным. Более того – обладает правом вето. Но лишь один раз за все судебные процессы, что учиняются против новоизбранных.

– А вы уже когда-то им пользовались?

– Ни разу. Тем более у меня до тебя, как помнишь, было совсем немного инициированных. И тем более над ними не было суда.

Тут я почувствовал неприятный укол – оказался первым осужденным новоизбранным в практике Улло. Те другие правосознательными, что ли, оказались? А я, горячая голова, набитая вихрями эмоциональных всплесков, вычудил, называется. Выделился, значит.

– Но, думаю, я не нарушу судебно-исполнительной тайны, когда не назову тебе конкретные наименования списочных учреждений, но скажу, что они мне известны и представляют собой хорошие и профессиональные места, серьезные. – Улло посмотрел на меня поверх стакана, делая новый глоток.

Приятно слышать, конечно. Есть, интересно, надежда, что меня отправят в нечто культурно-музыкальное? Будто в ответ на мой немой вопрос Милиан сказал:

– Но осужденных инициированных не привлекают к работам, напрямую связанных с основной деятельностью в их мире.

Жалко. Я давно хотел побывать в театрах Амарада: узнать, как похожи и различны музыкальные теория и практика, познакомиться с местными коллегами, посмотреть спектакль. Правда, не в таких вот обстоятельствах: в качестве отбывания наказания.

– Я не хочу встречаться с журналистами, – искренне произнес я, глядя на Улло, надеясь на понимание.

– Тебя никто не заставляет. – Тот развел ладони и указал мне за спину. Я развернулся и только сейчас заметил неприметно стоящий за каминной нишей контрабасный кейс. Магическая из-под-бандурная переноска в действии!

– Серьезно? Вы как знали! Что, правда отпустите меня домой?

– Только сперва дождись документов на подпись и можешь спокойно возвращаться.

Ага. «Спокойно». Меня переполняют эмоции: и радостные, и волнительные, даже не знаю, каких больше.

Дверь открылась, вошел служащий-делопроизводитель, держа в руках пишущее перо и планшетку с документами.

– Мое почтение. – Он слегка наклонил голову и, подойдя, сразу протянул мне принесенные с собой канцелярские принадлежности: – Константин, судебное разбирательство по вашему делу завершено, решение оглашено. Здесь утвердительная часть акта. (Служащий жестом указал на первый лист и перевернул его.) Это заявление об отсутствии замечаний и возражений составу суда и участникам на стороне свидетельства. Если всё же есть замечания, напишите внизу, какие. (Новый жест на второй лист, переворот на третий.) Это заявление, что вы заранее информированы, что вас для отбывания наказаний в указанный срок вызовут органы исполнения судебных актов Амарада по делам инициированных и ваши права при общении с ними. Ознакомьтесь и подпишите там, где указано ваше имя. По два экземпляра всех документов.

Я кивнул и внимательно, добросовестно, вдумчиво прочитал каждую страницу, прежде чем поставить свою закорючку. Что ж, предельно ясно, понятно, возражений по ходу суда не имею, проинформирован и ознакомлен. Подпись. Милиан смотрел, как я вчитываюсь в строки и как расписываюсь, разместив планшетку на сгибе локтя. Я вернул всё служащему, тот вручил мне три экземпляра, которые я, согнув, вложил во внутренний карман пиджака.

– Будьте готовы к вызову. В этот день вам назовут место отбывания наказания. Не будет возражений – в эти же сутки прибываете на место для его исполнения. Если возражения будут, об этом вынесется протокол, выбор учреждения будет обжалован, назначат новое. Если назначат, поскольку возражение может быть отклонено, – напоследок пояснил служащий.

– Понял. Спасибо.

– Формальности завершены. Всего хорошего.

Распрощавшись, маг вышел. Из-за раскрытых дверей, за которыми он скрылся, доносились приглушенные голоса – наверно, еще не разошедшихся и надеющихся на пресс-конференцию со мной журналистов. С улицы также продолжал доноситься шум.