Блог уходящего детства

Тема 1. Как-то так

1 сентября

Тэги: ОДИННАДЦАТЫЙ КЛАСС, КАРЛ!

Сегодня был последний первосентябрь в школе – жесть, да? Все наши явились, никто пропускать не захотел. Кто-то вырос, кто-то похудел, а Серый еще больше ряху отъел у бабки с дедом. Девчонки все загорелые. Машка Овчинникова – просто ВАУ! В «одноклассниках» такие фотки повыкладывала в купальнике! Селфилась со всех точек.

У нас в классе двое новеньких. Толик Оганесян перевелся из восьмого лицея, там у них химико-биологическое направление, а он хочет в техноложку. Аня Лозовая. Ее родители вообще к нам в город переехали откуда-то с севера. Мышь серая, вульгарис. Не, на мордочку ничего так. Близорукая, что-ли? Классная ее на первую парту посадила. Смотрю на эту новенькую и думаю: сесть, что ли, тоже на первую? Люсяна достала уже. Хотя, нет. Здесь я всех вижу, а там?

Все ведут блоги, и я приобщился. Только у меня блог закрытый, типа дневника. Иногда хочется освежить в памяти той или иной момент, да и следить интересно, как эволюционирует в моем лице отдельно взятый индувидуум.

5 сентября

Тэги: ТОНКОЕ ИСКУССТВО ТРОЛЛИНГА

Сегодня стояли под кабинетом – ждали историчку, которая так и не появилась. Зато появилась директриса, которую мы достали своими воплями. Сказала, если не хотите замены, тихо мотайте до следующего урока, чтоб вас никто не видел. Жарко было, я галстук снял, а Мадам меня за локоток, в уголок и бровью так – дёрг: дресс-код где, Мартыновский? Ещё и узел мне потуже затянула, извращенка.

8 сентября

Тэги: СЛАБОНЕРВНЫМ НЕ СМОТРЕТЬ

Славка Скобцева только сегодня заявилась в школу. А я уж подумал, решила свалить в колледж. Впрочем, все рады её видеть. Мы с ней, можно сказать, дружим. Она нормальная, только смурная. Встречается с Лёвой, гитаристом из десятого «А». Вместе поют на дискотеках какой-то депрессивный трэш. Вся страница у неё в «ВКонтакте» депрессивная и видео из серии «жесть, слабонервным не смотреть!».

Не, про котиков тоже есть, но мало. И фильмы Славка смотрит депрессивные. А сама, кстати, веселая девчонка. Хочет идти на врача. Она и задержалась потому, что ездила в Москву узнавать насчет медицинских вузов. Она-то поступит, льготница, у тетки под опекой. Отца вроде у неё нет, а мать спилась.

Впервые встречаю человека своего возраста, который без принуждения идёт в мед. С ужасом представляю Скобцеву со скальпелем в руке. Впрочем, на теле у неё такая хирургия, что первый шаг, можно сказать, уже сделан: пирсинг в бровях, на подбородке, все уши в колечках, на шее татушка – вулкан, который извергается типа кровавыми каплями.

Славка везде ходит с книжками, в которых картинки человека в разрезе – полный дисгаст, только нашим диетоманкам за обедом показывать, чтоб пожрать не могли и радостно рыгали до самой анорексии.

Скобцева, не изменив своей детской непосредственности, сразу подсела к новенькой. Лозовая, кажется, удивилась, наши-то девки держат ее в полном игноре. Что-то они там со Славкой уже обчирикали, кидают по блютузу треки и фотки.

P.S. Лозовая, оказывается, умеет улыбаться.

10 сентября

Тэги: ХОЧУ В СТУДЕНТЫ; БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»

Дэд вторую неделю твердит про уроки английского. ЕГЭ по нему всё равно придётся сдавать, а в презентах пёрфектах я полный лох.

Обзваниваем репетиторов, но по нашему району у всех уже полный набор. Дважды в неделю мотаться куда-нибудь в Партизанский я не успею, у меня еще допы по другим предметам. Остался один вариант, хороший, недалеко, но там занятия только в группах. Если ничего другого не найдем, буду соглашаться.

15 сентября

Тэги: ОДИННАДЦАТЫЙ КЛАСС, КАРЛ!

Дэд уехал по бизнесу, Мамель на курсах своих до вечера. Взяли с Антоном и Мишей Бордманом по пивасику, скачали новый хоррор и смотрели у меня в гостиной на тридэшнике. Пацанов зацепило, меня – нет. В жизни все страшнее.

У Антона фамилия МертвЫх. Мы его до девятого класса дразнили Зомбей. Но сейчас Антону эта кличка совсем не подходит. Тоша наш – спортсмэн и гордость школы. На первый звонок тащил по кругу довольно упитанную первоклассницу с колокольчиком, даже не вспотел.

Бордман – интеллектуал и умница. Дед его в нашей школе директором был, ещё в 80-х, создавал то, что потом за десяток лет развалили.

18 сентября

Тэги: АТАКА КЛОНОВ

Раньше мы с Люськой дружили. В восьмом классе по малолетству изображали из себя парочку. Так это когда было! А тут она опять решила взять меня за жабры. Парней вокруг мало, что ли?

Ну потискались этим летом пару раз, так ничего ж серьёзного. Родаки её тогда уехали, она расстаралась, ну там вино, печеньки-пироженки, музон, платьишко короткое, сначала беседа, потом зажимашечки на коленях. Другой бы повёлся. Но я-то не лох, знал, куда иду – в логово богомолши. К счастью, у меня друг – гик компьютерный. Поделился со мной маленькой, но дружелюбной программкой для перехвата личных сообщений.

Люся, Маша, вы, девочки, просто непроходимые кретинки! Вы же в чате обсудили всё: от платьишка до моего статуса в качестве бойфренда! А не зазорно ли Люське Кисличенко иметь в парнях Дениса Мартыновского?

Ну, надо подумать. С одной стороны, водятся в наших лесах экземпляры и покруче, а с другой, чтоб отловить хоть одного, это ж реально напрягаться надо, а тут, можно сказать, под ногами валяется. Надо брать, пока другие не позарились.

Люсьены мать – светская львица. Люська вся в неё, жаль, что не в папеля своего. Папель у Люськи – главный редактор нашей местной газетенки, напористый мужик. Люсьене, иначе как в журналистику, другой дороги нет. Будет вести рубрику «Как удержать любимого мужчину?». На большее мозгов её не хватит, это тебе не школа, где зубрёжка и папина протекция всё сметут на пути к идеальному будущему.

> Машунь, вот моя фотка В ТОМ САМОМ ПЛАТЬЕ! два смущённо зардевшихся смайлика.

> Люси, вау! Ты – БОГИНЯ! Он не сможет устоять! смайлик, хлопающий в ладоши.

Перед чем там я не смогу устоять? И спереди, и сзади – всё, как у других. Все места, как я успел выяснить, правильно пришиты. Ну зубы красивые, ногти нарощенные с картинками, вкусные духи. А в общем, Люська – персонаж стэнд-апа, та самая девушка главного героя, над которой юмористы стебутся.

Я попросил Мамель позвонить мне через час после начала свиданки, типа, ей срочно нужна моя помощь. Она позвонила как раз вовремя, до точки невозврата. Про свиданку я ей не сказал, так, отбрехался – для Мамель мы с Люсьеной «очень хорошо дружим». Для Люськиной маман я – «положительный мальчик», высокий, красивый, без вредных привычек и в меру упитанный. И с хорошей родословной. Почти.

Потом спускался по лестнице и думал: какого вообще я к Кисличенко попёрся?! Чего я там ещё не видел? Люська меня провожала и вовсю изображала смущённую деву на выданье.

> Машунь, я рада, что ничего не было. Я пока не готова к ТАКОЙ страсти!

> Люси, это судьба! (три сердечка). Всё ещё будет, и это будет прекрасно, поверь мне!

Люська, не верь. Ничего не будет. По крайней мере, со мной. Интересно, и с кем Овчинникова проверяла это самое «прекрасно»?

19 сентября

Тэги: МОЯ СЕМЬЯ И ДРУГИЕ ЖИВОТНЫЕ

У Мамель сегодня днюха. Мы с Дэдом купили ей смартфон со здоровенным экраном, последний писк. Мамель гаджеты обожает похлеще, чем я. Всю её технику потом Дэд донашивает, ему всё равно, лишь бы пищало и почту проверяло.

Звонила бабуля. Сначала полчаса читала мне нотации: учись, Денис, не позорь славный род Мартыновских! Потом спросила:

– Как там Катерина?

– Готовит праздничный ужин.

– Почему так поздно?

– На работе была.

– В свой день рождения?

Бабуля качает носом в скайпе: всё как всегда. Лишила нас Мамель нашего законного праздника с пирогами и заливным! Как может жалкое ризотто сравниться с домашней выпечкой? Бабуля Мамель не любит. Её бы воля – после всего, что случилось пятнадцать лет назад, мы с Дэдом жили б у неё в Самаре, Дэд питался бы исключительно домашней едой, а я бы рос полноценным внуком, а не утырком.

Бабуля долго боролась с собой, потом кислым голосом попросила «Катерину к экрану». Выходя, я услышал:

– Катенька, дорогая, желаю тебе НАКОНЕЦ-ТО реализоваться как женщине и матери!

Мамель потом пришла на кухню, булькая, как чайник. А тут мы с подарочком. Сразу писк, поцелуи, «О боже, это так дорого! Зачем?», всё плохое забыто.

30 сентября

Тэги: ТАНЦУЮТ ВСЕ; ТОНКОЕ ИСКУССТВО ТРОЛЛИНГА

Я думал, нас хоть в этом году освободят от всякой добровольной принудиловки. Ан нет! Димиха предупредила, что мы теперь всем классом готовимся к балу выпускников. Будем также плясать на Новый Год в мэрии – традиция, однако. Ещё сорок минут тренировок, и это после седьмого-то урока!

Люсьена аж вся затрепетала. Она до десятого класса ходила на всякий балет, потом бросила, а зря. Для неё – самое то. Ресницы веером, спина вся в блёстках, партнёр – каучуковый парень с тонированным фейсом. И поскакали.

Я подсчитал: Гжеда болеет, Скобцева прогуливает, итого в классе нас семнадцать. Если я смоюсь, будет как раз каждой твари – по паре. Так и сделал.

Вечером влез на страницу класса, полюбовался видео, снятым Лехой Борисченко. Умора! Леха пляшет с телефоном, в камере всё кружится вокруг злой морды Ковальской, которой он уже все ноги оттоптал. Слышен голос Татьяны Александровны по ритмике: раз-два-три. Она ходит между парами и ругается, что класс ритм не слышит, ставит Лозовую с Литвиненко. Борисченко кричит, что это пропаганда… ну всякого нехорошего. На заднем плане Люсьена с Тошей. Оба, кажется, вполне довольны, ржут.

3 октября

Тэги: ВАЩЕ БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ!

Холодно. В прошлом году с пацанами в это же время на море ездили. Батареи в доме ледяные. Клаксон в шоке. Дэд наконец договорился об английском. Дождь. Тоска. Слушаю свою мрачную ленту.

8 октября

Тэги: ВАЛЬС АНДРОИДОВ

Пытался сбежать с репетиции – в вестибюле наткнулся на Мамель собственной персоной. Оказывается, Димиха попросила её научить нас танцевать. Ни фига себе! Пришлось возвращаться и тащиться в актовый зал. Мамель всю дорогу шипела и плевалась ядом мне в спину, мол, она оторвала время от курсов, а её собственный сын срывает репетицию.

В зале полный аншлаг. Мамель согнала всех, наверняка не без помощи Димихи. Даже Скобцева здесь, жуёт жвачку и косится в окно, будет в паре с Воркуновым. Люсьена пляшет с Тошей. Всех нормальных девчонок разобрали, мне досталась Лозовая. Мамель сказала, что мы так и останемся парами до самого выпускного. Одно утешение: Лозовая имеет некоторое представление о вальсе, и мне не приходится таскать её весь танец под мышкой. Меня-то самого Мамель ещё в классе седьмом вымуштровала, могу даже танго сплясать.

Мы с Лозовой, как два манекена: музыка заканчивается – руки врозь, два шага назад, раз-два. Потом стыкуемся снова, на раз-два-три. Отличная из нас выйдет пара на выпускном! У Лозовой равнодушное, отстраненное выражение лица, хотя по мне, она радоваться должна, что не с Борисченко пляшет – у того не танец, а целая клоунада.

10 октября

Тэги: без

Традиционно с Дэдом поехали на кладбище. На холмах ветер ещё сильнее и холоднее. На могиле чисто, Дэд платит работникам кладбища, чтобы те за ней ухаживали. Камень гладкий, чуть скошенный наверху, надпись аскетичная: «Ирина Станиславовна Мартыновская», ни фотографии, ни гравировки, одни даты. Мы постояли в молчании. Дэд положил на могилу букет хризантем, убрал несколько сухих веточек. Я надел капюшон и застегнулся до самого кадыка. Стоял, не вынимая рук из карманов. Я просто езжу сюда с Дэдом каждый год, терплю и жду, когда мы вернёмся домой.

13 октября

Тэги: ХОЧУ В СТУДЕНТЫ

Репетиторша по английскому живёт совсем близко от моего дома. Но я всё равно опоздал – в кабинете у неё уже сидела ученица. Хотел сказать: Лозовая, ты меня преследуешь? Но она на меня так посмотрела, что я промолчал. Увы, детка, придётся нам терпеть друг друга.

Пробный урок начался с теста. Девять заданий – девять кругов ада. Когда закончили, я был мокрый, как мышь, а Лозовая сгрызла полручки. Пролистав тесты, Ольга Петровна с доброжелательным и отстраненным видом покачала головой:

– Итак, варианта два: или ищете другого репетитора с индивидуальной схемой, ибо для вас двоих по отдельности у меня мест нет, или занимаетесь вместе, но пашете, как волы. Есть ещё третий вариант – вы бросаете это неблагодарное дело, а на нет, как говорится, суда нет.

Я спросил:

– Всё так плохо?

Репетиторша ответила:

– Нет, не всё. Но многое. Если бы у вас в голове был ю-эс-би порт, я бы вам флэшки со знаниями воткнула, и все дела, а так придётся по старинке – зубрёжкой и тренировками.

– Если останемся, надежда есть?

А она глазками за очками поморгала и сказала, душевно так:

– Я – ваша надежда. Ибо это моя работа. Но мне нужно абсолютное ваше содействие.

Мы с Лозовой спустились в лифте, вышли на улицу, подышали. Спрашиваю:

– Ты что решила?

Она говорит:

– Остаюсь, у меня выхода другого нет, за такую цену я уже ничего не найду. Ездить, правда, далеко, но два раза в неделю – это же не каждый день.

– Ладно, – говорю, – у меня тем более ноль вариантов. Гудбай.

Показал ей, где остановка тридцатой маршрутки и пошкандыбал домой. Дома рассказал Дэду. Тот пожал плечами, типа, твои проблемы, раньше надо было начинать готовиться. Ну, как всегда, я виноват, хоть какая-то стабильность.

Тема 2. О дети!

17 октября

Тэги: без

Опять спал плохо. Клаксон, зараза, влез мне на спину, грелся.

Часа в три ночи услышал какие-то шепотки, подскочил, напугал Мамель, которая в ванной стояла бледно-зелёная, с зубной щёткой в руке. Вся задёргалась, типа, чего не спишь? Промолчал, пошел к себе. Потом прислушивался до самого утра. Только не это опять!

Контрольный срез по физике. После седьмого урока – пляски. Пощадите!

18 октября

Тэги: ХОЧУ В СТУДЕНТЫ

Первый полноценный урок по англишу. Пока всё понятно. Тест доделал раньше Лозовой. С аудированием у меня норм, много песен слушаю.

Лозовая сегодня успела съездить домой и переодеться. Вся такая в джинсиках, блузка с фэйсом Джона Леннона, цепочка, браслетики – хоть какая-то индивидуальность. Предложил подсказать ответы, когда репетиторша вышла из комнаты – не захотела. Сама, мол. Ну, сама, так сама.

Люсьена прислала семь сообщений, пока телефон стоял без звука.

> дэн, надо поговорить. о нас. о том, что между нами было. я так больше не могу!!!!

Что, опять?! Ответил:

> я на допе, не сейчас.

Вроде отстала.

20 октября

Тэги: СЕРЬЁЗНО?

Люсьены второй день нет в школе. Какое облегчение! Машка на меня осуждающе косится.

Мамель ещё на той неделе говорила, что из-за каких-то своих дел на курсах перенесет репетицию. Я забыл, конечно, и ушёл. Она дома вызверилась на меня от души, мол, опозорю я её на новогоднем балу.

У Ольги Петровны говорю:

– Cорри, Лозовая, оставил тебя сегодня без пары.

А она:

– Ничего, Екатерина Сергеевна меня с Чижовым поставила.

Представляю.

25 октября

Тэги: О, ДЕТИ

Долбили с Лозовой грамматику. У Ани с ней всё-таки лучше, чем у меня. Говорит, сама по сайтам занималась.

Ольга Петровна, пока распечатывала нам задания, поставила на английском отрывок из «Гарри Поттера» с субтитрами. Слов много незнакомых. В некоторых местах я просто догадывался, потому как в детстве поттериану очень уважал.

Вышли с Лозовой с урока, говорю:

– Детский сад этот Гарри Поттер.

А она так серьёзно:

– Нет, ты не прав.

– Почему? – спрашиваю.

Говорит:

– Я «Поттера» не очень люблю. Но это не просто сказка. Может, сначала, в первых книгах и сериях, это и было сказкой. Но потом стало жестокой правдой. Помнишь, – спрашивает, – как в последней серии, когда уже всё плохо, Гарри и Гермиона танцуют в палатке под радио?

– Ну, – говорю, – помню.

– А помнишь, что это за песня?

Ну откуда мне знать!

– Ник Кейв, – говорит, – «О, чилдрен»1. Ведь не случайно последняя битва происходит в школе, и сражаются на ней подростки, практически дети. Это, – говорит, – символично очень. Дети идут на смерть, потому что зло всегда первым делом метит в них.

– Ну, – говорю, – окей, ладно.

Разошлись по домам. Дома я скачал эту самую «О, чилдрен». Послушал один раз. А потом ещё раз пятнадцать. Стоял в ванной, смотрел на себя в зеркало. Да, правда всё это. Мы маленькие, потерянные, недолюбленные, с дырками в наших крохотных сердцах. Что вы с нами сделали, взрослые? Что ты со мной сделала, мама?

28 октября

Тэги: БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»; МОЯ СЕМЬЯ И ДРУГИЕ ЖИВОТНЫЕ

Я, конечно же, как всегда заболел перед самыми каникулами. Ночью резко отекло горло, так что вздохнуть было тяжело. Не спал, смотрел в окно и думал: н-д-д-а, чудишь ты, Мартыновский. Это я не о простуде, конечно. Утром пришла Мамель, потрогала губами мой лоб, растворила в воде какие-то, по её словам, чудодейственные капли. Действительно, легче стало. Мамель притащила мне сонного и недовольного Клаксона. Тот залез мне на живот, долго топтался – лечил, потом улегся рядом, гудел под боком.

Мне было семь лет, когда я вот так же заболел, летом, перед самой школой. Только тогда было намного хуже. Врачиха участковая лишь головой качала, хотела меня в больницу отправить. Родаки не дали, сразу позвонили тете Вике: тогда в детском отделении дети по двое на койках лежали, из-за эпидемии. Мамель сбивала температуру на час-два, потом я опять начинал гореть и метаться. Тетя Вика делала мне уколы, Дэд меня в уксусное полотенце заматывал и сам, по пояс голый, держал в ванной над паром. С тех пор запах уксуса ненавижу. Я долго выздоравливал, целых полгода. В школу пошёл только через год, в восемь.

Когда мне стало полегче, Мамель принесла откуда-то Клаксона. Он был маленький, рыжий, пушистый, с плоской мордочкой, смешной. Дэд от облегчения, что я начал выздоравливать, даже не орал почти, сказал, раз породистый и на лоток ходит, то можно оставить.

Я иногда прошу Мамель рассказать про меня и Клаксона, потому как смутно всё помню. Она говорит, я был так очарован, что целый день только сидел в постели и смотрел, как Клаксон ест, спит и играет. Я глотал лекарства, ел, пил и смотрел на Клаксона. Мамель даже тревожно стало, не повредился ли я головой, пока болел. Но я выздоровел и стал прежним мелким засранцем. Клаксон кусал меня за пальцы и бил лапой по голове. Наигравшись, он вытягивался стрункой рядом с моей подушкой и засыпал. Я тогда тоже засыпал, но во сне всё время протягивал руку и щупал, там ли он.

Клаксон почти год прожил без имени. Потом мы поняли, что он – Клаксон. Мамель рассказывала, что во время одного из Клаксоновых соло у пустой миски Дэд, зажав уши, орал:

– Катя, Катюша! Деня! Ну покормите кто-нибудь эту тварь! Это какой-то клаксон, как на старых машинах, нажимаешь, едрит вашу, и оно вопит, вопит!!!

Клаксон издаёт свой фирменный мяв в трёх случаях: если у него нечего жрать, если в лотке – неубранная вовремя кака или если дверь, в которую он как раз собирается войти, закрыта. Личной жизни мы его лишили. Увы. Иначе к трём вышеупомянутым случаям добавился бы ещё один, очень плохо контролируемый.

30 октября

Тэги: НАШ КЛАСС; АТАКА КЛОНОВ

С утра смог отвоевать только два часа компьютерного времени. Лежу с лэптопом на пузе, пишу в блог. На кухне Мамель разговаривает с Клаксоном, который сидит возле раковины и требует, чтобы в процессе готовки ему показывали содержимое всех тарелок и кастрюль:

– Клаксоша, я всё понимаю, но ты же не ешь сырую картошку. Ты и жареную не ешь. Ну ладно, вот, посмотри. Доволен?

Часом раньше звонила Люськина маман. Они с Мамель дружат. Мамель отчиталась, как мне плохо, как я мало ем и много потею. Потом долго поддакивала в трубку, выслушивая подробные рекомендации по моему лечению:

– Да, Тосечка, конечно, дорогая… разумеется… обязательно…

Люськино восемнадцатилетие будут отмечать в ресторане на набережной. Валерий Семёнович, Люськин папель, не поскупился. Мы с Мамель и Дэдом официально приглашены.

7 ноября

Тэги: ВАЛЬС АНДРОИДОВ

По справке выписка у меня десятого. Но я заявился на репетицию, свежий, как огурчик. Мамель, увидев меня, вытаращила глаза. Пока она подключала лэптоп, все болтали и шарились в телефонах.

– Привет, я что-то пропустил?

Аня сказала:

– Тебя во вторник на английском не было. Тебе задание дать?

– Давай, – сказал я.

Люсьена оторвала попу от подоконника, демонстративно прошла через зал и хлопнула дверью. Мамель обернулась на звук, посмотрела, включила фонограмму. А сама сегодня не ходила по залу, сидела на лавке, отбивала ритм ногой.

Дэд опять в отъезде. Клаксон, предатель, спит у Мамель на его половине.

10 ноября

Тэги: ЖЕСТЬ КРУТАЯ, КРУТЬ ЖЕСТОКАЯ

Лозовая на допе рассказала, что Скобцева с Лёвой попали на скутере в аварию. Лёва ушиб ногу, а Славка сломала руку, лежит в больнице и эсэмэски пишет со старой «Нокии», потому что тётка у нее айфон отобрала в наказание.

После урока послал Скобцевой смс: как дела, мол? В ответ – 160 знаков одних матов. Пишу: «ну понятно, будь здорова». «Иди ты, Дэн», отвечает. Вот и поговорили.

12 ноября

Тэги: О, ДЕТИ!

У Борисченко родаки уехали, приглашает к себе на вписку. Я сначала согласился, но после седьмого урока ноги сами повернули домой. Старый я стал для такого дела. Да и забыться вряд ли получится, я уже проверял.

13 ноября

Тэги: НАШ КЛАСС; ТОНКОЕ ИСКУССТВО ТРОЛЛИНГА

Я у Лозовой теперь в «друзьях» в сети. А что? Нужно же иногда ссыль полезную сбросить по английскому. Кто там ещё? Чиж (кто б сомневался), Скобцева, Гогава, Литвиненко. Из наших больше никого. Зато толпа незнакомого народа. Какие-то узкоглазые личности. А, понятно, дети севера. Куча книг. Милоты мало, всё какое-то о смысле жизни. Видео. О половине фильмов просто первый раз слышу. Фотки. Все старые, за прошлые годы. Незнакомые лица. Снег. Цветущая тундра, улыбки. Фото класса. 10 «А»: флажки, шарики, тёплые унты. Лозовой почти нигде нет в кадре.

А, вот, нашёл! Группа подростков, Аня слева, ничего так выглядит: волосы гораздо длиннее, чем сейчас, синяя блестящая блузка, узкие чёрные джинсы, мягкие туфли без каблука, браслетик на щиколотке. На лице у неё широкая улыбка. Я, конечно, не фейсконтроль, но у нас в классе она так никогда не улыбается, да и на английском тоже. Не то, чтобы она выглядела по жизни затравленной, но и на счастливого человека не похожа. На фото у всех позирующих на шее и в руках фотоаппараты. Фотоклуб какой-то, что ли? У женщины в центре чёрным квадратом замазано лицо. Интрига.

Прочитал несколько книг со страницы Лозовой. Хотел понять, чем она дышит. Кажется, понял. Идея у неё там одна: когда зло хочет победить добро, оно начинает с детей. Руками взрослых. Ч. т.д.

Тема 3. Хардкор

15 ноября

Тэги: ХАРДКОР

Пока были на английском, начался ливень. Хлестало со всех сторон. Весь двор залило водой, в буквальном смысле по колено.

Лозовая натянула капюшон на нос, бросила «пока», выскочила и бегом к остановке. Штанины джинсов ниже куртки у неё тут же намокли. Мне даже смотреть на неё было холодно – блин, девочка с севера. Я раскрыл зонт и побежал за ней.

Она, дрожа, сказала:

– Денис, иди домой, ты же только после простуды, от зонта всё равно никакого толку.

И верно. Остановка открытая, ни стен, ни деревьев. Ветер. Мы через минуту были мокрые и задубевшие. Подошла маршрутка, открылась дверь, внутри битком, наружу плотным рядом торчат зады – даже худоба типа Лозовой не протиснется. Она говорит:

– Следующая через пятнадцать минут.

Я говорю:

– Не факт, что влезешь, час пик, все с работы.

Потащил её за собой назад, к дому репетиторши. Зашли в подъезд, чуть согрелись. Аня говорит:

– Денег только на маршрутку – заплатила Ольге Петровне за пять уроков вперёд, придётся вернуться и занять у неё на такси, неловко так.

–У меня тоже денег нет, – говорю.

И позвонил Мамель. Аня запротестовала, мол, неудобно человека отрывать. Мамель подъехала прямо во двор. Мы, сырые и озябшие, запрыгнули в тёплый салон. Мамель сказала с упрёком:

–Зачем стояли под дождём? Сразу бы позвонили. Промокли ведь! Анечка, рада тебя видеть. Тебе куда?

Лозовая, оказывается, живёт в Декабрьском, возле Парка Дружбы. Ну да, туда только тридцатая маршрутка и ходит.

Пока ехали, Мамель расспрашивала Аню о планах на будущее и о всякой ерунде. Я молчал, смотрел, как вода течет по окну сплошным потоком. Лозовая вышла возле супермаркета и исчезла за пеленой дождя. Мамель всё-таки всучила ей мой зонт.

Когда отъехали, Мамель сказала:

– Какая славная девочка! Хорошо, что ты с ней на английский ходишь, может, подтянешься, оболтус. И что танцуешь с ней – хорошо. Смотритесь прекрасно.

–Да, – говорю, – да.

16 ноября

Тэги: НЕОЖИДАННО; БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»

После репетиции увидел Аню с Чижом возле раздевалки. Она мне помахала, отдала зонт. Поговорили немного о новом задании по английскому. Чиж рядом стоит, уши развесил. Потом говорит:

– Дэн, мы с Аней идем к Скобцевой в больницу, пойдёшь с нами?

Я аж рот раскрыл. Когда это мы с тобой, Чижов, общаться начали? Два года назад я бы тебя и не услышал: чё-чё, амёба? Потом думаю: что-то я совсем. Я ж не Люсьена с Машкой и не Мертвых с Воркуновым. Я в душе почти пролетарий.

– Пойду, – говорю.

Аня говорит:

– Мы только зайдём в гипер, печенье купим, яблок там, апельсинов.

– Ага, – говорю.

А сам думаю: если наши меня в одной компании с Чижом увидят – засмеют. Скобцева-то другое дело. Она для многих своя в доску, так что даже Люсьене стрёмно её опускать, можно и в лобик схлопотать.

Тут надо пояснить, почему такой расклад. До Димихи в начальной школе у нас была Татама, Татьяна Марковна, близкая подружка тогдашней директрисы. Когда мы в школу шли, она всё про наших родаков разузнала и сформировала класс по принципу «всё круче, и круче, и круче». Потому у нас были дети бизнесменов, местных разных шишек, а в параллельном – один плебс. В девятом «бэшники», естественно, почти всем составом ушли в колледжи и училища. Кто остался, так и держатся вместе, наши от них носы воротят. А «бэшники», кстати, хорошо дружили, пока их не расформировали: в походы ходили, все днюхи вместе отмечали. Гогава, Чижов, Беликеев и Скобцева – из «Б»-класса, вместе в столовке сидят, на физре всегда в одной команде. Все в теме, один Чиж – потерянный мальчик Питер Пэн, всё лезет в чужие окна. То ли не въезжает, то ли ему реально на статусы плевать.

Одевается Чиж, как хиппарь. Димиха после лета с боем заставила его сбрить бородку, а волосы он так и не подстриг, ходит с куцым хвостиком. Учится средне. У него в семье то ли пятеро детей, то ли шестеро. Летом всегда работает, то курьером, то флаеры раздает. Скобцева с ним в одной музыкальной тусовке, он у них иногда на барабанах стучит. Славка говорит, что у Чижа дома – настоящий сквот, полная круть, приходи, живи. Она сама (когда её мать была ещё жива и алкашню в дом приводила), часто к ним сбегала. Говорит, тарелку супа и матрас всегда имела. Дом Чижовых в Констанцево давно под снос предназначен, они там даже коммуналку не платят, а квартиру всё не дают. Чиж всегда говорит ровным голосом и смотрит тебе в лицо своими прозрачными водянистыми глазами. У меня от этих его глаз – мурашки.

Скобцева, увидев нас, на радостях аж прослезилась. Говорит, скукотень полная, но голова уже не кружится. Рука у неё в гипсе, на лице поджившие царапки. Рассказала, как они с Лёвой в поворот не вписались, хорошо, её на травку выкинуло, а не на бордюр. Вставать ей можно, но на процедуры возят в коляске. В палате она пока одна, обе соседки на днях выписались. Мы выгрузили свою передачку на тумбочку. В палату пришла медсестра, посадила Славку в коляску и повезла куда-то по коридору. Та заорала:

– Ребята, вы пока не уходите, я быстро!

Подошёл, прихрамывая, Лёва, поздоровался, достал из пакета бутылку колы и пачку сигарет, заныкал всё в тумбочку. Они с Чижом пошли курнуть, Лозовая осталась в палате, села на свободную койку. Я сначала пошел за пацанами, постоял на лестнице, вернулся. Не сразу вспомнил, какая палата. Вошёл, остановился. Подумал: может, выйти? Но не вышел. Смотрел. Аня спала на койке, застеленной колючим казенным одеялом, положив сумку под голову. Она сняла ботинки и поджала ноги, серая школьная юбка закрутилась вокруг коленок. Наверное, решила полежать, а тут её сморило. Я подошёл и присел рядом на корточки. Думаю: что ж ты за своим полярным кругом не осталась? Всё было бы, как раньше. А теперь не будет.

И я её поцеловал. Я просто прикоснулся своими губами к её губам. Быть может, задержал их немного дольше, чем собирался. Весёлая второкурсница Галя, что летом охотно просвещала меня на пляже в вопросах френч кисса, и гламурная девочка Люсьена, с щипучей помадой для увеличения губ, наверняка позабавились бы, увидев меня в этот момент: Дэн Мартыновский, циник, хам и сигма, чуть ли не на коленях, с глупым выражением лица.

Чем думал, не знаю. Что сделал бы, если б она открыла глаза? Наплёл бы какую-нибудь чушь? Типа, шутка: в пахнущей лекарствами палате спит заколдованная принцесса, а один долговязый принц решил её пробудить и расколдовать заодно. Она бы подумала, что я совсем ку-ку. А может, не стал бы оправдываться. И она бы поняла всё. Может, так было бы проще.

Она чуть улыбнулась, вздохнула во сне. Тогда я встал и отошёл к двери. Вовремя. Вернулись Чиж и Лёва. Чиж подошёл, всмотрелся Ане в лицо. Я весь напрягся. Думаю: если он сейчас вякнет какую-нибудь пошлость, я его убью. Но он просто наклонился и потряс Аню за плечо. Она проснулась, вскинулась, удивлённо на нас посмотрела. Потом спросила, который час. Мы все подскочили, когда узнали, сколько уже натикало. Пришлось уходить, не дождавшись Скобцевой. Аня оставила ей записку. Темнело. Мы проводили Аню до маршрутки. Я видел, как она садится, достает телефон и втыкает наушники в уши. Быстро попрощался с Чижом и ушёл.

Вот так. Мои, так сказать, признательные показания.

21 ноября

Тэги: УЛЫБАЕМСЯ И МАШЕМ

Я стал асом в ниндзюцу *. Живу одним периферийным зрением. (Недавно, правда, прочитал, что у женщин боковое зрение лучше, чем у мужчин. Верю. Если кто сомневается, понаблюдайте за Люсьеной). Каждую секунду вижу Аню, на уроках и между. На переменах стою где-нибудь поблизости. Хорошо, что я – из «элиты». Где стану, туда обязательно кто-нибудь из нашего тусняка подопрется. Я теперь, как дельфин с независимо работающими полушариями. Только они одним спят, а другим бодрствуют. А я одним официально треплюсь с пацанами, а другим слежу за Лозовой.

Она обычно пристыковывается к подоконнику, достает конспекты и распечатки по английскому, втыкает наушники и зубрит. Бывает, они тусуются с Чижом, тогда Чиж забирает у нее тетрадь и начинает гонять ее по выученному. Иногда Аня отвечает уверенно, иногда морщится, трет виски и виновато пожимает плечами. Чиж, придурок, хлопает ее тетрадью по лбу, легонько, правда. Немного хочется подойти и зазвездить ему не по-детски.

Какие-то свои эмоции я, видимо, до конца не контролирую. Люсьена на химии наклоняется и шепчет, типа, слухи ходят, что Чижов с Лозовой встречаются. И внимательно наблюдает за выражением моего лица. А? Ну да, прикол, говорю.

Мне и вправду почти пофиг. Я знаю, что между ними ничего нет, только дружба. Я иногда слышу их разговор. Чиж так и с Гогавой разговаривает, и с Литвиненко. Он по жизни, как щепка в потоке: плывет, глядит по сторонам, где интересно, туда и пристанет. Иногда я ему завидую. Сам-то таким здоровым похренизмом не обладаю.

Я начал ходить в столовую. Жрать, конечно, ничего не жру, так, ковыряюсь, но Димиха довольна. На собрании первый раз не пилила Мамель из-за того, что я подрываю краевую программу по обеспечению каждого школьника горячей несъедобной хренью, типа творожных запеканок и тушеной капусты. Аня иногда ест запеканку. Но гречку, как и я, не любит, морщится. И не пьет наш фирменный застоявшийся чай, покупает себе какао или кофе со сливками.

Люсьена перекрасилась в шатенку. Барби в ассортименте.

22 ноября

Тэги: СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ

Иногда хочется подойти к Лозовой, сунуть ей в руки одну из своих мобил с интернетом взамен её древнего кнопочника, и сказать:

– На, Лозовая, постись. Должен же я знать, чем ты живёшь теперь, что любишь, что слушаешь.

Представляю, что будет, если подсяду к Лозовой. Тогда она станет последним человеком, кто еще ничего не понял.

У Борисченко, оказывается, родоки разводятся. Они ему ничего не говорили, решили, скажут после выпускного, чтобы не травмировать нежную Лехину психику. Леха случайно узнал и травмировался по полной.

Отец его давно спит с какой-то чиксой из банка. Она на пару-тройку лет старше Лехи. Дома у Борисченко – Армагеддон. Леха с отцом не разговаривает. Тот собрался их четырехкомнатную разменивать, чтобы жить где-то со своей подружкой. Леха говорит, если отец посмеет на их жилплощадь покуситься, он с ним больше на один гектар ср#ть не сядет, пусть новых детей строгает с Лолитой своей, если успеет. Полный ПЕПЕЛАЦ!

24 ноября

Тэги: БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»

Мамель заехала за мной после английского. По пути подвезли Аню до супермаркета. Она вышла, мы дальше поехали. И тут на меня вдруг нашло.

– Останови, – прошу.

Мамель спрашивает:

– Деня, тебе что, плохо?

Я мотаю головой, стиснув зубы. Мамель остановилась. Я говорю:

– Я не поеду к Люське, и не проси, и не спрашивай, почему.

Она все-таки спросила:

– Почему, Деня?

–Мам, – говорю, – пожалуйста.

Она всмотрелась в моё лицо. Что-то там, видно, было такое, что она посидела, помолчала, взяла мобилу из сумочки и вышла. Я приоткрыл окно. Мамель, в своей короткой меховой курточке, в синем вечернем платье до колен, стуча шпильками, прижав к уху телефон, ходила туда-сюда по мостовой. Ветер растрепал её салонную укладку.

– Тосечка, дорогая, такая неприятность у нас. Мы не приедем. Извини, дорогая, сейчас не могу говорить. Да, конечно, понимаю… Прости, Тосечка, золотая, это я виновата. Пожалуйста, извинись перед Люсенькой. Нет, нет, он не сможет на такси… Потом, позже… Хорошо, Тосечка?

Мамель с каменным лицом села в машину, передёрнула плечами. Потом завелась, доехала до кольца, развернулась. Я вздрогнул, когда она заговорила:

–Я целый день вчера бегала по магазинам, искала для Люси подарок. И не какую-нибудь ерунду, а то, что не зазорно подарить девочке из обеспеченной семьи на восемнадцатилетие, – она кивнула на заднее сиденье, где лежала коробочка, вся в ленточках и бусинках. – У нас с отцом сейчас с финансами не фонтан. У меня весь доход от курсов за прошлый месяц только-только аренду покрыл. Или я закрываться буду или как. У отца с партнерами ещё… проблемы.

Я не выдержал, съязвил:

– Что, Виталик опять из кассы деньги потянул?

(У Дэда бизнес – грузоперевозки. Компаньон его, Виталик, друг детства, по жизни в финансовой дыре, ибо жить по средствам не умеет. В кредитах, как пёс в репьях. То яхты арендует, то тачки дорогущие меняет раз в год. Когда коллекторы Виталика за пятки кусать начинают, он новый кредит берёт. Так и живёт).

Мамель отвечает:

– Тебя это не касается.

А по её реакции вижу – угадал.

– Что я теперь Люсиной маме скажу? – спрашивает Мамель. – Почему я, взрослая женщина, должна врать своей подруге? Меня тоже пригласили, между прочим.

– Ну и пошла бы, – говорю.

А она мне:

– Ты что, совсем дурак?

– Мам, – говорю, – ну что ты раздуваешь? Я же знаю, что тебе там так же противно появляться, как и мне. И Люськина мама тебе совсем не подруга. Ты же сама тёте Вике говорила, что она про тебя гадости рассказывает.

– Ну, Деня! – восклицает Мамель. – Ты ещё и под дверью подслушиваешь?

– Не за чем, – говорю. – Ты же знаешь, с нашим Клаксоном сильно не позапираешься. И вообще, я эту вашу женскую дружбу не понимаю. Мму, мму, чмоки, чмоки, Катенька, дорогая. А я потом слышу, как Люська на перемене Серёгиной рассказывает, что у Мартыновского мать в молодости нагулялась, а теперь по врачам бегает, лечится. Откуда она ещё может знать, как не от своей мамы Тосечки?

Мамель врезала по тормозам, меня аж дёрнуло. Она остановилась, мотор заглушила. Я думал, она мне по морде даст. Испугался. Нет, не того, что она меня ударит, пусть. Просто понял, ЧТО ляпнул.

– Мам, – говорю, – прости идиота, вырвалось.

Она меня спрашивает:

– Это правда или ты придумал?

– Правда, – говорю, – просто я девок не бью, иначе ты бы давно знала.

Отстегнул ремень и два раза чувствительно приложился лбом о переднюю панель.

– Прости, – говорю, – прости!

– Деня, – говорит Мамель, – не паясничай.

А у самой губы белые. Посидела с минуту, глядя в окно. Поворачивается, берёт с заднего сидения коробку с подарком, протягивает мне.

– На, – говорит, – пользуйся, раз так… Последняя модель, между прочим.

Я тут же упаковку разорвал, а там крутая читалка на электронных чернилах с подсветкой и вай-фаем.

– Ты что? – говорю. – Ты это что-то попутала. Люсьена за всю жизнь только две книжки прочитала: «Курочку Рябу» и «50 оттенков серого», причем первая книга намного более экзистенциальная, чем вторая, так что налицо явный регресс.

– Знаю, – отвечает Мамель сквозь зубы, – это ты думаешь, что я ничего не вижу. Просто у меня принцип: молчи, глуха́, меньше греха.

– Хороший принцип, – говорю.

Она не выдерживает, улыбается. Потом трогается с места.

– Эх ты, – говорит, – Курочка Ряба. Откуда что берётся?

Мы заехали в Макдональдс, съели по бургеру, запили колой. В Макдаке хорошо. Молодежь тусуется, вкусно пахнет мясными ароматизаторами и канцерогенным маслом.

Мамель сидела за столиком в своей дорогой шкурке и вечернем платье, прихлебывала капучино.

– И всё-таки, Деня, – спросила, – что с тобой? Расскажешь?

– Мам, ты же сама уже всё поняла, так? Ты ж глуха, но не слепа.

Мы заехали в бургерную, съели по бифтопу, запили колой. В бургерной хорошо. Молодежь тусуется, вкусно пахнет мясными ароматизаторами и канцерогенным маслом.

Мамель сидела за столиком в своей дорогой шкурке и вечернем платье, прихлебывала капучино.

– И все-таки, Деня, спрашивает, что с тобой? Расскажешь?

– Мам, говорю, ты же сама уже все поняла, так? Ты ж глуха, но не слепа. Ох, Дэн, сказала, трудное время переживаешь. Ну, ничего, говорит, дальше – легче.

Твои б слова, да в высшие инстанции…

Дэд дома, спит. Лицо серое, как у покойника. Мы ему привезли бургеры и наггетсы. Проснется – вот обрадуется!

Тема 4. Улыбаемся и машем

25 ноября

Тэги: БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»

Люськи в школе не было. Все гудели, какую крутую днюху Кисличенко забабахали. Машка айпэд с фотками притащила. Я не подошёл смотреть. Ко мне приставали, я отмалчивался. Всё как-то завертелось, контрольная по химии, гудёж этот, я даже не сразу сообразил, что Ани нет в школе.

Зря Мамель волновалась, что придётся перед Люськиной маман оправдываться. Причина нашлась, очень даже уважительная. Я как раз поднимался на пятый урок, когда получил сообщение от Дэда, и через две ступеньки побежал вниз. Встретил у входа Димиху, в двух словах описал ситуацию. Она сказала:

– Конечно, Денис, иди.

И с жалостью смотрела мне вслед. Всё-таки тётка она добрая.

Не помню, как добирался до больницы. С горечью думал: блин, ну взрослые люди же, пора бы успокоиться. У палаты – Дэд. Перехватил меня, кивнул, забрал рюкзак. Я ничего ему не стал говорить. Прошлый раз ещё всё высказал. Он тогда вызверился на меня, потому что я страшно возмущался из-за того, что Мамель так часто в больницу кладут. Дэд сказал, что я злюсь, потому что привык, что мама всегда рядом, и меня напрягают неудобства, вызванные её болезнью. Я рассвирепел и сказал:

– Я готов у мамы на коврике у кровати спать, сам буду ей еду готовить, только не надо больше таких экспериментов.

Дэд тогда, кажется, даже смутился.

Зашёл. У Мамель отдельная палата. Приборы пикают. Страшно. Теперь понимаю, что значит «ни кровинки в лице». Взял Мамель за руку, она открыла глаза.

– Как ты? – спрашиваю.

– Нормально, – отвечает. – Полежу немного, скоро выпишут. Ну ты же знаешь. А как ты, Деня? Испугался?

– Мам, – говорю, – скажи мне, пожалуйста, что это не из-за нашего вчерашнего в машине разговора!

Она хмыкает:

– Ну что ты, дурачок, – говорит. – Что я, не знаю, на какие сплетни кто горазд? Тоже мне, открытие.

Вздыхаю с облегчением. Как камень с души.

– Сколько? – спрашиваю.

Отводит взгляд:

– Второй месяц.

– Врачи что?

Морщится. Ну понятно. Я помолчал, потом всё-таки спросил:

– Мам, а может, ну его? Я, конечно, понимаю, что сейчас и в пятьдесят рожают, и ты у меня ещё молодая. Но сколько можно уже? Здоровье в супермаркете не купишь.

Она меня спрашивает:

– Деня, ты когда-либо хотел чего-нибудь так, чтоб ни о чём другом думать не мог, чтоб видел это с закрытыми глазами, чтоб до дрожи?

– Ну да, – отвечаю.

–Так вот, умножь на сто и пойми: вот это самое – суть моей жизни уже много лет. И оно сильнее меня. Материнский инстинкт – страшная штука, его просто так не отключишь. Мне тридцать девять. Буду стараться до последнего. Если Господь Бог посчитает, что одной моей жизни недостаточно, чтобы расплатиться по долгам и получить желаемое, тогда смирюсь и стану спокойно стареть. Но сначала буду бороться, пока силы есть. Пойми меня, – говорит, – без обид. Я хочу подержать на руках собственного ребенка, плоть от плоти, менять ему подгузники, учить его говорить – делать всё то, что прошло мимо меня, и, конечно же, любить его, как тебя и папу. Разве я этого не заслужила? Ты не обижаешься?

–Да ну тебя, – фыркаю. – Я что, маленький?

Она говорит:

– Ты и маленький был – всё понимал и всё знал, я просто диву давалась. Мы ведь никогда с тобой прошлое-то толком не обсуждали. А может, зря?

Я честно признался:

– Не знаю, тем более сейчас уже не хочется ничего ворошить. Я своей жизнью доволен. У других вон то отца нет, то матери. У меня полный комплект. И не могу сказать, что я чего-то недополучил, всего хватило: и любви, и звездулей.

Мамель заплакала от чувств. Тут как раз Дэд вошёл. Когда разобрался, что никто никого не обижает, начал её обнимать. Я смылся в середине трогательной семейной сцены. Мамель вдогонку, сморкаясь, успела крикнуть, чтобы я Клаксона покормил куриным филе и чтобы передал другим «детям», что репетиции скоро возобновятся.

Дома понял, что джинн из бутылки всё-таки вылез. Заснул только под утро.

26 ноября

Тэги: СКЕЛЕТЫ В ШКАФАХ; НЕРЕАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Несмотря на все достоинства платной палаты, Мамель кормят из того же больничного котла, что и остальных. Еда съедобная, но, скажем так, специфическая. Поэтому мы с Дэдом готовим для мамы по очереди.

Пока Мамель подкреплялась, я, словно невзначай, спросил:

– Мам, а как вы с Дэдом познакомились? Ты вот мне когда-то очень давно рассказывала, я забыл уже.

Мамель бросила на меня короткий внимательный взгляд. Чуйка у нее, дай бог каждому, считывает прямо из головы. Должно быть, сразу догадалась, что вчерашние откровения мимо меня не прошли. Но начала вполне охотно рассказывать, по привычке обходя неловкую тему:

– В детском центре. Я тогда преподавала в младшей группе, а папа тебя водил на массаж. Я удивлялась: семенишь за ним, такой маленький, спокойный, а глаза, как у взрослого. Как-то раз папе нужно было срочно уйти, а массажистка запаздывала. Я говорю: оставьте его у меня, я его сама к ней отведу, предупрежу, что вы позже подойдёте. Я привела тебя в зал и посадила на стульчик. Ты сидел и смотрел, как девочки танцуют. Тебе очень нравилось.

Я бормочу:

– Мне и сейчас очень нравится смотреть, как девочки танцуют.

Мамель хмыкает.

– Я, – говорит, – посмотрю, как ТЫ будешь на новогоднем балу танцевать с классом. Я тут кое-что придумала, будете у меня, как конфетки. Вот выпишусь… Как там Анечка?

Я говорю:

– Ешь давай. Полчаса сосиской в воздухе машешь. Анечка твоя сачкует.

Мамель говорит:

– Ой, это ж она болеет, наверное, надо ей позвонить, позвони ей, Деник.

– Ладно, – говорю, – разберёмся. Ну что там дальше было с вашим знакомством?

–А, – говорит, – всё было очень мило. Начали здороваться, потом за погоду, потом пару раз попили кофе у нас в кафешке. Я, конечно, не знала… всех обстоятельств, осторожничала, хотя твой папа мне сразу понравился… Короче, слово за слово, он пригласил меня в театр на премьеру. Я пришла к вам домой, а там – ты. Пока мы ждали тётю Вику, ты мне показывал свои игрушки.

–Это мы уже на Уральской жили? – спрашиваю.

– Ага, – отвечает. – А тётя Вика ездила аж с Водосборки, чтобы за тобой присматривать. Ты у меня на руках и заснул. Нам выходить, а я боюсь пошевелиться – ты так сладко спишь, во сне улыбаешься. Так и не пошли в театр. Кофе пили и разговаривали весь вечер.

У Мамель опять глаза на мокром месте. Обнимаю её, прощаюсь. У меня и вправду уроков куча. Буду, наверное, сидеть до ночи.

Прихожу домой и понимаю, что не в состоянии ничего делать. Лёг, гляжу на стенку. Клаксон пришёл, настойчиво потребовал внимания и повёл показывать свой туалет, там у него был припасён «подарочек». Тьфу, захочу культурно помереть в тишине и одиночестве, и то не получится.

Побродил по комнатам. На кухне уютнее, весь мамин бытовой хай-тек из полумрака таращится на меня своими голубыми панелями. Я решил, что иногда, когда накатит, буду писать по эпизоду из того, что помню с детства. А то нафиг я долблюсь с этим блогом? Что буду вспоминать, его перечитывая, лет через десять? Как я с пацанами пиво хлебал?

29 ноября

Тэги: СКЕЛЕТЫ В ШКАФАХ

Аня в школу не ходит. Ольга Петровна прислала сообщение, что английского не будет, у неё сын заболел. Я еле высидел на уроках, кидался на всех. Люсьена полезла с какими-то сочувственными комментариями, я её чуть не грызанул. Обиделась. Ушёл с четвёртого, хотя сегодня у Дэда выходной, он целый день будет у Мамель в больнице, и покормит её, и развлечёт.

Ел долго, тянул время. Скобцева, видимо, воссоединилась со своим айфоном, прислала мне ссылку на трейлер очередного сериального опуса. Лайкнул. Нашёл на компе папку, в которой хранится то, что накопилась у меня за три года активного тинэйджерского бунтарства. Я, конечно, и сейчас не ангел. Но тогда меня конкретно заносило: Мамель я грубил, с Дэдом вообще воевал с применением тяжёлой боевой техники. Эта папка была для меня и убежищем, и заготовленной на всякий случай страшной мстёй всем тем, кто плохо со мной обращался. Сколько я в неё уже не заглядывал?

Итак, эпизод первый.

Чёрно-белые снимки, коричная сепия – сканы старого журнала «Экспозиция», 1996 год. Нашёл на сайте винтажного фото. Чуть не скопытился от переживания, когда впервые увидел. Молодая талантливая фотохудожница Ирина Мартыновская-Желтко. Два автопортрета. Первое фото – вид сверху, черты искажены: лоб кажется большим, подбородок узким, чёрные волосы, чёрные глаза, лицо выступает из серого студийного полумрака. «Я – здесь» называется. На втором всё те же густые ресницы, белая кожа, лицо в профиль, руки в чёрных перчатках обвивают грубо прокрашенный деревянный шест – серое, чёрное, коричневое – «Внутри себя».

Дальше натюрморты, пейзажи, портреты незнакомых людей: ваза с засохшими чёрными розами, осыпаются на белую скатерть сморщенные лепестки, корабли на реке в тумане, сельская дорога на закате, старики на крылечке. Даже сейчас, в век фотошопа и нельзяграммов, это смотрится хорошо. Тогда, должно быть, могло считаться если не гениальным, то выдающимся.

Перечитал все статьи. Газета «Аншлаг», маленькая заметка за девяносто шестой: «…На Кубани пройдёт выставка молодых фотохудожников. Свои работы представят…». И её имя, чёрным по белому.

Журнал «Светотень». «В память об ушедших» – интервью с Валерием Озманом, директором студии «Симбиоз»: «…для всех, кто её помнит, она навсегда останется Ирочкой Желтко, тонко чувствующей, талантливой девочкой, слишком открытой, ранимой, родившейся не в свое время. Для нас её уход был страшным сигналом: дети индиго покидают этот мир, непризнанные, недооцененные… Ира была несчастлива в любви, не понята в браке. Она решила уйти сама, пока старость и смерть не потребовали своё…».

2013 год, журнал «Фото Лайф», Канада: «…Известный художник Станислав Желтко представил на недавней благотворительной выставке в Ванкувере фотоработы своей дочери Ирины Желтко (1970 – 2001). Все средства от выставки пойдут…».

Нигде, ни в одной чёртовой статейке не указано, что у «молодой и талантливой, выбравшей добровольный уход из жизни», были сын, маленький мальчик трёх лет от роду, и муж, чуть не сошедший с ума от горя и чувства вины.

Я сорвался. Разбил мышь о стену. Пишу с телефона.

30 ноября

Тэги: УЛЫБАЕМСЯ И МАШЕМ; СКЕЛЕТЫ В ШКАФАХ; НЕРЕАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Мамель выписали из больницы. Тётя Вика поживёт у нас неделю, будет ставить капельницы и уколы, она хорошая медсестра.

Пришёл со школы, на пороге воткнулся в обширный бюст тёти Вики. Обнимашки, целовашки.

– Здорово, оболтус! Съешь пирожок, ещё тёплый.

Я взял пирожок и пошел к себе. Крёстная кричит вслед:

– Там к тебе Буся зашёл, вы с Клаксоном его не обижайте.

Вхожу. Чихуан Буся прыгает у меня на кровати, огрызается мелкими зубками. Ловлю его под пузо и кидаю Клаксону:

– На, ешь, разрешаю.

Клаксон брезгует, запрыгивает на полку, ложится рядом с динамиками, свесив хвост. Буся расстроенно поскуливает, он Клаксона уважает. Через какое-то время рыжик снисходит до гостя и спускается с полки поиграть. Всё его участие состоит в ленивом помахивании лапой, Буся носится вокруг него, как пчела.

Всё, достали. Выпроваживаю обоих в коридор. Мамель и тётя Вика пьют кофе и трескают пирожки. Клаксон подходит к двери кухни и подаёт два громких предупредительных сигнала, Мамель послушно открывает ему дверь, Буся врывается следом за компанию. Слышу обрывок фразы:

–…Милая девочка… одни пятерки… в Питер на лингвистику…

Тётя Вика что-то одобрительно гудит в ответ. Ещё вчера утром я бы взбеленился. Сегодня мне по барабану. Ну милая. Ну в Питер. Я сыто ухмыляюсь и падаю на кровать.

Я совсем обленился: начитываю свои мысли через программку речь-в-текст, потом копипастю в блог. Нужно записать, что случилось вчера вечером. Но сначала эпизод два. Навеяло, пока подслушивал под дверью.

Итак, эпизод второй.

Мне лет восемь. Тётя Вика кормит Мамель пирогом на кухне. Я строю в коридоре какой-то невероятный лего-замок, через матовое стекло на двери вижу расплывчатые силуэты. Мне тепло и уютно. Клаксон сидит рядом, иногда трогает лапой мою постройку, но серьёзного ущерба не наносит. Наконец ему становится скучно. Он уже освоил технику открывания дверей и идёт на кухню: пожрать или проинспектировать содержимое чужих тарелок. Мамель прикрывает за ним дверь, но защёлка на ручке отскакивает, и сквозь щель я слышу голос тёти Вики:

– …Ой, можно подумать! Ты, Катюша, не переживай, что там было заменять-то? Это же одно название, а не мать! Ну, скажи, Катя, ты бы смогла вот так ребёнка своего, посчитай, бросить на произвол судьбы? Я до сих пор думаю: а если бы Витя тогда ещё дольше задержался? Если бы его вызвали куда в ночь? Он ведь в тот год только-только бизнес свой начинал, сутками на работе, лишь бы Ирке, звезде этой чокнутой, угодить… Как вспомню тот вечер, ужас! Виктор весь белый, трясётся. Сева замок снимает, эта дурында-то замкнулась изнутри. Мы как вошли, боже, боже! Дениска весь мокрый, холодный, ревёт в кроватке. Меня сразу как обухом, я и в спальню-то не стала входить, так, заглянула только. Говорю Севе, давай скорую и милицию, а сама Дениску мыть, переодевать. А Витя-то так кричал, так кричал!.. Не, ну надо же! «Не моя жизнь!» написала. Додумалась! «Это не моя жизнь!» А чья же? Хорошо, у Вити тогда справка была, о лечении. Дело-то почти сразу закрыли. Уж сколько Желтко ни разорялись, сколько ни грозились – нет, говорит, у психиатра наблюдалась. Так вот.

– Аффективный психоз, – поддакивает Мамель.

Потом шикает:

– Тише, Деня в коридоре.

Прикрывает дверь.

Я сажаю рыцаря на лошадь и твержу про себя: эффективный психоз. Я парень уже вполне взрослый и внятный. По поводу родительницы меня давно просветили. Мамель меня до шести лет возила в садик на Водосборке, поскольку в городе мест не было, и в нашей старшей группе было полно друганов, родители, бабушки и дедушки которых ещё помнили, что у Дени Мартыновского раньше была другая мама. Я к этой информации относился философски, ну мало ли чего в жизни ни бывает? Вот у моего приятеля Пети Кравченко тоже папа поменялся: пьющий и гоношистый куда-то делся, зато появился другой, вполне себе ничего. Фамилия Желтко, обычно произносимая шёпотом и с оглядкой, мне знакома – иногда мелькает в разговорах домашних.

Самое интересное, что я тоже кое-что помню: свет из коридора, там мама, громко, надрывно говорит вслух, я зову её, кажется, плачу. Голос замолкает, потом крики отца. Яркий свет в ванной, тётя Вика заворачивает меня в махровое полотенце, я вырываюсь и бегу к двери в спальню. Дверь такая же, как сейчас у нас на кухне, с матовым стеклом, сквозь которое мелькают силуэты и вспышки, я толкаю дверь, она начинает приоткрываться, но тётя Вика подхватывает меня, кутает и тащит в детскую. Это самое ранее моё воспоминание. Лет в пять с большим энтузиазмом рассказываю о нём Мамель:

– Вот, говорят, маленькие ничего не помнят, а я всё помню. Я, – говорю, – однажды звал тебя, звал, звал, и в штаны напустил, и обкакался, а ты долго не приходила.

Мамель убеждает меня, что это сон, но я слышу, как позже она с тревогой пересказывает мои слова Дэду.

«Это не моя жизнь». Если бы меня спросили, какую самую страшную фразу я слышал в жизни, ни секунды бы не сомневался.

Вчера вечером меня понесло шляться по городу в полном расстройстве чувств. Сам не заметил, как добрался до Парка Дружбы. Раньше на этом месте был посёлок железнодорожников, мы с пацанами ловили головастиков в пруду напротив станции. Сейчас здесь новый микрорайон: супермаркет, детская площадка, пиццерия, кафешки. Пруд облагородили, но шкряки2, наверное, до сих пор поют в дождливую погоду. У фонтанов куча народу, красиво, в магазинах уже новогодняя иллюминация и ёлки. В детстве я очень любил Новый Год, ждать начинал уже в октябре. Жалел всегда, что у нас никогда не бывает снега, только гололёд и ветра в феврале. В этом году праздники не приближаются, а подкрадываются. Последний день ноября буквально застал меня врасплох.

Где-то в этих домах живёт Аня. Здесь она, должно быть, проходит каждый день, вон там садится в одну из выстроившихся в длинный ряд на последней остановке маршруток. Я достал мобильник. Ани нет в сети. Напротив аватарки, синей птички колибри, пустой кружок.

Включилась подсветка на фонтанах, по экрану мобильника запрыгали разноцветные блики. Я поднял глаза и увидел Аню среди людей, идущих от остановки маршрутки. Мы встретились взглядами, она слегка сбилась с шага, вильнула в толпе, пропуская детскую коляску, и подошла, немного напряжённо вглядываясь мне в лицо. Я «подвис», ещё находясь мыслями в своем «виртуале», молча смотрел, как она приближается, тупо гадая, не плод ли это моих фантазий.

–Денис? Привет. Что ты здесь делаешь? До меня дошло, наконец.

– Привет. Гуляю.

– А, понятно.

– Тебя в школе не было, случилось что?

Она с лёгким удивлением пожимает плечами:

–Так ведь олимпиады же, я сразу на трёх была.

– Блин, – хлопаю себя ладонью по лбу, – что ж я забыл?! У меня же тоже, в понедельник, по физике!

Аня немного расслабляется, но смотрит мне в лицо как-то обеспокоенно:

– А с тобой всё в порядке, Денис? Выглядишь… так себе.

– Не знаю, всё сложно…

Устало тру лицо руками. Я действительно утомлён. Глаза, скорее всего, красные, как у кролика – несколько ночей не спал нормально. Взбаламученные мозги оседают серой пеной.

Смотрю на Аню, наслаждаюсь её реакцией: в глазах у неё неподдельные тревога, никакого манерничанья. Наверное, не осознает, насколько она красивая, не фейковая – настоящая, существующая в одном-единственном экземпляре. У неё светло-карие глаза с лучиками вокруг зрачка. С такими глазами трудно скрыть то, что думаешь. Нос в конопушках – южное солнце успело отметиться. На щеках румянец от холода. А вообще, она всегда краснеет, когда смущается. Мне это тоже нравится – лицо у неё такое же искреннее, как и характер. Волосы каштановые, выбиваются из-под смешной шапки с нитяными косичками и помпоном. Аня поправляет непослушные пряди рукой в длинной до локтя ярко-красной варежке. Через плечо большая замшевая сумка с многочисленными кармашками, в них, я знаю, блокнотики, карандаши, стёрки, старомодные чернильные ручки – всё то, чем она щедро делится со мной на английском, когда я в очередной раз что-нибудь забываю.

Она спросила:

–Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Я опять «завис». Потом поинтересовался:

– Где тут можно посидеть, погреться? Ног уже не чувствую.

– Почему ты не идёшь домой? – спросила она.

– Не могу сейчас, – я отвёл взгляд, пусть думает, что хочет.

Аня неуверенно махнула рукой в сторону новостроек:

– Здесь есть кафе, тебе бы сейчас попить горячего.

Я кивнул, пошёл к яркой неоновой вывеске. Спросил:

– Посидишь со мной, пока я не оклемаюсь?

Аня моргнула и пошла рядом. Вид у неё был немного растерянный. Понятно, что этим вечером она совсем не планировала зависать по кафешкам со всякими подмороженными (в прямом и переносном смысле) типами. Я ещё раз поблагодарил судьбу за то, что она привела меня к Ольге Петровне на английский. Иначе Аня просто прошла бы мимо, кивнув или поздоровавшись. Мы с ней из разных тусовок, а точнее сказать, миров. Нас объединяют только зубодробительные лингвистические экзерсисы два раза в неделю.

О, наконец-то тепло. Мы устроились в углу возле ёлочки, украшенной настоящими орехами, конфетами и открытками. Аня села напротив, сняв куртку. Под курткой оказался длинный рыжий свитер с узорами, красиво. Мы пили зелёный чай и ели макарони, розовые, зелёные, голубые. Пахло ванилью и клубникой. Играла тихая музыка, какое-то тягучее инди, люди смеялись и говорили.

–Так что же случилось? – спросила Аня.

И я вдруг рассказал ей (не всё, но то, что никогда никому не рассказывал): о Мамель, о том, что она мне не родная, о Клаксоне, о том, что он любит спать у меня на спине, о планах на будущее, даже о том, что веду закрытый блог. Ане ничего не нужно было знать о женщине по имени Ирина Желтко, и я умолчал о ней, но всего сказанного хватило, чтобы она забыла о надкусанном макарони и застыла, обняв ладонями стеклянную чашку.

– Боже, – сказала Аня. – Никогда бы не подумала, что Екатерина Сергеевна тебе не родная. Вы оба высокие, светловолосые.

Аня почему-то покраснела, схватила чашку, отпила.

– Как теперь себя чувствует твоя мама? – спросила она.

– Не знаю, – ответил я честно. – По ней ничего не поймёшь, а спросить – скажет, что всё отлично.

Аня кивнула, мол, у неё мама такая же.

– А почему вы с севера уехали? – спросил я. – Тебе там, наверное, нравилось.

– Нравилось, – призналась Аня, бросая себе в чашку кусочек сахара из вазочки на столе. – У меня там осталось много друзей, мы переписываемся, но это уже… не то. У нас начались… проблемы, а здесь у мамы брат, мой дядя. Он помог с переездом.

– А у тебя самой, – спросил я, – братья, сестры?

– Нет, – сказала она, немного задержавшись с ответом, – мы с мамой одни.

Мы допили чай. Я уговорил Аню доесть последнюю макарошку. Вышли на улицу.

– Пахнет Новым годом, да?

Аня улыбнулась. Сказала:

– Пока не напишем сочинение для допуска к экзаменам, у меня все мысли только об аргументации и литературных примерах.

– Да, – согласился я, – бедные мы, бедные.

Я ломал голову, что бы еще такое придумать, чтобы еще немного с ней пообщаться. Придумал:

– Слушай, у меня мышка компьютерная сломалась. Не знаешь, где сейчас можно купить?

– Да вон, – сказала Аня, – в супермаркете на втором этаже.

– Сходим, предложил я.

– Ладно, – согласилась она, – мне все равно хлеб домой нужен.

Мы побродили по магазину. Я выбрал мышь компьютерную, а потом еще резиновую, игрушечную, для Клаксона. Донес до кассы.

– Посчитайте мышей, – говорю кассирше.

Аня засмеялась. Я так и не узнал, где именно она живет: было поздно, и она настояла, чтобы я ехал домой, пока маршрутки хорошо ходят.

Вернулся домой, потанцевал по комнате с Клаксоном. Клаксон потом долго демонстративно вылизывался – удалял с себя остатки моего восторженно-слюнявого ДНК.

Мышь Клаксону понравилась. Он загнал ее под тумбочку, разорался, и я, матерясь, посреди ночи двигал мебель в комнате.

Тема 5. Вызывайте Кракена

1 декабря

Тэги: ТОНКОЕ ИСКУССТВО ТРОЛЛИНГА

В школе вчера прорвало трубу и затопило первый этаж. Занятия отменили – счастье! Проснулся поздно, дома никого. На холодильнике записка: «Уехали по делам. Клаксон и Буся будут притворяться голодными – не верь, врут. Тётя Вика сварила твоё любимое харчо. ХХХ».

Я открыл кастрюлю и умилился. Слопал две тарелки. С повседневным меню у нас в семье напряжёнка. Мамель ненавидит обыденность. Она может полдня фаршировать брынзой какие-нибудь невероятные каннеллони, но сварить суп или рисовую кашу для неё – пытка. Готовит Мамель вкусно, но редко. Хорошо, что Дэд тоже умеет кашеварить. Но чаще всего он просто заказывает еду на дом, благо в интернете масса сервисов. Иногда мне кажется, что Мамель специально задерживается в своём танцевальном зале, чтобы потом прийти затемно, рухнуть на пуфик в прихожей и, воюя с застёжкой на сапоге, жалобным голосом спросить:

– Вить, у нас есть что-нибудь покушать? Я так устала, еле доползла.

Несостоятельность Мамель в качестве семейного повара – главный аргумент в антимамелиной риторике бабушки Мартыновской. Мы привыкли и не реагируем. Бабуля тоже не сдаётся.

Аня дала мне свой номер. Я набрал. Телефон выключен. Спит ещё, что ли. Зашёл в сеть и увидел, что она онлайн. Пишу:

> Привет.

Минут через семь получаю ответное:

> Привет.

> Не хочешь пойти сегодня куда-нибудь после английского?

Пауза.

> В смысле?

> В смысле погулять?

Опять пауза.

> Ой, извини, не могу, работаю вечером.

Озадаченно чешу в затылке:

> Где?

> Дома. Онлайн. Я делаю рерайт.

> ?

> Переписываю красиво разные тексты для поисковых систем.

> Понятно. И много платят?

Грустный вздыхающий смайлик. И что, спрашиваю, все выходные будешь занята? Да, отвечает, мне за английский платить скоро. Так что, пишет, увидимся в школе.

> ОК.

Сижу, обтекаю. Честно, не этого ожидал после приятного вчерашнего вечера. Телефон булькает.

> Как твоя мама?

Надеясь на продолжение разговора, лихорадочно набираю:

> Хорошо. Уже лучше.

Смайлик улыбается. Значок статуса тухнет.

На английский опоздал. С нами на уроке занималась какая-то незнакомая девица, маленькая, щупленькая, просто куропатка, никогда бы не догадался, что мы ровесники. Отвечала она абы как, зато сыпала всякими «гона» и «вона» (Ольга Петровна едва заметно морщилась).

Мы с Аней чувствовали себя отличниками и гордо переглядывались. После урока пигалица осталась у репетиторши, а я проводил Аню до маршрутки. Поговорить нам не дали. Куропатка вышла из двора, увидела нас и подошла. Начала жаловаться, что Ольга Петровна ее к себе не взяла. Мы строили сочувственные физии и молчали. Наконец девица отчалила.

Только я открыл рот, чтобы сказать, как важен был для меня наш прошлый разговор, подошла маршрутка, как назло, полупустая. Аня уехала. Блин блинский. После английского пошёл провожать Аню на остановку. Только я раскрыл рот, чтобы сказать, как важен был для меня наш разговор в кафе, подошла маршрутка, как назло, полупустая. Аня уехала. Блин блинский.

3 декабря

Тэги: ТАНЦУЮТ ВСЕ; СЕРЬЕЗНО?

К всеобщему изумлению, сегодня Мамель собрала нас не в актовом зале, а в нашем кабинете. Когда все уселись и успокоились, объявила:

– С сегодняшнего дня у нас изменения в формате подготовки к новогоднему балу (который каждый год проводится среди одинадцатых классов). Я вписала нас в конкурсную программу мэрии.

Наши тупые фейсы, обезображенные недавним контактом с гранитом науки, поблымкали ей в ответ.

– Ясно, – сказала Мамель, – объясняю. В рамках традиций мы должны были участвовать в общем вальсе городских выпускников в мэрии: красиво выйти, пройтись, покружиться и уйти. Однако, учитывая наш потенциал и энтузиазм, а также то, что наша школа ни разу не участвовала в следующем за общим вальсом бальном марафоне, в этом году я, воспользовавшись своими связями, внесла наш класс в конкурсный список. Вот.

Мамель обвела нас победным взглядом, мол, можно начинать ликовать. Мы молчали. С задних парт кто-то робко вякнул:

–А может, не надо?

Мамель возмутилась:

– Как это не надо?! Это настоящий конкурс, в бальных костюмах: один танец, полонез, обязательный, второй – на выбор. Я выбрала для вас вальс, благо уже есть сдвиги. Занявшим три первых места – призы от спонсоров. И прекрасная новость: платья и смокинги покупать не будем, возьмем напрокат, есть у меня одна контора на примете, там меня хорошо знают и сделают большую скидку. Я родителей всех ваших обзвонила, все согласны.

Я упал мордой на парту. Если Мамель что-то решила, её уже не переубедить. Все загомонили. Какие из нас танцоры?! Всего месяц остался! Опозоримся! Диана Карапетян кричит:

– Я вся в репетиторах, если ещё после уроков оставаться придётся, я застрелюсь!!!

Громче всех орёт Серёгина, которой наплевать на учебу и которую из класса в класс перетягивают только благодаря тому, что её мать, владелица сети парикмахерских, «активно участвует в жизни школы».

– Тише, тише, – Мамель похлопала в ладоши и сказала, – учителя идут нам навстречу. Будем репетировать на физкультуре и ОБЖ, но такая халява, естественно, только до бала.

Все выдохнули. Гжеда разумно заметил:

– Зато если опозоримся, нам все эти пропущенные физры и обжы до конца года припоминать будут.

– Вот и не опозорьтесь, – посоветовала Мамель. – Физруку, физручке и обэжэшнику в конце месяца на стол – рефераты о здоровом и безопасном образе жизни. С картинками. Репетиции с завтрашнего дня.

По дороге домой, уже в машине, я вдруг сообразил:

– Позвольте-позвольте, а как же твои курсы, мам?

Мамель посмотрела в зеркало заднего вида и сухо сообщила, что закрылась. Сказала:

– Буду теперь готовить каждый день и гулять по вечерам. Дарья Семёновна будет довольна.

Я ответил в сердцах:

– Бабушка никогда не будет довольна.

Мамель равнодушно согласилась.

6 декабря

Тэги: ТАНЦУЮТ ВСЕ

На биологии Люсяна пододвинула ко мне бумажку, на которой было написано: «Дэн, ты так и не поздравил меня с днём рождения». Я подписал ниже: «Поздравляю. Желаю». Пририсовал кривой тортик со свечками. Думаю: если она сейчас начнёт выяснять отношения, пошлю её уже откровенно. Потом понял, что не пошлю. Мне Люсяну жалко. Знаю её с первого класса, с восьмого за одной партой сидим. Она добрая, хоть и дура, пока с Овчинниковой и Серёгиной не связалась, нормальная девчонка была. Люся отношения выяснять не стала. Скомкала бумажку и бросила её под парту.

На втором уроке Мамель занялась муштрой. Мы сорок минут шагали, как цапли по болоту.

Больше всего боюсь, что класс будет за глаза ругать всю эту затею с танцами. Но или мне кажется, или наши все вдохновились. Большинство, конечно, бревна. Люсяна, действительно, очень хорошо танцует. Гогава тоже на танцы ходила, нормально двигается.

Мамель решила в вальсе три пары поставить в центр с самыми сложными па, остальные будут плясать вокруг них вокруг них попроще. Третьей парой она выбрала меня с Аней. Сообщила мне вчера вечером.

– Не нужно, – говорю. – Все подумают, что ты меня выделяешь.

– Я не тебя выделяю, а Анечку, – сказала Мамель. – Ты там никому не нужен, все всегда смотрят на девочек, а вы, мальчишки, просто должны им красиво не мешать. А Анечка, если ты не в курсе, раньше занималась гимнастикой. Талант, говорит, за партой не просидишь.

Нас девятнадцать человек в классе, десять мальчиков и девять девочек. Кто-то лишний. Договорились, что Чиж танцевать не станет, а будет помогать Мамель с аппаратурой.

Мысли все о том, чтобы наладить с Аней отношения потеплее. Сегодня, когда выходили из школы, отвлек её от Чижа и Гогавы разговорами об английском. Софа с Чижом ушли вперёд, а мы пристроились позади. Дошли почти до самой остановки. Тут нас обгоняют три эталонные стервы, Овчинникова, Серёгина и Кисличенко, и Машка, обернувшись, громко спрашивает:

– Мартыновский, что за дауншифтинг? Соскуфился вконец?

Серёгина ржёт, Люсьена снисходительно улыбается.

– Овчинникова, – отвечаю с ленцой, – тебе вредно так много губами шевелить: силикон от трения разогреется, на грудь потечёт, цепная реакция начнется. А если, – ужасаюсь картинно, – мозг заденет?

Машка шипит:

–Ты не мартын, а баклан, сам себя не уважаешь, так хоть нам не делай… – и пальцем себе в рот тычет, мол, она блюет.

И пошли дальше. С Овчинниковой долго не потявкаешь, всё равно перебрешет. Люсьена себе классную моську завела, ни один слон не уйдёт необгавканным.

Аня вся сжалась. Идём, молчим. Ну что мне сказать? Извини, прости? Ну, такая вот у нас душевная обстановочка в классе. Уж за три месяца можно было заметить.

11 декабря

Тэги: LIFE SUCKS3

Пытался дозвониться до Ани. Она не берёт трубку. В сети её нет. Оставил несколько сообщений в оффлайне по поводу английского.

Сегодня утром первый раз с лета вышел на пробежку. Продышался, пропотел и прокачал мышцы. Стоял на набережной, долго смотрел на реку.

Вернулся – дома наготовлена еда: первое и второе, борщ и котлеты. Всё тёплое, только компота не хватает. Думал, что это крёстная пожалела нас, голодных, но потом вспомнил, что тётя Вика с Бусей вчера уехали. Сунул голову в гостиную. Мамель лежала на диване и смотрела телек.

– Что за фильм? – спрашиваю.

– А, – говорит, – какой-то наш сериал. Вот у этого мужчины плохие парни кого-то убили, так он страшно мстит, третью серию уже.

–Угу, – говорю, – понятно. А ничего другого не нашлось?

– Не, – отвечает вяло, – везде примерно одно и то же. Иди обедай, пока тёплое.

Борщ и котлеты поел без аппетита. Мамель, мы тебя теряем.

14 декабря

Тэги: СЕРЬЕЗНО? МОЗГ НА ВЫНОС

Ани в школе не было. Трубку она не брала, хотя гудки шли. На месседжи не отвечала. Пришёл на английский – сижу один. Ольга Петровна семь потов с меня спустила.

Плясали на третьем уроке. Спрашиваю, как дела – бормочет что-то. Шучу – не улыбается. Вышла из школы с Гогавой и Чижом. Я догнал, заговорил. Тема у меня одна – английский. Если бы я и впрямь так языками интересовался, как изображаю перед Аней, давно бы полиглотом стал.

Аня приотстала, перебила меня:

– Дэн, пожалуйста, хватит! Ты понимаешь, о чём я.

Я говорю:

– Не-е-е-е…

Она:

– Значит, ты это не специально? По привычке, да?

Я офигел и говорю:

– Не понял.

– Слушай, Дэн, мне чуть больше полугода осталось доучиться, уж и не знаю, за какие грехи меня к вам закинуло, но я хочу спокойно закончить одиннадцатый класс и забыть вас всех, за редким исключением, как страшный сон.

– Что, – брякаю растерянно, – и меня тоже?

– А тебя в первую очередь. Я вам не очередная игрушка. И не жертва, если вы ещё не поняли. Что бы вы там ни задумали… и ты, и другие, я в эти игры не играю. Дотанцуем до бала, а потом ко мне и не приближайся.

И побежала догонять Чижа и Гогаву. Стою как оплёванный.

– Ну и пошла! – кричу. – Очень мне надо к тебе приближаться!

Нет, не кричу. Ору только у себя в голове. Молча смотрю ей вслед. Вот же непруха! Чего она вдруг так!?

Не помню, как дошёл до дома. Самым трудным было делать вид, что я вменяемый член семьи. У Дэда выдался выходной. Мы посидели за ужином. Мамель кормила нас жареной уткой и яблочным пирогом.

15 декабря

Тэги: без

Написали сочинение. Потом плясали. Два истукана. Мамель при всех нас отчитала.

– Лозовая, – процедил я сквозь зубы, – не надо, чтобы из-за твоих эмоций весь класс опозорился, расслабься, не съем я тебя, это ты на меня взъелась ни с того, ни с сего. Могла бы объяснить …

Аня кинула на меня презрительный взгляд, подвинулась ближе. Остаток танца кружились как надо. Пытался после репетиции осторожно расспросить Скобцеву, но та только фыркает и смотрит на меня странно – явно что-то знает. Нет, что такое, вообще!? С другой стороны, чего я парюсь? Мы только учимся вместе и один раз нормально пообщались и погуляли. А в плане танцев… Мало ли как у кого руки дрожат и щёки краснеют.

На английском узнал, что Ольга Петровна предложила Ане место в другой группе, где у неё одна ученица выбыла. Теперь Аня будет заниматься три раза в неделю по два часа. Ольга Петровна сделала ей большую скидку за старательность. Конечно, Лозовая со своими конспектами и ночью не расстаётся, а ты, Мартыновский, хорошо, если раз в неделю заглядываешь.

Аня меня удалила из друзей. Ладно, теперь мне пофиг. Нет, но за что, а?

Ночью лежал в постели, думал, анализировал. Жил себе Дэн Мартыновский, жил. Дожил до одиннадцатого класса. Гормоны играют, скука мозг разъедает. А тут – на тебе: новенькая в классе, девочка-загадка, симпотная, в жизни по шаблону не чешет. Вот я и наделил её выдуманными качествами, идеализировал. Психоанализ помог – я немного успокоился.

Тема 6. Гадкий я

18 декабря

Тэги: НЕОЖИДАННО

Вчера Антон пригласил к себе после уроков. Были еще Гжеда и Талый. Димыч с Серым сели за комп.

Тоша спрашивает:

– Что у тебя с Лозовой? Все трындят.

– А ничего, – говорю, – где я и где она?

Он:

– А что Кисличенко?

– А ничего, – говорю, – где она и где я?

Ржу. Смотрю, Тоша призадумался. Говорю:

– Ты, эта… вперёд.

А он, нехотя так:

– Подумаю. Тут дело семейное. Отца могут не сегодня-завтра сократить. Пока на работу устроится, неизвестно, сколько времени пройдёт. Есть у него одна задумка по бизнесу, но те пол-лимона, что мне на учебу отложены, придется задействовать. А у Люсиного отца в универе огромные связи, ты же знаешь. Может, на бюджет попаду.

– Дерзай, брателла, – говорю, – дерзай. Я только «за».

Ну да, Кисличенко симпатичная и упакованная. Люськина семья не на зарплату редактора живёт, пусть даже и главного. У её отца типография, не самая большая, но буклетики и рекламки и в кризис спросом пользуются. А Люськина маман журнальчик о моде издаёт и блог ведет с двенадцатью тысячами подписчиков, но это чисто для статуса.

Пошли с Антоном на кухню подстрогать бутербродиков. Антон вдруг интересуется:

–А что Лозовая с нашими цыпами, Серёгиной и Овчинниковой, у «Молла» тусовалась? Дружат, что ли?

Я уши навострил, а сам спрашиваю небрежно:

– Когда?

Тоша напрягает мозги:

– В прошлую субботу… точно. Мы с родаками шмотки мне ходили покупать. Хотел подойти, но отец спешил.

Я пожимаю плечами. Спрашиваю:

– Салями есть ещё?

А сам думаю: так-так-так, вот тебе и недостающее звено. Еле дотерпел до того момента, когда можно было смыться, не вызывая у пацанов подозрений.

Пришёл домой, взломал Анину страницу в «ВКонтакте». Быстро заскриншотил все её ссылки и сообщения. Нашел социалку фрилансеров, в которой она сидит. «Ланс э лот», называется, для своих – «ланселот». У Ани ник «samhaingirl»4.

Зарегился. Зафрендил сначала её френдов, потом добавился к ней. Постепенно разобрался в системе. Кто-то заказчик, кто-то исполнитель. У исполнителей можно посмотреть портфолио, можно кинуть кому-нибудь персональный заказ. Аня в основном занимается рекламным рерайтом, ещё пишет за деньги сочинения и рефераты, немного переводит с английского.

Лёг спать. Думаю: Мартын, что ты творишь? Потом сам себя успокоил: надо во всём разобраться.

Спал плохо. Снилась та же вечная хрень: что я подхожу к двери с матовым стеклом, за ним вспышки и тени, ломлюсь внутрь, но меня не пускают. Потом дверь начинает медленно открываться. Проснулся в холодном поту.

Утром перерыл свои старые конспекты по алгебре и нашёл записанный на полях телефон Гогавы (мы с ней в прошлом году вместе на допы ходили). Звоню. Софа берёт трубку. Слышу, как что-то громко говорит кому-то по-грузински, детские голоса, хлопает дверь, потом мне:

–Что, Мартыновский, надо?

– Слушай, – говорю, – у меня к тебе просьба, Софочка, дорогая.

–Что за просьба? – спрашивает.

–А ты не знаешь, – бормочу.

–Теряюсь в догадках, – мурлычет.

Да, конечно.

–Ну ты и язва, – говорю. – Забыла, как я тебя на субботнике от летучей мыши спасал, когда мы в подвал ходили за ветошью?

– Вспомнил, – хмыкает Гогава, – это ж в четвёртом классе было.

А по голосу слышу, что смягчилась.

– Ладно, – говорит, – подходи через час к нам на Галерейную, я во двор выйду.

Через полчаса был у неё во дворе, скинул звонок на телефон. Софа вышла, села рядом на качели, как всегда с мобилой в руке.

– Неожиданно, – говорит, потом заявляет, – если ты думаешь, что я за тебя перед Аней буду заступаться, то ошибаешься. Это ваши с Аней тёрки.

– А не надо за меня перед Аней заступаться, – говорю, – мне от тебя другое нужно. Пришёл просить тебя об услуге.

Гогава даже от мобильника оторвалась.

– По всем правилам? – спрашивает.

Я говорю:

– Да, но если хочешь, деньгами можем договориться.

– Не, – качает головой, – услуга лучше. Чего хочешь? – спрашивает.

Так и так, объясняю, мол, знаю, что Серёгина и Овчинникова на Аню наехали, знаю, когда, не знаю только, что обо мне наплели.

– Так уж и наплели, – прищуривается Софа.

– Да, – отвечаю твёрдо. – Это ж Люськина свита.

– А, понятно, – говорит Гогава и улыбается. – Что, Дэн, не привык, чтобы тебя девчонки буферовали?

Я пожимаю плечами:

– Я ничего плохого не делал, отвечаю.

– Угу, – говорит, – ничего плохого, да, конечно. Я в десятом классе еле выжила в вашей стае, в которой ты тоже далеко не барашек. Если бы не Чиж и Скобцева, не знаю, что бы делала. Но меня-то кое-как приняли, а Аня другая совсем, цыпы её гнобят: одевается не так, телефон старый, ну, ты знаешь, как у нас это обычно происходит. А тут ты ещё нарисовался. Оставался бы ты среди своих волчар, Мартыновский, а? И тебе лучше, и ей. Лозовая – последний человек, которому сейчас нужны твои закидоны. У неё и так всё сложно.

– А поподробнее?

– Это не ко мне, у меня нейтралитет, забыл?

– А ради услуги? Гогава, я себя тебе практически в рабство отдаю, а ты ещё сомневаешься?!

Софа фыркает и произносит с сомнением:

– Спасибо за доверие, конечно, дело заманчивое, но…?

Делаю фейспалм, молчу. Она тоже молчит. Потом спрашивает:

–А если она мне не расскажет?

– Ну постарайся, вы ж почти подружки, на тебя одна надежда. К Скобцевой обратиться не могу, у неё обостренное чувство справедливости и дружеского долга, она всё Ане разболтает.

– Ладно, – решается Софа. – Договорились.

Гогава встает и собирается уходить. Перед уходом ехидно добавляет:

– Ты, Мартыновский, оказывается, такой милый, когда влюблен.

– Нравится надо мной издеваться? – спрашиваю.

–Ага, – говорит, – когда ещё такая возможность представится?

На перемене в школе заключили договор. Если Гогава справится, я буду должен ей услугу. Становится жутковато, когда думаю, что она может потребовать.

19 декабря

Тэги: НЕЖИТЬ ИНТЕРНЕТНАЯ

Отслеживаю переписку Люсьены с подружками. Пару раз видел подозрительные сообщения. Так-так-так! Но в общем всё как обычно: Серёгина шлёт скриншоты из кровавых анимэшек 18+, Кисличенко отвечает ей картинками узкоглазых красавчиков из дорам. Йак!5

21 декабря

Тэги: АТАКА КЛОНОВ; ТОНКОЕ ИСКУССТВО ТРОЛЛИНГА

Софа всё время трётся возле Ани. Но на мой вопросительный взгляд только качает головой.

Попробовал поговорить с Дэдом, пока тот завозил меня на физику. Только заикнулся, отец, как обычно, завёлся. Мол, он целый день на работе. Ради нас всё, ради меня и мамы. Он, мол, в последнее время хоть чувствует, что у него семья есть и дом, приходит – всё убрано, наготовлено, не надо никуда вечером срываться.

Я пытаюсь слово вставить, типа, Мамель не тот человек, которого домашние заботы делают счастливее. Ей нужно куда-то всё время бежать, опаздывать и не высыпаться. Дэд скрипит зубами, говорит:

– Денис, ты думаешь, что ты уже взрослый, а ты ещё ребёнок, ничего не понимаешь. Когда свои дети будут, будешь за других решать. У мамы, – говорит, – курсы не приносят доход, у людей сейчас денег нет, кушать всем надо, а танцевать – нет. Мне, – говорит, – тоже тяжело. Не могу же я вечно спонсировать её проекты?! А на тебя сколько денег уходит? Ты лучше думай об учёбе и экзаменах.

Дэд каждую неделю переводит мне на карту определённую сумму. Он считает, что я должен планировать свои траты сам, а не клянчить каждый раз. На кармане у меня немного по нынешним временам, но если не тратиться на всякую чепуху, можно иногда пошиковать: тусануться с друзьями в клубе, купить модную шмотку или гаджет.

Пришёл домой, поел, и тут пиликнуло сообщение от Гогавы:

> услуга «дэн делает то, что захочет софо» активирована. встречаемся в 6 во дворе.

Гогава сразу призналась, что еле справилась:

– С тебя, Дэн, три штуки за кафе, где мы с Аней вкусно посидели, пока я у неё информацию добывала.

Я молча полез за портмоне. Софа восхитилась и застрекотала, сверкая чёрными глазищами:

– Ни фига себе любовь! Шучу, мы только кофе попили, за свой счёт. Ты, – говорит, – лошара, крупно попал. Наши цыпы такой спектакль разыграли – Голливуд отдыхает. Назначили Ане стрелку у «Молла». Я ей говорю: дурочка, зачем пошла? Она мне отвечает: я понятия знаю, не пошла бы, ещё хуже было бы. Сначала Серёгина и Овчинникова изображали из себя плохих полицейских. Затащили Аню в подворотню, вытрясли рюкзак, орали, что она чужих парней отбивает, что Мартыновский Люсьены бойфренд, что Лозовая вся из себя такая – ждёт трамвая, а Люська из-за неё ночами не спит. Серёгина, кобыла, даже в волосы ей вцепилась, Аня еле отбилась. Самое главное, они всё время повторяли, что это ты их на этот наезд подбил, мол, Лозовая тебя достала уже, на шею вешаясь. Машка на Аню всё напрыгивала, а Аня отмахивалась, отмахивалась – ну и зазвездила Машке в ухо. Они тогда совсем озверели. Ну ты Серёгину знаешь – кувалда ходячая. Тут, в самый разгар стрелки, появляется «хороший полицейский» Люся, отзывает своих аниматроников6, говорит: бла-бла, девочки, как вам не стыдно, разве я просила за меня заступаться, мы с Аней сами бы поговорили, нормально, без наездов.

Начала Аню в порядок приводить, помогла ей рюкзак собрать, извинилась, типа, она не знала. Ну да, ну да, мимо проходила. Потом говорит: я всё понимаю, сердцу не прикажешь. Значит, мальчики часто бросают девочек после того, как получат от них, что хотят. А что мальчики хотят – это все девочки знают. Ну вот такая Люська дура, что влюбилась и поверила. Не только сердце тебе отдала, но и кое-что попикантнее. Надеется, что с Аней такого не случилось ещё.

– Вот овца брехливая, – шепчу.

Софа заглядывает мне в лицо и спрашивает:

– Что, правда, у вас было?

– С кем?! – ору. – С Люськой?! С паучихой этой? Я что, дебил последний?

Софо, в шутку, типа боится, отодвигается от меня на краешек качели:

– Да кто вас знает. А если честно, ты Лозовой нравился, сразу же видно было. Но она упрямая и независимая, думает, что ты такой же, как они – «золотой мальчик», которому захотелось новую игрушку. А когда игрушка сама в руки не далась, мальчик забил и пошёл дальше. Сам виноват, что цыпы Аню так легко убедили.

– Понял, понял, – ворчу я. – Чего хочешь за услугу?

– Э, – говорит одноклассница, – не так быстро, мне подумать надо.

Прощаемся. В голове пусто. Иду домой.

22 декабря

Тэги: НЕЖИТЬ ИНТЕРНЕТНАЯ

Выследил Овчинникову на большой перемене, слегка прижал её в углу возле раздевалок. Она сначала неверно меня поняла, потом офигела. Потом гневно запищала и забарахталась. Я говорю:

– Ну и тварь же ты, Овчинникова. Серёгина просто тупая. А ты – тварь.

Она возмущается:

– Чего, Дэн, отпусти, что я тебе сделала?

Я спрашиваю:

– А ты не знаешь, да?

Насмешливо кривится. Догадалась.

– Ой, Овчинникова, я думал, ты усагимими7, – говорю, – а ты, оказывается, матёрая Лоли8.

– Чё за фигня?! – орёт. – Отстань!

Я одной рукой придерживаю её под горло у стеночки, другой демонстрирую экран своего смартфона. Пальцем перелистываю несколько фоток, чтобы она прониклась.

– Классный хентай9, – говорю. – Вот эта вообще моя любимая.

– Это личное, – шепчет Маша, – ты, скотина.

– Знаешь, – говорю, – сейчас ни у кого ничего личного нет. Если уж у голливудских звёзд аккаунты взламывают… – цокаю языком. – Ты вообще польщена должна быть.

Овчинникова разражается длинной тирадой, которую я из уважения к самому себе здесь транскрибировать не буду. Самыми приличными словами там были: «свой, твою и проклятый». Орёт:

– Я кое-кому скажу, от тебя мокрого места не останется.

Поднимаю бровь:

– Кому скажешь: маме? брату? ОТЦУ?!

Она верещит:

– ОН тебя убьёт!

– А, «папик» твой? Что, прям приедет? У вас же вроде виртуальный секас… любовь, в смысле? Может, в полицию заявишь? Так я тогда покаюсь, в частности, перед родаками твоими. Вот, – говорю, – раньше непруха была: сжёг фотку и ищи-свищи. Сейчас куда лучше – цифровые технологии, однако.

У Машки слова закончились, остались только маты и взгляды. Я её отпустил и говорю:

– Ещё раз в сторону Лозовой хоть одно неверное движение сделаете, эти фотки появятся в нашей группе на стене, и это будет только начало.

Овчинникова срывающимся голосом говорит:

–Ага, а сам будешь смотреть, извращенец недоделанный. Вряд ли теперь тебе твоя Лозовая даст, не обольщайся.

Я ещё не далеко ушёл, метнулся назад, опять взял её в клещи.

– Запомни, – говорю, – в игру под названием «булинг»10 можно играть и вдвоём, и втроём, и вчетвером. Я, – шепчу ей на ушко, – как раз во вкус вошёл, предупреди там своих подружек.

Ухожу домой, весело насвистывая. Не зря я вчера с Петькой по скайпу консультировался. Кравченко – начинающий хакер, но кое-чему уже научился. Девочки, мой вам совет: хотите сохранить ауру загадочности, не храните онлайн свои интимные фотки.

Мамель водила нас на примерку. Девчонки меряли свои пачки, а мы – фраки. Бальный фрак – это, конечно, дрянь редкостная. Самый смешной в нём Бордман, такой чёрный кузнечик-переросток, длинный и худой. Под фраком – манишки, жилетки, подтяжки, бабочка на кадык. Антон сфоткал, как мы в абсолютной фрустрации всё это напяливаем. Девкам нашим очень понравилось то, что они там напримеряли. Жаль, нас не пустили поглядеть.

По взглядам вижу, что цыпы между собой вчерашний наезд перетёрли. Если бы только взглядами можно было убивать, я бы давно валялся где-нибудь в уголке с посиневшим фейсом и вывалившимся языком.

Репетировали на физре. Тоша с Люсьеной тыкались в мобильники и угорали с чего-то. Я посмотрел издалека – порадовался: Антон вовсю обхаживает нашу газетную принцессу. Пусть. Аня была бледная, совсем больная на вид, подошла к Мамель и отпросилась. Я сидел на лавочке, иногда вставал, и Мамель показывала на мне всякие движения.

Прокат бальных шмоток всё-таки дорогой. Мамель по этому поводу нервничает, попросила девочек в следующий раз принести любые пышные юбки и порепетировать в них. Ещё её волнуют какие-то загадочные «летучки». Их в аренде нет, и нашим барышням придется шить их отдельно.

Люблю, когда Мамель такая, поёт в машине, шутит. Дэду сегодня опять придётся довольствоваться пиццей из микроволновки.

Забыл написать ещё кое о чём. Ира Литвиненко целый день ходила зарёванная. На неё не нашлось платья. Она у нас девушка весьма габаритная. Прокатные шмотки, понятное дело, не перешьёшь. Мамель даже поездила по другим прокатам, но ничего. Литвиненко расстроилась. Наши девки её утешали, даже Серёгина, которая призналась, что сама еле влезла в свой бальный наряд. Одна Люсьена пробормотала, проходя мимо, что-то типа «жрать надо меньше».

На литре по рядам пошла записка с рисунком. Люська посмотрела, захихикала, передала мне. Я тоже посмотрел. Если Бордман, вопреки чаяниям своей еврейской мамы, не станет банкиром, политиком или знаменитым виолончелистом, он всегда сможет на жизнь зарабатывать карикатурами. Я признаю, что ему удается ухватить в человеке самое главное, но только это главное у него всегда выходит… обидным. На рисунке была Ира в бальном платье. Талия у неё была утянута так, что корсаж трещал по швам, и вся она, багровая и исходящая потом, выпирала из его верхней части, как тесто из кадушки. Бордман заштриховал её вздувшиеся плечи и напряжённое лицо красной ручкой, а красные закорючки изображали пар из ушей. Я молча порвал рисунок и бросил его в ящик парты. Аня обернулась, Люсьена фыркнула, те, кто ещё не видел рисунка, протяжно и разочарованно замычали. Анастасия Егоровна, как всегда элегантная и строгая, обернулась от доски и шикнула на нас. Бордман пожал плечами и принялся опять что-то рисовать, улыбаясь. Рисовал, пока Анастейша на него не наехала.

Дома рассказал об этом Мамель. Она позвонила Литвиненко-маме и долго уговаривала её поговорить с Ирой, чтоб та не отказывалась танцевать. Но Ирка, кажется, всерьёз расстроилась и обиделась. Должно быть, бордмановские каляки до неё всё-таки дошли. Воркунов теперь без пары, на скамейке запасных.

Следил за Аней. Она живёт в старом районе за железнодорожным мостом, у Комсомольской площади с зеленоватым памятником толстоногой девице и хмурому юноше с нехорошим взглядом, «неизвестным комсомольцам». Я видел, как она вошла в железную калитку у поворота. В одном из окошек, выходящих на дорогу, зажёгся свет и мелькнул знакомый силуэт. Теперь я знаю, где она живёт.

Тема 7. Все на бал!

23 декабря

Тэги: УБЛОЖЕСТВО

Сегодня в машине по пути на физику Дэд прочитал мне очередную лекцию.

– Помнишь, – спрашивает, – Женю из пятиэтажки?

– Конечно, – отвечаю.

Ещё бы мне не помнить. Пятиэтажка в нашем дворе заселялась в конце восьмидесятых рабочим классом – тружениками завода «Красный путь». Разные там жили семьи. Многие, по словам Дэда, поспивались в девяностые, когда завод закрыли. Наш дом построили немного позже.

Лет до пятнадцати, пока я не вырос и не научился давать сдачи, меня доставали гопники из пятиэтажки. Заводилами там были Тимоха, по кличке Тимон, и Жека, по кличке Пумба. Главным был, конечно, Тимон, маленький верткий недоделок, сын алконавтов из четвёртого подъезда. Жека был здоровый и тупой, в школе еле учился. Бил меня всегда Пумба, но Тимона я боялся больше.

Я это к чему. Оба булера11 выросли. Тимоха куда-то исчез, родаки его пропили квартиру. Оказалось, он на зоне, пошёл за грабеж. А пару лет назад я встретил во дворе Жеку-Женю. Весь напрягся, когда тот ко мне подошёл и вежливо поздоровался. Выяснилось, что он выучился на шофёра, не пьёт, не курит, женился, дочка родилась.

Он искал работу и попросил меня замолвить за него словечко Дэду. Дэд взял его на фирму дальнобойщиком. Вот теперь припомнил его, похвалил, мол, каждый сам творит свою судьбу. Мне сначала хотелось поприкалываться, сказать Дэду: окей, пойду по стопам Жени, хотя я прекрасно понял, о чём он. Лень было хохмить, я задумался. Жека по жизни удержался, хотя шансы на падение у него были такие же, как у Тимохи. Интересно, от чего это зависит. Аня сказала бы, что от кармы. Она в это всё верит. А я не верю.

На дискотеке в школе я в соновном смотрел на вход, всё надеялся, что Скобцева притащит Аню. Но потом понял, что глупо ждать: Аня-то наверняка сидит сейчас в своём «ланселоте», пишет заказы.

Тоша на все медляки приглашал Люську. Я наблюдал за ними краем глаза. Заметил, что Люсьена слишком громко смеется, запрокидывая назад голову, слишком соблазнительно изгибается и льнёт к Антону. Знаю, что всё это напоказ, для меня.

24 декабря

Тэги: ХОЧУ В СТУДЕНТЫ; БАГИ ИГРЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «ЖИЗНЬ»

Я всё время жду, когда вылечусь и перестану реагировать на Аню. Никак. Тут вся причина, наверное, в танцах. Трудно забыть того, кого видишь каждый день, да с кем ещё и стоишь рядом, почти в обнимку. Никогда не думал, что можно так сохнуть по совершенно постороннему человеку. Терплю, бал уже скоро. Мамель переживает страшно.

Она всё-таки нашла где-то платье для Литвиненко. Сегодня отвезли его к Ирке домой. Ира согласилась танцевать и, по-моему, повеселела. Сейчас мы репетируем каждый день. Я с трудом успеваю делать уроки, и не я один. Но учителя смотрят на это сквозь пальцы: наша школа впервые участвует в конкурсной программе, все желают нам удачи.

Мама Мамель, бабушка Валя из Ессентуков, – католичка польского происхождения. Особо ревностной веры в семье у них никогда не было, но Мамель каждый год ставит ёлку на католическое Рождество. Я люблю этот день. Раньше мы с Мамель всегда смотрели вечером «Рождественскую песнь» Диккенса. Мне особенно нравился момент, когда Скрудж становился добрым и всем помогал. Есть что-то такое в этом празднике, от которого размягчаются сердца.

Мамель подарила мне свитер – сама связала. Хорошо, что без оленей и всяких лосей. Я подарил ей красивую ёлочную игрушку ручной работы. Мамель спрятала игрушку в сервант за стекло. Бьющиеся украшения у нас под запретом: Клаксон, несмотря на почтенный возраст, любит иногда пошалить. Мы привязываем ёлку к батарее, потому как кот, заскучав, залезает на ветки, снимает лапкой игрушки и гоняет их по комнате. Однажды Дэд, направляясь ночью в туалет босиком, наступил на стеклянную шишку, и Мамель до утра пинцетом доставала из Дэдовой ступни блестящие осколки.

В этом году Мамель украсила ёлку золотыми фигурками танцовщиц и фей. Очень красиво. Для Клаксона, ближе к стволу, я нацеплял маленьких пенопластовых шариков с блестящими наклейками – ему хватит до самого Старого Нового года.

27 декабря

Тэги: СЛАБОНЕРВНЫМ НЕ СМОТРЕТЬ; ХАРДКОР; АТАКА КЛОНОВ

Мы подъехали к зданию мэрии к четырём. Прямо удивительно: никто не заболел и не опоздал. В вестибюле – шум, суета, почти все школы выставили своих одиннадцатиклассников на бал-парад. Распорядители предоставили нам несколько крошечных комнаток для переодевания, на последнем этаже.

– Пятая гимназия – наш главный соперник, – шепнула мне на ушко Мамель, когда мы поднимались, нагруженные длинными пластиковыми чехлами с костюмами.

Она обчмокалась с какой-то стройной рыжей дамой, как я понял, своей коллегой, тренером старшеклассников из пятой гимназии, у них там кружок бальных танцев уже много лет. Ой, ё! Мамель, против кого ты нас выставила? Против матёрых балерунов? Хороши же мы будем – ножки бантиком, ручки крестиком!

– Цыц, – сказала Мамель. – Не паниковать! Вы у меня молодцы!

Мэрия – старое здание, еще дореволюционное. Здесь до войны был театр. Под самой крышей – чердак, его сейчас ремонтируют, везде малярные верстаки и полиэтилен.

Столько света, запахов, голосов. Все тряслись, конечно, но общее настроение было суперское, и я вдруг понял, почему Мамель так тянет ко всей этой танцевальной кухне – это такой адреналин, драйв, праздник, который всегда с тобой.

Насчёт вальса-парада никто особо не заморачивался. Мы все, в традиционной школьной форме (девочки в белых фартучках и с бантами), должны были подниматься по левой лестнице, в вальсе проходить через колонный зал, кланяться-приседать, и в том же темпе выходить через правую дверь. В пять мэр произнёс речь, типа дженерейшен некст12 идёт, встречайте, и народ попёр плясать. Всё прошло без сучка без задоринки. Администрация города хлопала нам с балконов и прочих антресолей.

После вальса-парада мы понеслись наверх. Мамель побежала к девочкам в переодевалку – помогать. Я, надрессированный дома, в свою очередь ассистировал пацанам в надевании фраков. Мальчики, понятное дело, переоделись первей девочек. Мы спустились в вестибюль и крутились там среди остальных школ. В вестибюле уже поставили огромную ёлку. Я первым увидел наших девочек и открыл рот. Глядя на меня, обернулся Борисченко и обалдело протянул:

– Ё-моё!

Мы все застыли, офигевшие, и я подумал: блин, почему я каждый день этого не вижу?

Первой спускалась Диана Карапетян в белом платье с черной вышивкой по низу. Подол у неё вспучивался пеной при каждом шаге, и она, словно не замечая наших ошеломлённых морд, с равнодушным видом поправляла на плечах ту самую «летучку» – прозрачный шарфик, цепляемый петелькой за пальцы. Потом появилась Скобцева, тоненькая как балерина, в розовом. Вау, Ира Литвиненко была просто красавицей в своём голубом платье! Бордман – дебил, надеюсь, он это теперь понимает. Ковальская сияла, как гирлянда, вся в бисере и блёстках. Гогава была в синем, с разрезом до колена… Мама дорогая! Серёгина Инна, в зелёном, была супер!

– Инна, ты супер, – искренне сказал я ей, когда она подошла к Талому. Не собирался, само вырвалось. – Очень красивая!

Она вся засмущалась, вспыхнула и простодушно спросила:

– Правда?

– Ага, – подтвердил Талый, обретя дар речи.

– Вы тоже, мальчики, все очень красивые, – сказала Инна.

Класс собрался у елки. Я уже устал таращиться на наших девочек, а Ани всё не было. Люсьена в сиреневом (опять блондинка, кстати) пару раз пробежалась мимо меня, шелестя подолом, а Аня всё не появлялась. Потом на лестнице я увидел Мамель. Она тоже переоделась в элегантное чёрное платье с меховой отделкой, «походно-театральное», как она его называла. Мамель нашла меня глазами, подмигнула и отошла к перилам. За ней, сосредоточенно глядя под ноги, спускалась Аня.

– Ни фига себе, Лозовая, вот тебе и мышь ботаническая, – сказал Борисченко, присвистнув. – Слышь, Дэн, а я думал, ты гонишь.

– Заткнись, Лёха, – сквозь зубы бросил я.

Платье у неё было оранжево-коричневое, цвета осенних листьев, как свитер, в котором она сидела тогда в кафе. Может быть, это был её любимый цвет, а может, опять постаралась Мамель, подбирая каждой девочке наряд к лицу. От плеча до подола вниз спускалась золотая вышивка, шарф прикрывал плечи и шею. Она была вся прозрачная, золотая, словно феи на нашей ёлке.

Аня кивнула мне и подошла к Гогаве. Было слышно, как наверху, в зале, началось выступление первых школ-конкурсантов. Мы выходили четвёртыми. Мамель сбегала наверх оценить обстановку.

– Ничего, – сказала, – сороковая школа хорошо оттанцевала, скорее всего, будут вторыми. Пятая идет за нами – у них однозначно первое место. Больше серьёзных конкурентов у нас нет. Нам можно спокойно рассчитывать на третье-четвёртое.

Аня поднималась рядом, едва касаясь моей руки. Наш выход помню, как во сне. Мы произвели впечатление, кажется: зрители захлопали, одобрительно зашумели. Оттанцевали полонез. Вроде никто не споткнулся и не запутался. Встали в позицию для вальса. Аня вдруг на один миг подняла на меня глаза. Казалось, мы закружились в невесомости, потеряв контроль над телами. Я очнулся уже за колоннами. Оттуда мы могли посмотреть выступление остальных школ. Мамель бегала между нами, повторяла:

– Молодцы, молодцы!

Пятая гимназия была на высоте. Они выбрали рок-н-ролл вторым танцем. Полонез их девочки танцевали в длинных пышных нарядах, а на рок-н-ролл вдруг скинули верхние пачки и остались в коротеньких юбочках с бахромой. Выплясывали так, что ноги выше ушей задирались, мы все хлопали и орали от восторга и радости, что всё страшное позади. После конкурса нас попросили подождать наверху, у гримёрок.

Мамель велела нам не разбредаться, но мы всё равно разбрелись. Я постоял у переодевалок, надеясь, что перехвачу Аню и мы поговорим, но от тусклого света и шума голосов немного заболела голова. С чердака тянуло морозным воздухом с душком сигаретного дыма. Там уже бродило несколько ребят из гимназии, кто-то слушал музыку на мобильнике, искажённый звук разносился залихватским эхом. Я услышал знакомые голоса справа от лестницы, заглянул в приоткрытую дверь. У окна стояли Скобцева, Гогава и Аня в своих бальных платьях и шарфиках. Кто-то умудрился открыть перекошенную форточку в высоком сводчатом окне, и Славка курила, стряхивая пепел на грязный подоконник.

Я зашёл, стараясь не сильно коситься на Аню, и сказал Скобцевой:

– Ты что, очумела? Моя Мамель дуба даст, если ты платье прожжёшь! Знаешь, сколько оно стоит?

– Да Дэн! – сказала Славка. – Я же очень осторожно! Ну всё, всё, тушу. Просто перетряслась вся, до сих пор типает.

– Ну да, – признался я, меня тоже немного потряхивало, но уже не от пережитого волнения. – Зато красиво выступили. Я у Чижа смотрел на камере.

– Да? – оживилась Славка. – Я тоже хочу позырить.

Позвала Софу. Гогава, подойдя ближе, внимательно посмотрела мне в лицо и глазами указала на Аню. Софа и Славка быстро вышли, перемигиваясь, Аня пошла следом за ними, прошла мимо меня, и я схватил её за запястье.

Наши руки натянулись, как тетива, и Аня замерла, не оборачиваясь.

– Дэн, – проговорила, – не надо.

– Почему? – спросил я, немного приободрившись от того, что она меня сразу не послала. – Я что, не имею права ничего сказать в своё оправдание?

– А не надо оправдываться, – сказала Аня, – смысл в этом какой?

Я немного растерялся и сказал:

– Как какой? Я же не хочу, чтобы ты меня подлецом считала.

Аня вздохнула и повернулась ко мне:

– Ладно, поговорим. Я сама собиралась… извиниться. Я тебя подлецом не считаю. Ты с первого дня со мной был очень честен – что в голове, то и на языке. И я уже поняла, что ваши цыпы, как вы их называете… что это была их собственная инициатива. Они решили так за мой счет развлечься, это же у вас в классе норма, да? Короче, прости, я была груба, ты не с ними, просто так… совпало. Мне девочки всё объяснили. Но это дела не меняет. Ведь это из-за тебя на меня ваши крысы нацелились. Очень мило, конечно, что ты меня выделяешь, только больше не надо. Мы разные, может, поэтому тебя ко мне и потянуло, от скуки. Но всё это чушь и глупости.

Я её перебил:

– Не говори за меня, я, может, что-то и делаю не так, но насчёт своих чувств полностью уверен. Ты мне очень нравишься. Извини, что не смог тебя защитить от Люсьены и её подружек. Люська всё навыдумывала насчет нас. Мечтать иногда вредно. Они тебя достали, да? Мне очень жаль… Ну ничего, больше это не повторится, я меры уже принял.

Аня пожала плечами:

– Теперь мне всё равно, тем более, что ты и половины того, что они творили, не знаешь. Просто, прежде чем вовлекать во всё это меня, мог бы и предупредить.

– О чём?

– О чувствах или что там у тебя,

Помяни черта – в полуоткрытую дверь заглянула Люська. Я мысленно прошептал: вали, вали. Слава богу, Кисличенко сунула внутрь голову, полюбовалась картиной нас, закусила губу и ушла.

Аня сказала:

– Вот видишь. Стоит рядом с тобой постоять, и я уже под прицелом. Мне это не нужно. Я пошла.

Я лихорадочно соображал, что ещё сказать, чтоб её задержать. Как назло, в голову ничего не приходило. И тут у меня начал греметь телефон. У меня там на месседжах тайские барабаны стоят. Сначала пришла одна эсэмэска, потом через секунду – другая. Я радостно проорал Ане вслед:

– Подожди, нас, кажется, зовут на объявление результатов, всё равно вместе придётся идти.

Аня с неохотой вернулась. Первое сообщение было действительно от Мамель: «пора!». Вторая эсэмэска открывалась медленно: связь на чердаке была не очень. Грузилась какая-то картинка с подавленного номера.

В кадр попал косяк двери, чьи-то локти, манекен у окна. В центре кадра была Аня – кто-то нажал на затвор, не входя внутрь, с порога, стремясь именно её застать врасплох. Она стояла, слегка согнув ногу в колене, – собиралась шагнуть из спущенного к полу бального платья, начала отворачиваться, когда поняла, что происходит, но не успели ни отвернуться, ни закрыться, только наклониться, завесившись волосами. Одна рука в беспомощном жесте была вытянута к камере. На Ане было какое-то светлое белье, и вспышка фотоаппарата высветила тёмные кружки сосков в кружевном бюстгальтере, впадинки ключиц и гусиную кожу на бедрах. Подпись под картинкой была: «ботанка в бабушкиных труселях».

– Кто?

Я не узнал свой голос. Аня расширенными от ужаса глазами посмотрела мне в лицо, потом опустила взгляд на экран телефона, побледнела, произнесла еле слышно:

– Дэн, не надо.

– Кто? – повторил я.

Кажется, я схватил её за руку. Ярость накатила такая, что сам испугался. Боялся, что если она мне не скажет, я причиню ей боль, но добьюсь ответа. Мне стало не по себе, и я повторил спокойнее:

– Кто?

– Они обещали, что удалят, – прошептала Аня.

– Они?

– Антон. Это он снимал. В день примерки. Люся сказала, всем разошлёт, если я ещё раз с тобой заговорю. Дэн, не надо!

Я сорвался с места, чуть не выбил хлипкую дверь в перегородке, ринулся вниз по лестнице. Люсьена стояла на площадке между этажами у забрызганного краской окна. На плечах у неё была куртка. Она улыбалась, водя наманикюренным пальцем по экрану телефона, видимо не думала, что я так быстро сориентируюсь.

Заметив, как я несусь вниз по лестнице прямо к ней, Люсяна нажала на кнопку и спрятала телефон за спину. Я вывернул ей руку и забрал мобильник. Айфон закрылся паролем, и я с силой швырнул его вниз в пролёт между этажами – там он хрустнул и звякнул. Люська за всё это время не издала ни звука, просто смотрела мне в лицо с каким-то непонятным выражением.

–Зачем? – спросил я её. – Овчинникова попросила? Кому успела разослать?

Люська горько усмехнулась и опустила глаза.

– Кому?!

Она вздрогнула и прошептала, пятясь от меня:

– Только тебе.

– Дура, – бросил я и побежал дальше.

В коридоре у гримёрок все толкались и орали. Я пробирался сквозь толпу одиннадцатиклассников из других школ, ожидающих результаты конкурса. Увидел Антона и рванулся к нему, не обращая внимания на возмущенные крики тех, кого толкал.

Антон стоял, прислонившись к стене, что-то говорил Оганесяну. Он меня заметил, как-то сразу всё понял и успел закрыться. Но я достал его снизу. А потом ещё сбоку. Мои руки были как поршни, в груди у меня бухало, словно там на моей ярости работала огромная паровая машина.

Сзади меня кто-то схватил за локти. Талый. Я вырвался, но Серёга сгрёб меня уже конкретно. Борисченко выскочил передо мной, как чёртик из коробки, заорал:

– Йоу, йоу, Мартын! Охладись!

Сбоку откуда-то прозвучал голос Мамель:

– Что тут происходит? Денис?

Кто-то попытался ей что-то объяснить, перекрикивая шум. Мы были в плотной толпе, от нашей весёлой компании по коридорам волнами расходились возбуждённые шепотки и комментарии. Мамель наклонилась, заглянула в лицо Антону, который стоял, согнувшись пополам, и держался за челюсть. Потом перевела взгляд на меня и на Люсю – та подошла и куталась в свою куртку, словно в ознобе.

– Так, – сказала мама. – Где Аня?

Ани нигде не было. Мамель отвела Антона в сторону под тусклый матовый плафон, что-то спросила вполголоса, внимательно осмотрела ему фейс, пощупала челюсть, потом вернулась и глухо рявкнула:

– Все на поклон, быстро, Антон остаётся, Денис – с Люсей!

У нас, как выяснилось, было почётное третье место. Какой-то мужик долго и нудно поздравлял победителей, перечислял спонсоров и тыкал в рекламные баннеры, развешанные по балконам. Сердце у меня билось ровно и медленно. Люся всхлипывала рядом.

Потом была суета. Я вырвался из Мамелиного захвата, пошёл искать Аню – не нашёл. Мамель собрала у ёлки и подвергла допросу участников конфликта и непосредственных свидетелей. Больше всех, возмущённо тыкая пальцем в Мертвых и Кисличенко, говорила Славка. Я наблюдал с лестницы из-за колонны, гадал, признаются ли Антон с Люськой. Потом Люсьена и Тоша ушли в обнимку. Я хотел напоследок заглянуть Антону в глаза, но он отвёл взгляд.

Меня Мамель встретила, скрипя зубами. Я всё понимал: испортил ей праздник и всё такое, но исправить уже ничего не мог. Мне оставалось только вкушать удовольствия от последствий. Мы молча погрузили в машину платья и фраки в чехлах, отвезли их в прокат. Одного платья не хватало, Аниного. В дороге Мамель позвонил Дэд, орал так, что мне на заднем сидении было слышно. Судя по всему, ему Димиха уже отзвонилась. Классная ушла до объявления результатов, значит, ей кто-то из наших слил, может, сам Антон или его родаки. Мамель коротко ответила, мол, скоро будем, и отключилась. Когда подъезжали к дому, сухо бросила:

– Молчи, говорить буду я.

Мы вошли. Дэд стоял в коридоре, взъерошенный, в одних трусах, ткнул мне мобильник под нос:

– Я не понял? Денис? Катя? Что это значит?

– Витя, Витя, – успокаивающим тоном проговорила Мамель, и как была, в сапогах и дублёнке, стала впихивать Дэда вглубь квартиры.

– Катя, дай я убью этого гадёныша, – нежно приговаривал Дэд.

– Тише, Витя, не волнуйся, выпей воды, у тебя же давление, я сейчас всё тебе объясню, ничего страшного не произошло.

– Ничего страшного?! – завопил Дэд в полный голос. – Мне только что звонила эта… Дина Михайловна! Наш сын подрался, избил своего друга! Как я в глаза буду смотреть отцу Антона?! Мы же с ним знакомы давно! Может, я чего-нибудь недопонимаю?!

– Витя, – ласково проговорила Мамель, открывая дверь в гостиную и заводя туда Дэда, – Антон в порядке, он не будет жаловаться, поскольку схлопотал за дело. Я с ним уже поговорила.

– За дело?! – заорал Дэд. – Нет, Катя, я всё-таки чего-то недопонимаю! Разъясни!

Мамель прикрыла дверь. Я опустился на пуфик, вытянул ноги, прислонился к зеркалу и смотрел на своё отражение. Откуда-то появился Клаксон, мяукнул, поздоровавшись, начал обнюхивать мои кроссовки. Мне всё было слышно.

– Витя, это очень некрасивая история, – говорила Мамель. – Антон и Люся Кисличенко…

– Боже, ещё и Кисличенко, только этого не хватало! Они же дружат, все вместе?!

–Уже нет, и я в этой ситуации всецело на стороне Дениса…

–Ты всегда на стороне Дениса!

– Витя, ты не прав! Ты меня не слышишь! Тебе лишь бы обвинить Деню!

Дэд действительно был не прав. Мамель никогда не выбирает мою сторону открыто, в этом она образцовая жена. Все свои терки с отцом я всегда решаю сам. Решал, до сегодняшнего дня. Мне было непонятно, почему Мамель вдруг вмешалась. Ясный пень, получит же от Дэда.

Голоса ушли вглубь комнаты, стали тише, до меня доносилось лишь бормотание:

– Анечка… розыгрыш… некрасиво… подло… Люся… никогда не ожидала…

Потом Дэд переместился ближе к двери:

– Ну неужели нельзя было спокойно поговорить, разрешить конфликт мирным путем?

– Витя, – удивлённо-обиженно протянула Мамель, – а когда ко мне в Геленджике пристал тот тип, ты тоже собирался решить конфликт мирным путем? Почему же не поговорил с ним, не разъяснил, что так делать плохо? Зачем же сразу в морду?

Дэд помолчал, на тон тише произнёс:

– Это совсем другое.

–То же самое, – жёстко сказала Мамель. – Есть ещё обстоятельства, отягчающие вину Люси и Антоши. Девочки рассказали мне, что их компания давно травит Анечку, потому что Деня отказался встречаться с Люсей.

Пауза. Скрипнул диван. Дэд сказал устало:

– Ядрёна вошь, эфиопские страсти. Как невовремя-то, а?!

– Обычные подростковые дела, – возразила Мамель, – вспомни себя в его возрасте. Да и позже.

Дэд помолчал немного, обречённо добавил:

– Ему учиться надо, а не в любовь играть.

Диван опять скрипнул. Я представил, как Мамель подсаживается к отцу и обнимает его обеими руками за шею.

– Ну что поделаешь, – сказала она, – одно от другого не отделишь.

– Что там хоть за Анечка? – спросил Дэд.

Мамель хмыкнула:

– Хорошенькая, умненькая, непростая. Деня с ней на английский ходил. И танцевал.

– А, – сказал Дэд, – танцевал. Понятно.

– Ничего тебе не понятно, – фыркнула Мамель. – Она Дениса отвергла.

– Как, – озадачился Дэд, – нашего Дэна?

– Мам! – крикнул я. – Пап! Ну хватит, а? Я раскаиваюсь, честно. Только не надо обсуждать мою личную жизнь при Клаксоне, меня же все окрестные кошки засмеют.

Дэд помолчал и рявкнул:

– Спать иди, завтра тебе к Дими… к Дине Михайловне на ковёр, посмотрим, как будешь оправдываться.

– Окей, пап! Ну что, отважный Клаксон, сын неведомого мне Клака, прорвёмся?

Тема 8. Земля, приём!

28 декабря

Тэги: ХОЧУ В СТУДЕНТЫ

Перед классным часом состоялась невероятно трогательная встреча с мамой Антона и Димихой. Тёте Вере Мертвых не особо хотелось знать, за что её сыночку набили морду. Но она всё говорила, говорила, жалуясь, но ни к кому конкретно не обращаясь. Подробно поведала, как Тоше делали рентген и врач расспрашивал её о том, при каких обстоятельствах мальчик так неудачно «упал».

Димиха, понятное дело, серьёзных разборок не хотела. Оно ей надо, устраивать бучу в выпускном классе? С другой стороны, у драки было много свидетелей, поползут слухи, и дело может дойти до разбирательства. С третьей стороны, если пострадавшая сторона не будет писать заявление в полицию… Тётя Вера замахала руками: какое заявление? Ей главное, чтобы мальчики уладили это между собой! Ей просто тяжело понять, как и почему… Она только… Димиха с облегчением вздохнула и свернула тему. А вас, Мартыновский, я попрошу остаться. Один на один классная меня так пропесочила, что почти охрипла. Всё она прекрасно знала. И про Аню, и про Люсьену. Что ж, у нас в классе «кротов» нет? Есть, конечно. И я даже знаю, кто это. Но в разговоре она давила на то, что я взрослый парень и должен контролировать свои действия. Да разве ж я против?

Я сделал вид, что осознал, обещал извиниться перед Антоном.

Когда вошёл в класс, все замолчали, что означало только одно: меня только что обсуждали. Я бегло оценил обстановку. Ага, Люся пересела на место у окна, за парту к Антону, отвернулась, увидев меня. Про разбитый телефон Люськи классная не упомянула. Да ну, Люсьена тоже не дура, её папель ей таких лещей отвесит, если узнает, что она вместо того, чтобы учиться, интриги плетёт. Небось сказала, что сама разбила. Ладно.

Я сел за первую парту к Скобцевой, на Анино место. Ани не было, да я и не ожидал, что она придёт. Вошла Мамель. Класс зашевелился. Вчерашний успех, как я успел заметить, народ окрылил и даже сдружил немного. Все наперебой вспоминали, как волновались и радовались. Мамель заулыбалась, раскраснелась. Потом, перекрикивая класс, сообщила, что оргкомитет с ней уже связался и второго января нам нужно будет прийти в мэрию на собрание победителей. Там нам расскажут о призах и наградах. Мамель, понизив голос, сообщила по секрету, что, скорее всего, призом будет какая-нибудь частично оплаченная поездка.

– Так всегда делают, – объяснила она, – первые места получают стопроцентную скидку, а вторые и третьи – частичную. Если будет недорого, мы вполне можем поехать.

После классного часа я попросил Мамель высадить меня у рынка, потом дождался тридцатой маршрутки. Пока ехал, получил от Мамель эсэмэску «спроси про платье». Вышел на Комсомольскую площадь, сел на спинку раздолбанной лавочки, с ногами на сиденье, напротив Аниного дома, сижу, думаю. Что ей сказать? Мне вдруг показалось, что занавеска на Анином окне шевельнулась. Я уже собирался встать и уйти, как вдруг из ворот вышла Аня. В руках у неё были две дымящиеся кружки. Она перешла дорогу, подошла ко мне, сунула мне в руки кружку с чем-то мутно-зелёным и села рядом на спинку скамейки. Я принюхался. Пахло вкусно.

Аня сказала:

– Йерба матэ, чай такой парагвайский, с молоком.

– Это который в тыквах подают?

– Ну да, в калабасах, только у меня их нет.

– Ладно, и так сойдёт. Главное, горячий.

– Да, холодно.

– Вкусно! Класс! Новый год скоро. С кем встречать будешь?

– С мамой и дядей.

– Дома?

– Да.

Сидим, молчим. Аня вдруг поставила кружку на сиденье, достала из кармана смятую тысячную купюру, протянула мне.

– Вот, я отвезла платье в прокат, хотела доплатить за просрочку, а там сказали, что твоя мама уже заплатила. Передай ей.

Я взял деньги, повертел в руках, придумывая повод, чтобы отказаться, зная, сколько Аня зарабатывает в своём «ланселоте», но ничего не придумал, просто положил купюру в карман. Ничего, найду способ, как ей их вернуть. Чья вина, что она вчера сбежала, как Золушка с бала? Моя, конечно.

Я рассказал ей о предстоящем собрании в мэрии. Она выслушала, вяло изобразив радость. Потом мы вдруг заговорили одновременно:

– Прости, – сказал я.

– Извини, – сказала Аня.

– Ты первая, – сказал я.

Она отпила из кружки. Произнесла неохотно:

– Мы переодевались, а тут Антон с фотоаппаратом. Ворвался, сфотографировал и убежал. Мне кажется, Люся ему смс послала, чтоб он знал, когда войти. Кисличенко стала смеяться, типа, подумаешь, звезда, застуканная папарацци. Сказала, что хочет открыть тебе глаза… на меня, на то, что я внешне… далеко не звезда. Многие девочки возмутились, Славка даже погналась за Антоном, но не догнала. Я просила через Люсю, чтоб он удалил фото. Она обещала, сказала, что это шутка такая. Что Мартыновский пошутил с Машей, а Антон – со мной. Я ничего не поняла. Мне стыдно, что ты видел меня… в таком виде…

Я хмыкнул, пробормотал:

– Тебе кушать надо больше, ты худая очень, все рёбра видать.

А про себя добавил: но мне нравится.

Аня покраснела. Я сказал:

– Это моя вина. Я пытался на Овчинникову наехать, чтоб они тебя в покое оставили. Недооценил её. Люся сказала, они всему классу разослать не успели. Надеюсь, не набрехала. Хотя я бы знал уже, если разослали, кто-нибудь бы показал.

– Не знаю, – сказала Аня, – я тоже на это надеюсь. Я видела, как ты Люсин телефон разбил. А потом я ушла. Мне Славка на чердак одежду принесла и рассказала, что ты с Антоном подрался.

– Подрался, – усмехнулся я, – это не драка была, а избиение младенцев. Никак не пойму, почему Антон не стал защищаться, он же со мной на бокс ходил? Я ним ещё поговорю, заставлю фотку удалить.

Аня вдруг призналась:

– Он мне звонил, Антон. Сегодня утром. Просил прощения, говорил, что ты ему сказал, что между нами ничего нет. Сказал, что его Люся попросила, что он думал, что это шутка, что он никогда бы не стал никому эту фотку посылать. А я его спросила, он совсем, что ли? Что это за шутка такая? Наорала, короче. Он трубку бросил.

Фигассе! И ничего я такого ему не говорил. Потом вспомнил: говорил, болтал спьяну. Вот же…! Аня пожала плечами. Тихо произнесла: