Глоток свежего вакуума

Пролог

«Нам надо торопиться», – его слова звучали тревожно, однако он не объяснял, в чём же дело. Она стояла на балконе, её глаза выражали непонимание его спешки и тревоги.

За её спиной начался медленный стук дождя. Тяжёлые, мрачные небеса возвышались над домом, будто собираясь обрушиться на него и раздавить. Миллиарды капель, собранных для оплакивания этого мира. Их всё равно не хватит. Лишь ещё один дождливый день.

– Подожди! – она вырвалась, подбежала к камину и взяла старого фарфорового котёнка, судя по трещинам, некогда склеенного из малых осколков. Таких было множество, и его могла бы заменить любая копия. Лишь трещины рассказывали его уникальную историю, отличную от других копий. Она быстро вернулась и взяла его за руку. «Пошли».– Говорю же, быстрее уходим! – он схватил её за руку и потянул за собой. Холодные пальцы вцепились, будто перчатка космонавта, удерживающего трос в открытом космосе. – Куда ты меня тянешь? К чему такая спешка, что происходит? – в ответ было молчание, лишь нервное потягивание за руку торопило убраться куда подальше. – Я никуда не пойду, пока ты мне ничего не объяснишь! – она выдернула свою руку и посмотрела на него растерянно, даже испуганно. Она смотрела ему прямо в глаза. – Я… – он не мог смотреть ей в глаза; его зрачки устремились вниз и начали бегать из стороны в сторону. – Там, на Плутоне, я узнал… нет, мне передали… Я не знаю, как это объяснить. Нам нужно торопиться. По пути обратно я всё передал властям, так что всё уже готово, но мне нельзя было рассказывать… Нельзя было ни с кем связываться. Я не могу ничего объяснять, но мы улетаем. Через полчаса объявят массовую эвакуацию. Нужно успеть до начала хаоса. – Эвакуацию? Куда? – он всё ещё смотрел вниз, не поднимая взгляда. – Я поняла, поехали. – Спасибо… Детей уже забрали, они на месте. За тобой я решил заехать лично. – он вновь взял её за руку и потянул.

На улице шёл дождь. Из-за высокого содержания тяжёлых молекул в воздухе, он, казалось, обжигал кожу. Вдали возвышалась огромная башня, словно воплощение всей человеческой природы: желание возвыситься и преодолеть все пределы. Башня уходила в небеса – туда, где уже не летала ни одна птица, кроме одной, последней, которая через час махнёт своим металлическим крылом, оставляя Земле лишь тень своей мнимой свободы, уходящей в неизведанное будущее. К башне и лежал путь двух героев, ещё не принадлежавших этой истории. А может, и вовсе не нашей.

Перед домом стоял автомобиль. Раздался рёв старого дикого коня, вероятно последнего в своём железном роду, мчавшегося к гигантской башне. Они молчали, и она больше не задавала вопросов. Он вёл машину с бешеной скоростью, игнорируя светофоры и ограничения. Погружение всегда происходит медленно, а когда приходит осознание, уже не удержишь себя на плаву, потому что ты слишком глубоко. Радио транслировало звуки тяжёлой гитары. Не перегруженной, но тяжёлой, словно она подыгрывала падающему небу. «Open skies…». Вдруг автомобиль начал съезжать с полосы и медленно тормозить. Она взглянула на него и увидела, что его глаза закрыты, а тело трясло. Раздался крик, и машина резко свернула, ударившись об отбойник на краю дороги. Она попыталась увести её от столкновения с встречным потоком, схватив руль, но слишком сильно повернула его.

– Очнись! Что с тобой? – авария оказалась лёгкой, с помятым крылом и дверью, но ничего критически серьёзного не произошло. – Проснись, пожалуйста.

Осколки котёнка лежали у её ног. На этот раз его вряд ли можно было собрать. Бедный котёнок, переживший многое. Теперь он, вероятно, свободен. Она не обратила внимания на это. Отстегнувшись, она упала на грудь своего спутника, продолжая умолять его очнуться. Её ноги не замечали осколков, крошив их ещё больше. Небеса падали, слёзы с них капали на крышу автомобиля, создавая симфонию случайных ударов, удивительно гармонировавших друг с другом. Гармония, как капля дождя, падающая в океан, чтобы вернуться наверх. «Если я успею, смогу сохранить хотя бы часть…»

Из радио доносился шёпот: ещё один дождливый день.

Глава 1

Несясь через абсолютно холодное ничто, крупинки – столь ничтожные, что даже самый совершенный микроскоп Земли не смог бы их уловить – несли с собой крайне ценный для одного человека, но пока не столь значимый для человечества груз по направлению к ещё безжизненной планете. Эти крупинки, эта пыль – наследие некогда умерших звёзд – двигались с такой скоростью, что человеческое понимание могло только выразить её через абстрактную формулу. Момент их уединения, вдали от других таких же крупинок, был для них мгновенным, для людей он длился три целых и три десятых секунды, а для кого-то, возможно, это была целая вечность. Вечность и лишь мгновение путешествия в пустоте с далёкими небольшими огоньками на горизонте. Эти огоньки иногда пролетали мимо, иногда даже очень близко, словно желая поздороваться, и улетали со столь же бесконечной скоростью вдаль. Однако это вечно-мгновенное путешествие подходило к концу, и крупинки приближались к чему-то столь гигантскому, что их даже нельзя было с ним сравнить. Они подлетали к красной планете и, словно в волнении, замедляли движение, всё больше проникая в её атмосферу.

В пункте приёма этого ценного груза уже ожидали более крупные носители – сложные вещества, интуитивно готовившиеся принять решения о своём состоянии. Выбор небогат, но всем известен: либо А, либо не А. Другого не дано. Правда или неправда. Истина или ложь. И вот, крупинки доставили груз, а вещества мгновенно, завидной для человека скоростью, приняли решение о своём состоянии в соответствии с этим грузом. Одни стали А, другие не А. В зависимости от разных обстоятельств, вроде температуры, они с такой же скоростью меняли своё состояние. Всё это было частью груза, и благодаря его доставке и молниеносной решимости веществ всё тут же заработало: от мельчайших командных чипов до крупных механизмов, двигающих конечности.

Я открыл глаза и осмотрелся. Чип-сет в шее выдавал стандартный отчёт: «КОР-7 активен. МИП стабилен. Связь с Землёй: пять минут и 12 секунд задержки». Всё как обычно. Очередное путешествие с одной планеты на другую для выполнения такой, казалось бы, обыденной работы: простой горнодобывающий труд, который, по-моему, это тело могло бы выполнить и само, без траты энергии на перенос моего сознания в него. Я вышел из капсулы функциональной поддержки и направился на планёрку.

Уже такие знакомые узкие коридоры станции, изначально планировавшейся как будущий дом для настоящих жителей, но позже модернизированной под место дислокации суррогатов, давно уже не давили на меня своими тёмно-синими стенами. Я к ним привык и даже считал их, возможно, не менее родными, чем коридоры моего дома на Земле. Но что меня, наверно, никогда не удастся привыкнуть, так это к резкому изменению гравитационных условий. Суррогаты были спроектированы так, чтобы мы на Марсе ощущали себя, как на Земле. Однако полностью этого добиться не удалось. Движения всё равно были легче и резче, как будто выйдя из воды на воздух. Более того, движения суррогатов были не идеально подстроены под настоящее тело, хотя нейросеть в аналоге спинного мозга сглаживала эту разницу.

Подходя к столовой, где проводилась планёрка перед обедом, я заметил необычный шум и ускорил шаг. Обычно перед планёркой все не очень активны, ведь я один из первых пилотов суррогата, и переносы сознания для меня уже давно привычны. Я участвовал в налаживании этой станции ещё до того, как вокруг неё появились обустроенные ресурсодобывающие шахты. Для новичков переносы выматывающие, многие сначала не могут совладать с телом суррогата, кто-то теряет сознание, поэтому на утренних планёрках обычно тихо. Услышав суету, я быстро направился туда, где меня окружила толпа людей. Не людей, конечно, суррогатов, но они выглядели почти как люди – адаптированные под нынешние условия.

– Всем доброго утра! Вы, конечно, кроме самого Давида, знаете, что сегодня знаменательный день! – начал он. – Сегодня исторический момент: переход человечества от межпланетных путешествий и экспансии к межзвёздной, галактической и, возможно, вселенской экспансии. Момент технологического перехода от старых методов передачи информации, а именно переноса сознания посредством частиц, к технологии мгновенного переноса с помощью явления квантовой запутанности!Все начали меня поздравлять. Я не понимал в чём дело, пока заведующий не начал планёрку ровно в 6:00, по расписанию.

– Один из величайших дней в истории человечества и Вселенной, друзья мои! Возможно, второе наиболее значимое событие после создания Ковчега! Мы творим историю, и вы становитесь её частью. Давид был последним человеком, перенесённым по старой технологии. Он же станет и первым, кого перенесут с помощью квантовой запутанности. Подумайте об этом! Никаких задержек связи с Землёй, никакого ожидания от 3 до 20 минут и возможности помех. Теперь всё будет мгновенно! Это результат и вашей работы по добыче ресурсов. Без достаточного количества энергии мы бы не достигли этого. Добывая уран, вы двигаете человечество в будущее! – он закончил, и все зааплодировали. Лично я был не в курсе такой чести, но ладно, может моё имя выжжут в истории, и на Ковчеге после смерти я стану героем. Часть людей вокруг меня повернулась ко мне и продолжила аплодировать с восторженными возгласами. Меня же эта новость не обрадовала и не огорчила – это просто факт, ещё один день работы и её особенности.Если я спрошу своего напарника Костю, что он думает о феномене квантовой запутанности, он, скорее всего, ответит, что не имеет ни малейшего представления, что значит «квантовый», а насчёт запутанности у него одно мнение – делай свою работу, живи по законам Ковчега и не будешь ни в чём путаться. Впрочем, квалифицированные инженеры и учёные требуются и на других планетах, тогда как здесь нужны только обычные рабочие, и образование не так важно. Заведующий продолжал:

После окончания всеобщих оваций толпа выстроилась в очередь за обедом. Не сказать, что суррогатам сильно нужно было есть. Вместо обеда могли бы просто добавлять нужные масла, топливо и другие жидкости в искусственное тело и капсулы функциональной поддержки, ведь подзарядка происходила именно там. Думаю, обед оставили как часть рабочей культуры и чтобы нам было привычнее в этих телах. Некоторые из нас жили в них неделями, а то и годами, не переходя в настоящее тело, и для сохранения психики такие ритуалы были необходимы. Я был таким когда только оказался здесь в самом начале. Как главный инженер тринадцатой горнодобывающей станции Марса мне приходилось оставаться здесь месяцами. Во время сна, то есть подзарядки, можно было переместиться на Землю в родное тело, но у меня тогда ещё не было достаточно денег, да и рейтинг растёт от длительного пребывания на рабочем месте. Я на себе прочувствовал, что значит быть человеком в теле робота. Тогда об этом ещё мало кто задумывался: технология применялась всего несколько лет и крайне ограниченно; большинство суррогатов управлялось дистанционно. Профсоюз – тогда ещё были профсоюзы – добился внедрения в суррогатов и в рабочий график «человеческих» аспектов для сохранения стабильности психики рабочих. И вот результат: я в суррогате стою в очереди на обед.

– Я ведь не учился в школе, в отличие от тебя! – Григорий отвернулся, и мы продвигались к раздаточным терминалам.– Эй, Дэвид! – а вот и Костя, он любил произносить моё имя на английский манер, хоть английского он и не знал. – Поздравляю! Каково тебе быть последним и первым? – в его голосе я уловил иронию. – Да никак, обычное дело. Знаешь, через сколько новых технологий я прошёл за последние сто лет? Никакого особенного в этом нет. – Ну, знаешь ли! Управляющий сказал, что это прорыв, важность которого лишь уступает Ковчегу. – Я такое уже слышал не раз. Лучше скажи, что ты сегодня возьмёшь? Я вот не могу выбрать. – Однозначно хочу пиццу и какую-нибудь газировку! – Не боишься потолстеть? – я сказал с дружеской издёвкой. – Очень смешно! Дома приходится следить за рационом, чтобы тело дольше продержалось, а здесь хоть насладимся вкусной едой. Этому-то телу всё равно,– ответ прозвучал немного обиженно. – Ты ведь понимаешь, что здесь вся еда одинаковая, просто выглядит по-разному? – подошёл ещё один коллега, Григорий. – А вкус формируется лишь сигналами в твоей голове. – Да нет мне дела, как это работает. – Костя недовольно буркнул. – Если выглядит, пахнет и на вкус как пицца, значит, это пицца. Это ты любишь размышлять о чём-то абстрактном. Сегодня нет нужды в мыслителях, так что я, и ты стоим в одной очереди за обедом и затем идём работать вместе, чтобы заработок и рейтинг повысить. Так что нет разницы, о чём ты думаешь. – И то верно. – Григорий решил не спорить. – Тогда я тоже возьму пиццу. Хотелось бы попробовать настоящую неаполитанскую. – А что такое «неаполитанская»? – спросил я. – Говорят, в Неаполе она самая вкусная! – ответил он с восхищением, закрыв на мгновение глаза, словно представляя её. – Ты её пробовал? И что такое Неаполь? – Костя вставил свои пять копеек. – Никто из ныне живущих её не пробовал, может, только на Ковчеге. Обязательно спрошу, когда там окажусь, – добавил Григорий с тенью грусти. – Так а Неаполь-то что такое? – Костя не отставал. – Это древний город. Сейчас его не найдёшь, но он был крупным. Под ним по такой же судьбе, как и его соседа. – Какого соседа? – Костя не отказался от интереса. – Кажется, ты не слышал о Помпеях! – Григорий, похоже, устал от таких вопросов.

Я посмотрел на людей передо мной. Они подходили к терминалу, нажимали нужную кнопку, и им сразу же выдавалась тарелка с выбранной едой на подносе. Они шли дальше к следующему терминалу, выбирали напиток, который так же мгновенно появлялся и ставился на поднос. Я приближался к терминалу. Голограмма над ним с лозунгом «Ковчег – ваш персональный рай» и припиской снизу «Трудись сейчас, чтобы отдыхать потом» становилась всё больше. Иногда мне казалось, что искусственный интеллект, создающий такие лозунги, не до конца понимает мышление современных людей. Ему загружено множество информации разной давности, и он не понимает, что люди не знают толком, что такое рай. Какое-то хорошее место, наверное.

На терминале было три кнопки: «бургер», «пицца», «картошка фри». Мне хотелось сегодня бургер с картошкой, так что я их и выбрал. Сразу списалось 560 ипостасей. Дороговато выходит. Я взял выехавший из терминала поднос и подошёл к следующему терминалу, выбрал тархун – ещё минус 200 ипостасей. В зале, как обычно, было мало мест, но мне сразу уступили половину стола у входа. Хотели таким образом поздравить. Я поблагодарил и занял три места. Мои два коллеги, взявшие пиццу с колой, сели рядом.

– Предлагаю сходить вечером в «Пожизние». А ты, Костя, прекрати тратиться на ерунду, тогда и деньги появятся.– Цены нынче растут, – пожаловался я. – Конечно, корпорация хочет заработать. Мы платим за обслуживание их же роботов, отличный ход! – Григорий сказал это и засунул кусок пиццы в рот. – Ой, горячая! – Чего торопишься? Наслаждайся вкусом! – с ехидной улыбкой заметил Костя. – Каким ещё вкусом? Почему она вообще слишком горячая, если вкус искусственный? Ничего нормально сделать не могут, ещё и нас за это платить заставляют! – Григорий начал возмущаться. Это ему нравится, особенно если кажется, что его где-то обманывают, а это ему кажется постоянно. – Давид, не собираешься после сегодняшнего перемещения завязывать? Работал столько лет, а ипостаси бережёшь. Ты их уже столько накопил, а рейтинг у тебя высокий. Может, отдохнуть чуток, потом место на Ковчеге, и наконец в вечном блаженстве. – Не знаю я. Накопил много, но ничего кроме работы не знаю. Перевестись на другую планету, новые проекты – с удовольствием, а уходить не хочу. Может, когда тело износится, – ответил я устало; слишком часто задают такие вопросы. Григорий понял и не стал продолжать, но Костя нет. – Это какое по счёту тело у тебя? Не понимаю тебя. Не могу позволить новое тело, как износится – всё, в Ковчег, какое бы место ни получил. Рад буду. А ты всё тела меняешь. Люди это делают, чтоб накопить больше и рейтинг улучшить, чтобы место на Ковчеге солиднее было. А ты этого достиг, выше уже не поднимешься. А потом снова новое тело возьмёшь, помяни моё слово! – жадно уплетая пиццу, произнёс он. – Я себе тоже не буду брать новое тело, – вставил Григорий. – Стоит оно дорого, лучше вложить в место на Ковчеге, полезнее будет. – Не стремлюсь в Ковчег, мне нравится работа, – отрезал я, и тема закончилась. – Вы вечером чем занимаетесь? – Я свободен для предложений, – улыбнулся Григорий. – Останусь здесь, денег на перенос жалко, – сказал Костя.

Григорий согласился, а Костя, кажется, немного обиделся. Я продолжил есть свой бургер, остаток обеда прошёл в молчании. В канон Костя спросил:

– А что это вообще за технология такая?

– Она основана на суперпозиции частиц. Это как кот Шрёдингера, который может быть одновременно и жив, и мёртв, пока его состояние не проверят. Пока информация изолирована от внешнего мира, она может быть какой угодно, всё возможно. Мы не можем этого знать. Это суперпозиция: одновременно и А, и не А. То есть, и 0, и 1. Благодаря этому можно производить огромное количество вычислений параллельно. Но как только мы измеряем, является ли это 0 или 1, суперпозиция пропадает, и рандомно, без нашего влияния, частица принимает значение 0 или 1, грубо говоря, – я попытался объяснить общие моменты, поскольку детали сам не до конца понимал.

– Ничего не понял, ну да ладно… – Костя непринужденно продолжил есть.

«Хотя передавать информацию таким способом, кажется, невозможно…» – подумал я.

По окончании, ровно в 6:30, мы убрали наши подносы на робота-тележку и отправились на свои рабочие места.

Глава 2

Марс – планета вечных песков. Мощнейшие ветра и песчаные бури сносят с ног и могут унести в неизвестном направлении. Но какие же здесь закаты! Такой палитры цвета на Земле не увидишь нигде. Здесь очень высокое содержание пыли в воздухе, она рассеивает свет в красной части спектра. Медно-оранжевое дневное небо, голубые закаты и рассветы. Ночное небо здесь столь красиво и необычно, столь фантастично, что в первую ночь я чуть не опоздал на подзарядку, забыв, что у суррогата, в отличие от настоящего биологического тела, очень мало резервных мощностей. Если не пойти вовремя «спать», можно уснуть окончательно.

Если на Земле мы привыкли видеть тёмное небо с местами светящимися звёздами и лишь в некоторые месяцы – часть нашей галактики, то как она тогда сказала? Словно кто-то, открывая кокос, переусердствовал, и из него вылился весь сок на камни. Кокосово-молочный путь, да?.. Именно он делает часть неба похожей на разлитое кокосовое молоко. На Марсе всё иначе. Здесь проблески пустынного неба видны изредка. Чувствуешь, будто находишься под широченной кроной огромного дерева, среди листьев которого иногда виднеется голубое небо. И молоко не такое белое – оно то зелёное, то коричневое, то желтое. Чувство, будто каждая звезда сейчас упадёт, и эта крона рухнет на тебя. Среди этой кроны выделяются самые яркие и красивые звёзды. В просветах комического неба виднеются дальние галактики самых разных цветов, фиолетово-розовые облака завораживают не меньше ярчайших звёзд. Такой вид возможен из-за особенностей атмосферы: атмосферное давление здесь в 160 раз меньше земного, а атмосфера состоит почти полностью из углекислого газа, который является аналогом кислорода для суррогатов – только он их не отравляет, в отличие от кислорода, и никакие митохондрии не нужны. Водяной пар практически отсутствует, поэтому лучи света почти не рассеиваются. Из неприятного: озоновый слой просто отсутствует, а значит, радиация не фильтруется.

Мне хотелось бы наблюдать за этим небом с Олимпа, стоя на самой высокой горе в солнечной системе и наблюдая за великой кроной небес, рушащейся на меня. Вместо этого я стою посреди кратеров и в данный момент участвую в создании нового, будто их этой планете не хватает.

Бурение – вещь интересная. Я, как главный инженер этой станции, вношу вклад в создание рельефа этой планеты. Наблюдая за работой буровых установок, стоящих на шести шестах и приводимых в движение насосами, я каждый раз поражаюсь, как мы, человечество, дошли до такого. Искусственный интеллект управляет бурами и выполняет в точности то, что я ему говорю. Я будто архитектор нового Марса. Через тысячелетия люди будут наблюдать эти кратеры и, возможно, даже не понимать, что их на этой безжизненной планете могли создать живые существа.

Будь здесь птицы, несущие вести из прошлого в будущее или из будущего в прошлое – кто их знает, – они бы летели над бескрайними пустынями, давясь песком и наблюдая гигантские дюны, иногда проваливающиеся на километры. Они бы несли эти вести тем, кто был здесь до нас, тем, кто больше не может любоваться местными закатами и ночным небом. Они бы рассказывали о неожиданно появившихся гигантских механических пауках, роющих новые кратеры с поразительной скоростью. Птицы бы любили летать между ними, показывая друг другу своё мастерство полёта: пролетали бы между лапками, мимо бура, затем пикировали, резко тормозили и садились на насосы, приводящие всю эту конструкцию в движение. А затем резко улетали, как только лапы начинали дрожать от бурения. Их слушатели бы им не верили: не бывает таких гигантских пауков, которые могут создавать кратеры. Птицы бы рассказывали и о похожих на их слушателей, может, немного отличающихся созданиях, гуляющих между этими пауками. А все бы им всё равно не верили. Но здесь нет птиц. Сейчас здесь мы. И закатами любоваться теперь тоже только нам, тем, кому уже некому рассказывать сказки о стальных пауках.

Костя в это время заведовал строительством пирамид-складов. Грунт, который выкапывался для создания кратеров, использовался для строительства складов для добываемых ископаемых, в основном урана. Реголит достаточно мелкий и пылеобразный, поэтому для формирования блоков применяется технология спекания: промышленные лазеры спекают его до твёрдого состояния в формах нужного размера. На Марсе с водой не всё так хорошо, поэтому эта технология является оптимальной, ведь требует только энергию, которую мы как раз и добываем. Мы добываем энергию, чтобы добывать ещё больше энергии. Пирамиды идеально подходят для складов, так как они очень прочные и предельно устойчивы к ветрам. Земные дома здесь просто снесло бы ветром.

– Грунт на этой планете, конечно, ужасен, – ко мне подошёл Григорий, он был геологом и отвечал за поиск новых месторождений. Проверка грунта также входила в его задачи. – Чертов реголит! Будучи статически заряженным, он слишком охотно налипает на любую технику, даже на суррогатов. Хуже земной пыли! Да и из-за солей перхлоратов он подавляет любую микробную жизнь. Какая здесь может быть колония когда-либо?

– Вот тебе и твои Помпеи, Григорий. Ты находишься на их руинах и дышишь пеплом мертвой цивилизации, – продолжал я размышлять и сказал это вслух, хотя, возможно, и не стоило.

Григорий лишь приподнял правый уголок губ, на его лбу проступили небольшие складки над переносицей, и взглядом он упёрся в некую точку внизу перед собой, хотя смотрел, скорее, в никуда. Конечно, лицо суррогата не могло так точно передавать эмоции. Однако картинка перед поступлением в наше сознание обрабатывалась нейросетью, чтобы мы казались друг другу человечнее. Даже движения конечностей становились в наших глазах плавнее. Всё ради сохранения нашего психического здоровья. Корпорация заботится о нашей психике.

– Сравнил, блин, Марс с Неаполем! Здесь ни людей, ни пиццы!

– А ты долго думал над ответом?

– Слишком достойная была у тебя фраза. Даже не ожидал от тебя, – эта фраза звучала даже как-то серьёзно по сравнению с предыдущей насмешливой.

Я оставил Григория и пошёл осматривать роторные буры, настраивать их. Оставил я его, видимо, в размышлениях.

6:45. Я залез на первый бур, подключился к нему через порт и скачал все данные. Давление в насосах в норме, сообщений об ошибках не поступало. Температура в норме, все системы стабильны, системы стабилизации и дамп-ядро для гашения вибрации и нивелирования её воздействия на остальные системы в строю. Загружаю программу на день: в секторе А4 бурение на 32 метра. Скорость бурения, учитывая рыхлый слой, 270 оборотов в минуту, после 25 метров снижение до 230, и затем каждые метр снижение на 10. Скорость подачи – 270 мм/мин и резкое снижение в конце. Угол бурения – 90 градусов. Предельная температура – 150 градусов Цельсия.

– Не переживайте. С вами практически ничего не произойдет. Передатчик будет квантовым. А значит, нам нужен детранслятор с обычного кода на квантовый. То есть я допишу вам немного модуль преображения исходного кода и настрою под него ваш личный квантовый детранслятор.В течение следующего часа я проверил все 12 буров и задал им параметры работы на сегодня. 9:45 Проверка конвейеров, транспортирующих вычерпанный бурами реголит к спекательной установке. 10:00 Поход к Константину для контроля качества спекаемых блоков. 10:30 Сопровождение бурения: один из буров встал на полпути, и пришлось отправлять ремонтный дрон. Вся наша станция воссоздана в виртуальном пространстве миллиметр в миллиметр, и на всей аппаратуре, на каждой детали, способной потенциально сломаться, установлены датчики, передающие информацию в эту воссозданную модель. Эта технология называется «общее поле вещей». Так как моё сознание тоже подключено к нему, я вижу всё, не подходя к оборудованию и не залезая в буры. Но я всё же обычно предпочитаю убеждаться лично. Дрон принёс нужную деталь и самостоятельно её заменил. Дроном, как и бурами, управлял искусственный интеллект. 12:00 Перерыв. Можно выпить кружечку кофейку. Я отошёл к кофе-машине. На ней, конечно, так было написано, но по факту это было лишь моторное масло. Однако имитаторы вкусовых рецепторов хорошо справлялись, и это масло на вкус было довольно неплохим кофе. Я пил его и смотрел за полем своей художественной деятельности. Тут мне кто-то положил руку на плечо. – Давид, я буду вынужден отвлечь вас во второй половине дня от вашей работы, – сказал заведующий. Я повернулся, и передо мной стоял он. – Нужно немного поработать над суррогатом и подготовить его, а также ваше сознание, к сегодняшнему перемещению. Будьте добры, как допьёте кофе, настройте буры и всю аппаратуру на самостоятельную работу в безопасном режиме и проинструктируйте Константина. – Вас понял, – мой ответ был уже отрепетирован до идеала: его тон, громкость, такт – всё это вырывалось автоматически. Возможно, я даже осознавал сказанное позже, чем давал этот безупречный ответ. Я допил кофе, и только сейчас меня начали посещать мысли о том, что я буду первопроходцем. Я инженер, так что изучал различные технологии и явления, в том числе и квантовую запутанность. Суперпозиция всегда казалась мне понятием абстрактным и даже немного абсурдным. Есть либо А, либо не А. Что это за суперА? Если она примет не тот спин, хоть практически этого никогда и не происходило? Впрочем, я не физик, а инженер. Я не так глубоко погружён в подобные детали. Если эту технологию допустили к использованию и после меня собираются её массово внедрять, значит, она безопасна. Корпорация заботится о своих сотрудниках. Дойдя до Григория, я объяснил ему, что сегодня он главный, а я ушёл готовиться к перемещению. Настроив все буры на безопасный режим, я пошёл в ремонтный цех, где обычно проходили подобные манипуляции. – Добрый день, Филлип Филлипович, – постучавшись, сказал я, заходя к механику. – Я вас как раз ждал. Пожалуйста, укладывайтесь на стол, я сейчас подключу вас через порт к системе, – ответил Филлип Филлипович. – А что именно вы будете делать, если имею право знать? – я, признаюсь честно, начал немного переживать.

– Сейчас у нас очень мало времени. Давайте вы зайдёте ко мне на днях, и мы подробно об этом поговорим. Ложитесь полностью.– Детранслятор? Что это? – Простите, простите. Информация о вашем сознании изначально преобразуется в код. Ретранслятор преобразует её обратно и затем переписывает в квантовый код. Вот, укладывайтесь поудобнее, сейчас вы на несколько часов уснёте, а проснётесь уже готовым. – Скажите, а как это работает? – спросил я, ложась. – Я знаю, что квантовые компьютеры обрабатывают информацию в кубитах, а квантовая запутанность позволяет знать состояние запутанной частицы мгновенно, вне зависимости от расстояния. Но ведь состояние нельзя задать, а значит, нельзя и передать информацию. К тому же человек на другой стороне не будет знать, вы первыми произвели измерение или он. – Вы правы, запутывая частицы, мы точно знаем, какое будет значение спина у второй частицы, если измерили первую. Это происходит без задержек, хоть на разных краях вселенной. И вы также правы, что результат от нас не зависит – состояние выбирается рандомно. Однако квантовый компьютер увеличивает вероятность получения правильного ответа. А как другая сторона будет знать, что она видит результат того, что первая сторона измерила, а не результат коллапса суперпозиции своего кубика? Да всё просто: всё делается по договорённости и атомным часам. – Но как вторая сторона узнает, что это именно тот ответ, который хотела первая? Как она узнает, что первая вообще хотела что-то передать?