Бюттинг

Глава 1

Родительское собрание уже перевалило за сорок минут, а Ирина Кирилловна, классный руководитель 7 «Б», всё ещё продолжала нахваливать успешных учеников. "Наши умницы", "наши отличники", "надежда школы и класса", "будущие медалисты" – у нее точно было заготовлено несколько сотен восторженных синонимов для детей, которые получают пятерки.

Аня сидела за третьей партой, сложив руки на парте, и чувствовала, как медленно, но неумолимо нарастает внутреннее напряжение. Сама поза – взрослая женщина, втиснутая за школьную парту – заставляла ее чувствовать себя снова ребенком. Беззащитным. Уязвимым. Оцениваемым.

В воздухе витали дорогие французские духи и едва уловимый аромат профессиональных средств по уходу – запахи частной школы "Петрополис", которые напоминали Ане о том, как далеко она от этого мира.

– Денис Иванов – наша звездочка, – учительница сияла, словно говорила о собственном ребёнке. – Олимпиада по математике, первое место в городе. А какие у него проекты по физике!

Мама Дениса Ольга принимала похвалы с видом королевы. Безупречный блонд явно стоил как месячная зарплата Ани, точеные скулы – результат работы лучших хирургов, фигура двадцатилетней при том, что ей за сорок. Весь облик кричал: "Зачем мучаться, если можно улучшить?" – её любимая мантра, которую она повторяла при каждом удобном случае.

Принцип близкий и самой Ане, но который она исповедует только на работу. В ее интерпретации принцип звучит: “Пользователь не должен страдать”. При этом на свою частную жизнь Аня его не распространяет. Она готова мучаться, проявлять упорство. Без труда, как говорится…

– А теперь о детях, – тон Ирины Кирилловны изменился – стал озабоченным и, как бы, снисходительным, – которым требуется больше внимания со стороны родителей…

Желудок Ани сжался. Она знала, что сейчас прозвучит.

– Вот, например, Тима Каменев. Прекрасный ребенок…

«Но? Давай сюда своё “но”», – хотела закричать Аня.

– Но, – продолжила Ирина Кирилловна, прямо глядя в глаза “нерадивой мамаше”, – у него серьёзные проблемы с математикой и физикой. Невнимательность, рассеянность, низкая мотивация.

По классу прошёл едва слышный шёпот. Родители других детей переглядывались – кто-то с сочувствием, кто-то с плохо скрываемым удовлетворением. Не мой ребёнок проблемный.

– Анна Викторовна, – лицо учительницы продемонстрировало внезапное озарение, – вы ведь работаете в IT? – эти две английские буквы она произнесла с пренебрежением. – Может быть, слишком увлечены карьерой?

Айти. Словно диагноз. Если ещё десять лет назад, когда она начинала свой карьерный путь, быть айтишником или выйти замуж за айтишника было самым заветным желанием, то сегодня, когда всех в отрасли заменили ИИ, айтишниками работают только самые ненормальные – “ИИдиоты”, как их называют женщины, вроде Ольги Ивановой.

Аня чувствовала себя белой вороной среди этих женщин, которые тратили время на салоны красоты, пока она создавала технологии будущего. И самое противное – хотелось оправдываться, объяснять разницу между написанием кода и разработкой нейроинтерфейсов.

– Я не в IT, – голос прозвучал тише, чем хотелось. – Я руковожу отделом нейротехнологий в АО "ЗАСЛОН".

Ирина Викторовна кивнула с тем же безразличием, с каким выслушала бы рассказ о работе в магазине. Для неё военные разработки и продажа белых футболок по акции имели одинаковую ценность.

– Понимаю. Но всё же, ребенку нужно больше внимания… Особенно сейчас, когда ИИ-системы всё больше заменяют живое общение. Дети теперь больше разговаривают с алгоритмами, чем с родителями.

Говорит, будто по учебнику.

– Возможно, вам следует сходить на собрание “Осмысленных Матерей”? – довершила учительница свою тираду.

Для Ани стало очевидным, что весь разговор сразу к этому шёл – заставить её одуматься, причаститься к принятым “женским ценностям”.

Не только Аня чувствовала себя белой вороной, но и все эти женщины, включая Ирину Кирилловну, воспринимали её как угрозу. “Успешная женщина, которая строит свою карьеру” – в 2037 году это звучит как оксюморон и архаизм одновременно. Именно из-за таких вот женщин, у которых только один ребёнок, скоро не станет нашей страны.

– Знаете, – вмешалась Ольга Иванова, поворачиваясь всем корпусом, чтобы продемонстрировать профиль, – у Дениса тоже были сложности в прошлом году. Особенно с этими ужасными ИИ-репетиторами. Они совершенно не понимают детскую психологию. Другое дело – когда мы начали курс "НейроФорс".

Название заставило Аню напрячься. "НейроФорс" – нейростимулятор, который производила дочерняя компания двух главных российских корпораций. На рынке всего год, но реклама у инфлюенсеров уже “проела мозг”.

Выходите на новый уровень. Станьте лучшей версией себя. Я принимала его всего три дня, но ощущения, что я как тот парень из "Областей тьмы” – всё понимаю.

– Результаты потрясающие, – продолжала Ольга. – За три месяца Денис вышел в лидеры класса. Сейчас участвует в областной олимпиаде. И никаких глупых ИИ-программ – препарат улучшает самого ребёнка.

– Это же химбиоза, – попыталась возразить Аня. – Воздействие на развивающийся мозг…

Слово химбиоза, происходящее от “химия” и “симбиоз”, лишь недавно вошло в обиход, но в научной среде уже били тревогу. Обычные потребители пока не понимали, чем они платят за интеграцию придуманных ИИ химических соединений в свой организм.

– Ничего подобного! – Ольга рассмеялась. – Это же не наркотики и не какой-то там искусственный интеллект в голове. Биодобавки на основе нейромедиаторов. Абсолютно безвредно. У нас половина знакомых детей принимает.

Половина. Аня посмотрела по сторонам – на лица других родителей. Некоторые кивали в знак согласия. Сколько детей в классе Тимофея уже "улучшены"? Треть? Половина?

– Мы в "ЗАСЛОН" не рекомендуем подобные препараты детям, – сказала она жёстче.

– Ну, вы же на военку работает, не так ли? – отмахнулась Ольга. – У вас там всё по-старому. Боитесь шпионов и всего нового. У вас там даже ИИ не используют до сих пор, наверное, да? А частная медицина давно ушла вперёд.

– Кстати, об ИИ, – вмешалась другая мать. – Говорят, китайцы уже создали системы, которые могут контролировать мысли через интернет. Лучше уж натуральные улучшения, чем риск взлома мозга.

И откуда только такие нелепые слухи до них долетают?

Собрание продолжилось, но Аня больше не слушала. В голове крутились цифры и прогнозы. Если половина детей в классе принимает стимуляторы, то через год их будет две трети. Через два – почти все. А Тимофей останется в меньшинстве "обычных", которые просто не смогут конкурировать.

– Анна Викторовна, если Тимофей не улучшит своих показателей, вам придется искать для него новую школу, – перешла на прямую угрозу Ирина Кирилловна, вероятно, заметив, что Аня ее больше не слушает. – Мой помощник уже выслал вам ссылку, чтобы вы записались в ОМ.

“ОСЛЫ СМЕННЫЕ матери”, – мысленно передразнила название Аня.

– А мой помощник отправил вам ссылку на магазин “НейроФорса”, – вставила Ольга, – да, это официальный сайт, но у них там сейчас скидки для новых клиентов по рекомендации. И я у них золотой клиент, так что…

Разумеется, Аня попыталась сохранить лицо, поблагодарив всех, но, конечно же, переходить по ссылкам не собиралась. Её собственный ИИ-помощник сразу же удалил их.

Глава 2

Дома царила привычная вечерняя суета. Михаил разогревал ужин, бормоча что-то о сложном пациенте. Тимофей сидел в гостиной с игровой консолью – стрелялка, яркие вспышки, бесконечная череда убийств виртуальных противников.

– Как собрание? – спросил муж, не оборачиваясь от плиты.

– Отлично, – соврала Аня. – Тиму нужно подтянуть математику.

Тимофей даже не поднял глаз от экрана. Двенадцать лет, переходный возраст, когда весь мир кажется скучным по сравнению с виртуальными развлечениями.

– Тим, – позвала она. – Сколько времени ты сегодня потратил на домашнее задание?

– Минут двадцать, – ответил он, не отвлекаясь от игры.

– А на игры?

– Не знаю. Пару часов.

Два часа на бессмысленное убийство пикселей. Двадцать минут на будущее.

– Выключай консоль. Садись за уроки.

– Мам, я же всё сделал…

– Сделал? Сам? Наверняка же все задания написал Игорь? – Аня чувствовала, как накопившееся за день напряжение прорывается наружу. – Ты хотя бы фактчек сделал? Разобрался, что именно он там за тебя написали? Честно, если ты опять оставишь в тетрадке галюцирню, которую этот иишка выдаёт, я у тебя всю технику заберу… – Она просто уже не могла остановиться. Текст в ней как будто генерировался сам собой и воспроизводился. Она был просто ретранслятором. Тебе бы только в игры играть. Совсем не думаешь о своём будущем!

Никогда Аня не думала, что превратится в такую мать, которая будет попрекать ребёнка, которому только-только стукнуло тренадцать, что он не думает о своём будущем.

Михаил обернулся с сковородкой в руках:

– Аня, что происходит?

– Происходит то, что наш сын деградирует! Другие дети изучают квантовую физику, а он убивает монстров!

– Ему тринадцать лет, – мягко сказал Михаил. – В его возрасте нормально играть.

– Не в нашем мире! – Аня развернулась к мужу. – Ты не понимаешь, что происходит. Половина детей в классе принимает нейростимуляторы. У них искусственное преимущество!

– И что ты предлагаешь? Тоже начать пичкать Тиму химбиозой?

– Да все скоро будут пичкать этим детей. Пока мы, как испуганные мыши, сидим и боимся нового. Понимаешь, я изучал, что пишут об этом препарате. Он отвечает за точечную стимуляцию участков мозга…

– Точечную, Ань? – Михаил поставил сковородку и подошёл ближе. – Да в мире не научились делать ракеты, которые бы всегда летели в нужную точку, а ты про мозг говоришь. Мы до сих пор не знаем, как функционирует мозг.

– И что? Главное это работает. Человечество не понимало, как рентген работает и ничего – пользовались! – Аня понимала, что сдаёт позиции и уже просто сыпала случайными фактами из головы.

– “И что?” – спрашиваешь? – удивился Михаил. – Этот самый Рентген умер от излучения!

Аня почувствовала, как дрожат руки. Она явно проигрывала спор, не способная донести всех своих переживаний до мужа.

– Миш, ты не видишь картину целиком. Мы живём в эпоху дополненных людей. Те, кто не адаптируется, останутся за бортом, – проговорила она уставшим голосом сдавшегося человека.

– Мечтаешь, чтобы твой сын был похож на Лёву с Соней? – тихо спросил Михаил.

И это был удар ниже пояса. Аня замолчала.

Дети её близкой подруги, которая теперь сидела в тюрьме, были болезненной темой в их семье. Аня входила в состав опекунского совета, поэтому время от времени они были и её детьми тоже. Михаил же относился к ним с настороженностью, как будто те были не вполне людьми.

– Ты знаешь, что генная модификация по-прежнему запрещена, – наконец ответила Аня. – И нашему сыну это не грозит.

– А если бы её разрешили? – продолжал настаивать Михаил. – Не ты ли говорила, что Соня с Лёвой – живое доказательство того, что это неизбежно?

– Да, я так говорила, – согласилась она. – Но не потому, что мне хочется, чтобы так было. Я просто констатирую факт.

– Наташа рисковала жизнью своих детей. Она не знала наверняка, что генная модификация не будет иметь последствий. Готова ли ты так же рискнуть жизнью своего сына, вкалывая ему непонятную химбиозу?

Конечно же, Аня была не готова. Она не доверяла корпорациям, которые производили “НейроФорс”.

Но в то же время в её голове проносились эпизоды из её собственной жизни: она пришла в себя, потеряв пять лет жизни. Мир настолько изменился, что она его не узнавала и не могла найти себе место.

Так что…

– Я готова дать ему шанс, – тихо сказала Аня.

Тимофей в огромных наушниках на голове даже не заметил этой перепалки между родителями. Он продолжал наблюдать за тем, как его ИИ-помощник Игорь управляет человечком на экране консоли. Как тот крошит врагов и “качает экспу” для Тимы. Завтра он будет гордиться тем, как натренировал своего помощника.

Глава 3

Лаборатория АО "ЗАСЛОН" размещалась в стеклянном здании на окраине Петербурга. Здесь разрабатывались технологии будущего – нейроинтерфейсы для военных, восстановительные системы для жертв черепно-мозговых травм, экспериментальные методы лечения разного вида психологических болезней.

Аня приехала на работу раньше обычного. Ей нужно было проверить последние результаты испытаний "СинапсПро" – системы, над которой они работали уже три года.

Сергей Васильев, её заместитель, сидел за компьютером, изучая данные последних тестов.

– Как наши добровольцы? – спросила Аня, наливая кофе.

– Потрясающие результаты, – ответил он, не отрываясь от экрана. – Военнослужащий номер семь показал улучшение реакции на 65%, концентрации внимания на 80%. После травмы головы он еле ходил, а теперь превосходит нормальные показатели.

Аня подошла к монитору. Графики показывали динамику восстановления – красивые восходящие кривые, демонстрирующие возврат утраченных функций и их улучшение.

– А побочные эффекты?

– Минимальные. Головные боли в первые дни, небольшие нарушения сна. Один жаловался на "эмоциональную отстранённость", но психологи считают это нормальной реакцией на улучшение когнитивных функций.

Эмоциональная отстранённость. Аня знала этот эффект по отчётам других лабораторий. Когда мозг начинает работать более эффективно, эмоции отходят на второй план. Логика побеждает чувства.

– А защита от внешнего воздействия? – спросила Аня. – Военные требуют гарантий, что систему нельзя взломать.

– Полная изоляция, – заверил Сергей. – "СинапсПро" работает автономно. Никаких внешних подключений, никакого интернета. В отличие от китайских разработок.

– Что с китайскими?

– По разведданным, их нейроимпланты подключены к центральным серверам. ИИ может удалённо управлять носителями. – Сергей понизил голос. – Представляешь? Армия солдат, которых контролирует искусственный интеллект в Пекине.

Аня почувствовала холодок. Она слышала подобные слухи, но считала их паранойей.

– Это подтверждено?

– Частично. Во всяком случае, наше командование требует, чтобы "СинапсПро" был полностью защищён от любого ИИ-вмешательства. Поэтому мы используем биологические протоколы вместо цифровых.

– А сколько времени требуется для полной интеграции?

– У взрослых – около месяца. У детей, теоретически, должно быть быстрее. Детский мозг более пластичен.

У детей. Сергей сказал это мимоходом, как медицинский факт. Он не знал, что в голове его начальницы уже созревает план.

– Серёжа, а как быстро можно провести имплантацию? В экстренной ситуации?

Он удивлённо посмотрел на неё:

– Зачем тебе знать? У нас всё делается по строгому протоколу…

– Просто интересуюсь технической стороной. И вопросами безопасности – что, если противник попытается внедрить свои ИИ-системы в наши импланты?

– Ну… процедура занимает около часа. Местная анестезия, микроскопический разрез, установка чипа и нейронитей. Относительно простая операция. А защита – многоуровневая биометрическая идентификация. Никакой ИИ не сможет имитировать биологические процессы мозга.

– А можно ли провести её… неофициально?

Сергей нахмурился:

– Аня, ты о чём? Это военная разработка. Любое использование вне протокола – нарушение, которое может стоить нам не только работы, но и свободы.

– Я понимаю, – быстро сказала она. – Просто думаю о коммерческих перспективах. Когда мы сможем выйти на рынок. Особенно с учётом того, что люди всё больше боятся ИИ-систем.

– Не раньше чем через три года. Если вообще сможем. Этические комитеты очень щепетильны в вопросах модификации мозга. Плюс эти истерики насчёт искусственного интеллекта – людям кажется, что любая умная система попытается их поработить.

Три года. А Тимофей отстаёт уже сейчас. Через три года будет поздно.

Аня провела день, изучая технические детали "СинапсПро". Процедура действительно была относительно простой. Чип размером с таблетку аспирина имплантировался под кожу за ухом. От него отходили нанонити толщиной с человеческий волос – они сами находили нужные участки мозга и устанавливали стабильные соединения.

Система была почти готова к коммерческому использованию. Почти. И главное – она была защищена от любого вмешательства искусственного интеллекта.

По крайней мере, так им казалось.

Глава 4

Колония общего режима располагалась в двух часах езды от города. Аня ездила туда раз в месяц в рамках своих обязанностей члена опекунской комиссии. Всегда в сопровождении двух восьмилетних гениев Лёвы и Сони.

– Мы когда-нибудь будем видеть маму чаще? – спросила Соня, глядя в окно на унылый пейзаж, пока они ехали в машине.

– Сложно сказать. Пока что тридцатиминутные встречи раз в месяц – всё, чего смог добиться адвокат мамы, – проговорила Аня.

– Это неприятно. Почему они с нами так поступают? Что мы можем сделать, чтобы исправить ситуацию? – слова очень взрослые, но даже если бы Аня не знала, кто их произносит, она поняла бы, что ребёнок. У детей всегда всё крутится вокруг них – они причина всего.

С другой стороны – что если это именно дети правильно понимают, как устроен мир. И это взрослые – поломанные дети? Жить так, будто мир вращается вокруг тебя – не самый ли это правильный путь?

– Соня, эти ограничения – они не против вас… – она старался подобрать слова правильно. – Они против вашей мамы. Она не должна была делать… – Аня не понимала, как закончить эту фразу. Каждый раз, когда речь заходила о сути преступления Наташи, она упиралась в тупик. По сути, то, что она не должна была делать, сейчас сидит рядом с ней. Как можно сказать другому человеку, что его жизнь – это преступление?

– Не переживай, Аня, мы знаем, что она здесь из-за нас, – включился в беседу Лёва, который сидел на заднем сиденье и до этого листал книгу по астрофизике, будто бы в поисках картинок, но Аня-то знала, что он так читает – быстро перелистывая, после чего возвращаясь назад и снова перелистывая. – Мы просто заметили, что некоторые люди из правительства страны пытаются войти к нам в доверие. Вот мы с Соней и подумали, что могли бы что-то сделать, чтобы маму освободили.

– Ничего себе, – ответила Аня. – Похоже, кто-то из комиссии ведет себя не по правилам. Никто из правительства не должен с вами общаться в принципе.

– И всё же это происходит, – вернулась в диалог Соня. – Мы хотели попросить у тебя совета, Аня. Если не брать аспект, что правильно, что неправильно. Как на твой взгляд, что могло бы помочь нашей маме выйти из тюрьмы?

– Ну, раз уж вы всё равно общаетесь с кем-то из наших высокопоставленных чиновников, то, пожалуй, какие-то ваши заслуги перед ними могли бы дать вам вес. Если они будут чувствовать, что стали вашими должниками, то помогут вам общаться с мамой чаще. Есть, конечно, и более фантастический вариант.

– Какой же это? – Лёва внимательно смотрел в лицо своей опекунше, отражавшееся в зеркале заднего вида.

– Если вдруг примут закон разрешающий генные модификации людей. Ведь если так задуматься, да, во всём мире это запрещено, но российское правительство не сдерживают никакие международные законы. Не начнётся же из-за этого очередная война? Так что всё упирается только в решение нескольких самых влиятельных людей в стране. Если такой закон примут, то ваша мама окажется на передовой генно-модификационного бума, который за этим последует.

– Как это было в Китае? – уточнила Соня.

– Да, как это было, да и сейчас есть в Кита… Так, погодите, – спохватилась Аня, – а откуда и что вы знаете про Китай? Обмен информацией полностью закрыт уже пять лет. Откуда у вас данные?

Аня даже удивилась, почему употребила это слово – “данные”. С другой стороны, те клочки информации, которые пробивались в Россию из других крупных стран кроме как “данными” и не назовёшь. Как в словосочетаниях “данные разведки” или “ненадёжные данные”. Из-за рубежа уже давно не поступают ни “новости” и ни “информация”. А именно данные, которые можно переливать с компьютера на компьютер через флешки.

– Люди из правительства предоставили нам доступ, – туманно ответил Лёва.

– Значит, вы не просто с ними общаетесь, а уже работаете на них.

– Ну, это… – Соня явно собиралась выдать более точное определение для их вида сотрудничества, но Аня парировала:

– Не стоит вам мне об этом говорить. А мне не нужно этого знать.

В комнате свиданий их ждала Наташа. Три года тюрьмы изменили её – появились морщины, седина, но глаза горели тем же фанатичным огнём. Она была убеждена в своей правоте.

Дети бросились к матери. Полчаса пролетели быстро – рассказы об учёбе, проектах, достижениях. Лёва показывал чертежи устройства для очистки воды, Соня – формулы нового алгоритма распознавания образов.

– Какие вы умные, – Наташа гладила их по головам. – Какие талантливые.

Когда детей увели, Аня осталась с Наташей наедине. Охранники позволяли им дополнительные десять минут – Аня была официальным опекуном, имела право на расширенное общение.

– Как дела? – спросила Наташа.

– Нормально. Дети развиваются потрясающе. Лёва выиграл городскую олимпиаду по математике для выпускников, Соня создала программу, которой заинтересовались в Минцифрах.

– В восемь лет, – гордо сказала Наташа. – Представляешь, что будет к их совершеннолетию?

– Представляю. – Аня помолчала. – Наташ, а ты не жалеешь? О том, что сделала?

– Ни секунды. – Ответ прозвучал без колебаний. – Я дала им будущее. Настоящее будущее. Они никогда не будут страдать от собственной ограниченности.

– Но как же законы?..

– Законы пишут люди, – перебила Наташа. – А люди боятся прогресса. Через двадцать лет генетическая модификация станет нормой. Я просто опередила время.

Аня смотрела на подругу и внезапно заметила у себя в руках салфетку, которую она всё это время мяла в руках.

– А если бы что-то пошло не так? Если бы дети пострадали?

– Но ведь не пошло. – Наташа улыбнулась. – Лёва и Соня – живое доказательство моей правоты. Они здоровы, счастливы, талантливы. Разве этого недостаточно?