Валет и К

Пролог

– Эх, Мишка! Если бы ты знал, как я люблю эту пору! Тепло, и дожди ещё не зарядили. Я ведь, что думаешь, ради грибов в лес хожу? Нет, я хожу листьями пошуршать, да на солнышке ещё погреться, пока снегом всё не занесло. Ну и опята, конечно, зимой лишними не бывают. У меня бабка, знаешь, как их вкусно маринует? А какие пирожки зимой печет с ними! Пальчики оближешь!

Юрий Петрович ткнул палкой в березку, показывая Мише на древесный гриб чагу:

– Вот тоже полезный гриб, для желудка хорошо. Одни витамины вокруг. А люди зацепились за город, и оттуда рассуждают о здоровом образе жизни. Какой там у них здоровый образ жизни? Вот он где! А ты что, дом продавать будешь, или планируешь приезжать сюда в отпуск?

Миша, молодой интеллигентный парень, двадцати четырёх лет отроду, поправил тонкие очки на носу и пожал плечами:

– Да не решил я ещё пока ничего, дядя Юра. Мать настаивает, чтобы я продавал, говорит, кто тут будет работать, за домом уход нужен, а мне жалко. Всё моё детство здесь прошло. Скучать буду.

– Конечно, будешь! Ну, коли продашь, тогда к нам будешь приезжать, хоть всё лето живи, места всем хватит, нам с бабкой веселее!

– Далековато от города, не наездишься. Если куплю машину, тогда проще будет. Но в этом году точно ничего делать не буду. А следующей весной видно будет.

Миша пошёл вперёд, поднимаясь между огромных седых валунов, заброшенных яркими листьями, а Юрий Петрович взял немного влево, по петляющей тропке между березок. Это была его любимая тропа между белоствольных красавиц, они тут росли ровными рядочками, все как на подбор – высокие, статные, веточками клонятся друг к другу, вроде как перешептываются. Юрий Петрович набрёл на целое семейство опят, хорошие такие, не переростки, сначала налюбовался ими, хотел даже сфотографировать, да вспомнил, что телефон дома забыл, и только потом начал их срезать. Когда он разогнулся, увидел, что к нему спешил Миша, улыбаясь и показывая на свою корзину с горками торчащих коричневых шляпок.

– Вот это удачно мы зашли! – довольно сказал Юрий Петрович. – Пройдемся ещё по вон той рощице, и можно домой возвращаться, – он махнул рукой влево.

Миша опять вырвался вперёд, Юрий Петрович едва успевал за ним. Он на минуту остановился, подставив под тёплый и ласковый ветер лицо, и прикрыл глаза. Кто придумал, что у пенсионеров нет радости в жизни? Да такие минуты он теперь ценит на вес золота! Раздался свист. Юрий Петрович открыл глаза и посмотрел вперёд. Миша ушёл уже далеко и теперь стоял, дожидаясь его.

– Музыка где-то звучит, – сказал Миша, когда Юрий Петрович подходил к нему.

Юрий Петрович прислушался. Ветер шуршал сухими листьями, где-то тихо переговаривались две птахи. Он покрутил головой, но никакой музыки не услышал, о чём и сказал Мише.

– Может телефон твой играл? – спросил Юрий Петрович. – Посмотри, мать, поди, звонила.

Миша достал телефон и отрицательно покачал головой. Они обошли поваленные ветром деревья, поднялись на пригорок, сразу наткнувшись на гнездо опят, облепивших старый замшелый пень. Юрий Петрович, сравнив свой и Мишин улов, великодушно уступил ему грибное место и пошёл вперёд, но тут же наткнулся ещё на одно небольшое семейство опят. Ох, и грибной год выдался! Через некоторое время Миша бодро обогнал его, беззаботно насвистывая веселый мотивчик, но через несколько шагов резко остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и отпустил из рук корзину. Юрий Петрович тоже остановился, внезапно почувствовав необъяснимую тревогу и стараясь разглядеть впереди между деревьями то, что так неожиданно завладело вниманием его товарища. Миша резко задрал голову вверх, одной рукой придерживая очки, потом медленно развернулся к нему лицом. Юрий Петрович неосознанно отшатнулся. Миша стоял бледный, на носу его выступили мелкие капли пота, а в стёклах его очков отражалось серое грозовое небо. Юрий Петрович мельком взглянул на небо – оно было лазурно-голубым, с редкими белоснежными облаками. А ещё через мгновение вокруг Миши почернела земля, и он исчез, тихо выдохнув слово: «Валет».

Глава 1. Корень зла

– Оля, смотрю, ты в недоумении, почему здесь лежит колода карт, – Сакатов посмотрел на меня. – Учитывая, что лично я не являюсь фанатом азартных игр.

Мне и правда эта колода карт сразу бросилась в глаза, как только мы расселись в его кабинете между шкафами, набитыми книгами и стопками книг и журналов, которые не поместились туда. Накануне вечером он нас всех обзвонил и срочно позвал к себе домой, как всегда держа интригу до последнего и не открывая заранее предмет обсуждения. На этот раз вся наша небольшая команда собралась в полном составе – я, мой двоюродный брат Илья, его сын Дениска, у которого уже закончились каникулы в универе, и сам хозяин кабинета Сакатов Алексей Александрович, сидевший напротив нас за большим письменным столом. На складной табуретке разместилась и Лидия Афанасьевна, мама Сакатова, которая в последнее время с интересом слушала наши разговоры.

– Но не буду испытывать ваше терпение, – Сакатов торжественно достал из колоды валета пик и показал нам. – Именно слово «Валет» было произнесено молодым человеком, когда он неожиданно исчез на глазах своего соседа. Это произошло вчера, в лесу, рядом с деревней Костоусово в половине десятого утра. Михаил Турыгин исчез в своей тени. Предупреждая ваши вопросы, сразу скажу, что в том месте, где он исчез, нет ни оврагов, ни обвалов, ни топи. Обычная тропинка в лесу, засыпанная опавшими листьями. Свидетель этого события пенсионер Юрий Петрович Токарев утверждает, что тень, перед тем, как в ней исчез Михаил, формой напомнила ему карточную масть пик. Вот такие дела. Завтра суббота, и Юрий Петрович нас ждёт у себя в Костоусово.

– Алексей Александрович, а что, эта колода, которая сейчас лежит перед Вами, как-то связана с его исчезновением? Осталась вместо него? – деловито спросил Дениска.

– Нет, нет! На месте исчезновения Михаила осталась только корзина с грибами. Эти карты я сегодня купил в киоске. Врага надо знать в лицо. За сегодняшний день я столько всего интересного и необычного узнал о картах и гаданиях, копаясь в интернете! Вот, видишь, даже заметочки небольшие на картах делал.

– Так я не понял, ты нам их рекламируешь? – спросил Илья.

– Ни в коем случае! То, что произошло с Михаилом, каким-то образом связано с картами, и однозначного ответа на это, пока, к сожалению, нет.

– Он в деревне постоянно живёт или гостил там? – спросила я.

– Гостил. В деревне жила его бабушка Агриппина Николаевна. Год назад она умерла. Старушка эта, пока была жива, гадала на картах. Это мне Юрий Петрович рассказал. Вот и всё, что на данный момент мне известно.

– Уже теплее. Карты вообще штука неоднозначная, – сказала я. – Небезопасная.

– Да, Оля, – кивнул Сакатов. – Карты не безобидная игра, достаточно вспомнить азарт, который охватывает всякого, кто садится за стол и берет их в руки.

– Но не до такой же степени! – воскликнул Илья. – Мы все периодически играем в дурака, но после этого нас валеты не утаскивают в свою валетную страну. А что полиция говорит?

– Юрий Петрович надеется, что Миша вернётся, поэтому в полицию не сообщает. Сами понимаете, обстоятельства исчезновения Миши очень загадочные, простого объяснения этому нет, и полиции явно не понравится то, что Юрий Петрович, единственный свидетель, будет говорить о появившейся пиковой тени и валете. Поэтому он позвонил нам. Итак, вернёмся к картам. Мистика – неотъемлемая черта карт. Кто-то сказал, что карты – это эквивалент времени. Вот посудите сами – пятьдесят две карты символизируют пятьдесят две недели в году, а ещё джокер, который добавляет один день в високосном году. Красный и черный цвет олицетворяют ясный день и чёрную ночь. Так? Если идущего сразу после десятки валета оценить в одиннадцать очков, даму – в двенадцать, короля – в тринадцать, а туза принять за единицу, то в колоде сумма очков составит триста шестьдесят пять. Ну не мистика ли? Идём дальше. Откуда, вы думаете, такие странные символы мастей на картах появились? Есть версия, что карты пришли из Индии. На первых картах было изображение четырехрукого Шивы, держащего кубок, меч, монету и жезл. Это символы четырех индийских сословий, они и дали начало современным мастям. Правда, с этим не все согласны. Французский оккультист Эттейла, а также его продолжатели Элифас Леви и доктор Папюс считали, что у карт египетское происхождение. Они утверждали, что древние египетские жрецы записали всю мудрость мира на семидесяти восьми золотых табличках, впоследствии ставшими картами. Пятьдесят шесть табличек считаются «Младшими Арканами», и они стали обычной игральной колодой, а двадцать два «Старших Аркана» стали самой загадочной колодой карт – колодой Таро, служащей для определения открытого пути. Само название "таро", происходит от египетского словосочетания «та рош», что значит « путь царей». Карты в том виде, в котором мы с вами их знаем, появились на европейском континенте в четырнадцатом веке. Но сразу повсеместно вызвали недовольство духовенства, хотя само духовенство, как оказалось, было совсем не против разнообразить свою жизнь посредством новой настольной игры. Например, в одна тысяча триста шестьдесят седьмом году в Берне карточные игры были запрещены, но папский посланник, посетивший с инспекцией один из монастырей, с ужасом увидел, как монахи с удовольствием режутся в карты прямо в стенах своей обители. А священнослужителям строго возбранялось даже притрагиваться к картам, хотя обсуждение запрета на игру в них никогда на Межсоборное присутствие не выносилось. Но карты понемногу отвоёвывали себе место среди человеческих пороков. Особенно после того, как шут душевнобольного французского короля Карла Шестого нарисовал карточную колоду для развлечения своего господина. С его лёгкой руки эта игра захватила королевский двор. Но, хочу обратить внимание на одну деталь! Тогда в колоде было всего тридцать две карты, там не было четырёх дам. И только в следующем столетии итальянские художники изобразили своих мадонн и добавили их в колоду. Нерадостная судьба была у карт, они всегда подвергались гонению, и что скажу вам, было за что. В Москве при Иване Грозном к картам поначалу относились терпимо, но потом вдруг разглядели в них вмешательство нечистой силы, и стали подвергаться наказанию всех, кто был замечен при игре в них. Даже закон выпустили в одна тысяча шестьсот сорок девятом году, по которому разрешалось людям, пойманным за игрой в карты, отсекать пальцы и руки. Указом одна тысяча шестьсот девяносто шестого года введено было обыскивать всех заподозренных игре в карты и бить их кнутом. В восемнадцатом веке наказание за игру ограничивалось уже только штрафом, но для повторно пойманных за этим делом, была тюрьма, или батоги. Причина столь негативного отношения к ним одна – к игре в карты относились как к обольщению нечистой силой. Взять хотя бы такую фигуру, как джокер. Изображение его довольно несерьёзное, посудите сами – паяц в каком-то пятнистом трико, колпак с бубенчиками, но в руках он держит скипетр с нанизанной на него головой человека. Сейчас, конечно, в современных картах отрубленную голову заменили на развеселые тарелочки, но вес джокера остался таким же – он на вершине колоды, он вне мастей, он бьет любого короля и туза. И, кстати, слово «туз» произошло от немецкого слова «Daus», значение которого – дьявол, которое пошло от греческого слово «диаболос», что означает рассеиватель клеветы, в смысле – сеет клевету направо и налево. Если пойдём рассматривать колоду дальше, то у четырех королей есть реальные прототипы. Для короля червей таким прототипом являлся Карл Великий, царь Давид – это король пик, Юлий Цезарь – король бубен, а Александр Македонский – король треф. Видите, какое созвездие царей служит в обычной карточной колоде!

– Интересно про дам послушать, у них тоже есть прототипы? – заинтересовался Илья.

– А как же! Но дамы, сами знаете, народ капризный, и даже в колоде у них нет такого единодушия как у королей.

– Кто бы сомневался! И что там они делят?

– На звание дамы червей претендовали сразу три прекрасные дамы – это Юдифь, Елена Троянская и Дидона. За образом дамы пик тоже маячили три дамы, и какие! Это Афина, Минерва и даже Жанна д’Арк. Но после долгих споров решено дамой пик считать библейскую Рахиль, так как она идеально подходила под образ «царицы денег», достаточно только вспомнить, что она обокрала собственного отца. У дамы треф вообще произошла полная перезагрузка образа – из образа прекрасной добродетельной Лукреции она превратилась в Аргину – олицетворение глупости, сумбура и тщеславия. Но вот мы и подошли к валету, или к слуге, лакею, вассалу, холопу. У него много эпитетов, и все они обидные. Обязательный атрибут его – коварство и плутовство. Вот его реальные прототипы – французский рыцарь Ла Гир, по прозвищу «сатана», он олицетворяет валета червей, пики – это герой датского эпоса Ожье, бубны – Роланд, а треф – Ланселот Озерный.

– Но у нас тень конкретно приобрела вид масти пик, – вставил Илья.

– Что касается масти пик. Самая черная и проклятая масть, так как символизирует пику, то есть копьё Лонгина Сотника, которым он пронзил живот Иисуса. Хотелось бы подробнее остановиться на Ожье-датчанине, прототипе валета пик. Неоднозначная фигура. Вроде бы он и являлся соратником мятежного императора Карла Великого, но в переводе старинных текстов вкралась ошибка и его стали почитать как «основателя датского государства» по имени Хольгер Датский, и он стал считаться народным героем Дании. И даже миф такой возник, будто он не умер, а дремлет, и будет дремать, пока у датского государства имеются враги. Но вот в других хрониках, которые пытались уничтожить некие заинтересованные силы, образ Ожье открывается нам совершенно с другой стороны. Ожье, будучи уже столетним старцем, задумал вернуть себе молодость. Не хотел он умирать, вполне себе человеческое желание. И он осуществил его, женившись на колдунье Моргане, но Моргана была далеко не наивная девушка и отлично понимала цену любви хитрого и ловкого Ожье. Поэтому она, помимо молодости, сделала ему ещё один «подарок» – поселила его в замок забвения, в котором он пробыл двести лет. Каким-то образом он всё-таки скинул её чары, сбежал из замка и вернулся ко двору. Но вернулся он другим. Двести лет жизни рядом с Морганой не прошли даром, и он приобрел очень дурные колдовские наклонности. Все вокруг шептались о его странных привычках, но конкретно ничего никто не знал. Вроде бы он каждый цикл луны заканчивал чёрной мессой с кровавыми жертвоприношениями, ещё мог проходить сквозь стены и быть в двух местах одновременно. Обманутые мужья жаловались своим товарищам, что ни одна дама не могла устоять перед ним. Конюх, служащий у Ожье, шепнул в одной тесной компании, что видел, как его господин обратился картой, но после этих слов конюх пропал. Но все эти слухи не помешали датчанам благодаря Ожье отбиться от английской эскадры адмирала Горацио Нельсона, угрожавшей Копенгагену. Датчане до сих пор очень трепетно относятся к своему герою. Позднее в его честь назван был пароход, служивший в военно-морских силах Дании в девятнадцатом веке, фрегат в двадцатом веке, и даже военные самолеты у них названы в его честь. С моей точки зрения, сомнительная честь, так как Ожье запятнал себя чёрной магией, и я считаю это каким-то поклонением дьявольским силам. Да ладно, пусть датчане сами выбирают себе кумира.

– Как можно связать то, что ты нам рассказал, со странной тенью, которая поглотила Мишу? – вернула я Сакатова к нашему насущному.

– Оля, да это всё подходит к исчезновению Миши. И в первую очередь – наличие мистического начала у масти пик, которое связывает его с владыками подземного мира. А что касается исчезновения в тени, так ещё наши далекие предки считали, что тень человека – это его двойник, второе его «я». Они даже думали, что при неблагоприятном раскладе тень может отделиться от человека и нанести ему большой вред, или даже вызвать смерть. А ведуны и колдуны предупреждали людей – если враг наступит на тень человека и произнесёт проклятия в его адрес, он сможет навредить человеку. Поэтому в суевериях многих народов запрещено наступать на тень другого человека. В некоторых старинных книгах по колдовству есть рецепты, как победить колдуна – надо нанести увечье его тени, например, вбить в неё осиновый кол. А уж сколько существует историй о зловещих тенях, так я вам до Нового года могу их рассказывать. Скажу одно – в истории человечества есть неоднократные упоминания о тенях, поглотивших не только какого-то конкретного человека, но даже целые поселения.

– То есть, мы имеет здесь двойное зло – и карты, и тень, – констатировала я.

– Получается, что да, – кивнул Сакатов. – Одно зло каким-то образом вошло в тандем с другим злом.

– То есть, у несчастных карт напрочь отсутствуют положительные отзывы? – спросил Илья.

– Ну, как на это посмотреть! В шестнадцатом веке в Италии жил учёный Джероламо Кардано, который оставил значительный след в науке своими исследованиями в медицине, философии, математике и также в астрономии. В медицине он, к примеру, первым сделал клиническое описание брюшного тифа. Так вот, его страсть к карточным играм привела к открытию одного из основополагающих законов теории вероятности, а это, на минуточку, произошло за триста лет до знаменитой теории Эйнштейна! Кардано, это вам не легкомысленный картёжник, с ним консультировался по геометрии даже такой его знаменитый соотечественник, как Леонардо да Винчи. Не могу удержаться, чтобы ни рассказать об этом чудаковатом учёном историю, которая в полной мере характеризует его неординарность. Он предсказал свою смерть с точностью до часа. И когда это время пришло, а он к тому времени прекрасно себя чувствовал, он взял и покончил жизнь самоубийством, чтобы доказать своё предсказание. Вот такой вот был оригинал. Возвращаясь к картам, повторю, именно благодаря им, он сделал своё величайшее открытие. Да, ещё можно добавить к положительному отношению к картам то, что на Западе карточные игры, такие как преферанс, винт, вист, которые тренируют логическое мышление, были включены даже в школьную программу.

– Всё-то у них, не как у людей! – вздохнул Илья.

– Я бы тоже не отказался от такого предмета, как игра в карты, если бы его вместо какой-нибудь химии или физики преподавали! – вставил Дениска.

– Итак, подведем итог, – Сакатов прошёлся вокруг стола. – То, что случилось с Мишей, связано с магическими свойствами карт, поэтому – это наше дело, и мы возьмёмся за него, хоть на данный момент у нас нет никаких предположений. Но я думаю, что на месте мы сможем разобраться с этим таинственным исчезновением, поэтому – в путь!

На следующее утро мы в полном составе уже ехали в Костоусово. Выехали рано, буквально с первыми лучами солнца, но подремать в машине, как я надеялась, мне пришлось.

– Пока едем, хочу вам историю одну занятную рассказать, связанную с предметом нашего разговора, – повернулся к нам Сакатов. – На неё наткнулся мой друг Петя Гаврилов, когда работал с архивом выдающегося русского ученого Александра Михайловича Ляпунова, академика Петербургской Академии Наук. Сия необычная история совершенно выбивается из специфики официальных работ этого прославленного ученого, и когда вы услышите её, то поймёте почему. Так вот, случай этот произошел ещё в конце девятнадцатого века. В зажиточной купеческой семье Никанора Ефимовича Бусыгина родилась четвёртая дочь. Событие не такое уж и редкое, но счастливым родителям в ту пору перевалило далеко за пятьдесят, и это стало для них, как гром среди ясного неба. Троих-то старших дочерей Никанор Ефимович к тому времени уже замуж выдал, и пятеро славных внучат весело стучали пятками по огромному его дому. И тут вдруг ещё одна дочка! Назвали её Татьяной, в честь благодетельницы семейства, княгини Татьяны Афанасьевны Горчаковой. Девочка, вопреки всем опасениям, росла здоровой и смышлёной, освоила грамоту уже к пяти годам, а к восьми прочитала больше половины книг в домашней библиотеке. К пятнадцати годам знала восемь языков, прекрасно играла на фортепиано, и сама княгиня Горчакова любила с ней музицировать. И вообще, она была любимицей всех домочадцев, и родители каждый день благодарили бога за радость, которую он им принёс на склоне лет. В то время обычай такой был – в доме привечать странных людей, их называли иерусалимцами, давать им кров, одежду, кормить их, и считалось это богоугодным делом. Ходоки такие по всей России-матушке путешествовали, разносили новости из города в город, из деревни в деревню, были мастаками рассказывать истории занимательные, порой невероятные, порой грустные, и народ любил слушать их. Так вот, однажды вечером в дом Бусыгиных постучала старушка, вся в чёрном, с небольшим узелком в руках. Её, по обычаю, усадили за стол, накормили и оставили ночевать. Старушка оказалась такой хорошей рассказчицей, столько повидала за свою долгую жизнь, что каждый вечер вокруг неё собирался народ – и сами хозяева, и их работники, а потом и работники из других почтенных домов. Старушку звали Паня, сколько лет ей было, она не знала, но помнила, что когда девчонкой была, её отдали в услужение на кухню к графу Григорию Ивановичу Орлову, а его, ко времени описываемых событий, не было уже в живых, почитай, лет сто тридцать. Получалось, что Пане – никак не меньше ста лет было. Телосложения она была щупленького, ростом маленькая, волосы белые, как снег, а глаза – чёрные, молодые и задорные. Как-то так получилось, что прижилась она надолго в доме у Бусыгиных. А Татьяна, так та просто души в ней не чаяла, до позднего вечера сидела и слушала её, открыв рот, пока матушка не утащит её за руку в кровать. А потом у Пани ещё один полезный талант открылся, могла она совет дельный дать, ненавязчиво, вроде как мимоходом. Например, собирается старшая кухарка Феклиста на базар, а Паня ей говорит: «Ты бы, Феклистушка, сегодня дома осталась, лучше завтра сходи, а сегодня пошли Маньку вместо себя». Понятно, кухарка первый раз не обратила на слова Пани никакого внимания, отмахнулась от неё и пошла на базар, а там у неё монетки из кармана вытащили. Вот! Понятное дело, к советам Пани стали прислушиваться, даже специально к ней подходили, чтобы узнать, удачным ли какое затеянное дело будет. Паня отвечала охотно, старалась всем помочь. Казалось, она знала всё – кто и когда заболеет, кто пару себе найдёт, у кого пополнение в семействе намечается, а у кого – наоборот, даже про дальних родственников и совсем чужих людей могла сказать. На вопросы, откуда она это знает, она отвечала коротко: «Ведаю». И вот случилось в семье Бусыгиных горе – заболела матушка, да так тяжело, что уж и с кровати не вставала. Доктор каждое утро заезжал к ним, брал её руку в свою, считал пульс, слушал дыхание. Он качал горестно головой, и на вопросительные взгляды домочадцев коротко отвечал: «Посмотрим». А чего там смотреть! Матушка таяла, словно свечка, и на свет божий смотрела уже из-под полузакрытых век. В одно из посещений, доктор шепнул убитому горем батюшке, что недолго уж ей осталось мучиться. Татьяна в это время была подле батюшки и услышала слова доктора. Ей в ту пору только шестнадцать исполнилось. После страшных слов доктора, побежала Татьяна в свою светелку, и прорыдала там всю ночь. А утром, ни свет, ни заря, пришла к Пане, пала к её ногам и сказала, плача: «Паня, милая, ты всё знаешь, скажи, как помочь матушке?» А Паня гладит её по светлой головушке и говорит печально: « Крепись, девонька, у каждого свои годочки в копилочке, сколько матушке твоей отмерили, столько и проживёт она». А Татьяна ей: « И у меня, значит, в копилочке насыпаны года? А можно из неё матушке пересыпать? У меня же их много!» Паня отвечает: «Да где это слыхано, чтобы свои года другому человеку отдавать! Тебе ещё жить да жить, дай бог, детишками обзаведешься, поднимать их надо будет! Нет, Танюшка, грех это!» Татьяна не отступала: « Тогда скажи, даже если я соглашусь с тобой, и не отсыплю матушке своих годов, такое вообще возможно?» Паня опустила голову и тихо говорит: « Возможно. Что только на свете не бывает! Есть такие помощники, только никто просто так милость свою не раздаёт, за всё платить надо». Татьяна опять давай допытываться у неё, что да как, целый день по пятам за ней ходила. Паня и говорит ей: «Танюшка, тот кто просит, в три раза больше платит – за того, за кого просит, за того, кто эту просьбу выполняет, и за того, чьей силой это делается». Татьяна в слёзы: «Хочу, чтобы выздоровела матушка, не постою за ценой». Паня опять её увещевает: « А ещё, после такого обмена ни у кого не будет счастья никогда, только одни страдания принесут эти чужие годы!» Да только Татьяна уже ничего и слышать не хотела, упёрлась, и одно твердит, что готова отдать матушке хоть ещё пяток лет. Паня усмехнулась: « Да кто же тебя спросит, сколько лет передать! Эх, бедная ты моя, не знаешь, чего просишь. Да ладно, будь по твоему, твою просьбу уже услышали, и никак мне уже это не изменить». И сказала, чтобы пришла Татьяна в её коморку в полночь. Как только часы в столовой пробили полночь, Татьяна встала с постели, накинула на плечи шаль и спустилась в подвал, где находилась крохотная коморка Пани. В подвале было холодно, топили только господскую часть дома, и она зябко куталась в шаль, стараясь бесшумно ступать по скрипучим ступенькам. Татьяна толкнула низенькую дверь и очутилась в крохотной комнатушке Пани, ровно на одну маленькую, почти детскую кровать и табуретку, на которой стоял стакан с водой, и тускло горел свечной огарочек. Она переступила порог, Паня взглянула на неё своими чёрными, как ночь глазами, и в них вспыхнул то ли отсвет от свечи, то ли отсвет от другого огня, от которого надо бежать любому православному человеку. Татьяна присела не пол перед Паней, и та достала из потаённого кармашка колоду старых потрёпанных карт, зажала их между своими ладошками и закрыла глаза. Холодное дыхание неведомой опасности зашевелило волосы на голове Татьяны. Паня отняла одну ладошку и подула на колоду. «Сама ли ты, девонька, пришла ко мне за помощью?» – спросила Паня, и голоса её Татьяна не узнала. «Да» – еле слышно ответила она. «Положи руку на карты». Татьяна положила руку свою на карты и увидела, как старые растрепанные рубашки карт стали наливаться зелёным светом, начали блестеть, как будто только что вышли из типографии. «Достань одну карту, да только слушай себя, не ошибись, второго раза у тебя не будет». Татьяна подняла взгляд на Паню и спросила: «А если я вытащу плохую карту?» Паня засмеялась: «Нет плохих карт. Одна из них уже выбрала тебя». Рука Татьяны сама потянулась к карте, и Татьяна ничего не могла сделать, будто и не хозяйка была она своей руке. Только она вытянула из колоды карту, Паня схватила её за эту руку и прижала карту к своему сердцу. «Тьма наступай, ночь покрывай, к земле пригни, полночью закрепи» – как тяжёлые вериги сомкнулись вокруг Татьяны слова, заполнившие коморку. Свет от колоды отразился зеленым омутом в глазах Пани, и она стала изменяться. Словно змея, скидывающая свою старую кожу, скидывала она свои годы. Кожа на руках у неё стала молодой, светлой, без старческих пятен, а седой пучок на её голове превратился в корону из иссиня-чёрных длинных кос. На правой щеке колдуньи выступил чёрный знак – масть треф. Испугалась Татьяна, вырвала руку из руки Пани, и выскочила из коморки. «Остановись! Погубишь всех!» – доносился вслед ей крик Пани, но Татьяна бежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Как только она перешагнула порог своей комнаты, сон сморил её, и она рухнула на кровать, не в силах с ним бороться. Наутро первым делом она заспешила к матушке, а та уже на койке сидит, улыбается. Обняла Татьяна свою матушку, обе заплакали, сначала от радости, а потом, когда Татьяна рассказала матушке о ночном происшествии, заплакали уже от предчувствия скорой беды. Паню с той ночи больше никто никогда не видел. Матушка прожила ещё три года, а потом болезнь снова вернулась к ней, только на этот раз мучения её были столь невыносимы, что она со слезами молила о смерти. А Татьяна заплатила за свою просьбу страшную цену. Она стала стремительно стареть, и эта болезнь её скосила за два с половиной года. Доктора только руками разводили, никто не знал, как остановить этот ужасный процесс. Сейчас бы врачи назвали это прогерией, или синдромом преждевременного старения. Умерла Татьяна глубокой старухой в свои неполные девятнадцать лет. На её памятнике, на Введенском кладбище, под датами ей рождения и смерти написаны горькие слова: «Страшная цена – заплатить одной жизнью за другую, мы никогда не смиримся с этим».

– Выдумки всё! – заявил категорично Илья.– Она у них поздний ребенок была, вот здоровья ей и не досталось.

– А я верю! – сказал Дениска.

– Да вы с Ольгой всему верите! – отмахнулся Илья. – Ещё скажите, что в машину времени верите!

– Знаете, – вмещалась в наш разговор Лидия Афанасьевна. – Много лет назад, когда я возвращалась из Москвы, в купе поезда я разговорилась с одной женщиной, как потом оказалось, бывшей гадалкой, так она мне рассказала, что все события, которые она предсказывала по картам людям, отражались и на ней в той или иной степени. Например, нагадала она там кому-то смерть, а у неё после этого знакомая умерла, потом ещё, и ещё. Довело её это гадание до нервного истощения.

– Нисколько этому не удивляюсь! – подхватил Сакатов. – Взятые из информационного поля будущие события совсем не предназначены для человеческого слуха, поэтому искажают картинку настоящей реальности. Именно поэтому гадание так порицается духовными служителями.

– А как же разные предсказатели, о которых есть упоминание в библии, например, Навуходоносор? – спросила я его.

– Наверное, чтобы была обеспечена чистота такого эксперимента, контактёр тоже должен быть чистым, в более широком смысле этого слова. То есть, надо быть достойным такой чести.

– Да поняли мы! – Илья засмеялся. – Не ходить нам с табором, не гадать по руке!

За разговорами мы незаметно подъехали к деревне. Она предстала перед нами во всей своей простой красе, залитая осенним солнцем и окружённая со всех сторон праздничными золотыми и багряными лесами. Первый дом на краю деревни принадлежал Агриппине Николаевне, вернее, уже её внуку Михаилу. Крепкий такой дом, высокий, с большими окнами, с побеленными углами и синими ставнями. Мы остановились у ворот, и тут же к нам, из дома напротив, заспешил бодрый старичок в шляпе и высоких сапогах. Это и был Юрий Петрович, свидетель пропажи Михаила. Мы познакомились с ним, и он пригласил нас к себе в дом, на завтрак. По двору ходили рыжие курочки и молодцеватый красавец-петух, который, увидев нас, тут же принял бойцовскую стойку. В доме было жарко натоплено, пахло хлебом и милым деревенским уютом. Жена Юрия Петровича, Васса Ивановна, захлопотала возле нас, выставив на стол ароматные пирожки и плюшки.

– Только о Мишке и думаю! – Юрий Петрович потёр подбородок. – В ум не могу взять, как такое могло случиться! Ведь всё шёл передо мной, и лес-то наш знакомый, да я там сто раз за год бываю! И ещё какого-то валета вспомнил! Я там после его исчезновения столько кругов нарезал, никак поверить не мог! На моих глазах исчез! Да что такое творится в мире! Не иначе, черти унесли. Только за что? Хороший ведь был парень! Тьфу, чего я говорю, что был, тьфу-тьфу, найдётся, обязательно найдётся! Вы ведь уже сталкивались с таким? – он с надеждой обвёл нас взглядом и повторил вопрос: – Да? Вы же его найдёте?

– Постараемся, – уклончиво ответил Сакатов. – Сами понимаете, тема ведь такая, необычная!

– Ох, какая необычная! – Юрий Петрович поморщился, как от зубной боли.

– Так я же говорила тебе, – вкрадчиво сказала Васса Ивановна и присела на край лавки к столу. – Груша гадала, карт из рук не выпускала, вот и пришло проклятье на её внука! – и пояснила нам: – Бабка Мишкина гадалкой была.

– И что, правду говорила? – спросила я, дожёвывая пирог.

– Так да! – она украдкой посмотрела на мужа и добавила: – Я-то, правда, не ходила к ней, а те, кто ходили, говорили, что всё как есть правда. Последнее время к ней особо уже никто и не ходил, а раньше, так даже из Трифоново к ней приезжали гадать.

– А характер какой у неё был? – спросил Сакатов. – С соседями дружила? Никаких вредных для здоровья вещей не делала?

– Да какие там вредные вещи! – Васса Ивановна махнула рукой. – Как и все мы тут, в огороде работала, хозяйством занималась, носки детям да внукам вязала. Нам тут некогда вредными вещами заниматься, с утра как выйдешь во двор, глядишь, а уж ночь скоро, а дела не кончаются! Хорошая она была, душевная.

– А с соседями-то как, не ругалась? – повторил свой вопрос Сакатов.

– Никогда она ни с кем не ругалась! – твёрдо сказала Васса Ивановна. – Мы всю жизнь тут прожили, плохого слова от неё никогда не слыхивали. Мишка у неё тоже хороший, вежливый, не пакостил никогда, он каждые каникулы тут у неё жил.

– А откуда Агриппина Николаевна научилась гадать? – спросила я. – От матери досталось, или сама научилась?

– Вот этого не скажу, – покачала головой Васса Ивановна. – С молоду она не гадала, не помню такого. И мать её не гадала. Не могу даже припомнить, когда она картами-то заинтересовалась, может Аля знает, её подруга? Алевтина Петровна. Она живёт в конце улицы, что на берегу, красные ворота у неё. Зайдите, поспрашивайте, может, она что вспомнит.

– Мы сначала на место сходим, где Миша пропал, посмотрим своими глазами, – сказал Сакатов. – А вечером и к Алевтине Петровне можно сходить поговорить.

– Я эти два дня в лес раз пять сходил! – вздохнул Юрий Петрович. – Сам не знаю, на что надеюсь. Всё мне кажется, а вдруг он появится! Куда он провалился? Что я буду матери его говорить? Эх, беда, беда!

– А тень эта, в виде масти пик, как появилась под его ногами? – продолжал допытываться Сакатов.

– Не знаю, как она появилась, но он в неё рухнул.

– Как это выглядело – он исчез или его затянуло?

– Враз там исчез, только куртка красная мелькнула, когда его затянуло.

– А тень после этого тоже пропала?

– Не помню, вроде пропала. Что там за валет такой, ничего не понимаю!

– Всё ясно, что ничего не ясно. Надо идти. – Сакатов поднялся из-за стола.

Мы поблагодарили хозяйку за вкусную еду и направились к машине, чтобы максимально ближе доехать до леса. Дорога была сухая, ровная, без колеи и кочек, словно катком прокатана. Илья остановил машину на опушке, и Юрий Петрович повёл нас к поляне, где три дня назад пропал его сосед Миша. Сонный ветер пытался сорвать держащиеся из последних сил жёлтые березовые листочки, и кинуть их нам, но скоро ему это надоело, и он лениво зашуршал листвой у нас под ногами. Мы поднялись на небольшую горку и прошли мимо поваленных с корнем деревьев.

– Старые уже были! – пояснил нам Юрий Петрович, когда мы спросили, что за великаны у них тут разминаются. – В начале лета такие ветра у нас тут были, не приведи Господь, у меня с уборной лист железа сдуло. Перемяло всё. Ладно, у нас тут у всех шифер на домах лежит, он тяжёлый, его просто так не сдуешь, а то утащило бы наши крыши за милу душу.

Пройдя метров триста вглубь леса, Юрий Петрович остановился и громко потопал по земле, обозначив место, где провалился Миша. Показал нам, где он сам стоял в это время, и куда потом побежал. Снова расстроился и отошёл, сев на пригорочек, пока мы внимательно рассматривали окрестности. Илья сказал, что походит вокруг, оценит внешние границы поляны, Дениска пошёл с ним, а мы с Сакатовым уткнулись в землю, как две ищейки, и начали прощупывать каждый сантиметр.

– Сакатов, – я оглянулась, посмотреть, не слышит ли меня Юрий Петрович. – Какая-то подозрительная история, может всё произошло совсем не так, как нам Юрий Петрович рассказывает? Посмотри, куда здесь провалишься?

– А смысл какой? – Сакатов помотал головой. – Не думаю. Телосложения Юрий Петрович не богатырского, вряд ли смог бы справиться с молодым парнем. И самое главное, зачем ему это? Да и беспокоится очень, сам мне позвонил.

Наползавшись на коленках, я встала, и у меня слегка закружилась голова. Я вдохнула в себя побольше воздуха, и мне показалось, что у меня земля уходит из-под ног, и ещё мне послышался какой-то заунывный мотивчик.

– Сакатов, мне что-то не хорошо, – сказала я, стараясь удержать равновесие.

Он поднял голову и отпрянул, удивлённо глядя на меня, потом начал оглядываться по сторонам, вскочил на ноги, начал открывать рот, будто ему тоже не хватало воздуха.

Глава 2. Тихое место

– Сакатов, у тебя что, голос пропал? – озабоченно спросила я. – Ты что?

Но он не обратил на мои слова никакого внимания, и перевёл взгляд мне под ноги. Потом отвернулся от меня, и через несколько мгновений из кустов выскочили Илья с Дениской и побежали к нам. Илья замахал руками, подскочил ко мне и сел на корточки, тоже глядя мне под ноги. Я посмотрела вниз, удивляясь, что могло их так взволновать.

– Да что случилось-то? – снова спросила я. – Вы что заметались?

Мне опять никто не ответил. От моментально накрывшего меня дурного предчувствия по моей коже побежали мурашки. А когда Дениска прошёл насквозь меня, мурашки по мне побежали уже табуном. Я обомлела. Посмотрела на себя. Я не прозрачная, всё у меня на месте – руки, ноги, туловище. Тем временем они все столпились вокруг меня, что-то горячо обсуждая. И тут до меня дошло. Я провалилась в тень, как и Михаил. Не сходя с места, я огляделась. Вокруг мрачный лес, надо ним, словно тёмная шевелюра, серое нездешнее небо, с которого льются звуки, напоминающие унылый плач какого-то струнного инструмента. Не скажу, что страх сразу же заполз в мою душу. Нет, он начал ко мне подбираться по мере того, как до меня начала доходить вся правда о ситуации, в которой я очутилась. Во-первых, не плохо бы подать знак, что я до сих пор рядом с ними. Но как? Я осторожно помахала руками. Кричать, чтобы обратить на себя внимание, я не решилась. Неизвестно, кто может прибежать на звук моего голоса. Вся карточная колода? И сразу вспомнила Михаила, который, перед тем, как провалиться, сказал: «Валет». Никакого валета я не видела. И тени под собой в виде масти пик тоже.

Как приклеенная, я стояла на одном месте, боясь покинуть его, словно это была последняя соломинка, за которую мне стоило держаться. Я посмотрела на Юрия Петровича, стоявшего в сторонке. Он смотрел на моих товарищей распахнутыми от ужаса глазами. Значит, он точно никаким боком не причастен к исчезновению Михаила. Оставалось одно – найти здесь Михаила, раз уж мы с ним теперь друзья по несчастью. Куда он мог пойти, когда оказался в таком же положении, как я?

Товарищи мои отошли от меня, но с поляны не уходили. Они присели на невысокий пригорок вокруг Сакатова, и о чём-то эмоционально спорили. Эх, много бы я отдала за то, чтобы услышать, о чём они говорят. Теперь Сакатов своими глазами увидел, как пропадают люди в тени. Надеюсь, он сразу же позвонит Анне. Я возлагала большие надежды на этот звонок. Анна – ведунья с Алтая с большим опытом обращения с потусторонними силами и колдовскими предметами, и её бесценные советы не раз выручали нас в различных ситуациях. Я зачем-то достала из кармана свой телефон, заранее зная, что никакой связи с миром мне нечего и ждать. Потянулась к своему рюкзаку, стоявшему рядом со мной, но рука моя прошла сквозь него. В нём остался мой оберег. «Ну что же ты дал меня утащить сюда?» – как к человеку мысленно обратилась я к нему. И сама себе ответила: «Значит, так надо было».

Надо искать Михаила. А потом буду думать, как обратно вернуться. Я перебрала в голове несколько вариантов, куда мог он пойти. Ну как, несколько! Собственно говоря, был всего один вариант – идти в деревню. Куда же ещё! Не в лес же! Я-то могу видеть людей, это они меня не могут видеть, значит, Миша где-то рядом с людьми находится. Это вселяло некоторую надежду, только сама пока не знаю, какую, и есть ли деревня в этом месте, тоже вопрос не последний. Лишь бы мы с ним друг друга увидели.

Найти ответы на все вопросы можно было лишь действуя, а не стоя здесь, как пенёк. Я с сожалением посмотрела на своих спорящих товарищей и пошла по направлению к деревне. Выйдя из леса, я окинула взглядом угрюмый ландшафт. Всё было и знакомо, и в то же время нет. Лесок, в который мы зашли, был в этом мире не реденьким веселым леском, а настоящим реликтовым лесом с высокими толстоствольными деревьями. Когда я из него вышла, то поле, по краю которого мы ехали на машине, было покрыто не сухой травой, а было грубо вспаханное, с остатками каких-то недоубранных злаков. Ветер затих, и мне стало казаться, что я нахожусь в помещении. Первый неприятный звоночек прозвенел, когда я не увидела машины Ильи. Я всё больше убыстряла шаг, так не терпелось мне быстрее пройти вдоль лесопосадки на другом конце поля, спуститься под горку, чтобы точно убедиться, что деревня на месте. То, что её может и не быть, я такого даже в мыслях не допускала.

Насколько я запомнила дорогу, она была именно такой, как и в реальном мире. Но … Как без «но»! Небо, которое сразу обратило на себя внимание своей мрачностью, оказалось совсем не однородным. Я даже замедлила шаг, так как задрала голову, чтобы понять, что там надо мной происходит. Это даже не рябь, а будто серое небо морщится и появляется след в виде нескольких чёрных морщин. Потом морщины разглаживаются и пропадают среди серости. Интервал между их появлением не одинаковый – один раз я досчитала до пяти, а в другой раз до тринадцати. И все эти его трансформации сопровождал шум, отдаленно напоминающий концерт разлаженного струнного оркестра. От этого у меня возникло чувство ненадежности всего того, что меня окружает. Ну не странный ли человек! Когда мы ходим по земле и над нами бескрайний космос с миллиардами огромный звёзд, нас это совсем не волнует, хотя нам на головы может свалиться всё, что угодно, а сейчас я подсознательно даже втянула голову в плечи, будто это мне поможет.

Деревня была на том же самом месте, что и в реальном мире. Но какая это была деревня! Ветхие серые дома стояли с покосившимися крышами, задушенные буреломами голых веток и бурых огромных лопухов с человеческий рост, и кругом вытоптанные копытами чёрные отвалы земли. С замиранием сердца я вошла в неё. Если я могу видеть людей, то где они? Я почувствовала горькое разочарование. Там на поляне я, по крайней мере, могла видеть Илью, Дениску и Сакатова! Зачем я оттуда ушла? Надо было вместе с ними вернуться в деревню. Запаниковав, я чуть не припустила обратно в лес. Но в этот момент я услышала осторожные шаги в ближайшем от меня доме.

Из тёмного проема вышагнул высокий парень в расстегнутой красной куртке, но не пошёл мне навстречу, а нерешительно остановился, и в глазах его я увидела испуг. Я пошла чуть медленнее и спросила его:

– Миша?

У него на лице отразилась вся гамма чувств – от крайнего удивления до радости. Он кивнул, но с места не сдвинулся. Я остановилась и торопливо заговорила с ним:

– Миша, я здесь из-за тебя. Меня зовут Ольга Ивановна. Мы приехали в Костоусово, потому что нас позвал Юрий Петрович, после того, как ты так позавчера неожиданно исчез. Мы пришли на место, где ты пропал в тени, и со мной случилось то же самое.

– Поздравляю, – уныло ответил он.

– А где все остальные жители деревни? Я поняла, что я могу людей видеть, а они меня нет.

– Только на той поляне.

– Что на той поляне? – не поняла я.

– Людей можно видеть. Когда я провалился сюда, я не сразу понял, что произошло. И только когда дядя Юра сквозь меня пробежал, я понял что тут что-то не так. Он побегал по поляне и побежал в деревню, я за ним. Только он с поляны выбежал, как сразу исчез. Вот. Я думал, что я умер.

– А теперь так не думаешь?

– Нет. Но мне страшно.

– Это всё похоже на сон, мне кажется, что всё это ненастоящее, и никакой опасности здесь нет, – я кивнула на небо. – Сплошная нереальная иллюзия, даже смешно бояться этого.

– Мне давно уже не смешно. Я заметил, что пока наверху тасуют колоду, тени здесь не появляются.

– Тасуют колоду? Кто? Какие тени?

– Приглядитесь, вам это ничего не напоминает? – он показал пальцем на небо. – Я сразу это понял. Как только небо замирает, на дороге появляются тени. Они появляются со стороны поляны. Там, на пригорке они ещё тёмные, резкие, но потом, чем ближе сюда подползают, тем всё больше светлеют, пока совсем не исчезнут. Но недавно одна из теней выросла на пороге, когда я был в доме. Она была плотной, и верхней частью своей напоминала тень от человека.

– А нижней?

– Когда я посмотрел вниз, то понял, что это силуэт с карты. Внизу тоже половина человека, только головой вниз. Я не знаю, зачем я им, но он за мной приходил. Меня тогда такой страх сковал, что я даже пошевелиться не мог, но зазвучала музыка, и тень растворилась в воздухе. Теперь, когда затихает музыка и небо замирает, я ухожу из дома вон к тому лесу, – он кивнул за огород. – И хожу там, пока снова не услышу шум.

– А в лес тени не заходят?

– Пока не видел.

В это время позади меня что-то ухнуло, заглушив на короткий миг унылую музыку. Я резко обернулась, но никакого движения не увидела. Хотя нет! Мне показалось, что вдалеке шевельнулись и затряслись кусты.

– Это тень? – испуганно спросила я.

– Это дома разваливаются, – сообщил Миша.

– От чего?

– Не знаю, но когда я здесь появился, дома все целые стояли, но как-то быстро одряхлели. И вот так начали рассыпаться.

– Кто-то здесь ещё кроме тебя и теней есть?

– Вы.

– Ну, раз шутишь, не всё потеряно! Миша, это как-то связано с картами твоей бабушки?

– Думаю, что да. Она меня предупреждала, чтобы карты её сразу же сожгли, когда она умрёт.

– Почему ты их не сжёг?

– Когда она умерла, меня рядом не было, я в городе был. А когда мы с мамой приехали в деревню, мне не до карт было, организовывали похороны, могилу копали. Да и потом вообще о них не вспомнил, так как на глаза они мне не попадались.

– А что за карты такие были у твоей бабушки особенные, что их непременно надо было сжечь?

– Не знаю. Карты, как карты. Она иногда их сама себе раскладывала, иногда соседкам.

– А тебе она их не раскладывала?

– Нет, никогда. Но я думаю, она обо мне тоже гадала, так как с советами угадывала.

– А сам ты карты брал в руки?

– Нет. И никто не брал. Она их всегда в сундуке держала. Да я ими и не интересовался! Зачем мне это. Как-то раз она мне сказала принести марлю из сундука, я её вытянул, и карты рассыпались на пол, так я их быстро собрал и обратно положил. Всё.

– А тебя не насторожило, когда она тебе сказала, чтобы ты карты её после смерти сжёг?

– Сначала нет, но когда она мне раз пятьдесят об этом сказала, тогда насторожило. Прямо перед смертью она мне снова напомнила, что если что с ней случится, карты надо сжечь. Дня через два после нашего разговора тётя Васса сообщила, что её не стало. Это стала для нас с мамой неожиданностью. Тётя Аля говорила, что она не мучилась, во сне умерла, потому что сердце изношено.

– Тётя Аля – это близкая подруга твоей бабушки?

– Да. Они дружили с ней ещё с молодости. – Он вышел из дома и стал рядом со мной. – Знаете, эти дома вокруг – защита моей бабушки. Когда я запаниковал, выйдя с поляны, и не увидев там дяди Юры, я услышал голос её. Огляделся, а её нет нигде. Голос в голове моей был.

– И что она тебе сказала?

– Сказала, чтобы в деревню быстрее шёл, и ждал. Наверное, Вас.

– А что бабушка сама о своих картах говорила?

– Только то, что в эти карты нельзя играть.

– Миша, а ты не догадываешься, почему ты здесь очутился? За какие такие заслуги?

– Есть у меня одна догадка, – Миша поскрёб затылок, – только не знаю, бред какой-то! Я в первый день, как приехал в деревню, колу разлил на столе, а когда стал убирать, смотрю, там, на столе карта лежит, её газировкой всю разъело, бумага только серая одна осталась, и та в руках разъезжается. Ну, я её и выкинул в мусорку. А потом, на следующий день, когда мы с дядей Юрой по лесу шли, мне вдруг интересно стало, а какая там карта была. Я ведь понял, что та карта пострадавшая была из бабушкиной колоды. Иду, думаю, что надо было её хоть разглядеть, да и вспомнил, что бабушка велела карты сжечь. Думаю, вернусь домой и сожгу их в печке. И вдруг, какое-то озарение, я вроде понял, какая это была карта, даже остановился. Ну вот, а потом всё потемнело вокруг меня, и я здесь очутился.

– Так какая это была карта?

– Валет пик.

– Юрий Петрович слышал, как ты сказал «Валет», перед тем, как провалился сюда.

– Но я не говорил вслух ничего! Я только подумал.

– Не знаю, но он слышал.

– Странно всё это.

– А ты видел под собой тень в форме масти пик?

– Нет, – помотал головой Миша. – Говорю же вам, я ничего не понял, сначала подумал, что тучу как-то быстро надуло, потемнело всё, огляделся, и у меня голову закружило.

– Миша, мне кажется, что выход отсюда должен быть на поляне. Откуда пришли, там и выходить надо.

– Страшно из деревни выходить, здесь защита бабушкина. Да и тени именно с той стороны приходят.

– Глупо сидеть здесь и ничего не предпринимать. Деревня разрушается, с нею и бабушкина защита. А ты по домам не ходил? Что там?

– Ходил, ничего интересного, никаких достопримечательностей, никого нет дома, – он усмехнулся. – Утварь старая, если хотите, смотрите сами. Пока музыка играет.

Мы зашли в дом, и я почувствовала запах сырости и тлена. Нежилой дом, в таких старых домах всегда так пахнет. Полы, стены и потолок были серыми от старости, окошечко маленькое, света от него почти никакого. В углу печка русская, но тоже вся облупившаяся, закопчённая, на плите чугунки чёрные, со следами паутины. Стол, стоящий возле окна, грубо сколочен из кривых досок, рядом с ним лавка широкая, на ней корзина гнилая, с прилипшими к ней сухими листьями. Над лавкой полка прибита, на ней парочка кружек алюминиевых, тоже закопчённых, книга в потрёпанной обложке, в стеклянной банке сухой букет из полевых цветов. В углу, возле печки, кровать железная, на ней матрас весь в пятнах и подушка с торчащими из неё перьями. Грустненькая картина.

Я сразу направилась к полке и достала книгу. На меня посыпалась пыль и песок. Сев на лавку я положила перед собой книгу. На обложке было название «Русские сказки».

– Бабушка мне её читала, – подал голос Миша. – Единственное, что мне знакомо в этом доме. Остальное совсем не похоже на бабушкин дом, хоть он и стоит на месте её дома. Мне кажется, что книгу бабушка положила, чтобы меня успокоить.

– А может там находится подсказка? – я начала листать книгу.

– Да я её уже раз на сто пролистал, тоже думал, может какое послание она мне оставила.

В двух местах были загнуты страницы – на сказке «Финист ясный сокол» и «Никита Кожемяка». Знакомые сказки, я такие тоже своей дочке читала, но вряд ли они нам с Мишей помогут. Я пробежала глазами все строчки, надеясь найти хоть какие-то почеркушки. Но всё напрасно. Отложив книгу, я прошлась по избе, стараясь внимательно следить за своими ощущениями, но тоже безрезультатно. И самое главное, не было сундука, где должны были лежать карты. Я открыла шкаф, и внимательно изучила каждую полку. Карт в доме не было.

– А карты бабушкины до сих пор должны быть в доме? – спросила я его.

– Мне на глаза они не попадались, а в сундук я не заглядывал.

– Миша! – вдруг мне пришла в голову неожиданная мысль. – Ты говоришь, что подруга твоей бабушки живёт на другом конце деревни, пойдём-ка, пройдёмся до её дома, посмотрим, что там творится.

– Зачем?

– Карты надо искать.

– Откуда им там быть? Вроде они в настоящей деревне остались.

– Да, но это очень сильный магический предмет, и след его должен чувствоваться здесь. В этом доме их точно нет. Значит, они должны быть у того, кто их взял. Покажи мне её дом.

– Он на другом конце деревни, далеко. Если музыка замолчит, бегите за мной, – предупредил он меня.

Мы вышли из дома, и пошли по серой пыльной дороге. Неприятное чувство, что за нами кто-то наблюдает, не отпускало меня всю дорогу. Хоть дома и деревья были неподвижные, но при любом повороте головы, мне казалось, что картинка меняется, что-то мелькает, серое, неуловимое, и поэтому опасное. На небе, тем временем, не прекращалось движение чёрных морщин, сопровождающееся заунывной скрипящей мелодией.

Крайний дом в деревне был перекошен на один бок, и был совсем без окон. А ещё вся крыша его была в маленьких дырках, как будто его пробили камни, и на коньке был прибит маленький неподвижный флигель в виде кораблика. Я сделала к нему шаг, но Миша замотал головой.

– Нет, это не дом тёти Али! – Он остановился, с сомнением посмотрел на крайний дом, потом на дом, который стоял рядом.

И в это время дом с флигелем подкосился и ссыпался на землю, подняв странную белую пыль. Это сразу разрешило наши сомнения. Теперь тёти Алин дом действительно остался крайним. У меня промелькнула какая-то мысль о разрушенном доме, но я так и не смогла её ухватить. Подход к дому тёти Али был затянут всё теми же гигантским лопухами и Миша топал по ним ногами, чтобы хоть немного примять их. Входную дверь заклинило на половине хода, и я с трудом втиснулась в узкую щель, а до этого нога у меня провалилась в подломленной доске на крыльце. Как только я очутилась в полумраке дома, как пальцы мои закололо сотнями иголочек, это значит, что рядом или кто-то колдует, или находится колдовская вещь, я так всегда чувствую колдовство. И я сразу подумала о картах, что они здесь, и даже как будто почувствовала их. Но тут моё внимание привлекло несоответствие в окружающей меня обстановке – всё было пыльное, серое, а на стенке возле входной двери на гвозде поблёскивает небольшой кулон. Я подошла к нему и почувствовала, как иголки ещё с большей силой замолотили по подушечкам моих пальцев.       На серой цепочке висел медальон размером с копеечную монету. Несмотря на мрак, в который был погружен дом, на начищенном аверсе я явно увидела изображение мужской головы.

– Ты его раньше видел? – я кивнула на медальон.

Миша подошёл ко мне и тоже начал вглядываться в изображение.

– Видел такой у Витьки, внука тёти Али, – после некоторого раздумья ответил он. – Он всегда его носил, даже когда купался, и тогда не снимал.

– Наверно, охранный. А почему он теперь здесь, а не на твоём друге?

– Витька погиб, когда нам было по четырнадцать лет. Упал с дерева на камень. Мы тогда с ребятами в лес пошли, соревновались, кто выше заберётся на дерево. Он выше всех забрался, да только сорвался и вниз полетел. Мы испугались и побежали в деревню за подмогой. Вот.

– Да, трагедия.

– Я тогда сразу домой в город уехал, не мог находиться в деревне. Бабушка говорила, что тётя Аля после этого долго в больнице лежала, она ходить не могла на нервной почве.

– Понятно. С этим всё понятно. Не понятно только то, почему его медальон так колдовством нашпигован.

– Ольга Ивановна! – Миша резко повернулся ко мне. – Медальон этот какое-то время у бабушки моей был.

– Зачем?

– Не знаю, но потом она отнесла его обратно к тёте Але.

– Это было уже после смерти её внука?

– Да.

– Значит, это она здесь его для тебя оставила, и мы возьмём его с собой.

Я прошла до закутка, который служил в доме кухней. Мне показалось, что я заглядываю в него через кривое зеркало, искажающее реальность. Не карты ли искажают пространство вокруг себя? Скользнув взглядом по полкам, я заметила на самом краю нижней полки чуть заметное мерцание. Я сосредоточилась на нём, даже дыхание задержала. Мерцание на мгновение сплелось в рисунок, напоминающий вытянутые ромбы. Я нашла след от карт. Осторожно приблизив к ним руку, я почувствовала уплотнение воздуха в этом месте, и небольшое покалывание. Значит, подруга Агриппины Николаевны взяла эти карты себе, хоть, наверняка, знала, что их нужно сжечь. И с какой целью она их взяла? Я не смогла приблизить к мерцанию свою руку, словно невидимая стена не пускала меня к ней. Несколько раз я безрезультатно попыталась их подвинуть, но мерцание не подпускала меня к себе. Пока я думала, как до них дотянуться, мерцание исчезло. Значит, карты перенесли в другое место. Плохо это или хорошо, пока не знаю.

– Миша, а как сейчас живёт тётя Аля, ты с ней общаешься?

– Да, конечно. Я как приехал, первым делом к ней сходил, попроведал. Обрадовалась мне, говорила, чтобы дом бабушкин не продавал.

– Как она живёт, о себе она рассказывает?

– Жалуется, что дочь Юля к ней перестала ездить, как только Витька погиб. Вроде, как сердится на неё, даже винит её за это. У тёти Али ещё сын есть, он военный, но тоже приезжает редко, он где-то на Дальнем востоке теперь живёт. Тётя Аля говорит, что билеты дорогие, а пенсия маленькая, а то бы она сама к ним съездила. Плачет, что себя чувствует совсем одинокой после смерти моей бабушки.

– Миша, а тебе не кажется, что тётя Аля держит на тебя обиду?

– Нет, и никогда не казалось. Да и уже десять лет прошло.

– У беды нет срока давности, такие раны долго заживают, а некоторые – вообще никогда.

– Но ведь я не виновен в его смерти! Мы тогда глупые были, чувство самосохранения никакого не было.

– Да разве раненному сердцу это понять!

Вдруг Миша подскочил ко мне и, показывая рукой на окно, торопливо сказал:

– Там тень мелькнула! Слышите, музыка прекратилась!

У меня от неожиданности тревожно ёкнуло сердце, даже не ожидала, что так испугаюсь. Мы с ним замерли.

– Только что в окне мелькнул серый силуэт, – зашептал Миша. – По дороге прошёл мимо. – Он махнул в сторону бабушкиного дома. – Туда пошёл. Надо срочно в лес.

– Да, хорошо. Слушай, а если тебе медальон надеть?

– Нет! – он отчаянно замотал головой и отступил от меня. – Ни за что! Его с мёртвого Витьки сняли!

– Подожди, – я схватила его за руку. – Понимаешь, он был у твоей бабушки, а она была не простой старушкой, так что нам нельзя его игнорировать. Нам с тобой здесь надо цепляться за любую возможность.

– Нет! – Миша вырвал у меня свою руку. – Сказал, что не надену, значит – не надену. Ольга Ивановна, надо быстрее в лес, и так столько времени потеряли, давно ведь музыка не звучит!

Я посмотрела в окно и увидела, как с дороги в дом заворачивает серый расплывчатый силуэт, и он не распластался по дороге, как я подумала, когда мне Миша рассказывал о тени. Он располагался вертикально, волоча по дороге только нижнюю свою часть, словно чехол, сползший со стула. И в тот же момент он появился на пороге. Мы с Мишей замерли, не в силах отвести от него взгляд. Было на что посмотреть. Во-первых, он был совершенно плоским, двухмерным. Во-вторых, силуэт этой тени был похож на контур масти пик, заретушированный простым карандашом. А ещё у него был глаз на боку. И этот глаз был очень примечательным, он притягивал к себе внимание, как магнит. Чёрный, безумный, но вполне человеческий глаз. Какое-то время он был неподвижен, но казалось, что он набухает внутри себя, становясь объемным. Огромный зрачок начал вращаться, скользя по стенам, потолку, потом остановился на мне, я почувствовала явный толчок в районе рёбер, но взгляд его переместился за меня, на Мишу, и я услышала утробные слова, идущие откуда-то сверху:

– Инима а та ва рэмэнэ су ной.

Я услышала позади себя тяжёлый вздох Миши, повернулась к нему и оторопела – Миша побелел, и только глаза его говорили о том, что он ещё живой. Я моментально сорвалась с места и подскочила к медальону, в это же время в руку мне впилась острая пика-топорик, непонятно откуда оказавшаяся у серой тени, сбоку которой появился отросток. Но я подхватила медальон другой рукой, и откинула пику от себя, капнув кровью на серую фигуру. По тени прошла судорога, и она вплотную приблизилась ко мне. Я почувствовала удушающую нехватку воздуха в своих лёгких. Ноги мои подкосились, а в плечо ещё раз ткнулась острая пика. Но именно этот удар и помог мне, так как откинул меня на Мишу. Накинув на его шею цепочку с медальоном, я тут же рухнула ему под ноги. Я не видела тень, так как боль в плече не давала мне повернуть голову назад, и к тому же на меня повалился Миша, хватаясь руками себе за горло. Он пытался содрать медальон, но тот вдруг раскалился, как в кузнечном горне, и рубашка под ним на груди Миши задымилась. Мимо меня поползли от тени серые щупальца-руки, с короткими отростками, вытягивающимися прямо на глазах.

Половицы под нами стали разъезжаться, натужно затрещал потолок, и сверху полетела прямо на нас треснувшая потолочная балка. Я подняла руки вверх, защищаясь от удара, но балка не долетела до нас, упёршись в печную трубу. Сразу же посыпались кирпичи, выдавленные балкой. Несколько осколков попали в Мишу, и ударили по моим ногам.

– Друмул ностру ва фи а та… – снова зазвучали слова.

С чердака посыпался шлак напополам с землёй, и нас засыпало почти по колени, а то, что не высыпалось сразу, то медленно опускалось в виде мелкой пыли, моментально забив нос, уши и глаза. Я совершенно ничего не видела вокруг, но не отпускала из рук локоть Миши, и чувствовала, что он уже скинул с себя оцепенение и пытается откинуть тяжёлую землю от нас и выкарабкаться из неё.

– Пана ла ультимо … – фраза неожиданно оборвалась, когда остатки засыпки, пробив ещё одно отверстие рядом с уже пробитым, посыпались на пол, пролетая сквозь парящую пиковую тень.

И в это время я почувствовала порыв ветра, ноги мои освободились из-под слоя земли, и я смогла глотнуть свежего воздуха. Миша резко взлетел вверх, но успел схватить меня за воротник куртки, и меня понесло вслед за ним, сначала подняв над проломленной крышей дома, а потом окунув в полнейшую темноту.

Я почувствовала под собой твёрдую поверхность и пошевелилась. Вокруг меня кусты. Надо мной серое небо. Чёрт! Я не вырвалась отсюда, как мне подумалось, когда я очутилась в темноте. Где Миша? В обозримом пространстве от меня его нет. Может хоть его выкинуло в настоящий мир? В кустах, рядом со мной, что-то шумно зашевелилось. Миша раздвинул ветки и взглянул на меня:

– Мы всё ещё не дома!

– Да, я уже поняла, – ответила я и села. – В какой-то лес нас сдуло.

– Нет, это деревню сдуло, – поправил он меня. – А мы всё там же остались, только домов вокруг нас больше нет. Как и бабушкиной защиты.

– Но и тени пиковой тоже! – нашла я хоть одно положительное событие во всём этом. – Сейчас точно надо нам идти на поляну, всё равно больше некуда.

– Наверно, это бабушка напоследок нам помогла. Как Вы думаете, Ольга Ивановна, тень уничтожена?

– Скорее всего, нет, – ответила я. – Вряд ли её можно просто так взять и засыпать землёй.

– Что она хотела от нас?

– Я думаю, она из тебя энергию пытается выкачать. Наверное, ты её очень разозлил, когда пролил на неё свою кока-колу. О, музыка опять зазвучала, можно спокойно идти.

Отряхнувшись от пыли, мы с ним вышли на дорогу, бывшую когда-то деревенской улицей, и пошли вперед, стараясь производить меньше шума.

– Миша, – я подошла к нему ближе, чтобы он слышал мой шепот, – у меня такие сомнения, что именно карты пытаются отмстить тебе, или энергию из тебя выкачать. Ну не могу я это принять! Знаешь, что я думаю, в этом заинтересован тот, кто держит карты в руках. Карты теперь находятся у тёти Али, подружки Агриппины Николаевны. Но какую цель может преследовать старая бабушка? Мне приходит на ум только то, что она пытается избавиться от своего одиночества. Вернуть добрые отношения с дочерью, или чтобы сын к ней приехал. Если это так, то причём здесь ты, и эта ссылка твоя в непонятно какие дебри? Если она пытается из тебя выкачать энергию, то зачем ей было ждать целый год, болеть, не проще ли было из соседей также энергию брать?

– Я даже не думаю на тётю Алю, – отозвался Миша. – Я сразу подумал на бабушкины карты. Чёрт бы меня дёрнул пролить на этого валета газировку!

– Говори спасибо, что пролил её на валета, а не на более серьёзную карту. Валет пик не самая страшная карта в колоде, есть карты, обозначающие казнь, смерть, болезнь. А валет всегда был картой, который в определенное событие или действие добавляет пустоту, или тщетность. Например, выпал удар, но рядом валет, и как это трактуется? Пустой удар, бесполезный, не достигший своей цели.

– А может у этого валета есть ещё какие-то функции, которые Вы не знаете? – Вдруг Миша дёрнулся и посмотрел себе на грудь: – А где Витькин медальон?

Мы с ним остановились, он скинул куртку, даже расстегнул рубашку, потом задумался и сказал:

– Именно медальон меня подхватил и понёс вверх. Я даже подумал, что он меня на землю вытащит, в смысле, на настоящую землю. Вы были правы, он защитный. Но почему он нас не вытащил из этого карточного закутка?

– Я тоже думала, что он нас вытаскивает из этого мира. Он ведь так раскалился! Вон у тебя на рубашке остались подпалины! – я показала пальцем на рыжеватые разводы на ткани.

– Извините, что перебил Вас, так что насчёт валета?

– Да чёрт с этим валетом. Мне сейчас пришла мысль, а не догадались ли карты, что их хотят сжечь, поэтому начали операцию по своему спасению? И не они ли выкачали здоровье у тёти Али?

– Ну, Вы, Ольга Ивановна, и закрутили тут версию! Это же просто карты! – он хмыкнул.

– Миша, ты, случайно, не знаешь, откуда у твоей бабушки эта удивительная колода появилась?

– Нет, не знаю. А это важно?

– Я думаю, да. Она прекрасно знала, что за магические карты у неё были. Богатства, как я поняла, у вас никогда не было, сама она жила одиноко. Даже не представляю, какими пряниками надо было её заманить на такую авантюру с картами! Миша, а дедушка у тебя давно умер?

– Он не умер, он к первой семье переехал.

– Вот как! И давно?

– Давно. Я тогда ещё не родился. Мне мама говорила, что бабушка после его отъезда чуть руки на себя не наложила.

Мы вышли на вспаханное поле и замерли. По полю шла лошадь, время от времени нагибая голову и щипля редкие пучки оставленной травы. Она даже не посмотрела в нашу сторону, занятая своим пропитанием. Деревенская обычная картинка, если бы опять не одно «но». Лошадь была плоская, и тоже нарисована простым карандашом.

– Мультик какой-то, – только и проговорил Миша.

– Значит, мы куда-то в новое место попали? – повернулась я к нему. – Ты раньше тут видел животных? Или вообще кого-нибудь из живых существ?

– Вообще никого! – он развёл руками. – Единственным живым существом был я. Потом ещё Вы появились. Даже комаров нет. Как и Исландии.

–А там что, комаров не бывает?

– Нет, климат там им не подходит, – он вздохнул. – Но мы не в Исландии.

Пройдя вперёд достаточно большое расстояние, мы пытались несколько раз зайти в лес, но плотные ёлки не пускали нас пройти между ними, стволы находились друг от друга ближе расстояния вытянутой руки. Их упругие иглы царапали нас, словно были сделаны из железа. Лес стоял сплошной стеной, и сколько бы мы ни шли вперёд, прохода между деревьями мы так и не нашли.

– Ничего не понимаю! – Миша развёл руками. – Здесь же был проход! Давайте-ка вернёмся обратно. Видимо, когда разрушилась деревня, это изменило облик и всего остального.

Мы повернули и пошли обратно. Лошадь успела перейти на дальний от нас край поля, и Миша мне показал на телегу, брошенную на краю поля. Лошадь продвигалась к ней. Телега не была нарисованной, она была настоящей.

Взойдя на холм, у подножия которого когда-то стояла деревня, мы снова остановились, как вкопанные. Деревня была на старом месте. В это невозможно было поверить! Я выдохнула с облегчением. Миша сказал тихо:

– Нет, Ольга Ивановна, не радуйтесь раньше времени, это другая деревня. Она похожа на нашу, но это другая! И я ей не доверяю.

Глава 3. Бумажное оружие

– Даже при моём не самом лучшем зрении, я вижу, что это другая деревня, – повторил Миша. – И она не будет нас защищать.

И тут я вспомнила, что Юрий Петрович говорил, что Миша носит очки.

– Миша, а где у тебя очки?

– Не знаю, потерял где-то, а что?

– Ты в эту фальшивую деревню пришёл уже без очков?

– Вроде без них, – он поморщился, вспоминая. – Да, точно без них.

– А перед тем, как сюда попал, очки на тебе были?

– Конечно!

– Значит, ты их потерял на границе тени?

– Ну, может быть. И что из того?

– А то, что на месте, где ты провалился в тень, очков не было! – и я начала торопливо объяснять ему мою новую теорию, которая только сейчас зародилась в моей голове: – Понимаешь, мы ведь думали, что ты провалился в определенном месте, как это видел Юрий Петрович. Только попав сюда, я поняла, что это произошло совсем по-другому. Не мы с тобой провалились в тень, а тень накрыла нас, сделав невидимыми для остального мира. И вход сюда был не в том месте, где мы исчезли от взгляда людского, а там, где исчез из твоего поля зрения Юрий Петрович. Вот там и должны лежать твои очки. Именно там ты их потерял. Может ты физически и не заметил границу между мирами, но она была! К сожалению, я тоже не поняла, когда я её пересекла. Нам надо найти ту поляну, Миша!

– И что нам это даст? Мы уже ушли оттуда, и скорее всего, дверь за нами сразу захлопнулась. Даже если мы найдём здесь место, через которое мы появились, что это нам даст?

– То, что теперь вся надежда на Сакатова! Что он, при всей своей дотошности, найдёт твои очки и поймёт, где проходит граница. И попытается открыть нам путь.

– Он что, умеет колдовать?

– Нет, что ты! Но у нас есть очень мудрая знакомая, которая живёт на Алтае, её зовут Анной. Вот она и сможет нам помочь. Но нам надо найти эту чертову границу и выход отсюда.

– Место может выглядеть по-другому, и мы его не узнаем.

– Да, – согласилась я. – Но у нас есть единственный волшебный предмет, и он нас уже один раз выручил. А вдруг он покажет нам место, где на границе есть маленькая калитка, которая нас выпустит.

– Медальон?

– Да.

– Так он пропал.

– А если он снова висит на своём месте? Деревня ведь снова стоит, надо проверить.

– Но музыки не слышно. Значит, тень снова в деревне.

– Не будем останавливаться подолгу на одном месте. Мне кажется, пиковой тени нужно время, чтобы зацепиться за что-то взглядом, она же двухмерная, и она нас видит только, когда мы стоим неподвижно на одном месте, я так думаю. Вот и проверим мою теорию на практике.

Мы спустились с горки, и пошли быстрым шагом в деревню. Да, теперь и я увидела, что дома в деревне стали более асимметричные, словно их скидал маленький ребенок, ничуть не смущаясь, что ни один угол в домах не был прямым. Наспех собранные дома были, к тому же, поставлены на придавленные кусты, и теперь их голые ветки торчали во все стороны из-под нижних венцов, напоминая раздавленные птичьи гнёзда. Дорога, по которой мы шли, стала тёмной, словно смоченная дождём, потемнело и небо, сразу ставшее низким и тяжёлым.

Миша вспомнил, что на подоконнике в доме напротив, он видел странную вещь, но поначалу не обратил на неё внимания, а теперь подумал, что она вполне может оказаться магической. Оказалось, что это старинный нож для бумаги, который почему-то давал чуть светящийся фон. Миша положил его в карман, и мы быстро выскочили из дома, так как увидели в окно, что опять чуть заметный серый пиковый силуэт скользнул мимо деревьев. И мы в последний момент успели выйти из дома перед тем, как тень уже направилась в проем двери. Мы быстро пронеслись мимо неё, и мне показалось, что она чуть замедлилась, но, немого поколебавшись, исчезла в темноте дома.

– Она наступает нам на пятки, – проговорил Миша, как только мы выбежали на дорогу.

Быстрым темпом мы добрались до домика тёти Али, у которого входная дверь теперь находилась совсем с другой стороны. Быстро управиться там не получилось, рядом с дверью теперь не было гвоздя с медальоном, его мы нашли висевшим за шкафом, и Миша опять отказался его добровольно надевать, но положил в карман и пообещал, что если нас нагонит тень, он его сразу же наденет. От магических карт не было и следа, и я подумала, что Сакатов нашёл их и забрал.

Мы не стали возвращаться той же дорогой, какой зашли в деревню, а поспешили обойти деревню за огородами. Правда, сразу же пожалели об этом, так как пробираться пришлось сквозь заросли гигантских лопухов, которые не собиралась сдаваться перед нашим натиском. И ещё один неприятный сюрприз ждал нас за деревней – совсем рядом от нас небо словно скатилось на землю, и его тёмный пыльный край слился с близким горизонтом, став одним целым, и мы с Мишей оба начали кашлять, так как воздух был наполнен этой пылью. Когда мы поднялись на горку, за которой начиналось поле, мы увидели, что оно в этот раз было разделено длинной полосой коричневого леса, деревья которого ощетинились во все стороны голыми сучьями. Опять другая геометрия. Помня направление, мы пошли кромкой поля, которая подходила к дальнему еловому лесу, но дальний край поля тоже подозрительно утопал в серой дымке. Мы остановились, переводя дыхание от быстрой ходьбы. Я увидела между зарослями проход и показала Мише.

– Ну и что? И успеем ли мы воспользоваться нашим магическим предметом? – обреченно проговорил Миша. – Музыка молчит, значит, нам не будет покоя ни на минуту.

– Будем ходить, пока не почувствуем, что медальон отреагирует на границу, – предложила я.

Миша поднял руку, указывая куда-то позади меня. Я всё поняла и крикнула, сорвавшись с места:

– В лес! Быстро!

Подстёгнутые хорошей порцией адреналина, мы понеслись с ним в узкий проход между ёлками. Их тяжёлые лапы хлестали нас со всех сторон, но через некоторое время лес поредел, и бежать стало легче. Но к тому времени я уже еле переставляла ноги, и крикнула Мише:

– Миша, стой! – я привалилась к дереву. – Давай передохнём, у меня уже сил нет.

Миша свалился рядом со мной, тяжело дыша. Он достал из кармана медальон и с тоской посмотрел на него.

– Он должен среагировать на границу, должен! – Как мантру повторяла я. – Твоя бабушка бы ни за что не оставила тебя без защиты, мне кажется, она и меня сюда привела, чтобы я тебе указала на него, так как знала, что ты ни за что бы не взял этот амулет сам.

В это время я заметила краем глаза, как потемнела земля там, откуда мы пришли.

– Миша, тень! – закричала я, соскочила и побежала, совершенно не разбирая дороги.

И откуда у меня только взялись силы! Я слышала, как меня догоняет Миша. А позади нас растекалась угроза.