Небесный геном

Главы 1-6

Пролог

Эта история не про великие подвиги или какие-то философские смыслы. Тут не будет войн между разными расами или измерениями, не будет глобальных катаклизмов. История про людей и их отношение к тем, кто такой же, как они, но в чём-то сильно отличается.

Не знаю, мне кажется, что спустя столько времени можно посмотреть на это более непредвзятым, что ли, взглядом, хотя кого я обманываю… Но что можно сказать точно: мир в один миг перестал быть обычным, и в нём появилась, как большая мечта на уровне всего человечества, так и абсолютная ненависть к тому, кому выпал случайный шанс быть первым на этом пути…

В начале 2022 года было сообщено, что международная группа учёных, наконец, завершила расшифровку генома человека. На это ушло 32 года: большую его часть смогли раскодировать ещё в 2003 году, а на оставшиеся 8% ушло аж 19 лет. Великое открытие для генетики, для понимания нашего устройства и эволюции как вида. Возможность в будущем избавиться от генетических и наследственных заболеваний.

Прошу сразу принять к сведению: я – не биолог и не генетик, а простой человек с хорошим техническим образованием. Биология и её подраздел – генетика, проходимый ещё в старшей школе, вызывал у меня только скуку и желание выйти в окно. Не моё и не интересно.

Пока мир обсуждал сие открытие, я учился в университете и прожигал время как обычный студент-старшекурсник: с утра на парах, днём на работе, вечером – где угодно, но не дома. Видел эту новость в заголовках новостных сайтов, но даже тогда ничего не дёрнулось, чтобы хотя бы почитать. Да и, как потом оказалось, кроме дежурных выводов, особого смысла в статье СМИ не было.

Вся движуха началась несколько позже, в конце 2023 года. Я тогда уже закончил обучение и работал на постоянной основе, но ввиду своего относительного небедного происхождения, ежедневное вставание в 7 утра и потом 9 часов у станка мне были нужны, чтобы показать родителям, что я хочу добиться всего сам и от них не зависеть.

Но всё же мы понимаем, что, привыкнув к хорошей и сытой жизни, прожить на таком уровне на начальную зарплату инженера низшего звена – практически нереально. Поэтому, нет да нет, предки раз в месяц закидывали мне энную сумму на карту для покрытия разницы между желаниями и возможностями. Мудрые люди, в отличие от меня, лицемера, и да, как многие подобные мне, что имели, естественно, не хранили.

Что-то я отвлёкся. Перед самым Новым годом и Рождеством небольшая группка учёных взорвала мир своим заявлением.

Если кратко, то его суть заключалась в том, что в том самом 8% участке были гены, отвечающие за появление у людей… крыльев. Да-да, вам не показалось. Причём самое интересное, что они были у всех ныне живущих, но механизма активации не существовало.

Настоящей термоядерной бомбой стало то, что если заставить эти гены ожить, то они сами начнут перестраивать весь геном, чтобы под лопатками начали произрастать те самые крылья. Считалось, что такое возможно только при зачатии и развитии плода в утробе матери с активированными генами – там и развивалось будущее оперение.

Параметры летательных возможностей, ввиду отсутствия каких-либо экспериментов и мощной теоретической базы, основывались на компьютерном моделировании: разбег был от небольших и чисто номинальных до вполне способных поднять в воздух взрослого человека. Перепончатые, оперённые или что-то другое – непонятно. Всё ещё оставалось загадкой, а может ли мускулатура человека сделать хотя бы один взмах, не говоря уже о продолжительном полёте. «Нужны дополнительные исследования», – как писали в научных статьях и СМИ.

Планета гудела под такой новостью, появилось множество тематических групп – как реальных, так и в интернете. Там обсуждали, каким могло бы стать человечество и мир в целом, когда смогут активировать эти участки и вывести новую породу людей – Homo Sapiens Inspiratus, человек разумный окрылённый (латынь). Возникли последователи, секты, новые течения в литературе и искусстве – всё как обычно, новый тренд рождает всплеск в масс-медиа.

Только всё стало выходить на некое плато, как та же группа учёных взрывает ещё раз умы людей. «Вывести Окрылённых реально!» – горело на первых полосах всех новостных агентств и сайтах. Холодным ушатом на голову и новой надеждой стала приписка, что только через 10–15 поколений можно будет встроить с помощью генной инженерии те гены в «основной» и заставить передаваться от поколения к поколению. При этом отмечалось, что гипотетически первые представители могут начать появляться в результате опытов уже через 5–6 поколений, а случайные мутации невозможны в принципе, ведь за всю документальную историю человечества данных о таких прецедентах – ноль.

«Не питайте иллюзий и неоправданных надежд. Это нереально!» – так спускали всех с небес на землю учёные. Ага, щас…

Глава 1

Я сидел на шпиле телевышки, стоящей на берегу Аптекарской набережной великого и прекрасного града на Неве – Санкт-Петербурга. Более 320 метров над землёй. Раньше меня мутило при косом взгляде со второго яруса двухэтажной кровати, а сейчас… Эти несчастные три сотни метров кажутся высотой собственного роста.

Внизу город жил своей жизнью середины рабочего дня: люди ездили на обед, студенты спешили в кафешки (рядом мой родной Электротехнический университет), общественный транспорт забит ими же – кто ехал только на пары или вспомнил, что у него сегодня пары. Усмехнулся. Когда-то и я был таким же. Когда-то… Всего два года прошло, а по ощущениям – целая вечность. Что ж… Со временем и его ощущением всё стало очень сложно, но об этом как-нибудь потом.

Мне нравилась Петроградка – уютный и небольшой остров с красивейшей архитектурой, уютными сквериками и двориками-колодцами. Будучи ещё студентом, излазил её всю вдоль и поперёк, но больше всего мне нравилось сидеть под сенью деревьев в Александровском парке у станции метро Горьковская. Даже приезжая на учёбу, я высаживался именно на ней, а потом уже шёл через всю Петроградскую сторону. Красота строений вдоль Каменноостровского проспекта успокаивала недовольный утром студенческий пыл и настраивала на более умиротворённый или, хотя бы, нейтральный лад. Учиться было легче.

После всех изменений я часто тут сижу, народ уже даже не обращает внимания, кроме приезжих, но тут уже я не удостаиваю их своим интересом – привык уже, а раньше… Ладно.

Поднялся северный ветер. Для начала июня – необычно, к этому времени уже дули южные или западные потоки, приносящие тепло и прохладные грозы. Тут же, при ясном небе, я кутаюсь в собственные крылья и, как сова, нахохлившись, стараюсь не терять драгоценное тепло.

Рядом уселась серо-черная ворона, внимательно изучала меня, видимо, не до конца понимала, что перед собой видит: филина-мутанта или у неё уже поехала крыша? Ещё посверлила своими умными глазами, громко каркнула и сорвалась в полёт. Что-то она там надумала? Почему со всем этим я, подвигав местами под лопатками, откуда росло оперение, не получил понимания всех языков птиц? Логично же? Логично. Было бы хоть с кем поговорить. С людьми всё стало очень сложно.

Ладно хоть нам удалось договориться, и меня перестали преследовать охотники за головами – так я называю те исследовательские и военные организации, которые хотели и очень хотят меня к себе на опыты. Сколько раз я уходил от вертолётных погонь и снарядов с сетями – вы не представляете.

Природа – не дура, просто так дать способность летать разумному существу без каких-либо навыков эту способность защитить она не могла. Поэтому слух, зрение, эхолокация, да и просто интуиция были куда чувствительнее и лучше развиты, чем у некоторых представителей фауны. Застать врасплох меня очень сложно, особенно если цель – поймать, а не уничтожить.

Когда вся эта заспинная прелесть начала расти, сразу понял, что время счастливой и беззаботной жизни закончилось. Благо жил один, и никто не видел. Уволился с работы, когда понял, что ещё неделя – и скрыть под худи растущий горб станет сложно, а ходить в куртке с вырезанной прокладкой на спине, чтобы нивелировать объём, странно для начала лета.

Росли быстро, очень быстро, по несколько сантиметров в день, после первого метра – до десятка в сутки. Естественно, с пропорциональным увеличением потребляемой энергии. Еда из способа получать удовольствие стала каторгой. Больше 10 тысяч килокалорий в сутки – это за гранью добра и зла.

Не буду спорить, что радость от новоприобретения была, и фантазия играла новыми красками, а наполеоновских планов было-то… Реальность, как всегда, оказалась жестокой и бессердечной. Один вопрос на тематическом форуме о том, как бы вы отнеслись к тому, что кто-то здесь и сейчас стал Окрылённым, расколол контингент на два лагеря. Один, и самый многочисленный, сказал, что больше негативно, потому что, если отбросить всю моральную шелуху, банальная зависть и недоверие к представителю нового вида, а те крохи, составляющие вторую половину, ратовали за то, что были бы рады познакомиться с таким человеком, узнать, каково это, может, даже напроситься на полёт, если такое возможно. В общем, иллюзий я не питал с самого начала.

Спустя более чем три месяца мучительных, не побоюсь этого слова, трансформаций рост закончился. Изменилась грудная клетка, расположение и объём грудных мышц, и, как ни странно, в целом это выглядело даже органично, особенно под рубашкой: просто накаченный торс. Если не заглядывать сбоку. Основание крыльев располагается под лопаткой и заканчивается где-то у поясницы. Размах достиг двадцати одного метра, то есть по десять с половиной метров на крыло.

При таком размере они были очень, очень лёгкими, даже несмотря на перьевое покрытие, что и составляло основную часть площади крыла, создающей подъёмную силу. Складывалась вся эта конструкция вчетверо с подгибанием первостепенных маховых перьев внутрь. К слову, самые большие из них были под полтора метра. Суставы, или точнее локти, немного возвышались над плечами, но не выходили за пределы головы, частично заходили на бока, а кончики второстепенных маховых перьев доходили до лодыжки.

Цвет был самой большой для меня загадкой. Он менялся по непонятному для меня принципу. Наверное, ещё устаканивается, а пока большая часть – серо-белая, к маховым переходило в грязно-серый, а кончики приобрели сине-зелёные оттенки.

Закончу монотонное и, возможно, скучное описание проблемами с одеждой. В холодное время года всё решали длинные плащи, парки, куртки, а летом… Даже рубашки приходилось распарывать на спине, чтобы при раскрывании не разрывать её и не лишаться каждый раз. Так никаких денег не напасёшься. Не говоря уже о той эквилибристике, сопровождающей любой эпизод облачения во что-то не поверх крыльев.

Ответственно заявляю, что с этой стороны – хрень полная. Не удивлён, что Господь Бог или эволюция решили спустить нас с небес на землю. В прямом смысле.

До моих ушей через свистящие потоки воздуха донёсся вой сирены скорой помощи. Лениво опустил взгляд, и над свешенными ногами замелькали синие огни, несущейся по проспекту Медиков куда-то в сторону глубины острова. Обернулся. Пробка – прямо до площади Льва Толстого, а там до самого Тучкова моста.

Стало как-то тяжело и томно внутри груди, помассировал, решил, что не могу больше тут находиться, опустил равновесие, упал лицом вниз и раскрыл крылья. Поймал восходящие потоки воздуха и быстро набрал высоту. Пожалел, что сегодня не пасмурно – так бы скрылся за одеялом облаков и можно было бы расслабиться и не ощущать на себе презрительные взгляды прохожих. Да, я привыкший, но прожив с людьми почти четверть века и стать изгоем в один день – сильный удар по менталочке и психике.

Надо признаться ещё кое в чём. В нашей сделке с властями было то, что я ношу на лодыжке датчик слежения, наподобие тех, что стоят на самолётах, чтобы меня случайно не сбило наше же ПВО. А поверьте, прецеденты были, и уворачиваться от ракет, несущихся на тебя на скорости несколько километров в секунду, задача так себе. На самом деле, в тот раз я уже себя успел похоронить, но рефлексы, видимо, идущие в комплекте с возможностью летать, сработали сами. Безукоризненно. Резко затормозил и расправил, как паруса, крылья, меня потащило назад и вверх, а ракета пролетела подо мной и через несколько секунд взорвалась по сигналу о потере цели.

Как-нибудь потом посвящу в подробности переговоров, но закончилось всё тем, что я таскаю датчик, а меня не пытаются подстрелить свои же. Унизительно. Не готов современный мозг к полёту, просто нет соответствующих отделов.

Набрал высоту в пять километров, выше не суюсь – организм ещё перестраивается, и долго там находиться физически тяжело. Хотя как разовая акция, на десяток поднимался. Вы не представляете, какое это завораживающе красивое зрелище: мир как на ладони, и вот он весь твой; облака как величественные замки, а воронки ураганов заставляли ёжиться от могущества природы и того, насколько же мы, люди, ослеплены своим самомнением. Хотя не так – они, люди, ослеплены. Я к ним больше не отношусь.

Набрал скорость и полетел на юг города, решил заглянуть к другу. Позвонил ему, и через пару гудков в наушниках послышался его весёлый и вечно неунывающий голос:

– Снова депрессия и одиночество мучает? – вопрос был не издёвкой, а с понимающим подтекстом. Данил был одним из немногих, кто не отвернулся от меня, всегда рад видеть и готов помогать. Вымерший практически вид людей. Фактически, своим появлением я обличил всю гнилую изнанку человеческого общества. Фу.

– Ты, как всегда, зришь в корень. Ты дома или на работе? – спросил я. Вопрос, как бы, глупый – всё-таки первый час дня среды.

– Дома, на удалёнке. Я простыл немного с этими холодными ветрами и палящим солнцем, – только сейчас услышал, что Данил немного говорит в нос, а отдельные звуки похрипывают. Меня кольнула совесть, точнее, её мумифицированные остатки.

– Если тебе неудобно, то отдыхай и лечись. Могу слетать в аптеку, если нужно чего…

– Не, не надо, мне всё уже Лера купила с утра. Ты не стесняйся, заглядывай, мне всё равно скучно, а тебя я рад всегда видеть, ты же знаешь! – бодро отозвался друг.

Да, я-то знаю, знаю, что ты, Данил, даже будучи при смерти не откажешь и не скажешь, что не можешь или не хочешь. Добрая душа. Всего этого я не сказал в слух, ибо на эту тему кольев было сломано немало. Лера жена Данила. Так, к сведению.

Сделал крутой вираж, поймал тёплые потоки, заулыбался сам себе. Вот она – свобода, без земных границ и душных улиц. Сердце так и пело в унисон с ветром. Любое место на этой планете тебе доступно, если бы не сволочная сущность большинства людей. Снова закипаю.

Лететь пару минут в вальяжном темпе. На подлёте притормозил, стал кружить по нисходящей спирали, искал место, где меня не увидят, точнее – мою посадку на балкон. Не поверите, но нормально приземляться, не повстречавшись лицом с матушкой-землёй, научился только месяц назад, и то – осечки бывают.

Балкон Данила был открыт нараспашку. Предпоследний этаж. Для меня он повесил штангу, чтобы я мог за неё уцепиться и нормально встать на ноги. Интуиция дала сигнал, что сейчас меня никто не увидит, сложил оперение и стрелой спикировал вниз. У самого балкона на секунду раскрываю крылья на полную площадь, полностью загородив дневной свет на несколько квартир на этаже. Тупой толчок в спину от резко погашенного импульса. Хм, только сейчас понял, что уже не болит. Раньше хребет ныл от таких резких остановок. Схватился за перекладину и оказался сразу на кухне, перепрыгнув порог.

– Привет! – немного высоковатый для мужского голос поприветствовал меня. Я кивнул в ответ.

Данил сидел за барной стойкой. Перед ним был ноутбук, и его горящие глаза смотрели на меня поверх экрана. Я ловил себя на мысли о том, что он радуется за меня больше, чем я сам. Хотя ему в красках всё рассказывал, но переубедить не удалось. Он был высок, но ниже моих двух метров, которые мне тоже достались только с крыльями, короткие волнистые волосы каштанового цвета. Глаза, даже когда улыбались, отдавали тенью грусти. Он понимал куда больше, чем мог сказать. Мне нравилась в нём эта черта. Острые скулы и ямочки на впалых щеках. Гладко выбрит, точнее, растительность на лице практически не росла. Как и у меня. Теперь. Видимо, для уменьшения аэродинамического сопротивления, но волосы на голове у меня были. Не фантазировать там мне!

– Падай куда-нибудь! – почти приказал мне. Я повиновался и рухнул в кресло-мешок, благо крылья обладали большой упругостью в «походном», так сказать, положении. Да и сидеть на них можно было хоть на льду. Плюсы, определённо, были.

– Чай, кофе, что-нибудь покрепче?

– Квас, что ли? – подколол его я. Оба не пили, но взаимные шутки на эту тему были всегда в комплекте.

– Обижаешь! – и, действительно, вытащил бутылку кваса из рядом стоящего холодильника. – Домашний. Мама сказала, что тут 2,5 оборота! А не, тебе нельзя, ты за рулём!

– Кофе, но я сам налью. Сиди, инженерь там. Тебе точно ничего не нужно? Я бы мигом! – всё ещё пытался быть хоть кому-то полезным.

– Спасибо, но перестань и успокойся, – уже чуть более серьёзно произнёс Данил. – Каждое твоё появление приносит суматоху на весь район. Не пойми меня превратно, я реально больше за тебя переживаю. Прекрасно знаю, как тебе тяжело появляться на людях. Как бы ты ни кичился, но вижу, что тебя это задевает. Ведь мы оба помним, какие феерии устраивали на общепотоковых парах в универе, что смеялись даже преподы. Были душой любой компании и, заметь, у нас с тобой никогда не было конкуренции за внимание, а сейчас – ты один.

– Изгой. Говори уж прямо, – чуть тише сказал я.

Данил покачал головой.

– Не в моей власти приносить дополнительные уколы к уже имеющимся. Я хочу, чтобы ты тут чувствовал себя в безопасности: будь то моральной или физической.

– Моему святейшеству корону напялить? – ощущал, что краснею, и решил немного разрядить обстановку.

– Дерзай! Тем более, как там выражались: «Новый вид человека и тот, кто станет первым, произведёт фурор», – процитировал один из заголовков ещё первых новостей о возможном появлении Окрылённых. Но что это произойдёт всего через полгода, а не через сто лет, не ожидал никто. И не готов – тоже.

– Фурор – не то слово, – опустил плечи я.

– Что тебя беспокоит? – дежурный вопрос для завязки разговора. Я задумался.

– Никчёмность и бесполезность, наверное. Отсюда и тотальное одиночество. Отношений нормальных мне не видать. Девушек, которые готовы со мной общаться только из-за этого, – я вытащил из-под себя маховые изумрудно-синие перья, раскрывшиеся веером без пробелов на большую свою длину, – пруд пруди. Им не нужен я, а нужны они, или хотя бы детям. Понимаешь? И даже за всем этим расчётом и меркантильностью я вижу животный, первобытный страх. Искренностью там и не пахнет.

– Не могут все быть такими. Ты же прекрасно осознаёшь это, – задумчиво произнёс Данил.

Я саркастически фыркнул. Да, осознаю, но переобщаться с парой десятков миллионов потенциальных партнёрш не собирался. Ещё неизвестно, сколько мне отложено. Может, через год откину крылья. Друг прочитал мои мысли или на лице всё у меня было написано.

– Ты слишком много циклишься на этом. Отпусти ситуацию. Появляйся почаще в общественных местах. Пусть к тебе привыкают. Постепенно, рано или поздно, твоя чуйка найдёт ту самую.

– Я стараюсь, но их не спрятать, даже под плащом. Теперь. Слишком разрослись. Даже в этом кресле мне тесновато, а тут мы бы вдвоём уместились с зазором. Люди, когда видят меня, достают камеры, фотографируют и снимают видео, дети тыкают пальцем, родители и взрослые спешно уходят или злостно и завистливо глядят, хоть пока не летают в меня камни и тухлые помидоры. В менее толерантных городах уже бы поймали и посадили в клетку в местном зоопарке. Хотя и тут, не да нет, порываются.

– Это всё пройдёт. Человеческая натура привыкает ко всему и довольно быстро. Сколько ты уже на крыле? Около года? Сколько из них ты пытался контактировать, а не конфликтовать? – глаза Данила сузились. Врать было бесполезно.

– Суммарно, ну, месяц-полтора, – снова многозначительные покачивания головой. Было ощущение, что меня отчитывают за мелкую шалость, но я сам начал этот разговор, так что жаловаться не приходилось. Нужно было признать, после такой друготерапии мне легчало немного.

– Мало, очень мало. Хотя прогресс есть, знаешь в чём? Тебя перестали показывать в новостях. Твои полёты и «места гнездования». Это не моя придумка, если что, – поторопился поправиться Данил, я и сам ощущал, как расширились мои зрачки. – Медленно, но процесс идёт. Может, тебе начать помогать людям? По мелочи? Что в этом такого?

– Курьером работать? – скривился я. Эта тема поднималась стабильно через раз и каждый раз на моё нытьё о своей никчёмности. Друг бессильно вздохнул. – Да и какая помощь, Дань? Одному или раз помогу – и всё! Встанет очередь, кому нужно больше, чем ему. Это же вековая ерунда. Нельзя помочь так, чтобы были довольны все. Сядут на шею и поедут. Не тяну я на супергероя, да и это та еще ересь. Так что нафиг.

– Ты же можешь снять котёнка с дерева для пожилой бабушки? – пошёл с тяжёлой артиллерией Данил.

Я закатил глазные яблоки так, что мог рассмотреть мозг, при его наличии, естественно.

– Ну не начинай… Я делаю же такое иногда, но пока ни разу не услышал «спасибо» в свою сторону. Выхватывают животинку из моих рук, будто я могу её заразить неизлечимой болезнью, – запротестовал я. В этом поединке мог рассчитывать лишь на ничью, причём с оттенками моего поражения. Вот уж кто реально верил в людей. Почему не ему они достались, или и ему.

– Когда это было в последний раз? Месяца три назад? Когда у тебя ещё оставались крохи оптимизма на этот счёт? Такое отношение к тебе вытекает из-за того, что ты для всех неизведанное и, априори, опасное – такая наша природа. Да, ты не можешь быть хорошим для всех, но положительный фон для себя создать вполне способен, а ты, прости, стал жалеть себя. Прости ещё раз, я не хотел говорить, но ты всё глубже закапываешься в себя…

– Да ничего, – отмахнулся я.

Внутри, конечно, всё клокотало, но не признать очевидного для самого себя тоже не мог. Да, он прав, а я решил все свои недоработки и промахи свалить на внешний мир, на людей, в частности. Ведь их семь с половиной миллиардов, а я – один. Мне кажется, что это немного нечестно. И я не божество, не сверхсущество, а просто человек с крыльями и парой допов сверху, чтобы эти крылья не стали обузой или причиной смерти.

Поёжился, седалищем начал ощущать мерную пульсацию в сильных, но очень компактных мышцах оперённых суставов. Мне их физиология была очень непонятной и загадочной, но что было ясно точно – что всё это сильно прочнее, чем выглядит. Я столько раз кубарем падал на них, а кроме измазанных грязью и пылью перьев других повреждений не наблюдалось.

– Жень?.. – донёсся до меня голос Данила, видимо, я совсем глубоко ушёл в свои размышления, даже не поняв, сколько пробыл в них.

– Задумался. Ты что-то говорил? – Данил поднял бровь, но отрицательно покачал головой.

Я встал, выключил закипевший чайник, начал наливать себе и другу кофе. Ему – крепкий и без всего, а я любил так же, но с молоком. Поставил чашку справа от него и только сейчас заметил, что рядом стоит прозрачный бокал с двойными стенками, почти доверху наполненный тем же самым кофе. Данил несколько печально поглядел на меня.

– Ещё немного – и ты перестанешь различать и понимать реальный мир. Ты вообще спишь? – вопрос был со звёздочкой. Раньше я был соней ещё тем, мог проспать часов четырнадцать кряду и не пожалеть ни о чём. Теперь же я мог бодрствовать неделями и прекрасно себя чувствовать, но эмпирически вывел, что десять часов раз в триста–триста пятьдесят всё-таки нужно. Путём несложных расчётов пришёл к выводу, что последний сон был двадцатого мая, а сегодня у нас пятнадцатое июня. Дело дрянь, и только сейчас это понял.

– Иногда, – попытался увильнуть я от прямого ответа.

Данил слез с барного стула с непроницаемым выражением лица, вышел из кухни и начал шуршать постельным бельём. Ещё этого не хватало! Мелькнула мысль, что не слинять ли мне под шумок, но так поступить с лучшим другом я не мог. Не оценит.

Он вернулся и встал надо мной. Я театрально нахохлился, подняв короткие перья на локтях сгибов крыльев.

– Я тебе постелил в гостиной на диване, в нашу кровать не приглашаю, боюсь, что Лере будет негде спать, – пошутил он. Потом стал серьёзен, видя, как я готовлюсь начать возражать. – Это не обсуждается. Да, я знаю, что ты можешь не спать пару недель, но с твоей наблюдательностью не заметить пол-литровый стакан кофе – перебор. Дуй спать!

– Но это же неудоб…

– Дуй. Спать, – отлил сталью в воздухе приказ Данил.

Я потупил взгляд. Внутри уже всё постепенно наливалось свинцом, и тело всё решило за меня, а я почему-то тут разыгрывал драму в двух частях. Еле поднялся, моё оперение показалось странно тяжёлым и неповоротливым, пошатываясь, побрёл в гостиную.

Данил обогнал меня в коридоре, задернул непроницаемые для света шторы – вариант проснуться от заходящего западного солнца оказался безнадёжно сорван. Встал в дверном проёме, сложил руки на груди и строго наблюдал, как я ложусь, немного расправив самую последнюю секцию крыльев.

Натянул покрывало, оно шуршало по упругому опахалу перьев, сладостным звуком отдаваясь в усталом разуме. Я очень устал за эти дни, понял это только сейчас. Ничего особенного не делал, правда. Ни хорошего, ни плохого. Ушёл от пары погонь за мной, да увернулся от нескольких сетей… Устал думать, почему так всё происходит и почему весь мир настроен против меня…

Мысли больше не шли в голову… Последним, что я услышал, был звук притворённой двери и тихие удаляющиеся шаги моего друга…

Глава 2

Шли дни, и пролетало лето. У меня – в прямом смысле. Состояние становилось всё более гнетущим и раздражительным. Причина была одна, и она, точнее, они, передвигались на двух ногах по земле.

Старался следовать совету Данила и стал появляться в кафешках и ТЦ. Снова камеры, снова тыканье пальцем в мою сторону. Не прятал крылья, и не проходило и часа, чтобы кто-то не попытался выдернуть перо, а за моими маховыми натурально велась охота. Не знаю, какими магическими или целебными свойствами их наделяли, но мне попадались обсуждения, открытые обсуждения, о том, как меня поймать и натурально ощипать. Но рассказать им, что основание перьев крепится с помощью специального шарообразного зацепа, и чтобы выдернуть даже не самое большое перо, нужно приложить недюжую силу – это никого не волновало.

Этот же шарнир и давал складываться перьям и изменять угол атаки в полёте, чтобы поворачивать. За всё время и мои жёсткие посадки не выпало ни одного. Всех больше интересовали первостепенные маховые перья из-за их размера и цвета, как я полагаю.

Чем больше я узнаю обратную сторону людей, тем больше хочется, чтобы метеорит покрупнее того, что прибил динозавров, упал на Землю и избавил её от человеческой заразы.

Я зашёл в ТЦ «Галерея» на Площади Восстания, в почти самом центре Петербурга. Собственно, решил сугубо и настойчиво идти по заветам Данила. Ведь вода камень точит. Вопрос лишь в том, хватит ли у меня терпения.

В плотной застройке этой части города старался не летать вообще, а сейчас добирался почти как раньше – на метро. Вы бы видели, сколько удивлённых и недоумённых взглядов я на себе собрал. Что-то говорили в мою сторону, но наушники с музыкой не пропускали слова до моего восприятия. Постоянно, пока ехал, кто-то тыкал в мои сложенные крылья. Люди серьёзно думают, что я ничего не чувствую? Ещё поймал себя на мысли, что подземка давит на разум сильнее, чем обычно. Мне ещё клаустрофобии не хватало в этой жизни.

Зашёл я внутрь. Встречает перед самым входом просторный холл с потолком через все этажи, где всегда много людей, и большинство среди них – моя любимая категория: молодёжь и студенты. Если что, то про любимую категорию – сарказм.

В отличие от осторожного и подозрительного более взрослого поколения, эти не боялись и не чурались ничего. Освистать, подбежать и попросить вместе сфоткаться, расправить крылья – это всё они. Последняя просьба вообще была номер один в моём личном рейтинге. На куче видеозаписей и точных оценок размеров моих крыльев могли бы додуматься, что двадцать один метр – это много. Плюсом, из-за постоянных желающих что-нибудь из них выдернуть, я никогда, прилюдно, без веской причины, такого не буду делать. Вроде бы логичные вещи, но молодёжь не думает, а действует – и, чаще всего, именно в такой последовательности.

Глубоко вздохнув, покинул вращающиеся двери и быстро направился к эскалатору. Мне просто повезло, или какое-то провидение защищало сегодня, но толпа студентов заметила меня только, когда я уже поднимался, и то – по оперению. Крики и свист пробивались даже сквозь наушники. И снова сотни пар глаз на моей персоне. Как я устал от этого.

Сюда я пришёл чисто номинально – попить кофе в фуд-корте. Денег было не так много. Да, родители помогали, приняли мою ситуацию, даже предлагали мне вернуться домой, но я отказался. Если уж вынужденно сижу на шее у родителей, то хотя бы далеко. Я вообще удивлён, что с их маниакальным желанием сохранять и не порочить репутацию, они не отказались от меня. Золотые люди.

После обретения полёта всё остальное кажется медленным и неудобным. Подъём на пятый этаж торгового центра показался вечностью. Вокруг меня была стабильная зона отчуждения радиусом в пару метров, если позволяли коридоры и проходы.

Заказал горячий напиток в автомате самообслуживания. Дождался выдачи моего заказа. Приветливая девочка даже не изменилась в лице, а не заметить пернатые «рога», торчащие из-за спины, нужно быть слепым. Я добродушно поблагодарил и нашёл свободный столик на двоих у колонны. Идеальное место. Расслабил кончики крыльев, и они растеклись изумрудно-синим металлом по плитке.

Если подумать, то тех, кто спокойно ко мне относится, в абсолютном исчислении немало. Даже девушка, выдававшая заказ. Я же видел, как загорелись огнём любопытства её карие глаза. Застенчивая улыбка с плохо скрываемым восхищением. Для неё – это событие, которое, возможно, останется с ней навсегда. Будет рассказывать подругам, которые не факт, что разделят её энтузиазм.

Мои самозабвенные размышления прервал шорох и лёгкое касание, граничащее с щекоткой. Я краем глаза увидел, что на полу, с моим правым крылом, точнее с маховыми перьями, начала играть маленькая девочка лет пяти. В забавном летнем сарафанчике небесно-голубого цвета в белый мелкий горошек. Бежевые сандалики на плоской подошве надеты на ещё крошечные босые ноги. Пшеничные волосы заплетены в косу с небольшим атласным бантом.

Лица я не видел, девочка была поглощена ощупыванием опахал самых длинных перьев. Я знал, что изумрудно-синий ворс довольно жёсткий, но гладкий, и за счёт электростатических сил ворсинка притягивается к ворсинке, даже если растрепать всё в пух и прах. Маленькая незнакомка то гладила, то пересчитывала что-то, аккуратно отгибала, но никаких вандальных действий не предпринимала.

Моё нутро подсказывало, что за нами наблюдает весь зал. Напряжение витало в воздухе и было почти осязаемым. Я откинул голову к колонне, делая вид, что не замечаю девчушку. Отпил кофе – довольно вкусный, кстати. Окинул своим вниманием подвесной унылый потолок.

Меня оторвал от созерцания тоненький детский голосок:

– Дядя-птица! Дядя-птица! – я повернул голову и приветливо улыбнулся красивому лицу девочки. Она не боялась меня, ей было интересно и любопытно.

– Да, красавица?

– Почему они не двигаются? – в банальном вопросе девочки скрывалась взрослая серьёзность. Она могла не видеть, как их раскрывал и частично укладывал на пол. Девочка перебирала собственные пальцы, будто стесняясь. Её голубые глаза источали уверенность и бесстрашие.

Я улыбнулся и медленно, чтобы не напугать резкими взмахами, начал поднимать правое крыло, максимально расправляя каждое перо. Зашелестело оперение, народ застыл в предвкушении и ожидании, а девочка вскрикнула от радости, когда я ласково коснулся перьями её непоседливой головы. В её зрачках играл огонь счастья, она хлопала в ладоши и громко смеялась посреди почти монументальной тишины. Веер из красивейших переливающихся цветов синего, зелёного, голубого, бирюзового и перламутрового играл в свете потолочных ламп.

Девочка потянулась маленькими ручками к крылу, пытаясь достать. Плавно опустил к ней нижние маховые перья, она схватила охапку, и её смех полился ещё звонче. Если как-то и должно выглядеть маленькое настоящее счастье, то только так. Я понял, что проказница задумала, и потянул оперение вверх. Она крепко вцепилась, я поднял её аккуратно над полом сантиметров на тридцать. Вот уж визг поднялся от радости. Я тоже улыбался, мне было приятно и тепло внутри. В такие моменты я верил, что люди не настолько безнадёжны.

Опустил светящуюся девочку на место, поводил перьями, возвращая их в исходное положение, кроха заворожённо наблюдала, её зрачки двигались вслед за ними.

Было одно перо, недалеко от самого края, которое слабо держалось. Само не выпадало, но и выдернуть его можно было относительно легко. Притянул к себе крыло, нашёл его, одним рывком вытащил. Если что, то я чувствую каждое из них, кроме единственного этого. Небольшое, около полуметра в длину и сантиметров пятнадцать в самой широкой части. От белого основания до почти тёмно-зелёного кончика с металлическим блеском и приятной холодностью. Протянул подарок девочке, держа за сантиметровый в диаметре сужающийся к верхушке ствол пера.

Дышать перестала не только она, но и все присутствующие. Девочка стушевалась и покраснела до кончиков ушей. Я взял её ладошку и вложил перо, сомкнув пальцы в кулачок. В её руке оно казалось мечом или катаной, непропорционально большой для неё. Кроха подняла его перед собой, глазки наполнились слезами, и она обняла моё колено и пролепетала:

– Спасибо, дядя-птица!

Я погладил её по головке и спросил:

– А где твои родители?

Встал, сложил крылья в «походное» положение, взял за тёплую и немного влажную ручонку. Мне пришлось изрядно изогнуться в её сторону, чтобы нивелировать трёхкратную разницу в росте. Вышли в проход, огляделся – с направления входа в фуд-корт широкими размашистыми шагами неслась на всех порах молодая девушка. Мать. Судя по одному оттенку волос и напряжённому, почти злому лицу, глядящему на меня пылающими глазами, ошибки быть не могло.

Я даже расслабился. Что-то неизменно в нашем мире, и чаще всего именно с негативным окрасом. Взглянул на малышку – её перо занимало куда больше, чем мама впереди, уже перешедшая на бег.

– Юля! – воскликнула девушка. На ней было светло-серое лёгкое платье и балетки в тон. Подбежала, присела на корточки, обняла дочурку и взяла её на руки. Что-то ей бормотала на ухо, но я не старался услышать. Там было ничего нового для меня. Я стоял и хранил нейтрально-добродушное выражение на лице.

Сидевшие за окружавшими нас столиками молча наблюдали за происходящим, но взоры ожесточались, и от некоторых в открытую запахло враждебностью. Надо линять и срочно!

Девушка с беззаботной и довольной дочерью на руках злобно зыркнула на меня, что-то хотела сказать, но в последний момент поджала губы, они вытянулись в тонкую линию, и только развернулась и быстро ушла. Юля обернулась ко мне и помахала пером. Я улыбнулся в ответ и вскинул руку на уровне груди.

Немного подождал и сам, почти, сбегал с торгового центра. Я понимал, что для малышки я сделал подарок, возможно, изменивший всю её жизнь, если мама не выкинет чего-то нелепого и не отберёт перо у дочери. Тут был такой момент: ещё одной темой для спекуляций было то, что якобы я могу быть переносчиком или нулевым пациентом для новых болезней и патогенов. Ещё более страшных, чем с теми, с которыми столкнулось человечество в последнее время. Это движение набирало силу, несмотря на комментарии видных учёных-биологов, что такого не может быть, ведь я ничего нового в плане генов не представляю, но кого это убедило? Правильно. Ноль целых шиш десятых.

Ещё я прекрасно осознавал, что, выдав прилюдно перо, я обрекаю себя на ещё большее количество желающих ободрать меня. То, что такое перо одно – никому не докажешь. Хоть отрастает быстро. Такая природа толпы и общественного мнения.

Спустился на два этажа ниже и заметил за собой хвост. Трое взрослых мужиков угрожающего вида шли по моим стопам. Может, это моя паранойя? Мало ли кто спускается вниз вместе со мной? Свернул в проход до противоположного эскалатора, люди обходили мою персону, как волны, натыкающиеся на волнорез. Только моральный. Преследователи так же направились туда же, куда и я. Начал нервничать. В людных местах очень уязвим из-за невозможности раскрыть полностью крылья. Я только начинал учиться летать на полусложенных. Успехов пока нет. Ускорил шаг. Тепло от выбросов адреналина разливалось по всем плечам оперения. Мышцы поигрывали силой. Лёгкая дрожь прошла по спине. Хотелось взмыть в воздух прямо тут.

Моя внутренняя сирена истошно завыла, предупреждая об опасности. Восприятие обострилось до предела, и я мог различать даже шёпот на первом этаже. В нос вдарил запах пороха, закалённой стали и какой-то химии. У преследователей было оружие и сильное снотворное, которое я могу учуять почти за километр. Понял, что попал в ловушку. Мысли забегали, как в калейдоскопе. Мне нужно было окно, но в конце коридора ничего не было. Со второй стороны тоже бежало несколько человек, расталкивая прохожих. Судорожно ищу глазами путь отступления. Время уходит.

Как всегда, самое простое решение едва не ускользнуло из-под носа. Между двумя проходами была пустота от первого этажа до самой стеклянной крыши. Два поворота головы и прыжок с расправленными крыльями. Взмах. По телу разбегался жар свободы. Ещё взмах. Кончиком задеваю какую-то инсталляцию, подвешенную в проёме. Мимо ушей что-то свистит, очень сильно смердит химией. Вот она – стеклянная покатая крыша!

Складываю в локтях крылья, чтобы они торчали за пределы моих габаритов и на полной скорости врезаюсь в лёгкую конструкцию из стекла и алюминиевого профиля.

Толчок и вспышка боли в перенапряжённых мышцах. Суставы не дрогнули. Хруст и скрежет. По лицу хлестали осколки и куски металла. Вдарил знойный воздух перегретого июньского дня. Я обрадовался и вместе с настроением взлетал всё выше и выше. Сделал два оборота вокруг своей оси…

Внезапно тыльную часть левого крыла прошила острая боль. И толкнуло в сторону на пару десятков метров. Я вскрикнул, а дыхание сбилось и застряло где-то на полпути. Вашу ж мать! Старался тянуться выше и выше, крыло двигалось как-то дёргано, электрическими трещинами по нему разливалась боль, сильно пульсировало место удара… Я боялся поглядеть туда.

Что-то внизу разбилось. Ещё два полных взмаха – и набрал скорость сильно больше двухсот. Встав на крыло, поглядел вниз: на последнем этаже ТЦ, разворотив крышу, валялся снаряд. Несработавший с сетью снаряд. Не узнать его я не мог – насмотрелся на них. Я шокировано пялился на него, хаотично начал искать глазами установку… И нашёл. На той же крыше, у вентиляционных коробов. Мне повезло, что минимальная дистанция раскрытия сети превышала то расстояние, где я вылетел и до пусковой установки.

Помотав головой, начал набор скорости. Ветер засвистел в отливающих цветным металлом перьях. Боль постепенно утихала, хоть и всё отдавалось в шее и верхней части спины. Развернулся, увидел ровную линию Московского проспекта и стрелой понёсся на юг. Попытался хоть немного привести мысли в порядок… Не получалось. Шумно стучало сердце. Нужно было найти укрытие, а потом уже придаваться меланхолии!

Беда, как известно, ходит, как настоящая девушка, только с подружкой – и хорошо, если с одной. Завибрировал на ноге навигационный датчик и противно запищал.

Сбросил скорость, прямо в полёте подтянул ногу, расстегнул его, поднял перед глазами – и внутри наступила пустота… Внутри что-то шумно и звонко разбилось… Моя вера в честность людей. Её остатки. Так бережно склеенная, с надеждой, что я ошибаюсь, что они просто боятся, просто не могут доверять неизведанному. Просто нужно время. Нет, ничего им не нужно. Кроме меня и того, как можно из меня вытащить секрет крыльев! Вот мерзость! Мы же договорились! Я вам поверил, люди! Люди… Люди!!!

Сжал в кулаке датчик и смял его в месиво из пластика и тонкого металлического каркаса. В ярости швырнул его куда-то перед собой, не пытаясь даже задуматься, что он может в кого-то прилететь. Разогнался до максималки, стал снижаться, прижимаясь к земле. Мог же догадаться, что в простом браслете будет датчик наведения ракет ПВО! Чтобы моментально прищучить, если не получится поймать голыми руками.

Меня испепелял гнев изнутри. Хотелось рвать и метать. С запада поднялись белые дымные следы боеголовок. Три. Четыре. Пять! Тревога в голове протяжно завыла, мобилизуя все ресурсы организма. Крылья приняли всё более обтекаемую стреловидную форму, а перья плотно прижались друг к другу. Дыхание выровнялось, взор прояснился вместе с бушевавшим разумом.

Они догоняли меня. Я летал не так быстро, пока что, но до пяти сотен разогнаться мог легко и продолжительное время так лететь. Но для ракет ПВО я был неповоротливой черепахой, а вот с неповоротливостью поспорил бы. Ещё ниже – крыши домов и провода, ещё чуть-чуть и начнут задевать меня. Надо уходить из городской застройки, но и подняться выше не мог: тут, у земли, надеялся, что тепловые головки самонаведения потеряют меня на фоне более горячих двигателей машин и автобусов.

Выжал 550 километров в час. Двое из стальных преследователей стремительно нагоняли. Тормоз и взлёт вверх – обе пронеслись подо мной, оставляя за собой шлейф воняющего зарином или подобным нервно-паралитическим веществом. Чертыхнулся и полетел в сторону. Лучше бы оставили осколочно-фугасную часть – больше было бы чести! Трусливые ублюдки! Ракеты взорвались в нескольких километрах, оставив после себя большое белое облако отравляющего вещества.

Снова бегство от ещё двух. Настигали сильно быстрее. Тот же манёвр уклонения – помогло. Тоже зарин внутри. Где пятая? Я же насчитал пять? В панике замотал головой. Выданные мне рефлексы стащили намного в бок, и мимо просвистел зелёный корпус ракеты. Только решил расслабиться, но она развернулась и снова понеслась на меня. Вот же дрянь! Начал крутить пируэты, стараясь сбросить её с хвоста. Вправо. Влево. Стоп и назад. Вниз и резко влево. Она, если пролетала, то снова возвращалась мне в спину. Сколько в тебе топлива?! Всё ближе и ближе. От неё не пахло химией. Неужели осколочная? Или хуже? Гнал мрачные мысли, надо оторваться от неё.

Резко вниз, прямо вдоль проспекта, между домов. Я заорал от ударов током, разрываемых проводов, но не падал от поражения электричеством. Как так? Заметил, что кончики стали светиться неярким голубоватым светом. Копят переданный заряд?

– Потом! Всё потом! – орали мысли в моей голове.

Поднял глаза – ракета пикировала на меня. Зрачки расширились, перестал дышать. Сам загнал себя в ловушку, никуда не дёрнуться. Всюду дома, а наверх меня не пустят густые паутины проводов, натянутые через проспект.

За секунду до контакта боеголовка вдруг завибрировала и закрутилась в воздухе. Стала падать, кувыркаясь… Кончилось топливо. Прямо на дорогу. Я оцепенел… Там же невинные люди… Дети… Как в замедленной съёмке видел длинный тёмно-зелёный силуэт, удаляющийся от меня в тень сталинок. Силой воли попытался развернуться, чтобы перехватить, поймать, но тут происходит оглушительный взрыв…

Глава 3

Милый погожий день в нашем небольшом городишке. Жарко. Горячий влажный ветер не приносил облегчения, но это лучше, чем ничего. Шумел лес, который захватил большую часть города, точнее, само поселение фактически возникло посреди чащи. Большая часть застроена частным сектором, а вот многоквартирные дома, представленные пятиэтажками, кучковались по несколько штук точечно по всему Бабаево.

Я приехала сюда к родителям на выходные, впервые почти за год. Закончила вуз, взяла отпуск на работе и решила в кои-то веки отдохнуть от питерской городской суеты. С Москвой, конечно, не сравнить, но размеренный ритм жизни маленьких городов – это что-то волшебное. Даже само время тут идёт медленнее. За один день успеваешь переделать столько, на сколько в Питере понадобилась бы неделя. В лучшем случае.

Вышла погулять. Без цели. Просто насладиться одиночеством и тишиной. Уши в восторге от шума не дорог, а листвы и хруста песка под ногами. Брела сама не зная куда, полностью и беззаветно отдавшись ностальгии и воспоминаниям. Мимо проплывали до приятной тяжести в груди улицы и дома, скверы и дворы. Густо шелестели стройные ряды тополей и клёнов, давая немного прохлады под своей сенью. Много тут всего было.

Как часто бывает, детские события воспринимаются ярче и отпечатываются глубже, основательнее меняют личность и поведение. На это накладывается менталитет маленького города, где все друг друга знают и нет возможности спрятаться от глаз, ушей, сплетен и слухов.

Тут прошло моё детство и школа, а потом я натурально сбежала учиться в Питер. Не потому, что тут было плохо или неподобающе со мной обращались. Нет. Причина банальна и стара как мир. Я хотела свободной и ни от кого независящей жизни. Почувствовать себя взрослой, познакомиться с новыми интересными людьми. Найти, наконец, себя. Масло в огонь подливало одиночество, которое, как безжалостная ржавчина, грызло опоры моей стабильной жизни.

Я никогда не была красавицей. В стереотипном понимании. Пройдя четверть века на этой планете, я же могу в этом признаться? Хотя бы себе. Как раз проходила мимо магазина с зеркальной витриной. Остановилась и погляделась. Да, жизнь в большом городе определённо пошла мне на пользу, но негустые тёмно-русые волосы собраны в конский хвост. Острые, ни разу не женственные, скулы. Тонкие губы и белая, полупрозрачная кожа. Худая, конечно, не настолько, как в «лучшие» времена, но всё же. Узкие плечи при высоком росте делают меня типичной носительницей звания «шпала», но какая-никакая грудь у меня имелась, да и сзади не была столешницей.

Проклятие моей внешности в том, что отдельными частями я была симпатична и даже красива, но цельный образ не складывался. Даже для меня самой. Словно меня создали из того, что оставалось на складе в последнюю ночь перед сдачей в продакшн. Я привыкла.

С личной жизнью, как вы могли догадаться, тоже было не всё гладко. Тут, дома, я поцеловалась в первый раз только в 10 классе, провстречавшись с парнем из параллели три месяца. Я сильно внешне изменилась между 9 и 10 классами. Долго стоявший рост пошёл вверх, а грудь наконец вспомнила, что она у меня есть, а я даже не знала, как себя вести.

Мне нравились мальчики и до этого, но не могла никогда сама подойти и сказать «привет». Видимо, немного перестав быть гадким утёнком, меня стали замечать, но общая проблема отсутствия понимания, что такое отношения, делала меня в моральном плане неуклюжей. Я всегда любила больше книги и их миры, любила учиться и познавать новое. Меня никогда не цепляло прозвище «ботанка». Ведь что такого – просто хорошо учиться и любить книги?

Меня не трогали одноклассники, лишь изредка могли подшутить или подколоть. Часто с около нулевым результатом. Я не понимала тогда молодёжных трендов, не понимаю и сейчас. Мне чужды просиживания целых вечеров за просмотром YouTube или подобных сервисов. Не болела и не болею социальными сетями. Я там зарегистрировалась только потому, что всё больше сфер нашей жизни уходит туда. Стало нужно и по работе. Уведомления у меня выключены всегда. Если что-то срочное – позвонят. Это не гордость или самомнение, я действительно не приучена к такому.

Мне было сложно принимать ухаживания, стало ещё сложнее, когда я поняла, что это именно ухаживания. Моё нутро сбегало глубоко внутрь души и захлопывало дверь, а из головы выветривались все мысли и слова. Мне нечего было сказать на комплименты, изредка могла выдавить из себя «Спасибо». Когда меня впервые взяли за руку, я чуть не убежала в слезах, но паника быстро улеглась, потому что уже попривыкла к тому мальчику, терпеливо выносившему мою нелюдимость.

Тогда мне казалось такое поведение нормальным. Сейчас, набравшись опыта, понимаю, насколько я была себе на уме. Первый поцелуй был приятным и странным. Мы оба закрыли глаза, стоя у моего подъезда, когда он меня провожал после очередной прогулки. Касание губ, нежные движения, горячее его дыхание, но внутри всё так же витала прохлада северного ветра. Честно, я надеялась, что поцелуй растопит моё стеснительное и холодное сердце, но чуда не произошло.

Через некоторое время мы расстались, по моей инициативе. Сказала, как есть. Прямо, без прикрас. Он выслушал, ни разу не перебив. Как я закончила, он молча вышел. Было стыдно и неловко за причинённую ему боль, но я сама ничего так и не почувствовала, поэтому искренне считала, что обманывать не имею права.

После окончания школы я поступила в Питер на техническую специальность. Да и с парнями как-то проще, в отличие от чисто женских групп гуманитарных направлений. Учиться было несложно: аналитический склад ума, доставшийся от папы, сработал на отлично. Во всех смыслах.

Дорвалась до обширных университетских библиотек – там я проводила очень много времени, пока все мои однокурсники вели насыщенную студенческую жизнь. Они не понимали меня, а я их. Мне было куда интереснее погрузиться в очередную книжную, возможно выдуманную, историю, дарящую эмоции и заставляющую переживать, чем идти в клуб.

По меркам местных девушек одевалась скромно и невзрачно, а как по мне – практично. Одногруппники со мной общались только на контрольных и когда нужно было что-то сдать. Мне было не жалко. Если честно, то большие компании тяготили меня, и одной мне легче. Общение и друзей мне заменяли книги.

Снова попытки ухаживать за мной. В какой-то момент я решила, что хватит прятать голову в песок и переломить себя. Гуляли по осеннему Питеру, много разговаривали, он изо всех сил пытался мне понравиться. Он был симпатичный, обходительный, добрый, даже наивный немного. Даже начал читать книги, которые я советовала. Подарил электронную книгу на мой день рождения, чтобы я не таскала с собой тяжёлый рюкзак, где две трети веса – запасные книги, если внезапно закончится читаемая. Подарок до сих пор у меня и сильно выручает.

Но нельзя заставить человека влюбиться, верно? Вот и я не могла. Всё рухнуло, когда дело дошло до постели. Я просто не смогла. Сбежала, как маленькая девочка. Не смогла переступить через себя.

Хотелось чего-то настоящего и глубокого. Бескрайней любви и большой крепкой семьи, как во многих книжных романах. Я верю, что такое возможно в наше очень странное время, и принц на белом коне может выглядеть абсолютно обычно, а стоит нам встретиться взглядами, как пойму я и поймёт он, что это судьба и это навсегда. Радоваться его приходу, вместе проводить время, читать книги, растить детей, вместе стареть и нянчить внуков. Выращивать тюльпаны и пионы на маленьком участке, когда городская суета станет нам в тягость. Маленькие и тихие радости жизни, которые будут поддерживать наш огонь любви до самого смертного одра, но та же жизнь имеет свои планы на меня…

Новые попытки создать отношения – всё с тем же результатом. Я никого не любила всерьёз, но для успокоения тех мальчиков, кому это было важно слышать, я говорила. Может, даже пыталась себя в чём-то убедить, но сердце билось ровно. Может, отчаялась? Да нет. Для себя пришла к выводу, что если ничего стоящего на ранних курсах не срослось, то ловить уже в универе нечего.

Я сама стала старшекурсницей, идущей на красный диплом. Видела жадные, плотоядные глаза перваков на мою персону, но то была лишь физическая страсть. Тут было даже хуже: зная о своей обычной внешности, меня считали более лёгкой добычей. Ладно… Что-то совсем в дебри ушла.

В итоге я смирилась со своим положением. Одна – так одна. Не умею я жить с кем-то и строить отношения. Не научилась. Меня всё так же спасают книги и неторопливые размышления, бродя по набережной Обводного канала.

Подруг и друзей я тоже так и не завела, знакомые и хорошие приятели были, но когда нужно было что-то более близкое, кому-то открыться, то выученная беспомощность стопорила и стопорит меня, лишая любой эмпатии. Стала немного резкой, чтобы прикрыть свою уязвимость и чувствительность. Решила, что так будет проще всем: меня обходят стороной, а я спокойно живу без странных и одинаковых вопросов.

На моём предпоследнем курсе мир потрясает сенсация о крыльях. У всех, почти всех, будто мозги из голов повытаскивали. Одна и та же тема из каждого утюга. Что так все уцепились? Я считала это ересью, да и высоты боюсь. Мне и на земле-матушке хорошо. Надёжнее как-то. Спрашивали моё мнение и недоумённо поднимали брови, когда слышали его. Мне наплевать. Некоторые бросались доказывать, что я ничего не понимаю. На что я отвечала: рождённые ползать – летать не могут. Работало через раз, но меня достала эта тема. Русским языком сказали: 10–15 поколений. Сидим ровно и не рыпаемся.

Второй раз остатки мозгов нашему обществу вышибло появление первого Окрылённого. Я принципиально не стала вникать, меня уже бесила массовая истерия по этому поводу, но через новостные заголовки случайно узнала, что спровоцировало активацию генов – то ли удар постоянным током, то ли что-то подобное. На планете появился счастливчик. Причём мир узнал о нём, когда он уже неплохо так летал. Скрывался, видимо. Красивый цвет оперения, а сам носитель – обычный питерский мажорчик, по крайней мере, так писали СМИ.

Повторюсь, мне фиолетово, посмотрела его внешность из чистого любопытства – кому достался джекпот самой судьбы. Да и его фотографии были на всех интернет-ресурсах и онлайн-экранах, стоящих вдоль крупных улиц.

Для первого Окрылённого жизнь полетела – какой каламбур – под откос сразу же. Случились люди, со всей их завистливой и алчной натурой. Я в целом к человечеству, как собранию существ одного вида, отношусь нейтрально, а вот как к чему-то жизнеспособному на долгих эволюционных промежутках – увольте. Homo Sapiens. Издёвка природы, не иначе.

Да, я – интроверт, но научилась хорошо играть экстраверта. Паренька жалко. Стал изгоем в один день, потому что просто был не таким, как все. Стал выше на одну ступень, или сами люди спустились?

Слышала, что его пытались поймать, но что-то пошло не так. Дело дошло до вмешательства военных, что чуть не закончилось трагедией. Потом, вроде как, договорились. Подробностей не знаю, да и мне неинтересно.

Стало мерзко в тот момент, когда ещё день назад все предавались мечтам и грёзам, пели дифирамбы будущим Окрылённым, а когда пришёл черёд сдавать экзамен и проверять прочность собственных слов, люди, как всегда, облажались. Вместо попытки договориться по-хорошему, подумали, что сила и угрозы всё решат… Короче, на сам факт наличия первого Окрылённого – мне всё равно, а вот насколько прогнило человечество – вызывает настороженность. Моим детям жить в этом мире, и кто знает, может, им тоже так «повезёт»? Страшно.

Я не заметила, как забрела далеко за пределы жилой застройки, шла лесными тропами, бегущими вдоль трассы. Тут я всё знаю, с родителями излазили всю округу в походах за грибами да ягодами. Решила пройти ещё несколько километров, да возвращаться домой – как раз день будет клониться к закату.

Мне очень нравилось ступать на мягкую подстилку, усыпанную прошлогодней, ещё не до конца перегнившей листвой, жёлтыми хвойными иглами и мхом. Воздух тут имел сладковатый привкус и немного кружил голову – после тяжёлого смога Петербурга, словно училась дышать заново.

Обратила внимание, что всё затихло, даже птицы замолкли. Странно.

Вдруг, с высоким свистом, что-то пронеслось надо мной, отбросив стремительно уносящуюся огромную тень. Я инстинктивно прижалась к ближайшему дереву, задрала голову, но ничего не успела разглядеть. Через пару секунд до ушей донеслись звуки ломающихся веток и потом глухой удар, скорее всего, о землю. В нос вдарил противный запах чего-то жжёного, как будто горели какие-то химикаты и… плоть.

Всё произошло настолько быстро, что толком испугаться не успела. Опустилась тишина. Я простояла недвижимо пару минут и раздумывала, что делать дальше. Можно вернуться и позвать на помощь, но я не знала, что рухнуло где-то в километре. Большой опыт ориентирования в лесистой местности научил очень точно определять расстояние до источника звука.

Можно пойти самой и, возможно, спасти кого-то от смерти или тяжёлых последствий, если помощь нужна немедленно. Вытащила телефон: связи, ожидаемо, тут нет. Приняла решение, убрала волосы за шиворот, чтобы не мешались, и побежала в сторону предполагаемого падения.

В том направлении была небольшая, с футбольное поле, просека – как раз в ожидаемом месте. Было сухо, и я не боялась увязнуть в какой-нибудь трясине, бежала уверенно, перескакивая стволы упавших деревьев, укрытых мхом, камни и прочий лесной мусор. Старалась ни о чём не думать, но возбуждение и любопытство начинали разыгрываться.

Шума двигателей не было – значит, не самолёт или вертолёт, а по тени, наоборот, похоже. Может, параплан или парашютист? Тогда тем более нужно поднажать! Понеслась со всех ног. Начали попадаться свежесломанные ветки. Вот и просвет в стене деревьев. Выбежала на поляну и остолбенела…

Передо мной, метрах в тридцати, лежал… ОН. От него поднимался белёсый дым. Резкий химический запах тут был особенно сильным, а штиль не мог разогнать его из окружённой со всех сторон просеки. Перестала даже моргать, дышала как можно тише. Мысли бесконечным составом проносились перед внутренним взором. Меня пробила ледяная дрожь. Самоконтроль покрылся густой сеткой трещин.

Тряхнула головой и медленно двинулась к нему, не понимала, что делаю. Не шевелился и вообще не подавал каких-либо признаков жизни. Крылья застыли в странных изломанных позах. Пройдя полпути, увидела, что часть оперения обожжена и покрылась матовой чёрной сажей. На левом крыле словно поставили красную кляксу – рваными полосами что-то алое пропитало когда-то светлые перья. Мне стало ещё более страшно, чем когда он падал с пронзительным свистом.

Подкатил ком к горлу. Что это?! Кровь? Он жив? Я не понимаю! Бежать! Бежать отсюда! Ноги не слушаются и стали ватными! Почему ноги сами шагают в его сторону! Мне страшно! Хочется закричать, но из груди, кроме глубоких вдохов-выдохов, ничего не могла выдавить. Морально парализовало полностью! Глаза начали слезиться. Сколько я не моргала уже? Остановилась метрах в трёх и замерла. Картинка рябила и начала сужаться. Была готова уже сорваться в панический бег…

Стоп! Осознание, что это паника, окатило как из ведра холодной водой. Ничего ещё не произошло. Я же шла помогать! Постепенно дыхание выровнялось, и стук в голове утих. Изображение вновь стало цветным и без тёмного ореола. Шумно выдохнула от облегчения.

Немного осмелела, быстрым шагом подошла и уселась коленями в горячий песок у его головы. Лица не было видно. Нагнулась, взяла за плечи и попыталась перевернуть. Ожидала, что такая махина будет весить очень много, но из-за несоответствия приложенных сил и реальной массы, я перевалила его себе на ноги, а сама чуть не упала пластом, уперлась откинутыми назад руками. Крылья, внезапно, начали складываться. Замерла, но ничего больше не произошло. Рефлексы?

Он лежал лицом к небу на моих коленях. Перепачканный грязью, пылью и непонятно чем. Глаза плотно закрыты, а рот приоткрыт. Кроме ссадин и кровоподтёков, других повреждений не увидела. Худой, очень худой. За разорванной рубашкой можно было разглядеть канаты мышц предплечья вплоть до отдельных волокон. Нагнулась к груди и зажала запястье. Пульс и дыхание есть, но слабые. Признаюсь, я напугалась, что он тут лежал уже мёртвый.

Что делать? Что делать? У меня была вода с собой в рюкзаке. Может, плеснуть на лицо, или я пересмотрела фильмов? Ноги начали затекать, а вытаскивать боялась – вдруг сработают ещё какие-нибудь рефлексы, не такие безобидные? Не заметила для себя, что гляжу на него. Красивый, даже в таком виде. Странное волнение начало подниматься внутри и давить на грудь изнутри. Стало немного тяжело дышать. Голова опустела. Не буду же я сидеть так, пока он не очнётся? А вдруг это будет через неделю? Попыталась коленями приподнять его, чтобы начать вытаскивать ноги.

Как только удалось подогнуть колени так, что его спина оказалась в десяти сантиметрах над землёй, он резко открывает глаза, я вскрикиваю, бёдра и голени не выдерживают и расслабляются, с несильным хлопком он снова оказывается на земле. Тут же поднимает верхнюю часть корпуса и пытается встать, но слабые ноги не держат его. Опять падает на четвереньки. Я быстро и громко дышу. Только пялюсь на него испуганными глазами. Слышу, как хрипит и пытается откашляться. Заваливается на бок, шумно дыша. Замечаю, что кончики крыльев часто дрожат, хотя на солнце за плюс тридцать.

Не знаю, откуда мне приходит эта мысль снова, я быстро стягиваю рюкзак, нащупываю бутылку, подползаю сама и подношу к его пересохшим губам.

– Вода. Пей, – тихо произношу я.

Он всё так же странно дышит, глаза снова закрыты. Приподнимаю голову, касаюсь горлышком и медленно начинаю вливать жидкость. Капля за каплей, боюсь, что начнёт захлёбываться, но нет, делает хорошо различимый глоток. Я нагибаю ёмкость ещё. Два крупных глотка – и из его рта вырывается не то хрипящий стон, не то попытка вдохнуть. Едва приоткрылись веки.

– Спасибо… – на грани слышимости произносит он.

Я искренне улыбаюсь одними уголками губ. Молчу, глажу по взъерошенной шевелюре, мельком разглядывая аккуратно сложенные, но сильно обожжённые крылья. Что-то далёкое и тёплое поднималось внутри моей души, словно первый восход после очень затяжной зимы. Что это? Радость, что он живой? Что смогла помочь? Пока не знаю… Но мне нравится.

Окрылённый смог сесть, уронил голову в раскрытые ладони и с силой потёр лицо. Смотрю на него, не в силах что-либо произнести. Да и что я могу ему сказать? Он встал, пошатываясь сделал пару шагов, повертел головой, явно не узнавая места. Крылья всё ещё немного подрагивали.

– Где я? – звук его голоса немного испугал, я замешкалась с ответом. Он не оборачивался, смотрел куда-то в небо. Солнце уже коснулось верхушек сосен.

– Бабаево… – неопределённо отозвалась, я сама себя не узнала. Покраснела. Сердце начало бешено колотиться, снова ощущение пустой головы.

Он простонал что-то невнятное, попробовал расправить крылья. Я затаила дыхание, когда увидела их вживую: такой красоты и представить не могла! Даже в самых вычурных онлайновых играх, реклама которых мне иногда попадается, не встречала чего-то даже близко приближающегося в своём великолепии. Даже обожжённые, с красными и чёрными разводами, они отливали сталью и переливались радужными бликами. Неуверенный взмах – я заметила, что левое крыло заметно отстаёт от правого, на нём же большое алое пятно. Поняла, что это кровь, а значит, под оперением открытая рана.

– Ты ранен? – слова сами вырвались из моего рта.

Мужчина грузно рухнул на колени, видимо, от бессилия. Сложил крылья.

– Ерунда. Как тебя зовут?.. – той же хрипящей интонацией. В пол-оборота повернул голову ко мне, на меня взирали полные усталости и какой-то скорби большие зелёные глаза. Перевела взгляд на землю.

– Таня… – скромно ответила. Чувствовала себя так же, как во времена моей юности. Слова не шли, а тело всё более неохотно отзывалось на команды. Во мне жила более открытая и уверенная часть личности, но почему-то она проявлялась только когда разговоры заходили о книгах или работе. Мне эта часть нужна была здесь и сейчас, но ничего, кроме всепоглощающего смущения и непонятой всё ещё для меня неловкости, не ощущала.

– Женя. Хотя, наверное, ты и так в курсе, – несколько печально хмыкнул Окрылённый, так и сидя в песке.

Мы оба сидели в нескольких метрах друг от друга, наверняка, со стороны это было очень странное и забавное одновременно зрелище. Молчание затягивалось, но нелюдимость постепенно рассеивалась, и я смогла, чуть придя в себя, встать и подойти к нему, присела на корточки перед его опущенной головой.

– Что случилось? Почему ты так выглядишь? – старалась говорить как можно более вкрадчиво и чётко, чтобы не вызвать неконтролируемых эмоций. Ещё я понимала, что меня кто-то направляет. Странно об этом думать, но я даже невольно поёжилась в тот момент.

Медленно, словно его голова весила под тонну, он поднял её, и мы впервые встретились глазами…

Глава 4

Я глядел в её синие глаза и не мог понять, что вижу. С одной стороны, девушка, сидевшая передо мной, была вполне обычной. Большие очки на тонкой оправе скрывали часть её лица, но общее смущение и беготня зрачков выдавали в ней типичную ботанку. С другой стороны, поверх её лица было что-то ещё, словно тончайшая вуаль, дымка, смягчавшая её черты и делавшая их очень нежными и женственными.

Я тряхнул головой, думая, что это последствия удара о землю, но наваждение никуда не делось. Решив, что разберусь с этим позже, стал обдумывать, что же произошло…

И в память влетели последние события… Торговый центр, кофе, девочка, перо, мама… Бегство, преследователи, свобода… Датчик на ноге, ракеты, уклонения, запах зарина… Пятая, не мог сбросить с хвоста, потащил за собой, взрыв на оживлённой улице… Кадры произошедшего проносились в голове, испепеляя своим осознанием. Мне кажется, я перестал дышать, в шоке от того, что натворил…

– Там были дети… – глухо, самому себе, произнёс я.

Девушка, пристально смотревшая на меня, стала очень серьёзной, прикоснулась к моей руке и мягко повторила:

– Что случилось, Жень?

Услышанное собственное имя ударом молота прошлось по рассудку. Я терял контроль над эмоциями. Огненный шар, ударная волна, дым… Крики и стоны… Опрокинутый горящий автобус, развороченные машины… Детский плач… Запах жжёных перьев, быстрые взмахи, прочь… На этом моменте воспоминания обрываются. Как я добрался до Бабаево, расположенного в нескольких сотнях километрах от Питера, не мог даже представить.

Спина и крылья отозвались тупой болью, особенно левое – я знал, что там открытая рана от попадания несработавшего снаряда с сетью. Только плотное оперение, распределившее импульс удара на большую площадь крыла, спасло от фатальных повреждений. К горлу подкатил ком, а к разуму – паника.

– Я не убийца! – единственная связная мысль, горящая перед внутренним взором фраза, словно из расплавленного железа. Чувствовал, что начал мерно раскачиваться взад и вперёд. Мир схлопывался в одну точку и накрывался темнотой.

Внезапно, перед самым краем падения в пучины безумия, я ощущаю чьё-то дыхание у своей шеи и частое биение не своего сердца – кто-то прижался ко мне, крепко заключив в объятия. Мрак перед глазами блекнет, как грозовые тучи после продолжительного ливня. Картинка расширяется и приходят звуки. Птицы, едва различимый шелест листьев и хвои. Запах смолы. Только сейчас понимаю, что я тут не один и это не сон. Ощутил вздрагивания женской груди и горячую влагу на своей шее. Изрешечённая память выдала мне имя.

– Таня… – я положил свою руку на дрожащую спину. Шмыганье носом. – Всё хорошо, я в порядке. Относительно.

Начинал шутить, а значит, голова действительно прояснялась. Девушка отстранилась от меня, утерла остатки слёз и пробормотала:

– Прости… Не понимаю, что на меня нашло… Я увидела, как стали стеклянными глаза, а лицо утратило все признаки жизни… Мне стало страшно…

– Это ты прости меня, что напугал, – виноватым тоном ответил ей. Ещё огляделся и прислушался к своей интуиции. Угрозы от Тани я не ощущал от слова «вообще», что меня радовало и напрягало одновременно. Что-то тянулось к ней маленькими ручками из самых потаённых мест моей души. Внутренний компас говорил, что к юго-востоку есть поселение людей. Видимо, Бабаево, тут я слышал очень отдалённые звуки автодороги, километрах в пяти, не меньше.

– Так что случилось? Почему ты изранен и находишься тут? – вопросы были знакомыми. Может, она мне их уже задавала? Ничего не помню.

– Меня пытались поймать, – начал я, подбирая слова. По сузившимся зрачкам понял, что Таня увидит моё сглаживание углов и всё равно прочтёт между строк всю правду. Решил не юлить. Почему-то, но я доверял ей. – Мне удалось вырваться от преследователей на земле, но когда был в воздухе, они запустили ракеты. Четыре были с нейропаралитиком, а пятая… (глубокий, рваный вздох) – термобарическая. От первых двух пар я смог увернуться, и они самоликвидировались, когда потеряли цель и кончилось горючее, а последняя… Преследовала меня до конца. Я отчаялся и нырнул вниз, к проспекту… В тот момент у неё заканчивается топливо и падает прямо на дорогу…

Таня смотрела большими изумлёнными глазами. Она прекрасно представила, что произошло потом, я видел, как в её сознании вспыхивает огненный шар, испепеляя всё, до чего дотронется. Молчал, прокручивая все всплывающие подробности. Я знал, что не бывает зенитных ракет с отравляющей и тем более с термобарической боевой частью, значит, всё это добро было создано для меня. Ладно, но почему только одна оказалась такой разрушительной и не самоуничтожилась сразу, как лишилась горючего? А взорвалась только от контакта с дорогой. Не хотел я думать, но пахло подставой. Одной большой подставой по очернению меня, сделать вне закона, обоснованно поймать и заключить под стражу. Читай – на опыты. Я поморщился.

Таня, внимательно наблюдавшая за мной, как мне показалось, поняла если не всё, то большую часть моих размышлений.

– Ты не виноват. Военные не должны были запускать ракеты прямо над Питером. Тебе просто не оставили выбора! – хорошая попытка, я даже натянуто улыбнулся, но оба понимали, что я мог уйти на высоту и принять геройскую смерть, уберегая гражданских от незаслуженной участи.

Меня зацепило слово «военные». Армия не занимается такой мелочью, как я, но с молчаливого согласия – почему нет? На обшивках боеголовок не мог припомнить ВООБЩЕ каких-либо опознавательных знаков. Даже служебных. Просто крашеные корпуса в типичный зелёный цвет.

– Я не сказал, что это были военные. Если бы решили сбить меня, то подняли бы самолёты и вертолёты. Так безопаснее для населения. Да и сети, которые можно подвесить на тот же вертолёт, куда крупнее, – я поёжился, вспоминая погони от авиационных частей регулярной армии. Они осторожничали, а тут кто-то или что-то другое. Я снова начинал закипать на весь людской род, одна из представительниц которого сидела передо мной. Оборвал такие мысли. Ведь она на самом деле спасла меня, без данной мне воды всё было бы куда печальнее. Я шумно выдохнул.

– Тебе нельзя возвращаться, – констатировала факт Таня.

Я не понимал, почему она за меня переживает так? Неужели ещё одна девица, решившая попытать счастье? Нет, интуиция отвергла этот исход.

– Тебе есть где спрятаться?

– Нет, – покачал головой. Все убежища остались в Петербурге. Понимал, что меня ищут. Сколько нужно времени, чтобы по горячим следам они смогли найти меня? Кстати, кто они? Нужно было разобраться. Врага нужно знать в лицо. Все семь с половиной миллиардов или сто пятьдесят миллионов? Разница в двадцать раз, но легче не становилось. – Тебе нужно уходить, Тань. Когда нагрянут по мою душу, точно не будут церемониться. Ты можешь пострадать или вообще привлекут за соучастие и сокрытие. Спасибо за всё, беги!

Я встал, но девушка осталась в том же положении. Плавно помотала головой, я видел, что её действия не согласуются с мыслями, она пытается сопротивляться, но кристально чистый взгляд пронимал до самого нутра и источал уверенность и… храбрость? Откуда? В ней массы половина от моей. Кроме книг и библиотек, запах которых я смог различить, пока она обнимала меня, ничего в жизни, скорее всего, не видела. Чем она могла мне помочь? Сломать свою жизнь ради меня? Мне такие жертвы не нужны, точнее, их бессмысленность. Почему она так смотрит на меня? Нужно гнать её в гриву! Хватит с меня жертв среди людей! Пусть я не принимаю человеческий род, но смерти всё-таки не желаю, хоть на эмоциях мог думать иначе. Увиденная мною трагедия на Московском проспекте перетряхнула мою душу до самого основания и свалила в бесформенную кучу.

– Таня, уходи! Ты ничем не можешь мне помочь! Только искалечишь свою жизнь, жизнь своих родителей, друзей и парня или мужа! – начал закипать, видя, что она даже не шелохнулась. Упрямая девка. Может, поднять её и унести в город? Всё равно из меня, скорее всего, сделали дьявола, так что «формальное» похищение и/или удержание в заложниках хорошо впишется в новостные заголовки.

Поднялся знойный ветер. Небо на горизонте синело. Появились первые звёзды, коих с земли в Питере не рассмотреть из-за плотного смога и света улиц.

– Не могу… Не могу оставить тебя… Я не понимаю почему… – выдавила она из себя.

Я опешил от такого заявления. Сел рядом с ней, она давно покоилась на полусогнутых ногах.

– Ты серьёзно не понимаешь, что тебе грозит? Если меня решили убить за это? – я немного раскрыл крылья. Кстати, а летать-то я могу ещё? Надо будет срочно проверить. – Ладно, твоё дело. Можешь оставаться тут, а я не планирую сидеть на одном месте! Ещё раз спасибо и пока! Береги себя!

Я пригнулся и взмахнул крыльями. Поднялся на несколько метров, как левое крыло прошила такая адская боль, что аж искры посыпались из глаз. Я сдавленно вскрикнул, мышцы скрутил спазм, крыло налилось свинцом и перестало гнуться. Меня потащило влево, закружило, правым отчаянно пытался стабилизировать вращение, но тщетно. Завалило на бок, и, потеряв опору под крыльями, рухнул на землю. В последний миг, всё-таки, спазм прошёл, и левое крыло смогло сложиться вместе с правым. Удар пришёлся на толстую перьевую прокладку, так часто спасавшую меня при падениях.

Снова вспышка боли, молниями стрелявшая по спине и перетекавшая в правое крыло. По внутреннему альтиметру, упал с высоты около двух метров. Ерунда. Бывало и больше. Перекатился на спину, слегка постанывая. Над безмятежным небом показалось взволнованное лицо Тани. Вот же ж неугомонная.

– Ты ранен! Под левым крылом растекается кровь! – истеричные нотки слышались в её подрагивающем голосе.

Только сейчас пазл у меня сложился: две трети повреждённого крыла я натурально не ощущаю, будто оно полностью под анестезией. Паршиво. Очень и очень паршиво.

– Надо остановить кровотечение! Только я не знаю, как это сделать на… крыле…

Снова сев, я притянул его к себе, взглянул на место ранения. С перьев капала кровь и всё больше пропитывала соседние. Они же и скрывали масштаб раны. Таня смотрела, еле сдерживаясь, чтобы не рухнуть в обморок. Сглотнула комок.

Я раздумывал, занавесился крылом, чтобы оно оказалось между мной и девушкой, двумя пальцами отодвинул перья и взглянул. Зрелище было не радужным, но и катастрофическим назвать нельзя. Хотя если ничего не делать, то через пару часов перейдёт в этот статус. Снаряд попал в край крыльевой «руки» по касательной. Видимо, наконечник смог проникнуть за плотный слой перьев и задеть предплечье, а дальше он упёрся в противоположное оперение, и импульса на большее не хватило.

Рана была рваной, я не понимал, почему не чувствую сильной боли, такое ощущение, что в крыльях была изолированная нервная система, опосредованно сообщающаяся с моей основной. Любопытно. Я опустил пернатую конечность, встретившись с немигающими глазами Тани, не смог их выдержать и отвернул голову. Что-то кольнуло в груди, и странное тепло разбегалось по чувствительным областям крыльев. Что вообще происходит?

– Всё плохо? – с нескрываемым страхом спросила она. Ветер вытащил её тёмные волосы, и часть засыпала лицо, а она их не замечала.

– Нет, если обработать рану как можно скорее… – пробурчал неохотным тоном. Больше в этой ситуации бесила невозможность самого факта полёта: пока не зарастёт рана и не восстановятся обожжённые перья – делать в небе нечего.

Таня встала на ноги, твёрдо посмотрела на меня и произнесла:

– Я сбегаю за медикаментами! Ты можешь перебраться под тень деревьев? Я быстро!

– Не нужно! Что за маниакальное желание искалечить себе жизнь?! – запротестовал я.

Таня закатила глаза.

– Я хочу помочь. Если то, что ты сказал, хотя бы наполовину правда… – она запнулась. – Тебя ждёт очень незавидная судьба… Мне небезразлично, что с тобой будет, потому что я сама, в невообразимо меньшей степени, была в твоей ситуации. Ты ничего тут не знаешь, я могу тебя спрятать. Куда ты сейчас пойдёшь? – на слове «пойдёшь» её голос слегка дрогнул, а мне ножом резанул по слуху. Да, она права, что летать я сейчас могу разве что как топор или как гордая птица-ёж. – Плюсом нужно обработать рану, пока не началось заражение крови или чего похуже… Появиться на людях в таком виде – очень опрометчивая затея. И вообще, я взрослая девушка, и не тебе решать, что мне делать, а что нет!

Я удивлённо вскинул бровь от последней её фразы. Воображение дорисовало сцену, где она топает ножкой, надувает щёки и с гордо поднятой головой разворачивается и уходит прочь. Обязательно запинается о корень, торчащий из земли, и с визгом падает. Меня такая фантазия развеселила и несколько смягчила категоричное отношение к этой темноволосой девчушке.

Она правда может мне помочь, может, и мне хватит строить из себя сильного и независимого? Я всё-таки на 95% обычный человек с вполне человеческими проблемами – что физиологическими, что психологическими. Я расслабился.

– Хорошо. Я буду тебя ждать меж тех елей, – я махнул рукой, где хвойные красавицы создавали особенно непроглядную тень, а с заходом солнца рассмотреть что-то в ней будет нереально. – Но! Если увидишь что-то подозрительное: военных, полицию – другую суету, не свойственную вашему городу, заклинаю тебя, не возвращайся! Не губи свою только начавшуюся жизнь! Всё, беги.

Таня неопределённо кивнула, развернулась и почти побежала в сторону Бабаево. Я понял, что она вернётся в любом случае, даже если город уже кишит военными и силовиками, пришедшими по мою душу, но отчётливо понимал, что они должны знать, где искать, а беспилотников в небе я не слышал и не видел. Хотя это и не значит, что их не было, пока я валялся в отключке.

Мысль, что меня могут сейчас обнаружить, заставила волноваться и даже немного нахохлиться. Крыло отозвалось ноющей болью, немела всё большая его площадь. Мне это тоже не нравилось. Пригнувшись, перебежал под те самые ели. Там было гораздо прохладнее и более влажно. Отогнув колючую лапу, нырнул к стволу, уселся, облокотившись на него.

На лбу выступала испарина. При усиленной регенерации организм сбрасывает излишки тепла, только интересно, откуда, точнее, из чего сейчас он черпает энергию? Жировых запасов несколько кило, что при таких поражениях хватит ненадолго. Отругал себя, что не попросил Таню принести что-нибудь пожевать. Слона бы съел. Желудок согласился со мной на своём урчащем языке.

Хоть воду мне оставила – осушил полбутылки залпом, стало несколько легче.

От дня осталась лишь бело-голубая полоска, просвечивающая сквозь негустой строй деревьев. Значит, там более обширная просека или местность идёт вниз по пологому склону. Уже можно было различить целые созвездия. Сколько раз порывался научиться ориентироваться по звёздам… Ведь могу лететь выше даже самых высоких и плотных облаков, а я, как дурак, всё ещё про навигатору…

Тут я осёкся, дёргаными, немного хаотичными движениями зарылся в карман. Вытащил телефон – на кнопку разблокировки не отзывается. Загорелся индикатор полностью разряженной батареи. Немного выдохнул, но лёгкая измена всё равно уселась в моём усталом разуме: а вдруг он только сел, а всё это время был включён и был в сети? Логически такое могло быть, но тогда где все? Отследить владельца не так сложно в нынешнем мире.

Сколько нужно времени, чтобы вся бюрократическая махина собралась и начала действовать? В мирное время – это довольно инерционный процесс, а когда случается теракт? Коим уже, скорее всего, окрестили взрыв на Московском проспекте. Защемило сердце. Тут власти действуют даже подозрительно быстро, а три сотни километров до Бабаево – пустяк, хотя я не знал, сколько пролежал без сознания и как быстро меня нашла Таня.

Сколько всего важного у неё не спросил! Дырявая башка! Так, успокойся, когда она вернётся, и если вернётся, то всё спокойно расспрошу. «Если не забудешь», – ехидно отозвалась интуиция. Была бы она материальной – послал бы в пешее эротическое.

Таня. Странная девушка. Типаж очень сильно отдаёт типичной зубрилой. Подсознание выдало моральный подзатыльник за такие мысли. Я не понял почему… Симпатична. Местами. Да за что?! Я уже начал переживать, что моя голова живёт отдельно от сознания. Что за ореол её окружает, скрывающий её недостатки? Стоит немного ослабить контроль над зрением – и она чуть ли не богиня красоты. Может, недотого? Мысль интересная, а главное – надо гнать её прочь, мне ещё физиологических страданий сейчас не хватало.

Что ещё? До сих пор не могу понять, что её так потянуло геройствовать? Злого умысла за ней я не вижу, такое, после обретения крыльев, могу различить за пару километров. Видно, что для неё это не типичный паттерн поведения, она сама себя пугает, возможно, даже больше, чем я и последствия, если тут окажутся наши доблестные воины, охраняющие покой человечества. Тьфу. Лицемеры двуногие. Снова потащило туда. С людьми всё понятно. Надеюсь, с ней ничего не случится…

За этими мыслями не заметил, как задремал под убаюкивающую трель кузнечиков и ночных птиц.

Вижу, как что-то приближается ко мне и тянет огромную когтистую омерзительную лапу, инстинктивно хватаю её и слышу крик… Продираю глаза, вижу скулящую Таню, пытающуюся вырвать левую руку из стальной моей хватки. Отпускаю и лепечу под нос извинения. Ночью бодрствуют рефлексы, оберегающие мой покой.

– Прости… Я испугался. Не думал, что усну… – оправдывался я. Не знал, насколько это успокоит девушку.

Она массировала место хвата, нежная кожа уже покраснела и точно будет синяк. Я тоже покраснел. Стыдно. Таня мне помогает из альтруистических соображений, а я её калечу… Было уже довольно темно. Ярко горели точки далёких космических светил, иногда подмигивая своим холодным белым светом.

Таня сдавленно улыбнулась, ей всё ещё было больно, я потупил взгляд. Зашуршала молния.

– Я принесла поесть тебе, подумала, что ты голоден, – вытащила контейнеры готовой еды. Пара салатов, пюре, макароны, мясо.

Перевёл взор на неё, я нормально вижу в темноте, так что прекрасно увидел, как она покраснела.

– Я не знала, что ты любишь, поэтому взяла несколько вариантов. Давай вначале разберёмся с твоим крылом, а потом поедим?

Левое крыло простонало призрачной и холодной болью, а желудок воспрял духом. Кряхтя, я встал на колени, немного пригнулся, начал разворачивать крыло – это была средняя секция крыла, по факту предплечье. Мрак под густыми еловыми лапами очертил свет налобного фонарика. Я, уже давно привыкнув к темноте, сощурился и недовольно фыркнул. Таня раскрыла рюкзак, основное отделение которого могло разложиться на все 180 градусов. Там лежали бинты, дезинфицирующие и заживляющие средства.

– Покажи мне рану, – попыталась твёрдо приказать мне, но я слышал и чувствовал, что она боится крови. – Я проходила курсы по первой медицинской…

Я лишь глубоко вздохнул. Самому себе, конечно, мог наложить повязку, но не факт, что она была бы эффективной. Подложил под себя правое крыло, уселся поудобнее и вывесил левое перед Таней. Свет фонаря не пробивался через плотное оперение. Послышался хруст и сдавленный звук – девушка разделяла склеенные засохшей кровью перья. В нос ударил едва уловимый, солоноватый запах женского пота, она очень нервничала, а стук её сердца, казалось, слышно до самого Бабаево.

Она покопалась в рюкзаке и вытащила несколько бумажных стопок, скреплённых зажимами. Стащила их и закрепила мешающие перья к другим.

– Положи на землю, – шёпотом попросила она.

Я повиновался, уложил крыло на ещё горячую песчаную поверхность, усыпанную иголками. Старался не смотреть. Таня промывала рану – понял по журчанию жидкости. Не понимал, что её держит от падения в обморок. Прикрыл глаза и откинулся к стволу. Она что-то шептала себе под нос, но разбирать не пытался. Треск разрываемых упаковок бинтов.

– Приподними, но не поворачивай вертикально, – теперь сказала очень уверенно, видимо, или привыкла, или закрыла саму рану и осталась повязку наложить. Сделал то, что нужно. Через пару минут Таня с облегчением промолвила:

– Всё. Кровь уже не текла, начала образовываться корка. Я промыла, не сдирая её, обработала края раны и затянула бинтами. Тебе нужно постараться вообще не двигать перьями тут. Менять нужно каждый день… – девушка приземлилась рядом с рюкзаком. – Теперь можно и поесть…

С такой жадностью я не набрасывался на еду, пожалуй, со времён трансформации. Крыло потеряло чувствительность полностью, и я не знал, запустилась ли в нём регенерация. По дикому голоду, косвенно, думалось, что да.

Таня почти не ела, она налила себе кофе из термоса и грызла одну несчастную овсяную печеньку. Я вскинул бровь и спросил с набитым ртом:

– А ты почему не ешь?

– Не хочу. Успела по дороге сюда съесть пару шоколадок, да и тебе явно нужнее, а я могу и дома поесть, – покачала головой темноволосая девушка.

– Тебя не хватятся?

– Нет. Сегодня родители на смене, так что всё нормально. Когда доешь, я провожу тебя, где можно поспать, – я аж поперхнулся от такого предложения. – На юге, в нескольких километрах, есть туристическая избушка для привалов. Она давно пустует, но вода и запасы консервов есть, тёплая одежда и одеяла, но нужно выйти не позже 23 часов. Рассвет начнётся уже после двух ночи. На всякий случай я выключила телефон и оставила его дома.

– Давай тогда пойдём сейчас, я наелся, а остатки оставлю на завтрак. Ты хорошо знаешь эти места? – тут же ринулся спешно собираться, Таня одновременно со мной собирала мусор в отдельный пакет.

– Да, я тут выросла, а папа – турист, как-то брал меня с собой. В походы и так, в лес. Он и его друзья и построили эту избушку, хотя я сомневаюсь, что о ней вообще кто-то знает, кроме нашей семьи и его знакомых, поэтому я уверена, что туда никто внезапный не наведается, а густой лес хорошо скрывает домик сверху, а пока лето – тем более.

Я успокоился. Бинт терялся на фоне белого оперения, но сильно выделялся на окровавленных перьях. Нужно будет помыться и отмыться. Собрались. Таня погасила свет и вышла из-под ели, я последовал за ней.

Темно. Трещали сверчки. Высокое звёздное небо смотрело на двух крадущихся существ через непроглядную чащу, но непроглядную для людей, а я вполне всё нормально видел. Знаками попросил Таню указывать мне путь, а я поведу её, чтобы не пришлось включать лишний раз фонарик.

До автострады добрались в гробовом молчании, перебежали дорожное полотно, когда с обеих сторон горизонта не было ни единой машины. Перепрыгнув ограждение на обочине, оба расслабились и пошли уже более спокойно.

– Расскажи мне о себе? – вдруг прервала тишину Таня, я удивился её вопросу. – То, что о тебе говорят – правда?

– По большей части. Я родился в вполне обеспеченной коренной петербургской семье, получил достойное образование. В целом, жил неплохо. Старался не зависеть от родителей, но… Привычка жить на широкую ногу и зарплата простого инженера немного не бились меж собой. Никто обо мне не знал, кроме друзей да знакомых. Меня всё устраивало. Я жил свою жизнь, пока на работе не случилось ЧП при включении сверхмощного источника постоянного тока. Миллионы ампер при небольшом напряжении… – я умолк, вспоминая те красочные ощущения, но быстро отогнал эти мысли от себя. – Что-то пошло не так, и весь ток пошёл через меня… Я оставался какое-то время в сознании, но память всё-таки пострадала. Очнулся в больнице, был в порядке, чем всполошил местный медперсонал. Я ушёл оттуда под свою ответственность, а вечером того же дня заболела спина… Потом появились крылья… Дальше моя жизнь пошла под пристальным контролем камер СМИ и обычных людей, так что ты можешь увиденному верить…

Мы шли через высокую траву, постепенно снижающуюся к лесу. Таня молча слушала, иногда поглядывая на меня, я руками показывал, где камень, яма или торчащая ветка. Внутренние часы отбили полночь.

– Ты не любишь людей? – неожиданный вопрос от девушки.

– Почему ты так решила? – лучшая защита – это нападение, да?

– Не знаю, мне кажется, что ты должен, как минимум, остерегаться. Ведь власти тебя пытаются поймать, а обычные граждане смотрят с насторожённостью и страхом. Я перекладываю на себя и понимаю, что, скорее всего, давно бы сошла с ума от давления общественности. Возможно, сама пришла к властям, когда сила воли дала трещину… Ни друзей, ни работы, даже просто не сходить в магазин, чтобы не собрать на себе тысячи осуждающих взглядов. Ты думал, почему так получилось?

– Люди. Зависть. Что тут думать? – немного резко ответил я ей, за что сразу пожалел и склонил голову. Таня не виновата ни в чём, я не в праве спускать на неё всех собак только за то, что она часть человеческого общества.

– Не только. У тебя всё было для нормальной и безбедной жизни, а тебе судьба подкинула ещё и то, о чём мечтал каждый. Ты же, наверняка, видел, как стали появляться фильмы, показывающие, как кто-то из самых низов, обделённый и униженный, вдруг обретает крылья и его жизнь меняется или спасает мир. Сюжет там везде примерно одинаково банален и прост, но нет ни одного фильма, где бы такой дар проявился у богатого человека. Людям нужно верить, что у них есть шанс одним шагом пройти путь из грязи в князи, а тут такое… Естественно, на тебе всех собак и спустили. Реальность оказалась до рези в глазах жестока для большинства, никто не хотел признавать такую «несправедливость», – Таня показала пальцами кавычки после слова «несправедливость».

Я удивился, что она может выдавать такие тирады. Видимо, ночь и усталость усыпили её стеснительность, что мне нравилось. Я думал, что из неё и слова будет не вытащить. Ботанки обычно или высокомерны, или себе на уме. Хотя… Может, возраст и опыт сглаживают углы, не знаю.

– А как отнеслась ты?

– Никак. Мне всё равно, – пожала плечами Таня, причём сказано было без тени презрения, она на самом деле так считала. – Я и не задумывалась, если честно. Меня не тянет в небо, поэтому я спокойно отнеслась. Мне стало жалко тебя, потому что несмотря на весь прогресс и улучшение качества жизни, люди как в Средние века выставляли на потеху толпе различных физически неполноценных людей, так и сейчас, только стороны сменились. Неполноценным себя почувствовало всё человечество, а реакция осталась той же.