Черное Солнце

Глава 1

2025 год. 

Осенью всегда пахнет дождём, смешанным с ароматом гниющих листьев и мокрого асфальта. Дождь – спасительная влага, способ очищения и перерождения. Я любила, когда ледяные капли ударяли по лицу и медленно стекали по бледной коже, скрываясь где-то в одежде. Природа угасала с приходом осени. Нет, кто-то считал, что красочная пора порождает особое мечтательное настроение, но на самом деле, осень почти всегда означала только одно – смерть. Пожухлая, бордовая листва, украшающая землю, напоминала багровые реки, стремительно уносящиеся в сторону серых полотен дорог. Холодная погода навевала унылые мысли, депрессивные настроения беспрепятственно проникали в головы зависимых людей и выжигали там навязчивые идеи. Наверное, именно поэтому многие сумасшедшие преступления происходят осенью.

– Хайдеган! Да остановись же ты, чёрт возьми!

Голос Джека противно отражался эхом в голове. Я ускорилась, минуя каменные ступени, и выскочила на забитую машинами парковку. Дождь усилился, он отбойным молотком колотил по крышам автомобилей, заглушая все звуки вокруг.

Ещё немного.

Оставалось открыть машину и захлопнуть дверь, спасаясь от взора зелёных глаз настойчивого коллеги. Но загорелая рука опередила меня, перекрывая доступ к водительскому сидению, лохматая голова оказалась выше уровня глаз, внушая подсознательное давление.

– Не делай вид, что не слышала меня, я бегу от самого кабинета!

– Пусти, Джек, мне нужно ехать!

Я попыталась оттолкнуть мужчину по-хорошему, мягко отстраняя от себя. Мужские руки оказались проворнее, ловко ухватив за бедра, он силой развернул меня к себе, продолжая буравить взглядом. Дыхание опалило шею, холодный, влажный метал коснулся спины и вызвал волну противоречивых эмоций. Хотелось врезать ему и броситься бежать, но в то же время, часть меня хотела позволить себе отвлечься, утопая в этих выпученных от волнения глазах.

Чёртова физиология!

– Лейн, я же всё понимаю, ты разозлилась, это нормально, я и сам не понимаю, почему шеф тебя отстраняет.

– Для тебя он шеф, а для меня отец, который упорно вставляет палки в колёса! Я должна участвовать, понимаешь? Я знаю, что должна!

Я всё же оттолкнула Джека от себя, вышла и навалилась на капот «Бронко». В кармане завалялась смятая пачка сигарет и вытянув одну, я закурила, выдыхая бесцветный дым мужчине в лицо. Бумага тут же намокла, награждая противным, горьковатым привкусом желанного табака.

– Может, тебе стоило поговорить с ним? – мужчина осторожно взял мою сигарету и затоптал её дорогим, лакированным ботинком. – Думаю, он просто отправит тебя в другое место. Даст задание ближе? Мэн действительно далеко.

– Он и слушать ничего не хочет! – я упорно достала вторую сигарету и, укрывшись под крышей автомобиля, закурила вновь. – Он видит только девчонку, наплевав на мои заслуги!

Джозеф Хайдеган был в меру строгим и справедливым начальником NS в Федеральном бюро Расследований. На работе он всегда проявлял высший уровень наставничества, помогал с делами молодым специалистам, активно участвовал во многих вылазках и расследованиях, не желая и слышать о пенсии. Но дома мужчина становился другим. Старое суждение о том, что женщина должна заниматься женским делом и копаться в «грязном белье» являлось негласным законом в семье. Жена Джозефа, а по совместительству моя приёмная мама была образцом подражания для всех соседских домохозяек. Её мир заканчивался на готовке, бесконечном протирании пыли и субботних посиделках с такими же, как она.

Пока не появилась я.

Из приюта семья забрала меня в возрасте пятнадцати лет, хоть многие и крутили пальцем у виска. Всё было терпимо, мы нашли общий язык и смогли показать настоящую семью назло всем завистливым крикунам. Но так считали окружающие, которым показывали только одну сторону медали. Позволяли подглядеть одним глазком в замочную скважину большого кирпичного дома в самом дорогостоящем районе. На самом же деле я была отвратительным ребёнком, постоянно наблюдалась у семейного психолога и проводила дни в домике на дереве одиноко стоящем на заднем дворе. Лишь когда поступила в академию, а после успешного завершения вступила в ряды доблестной полиции – отец понял, что дома меня больше не удержать, и вынес ультиматум. Он надеялся, что дочь выйдет замуж и нарожает ему внуков, а меня через пять лет службы, приняли в ФБР – отдел, занимающийся исчезновением детей и убийствами.

В отдел, с которого всё начиналось много лет назад. 

– Ты чего зависла? Слушаешь меня вообще? – Джек осторожно коснулся моего плеча, заставляя отпрянуть.

– Задумалась. Отец отстранил меня от дела, что мне ещё сделать? Поеду в «Керло» и напьюсь.

Я затушила сигарету и уже вставила ключ в замок зажигания, когда Джек снова ловко отстранил меня рукой от спасительного побега.

– Лейн, давай будем реалистами, я же без тебя не справлюсь.

– Да что ты? Конечно, нет! Отец, видимо, сбрендил, доверяя столь важное дело идиоту!

Его загорелое лицо тронула лёгкая улыбка, отчего зелёные глаза показались на два тона светлее.

– Я даже спорить не буду с тобой, это не мой профиль, я привык заниматься делами, где людей не убивают, в таких похищениях уже известно, кто виновен и обычно, это разводящиеся родственники или няньки, требующие выкупы. Я не готов к вашей чернухе.

– Джек, наш отдел занимается совершенно другим, – я выдохнула, опустив голову на руль, – Здесь, успеть найти жертву живой это как выиграть в лотерею. Ты сам всё понимаешь, наши мужчины посещают психологов после некоторых арестов, я не знаю, чем отец думал.

В голове у меня гулял ветер, я всё прекрасно понимала, чем опаснее вырисовывалось дело, тем больше отец сходил с ума, пытаясь не позволить мне, заниматься своей работой.

– Ты прекрасный специалист, Лейн, раскрываемость 80% в вашем отделе, это просто невероятные показатели, и всё благодаря тебе, именно ты каким-то чудом умудряешься раскрывать то, что давно закинули в режим «висяк».

– Ты сейчас пытаешься мне таким дебильным способом комплименты выписать?

– Да нет же, просто придумываю план, как дёрнуть тебя в это приключение.

– Бесполезно. Мне даже дело не дали почитать. Выставили из переговорной как какую-то стажёрку безмозглую!

– Потому что ты отстранена, но Лейн, когда у тебя был отпуск? Ты вообще была в отпуске? Твой отец наверняка будет рад, если ты отдохнёшь где-то у моря.

Его взгляд, полный вожделения, в который раз остановился на вороте моей белоснежной рубашки, и я инстинктивно опустила воротник пиджака.

– Предлагаешь свалить отдохнуть?

– Нет, предлагаю соврать про отпуск и дёрнуть со мной в штат Мэн.

Такая гениальная идея в столь дебильной голове. Уму непостижимо, как я сама не дошла до этого. Всё гениальное просто. Я вытащила ключ, выскочила из машины и ринулась обратно в здание Бюро под крики своего коллеги. Холодные, серые стены ФБР казались мне вторым домом долгие годы, и про отпуск речи не было никогда. Зачем? Куда мне ехать, если здесь столько работы, столько шансов спасти очередные затерянные в мире насилия и ужаса души.

– Керсби, шеф ещё у себя?

Тучный парнишка кивнул, даже не поднимаясь с кожаного кресла, его и без того большое лицо расплывалось за толстым, пуленепробиваемым стеклом стойки. Я бросилась в главный коридор и свернула на лестницу левого крыла. Сердце колотилось как ненормальное от предвкушения очередного дела.

– Отец… То есть…

– Специальный агент Хайдеган, прекратите мямлить, – отец устало потёр щеку и уже с улыбкой продолжил. – Оставь звания, Лейн, я понимаю, что ты зла на меня, и всё же, считаю, тебе не сто́ит ехать в Мэн.

– Нет, я, наоборот, рада, смогу выдохнуть хоть немного и позволить себе отпуск, – выпалила я на одном дыхании, удерживая зрительный контакт. Врать я умела не хуже, чем выполнять свою работу. – Если не отправишь меня куда-то ещё, то я полечу отдохнуть.

– Фух, отпуск, Лейн, это же прекрасно! – он добродушно улыбнулся, поднимаясь со своего места. – Если повезет и найдешь там кого-то.

– Знала, что оценишь.

– Ну, не бурчи, крошка, я просто рад, что ты решила отдохнуть.

Я расположилась в кресле напротив и зацепилась взглядом за внушительного размера папку на его столе.

– Это глупое решение, отец.

– Ты о чём?

– Отдавать дело агенту Форбс. Он не готов к нашей работе.

– Он мужчина, Лейн. Его психика куда крепче твоей.

– Да что вы! При всём уважении, Капитан Хайдеган, агенты его профиля не работают с убитыми детьми! Сколько у них было случаев? Один? Сколько раз он видел труп ребёнка, завёрнутый в полиэтиленовый пакет собственной матерью? – я намеренно перешла к служебному обращению, хотелось напомнить, перед ним сидит не его дочь, а профессионал своего дела.

– Его подразделение связано с вашим, я не думаю, что дело окажется для агента Форбс невыполнимым.

– Если он упустит очередного психа, виноват будешь только ты!

Я вскочила с места и со всей силы хлопнула дверями. Сидящие в общем зале агенты с пониманием бросили взгляды на меня и вновь уткнулись в экраны собственных компьютеров. Вразумить отца было невозможно. Все мои доводы – вода. Мне нужно было это дело. Нет, не потому что я хочу что-то доказать, эта цель была выполнена давно. Но что-то в этой истории с похищениями притягивало, раздирало внутренности, требуя сунуть свой нос и самостоятельно разобраться. Я поднялась на третий этаж, прошла к своему кабинету и вытянула картонную коробку, принимаясь закидывать в неё необходимые вещи.

– Куда-то собралась? – агент Сандерс вытянул длинную шею, как жираф выглядывая сквозь приоткрытую дверь происходящее в кабинете.

– В отпуск.

– О, это из-за того дела с похищениями девушек?

Я резко замерла, медленно повернула голову на коллегу, а потом вскочила с места и с силой затащила в кабинет, прикрывая стеклянные двери.

– Расскажи, что было в деле. Ты, конечно, читал его?

Мужчина пожал плечами, морща длинный нос с горбинкой. Бучь Сандерс занимался психологической экспертизой, утаить от него хоть что-то было почти невозможно. Профайлер до мозга костей, который видит тебя изнутри, подмечая малейшие детали поведения. У него докторская по психологии и привычка погружаться слишком глубоко в сознание преступников и их жертв. Сейчас его медовые глаза смотрели на меня в упор, уже заведомо осуждая.

– Ты чего задумала?

– Мне просто интересно. Ты же понимаешь, Бучь, я смогу хотя бы дать совет, я работаю с такими делами, – я почти умоляла.

– Ладно, Лейн. Там, собственно, ничего особенного. Обычное дело, каких на твоём счету уже куча. Маленький городок, три похищения за один день. Связи с другими нашими делами я пока не увидел, возможно, залётный психопат.

– Кто жертвы? Связь, у них есть связь?

– Связи между жертвами, я также не увидел. Но это пока, дело попало ко мне час назад, и я только принимаюсь за работу. Девочкам, к слову, нет восемнадцати, все трое из одного городка, родители небогаты, поэтому тему с выкупом сразу отметаем.

Я упёрлась локтями в стол и взъерошила слишком длинные волосы. Хотелось обрезать их ещё давно, но что-то постоянно останавливало, словно в этих клочках секущихся волос оставалась та последняя ниточка женственности, которую отец так любил. И ненавидела я. 

– Бучь, дальше-дальше, расскажи всё!

– Там нечего рассказывать. Деталей дела почти нет, Джеку придётся разбираться на месте, никаких улик, никаких свидетелей. Одну из девчонок похитили прямо у школы в обеденный час, вторую увезли с парка через два часа, ну а третья и вовсе, была в библиотеке, представляешь? Последний раз её видели с книгой в зале, но домой она уже не вернулась.

– Библиотека… – прошептала я.

Бытует мнение, что травмирующие события, пошатнувшие психику однажды, стираются из памяти или заменяются какими-то другими воспоминаниями. Психологи называют это КПТСР, и диагноз в целом верен, хотя и не полностью. Рано или поздно сознание начинает скоблить по выросшей кирпичной стене, расковыривая самые грязные и потаённые кусочки памяти, которые были похоронены. Приёмные родители считали, что я никогда не вспомню произошедшего двадцать лет назад. Отец полагал, что я пошла в органы просто чтобы позлить его, а в отдел попала случайно, но всё это время подсознание отчаянно боролось с оборонительною стеной и вело меня туда, где сокрыто прошлое. Воспоминания возвращались обрывками, крошечными кусочками чёрно-белых кадров, вырванных с чьей-то фотоплёнки.

– В каком городе, Бучь?

– Что?

– В каком городе всё происходит?

– Штат Мэн, городок Уотор.

Не уверена, что находилась сознанием всё ещё в своём кабинете или перенеслась в пыльный сарай, пропахший кровью и сеном. Он снился мне. Одно наше дело закончилось смертью девушки, которую нашли в подобном сарае, её исхудавшее и изуродованное тело лежало под стогом сена. В тот момент я впервые посетила психолога. Это дело вывернуло наизнанку душу, пробило трещину в каменной кладке и выпустило наружу демона, жаждущего правосудия.

– Ты как-то плохо выглядишь, Лейн, – Бучь поднялся с места и подошёл ко мне, заглядывая в стеклянные глаза.

– Всё в порядке… Я просто устала, отпуск будет в самый раз.

Моя вымученная улыбка показалась ему фальшивой. Это было видно по ставшему серьёзным лицу. Но сейчас главным было сбежать из отдела и собрать вещи. Я схватила коробку и направилась к выходу.

– Хайдеган, не натвори делов! – крикнул Бучь вдогонку.

Я уже не слышала его, в голове отбойным молотком стучала только одна мысль. Это дело. Отец знал. Он намеренно не хотел допускать меня до работы в этом городе, пытался оградить от воспоминаний.

Уотор – город моего рождения. Там двадцать лет назад умерла Бека Холт.

На парковку я вылетела как ненормальная, не видя ничего перед глазами. Дождь усилился, моментально оказавшись и в коробке, и у меня за воротником. Сбежав по ступеням, угодила в крупную лужу, напрочь промочив кроссовок, что вернуло сознание на место, приколотив гвоздями табличку «контроль». Забросив коробку на заднее сидение, я завела двигатель и сорвалась с места.

Вашингтон погряз в ливнях. Утопал, подобно людям, приезжающим сюда из провинции в попытках новой жизни и разбивающимся о реалии жестокого города. Кто-то из них оказывался в проститутках день и ночь стоящих в подворотнях, пытаясь заработать хотя бы на пропитание. Кого-то затягивала офисная трясина, состоящая из километровых пробок, бумажной волокиты и крошечного жалованья. Ну а кто-то попадал в сводки наших дел. Худший исход, как по моему мнению. Вашингтон напоминал Нью-Йорк, с его паутиной из бесчисленных фасадов зданий и полотен дорог. Съехав десять лет назад от родителей в крошечную квартирку одной из пятиэтажек, я надеялась научиться дышать свободно. Освободиться от вечного гнёта и предубеждений отца, слову которого следовала вся семья. Мне казалось, это самая большая глупость – посвятить себя мужу и прекратить любое развитие. Моя мама всегда улыбалась, но только я знала, что когда-то и у неё были мечты, хранящиеся в крошечной коробке под кроватью. Старый фотоальбом со времён её молодости. Эти чёрно-белые снимки – единственное напоминание о том, что когда-то она играла на рояле в небольшом книжном кафе и мечтала о большой сцене. Всё это растворилось в семейной жизни, где муж играет главную роль, и лишь ему известно, что именно будет хорошо для неё. Такую судьбу себе я не искала.

Пнув ногой «картонную» дверь своей квартиры, я бросила промокшую насквозь коробку на пол и стянула с себя верхнюю одежду, противно прилипшую к телу, оставив там же, на полу. Босыми ногами прошлёпала в спальню и, скинув последние мокрые элементы одежды, вскарабкалась на диван с телефоном.

– Форбс, я готова ехать в Уотер.

Мужской голос, воодушевлённый услышанным, протянул:

– Что ты предлагаешь? Уедем на рассвете, я забрал все документы и в принципе, готов ехать. Я рад, Лейн, что ты подстрахуешь меня.

– Никаких рассветов. Едем ночью, завтра уже будем там. Времени прошло достаточно много, каждый час отдаляет нас от возможности попытаться найти жертв по горячим следам.

– Ты же понимаешь, что надо выспаться? Ехать больше четырнадцати часов, а я и так с дежурства.

Я закатила глаза, с шумом, выдыхая в трубку.

– Агент Форбс, это была не просьба, а приказ старшего по званию. Я буду готова к десяти вечера и жду, что ты будешь стоять у моей двери ровно к этому времени.

Не желая слушать дальше, я скинула вызов и растянулась на старом диване. В голове роем пчёл гудели мысли. Этот город притягивал, услышав о нём, всё тело отозвалось ноющей болью, а давно затянувшиеся шрамы показались свежими, гниющими язвами. У меня не выходило из головы, что история, случившаяся двадцать лет назад, могла повториться. Что меня намеренно пытаются задвинуть на задний план, не позволяя ввязаться.

– Это невозможно, Лейн, все они мертвы!

Подтверждая собственные слова, я стянула ноутбук со столика и забила в поиск название города и громкое дело, двадцатилетней давности. На синем экране всплыло с десяток окон, и все они свидетельства того, что все демоны были совсем не в Аду. Они жили среди нас и мастерски скрывали свои лица за маской добродетели.

– Приличный семьянин и отец двоих детей оказался серийным маньяком, терроризирующим округу в течение пяти лет.

Стоило прочесть вслух, как в горле пересохло. Работая с такими делами каждый день, я сталкивалась со многим. Каждая история – доказательство человеческой натуры. Однажды меня перемололи жёрнова такой же трагедии, но ни одна статья не указывала на это. Выжившей в Уотере была девочка по имени Бека Холт, она растворилась во времени и превратилась в специального агента Лейн Хайдеган, тайну которой никто не знал. Мне нарисовали новое прошлое, как будто старое можно было стереть ластиком. Но с монитора ноутбука на меня смотрели чёрные глаза человека, который, как и я, знал о выжившей.

Глава 2

Дело № 356 «Дело фермы Удверли»

«Уотер – небольшой провинциальный городок штата Мэн. Уединённый и трудолюбивый, он расположен за стеной зелёного леса заповедника «Уотерстоун» с одной стороны, и рваной береговой линией океана с другой».

2004 год. 15 июня.

Ранним утром тринадцатилетняя Бека Холт отправляется в общественную библиотеку, чтобы взять новые книги для внеклассного чтения. От дома Холтов до городской библиотеки примерно 20 минут пешком. Девочка одета в джинсовую куртку и спортивные штаны с футболкой фирмы «Нисс», позднее, её похититель скажет на суде, что все девочки привлекали его чрезмерно откровенным внешним видом и представлялись магнитом для мужских глаз.

Тем утром внедорожник марки «Форд» серого цвета подъедет к библиотеке города Уотер примерно в 10 утра и будет дожидаться свою жертву следующие пятнадцать минут. Когда Бека Холт покинет здание, ей предложат подвезти до дома, на что девочка категорически откажется и получит удар по голове тупым предметом. Как стало известно потом, свою жертву преступник оглушил деревянным молотком для отбивания мяса, отчего останется шрам на голове.

Сообщения о пропаже девочки так и не поступят в департамент города Уотер. Только спустя двое минувших суток к шерифу придёт сосед Холтов, несовершенно летний В. Он попытается написать заявление о пропаже своей подруги, на что шериф Эндрю Сорвел ответит ему категорическим отказом. Мать девочки позднее сообщит всем, что дочь уехала жить к отцу внезапно, бросив её одну, а спустя три месяца скоропостижно скончается от передоза, унеся свою ложь с собой.

Спустя две недели шерифу Сорвелу приходит сообщение о пропаже в соседнем городке пятнадцатилетней Ярины Хемсворт. Команда шерифа немедленно приступает к активным действиям и расклеивает листовки по Уотеру и округе, а уже к концу недели получает новое сообщение о пропаже Софии Бенстер тринадцати лет. Девочку увезли из торгового центра Мендора – соседнего города. Именно в этот момент шериф Сорвел припоминает о Беке Холт и вновь навещает её мать, чтобы провести допрос, но уезжает оттуда с подтверждением отъезда девочки.

Только спустя год, когда бесчеловечные преступления обнаружатся, а виновного возьмут на месте преступления, сотрудники ФБР найдут в его доме худую несовершеннолетнюю девочку со срезанными волосами и покрытым шрамами телом, которая заявит, что её имя Бека Холт. На тот момент ей будет всего 14 лет. – рассказывает журналист Эмин Харанс.

Глава 3

Вашингтон накрыло грязным покрывалом, и город погрузился в другую жизнь. Ночную. Маленькие городки заметно отличались от мегаполисов с бесконечным движением. Здесь вены-магистрали не замедляли своего ритма с наступлением темноты, а некоторые люди и вовсе вели сумеречный образ жизни, выползая из своих нор только с наступлением прохладного вечера. Столица США только снаружи выглядела серьёзной, неприступной крепостью, которую принято показывать в кинематографе, внутри же неё, скрывалась буйная, яркая жизнь, которую особо чётко можно разглядеть под светом серебристой луны. Дорогие районы вроде Адамс Морган открывали двери ночных клубов и крошечных притонов, где напитки текли непрекращающейся рекой, а громкая музыка оглушала посетителей, стоило лишь фонарям пуститься в свой загадочный пляс. Попадая сюда впервые начинаешь испытывать эйфорию, смешанную с адреналином. Но меня всегда привлекали именно крошечные, карикатурные поселения, утопающие в обильной растительности. Таким был штат Мэн переполненный легендами и прославленный Стивеном Кингом. И кровь моя стремилась домой так сильно, что кружило голову от яркого и нечестного округа Колумбии.

Ехать предстояло около двадцати часов с остановками на перекус, и выспаться действительно не мешало, но мои глаза отказывались закрываться, копаясь в предоставленной информации о похожих похищениях в штате. Всемирная сеть открывала лишь ту часть, которую ей позволяли власти, но приходилось довольствоваться этим до приезда напарника. Получать информацию благодаря своему доступу теперь невозможно.

В углу уже стояла собранная спортивная сумка, когда в двери тихо постучали. Джек выглядел усталым, тёмные, густые волосы торчали в разные стороны, на глазах красовались широкие солнечные очки, а на плече болталась такая же сумка, что у меня. Он улыбнулся одним уголком губ и ввалился в мою квартиру.

– Даже странно видеть тебя в обычной одежде, я ставил на то, что и спишь ты в форме.

– Пошутил? Пора ехать, – я вытолкала его за двери и, прихватив сумку, выскользнула следом.

– Тебе бы кошку завести, что ли, они, говорят, помогают стать добрее, – не унимался Джек, спускаясь по винтовой лестнице.

– Чтобы бедное животное сдохло, пока я на задание? Совсем идиот?

Он пожал плечами, подходя к своей машине. Новенький «Комаро», подаренный родителями на последний день рождения, резал глаза своим броским ярко-оранжевым цветом.

– Поедем на моей, – я кивнула в сторону припаркованного в углу парковки чёрного «Бронко».

– Чем моя машина-то не угодила, Лейн?

– Мы едем в Мэн, ты давно видел загибающийся городок где-то на краю побережья? Береговая линия почти 3500 мили, бухты, разбитые дороги, мне продолжать или ты понял, что твоя машина никуда не годится?

Джек недовольно цокнул и последовал за мной. Возможно, ехать на собственной машине было ошибкой, но разгорячённый азартом мозг не собирался мыслить в этом русле. Мы сложили сумки в багажник, и «Бронко», с довольным урчанием мотора, плавно выехал с крытой парковки.

Ночной город вызывал отвращения. Здесь, в тени закоулков, как и в любом другом месте, ожидала смерть и беззаконие. Вырваться в бесконечные поля, где только серое полотно дороги и ты – казалось спасением. Именно поэтому я всегда рвалась на задание как можно дальше от мегаполисов.

Стоило выехать за черту городского плена, «Бронко» заурчал агрессивнее, я выдавила педаль газа на полную, опуская стекло. В нос ударил свежий воздух, переисполненный ароматом, надвигающейся грозы. Стоило съехать по склону в полосу почти чёрного леса, и вдыхаемый воздух стал ещё свежее: примеси еловых и земляных ароматов перемешивались с лёгкими нотками дикорастущих грибов после дождя.

Запах внушал спокойствие и безмятежность.

Но сердце противно сжимается в груди, отказываясь подчиняться порыву внезапного умиротворения. Каждый следующий поворот приближает меня к прошлому. Сейчас эта асфальтовая лента – единственная дорога на карте, что имеет значение. Та самая цель, что на подсознательном уровне вела меня извилистыми тропами, которые пришлось пройти. Мозг может заблокировать воспоминания, но боль никуда не денется, справедливость, так безжалостно украденная когда-то у меня, будет биться в груди и ждать выхода. Именно она привела меня в ФБР, поэтому я специализировалась на сексуальных преступлениях и преступлениях против детей, украденных и убитых незнакомцами или членами собственной семьи.

Однажды никто не пришёл спасти меня вовремя. Никто не кинулся на поиски пропавшей девочки, и эта рана будет тлеть в сердце всегда.

Сейчас я вижу, единственный путь только вперёд – начать с пустоты, что разъедает грудную клетку изнутри. Ни Джек, ни мой обман сейчас не имеют значения. У меня есть дорога и желание успеть. Прийти вовремя и не допустить повторения собственного сюжета.

– Ты уже проследил всех зарегистрированных насильников в Уотере и округе? – я пихнула спящего коллегу в плечо, возвращая к работе.

– Лейн, я и дело-то прочёл мельком, ты же знаешь, всё как снег на голову. На собрании после твоего скандала тоже особо ничего не понял.

– Ноутбук, – я пихнула его, снова не давая заснуть. – Где твой ноутбук?

– В сумке. Зачем ты тормозишь?

– Хватит дрыхнуть, ты садишься за руль, а я за твой ноут.

Машина с визгом тормозов съехала на обочину, и я выбралась наружу. Ночной влажный воздух и правда бодрил лучше всего осенью. Здесь, в шумящем лесу, что тянется бесконечным серпантином вдоль побережья, хотелось остаться навсегда. Построить крошечный домик в самой глуши и по утрам вдыхать аромат жжёных листьев с чашечкой кофе, а после выходить на прогулку в осенний дождик. Холодный, но всё ещё приятный. Мне хотелось скрыться от общества, довериться чутью и просто оправдать свой шанс, вырванный у судьбы.

– Опять куришь?

Я промолчала, глядя, как чёрные тучи ползут по небу, пожирая большой серебряный диск.

– Поехали давай, надеюсь, выспался?

Джек молча забрался на водительское и поправил сидение под свой рост, машина вновь тронулась, а я открыла долгожданное дело. Что я пыталась найти? Какое-то подтверждение, что это совершенно неидентичный случай, что все мои догадки – блеф воображения. Моего обидчика посадили много лет назад, его жена скончалась в тюрьме через год от туберкулёза, он же был заколот до смерти сокамерниками во время утреннего променада. Я выяснила всё сразу, как бессвязные воспоминания вернулись. У того ублюдка были дети, двое сыновей, но и они погибли. Старший спустя десять лет отсидки, разбился на машине, младший же выпустился из интерната, а после оказался в круглосуточном магазинчике Нью-Йорка, где схлопотал пулю в лоб.

Собакам – собачья смерть.

– Нашла что-то интересное? – Джек сделал музыку громче и закурил, открывая окна.

– Информации крайне мало, – буркнула я, залипая в голубой монитор.

– Разберёмся на месте. Знаешь, Лейн, с тобой я уверен, что мы поймаем ублюдка.

– Главное – постараться найти девочек. С момента исчезновения последней прошло 32 часа, возможно, у нас есть мизерный шанс хотя бы попытаться пройти по горячим следам.

Я откинулась на сидения, делая запрос в базу по осуждённым и привлекающимся за подобные статьи. Ответ пришёл спустя несколько растянувшихся в вечность минут.

– У нас двое подозреваемых. Один освобождён по условно-досрочному, другой уже отсидел свой срок и вышел на свободу. Не совсем то, что мы ищем, домашнее насилие, но проверить стоит.

– Всё из Уотера?

– Нам не могло так повезти, Форбс. Оба проживают в близлежащих городках.

– Поспи, Лейн, ехать ещё долго.

Я открыла окно со своей стороны и закрыла ноутбук. Мозг лихорадочно прокручивал сухие факты: места пропажи, состоятельность семей, образ жизни девочек. Хотелось надеяться, что это стечение глупых обстоятельств и возможно, девочки, находясь во вполне себе сознательном возрасте, просто сбежали в поисках лучшей жизни. Такое случается, маленькие городки для них кажутся клетками, из которых не терпится вырваться, чтобы расправить крылья.

Но внутреннее чутьё говорило обратное.

Словно их жизни уже были предрешены чьим-то умыслом, и именно их я не успею спасти. Именно эти трое останутся немыми призраками, что будут вынуждены наблюдать за людской низостью сверху. Каждый сотрудник нашего отдела помнит своего первого неспасенного ребёнка. Это как движение по трассе навстречу несущейся фуре. Ты точно знаешь свой путь, выжимаешь педаль газа, чтобы скорее достичь финала, но проигрыш не что иное, как смерть. Не твоя, но она сломает важный механизм в голове воодушевлённого копа, готового помогать людям.

Глаза мёртвых детей будут преследовать всю оставшуюся жизнь, чтобы напоминать о жестокости мира. Мы живём на огромной планете, где обитают самые разные нации. Мы считаем себя людьми – равными и вездесущими – но часто показываем обратное.

Сон не шёл, как бы я не закрывала глаза. Хотелось впитывать свежий воздух и любоваться чернеющими кронами деревьев, что словно небесная карта, тянулись вдоль полотна дорог. В салоне автомобиля царит удивительный аромат, в котором смешались запахи влажной земли после дождя и опавшей листвы. Их сменяют тёмные туннели, которые, словно хищные рты, поглощают крошечные машины-жуки. В этом месте запахи становятся более навязчивыми и вызывают ощущение грусти. Запах мокрого асфальта, кажется, проникает в самую душу. Не всем удаётся найти выход из жизненного туннеля, но «Бронко» словно вырывается наружу навстречу восходящему солнцу, которое окрашивает голубое небо в яркие цвета. Деревья с одной стороны, окрашиваются в тёмно-зелёный и благородный изумруд, переливаясь бликами на восходящем солнце. С другой же стороны, кровожадный обрыв, огороженный белым отбойником, за которым скрывается бесконечная водная гладь Атлантического океана, разрисованная кроваво-алыми красками. Здесь голову кружит запах водорослей и свежести.

Запах надежды.

Мы специально отправились рваной объездной дорогой, игнорируя государственную трассу. Бежали? Вот только бежит в этой машине только один и это я, и я ещё не до конца поняла, что является финишной полосой. Справедливость или поиск себя настоящей?

Джек остановил «Бронко» у небольшой заправки с прилегающим к ней загибающимся кафе примерно в девять. Это место привлекало своей живописной природой и хорошей транспортной доступностью, но популярностью оно явно не пользовалось. Это было видно в глазах скучающего хозяина кафе, что устало развалился на деревянной скамье, подставив морщинистое лицо лучам поднимающегося солнца.

– Я заправлю машину, а ты закажи нам что-нибудь.

– Окей, но позавтракаем в машине где-нибудь у обрыва.

Я вышла из машины и, закурив сигарету, направилась в сторону кафе. Здесь не пахло вкусными пончиками или ароматным кофе, лишь гарью и дешёвым бензином, что впитался в саму землю. Мужчина с трудом поднял припухшие с похмелья глаза, но тут же оживился, с радостью демонстрируя свои почерневшие зубы.

– Чего изволит такая милая крошка? – голос его напоминал скрипучую дверь из прошлого, отчего хотелось вывернуться наизнанку, рваная футболка являла миру волосатую грудь, вызывая еще большее отвращение.

– Мне бы кофе и пожевать чего, – я закрыла солнечный луч спиной и смогла разглядеть чёрные глазки, с залегающими фиолетовыми тенями.

– Для такой красавицы, – он медленно поднялся со своего выдуманного пьедестала и сложил руки на груди, пожирая глазами вырез моей майки. – Ты заходи, заходи. У меня и кофе найдётся, и горячительное для тонкой беседы.

Он не пытался скрывать свои домогательства. Напротив, гордился собственной сообразительностью. Слова сыпались из мерзкой пасти без зазрения совести, предвкушая грязные фантазии, отчего и без того пустой желудок угрожающе заурчал, посылая рвотный позыв.

– Я приехала поесть.

– А то! Сюда только за этим и приезжают, редко, правда, такие красавищные.

Я закатила глаза, бросила окурок в ржавое ведро, служившее урной, и, выхватила из заднего кармана штанов удостоверение. Меня всегда удивляло, как вот такие личности, меняются при виде кожаного портмоне, где указана фамилия агента ФБР и сверкает латуньевый жетон. Лица сразу вытягиваются, глаза начинают метаться в поиске глупых оправданий, а руки непроизвольно трясутся или же прячутся в карманы.

– Кофе и что-то сытное. Желательно, если ты сделаешь это быстро.

– Что-то не так? – Джек оказался за моей спиной неожиданно, несмотря на футболку и джинсы, в отличие от меня, на его спине находилась закреплённая кожаная портупея, что удерживала два табельных Glock-a.

– Всё в порядке, агент Форбс, любезный, уже идёт готовить нам кофе.

Я расплылась в хищной улыбке, смотря, как скрюченная страхом фигурка скрылась в тёмном помещении кафе. Такие, как он, не представляют настоящей угрозы в масштабе. В основном это выброшенные на обочину жизни мужчины, что стремятся показаться альфа-самцами. На самом же деле они почти всегда являются только трусами. Алкоголь течёт в их венах вместо крови, а в мозгу работает лишь несколько извилин, отвечающих за базовые инстинкты. Я сталкивалась с такими каждый день: на остановке, в академии, на выездах. Мир не изменить одним только желанием. К сожалению.

Спустя две минуты нас уже ждут два дешёвых бумажных стаканчика с растворимым кофе и крафтовый пакет с ход-догами. Форбс морщится, а я хватаю покупку и отправляюсь к машине. Придорожные забегаловки стали основной частью моей работы уже давно, и вкус их еды кажется чем-то совершенно нормальным. Даже в Вашингтоне я больше склонялась к банальной доставке, чем готовке.

– На вкус как резина, – протянул Джек, прислоняясь к капоту моей машины, когда мы остановились на утопанном участке смотровой площадки, обнесённой низким штакетником.

– Нормально, сил нам точно придаст.

Я любовалась спокойным океаном, попивая горячий, совершенно безвкусный кофе. По какой-то неизвестной причине маячащий впереди горизонт успокаивал. Откладывал тревожные идеи в дальний ящик. Невольно вспомнилась первая поездка с приёмными родителями. Они только забрали меня, и мы выбрались к океану, палило невыносимое солнце, дышать было сложно, и я постоянно таскалась с бутылкой воды. Все отправились купаться, крики веселящихся детей, плещущихся в воде, отдавались в ушах противным звоном, от которого хотелось спрятать голову в песок, как долбаный страус. Я сидела на берегу, с интересом, разглядывая подаренную новым отцом цепочку с небольшим рулончиком в форме замка. Она что-то напоминала мне, но мозг отказывался впускать эту часть жизни. Всё, что случилось до реабилитационного центра, просто стёрлось из памяти, спасая психику несовершеннолетнего подростка.

– Почему ты не купаешься, Лейн? – приёмная мать подошла со спины, отчего я вздрогнула, подскочив на месте. – Дети купаются, видишь?

Она молодо выглядела, но одевалась в дурацкие мешковатые платья изо льна с яркими принтами цветов. Их любил отец. Улыбка выглядела доброжелательной, но почему-то всё равно вызывала панику. Словно эта женщина совершенно чужая и где-то меня обязательно должна ждать другая, родная.

– Не хочу, – я отвернулась от неё, не желая отвлекаться от умиротворяющего вида дивной природы.

– Мы приехали сюда отдыхать, не сто́ит портить настроение отцу. Здесь наши друзья и все купаются!

– Я же сказала, что не полезу в воду! – я вскочила на ноги и впилась в эту ещё совсем чужую женщину диким взглядом.

Она что-то ещё сказала, приблизилась ко мне, вызывая вспышку неконтролируемой злости. Я хотела защититься. Хотела, чтобы от меня отстали. Но она грубо стянула мою футболку и тут же ахнула, отойдя на пару шагов в сторону. Глаза этой женщины почти сразу заполнились слезами. Она не могла знать, что тело пятнадцатилетней девочки покрывают многочисленные шрамы и ожоги, а я понятия не имела, откуда они взялись. Помню, отец бежал к нам из воды, за его спиной на меня смотрел с десяток испуганных глаз.

Осуждение. Страх. Унижение.

Вот что я увидела в их глазах тогда и запомнила эти взгляды на всю оставшуюся жизнь. Это как внутренняя сирена, которая никогда не замолкает. Ты хочешь сбежать от людей, от мира, хочешь спрятаться в скорлупе и не открывать больше глаз. Но враг находится в твоей голове. Люди вокруг говорили, что я должна им доверять. Социальные работники, приёмные родители, учителя в академии, коллеги – все они пытались вбить в меня одну простую истину, которую постигли сами. Я должна поверить, научиться работать сообща и уметь доверять свою жизнь тем же коллегам. Верить им. Но окружающий мир демонстрировал обратное, он каждый день подтверждал, что лгут и осуждают все.

«Пережить можно всё, важно остаться после этого прежним», – сказал мне отец в тот самый вечер на берегу, но я не помнила себя прошлую. Себя настоящую.

Она умерла.

На её место явилась другая, она жаждала найти свою дорогу, упорно вскарабкиваясь по каменному склону собственной жизни. Шрамы на теле больше не казались ей вселенской трагедией. Они были лишь отметинами. Гораздо хуже было ощущать кровоточащие шрамы внутри, что не поддавались лечению. Пережить действительно можно всё, человек способен приспособиться к любым обстоятельствам. Вот только прежним он никогда не будет. На осколках прошлого всегда строится другая жизнь.

– Лейн! – голос Джека нагло прервал появившихся призраков прошлого, возвращая внимание к себе.

– Чего?

– Я здесь, вообще-то, о деле говорю, а ты в облаках витаешь!

Я закатила глаза и, смяв стаканчик, забралась на водительское сидение. Нас ждали ещё пара остановок и десять часов дороги, и в Уотер мы приедем лишь под вечер. Мне требовалось время, чтобы подумать, раскидать информацию по полочкам в собственной голове, что совершенно точно было невозможно в присутствие кого-то постороннего.

– Спи, до Уотера поведу я.

– Нам нужно где-то остановиться, может, я мотели гляну?

– Нет, лучше выспись, завтра тяжёлый день. Не найдём мотель, переночуем в машине.

Я завела двигатель, включила музыку и сдала, назад выбираясь на асфальтированную дорогу. Джек смотрел на меня исподлобья. Его взгляд скользил сначала по рукам, после задерживаясь на лице, и снова утопал где-то в ногах. Неожиданно захотелось прочесть его мысли, узнать, что думают вот такие, как он. Какой образ предстаёт перед ним, когда я обнажённая подходила так близко, что каждый шрам на теле был слишком заметен. Он задал тогда столько вопросов, что отбил всё желание сразу и если бы не добрая порция бурбона, я вовсе уехала бы домой.

– Лейн, вы всегда так работаете? – наконец спрашивает он.

– Как? – я стараюсь не смотреть на него, нажимая на газ сильнее.

– Переночевать в машине, перекусить в дешёвой забегаловке, где возможно, и питаться-то небезопасно. Ваш отдел кажется излишне холодным и сдержанным до невозможности. Словно у каждого из вас на шею накинута колючая проволока, мешающая хоть иногда, улыбаться искренне. Эмоции натянуты, вымучены до такой степени, что это видно невооружённым взглядом.

– Ты думал, мы здесь отчёты заполняем и в ресторанах устрицы жрём? – перебила я.

– Нет, ты не думай, я всё понимаю.

– Не понимаешь, – я бросила на него тяжёлый взгляд, – наши клиенты отбитые маньяки, педофилы и психопаты. Они убивают, потому что им это нравится, не чувствуя вины за содеянное. Кто-то мнит себя центром вселенной и похищает людей, чтобы воплотить в реальность какой-то «план», известный только ему. Кто-то убивает маленького ребёнка, потому что стало скучно и хочется драйва, а киндер мешает им наслаждаться жизнью. Каждый случай – маленькая история, отпечатанная огненным клеймом на наших шкурах. Сложно радоваться жизни, когда знаешь, какая она на самом деле.

Он поник. Мои слова задели что-то живое в груди Форбса. Мы работали в одном отделе, но в то же время занимались совершенно разными делами. Вечно весёлые, в отглаженных пиджачках и дорогим кофе в руках, они проводили расследования, вели переговоры и вызволяли своих жертв, возвращая их благодарным родителям. Мы же словно стреляные волки брали след и рыскали по городам, заброшенным стройкам и глухим лесам. Мы вытаскивали трупы из придомовых построек «страдающих» родителей, что с крокодиловыми слезами упорно играли роль благодетеля, скрывая за маской монстров.

– Хайдеган дал это дело мне не просто так.

– Чего? – я вновь перевожу на него взгляд и вижу серьёзные глаза, устремлённые куда-то в небо.

– Я подал заявление в ваш отдел. Хайдеган сказал, что рассмотрит его сразу после завершения этого дела. Мой послужной список его устраивает, но всегда есть пресловутое «но», правда? Может, если бы не я, он бы отдал дело тебе.

Я замолчала, не найдя что сказать. Никто не знал моего настоящего прошлого. Это мой груз, и нести его я вынуждена одна. Отец никогда не отдал бы это дело мне. Кто угодно, только не его дочь.

– Ну и засранец ты, Форбс.

Разговор дальше не клеился, и он, наконец, вырубился, растянувшись на опущенной спинке сидения. К тому времени, когда я пролетаю указатель очередного городка, ранние сумерки уже нагнали нас, накрыв с головой. Позади был Бостон, и Уотер вот-вот раскроет свои объятия, встречая гостей. Мне вдруг резко захотелось остановить машину и броситься бежать как можно дальше от этого места, но неожиданно начавшийся дождь ворвался в раскрытое окно разряженным озоном, отрезвляя мозг. Где-то там, за чернеющими верхушками сосен меня ждут три несчастные девочки, которые просто хотят вернуться домой. А может, я уже опоздала и не спасу в этом городе никого, может, псих, похитивший их, выбросил тела со скал, и тогда, поиски продлятся ещё дольше. Возможно, этих девочек никто не найдёт, как многих других. Куда бы ни вёл прогресс, как бы сильно не были развиты технологии и продвижение в массы равенства, человеческая сущность всегда будет скрывать в себе жажду крови тех, кого считают слабее. Жертвами почти всегда становятся самые беззащитные слои населения: дети и женщины. Более 370 млн детей подверглись сексуальному насилию, и эти цифры растут с каждым прожитым днём, а 736 млн – вот общее количество женщин, подвергшихся физическому и сексуальному насилию.

Одной из них была я.

Как я оказалась в доме сумасшедшего психопата Удверли Брайтена? Где были мои родители, когда их тринадцатилетняя дочь пропала без вести на целый год? Почему маленький городок, где почти каждый житель знает друг друга в лицо, не заметили опасности? Эти вопросы мучили мой воспалённый мозг, с тех пор как память начала восстанавливаться. Никакой информации о выжившей девочки не было. Она просто растворилась во времени, не оставив и следа. Никто её не искал, ни одна живая душа не объявилась за ней. Девочку, которой она являлась, стёрли вместе с данными её рождения и именем, присвоенным с первым вдохом. Бека Холт навсегда осталась лишь воспоминанием в глазах тех, кто пришёл её вызволить из того самого сарая, пропитанного кровью и болью.

Чёрное небо над нами давило, свежий наполненный озоном воздух, сменился морозным. Бисерины огней, что раскинулись вдали, напоминали светлячков, сбившихся в кучку, чтобы осветить себе путь дальше. Где-то там деревни и мелкие поселения. Штат Мэн привстал перед глазами во всей своей естественной красоте. «Бронко» съехал на крутую дорогу, обходящую береговую линию, следуя навигатору, я вновь пихнула коллегу локтем, закуривая сигарету.

– Мы почти на месте, соберись.

Джек пробубнил что-то под нос, растирая глаза.

– Нам нужен мотель, тебе срочно необходимо поспать, – протянул он потягиваясь.

– Я в норме, до Уотера дотяну.

Глава 4

Существует интересное предположение, что вселенных может быть бесконечное множество. Согласно этой философии, человеческая душа не исчезает навсегда после смерти, а лишь перемещается в другую вселенную, чтобы продолжить свой путь. Также существует мнение, что между вселенными есть крошечные бреши, и иногда, мы видим сны, которые сбываются, или попадаем в ситуацию, которая кажется нам знакомой до скрежета зубов. Именно это чувство охватило всё тело, когда я съехала на разбитую дорогу и направилась к очередному лесному тоннелю.

Последняя точка на маршруте перед прошлым.

Внимание привлекло выцветшее от времени и постоянных дождей приветствие, написанное на билборде. Изображённые на нём дети и мужчина казались вырванными из глупейшего контекста. Они изобразили семью, но забыли упомянуть, что где-то там, на задворках счастливых лиц стоит женщина, о которой вновь забыли упомянуть.

Уотер – город противоречий, расположенный на южном побережье штата Мэн и занимающий третье место по величине. Это прекрасное уединённое место с множеством достопримечательностей скрывало за своими зелёными стенами мрачные тайны прошлого и людей, безразличных к чужому горю.

Я была здесь однажды.

Я здесь родилась.

Память об этом месте, спрятанная глубоко в сознание, заставляла чувствовать тревогу, разбегающуюся мурашками по рукам. Он словно ждал моего возвращения все эти годы, притаился в шелесте лиственного леса на двадцать лет, чтобы вновь заставить меня чувствовать хоть что-то. Узкая дорога резко повернула к деревянному мосту, поросшему плотным мхом и древогубцем. Я вцепилась в руль так сильно, что пальцы побелели, а кожаная оплётка протяжно скрипнула.

«Мы стояли на этом мосту с другим ребёнком и смотреть на бурлящую речку. Нам нравилось загадывать желание, когда мимо проплывали пожелтевшие листья. А поваленные деревья, склонившиеся к утёсу, казались волшебными арками, которые и правда могли исполнить любые желания».

Воспоминание вспыхнуло в голове так ярко, что выбило воздух из лёгких. Нога дрогнула над тормозом, но подавив желание, я ещё сильнее выжала газ. Кем был тот мальчик? Почему он стоял вместе со мной и сжимал крошечную ладонь, широко улыбаясь? Его лицо словно смазанное пятно масляной краски в моей памяти. Но голос и смех так отчётливо отзывается в душе… Он был мне дорог? Или же это просто воображение, рисует картинку желанного прошлого, в котором нет места боли?

– Лейн, вон там вроде мотель, сворачивай к нему.

Я сделала глубокий вдох, когда машина остановилась у двухэтажного здания, покрытого зелёной, местами выгоревшей на солнце вагонкой. Первый этаж с большими окнами, был увешан мигающей рождественской гирляндой, вероятно, висящей круглый год. Слева пристроили небольшое помещение, отведённое под магазинчик с перегоревшей неоновой вывеской. Парковка оказалась пустая, лишь старый мопед одиноко скучал у выкрашенной в красный цвет телефонной будки. Высохшие цветы украшали две уродливые клумбы, сооружённые из старых перекрашенных покрышек, а из открытых дверей доносился божественный аромат жареного мяса, отчего в животе немедленно заурчало.

Деревянные буквы над входом гласили, что мы забрели в мотель «Ведьмин час». Не очень воодушевляющие название, но для этого места, оно подходило больше всего. Я выбралась из «Бронко» первой и, потянув затёкшие мышцы спины, накинула на плечи куртку. Пока Джек собирал свои пожитки, разбросанные по заднему сидению, удалось покурить в полном одиночестве, стоя под фонарным столбом с рассеянным жёлтым светом, и обдумать план завтрашних действий. Покоя не давала телефонная будка, которая, скорее всего, уже давно не работала. В голове то и дело всплывали обрывки чьих-то звонких голосов, детский смех и моё настоящее имя, произнесённое кем-то.

«Я спрячусь в будке, это будет моё тайное место…»

«Бека! Бека, ты где? Выходи, малявка…»

Кому принадлежали голоса, вспомнить не удавалось, окружающие меня люди в глазах казались тенями прошлого. Они появлялись в сознание всего на секунду и растворялись сигаретным дымом, словно танцующие в густом тумане приведения.

– Ты идёшь? Я уже хочу пожрать наконец, и лечь на кровать, надеюсь, клопов у них нет.

Джек направился к зданию, а я, в последний раз окинув взглядом чернеющие небо, последовала за ним.

Просторный холл мотеля украшали искусственные пальмы в кадках, за грубо сколоченной деревянной стойкой сидела женщина лет пятидесяти и что-то заполняла в тетради. Сморщенное лицо уставилось на нас с явным недовольством, но стоило Форбсу показать удостоверение, как уголки её тонких губ растянулись так сильно, что в полумраке коридора казались ужасными шрамами украшающими Джокера. Старуха сняла антикварные очки, оставив те болтаться на длинной цепочке, и раскрыла другую тетрадь.

– Номера 10 и 15, это на втором этаже. Постельное бельё уже там, а вот ужина нет, могу предложить вам парочку гамбургеров, но только за отдельную плату, разумеется.

– Подходит, – кивнула я, разглядывая её резкие черты лица без какого-либо стеснения.

– Тогда вот ваши ключи и роспись мне здесь накарябайте. Меня зовут Лидия, звоните по этому номеру, – она указала на бледную табличку. – Еду принесу минут через пятнадцать.

Я поставила автограф, сфотографировала номер телефона и уже двинулась по коридору, когда старуха увязалась следом.

– Вот здесь лестница, ваш номер будет прямо. Скажите, вы приехали из-за пропавших девчонок?

Я не стала отвечать, Форбс всё сделал за меня. От женщины сквозило мерзким, пренебрежительным характером, с которым сталкиваться не хотелось совсем. Но такие как она, всегда знают больше, чем того требует ситуация, поэтому вывести её на разговор будет просто необходимо.

Номер оказался терпимым, с простенькой кроватью и небольшим шкафом для одежды, в углу расположилось кресло-качалка, плетённое вручную, и старый торшер, покрытый пылью. На него я и бросила куртку, на ходу, стягивая дурацкие штаны. Двухстворчатое окно в разводах, выходило прямо на парковку и не имело даже жалкой шторочки, но и это не казалось проблемой. Жить было можно и это главное.

Получив долгожданный гамбургер и пару непрошеных «советов», я устроилась на кровати, разложив перед собой ноутбук Форбса. Под рукой лежал личный блокнот, сумбурные пометки появлялись на белоснежных листах, и спустя полчаса, обведённая красным надпись со знаком вопроса смотрела на меня в упор, напоминая дуло пистолета.

«Где искать трупы?»

Драгоценное в таких случаях время было безвозвратно утеряно. Выкупа никто не попросил, а значит, надежда найти двоих живыми, таяла на глазах. Оставалось искать хоть что-то и не допустить похищения новых жертв. Всё, что у нас было, – это места похищений и родственники, которых необходимо опросить. Я обвела красным маркером три фамилии и соединила их с местами похищений. Мысли путались, три фамилии, казались связанными с моими личными переживаниями. Напоминали о чём-то очень важном, но упущенном. Вскочив с кровати, я достала из дорожной сумки смятую карту города. Место у кресла на деревянном полу показалось идеальным, и, сдвинув его к окну, я приклеила карту скотчем.

– Так-то лучше.

Порывшись в сумке, нашла кучку кнопок и моток нитей, взятых «на всякий случай». Мозг сам выстраивал картину, помечая места, где были похищены девушки, рядом, в ноутбуке, была открыта карта двадцатилетней давности. Я сверяла данные. Искала ответ, подводящий к главной мысли.

– Три части города, но никакой связи. Чего же ты хочешь? Для чего они тебе? – вопросы лились в темноту, а я связывала объекты на карте и перечёркивала вновь, постоянно возвращаясь глазами к холму, под которым теперь, если верить карте, стояла церковь.

Я искала связь с этим местом. Двадцать лет назад там стояла ферма с кирпичным, красным фасадом, а за ней, рядом с кукурузным полем располагался небольшой сарай с деревянными койками и воняющим сеном. Именно там находился Ад на земле. Однако какому-то идиоту пришла в голову мысль построить на этом месте, пропитанном кровью, церковь.

– Это не они. Это просто не могут быть они.

Я откинулась на подушку и прикрыла глаза, пытаясь вспомнить хоть что-то до этих разрушающих событий. Хотелось понять, что за мальчишка был со мной рядом и чьи голоса звучали в голове. Быть может, они всё ещё в этом чёртовом городе и узна́ют моё лицо, тогда вся личность, построенная на боли, рассыпится как карточный домик, собранный на скамье парочкой идиотов в ветреную погоду.

Этого нельзя было допускать.

Рассвет задребезжал за окнами спустя пару часов. Поспать удалось немного, но сил прибавилось достаточно. С улицы уже доносились звуки сельской жизни, где-то далеко кричали горластые петухи, а в соседнем дворе точно лаяла собака, отзываясь в больной голове противным гулом. Умывшись ледяной водой и облачившись в тренировочный костюм, я спустилась. Ещё прошлым вечером в фонарном свете удалось разглядеть парочку турников, установленных между двумя клёнами, и теперь, ноги вели именно туда. Воздух был чистым, совсем не похожим на пыльный и переполненный смогом Вашингтон, здесь, в мире сказочных лесов всё казалось наполненным жизнью и лёгкостью.

Но то, что мы видим, на первый взгляд всегда кажется лучше, чем есть на самом деле.

Уцепившись за скользкий от влаги турникет, я с удовольствием прикрыла глаза, отдавая всю себя короткой тренировке. Спорт всегда собирал тело и душу воедино, заставляя договориться друг с другом. Таким способом можно отключить окружающий тебя мир и оставить только стук сердца в грудной клетке. Но не сегодня.

– Эй, турники не для приезжих, какого хера ты здесь делаешь?

Я резко раскрыла глаза, встречаясь с высоким мужчиной в ярко-жёлтых штанах и дурацкой футболке с Билли Айлиш. Вытянутую шею украшала татуировка, изображающая дьявола. Взгляд казался открытым, полностью несовпадающим с построенным образом. Обесцвеченные пепельные волосы, все ещё влажные и слегка взъерошенные, выглядели неуместно. Неестественно. Правую бровь рассекала модная когда-то выбритая полоска, а в зубах торчала сигарета, источающая явный аромат вишнёвого ликёра. На вид ему около тридцати пяти, но внешний вид буквально кричит о попытке «задержаться» в подростковом образе.

– Чё, ты пялишься? Слезай оттуда и вали по своим делам! – кофейные глаза опасно блеснули в солнечном свете, уставившись на меня.

– Здесь не написано, что турникет твой, – я коснулась земли ногами и сделала два шага в сторону незнакомца. – Мне всего лишь нужно было два часа, я не знала, что турники принадлежат тебе.

– А мне какая разница? Думаешь у меня времени до хера сидеть и ждать, когда ты развлечёшься? Пошла вон говорю!

Он бросил сигарету в сторону, стянул футболку и уверенно двинулся к турнику, с ходу, хватаясь за металлическую перекладину обратным хватом. Мышцы на спине мужчины напряглись, создавая впечатляющую картину подтянутого тела. Татуировки украшающие тело, оживали на глазах. Он выполнял подтягивания, скрестив ноги, и, казалось, полностью сосредоточился на этом занятии, забыв о моём присутствии.

– Я приехала по работе, – обойдя турник, я села на спиленное дерево и закурила, бесцеремонно разглядывая незнакомца. Упускать возможность допросить местных, хоть и столь наглых, было бы глупо.

– Мне плевать вали отсюда на хрен.

– Специальный агент Лейн Хайдеган, ФБР, – я улыбнулась самой непринуждённой улыбкой, наблюдая за его сосредоточенным взглядом, который не на миг не поменялся. – Я хотела начать работать после тренировки, но раз уж это твои угодья, будь добр, ответь на несколько вопросов.

Он подтянулся ещё раз, касаясь подбородком перекладины, и, оказавшись на земле, присел на корточки, странно заглядывая мне в глаза. Нельзя было не заметить крошечные капельки, стекающие по вздымающейся груди. Они отвлекали, притягивали взгляд, выставляя меня полной дурой.

– Винсент Лоренс, могла бы сразу сказать, что федерал, – его слова, наконец, заставляют посмотреть в глаза.

– Зачем портить первое впечатление? Такие, как ты не очень жалуют нашего брата.

– Мне скрывать нечего. Вовремя плачу чёртовы налоги и перевожу старушек через дорогу.

Его слова – откровенный бред, но они вызвали глупую улыбку. Не фальшивую, а самую настоящую.

– Так, ладно. Что ты можешь рассказать мне о пропавших девочках? Ты же слышал о них?

– Нечего там рассказывать, надеюсь, они просто свалили от своих тупых предков и попивают коктейли где-то на берегу океана.

– Почему ты так считаешь? Что не так с их семьями?

– Не хочу отнимать у вас работу, кеп, сами сходите, сами посмотрите, я гидом не нанимался.

– Хорошо, тогда скажи мне, Винсент, приезжали ли в ваш городок подозрительные личности?

– Кроме тебя, ни одной, все свои, родные. Туристы здесь бывают крайне редко. Смотреть один чёрт не на что. Знаешь, засиделся я с тобой, крошка. Работы много уж поверь, захочешь поболтать, ищи меня в кафешке «У Джобса». На скидки не напрашивайся, мы слишком мало знакомы.

Он подмигнул мне и просто поднялся на ноги, размашистым шагом двинувшись к дороге, не позволяя мыслям сформировать очередной вопрос и остановить его. Я взглянула на небо, пытаясь дышать ровно и не позволить гневу вырваться наружу, а потом, неожиданно засмеялась. В теле поднялась странная волна, горячим потоком она растекалась по венам, смешиваясь с тестостероном, словно мне дали большой шоколадный торт и делиться не с кем. Он полностью принадлежит мне.

Глава 5

Утро разгонялось со скоростью света. В мотеле на первом этаже пахло жареной картошкой и беконом, отчего желудок сразу напомнил о своём существовании грозным урчанием. Сидеть с болтливой старухой не хотелось, но кто может знать больше, чем человек, встречающий людей на ресепшен? Такие слышат все и везде, пролезают своим любопытным носом в каждую щель и вынюхивает информацию, которая их не касается вовсе.

– Доброе утро, купить что-то съедобное можно здесь?

Я заглянула в открытую дверь с мутными стёклами и обвела небольшую столовую изучающим взглядом. Ничего необычного, три стола, покрытых скатертями мешковатого вида и зона раздачи с единственной витриной. Старуха вынырнула из подсобного помещения, вытирая руки о и без того грязный фартук, и, махнув рукой, пригласила меня войти.

– Здесь и съедобное и не поверите, даже вкусное можно купить, – Лидия указала на маркерную доску с перечнем «блюд дня» и широко улыбнулась, сверля меня выпученными глазками.

– Кофе возьму. Крепкий.

– Ищ, чё удумала! Вы работать приехали, сил знаешь, сколько понадобиться? Вот, возьми яичницу с беконом.

Отказывать было глупо. Я пришла за информацией и без неё уходить не намерена. Кивнув, она протянула мне гранёный стакан и указала на подоконник, где расположился заляпанный чайник и пакетики кофе, разбросанные по деревянному подносу. Вскоре на источающем ароматы спирта столе появилась и тарелка с едой. Интуиция меня не подводила, и Лидия приземлилась напротив с чашкой, покрытой кофейными разводами.

– Как искать-то думаете?

– Зависит от того, что удастся выяснить сегодня, – я подняла на неё прямой взгляд и продолжила. – Что-то можете рассказать о пропавших?

Старуха сделала глоток, вероятно, уже остывшего кофе и наклонилась ко мне ближе.

– Чего тут рассказывать? Эмбер и Тиффани те ещё оторвы. Таскались где ни попадя, в баре местном ошивались. Вырядятся вечно в эти колготки сетчатые, юбки свои коротенькие, что и жопу-то не прикрывают и трутся околь мужиков местных.

Захотелось одеть на её растрёпанную голову тарелку с противным на вкус завтраком, но я сдержалась и, проглотив очередной пересоленный кусок, спросила:

– А третья девочка?

– Элис, наоборот, тихая как мышь, мать её, вот она проститутка! – она откинулась на спинку скрипучего стула, сморщив нос, – отец девчонки-то, от них сразу сбежал, и Элис-то, всё детство с матерью по мужикам таскалась.

– То есть как? – я прищуриваюсь, стараясь показать дикий интерес.

– Мать шлялась, а девчонку-то не бросить одну, вот и таскала за собой постоянно. Элис плохо росла, больная какая-то. Сразу видно, гены-то гнилые попались!

– Интересная информация, простите, я встретила мужчину утром с татуировками, вы его знаете?

– Винса что ли? Как не знать-то? Помогает мне, машины разгрузить там или что по хозяйству починить. Мать я его знала.

– Уже завтракаешь? Могла и меня разбудить, – Джек возник в проходе всё ещё мокрый после душа, с угрюмой физиономией и голодными глазами.

– Я рано встала, думала, тебе не помещает поспать.

– Проходите, агент Форбс! Сейчас завтрак вам организую и кофеёк горячий!

Старуха резко подорвалась и скрылась за раздачей, гремя тарелками. Не удивительно, что ему она принесла картошку, сдобренную соусом и два толстых чизбургера, а меня травила пересоленными отходами. Кофе, к слову, ему тоже достался нормальный, непакетированная смесь для походных условий, а свежесваренный американо. Оказалось, у неё есть вполне годная кофемашина в подсобке.

– Она запала на тебя, – я ехидно улыбнулась, вставая со стула.

– Давай без твоих дебильных шуток, Лейн.

– Какие уж шутки, сейчас ещё слюнявчик принесёт и рядом сядет, чтобы не подавился.

Коварный план был воплощён в жизнь. Джек подавился от моих слов и отодвинул тарелку в сторону, хватаясь за кофе.

– Испортила весь аппетит!

Я обошла его и, ударив по плечу, выдавила с обворожительной улыбкой:

– Буду ждать тебя у машины, смотри, долго не заигрывай с нашей мадам.

Погода радовала. Несмотря на осень, светило яркое солнце, и термометр, приколоченный к веранде магазинчика, показывал почти двадцать градусов. Скинув тёмно-синюю куртку на заднее сидение, я перевязала волосы в тугой хвост и закрепила кожаную портупею с оружием. Мобильный молчал со вчерашнего дня, что вызывало сомнения в том, что отец всё-таки поверил в моё резкое желание отдохнуть от всего. Мать бы уже позвонила не один раз, уточняя, куда именно я желала отправиться. Раз звонков нет, он не сказал ей. Не посчитал нужным? Или уже знает, где я нахожусь?

– Доброе утро, мисс! Погостить приехали в наше замечательное гнёздышко? – за спиной раздался твёрдый мужской голос, и я резко обернулась.

– Эм…Нет, мы с напарником приехали по работе.

Передо мной стоял местный пастор, выдернутый со страниц глупых эротических рассказов. Голубые глаза противно шюрились отчего, на лице появлялись тонкие морщинки, распущенные светлые волосы доходили до плеч, аккуратно скрывая тоненький шрам на лбу и казались светлее на несколько тонов, чем рыжеватая ухоженная борода. Чёрная ряса с белым воротничком-колораткой была не по размеру и волочилась по земле, иногда открывая вылизанные торчащие носки кожаных ботинок. На вид ему лет тридцать, выше меня на две головы с выглядывающей татуировкой на левой руке. Ну точно сбежал со съёмок порнушки и спрятался здесь в глуши, чтобы избавиться от грехов, давящих на хребет.

– О, не обращайте внимания, все мы бывали грешны в своих делах, – скалясь, сообщил он, поймав мой удивлённый взгляд, застывший на татуировке. – Моё имя пастор Николас, а вы, должно быть, агенты ФБР?

Я кивнула, проглотив странное чувство, которое молотком колотило в мозг.

– Да, приехали из-за пропавших девочек.

– Тогда советую вам внимательней изучить судьбу Тиффани, думаю, Господь хотел бы, чтобы я сказал это.

С этими словами он переключился на выскочившую Лидию и, простившись, зашагал в сторону магазинчика при мотеле.

– Чего застыла?

– Не твоё дело, садись уже.

– Не спала всю ночь, правильно? Если мы хотим работать, то ты должна отдыхать, Лейн.

Я не стала отвечать и, выдавив газ, вырулила на главную дорогу Лорен-хилл, ведущую в центр города. О красоте этого места говорить не приходилось. Уотер находился у подножия скалистых гор, и, выезжая на центральную улицу, открывался невероятный вид на склон, покрытый зелёным ковром хвойного леса. Местами торчали острые скалистые выступы, покрытые мхами и напоминающие высокие кочки посреди глубокого болота. Туман пушистым облаком обволакивал верхушку гор и уползал куда-то дальше, растекаясь, как краска нерадивого художника. Аккуратные строения выстраивались в ровный ряд вдоль главной улицы и встречали гостей города яркими вывесками. Любопытные глаза снующих по своим делам горожан таращились на мою машину с незнакомыми номерами без стеснения. Я точно знала, что здесь все друг друга знают, они как вороны подмечают каждую деталь происходящего вокруг. Но их наделили глазами, а не зрением. Каждый из них, смотрит в пустоту, видит тени бесформенные и бездушные, ровняя всех под единственно верное мнение.

Их собственное.

Они живут не в реальности, а лишь рассказывают сами себе историю, соответствующую определённым стандартам, отбрасывая выбивающиеся факты прочь. Реальность – просто хаос фактов, звуков и событий. Куда интереснее выдумать свою версию, ту, где ты обязательно главный герой, а все окружающие – второстепенные персонажи с ярлыками на шее. Пропавшие девочки – просто дети. Но я уже знала, что расскажут жители города, они уже нацепили на них ярлык больше головы и мысленно похоронили где-то там в тёмном лесу.

Департамент местного шерифа находился на центральной улице Верескин-Хилл. Неприметное здание с белым сайдингом и парковкой на десять машин, вызывало ощущение кинематографичности. Словно его вырвали из очередного глупого фильма ужасов и поставили здесь. Окна закрывали металлические решётки только на первом этаже, второй же отвели под офисы местной власти. Ничего не поменялось с прошлых лет, я не помнила этого здания, но видела фотографии со старых газетных вырезок, когда изучала дело фермы Удверли.

У входа встречал деревянный стенд с информацией и развешанными фотографиями пропавших девушек. Я накинула куртку с маркировкой ФБР и закурила, подходя к чёрно-белым фото, заглядывающим в душу. Уотер не Вашингтон или Нью-йорк, где фото пропавших подростков клеят на каждом столбе. Зрелище настолько привычное, незаметное, что проходящие мимо люди даже не обращают на них внимание. Они не знают их. Эти красивые глаза не говорят им не о чём. Здесь же, в крошечном городке, такое фото вызывает страх и приступ отчаянья. Три фотографии – крик о помощи, звенящий в моей голове набатом. Я обязана ответить им.

В помещение душно, ароматы пота и гамбургеров с местной забегаловки тесно переплетаются, как в любом другом полицейском участке. Наши куртки действуют так, как и должны в таких вот городках, где местные власти не желают сотрудничать и превозносят себя до царей, имеющих право судить, кто виновен, а кто просто попал в жернова судьбы. Шериф уже пожилой Эдгар Сорвел встретил нас у своего кабинета с недовольным лицом, плохо скрываемым за глупой улыбкой. Натёртый до блеска значок сиял в проникающих сквозь распахнутое окно солнечных лучах. Отглаженная форма, голубые, прищуренные глаза и дрожащие руки – он скрывал что-то важное, это было видно невооружённым взглядом. Что-то, что может разрушить его иллюзию «правильной» реальности.

Правду.

– Доброе утро, агенты! Как добрались? Я права думал, вы прибудете сегодня, но мне сообщили, что вы попали в город вчера в десять вечера.

Осведомлен вплоть до точного времени, значит, старуха сообщила сразу по приезду.

– Не хотели откладывать. Слишком много времени уже утеряно, – ответил Джек, проходя в просторный кабинет, увешанный благодарственными письмами в рамках. – Агент Джек Форбс, это спец агент Лейн Хайдеган, мы хотели бы получить всю информацию, имеющуюся на данный момент.

Я устроилась за столом, продолжая молчать. Солнечные лучи проникали сквозь помятые жалюзи, расползаясь золотыми змеями по тёмному дереву, подсвечивая каждую пылинку, пропущенную утренней уборкой. Перед нами положили две серые папки со скудным содержимом, в которых ровным счётом не было ничего полезного. Они хранили сухие факты о трёх жизнях, украденных у судьбы. Я открываю их дела и заглядываю в души каждой девочки, скользя взглядом по чёрно-белому тексту, ползущему вдоль строк.

Эмбер Хан – азиатка, семнадцать лет, проживала с матерью и отчимом. Была похищена в районе полудня из парка Меридит. На меня смотрит красивая девушка с чёрными, как ночное небо волосами и искусанными губами. Я знала этот взгляд. Наполненный отторжением всего существующего. Она выглядела загнанным в угол зверьком, букашкой, барахтающейся на поверхности из последних сил.

Тиффани Флайв – полная противоположность. Они одногодки, но у Тиффани открытый, доверчивый взгляд. Пшеничные волосы вьются по плечам, а всё ещё детская улыбка и мягкие черты лица буквально кричат о том, что она жертва. Полная семья, два младших братишки и с десяток приводов в полицию. Что может заставить девочку пропадать ночами с подозрительными личностями? Попадать в неприятности и вот так улыбаться, словно она не понимает, что её жизнь рушится?

Элис Онил – маленькая ростом, тихая девочка в круглых очках. Ей шестнадцать, живёт с матерью и прекрасно учится. Училась. Была похищена у здания библиотеки. С фотографии на меня смотрят два огромных зелёных глаза, в которых одна цель – убраться из этого города. Вырваться на свободу и дышать полной грудью. Она напоминает меня, запертую в собственной клетке убеждений и правил.

– Они общались? – спрашиваю, наконец вклиниваясь в беседу.

– Эмбер и Тиффани – лучшие подруги. Они жили через улицу и их матери тесно общались. Когда девчонки выросли, стало понятно, что ничего хорошего их и не ждёт. Это было предрешено, агент Хайдеган. Крис Флайв уважаемый в городе человек, привёз жену из Портленда в своё время, уже тогда она вызывала вопросы у местных, вела себя неподобающе. Вот и дочь такую же воспитала.

– Откуда у вас такие выводы? – уточнил Джек.

– Обе неоднократно попадались за распитием спиртных напитков, околачивались в местном баре, Тиффани давно не девственница, говорили, что она даже сделала аборт пару лет назад, но её семья полностью отвергает этот факт. Ума не приложу, как у таких прилежных семей, вырастают такие дети.

Он просто пожал грузными плечами, а в кабинете стало нечем дышать. Меня выворачивало наизнанку, когда рассказывали такие истории. Все они, естественно, подкреплялись лишь слухами, и чаще всего, оказывалось, что девочки просто были жертвами обстоятельств. Или собственных семей.

– А третья? Элис Онил? —спросил Джек, открывая её фотографию.

– Здесь всё наоборот. Семейка местных отщепенцев. Мать растила её одна, живут в трейлерном парке прямо на отшибе города, у подножия скалы. Мать то в баре с ней, то ночью, по улице вижу тащит коляску куда-то. Но девчонка выросла умной, хорошо училась, как оказалась в этой ситуации, ума не приложу.

Я налила себе стакан воды, любезно предоставленной на столе, и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

– Подобное уже происходило в Уотере, неправда ли? Кто был тогда шерифом?

Он уставился на меня как на объект ненависти. С трудом сглатывая, поджал губы в тонкую полоску. Словно я спросила о чём-то сверхъестественном или ужасном настолько, что нельзя было произносить вслух. Вывернула правду, которую пытались скрыть много лет.

– Да… Двадцать лет назад было подобное дело. Шерифом был мой отец. Но девушки тогда пропадали не с Уотера, а с окрестностей. Вы думаете…

– Нет, – мои губы растянулись в хищном оскале, не давая ему договорить, я смаковала этот встревоженный взгляд, – В Уотере тоже пропал ребёнок. Девочка тринадцати лет. Вот только её не искали.

– Мисс…

– Агент. Агент Хайдеган, – перебила я, снова, вцепившись ногтями в собственное колено под столом.

– Я не знаю, всех деталей, агенты. Вы, думаю, тоже, агент Хайдеган, слишком молоды, чтобы застать то дело. Девушек спасти не удалось, это всё, что я знаю.

Ногу начинало сводить от боли, тело отдавалось противной дрожью от его слов.

– Виновных в том деле посадили, насколько мне известно, все они мертвы на данный момент, – добавил Джек, косясь в мою сторону.

– Да. Приличная была семья, большая ферма, снабжающая город свежей кукурузой. На них никто не мог подумать. Никто не замечал, что глава семейства ведёт себя странно, покупает чёрные пакеты, верёвки, постоянно что-то перевозит на фургоне… а на свою ферму не пускает совершенно никого, оправдывая это больной женой.

– Откуда вы знаете? – его взгляд стекленеет, впивается в меня осколками стекла.

– Я работаю в ФБР, шериф Сорвел. Но сейчас не об этом, мы опросим родственников и хотим видеть отчёты по проделанной работе за это время. Где велись поиски за эти три дня, какие результаты, кого допросили и к чему пришли. Понимаете меня? Вся информация. Надеюсь, вы не хотите заиметь такую же славу, как прошлый шериф. Говорят, после дела с фермой его убрали с должности.

Я улыбнулась и, прихватив папки, покинула кабинет. Ощущение мерзости никуда не делось. Наверное, это было единственное чувство, которое я могла назвать настоящим, не навязанным, а настолько реалистичным, что казалось, я состою из этого. Когда-то мои краски были яркими, солнечные цвета украшали прекрасную картину мира, которую видели глаза ребёнка. Такие глаза смотрели на меня со стенда и принадлежали Элис. Но кто-то умудрился добавить чёрного, прошёлся грязной кистью по каждому цвету и вот, вокруг остались только размазанные блики, мир погрузился во тьму, стал таким, каким являлся на самом деле. И Эмбер, и Тиффани знали это. Их взгляды уже были чёрными, испорченными, чем-то ужасающим, неправильным, но случившимся.

– Извините.

Я опустила наконец взгляд со стенда и увидела маленькую девочку лет одиннадцати. Светлые, вьющиеся волосы причудливо спутались, а на грязном платье разошёлся шов. Она стояла так близко и огромными голубыми глазами заглядывала мне в душу.

– Ты потерялась, крошка?

– Нет, я вон там живу, в доме миссис Френли. Я вас увидела, пастор Николас сказал кто вы, и я захотела спросить кое-что.

– Конечно, спрашивай.

Она затеребила подол своего платья крошечными грязными пальчиками, опустив взгляд на носки потрёпанных сандалии.

– А, страшно вам, служить в ФБР? Миссис Френли говорит, это работа только для мужчин.

– Не страшно, если только совсем иногда, – я улыбнулась ей, протягивая руку. – Меня зовут Лейн, а тебя?

– Бека.

Меня словно ударило током. Её имя пробило брешь в очередной кирпичной стене. Тяжёлые куски кладки повалились вниз, поднимая пыль воспоминаний. Глаза почти сразу защипало, в ушах зазвенел гул, смешанный с десятком чужих голосов. Девочка, видимо, испугавшись, бросилась наутёк, а я обвела взглядом улицу, борясь с дрожью в коленях. Совершенно незнакомый пейзаж рябил, размазывался, сливаясь с мутными отрывками из памяти.

«Бека, не лезь ты туда, дурёха…»

«Бекс, после школы заберу тебя сам, твоя мать не сможет…»

«Бека, велосипед, чтобы ездить, а не лежать с ним в канаве…»

«Когда-то тебе спасёт жизнь, это знание, Бекс, ты не то, что видят другие, ты сильная и справишься там, где другим не дано…»

Этот голос порывался сквозь сознание подобно раскату осеннего грома, он ломал стены тяжеленой кувалдой, проникал в каждую клеточку тела, втаптывая в асфальт душу. Стук сердца эхом отдавался в ушах. Я зажмурилась, стиснув зубы. Ноги подкосились, и тело рухнуло на пыльный асфальт, не в силах справиться с панической атакой.

Я не знала, кому принадлежал голос.

Не могла вспомнить лицо мальчишки, который, был рядом, оказывается всё моё детство.

«Ты не должна бояться. Когда-то меня может не оказаться рядом, тогда просто жди. Жди, и я найду тебя где угодно…»

Мысль. Она принадлежала не мне, а тому мальчишке. Он вложил в меня это чувство. Желание дождаться. Не просто мысль, фоновый шум в голове. Это была команда для мозга, сигнал, выстроенный сценарии для тела, спасший мою жизнь тогда. Тот парень из прошлого вбил в меня код и запустил целый алгоритм действий. Я не боялась, а ждала спасения. Ждала его. Но почему же он не пришёл?

– Лейн, чёрт возьми, почему ты ушла? – Джек оказался за спиной неожиданно, прикасаясь к плечу, отчего током пробило тело, – Что случилось? Почему ты на земле?

– Поскользнулась! – рявкнув, я вскочила на ноги и бросилась к машине, чувствуя, как дрожат колени.

Голос не умолкал. Он истошно кричал в голове, стараясь перекричать здравый смысл. Сосредоточиться не получалось. Я смотрела на дорогу, ведя машину, а перед глазами всплывали отрывки кадров. Целая маленькая жизнь, украденная у меня и выброшенная за борт реальности. Целая история, не имеющая конца. Я рвалась сюда с надеждой, что вспомню свою мать, думала, что смогу разобраться, найти её и посмотреть в эти глаза, услышать голос. Хоть что-то, что оправдает её поступки. Но вместо неё голоса в голове принадлежали мальчику. Может, у меня был брат? Может, он ищет меня по сей день или считает мёртвой? Я должна была думать о спасение девочек, но не могла сосредоточиться и от этого хотелось выстрелить себе в висок.

– Лейн, шериф выделил сорок человек и поисковых собак. Нам надо опросить родственников и составить план. Пока нет ничего, что могло связывать их в глазах психа. Они разные, это же не похоже на поведение серийного убийцы, может нам вызвать сюда профайлера?

Я резко вынырнула из собственного плена, останавливая машину у двухэтажного домика с бо́льшим газоном, вырванного с обложки рекламного ролика.

– Мне не нужен профайлер.

– Уверена? У нас нет портрета.

– Потому что нет информации! Семья может рассказать куда больше, чем кто-то посторонний, Джек. И начнём мы с родителей Тиффани. Что-то не так в их семьях, большинство таких дел связаны именно с этим. Подростки становятся чужими дома, непонятыми и с лёгкостью доверяют свою жизнь чужаку, обещающему счастливое будущее. Быть может, они знали похитителя настолько хорошо, что добровольно пошли следом? Хотели сбежать от собственного дома.

«Может, я тоже хотела?»

Глава 6

Дом Флайв выглядел как типовое жилище среднестатистической Американской семьи. Молочный деревянный фасад, не отличающийся от остальных строений по улице, зелёная травка вокруг, постриженная безупречно ровно, аккуратные цветочные клумбы вдоль низкого заборчика, ведущего на задний двор. Семья среднего материального достатка, об этом говорит потрёпанный «Форд» на парковке. Несомненно, многоуважаемые в обществе и «правильные» до тошноты, если верить словам шерифа.

Омелия Флайв открыла двери немедленно, её бесцветное лицо выдавало постоянную тревогу и почти ощутимый ужас. Светлые, как у дочери, волосы, уложены в изящную причёску и безупречно вяжутся с чистой, белой кофточкой, тщательно заправленной в светлые джинсы.

– Вы нашли её? Нашли мою дочь? – она выскочила на порог дома, хватая меня за руки.

– Простите, но мы приехали, чтобы заняться поисками. Нам необходимо поговорить с вами, Омелия. Это Агент Форбс, я спецагент Хайдеган, можем мы пройти в дом?

Она кивнула и пошатнулась, я подхватила исхудавшее тело под руку, помогая хозяйке вернуться внутрь. Нас встретила просторная гостиная с белыми стенами, увешанными семейными фотографиями. Всё до мельчайших деталей здесь сочеталось друг с другом, подбиралось с хронологическим порядком и вызывало ассоциации с больничной палатой в психиатрической клинике. Налицо был явный перфекционизм, что выдавался каждым движением хозяйки дома. Она то и дело поправляла что-то на комоде, сбивчиво отвечая на вопросы Джека, несколько раз сбе́гала проверить входную дверь и едва не упала в обморок, когда я, намеренно положила чайную ложечку не на предоставленное блюдце.

– У вас есть психологические заболевания, Омелия? – я задала вопрос прямо, не желая терять время на и без того известные сухие факты. Нет. Мне нужна была истина, скрытое грязное бельё каждого из них. – У вашей дочери оно тоже было, я права?

Женщина рухнула на диван напротив нас и вцепилась руками в собственный фартук. Невооружённым взглядом можно было заметить, как в ней борется сразу две личности, одна из которых готова рассказать всё, вторая же, забилась в угол и прячется от окружающих.

– ОКР.

Три буквы способны раскрыть множество тайн и наполнить происходящее глубоким смыслом.

– Вы лечитесь? – спросил Джек, записывая ответы в блокнот.

– Нет… мой муж против. Это всё в женской голове, понимаете? Я могу жить с этим совершенно нормальную жизнь и без препаратов. Крис говорит, что нам просто нечем заняться, отсюда и мысли. Тиффани тоже это чувствует, у неё… Проблемы с зависимостью.

– Что вы имеете в виду? – я сверлю её взглядом, не позволяя думать над ответом. Мне нужна правда. Жестокая, грубая, несуразная, но правда.

– Алкоголь, наркотики, секс, что угодно. Она моментально втягивается и начинается настоящий Ад, – Омелия начинает говорить быстро и сбивчиво, – Наш священник, преподобный Николас, говорит, что это пройдёт с возрастом, она посещала его учения три раза в неделю. Она умная. Умная, но всегда старается недостаточно. Расстраивает отца.

– Стоп. Священник занимался лечением вашей дочери подростка?

– Это не то, что вы думаете, агент Хайдеган. У них при церкви школа. Воскресная. Там им рассказывают о значимости семейных ценностей и социальной жизни. Тиффани нравилось там, – её слова прервались болезненными рыданиями.

– Как вы узнали, что дочь пропала? – Джек переводит тему, и женщина резко собирается с мыслями.

– Она ушла в школу, была на первом занятие, а потом испарилась. Звонила её преподавательница, я обзвонила всех знакомых, а потом, мне позвонила мама Эмбер и мы… Запаниковали.

– Ваша дочь делала аборт? – спрашиваю я и натыкаюсь на ошарашенный взгляд напарника.

Омелия вытаращилась на меня, как на сумасшедшую и начала рыдать, впиваясь ногтями в собственные запястья. Ответа красноречивее просто не придумаешь.

– Где сейчас ваш муж и сыновья? – я протянула ей стакан воды и специально дотронулась до запястья, провоцируя отвлечься, вот только рукав кофты задрался, раскрывая лиловый кровоподтёк.

– Он повёз их к матери. Чтобы не видели всё это.

– У вас на руке гематома, Омелия, откуда она? – я не собиралась сдаваться, но женщина затряслась ещё сильнее.

– Упала! Я убирала кухню! Что-то… Запнулась… дурацкие коврики… Они постоянно не там.

– Вы можете передать это вашему супругу, Омелия? Мы вернёмся завтра, чтобы лично поговорить с ним.

Покидать их дом – вот так, без конкретных ответов, довольно странно. Я чувствовала, что мать недоговаривает, что-то ещё очень важное сидит в её голове. Джек вышел с тем же настроением. Ощущение недосказанности засело в наших головах, словно приколоченная ржавыми гвоздями табличка. Я задумалась, пока не заметила, как напарник навалился на капот «Бронко» и закурил, бросая косые взгляды в мою сторону.

Я понимала этот взгляд очень хорошо, знала, что он ощущает, зачем пришёл в наш отдел и почему предложил поехать с ним, нарушая все правила. Но не могла ответить взаимностью. Сердце не хотело запускать этот трудоёмкий процесс, оно знало, что такое любовь на самом деле, без сопливых историй о «долго и счастливо». Не воспринимало. Внутри царили холод и пустота, которые находились там всегда. Зияющая дыра в груди настолько глубока, что заполнить её обычными отношениями не получалось. Все ответы были здесь. В этом городе осталась часть меня. И пока я не найду её, сама словно мёртвая. Ненастоящая.

– Что думаешь, Лейн? – он прерывает мои мысли и вновь включает в работу.

– Отец не позволил им лечиться, страшится осуждения, скорее всего. Это могло стать триггером для девочки, возможно, она и правда сбежала и подбила девчонок с собой. Он их бьёт. Возможно, я пока не могу точно сказать. Беременность тоже подтвердилась, но кто был счастливым папашкой?