Крыси-мыси. История о похищенных жизнях
© Клишина Е., текст, 2025
© Магонова Л., ил., 2025
© ООО «Феникс», оформление, 2025
Глава 1
1989 год
Он проснулся оттого, что вокруг него плавал – то появлялся, то исчезал – какой-то огонёк и доносился еле слышный невнятный бубнёж. Он плохо помнил, что произошло прошлой ночью, но ноги сами принесли… Конечно, в бабкин дом. Бабка! Вот кто гундосит над самым ухом – и без её кряхтения противно.
– За гранью скрываю, под воду опускаю, в землю прячу… – доносился глухой бабкин голос.
Он шевельнулся, и это не укрылось от бабкиного слуха.
– Дебил, – выстрелила в него словом бабка и продолжила: – Что сотворено, от глаз чужих сокрыто, от происков врагов спрятано. Никому той воды не переплыть, того воздуха не перелететь…
Показалась её сгорбленная спина, в руках бабка держала горящую свечку.
– И не вздыхай тут, ирод. Вздыхает он…
Он лежал, застыв в том оцепенении, которое бывает, когда надолго уснул в неудобной позе: всё болит, лежать дальше невозможно, но и распрямиться тоже, так как каждое движение приносит только новые болезненные ощущения. Голова раскалывалась, во рту словно кошки нагадили. Но если он у бабки, значит, пришёл к ней чуть тёпленький, наверное, перевалился через порог и ушёл в отключку. А ноги к бабке сами принесли, ну потому что бабка – это бабка: нервы потреплет, но опохмела даст и из дому не выставит. Он и раньше всегда к ней приходил, если что. А если ругает, то произошло что-то нехорошее и он в этом виноват.
– Закрываю глаза врагам его на все дела его, – бубнила бабка, – покров кладу непроглядный. Аминь.
Бабка погасила свечку и наклонилась к нему:
– Сучонок ты безмозглый. Не тебе помогаю – себе помогаю, запомни. Кровь у нас с тобой одна, кто кровь свою предаст, тому работы не будет. Отлежишься – и иди, чтобы глаза мои тебя не видели. Сам ни в чём не признавайся, если спрашивать будут. Тогда и не узнает никто. Говнюк, прости меня господи.
Да что она вообще несёт? Какой это работы у неё не будет? Будет, ещё как будет. Знает он, чем бабка занимается. Пока дуры в деревне не переведутся, у неё той работы будет не переделать вовек.
– В последний раз тебе помогаю, – прошамкала бабка. – Пока на тебя кто-то не укажет, никто не узнает, что на тебе отвод есть. Кто знает, сколько уж ты сам продержишься…
Последнее слово бабка произнесла наполовину беззубым ртом как «продёрзисся».
– А лучше кончай тут блукать, хватит самогонку халкать. Хорошо, что заявление в институт подал. Сдавай экзамены и живи как человек. Не мелькай здесь. Отвод отводом, но ты и сам сиди, как мыши под веником.
Бабка произнесла «мыши» как «мыси». Зубы все уже съела, а ещё кого-то строит из себя. Он мысленно послал бабку куда подальше. Ох уж эти её вечные присказки, эти нравоучения… Сама как пень дремучая, живёт всю жизнь в деревне безвылазно, а туда же: институт, город, учись…
Хотя… Может, она и права, теперь подальше надо от всей этой… Что там вообще случилось-то? Так голова трещит, что-то помнит, что-то не помнит.
Сколько он себя знал, с самого детства ноги в минуты любой горести сами приносили его к бабке. Бабка была ему неродная. Своих детей у неё не было, но был брат. Сын бабкиного брата стал его отцом, точнее, заделал матери ребёнка и свалил куда-то искать лучшей жизни. Бабка мать сильно не привечала, но с ребёнком на первых порах помогла. А потом, когда он подрос, наказала ему безо всякого стеснения к ней в дом приходить «случись что» – прямо так и сказала. Он и приходил. Отъедался, отсыпался, отмывался после драк с одноклассниками, нёс бабке свою детскую печаль. Не раз замечал, как бабка уходила за занавеску, якобы за гостинцем, а сама там пошуршит-пошепчет, а потом говорит: «Ну, иди себе, не рассиживайся», выносит ему какую-нибудь «дунькину радость» – самые дешёвые карамельки из сельпо – и выпроваживает. Он уходил, и на душе как-то полегче становилось, и как бы бабкин пригляд за собой чувствовал – мол, отца нету, но есть бабка, стоит и за ним какая-то сила, хотя бы и бабкина, не очень ему понятная. Бабку в деревне уважительно побаивались: за спиной старались не обсуждать, в гости особо не звали, по-соседски не привечали, если она проходила рядом, то замолкали. Но если что было надо, тайком шли к ней, неся подношение – деньги или продукты. После похода к бабке его несколько дней никто не трогал и не задирал, словно отшептало всех недругов.
– Только ты не думай, что дёшево отделался, – сказала в этот раз бабка напоследок. – За такое дорого берут. У меня детей нет, и у тебя не будет.
«Какие на хрен дети, кому они вообще сдались, – мучительно думал он. – Отстань уже, карга».
– Уйди с глаз моих, – велела бабка.
И он ушёл. Уполз, утащился еле живой, унёс ноги.
Глава 2
2023 год
Надо ли говорить, что самые плохие вещи в жизни всегда происходят в самое неподходящее время? Думаю, это и так все знают. Почему эта история не могла случиться в прошлом году или в следующем? Почему всему этому в моей жизни нужно было произойти именно сейчас?
Разговор был очень странным. Я понимала, что мне говорят, и не понимала. Я хотела кричать и не могла. Я должна была их возненавидеть, но ясно видела, что в этом нет никакого смысла.
Мать усадила меня за кухонный стол и сказала:
– Ань. В общем, так получилось. Прости меня, я виновата, это я не следила за всем этим.
«Та-а-ак, – подумала я. – Только не говори мне, что вы разводитесь. Только не сейчас…»
– Нам надо съехать с квартиры, – шмыгая носом, произнесла мать. Пальцы её сами собой сворачивали в трубочку край большой пластиковой салфетки – такой подставки под тарелки, которая всегда лежала на столе. Сворачивали и разворачивали. Потом опять сворачивали, опять разворачивали.
– В смысле? – уставилась я на неё.
– Мы оба очень виноваты перед тобой, – глаза матери наполнились слезами. – Тебе и так сейчас нелегко со всеми этими экзаменами…
Да уж. Целых два года я только и слышала от неё: «Наша цель – бюджет, наша цель – бюджет».
– Подожди, почему съехать? Зачем? Это же наша квартира!
– Не совсем так, – замялась мать. – Ещё немного и стала бы нашей… Год-два.
И в этот самый момент выяснилось, что квартира была куплена сто тыщ лет назад в ипотеку, я даже не знала об этом, ещё совсем маленькая была. Я часто слышала от родителей: «Надо по кредиту платить», «Ты не забыл про кредит?». Но я думала, мало ли какой у них кредит: машину покупали, ремонты делали, один раз даже на море съездили. Я ничего у них особо не просила, поэтому мне особо ни в чём и не отказывали, ссылаясь на то, что «у нас ипотека». Странно, да? Как будто я всю жизнь буду маленькой, и в некоторые вещи меня лучше не посвящать.
И теперь выясняется, что отец последние несколько месяцев неизвестно куда спускал все деньги, а по ипотеке не платил. И теперь банк просит нас с вещами на выход. То есть выставил на торги нашу хату, возвращает нам какую-то не слишком большую сумму, потому что какую-то, довольно немалую часть кредита мы всё-таки выплатили. Стало об этом известно примерно месяц назад.
Так как меня последнее время почти весь день не было дома (школа, допы, репетиторы и просто пожить жизнью обычного подростка), то все родительские разборки по этому поводу прошли мимо. В один прекрасный день отец собрался и уехал – мне сказали, что на вахту на три месяца. Мать начала постепенно продавать мебель и бытовую технику, кроме самого необходимого. Теперь я понимаю почему: тащить всё это за собой некуда. А я-то думала: ну мало ли, к ремонту готовится, избавляется от старья, она вообще последнее время была какая-то странная, будто пришибленная. Теперь ясно, что с ней.
На те деньги, которые вернул банк, она решила купить домик в деревне. Ну как деревня… Что-то среднее между деревней и дачным посёлком: довольно близко от города, даже маршрутки ходят круглый год, но коренных жителей становится там всё меньше, а дачников – всё больше. В общем, это вроде как ещё не самый плохой вариант. В городе этих денег хватало только на самую паршивую гостинку. Поэтому она и решила, что лучше в деревню на свежий воздух, чем к алкашам в трущобы на выселках.
– Охренеть! – еле выдохнула я, услышав всё это. У меня сразу как будто дыхание перехватило. Вот говорят, что земля уходит из-под ног, именно это я сейчас и ощущала. – И когда ты узнала, ты решила со мной до последнего об этом не говорить?!
Мать, значит, хочет жить в колхозе. Отец свалил в неизвестном направлении. Мать ещё сказала, что ему спасибо вымолвить нужно за то, что деньги, которые вернул банк, делить не стал: тогда бы вообще неизвестно куда идти пришлось. Да уж, спасибо, молодец, просто смылся. А обо мне хоть кто-нибудь подумал? У меня экзамены на носу! И как мне их теперь сдавать?
Разговор этот был в конце апреля, до экзаменов чуть больше месяца. Ситуация просто супер. Отвал башки. Дно как оно есть. Самое-пресамое днище. Что в данный момент может быть ещё хуже? Не могу вспомнить. Наверное, только умереть. Такая подстава…
– Репетиторов я тоже больше оплачивать не смогу, – виновато произнесла мать. – Несколько занятий ещё оплачено. Да и сколько уж тут осталось…
Да хоть сколько! Тут каждое слово, каждая буковка – всё в кассу, как говорится. Любой часик онлайн. Она сама ведь просила, чтобы я готовилась как следует, вот я и готовлюсь! Я забила на всю свою остальную жизнь, только чтобы «бюджет», чтобы в расходы их не ввергать: «мы не потянем», «не хотелось бы брать ещё один кредит». А вы что сделали?! Как могли так со мной поступить?
– Может, другую специальность выберешь? Ну, такую, на которую точно будет подано меньше заявлений…
Ага, щас. Все экзамены выбраны уже сто лет назад, я не буду сейчас метаться!
– Тогда ты точно поступишь, – мать вытирала сложенной бумажной салфеткой глаза и нос, которые уже были совсем красные. – Прописка у тебя будет деревенская, тебе дадут место в общежитии. Если в доме будет нормально с печью, я на зиму там останусь. Если нет, сниму студию в городе… Пусть не вместе, но всё равно рядом.
Голос у матери был такой… выплаканный, стёртый, словно вся его сила слезами вышла. У меня у самой крик комом застыл в горле. Какого хрена? Как он так мог? Как такое вообще возможно? Почему именно сейчас? Почему всё так неожиданно, и я ощущаю это как что-то очень и очень болезненное?